Фома Аквинский

Трактат о добрых навыках то есть о добродетелях

Вопрос 55. О добродетелях со стороны их сущности

Теперь мы подошли к рассмотрению видов навыков. И коль скоро навыки, как уже было сказано (54,3), разделяются на добрые и дурные, мы поговорим, во-первых, о добрых навыках, а именно добродетелях, и обо всем том, что с ними связано, а именно дарах, блаженствах и плодах; во-вторых, о дурных навыках, а именно пороках и грехах.

Что касается добродетелей, то относительно них будет исследовано пять вещей: во-первых, сущность добродетели; во-вторых, [ее] субъект; в-третьих, классификация добродетели; в-четвертых, причина добродетели; в-пятых, некоторые свойства добродетели.

Под первым заглавием наличествует четыре пункта: 1) является ли человеческая добродетель навыком; 2) является ли она деятельным навыком; 3) является ли она добрым навыком; 4) определение добродетели.

Раздел 1. Является ли человеческая добродетель навыком?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что человеческая добродетель не является навыком. В самом деле, добродетель - это «предел способности»-. Но предел приводим к роду того, пределом чего он является, как [например] точка приводима к роду линии. Следовательно, добродетель приводима к роду способности, а не к роду навыка.

Возражение 2. Далее, Августин говорит, что «добродетель - это доброе пользование доброй волей»-. Но пользование доброй волей является действием. Следовательно, добродетель - это не навык, а действие.

Возражение 3. Далее, заслуга обретается не навыками, но действиями, в противном случае человек обретал бы заслугу непрерывно, даже во сне. Но мы обретаем заслугу добродетелями. Следовательно, добродетели - это не навыки, а действия.

Возражение 4. Далее, Августин говорит, что «добродетель - это порядок любви»-; и еще, что «порядок, который называется добродетелью, состоит в наслаждении тем, чем должно наслаждаться, и пользовании тем, чем должно пользоваться»-. Но порядком, или упорядоченностью, называется или действие, или отношение. Следовательно, добродетель - это не навык, а действие или отношение.

Возражение 5. Кроме того, помимо человеческих добродетелей существуют еще и природные добродетели. Но природные добродетели - это не навыки, а способности. Поэтому и человеческие добродетели не являются навыками.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что знания и добродетели являются навыками-.

Отвечаю: добродетель обозначает некоторое совершенство способности. Затем, совершенство вещи рассматривается в первую очередь в связи с ее целью. Но целью способности является действие. Поэтому о способности судят как о совершенной с точки зрения ее определенности к своему действию.

Далее, есть такие способности, которые определены к своим действиям через самих себя, например, активные природные силы. И потому такие природные силы сами по себе называются добродетелями. Однако присущие человеку разумные способности не определены к одному частному действию, но в равной степени расположены ко многим, и они определяются к действиям через посредство навыков, что очевидно из вышесказанного (49, 4). Следовательно, человеческие добродетели являются навыками.

Ответ на возражение 1. Иногда имя добродетели усваивается тому, к чему определена эта добродетель, а именно или ее объекту, или ее действию; так, например, мы именуем верой и то, во что верим, и сам акт веры, и навык, посредством которого верим. Поэтому когда говорят, что «добродетель - это предел способности», то под добродетелью подразумевают объект добродетели. В самом деле, добродетелью называют максимальный предел, до которого может простираться способность; например, если нечто способно поднять самое большее сто талантов, то такая его добродетель оценивается именно в сто, но никак не в сто двадцать талантов-. Но возражение рассматривает добродетель как сущностный предел способности.

Ответ на возражение 2. О добром пользовании доброй волей говорят как о добродетели в том смысле, о котором было сказано выше, а именно поскольку оно есть то, к чему добродетель определена как к надлежащему ей действию - ведь действие добродетели суть не что иное, как доброе пользование доброй волей.

Ответ на возражение 3. О заслуге благодаря чему-либо говорят двояко. Во-первых, со стороны самой заслуги, что подобно тому, как бегущим называют того, кто [непосредственно] бежит, и в этом смысле мы обретаем заслугу действиями. Во-вторых, о заслуге говорят со стороны того начала, посредством которого обретается заслуга, что подобно тому, как бегущим называют того, кто обладает способностью бежать, и в этом смысле мы обретаем заслугу добродетелями и навыками.

Ответ на возражение 4. Когда мы говорим, что добродетель - это порядок или упорядоченность к любви, то этим указываем на цель, к которой определена добродетель, поскольку у нас упорядочение к любви происходит благодаря добродетели.

Ответ на возражение 5. Природные способности, в отличие от разумных, определены к единственному действию через самих себя. Поэтому приведенная аналогия неуместна.

Раздел 2. Является ли человеческая добродетель деятельным навыком?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что сущностно человеческая добродетель не является деятельным навыком. Так, Туллий говорит, что как здоровье и красота принадлежат телу, точно так же добродетель принадлежит душе. Но здоровье и красота не являются деятельными навыками. Следовательно, не является таковой и добродетель.

Возражение 2. Далее, в природных вещах, как явствует из рассуждений Философа -, мы обнаруживаем добродетель не только в отношении акта, но и в отношении бытия, поскольку одним вещам присуща добродетель существовать всегда, в то время как другим - существовать не всегда, а только некоторое определенное время. Но как природная добродетель находится в природных вещах, точно так же человеческая добродетель - в разумных существах. Следовательно, и человеческая добродетель относится не только к действию, но и к бытию.

Возражение 3. Далее, Философ говорит, что добродетель является «расположением совершенной вещи к наилучшему»-. Но лучшее, к чему может быть расположен добродетелью человек, это Сам Бог, поскольку к Нему, как доказал Августин-, душа расположена как сотворенная по Его подобию. Поэтому похоже на то, что добродетель - это качество души в отношении уподобившей ее Себе Бога, а не в отношении деятельности. Следовательно, она не является деятельным навыком.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что «добродетель есть то, что придает совершенство выполняемому делу»-.

Отвечаю: добродетель по самой природе этого слова подразумевает некоторое совершенство способности, о чем уже было сказано (1). И потому, коль скоро способность бывает двух типов, а именно способностью в отношении бытия и способностью в отношении действия, то и совершенство каждой из них называется добродетелью. Однако способность в отношении бытия существует со стороны материи, которая является бытием в возможности, в то время как способность в отношении действия существует со стороны формы, которая является началом действия, поскольку все действует настолько, насколько оно является актуальным.

Затем, человек составлен таким образом, что тело является вместилищем материи, а душа - формы. При этом по телу человек имеет много общего с другими животными, и то же самое можно сказать относительно сил, которые общи душе и телу, и только те силы, которые присущи душе, а именно разумные силы, принадлежат исключительно человеку. И потому человеческая добродетель, о которой в настоящем случае идет речь, не может принадлежать телу, но - только тому, что свойственно душе. А если так, то человеческая добродетель не подразумевает отношения к бытию, но, пожалуй, только к действию. Следовательно, необходимо, чтобы человеческая добродетель была по сущности деятельным навыком.

Ответ на возражение 1. Модус действия следует из расположения действователя, поскольку какова вещь, таково и ее действие. И потому, коль скоро добродетель является началом определенного вида деятельности, в деятеле необходимо должна наличествовать некоторая предрасположенность к этой добродетели. Но добродетель обусловливает упорядоченную деятельность. Таким образом, сама по себе добродетель является упорядоченным расположением души - ведь и душевные способности, так сказать, в определенном смысле взаимно упорядочены и направлены вовне. Следовательно, добродетель, будучи соответствующим расположением души, подобна здоровью и красоте, которые являются соответствующими расположениями тела. Но это нисколько не препятствует тому, чтобы добродетель являлась началом деятельности.

Ответ на возражение 2. Присущими одному только человеку являются не те добродетели, которые относятся к бытию, а те, которые относятся к делам разума.

Ответ на возражение 3. Коль скоро субстанция Бога является Его актом, то высшее уподобление человека Богу достигается посредством определенной деятельности. По этой причине, как было показано выше (3, 2), являющееся целью человеческой жизни счастье, или блаженство, благодаря которому человек наиболее совершенно уподобляется Богу, заключается в деятельности.

Раздел 3. Является ли человеческая добродетель добрым навыком?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что добродетели не присуще быть добрым навыком. В самом деле, грех всегда есть нечто дурное. Но и в связи с грехом подчас обнаруживается добродетель, согласно сказанному [в Писании]: «Добродетель греха - Закон» - (1 Кор. 15:56). Следовательно, добродетель не всегда является добрым навыком.

Возражение 2. Далее, добродетель соотносится с силой. Но сила бывает связана не только с благом, но и со злом, согласно сказанному [в Писании]: «Горе тем, которые храбры пить вино и сильны приготовлять крепкий напиток» (Ис. 5:22). Следовательно, добродетель тоже бывает связана и с благом, и со злом.

Возражение 3. Далее, согласно апостолу «добродетель совершается в немощи» - (2 Кор. 12:9). Но немощь является злом. Следовательно, добродетель относится не только к благу, но и к злу.

Этому противоречит следующее: Августин говорит, что «нет ни малейшего сомнения в том, что добродетель наполняет душу добром» -, а Философ говорит, что «[всякая] добродетель и доводит до совершенства то, добродетелью чего она является, и придает совершенство выполняемому им делу»-.

Отвечаю: как уже было сказано (1), добродетель подразумевает совершенство способности, в связи с чем добродетель вещи определяется по пределу способности-. Но предел любой способности необходимо должен быть чем-то благим, поскольку зло подразумевает недостаток, по каковой причине Дионисий говорит, что любое зло - бессилие-. И потому добродетель вещи необходимо должна относиться к чему-то благому. Следовательно, человеческая добродетель, будучи деятельным навыком, является добрым навыком, производящим благие дела.

Ответ на возражение 1. Коль скоро о дурных вещах метафорически говорят как о совершенных, то точно так же можно говорить о них и как о хороших; так, согласно Философу, законченного вора или доносчика иногда называют хорошим вором или доносчиком -. В указанном смысле о добродетели порой говорят применительно к злым вещам; так, о «добродетели» греха говорят как о законе постольку, поскольку подчас грех ухудшается посредством закона, вследствие чего он достигает предела свой возможности.

Ответ на возражение 2. Зло пьянства и чрезмерности питья состоит в отклонении от порядка разума. Однако случается так, что одновременно с этим отклонением от разума некоторая низшая способность совершенствуется в отношении того, что относится к ее собственному виду, даже если это суть нечто, прямо противоположное разуму или способствует отклонению от его порядка. Но совершенство такой способности, коль скоро оно сопряжено с отклонением от разума, никак нельзя назвать человеческой добродетелью.

Ответ на возражение 3. Совершенство разума наиболее очевидно проявляется в том, что он способен преодолевать или примирять со слабостью плоти и более низких способностей. И потому когда о связанной с разумом человеческой добродетели говорят как о «совершающейся в немощи», то имеют в виду немощь не разума, а плоти и более низких способностей.

Раздел 4. Правильно ли определена добродетель?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что распространенное определение добродетели, а именно, что добродетель - это «доброе качество ума, благодаря которому мы живем праведно, которым никто не может пользоваться дурно и которое Бог соделывает в нас помимо нас» -, не вполне корректно. В самом деле, добродетель - это человеческое благо, поскольку добродетель суть то, что делает свой субъект благим. Но благо, похоже, не есть добро, равно как и белизна не есть белое. Следовательно, некорректно описывать добродетель как «доброе качество».

Возражение 2. Далее, род является более общим понятием, чем любое из разделяющих его отличий. Но благо общее качества, поскольку оно обратимо с бытием. Поэтому не следует использовать «доброе», каковое суть отличие качества, в определении добродетели.

Возражение 3. Далее, как говорит Августин, «то в нас, что в рассмотрении [телесного и временного] совершается таким образом, что не является общим у нас с животными, есть [несомненно] разумное»-. Но, как указывает Философ, существуют добродетели и неразумных частей [души]-. Следовательно, не всякая добродетель является «добрым качеством ума».

Возражение 4. Далее, праведность, похоже, относится к правосудности, на что указывает само ее имя. Но правосудность - это один из видов добродетели. Поэтому использование «праведности» в определении добродетели, когда мы говорим, что добродетель суть то, «благодаря чему мы живем праведно», некорректно.

Возражение 5. Далее, кто бы ни гордился чем-либо, тот пользуется этим дурно. Но многие гордятся добродетелью, поскольку, как замечает Августин, «гордость устраивает засаду добрым делам, готовя им погибель». Поэтому слова о том, что добродетелью «никто не может пользоваться дурно», не соответствуют действительности.

Возражение 6. Кроме того, человек бывает оправдан благодаря добродетели. Но Августин, комментируя слова из евангелия от Иоанна: «Он покажет дела больше сих» (Ин. 5:20), говорит: «Тот, Кто сотворил их помимо них, не оправдает их помимо них»-. Следовательно, не должно говорить, что «Бог соделывает в нас добродетель помимо нас».

Этому противоречит авторитет Августина, чьи слова легли в основу приведенного определения.

Отвечаю: это определение совершенно вобрало в себя все сущностное понятие добродетели. В самом деле, совершенное сущностное понятие чего бы то ни было охватывает все причины. Но вышеприведенное определение содержит в себе все причины добродетели. Так, формальная причина добродетели, обозначенная словами «доброе качество», определена, как и положено, на основе ее рода и отличия, поскольку «качество» - это род добродетели, а «доброе» - отличие. Впрочем, определение было бы более точным, если бы вместо «качества» использовали «навык», который является ближайшим родом.

