9. Как побеждать

Врезка 9.1. Жизнь vs церковь. Линия фронта

(А — Girin) Дмитрий Бурлака, ректор Русского христианского гуманитарного института, (Санкт-Петербург) обнародовал размышления под заголовком «СПОСОБНО ЛИ ПРАВОСЛАВИЕ ВЫИГРАТЬ БИТВУ ЗА УМЫ НА ФРОНТЕ РОССИЙСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ?».

Ну, вот, линия фронта проведена, битва назначена. Пришло время выяснить, способны ли мы защитить наши семьи и нашу «языческую» цивилизацию от православного джихада.

Перед тем, как поцеловать родных, поклониться дому и добровольцем отправиться на эту войну, можно выкроить несколько минут и уточнить некоторые детали.

1. За что воюют православные моджахеды?

Бурлака пишет «Язычество растворяет человеческую личность в объективном бытии — стихиях, страстях, обстоятельствах и интересах, тогда как христианство исходит из убеждения, что человек как подобие Творца выше внешних обстоятельств и способен их преодолеть». Современную общественно-признанную идеологию он характеризует так:

«Она не дотягивается до ветхозаветной концепции свободы как тотального подчинения человеческой воли божественной».

Общественное пренебрежение «волей божественной» нестерпимо для правоверного моджахеда. Такое языческое общество должно быть разгромлено и приведено к подчинению истинной вере. Разумеется, воля бога, согласно Бурлаке, состоит в реализации учения московской патриархии. «Важнейшим обстоятельством является восприятие Русью христианства в его восточной (византийской) форме. Для христианина очевидно, что Православие будет и впредь являться фактором развития российской цивилизации».

Апологетов джихада не интересует мнение общества и интересы людей. Их интересует лишь то, что сказано в канонах веры, а там сказано: «православие будет и впредь!»

Когда в ходе предыдущей войны правоверных против цивилизации, в два приема (сначала православными, а потом мусульманами) уничтожалась Александрийская библиотека, были сказаны слова, с предельной ясностью отражающие антицивилизационную суть джихада:

«Если в этих книгах содержится то же самое, что в священном писании, то это — лишние книги. Если в них содержится что-то иное, то это — нечестивые книги. В любом случае их надо сжечь».

Такова была православно-исламская эпитафия примерно миллиону бесценных свитков, которые на протяжении 500 лет собирали по всему миру античные просветители. Цивилизация была разрушена. Исчезла наука, медицина, право, образование, управление экономикой. Исчезли даже такие простые, ставшие уже привычными, бытовые вещи, как водопровод. Наступили темные века — тысячелетие господства авраамических культов, культов страха, невежества, нищеты, голода, грязи, эпидемий и религиозных войн.

Целая эпоха — эпоха Возрождения — потребовалась, чтобы в общих чертах восстановить содержание этих свитков и воспитать поколение цивилизованных неверующих интеллектуалов. Лишь в XVIII веке наука была восстановлена до античного уровня и смогла развиваться дальше.

Сейчас цивилизованный мир находится в фазе стремительного научно-технического, социально-экономического подъема. Для авраамической идеологии это — недопустимое игнорирование «воли божественной», записанной в писаниях. Мир должен вновь погрузиться в средневековую клоаку.

Вот ради этой высокой цели моджахеды (как исламские, так и православные, как Бен Ладен, так и Дмитрий Бурлака) призывают к новому джихаду. И не важно, под каким символом джихад, под исламским полумесяцем или под православным крестом. Важно, что это — война против общественной установки на реальный информационно-материальный прогресс в интересах человека, против «языческой» цивилизации

2. Православный халифат — разрушение цивилизации

Бурлака пишет: «Структура современного сознания характеризуется комплексом установок: идея эволюции, представление о движении истории от формации к формации, убеждение в абсолютной ценности человеческой личности, вера в науку, оценка объектов с точки зрения их полезности, успех, Ругать эти ценности или отвергать их за „неправославие“ — значит проиграть битву за умы, не начиная ее, это путь в катакомбы, в которых, безусловно, можно жить, даже совершать партизанские рейды в тыл „безрелигиозного“ или „языческого“ гуманизма и технократической цивилизации. Но не они, однако, приводят к действительной победе».

Вдумайтесь в эти слова: «Партизанские рейды в тыл гуманизма и технократической цивилизации». Что они конкретно означают? Вспомните Нью-Йорк, 11 сентября 2001 года, когда «воины аллаха» протаранили гражданскими самолетами с пассажирами на борту символ «языческой технократии» — башни-близнецы Всемирного торгового центра.

Вспомните взрывы в Московском метро и в Лондонском метро, и взрывы в пассажирских поездах неподалеку от Мадрида. Это и есть «партизанские» рейды. Но Бурлака — это не какой-нибудь скромный бард террористического джихада, ему этого мало, ему подавай полновесный православный халифат, в котором уничтожено право, отменена свобода слова, совести, религии и убеждений, разрушена техника и запрещена светская наука.

Читаем дальше: «Методологическая задача христианского просвещения глубже, В научно-методологическом плане христианско-просветительская модель может выиграть битву за умы интеллигенции, если сумеет раскрыть за блеском и нищетой светского гуманизма духовную глубину религиозных оснований человеческой личности, показав неотвратимость для человека и общества проблем личного бессмертия, человеческой судьбы в вечности и преимущество христианского ответа на них».

Чувствуете этот ни с чем не сравнимый аромат гнили, нечистот и паленой человечины? Так пахнет средневековый город, где нет канализации и водопровода, зато в изобилии есть церкви и инквизиция. Если вы подцепите здесь дизентерию, вас никто не вылечит, зато если вы изложите еретическую идею, вас очень быстро избавят от нее с помощью костра, дыбы и других убедительных христианских ответов на «вечные вопросы».

