5. Единение — основа жизни

Однажды во время конференции ко мне подошел Чак и сказал:

— Лэрри, ребята предлагают завтра утром сходить куда-нибудь позавтракать вместе. Как ты на это смотришь?

Я, словно доверчивый ребенок, не усмотрел в этом предложении ничего иного, кроме того, что друзья соскучились по моему обществу. А яичница и блинчики только прибавят к нашей встрече приятных ощущений. На следующее утро мы загрузились вшестером в одну машину и со смехом, шутками и добродушными розыгрышами добрались до места. В ресторане все посерьезнели. Когда нам подали еду, слово взял Чак. Я питаю к Чаку искреннее уважение: он очень деликатный человек и постоянно печется о моем благе.

— Лэрри, мы тут с ребятами размышляли о наших отношениях с тобой, о том, что за дружба у нас получается. Вышло, что мы говорили о тебе за твоей спиной. Мы решили, что лучше сказать тебе все прямо.

Внутри у меня все напряглось — мне захотелось сказать, что не стоит посвящать меня в детали их размышлений. Я чувствовал, что мне предстоит услышать вовсе не комплименты. Но в глубине души я доверял своим друзьям — я знал, что они любят меня. Я подумал, что в словах друзей отразятся их представления обо мне, о том, каким человеком я могу стать. И решился выслушать все, что они мне скажут.

Я слушал их полтора часа. Суть беседы можно передать в нескольких предложениях: «Ты отдаешь нам в большей степени свою голову, а не сердце. Когда мы делимся с тобой чем-то личным, ты тут же включаешься в работу. Ты даешь отличные советы, глубоко понимаешь наши проблемы, но нам-то нужно от тебя совсем другое. Мы знаем, что сердце у тебя есть. Так вот: его участие необходимо нам больше, чем все твои самые мудрые слова».

Библия говорит: «Искренни укоризны от любящего» (Притч 27:6). Я взвесил все услышанное. Мне стало очевидно, что я всегда изо всех сил старался поворачиваться к друзьям своими сильными, с моей точки зрения, сторонами. Я вдруг четко осознал, как я боюсь просто «быть» в присутствии других людей. Во мне самом — нет силы. Силу мне придает моя подготовка, одаренность или опыт. Кроме того, если кто-то не признает мой ум, то я всегда могу чему-то подучиться, что-то почитать или еще больше думать. А если отвергнут меня самого, то деваться мне будет некуда.

Вскоре после этого знаменательного разговора один мой знакомый пытался покончить жизнь самоубийством. Он выжил чудом. Меня попросили помочь ему. Больше полугода я занимался с ним терапией. Я до сих пор помню очередную, кажется десятую, встречу, когда меня вдруг осенило — я смог совершенно по-новому увидеть обстоятельства, вызывающие у него столько боли. Я помню, как он изумился:

— Как вы это все разгадали?

Я только скромно пожал плечами:

— Надеюсь, что это вам поможет.

Во время нашей с ним работы произошел интересный случай. Это было весной, где-то в середине курса психотерапии. Я проезжал мимо университета и вдруг заметил своего депрессивного пациента — он сидел на травке вместе с другом. Оба хохотали. Почему-то мне очень захотелось присоединиться к ним. Сразу же в голове промелькнули тысячи доводов, почему этого делать не стоит — и дел много, и неловко, да и вообще близкое общение с клиентом не приветствуется. И тут же я вспомнил слова своих друзей за памятным мне завтраком. Так может быть, я просто боюсь быть самим собой? Могу ли я снять маску ученого доктора Крабба, отложить в сторону весь свой профессионализм и просто поболтать с людьми?

С этой мыслью я остановил машину и направился к приятелям. Они сидели ко мне спиной и заметили меня, только когда я подошел совсем близко. Я кивнул обоим и спросил своего клиента:

— Как дела?

Представьте себя на его месте. Вы проходите терапию по поводу депрессии после попытки самоубийства. И вдруг вы встречаетесь с вашим психотерапевтом в неформальной обстановке, и он спрашивает, как дела.

Мой клиент тут же принял серьезный вид. Он прокашлялся и солидно сказал:

— Ну, может быть, чуть лучше. Хотя меня по-прежнему беспокоит…

Я не очень вежливо перебил его:

— Я вас не спрашиваю про ваши внутренние дела, я просто задаю широко распространенный вопрос.