Далее, у добродетели нет материи, «из которой» она оформлена, равно как и нет никакой иной акциденции, но у нее есть материя, «которой» она причастна, а также материя, «в которую» она входит, а именно субъект Материя, которой причастна добродетель, это ее объект, но он не может быть включен в вышеприведенное определение, поскольку объект устанавливает добродетель в некотором виде, а в настоящем случае речь идет об определении добродетели в целом. Таким образом, в качестве материальной причины мы имеем субъект, на который указываем, когда говорим, что добродетель - это доброе качество «ума».

Целью добродетели, коль скоро она суть деятельный навык, является деятельность. Но при этом одни деятельные навыки, а именно порочные, всегда относятся к злу, другие в одних случаях относятся к благу, а в других - к злу, как, например, мнение может быть как истинным, так и ложным, а вот добродетель - это навык, который всегда относится к благу. Так вот, отличие добродетели от тех навыков, которые всегда относятся к злу, выражено в словах: «Благодаря которому мы живем праведно», а отличие от тех навыков, которые иногда определены к благу, а иногда - к злу, в словах: «Которым никто не может пользоваться дурно».

Наконец, производящей причиной всеянной добродетели является Бог, и на эту причину [также] указывает [рассматриваемое] определение, что выражено в словах: «Которое Бог соделывает в нас помимо нас». Если же мы опустим эти слова, то тогда сокращенное таким образом определение будет применимо ко всем без исключения добродетелям, как всеянным, так и благоприобретенным.

Ответ на возражение 1. Бытие суть первое, что схватывается умом, поскольку схватываемое рассматривается нами как сущее и, следовательно, коль скоро все эти [понятия] взаимообратимы, как единое и как благо. Поэтому мы говорим, что сущность есть сущее, единое и благо, что единство есть сущее, единое и благо, и то же самое говорится нами о благости. Но с видовыми формами, такими как белизна или здоровье, дело обстоит иначе, поскольку, схватывая что-либо, мы не схватываем его вместе с понятием белого или здорового. Впрочем, должно иметь в виду, что когда речь идет об акциденциях и не субсистентных формах, то их называют сущностями не потому, что они обладают самобытием, а потому, что благодаря им существуют вещи, и точно так же их называют благими и едиными не потому, что они наделены какой-то своей особой благостью или единством, а потому, что благодаря им нечто является единым и благом. Таким образом, и добродетель называется благом постольку поскольку благодаря ей некто является благим.

Ответ на возражение 2. Благо, о котором идет речь в определении добродетели, это не благо как таковое, которое обратимо с бытием и является более общим понятием, чем качество, но благо, определенное разумом, на что указывает Дионисий, говоря, что «зло для души - бессмысленность»-.

Ответ на возражение 3. Добродетель не может находиться в неразумной части души иначе, как только в той мере, в какой последняя причастна разумуUJ-. И потому разум, или ум, является надлежащим субъектом добродетели.

Ответ на возражение 4. Правосудность обладает праведностью как присущей ей материей, с помощью которой она обеспечивает правильное пользование людьми внешними вещами, о чем речь у нас впереди (60, 2). Но та праведность, которая обозначает упорядоченность к надлежащей цели и являющемуся правилом человеческой воли вечному закону, о чем уже было сказано (19, 4), обща всем добродетелям.

Ответ на возражение 5. Добродетелью можно пользоваться дурно объективно, а именно мысля о добродетели зло, например, ненавидя ее или гордясь ею, но нельзя дурно пользоваться добродетелью как началом действия, а именно так, чтобы акт добродетели был злом.

Ответ на возражение 6. Всеянная добродетель обусловливается в нас Богом без какого-либо содействия с нашей стороны, хотя и не без нашего согласия. И в этом смысл слов о том, что «Бог соделывает в нас помимо нас». Что же касается того, что делается нами самими, то и это Бог, действуя в каждой воле и в каждой природе, обусловливает в нас, но не без содействия с нашей стороны.

Вопрос 56. О субъекте добродетели

Теперь на очереди рассмотрение субъекта добродетели, в связи с чем нам предстоит исследовать шесть пунктов: 1) является ли субъект добродетели душевной способностью; 2) может ли одна добродетель находиться в нескольких способностях; 3) может ли ум быть субъектом добродетели; 4) могут ли раздражительные и вожделеющие способности быть субъектом добродетели; 5) могут ли быть субъектом добродетели чувственные способности схватывания; 6) может ли быть субъектом добродетели воля.

Раздел 1. Является ли субъект добродетели душевной способностью?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что способность души не является субъектом добродетели. Так, Августин говорит, что «добродетель - это то, благодаря чему мы живем праведно». Но мы живем благодаря сущности души, а не ее способности. Следовательно, добродетели надлежит находиться в сущности, а не в способности души.

Возражение 2. Далее, Философ сказал, что «добродетель и доводит до совершенства то, добродетелью чего она является, и придает совершенство выполняемому им делу»-. Но как дело зиждется на способности, точно так же добродетель зиждется на сущности души. Следовательно, добродетель принадлежит способности не больше, чем сущности души.

Возражение 3. Далее, способность относится ко второму виду качества. Но, как уже было сказано (55, 4), добродетель - это качество, а качество не может являться субъектом качества.

Следовательно, душевная способность не может являться субъектом добродетели.

Этому противоречит то, что «добродетель - это предел способности»-. Но предел находится в том, пределом чего он является. Следовательно, добродетель находится в душевной способности.

Отвечаю: то, что добродетель принадлежит душевной способности, может быть доказано трояко. Во-первых, на основании понятия сущности добродетели, которое подразумевает совершенство способности; ведь ясно, что совершенство находится в том, совершенством чего оно является. Во-вторых, исходя из того факта, что добродетель, как было показано выше (55, 2), является деятельным навыком, а всякая деятельность проистекает из души через посредство способности. В-третьих, исходя из того факта, что добродетель располагает к наилучшему, а таковою является цель, которая заключается либо в деятельности, либо в том, что достигается посредством проистекающей из способности деятельности. Следовательно, душевная способность является субъектом добродетели.

Ответ на возражение 1. «Жить» можно понимать двояко. Подчас этим словом обозначается само существование живущей вещи, и в таком случае «жизнь» относится к сущности души, которая является началом бытия живущего. Порою же под жизнью понимается деятельность живущего, и в этом смысле мы живем праведно благодаря добродетели, поскольку благодаря добродетели мы производим праведные действия.

Ответ на возражение 2. Благо - это или цель, или нечто, относящееся к цели. И коль скоро благо делателя состоит в делании, то добродетель является благом делателя, относящимся к деланию и, следовательно, к способности.

Ответ на возражение 3. Об акциденции говорят как о субъекте другой акциденции не потому, что якобы одна акциденция устанавливает другую, а потому, что одна акциденция принадлежит сущности благодаря другой, как [например] окрашенность принадлежит телу благодаря поверхности, в связи с чем о поверхности говорят как о субъекте цвета. И в этом-то смысле о способности души говорят как о субъекте добродетели.

Раздел 2. Может ли одна добродетель находиться в нескольких способностях?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что одна добродетель может находиться в нескольких способностях. В самом деле, навыки познаются благодаря своим действиям. Но одно и то же действие может различным образом проистекать из нескольких способностей; так, ходьба берет свое начало в разуме как в том, что дает направление, в воле как в том, что приводит в движение, и в движущей способности как в том, что ее исполняет. Следовательно, один навык может находиться в нескольких способностях.

Возражение 2. Далее, Философ говорит, что для добродетели необходимы три вещи, а именно «осознанность, преднамеренность и постоянство»-. Но «осознанность» связана с умом, а «преднамеренность» - с волей. Следовательно, добродетель может находиться в нескольких способностях.

Возражение 3. Далее, рассудительность находится в разуме, поскольку она суть «правильное суждение о том, как надлежит поступать»-. Но она находится также и в воле, поскольку несовместима с испорченностью-. Следовательно, одна добродетель может находиться в двух способностях.

Этому противоречит следующее: субъектом добродетели является способность души. Но одна и та же акциденция не может находиться в нескольких субъектах. Следовательно, одна добродетель не может находиться в нескольких душевных способностях.

Отвечаю: у одной вещи может быть два субъекта, и так происходит двояко. Во-первых, в связи с тем, что она в равной степени относится к ним обоим. В указанном смысле одна добродетель никак не может находиться в двух способностях, поскольку разнообразие способностей обусловливается родом объектов, в то время как разнообразие навыков обусловливается их видом, и потому из разнообразия способностей следует разнообразие навыков, но не наоборот. Во-вторых, одна вещь может находиться в двух и более субъектах не в равной степени, а в некотором порядке. И в указанном смысле одна добродетель может находиться в нескольких способностях, а именно так, что преимущественным образом она находится в одной из них, в то время как других касается или посредством своего рода просачивания, или посредством расположения, то есть постольку, поскольку одна способность приводится в движение другой или одна способность воспринимает [нечто] от другой.

Ответ на возражение 1. Одно и то же действие не может принадлежать нескольким способностям одинаково и в одной и той же степени, но - только с разных точек зрения и в различных степенях.

Ответ на возражение 2. «Осознанность» является необходимым условием нравственной добродетели, поскольку нравственная добродетель действует сообразно правильному суждению. Но нравственная добродетель сущностно принадлежит желанию.

Ответ на возражение 3. Рассудительность действительно находится в разуме, а правоту воли предполагает в качестве своего начала, о чем речь у нас впереди (56, 3; 57, 4).

Раздел 3. Может ли ум быть субъектом добродетели?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что ум не может являться субъектом добродетели. Так, Августин говорит, что всякая добродетель - любовь-. Но субъектом любви является не ум, а желающая способность. Следовательно, ни одна из добродетелей не находится в уме.

Возражение 2. Далее, как явствует из вышесказанного (55, 3), добродетель относится к благу. Но благо является целью не ума, а желающей способности. Следовательно, субъектом добродетели является не ум, а желающая способность.

Возражение 3. Далее, добродетель, как говорит Философ, «доводит до совершенства то, добродетелью чего она является»-. Но навык, который доводит до совершенства ум, не доводит до совершенства его обладателя, поскольку никто не говорит о человеке, что он благ, в связи с его ученостью или искусностью. Следовательно, ум не является субъектом добродетели.

Этому противоречит следующее: разум, называемый также умом, является субъектом добродетели, что явствует из вышеприведенного определения (55, 4). Следовательно, ум - это субъект добродетели.

Отвечаю: как уже было сказано (55, 3), добродетель - это навык, благодаря которому мы совершаем хорошие поступки. Но навык может быть определен к благому действию двояко. Во-первых, постольку, поскольку благодаря навыку человек приобретает способность поступать правильно; например, навык грамотности позволяет человеку правильно говорить. Но грамматика не может принудить человека всегда говорить правильно; так, грамматик может допускать варваризмы или солецизмы, и то же самое можно сказать о других науках и искусствах. Во-вторых, навык может наделять не только способностью к действию, но еще и правильным пользованием этой способностью; например, правосудность не только наделяет человека желанием совершать правосудное действие, но также понуждает его действовать правосудно.

И коль скоро благо, равно как и бытие, будучи сказываемо о вещи просто, сказывается не в отношении того, что она есть в возможности, а в отношении того, что она есть в действительности, то и о человеке говорят как о просто действующем благо и как о просто благом именно при наличии навыков последнего типа, например, постольку, поскольку он справедлив, умерен и так далее. И так как добродетель является тем, что «доводит до совершенства то, добродетелью чего она является, и придает совершенство выполняемому им делу», то вышеуказанные навыки называются добродетельными просто (ведь они и придают делам актуальное совершенство, и делают свой субъект просто благим). А вот навыки первого типа нельзя назвать добродетельными просто, поскольку они не придают делам совершенства иначе, как только в отношении некоторой способности, и при этом они не делают обладающего ими просто благим. Так, об одаренном в науке или искусстве человеке говорят не как о просто хорошем, а как о хорошем в отношении чего-то еще, например, что он хороший грамматик или хороший кузнец. Поэтому в одних случаях науки и искусства не рассматривают в качестве добродетелей, а в других полагают именно таковыми-.

Таким образом, субъектом навыка, который называется относительной добродетелью, может быть ум, причем не только практический, но и созерцательный, без какого бы то ни было отношения к воле, в каковом смысле Философ рассматривает в качестве умственных добродетелей науку, мудрость, рассудительность и даже искусство -. Но субъектом просто добродетельного навыка может являться только воля или некоторая способность в той мере, в какой она приводится в движение волей. И так это потому, что воля подвигает все так или иначе причастные разуму силы к их действиям, о чем уже было сказано выше (9, 1; 17, 1); следовательно, если человек актуально поступает благо, то так происходит постольку, поскольку он обладает доброй волей. Поэтому добродетель, которая не только позволяет человеку поступать хорошо, но и побуждает его действовать именно так, должна присутствовать либо в самой воле, либо в такой способности, которая приводится в движение волей.

