10. «Лучшее впереди»

Воспоминания отца

Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2:9).

Помню тот день так ясно, как если бы это было вчера. Мне недавно исполнилось восемнадцать, а значит, все происходило в 1930 году. На импровизированной сцене возвышался проповедник с горящими глазами и громким голосом: «Слушайте, друзья мои, и не говорите, что не слышали! Я принял Господа Иисуса как Спасителя моей души 12 января 1910 года, и с тех пор вот уже двадцать лет в сердце моем не шевельнулась и тень сомнения в верности того шага. Я спасен! Я спасен, и это так же достоверно известно, как то, что я сейчас стою перед вами!». Здесь он перешел на крик: «Очнитесь, спящие! Веруйте в Евангелие! Бог сказал, и я поверил — веруйте и вы!».

Внутри меня все встрепенулось. Зажигательная проповедь в сочетании с восторженной реакцией зрителей, послушно отвечающих: «Аминь, Аминь!» или «Слава Богу!» на каждое слово выступающего, оказали на меня магическое действие. Надо сказать, что стоящий на трибуне благовестник был мне давно знаком, и, если честно, никаких симптомов его приобщенности к божественному я не замечал, не считая, конечно, его твердой уверенности в спасении. Он был глубоко убежден, что малейшее сомнение в том, что место в раю для него гарантировано, является тягчайшим и непростительным грехом, и потому как раз лишает этой надежной гарантии. Позже я пришел к выводу, что проповедник просто был слишком упрям, чтобы пользоваться своими мыслительными способностями.

Тогда я был еще юным максималистом, желающим жить без неопределенностей и сомнений. Мне хотелось точно знать, что

после смерти двери в рай гостеприимно откроются передо мной. Мне необходимо было знать, что Бог внимательно следит за мной и моей семьей, готовый прийти на помощь в любую минуту. Короче, я поставил перед собой цель — изгнать из жизни все неясности, и в итоге уверенность в спасении превратилась в гипнотическую зависимость от непрерывно повторяющейся фразы проповедника. Искупительная жертва Христа Спасителя как-то затерялась за его удобными формулировками.

Надо сказать, что мечта об идеальном внутреннем покое еще долго оставалась в моем сердце. Мне так хотелось, чтобы исполнились слова Исайи: «Твердого духом Ты хранишь в совершенном мире; ибо на Тебя уповает он» (Ис. 26:3). Спокойствие, твердая уверенность — чего еще можно желать в жизни! Ах, когда же я достигну этого счастливого состояния?

Теперь мне уже восемьдесят, но я до сих пор. не встретил человека, кто веровал бы столь же непоколебимо, как описывал проповедник. Более того, я понял, что сомнение не является непростительным грехом. Богу известно, что мы — персть (Па 102:14), ведь Он сам сотворил нас из праха земного. Неужели Отца небесного оскорбят вопросы Его детей? Апостол Иаков прямо говорит, что Бог дает всем просто и без упреков (Иак. 1:5). Трудно представить, чтобы, например, мой папа рассердился на мои постоянные «почему?». В пять лет мне казалось, что он — величайший мудрец, все знающий и умеющий, а потому я бежал к нему со всякой ерундой, делясь глупыми детскими страхами и наивными предположениями. Тогда мне и в голову не могло прийти, что папа сам в чем-то не уверен. Тем не менее много лет спустя его старый друг рассказал мне, как они вдвоем сиживали над Библией до поздней ночи, разбирая смысл того или иного стиха. При этом папа не стеснялся признаться в чувствах, неприличных для добропорядочного евангельского христианина: в страхах, сомнениях, тревоге. Как жаль, что мне не довелось поговорить с ним о его и моих вопросах. Мне пришло в голову написать ему письмо.

Дорогой папа!

Давно хотел написать тебе, но все откладывал. Я знаю твой адрес, но передаст ли тебе мое послание Почтальон с пронзенными ладонями, Ему решать… Тебе хорошо там, с Ним, Он любит тебя и защищает от всех страданий, к которым, может относиться и воспоминание о нас.

Давным-давно, когда ты ушел к Богу и оставил нам в наследство пять слов: «Не плачь, Бог с нами..», нас тоже было пять — мама и четверо детей. С тех пор многое изменилось, трое уже встретились с тобой, а Мабелле и мне это еще предстоит. Зато у тебя появились внуки: у Сесиля родился мальчик, у меня — двое (с Биллом ты уже знаком), у Элен — мальчик и у Мабеллы две очаровательные девчонки.