Он спросил:

— Ожидается что-то вроде «спасибо, хорошо»?

— Совершенно верно!

— Ну, тогда — спасибо, нормально. Хотите посидеть с нами?

— С удовольствием, у меня как раз есть немного времени.

В ближайшие полчаса я не произнес ни одной умной фразы. Я просто наслаждался общением.

Три года спустя я снова встретился с этим парнем. Я оказался в городе, в котором он жил, и мы решили вместе выпить кофе. У него все шло хорошо. В разговоре он поблагодарил меня за серьезное участие в его жизни. Я спросил, что в наших отношениях помогло ему больше всего. Он ответил не раздумывая.

— Помните, мы сидели на траве и болтали? Эти полчаса и были самыми важными, — и он тепло улыбнулся.

— Как, неужели ты не помнишь моего инсайта, который изменил весь ход терапии? Десятую нашу встречу?

— Нет, не помню. А что там случилось?

Я знаю, что лечение, которое мы провели, имело большое значение. Но я также знаю, что время, когда говорило мое сердце, а не голова, было временем наиболее мощного воздействия на этого человека. Возможно, сердечное общение помогало ему доверять другим моим словам. А может быть, то время на лужайке само по себе стало наиболее значимым для исцеления.

Я хочу предложить новую основу оказания помощи людям. Для консультантов — это возможность перестроить всю малоэффективную работу. Для родителей и супругов — успешно заняться укреплением семей. В церквях предлагаемый мной подход может стать фундаментом всей приходской жизни.

Слишком долго верх брали морализаторские подходы, в основе которых лежат советы и должные наставления. Получается, что когда человек делится своими проблемами, то главная задача слушателя — понять, что собеседнику нужно делать. Люди, которые придают большое значение психологическим процессам, во главу угла ставят инсайт и глубокое понимание того, что происходит во внутреннем мире человека. При таком подходе миссия оказания помощи людям ложится на плечи специалистов, обладающих достаточной подготовкой.

Рядовые верующие считают, что основа помощи ближнему — это доброе отношение, тепло, слова ободрения и поддержки. Когда это не помогает, то они обычно направляют проблемного человека за помощью к пастору или консультанту.

Никто не спорит, что людям необходимы и советы, и глубокое понимание, и дружеское участие. Но все это не может служить основой отношения к страдающему человеку. Я считаю, что краеугольным камнем всех усилий по изменению жизни другого человека способно стать только единение сердец. Напомню, что под единением я понимаю таинственный процесс, который происходит между двумя людьми, когда Христова жизнь изливается из наполненного сердца в опустошенное и своей силой пробуждает жажду возрождения в самых бесплодных пустынях гибнущей души.

Я хочу продолжить свои размышления о том, что же такое единение, и почему именно оно составляет основу отношений, которые меняют жизнь.

Если общность, возникающая между людьми, является основой для исцеления души, то логично предположить, что отсутствие подобной связи приводит к возникновению проблем, которые требуют исцеления. Психологический подход видит причины проблем в различных внутренних процессах, действие которых люди часто не осознают. Эти процессы исследуют, объясняют и предлагают определенную терапию.

А если все-таки наши проблемы больше связаны с духовной и душевной нищетой, с угасанием Духа в нашей жизни? Греческое слово, которое чаще всего используется для описания действия Духа Святого — это бипаппз, сила. Оно означает не только движущую силу, но и описывает состояние всего, что живо и действенно. Если Дух Святой пребывает в нас и действует в нашей жизни, то Он соединяет нас с Богом. Его деятельность всеобъемлюща: Он дает нам осознать нашу нужду в Спасителе, Он приближает нас ко Христу, Он свидетельствует, что мы — дети Божьи, и дает нам понимание Божьего Слова. Дух Святой сопровождает нас повсюду: утешает, когда нас обижают, укрепляет и вдохновляет на служение, к которому мы призваны. И Он же дает нам власть в отношениях с людьми действовать силой Христовой.

Ничего не может быть хуже, чем отсутствие или угасание Духа Божия, утраты Его связующей и движущей силы. Христиане давно осознали, что самая главная проблема человечества — это разделение. Мы отделены от Бога — значит, мы подлежим осуждению, суду по закону. Мы разделены с самими собой — следовательно, не способны принять правду о себе, будь это тяжесть греха или глубина боли. Мы живем в отчуждении от своих собратьев — и тогда мы неизбежно хотим только получать, а не давать другим.