Впрочем, приводиться в движение волей случается и уму; в самом деле, человек актуально рассуждает постольку, поскольку он этого желает. И потому ум - в той мере, в какой он подпадает под действие воли, - может являться субъектом так называемой абсолютной добродетели. Так, созерцательный ум, или разум, является субъектом веры, поскольку на согласие с верой ум подвигается распоряжением воли (ведь «никто, не пожелавши, не уверует»). Практический же ум является субъектом рассудительности. И коль скоро рассудительность - это правильное суждение о том, что надлежит исполнить, она является условием того, что человек является правильно расположенным в отношении начал того суждения об исполняемых вещах, которые связаны с их целями, к которым человек правильно располагается правой волей точно так же, как к началам созерцательной истины он правильно располагается естественным светом активного ума. Поэтому как субъектом науки, каковая суть правильное суждение о созерцательной истине, является созерцательный ум в своем отношении к активному уму, точно так же субъектом рассудительности является практический ум в своем отношении к правой воле.

Ответ на возражение 1. Слова Августина должно понимать как сказанные о так называемой просто добродетели, хотя и не в том смысле, что каждая добродетель - это просто любовь, а в том, что она в некотором отношении зиждется на любви, а именно постольку, поскольку зависит от воли, первое движение которой, как уже было сказано (25, 2, 3; 27, 4), заключается в любви.

Ответ на возражение 2. Благом любой вещи является ее цель, и потому коль скоро целью ума является истина, то познание истины - это благой акт ума. Поэтому совершенствующий созерцательный или практический ум в отношении познания истины навык является добродетелью.

Ответ на возражение 3. В этом возражении речь идет о так называемой просто добродетели.

Раздел 4. Могут ли раздражительные и вожделеющие способности быть субъектом добродетели?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что раздражительные и вожделеющие способности не могут являться субъектом добродетели. В самом деле, эти способности общи нам и неразумным животным. Но в настоящем случае мы ведем речь о присущих людям добродетелях, по каковой причине и называем их человеческими добродетелями. Поэтому никак невозможно, чтобы человеческие добродетели наличествовали в раздражительных и вожделеющих способностях, которые, как было показано в первой части (81, 2), являются частями чувственного желания.

Возражение 2. Далее, чувственное желание - это сила, пользующаяся телесным органом. Но благо добродетели не может быть обнаружено в человеческом теле - ведь сказал же апостол: «В членах своих вижу иной (т.е. противный благу) закон» (Рим. 7:23). Следовательно, чувственное желание не может являться субъектом добродетели.

Возражение 3. Далее, Августин доказал, что коль скоро тело управляется душой, то добродетель находится не в теле, а в душе, и то, насколько хорошо человек пользуется своим телом, полностью зависит от его души. [Он пишет]: «Если, например, мой возничий, полностью повинуясь моим распоряжениям, хорошо управляет лошадьми, то это происходит благодаря мне»-. Но как душа управляет телом, точно так же разум управляет чувственным желанием. Таким образом, то, насколько праведно управляются раздражительные и вожделеющие способности, полностью зависит от разумных способностей. Но, как уже было сказано (55, 4), добродетель - это то, «благодаря чему мы живем праведно». Следовательно, добродетель находится в разумных способностях и никак не в раздражительных и вожделеющих способностях.

Возражение 4. Кроме того, «с точки зрения добродетели и нрава главное заключено в сознательном выборе»-. Но, как было показано выше (13, 2), сознательный выбор является актом не раздражительных и вожделеющих способностей, а разумной силы. Следовательно, нравственная добродетель находится не в раздражительных и вожделеющих способностях, а в разуме.

Этому противоречит следующее: мужество принадлежит раздражительной способности, а благоразумие - вожделеющей, по каковой причине Философ говорит, что «эти добродетели принадлежат не обладающей суждением части души»-.

Отвечаю: раздражительные и вожделеющие способности можно рассматривать двояко. Во-первых, как таковые, а именно как части чувственного желания, и в этом отношении они не могут выступать в качестве субъекта добродетели. Во-вторых, их можно рассматривать как такие, которые причастны разуму, а именно постольку, поскольку они обладают естественной склонностью повиноваться разуму. И в этом отношении раздражительная или вожделеющая сила может являться субъектом человеческой добродетели, ибо насколько она причастна разуму, настолько является началом человеческого действия. Поэтому таким способностям справедливо приписывать наличие добродетели.

В самом деле, не составляет труда убедиться в том, что в раздражительных и вожделеющих способностях наличествуют некоторые добродетели. Так это потому, что акт, проистекающий из одной способности в силу того, что она приводится в движение другой способностью, может быть совершенным только тогда, когда обе эти способности хорошо расположены в отношении акта; так, например, действие ремесленника успешно только в том случае, если хорошо расположенными к действию оказываются и ремесленник, и его инструмент. Поэтому, коль скоро раздражительные и вожделеющие способности подвигаются разумом, в их материи необходимо должен наличествовать некоторый совершенствующий в отношении благого деяния навык, притом [совершенствующий] не только разум, но и раздражительные и вожделеющие способности. И так как хорошее расположение способности, которая движет, будучи движима сама, зависит от того, насколько она сообразуется с движущей ее силой, то [следовательно] наличествующая в раздражительных и вожделеющих способностях добродетель суть не что иное, как некоторый навык, который призван сообразовывать эти способности с разумом.

Ответ на возражение 1. Раздражительные и вожделеющие способности, рассматриваемые как таковые, а именно как части чувственного желания, общи нам и неразумным животным. Но в той мере, в какой они разумны через посредство причастности, они повинуются разуму и присущи [только] человеку. И в этом отношении они могут являться субъектом человеческой добродетели.

Ответ на возражение 2. Как человеческая плоть, сама по себе не обладая благом добродетели, выступает в качестве инструмента добродетельного акта постольку, поскольку мы, будучи движимы разумом, понуждаем наши члены служить закону, точно так же и раздражительные и вожделеющие способности обладают благом добродетели не через самое себя, но, пожалуй, служат, так сказать, их переносчиком, поскольку вследствие того, что они сообразуются с разумом, в них возникает благо разума.

Ответ на возражение 3. И тело управляется душой, и раздражительные и вожделеющие способности - разумом, но происходит это по-разному Так, в том, что по природе способно быть движимо душой, тело повинуется душе слепо и безоговорочно, в связи с чем Философ говорит, что «душа властвует над телом господски»-, как господин властвует над своим рабом, и потому любое движение тела следует относить к душе. Поэтому добродетель находится не в теле, а в душе. Но раздражительные и вожделеющие способности не повинуются разуму слепо; напротив, они обладают присущими им самим движениями, которые подчас идут вразрез повелениям разума, в связи с чем Философ говорит, что «разум властвует над раздражительными и вожделеющими способностями политически»-, как [государственный муж] властвует над свободными людьми, которые в определенном смысле действуют согласно своей воле. И потому в раздражительных и вожделеющих способностях должны наличествовать некоторые добродетели, благодаря которым эти способности могут быть хорошо расположены к действию.

Ответ на возражение 4. В сознательном выборе наличествуют две вещи, а именно интенция к цели, каковую надлежит относить к нравственной добродетели, и правильный выбор того, что ведет к цели, каковой надлежит относить к рассудительности-. Но раздражительные и вожделеющие способности обладают правильной интенцией к цели со стороны душевных страстей исключительно благодаря своей хорошей расположенности. И потому относящиеся к страстям нравственные добродетели находятся в раздражительных и вожделеющих способностях, а рассудительность находится в разуме.

Раздел 5. Могут ли быть субъектом добродетели чувственные способности схватывания?

С пятым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что добродетель вполне может наличествовать во внутренних чувственных способностях схватывания. В самом деле, чувственное желание может являться субъектом добродетели в той мере, в какой оно повинуется разуму. Но внутренние чувственные способности схватывания повинуются разуму, поскольку [как было показано в первой части (78, 4)] воображение, оценивающая способность и память действуют согласно распоряжению разума. Следовательно, в указанных способностях может наличествовать добродетель.

Возражение 2. Далее, как чувственное желание может способствовать или препятствовать действию разумного желания, то есть воли, точно так же вышеупомянутые способности могут способствовать или препятствовать действию ума, или разума. Следовательно, по той же причине, по которой добродетель может наличествовать во внутренних способностях желания, она может наличествовать и во внутренних способностях схватывания.

Возражение 3. Далее, рассудительность является добродетелью, частью которой, по словам Цицерона, является память. Следовательно, в силе памяти может наличествовать добродетель, и то же самое можно сказать и о других внутренних чувственных способностях.

Этому противоречит следующее: все добродетели являются или умственными, или нравственными-. Но все нравственные добродетели находятся в желании, в то время как умственные добродетели, как это явствует из шестой книги «Этики» -, находятся в уме, или разуме. Следовательно, во внутренних чувственных способностях схватывания не может быть никакой добродетели.

Отвечаю: во внутренних чувственных способностях схватывания имеются некоторые навыки. Это ясно дает понять Философ, говоря, что «при последовательном запоминании мы обретаем привычку, а привычка - это вторая природа»-. Но навык привычки суть не что иное, как навык, приобретенный благодаря привыканию, и потому он подобен природному навыку. Поэтому Туллий в своей «Риторике» называет добродетель навыком, который подобен второй природе и [при этом] сообразуется с разумом. И, тем не менее, то, к чему привыкает человек при пользовании памятью и другими чувственными способностями схватывания, является не навыком в собственном смысле слова, а, как уже было сказано (50, 4), тем, что дополняет навыки умственной способности.

Но даже если бы в этих способностях и наличествовали некоторые [в прямом смысле слова] навыки, то и они никак не могли бы являться добродетелями. Ведь добродетель - это совершенный навык, по каковой причине она не может содействовать деланию ничего такого, что не было бы благом, и потому добродетель необходимо должна наличествовать только в той силе, в которой благое действие находит свое завершение. Но познание истины не находит своего завершения в чувственных способностях схватывания, каковые способности предназначены только для того, чтобы проторять путь к умственному познанию. И потому не в этих способностях, а, пожалуй, в уме, или разуме, надлежит искать те добродетели, благодаря которым мы познаем истину.

Ответ на возражение 1. Чувственное желание связано с волей, каковая суть разумное желание, в том смысле, что приводится ею в движение. И потому действие желающей силы завершается в чувственном желании, в связи с чем чувственное желание является субъектом добродетели. В свою очередь чувственные способности схватывания связаны с умом в том смысле, что [сами] подвигают его, в связи с чем воображение относится к умственной душе как цвет - к зрению-. Таким образом, акт познания завершается в уме, и потому добродетели познания находятся в самом уме, или разуме.

Из сказанного понятен

ответ на возражение 2.

Ответ на возражение 3. Память является частью рассудительности не так, как вид является частью рода (ибо только в таком случае память была бы добродетелью в истинном смысле этого слова), но - как одно из необходимых условий рассудительности, то есть она в определенном смысле является неотъемлемой частью.

Раздел 6. Может ли быть субъектом добродетели воля?

С шестым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что воля не является субъектом добродетели. В самом деле, тому, что принадлежит силе по самой ее природе, не требуется никакой навык. И так как воля находится в разуме, то самою сущностью воли, согласно Философу, является склонность к тому, что представляется благом согласно суждению разума-. Но именно к этому благу определена и любая добродетель, поскольку все по природе желает собственного и присущего ему блага, а добродетель, как говорит Туллий в своей «Риторике», это навык, который подобен второй природе и [при этом] сообразуется с разумом. Следовательно, воля не является субъектом добродетели.

Возражение 2. Далее, всякая добродетель является или умственной, или нравственной-. Но умственная добродетель находится в уме и разуме, а не в воле, в то время как нравственная добродетель находится в раздражительных и вожделеющих способностях, которые разумны в силу причастности. Следовательно, в воле нет никакой добродетели.

Возражение 3. Далее, все человеческие действия, к которым определены добродетели, произвольны. Таким образом, если бы в воле присутствовала относящаяся к некоторым человеческим действиям добродетель, то в таком случае в воле присутствовали бы добродетели, относящиеся ко всем человеческим действиям. Но если так, то в других способностях не было бы никаких добродетелей, в противном случае происходило бы дублирование определенных к одному и тому же действию добродетелей, что представляется неразумным. Следовательно, воля не является субъектом добродетели.

Этому противоречит следующее: движущее нуждается в большей степени совершенства, нежели движимое. Но воля движет раздражительные и вожделеющие способности. Следовательно, коль скоро в раздражительных и вожделеющих способностях наличествует добродетель, то тем более она должна наличествовать в воле.

Отвечаю: поскольку навык совершенствует силу в отношении акта, то сила нуждается в навыке, который бы совершенствовал ее в отношении благого делания тогда, когда одной только присущей силе природы для этого недостаточно, и таким навыком является добродетель.

Затем, присущая силе природа проявляется в ее отношении к объекту силы. И коль скоро, как было показано выше (19, 3), объектом воли является адекватное воле благо разума, то в его отношении воля не нуждается в совершенствующей ее добродетели. Но когда человеческая воля сталкивается с благом, которое превосходит возможности либо человеческого вида в целом (например, с божественным благом, которое превосходит возможности человеческой природы), либо конкретного индивида (например, с благом ближнего), то в таком случае воля нуждается в добродетели. И потому в воле надлежит усматривать те добродетели, которые определяют расположение человека к Богу или ближнему, такие как любовь, справедливость и тому подобные.

Ответ на возражение 1. Это возражение истинно в том случае, когда речь идет о добродетелях, определенных к собственному благу того, кто выказывает свою волю, вроде благоразумия и мужества, которые связаны с человеческими страстями, и тому подобных, что очевидно из того, что уже было сказано (35, 6).