Получается, что у меня как бы две семьи: та, в которой я родился, и та, которая появилась, когда милая Изабелла ответила мне: «Я согласна». Мама рассказывала, что ты, когда представлял ее друзьям, говорил: «Вы ее полюбите. Ведь я уже полюбил». Когда-нибудь я познакомлю тебя с Изабеллой и скажу: «Ты ее полюбишь. Ведь я уже полюбил».

Ах, папа! Я видел тебя глазами пятилетнего малыша и запомнил по-детски. Однако все мои воспоминания — добрые, они учат меня о Том, Кого мы с тобой оба называем «Отче наш», а иногда я в порыве нежности обращаюсь к Нему «Папочка».

Нам довелось прожить вместе совсем немного. Все мы знали, как ты любишь мамочку, твою дорогую Кауру. И нас ты любил, мы никогда не сомневались в этом. Порой ты наказывал нас за ослушание, но потом обязательно, обязательно брал на руки и нежно целовал в макушку. А помнишь, как ты водил нас с Сесилем кататься на паровозе и объяснял, почему колеса движутся и как работает двигатель?

Папа, ты знаешь, что тому пятилетнему крохе Аоренсу уже восемьдесят? Думаешь ли ты вообще о земных годах? Не верится, что тебе было бы уже 106 лет.. Не могу представить седовласым стариком тридцатилетнего красавца, фотография которого стоит у меня на столе. Там ты сидишь в кожаном кресле, а

подле тебя — изящная фигура очаровательной женщины, ее руки покоятся у тебя на плечах, глаза прищурены, на лице играет гордая улыбка, как бы говорящая: «Вот он, мой любимый и единственный1.». Как могло случиться, что по ее щекам побежали морщины, спина ссутулилась, руки потеряли свой нежно-розовый оттенок, а ты остался, как был — румяным и статным, с густыми волосами, гладкой кожей и, наверняка, со здоровыми, крепкими зубами? Интересно, рассказала ли мама тебе о старости.

Впрочем, что это я? Вы сейчас вместе в Царствии небесном, где морщины, и радикулит не имеют никакого значения. Осталось подождать совсем недолго, и мы опять соберемся все вшестером. Я все-таки очень хочу, чтобы произошло восхищение святых, тогда бы наша встреча прошла ярче, мы были бы в обновленных телах, преображенных по образу Христа.

Помнишь, у Китса есть «Ода греческой урне», где он пишет о мечте остаться вечно молодым? Нестареющие люди получились у него холодными, в их радости нет нарастания или угасания, жизнь течет монотонно и отталкивающе спокойно. Совершенно не то, что испытываешь ты, ведь правда? Ты живешь с Господом и знаешь полноту радости от прялюго общения с Ним. Мне еще предстоит это счастье, до меня пока долетали лишь порывы небесного ветра, но они еще сильнее разжигали желание обладать тем, что для тебя уже стало повседневной реальностью.

Папа, я так благодарен тебе за любовь и нежность, которыми ты щедро оделял всех пятерых твоих домочадцев. Мне иногда до боли хочется вновь пережить те счастливые мгновения, когда на лестнице слышался скрип ступенек у тебя под ногами, мама восклицала: «Папа пришел!» — и мы все бежали тебе навстречу… Именно тогда ты дарил нам дуновение небесного ветра, хотя мы не осознавали происходящего у нас на глазах чуда.

Я вновь смотрю на вашу с мамой фотографию в строгой рамочке. Этот драгоценный для меня предмет на самом деле лишь кусочек картона. Когда-нибудь я буду вспоминать о нем, как о скрипе лестничных ступенек — вестнике скорой встречи. И мы вечно будем неразлучны. Твой сын йоренс

Я забыл спросить, думал ли папа о смерти, пока жил в этом мире. Что ж, теперь поздно, письмо запечатано и отослано.

А вообще, вряд ли мы будем говорить о смерти, когда увидимся. Может бьггь, мы с улыбкой вспомним о тех земных годах, когда реальность виделась как бы через завесу или матовое стекло, не то что в Царствии Божием, где мы общаемся с Господом лицом к лицу и разговариваем с Ним так же легко, как друг с другом Наши беседы со Христом не будут подобны той, которую вели с «Незнакомцем» два ученика по дороге в Еммаус. Страшно подумать: они догадались, Кто говорил с ними, лишь когда Он ушел прочь. Нет, у нас все будет по-другому. Папа с мамой, мы с Биллом и наши сестры соберемся на урок по Библии, а учить нас будет ее Автор!