Вот какое разделение я имею в виду, когда говорю об отчужденном состоянии души. Если отойти от богословия, то отчужденность души — это такое ее состояние, такой способ существования, когда самая глубинная и трепетная часть нашего существа закрыта ото всех. Она не испытывает живого соприкосновения ни с чьей другой душой, и потому никто не знает нас по-настоящему. А это означает, что нам недоступна ни радость взаимного доверия, ни счастье любить или быть любимым.

Такие «потерянные» люди часто и не ощущают оглушающую пустоту своей души, жаждущей наполнения. Менее значительные желания и стремления они принимают за жизненно важные, и потому испытывают неодолимую тягу к популярности, власти, влиятельности и успеху. Они довольствуются вроде бы насыщенными, но по сути своей поверхностными отношениями. Такие души, отрезанные от истинной жизни, существуют во множестве, не осознавая той силы, что дана им Богом. Если этой силе предоставить свободу, то она способна преображать жизнь вокруг.

Свою силу эти люди видят совсем в иных «достоинствах», а когда появляется возможность открыть сердце — отступают, так как не понимают, зачем это нужно и что оттуда можно почерпнуть.

У меня есть друг, который щедро наделен и умом, и проницательностью, и к тому же состоятелен. Ему потребовался не один год, чтобы понять, что его сила не в этом. Он долго и совершенно искренне не понимал, что обладает более дорогим сокровищем — своей внутренней жизнью, которая способна намного сильнее затронуть жизнь других людей, чем все его «внешние» достояния. Как и многие из нас, он боялся предстать перед людьми таким, как есть, не вооружившись тем, что считал своей силой. И пока он пытался строить отношения, опираясь только на свои внешние, преходящие достоинства — он оставался одинок. Он не мог найти близкого человека.

Если внимательно посмотреть, что же на самом деле скрывается за так называемыми психологическими расстройствами (то есть нарушениями, не имеющими органических причин), то мы обнаружим души, которые живут в отчуждении от источников жизни. Они пытаются жить, опираясь только на свои силы, и в результате остаются одинокими и обособленными, как пустынные острова в океане. Можно попытаться помочь этим людям, открывая им, какие нездоровые установки прочно обосновались в их психике, и предложить другие подходы к жизни. Но это уведет их в сторону от корня проблем — отчужденного состояния души. Можно посоветовать им жить согласно библейским принципам. Но если не дополнить эти наставления глубокими отношениями, затрагивающими сердце, то это приведет страждущие души лишь к горькому разочарованию. Если мы, стараясь изобличить глубинные проявления идолопоклонства и эгоизма и надеясь на покаяние человека, не даем ему ощутить подлинного единения с нашими сердцами, то рискуем превратить обличение и покаяние в формальные, механические процессы. Эти процессы не затронут самой души человека, и покаяние в лучшем случае приведет к иллюзии роста и к самодовольной праведности.

Глубинное единение сердец не только является необходимым условием преобразующих отношений — оно является их основой. А ведь таких отношений мы жаждем больше всего, нам их больше всего не хватает, и больше всего мы боимся никогда не познать их.

Самая сильная потребность нашего сердца — находиться рядом с человеком, который всегда скажет нам: «Ты — моя радость». Такой человек счастлив дать нам все, в чем мы нуждаемся. Он ценит нас очень высоко, потому что ожидает: мы будем щедро делиться полученным благом. И это ожидание основано на его твердой уверенности — нам есть, чем делиться, ведь он сам щедро наделил нас. Желание глубоких взаимопроникающих отношений определяет, в какой степени мы являемся людьми, насколько исполняем свое предназначение — стремиться к совершенству, все полнее выявляя в себе образ Божий.

Такие отношения жизненно необходимы всем людям, независимо от того, верующие они или нет. Но как часто именно у христиан эта витальная потребность похоронена под обязательствами исполнять закон! Поэтому нередко получается так, что неверующие люди отвечают на запросы своей души более искренне и с большей готовностью, чем христиане.

