2. «Это наш последний пятачок, Лоренс. Не потеряй»

Воспоминания отца

Все же верующие были вместе и имели все общее

(Деян. 2:44).

Наступил теплый сентябрь 1918 года. Прошел уже год с тех пор, как папы не стало. Мы все еще жили в Немецком городке в Филадельфии. Кухня совсем не изменилась: тот же большой деревянный стол с шестью стульями, те же часы, которые папа сам сделал. Вот только время на часах уже не имело смысла. Незачем было ждать той заветной минуты, когда две изящные стрелки разобьют циферблат ровно пополам — все равно не заскрипят ступеньки, не откроется дверь, не войдет… никто не войдет.

Все как раньше. И все по-другому.

Однажды мы с мамой сидели вдвоем. Она вдруг вспомнила, что в доме нет хлеба, и послала меня в булочную за углом. Вложив мне в ладошку потертую монетку, мама строго сказала: «Это наш последний пятачок, Лоренс Не потеряй». А надо отметить, что нам тогда приходилось, правда, очень трудно. И это, действительно, были последние деньги. Но когда мама про это сказала, ударение она поставила не на «последний», а на «наш». Это наш последний пятачок. Папин и мамин, и мой, и Сесиля, и Элен, и Мабел- лы. Единство нашей семьи не исчезло со смертью папы.

Еще год спустя, когда мне исполнилось семь, а Сесилю девять, мы с ним устроились на работу в овощную лавку «Мамуля и Папуля». Это было задолго до принятия законов о защите прав ребенка, так что после школы мы прямиком бежали перебирать фрукты и овощи, а в конце дня получали честно заработанное жалование, нередко теми же овощами и фруктами, и все относили маме. Нам даже не приходило в голову съесть по дороге какое- нибудь яблочко или морковку. В те дни, когда в овощной лавке не было работы, мы с братом ходили по домам, предлагая сделанные маминой подругой веники. Иногда за день удавалось заработать целый доллар. Все деньги без остатка мы отдавали маме, чувствуя себя кормильцами семьи.

Чтобы иметь какой-то постоянный источник дохода, мама сдавала третий этаж внаем. Там было две комнаты, где раньше спали мы с Сесилем и Элен. Теперь там жила вдова с двумя дочерьми- подростками. У них стояла печка-керосинка, но готовить на ней было нельзя, поэтому кухня, как, впрочем, и ванная были общими. Приходилось договариваться о времени обедов и ужинов, чтобы не мешать друг другу, а как нам удавалось всем восьмерым купаться именно в субботу вечером (эту традицию поменять никому не пришло в голову), одному Богу известно.

Мама всегда казалась всем довольной. «Дети, видите, как Бог нас любит. Что бы мы делали, если бы госпожа N не согласилась поселиться у нас? И ведь она нашла нас сама почти сразу после того, как мы остались одни, без средств..» При этом она часто вспоминала Псалом 67:6: «Отец сирот и судия вдов Бог во святом Своем жилище». До сих пор отчетливо помню ее маленькую Библию в кожаной обложке и худенький пальчик, бегущий по строкам: «Смотрите, дети, Бог Сам так сказал».

Мама учила нас молиться, причем находила время для каждого отдельно. Каждый вечер перед сном мы с ней вдвоем становились на колени, и я обращался к Богу: «Отче наш! Ты забрал папу к Себе и обетовал заботиться о маме, брате, сестричках и обо мне. Прости, если я что сказал и сделал плохо и тем оскорбил святое Имя Твое. Исповедаюсь в вине своей и хочу всегда улыбаться тебе, Всевышний Боже. Аминь».

Тетя Лилия, мамина сестра, помогала нам как могла. Тогда это, порой, проходило незаметно для меня, потому что она старалась не привлекать внимания к своим добрым делам. Работая гувернанткой, тетя учила детей читать и писать. Видимо, получалось у нее очень хорошо, потому что услуги ее были нарасхват, и она давала уроки отпрыскам сразу нескольких богатых семей. Как-то мы с Элен зашли к тете Лилии, когда она занималась с восьмилетним

мальчиком и шестилетней девочкой из одного такого дома. Увиденная роскошь потрясла нас Комнаты были завалены игрушками. По полу ездил настоящий паровоз с вагончиками, солдатики в форме английской и французской армий выстроились перед сражением. Фарфоровые куколки в кружевных платьях пили чай из изящных чашечек, а их бархатные одеяния соперничали с нарядами хозяйских детей, чьи платья были сшиты у лучшей портнихи города. У братца был живой пони, на котором он нам, конечно, не разрешил покататься. Сестрица тут же похвасталась, что, когда ей исполнится восемь, ей тоже купят лошадку, и она тоже никому не будет давать кататься. Что должны были чувствовать два малыша с заплатками на коленках? Конечно, мы умирали от зависти.

