Вопрос 1. О конечной цели человека
Раздел 1. Присуща ли человеческим действиям обусловленность целью?
Раздел 2. [только ли] разумной природе свойственна обусловленность действий целью?
Раздел 3. Определяются ли человеческие действия их целью?
Раздел 4. Существует ли конечная цель человеческой жизни?
Раздел 5. Может ли у одного человека быть несколько конечных целей?
Раздел 6. Все ли желаемое человеком желается им ради конечной цели?
Раздел 7. Обща ли конечная цель всем людям?
Раздел 8. Разделяют ли эту конечную цель все остальные твари?
Вопрос 2. О том, что составляет счастье человека
Раздел 1. В богатстве ли счастье?
Раздел 2. Состоит ли счастье человека в чести?
Раздел 3. Состоит ли счастье человека в известности и славе?
Раздел 4. Состоит ли счастье человека во власти?
Раздел 5. Состоит ли счастье человека в каком-либо телесном благе?
Раздел 6. Состоит ли счастье человека в удовольствии?
Раздел 7. Составляет ли счастье человека какое-либо душевное благо?
Раздел 8. Составляет ли счастье человека какое-либо сотворенное благо?
Раздел 1. Является ли счастье чем-то несотворенным?
Раздел 2. Является ли счастье деятельностью?
Раздел 3. Является ли счастье деятельностью только умственной или же еще и чувственной части?
Раздел 5. Является ли счастье деятельностью созерцательного или практического ума?
Раздел 6. Действительно ли счастье состоит в рассмотрениях умозрительных наук?
Раздел 7. Состоит ли счастье в познании отделенных субстанций, а именно Ангелов?
Раздел 8. Состоит ли человеческое счастье в созерцании божественной сущности?
Вопрос 4. О том, что необходимо для счастья
Раздел 1. Необходимо ли для счастья наслаждение?
Раздел 2. Предшествует ли в счастье порядок видения [порядку] наслаждения?
Раздел 3. Необходимо ли для счастья разумение?
Раздел 4. Необходима ли для счастья правота воли?
Раздел 5. Необходимо ли тело для человеческого счастья?
Раздел 6. Необходимо ли для счастья совершенство тела?
Раздел 7. Необходимы ли для счастья какие-либо внешние блага?
Раздел 8. Необходима ли для счастья дружба?
Вопрос 5. О достижении счастья
Раздел 1. Может ли человек достигнуть счастья?
Раздел 2. Может ли один человек быть счастливей другого?
Раздел 3. Может ли кто-либо быть счастлив в нынешней жизни?
Раздел 4. Может ли быть утраченным однажды обретенное счастье?
Раздел 5. Может ли человек достигнуть счастья через посредство своих природных способностей?
Раздел 6. Достигает ли человек счастья благодаря действию более возвышенной твари?
Раздел 7. Необходимы ли добрые дела для того, чтобы человек мог обрести счастье в Боге?
Раздел 8. Все ли люди желают счастья?
Когда о человеке говорится, что он создан по образу и подобию Бога, то, согласно Дамаскину, выражение «по образу» указывает на «разумное существо, наделенное свободной волей и самодвижением»1. Поэтому после рассмотрения образца, т. е. Бога, и всего того, что проистекает из власти Бога в соответствии с Его волей, нам надлежит исследовать Его образ, человека, поскольку человек, обладая свободной волей и способностью к самостоятельным действиям, также является началом собственных действий.
В связи с этим мы исследуем, Во-первых, конечную цель человеческой жизни и, во-вторых, то, посредством чего человек может продвигаться на пути к этой цели или же сбиваться с него, поскольку цель управляет всем, что служит к ее достижению. И коль скоро конечной целью человеческой жизни все полагают счастье, то нам предстоит рассмотреть 1) [что есть] конечная цель и 2) [что есть] счастье.
Относительно первого будет исследовано восемь пунктов: 1) при суща ли человеческим действиям обусловленность целью; 2) свойственно ли это [только] разумной природе; 3) в какой мере человеческие действия определяются их целью; 4) существует ли конечная цель человеческой жизни; 5) может ли у одного человека быть несколько конечных целей; 6) подчиняет ли человек все достижению конечной цели; 7) обща ли конечная цель всем людям; в) имеют ли все остальные твари ту же конечную цель, что и человек.
С первым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что человеческим действиям не присуща обусловленность целью. В самом деле, в порядке природы первенствует причина, тогда как само имя конечной цели указывает на то, что идет в конце. Следовательно, конечная цель не может являться причиной. Но то, что обусловливает человеческие действия, суть причина его действий, ибо само выражение «обусловливать» указывает на отношение причинности. Таким образом, человеческим действиям не присуща обусловленность целью.
Возражение 2. Далее, то, что само по себе является конечной целью, не может быть обусловлено целью. Но, как говорит Философ, в некоторых случаях конечная цель совпадает с действием1. Следовательно, человеческие действия не всегда обусловливаются целью.
Возражение 3. Далее, действие человека, пожалуй, обусловлено целью в том случае, когда он действует преднамеренно. Но во многих действиях человека нет преднамеренности, порой он даже совсем не задумывается о том, что делает, например, когда он двигает рукой или ногой, или почесывает бороду, размышляя при этом о чем-то другом. Следовательно, действия человека не всегда обусловлены целью.
Этому противоречит следующее: все принадлежащие к [общему] роду вещи проистекают из начала этого рода. Но цель, как говорит Философ, это начало человеческих действий2. Поэтому человеку свойственно действовать ради цели.
Отвечаю: из всех совершаемых человеком действий в собственном смысле слова «человеческими» являются только те, которые присущи человеку как именно человеку. Затем, человек отличается от неразумных животных тем, что он является хозяином собственных действий. Поэтому «человеческими» следует называть такие действия, хозяином которых является человек. Далее, человек является хозяином собственных действий благодаря разуму и воле, по каковой причине свободную волю определяют как «способность и волю разума». Поэтому «человеческими» действиями в собственном смысле слова являются те, которые проистекают из обдуманной воли. Все же другие действия человека следует называть «действиями человека», но никак не «человеческими» действиями, поскольку они не присущи человеку как именно человеку Далее, очевидно, что если действия проистекают из способности, то они и обусловлены этой способностью сообразно природе своего объекта. Но объектом желания является благо и цель. Поэтому все человеческие действия должны совершаться ради цели.
Ответ на возражение 1. Хотя в порядке исполнения цель есть нечто последнее, однако в порядке намерения действователя она суть первое, и в этом смысле она является причиной.
Ответ на возражение 2. Если бы какое-нибудь человеческое действие являлось конечной целью, то в этом случае оно было бы произвольным, иначе оно не было бы человеческим действием, о чем было сказано выше. Затем, действие бывает произвольным двояко: во-первых, постольку, поскольку оно направляется волей, например ходьба или речь; во-вторых, постольку, поскольку оно выявляется в соответствии с волей, например, сам акт волеизъявления. Но невозможно, чтобы выявляемое в соответствии с волей действие было конечной целью. В самом деле, объектом воли является цель, подобно тому как объектом зрения является цвет, где первым видимым не может являться акт виденья, поскольку каждый акт виденья определен к видимому объекту Точно так же и первое желаемое, то есть цель, не может быть самим актом воли. Следовательно, если бы человеческое действие являлось конечной целью, то это было бы действие, которое направляется волей, и потому любое действие человека, в том числе и сам акт воли, совершается ради цели. Поэтому что бы человек ни делал, правильным будет говорить, что человек действует ради цели, даже в том случае, если он совершает то действие, в котором и состоит конечная цель.
Ответ на возражение 3. Подобного рода действия в собственном смысле слова не являются человеческими действиями, поскольку они не следуют из обдуманных намерений разума, собственного начала человеческих действий. Поэтому, хотя они и совершаются ради некоторой мнимой цели, однако не той, которая была бы определена разумом.
Со вторым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что [только] разумной природе свойственно действовать ради цели. Ведь человек, которому присуще действовать ради цели, никогда не действует ради неизвестной цели. С другой стороны, есть немало вещей, которые ничего не знают о цели - либо потому, что они вообще лишены знаний, каковы существа, лишенные чувств, либо же потому, что они не способны схватить идею цели, каковы неразумные животные. Поэтому, похоже, только разумной природе свойственно действовать ради цели.
Возражение 2. Далее, действовать ради цели означает определить свое действие к цели. Но это требует работы разума. Поэтому такого рода действия не свойственны вещам, которым недостает разума.
Возражение 3. Далее, благо и цель - это объекты воли. Но «воля находится в разуме»3. Следовательно, действовать ради цели свойственно только разумной природе.
Этому противоречит следующее: Философ доказал, что «не только уму, но также и природе присуще действовать ради цели»4.
Отвечаю: каждый действователь необходимо действует ради цели. В самом деле, если несколько причин определены друг в отношении друга, то с устранением первой необходимо будут устранены и прочие. Но первой из всех причин является конечная причина. Так это потому, что материя не получает формы иначе, как только вследствие перемещения ее действователем, поскольку ничто само по себе не переходит из потенциальности в актуальность. Но действователь движет в силу своей интенции к цели. В самом деле, если бы действователь не был определен к некоторому частному следствию, он бы не отдавал предпочтения деланию одной вещи перед деланием какой-то другой; следовательно, коль скоро он производит определенное следствие, то необходимо, чтобы он был определен к чему-то такому, что имеет природу цели. И как это определение в разумной природе обусловливается «разумным желанием», которое называется волей, точно так же в других вещах оно обусловливается их естественной склонностью, которая называется «природным желанием».
Однако должно иметь в виду, что вещь через посредство своего действия или движения может склоняться к цели двояко: во-первых, как вещь, сама движущая себя к цели (например, человек); во-вторых, как вещь, движимая к цели другим (например, стрела стремится к некоторой цели постольку, поскольку приводится в движение определившим свое целевое действие лучником). Поэтому наделенные разумом вещи, будучи благодаря свободной воле, которая является способностью воли и разума, господами собственных действий, сами движут себя к цели, а вещи, которым недостает разума, склоняются к цели посредством естественной склонности и, ничего не зная о природе цели как таковой и потому, не имея возможности определять что-либо к цели, но - только*определяться к ней другим, движутся к ней не сами, а этим другим. В самом деле, как уже было показано (I, 22, 2; I, 103, 1), лишенная разума природа соотносится с Богом как инструмент с основным действователем. Таким образом, разумной природе присуще стремиться к цели посредством самоорганизации и самодвижения, в то время как неразумной природе присуще стремиться к цели посредством организации и приведения в движение другим, независимо от того, схватывает ли она эту цель, как это имеет место в случае неразумных животных, или не схватывает, как это имеет место в случае тех вещей, которые полностью лишены всяческого познания.
Ответ на возражение 1. Когда человек действует ради цели по собственному почину, то в таком случае ему эта цель известна, но когда он направляется или руководствуется кем-то другим, как, например, когда он действует по чьему-либо указу или принуждению, то вовсе не необходимо, чтобы он знал эту цель. И то же самое имеет место в случае с неразумными тварями.
Ответ на возражение 2. Определять к цели свойственно тому, кто способен определять к цели самого себя, в то время как быть определяемым к цели свойственно тому, кто определяется к цели другим. Последнее присуще неразумной природе, хотя и происходит не без участия того, кто наделен разумом.
Ответ на возражение 3. Объектами воли являются всеобщая цель и всеобщее благо. Поэтому в лишенных разума и ума вещах, не могущих схватывать всеобщее, не может быть и воли, но - только природное или чувственное желание, определенное к некоторому частному благу. Но очевидно, что частные причины движутся общей причиной, подобно тому как градоначальник, преследующий общее благо, своими указами приводит в движение все частные городские службы. Поэтому все, чему недостает разума, необходимо приводится в движение по направлению к своим частным целям некоторой направленной на всеобщее благо разумной волей, а именно божественной волей.
С третьим, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что человеческие действия не определяются их целью. В самом деле, цель - это внешняя причина. Но все определяется внутренним началом. Следовательно, человеческие действия не определяются их целью.
Возражение 2. Далее, то, что определяет вещь, должно существовать прежде вещи. Но цель появляется после нее. Следовательно, человеческое действие не определяется целью.
Возражение 3. Далее, одна и та же вещь не может принадлежать к нескольким видам. Но иногда один и тот же акт бывает определен к различным целям. Следовательно, цель не определяет человеческие действия.
Этому противоречит сказанное Августином о том, что «как их цель достойна порицания или похвалы, точно так же и наши дела достойны порицания или похвалы»5.
Отвечаю: определением любой вещи служит не потенция, а акт, по каковой причине составленные из материи и формы вещи устанавливаются в своих видах согласно своим формам. И то же самое имеет место с присущими им движениями. В самом деле, движение может быть как действием, так и претерпеванием, но и в том и другом случае оно определяется актом: действие - актом, который является началом действия, а претерпевание - актом, которым завершается движение. Поэтому нагревание как действие есть не что иное, как некоторое вызванное теплотой движение, а нагревание как претерпевание есть не что иное, как движение к теплу; приведенная дефиниция указывает на определение природы. Человеческий же акт, независимо от того, является ли он действием или претерпеванием, получает свое определение от цели. В самом деле, человеческие акты могут рассматриваться обоими способами, поскольку человек и движет себя, и движется собой. Затем, как было сказано выше (1), «человеческими» акты называются тогда, когда они проистекают из намерений воли. Но объектом воли является благо и цель. Поэтому очевидно, что началом человеческих действий, насколько они суть именно человеческие, является цель. То же самое можно сказать и об их пределе, поскольку человеческое действие завершается на том, что определено волей в качестве цели (это подобно тому, как у природных действователей форма произведенной вещи подобна форме произведшего). А так как говорить о морали, согласно Амвросию, «означает говорить о человеке»6, моральные акты в прямом смысле слова получают свои определения от цели, поскольку моральные акты есть то же, что и человеческие акты.
Ответ на возражение 1. Цель по отношению к акту не является чем-то полностью внешним, поскольку она связана с актом как начало или предел; таким образом, она суть нечто, сущностно принадлежащее акту так, что либо проистекает из того, что рассматривается как действие, либо переходит в то, что рассматривается как претерпевание.
Ответ на возражение 2. Цель, как было показано выше (1), в той мере, в какой она существует в намерении воли, предшествует [вещи]. В силу этого она и дает определение человеческому, или моральному акту.
Ответ на возражение 3. Один и тот же акт, будучи однажды произведен своим действователем, упорядочен только к одной ближайшей цели, от которой он и получает свое определение, хотя при этом он может быть упорядочен к нескольким отдаленным целям, каждая последующая из которых является целью предшествующей. К тому же бывает и так, что акт, являясь единичным с точки зрения своего естественного определения, при этом упорядочен к нескольким намерениям воли; например, акт «человекоубийства», будучи единичным с точки зрения естественного определения, может быть упорядочен как к свершению правосудия, так и к удовлетворению гнева. В таком случае с точки зрения морального определения налицо несколько актов, поскольку первый суть акт добродетельный, а второй - греховный. В самом деле, движение не получает определение от того, что является его пределом акцидентно, но только от того, что является его пределом сущностно. Однако моральные цели по отношению к природной вещи акцидентны и, соответственно, связь естественной цели с моралью также акцидентна. Следовательно, нет ничего несообразного в том, что действия, будучи с точки зрения их естественного определения одним и тем же, с точки зрения их морального определения различны, и наоборот.
С четвертым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что у человеческой жизни вообще нет никакой конечной цели, но что мы имеем дело с бесконечностью. Ведь благо, как утверждает Дионисий, распространяется сущностно7. Следовательно, коль скоро то, что проистекает из блага, само является благом, то оно, в свою очередь, также должно распространять благо, и, таким образом, распространение блага бесконечно. Но благо имеет природу цели. Следовательно, последовательность целей бесконечна.
Возражение 2. Далее, то, что относится к разуму, может умножаться до бесконечности, поскольку у математического количества нет никакого предела. По той же самой причине и виды чисел бесконечны, ибо какое бы число мы ни взяли, разум всегда может помыслить большее. Но желание цели является результатом представлений разума. Поэтому похоже на то, что количество целей бесконечно.
Возражение 3. Далее, объектом воли является благо и цель. Но воля способна бесконечное множество раз воздействовать на саму себя, поскольку я могу желать нечто, желать это желание и так далее до бесконечности. Таким образом, у человеческой воли может быть бесконечное множество целей, и потому у человеческой воли нет никакой конечной цели.
Этому противоречит сказанное Философом о том, что «признание бесконечного - это отрицание блага как такового»8. Но благо есть то, что имеет природу цели. Следовательно, бесконечность цели противна ее природе. Таким образом, необходимо признать наличие одной конечной цели.
Отвечаю: под каким бы углом зрения мы ни рассматривали этот вопрос, в собственном смысле слова цели не могут проистекать друг от друга до бесконечности. В самом деле, во всех вещах наличествует сущностная упорядоченность друг к другу, и с устранением первой из них все те, которые упорядочены к этой первой, также необходимо были бы устранены. На основании этого Философ доказывает, что мы не можем бесконечно переходить от одной причины движения к другой, поскольку в таком случае не было бы никакого первого двигателя, без которого бы не двигалось и все остальное, так как оно движется только через посредство того, что приводится в движение первым двигателем9. Далее, что касается целей, то их порядок двояк, [а именно] порядок намерений и порядок исполнений, и в каждом из этих порядков должно быть нечто первое. В самом деле, то, что является первым в порядке намерений, суть начало, движущее желание; следовательно, если мы устраним это начало, то тем самым устраним и то, что движет желание. Со своей стороны, первым в исполнении является то, в чем имеет свое начало деятельность, и если мы устраним это начало, то никто не приступит к действию. Но началом в намерении является конечная цель, а началом в исполнении - первая из упорядоченных к цели вещей. Следовательно, ни при каких обстоятельствах здесь бесконечности быть не может, поскольку если бы не было конечной цели, то и ничто бы не желалось, и никакое бы действие не имело своего завершения, и не было бы ничего, на чем бы успокоилось намерение действователя; и точно так же: если бы не было первого из того, что упорядочено к цели, то и никто бы не приступал к какому-либо действию, и пророчества бы не сбывались, поскольку сроки их исполнения уходили бы в бесконечность.
С другой стороны, ничто не препятствует тому, чтобы бесконечность присутствовала в тех вещах, которые упорядочены друг к другу не сущностно, а акцидентно, поскольку акцидентным причинам не устанавливается предел. И в этом смысле, действительно, встречаются как акцидентные бесконечности целей, так и [акцидентные бесконечности] упорядоченных к цели вещей.
Ответ на возражение 1. Природа блага такова, что из него проистекает многое, а само оно не проистекает из чего-либо другого. Таким образом, коль скоро благо имеет природу цели, и первое благо - конечной цели, приведенный аргумент вовсе не доказывает, что будто бы нет никакой конечной цели, но - что от предполагаемой цели мы можем бесконечно нисходить к упорядоченным к цели вещам. И это было бы действительно так, если бы мы брали к рассмотрению только всемогущество первого блага, которое бесконечно. Но коль скоро первое благо распространяет себя в соответствии с умом, которому свойственно переходить в следствия согласно некоторой установленной форме, то из этого следует, что существует некая мера в истечении благ от первого блага, от Которого все остальные блага обретают способность к своему распространению. Следовательно, распространение благ происходит не бесконечно, но, как сказано [в Писании], Бог располагает все «мерою, числом и весом» (Прем. 11, 21).