Но атеисты сильно ошибаются, утверждая, что единение, о котором так тоскует любая душа, достигается при безусловном принятии. Подавляющее большинство светских психологов считают, что единение наступает, если мы просто принимаем человека в любом состоянии, со всеми его проблемами, и глубоко ему сопереживаем.

Впервые эту теорию предложил выдающийся американский психолог Карл Роджерс. Роджерс прав, полагая, что для успешного общения необходимо безусловное принятие. Однако он грубо ошибается, не обращая никакого внимания на покаяние и прощение: вместо прощения ученый предлагает нам понимание. Роджерс считает, что прощение людям не нужно — в человеческой природе нет ничего ужасного и греховного. Согласно его взглядам, все наши проблемы проистекают из отчужденного состояния души, но причина этого отчуждения не в отпадении от Бога, а в неблагополучном психологическом развитии. Зачем усложнять картину, вводя в нее концепцию искупления и прощения? Единственное, что нужно для исцеления души, — это безусловное одобрение.

Такой позиции придерживаются многие светские школы. Но вот парадокс: понимая, что они заблуждаются, я, тем не менее, всей душой тянусь к тому сообществу, которое предлагает нам Роджерс. В этом сообществе царит принятие, а не осуждение. В нем, несмотря на самый отталкивающий негатив, который вскрывается в людях, мы продолжаем взывать к добру и красоте, которые есть в их душах. И мне порой так хочется разделить большую часть взглядов Роджерса и донести их до священников!

Мое сердце тоскует по единению, которое столь редко встречается в церкви, и на которое сам я едва ли способен! В моей душе давно живет заветное желание. Я хочу, чтобы люди больше слушали друг друга, а не стремились давать советы; чтобы они чаще обнимали друг друга, а не приставали с расспросами; чтобы они с готовностью дарили свою любовь и тепло — чего бы им это ни стоило.

Для Роджерса идея искупления не имеет смысла. С его точки зрения, не существует греха, который нуждается в прощении. Христиане убеждены, что без искупления не может быть прощения, а без прощения невозможно достичь единения, подлинной общности. Не принадлежащий же общности человек навсегда оказывается выброшенным в одиночество ада, во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубовный (Мф 8:12). Обрисовав эту мрачную перспективу, любой христианин тут же добавит, что искупление уже свершилось, значит — есть и прощение! Прощение дарует нам возможность единения, а где единение — там и братство верных. Братство, которому предстоит навсегда войти в Тело Христово, в блаженство Царствия Небесного и во веки веков пребывать там в совершенном единении с Богом. Именно в единении, общности, братстве, скрепленном сердечными связями, — суть всего Божьего замысла.

Но нам не надо дожидаться конца времен. Продвинуться в созидании такого братства мы можем уже сейчас. Я уже сегодня могу воспользоваться возможностью воссоединения с Богом. Если Его Дух исполняет меня жизнью, то другие люди перестают быть угрозой моему существованию. Они могут отвергнуть меня, причинить мне боль и страдание, но он не в состоянии разрушить мою бессмертную душу. И мне уже не нужно их бояться. Мне не нужно строить отношения, основанные на страхе.

Зачем мне держать оборону? Я действительно могу принять вас так, как Бог во имя Христа принимает меня. Когда меня обижают, то я способен найти в себе силу простить обиду — ведь эта сила заложена во мне. Возможно, я не сразу ее обнаружу — но я уверен, что она там есть. Всепрощающий Бог вложил в меня то же самое желание прощать, которое движет Им Самим. И я могу делиться с другими тем, что было дано мне.

В трудный период наших отношений с Кепом я сказал сыну, что он может ранить меня так, как никто другой, но он не может разрушить меня. Поэтому я всегда буду любить его всем сердцем, даже когда мне покажется, что ради собственного благополучия нужно эту любовь притушить.

Всякий раз, когда мы отдаем другому человеку хотя бы самую малую частицу той жизни, которую излил в нас Бог, — происходит чудесное взаимодействие. Начинается воссоединение — потерянная душа откликается на зов и открывает в себе источники жизни, которыми она обладала всегда, но источники эти не питали ее.

Представьте — другой человек видит вас без прикрас и не ужасается, а радуется. Он не теряет веры, что вы станете ответственным человеком, способным не только брать, но и отдавать. Он видит васдостойным полного и безусловного принятия. Это придает вам мужества и укрепляет надежду — и вы с новой силой устремляетесь вперед. Вы начинаете жить не только для того, чтобы самому познать более глубокое единение, но и предложить его ближним.

