А. А. Ухтомский с любовью о доминанте любви

Вот здесь, дорогие наши читатели, снова придётся сделать некоторое отступление, неожиданное и для меня самой. Дело в том, что в самый разгар работы над рукописью мне прислали книгу, в которой напечатаны письма А. А. Ухтомского (Пути в незнаемое. М., 1973, с. 371–435). Как же они оказались кстати! Книгу достать трудно, мне хочется цитировать её без конца – потому что лучше Ухтомского просто невозможно сказать. Но 65 страниц, к сожалению, не процитируешь, придётся суть изложить мне самой. Очень прошу вас постараться понять то, что вы прочтёте на следующих страницах, и не пугаться непривычных терминов.

Ухтомский использует в своих размышлениях два понятия: «двойник» и «собеседник»: «…хочется сказать об одной из важнейших перспектив, которые открываются в связи с доминантою. Это проблема двойника и тесно связанная с нею проблема заслуженного собеседника». Подчеркнутые слова выделены самим Ухтомским, он считает: «В зависимости от того, как разрешим мы эту великую проблему, и жизнь ответит нам своим судом; ты ценен и потому живи и побеждай, или ты легковесен и пуст, и потому умри!» Это пишет пятидесятилетний учёный, а не самонадеянный юноша; он знает жизнь и привык отвечать за каждое своё слово. Уже поэтому НАДО понять, какую же великую проблему он имеет в виду.

Под словом «двойник» (заимствовано из малоизвестного произведения Ф. М. Достоевского «Двойник») Ухтомский понимает мировосприятие человека, который видит всё окружающее только через посредство собственного опыта, собственных наработанных доминант. Не реальность отражается в его сознании, а его представление об этой реальности. Этим отличается не какой-нибудь отъявленный эгоист, а каждый из нас – вот в чём беда и причина нашего взаимоНЕпонимания.

«Наши доминанты, наше поведение, – пишет Ухтомский, – стоят между нами и миром, между нашими мыслями и действительностью» (с. 382). А поскольку доминанты являются следствием деятельности, то представление каждого человека о мире и людях находится в прямой зависимости от того, как и чем живёт он сам. «Бесценные вещи и бесценные области реального бытия проходят мимо наших ушей и наших глаз, если не подготовлены уши, чтобы

слышать, и не подготовлены глаза, чтобы видеть, если наши доминанты не направлены на них…» Вот и получается, что «человек видит в мире и людях…

так или иначе самого себя. И в этом, может быть, величайшее его наказание!» Такой человек имеет дело с собственным двойником, даже не подозревая того, что он изолирован от реального мира.

«Освободиться от своего Двойника – вот необыкновенно трудная, но и необходимейшая задача человека!» (с. 384).

Почему это так важно? Да потому, что это единственный путь к пониманию других людей и самого себя. Только через освобождение от Двойника можно «поставить доминанту на живое лицо, в каждом отдельном случае единственное, данное нам в жизни только раз, и никогда не повторимое, никем не заменимое» (с. 385). Вот тогда можно получить Собеседника, а через него обрести собственное лицо. «Двойник умирает, чтобы дать место Собеседнику» (с. 385).

Признаюсь, до меня самой смысл этих рассуждений дошёл не сразу. Мой «двойник» лениво сопротивлялся: «Мной никто не интересуется, а я почему-то обязан «ставить доминанту на каждое лицо»; других забот у меня, что ли, нет?»

читала дальше и постепенно всё больше проникалась чувством, нечасто меня посещающим, – восхищением от понимания Законов, раньше скрытых от меня, а теперь так много мне объяснивших даже в моих материнских заботах. Так хочется, чтобы вы разделили это чувство со мной.