Ответ на возражение 2. Не только раздражительные и вожделеющие способности разумны в силу причастности, но [таковой является] и желающая сила в целом, то есть во всей своей полноте-, а воля входит в состав желающей силы. И потому всякая наличествующая в воле добродетель является нравственной добродетелью, за исключением, разве что, добродетели теологической, о которой речь у нас впереди (62, 3).

Ответ на возражение 3. Некоторые добродетели направлены на благо умеренности в страстях, что является собственным благом того или иного человека, и в таких случаях не возникает никакой необходимости в добродетели в воле, поскольку для этого, как уже было сказано, достаточно природы силы. Подобная необходимость имеет место только в случае тех добродетелей, которые направлены на некоторое внешнее благо.

Вопрос 57. Об умственных добродетелях

Теперь нам надлежит рассмотреть различные виды добродетели: во-первых, умственные добродетели; во-вторых, нравственные добродетели; в-третьих, теологические добродетели.

Относительно первого [у нас] наличествует шесть пунктов: 1) являются ли добродетелями навыки созерцательного ума; 2) являются ли таковыми три, а именно мудрость, наука и мышление; 3) является ли добродетелью такой умственный навык, как искусство; 4) является ли рассудительность отличной от искусства добродетелью; 5) является ли рассудительность необходимой для человека добродетелью; 6) являются ли разумность в решениях, сообразительность и совестливость присоединенными к рассудительности добродетелями.

Раздел 1. Являются ли добродетелями навыки созерцательного ума?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что навыки созерцательного ума не являются добродетелями. В самом деле, как уже было сказано (55, 2), добродетель - это деятельный навык. Но созерцательные навыки не являются деятельными, поскольку созерцание отлично от практических дел, т.е. от деятельности. Следовательно, навыки созерцательного ума не являются добродетелями.

Возражение 2. Далее, добродетель связана с тем, благодаря чему человек обретает счастье, или блаженство, поскольку «счастье - это награда добродетели»-. Но умственные навыки не связаны с человеческими действиями или другими человеческими благами, с помощью которых человек обретает счастье, а, пожалуй, с тем, что относится к природе или Богу. Следовательно, такого рода навыки не могут называться добродетелями.

Возражение 3. Далее, наука - это созерцательный навык. Но наука и добродетель, как доказывает Философ в четвертой [книге] «Топики», отличаются друг от друга в связи с тем, что их роды не подчинены [друг другу] -. Следовательно, созерцательные навыки не являются добродетелями.

Этому противоречит следующее: только созерцательные навыки связаны с необходимыми вещами, которые не могут быть другими, чем они есть. Но Философ помещает некоторые умственные добродетели в ту часть души, которая связана с необходимыми вещами, которые не могут быть другими, чем они есть-. Следовательно, навыки созерцательно ума являются добродетелями.

Отвечаю: поскольку, согласно сказанному (55, 3), всякая добродетель определена к некоторому благу, то навык, о чем тоже было сказано (56, 3), может быть назван добродетелью по двум причинам: во-первых, поскольку благодаря такому [навыку] обретается способность поступать хорошо, во-вторых, поскольку помимо способности он наделяет [еще и] правильным ею пользованием. Последнее свойство, как было показано выше (55, 3), принадлежит только тем навыкам, которые связаны с желающей частью души, поскольку именно желающая сила души подвигает к пользованию всеми способностями и навыками.

И потому коль скоро навыки созерцательного ума относятся только к умственной части и никак не совершенствуют и не воздействуют на желающую часть, они действительно могут называться добродетелями лишь постольку, поскольку благодаря им обретается способность поступать хорошо (а именно благодаря рассмотрению истины, поскольку в этом и состоит хорошее действие ума). Однако их нельзя считать добродетелями согласно второй причине, поскольку они не наделяют правильным пользованием способностью или навыком. В самом деле, если человек обладает навыком созерцательной науки, то из этого вовсе не следует, что он склонен этим воспользоваться - просто он способен рассматривать истину в тех вопросах, относительно которых он обладает научным знанием; если же он все-таки пользуется своим знанием, то это происходит благодаря движению его воли. Следовательно, правильное пользование созерцательными навыками обеспечивается добродетелями, которые совершенствует волю, например, любовью или справедливостью. И потому в том случае, когда действия по таким навыкам совершаются в силу любви к горнему, они ведут к обретению заслуги, и именно это имеет в виду Григорий, когда говорит, что «в созерцательной жизни больше заслуги, нежели в жизни активной»-.

Ответ на возражение 1. Деяние бывает двояким, внешним и внутренним. При этом практическая, т.е. активная способность, которая [в настоящем случае] противопоставляется созерцательной способности, направлена на внешнее деяние, к которому созерцательный навык не определен, поскольку он определен к внутреннему акту ума, каковой суть рассмотрение истины. И в этом отношении он является деятельным навыком.

Ответ на возражение 2. Добродетель связана с некоторыми вещами двояко. В первую очередь добродетель связана со своим объектом. В этом отношении созерцательные добродетели не связаны с тем, посредством чего человек обретает счастье, за исключением, возможно, того случая, когда слова «посредством чего» указывают на действенную причину и объект совершенного счастья, то есть на Бога, Который является наивысшим объектом созерцания. Во-вторых, о добродетели говорят как о связанной со своими актами, и в этом отношении умственные добродетели связаны с тем, посредством чего человек обретает счастье - как потому, что акты этих добродетелей, как уже было сказано, могут быть достойными заслуги, так и потому, что они суть своего рода начала совершенного блаженства, которое, как было указано в своем месте (3, 7), состоит в созерцании истины.

Ответ на возражение 3. [В настоящем случае] наука противопоставляется добродетели, понимаемой во втором смысле и принадлежащей желающей способности.

Раздел 2. Только ли мудрость, наука и мышление являются навыками созерцательного ума?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что выделять три добродетели созерцательного ума, а именно мудрость, науку и мышление, нелепо. В самом деле, как сказано в шестой [книге] «Этики», мудрость - это своего рода наука -. Следовательно, при перечислении умственных добродетелей не должно приводить отдельно мудрость и науку.

Возражение 2. Далее, при различении способностей, навыков и действий в отношении их объектов мы, как было разъяснено в первой части (77, 3), в первую очередь исходим из формальных аспектов этих объектов. Поэтому разнообразие навыков связано не с их материальными объектами, а с формальными аспектами этих объектов. Но начало доказательства - это формальный аспект, под которым познается умозаключение. Следовательно, мышление начал не должно полагать навыком или добродетелью, отличной от познания умозаключений.

Возражение 3. Далее, умственная добродетель суть то, что пребывает в сущности разумной способности. Но даже созерцательный разум в поисках аргумента использует не только доказательный, но и диалектический силлогизм. Таким образом, если полагать являющуюся следствием доказательного силлогизма науку умственной добродетелью, то к таковым надлежит относить также и мнение.

Этому противоречит следующее: Философ [в шестой книге «Этики"] относит к умственным добродетелям именно эти три, а именно мудрость, науку и мышление.

Отвечаю: как уже было сказано (1), добродетелями созерцательного ума являются те [добродетели], которые совершенствуют созерцательный ум в отношении рассмотрения истины, поскольку в этом и состоит его правильное действие. Но истина может являться субъектом рассмотрения двояко: как познаваемая сама по себе и как познаваемая через посредство чего-то еще. Та, что познается сама по себе, является «началом» и непосредственно постигается умом; поэтому навык, который совершенствует ум в отношении рассмотрения такой истины и называется «мышлением», является навыком в отношении начал.

С другой стороны, истина, которая познается через посредство чего-то еще, постигается умом не непосредственно, а путем исследования разума и является некоторым образом «пределом». При этом она может являться [пределом] двояко: во-первых, как нечто последнее в некотором частном роде; во-вторых, как конечный предел всего человеческого знания. И коль скоро «наименее явное и понятное для нас является наиболее явным и понятным по природе»-, то, следовательно, являющееся последним в отношении всего человеческого знания по природе познается преимущественно и в первую очередь, и связанный с такой [истиной навык] называется «мудростью», которая, как сказано в первой [книге] «Метафизики», есть наука о высших причинах-. Поэтому она правильно упорядочивает и справедливо судит обо всем - ведь нет и не может быть такого совершенного и универсального суждения, которое бы не основывалось на первых причинах. А вот что касается последнего в том или ином роде познаваемого, то им занимается совершенствующая ум «наука». Таким образом, различие навыков научного познания следует из различия познаваемого, притом что мудрость всего одна.

Ответ на возражение 1. Мудрость - это своего рода наука, а именно постольку, поскольку она имеет дело с тем, что общо всем наукам, то есть с доказательством умозаключений на основании начал. Но так как ей присуще нечто такое, что делает ее возвышеннее других наук, поскольку она выносит суждение обо всех них не только в отношении их умозаключений, но также и в отношении их первых начал, то она является более совершенной добродетелью, чем наука.

Ответ на возражение 2. Когда формальный аспект объекта относится на счет силы или навыка в связи с одним и тем же действием, то в навыке или силе не возникает никакого различия в отношении ни формального аспекта, ни материального объекта; так, благодаря одной и той же силе зрения мы видим не только цвет, но и свет, который является формальным аспектом видения цвета и видим одновременно с цветом. С другой стороны, начала доказательства могут рассматриваться отдельно от умозаключения, которое можно не рассматривать вообще. Могут они рассматриваться и совместно с выводимыми из них умозаключениями. Рассмотрение начал вторым из указанных способов принадлежит науке, которая рассматривает также и умозаключения, в то время как рассмотрение начал самих по себе принадлежит мышлению.

Таким образом, в строгом смысле слова эти три добродетели отличаются друг от друга не как равные, но как расположенные в определенной иерархии (то же самое наблюдается и в случае целого в возможности, в котором одна часть является более совершенной, чем другая; например, разумная душа совершеннее чувственной, а чувственная - растительной). Действительно, дело обстоит так, что наука зависит от мышления как от добродетели более высокой степени, а вместе они зависят от мудрости как от наивысшей, которая подчиняет себе и мышление, и науку путем вынесения суждения как об умозаключениях науки, так и о началах, на которых они основаны.

Ответ на возражение 3. Как уже было сказано (55, 3), добродетельный навык относится к чему-то благому и никоим образом не относится к злому. Но благом ума является истина, а злом - ложь. Поэтому умственными добродетелями могут быть названы только те навыки, благодаря которым мы познаем истину и никогда не познаем ложь. Но, как сказано в шестой [книге] «Этики»-, предположение и мнение может быть и в отношении истины, и в отношении лжи, и потому они не могут являться умственными добродетелями.

Раздел 3. Является ли добродетелью такой умственный навык, как искусство?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что искусство не является умственной добродетелью. Так, Августин говорит, что «никто не может пользоваться добродетелью дурно» -. Но искусством можно пользоваться дурно, поскольку ремесленник, исходя из своего [уровня] знания искусства, может сработать [вещь] дурно. Следовательно, искусство не является добродетелью.

Возражение 2. Далее, у добродетели не может быть никакой добродетели. Но, согласно Философу, «существует добродетель искусства»-. Следовательно, искусство не является добродетелью.

Возражение 3. Далее, свободные искусства превосходят технические искусства. Но как технические искусства являются [искусствами] практическими, точно так же свободные искусства - [искусствами] созерцательными. Следовательно, если бы искусство было умственной добродетелью, то его надлежало бы также причислять к созерцательным добродетелям.

Этому противоречат слова Философа о том, что искусство - это добродетель-; тем не менее, он не считает его созерцательной добродетелью, поскольку, по его мнению, таковые пребывают в научной части души.

Отвечаю: искусство есть не что иное, как «правильное суждение о вещах, которые будут созданы»-. Однако благо производимых искусством вещей зависит не от желающей способности человека, которая тем или иным образом испытывает воздействие, а от меры добра в том, что произведено. В самом деле, ремесленника хвалят не за желание, с которым он выполняет свою работу, а за качество выполненной работы. Следовательно, в строгом смысле слова искусство является деятельным навыком. Однако у него есть нечто общее с созерцательными навыками, а именно то, что предметом рассмотрения их всех является качество объекта, причем не со стороны воздействия этого объекта на человеческое желание. Так, пока геометр доказывает нечто истинное, воздействие, испытываемое его желающей способностью, [например, испытываемая им] радость или печаль, не имеет никакого значения, равно как не имеет оно никакого значения и в том случае, когда речь идет о вышеупомянутом ремесленнике. Таким образом, искусство обладает природой добродетели в том же отношении, что и созерцательные навыки, а именно постольку поскольку как искусство, так и созерцательный навык исполняет, если так можно выразиться, доброе дело не в смысле пользования навыком, как это имеет место в случае той добродетели, которая совершенствует желание, но только в смысле склонности исполнять доброе [дело].

Ответ на возражение 1. Когда кто-либо из тех, кто наделен способностью к искусству, производит нечто плохое, то произведенное является таковым не из-за самого искусства, более того, оно противно искусству; это подобно тому, как если знающий правду лжет, то сказанное им не является таковым благодаря его знанию, но [напротив] противоречит знанию. Поэтому как наука всегда связана только с чем-то благим, о чем уже было сказано (2), точно так же дело обстоит и с искусством, по каковой причине оно и называется добродетелью. Однако при этом оно не является совершенной добродетелью, поскольку не понуждает своего обладателя пользоваться собой [только] во благо (для этого необходимым является нечто помимо искусства, хотя без самого искусства не может быть никакого доброго им пользования).