Но неужели рядовые прихожане, неискушенные в теории и практике консультирования, и вправду способны мощно воздействовать на жизнь окружающих? Неужели подлинно евангельские братства — в семье, в кругу друзей и в церкви, — где каждая душа получает необходимую ей заботу, могут стать реальностью? Правда ли, что мы обладаем силой, которая способна вывести нелюдимых подростков из скорлупы одиночества к радости ответственной жизни? Силой, которая поможет нашим братьям и сестрам устоять в искушении, когда они уже готовы сдаться? И способна ли эта сила вдохнуть надежду в одинокие и разочарованные сердца?

Вот десятилетняя девочка, страдающая от чрезмерной полноты. Мальчишки в школе наперебой обзывают ее и насмехаются над ее весом. Могут ли родители принести в жизнь девочки надежду и изменения? Если это так, то почему все их усилия поддержать дочку оказываются столь бесплодными?

Недавно меня попросили поговорить с молодой женщиной. Две недели назад она, подавая машину назад, случайно задавила насмерть свою полуторагодовалую дочь. Как найти слова и где взять силы, чтобы зажечь хотя бы крошечный огонек исцеления во мраке отчаяния, охватившего душу матери?

А как быть бабушке с дедушкой, когда они видят, что их зять тиранит своих детей? Нужно ли им выступить в защиту внучат? Как об этом говорить? С осторожностью, в форме советов, или же прямо, называя вещи своими именами? А если любые слова будут восприняты как вмешательство в чужие дела, и это только повредит внукам? Может быть, лучше ничего не говорить, а только отчаянно молиться? Или предложить, чтобы дети большую часть года жили у них?

И вот встревоженные люди — матери, которых гложет вина перед детьми, обеспокоенные бабушки и многие, многие другие — ищут помощи у священника, консультанта или у друзей. Что следует делать тем, к кому обратились за помощью? Конечно, всегда будет уместно внимательно выслушать собеседника, с пониманием откликнуться на его слова и предложить искреннюю молитвенную поддержку. Но этого явно недостаточно. Это все равно что проявить заботу о голодном человеке, лишь продемонстрировав ему кулинарную книгу и не дав настоящей еды.

Те, кто критически относится к консультированию, любят повторять, что большинству людей нужно, чтобы их просто выслушали.

В этом есть доля правды. Но родителям, которые не знают, как помочь своей чрезмерно толстой дочке, вряд ли требуется одно лишь эмпатическое слушание или только молитвенная поддержка. Их волнует, как быть, чтобы живительной силой коснуться раненой души своего ребенка? В беседе с этими людьми будет явно недостаточно выслушать их, а потом ободрить и уверить в том, что они достойные и хорошие родители. Не ответят на их запрос и библейские наставления.

Я бы не стал увлекаться анализом, как сами родители воспринимают внешность дочери. Что они испытывают — равнодушие, разочарование или отвращение? Каким образом они неосознанно отвергают, отрицают внешность дочери? Выискивать разрушительные установки в родительском отношении — занятие чрезвычайно опасное. Неважно, делается ли это в надежде исправить негативное влияние, выявив его подсознательные причины, или же с целью побудить родителей к покаянию, вскрыв их греховные побуждения. При таком анализе вся помощь нередко становится попытками достичь благих целей чисто человеческими усилиями, хотя и на глубоком психологическом уровне (Гал 3:1-3).

Я согласен, что когда мы помогаем человеку, то очень важно исследовать факты, которые он отрицает, а так же его внутренние побуждения с точки зрения библейских истин. Но если центром наших усилий становятся исключительно библейские наставления, то мы занимаем позицию морализаторов. Вся наша сила превращается в давление. С другой стороны, если нашу помощь мы сводим к одному лишь психологическому анализу схем отрицания, то мы разделяем точку зрения современного общества, которое склонно видеть ключ к решению всех проблем в повышении самооценки.