Обратите внимание, Алексей Алексеевич говорит не только о любимом лице, близком человеке, нет! Самое удивительное, что его «установка на другое лицо» касается всех, каждого из встреченных (даже мимоходом) людей. Только тогда человек сможет преодолеть своё «эго», освободиться от самовлюбленного «двойника» в себе, мешающего воспринимать других людей как «Собеседников» по жизни и судьбе. Каждый – уникален! Никакие технологии, тесты, системы и «модели» в подходе к конкретным людям недопустимы, так как убивают «Собеседника», и я поняла, почему меня отвращают любые попытки любых карнеги манипулировать людьми, втиснуть их в «прокрустово ложе» разных схем.

«Беда именно в том, что мы слишком невнимательно, бесконечно тупо проходим мимо людей, которых встречаем на улице во множестве каждый день, не подозревая того, что в них и с ними делается! Собственно говоря, основная наша нравственная болезнь в «нечувствии» друг к другу, в глухоте к тому, чем живёт ближайший сосед и товарищ по жизненному труду» (с. 413). «И ведь это так часто в человеческой жизни, что люди живут как будто общею жизнью,

вместе, но, однажды начав глохнуть друг к другу, глохнут далее всё более и более. Так легко портится человеческая жизнь…» (с. 409). «…Нужно неусыпное

тщательнейшее изо дня в день воспитание в себе драгоценной доминанты безраздельного внимания к другому… пока этого выхода от убийственного Двойника к живому собеседнику нет, нет возможности узнать и понять человека, каков он есть. А без этого выпадает всё самое ценное в жизни! Человек жалуется и стонет, что вокруг него нет смысла бытия, нет людей…

самые лучшие устремления человека вырождаются во зло (самое объективное зло!), наука – в военно-химическую технологию, человеколюбивая доктрина – в эксплуатацию природы и людей, а любовь – в последнее неуважение к человеческому лицу и, фактически, в разврат» (с. 389–390). Какая выстроилась цепочка!

Не верится, что это написано семьдесят лет тому назад. Поневоле подумаешь: способно ли человечество чему-нибудь научиться? Впрочем, зачем о человечестве? Давай о себе: ты-то сама способна внять этому голосу не только учёного рассудка, но и любящего сердца? Ты-то растишь ли в себе эту драгоценную доминанту, о которой ещё в Библии сказано: «Возлюби ближнего своего, как самого себя»?

Наверное, я, как и многие, не знала бы, что это за труд, если бы не… мои дети, а теперь ещё и внуки. Это они побудили меня «поставить доминанту на человеческое лицо», потому что «ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛЮБЯЩАЯ МАТЬ ВСЕГДА РАДУЕТСЯ ВСЕМУ НОВОМУ И НЕОЖИДАННОМУ, ЧТО ОТКРЫВАЕТСЯ В РАСТУЩЕМ РЕБЁНКЕ…» – так пишет Ухтомский о материнстве и продолжает: – Надо суметь распространить этот её талисман на всякое человеческое существование…» (с. 408). Какая же это трудная задача! Я сама сполна испытала то, о чём он пишет дальше: «…с того момента, как человек решится однажды вынести свою установку (свою доминанту) на Собеседника вне и помимо себя, приходит что угодно, но не «покой»: начинается всё растущий труд над собой и ради другого, т.е. всё больший и больший уход от себя в жизнь для ближайшего встречного человека. Награда, и притом ничем не заменимая, в том, что изобилию жизни и дела конца уже нет,

конце уже и не думается…» (с. 391).

теперь, пожалуйста, перечитайте выделенную мною мысль Ухтомского о «материнском талисмане» и вспомните название этой главы: «В мудром одиночестве бодрствуй». Может быть, только так и можно заработать, заслужить этот «талисман понимания и любви» не только к своим детям? Ведь ребёнок ничего не объясняет, его «новое и неожиданное» проявляется столь стремительно, что без мудрой сосредоточенности и постоянного

бодрствующего внимания матери ни понять его, ни почувствовать не удастся…

а значит, не удастся не только матерью стать, но и человеком.