Ответ на возражение 2. Для того чтобы человек мог пользоваться искусством во благо, ему необходима совершенствуемая нравственной добродетелью добрая воля, по каковой причине Философ и говорит, что существует добродетель искусства, а именно нравственная добродетель, притом в той мере, в какой она нужна для доброго пользования искусством. Ведь очевидно, что благодаря чувству справедливости воля ремесленника побуждает его исполнять работу как можно более хорошо.

Ответ на возражение 3. Даже в делах созерцания кое-что достигается посредством [практического] делания, например, построения силлогизма, фигуры речи, подсчета или измерения. Поэтому те навыки, которые определены к такого рода делам созерцательного разума, в силу некоторой аналогии называют «свободными» искусствами, чтобы этим отличать их от тех искусств, которые определены к исполняемым посредством тела [практическим] делам, каковые искусства являются своего рода служебными, поскольку тело подчиняется душе рабски, в то время как человек в отношении своей души свободен. С другой стороны, те науки, которые не определены к такого рода делам, называются именно науками, а не искусствами. Но из того обстоятельства, что свободные искусства превосходнее прочих, вовсе не следует, что понятие искусства применимо в первую очередь именно к ним.

Раздел 4. Является ли рассудительность отличной от искусства добродетелью?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что рассудительность не является отличной от искусства добродетелью. В самом деле, искусство - это правильное суждение о некоторых делах. Но разнообразие дел не препятствует навыку являться искусством, поскольку существует множество искусств, связанных с еще большим множеством дел. И коль скоро рассудительность тоже является правильным суждением о делах, то похоже на то, что его надлежит полагать добродетелью [искусства].

Возражение 2. Далее, у рассудительности гораздо больше общего с искусством, чем у созерцательных навыков, поскольку они имеют дело с вещами случайными, которые могли бы быть и иными, чем они есть-. Но некоторые созерцательные навыки называют искусствами. Следовательно, тем более справедливо называть рассудительность искусством.

Возражение 3. Далее, рассудительности надлежит «принимать верные решения» -. Но принятие решений, как сказано в третьей [книге] «Этики», имеет место и в случае некоторых искусств, например, искусства войны, кораблевождения и врачевания-. Следовательно, рассудительность ничем не отличается от искусства.

Этому противоречит мнение Философа, отличающего рассудительность от искусства-.

Отвечаю: отличие природ добродетелей обусловливает отличие их видов. Затем, как уже было сказано (1; 56, 3), некоторые навыки обладают природой добродетели только потому, что предоставляют способность поступать хорошо, в то время как другие являются добродетелями не только потому, что предоставляют способность поступать хорошо, но еще и потому, что обусловливают пользование [этой способностью]. Но искусство только предоставляет способность поступать хорошо, поскольку никак не относится к желанию, тогда как рассудительность предоставляет не только способность поступать хорошо, но также и пользование, поскольку предваряющим условием рассудительности является правота желания.

Причина указанного различия состоит в том, что искусство - это «правильное суждение о вещах, которые будут созданы», в то время как рассудительность - это «правильное суждение о вещах, которые будут выполнены». Но «создание» и «выполнение», как сказано в девятой [книге] «Метафизики», суть не одно и то же, поскольку «создание» - это действие, направленное на внешнюю материю, например, «строить», «пилить» и тому подобное, тогда как «выполнение» - это действие, которое находится в том, кто действует, например, «видение», «желание» и тому подобное-. Следовательно, рассудительность так относится к подобного рода человеческим действиям, состоящим в использовании способностей и навыков, как искусство - к направленному вовне созданию, поскольку то и другое суть совершенное суждение о вещах, с которыми они связаны. Затем, совершенство и правота разума в делах созерцания зависит от начал, от которых отталкивается разум, равно как наука, как было показано выше (2), зависит от мышления и предполагает мышление, которое является навыком в отношении начал. Но, как сказано в седьмой [книге] «Этики», целевые причины человеческих действий таковы, каковы лежащие в основе созерцания начала -. Следовательно, необходимым условием рассудительности, которая является правильным суждением о вещах, которые будут выполнены, является хорошее расположение человека в отношении целей, а это зависит от правоты его желания. Таким образом, для рассудительности необходимо наличие нравственной добродетели, которая бы выправляла желание. С другой стороны, то доброе, что создается искусством, является благом не человеческого желания, а благом самих созданных искусством вещей, по каковой причине искусство не предполагает правоты желания. Поэтому, коль скоро правота воли присуща рассудительности, а искусству - нет, то в искусстве предпочтение отдается тому, кто ошибается по своей воле, тогда как с точки зрения рассудительности непростителен именно произвольный грех. Из сказанного очевидно, что рассудительность является отличной от искусства добродетелью.

Ответ на возражение 1. Все различные виды созданных искусством вещей являются внешними по отношению к человеку и потому не обусловливают различные виды добродетели. А вот рассудительность - это правильное суждение относительно самих человеческих действий, и потому как уже было сказано, она является отдельным видом добродетели.

Ответ на возражение 2. У рассудительности больше общего с искусством, чем у созерцательных навыков, если рассматривать их с точки зрения их материи и субъекта, поскольку они находятся в мыслящей части души и связаны с вещами, которые могли бы быть иными, чем они есть. Но если рассматривать их как добродетели, то в этом случае у искусства больше общего с созерцательными навыками, что очевидно из уже сказанного.

Ответ на возражение 3. Рассудительность позволяет принимать верные решения в вопросах, касающихся человеческой жизни в целом, а также ее цели. Искусства же содержат в себе решения, относящиеся к целям этих искусств. Поэтому о тех людях, которые являются специалистами в вопросах войны или кораблевождения, говорят как о рассудительных военачальниках или кормчих. Но о них не говорят как о просто рассудительных, поскольку таковым является только тот, кто принимает верные решения относительно всех житейских дел.

Раздел 5. Является ли рассудительность необходимой для человека добродетелью?

С пятым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что рассудительность не является добродетелью, необходимой для праведной жизни. В самом деле, как искусство относится к вещам, которые создаются в соответствии с правильным суждением, точно так же рассудительность относится к поступкам, касающимся самой жизни человека, поскольку рассудительность - это правильное суждение именно о такого рода вещах, о чем читаем в шестой [книге] «Этики». Но искусство не является необходимым в том, что создается, разве что до того, как оно создано, но никак не после. Поэтому точно так же и рассудительность не является необходимой человеку для праведной жизни после того, как он стал добродетельным, разве только она нужна ему для того, чтобы он мог стать добродетельным.

Возражение 2. Далее, как сказано в шестой [книге] «Этики», «рассудительности надлежит принимать верные решения»-. Но человек может действовать не только по принятому им самим верному решению, но и по доброму совету кого-то еще. Следовательно, человек не нуждается в рассудительности для того, чтобы вести праведную жизнь, поскольку ему достаточно следовать советам рассудительных людей.

Возражение 3. Далее, умственная добродетель является тем, благодаря чему всегда сообщается истина и никогда - ложь. Но похоже на то, что подобного нельзя сказать о рассудительности, поскольку человеку свойственно время от времени совершать ошибочные поступки - ведь такие человеческие действия связаны с тем, что могло бы быть иным, чем оно есть. Поэтому [в Писании] сказано: «Помышления смертных - нетвердыми мысли наши - ошибочны» (Прем. 9:14). Следовательно, не должно полагать рассудительность умственной добродетелью.

Этому противоречат следующие слова [книги] божественной Премудрости, в которых она [т.е. рассудительность] приводится в ряду других добродетелей, необходимых для человеческой жизни: «Она [т.е. праведность] научает целомудрию и рассудительности, справедливости и мужеству, полезнее которых ничего нет для людей в жизни» (Прем 8:7).

Отвечаю: рассудительность является наиболее необходимой для человеческой жизни добродетелью. В самом деле, праведная жизнь состоит в праведных поступках. Затем, для праведности поступков имеет значение не только то, что человек делает, но и то, почему он это делает, в том смысле, что он делает это не по влечению или страсти, а в силу правильного выбора. И коль скоро выбор осуществляется в отношении цели, для правоты выбора необходимы две вещи, а именно надлежащая цель и то, что надлежащим образом определено к этой надлежащей цели. Но человек правильно определяется к своей надлежащей цели добродетелью, которая совершенствует душу в ее желающей части, объектом которой является благо и цель. А к тому, что правильно определяет к надлежащей цели, человек должен быть правильно расположен находящимся в его разуме навыком, поскольку решение и выбор, которые осуществляются в отношении того, что определяет к цели, являются актами разума. Таким образом, разуму необходима умственная добродетель, которая бы совершенствовала разум и надлежащим образом воздействовала на него в отношении определенных к цели вещей, и такой добродетелью является рассудительность. Следовательно, рассудительность является необходимой для праведной жизни добродетелью.

Ответ на возражение 1. Благо искусства надлежит усматривать не в ремесленнике, а в произведении искусства; в самом деле, коль скоро искусство является правильным суждением о вещах, которые будут созданы, а создание вещи происходит во внешней материи, то оно является совершенством не создателя, а созданной вещи (ведь искусство занимается созданием вещей в том же смысле, в каком движение является актом движимого). С другой стороны, коль скоро рассудительность, как уже было сказано (4), является правильным суждением о вещах, которые будут выполнены, то благо рассудительности находится в активном начале, деятельность которого является его совершенством. Таким образом, искусство требует от ремесленника не хорошего действия, а хорошего результата, в противном случае от созданной вещи необходимо требовалось бы хорошее действие (например, чтобы нож правильно вырезал или пила правильно отпиливала), как если бы собственным свойством этих вещей было не использование их для действия, которое первично по отношению к их действию, а само их действие. Поэтому ремесленник нуждается в искусстве не для того, чтобы он мог хорошо жить, а для того, чтобы он мог создавать хорошие произведения искусства и хорошо ими пользоваться, в то время как рассудительность необходима человеку для того, чтобы он мог вести праведную жизнь, а не просто для того, чтобы он мог быть хорошим.

Ответ на возражение 2. Когда человек совершает добрый поступок не по собственному решению, а потому, что подвигается к нему кем-то другим, его действие еще далеко от совершенства в том, что касается направляющего его разума и движущего его желания. Поэтому делание добра еще не означает просто праведности, хотя и является необходимым условием ведения праведной жизни.

Ответ на возражение 3. Как сказано в шестой [книге] «Этики», истина практического ума есть не то же самое, что истина ума созерцательного-. Так это потому, что истина созерцательного ума зависит от соответствия между умом и вещью. И коль скоро ум не ошибается только в отношении необходимого, но никак не случайного, то умственной добродетелью может являться только созерцательный навык в отношении необходимого, но никак не случайного. С другой стороны, истина практического ума зависит от соответствия с правильным желанием. Такому соответствию нет места в необходимом, на которое не воздействует человеческая воля; оно может быть обнаружено только в случайном, которое может быть произведено нами либо как некоторое внутреннее действие, либо как результат внешнего дела. Следовательно, умственная добродетель практического ума может быть направлена только на случайное, и таковою является искусство - в том, что касается вещей, которые будут сделаны, и рассудительность - в том, что касается вещей, которые будут выполнены.

Раздел 6. Являются ли разумность в решениях, сообразительность и совестливость присоединенными к рассудительности добродетелями?

С шестым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что неправильно определять разумность в решениях, сообразительность и совестливость как присоединенные к рассудительности добродетели. В самом деле, «разумность в решениях - это навык, благодаря которому мы принимаем правильные решения»-. Но, как сказано [в том же месте], «принимать разумные решения свойственно рассудительным». Следовательно, «разумность в решениях» является не присоединенной к рассудительности добродетелью, а, пожалуй, самой рассудительностью.

Возражение 2. Далее, высшему надлежит выносить суждение о низшем. Поэтому похоже на то, что высшей добродетелью надлежит полагать ту, чьим актом является суждение. Но выносить правильное суждение позволяет нам [именно] сообразительность. Следовательно, сообразительность - это не присоединенная к рассудительности добродетель, а, пожалуй, главная добродетель.

Возражение 3. Далее, подобно тому, как существуют различные вопросы, относительно которых выносится суждение, так же точно существуют и различные вопросы, которые нуждаются в обсуждении. Но существует одна добродетель, которая касается всего, что связано с обсуждением. Поэтому для того, чтобы выносить правильные суждения относительно того, что надлежит исполнить, вполне достаточно одной сообразительности и нет никакой нужды в добродетели совестливости.

Возражение 4. Кроме того, Цицерон приводит еще три части рассудительности, а именно память о прошлом, мышление существующего и предвидение будущего. А Макробий, со своей стороны, упоминает другие, а именно предусмотрительность, понятливость и тому подобные. Поэтому похоже на то, что вышеупомянутый перечень присоединенных к рассудительности добродетелей неполон.

Этому противоречит авторитетное мнение Философа, полагавшего [именно] три упомянутых добродетели присоединенными к рассудительности121.