Ответ на возражение 2. В рассуждениях о самих по себе вещах разум исходит из известных естественным образом начал и продвигается вплоть до некоторого предела. На этом основании Философ доказал, что не существует бесконечного доказательства, поскольку доказательство имеет дело с вещами, связанными друг с другом не акцидентно, а сущностно10. Что же касается вещей, связанных друг с другом акцидентно, то в этом случае ничто не препятствует разуму действовать бесконечно. Но прибавление к количеству другого количества или к числу единицы по отношению к ним акцидентно. Поэтому когда речь идет о такого рода вещах, ничто не препятствует разуму действовать бесконечно.
Ответ на возражение 3. Это умножение актов воздействующей на саму себя воли акцидентно по отношению к упорядоченности целей, что явствует из того, что с точки зрения одной и той же цели не имеет значения, единожды ли воздействует на себя воля, или многократно.
С пятым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется возможным, чтобы воля одного человека была одновременно устремлена к нескольким вещам как к своим конечным целям. Так, Августин говорит, что конечная цель, к которой люди стремятся [как бы по природе], состоит в следующем: «В удовольствии, покое, дарах природы и добродетели»11. Но очевидно, что это больше, чем одна вещь. Следовательно, воля одного человека может усматривать свою конечную цель во многих вещах.
Возражение 2. Далее, то, что не противоположно друг другу, друг друга не исключает. Но есть немало такого, что не противоположно друг другу. Поэтому предположение о том, что нечто является конечной целью воли, не исключает [возможности] наличия других [конечных целей].
Возражение 3. Далее, устремляясь к чему-то одному как к своей конечной цели, воля при этом не теряет своей свободы. Но прежде, чем она определила для себя нечто, например, удовольствие, в качестве конечной цели, она могла бы определить в качестве таковой что-нибудь другое, например, богатство. Таким образом, даже после того как человек определил в качестве своей конечной цели удовольствие, он может в то же самое время определять в качестве своей конечной цели богатство. Поэтому представляется вполне возможным, чтобы воля одного человека была одновременно устремлена к нескольким вещам как к своим конечным целям.
Этому противоречит следующее: то, в чем человек видит свое успокоение как в своей конечной цели, является руководством для его устремлений, поскольку из него он черпает все свои жизненные основоположения. В связи с этим о чревоугодниках сказано: «Их "бог" - чрево» (Фил. 3, 19), а именно потому, что они видят свою конечную цель в удовольствиях чрева. Однако, согласно сказанному [в Писании], «никто не может служить двум господам» (Мф. 6, 24), поскольку те не упорядочены друг к другу- Поэтому невозможно, чтобы у человека было несколько не упорядоченных друг к другу конечных целей.
Отвечаю: невозможно, чтобы воля одного человека была устремлена сразу к нескольким вещам как к своим конечным целям. И так это в силу следующих трех причин.
Во-первых, так это потому, что коль скоро все желает собственного совершенства, человек желает своей конечной цели как своего совершенного и венчающего все блага. В связи с этим Августин говорит, что «конечным благом мы называем не то, чем благо оканчивается, чтобы прекратить свое существование, а то, чем оно доводится до совершенства, чтобы стать полным»12. Поэтому необходимо, чтобы конечная цель так удовлетворяла человеческое желание, что человеку уже просто нечего было бы более желать, чего никак не может быть, если для его совершенства требуется что-то еще. Следовательно, невозможно, чтобы желание было устремлено сразу к двум вещам, как если бы каждая из них была совершенным благом.
Во-вторых, так это потому, что как в процессе рассуждения началом является то, что известно естественным образом, точно так же и в процессе разумного пожелания, то есть волеизъяв ления, началом должно быть то, что желается естественным об разом. Однако этим может быть только что-то одно, поскольку природа стремится только к чему-то одному. Но началом про цесса разумного пожелания является конечная цель. Следова тельно, то, к чему склоняется воля как к своей конечной цели, единственно. #
В-третьих, так это потому, что коль скоро добровольные действия, как было показано выше (3), получают свои виды от цели, то они должны получать свой род от общей им всем конечной цели, что подобно тому, как природные вещи разделяют род согласно общей им форме. Таким образом, коль скоро все, что может быть желаемо волей, принадлежит к одному роду, конечная цель необходимо единственна. Это тем более так постольку, поскольку у каждого рода есть только одно первое начало, а конечная цель обладает природой первого начала, о чем уже было говорено. Затем, как конечная цель человека как именно человека относится к человечеству, точно так же и конечная цель любого человека как индивида относится к индивидуальности. Поэтому, коль скоро у всех людей по природе есть только одна конечная цель, то и воля конкретного человека должна быть определена к этой конечной цели.
Ответ на возражение 1. Все перечисленные вещи рассматриваются теми, кто видит в них конечное благо, как одно вытекающее из них совершенство.
Ответ на возражение 2. Хотя и можно определить ряд не противоположных друг другу вещей, однако любая их них будет противоположна совершенному благу, поскольку ей всегда будет требоваться нечто для ее совершенствования.
Ответ на возражение 3. Способность воли такова, что она не может одновременно желать противоположного, что имело бы место, если бы она устремлялась к нескольким различным объектам как к конечным целям, о чем было сказано выше.
С шестым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что не все из того, что желает человек, он желает ради конечной цели. В самом деле, об упорядоченных к конечной цели вещах принято говорить как о чем-то очень серьезном и очень полезном. Но в шутках нет ничего серьезного. Следовательно, то, что делается шутки ради, не определено к конечной цели.
Возражение 2. Далее, Философ в начале своей «Метафизики» говорит, что умозрительная наука желанна ради нее самой13. Но ведь нельзя же сказать, что каждая умозрительная наука является конечной целью. Следовательно, не все из того, что желает человек, он желает ради конечной цели.
Возражение 3. Далее, кто бы ни определял что-либо к конечной цели, он думает об этой цели. Но человек во время своих дел и желаний не всегда думает о конечной цели. Следовательно, не все из того, что человек делает и желает, он делает и желает ради конечной цели.
Этому противоречат следующие слова Августина: «Наше конечное благо есть то, ради чего должно быть желательно все остальное, само же оно желательно ради него самого»14.
Отвечаю: что бы человек ни желал, он необходимо желает ради конечной цели. Очевидность этого можно показать двояко. Во-первых, на основании того, что все, желаемое человеком, желается им с точки зрения блага. Таким образом, даже если он желает нечто не как являющееся его конечной целью совершенное благо, он необходимо желает его как ведущее к совершенному благу, поскольку любое начало всегда упорядочено к завершению, что хорошо видно на примере следствий как природы, так и искусства. Поэтому любое начало совершенствования упорядочено к завершению совершенствования, которое достигается с достижением конечной цели. Во-вторых, на основании того, что конечная цель так относится к движению желания, как первый двигатель к остальным движениям. Но очевидно, что вторичные движущие причины не приводят в движение иначе, как только будучи сами приведены в движение первым двигателем. Поэтому и вторичные цели желания не движут желание иначе, как только будучи упорядочены к первому объекту желания, а именно к конечной цели.
Ответ на возражение 1. Целью шуток не является что-либо внешнее, но - только лишь благо самого шутника, поскольку они либо радуют его, либо успокаивают. Совершенным же благом человека является его конечная цель.
Ответ на возражение 2. То же самое можно сказать и об умозрительной науке, которая желанна как благо ученого и включена в являющееся конечной целью полное и совершенное благо.
Ответ на возражение 3. Никто не должен непременно думать о конечной цели всякий раз, когда он что-либо желает или делает. Просто действенность определенной к конечной цели первой интенции всегда присутствует в каждом и направленном на что угодно желании, даже если помыслы желающего никак не связаны с конечной целью. Так, гуляющий по тропинке, делая очередной шаг, вовсе не должен думать о цели [своей прогулки].
С седьмым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что конечная цель не обща всем людям. В самом дел е, конечная цель человека - это, пожалуй, есть нечто, прежде всего, неизменное. Но некоторые, греша, отступают от неизменного блага. Следовательно, конечная цель не обща всем людям.
Возражение 2. Далее, вся жизнь человека определяется его конечной целью. Таким образом, если бы у всех людей была одна и та же конечная цель, их жизненные устремления не разнились бы, что очевидно не так.
Возражение 3. Далее, цель - это предел действия. Но действия являются действиями индивидов. Затем, хотя природа вида и обща всем людям, однако они отличаются в том, что относится к индивидам. Следовательно, конечная цель не обща всем людям.
Этому противоречат слова Августина о том, что всем людям обще желание конечной цели, а именно блаженства15.
Отвечаю: о конечной цели можно говорить двояко: во-первых, с учетом только лишь аспекта конечной цели; во-вторых, через рассмотрение того, в чем аспект конечной цели реализован. Так вот, в том, что касается самого аспекта конечной цели, то желание конечной цели обще всем, поскольку все желают завершения своего совершенствования, в чем, собственно, и состоит конечная цель, о чем уже было сказано (5). Но что касается того, в чем реализован этот аспект, то тут мнения людей об их конечной цели расходятся, поскольку одни видят ее в богатстве, другие - в удовольствиях, третьи - в чем-то еще. Это подобно тому, как сладость, которая на вкус приятна всем, одним наиболее приятна в вине, другим - в меде, третьим - в чем-то подобном. А вот для того, кто высшее удовольствие находит именно во вкусе, сладость - это наиприятнейшая вещь на свете. Таким образом, то благо, которое является для человека наиболее совершенным с точки зрения наилучшей расположенности человека к восприятию этого блага, и желается им ради его конечной цели.
Ответ на возражение 1. Совершающие грех отступают от того, в чем в действительности состоит их конечная цель, но это не означает, что они отступают от стремления к конечной цели; просто они стремятся к ней неверным путем.
Ответ на возражение 2. Различия в жизненных устремлениях обусловлены различием вещей, в которых люди пытаются найти свою конечную цель.
Ответ на возражение 3. Хотя действия принадлежат индивидам, однако первое начало действия является природным и направлено только на нечто одно, о чем уже было сказано выше (5).
С восьмым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что все сущее разделяет с человеком его конечную цель. В самом деле, цель адекватна началу. Но начало человека, Бог, также является началом и всего остального.
Следовательно, все остальные вещи разделяют с человеком его конечную цель.
Возражение 2. Далее, Дионисий сказал, что «Бог привлекает все вещи к Себе как к их завершению»16. Но Он также является и завершением человека, поскольку, согласно Августину, Им одним будет наслаждаться человек17. Следовательно, все остальные вещи разделяют с человеком его конечную цель.
Возражение 3. Далее, конечная цель человека является объектом его воли. Но объект воли - это всеобщее благо, которое является целью всего. Следовательно, остальные вещи разделяют с человеком его конечную цель.
Этому противоречит то обстоятельство, что, по словам Августина, конечной целью человека является блаженство, и все люди желают именно его18. Но, как говорит [тот же] Августин, «блаженство недоступно животным, лишенным разума»19. Следовательно, остальные вещи не разделяют с человеком его конечную цель.
Отвечаю: как говорит Философ, цель бывает двоякой, а именно цель «ради чего» и цель «посредством чего», т. е. сама вещь, обладающая аспектом блага, и пользование или обретение этой вещи20. Так, мы говорим, что целью движения тяжелого тела является более низкое место в смысле «вещи» или пребывание в более низком месте в смысле «пользования», а целью скупца - деньги в смысле «вещи» или обладание деньгами в смысле «пользования».
Если, таким образом, мы говорим о конечной цели человека в смысле цели как вещи, то в таком случае все остальное разделяет с человеком его конечную цель, поскольку конечной целью равно человека и всего остального является Бог. Если же мы говорим о конечной цели человека в смысле обретения цели, то неразумные существа не разделяют с человеком его конечную цель. В самом деле, человек и другие разумные существа стремятся к своей конечной цели посредством познания и любви Бога, что для других существ представляется невозможным, и потому они обретают свою конечную цель постольку, поскольку участвуют в уподоблении божественности, будучи сущими, живущими или даже знающими.
Из сказанного очевидно, что [все] возражения сняты, поскольку [для человека] знаком обретения конечной цели является блаженство [или счастье].
Теперь нам надлежит рассмотреть вопрос о счастье, а именно: 1) В чем оно состоит; 2) что это такое; 3) как нам его достигнуть.
Относительно первого будет исследовано восемь пунктов: 1) в бо гатстве ли счастье; 2) в чести ли оно; 3) или же в известности и славе; 4) или же во власти; 5) или же в некотором телесном благе; 6) или же в удовольствии; 7) или же в некотором душевном благе; 8) или же в каком- то сотворенном благе.
С первым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье человека состоит в богатстве. Ведь коль скоро счастье является конечной целью человека, то оно должно состоять в том, что в наибольшей степени владеет человеческими страстями. Но это - богатство, ибо сказано [в Писании]: «За все отвечает серебро» (Еккл. 10, 19). Следовательно, счастье человека - в богатстве.
Возражение 2. Далее, согласно Боэцию, счастье - это «совершенное состояние, которое является соединением всех благ»1. Но деньги, похоже, являются средством обладания всеми благами. Ведь сказал же Философ, что деньги были изобретены затем, чтобы служить неким залогом приобретения всего, что пожелает человек2. Следовательно, счастье состоит в богатстве.
Возражение 3. Далее, коль скоро стремление к наивысшему благу никогда не прекращается, то оно, похоже, безгранично. Но это в первую очередь относится к богатству, ибо «кто любит серебро - тот не насытится серебром» (Еккл. 5, 9). Следовательно, счастье состоит в богатстве.
Этому противоречит следующее: благо человека состоит скорее в том, чтобы сохранять счастье, нежели в том, чтобы стремиться его преумножить. Но, как говорит Боэций, «сокровища больше сверкают, когда их тратят, а не тогда, когда их хранят. Жадность всегда делает людей ненавистными, а щедрость - славными»3. Следовательно, счастье состоит не в богатстве.
Отвечаю: невозможно, чтобы человеческое счастье состояло в богатстве. В самом деле, как говорит Философ, есть два рода богатства, а именно: естественное и искусственное4. Естественное богатство является средством для удовлетворения естественных потребностей человека, например, в пище, питье, одежде, средствах передвижения, жилище и т. п.; тогда как искусственное богатство - это то, что непосредственно не служит природе [человека], как, например, деньги, а создано искусством человека для удобства обмена и в качестве меры продаваемых вещей.
Итак, очевидно, что счастье человека не может состоять в естественном богатстве, ибо к богатству этого рода стремятся ради чего-то другого, а именно для поддержания человеческой природы. Таким образом, оно не является конечной целью, но скорее служит человеку как своей цели. Поэтому в порядке природы все подобные вещи занимают место ниже человека и созданы для него, согласно сказанному [в Писании]: «... [Ты] все положил под ноги его» (Пс. 8, 7).
А что касается искусственного богатства, то к нему стремятся ради богатства естественного, поскольку человек желает его лишь постольку, поскольку посредством него он добывает себе необходимое для жизни. Поэтому его еще в меньшей степени можно рассматривать в качестве конечной цели. Следовательно, невозможно, чтобы счастье, которое является конечной целью человека, состояло в богатстве.
Ответ на возражение 1. Все материальные блага измеряются деньгами, и большинство глупцов считаются таковыми именно потому, что им не ведомо ничего иного, помимо материальных благ, которые могут быть приобретены за деньги. Но при рассуждении о благе должно следовать мнению не глупых, а мудрых, ведь и в вопросе о вкусе пищи мы доверяем тому, чей вкус не притуплён.
Ответ на возражение 2. Все продаваемые вещи можно купить за деньги, кроме вещей духовных, которые продать невозможно. Поэтому сказано: «К чему сокровище в руках глупца? Для приобретения мудрости у него нет разума» (Прит 17, 16).
Ответ на возражение 3. Желание естественных богатств не безгранично, ибо для удовлетворения природы [человека] вполне достаточно определенного их количества. А вот желание искусственного богатства безгранично, поскольку оно, как разъясняет Философ, является слугой ничем не обузданного беспорядочного вожделения5. Однако стремление к такому богатству безгранично в ином отношении, чем стремление к высшему благу. В самом деле, чем более совершенно мы обладаем высшим благом, тем более оно нами любимо, а другие вещи - презираемы, ведь чем больше мы им владеем, тем больше его познаем. Поэтому сказано: «Ядущие меня еще будут алкать» (Сир. 24, 23). Тогда как в случае со стремлением к богатству или к какому-либо из преходящих благ имеет место обратное: когда мы уже обладаем им, мы презираем его и ищем другого [блага]. Об этом говорит наш Господь: «Всякий, пьющий воду сию, - подразумевая под ней преходящие блага, - возжаждет опять» (Ин. 4, 13). И так это потому, что обладание ими открывает нам их недостаточность и все их несовершенство, а также и то, что не в них заключается высшее благо.
Со вторым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье человека состоит в чести. Ведь, как сказал Философ, счастье или блаженство является «наградой добродетели»6. Но, похоже, что именно честь в первую очередь является тем, чем вознаграждается добродетель, о чем читаем и у Философа7. Следовательно, счастье состоит преимущественно в чести.
Возражение 2. Далее, Богу и наиболее выдающимся личностям, похоже, в первую очередь надлежит быть счастливыми, ибо в этом заключено совершенное благо. Но, как говорит Философ, это и есть честь8. Более того, у апостола сказано:
«...единому премудрому Богу - честь и слава» (1 Тим. 1, 17). Следовательно, счастье состоит в чести.
Возражение 3. Далее, больше всего человек желает счастья. Но, похоже, для человека нет ничего желаннее чести, ибо он согласен потерять все, лишь бы не лишиться чести. Следовательно, счастье состоит в чести.
Этому противоречит следующее: счастье находится в том, кто счастлив. Но честь - не в том, кого почитают, а скорее в том, кто, как говорит Философ, почитает и выказывает уважение почитаемой личности9. Следовательно, счастье состоит не в чести.
Отвечаю: невозможно, чтобы счастье состояло в чести. В самом деле, честь воздается человеку по причине какого-либо имеющегося у него достоинства и, следовательно, она является знаком и свидетельством достоинства, которым обладает почитаемый человек. Далее, достоинство человека непременно соизмеримо с его счастьем, которое является совершенным благом человека, и с частями [его счастья], т. е. с теми благами, посредством которых он получает определенную долю счастья. Таким образом, честь может быть следствием счастья, но счастье не может состоять в ней как в своем начале.
Ответ на возражение 1. Как говорит Философ, честь не является той наградой добродетели, ради которой стараются добродетельные [люди], но честь принимают от людей в качестве награды, если те не могут предложить ничего большего10. Истинной наградой добродетели является само счастье, ради которого стараются добродетельные [люди], ведь если бы они старались ради чести, то речь бы в таком случае шла не о добродетели, а о честолюбии.
Ответ на возражение 2. Честь воздается Богу и выдающимся личностям как знак, свидетельствующий об уже имеющемся достоинстве, однако достойными делает их не честь.
Ответ на возражение 3. То, что человек предпочитает честь другим [благам], проистекает из его естественного стремления к счастью, следствием которого, как установлено выше, является честь. Поэтому человек в первую очередь хочет заслужить уважение мудрого, доверяя суждениям которого он утверждается в своем достоинстве или счастье.
С третьим, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье человека состоит в известности и славе. В самом деле, похоже, что именно счастье является наградой святых за те страдания, которые они претерпевают в мире. Но это - слава, ибо, как сказал апостол, «...нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим. 8, 18). Следовательно, счастье - в славе.
Возражение 2. Далее, как утверждает Дионисий, благо сообщает себя [всему]11. Но о благе человека знают в первую очередь благодаря его славе, и уже во вторую очередь благодаря чему-то еще, поскольку, согласно Амвросию, слава состоит в «известности и хвале». Следовательно, счастье человека состоит в славе.