Бурлака пишет: «Инструментализм и прагматизм — это также идеология. Но вопрос стоит еще глубже. Образовательные модели, реализуемые через новые вузы — провозвестники новой эпохи. Дело не в капитализме и свободном рынке, а в том, что мир переходит из индустриальной эпохи в информационную. Знание приобретает такую силу, о которой не мог мечтать Фрэнсис Бэкон, производство и потребление информации приобретает совершенно специфичные черты. В этом свете проблема свободы и рабства человека встает с особенной остротой и в специфической форме. Новая эпоха предлагает христианско-гуманистической цивилизации новые мифы и новые идеологии, являющиеся неоязыческими по существу. Неоязычество возникает из своеобразного искажения идеи свободы, предлагая человеку миф об информационном „деидеологизированном“ плюрализме. Церковь должна дать комплексный ответ, не сводящийся к запрету смотреть телевизор во время поста».

Ответ господствующей церкви на любые вызовы науки, техники, социальной философии всегда был одним и тем же: столб на площади и костер. Другого ответа у ортодоксальной христианской церкви и быть не может: от Цельса до Рассела не было в истории ни одного открытого диспута, который бы эта церковь не проиграла. Каждый диспут доказывал явно и неопровержимо: ее учение — вздор и свинство, ее адепты — негодяи и подонки общества, ее принципы — обман и насилие.

Вы слышите, люди? Пепел Джордано Бруно стучит в ваше сердце.

3. Почему я иду добровольцем на эту войну.

Я — рационалист, сторонник научно-технического прогресса и последователь религии Wicca. Джихад объявлен мне и как рационалисту, и как стороннику прогресса, и как виккану — «ведьмаку» и «неоязычнику».

Моя религия призывает к разумным компромиссам и осуждает любой конфликт, направленный на уничтожение людей и культур, в Wiccan Rede сказано: «Live and let live» (живи и дай другим жить). Но я иду на войну, потому что ни с какими моджахедами не может быть компромиссов. С православными моджахедами — тоже. В книгах, которые они называют священными, считают абсолютной истиной и словом своего бога, сказано:

«Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен». (Исход, 22:20).

«Побей его камнями до смерти, ибо он покушался отвратить тебя от Господа, Бога твоего» (Второзаконие, 13:10).

«Жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, и рощи их вырубите, и истуканов богов их сожгите огнем» (Второзаконие, 7:5).

«И если какая душа обратится к вызывающим мертвых и к волшебникам, чтобы блудно ходить вслед их то Я обращу лице Мое на ту душу, и истреблю ее из народа ее». (Левит, 20:6)

«Ворожеи не оставляй в живых». (Исход, 22:18).

Какой компромисс может быть с силой, которая по своей природе враждебна человеку?

Какой компромисс может быть с эпидемией чумы или с нашествием саранчи?

Поиск компромиссов с агрессивным церковным движением, открыто говорящим: «я — ваш враг и я сотру вас с лица земли» — это политика полного бессилия и бесчестия.

Старое ремесло, викка, выдержала тысячелетнюю борьбу против ортодоксально-христианского тоталитаризма в Европе потому, что никогда не поступалась своими представлениями о чести, свободе и независимости.

Некогда всесильная ортодоксальная теократия в цивилизованном мире разгромлена, неотвратимый ход прогресса переломил ей хребет и вырвал ее ядовитые зубы. Она может только ползать в темных уголках Европы, рыться в отбросах и изредка плеваться ядом.

А мы живы и живо наше старое ремесло, наша религия.

Сила и жизнеспособность социальной группы проявляется только в открыто объявленной и реальной готовности к любому, даже предельно жесткому конфликту в случае угрозы своему праву на существование.

Сейчас — именно такой случай. В прошлом веке не добили восточно-христианскую теократию, и она снова подняла голову в России. И снова возникла линия фронта:

По одну сторону — православные моджахеды, которые хотят превратить эту часть мира в огромную клерикальную помойку средневекового образца. Это — мои враги.

По другую сторону — люди разных убеждений, готовые отстаивать цивилизацию, прогресс и свободу. Сражаться в одном строю с ними я почитаю своим естественным долгом.

Мы обязательно победим. Мы победим, даже если численный перевес будет какое-то время на стороне противника. Мы победим потому, что любой успех православных моджахедов в этой войне будет разорять их самих, причинять ущерб их сторонникам и нести всевозможные лишения их семьям. Господство православной церкви 100 лет назад уже привело страну к нищете, голоду, междоусобной бойне и распаду. И сейчас любая попытка возвращения этого господства отзывается признаками таких же бед. Они будут ослаблять сами себя, и в один прекрасный день, как 100 лет назад, предстанут тем, чем и являются: испуганной толпой легковерных глупцов и кучкой амбициозных негодяев.

В этот день они проиграют войну, которую сами и затеяли. И мы постараемся, чтобы эта война была для них последней.

4. Что будет, когда мы победим.

Православных моджахедов не устраивает положение одной из религиозных субкультур, они хотят быть единственными и общеобязательными. Послушать апологетов православия, так все науки и искусства — исключительная заслуга их церкви. Как будто не было ни Античности, ни Возрождения, ни Просвещения, как будто православная церковь — единственный фундамент цивилизации.

Доигравшись 100 лет назад до кровавой бани, эта церковь дождалась, пока свинство, которое она тогда творила от имени «отца, сына, святого духа и православного народа», перестанет быть актуальной темой. Теперь она снова завела старую шарманку о своей «культурообразующей роли» и жаждет провернуть все это по второму разу.

На самом деле православная церковь не дала ничего человеческой цивилизации.

Бестолковая имитация мысли в философии, дегенеративный трайбализм и паранойяное ханжество в литературе, пещерный примитивизм в изобразительном искусстве и воинствующий обскурантизм в науке — вот плоды влияния православия на культуру.

А чего еще можно было бы ждать от православного мистицизма, в котором человеческий разум, чувства и тело объявлены скверными, а все лучшие человеческие качества — свободомыслие, знание, красота, любовь — считаются греховными и богохульными?