В шесть часов мы должны были уходить, но тетя Лилия попросила минутку подождать. «Моим ребятишкам надо повидать родителей», — сказала она. Слово «моим» в отношении каких-то чужих детей кольнуло наше самолюбие, но еще больше поразило нас другое. Мы с Элен недоумевали над фразой «повидать родителей». Что это за странное мероприятие? Какой-то особенный визит? Что происходит, во время такого посещения? Мы не осмелились спросить тетю, но она догадалась по выражению наших лиц и позже объяснила. «Видите ли, их дом устроен совсем не так, как ваш. Он разделен на две части, почти как два дома. Одна половина — детская, а в другой живут их отец с матерью. Родители, конечно, любят своих детей, но у них масса дел, а потому времени общаться немного. Но я вожу детей к ним почти каждый вечер, и им очень весело вместе».

Вот это да! Им весело вместе! Они видятся почти каждый вечер!

Даже в том возрасте мы с сестрой сразу заметили разницу. Мы обожали вечер, потому что мама нежно укладывала нас в постель, рассказывала сказки или читала Диккенса, любимого писателя папы. Мы обсуждали события прошедшего дня, демонстрировали приобретенные ссадины и царапины, спорили. Потом наступало время молитвы, которое мама никогда не позволяла пропустить. Разговор с Богом завершал наш день.

В старости тетя Лилия стала плохо видеть, до такой степени, что ей пришлось поселиться в приют для слепых на западе Филадельфии. Как-то рабочие чинили лестницу на третьем этаже, прямо напротив комнаты тети. Вечером они забыли привинтить на место перила, тетя Лилия вышла из комнаты, попыталась привычно опереться и упала в пролет. Приехавшая «скорая» ничем не смогла помочь: то была мгновенная смерть. Фельдшер, качая головой, произнес «Такая маленькая, худенькая». Местная газетенка, из тех, что любят собирать сплетни и слухи, сообщила: «НЕСЧАСТНАЯ СТАРУШКА ПРЫГНУЛА С ТРЕТЬЕГО ЭТАЖА». Какая глупость! Она не прыгнула, она упала

Помню, как я думал тогда «Фельдшер подобрал тело тети Лилии, но сама она уже не здесь. Она уже вновь обрела зрение и смотрит сейчас на великого Творца вселенной». Я знал, что тетя, на самом деле, в лучшем мире. Последние слова отца и искренняя набожность матери принесли свои плоды: я верил, что существует рай.

Я пишу эти строки в четыре часа утра Меня почему-то разбудили слова «райский восторг», как если бы кто-то прокричал их мне в самое ухо. Под одеялом было тепло и уютно, не хотелось вылазить в прохладу ночного дома Я лежал, уставившись в потолок, и думал, что могли означать слова «райский восторг».

Потом я провалился в приятную дрему и вновь стал двенадцатилетним мальчиком. На дворе стоит рождественское утро, мы все собрались в доме на улице Байнтон, 4966, и это наш дом, потому что в 1924 году тетя Лилия помогла нам его купить. У нас есть великолепная гостиная, где сейчас горит огнями нарядная елка, а под ней — о, чудо! — лежит великолепный футбольный мяч. Конечно, современным подросткам, избалованным шикарными кожаными мячами, сшитыми по олимпийским стандартам и украшенными эмблемами знаменитых фирм, моя радость показалась бы смешной. Под моей елкой был даже не мяч, а набор типа «Сделай сам», куда входили оболочка из кожезаменителя, надувная камера, игла, шнурок и ручной насос Однако до сих пор я довольствовался узлом из обрезков ткани, туго связанных маминой рукой, а теперь, теперь меня ждало настоящее спортивное счастье.

Пожирая глазами свою мечту, я ни разу не вспомнил о маме, которая встала рано утром, украсила елку (накануне в полночь мы с братом получили ее в елочном магазине совершенно бесплатно, благодаря строгому предписанию городских властей закончить торговлю к 24:00 и убрать непроданный товар с улиц). Мама приготовила подарки для каждого из нас, отказав себе очень во многом Слова «Райский восторр> были написаны на упаковке моего подарка. Такое название кажется несколько высокопарным для футбольного мяча, но в те времена фирмы любили награждать замысловатыми именами самые простые предметы. Теперь же, спустя полвека, я думаю не о своей радости, а о маминой. Ее глаза сияли, она испытывала настоящий райский восторг от того, что праздник у ее детей получился просто замечательный.

Думаю, райский восторг — то чувство, которое Господь испытывает, предвкушая день нашей с Ним встречи. Пусть на пути туда нам приходится пережить «последний пятачок», но в конце концов нас ждет настоящий «футбольный мяч», начало Его великого преобразования: «Вот, творю все новое» (Откр. 21:5). Всегда приятно помечтать онашем славном будущем.. Еще я думаю, что именно райский восторг Господа Бога описан в Притчах 8:31: «Радость Моя была с сынами человеческими».