Возражение 3. Далее, счастье является наиболее непреходящим из благ. Поэтому похоже на то, что оно суть известность, или слава, поскольку благодаря ей люди в некотором смысле достигают бессмертия. В связи с этим Боэций говорит: «Вам кажется, что вы сделаетесь бессмертными, когда помышляете о славе в грядущем»12. Следовательно, счастье человека состоит в известности и славе.
Этому противоречит следующее: счастье есть истинное благо человека. Но разве не бывает так, что известность и слава оказываются ложными? Ведь, как сказал Боэций, «многие часто удостаивались известности вследствие почестей, воздаваемых заблуждавшейся толпой, а что может быть бесчестней? Лучше бы те, кого превозносят не по справедливости, сами устыдились расточаемых им незаслуженных восхвалений»13. Следовательно, счастье человека состоит не в известности и славе.
Отвечаю: счастье человека не может состоять в известности или людской славе. В самом деле, согласно Амвросию, слава состоит в «известности и хвале». Но известное соотносится с человеческим знанием иначе, чем со знанием Бога, поскольку человеческое знание обусловливается познанием вещей человеком, тогда как божественное знание само выступает причиной познаваемых человеком вещей. Поэтому человеческое знание не может являться причиной совершенства человеческого блага, которое называется счастьем, но, напротив, знание о счастье другого человека само проистекает и некоторым образом обусловливается счастьем этого человека, только зарождающимся или уже достигшим своей полноты. Из этого следует, что счастье человека не может состоять в известности и славе. С другой стороны, благо человека зависит от божественного знания как от своей причины. Поэтому человеческое блаженство зависит как от своей причины от той славы, которую человек обретает от Бога, согласно сказанному: «...избавлю его и прославлю его; долготою дней насыщу его и явлю ему спасение Мое» (Пс. 90, 15, 16).
Более того, следует заметить, что знание человека нередко бывает ошибочным, в особенности, если речь идет о таких случайных и частных вещах, как человеческие действия. По этой причине и людская слава часто бывает обманчивой. Но коль скоро Бог заблуждаться не может, то Его слава всегда истинна. Поэтому сказано: «...тот достоин... кого хвалит [осподь» (2 Кор. 10, 18).
Ответ на возражение 1. Апостол говорит здесь не о людской славе, а о той, которая исходит от Бога через Его ангелов. Поэтому сказано: «...Сын Человеческий исповедает его в славе Отца Своего пред святыми ангелами»14 (Мк. 8, 38).
Ответ на возражение 2. Если знание о благе человека, распространенное среди множества [людей], истинно, то это благо необходимо является следствием блага, существующего в самом человеке, и потому оно непременно предполагает наличие совершенного или зарождающегося счастья. А если это знание ложно, то оно не соответствует [своему] предмету, и тогда в знаменитом [человеке] нет никакого блага. Из этого следует, что слава никоим образом не может сделать человека счастливым.
Ответ на возражение 3. Известность непостоянна, о чем свидетельствует то обстоятельство, что ей с легкостью наносят урон ложные слухи. А если она порой и бывает продолжительной, то это происходит случайно. Счастье же длится само по себе и всегда.
С четвертым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье состоит во власти. В самом деле, все стремится к уподоблению Богу как своему первому началу и конечной цели. Но обладающие властью люди более [других] выглядят подобными Богу, поскольку уподоблены Ему в могуществе. В связи с этим и Писание называет их «богами», когда наставляет: «Богов не поноси»15 (Исх. 22, 28). Следовательно, счастье состоит во власти.
Возражение 2. Далее, счастье - это совершенное благо. Но высшим совершенством человека является умение управлять другими, а это достоинство принадлежит тем, кто находится у власти. Следовательно, счастье состоит во власти.
Возражение 3. Далее, коль скоро счастье - это то, что наиболее желанно, то оно противоположно тому, чего в первую очередь надлежит избегать. Но люди в первую очередь избегают рабства, которое является противоположностью власти. Следовательно, счастье состоит во власти.
Этому противоречит следующее: счастье является совершенным благом, в то время как власть в высшей степени несовершенна. В самом деле, согласно Боэцию, «власть порождает горечь тревог и не может избавить от терзаний и страха»; и несколько далее: «...разве назовешь могущественным того, кто гордо шествует в сопровождении слуг, однако сам их боится больше, чем устрашает?»16.
Отвечаю: невозможно, чтобы счастье состояло во власти, и причины на то две. Во-первых, [так это] потому, что власть, как сказано в пятой [книге] «Метафизики», имеет природу начала17, тогда как счастье имеет природу конечной цели. Во-вторых, [так это] потому, что власть причастна как к благу, так и к злу, тогда как счастье является свойством человека и его совершенным благом. Поэтому счастье скорее некоторым образом связано не с самой властью, а с надлежащим использованием власти, что [в свою очередь] обусловливается добродетелью.
Итак, мы можем привести четыре довода в пользу того, что счастье не состоит ни в одном из вышеупомянутых внешних благ. Во-первых, коль скоро счастье является высшим благом человека, то оно никак не совместимо со злом. Но все вышеупомянутые [блага] можно обнаружить как в добрых, так и в злых людях. Во-вторых, коль скоро счастье, как сказано в первой [книге] «Этики», по своей природе «доставляет удовольствие само по себе»18, то достигший счастья человек не может испытывать недостатка в каком-либо необходимом благе. Но после обретения любого из вышеупомянутых [благ] человек все еще может испытывать недостаток во многих необходимых ему благах, например, в мудрости, телесном здоровье и тому подобном. В-третьих, коль скоро счастье является совершенным благом, то оно не может никому приносить зла. Но этого нельзя сказать о вышеупомянутых [благах], поскольку читаем, что «богатство» иногда «сберегается владетелем его во вред ему» (Еккл. 5, 12), и то же самое в полной мере относится к остальным трем [благам]. В-четвертых, коль скоро человек изначально определен к счастью, то, следовательно, он определен к нему согласно своей природе. Но четыре вышеупомянутых блага существуют скорее в силу внешних причин, и в большинстве случаев - благодаря удаче, по каковой причине их и называют благами удачи. Из всего этого ясно, что счастье никоим образом не состоит в вышеупомянутых [благах].
Ответ на возражение 1. Власть Бога - это Его благость, и потому Он не может пользоваться Своею властью иначе, как только во благо. Однако этого никак нельзя сказать о людях. Следовательно, для счастья человека одного только уподобления Богу в могуществе не достаточно, поскольку ему также необходимо уподобиться Богу в благости.
Ответ на возражение 2. Если умелое использование власти при управлении множеством [людей] ведет к благу человека, то неумелое использование может стать для него большим злом. Поэтому дело обстоит так, что власть может приводить как к благу, так и к злу.
Ответ на возражение 3. Рабство препятствует использованию власти во благо, по каковой причине люди естественным образом и избегают его, а вовсе не потому, что высшее благо состоит во власти.
С пятым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье человека состоит в телесных благах. В самом деле, [в Писании] сказано: «Нет богатства лучше телесного здоровья» (Сир. 30,16). Но счастье [как раз и] состоит в том, что является наилучшим. Следовательно, оно состоит в телесном здоровье.
Возражение 2. Далее, Дионисий говорит, что «сущее простирается шире, чем жизнь», а «жизнь» - шире, чем все последующее19. Но для существования и жизни человеку необходимо телесное здоровье. Следовательно, коль скоро счастье является наивысшим благом человека, то, похоже, телесное здоровье больше чего бы то ни было сопряжено со счастьем.
Возражение 3. Далее, чем более общим является что-либо, тем возвышеннее начало, от которого оно зависит, поскольку чем возвышеннее начало, тем на большее простирается его сила. Но как причинность действующей причины состоит в ее переходе во что-то, точно так же причинность цели состоит в том, что она порождает желание. Следовательно, подобно тому как первая причина суть то, что переходит во все, точно так же и конечная цель суть то, что желанно всему. Но наиболее желанным всему является само бытие. Следовательно, счастье человека в первую очередь состоит в том, с чем связано его бытие, например, в телесном здоровье.
Этому противоречит следующее: человек превосходит всех остальных животных в отношении счастья. Но в отношении телесных благ он уступает большинству животных, например, слону - в долголетии, льву - в силе, оленю - в быстроте. Следовательно, счастье человека состоит не в телесных благах.
Отвечаю: невозможно, чтобы счастье человека состояло в телесных благах, и причины на то две. Во-первых, [так это] потому, что если одна вещь определена как к своей конечной цели к другой вещи, то ее конечная цель не может состоять в сохранении собственно бытия. Так, конечной целью капитана не может быть сохранение вверенного ему судна, поскольку судно определено к другой цели, а именно к навигации. Далее, как у судна есть направляющий его курс капитан, точно так же и у человека есть разум и воля, согласно сказанному: «Он от начала сотворил человека и оставил его в руке произволения его» (Сир. 15, 14). Но очевидно, что человек, не будучи высшим благом, определен к чему-то как к своей цели. Следовательно, конечной целью разума и воли человека не может быть сохранение человеческого бытия.
Во-вторых, если допустить, что целью воли и разума человека может быть сохранение его бытия, то и в этом случае нельзя утверждать, что целью человека является некое телесное благо. В самом деле, бытие человека заключается в душе и теле, и хотя бытие тела зависит от души, однако, как было показано выше (I, 75, 2), бытие души человека не зависит от тела; [напротив] само тело существует ради души, как материя - ради формы или инструменты - ради человека, который приводит их в движение и с их помощью может выполнять свою работу. Поэтому все телесные блага определены к душевным благам как к своей цели. Следовательно, счастье, которое является конечной целью человека, не может состоять в телесных благах.
Ответ на возражение 1. Подобно тому, как тело определено к душе как к своей цели, точно так же и внешние блага определены к самому телу. Поэтому насколько телесные блага предпочтительней внешних благ, которые [образно] названы «богатством», настолько же и блага души предпочтительней всех телесных благ.
Ответ на возражение 2. Сущее как таковое, содержащее в себе все совершенства бытия, простирается шире жизни и всего остального, поскольку такое сущее содержит их всех в себе. Именно таков смысл сказанного Дионисием. Но если рассматривать сущее в смысле причастности его к той или иной вещи, которая не обладает всем совершенством бытия, но, напротив, обладает бытием несовершенным, каково, например, бытие любой твари, то становится очевидным, что с прибавлением к нему совершенства такое бытие становится более возвышенным. Поэтому в том же месте Дионисий говорит, что живущее выше сущего, а умопостигаемое - живущего.
Ответ на возражение 3. Поскольку цель сообразна началу, то приведенный аргумент доказывает, что конечная цель суть первое начало бытия, в Котором содержится всяческое совершенство бытия и уподобиться Которому одни желают только в бытии, другие - в живом бытии, третьи - в бытии живом, умопостигаемом и счастливом. Впрочем, последнее - это удел немногих.
С шестым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье человека состоит в удовольствии. В самом деле, коль скоро конечной целью является счастье, то к нему не стремятся ради чего-либо другого помимо него самого. Но [критериям счастья] более всего соответствует удовольствие, поскольку «действительно, никто не станет расспрашивать, «ради чего» получают удовольствие, подразумевая, что удовольствие избирают само по себе»20. Следовательно, счастье состоит в первую очередь в удовольствии и наслаждении.
Возражение 2. Далее, «первая причина в большей мере влияет на свое причиненное, нежели вторая причина»21. Но каузальность цели заключается в том, что она вызывает желание. Поэтому, похоже, что обусловливающее большее желание в большей мере адекватно понятию конечной цели. В таком случае это удовольствие, о чем свидетельствует следующее: наслаждение настолько поглощает волю и разум человека, что побуждает его с презрением взирать на другие блага. Следовательно, кажется, что конечная цель человека, а именно счастье, в первую очередь состоит в удовольствии.
Возражение 3. Далее, поскольку желание есть желание блага, то, похоже, что желаемое всеми и есть наилучшее. Но все - и мудрые, и глупцы, и даже неразумные твари - желают наслаждений. Поэтому наслаждение и есть наилучшее. Следовательно, счастье, которое является наивысшим благом, состоит в удовольствии.
Этому противоречат следующие слова Боэция: «Кто пожелает поразмыслить о своих страстях, тот поймет, что последствия их печальны, и что если бы они могли привести человека к счастью, то не было бы никакого основания отрицать, что животным также доступно счастье»22.
Отвечаю: коль скоро наиболее известными являются наслаждения телесные, то именно «они захватили имя удовольствия»23, и хотя есть другие, более превосходные наслаждения, однако счастье не состоит и в них. Ведь во всякой вещи то, что относится к ее сущности, отличается от ее собственной акциденции; так, в человеке то, что он смертное разумное животное - это одно, а то, что он животное, способное смеяться, - совсем другое. Таким образом, нам следует иметь в виду, что всякое наслаждение является собственной акциденцией, относящейся к счастью или к какой-либо из его частей, поскольку причина наслаждения человека состоит в том, что он или действительно обладает неким надлежащим благом, или надеется им обладать, или, по крайней мере, хранит его в своей памяти. Затем, надлежащее благо, если, конечно, оно совершенно, составляет счастье человека, а если оно несовершенно, то является частью или приближающегося счастья, или прошедшего, или, по крайней мере, кажущегося. Из этого явствует, что ни одно из проистекающих из совершенного блага наслаждений не является самой сущностью счастья, но - лишь некоторым его следствием в качестве его собственной акциденции.
Но телесное удовольствие даже таким образом не может проистекать из совершенного блага. В самом деле, оно проистекает из блага, воспринятого чувством, каковое суть способность души, причем такая, которая использует тело. Но относящееся к телу и воспринимаемое чувствами благо не может быть совершенным. Ведь коль скоро разумная душа превосходит возможности телесной материи, то та часть души, которая не зависит от телесных органов, обладает некоторой беспредельностью по отношению к телу и тем частям души, которые стеснены телом, что подобно тому, как и имматериальные вещи обладают некоторой беспредельностью по сравнению с материальными вещами, поскольку формы [последних] определенным образом обусловливаются и ограничиваются материей, в то время как свободная от материи форма является определенным образом беспредельной. Следовательно, чувство, которое является способностью тела, познает обусловленное материей единичное, тогда как ум, который является свободной от материи способностью, познает абстрагированное из материи и содержащее в себе беспредельное число единичностей всеобщее. Из всего этого очевидно, что надлежащее телу благо, являющееся причиной его воспринимаемого чувством наслаждения, не есть совершенное благо человека и представляет собой сущую безделицу по сравнению с благом души. Поэтому сказано [в Писании]: «Пред нею все золото - ничтожный песок» (Прем. 7, 9). Следовательно, телесное удовольствие не может быть ни самим счастьем, ни собственной акциденцией счастья.
Ответ на возражение 1. Независимо от того, стремимся ли мы к благу или наслаждению, желание обретает покой только при достижении блага, что подобно тому, как благодаря одной и той же природной силе тяжелое тело стремится вниз и затем там покоится. Поэтому как благо желанно ради него самого, точно так же и наслаждение желанно ради него самого, а не ради чего-либо иного, если предлог «ради» указывает на конечную причину. Но если он указывает на формальную или, скорее, движущую причину, то наслаждение желанно ради чего-то другого, т. е. ради блага, которое является объектом этого наслаждения, и, следовательно, его началом, придающим ему форму, поскольку причиной желанности наслаждения является то, что оно успокаивается на предмете желания.
Ответ на возражение 2. Сила стремления к чувственному наслаждению возникает вследствие того, что деятельность чувств как источников нашего познания более различима. Именно поэтому большинство и стремится к чувственным удовольствиям.
Ответ на возражение 3. Все желают наслаждения в той же мере, в какой они желают блага, однако, как было указано выше, они желают наслаждения по причине блага, а не наоборот. Таким образом, из этого [аргумента] не следует делать вывод, что наслаждение представляет собой высшее и сущностное благо, но - что всякое наслаждение проистекает из некоторого блага, и лишь немногие из них проистекают из сущностного и высшего блага.
С седьмым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье человека составляет некое душевное благо. В самом деле, счастье является благом человека. Но блага бывают трояки: внешние блага, телесные блага и душевные блага. Однако, как было показано выше (4, 5), счастье не состоит ни во внешних благах, ни в благах телесных. Следовательно, оно состоит в душевных благах.
Возражение 2. Далее, мы любим того, кому желаем блага, больше, чем [само] благо, которое мы ему желаем. Так, мы любим друга, которому желаем денег, больше, чем мы любим [сами] деньги. Однако какое бы благо ни пожелал человек, он желает его ради самого себя. Следовательно, он любит себя больше, нежели все остальные блага. Далее, счастье является тем, что мы любим больше всего. Это очевидно из того факта, что все прочее мы любим и желаем ради него. Следовательно, счастье состоит в каком-либо благе самого человека, если не в телесном, то, значит, в душевном.
Возражение 3. Далее, совершенство есть нечто, принадлежащее совершенному. Но счастье - это совершенство человека. Следовательно, счастье есть нечто, принадлежащее человеку. Однако, как было показано выше (5), оно не принадлежит телу. Следовательно, оно принадлежит душе и, таким образом, оно состоит в душевных благах.
Этому противоречат следующие слова Августина: «То, что составляет блаженную жизнь, любимо ради него самого»24. Однако человек любим не ради него самого, но все, что в человеке, любимо ради Бога. Следовательно, счастье не состоит ни в одном из душевных благ.
Отвечаю: как было сказано выше (1,8), цель бывает двоякой, а именно: само то, чего мы желаем достигнуть, и пользование им, т. е. достижение или обладание. Таким образом, если речь идет о [самой] конечной цели человека, то невозможно, чтобы конечной целью человека была сама душа или что-либо, принадлежащее душе. В самом деле, сама по себе душа является в определенном смысле потенциальной, поскольку и ее актуальное познание возникает из потенциального, и ее актуальные добродетели становятся таковыми, будучи изначально потенциальными. Но потенция существует ради своего осуществления, т. е. акта, и потому то, что само по себе существует потенциально, не может являться конечной целью. Следовательно, сама по себе душа не может быть собственной конечной целью.
Подобным же образом не может быть [конечной целью] и все то, что принадлежит душе, т. е. ее силы, навыки и акты. В самом деле, являющееся конечной целью человека благо суть совершенное, удовлетворяющее желание человека благо. Далее, желание человека, или, иначе, воля, стремится к всеобщему благу. Но всякое душевное благо является частным и, следовательно, частичным благом. Поэтому ни одно из них не может являться конечной целью человека.
Но если мы говорим о конечной цели человека в смысле ее достижения или обладания ею или же о каком-либо использовании желаемой в качестве цели вещи, то в таком случае в человеке, а именно в его душе, есть нечто, относящееся к его конечной цели, поскольку человек достигает счастья через посредство своей души. Таким образом, желаемое в качестве цели является тем, что составляет счастье человека и делает его счастливым, а достижение [этой цели] называется счастьем. Следовательно, должно говорить, что счастье есть нечто, принадлежащее душе, а то, что составляет счастье, находится за пределами души.
Ответ на возражение 1. Поскольку приведенное различение должно охватывать все желаемые человеком блага, то душевные блага не могут быть ограничены только силами, навыками и актами, но в их число следует включить также и цели, находящиеся вне пределов души. Поэтому ничто не препятствует нам сказать: то, что составляет счастье человека, является благом души.
Ответ на возражение 2. Что касается этого возражения, то оно некорректно. В самом деле, счастье любят больше всего как желаемое благо, друга же любят как того, кому желают блага, и подобным же образом человек любит самого себя. Следовательно, в этих двух случаях речь идет о разных видах любви. А вот любит ли человек кого-либо любовью дружбы больше, чем он любит самого себя - этот вопрос мы подробно исследуем тогда, когда будем толковать о милосердии.