Единственный и закономерный продукт христианской ортодоксии — это темные века.

Но наглое вранье о «православных корнях культуры» заинтересовало постсоветскую политическую верхушку, искавшую какую-нибудь национальную идею — т. е. большую идеологическую ложь, которой можно оболванивать людей.

Сейчас создана целая индустрия, в которой церковникам приписываются достижения, с которыми они рядом не стояли, великие деятели науки и искусства посмертно «воцерковляются» (про них сочиняют, будто они были искренне верующими православными прихожанами). В учебники и популярную литературу включаются такие бредовые рассказы о «чудотворности» православного культового реквизита, которые даже первобытный индеец из дебрей Амазонки счел бы диким суеверием.

Когда мы победим (а мы обязательно победим), встанет вопрос, что делать со всем этим безобразием (в частности, с гражданином Бурлакой и с его единомышленниками). Что делать с их правоверной церковью, с их «христианскими институтами» и «духовными академиями», с их «народными движениями» за «православие, самодержавие и соборность» и за «исконно-посконную нравственность против вражьих влияний», с их «традиционной православной культурой».

Нет, разговор конечно не идет о том, чтобы взрывать храмы, сжигать иконы и расстреливать служителей культа. Мы — цивилизованные и, в разумных пределах, гуманные люди. Мы не тронем их культовую продукцию: хотя она и уродливая, но в нее вложен человеческий труд. Мы не тронем их лживых апологетов: хотя они и мерзавцы, но все равно на них распространяются естественные человеческие права. Мы просто поставим их в равные условия со всеми остальными. Этого будет вполне достаточно для полного и окончательного уничтожения их дегенеративной субкультуры.

Они это понимают, и потому боятся нашей победы больше, чем боялись «воинствующих безбожников» большевистской эпохи.

5. Они правильно делают, что нас боятся.

Наша цель — равенство субкультур. Это значит, что никакой субкультуре не оказывается обязательного предпочтения и никакая субкультура не может рассчитывать на обязательный пиетет перед ней. Когда мы победим, в школьных и институтских учебниках истории православие будет характеризоваться, как «форма христианской ортодоксии, наиболее распространенная в Восточной Европе и Малой Азии», и не более.

Все лживые указания о «культурообразующей роли» или «нравственной миссии» какой-либо конфессии или церкви будут навсегда вычеркнуты из образовательных программ.

Ни одно церковное мероприятие не получит ни рубля из казны, а ни одна проповедь не будет транслироваться по государственным каналам СМИ иначе, чем на правах рекламы.

Ни одна сотка земли и ни одно здание не будет отдана в бесплатное пользование церкви, а ни в одном государственном учреждении не будет ни одного культового предмета. Ни один чиновник, позволивший себе пропаганду любой иной конфессии, или разрешивший священнику переступить порог школы, не избежит штрафа и запрета на профессию. Когда мы победим, на любой государственной церемонии не будет никаких священников.

Когда мы победим, любая публичная пропаганда религиозного превосходства будет наказуема по суду за возбуждение религиозной вражды, невзирая на то, какая конфессия и из каких соображений этим занималась. И если в священных книгах христиан или мусульман написаны гадости про другие религии (а они там написаны), то им придется воздержаться от зачтения соответствующих цитат во время публичных выступлений.

Это и есть ни что иное, как религиозное равноправие. Мы не против какой-либо религии, церкви или конфессии. Пусть каждый исповедует, что хочет и как хочет, но на равных с другими условиях и с соблюдением общих норм, записанных в светских правовых актах.

А в искусстве пусть каждый выражает себя, как хочет. Художественное творчество — это территория свободы. Православные писатели могут творить драмы о крещении ежика белочкой, антиутопии о мечети парижской богоматери или исторические романы об истязании мучеников древней церкви злыми язычниками. Авторы, предпочитающие менее ортодоксальный жанр, пусть себе на здоровье создавают перформансы об Иисусе, рекламирующем кока-колу или о романе Иисуса с Марией Магдалиной, как у Дэна Брауна в «коде да Винчи». Те, кому ближе вишнуизм, вольны описывать идеальное общество под управлением брахманов, а кто предпочитает Авесту — пусть, если хотят, расскажут захватывающие истории о влиянии звезд на перипетии человеческой жизни.

Мусульманам, кстати, тоже никто не помешает распространять как ортодоксально выдержанные произведения, так и «сатанинские стихи» Салмана Рушди.

Дальше пусть история рассудит, какая культура интереснее. Как заметил недавно один протестантский автор, культура принадлежит все-таки народу, а не какой-либо конфессии.

Трудно с этим не согласиться. Культура — это то, что близко народу, а не то, что некие инженеры человеческих душ сочли «вечными духовными ценностями народа». Как-то последнее время квалификация этих инженеров и уровень этих ценностей вызывают серьезнейшие сомнения, пора бы отучить этих самоуверенных парней от дурной манеры говорить за всех. Пусть народ сам решает в условиях свободного доступа к образцам разных светских и религиозных трендов в культуре, вот тогда и посмотрим, какие ценности — вечные, а какие — не очень. И если в результате «Право Славие» окажется там же, где «Слава КПСС» — значит, так тому и быть. Забвение — великий ассенизатор цивилизации. Приговор его лопаты — окончательный и обжалованию не подлежит.

9.1. Откуда растут ноги у религии

Кто начинает с того, что каждому верит, кончает тем, что каждого считает плутом.

Геббель К. Ф.

Прежде чем разбираться, как побеждать, надо определиться, что является источником религии. Проще говоря, против чего мы боремся? Не против же бога, которого нет! Мы боримся против нежелания людей мыслить логично, здраво и ответственно.