Я предлагаю строить отношения, которые несут помощь и исцеление, на принципиально ином основании. Хорошие друзья надеются, что тепло и поддержка способны принести исцеление душе. А я считаю, что человеку нужно нечто более глубокое, чем ободрение и принятие. Морализаторы во главу угла ставят послушание. А мне кажется, что важнее сердце, стремящееся к послушанию. Психотерапевты слишком часто поглощены поисками патологии личности — они относятся к человеческой душе точно так же, как обычные терапевты к телу — ищут причину заболевания и пытаются устранить ее. Я советую не искать причины недуга, а попытаться увидеть творчество Бога в жизни человека. И не бороться с болезнью, а стать соработником Бога — взращивать живые ростки из семян истины, которые Он посеял в каждой душе. Бывает, что необходимо посмотреть на нечто неистинное, но не для того, чтобы это «нечто» подкрасить, улучшить или видоизменить, а для того, чтобы сквозь него пробиться к истине.

Когда люди видят меня страдающим, знаете, чего я больше всего боюсь? Того, что вся моя сущность может свестись лишь к образу страдальца — не более того. Меня пугает, что ни один человек не увидит во мне ничего, кроме греха и боли, потому что вот они — на поверхности, ничем не прикрытые. Меня ужасает мысль, что вся моя надежда выражается в попытках меньше грешить и каким-то образом выкарабкаться из отчаяния. Но не пытайтесь всеми силами понять, что мне нужно предпринять. Это только усугубит мои опасения, что мне больше не на что надеяться, кроме как на более праведные поступки. Я уже много раз пытался — ничего не получается.

Не нужно делать из себя психолога-любителя и углубляться в мой внутренний мир — так же, как и не стоит переадресовывать меня к профессионалу. В этом случае я полностью погружусь в поиск того ложного и плохого, что во мне есть, и буду еще больше озабочен самим собой. И тогда вряд ли в меня вселится Святой Дух. Если вы отнесетесь ко мне по-доброму и пообещаете молиться за меня — меня это не успокоит, ведь вы способны дать мне намного больше. И даже если вы обнимете меня и прижмете мою голову к своей груди, сами эти движения не дадут мне жизни, в которой я так нуждаюсь!

Когда меня терзают сомнения, когда я, переполненный ненавистью к самому себе, бреду по мрачным долинам горьких разочарований и неудач, я хочу, чтобы мои ближние испытывали одновременно и боль,

которая даст им слезы плакать вместе со мной, и надежду. Я говорю не о той надежде, пустота которой прикрывается банальными фразами типа «все будет хорошо» или «держись — все пройдет, время лечит». Я говорю о настоящей надежде, которая рождается, когда вы видите во мне что-то невероятно прекрасное. Я хочу, чтобы вы поверили, что во мне есть жизнь. Мне так хочется, чтобы я мог уловить в вашем взгляде веру в меня. Чтобы я понял, что вы знаете: я — это не только мои страдания и трудности. Мне так важно знать: вы уверены в том, что доброе во мне возьмет верх. Мне хочется, чтобы ваше сердце болело за меня, хоть вы и видите, какая толстая корка грязи покрывает все светлое, что во мне есть. И в то же время мне нужно, чтобы вы были непоколебимы в своей уверенности, что по милости Божьей доброе во мне не погибнет, но выйдет на свободу.

Но не торопитесь войти в мой мир, не вламывайтесь в него. Я должен доверять вам, чтобы открыть перед вами сердце и принять то, что вы хотите мне дать. Мой друг Чак, вызвавший меня на откровенный разговор за завтраком, хорошо знал меня. Он был моим учителем, и я искал его мудрости. Между нами пролегал не раз испытанный мост доверия. Если вы хотите мне помочь — нужно чтобы между нами был такой же мост. В его основе лежат искренние, проникновенные отношения — вы принимаете меня, и это наполняет жизнью мою измученную и жаждущую душу.

Если вы верите, что Благая Весть дарует жизнь нам обоим, то можете научиться освобождать силу этой жизни в вас, чтобы она питала жизнь в моем сердце. С этого движения вашего сердца начнется исцеление моей души, забота о которой встанет на требуемое основание. Так придут в действие духовные силы целительных отношений.

И тут перед нами встает два вопроса. Первый — на самом ли деле единение являются основой исцеления? Второй — что за дар, благодаря которому становится возможным подлинное единение между людьми, несут в себе христиане? Да и несут ли? Или мы все-таки настолько испорчены, что нам нечего предложить ближнему?

На эти вопросы я постараюсь ответить в следующих главах.