Ответ на возражение 3. Само по себе счастье, будучи совершенством души, является присущим душе благом, а то, что составляет счастье, а именно то, что делает человека счастливым, находится за пределами души, о чем уже было сказано.
С восьмым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье человека составляет некое сотворенное благо. Ведь сказал же Дионисий, что божественная мудрость «соединяет завершения первых с началом вторых»25, из чего мы можем заключить, что вершина низшей природы соприкасается с основанием высшей. Но высшим благом человека является счастье. Поэтому, коль скоро в порядке природы ангел, как было установлено ранее (I, 111, 1), предшествует человеку, то, похоже, счастье человека состоит в том, что он каким-то образом достигает [уровня] ангела.
Возражение 2. Далее, конечной целью любой вещи является то, что по отношению к ней совершенно. Поэтому часть относится к целому как к своей цели. Но сотворенный универсум, называемый макрокосмом, относится к человеку, называемому микрокосмом26, как совершенное к несовершенному. Следовательно, счастье человека состоит во всем сотворенном универсуме.
Возражение 3. Далее, человек становится счастливым посредством того, на чем успокаивается его естественное желание. Но естественное желание человека не распространяется на превышающие его способности блага. Таким образом, коль скоро способности человека не содержат в себе блага, которые бы превышали способности всего сотворенного, то похоже на то, что человек может стать счастливым только посредством некоторого сотворенного блага. Следовательно, счастье человека составляет некоторое сотворенное благо.
Этому противоречат следующие слова Августина: «Как жизнь плоти есть душа, так блаженная жизнь человека есть Бог, в связи с чем в Писании сказано: "Блажен народ, у которого Господь есть Бог'»(Пс. 143, 15)27.
Отвечаю: невозможно, чтобы счастье человека составляло какое-либо сотворенное благо. В самом деле, счастье является всецело успокаивающим желание совершенным благом, в противном случае, т. е. если [бы по его достижении] оставалось бы еще какое-либо желание, то счастье не было бы конечной целью. Далее, объектом воли, т. е. желания человека, является всеобщее благо, точно так же как объектом ума является всеобщая истина. Из сказанного очевидно, что воля человека может успокоиться только по достижении всеобщего блага. Но его нет ни в одной твари, поскольку всякая тварь блага по причастности, и, таким образом, оно есть в одном только Боге. Поэтому только Бог может насытить волю человека, согласно сказанному: «Он... насыщает благами желание твое» (Пс. 102, 5). Следовательно, один только Бог составляет человеческое счастье.
Ответ на возражение 1. Вершиной человек действительно соприкасается с основанием ангельской природы через посредство некоторого уподобления. Но человек не успокаивается на этом как на своей конечной цели, а устремляется к самому всеобщему источнику благости, который, будучи бесконечным и совершенным благом, является общим для всех блаженных объектом счастья.
Ответ на возражение 2. Если само целое не является конечной целью, а определяет к дальнейшей цели, то в этом случае конечной целью части является не целое, а что-то другое. Но сотворенный универсум, частью которого является человек, не является конечной целью, а определяет к Богу как к своей конечной цели. Следовательно, конечной целью человека является не благо универсума, а Сам Бог.
Ответ на возражение 3. Сотворенные блага нисколько не ниже тех благ, на которые распространяются способности человека как на такие, которые суть присущие ему внутренние блага. Но они ниже того бесконечного блага, на которое распространяются его способности как на объект. Ведь те блага по причастности, которые обнаруживаются в ангелах и во всем мире, суть конечные и ограниченные блага.
Теперь нам надлежит выяснить 1) что есть счастье и 2) что к нему относится.
Относительно первого будет рассмотрено восемь пунктов: 1) явля ется ли счастье чем-то несотворенным; 2) если сотворенным, то является ли оно деятельностью; 3) является ли оно деятельностью чувственной или умственной части; 4) если умственной, то деятельностью ума или воли; 5) если деятельностью ума, то созерцательного или практического ума; 6) если созерцательного, то состоит ли оно в рассмотрениях умо зрительных наук; 7) состоит ли оно в познании отделенных субстанций, а именно ангелов; в) состоит ли оно исключительно в созерцании Бога, видимого в Его сущности.
С первым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье является чем-то несотворенным. Ведь сказал же Боэций: «Необходимо признать, что Бог есть само блаженство»1.
Возражение 2. Далее, счастье является наивысшим благом. Но наивысшее благо - это Бог. Таким образом, коль скоро нескольких наивысших благ быть не может, то похоже, что счастье есть то же, что и Бог.
Возражение 3. Далее, счастье является конечной целью, к которой по природе стремится человеческая воля. Но человеческая воля не стремится как к своей цели ни к чему иному, кроме Бога, поскольку, как говорит Августин, Им одним будет наслаждаться человек2. Следовательно, счастье есть то же, что и Бог.
Этому противоречит следующее: ничто из сделанного не является несотворенным. Но счастье человека является чем-то сделанным, ибо, согласно Августину, «наслаждаются тем, что делает нас счастливыми»3. Следовательно, счастье не является чем-то несотворенным.
Отвечаю: как было установлено выше (1, 8; 2, 7), наша цель двояка. Во-первых, она является непосредственно тем, чего мы желаем достигнуть. Так, для скупца целью являются деньги. Во-вторых, она является достижением или обладанием, пользованием желаемым или получением удовольствия. Поэтому мы можем сказать, что целью скупца является обладание деньгами, а целью невоздержанного человека - наслаждение чем-то приятным. Таким образом, конечной целью человека в первом смысле является несотворенное благо, а именно Бог, Который один лишь в силу Своей безграничной благости может полностью удовлетворить человеческое желание. А вот во втором смысле конечной целью человека является нечто сотворенное и наличествующее в нем самом, и оно есть не что иное, как достижение или наслаждение целью. Затем, конечную цель называют блаженством [или счастьем]. Если, таким образом, мы рассматриваем человеческое счастье с точки зрения его причины или объекта, тогда оно есть нечто несотворенное, а если мы рассматриваем его с точки зрения самой сущности счастья, тогда оно есть нечто сотворенное.
Ответ на возражение 1. Бог является блаженством по самой Своей сущности, поскольку Он блажен не посредством обретения или по причастности к чему-то другому, но по Своей сущности. А вот люди, как говорит Боэций, счастливы по причастности, равно как по причастности их называют «богоподобными»4. И эта причастность к блаженству, в силу которой о человеке говорят, что он счастлив, является чем-то сотворенным.
Ответ на возражение 2. О счастье говорят как о наивысшем благе человека, поскольку оно является достижением наивысшего блага или наслаждением им.
Ответ на возражение 3. Счастье называют конечной целью в том же смысле, в каком достижение цели называют целью.
Со вторым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье не является деятельностью. Ведь сказал же апостол, что «плод ваш есть святость, а конец - жизнь вечная» (Рим. 6, 22). Однако жизнь - это не деятельность, а само бытие живых существ. Следовательно, конечная цель, а именно счастье, не является деятельностью.
Возражение 2. Далее, Боэций говорит, что счастье - «это совершенное состояние, которое является соединением всех благ»5. Но состояние не означает деятельность. Следовательно, счастье не является деятельностью.
Возражение 3. Далее, счастье есть нечто, существующее в счастливом, поскольку оно суть окончательное совершенство человека. Но по смыслу деятельность указывает не на то, что существует в действователе, а скорее на то, что из нее следует. Таким образом, счастье не является деятельностью.
Возражение 4. Далее, счастье пребывает в счастливом. Но деятельность не пребывает, а проходит. Следовательно, счастье не является деятельностью.
Возражение 5. Далее, у человека только одно счастье, деятельностей же - множество. Следовательно, счастье не является деятельностью.
Возражение 6. Кроме того, счастье пребывает в счастливом непрерывно. Однако деятельность человека часто или прерывается, например, сном либо каким-нибудь иным занятием, или прекращается. Следовательно, счастье не является деятельностью.
Этому противоречит сказанное Философом о том, что «счастье - это некая деятельность души в полноте добродетели»6.
Отвечаю: коль скоро счастье человека есть нечто сотворенное и существующее в нем, то надлежит утверждать, что оно является деятельностью. В самом деле, счастье - это наивысшее совершенство человека. Далее, всякая вещь совершенна настолько, насколько она актуальна, поскольку лишенная акта потенция несовершенна. Следовательно, счастье должно состоять в конечном человеческом акте. Но очевидно, что деятельность является конечным актом действователя, в связи с чем Философ называет ее «вторичным действием»7, поскольку обладатель формы является деятельным в возможности, равно как и знающий - рассуждающим в возможности. И коль скоро она [т. е. деятельность] свойственна всему, то о любой вещи можно сказать, что она существует «ради своей деятельности»8. Следовательно, счастье человека необходимо состоит в деятельности.
Ответ на возражение 1. О жизни говорится в двух смыслах. Во-первых, в смысле самого бытия живущего, и в таком случае счастье не является жизнью, поскольку, как уже было сказано (2, 5), бытие человека, в чем бы оно ни состояло, не является тем же, что и его счастье. В самом деле, об одном только Боге можно поистине утверждать, что Его Существование является Его же Блаженством. Во-вторых, в смысле той деятельности живущего, через посредство которой актуализируется начало жизни, по каковой причине мы можем различать жизнь деятельную, созерцательную или чувственную. И именно в этом смысле о вечной жизни говорится как о конечной цели, что явствует из сказанного [в Писании]: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога» (Ин. 17, 3).
Ответ на возражение 2. Когда Боэций дает определение счастью, он рассматривает его в целом, а в целом оно суть совершенное всеобщее благо, которое он и обозначает как «совершенное состояние, которое является соединением всех благ», давая тем самым понять, что блаженство заключается в обладании совершенным благом. Аристотель же выражает самую сущность счастья, показывая как то, посредством чего человек утверждается в таком состоянии, так и то, что оно является своего рода деятельностью. И на основании всего этого он доказывает, что счастье есть «совершенное благо»9.
Ответ на возражение 3. Как сказано в девятой [книге] «Метафизики»10, действие бывает двояким. Одно проистекает от действователя вовне, например, «горение» или «резание». Такая деятельность, как говорит [Аристотель], не может быть счастьем, поскольку она является актуализацией и совершенствованием не действователя, а, пожалуй, претерпевающего воздействие. Другое же действие находится в том, кто действует, например, ощущение, мышление или желание, и такое действие суть совершенствование и акт действователя. И такая деятельность может быть счастьем.
Ответ на возражение 4. Коль скоро под счастьем понимается некоторое конечное совершенство, а все те, кому доступно счастье, могут достигать различных степеней совершенства, то, следовательно, само понятие счастья может разниться. В самом деле, Бог блажен сущностно, поскольку Его бытие есть то же, что и Его деятельность, по каковой причине Его блаженство находится в Нем Самом. У блаженных ангелов конечное совершенство связано с той деятельностью, благодаря которой они соединены с несотворенным Благом, и эта их деятельность единственна и постоянна. У людей в нынешнем состоянии жизни конечное совершенство также связано с деятельностью, соединяющей их с Богом, но эта деятельность не является ни постоянной, ни, следовательно, единственной, поскольку прекращающаяся деятельность множественна. В силу этого в нынешнем состоянии жизни человек не может достигнуть совершенного счастья. Поэтому Философ, говоря о человеческом счастье в этой жизни, указывает на его несовершенство, и завершает долгое рассуждение словами: «Мы можем назвать человека счастливым, но счастливым именно как человека»11. Однако Богом нам обещано и совершенное счастье, когда мы будем «как ангелы... на небесах» (Мф. 22, 30).
Следовательно, если речь идет о совершенном счастье, то возражение не имеет силы, поскольку в том состоянии счастья человеческий ум будет соединен с Богом одной непрерывной и постоянной деятельностью. Что же касается теперешней жизни, то насколько нам недостает единства и непрерывности такой деятельности, настолько мы и не достигаем совершенного счастья. Но, тем не менее, это - причастность к счастью, и притом тем большая, чем более эта деятельность непрерывна и единственна. Таким образом, отягощенная множеством вещей деятельная жизнь приносит меньше блаженства, чем жизнь созерцательная, которая направлена на одно, а именно умозрение истины. И хотя человек не может постоянно осуществлять такую деятельность, но если он всегда стремится обратиться к ней и упорядочивает к ней даже ее прерывание, например, на сон или что-либо другое, то она в определенном смысле кажется непрерывной.
Из сказанного очевидны ответы на возражения 5 и 6.
С третьим, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье заключается, в том числе, и в деятельности чувств. В самом деле, наилучшей человеческой деятельностью после умственной является деятельность чувств. Но наша умственная деятельность зависит от чувственной, поскольку «мы не можем мыслить без представлений»12. Поэтому счастье состоит также и в деятельности чувств.
Возражение 2. Далее, Боэций сказал, что счастье - это «совершенное состояние, которое является соединением всех благ»13. Но некоторые блага являются чувственными, и мы достигаем их благодаря деятельности чувств. Поэтому похоже на то, что для счастья необходима деятельность чувств.
Возражение 3. Далее, счастье, как доказано в первой [книге] «Этики», суть совершенное благо14, а достижение такого блага возможно только в том случае, если человек совершенен во всем. Но некоторые части души совершенствуются посредством деятельности чувств. Следовательно, для счастья необходима деятельность чувств.
Этому противоречит следующее: у неразумных животных наличествует та же деятельность чувств, что и у нас, но у них нет общего с нами счастья. Следовательно, счастье не состоит в деятельности чувств.
Отвечаю: к счастью можно относиться трояко: сущностно, акцидентно и опосредованно. Деятельность чувств не может относиться к счастью сущностно, поскольку сущностное блаженство человека заключается в его соединении с несотворенным Благом, Которое, как было показано выше (1), является его конечной целью и с Которым человек не может быть соединен посредством деятельности своих чувств. Кроме того, это связано еще и с тем, что счастье человека не состоит в телесных благах, о чем также было сказано (2, 5), а ведь именно их мы и достигаем благодаря деятельности чувств.
Однако деятельность чувств может относиться к счастью акцидентно и опосредованно. Акцидентно - в смысле того несовершенного счастья, которое может быть достигнуто [еще] в этой жизни, поскольку ум в своей деятельности нуждается в предваряющей [эту деятельность] деятельности чувств. Опосредованно - в смысле того совершенного счастья, которое мы ожидаем на небесах, поскольку по воскресении, как сказал Августин, «от самого блаженства души тело и телесные чувства обретут некоторую избыточность, благодаря которой их деятельность станет совершенной»15; подробнее этот вопрос будет исследован нами ниже, когда будет рассматриваться воскресение (II-I, 82-85). Но и тогда та деятельность, посредством которой человеческий ум будет соединен с Богом, никак не будет зависеть от чувств.
Ответ на возражение 1. Это возражение доказывает лишь то, что предваряющая деятельность чувств необходима для достижения возможного в этой жизни несовершенного счастья.
Ответ на возражение 2. Совершенное счастье, вроде того, которое присуще ангелам, является соединением всех благ благодаря соединению с всеобщим источником всех благ, а не со всей совокупностью частных благ. А вот для достижения этого несовершенного счастья мы нуждаемся в совокупности тех благ, которые необходимы для осуществления наиболее совершенной деятельности в нынешней жизни.
Ответ на возражение 3. При совершенном счастье совершенен весь человек, причем низшие части его природы обретают избыточность благодаря высшим. Что же касается несовершенного счастья этой жизни, то здесь все обстоит иначе, поскольку совершенствование низших частей предваряет совершенствование высших.
С четвертым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье состоит в акте воли. В самом деле, Августин говорит, что счастье человека состоит в мире16, в связи с чем читаем: «[Хвали, Иерусалим, Господа...] Он... утверждает в пределах твоих мир» (Пс. 147, 3). Но мир относится к воле. Следовательно, и счастье человека относится к воле.
Возражение 2. Далее, счастье есть высшее благо. Но благо - это объект воли. Следовательно, счастье состоит в акте воли.
Возражение 3. Далее, конечная цель адекватна первому двигателю, что подобно тому, как конечная цель войска, победа, является целью приводящего в движение солдат военачальника. Но первым двигателем в отношении деятельности является воля, поскольку, как будет показано ниже (9, 1), именно она приводит в движение остальные способности. Следовательно, счастье относится к воле.
Возражение 4. Далее, если счастье является деятельностью, то оно должно быть наипревосходнейшей из всех человеческих деятельностей. Но, как говорит апостол (1 Кор. 13), любовь к Богу, которая суть акт воли, является более превосходной деятельностью, чем познание, которое является деятельностью ума. Поэтому похоже на то, что счастье состоит в акте воли.
Возражение 5. Кроме того, Августин говорит, что «счастливым является тот, кто обладает всем желаемым и не желает ничего недолжного». А немного ниже добавляет: «Наиболее же счастлив тот, кто и желаемое желает должным образом, поскольку счастливым человека делают добрые вещи, а такой человек уже обладает некоторым добром, а именно доброй волей»17. Следовательно, счастье состоит в акте воли.
Этому противоречат следующие слова нашего Господа: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога» (Ин. 17, 3). Но жизнь вечная - это, как было показано выше (2, 1), конечная цель. Следовательно, счастье человека состоит в знании Бога, которое является актом ума.
Отвечаю: как уже было сказано (2, 6), для счастья необходимы две вещи, а именно та, которая является сущностью счастья, и та, которая является его собственной акциденцией, то есть связанное с ним наслаждение. Я утверждаю, что все, что относится к сущности счастья, не может заключаться в акте воли. Это с очевидностью следует из сказанного ранее (1, 2; 2, 7), [а именно] что счастье состоит в достижении конечной цели. Но достижение цели не заключается в самом акте воли. В самом деле, воля определена к цели, равно как к отсутствующей, когда она ее желает, так и к наличествующей, когда она ею наслаждается. Но очевидно, что само желание цели - это не ее достижение, а только движение к ней, в то время как наслаждение привносится в волю уже наличествующей целью, а не наоборот, как если бы цель наличествовала благодаря тому, что воля наслаждается ею. Следовательно, для того чтобы цель наличествовала в том, кто ее желает, должно быть еще нечто помимо акта воли.
Все это очевидно, когда речь идет о чувственных целях. Так, если некий корыстолюбец желает денег, то это желание находится в нем с того самого момента, в который он их пожелал. Но наслаждение от обладания деньгами он испытает только тогда, когда они окажутся у него в руках или каким-либо иным образом. И то же самое происходит в случае умопостигаемой цели. В самом деле, сперва мы желаем достижения умопостигаемой цели, далее достигаем ее, делая ее для себя действительной благодаря акту ума, а уже затем наслаждающаяся воля успокаивается на достигнутом.
Таким образом, сущность счастья заключается в акте ума, а связанное с ним наслаждение принадлежит воле. В этом смысле Августин говорит, что блаженство - это «радость в истине»18, имея в виду то, что сама по себе радость является завершением счастья.
Ответ на возражение 1. Мир связан с конечной целью человека не потому, что он является сущностью счастья, а потому, что он предшествует ей и последует. Предшествует постольку, поскольку устраняет все тревожащее и препятствующее человеку в достижении им своей конечной цели; последует постольку, поскольку при достижении человеком своей конечной цели он пребывает в мире и его желание успокаивается.
Ответ на возражение 2. Акт не является первым объектом воли подобно тому, как и первым объектом зрения является не виденье, а видимая вещь. Поэтому, коль скоро счастье принадлежит воле в качестве ее первого объекта, то из этого следует, что оно не принадлежит ей в качестве ее акта.
Ответ на возражение 3. Хотя движение к цели зарождается в воле, ум схватывает ее раньше, чем воля. По этой причине воле принадлежит то, что в конечном счете следует из достижения цели, а именно восхищение и наслаждение.