(А — Сергей) По большому счету, вера в бога (Иегова или Саваоф, Аллах, Будда, Мэри Дэви Христос) или в иной сказочный персонаж (Сатана, Баба-Яга и др.) — это проявление элементарного инфантилизма. Маленький ребенок постоянно сталкивается с множеством проблем, которые он считает крайне важными. Но в раннем детстве он твердо знает — есть папа и мама, которые эти проблемы могут разрешить (сначала поменять подгузник, затем купить шоколадку и т. д.). Они, конечно, иногда и наказывают, бывают суровы, но, в общем-то, справедливы.

Ребенок растет, и рано или поздно начинает понимать — папа с мамой могут решить далеко не все проблемы. Но как же хочется, чтобы был кто-то, всезнающий и всеведающий, который решит все проблемы, если его слушаться. И возникает потребность веры в Него, Всеблагого, Всезнающего и Всесильного, Который суров, но справедлив, Который тебя любит, Который обещает тебе вечную жизнь.

Поэтому интеллект верующего в этом отношении сравним с интеллектом подростка — признание всесильными и т. д. папы с мамой уже перерос, а до того, что что нет и не может быть никого и ничего всезнающего и всесильного, еще не дорос.

Кстати, «счастья» можно добиться не только с помощью религии, но и многими другими способами. Когда крысе вживляли электрод с соответствующий центр в мозгу — она с большим удовольствием нажимала соответствующую педальку и, уверен, была очень счастлива. Мне кажется, что все участники дискуссии не уделили внимания важному моменту. Чем человек (или животное) менее интеллектуально развито — тем легче достижимо для него состояние «счастья». Накормили кота, дали ему с кошкой пообщаться, чешут за ухом — и он крайне счастлив. Также счастлив в аналогичном состоянии будет и дебил. Этого (плюс телевизор) достаточно для счастья и значительной части человечества. Но не для всех…

Таким образом, заявление о том, что религия якобы дает счастье, — это не аргумент в ее пользу. Да, чем человек глупее и ограниченнее, тем легче сделать его счастливым. Но вряд ли найдется ЧЕЛОВЕК, который согласится стать глупее и при этом счастливее.

Врезка 9.2. Мотивы верующего

(А — Dalagar): «Кто говорит что души нет, то одноверменно вам придётся знать то что смерть — обсалютный конец… А я с этим смериться не могу, вот и придумываю себе свои теории и догатки основаные на информации взятой из книг, хотя в них всё мельком, ходят вокруг да около.»

* * *

В большинстве случаев к вере приучают родители, которые не умеют или не хотят жить по-другому, — привыкли. Трудно менять привычки. Вот и живут в фантазиях о «Большом Папе», не могут взрослеть. Добавьте к этому страх перед смертью и внушаемость — и вот почти готов ментальный портрет верующего.

Последняя его черта — это любовь к «простым» ответам. Вы заметили, что большинство верующих хуже образованы, чем атеисты? Если точнее, то они гораздо хуже знают естественные науки, чем атеисты. Им было лень освоить школьную программу по физике и математике. Кто бы сомневался, что гораздо легче даются гуманитарные дисциплины, — ведь там нужно иметь хорошо подвешенный язык, можно обосновать практически любую точку зрения, т. е. имеется много «правд».

В естественных науках такая халтура не пройдет. Каждое решение можно проверить и точно определить, является ли оно верным. Если дал неверный ответ, то его не получится замаскировать под «точку зрения», все лежит на поверхности.

Поэтому верующие, которые были не в ладах со школьными физикой и математикой, ищут вопросы и ответы полегче (и поглобальнее). «Откуда произошла Вселенная?» — «Ее создал бог!» (произносится с трепетом, дабы этим эмоциональным зарядом попытаться заставить оппонента не задавать дальнейших вопросов). Кто такой бог, какие его свойства, почему бог и почему только один, кто создал этого бога, — эти вопросы им безразличны. Главное — чтоб было все просто, дабы лишний раз не напрягаться.

Врезка 9.3. Теология — детская наивность для взрослых

(А — А. Марков): Американские ученые всерьез обеспокоены растущим разрывом между прогрессом науки и отсталостью общественного сознания, прозябающего в плену невежества и предрассудков. Исследования последних лет выявили связь между неприятием определенных научных теорий взрослыми людьми и психологией маленьких детей. В частности, свойственная детям «неупорядоченная телеология» — склонность приписывать каждому предмету цель, ради которой он был кем-то сделан, — является одной из причин удивительной живучести креационизма.

НЕПРИЯТИЕ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ УХОДИТ КОРНЯМИ В ДЕТСКУЮ ПСИХОЛОГИЮ

Современная научная картина мира слишком сложна для массового сознания. Ни один ученый не может вместить в своей отдельно взятой голове все знания, добытые наукой за последние два-три века, что уж говорить о простых смертных. Но это не единственная причина распространения предрассудков, суеверий и лженаучных идей в современном обществе. Не менее важной причиной является несоответствие многих выводов современной науки врожденным свойствам и наклонностям человеческой психики и устоявшимся стереотипам общественного сознания.

В обзорной статье, опубликованной в последнем номере журнала Science, сотрудники психологического факультета Йельского университета Пол Блум и Дина Вайсберг рассказывают об исследованиях данного явления, получившего название «resistance to science» (сопротивление науке).

Согласно недавно проведенным опросам, 42 % взрослых американцев убеждены, что люди и животные существуют в своем нынешнем виде с начала времен. Среди меньшинства, признающего эволюцию и естественный отбор, лишь очень малая часть в состоянии внятно объяснить, что это такое (обычно люди полагают, что эволюция — это некий загадочный закон природы, в силу которого дети лучше приспособлены к среде обитания, чем их родители). «Сопротивление науке» затрагивает не только эволюцию: огромное число людей верит в научно неподтвержденные «медицинские» практики, в привидения, в астрологию и т. д.

