9. «А вспомнят ли обо мне?»

Воспоминания отца

Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил

(2 Тим. 4:7).

…Не напрасно ли я подвизаюсь или подвизался

(Гал. 2:2).

Вспомнят ли обо мне, когда я уйду в мир иной?

Три часа утра — не самое лучшее время для рассуждений на подобные темы. Честно говоря, я обычно стараюсь не думать о серьезных вещах, но на столе лежит программка с ужасной надписью на обложке:

Похоронная церемония Вильям Т. Крабб 1940-1991

Мне трудно писать об этом Билл был еще такой молодой. Мне легче смириться со смертью старого человека, а эта — как нож в сердце, незаживающая рана. Кажется, только вчера я отвозил его в Военно-воздушную академию и с замиранием поджидал напротив серого здания, где абитуриентов подвергали суровому медосмотру, а потом перед белым зданием, где у мальчишек проверяли физическую подготовку, и, наконец, у входа в главный корпус, где объявляли результаты, и мой сын оказался одним из лучших среди сотен поступающих. С какой гордостью мы с Изабеллой рассказывали знакомым, куда поступил учиться наш старшенький! Он оставался одним из лучших и после окончания учебы, когда успешно служил в ВВС. Военные рано выходят на пенсию, но Билл не смог сидеть сложа руки. Он выучился на психолога и начал консультировать пациентов в христианской службе психологической помощи.

Я всегда был высокого мнения о сыне, но никогда не знал, насколько глубокий след оставил он в жизни огромного числа людей. Я понял это лишь тогда, когда его не стало. По нему отслужили две. панихиды — одну в Колорадо, другую в Южной Каролине. На каждой люди рассказывали, как много для них сделал Билл, как хорошо он умел понять собеседника, насколько его помощь оказывалась действенной и реальной. Помимо гражданских, состоялась еще и военная панихида, которую организовали на базе ВВС в Южной Каролине

Все три события состоялись на одной неделе, и мои душевные силы совершенно истощились. Не легче пришлось жене Билла, его детям, брату, матери. Мы все еще не могли поверить, что его нет, а почтовый ящик уже не мог вместить в себя всех писем с соболезнованиями. Читая траурные открытки, мы вновь и вновь переживали смерть любимого человека, который, как оказалось, был дорог не только нам.

Некоторые просто пытались утешить: «Дорогая Фиби, ваш муж взошел в Царствие небесное и пребывает во славе среди пения ангелов…».

Бывшие пациенты рассказывали нам с Изабеллой, каким замечательным специалистом был наш мальчик: «Иисус Христос пришел во плоти, дабы принести людям мир. Билл помогал Спасителю вкладывать мир в страдающие сердца. Мы все будем помнить его дела, потому что они были сотворены совместно с Господом…». «Как отблагодарить Бога за такого человека? Его внимательность и доброта, его открытость и честность коснулись многих людей. Он не стеснялся признаться в своих собственных проблемах, и это располагало к нему. Руками Вашего сына Господь исцелил душевные муки многих из тех, кто уже потерял надежду на перемены. Он был для нас больше, чем психолог. Билл стал нам другом и братом…».

Интересное письмо пришло на адрес Ларри, нашего младшего: «Ваш отец однажды рассказывал, что с возрастом начал ощущать «дыхание небесного ветра». Думаю, теперь, когда Билл там, небесный ветер будет дуть сильнее. Я благодарен Богу за Вашего брата и за все, что он сделал для меня…».

Мы с Изабеллой были потрясены, как много людей выражали свою признательность Биллу как психотерапевту. По соображениям профессиональной этики сын мало рассказывал о работе, и мы сами старались не лезть с расспросами из уважения к врачебной тайне. Однако в те траурные дни завеса секретности упала. Бывшие пациенты со слезами на глазах делились своими трагическими переживаниями, от которых им помог избавиться именно Билл. Одна девушка даже сравнила себя с умершим и погребенным Лазарем, которого вернул к жизни врач, внимательно выслушавший ее и указавший на Христа как на единственную надежную опору в этом мире.

Глядя на вереницу людей, искренне желающих высказать последние слова благодарности моему сыну, я вдруг задался вопросом: «А вспомнят ли обо мне, когда уйду я?». Не знаю, имею ли я право размышлять на эту тему. Не является ли мое беспокойство нарушением ясного указания апостола Павла: «Все делайте во славу Божию» (1 Кор. 10:31)? Не заботит ли меня собственная слава больше славы Господней? Да и к кому обратиться с моим глупым вопросом? Родные и близкие непременно заверят, что мой уход стал бы для них невосполнимой утратой, а к малознакомым людям я сам постесняюсь подойти.

Не хотелось бы покинуть этот мир подобно царю Иораму. «Тридцати двух лет был он, когда воцарился, и восемь лет царствовал в Иерусалиме, и отошел неоплаканный…» (2 Пар. 21:20). Впрочем, оплакать-то меня оплачут, но вот будет ли оставшимся в живых не хватать старика Лоренса, как не хватает им сейчас Билла? Надо ли как-то готовиться к смерти, чтобы оставить о себе добрую память и заручиться десятком-другим благодарных выступающих для своей панихиды?