Ответ на возражение 4. Любовь [по своему] достоинству превосходней познания в движении, однако познание предшествуют любви в достижении, поскольку, как сказал Августин, «невозможно любить то, о чем ничего не известно»19. Следовательно, вначале мы достигаем умопостигаемой цели посредством акта ума, что подобно тому как мы вначале достигаем чувственной цели посредством акта чувства.
Ответ на возражение 5. Тот, кто обладает всем тем, чего он желает, счастлив уже постольку, поскольку обладает желаемым, и это в действительности достигается через посредство чего-то иного, нежели акт его воли. Что же касается отсутствия желания чего-либо недолжного, то оно требуется для счастья в качестве необходимого к нему упорядочения. И добрая воля числится среди добрых вещей, делающих человека счастливым, постольку, поскольку она является склонением воли, что подобно тому, как движение возводится к роду своего предела, например, «изменение» - к роду «качества».
С пятым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье - это деятельность практического ума. Ведь целью любой твари является ее уподобление Богу. Но человек подобен Богу скорее благодаря своему практическому уму, который обусловливает мышление вещей, нежели уму созерцательному, который извлекает из вещей познание. Поэтому человеческое счастье в большей степени заключается в деятельности его практического, а не созерцательного ума.
Возражение 2. Далее, счастье - это совершенное благо человека. Но практический ум в большей мере определен к благу, нежели созерцательный, который определен к истине. По этой причине о нас говорят как о добрых в соответствии со степенью совершенства нашего практического ума, а не в соответствии со степенью совершенства ума созерцательного, согласно которой о нас судят как об обладающих познанием и разумением. Следовательно, человеческое счастье в большей степени заключается в деятельности его практического, а не созерцательного ума.
Возражение 3. Далее, счастье само по себе является человеческим благом. Но созерцательный ум в большей степени сосредоточен на том, что находится вне человека, тогда как практический ум - на том, что принадлежит самому человеку, а именно на его действиях и страстях. Следовательно, человеческое счастье в большей степени заключается в деятельности его практического, а не созерцательного ума.
Этому противоречит сказанное Августином о том, что «созерцание обещано нам как цель всех наших деяний и непрерывное совершенствование наших радостей»20.
Отвечаю: счастье в большей степени заключается в деятельности созерцательного, а не практического ума. Это очевидно по трем причинам.
Во-первых, коль скоро человеческое счастье состоит в деятельности, то это должна быть наивысшая из всех человеческих деятельностей. Далее, наивысшая человеческая деятельность должна проистекать из его наивысшей способности и определяться к ее наивысшему объекту Но наивысшая человеческая способность - ум, наивысший объект ума - божественное благо, и оно является объектом не практического, а созерцательного ума. Следовательно, счастье преимущественно заключается в такой деятельности, а именно в созерцании божественных вещей. И коль скоро, согласно сказанному в «Этике», «похоже, что человек суть то, что является лучшим в нем самом»21, то такая деятельность является и наиболее свойственной человеку, и наиболее замечательной в нем.
Во-вторых, это с очевидностью следует из того факта, что созерцание производится в первую очередь ради него самого, в то время как акт практического ума производится не ради него самого, а ради действия, причем действия, определенного к некоторой цели. Отсюда очевидно, что конечная цель не может состоять в относящейся к практическому уму деятельной жизни.
В-третьих, это опять-таки с очевидностью следует из того факта, что в созерцательной жизни человек имеет нечто общее с тем, что выше него, а именно с Богом и ангелами, которым он уподобляется в своем блаженстве. Что же касается деятельной жизни, то в ней другие животные имеют нечто общее с человеком, хотя и несовершенным образом.
Следовательно, окончательное и совершенное счастье, которое мы чаем обрести в будущей жизни, состоит исключительно в созерцании. А вот несовершенное счастье, которым мы можем обладать уже здесь, прежде всего и по преимуществу состоит в деятельности практического ума, который, как сказано в «Этике», упорядочивает человеческие действия и страсти22.
Ответ на возражение 1. Указанное подобие практического ума Богу - это [лишь] одна из соразмерностей, вытекающая из того, что он [(т. е. практический ум)] связан с мыслимым им подобно тому, как Бог -- с мыслимым Им. Однако подобие созерцательного ума Богу есть своего рода слияние и «сооформ-ленность», а это гораздо большее уподобление. Кроме того, допустимо сказать, что с точки зрения главной познанной Богом вещи, каковой является Его сущность, Бог не имеет практического, но - только созерцательное познание.
Ответ на возражение 2. Практический ум определен к находящемуся вне его благу, тогда как благо созерцательного ума, а именно созерцание истины, находится в нем самом. И если это благо совершенно, то и весь человек благодаря этому становится совершенным и благим. Практический же ум, не обладая подобным благом, направляет человека к нему.
Ответ на возражение 3. Этот аргумент имел бы силу, если бы человек сам был своей собственной конечной целью; в таком случае [действительно] рассмотрение и направление его действий и страстей и составляло бы его счастье. Но так как конечная цель человека является тем, что находится вне его, а именно Богом, Которого мы можем достигнуть [только] посредством деятельности созерцательного ума, то счастье человека в большей степени заключается в деятельности его созерцательного, а не практического ума.
С шестым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что человеческое счастье состоит в рассмотрениях умозрительных наук. Ведь сказал же Философ, что «счастье - это деятельность [души] в полноте добродетели»23. А [далее], приводя различение добродетелей, он выделяет три созерцательных добродетели, а именно «знание», «мудрость» и «мышление», и все они подпадают под рассмотрение умозрительных наук. Следовательно, окончательное счастье человека состоит в рассмотрениях умозрительных наук.
Возражение 2. Далее, то, что все желают ради него самого, похоже, и есть окончательное счастье человека. Но как раз таковыми и являются рассмотрения умозрительных наук, поскольку, как сказано в первой [книге] «Метафизики», «все люди от природы стремятся к знанию»24, а несколько ниже прибавлено, что именно умозрительные науки и желанны ради них самих. Следовательно, счастье состоит в рассмотрениях умозрительных наук.
Возражение 3. Далее, счастье - это предельное совершенство человека. Затем, все является совершенным настолько, насколько оно приведено от потенциальности к актуальности. Но человеческий ум приводится к актуальности через посредство рассмотрений умозрительных наук. Следовательно, похоже на то, что окончательное счастье человека состоит в рассмотрениях умозрительных наук.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Да не хвалится мудрый мудростью своею» (Иер. 9, 23); указанные слова имеют [непосредственное] отношение к умозрительным наукам. Следовательно, окончательное счастье человека не состоит в их рассмотрениях.
Отвечаю: как было показано выше (2, 4), человеческое счастье бывает двояким, совершенным и несовершенным. Под совершенным счастьем следует понимать то, которое соответствует истинному определению счастья, а под несовершенным счастьем - то, которое хотя и не соответствует этому [определению], но [однако же] является причастным к некоторому частному подобию счастья. Это можно проиллюстрировать [на примере рассудительности]: совершенная рассудительность присуща человеку, который обладает идеей того, что он собирается сделать, в то время как несовершенную рассудительность мы можем обнаружить даже в иных неразумных животных, частные инстинкты которых касаются действий, подобных тем, с которыми имеет дело рассудительный.
По этой причине совершенное счастье не может сущностно состоять в рассмотрениях умозрительных наук. Доказательством сказанному служит то обстоятельство, что рассмотрение умозрительной науки не простирается дальше ее начал, в связи с чем вся такая наука виртуально содержится в своих началах. Но первые начала умозрительных наук извлекаются из чувственных восприятий, о чем недвусмысленно говорит Философ как в начале «Метафизики», так и в конце «Второй аналитики»25. Поэтому целокупные рассмотрения умозрительных наук не могут превосходить то, к чему могут привести их знания, извлеченные из чувственных восприятий. Но окончательное счастье человека, которое суть его предельное совершенство, не может состоять в знаниях, извлеченных из чувственных восприятий. В самом деле, ничто не совершенствуется низшим, за исключением тех случаев, когда низшее является причастным к чему-либо высшему. Но очевидно, что форма камня или какой-нибудь другой чувственной вещи ниже человека. Следовательно, ум не совершенствуется посредством самой формы камня, но лишь в той мере, в какой она причастна к некоторому подобию того, что возвышеннее человеческого ума, например, умопостигаемому свету или чему-то в этом роде. Затем, то, что является таковым через посредство чего-то еще, возводится к тому, что является таковым через самое себя. Поэтому предельное совершенство человека необходимо достигается через познание того, что возвышеннее человеческого ума. Но уже было сказано (I, 88, 2), что человек не может [совершенно] мыслить отделенные, превосходящие человеческий ум субстанции через посредство чувственных субстанций. Следовательно, счастье такого человека не может состоять в рассмотрениях умозрительных наук. Однако, коль скоро чувственные формы причастны к более возвышенным субстанциям, то и благодаря рассмотрениям умозрительных наук можно некоторым образом стать причастным к истине и совершенному счастью.
Ответ на возражение 1. В своей книге «Этика» Философ рассматривает несовершенное счастье, которое, как было показано выше (2, 4), можно обрести еще в этой жизни.
Ответ на возражение 2. От природы желанно не только совершенное счастье, но также и то, что подобно или причастно к нему.
Ответ на возражение 3. Наш ум через посредство рассмотрений умозрительных наук приводится не к окончательному и совершенному акту а [только лишь] к некоторой актуальности.
С седьмым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье человека состоит в познании отделенных субстанций, а именно ангелов. Так, Григорий в своей проповеди говорит: «Что пользы в празднествах людских, если мы будем лишены празднеств ангельских?»26, под каковыми он имеет в виду окончательное счастье. Но мы можем участвовать в празднествах ангелов через посредство их созерцания. Поэтому похоже на то, что окончательное счастье человека состоит в созерцании ангелов.
Возражение 2. Далее, предельное совершенство любой вещи состоит в ее единении со своим началом; так, о круге говорят как о совершенной фигуре постольку, поскольку у него совпадают начало и конец. Но началом человеческого познания являются ангелы, которые, по словам Дионисия, просвещают людей27. Следовательно, совершенство человеческого ума состоит в созерцании ангелов.
Возражение 3. Далее, любая природа совершенна тогда, когда она соединена с более возвышенной природой; так, например, тело в своем предельном совершенстве должно быть соединено с духовной природой. Но в естественном порядке вещей над человеческим умом находятся ангелы. Следовательно, в своем предельном совершенстве человеческий ум должен быть соединен с ангелами через посредство созерцания.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Хвалящийся пусть хвалится тем, что разумеет и знает Меня» (Иер. 9, 24). Следовательно, предельная человеческая хвала, или счастье, состоит исключительно в знании Бога.
Отвечаю: как уже было сказано (6), совершенное счастье человека надлежит усматривать не в том, что совершенствует ум через посредство причастности, а в том, что делает это посредством своей сущности. Затем, очевидно, что способность совершенствуется своим собственным формальным объектом [причем] настолько, насколько он является таковым. Но собственным объектом ума является истина. Поэтому созерцание того, что [только] причастно к истине, не совершенствует ум до [степени] окончательного совершенства. И коль скоро в смысле бытия и в смысле истинности порядок вещей один и тот же28, то обладающее по причастности бытием, и истинным также является по причастности. Но ангелы обладают бытием по причастности, поскольку у одного только Бога Его бытие есть то же, что и Его сущность, о чем уже было сказано в первой части (44, 1). Из этого следует, что только созерцание Бога делает человека совершенно счастливым. Впрочем, ничто не препятствует нам признать, что созерцание ангелов доставляет некоторое несо-вершеннбе счастье, причем более возвышенное, чем рассмотрения умозрительных наук.
Ответ на возражение 1. Мы примем участие в празднествах ангелов посредством созерцания не только ангелов, но вместе с ними и Самого Бога.
Ответ на возражение 2. Если согласиться с теми, которые утверждают, что [будто бы] человеческие души были созданы ангелами, то кажется вполне правдоподобным [мнение], что счастье человека должно состоять в созерцании ангелов через единение с ними как со своим началом. Но, как было показано в первой части (90, 3), такое утверждение ошибочно. Поэтому предельное совершенство человеческого ума заключается в единении с Богом, Который суть первое начало как сотворения души, так и ее просвещения, в то время как ангел просвещает в качестве служебного [духа], о чем также было говорено выше (I, 111, 2). Таким образом, своим служением он помогает человеку в достижении счастья, но сам при этом не является объектом человеческого счастья.
Ответ на возражение 3. Низшая природа может достигать высшей двояко. Во-первых, согласно степени причастной способности, и в этом смысле предельное совершенство человека будет состоять в его достижении ангельского созерцания. Во-вторых, согласно достижения способностью своего объекта, и в этом смысле предельное совершенство каждой способности состоит в достижении того, в чем обнаруживается полнота ее формального объекта.
С восьмым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье человека не состоит в созерцании божественной сущности. Так, Дионисий говорит, что своими умственными вершинами человек соединяется с Богом как с чем-то в целом непознаваемым29. Но то, что созерцается в сущности, не может быть в целом непознаваемым. Следовательно, предельное совершенство ума, то есть счастье, не состоит в созерцании Бога в Его сущности.
Возражение 2. Далее, чем выше совершенство, тем выше и совершенствуемая природа. Но созерцание божественной сущности приличествует божественному уму. Следовательно, предельное совершенство человеческого ума не может достигнуть подобного и выражается в чем-то меньшем.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1 Ин. 3, 2).
Отвечаю: окончательное и совершенное счастье не может состоять ни в чем ином помимо созерцания божественной сущности. Для уразумения этого следует иметь в виду следующее. Во-первых, что человек не может быть совершенно счастливым до тех пор, пока остается нечто, чего он может желать и искать; во-вторых, что совершенство любой способности определяется природой ее объекта. Но объектом ума, согласно сказанному в трактате «О душе», является то, «какова вещь», то есть сущность вещи30. Следовательно, ум совершенен настолько, насколько он познает сущность вещи. Если, таким образом, ум знает сущность некоторого следствия, на основании чего [однако] он не может познать сущность причины, то есть узнать о причине «что она суть», то такой ум не может непосредственно постигнуть эту причину, хотя и может иметь определенные знания об этой причине на основании знаний о ее следствиях. Поэтому когда человек знает следствие и, кроме того, знает, что оно имеет причину, то в нем появляется естественное желание узнать о причине «что она суть». И это желание, как сказано в начале «Метафизики», порождается удивлением, вследствие которого [люди] начинают задаваться вопросами31. Например, если человек, наблюдая затмение солнца, приходит к выводу, что оно вызвано некоторой причиной, о которой он ничего не знает, то он приходит в недоумение относительно этой причины, и, недоумевая, начинает задаваться вопросами. И эти вопросы не прекращаются до тех пор, пока он не познает сущность [искомой] причины.
Если, таким образом, человеческий ум, зная сущность некоторого сотворенного следствия, знает о Боге только то, что «Он есть», то в процессе своего совершенствования такой ум еще непосредственно не постиг первую Причину и потому в нем сохраняется естественная потребность ее постигать. Следовательно, его счастье еще не совершенно. Поэтому для достижения совершенного счастья уму необходимо постигнуть самую сущность первой Причины. Следовательно, он может обрести свое совершенство только через соединение с Богом как с тем объектом, в котором единственно и заключается человеческое счастье, о чем было сказано выше (1, 7; 2, 8).
Ответ на возражение 1. Дионисий говорит о познании странников, идущих по пути к счастью.
Ответ на возражение 2. Как было сказано выше (1, 8), о цели говорится в двух смыслах. Во-первых, как о том, что желанно само по себе, и в этом смысле одна и та же вещь может быть целью как высшей, так и низшей природы, и [вообще] являться целью всего. Во-вторых, как о том, что служит достижению цели, и в этом смысле цель высшей природы отличается от цели низшей настолько, насколько разнятся их относящиеся к цели навыки. Поэтому блаженство Бога, Который, мысля Свою сущность, постигает ее, выше блаженства человека или ангела, который созерцает ее, но не постигает.
Теперь нам надлежит исследовать то, что необходимо для счастья, В связи с чем будет рассмотрено восемь пунктов: 1) необходимо ли для счастья наслаждение; 2) что важнее для счастья, наслаждение или видение; 3) необходимо ли разумение; 4) необходима ли правота воли; 5) является ли тело необходимым условием человеческого счастья; 6) является ли не обходимым какое-либо совершенство тела; 7) являются ли необходимыми какие-либо внешние блага; в) необходима ли дружба.
С первым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье не нуждается в наслаждении. Так, Августин говорит, что «видение полностью вознаграждает за веру»1. Но счастье, согласно Философу, и есть награда добродетели2. Следовательно, для счастья необходимо одно только видение.
Возражение 2. Далее, счастье, как говорит Философ, является «наиболее самодостаточным»3. Но то, что нуждается в чем-то еще, не самодостаточно. И коль скоро сущность счастья, как было показано выше (3, 8), состоит в созерцании Бога, то похоже на то, что счастье не нуждается в наслаждении.
Возражение 3. Далее, «деятельные проявления счастья, или блаженства, должны быть беспрепятственны»4. Но наслаждение препятствует деятельности ума, поскольку уничтожает представление благоразумия5. Следовательно, счастье не нуждается в наслаждении.
Этому противоречит сказанное Августином о том, что блаженство - это «радость в истине»6.
Отвечаю: одно может быть необходимо другому четырьмя способами. Во-первых, как приготовление к нему и преддверие; в этом смысле обучение необходимо науке. Во-вторых, как его совершенствование; в этом смысле телу для жизни необходима душа. В-третьих, для оказания помощи в том, что без такой помощи невозможно; в этом смысле для некоторых свершений необходимы друзья. В-четвертых, как нечто сопутствующее; в этом смысле можно сказать, что для огня необходима жара. И именно так для счастья требуется наслаждение. В самом деле, оно обусловливается желанием, покоящемся на достигнутом благе. Поэтому, коль скоро счастье есть не что иное, как достижение Высшего Блага, то оно никак не может быть без сопутствующего ему наслаждения.
Ответ на возражение 1. Награду обретает тот, воля которого по достижении желаемого пребывает в покое, а в этом как раз и заключается наслаждение. Следовательно, наслаждение входит в определение награды.
Ответ на возражение 2. Само созерцание Бога является причиной наслаждения. Следовательно, созерцающий Бога не нуждается в наслаждении.
Ответ на возражение 3. Наслаждение, которое сопутствует деятельности ума, не препятствует ей, поскольку придает ей совершенство, о чем сказано в книге «Этика»7; в самом деле, то, что мы делаем с наслаждением, мы делаем настойчиво и осторожно. С другой стороны, наслаждение, являющееся посторонним для деятельности, служит ей помехой, поскольку в одних случаях отвлекает наше внимание (ведь, как уже было сказано, мы наиболее озабочены тем, что доставляет нам наслаждение, и, будучи увлечены чем-то одним, теряем интерес к другому), а в других - поскольку связано с чем-то противоположным (поэтому чувственное наслаждение, которое противоположно разуму, препятствует представлению благоразумия даже в большей степени, чем представлению созерцательного ума).
Со вторым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что в счастье порядок наслаждения предшествует [порядку] видения. В самом деле, «наслаждение делает деятельность совершенной»8. Но порядок совершенства предшествует тому что совершенствуется. Следовательно, порядок наслаждения предшествует [порядку] деятельности ума, то есть видению.
Возражение 2. Далее, делающее что-либо желанным еще более желанно. Но деятельность желанна ради приносимого ею наслаждения, по каковой причине, в частности, от природы наслаждение сопутствует необходимой для сохранения вида и индивида деятельности, что побуждает животных к такой деятельности. Следовательно, в счастье порядок наслаждения предшествует [порядку] деятельности ума, то есть видению.