Казалось бы, ну и пусть себе верят — лишь бы были здоровенькие. В конце концов, благодаря научному прогрессу большая часть народонаселения в развитых странах имеет полную возможность жить припеваючи, вообще ничего не зная и не понимая. Ан нет, ведь есть же еще и политическая сторона вопроса. В современном демократическом обществе именно от этих невежественных масс зависит в конечном счете государственная политика в таких «наукоемких» областях, как изменения климата, генетически модифицированные организмы, стволовые клетки, клонирование, вакцинация и т. д.

Исследования последних лет показали, что определенные аспекты «сопротивления науке», по-видимому, являются общими для всех народов и культур и проистекают из двух базовых особенностей детской психики. Первая связана с тем, что дети знают «изначально», вторая — с тем, каким образом они усваивают новые знания.

1. НАУКА ПРОТИВОРЕЧИТ «ИЗНАЧАЛЬНЫМ» ПРЕДСТАВЛЕНИЯМ ДЕТЕЙ ОБ УСТРОЙСТВЕ МИРА

Даже годовалый младенец — отнюдь не «чистый лист», он обладает по-своему весьма глубоким пониманием физического мира и человеческих отношений. Малышам прекрасно известно, что материальные объекты обладают плотностью, устойчивостью во времени (продолжают существовать, даже если их не видно), что без поддержки они падают и т. д. Они понимают также, что поступки окружающих людей осмысленны и целенаправленны, что их эмоции отражают отношение к разным ситуациям. Эти исходные представления служат необходимой основой для дальнейшего обучения, но они же порой и затрудняют восприятие научных идей.

Например, детская убежденность в том, что без поддержки предметы падают, мешает поверить в шарообразность Земли (ведь тогда все люди, которые «с той стороны», попадали бы вниз). Эта научная концепция полностью принимается ребенком обычно лишь в возрасте 8–9 лет, а до этого в нее вносятся систематические искажения. Например, ребенок может верить, что Земля шарообразная, но при этом считать, что люди живут только на «верхнем» полушарии, а снизу не живут, сваливаются.

Некоторые детские предрассудки оказываются настолько неистребимыми, что даже школьное образование не может их преодолеть. Например, многие студенты американских колледжей полагают, что шарик, выкатившийся из кривой трубки, будет продолжать двигаться по искривленной траектории.

Что же касается массового неприятия теории эволюции (и других достижений биологии), то причины этого кроются в другой особенности детской психики, а именно — в присущей маленьким детям склонности видеть во всём, что их окружает, результат чьей-то целенаправленной деятельности. Это называют «неупорядоченной телеологией» (promiscuous teleology).

Удивляться не приходится, ведь человеческий мозг изначально развивался именно как приспособление для решения практических задач, для целеполагания и придумывания путей достижения цели. Самые насущные задачи для высших приматов, и людей в том числе, всегда были связаны с общественными отношениями, например, с борьбой за положение в общественной иерархии. Для решения этих задач необходима способность понять мотивы поступков своих соплеменников, способность, которая изначально строилась на рефлексии, на суждении о других «по себе». Что же удивительного в том, что такое понимание распространяется на весь окружающий мир, что ребенок или дикарь, услышав гром, неизбежно будет думать, что этот звук произведен кем-то с некой вполне определенной целью.

Например, специальное исследование показало твердую убежденность четырехлетних детей в том, что всё на свете существует «для чего-то» (львы — чтобы смотреть на них в зоопарке, тучи — чтобы шел дождик). Специальные исследования также подтвердили склонность детей к креационистскому объяснению происхождения объектов окружающего мира (всё вокруг кем-то сделано с какой-то целью).

Привлекательность подобных идей не слабеет с возрастом. Детям вторят поэты: «Если звезды зажигают — значит, это кому-нибудь нужно».

Эти интуитивные представления мешают людям принять идею эволюции, точно так же, как изначальные наивные представления о физических законах мешают усвоить идею о шарообразности Земли.

Другое интуитивное представление, свойственное детям, — это дуализм, или идея о принципиальном различии между материальным и духовным, например между телом и душой, мозгом и сознанием. Американские дошкольники знают, что мозг нужен для осуществления некоторых ментальных функций, в первую очередь сознательных, таких, как решение математических задач. Но эти же дошкольники отказываются верить, что мозг нужен и для таких вещей, как игра в прятки или любовь к брату. Когда их спрашивали, что будет, если мозг мальчика пересадить поросенку, дошкольники отвечали, что получится очень умный поросенок, но все желания и знания у него останутся поросячьими.

Склонность к дуалистическому миропониманию препятствует восприятию достижений современной нейробиологии, которые убедительно показывают, что всё «духовное» в человеке целиком определяется вполне материальными процессами, происходящими в мозге. Противоречие между изначальным дуализмом человеческого мировосприятия и современными научными взглядами порождает причудливые социальные проблемы. Например, дебаты вокруг допустимости экспериментов с животными, человеческими эмбрионами и стволовыми клетками часто сводятся к проблеме наличия у этих объектов «души». Более того, применение магнитно-резонансной томографии для изучения мозга преступников привело к появлению новых, весьма оригинальных веяний в адвокатском деле. Появились утверждения, что если антисоциальные поступки человека определяются работой его мозга, то, следовательно, человек ни в чём не виноват, просто «его мозг заставил его так поступить». Таким образом, не только дети, но и вполне взрослые адвокаты наотрез отказываются воспринимать научные данные о природе мозга и психики.

2. НАУКА, ГОВОРИТЕ? ЧТО-ТО НЕ ВЕРИТСЯ

Многое в «сопротивлении науке» определяется врожденными свойствами человеческой психики, но кое-что зависит и от культурной среды. Об этом свидетельствуют, в частности, межнациональные различия в степени сопротивления тем или иным научным идеям. Скажем, неприятие идеи эволюции у американцев выражено намного сильнее, чем в большинстве других развитых стран.