Отвечаю: когда несколько способностей зависят одна от другой, наивысшей является та, которая определена к наивысшему акту. Но относительно того, что исполняется человеком, налицо три акта разума, первым из которых является обсуждение, вторым - суждение и третьим - распоряжение. Первые два соответствуют тем актам созерцательного ума, которые являются исследованием (поскольку обсуждение суть своего рода исследование) и суждением, а третий свойственен практическому уму постольку, поскольку он определен к действию (ведь разум не отдает распоряжения относительно того, что человек не может исполнить). Но очевидно, что в выполняемых человеком делах главным актом, от которого зависят все остальные, является распоряжение. Следовательно, та добродетель, которая совершенствует распоряжение, а именно рассудительность, занимает наивысшее положение, и ей подчинены другие вторичные добродетели, а именно разумность в решениях, которая совершенствует обсуждение, а также сообразительность и совестливость, которые являются частями рассудительности в части вынесения суждения (то, в чем они разнятся, мы разъясним ниже).

Ответ на возражение 1. Рассудительность побуждает нас принимать правильные решения не так, как если бы ее непосредственным актом и было правильное решение, но постольку,

поскольку она совершенствует указанный акт посредством подчиненной ей добродетели, а именно разумности в решениях.

Ответ на возражение 2. Суждение о том, что надлежит исполнить, нуждается в некотором дополнении, поскольку порою случается так, что суждение человека разумно, а исполнение - ошибочно. Дело не может быть начато [должным образом] исполняться до тех пор, пока разум не отдаст правильного распоряжения относительно того, что должно быть исполнено.

Ответ на возражение 3. Суждение о чем бы то ни было должно быть основано на началах, присущих тому, о чем выносится суждение. Но исследование не простирается до присущих начал, иначе мы, как познавшие эти начала и, следовательно, истину, не нуждались бы более ни в каком исследовании. По этой причине только одна добродетель направлена на то, что является правильным обсуждением, в то время как на правильное суждение - сразу две (ведь различие основывается не на общих, а на присущих началах). Таким образом, в делах созерцания наличествует одна занимающаяся исследованием всего наука, [а именно] диалектика, тогда как относящиеся к вынесению суждения доказательные науки различаются согласно различию их объектов. Сообразительность и совестливость различаются согласно различию правил, на которых основывается суждение, поскольку сообразительность судит о действиях на основании общего закона, в то время как совестливость выносит суждение на основании естественного закона и в тех случаях, когда общий закон неприменим, о чем речь у нас впереди (П-П, 51,4).

Ответ на возражение 4. Память, мышление и предвидение, а равно предусмотрительность, понятливость и им подобные являются не отличными от рассудительности добродетелями, а, так сказать, ее неотъемлемыми частями, поскольку все они суть необходимые условия совершенной рассудительности. Кроме того, еще существуют и субъективные части или виды рассудительности, например, домашняя и политическая экономия и тому подобные. При этом три первые из вышеприведенных являются своего рода потенциальными частями рассудительности, поскольку зависят от нее как вторичные добродетели от первичной, и о них будет сказано в своем месте (П-П, 48).

Вопрос 58. О различии между нравственными и умственными добродетелями

Теперь мы рассмотрим нравственные добродетели. У нас пойдет речь, во-первых, о различии между ними и умственными добродетелями; во-вторых, о различии между ними со стороны присущей им материи; в-третьих, о различии между главными, или основными, добродетелями и прочими.

Под первым заглавием наличествует пять пунктов: 1) всякая ли добродетель является нравственной; 2) отличается ли нравственная добродетель от умственной; 3) правильно ли разделять добродетели на нравственные и умственные; 4) может ли существовать нравственная добродетель без умственной; 5) может ли, с другой стороны, существовать умственная добродетель без нравственной.

Раздел 1. Всякая ли добродетель является нравственной?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что всякая добродетель суть нравственная добродетель. В самом деле, название нравственной [(т.е. моральной)] добродетели происходит от латинского слова «mos», то есть «обычай». Но мы можем приобрести обыкновение к актам любых добродетелей. Следовательно, всякая добродетель является нравственной.

Возражение 2. Далее, Философ сказал, что нравственная добродетель - это «навык к избранию разумной середины»-. Но каждая добродетель является навыком к избранию, поскольку выполнение действия любой добродетели основывается на сделанном выборе. Кроме того, каждая добродетель заключается в некотором следовании разумной середине, о чем речь у нас впереди (64,1, 2, 3). Таким образом, всякая добродетель является нравственной.

Возражение 3. Далее, Цицерон сказал, что «добродетель является навыком, который подобен второй природе и [при этом] сообразуется с разумом». Но коль скоро любая человеческая добродетель определена к благу человека, она необходимо должна сообразовываться с разумом, поскольку, по утверждению Дионисия, благо человека «состоит в том, что сообразуется с его разумом»-. Следовательно, всякая добродетель является нравственной.

Этому противоречат следующие слова Философа: «Рассуждая о человеческой нравственности, мы не говорим, что человек мудр или сообразителен, но говорим, что он ровен или благоразумен»-. Таким образом, мудрость и сообразительность, не являясь нравственными добродетелями, тем не менее, как уже было сказано (57, 2), являются добродетелями. Следовательно, не всякая добродетель является нравственной.

Отвечаю: чтобы прояснить этот вопрос, нам надлежит провести тщательное исследование значения латинского слова «mos», в результате которого нам откроется, в чем заключается суть «моральной» добродетели. Итак, слово «mos» имеет двоякое значение. В одних случаях оно означает обычай, в каковом смысле сказано: «Если не обрежетесь по обычаю (morem) Моисееву - не сможете спастись»- (Деян. 15:1). В других - естественную или подобную естественной склонность совершать некоторое специфическое действие, в каковом смысле [рассматриваемое] слово прилагается [в том числе и] к неразумным животным. Так, [в Писании] сказано: «Он нравом был подобен льву в делах своих» - (1 Мак. 3:4); и еще в аналогичном смысле: «Подобных по нраву (moris) людей Он вводит в дом»- (Пс. 67:7). Для обоих указанных значений в латинском языке используется одно и то же слово, в то время как в греческом - два отдельных, поскольку слово «ethos» в одних случаях пишется с длинным «е», а в других - с коротким.

Так вот, «моральная» добродетель происходит от «mos» в смысле естественной или подобной естественной склонности совершать некоторое специфическое действие. А другое значение «mos», то есть «обычай», является родственным первому, поскольку обычай становится второй природой и порождает склонность, которая подобна естественной. Но очевидно, что склонность к действию в строгом смысле слова принадлежит желающей силе, чьей функцией, как уже было сказано (9, 1), является подвигать другие способности к их актам. Поэтому не всякая добродетель является нравственной, но только та, которая находится в желающей способности.

Ответ на возражение 1. Приведенный аргумент ссылается на «mos» в смысле «обычай».

Ответ на возражение 2. Любой акт добродетели основывается на сделанном выборе, но никакая добродетель не принудит нас сделать правильный выбор за исключением той, которая находится в желающей части души, поскольку, как было показано выше (13, 1), выбор является актом желающей способности (13, 1). Поэтому навык к выбору, то есть навык, являющийся началом, посредством которого мы делаем выбор, суть единственный навык, который совершенствует желающую способность, хотя действия других навыков тоже могут быть предметом выбора.

Ответ на возражение 3. «Природа есть [некое] начало движения»-. Но именно желающей силе свойственно подвигать способности к акту. Следовательно, становиться подобными второй природе путем сообразования с разумом свойственно тем добродетелям, которые находятся в желающей способности.

Раздел 2. Отличается ли нравственная добродетель от умственной?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственная добродетель не отличается от умственной. В самом деле, по словам Августина, «добродетель есть искусство жить хорошо и справедливо»-. Но искусство - это умственная добродетель. Следовательно, нравственная добродетель не отличается от умственной.

Возражение 2. Далее, ряд авторов, давая определение добродетелям, упоминают науку; так, одни определяют стойкость как «науку или навык, связанный с тем, чего мы должны придерживаться или не придерживаться», а святость - как «науку, которая делает человека верующим и выполняющим свой долг перед Богом». Но наука является умственной добродетелью.

Следовательно, не должно отличать нравственную добродетель от умственной.

Возражение 3. Далее, как говорит Августин, «добродетель есть правый или совершенный разум»-. Но, как сказано в шестой [книге] «Этики»-, все это относится к умственным добродетелям. Следовательно, нравственная добродетель не отличается от умственной.

Возражение 4. Кроме того, вещь не отличается оттого, что входит в ее определение. Но умственная добродетель входит в определение нравственной добродетели, поскольку, по словам Философа, «нравственная добродетель есть сознательно избираемый навык, состоящий в обладании серединой [по отношению к нам], причем определенной таким суждением, каким определит ее рассудительный человек»-. Но, как сказано в шестой [книге] «Этики», определяющее середину нравственной добродетели правильное суждение принадлежит умственной добродетели-. Следовательно, нравственная добродетель не отличается от умственной.

Этому противоречит сказанное в первой [книге] «Этики» о том, что «добродетели подразделяют на два вида, ибо одни из них мы называем умственными, а другие - нравственными»-.

Отвечаю: разум является первым началом всех человеческих действий, и потому любые другие начала человеческих действий в той или иной мере подчиняются разуму, но происходит это по-разному. Так, некоторые подчиняются разуму слепо и беспрекословно, например, пребывающие в здоровом состоянии телесные члены, и как только следует распоряжение разума, рука или нога начинает действовать. Поэтому Философ говорит, что «душа властвует над телом господски»-, как господин властвует над своим рабом, который не имеет права перечить. Видя это, некоторые пришли к выводу, что в человеке все активные начала подчинены разуму именно таким вот образом. Но в таком случае для совершенства разума человеку было бы вполне достаточно просто действовать правильно. Поэтому, коль скоро добродетель - это навык, совершенствующий человека ввиду выполнения им правильных действий, то из этого бы следовало, что она находится исключительно в разуме и что нет никаких иных добродетелей помимо умственных. Таким было мнение Сократа, который, как сказано в шестой [книге] «Этики», утверждал, что «все добродетели - это [виды] рассудительности»-. Следовательно, он полагал, что когда человек знает, он не способен грешить, и что тот, кто грешит, грешит в силу неведенья.

Но такое предположение ложно, поскольку желающая способность повинуется разуму не слепо и у нее есть возможность противления, в связи с чем Философ говорит, что «разум властвует над нашими стремлениями политически»1й?, как государственный муж властвует над свободными людьми, которые имеют право иногда не подчиняться. Ему вторит Августин, говоря, что «иногда мы понимаем [что является правильным], в то время как желание медлит или вовсе отсутствует», а именно постольку, поскольку навыки или страсти желающей способности препятствуют пользованию разумом при выполнении тех или иных частных действий. Тут следует заметить, что слова Сократа о том, что знающий не грешит, отчасти истинны, но только в том случае, когда знание понуждает пользоваться разумом при такого рода частном акте выбора.

Таким образом, для того чтобы человек совершал добрые поступки, необходима не только хорошая расположенность его разума посредством навыка умственной добродетели, но также и хорошая расположенность его желания посредством навыка нравственной добродетели. И потому нравственность отличается от умственной добродетели точно так же, как желание отличается от разума. Следовательно, коль скоро желание является началом человеческих действий в той мере, в какой оно причастно разуму то и нравственные навыки надлежит расценивать как добродетели в той мере, в какой они сообразуются с разумом.

Ответ на возражение 1. Августин обьгано прилагает термин «искусство» к любой форме правильного суждения, в каковом смысле искусство включает в себя рассудительность, которая является правильным суждением о вещах, которые будут выполнены, тогда как искусство [в строгом смысле слова] - это правильное суждение о вещах, которые будут созданы. Поэтому когда он говорит, что «добродетель есть искусство жить хорошо и справедливо», то этим сказывается о рассудительности сущностно, в то время как о других добродетелях - по причастности, а именно постольку, поскольку они определяются рассудительностью.

Ответ на возражение 2. Все приводимые некоторыми подобного рода определения основываются на теории, которой придерживался Сократ. Ответом может послужить разъяснение, данное нами выше относительно искусства.

Сказанное в полной мере относится и к возражению 3.

Ответ на возражение 4. Связанное с рассудительностью правильное суждение включено в определение нравственной добродетели не как часть ее сущности, а как то, что принадлежит всем нравственным добродетелям по причастности, то есть постольку, поскольку они подчинены рассудительности.

Раздел 3. Правильно ли разделять добродетели на нравственные и умственные?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что неправильно разделять добродетели на нравственные и умственные. В самом деле, похоже, что рассудительность является чем-то средним между нравственными и умственными добродетелями, поскольку [с одной стороны] упоминается среди умственных добродетелей-, а [с другой стороны] все числят ее среди четырех основных добродетелей, которые, как будет показано ниже (61, 1), являются нравственными добродетелями. Поэтому неправильно разделять добродетели на нравственные и умственные так, как если бы между ними не было ничего среднего.

Возражение 2. Далее, изобретательность, воздержанность и упрямство не считаются умственными добродетелями. Не являются они и нравственными добродетелями, поскольку не умеряют страсти и часто сопряжены с немалой страстностью. Следовательно, неправильно разделять добродетели на нравственные и умственные.

Возражение 3. Далее, вера, надежда и любовь являются добродетелями. Но они не являются умственными добродетелями, каковых, как уже было сказано (57), пять, а именно наука, мудрость, мышление, рассудительность и искусство. Не являются они и нравственными добродетелями, поскольку в отличие от нравственных добродетелей, не связаны со страстями. Следовательно, неправильно разделять добродетели на нравственные и умственные.

Этому противоречат слова Философа о том, что добродетель бывает двоякой, умственной и нравственной-.