Возражение 3. Далее, видение принадлежит вере, в то время как наслаждение, или удовольствие, принадлежит любви. Но порядок любви, согласно апостолу, предшествует порядку веры (1 Кор. 13, 13). Следовательно, порядок наслаждения, или удовольствия, предшествует [порядку] видения.
Этому противоречит следующее: причина всегда значительней своего следствия. Но видение - это причина наслаждения. Следовательно, порядок видения предшествует [порядку] наслаждения.
Отвечаю: Философ рассуждает об этом, но к окончательному решению не приходит9. Но если вдуматься, то деятельность ума, то есть видение, должно в порядке вещей предшествовать наслаждению. В самом деле, наслаждение есть некоторое успокоение воли. Но то, в чем находит успокоение воля, может быть только каким-то благом того, на чем она успокаивается. Если, таким образом, воля находит успокоение в деятельности, то это успокоение обусловливается благом деятельности. И при этом не то что бы воля стремилась к благу ради успокоения, иначе само действие воли было бы целью, каковое мнение было опровергнуто выше (1, 1; 3, 4), но [напротив] она стремится успокоиться в деятельности, поскольку сама эта деятельность является ее благом. Следовательно, очевидно, что деятельность, в которой находит успокоение воля, в порядке вещей предшествует успокоению воли в ней.
Ответ на возражение 1. Как говорит Философ, «наслаждение делает деятельность совершенной подобно тому, как красота делает совершенными людей в расцвете лет»10. Но [в данном случае] красота является следствием расцвета лет. Следовательно, наслаждение - это сопутствующее видению совершенство, а не совершенство, посредством которого видение становится совершенным в своем виде.
Ответ на возражение 2. Чувство не способно схватывать универсальное благо, но - только некоторое частное благо, которое и доставляет ему наслаждение. В связи с этим, согласно [тому] чувственному пожеланию, которое обнаруживается у животных, [их] деятельность желанна ради наслаждения. Но ум схватывает универсальное благо, с достижением которого связано наслаждение, по каковой причине он скорее определен [именно] к благу, а не к наслаждению. Таким образом, божественный ум, творец всяческой природы, упорядочивает наслаждение в отношении деятельности сообразно характеру деятельности. И нам надлежит оценивать вещи, исходя не столько из порядка чувственного, сколько - из порядка умственного пожелания.
Ответ на возражение 3. Любовь любима не ради наслаждения, которое суть только следствие любви, обретающей наслаждение в обретенном и любимом ею благе. Поэтому для любви наслаждение не адекватно цели, тогда как видение - адекватно, поскольку именно благодаря видению любви открывается ее цель.
С третьим, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что для счастья нет нужды в разумении. Ведь сказал же Августин, что «блаженство - это умственное достижение Бога, но разуметь Его невозможно»11. Следовательно, счастье не нуждается в разумении.
Возражение 2. Далее, счастье - это совершенство человека в отношении его умственной части, в которой нет иных способностей, помимо ума и воли, о чем уже было сказано в первой части, при рассмотрении вопроса 79 и далее. Но ум совершенствуется посредством созерцания Бога, а воля - наслаждения Им. Поэтому в разумении, как в чем-то третьем, нет никакой нужды.
Возражение 3. Далее, счастье заключается в деятельности. Но деятельность определена к своему объекту, а универсальных объекта всего два: истина и благо, причем истине соответствует видение, а благу - наслаждение. Поэтому в разумении, как в чем-то третьем, нет никакой нужды.
Этому противоречат следующие слова апостола: «Так бегите, чтобы разуметь»12 (1 Кор. 9, 24). Но целью духовного ристалища является счастье, в связи с чем он [в другом месте] говорит: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил - а теперь готовится мне венец правды» (2 Тим. 4, 7, 8). Следовательно, для счастья требуется разумение.
Отвечаю: коль скоро счастье заключается в достижении конечной цели, то все, что необходимо для счастья, [так или иначе] связано с путем, которым человек следует к этой цели. Затем, человек определяется к интеллигибельной цели отчасти своим умом, а отчасти - своей волей: умом - в той мере, в какой в его уме предсуществует некоторое несовершенное знание о цели; волей же, во-первых, благодаря любви, которая является первым движением воли по направлению к объекту; во-вторых, типом отношения любящего к любимому, каковое отношение бывает трояким. Так, в одних случаях любящий обладает любимым, и потому более не стремится к нему. В других - он не только не обладает им, но и не может обладать,- и потому [в конце концов] также перестает стремиться к нему. А бывает и так, что он может достигнуть его, но это достижение требует способностей, превосходящих [наличные] способности достигающего, в связи с чем достижение откладывается; в этом случае отношение [любящего к любимому] выражается словом «надежда», и только оно и обусловливает стремление к цели. Из вышеперечисленных определений три имеют непосредственное отношение к счастью. В самом деле, совершенное знание цели следует из несовершенного знания, достижение цели - из отношения надежды, а наслаждение целью - из любви, о чем уже было сказано (2). И потому эти три должны сопутствовать счастью, а именно видение - как совершенное знание интеллигибельной цели, разумение - как осознание ее достижения, наслаждение, или удовольствие, - как успокоение любящего, обретшего объект [своей] любви.
Ответ на возражение 1. Разумение бывает двояким. Во-первых, таким, которое является частью разумеющего, и в этом смысле ограниченность разумеющего означает ограниченность самого разумения. По этой причине разуметь Бога сотворенным умом невозможно. Во-вторых, под разумением можно понимать не что иное, как схватывание того, что уже наличествует и чем уже обладает [разумеющий]; в этом смысле о бегущем говорят как о достигшем того, за кем он бежит, когда он схватывает последнего. Разумение в этом смысле необходимо для счастья.
Ответ на возражение 2. Подобно тому как надежда и любовь относятся к воле, поскольку они означают любовь и стремление к тому, что еще не достигнуто, точно так же разумение и наслаждение относятся к воле, поскольку они означают обладание объектом любви и успокоение в связи с его обретением.
Ответ на возражение 3. Разумение не является отдельной от видения деятельностью, но означает лишь определенное отношение к уже достигнутой цели. Поэтому даже само видение (или видимая вещь как именно вещь обретенная) является объектом разумения.
С четвертым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что для счастья нет никакой нужды в правоте воли. В самом деле, как было показано выше (3, 4), сущностно счастье заключается в деятельности ума. Но совершенство деятельности ума никак не зависит от правоты воли, об обладателях которой принято говорить как о чистых сердцем. Так, у Августина читаем: «Я не одобряю того, что прежде сказал в молитве: «Таково пожелание Божие: только чистый сердцем познает истину». Ибо справедливо возразить, что и многие из тех, кои вовсе не чисты, знают немало истин»13. Следовательно, для счастья нет никакой нужды в правоте воли.
Возражение 2. Далее, предшествующее не зависит от последующего. Но деятельность ума предшествует деятельности воли. Поэтому счастье, которое является совершенной деятельностью ума, не зависит от правоты воли.
Возражение 3. Далее, то, что определяет к чему-то как к цели, по достижении цели становится ненужным, как, например, корабль после прибытия в порт. Но правота воли, будучи добродетелью, определяет к счастью как к своей цели. Следовательно, по достижении счастья правота воли более не нужна.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Блаженны чистые сердцем - ибо они Бога узрят!» (Мф. 5, 8); и еще: «Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа» (Евр. 12, 14).
Отвечаю: правота воли необходима для счастья как до, так и после его достижения. До, потому что правота воли состоит в должном определении к конечной цели. Но цель так относится к тому, что определено к цели, как форма - к материи. В самом деле, как материя может обрести форму только в случае должного к ней расположения, точно так же и цель может быть достигнута только тем, кто должным образом определен к ней. Таким образом, никто не может обрести счастье без правоты воли. После, потому что, как было показано выше (3, 8), окончательное счастье состоит в созерцании божественной сущности, которая является истинной сущностью блага. Но то, что любимо волей созерцающего сущность Бога, - чем бы оно ни было - необходимым образом подчинено Богу подобно тому, как любимое волей того, кто не созерцает сущность Бога, - чем бы оно ни было - необходимым образом подпадает под общее определение того блага, которое ему известно. Но именно это и делает волю правой. Следовательно, очевидно, что без правоты воли счастье невозможно.
Ответ на возражение 1. Из сказанного Августином о познании истины следует [только то], что оно не является сущностью счастья.
Ответ на возражение 2. Каждому акту воли предшествует некоторый акт ума, но при этом определенные акты воли предшествуют определенным актам ума. В самом деле, воля склонна к конечному акту ума, а именно к счастью, и потому правильное склонение воли необходимо предшествует счастью подобно тому, как правильное направление полета стрелы предшествует ее попаданию в цель.
Ответ на возражение 3. Далеко не все из того, что определяет к цели, прекращается с ее достижением, но только то, что подразумевает несовершенство, например, движение. Поэтому по достижении цели в орудиях движения нужды больше нет, а вот правильная определенность к цели [по-прежнему] необходима.
С пятым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что тело необходимо для счастья. В самом деле, совершенство добродетели и благодати предполагает совершенство природы. Но счастье - это совершенство добродетели и благодати. Однако душа без тела не обладает совершенством природы, поскольку последнее является неотъемлемой частью человеческой природы, а любая часть, будучи отделена от целого, несовершенна. Следовательно, душа не может быть счастливой без тела.
Возражение 2. Далее, как было показано выше (3, 2, 5), счастье является совершенной деятельностью. Но совершенная деятельность последует совершенному бытию, поскольку деятельность возможна только у актуально сущего. Итак, коль скоро душа, будучи отделена от тела, не обладает совершенным бытием, поскольку таковым не может обладать часть, которая отделена от целого, то похоже, что душа не может быть счастливой без тела.
Возражение 3. Далее, счастье - это совершенство человека. Но душа без тела не является человеком. Следовательно, невозможно, чтобы душа была счастлива без тела.
Возражение 4. Далее, согласно Философу, «деятельному проявлению счастья не должно чиниться препятствий»14. Но деятельность отделенной души встречает препятствия, поскольку, как сказал Августин, душе «присуще некоторое естественное желание управлять телом, каковое желание до известной степени мешает ей с полным напряжением восходить к высшему небу»15, то есть к созерцанию божественной сущности. Следовательно, душа не может быть счастлива без тела.
Возражение 5. Далее, счастье - это полнота благ и успокоение желаний. Но этого нельзя сказать об отделенной душе, поскольку она, как сказал [в вышеприведенном отрывке] Августин, желает быть соединенной с телом. Следовательно, отделенная от тела душа не может быть счастлива.
Возражение 6. Кроме того, счастливый человек равен ангелу. Но, как [в том же месте] говорит Августин, отделенная душа не равна ангелу. Следовательно, она не счастлива.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Блаженны мертвые, умирающие в Господе!» (Откр. 14, 13).
Отвечаю: счастье бывает двояким: одно - несовершенное, и это то счастье, которое доступно нам еще в этой жизни; другое - совершенное, и оно состоит в созерцании Бога. Далее, очевидно, что тело необходимо для счастья в этой жизни. В самом деле, счастье настоящей жизни состоит в деятельности как созерцательного, так и практического ума. И при этом деятельность ума в настоящей жизни не может осуществляться без представлений, о чем уже было сказано выше (I, 84, 6, 7). Следовательно, то счастье, которое возможно в этой жизни, в определенном смысле зависит от тела.
А вот что касается совершенного счастья, которое заключается в видении Бога, то некоторые утверждали, что оно недоступно отделенной от тела душе, и говорили, что души святых, будучи отделены от своих тел, не достигнут такого счастья вплоть до Судного Дня, когда им будут возвращены их тела. Ошибочность этого суждения являет нам как авторитет [Писания], так и разум. Авторитет [Писания], поскольку апостол, сказав: «Водворяясь в теле, мы устранены от Господа», далее указывает на причину этой устраненности следующими словами: «Ибо мы ходим верою, а не видением» (2 Кор, 5, 6, 7). Из этого со всей очевидностью явствует, что пока мы ходим верою, а не видением, т. е. лишены созерцания божественной сущности, мы устранены от Господа. Но души святых, отделенные от своих тел, находятся близ Бога, о чем читаем далее в том же тексте: «...мы благодушествуем и желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа» (2 Кор, 5, 8). Из этих слов очевидно, что отделенные от своих тел души святых «ходят видением», созерцая сущность Бога, в чем [собственно] и состоит истинное счастье.
То же самое говорит нам и разум. В самом деле, в смысле своей деятельности ум нуждается в теле исключительно в связи с потребностью в представлениях, через посредство которых он, как было показано в первой части (84, 7), прозревает интеллигибельную истину. Но очевидно, что божественная сущность не может быть видима через посредство представлений, о чем также было сказано в первой части (12, 3). Таким образом, совершенное счастье человека, состоящее в созерцании божественной сущности, никак не зависит от тела. Выходит, что душа может быть счастлива и без тела.
Впрочем, не следует забывать, что к совершенству вещи можно относиться двояко. Во-первых, как к тому, что составляет сущность совершенства, и в этом смысле человеку для совершенства необходима душа. Во-вторых, как к тому, что необходимо для его благополучия, и в этом смысле к совершенству человека относится сила и красота его тела. Таким образом, хотя тело не относится к первому типу совершенства человеческого счастья, тем не менее оно относится ко второму. Следовательно, коль скоро деятельность зависит от природы вещи, а по природе душа является наиболее совершенной, то, значит, и ее деятельность наиболее совершенна, и именно она составляет счастье. Поэтому Августин, задавшись вопросом, «возможно ли высшее блаженство для умершего без тела», отвечает, что «он не может видеть непреложную Субстанцию так, как видят Ее святые ангелы - по иной ли более сокровенной причине, или потому, что ему присуще некоторое естественное желание управлять телом»16.
Ответ на возражение 1. Счастье есть совершенство души со стороны ума, благодаря которому душа превосходит телесные органы, а не со стороны того, благодаря чему душа является естественной формой тела. Вследствие этого душа сохраняет то естественное совершенство, благодаря которому возможно счастье, хотя и не сохраняет то естественное совершенство, благодаря которому она является формой тела.
Ответ на возражение 2. Душа относится к бытию иначе, чем другие части. В самом деле, бытие целого отличается от бытия любой индивидуальной части, поскольку с уничтожением целого любая [его] часть или прекращает существовать, как это происходит с частями животного после его гибели, или же, если она остается, то обладает уже другим актуальным бытием, как это бывает с отрезком, отделенным от целой прямой. Но человеческая душа сохраняет бытие составленного [из материи и формы] и после разрушения тела, и так это потому, что бытие формы подобно бытию ее материи, т. е. оно суть бытие составленного. Но, как было сказано в первой части (75, 2), душа обладает самобытием. Из этого следует, что после своего отделения от тела она может обладать совершенным бытием и, таким образом, она может обладать совершенной деятельностью, хотя при этом и не обладает совершенной видовой природой.
Ответ на возражение 3. Счастье является достоянием человека со стороны его ума, и поскольку сохраняется ум, постольку возможно и счастье. Это подобно тому, как если бы эфиопа считали белым на основании цвета его зубов: [в таком случае] и после их удаления [он продолжал бы считаться белым], поскольку извлеченные зубы сохраняли бы свою белизну.
Ответ на возражение 4. Препятствие вещи бывает двояким. Во-первых, ее противоположностью; так, например, холод препятствует действию жары, и такое препятствие деятельности несовместимо со счастьем. Во-вторых, некоторым ее изъяном, в том смысле, что встречающее препятствие не обладает всем необходимым для совершенствования любым из возможных способов; это препятствие деятельности не является несовместимым со счастьем, а лишь препятствует достижению совершенства сразу всеми возможными способами. Таким препятствием является отделение от тела, и оно, говорят, до известной степени мешает душе с полным напряжением восходить к созерцанию божественной сущности. Ведь душа хочет наслаждаться Богом так, чтобы удовольствие, насколько возможно, могло испытывать и тело. И потому, когда душа наслаждается Богом без участия в этом тела и ее желание успокаивается на том, что достигнуто именно так, у нее все еще остается желание разделить это наслаждение с телом.
Ответ на возражение 5. Желание отделенной души полностью успокоено в том, что касается желаемой вещи, поскольку она обладает тем, что полностью удовлетворяет ее желание. Но оно не полностью успокоено в том, что касается самого желающего, поскольку он не обладает этим благом всеми из возможных способов, какими бы он желал им обладать, Таким образом, по восстановлении тела счастье будет возрастать не в смысле интенсивности, а в смысле всеохватности.
Ответ на возражение 6. Вышеприведенное утверждение о том, что отделенная душа «не может видеть непреложную Субстанцию так, как видят Ее святые ангелы», не должно понимать в том смысле, что речь идет о количественном неравенстве, поскольку даже теперь некоторые души блаженных, будучи вознесены к высшим ангельским порядкам, видят Бога яснее, чем иные из низших ангелов. В данном случае имеется в виду неравенство отношения, поскольку даже самые низшие ангелы обладают всеми видами совершенного счастья, какими они желают обладать, в то время как отделенные души святых - не всеми.
С шестым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что совершенство тела вовсе не необходимо для совершенного человеческого счастья. В самом деле, совершенство тела является телесным благом. Но уже было показано (2, 5), что счастье не состоит в телесных благах. Следовательно, ни одно из совершенных состояний тела не необходимо для человеческого счастья.
Возражение 2. Далее, счастье человека, как было показано выше (3, 8), состоит в видении божественной сущности. Но, как уже было сказано (5), тело здесь абсолютно не при чем. Следовательно, ни одно из телесных состояний не является необходимым для счастья.
Возражение 3. Далее, ум мыслит тем совершенней, чем более он абстрагируется от всего телесного. Но счастье заключается в наиболее совершенной деятельности ума. Значит, душе необходимо абстрагироваться от тела всеми возможными способами. Следовательно, ни одно из телесных состояний никоим образом не необходимо для счастья.
Этому противоречит то обстоятельство, что счастье - это награда добродетели, в связи с чем [в Писании] сказано: «Блаженны вы, когда исполняете» (Ин. 13,17). Но награда, обещанная святым, заключается не только в том, что они узрят и насладятся Богом, но также и в том, что их тела будут расположены должным образом, о чем читаем: «И увидите это - и возрадуется сердце ваше, и кости ваши расцветут, как молодая зелень» (Ис, 66, 14). Следовательно, для счастья необходимо должное расположение тела.
Отвечаю: если мы говорим о том счастье, которое человек может обрести уже в этой жизни, то ясно, что для него необходимо соответствующее расположение тела, В самом деле, такое счастье, как говорит Философ, есть «деятельность в полноте добродетели»17. Но очевидно, что телесное недомогание может служить препятствием человеку для осуществления им той или иной деятельности.
Когда же речь идет о совершенном счастье, то некоторые утверждают, что для счастья нет никакой нужды ни в каком расположении тела, и единственное, что необходимо душе, так это быть полностью отделенной от тела. В связи с этим Августин приводит мнение Порфирия, говорившего, что «для блаженства души необходимо, чтобы она была освобождена от всякого тела»18. Но это нелепо, поскольку душе естественно быть соединенной с телом, а [полное] совершенство души невозможно без ее природного совершенства.
Поэтому надлежит говорить, что совершенное расположение тела необходимо для полного счастья, причем и как предварительное, и как окончательное его условие. Как предварительное постольку, поскольку, как сказал Августин, «если тело таково, что управлять им трудно и тяжело, как наше настоящее тело, которое повреждается и обременяет душу, то ум будет отвращаться от созерцания высшего неба», из чего он делает вывод, что когда это тело изменится из природного в духовное, то человек станет равным с ангелом и «для него будет славою то, что раньше было бременем»19. А как окончательное постольку, поскольку от блаженства души тело обретет некоторую избыточность, благодаря которой и оно станет совершенным. Именно это имеет в виду Августин, когда говорит, что «Бог сотворил душу человека со столь сильной природой, что через обилие в ней блаженства она способна сообщить телу обилие жизненности с действенностью нетления»20.