Может быть, мое беспокойство вызвано эгоистичным желанием стать большей потерей для человечества, чем ушедшие прежде меня? Ведь, действительно, об одних людях вспоминают больше, а о других меньше. Однако посвятить остаток дней спешному созданию доброй памяти о себе было бы величайшей глупостью. Уверен, Билл никогда не задумывался над тем, сколько человек придет на его похороны. Быть может, в этом и заключается секрет жизни, угодной Богу!

С одной стороны, трудиться над созданием доброй памяти о себе — занятие бесперспективное. С другой стороны, жизненный опыт подсказывает мне, что очень важно за свою жизнь построить близкие и доверительные отношения с большим числом людей, и результатом таких отношений обязательно будет то, что после смерти о нас будет кому вспомнить.

Страдание из-за смерти близкого человека — переживание сугубо личное, ибо радость и печаль — чувства, изначально предназначенные для одного. Мне ужасно не хватает ушедших прежде меня мамы, сына, сестры, брата… и папы, хотя его я знал совсем мало. Конечно, я могу поделиться своим горем с другими людьми. Мы с Изабеллой нередко вместе плачем о безвременно погибшем Билле, мы говорим о нем с родными на семейных праздниках. Однако наиболее глубоко я ощущаю невозвратимость потери, когда остаюсь один на один с Богом В те минуты, как никогда, болит сердечная рана, которая закроется, лишь когда я вновь увижу моего милого сыночка в Царствии небесном. И в то же время даже сквозь слезы я благодарю Господа за все те годы, когда Билл жил рядом со мной, за наши откровенные разговоры, за взаимопонимание. Мы были нужны друг другу.

Предыдущие страницы я написал четыре дня назад. Перечитывая их, я вновь ощутил острое желание оставить след на земле. Меня страшит бесславная кончина Иорама, о котором забыли раньше, чем закрылась его гробница. В то же время я не собираюсь разворачивать активные действия по увековечению собственной памяти. Что бы мы ни предпринимали, это должно быть прежде всего во славу Божию и по Его благословению, лишь тогда наши старания принесут пользу окружающим и, как следствие, оставят о нас добрую память.

Как писал апостол Павел, «со страхом и трепетом совершайте свое спасение, потому что Бог производит в вас и хотение и действие по Своему благоволению» (Флп. 2:12-13). Мое желание служить Господу и исполнение этого желания полностью лежат

в руках Всевышнего. Единственное законное стремление в этой жизни — служить Богу, а не оставить след на земле.

Так вспомнят ли обо мне? Конечно, вспомнят, но лишь в той степени, в какой люди могли увидеть во мне образ Христа. Павел был счастлив, что Бог благоволил открыть в нем Сына (Гал. 1:16). Посмотрите, как получается: Бог являет Себя в Сыне, а потом являет Себя в нас — если, конечно, мы позволим Ему творить в нас «и хотение и действие по Своему благоволению». Если человек оказывается тем, через кого Бог открывает миру Сына, и благодаря этому изменяет хотя бы одну жизнь, память о нем непременно остается, даже если это не было его целью. После ухода таких людей — и среди них мой любимый Билл — остается как бы аромат, который, подобно церковным благовониям, напоминает о прошедшем богослужении в течение всей недели. «Дорога в очах Господних смерть святых Его» (Пс. 115:6).

Не так важно, вспомнят ли обо мне. Главное, что Христос уничтожил смерть, принес жизнь непреходящую, даровал вечное блаженство в Царствии небесном, и я знаю об этом! И папа мой знал об этом в час смерти, именно поэтому он смог утешить маму своей незабываемой фразой «Не плачь, Бог с нами…». Может быть, я еще не до конца постиг глубину этой великой истины и не могу так же спокойно ожидать перехода в мир иной, как он. До сих пор мне довелось испытать лишь дуновение ветра из Страны Дальней. Господи, пошли мне новые порывы небесного ветра!

На моих глазах слезы, и Бог утешает меня, напоминая о любимой истории из Священного Писания. Несчастный старик рыдает у постели умирающего сына. «Господи, если можешь, помоги!» — взывает он из последних сил. Господь отвечает ему. «Ежели веруешь, все возможно». Не в силах покривить душой перед лицом смерти, старик вздыхает: «Верую, Господи! помоги моему неверию» (см. Мк. 9). Что это за вера? Почему Бог должен откликаться на молитвы людей, чья вера сводится лишь к «кажется, верю»? И тем не менее Евангелие свидетельствует, что Христос не отвернулся от просящего.

Что ж, я, конечно, хочу оставить о себе добрую память, но еще больше я хочу следовать за Господом, думать Его мыслями, подражать Ему. Христоподобие — высочайший дар, и удостоившийся его обязательно запомнится окружающим на долгие годы.