Отвечаю: человеческая добродетель - это навык, совершенствующий человека ввиду выполнения им правильных действий. Но в человеке наличествует только два начала человеческих действий, а именно ум, или разум, и желание, поскольку они, как сказано в третьей [книге трактата] «О душе», суть два начала движения в человеке. Следовательно, любая человеческая добродетель необходимо должна совершенствовать одно из этих начал. И если она совершенствует созерцательный или практический ум человека, делая его действие правильным, то она суть умственная добродетель, а если она совершенствует его желание, то она суть нравственная добродетель, из чего следует, что любая человеческая добродетель является или умственной, или нравственной.

Ответ на возражение 1. Сущностно рассудительность является умственной добродетелью. Но со стороны ее материи у нее есть нечто общее с нравственными добродетелями, поскольку она, как уже было сказано (57, 4), является правильным суждением о вещах, которые будут выполнены. И в этом смысле ее можно ставить в один ряд с нравственными добродетелями.

Ответ на возражение 2. Изобретательность и упрямство не совершенствуют чувственное желание. Это ясно из того, что изобретательный и упрямый часто проявляет немалую страстность, чего бы не наблюдалось, если бы его чувственное желание совершенствовалось навыком к правильному суждению. Однако изобретательность и упрямство совершенствуют разумную способность и помогают разуму противостоять страстям, которые могли бы способствовать его заблуждению. Но все же их нельзя назвать добродетелями, поскольку умственная добродетель, которая располагает разум к правильному суждению в вопросах этики, предполагает правильное желание цели, такое, чтобы разум мог правильно придерживаться начал, то есть целей, на которых он строит свое доказательство, а как раз этого и недостает тому кто изобретателен и упрям. Точно так же не может быть совершенным и действие, проистекающее из двух начал, если каждое из этих начал не усовершенствовано навыком,

который бы соответствовал этому действию. Так, каким бы совершенным ни был пользующийся инструментом основной действователь, он произведет несовершенное следствие, если плохо расположенным окажется его инструмент. Следовательно, если чувственная способность, которая подвигается разумной способностью, несовершенна, то сколь бы ни была совершенна разумная способность, окончательное действие будет несовершенным и, следовательно, начало этого действия не будет добродетелью. Поэтому изобретательность, воздержанность от удовольствий и стойкость в страданиях принято считать не добродетелями, а чем-то меньшим, чем добродетели, каковое мнение разделяет и Философ-.

Ответ на возражение 3. Вера, надежда и любовь превосходят просто человеческие добродетели, поскольку они суть добродетели человека по благодати Божией.

Раздел 4. Может ли существовать нравственность без умственной добродетели?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственность может существовать без умственной добродетели. В самом деле, нравственная добродетель, по словам Цицерона, это навык, который подобен второй природе и [при этом] сообразуется с разумом. Но хотя природа и может сообразовываться с неким движущим ее высшим разумом, нет никакой необходимости в том, чтобы этот разум был соединен с природой в одном и том же субъекте, что очевидно в случае лишенных познания природных вещей. Следовательно, в человеке может наличествовать подобная второй природе нравственная добродетель, которая склоняет его сообразовываться с разумом, хотя при этом его разум и не совершенствуется умственной добродетелью.

Возражение 2. Далее, благодаря умственной добродетели человек получает возможность пользоваться разумом совершенно. Но порою случается так, что добродетельные и угодные Богу люди не слишком сильны по части пользования своим разумом.

Следовательно, похоже на то, что нравственная добродетель может существовать без умственной.

Возражение 3. Далее, нравственная добродетель склоняет нас к добрым поступкам. Но некоторые по природе и независимо от суждения разума склонны совершать добрые поступки. Следовательно, нравственные добродетели могут существовать без умственных добродетелей.

Этому противоречит сказанное Григорием о том, что «если не обуздывать свои желания рассудительностью, то все остальные добродетели вряд ли можно будет называть таковыми» -. Но рассудительность, как уже было сказано (57, 5), - это умственная добродетель. Следовательно, нравственные добродетели не могут существовать без умственных добродетелей.

Отвечаю: нравственная добродетель может существовать без некоторых умственных добродетелей, а именно мудрости, науки и искусства, но она не может существовать без мышления и рассудительности. Нравственная добродетель не может существовать без рассудительности постольку, поскольку та является навыком к выбору, то есть побуждает нас делать правильный выбор. Но для того, чтобы выбор был правильным, необходимы две вещи. Во-первых, чтобы интенция была направлена к надлежащей цели, а это происходит благодаря нравственной добродетели, которая склоняет желающую способность к сообразующемуся с разумом благу, каковое и является надлежащей целью. Во-вторых, чтобы человек правильно выбирал средства для достижения цели, а это он может сделать только в том случае, когда его разум правильно решает, судит и распоряжается, что, как уже было сказано (57, 5, 6), является функцией рассудительности и присоединенных к ней добродетелей. Поэтому не может существовать никакой нравственной добродетели без рассудительности и, следовательно, не может существовать никакой и без мышления. В самом деле, благодаря добродетели мышления мы познаем самоочевидные начала как в созерцательных, так и в практических делах. И как правильное суждение о созерцаемом, вытекающее из познаваемых естественным образом начал, предполагает мышление этих начал, точно так же [предполагает мышление] и рассудительность, которая является правильным суждением о вещах, которые будут выполнены.

Ответ на возражение 1. Природная склонность в лишенных разума вещах не имеет возможности выбора, и потому разум для нее не является необходимостью. Но у склонности нравственной добродетели есть выбор; поэтому для того чтобы она могла быть совершенной, необходимо, чтобы и разум стал совершенным благодаря умственной добродетели.

Ответ на возражение 2. Человек может не в полной мере пользоваться своим разумом в отношении многих вещей и при этом быть добродетельным, если он [правильно] пользуется [своим разумом] в отношении тех вещей, которые он должен исполнять добродетельно. И в этом смысле все добродетельные люди в полной мере пользуются своим разумом. Поэтому те, которые кажутся простаками из-за того, что они бесхитростны в мирских делах, часто при этом бывают рассудительными, согласно сказанному [в Писании]: «Будьте рассудительны, как змии, и просты, как голуби»- (Мф. 10:16).

Ответ на возражение 3. Природная склонность к благу добродетели - это своего рода начало добродетели, но никак не совершенная добродетель. Более того, если она не сопровождается верным суждением, позволяющим делать правильный выбор средств для достижения цели, то чем сильней эта склонность, тем большую опасность она может таить. Так, если лошадь слепа, то чем быстрее она скачет, тем тяжелей может оказаться ее падение и серьезней травма. Поэтому хотя нравственная добродетель, вопреки мнению Сократа, и не является рассудительностью, тем не менее, она «согласна с верным суждением», поскольку, как учили платоники, она склоняет человека к тому, что сообразуется с правым разумом; а еще необходимо, чтобы она, как говорит Аристотель, была «соединена с верным суждением»-.

Раздел 5. Может ли существовать умственная добродетель без нравственной?

С пятым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что умственная добродетель может существовать без нравственной. В самом деле, совершенство предшествующего не зависит от совершенства последующего. Но разум предшествует и движет чувственное желание. Поэтому являющаяся совершенством разума умственная добродетель не зависит от являющейся совершенством желающей способности нравственной добродетели и может существовать без нее.

Возражение 2. Далее, нравственность является материей рассудительности подобно тому, как возможные для изготовления вещи являются материей искусства. Но искусство может существовать и без своей надлежащей материи, например, кузнец - без железа. Следовательно, и рассудительность может существовать без нравственной добродетели, хотя из всех умственных добродетелей она, похоже, более всех связана с нравственными добродетелями.

Возражение 3. Далее, рассудительность - это «добродетель, благодаря которой мы принимаем правильные решения»-. Но многие принимают правильные решения, не обладая при этом [никакими] нравственными добродетелями. Следовательно, рассудительность может существовать без нравственной добродетели.

Этому противоречит следующее: желание делать зло прямо противоположно нравственной добродетели, хотя оно и не противоположно тому, что может обходиться без нравственной добродетели. Но «произвольный грех» противоположен рассудительности-. Следовательно, рассудительность не может существовать без нравственной добродетели.

Отвечаю: если другие умственные добродетели могут существовать без нравственной добродетели, то рассудительность - никак. Причина этого состоит в том, что рассудительность является правильным суждением - притом не только общим, но также и частным - о вещах, которые будут выполнены, в отношении каковых вещей и производятся действия. Но для правильного суждения необходимы начала, от которых бы отталкивался разум. А когда разум исследует частности, ему необходимы не только общие, но еще и частные начала. Что касается общих начал действия, то в отношении них человек правильно располагается как естественным мышлением начал, благодаря чему он познает, что не должен делать никакого зла, так и некоторой практической наукой. Но этого недостаточно для того, чтобы человек мог выносить правильное суждение в отношении частностей. В самом деле, иногда случается так, что обретенное либо благодаря мышлению, либо науке знание вышеуказанного общего начала в конкретном частном случае разрушается под воздействием страсти; так, тому, кто поколеблен и, в конце концов, превозможен желанием, объект его желания кажется благом даже тогда, когда это противоречит универсальному суждению его разума. Таким образом, как благодаря навыку природного мышления или науки человек становится правильно расположенным в отношении общих начал действия, точно так же для того, чтобы быть правильно расположенным в отношении частных начал действия, то есть целей, ему требуется совершенствование посредством некоторых навыков, благодаря которым для него становится соприродным выносить правильные суждения относительно целей. Такими навыками являются нравственные добродетели; действительно, добродетельный выносит правильное суждение относительно цели добродетели, поскольку «каков человек, такая и цель ему является» -. Следовательно, для правильного суждения о вещах, которые будут выполнены, то есть для рассудительности, необходимо, чтобы человек обладал нравственной добродетелью.

Ответ на возражение 1. Схватывающий цель разум предшествует желанию достижения цели, но желание достижения цели предшествует разуму, принимающему решение о выборе средств, чем, собственно, и занимается рассудительность. Это подобно тому, как в умозрительных вопросах мышление начал является тем основанием, на котором базируются силлогистические заключения разума.

Ответ на возражение 2. То, насколько хорошо или дурно мы судим о началах искусства, нисколько не зависит от расположения нашего желания, как это имеет место в том случае, когда мы судим о цели, которая является началом в этических вопросах, поскольку в первом случае наше суждение зависит от одного лишь разума. Следовательно, искусство не нуждается в добродетели, которая бы, подобно рассудительности, совершенствовала желание.

Ответ на возражение 3. Рассудительность помогает нам не только принимать правильные решения, но также правильно распоряжаться и судить. Но это было бы невозможным, если бы не были устранены те страсти, которые разрушают суждение и распоряжение рассудительности, и эту функцию выполняет нравственная добродетель.

Вопрос 59. О нравственных добродетелях в том, что касается страстей

Теперь нам надлежит исследовать то, в чем состоит отличие нравственных добродетелей друг от друга. И коль скоро те нравственные добродетели, которые связаны со страстями, различаются в соответствии с различием [самих] страстей, нам следует рассмотреть, во-первых, отношение добродетели к страсти и, во-вторых, различные виды нравственной добродетели в том, что касается страстей.

Под первым заглавием наличествует пять пунктов: 1) является ли нравственная добродетель страстью; 2) может ли существовать нравственная добродетель со страстью; 3) совместимо ли страдание с нравственной добродетелью; 4) всякая ли нравственная добродетель связана со страстью; 5) может ли существовать нравственная добродетель без страсти.

Раздел 1. Является ли нравственная добродетель страстью?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственная добродетель - это страсть. В самом деле, среднее принадлежит к тому же роду, что и пределы. Но нравственная добродетель является средним между двумя страстями. Следовательно, нравственная добродетель является страстью.

Возражение 2. Далее, противоположные друг другу добродетель и порок принадлежат к одному и тому же роду. Но некоторые страсти, такие как зависть или гнев, считаются пороками. Следовательно, некоторые страсти являются добродетелями.

Возражение 3. Далее, как было показано выше (35, 8), сострадание - это страдание [(т.е. страсть)] от зла кого-то другого. Но, как говорит Августин в девятой [книге трактата] «О граде Божием», «Цицерон, этот превосходный оратор, безо всякого колебания называет сострадание добродетелью»-. Следовательно, страсть может являться нравственной добродетелью.

Этому противоречит сказанное во второй [книге] «Этики» о том, что «ни добродетели, ни пороки не суть страсти»-.

Отвечаю: нравственная добродетель не может быть страстью, и причины на то три. Во-первых, та, что страсть - это движение чувственного желания, о чем уже было сказано (22, 3), в то время как нравственная добродетель, будучи своего рода навыком, является не движением, а, пожалуй, началом движения желания. Во-вторых, та, что сами по себе страсти не хороши и не дурны. В самом деле, благо и зло человека суть нечто, имеющее отношение к разуму, и потому страсти как таковые могут относиться как к доброму, так и к дурному, а именно в той мере, в какой они сообразовываются или не сообразовываются с разумом. Но о добродетели нельзя сказать ничего подобного, поскольку добродетель, как уже было сказано (55, 3), относится только к добру. В-третьих, та, что даже если предположить, что некоторые страсти в определенном смысле относятся только к добру или только к злу, то и в таком случае движение страсти как именно страсти начинается в желании и завершается в разуме, поскольку желание склонно сообразовываться с разумом. С другой стороны, движение добродетели происходит в обратном направлении, начинаясь в разуме и завершаясь в желании, поскольку последнее подвигается разумом. Поэтому в определении нравственной добродетели сказано, что она суть «сознательно избираемый навык, состоящий в обладании серединой [по отношению к нам], причем определенной таким суждением, каким определит ее рассудительный человек»-.