Ответ на возражение 1. Счастье не состоит в телесных благах как в своем объекте, но телесное благо может добавить к счастью некоторое удовольствие и совершенство.
Ответ на возражение 2. Хотя тело и не участвует в той деятельности ума, посредством которой созерцается сущность Бога, однако оно может служить препятствием этой деятельности. Следовательно, совершенство необходимо телу для того, чтобы оно не препятствовало уму в его воспарении.
Ответ на возражение 3. Совершенная деятельность ума требует абстрагирования ума от этого тленного тела, которое обременяет душу, а не от духовного тела, которое будет полностью подчинено духу. Но об этом мы поговорим подробней в следующей части настоящего труда (II-II, 82).
С седьмым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что внешние блага также [как и совершенство тела] необходимы для счастья. Ведь все то, что обещано святым в качестве награды, относится к счастью. Но святым обещаны и внешние блага, например, им обещаны еда и питье, богатства и царство, о чем читаем [в Писании]: «Да ядите и пиете за трапезою Моею в Царстве Моем» (Лк. 22, 30); и еще: «Собирайте себе сокровища на небе» (Мф. 6, 20); и еще: «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство» (Мф. 25, 34). Следовательно, для счастья необходимы внешние блага.
Возражение 2. Далее, согласно Боэцию, счастье есть «совершенное состояние, которое является соединением всех благ»21. Но некоторые из человеческих благ - пускай их значение, как сказал Августин, и ничтожно22, - являются внешними [благами]. Следовательно, и они нужны для счастья.
Возражение 3. Далее, наш Господь говорит: «Велика ваша награда на небесах» (Мф. 5, 12). Но нахождение на небесах подразумевает пребывание в месте. Следовательно, для счастья необходимо, как минимум, внешнее место.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Кто мне - на небе, и с Тобою не хочу на земле» (Пс. 72, 25), что означает: «Ничего не желаю, помимо Тебя», ибо «мне благо - приближаться к Богу» (Пс. 72, 28). Поэтому для счастья нет никакой нужды в чем-либо внешнем.
Отвечаю: для несовершенного счастья, которое возможно в этой жизни, внешние блага необходимы, но не как относящиеся к сущности счастья, а как инструментально обслуживающие счастье, которое, как сказано в книге «Этика», состоит в деятельности в полноте добродетели23. Действительно, в этой жизни человеку необходимо тело для осуществления деятельности как созерцательных, так и действенных добродетелей, причем, что касается последних, то для осуществления связанной с ними деятельности он нуждается также и во многих других вещах. С другой стороны, в таких именно благах никак не нуждается совершенное счастье, которое состоит в созерцании Бога. В самом деле, такие внешние блага необходимы или для поддержания [жизнедеятельности] животного тела, или для осуществления некоторой деятельности, которая специфически присуща [именно] человеческой жизни и которую мы осуществляем через посредство животного тела, в то время как совершенное счастье, состоящее в созерцании Бога, будет осуществляться душой или отделенной от тела, или соединенной с телом, но уже не с животным, а с духовным. Следовательно, во всех этих внешних благах, коль скоро они полностью определены к животной жизни, вышеупомянутое [совершенное] счастье не нуждается. И так как в этой жизни счастье, связанное с созерцанием, ведет к большему уподоблению Богу, нежели счастье, связанное с действиями, то оно [т. е. счастье созерцания], тем самым, гораздо ближе к совершенному счастью и потому, как сказано в «Этике», гораздо меньше нуждается в этих [внешних] благах24.
Ответ на возражение 1. Все телесные обещания, о которых упоминает Священное Писание, должно разуметь метафорически, поскольку в Писании духовные вещи часто представлены под видом телесных, чтобы, как говорит Григорий, «от вещей известных мы восходили к хотению неизвестных»25. Поэтому еда и питье указывают на наслаждение счастьем, богатство - на ту достаточность, которой является для человека Бог, царство - на восхождение человека к единению с Богом.
Ответ на возражение 2. Блага, которые нужны для животной жизни, несовместимы с той духовной жизнью, в которой состоит совершенное счастье. Тем не менее в том счастье будет наличествовать соединение всех благ, поскольку мы будем наслаждаться всеми теми благами, которые присутствуют в здешних вещах, в Высшем Источнике благости.
Ответ на возражение 3. Согласно Августину, под небесами, предложенными в качестве награды святым, подразумеваются не телесные небеса, а некоторая совокупность духовных благ26. Что же касается предназначенного для блаженных телесного места, а именно эмпирея, то оно требуется не для счастья, а в связи с его своего рода уместностью и благолепием.
С восьмым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что для счастья необходима дружба. В самом деле, грядущее счастье часто обозначается в Священном Писании именем «слава». Но слава заключается в благе человека, которое становится известным многим. Следовательно, сообщество друзей необходимо для счастья.
Возражение 2. Далее, Боэций говорит: «Любое благо нам не на радость, если мы обладаем им в одиночку»27. Но радость необходима для счастья. Следовательно, необходимо и сообщество друзей.
Возражение 3. Далее, милосердие в счастье является совершенным. Но милосердие подразумевает любовь как к Богу, так и к ближнему. Поэтому похоже на то, что сообщество друзей необходимо для счастья.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Вместе с нею пришли ко мне все блага» (Прем. 7,11), то есть [все блага пришли] вместе с божественной мудростью, которая заключается в видении Бога. Таким образом, это все, что требуется для счастья.
Отвечаю: если речь идет о счастье этой жизни, то счастливый нуждается в друзьях, но не затем, как сказал Философ, чтобы принимать от них благодеяния, поскольку счастливый самодостаточен, и не затем, чтобы благодаря им испытывать наслаждение, поскольку он испытывает совершенное наслаждение от деятельности в полноте добродетели, но ради того, чтобы оказывать благодеяния, то есть делать им добро, наслаждаться, видя, как и они делают добро, наконец, получать от них поддержку своих добрых начинаний28. Именно поэтому для того, чтобы человек мог поступать добродетельно, как в делах активной, так и созерцательной жизни, ему необходимо сообщество друзей.
Но если мы говорим о совершенном счастье, которое ожидает нас в нашей небесной Отчизне, то для такого счастья дружеское сообщество не является сущностно необходимым, поскольку человек обладает всей полнотой своего совершенства в Боге. Тем не менее дружеское сообщество способствует благополучию счастья. В связи с этим Августин говорит, что «духовные существа поддерживаются не иначе как внутренне - вечностью, истиною и любовью Творца. Если же надобно сказать и о том, что они поддерживаются внешним образом, то [поддерживаются], может быть, тем, что они видят друг друга и всем своим сообществом радуются в Боге»29.
Ответ на возражение 1. Та слава, которая составляет сущность счастья, связана с отношением не человека с человеком, а [человека] с Богом.
Ответ на возражение 2. Это высказывание относится к обладанию тем благом, которое не приносит полного удовлетворения. Следовательно, оно никак не связано с рассматриваемым вопросом, поскольку в Боге человек получает полное удовлетворение от любого блага.
Ответ на возражение 3. Совершенство милосердия сущностно необходимо для счастья в том, что касается любви к Богу, а не в том, что касается любви к ближнему. Ведь даже если бы только одна душа наслаждалась Богом, не имея при этом рядом с собою ближнего, которого бы она могла любить, то и тогда она была бы счастливой. Если же рядом с нею окажется хотя бы один ближний, то любовь к нему будет следствием совершенной любви к Богу. Поэтому дружба как таковая только сопутствует совершенному счастью.
Теперь мы рассмотрим вопрос о достижении счастья. Под этим за главием наличествует восемь пунктов: 1) может ли человек достигнуть счастья; 2) может ли один человек быть счастливей другого; 3) может ли кто-либо быть счастлив в нынешней жизни; 4) может ли быть утраченным однажды обретенное счастье; 5) может ли человек достигнуть счастья через посредство своих природных способностей; 6) достигает ли человек счастья благодаря действию более возвышенной твари; 7) насколько нужны какие-либо человеческие действия для того, чтобы человек мог обрести счастье в Боге; 8) все ли стремятся к счастью.
С первым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что человек не может достигнуть счастья. Ведь, как неоднократно говорит Дионисий, насколько разумная природа превосходит чувственную, настолько же и умопостигаемая - разумную1. Но обладающие только чувственной природой неразумные твари не могут достигнуть цели разумной природы. Следовательно, и обладающий разумной природой человек не может достигнуть цели умопостигаемой природы, а именно счастья.
Возражение 2. Далее, истинное счастье заключается в видении Бога, Который суть непреложная Истина. Но в силу своей природы человек прозревает истину через посредство материальных вещей, поскольку он «мыслит формы в образах»2. Следовательно, он не может достигнуть счастья.
Возражение 3. Далее, счастье заключается в достижении высшего Блага. Но нельзя достигнуть высшего, не превзойдя середины. И коль скоро на полпути между человеческой природой и Богом находится ангельская природа, превзойти которую человек не может, то похоже на то, что он не может достигнуть счастья.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Блажен человек, которого вразумляешь Ты, Господи» (Пс. 93, 12).
Отвечаю: счастье есть достижение совершенного Блага. Поэтому тот, кто способен достигнуть совершенного Блага, может достигнуть и счастья. Но то, что человек способен достигнуть совершенного Блага, может быть доказано как на основании того, что его ум может схватывать универсальное и совершенное благо, так и того, что его воля может это благо желать. Следовательно, человек может достигнуть счастья. Кроме того, это может быть доказано на основании того факта, что человек способен к видению Бога, о чем шла речь в первой части (12, 1), в каковом видении, о чем также было сказано (3, 8), и состоит совершенное счастье человека.
Ответ на возражение 1. Разумная природа превосходит чувственную иначе, чем умопостигаемая природа превосходит разумную. В самом деле, разумная природа превосходит чувственную со стороны объекта ее постижения, поскольку чувства не способны постигать универсалии, тогда как разум - способен. Умопостигаемая же природа превосходит разумную со стороны модуса постижения одной и той же умопостигаемой истины, поскольку умопостигаемая природа непосредственно схватывает истину тогда как разумная природа постигает истину посредством рассуждения разума, о чем было сказано в первой части (58, 3; 79, 8). Поэтому разум вынужден двигаться там, где ум схватывает сразу. Следовательно, разумная природа может достигнуть счастья, которое является совершенством умственной природы, но иначе, чем это делают ангелы. В самом деле, ангелы достигли его мгновенно сразу же после своего сотворения, тогда как человек может его достичь только по истечении некоторого времени. А вот чувственная природа вообще не способна достигнуть означенной цели.
Ответ на возражение 2. Человек в нынешнем состоянии жизни способен естественным образом познавать умопостигаемую истину только через посредство образов. Но после того как состояние жизни изменится, у него будет другой естественный путь познания, о чем уже было сказано в первой части (84, 7; 89,1).
Ответ на возражение 3. Человек не может превзойти ангелов в смысле степени природы, то есть стать возвышеннее их по своему естеству. Но он может превзойти их деятельностью ума путем мышления того, что превосходит ангелов и делает людей счастливыми; и когда он достигнет этого, он будет совершенно счастлив.
Со вторым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что никто не может быть счастливей других. В самом деле, счастье, как говорит Философ, это «награда добродетели»3. Но за все добродетельные деяния полагается равная награда, в связи с чем в Писании сказано, что все работавшие в винограднике «получили по динарию» (Мф. 20, 10), что означает, согласно Григорию, что «каждый был равно вознагражден жизнью вечной»4. Следовательно, никто не может быть счастливей других.
Возражение 2. Далее, счастье является высшим благом. Но ничто не может быть выше высшего. Следовательно, счастье одного человека не может быть превзойдено [счастьем] другого.
Возражение 3. Далее, коль скоро счастье является «совершенным и самодостаточным благом»5, то с ним связано успокоение человеческих желаний. Но если человек испытывает недостаток в некотором достижимом благе, то его желание не успокаивается. А если он не испытывает недостатка в чем-либо достижимом, то, значит, не существует и большего счастья. Следовательно, или человек несчастлив, или же, если он счастлив, то большего счастья не существует.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «В доме Отца Моего обителей много» (Ин. 14, 2); согласно Августину, под обителями должно разуметь «разнообразие достоинств заслуг в пределах одной жизни вечной»6. Но даруемое согласно заслуге достоинство жизни вечной есть не что иное, как счастье. Следовательно, существуют различные степени счастья, и счастье у всех разное.
Отвечаю: как было показано выше (1, 8; 2, 7), счастье подразумевает две вещи, а именно саму конечную цель, то есть высшее Благо, а также достижение и наслаждение этим Благом. С точки зрения самого Блага, Которое является целью, обусловливающей счастье, то одно счастье не может быть больше другого, поскольку существует только одно высшее Благо, а именно Бог, в наслаждении Которым люди обретают счастье. Что же касается достижения и наслаждения этим Благом, то один человек может быть счастливей другого, поскольку чем больше человек наслаждается этим Благом, тем больше и его счастье. Но {очевидно, что] если один человек лучше расположен или определен к наслаждению Богом, чем другой, то он будет больше наслаждаться Богом [чем другой]. И в этом смысле один человек может быть счастливей другого.
Ответ на возражение 1. Один динарий означает счастье как один [общий всем] объект. А то, что их было много, означает счастье, различимое по многим степеням наслаждения.
Ответ на возражение 2. О счастье говорят как о высшем благе постольку, поскольку оно суть совершенное обладание и наслаждение Высшим Благом.
Ответ на возражение 3. Никто из блаженных не лишен какого-либо из желаемых благ, поскольку они обладают Самим бесконечным Благом или, как сказал Августин, «благом всех благ»7. Но при этом их счастье может разниться вследствие различий в их причастности к одному и тому же благу. Прибавление же каких-то других [новых] благ не может ничего добавить к их счастью, поскольку, как пишет Августин, «того, кто, познавши многое, познал и Тебя, сделают блаженными не его науки, а знание Тебя»8.
С третьим, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что быть счастливым можно и в нынешней жизни. В самом деле, в Писании сказано: «Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем» (Пс. 118, 1). Но это сказано применительно к этой жизни. Следовательно, можно быть счастливым и в нынешней жизни.
Возражение 2. Далее, несовершенная причастность к Высшему Благу не разрушает природу счастья, в противном случае было бы невозможно, чтобы один был счастливей другого. Но люди могут быть причастными к Высшему Благу и в этой жизни, зная и любя Бога, хотя и несовершенно. Следовательно, человек может быть счастлив и в нынешней жизни.
Возражение 3. Далее, то, что утверждают многие, не может быть полностью ложным, поскольку то, что находится во многих, пребывает в них, пожалуй, от природы, природа же не бывает ложной. Но многие говорят, что счастье возможно уже в нынешней жизни, что явствует из следующих слов псалма: «Блажен народ, у которого это есть» (Пс. 143, 15), имея в виду [под «этим»] блага нынешней жизни. Следовательно, можно быть счастливым и в нынешней жизни.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями» (Иов. 14, 1). Но счастье несовместимо с печалями. Следовательно, никто не может быть счастлив в нынешней жизни.
Отвечаю: в этой жизни возможна лишь некоторая причастность к счастью, но совершенное и истинное счастье в нынешней жизни невозможно. Этот вывод следует из двух обстоятельств.
Во-первых, из общего понятия счастья. В самом деле, коль скоро счастье есть «совершенное и самодостаточное благо», то это означает отсутствие какого бы то ни было зла и исполнение любого желания. Но невозможно, чтобы в нынешней жизни не было вообще никакого зла. Действительно, эта жизнь подвержена множеству неизбежных зол: неведению ума, необузданности желаний, телесным недомоганиям [и т. п.], о чем [подробно] говорит Августин в четвертой главе девятнадцатой книги [своего трактата] «О граде Божием». Точно так же не может в этой жизни быть полностью удовлетворено и желание блага. Так, человеку естественно желать сохранения тех благ, которыми он обладает. Однако блага настоящей жизни преходящи, и даже сама жизнь, которую мы так хотим сохранить, преходяща, притом что человек по природе боится смерти. Поэтому истинное счастье в нынешней жизни представляется невозможным.
Во-вторых, из специфической природы счастья, а именно созерцания божественной сущности, которого, как было показано в первой части (12, 11), человек в нынешнем состоянии жизни достигнуть не может. Отсюда понятно, что в этой жизни никто не может обрести истинное и совершенное счастье.
Ответ на возражение 1. Некоторых полагают счастливыми в этой жизни или в связи с их надеждой на обретение счастья в жизни грядущей, согласно сказанному: «Мы спасены в надежде» (Рим. 8, 24), или на основании некоторой их причастности к счастью вследствие получаемого ими определенного наслаждения Высшим Благом.
Ответ на возражение 2. Несовершенство причастности к счастью может быть следствием одной из двух причин. Во-первых, оно может проистекать со стороны объекта счастья, т. е. быть связанным с отсутствием видения Его в Его Сущности, и это несовершенство разрушает природу истинного счастья. Во-вторых, несовершенство может проистекать со стороны причастника, который хотя и достиг объекта счастья, а именно Бога, однако несовершенно наслаждается Им по сравнению, например, с тем, как наслаждается Собою Бог. Это несовершенство не разрушает истинную природу счастья, поскольку, коль скоро, согласно сказанному (3, 2), счастье является деятельностью, истинная природа счастья специфицируется определяющим акт объектом, а не субъектом.
Ответ на возражение 3. Люди полагают, что счастье возможно уже в нынешней жизни постольку, поскольку наблюдают некоторое подобие [такого счастья] счастью истинному. И уже поэтому их мнение не является полностью ложным.
С четвертым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что счастье может быть утраченным. В самом деле, счастье - это совершенство. Но всякое совершенство находится в совершенном согласно модусу последнего. И коль скоро человек по природе изменчив, то, как кажется, причастность счастья к человеку изменчива. Следовательно, похоже на то, что человек может утратить счастье.
Возражение 2. Далее, счастье заключается в акте ума, а ум - это субъект воли. Но воля может быть направлена на противоположности. Поэтому похоже на то, что она может воздерживаться от деятельности, посредством которой человек счастлив, вследствие чего человек свое счастье утрачивает.
Возражение 3. Далее, имеющее начало имеет и конец. Но у человеческого счастья есть начало, поскольку человек счастлив не всегда. Следовательно, у него должен быть и конец.
Этому противоречит сказанное [в Писании] о праведниках: «И пойдут сии... в жизнь вечную» (Мф. 25, 46), которая, как было доказано выше (2), является счастьем святых. Но то, что вечно, не прекращается. Следовательно, счастье не может быть утрачено.
Отвечаю: если речь идет о том несовершенном счастье, которое возможно в настоящей жизни, то такое счастье может быть утраченным. Это со всей очевидностью являет нам счастье созерцания, которое может быть утрачено как вместе с утратой памяти, когда, например, в результате болезни утрачивается знание, так и из-за определенных занятий, не позволяющих человеку созерцать.
Это также очевидно и в случае деятельного счастья, поскольку человеческая воля может изменяться и, отпадая от добродетели, в акте которой по преимуществу и состоит счастье, обращаться к злу. Если, впрочем, добродетель сохраняется неослабной, то направленные вовне изменения могут, чиня препятствия многим актам добродетели, нарушить только такое счастье, однако они не могут лишить счастья вообще, поскольку акты добродетели сохраняются, и благодаря этому человек достойно переносит выпавшие на его долю испытания. И так как счастье настоящей жизни может быть утрачено вследствие возникновения противных природе счастья обстоятельств, то Философ утверждает, что некоторые, будучи счастливы в этой жизни, счастливы не в абсолютном смысле, а «именно как люди», т. е. как обладающие изменчивой природой9.