В разных странах считаются «общеизвестными» и не требующими доказательств разные наборы «истин». Такие идеи обычно усваиваются детьми без всякого критического анализа. Типичные примеры — значение общеупотребительных слов, «вера» в микробов и электричество. Существование микробов, например, в развитых странах никем не подвергается сомнению — и дети тоже, нисколько не задумываясь, проникаются искренней верой в существование этих невидимых тварей. Микробы, к счастью, не противоречат никаким «врожденным интуициям», а наоборот, помогают вполне телеологическим образом объяснить болезни, протухание продуктов и др.

Однако большая часть знаний все-таки не принимается без доказательств ни детьми, ни взрослыми. Когда дело касается научных знаний, даже взрослые люди — а о детях и говорить нечего — почти ничего не могут проверить сами по причине некомпетентности. В этом случае (то есть почти всегда) мы заменяем непосредственную оценку достоверности знаний оценкой их источника…

Это касается не только науки. В одном недавнем исследовании людям предложили оценить различные политические программы, о которых испытуемым сообщили, что они исходят от той или иной политической партии (республиканцев или демократов). Испытуемые дали программам с виду вполне осмысленные, аргументированные оценки. Однако статистический анализ показал, что в действительности оценки определялись не содержанием программы и не отношением данного человека к каким-то конкретным законам или действиям правительства, а только лишь «партийной принадлежностью». Например, сторонники демократов поддерживали и совершенно «недемократические» проекты, если им говорили, что проект исходит от их любимой партии.

Выяснилось, что дети, в точности как и взрослые (и даже в еще большей степени), склонны оценивать достоверность информации по «весомости» и «солидности» ее источника. Уже четырех-пятилетние дети отлично знают, что взрослым известно больше, чем сверстникам. Если взрослый и ребенок говорят противоположное, дети верят взрослому. Они уже знают, что среди взрослых есть специалисты разного профиля и что в болезнях лучше разбирается доктор, а в сломанных велосипедах — механик. Кроме того, дети гораздо охотнее верят тому «источнику знаний», который демонстрирует полную уверенность в себе и своих словах. Мямли-ученые с их вечными сомнениями и фразами типа «разумеется, пока это лишь предположение…» никакого доверия у детей не вызывают.

В связи с этим нужно отдать должное дальновидности российских наукоборцев, которые мечтают в учебниках биологии после каждой главы добавить сносочку о том, что «есть, однако, и другая точка зрения…», и вдобавок ввести в школах изучение религиозной картины мира. Конечно, учитель биологии, опутанный «сносочками», не сможет так надувать щеки на уроках, как преподаватель «альтернативного предмета». Кому из них поверят дети — сомневаться не приходится.

Исследователи делают вывод, что «сопротивление науке» зарождается из противоречий между интуитивными представлениями маленьких детей и тем, чему их учат; «сопротивление» переходит из детства во взрослую жизнь, если соответствующие научные идеи не имеют всеобщей поддержки в обществе, и становится особенно сильным, если существует ненаучная альтернатива этим идеям, не противоречащая «элементарному здравому смыслу» и опирающаяся на солидные, уважаемые и очень уверенные в себе «источники». В США именно так обстоит дело с эволюционной биологией и нейробиологией: выводы этих наук противоречат и детской интуиции, и высказываниям многих солидных политиков и религиозных деятелей.

Что уж говорить о ситуации в России. Утешает лишь, что креационисты, фоменковцы и прочие астрологи, конечно, ни в чём не виноваты. Просто «их мозг заставляет их так думать».

Источник: Paul Bloom, Deena Skolnick Weisberg. Childhood Origins of Adult Resistance to Science // Science. 2007. V. 316. P. 996–997.

Врезка 9.4. Поповское «целительство»

(А — Р/) Мамочке моего друга посоветовали посетить одного известного «старца», чтоб подлечить какую-то болезнь. Но сказали, сначала сходите к какому-то дьячку лекарю. Дьячок над ней поколдовал и сказал: теперь иди в такую-то церковь, на такую то службу, потом к отцу такому-то, потом опять в церковь на службу, а потом только езжай к старцу, «а то сразу не подействует», Разумеется, вся эта чехарда не бесплатно.

Она намыкалась, потратилась и поехала. А сей «старец» с ней побеседовал, расспросил о семье и наплёл ей следующее: все твои женские болезни от твоего сына, он не православный, в церковь не ходит, от этого ты и болеешь. До такого маразма только поп и додумается…

И главное, чем всё кончилось после подобных «святоотеческих наставлений». Разумеется, ничего она не излечила — раз сын в церковь не ходит..

Слава богу, здоровью хуже не стало. Говорят, люди иногда вообще падают в обморок от попов. А приехав домой от «старца», закатила такой скандал и истерику сынуле!! А!.. ты виновен во всех моих болезнях, А!А!А! Ты в храм не ходишь!.. А — А — А.

Мне пришлось беседовать с ней спустя несколько дней и успокаивать… До этого была совсем спокойная, терпимая женщина, а тут словно бесов в неё вселили попы, голос нервный, возбужденный, как у помешанной стал.

А сын от неё убежал после этого и живёт отдельно. Добавлю, он совершенно порядочный человек, умный, очень добрый, а не пьянь или негодяй, как большинство воцерквлённых.

Вот вам и польза от церковного «целительства» и «православное влияние по установлению гармонии в семейных отношениях».

Врезка 9.5. Франция более не является католической страной

С таким утверждением выступило ведущее католическое издание «Мир религий», выходящее в Париже. По данным последнего опроса, лишь 51 % французов считают себя католиками. В 90-е гг. таковых было 80 %.

Количество атеистов за последние полтора десятилетия увеличилось с 23 до 31 %. Более того, из тех французов, которые все еще считают себя католиками, половина признается, что не верит в бога. Для большинства опрошенных католицизм — не религия, а семейная традиция.