Чувствую, что мысли о папе уводят меня в мир грез… И все же мое воображение опирается на истину, а не на поток фантазии. Быть может, встающие перед глазами идиллические картины — не что иное, как полоса света, видимая через приоткрытые врата рая? Между створками мелькают образы, которых не видели очи, доносятся голоса, которых не слышали уши, и на сердце приходит предчувствие того, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2:9). Однако видение быстро бледнеет и исчезает, ведь мы окружены привычными нам предметами этого мира. Многое на земле кажется нам весьма привлекательным, пока мечты о примитивных удовольствиях не оборачиваются трагедией. Правда, и тогда мы с нелепым рвением продолжаем попытки наполнить водой разбитые водоемы (Иер. 2:13). Когда мы чему-нибудь научимся?

Смерть вдохновляла на печальные размышления философов, психологов, богословов и поэтов всех времен. С горьким пессимизмом Вильям Шекспир писал в «Макбете»:

Жизнь — этотолько тень, комедиант, Паясничавший полчаса на сцене И тут же позабытый; это повесть, Которую пересказал дурак;

В ней много слов и страсти, нет лишь смысла.

(Акт V, сцена 5. Перевод Ю. Корнеева)

Однако все эти рассуждения — не более чем способ избежать страшных мыслей о неотвратимости конца.

Христиане же говорят о смерти бодро, порой даже с показной радостью. Мы с наслаждением смакуем слова апостола Павла о мгновенном переходе отсюда — туда, а также другие священные стихи на эту тему. В то же время Бог великодушно делает скидку на слабости человеческой натуры и не скрывает того факта, что смерть — враг рода людского: «Последний же враг истребится — смерть» (1 Кор. 15:26), хотя, как мы видим, обнадеживает нас обещанием уничтожить ее.

Некоторым верующим (например, мученику Стефану) даруется счастье увидеть небеса отверстые еще до своей кончины, но я тщетно вглядываюсь в вышину и не уверен, что хотя бы в последний час глаза мои узрят сокровенное В книге Буньяна «Странствие пилигрима» христианин встретил надвигающуюся смерть словами: «Я погружаюсь в глубокие воды, волны объяли меня, мне не увидеть берега». Будет ли и моя кончина столь же грустной и бесцветной, или же меня ждет участь оптимиста, спутника пилигрима, который с восторгом восклицал: «Я вижу врата рая и привратников, простирающих руки нам навстречу!». Как знают читавшие эту книгу, оба путешественника благополучно добрались до цели и каждого из них встретили радушные слова: «Войди в радость Господина твоего»… однако до чего же разными оказались их последние минуты! Соединившись с Воином, победившим смерть, оба они обрели вечную жизнь, но одному смерть показалась тенью, а другому — последним врагом

Не знаю, как поведу себя в часы прощания с этим миром, но с уверенностью могу свидетельствовать о дуновении небесного ветра, об аромате благовоний с небесного алтаря, о неодолимом желании войти в присутствие Божие. Восемьдесят лет — тяжелый груз, но, утомившись от этой ноши, я нахожу утешение не в строках модного поэта Александра Поупа, писавшего: «Косу оставь, о страшный гость, / Дай мне дожить до первых звезд!», а в псалмах: «В Твоей руке дни мои… Как много у Тебя благ…» (Па 30:16 и 20). Пока мы довольствуемся лишь предчувствиями, но однажды им суждено стать реальностью.

Наступит день, когда я смогу наслаждаться пением ангельского хора, идеальной гармонией восстановленных отношений человека с Богом и себе подобными. Пророк Неемия рассказывает, что в праздничный день освящения храма «пели певцы громко; главным у них был Израхия». Имя Израхия переводится с древнееврейского как «Иегова сияет». Не следует ли отсюда, что Сам Господь, сияя во всей полноте Своей славы, будет дирижировать бесчисленными святыми? Даже один кающийся грешник достоин ликования ангелов, что же за грандиозный праздник развернется на небесах, когда все искупленные взойдут в Царствие Божие! И мы все вечно пребудем с Господом.