Если же речь идет о том совершенном счастье, которое мы чаем обрести уже по окончании нынешней жизни, то можно упомянуть мнение Оригена, который, следуя заблуждениям некоторых платоников, утверждал, что человек, обретший окончательное счастье, может его утратить10. Ошибочность этого мнения может быть доказана двояко.
Во-первых, на основании общего понятия счастья. В самом деле, коль скоро счастье является «совершенным и самодостаточным благом», то оно должно успокоить человеческие желания и исключить всяческое зло. Затем, человек по природе желает сохранить то благо, которым он обладает, а также быть уверенным в его сохранности, в противном случае он будет или испытывать беспокойство в связи с опасением его утраты, или страдание в связи с уверенностью в его утрате. Поэтому в случае истинного счастья необходимо, чтобы человек был уверен в том, что он никогда не утратит то благо, которым он обладает. Если указанное мнение истинно, то из него следует, что человек никогда не утратит счастье, а если ложно, то, будучи ложным, оно само по себе является злом, поскольку, как сказано в книге «Этика», ложь - это зло ума, в то время как истина - [его] благо11. Таким образом, при наличии в нем зла человек никогда не будет поистине счастлив.
Во-вторых, это также с очевидностью следует из рассмотрения специфической природы счастья. В самом деле, уже было показано (3, 8), что совершенное счастье человека состоит в созерцании божественной сущности. Но невозможно, чтобы кто-либо из созерцающих божественную сущность не желал бы ее созерцать, поскольку любое благо, которым кто-либо обладает и при этом желает его лишиться, либо недостаточно, и потому вместо него желается какое-то более достаточное благо, либо же обусловливает некоторое неудобство, в результате чего становится обременительным. Но созерцание божественной сущности наполняет душу всеми благами, поскольку соединяет ее с источником всяческого совершенства, в связи с чем [в Писании] сказано: «Я [в правде] буду... насыщаться образом Твоим» (Пс. 16, 15); и еще: «Вместе с нею пришли ко мне все блага» (Прем. 7, 11), то есть [вместе] с созерцанием мудрости. При этом оно и никоим образом не обременительно, в связи с чем о созерцании мудрости сказано: «В обращении ее нет суровости, ни в сожитии с нею - скорби» (Прем. 8, 16). Таким образом, очевидно, что счастливый человек не может лишиться счастья по собственному почину. Не может он также лишиться счастья и по распоряжению Бога, поскольку лишение счастья суть наказание, и оно может быть приписано Богу, справедливому Судье, только в случае совершения некоторого греха; но созерцающий Бога не может впасть в согрешение в связи с правотой его воли, которая является необходимым следствием такого созерцания, о чем уже было сказано выше (4, 4). Не может этого произойти и благодаря какому-либо другому действователю, поскольку соединенный с Богом ум возвышен над всеми другими вещами и, следовательно, никакой другой действователь не в силах отвратить ум от такого союза. Таким образом, кажется неразумным, что время от времени человек может переходить от счастья к страданиям и наоборот, поскольку такого рода превратности могут испытывать только те, кто подчинен времени и движению.
Ответ на возражение 1. Счастье есть окончательное совершенство, исключающее наличие какого-либо изъяна в счастливом, и тот, кто обладает счастьем, обладает им неизменно благодаря божественной силе, возвышающей человека до причастности к исключающей любые изменения вечности.
Ответ на возражение 2. В том, что касается определения к цели, воля может быть направлена на противоположности, но что касается конечной цели, то к ней она определена в силу естественной необходимости, о чем свидетельствует тот факт, что никто не может не желать счастья.
Ответ на возражение 3. Наличие у счастья начала обусловливается причастником, а отсутствие у него конца обусловливается благом, причастность к которому делает человека счастливым. Таким образом, начало счастья является следствием одной причины, а его бесконечность - другой.
С пятым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что человек может достигнуть счастья через посредство своих природных способностей. В самом деле, природа не испытывает недостатка в необходимом. Но ничто не является столь необходимым для человека, как достижение им конечной цели. Значит, в этом человеческая природа не испытывает недостатка. Поэтому человек может достигнуть счастья через посредство своих природных способностей.
Возражение 2. Далее, коль скоро человек возвышеннее неразумных тварей, то, похоже, он должен быть и лучше, чем они, обеспечен всем необходимым. Но неразумные твари могут достигнуть своей цели через посредство своих природных способностей. Поэтому тем более человек может достигнуть счастья через посредство своих природных способностей.
Возражение 3. Далее, счастье, согласно Философу, есть «совершенная деятельность»12. Затем, начало вещи относится к тому же началу, что и его совершенство. Итак, коль скоро несовершенная деятельность, которая суть начало человеческой деятельности, является субъектом природных способностей человека, благодаря чему он является хозяином своих собственных актов, то похоже на то, что он может достигнуть совершенной деятельности, то есть счастья, через посредство своих природных способностей.
Этому противоречит следующее: человек по природе является началом собственных актов через посредство своего ума и воли. Но обетованное святым окончательное счастье превосходит ум и волю человека, согласно сказанному апостолом: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9). Следовательно, человек не может достигнуть счастья через посредство своих природных способностей.
Отвечаю: несовершенное счастье, которое возможно в нынешней жизни, равно как и добродетель, в чьей деятельности оно состоит, может быть достигнуто человеком через посредство его природных способностей, о чем подробно будет сказано ниже (63). Но совершенное счастье человека, как было показано выше (3, 8), состоит в созерцании божественной сущности. Затем, созерцание сущности Бога превосходит природу не только человека, но и вообще любой твари, о чем уже было сказано в первой части (12, 4). В самом деле, природное познание каждой твари соответствует модусу его субстанции, в связи с чем об уме говорится, что «он познает то, что выше его, и то, что ниже его, соответственно модусу его субстанции»13. Но любое познание, которое соответствует модусу сотворенной субстанции, не может достичь созерцания божественной сущности, которая бесконечно превосходит все сотворенные субстанции. Следовательно, ни человек, ни вообще какая бы то ни было тварь не может достигнуть окончательного счастья посредством своих природных способностей.
Ответ на возражение 1. Как природа не отказала человеку в необходимом [для жизни], хотя и не обеспечила его, подобно другим животным, оружием и одеждой, наделив его [взамен] разумом и руками, с помощью которых он способен добывать себе вышеупомянутые вещи, точно так же она не отказала ему и в необходимом [для счастья], хотя и не предоставила ему средства для его достижения, поскольку это попросту невозможно. Взамен она наделила его свободной волей, благодаря которой он может обращаться к Богу, дабы Он мог сделать его счастливым. Ведь «исполнение чего-то благодаря друзьям в известном смысле исполняется благодаря нам»14.
Ответ на возражение 2. Как говорит Философ, природа, которая способна достичь совершенного блага, хотя для этого и нуждается в помощи извне, наделена более возвышенным статусом, чем природа, которая не способна достичь совершенного блага, хотя при этом она достигает некоторого несовершенного блага безо всякой помощи извне15. Так, лучше расположен к здоровью тот, кто может достичь совершенного здоровья с помощью медицины, чем тот, кто может достичь несовершенного здоровья без помощи медицины. И потому разумная тварь, способная достичь совершенного блага счастья, хотя и нуждается при этом в божественной помощи, более совершенна, чем неразумная тварь, которая не способна достичь этого блага, хотя при этом и достигает некоторого несовершенного блага через посредство своих природных способностей.
Ответ на возражение 3. Когда несовершенные и совершенные вещи принадлежат к одному и тому же виду, в этом случае они могут быть обусловлены одной и той же способностью. Но это вовсе не обязательно в том случае, если они принадлежат к различным видам, поскольку далеко не все из того, что обусловливает расположение материи, может обусловливать и окончательное совершенство. Затем, несовершенная деятельность, которая является субъектом природных способностей человека, не принадлежит к тому же самому виду, что и совершенная деятельность, которая суть человеческое счастье, поскольку деятельность получает свой вид от своего объекта. Следовательно, приведенный аргумент бездоказателен.
С шестым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что человек может стать счастливым благодаря действию более возвышенной твари, а именно ангела. В самом деле, наблюдаемый нами миропорядок двояк: с одной стороны, он упорядочивает части мироздания друг к другу, с другой - все мироздание в целом к находящемуся вне мироздания благу, и при этом первый [тип порядка] упорядочен ко второму как к своей цели16. Это подобно тому, как взаимная упорядоченность частей войска зависит от упорядоченности всей армии к своему военачальнику. Но взаимная упорядоченность частей мироздания заключается в том, что высшие твари воздействуют на низших, о чем уже шла речь в первой части (109, 2), а счастье заключается в упорядоченности человека к находящемуся вне мироздания благу то есть к Богу. Следовательно, человек может стать счастливым благодаря воздействующей на него более возвышенной твари, а именно ангелу.
Возражение 2. Далее, находящееся в возможности может быть приведено к действительности только тем, что уже находится в действительности, как, например, горячее в возможности становится действительно горячим только благодаря тому, что уже действительно горячо. Но человек счастлив в возможности. Следовательно, он может стать счастливым в действительности благодаря ангелу, который уже действительно счастлив.
Возражение 3. Далее, уже было сказано (3, 4), что счастье состоит в деятельности ума. Но, как было показано в первой части (111, 1), ангел может просвещать человеческий ум. Следовательно, ангел может сделать человека счастливым.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Господь дает благодать и славу» (Пс. 83, 12).
Отвечаю: коль скоро любая тварь подчинена законам природы, в связи с чем ее силы и действия ограничены, то ничто из того, что превосходит сотворенную природу, не может быть выполнено силами какой бы то ни было твари. Следовательно, если необходимо выполнить что-либо из того, что превосходит природу, оно выполняется непосредственно Богом, например, воскрешение мертвого, возвращение зрения слепому и тому подобное. Но уже было показано (5), что счастье является превосходящим сотворенную природу благом. Поэтому невозможно, чтобы оно было сообщено действием какой бы то ни было твари: если речь идет о совершенном счастье, то сделать человека счастливым может один только Бог. Если же имеется в виду несовершенное счастье, то нечто подобное должно сказать относительно той добродетели, в актах которой оно состоит.
Ответ на возражение 1. Как это часто бывает в тех случаях, когда речь идет об упорядоченных друг относительно друга активных способностях, высшей из них надлежит стремиться к конечной цели, в то время как более низким способностям - способствовать этому достижению через посредство обусловливания расположения к ней, что подобно тому, как искусству мореплавания, направляющему искусство судостроения, надлежит использовать судно ради достижения той цели, для которой оно было построено. Точно так же и в порядке мироздания ангелы, действительно, оказывают содействие человеку в достижении им его конечной цели в смысле обусловливания некоторых первичных расположений к ней, однако само достижение конечной цели происходит исключительно благодаря Первому Действователю, каковым является Бог.
Ответ на возражение 2. Когда форма существует в чем-то совершенным и естественным образом, она может выступать в качестве начала воздействия на что-то еще, например, горячее нагревать через посредство теплоты. Но если форма существует в чем-то несовершенным и неестественным образом, то она не может выступать в качестве начала, сообщающего чему-то еще [свое воздействие]; так, «интенция» находящегося в зрачке цвета не может сделать что-либо белым, равно как не может и нагреваемое или освещаемое нагреть или осветить что-то другое, в противном случае нагревание и освещение распространялось бы до бесконечности. Но свет славы, через посредство которого созерцается Бог, находится в Боге совершенным и естественным образом, в то время как в любой твари он находится несовершенно и через посредство уподобления или причастности. Поэтому никакая тварь не может сообщить свое счастье другому. Ответ на возражение 3. Блаженный ангел просвещает ум человека или низшего ангела относительно того, что касается божественных дел, а не того, что касается созерцания божественной сущности, поскольку такое созерцание обусловливается непосредственным просвещением Бога, о чем уже шла речь в первой части (106, 1).
С седьмым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что для обретения счастья в Боге человеку не нужны никакие добрые дела. В самом деле, коль скоро Бог является обладающим бесконечной силой действователем, Ему для осуществления действия не требуется ни материи, ни расположения материи, поскольку Он может обусловливать любое следствие непосредственно Сам. Но человеческие дела, не будучи необходимыми для достижения счастья в качестве его действенной причины, о чем было сказано выше (6), могут быть нужны только для расположения к нему. Поэтому Бог, Которому нет нужды в предшествующем действию расположении, одаривает счастьем без каких бы то ни было предшествующих дел.
Возражение 2. Далее, как Бог является непосредственной причиной счастья, точно так же Он является и непосредственной причиной природы. Но когда Бог в начале установил природу, Он произвел твари безо всякого предшествующего расположения или действия со стороны твари, но сотворил каждую тварь тотчас совершенной в своем виде. Поэтому похоже на то, что Он одаривает счастьем человека без каких бы то ни было предшествующих дел.
Возражение 3. Далее, апостол сказал, что блаженным называют «человека, которому Бог вменяет праведность независимо отдел» (Рим. 4, 6). Следовательно, человеческие дела никак не влияют на достижение им счастья.
Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Если это знаете, - блаженны вы, когда исполняете» (Ин. 13, 17). Следовательно, счастье достигается благодаря делам.
Отвечаю: для счастья, как было показано выше (4, 4), необходима правота воли, поскольку она есть не что иное, как правильное упорядочение воли к конечной цели, и это так же необходимо для достижения цели, как правильное расположение материи необходимо для обретения формы. Но это еще не является доказательством того, что счастью необходимо должны предшествовать какие-либо человеческие дела, поскольку Бог может одновременно наделить волю правильной склонностью к цели и обеспечить достижение этой цели подобно тому, как иногда Он располагает материю и одновременно с этим предоставляет форму. Однако порядок божественной мудрости требует, чтобы этого не происходило, и потому [в трактате] «О небе» читаем, что «из тех вещей, которые по природе способны обладать совершенным благом, одни обладают им без движения, другие достигают его в результате немногих движений, третьи - посредством многих»17. Затем, обладать совершенным благом без движения может только тот, кто обладает им по природе, и потому обладать счастьем по природе может один только Бог. Таким образом, одному только Богу нет нужды в том, чтобы быть подвигнутым к счастью каким-либо предшествующим действием. Далее, коль скоро счастье превосходит любую сотворенную природу, то никакая непорочная тварь не может надлежащим образом обрести счастье без движения склоняющей к нему деятельности. При этом превышающий человека в порядке природы ангел согласно порядку божественной мудрости, как было разъяснено в первой части (62, 5), обрел его сразу же после единственного достойного награды акта, тогда как человек может обрести его в результате многих движений дел, которые называются заслугами. То же самое утверждает и Философ, когда говорит, что счастье - это награда добродетели18.
Ответ на возражение 1. Дела нужны человеку для обретения счастья не вследствие недостаточности божественной власти, могущей одарить счастьем, а в силу существующего порядка природы.
Ответ на возражение 2. Бог произвел первые твари так, чтобы они были тотчас совершенны без какой бы то ни было предшествующей расположенности или деятельности, постольку, поскольку Он установил первых индивидов различных видов в их природе ради их последующего размножения. Подобным же образом, коль скоро счастье должно было быть даровано другим через Христа, Бога и Человека, «приводящего многих сынов в славу» (Евр. 2, 10), от самого начала Его зачатия Его душа была счастлива без какого бы то ни было предшествующего действия заслуги. Но это относится исключительно к Нему, и благодаря этому заслуга Христова позволяет крестимым детям обретать счастье, хотя они не имеют никаких собственных заслуг и только посредством крещения становятся причастниками Христа.
Ответ на возражение 3. Апостол говорит о счастье надежды, которая даруется нам по благодати, не зависящей от предшествующих дел. Ведь благодать, в отличие от счастья, не является пределом движения, но, скорее, началом движения по направлению к счастью.
С восьмым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что [далеко] не все желают счастья. Ведь человек не может желать того, чего не знает, поскольку объектом желания является воспринятое благо19. Но многие не знают о том, в чем заключается счастье. И в этом нетрудно убедиться, поскольку, как сказал Августин, «некоторые думают, что счастье состоит в телесных удовольствиях, некоторые - в добродетелях души, некоторые - в чем-то еще»20. Следовательно, не все желают счастья.
Возражение 2. Далее, сущностью счастья, как уже было сказано (3, 8), является созерцание божественной сущности. Но иные полагают, что человеку невозможно видеть божественную сущность и, таким образом, они этого и не хотят. Следовательно, не все люди желают счастья.
Возражение 3. Далее, Августин говорит, что «счастливым является тот, кто обладает всем желаемым и не желает ничего недолжного»21. Но не все желают именно так, поскольку некоторые желают не то, что должно, и при этом желают его желать. Следовательно, не все желают счастья.
Этому противоречат следующие слова Августина: «Если бы этот деятель заявил: «Вы все желаете счастья; вы не желаете несчастья», то он дал бы этим понять, что никто не пребывает в неведении относительно собственных желаний»22. Следовательно, каждый желает быть счастливым.
Отвечаю: о счастье можно говорить двояко. Во-первых, с точки зрения общего понятия счастья, и в этом смысле каждый человек необходимо желает счастья. В самом деле, как уже было сказано (3, 4), общее понятие счастья состоит в совершенном благе. Но коль скоро благо является объектом желания, совершенное благо человека - это то, что полностью удовлетворяет его желание. Следовательно, желание счастья есть не что иное, как желание полного удовлетворения желания. И это желает каждый. Во-вторых, мы можем говорить о счастье с точки зрения специфического понятия, то есть как о том, в чем именно оно состоит. И в этом смысле все не знают о счастье, поскольку не все знают о том, в чем именно состоит общее понятие счастья. Таким образом, в этом смысле не все желают счастья.
Из сказанного очевиден ответ на возражение 1.
Ответ на возражение 2. Поскольку желание последует схватыванию ума или разума, то случается так, что не имеется иного различения, помимо различения, вытекающего из рассмотрения разума, в связи с чем одно и то же может быть желанно в одном смысле и не желанно в другом. Так, счастье может рассматриваться как окончательное и совершенное благо, то есть с точки зрения общего понятия счастья, и в этом смысле воля, как было сказано выше, стремится к нему по природе и необходимым образом. С другой стороны, оно может рассматриваться с точки зрения других специфических аспектов: либо с точки зрения деятельности как таковой, либо - деятельной способности, либо - объекта, и в этом смысле воля не стремится к счастью необходимым образом.
Ответ на возражение 3. Даваемое некоторыми определение счастья, согласно которому счастливым является тот, «кто обладает всем желаемым», или тот, «любое желание которого исполняется», является хорошим и адекватным определением в одном смысле, и неадекватным в другом. В самом деле, если мы понимаем его буквально, то есть как сказанное о естественных желаниях человека, то в этом случае, действительно, счастлив тот, кто обладает всем желаемым, поскольку ничто не удовлетворяет естественное желание человека помимо совершенного блага, а последнее и есть счастье. Но если мы понимаем его как сказанное о тех вещах, которые человек желает согласно представлениям разума, то в этом случае обладание некоторыми из таких вещей не имеет никакого отношения к счастью; более того, обладание некоторыми из них - это скорее несчастье, поскольку оно может препятствовать человеку иметь все то, чего он желает естественным образом (ведь разум порою полагает истинными те вещи, которые препятствуют познанию истины). Это обстоятельство было учтено Августином, когда он, сказав, что «счастливым является тот, кто обладает всем желаемым», далее прибавил: «и не желает ничего недолжного».