Как пишет главный редактор журнала «Мир религий» Фредерик Ленуар, Франция не является католической страной не только по характеру своих государственных институтов, но и по менталитету своих граждан.

Врезка 9.6. Вода и «вода».

(А — Айбек) На одном канале учёные в фильме ВВС развеивали миф, а на другом — за распространение мифа вручали кинопремию. 17 июля 2006 года на «Культуре» была интересная передача из серии ВВС — американский, кажется, учёный провёл со строгим контролем опыт по выявлению «памяти воды», там миллионные доли вещества в гомеопатическом растворе до этого якобы влияли на кровь в определённой закономерности. Поставил миллион на кон за развенчание мифа о памяти воды и не проиграл — кровь больных реагировала на воду в пробирке в случайном порядке.

Врезка 9.7. Почему так живуча религия?

(А — Б. Константин) …В значительной мере утратившая своё значение религиозность не торопится навсегда покинуть человеческое сознание. В чём же следует искать причины её феноменальной живучести?

С развитием способности к научению и передаче знаний человек совершил качественный скачок в эволюции механизмов адаптации, став на путь «культурной эволюции», впервые выйдя за пределы эволюции биологической. На первый план в обеспечении выживания вышли новые для биосферы механизмы. Взамен медленной генетической изменчивости ведущую роль в развитии человечества приобрела изменчивость знаний и способов мышления. Взамен долгого размножения, быстрым способом распространения полезных для выживания признаков стало научение. Свои и чужие потомки издревле учились в первую очередь у того, кто сумел выжить и занять высокое положение среди людей. Так шёл отбор полезных знаний и идей, ускоряясь по мере их накопления. Дошедшие до нас знания и идеи — объекты культурной эволюции, дающие (или дававшие в своё время) их носителям те или иные преимущества.

Откуда именно впервые появилось понятие о сверхъестественном — вопрос за толстой ширмой веков. В частности, его началом могла стать аналогия между труднопредсказуемой волей человека и труднопредсказуемой, таинственной Природой. Человек — первый друг и первый враг человека, поэтому — мерило всего. Отсюда очеловечивание Природы, приписывание ей свободной воли, общее для всех верований от анимизма до монотеизма. А раз свободная воля может существовать без постоянного, зримого субстрата (например, как в случае ветра), воля человека, его душа, делающая его существом, а не предметом, потенциально отделима. Так элементы будущей веры формировались как побочный продукт работы нарождающейся мысли. Но они никогда не приобрели бы такого значения, не окажись они человеку полезны. Как именно это произошло впервые — вопрос ещё более потаённый. Но ясно, что однажды появившись, вера оказалась востребована.

Что умеет вера? Вера объединяет одних людей и отделяет их от других. Единица биологической (не «культурной») эволюции — популяция (от populus — народ). Но это не всегда народ, популяцией может быть одна семья, а может — целое государство. Удачно объединиться, «найти своих» часто помогает именно религия. Между своими религия устанавливает «правила игры», позволяющие оптимально использовать имеющиеся производительные силы и генофонд… Всё это вера в принципе может делать. Разумеется, это не значит, что она всегда всё это делает адекватно и всегда работает только на благо людей.

В поиске свидетельств эволюционной сути религиозности вернее всего обратиться к Ветхому завету…

Религиозные идеи прежде всего сопровождают человека в самой острой борьбе за выживание — в борьбе с себе подобными. Провожая Ревекку, родные говорят ей: «Сестра наша! Да родятся от тебя тысячи тысяч, и да владеет потомство твое жилищами врагов твоих!». Здесь ещё нет места более поздним общечеловеческим идеям христианства, понятия о добре и зле не поднимаются выше родо-племенного «национализма». Здесь бог предстаёт язычески очеловеченным. Он не беспристрастный судия, а действенный сторонник земных интересов тех людей, с которыми он заключил союз. Бог говорит Аврааму: «Я — вот завет Мой с тобою: ты будешь отцом множества народов, и не будешь ты больше называться Аврамом, но будет тебе имя: Авраам, ибо Я сделаю тебя отцом множества народов; и весьма, весьма распложу тебя, и произведу от тебя народы, и цари произойдут от тебя; и поставлю завет Мой между Мною и тобою и между потомками твоими после тебя в роды их, завет вечный в том, что Я буду Богом твоим и потомков твоих после тебя; и дам тебе и потомкам твоим после тебя землю, по которой ты странствуешь, всю землю Ханаанскую, во владение вечное; и буду им Богом» (Ссылка нужна?). Ни Ада, ни Рая — только грешные земные соблазны. Фраза «буду им Богом» как бы подчёркивает альтернативность выбора Авраама, двустороннюю выгоду бога и человека от предложенной богом сделки.

Вера даёт силу, сила утверждает веру. Остаётся и получает распространение доктрина, стремящаяся к расширению сферы своего признания и к бескомпромиссному противоборству со своими аналогами: «Смотри, — говорит бог Моисею — не вступай в союз с жителями той земли, в которую ты войдешь, дабы они не сделались сетью среди вас. Жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, вырубите „священные“ рощи их, [и изваяния богов их сожгите огнем], ибо ты не должен поклоняться богу иному, кроме Господа [Бога], потому что имя Его — ревнитель; Он Бог ревнитель. Не вступай в союз с жителями той земли, чтобы, когда они будут блудодействовать вслед богов своих и приносить жертвы богам своим, не пригласили и тебя, и ты не вкусил бы жертвы их; и не бери из дочерей их жен сынам своим [и дочерей своих не давай в замужество за сыновей их], дабы дочери их, блудодействуя вслед богов своих, не ввели и сынов твоих в блужение вслед богов своих». Сильный культурный типаж стремится сохранить самоидентичность, не растерять, не разбавить набор своих ценных для выживания признаков.

Бог не просто благодетель, он — сторона, которая борется с врагами, «ревнует» сторонников и требует «дани», или, скорее, «доли». Общение с богом связано с жертвоприношениями. Жертвы и славословия, добыча и слава — то, в чём одинаково нуждаются смертные и бессмертный персонажи Ветхого завета. И люди, и их вера должны выжить физически и культурно, в будущих поколениях и в доброй памяти человечества, в жестокой борьбе народов и конкуренции идей. «Когда поднимался ковчег в путь, Моисей говорил: восстань, Господи, и рассыплются враги Твои, и побегут от лица Твоего ненавидящие Тебя!» В тон бог говорит Аврааму: «Я благословлю благословляющих тебя, и злословящих тебя прокляну; и благословятся в тебе все племена земные».

…Инквизиция, крестовые походы, религиозные войны в Европе — вот лишь немногие примеры того, как сильная религиозная идея становится катализатором тех гримас архаичного человеческого бытия, которые и без неё находили свои формы. Где мы ни встречаем здесь религию — там же встречаем нечто иное, от страха перед колдовством, и сегодня присущего примитивным культурам, до межфеодальных и буржуазно-феодальных противоречий. Каждый пользуется религией как орудием самопоощрения, единения, убеждения, перетолковывая её на нужный, созвучный времени и месту лад.

…Нарождавшееся в смене общественных формаций Новое время отрицало душившую его старину, а с ней и старые проявления религиозности. Возрождение, Просвещение стремились переосмыслить либо отрицали её. Великая Французская Революция показала, что теперь для победы бог не так уж необходим. Монархическая реакция пронеслась над пепелищем социального взрыва, и процесс пошёл дальше — к либеральному, гуманистическому и секулярному сегодняшнему дню. Так было на Западе. Похоже выходит и у нас.

Всемирный культурный обмен разрушает объединяющую роль религии, ведь здесь она скорее мешает, чем может помочь. Светское право действеннее регулирует отношения между людьми, чем религиозные догмы. Наука и философия, не претендуя на всезнание, дают куда более конкретные и взвешенные руководства к действию, вторгаются в области, о которых авторы Библии и помыслить ещё не могли, но с которыми приходится сталкиваться современному человеку. Здесь религия, и традиция вообще, подчас оказываются откровенно беспомощны — как в выработке отношения к генной инженерии, использованию эмбрионального материала, эвтаназии. Во всех этих случаях необходима выработка чётких правил и обеспечение контроля, но уж никак не принципиальное отторжение. Гуманные побуждения и здравый смысл вступают здесь с требованиями религии в непримиримый конфликт. Тем не менее, религия хотя и отступает из человеческого сознания, но уж очень медленно, непропорционально натиску рационализма. В чём же дело теперь?

Да, мы знаем больше авторов Библии. В отличие от них, мы умеем предотвращать чуму и лечить туберкулёз, не допускаем голода и боремся с нищетой, отменяем смертную казнь и сокращаем долю погибших в войнах. Но человеку всегда хочется больше, и он дублирует защиту людьми защитой от бога. Опять же, мы не умеем показать человеку, насколько мощнее он стал защищён. Человек по своей природе акцентирует внимание на проблемах, а не на достижениях — каковы бы ни были достижения, расслабляться не стоит, иначе проблемы могут убить.

Наука и философия будто стесняются своих положительных выводов, скрывают их за непонятными терминами, на пыльных полках научных библиотек. Знание в каждой отрасли — добыча избранных, от избранных к избранным оно и переходит в процессе производства всё более совершенной материи, ничего не давая духу людей, далёких от этой отрасли. Наука и философия, находясь на острие развития человечества, не снисходят до популяризации своих достижений, до их «очеловечивания», не спешат перевести свои знания на общепонятный, обывательский язык. Как святыню, сохраняют они свои знания от «вульгаризации», пренебрегая при этом своим долгом перед стоящими за ними людьми, оставляя им в лучшем случае знания дня вчерашнего, а в худшем — мрак неведения, порождающий мракобесие. Чем быстрее развивается мир вокруг человека, тем быстрее должен развиваться он сам, связанный информационной пуповиной с ноосферой, чтобы чувствовать себя в этом мире комфортно и адекватно реагировать на то, с чем он может столкнуться. Отставание человека, его неуверенность и страх, порождённые неведением, заглушаются религиозным утешением. Незнание насущного порождает необходимость в вере.

Наконец, высоколобый современный Homo sapiens уже не согласен на условия, которые бог, согласно Библии, предлагал Аврааму, обещая жизнь и процветание ему и его потомкам. Наш современник хочет для своей жизни более высокого смысла, и к тому же панически боится смерти — уж больно приятной стала жизнь. Успехами современного хозяйства и медицины Авраам явно остался бы доволен. Апостолы Христа не без сочувствия посмотрели бы на ООН, «врачей без границ», «голубые каски», международную правовую систему. Чего же не хватает?

Не придумали, пожалуй, только Рая. Иллюзия ухода от разрушения смертью, столь яркая в христианстве, совершенно отсутствует в современном нерелигиозном мировоззрении. И решиться она может скорее только так, как, по-видимому, решалась у Авраама — жизнью и памятью потомства. Но у современного «отца тысячи» кругозор куда шире, а потому шире и аппетиты. Он умеет смотреть не на два, не на три и не на десять поколений вперёд. И как только поймёт, что в десятом поколении его точно забудут, а ко времени предполагаемого 10¹⁰⁰⁰⁺ поколения остывший огарок Земли среди остывшей Вселенной будет поглощён какой-нибудь «чёрной дырой» вместе с чудом сохранившимися костями последнего во Вселенной человека, сразу и не хочет больше ничего понимать, а только вспоминает, как бы всё-таки было неплохо попасть хотя бы на Страшный суд. И эта проблема покамест других решений кроме мифотворчества («астрал» и т. п.) не находит, хотя поиск ведётся.

Что ж, оставим до поры похороны и всё, что с ними связано, попам, а жизнь доверим в более надёжные руки.