Ответ на возражение 1. Добродетель является средним между [двумя] страстями не в связи со своей сущностью, а в связи со своими следствиями, поскольку она, если так можно выразиться, устанавливает среднее между страстями.

Ответ на возражение 2. Если под пороком мы понимаем навык к деланию зла, то очевидно, что ни одна страсть не является пороком. Но если порок берется в значении греха, который является порочным актом, то ничто не препятствует тому, чтобы страсть являлась пороком или, с другой стороны, споспешествовала акту добродетели, а именно в той мере, в какой страсть или противна разуму, или сообразуется с ним.

Ответ на возражение 3. О сострадании говорят как о добродетели, точнее, как об акте добродетели тогда, когда это «движение души подчиняется разуму», а именно, как говорит Августин, «когда сострадание проявляется с сохранением справедливости: когда или подается помощь нуждающемуся, или оказывается прощение раскаивающемуся»-. Но если под состраданием мы понимаем навык, который совершенствует человека таким образом, что тот [всегда] сострадает разумно, то в таком случае ничто не препятствует тому, чтобы сострадание в указанном смысле считалось добродетелью. Тот же самое можно сказать и о других такого рода страстях.

Раздел 2. Может ли существовать нравственная добродетель со страстью?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственная добродетель не может существовать со страстью. Так, Философ говорит, что «кротким называется тот, кто свободен от страстей, а воздержным - тот, кто имеет страсти, но не управляем ими»-. То же самое по справедливости можно сказать и о других нравственных добродетелях. Следовательно, все нравственные добродетели существуют без страстей.

Возражение 2. Далее, как сказано в седьмой [книге] «Физики», добродетель - это правильное расположение души, подобное здоровью тела-, по каковой причине Цицерон называет добродетель «здоровьем души»-. А несколько ниже он называет душевные страсти «болезнями души». Но здоровье несовместимо с болезнью. Следовательно, страсть несовместима с добродетелью.

Возражение 3. Далее, нравственная добродетель предполагает совершенное пользование разумом даже в частных вопросах. Но страсти препятствуют этому. Так, Философ говорит, что «удовольствия уничтожают представление рассудительности»-, а у Саллюстия читаем, что «когда вмешиваются они», то есть душевные страсти, «то разуму бывает весьма нелегко схватывать истину». Следовательно, страсть несовместима с нравственной добродетелью.

Этому противоречат следующие слова Августина: «Если воля превратна, то будут превратны и эти движения», т. е страсти; «если же она добра, то и движения будут не только не предосудительны, но и похвальны»-. Но ничто из того, что достойно похвалы, не может быть несовместимым с нравственной добродетелью. Следовательно, нравственная добродетель не исключает страстей и может существовать вместе с ними.

Отвечаю: как указывает Августин, относительно этого вопроса стоики и перипатетики расходились во мнениях-. Так, стоики «решительно не допускали, чтобы добродетельный человек и мудрец испытывал какие бы то ни было душевные страсти», в то время как являвшиеся последователями Аристотеля перипатетики, по словам Августина, утверждали, что страсти совместимы с нравственной добродетелью, если «они у него обузданы [и подчинены разуму], который указывает им должную меру».

Это различие, замечает Августин, возникло «скорее из-за слов, чем из-за существа дела», поскольку стоики не проводили различения между умственным желанием, то есть волей, и чувственным желанием, которое [в свою очередь] состоит из раздражительности и вожделения. Перипатетики, со своей стороны, отличали страсти от других аффектов души постольку, поскольку полагали их движениями чувственного желания, в то время как другие душевные волнения, которые не являются страстями, движениями умственного желания, или воли, и только в случае страстей, говорили они, волнения не сообразуются с разумом. Таких волнений [понятно] мудрый или добродетельный никогда не допустит сознательно, но только если они возникли внезапно; так, в своей книге ["Аттические ночи"] Агеллий, которого цитирует Августин, говорит, что «если мысленные образы, называемые фантазиями, возникновение и время возникновения которых в нашем уме не зависит от нашей воли, идут от предметов страшных и ужасных, то они неизбежно волнуют ум и мудрого, так что на короткое время он и бледнеет от страха, и подвергается скорби как страстям, предваряющим деятельность ума и рассудка»-.

Таким образом, если называть страстями несдерживаемые разумом волнения, то добродетельный человек, по утверждению стоиков, никогда не допустит их сознательно. Но если под страстями понимать любые движения чувственного желания, то их можно усматривать и в добродетельном человеке, если они обузданы его разумом. Поэтому Аристотель замечает, что «некоторые определяют добродетели как некое бесстрастие и безмятежность. Но это [определение] не годится, потому что не указывается, при каких условиях [это так, а именно] как, когда и при каких еще имеющих сюда отношение обстоятельствах»-.

Ответ на возражение 1. В своих книгах по логике Философ приводит этот и много других подобных примеров для того, чтобы проиллюстрировать не свое собственное мнение, а таковое других. В настоящем случае речь [скорей всего] идет о мнении стоиков, полагавших, что душевные страсти несовместимы с добродетелью, каковое мнение Философ отвергает, говоря, что добродетель - это не свобода от страсти -. Впрочем, можно предположить, что, называя кроткого свободным от страстей, он имеет ввиду необузданные страсти.

Ответ на возражение 2. Это и ряд других подобных положений, которые приводит Туллий в своих «Тускуланских беседах», основаны на рассмотрении страстей со стороны исполнения распоряжений разума.

Ответ на возражение 3. Когда страсть предвосхищает суждение разума в том смысле, что добивается от разума согласия на [выгодное себе] мнение, она препятствует решению и суждению разума. Но когда она последует такому суждению как действующая по распоряжению разума, то в таком случае она способствует выполнению распоряжения разума.

Раздел 3. Совместимо ли с нравственной добродетелью страдание?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что страдание несовместимо с добродетелью. В самом деле, добродетели являются следствиями мудрости, согласно сказанному [в Писании]: «Она», то есть божественная Премудрость, «научает целомудрию и рассудительности, справедливости и мужеству» (Прем. 8:7). Но, как сказано несколько ниже, «в сожитии» с Премудростью «нет скорби» (Прем. 8:16). Следовательно, страдание несовместимо и с добродетелью.

Возражение 2. Далее, как говорит Философ, страдание препятствует деятельности-. Но то, что препятствует добрым делам, несовместимо с добродетелью. Следовательно, страдание несовместимо с добродетелью.

Возражение 3. Далее, Туллий называет страдание болезнью ума-. Но болезнь ума несовместима с являющейся хорошим состоянием ума добродетелью. Следовательно, страдание противостоит добродетели и несовместимо с нею.

Этому противоречит следующее: Христос был совершенен в добродетели. Однако и Он испытывал страдание, поскольку сказал: «Душа Моя скорбит смертельно» (Мф. 26:38). Следовательно, страдание совместимо с добродетелью.

Отвечаю: как указывает Августин-, стоики допускали в душе мудрого три «eupatheiai», то есть три «благие страсти», вместо трех душевных волнений, а именно: вместо страстного желания - волю, вместо веселья - радость, вместо страха - осторожность. Но они отказывались допустить в душе мудрого что-либо подобное в отношении страдания, приводя на то две причины.

Во-первых, ту, что страдание происходит от уже случившегося зла, а с мудрым, по их мнению, не может случиться никакого зла. В самом деле, они полагали, что как единственным человеческим благом является добродетель, в то время как телесные блага не являются человеческими благами, точно так же и единственным человеческим злом является порок, которого в добродетельном человеке быть не может. Но такое мнение безосновательно [и вот почему]. Во-первых, потому, что коль скоро человек составлен из души и тела, то все, что способствует сохранению жизни тела, является своего рода человеческим благом, хотя и не высшим благом, поскольку им можно злоупотреблять. Следовательно, противоположное этому благу зло может и обнаруживаться в мудром, и причинять ему умеренное страдание. Во-вторых, потому, что хотя добродетельный и может жить без совершения смертных грехов, тем не менее, никто не может вообще не грешить, согласно сказанному [в Писании]: «Если говорим, что не имеем греха, - обманываем самих себя» (1 Ин. 1:8). В-третьих, потому что хотя добродетельный человек актуально может и не пребывать в состоянии греховности, такое его состояние вполне возможно в прошлом. И если он страдает от совершенного [в прошлом] греха, то это весьма похвально, согласно сказанному: «Печаль ради Бога производит покаяние ко спасению» (2 Кор. 7:10). В-четвертых, потому, что он может испытывать достойное похвалы страдание из-за греха другого. Следовательно, страдание совместимо с нравственной добродетелью точно так же, как и другие страсти, когда они умерены разумом.

Второй причиной такого мнения [стоиков] была та, что страдание относится к злу наличному, а страх - к злу будущему, равно как удовольствие относится к наличному благу, а желание - к ожидаемому. Но удовольствие от обладания благом или желание обладать благом, которого еще нет, совместимо с добродетелью, тогда как последующая страданию от наличного зла угнетенность ума явно противна уму и, таким образом, несовместима с добродетелью. Но и это безосновательно. В самом деле, как уже было сказано, в добродетельном человеке может обнаруживаться зло, которое отклоняется разумом. Поэтому хотя последующее отклонению разума чувственное желание связано со страданием от этого зла, но это страдание умерено настолько, насколько этого требует разум. Но, как уже было сказано (1), добродетель как раз и должна сообразовывать чувственное желание с разумом. Поэтому умеренность в страдании, с точки зрения соотнесенности [страдания и] причиняющего страдание объекта, является признаком добродетели, о чем говорит и Философ -. Кроме того, страдание показывает полезность избегания зла, поскольку как удовольствие способствует более рьяному исканию блага, так же точно и страдание способствует более стойкому избеганию зла.

Таким образом, нам следует согласиться с тем, что страдание в связи с тем, что связано с добродетелью, несовместимо с добродетелью, поскольку сама по себе добродетель радостна. С другой стороны, добродетели свойственно умеренное страдание в связи с тем, что так или иначе препятствует добродетели.

Ответ на возражение 1. Приведенный стих свидетельствует лишь о том, что мудрый не страдает от мудрости. Однако он может страдать из-за того, что препятствует мудрости. Нет места страданию только у того, кто достиг [состояния] блаженства - ведь в таком состоянии ничто не может воспрепятствовать мудрости.

Ответ на возражение 2. Страдание препятствует той деятельности, которая нас печалит, но оно делает нас более подготовленными к той деятельности, которая устраняет страдание.

Ответ на возражение 3. Болезнью ума является неумеренное страдание, а умеренное страдание свидетельствует о хорошо подготовленном уме, сообразующемся с нынешним состоянием [нашей] жизни.

Раздел 4. Всякая ли нравственная добродетель связана со страстью?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что все нравственные добродетели связаны со страстями. Так, Философ говорит, что «нравственная добродетель связана с удовольствием и страданием»-. Но удовольствие и страдание суть страсти (23, 4; 31, 1; 35, 1). Следовательно, все нравственные добродетели связаны со страстями.

Возражение 2. Далее, согласно Философу субъектом нравственных добродетелей является способность, которая разумна по причастности-. Но, как уже было сказано (22, 3), именно в этой части души и находятся страсти. Следовательно, все нравственные добродетели связаны со страстями.

Возражение 3. Далее, в любой нравственной добродетели должна быть обнаружена некоторая страсть, поскольку либо все они связаны со страстями, либо же - ни одна из них. Но некоторые из них, например, мужество и благоразумие, связаны со страстями, о чем читаем в третьей [книге] «Этики»-. Следовательно, все нравственные добродетели связаны со страстями.

Этому противоречит следующее: как сказано в пятой [книге] «Этики»-, являющаяся нравственной добродетелью правосудность не связана со страстями.

Отвечаю: нравственная добродетель совершенствует желающую часть души посредством определения ее к установленному разумом благу. Но установленным разумом благом является то, которое либо умерено, либо определено разумом. Поэтому существуют нравственные добродетели, связанные как с тем, что умеряется разумом, так и с тем, что им определяется. Но разум определяет не только страсти чувственного желания, но также и деятельности умственного желания, то есть воли, которая, как сказано (22, 3), не является субъектом страсти. Следовательно, не все нравственные добродетели связаны со страстями, но одни из них связаны со страстями, а другие - с деятельностями.

Ответ на возражение 1. Не все нравственные добродетели связаны с удовольствием и страданием как с присущей им материей, но некоторые - как с тем, что сопровождает присущие им действия. В самом деле, любого добродетельного человека радует действие добродетели и печалит то, что ему противоположно. Поэтому Философ после приведенных слов добавляет: «Если добродетели связаны с поступками и страстями, а всякая страсть и всякий поступок сопровождаются удовольствием или страданием, то уже только поэтому добродетель связана с удовольствием и страданием», а именно как с тем, что последует добродетели.

Ответ на возражение 2. Разумно по причастности не только являющееся субъектом страстей чувственное желание, но также и воля, в которой, как уже было сказано, нет никаких страстей.

Ответ на возражение 3. Некоторые добродетели связаны со страстями как с присущей им материей, а некоторые - нет. Следовательно, приведенная аналогия справедлива не во всех случаях.

Раздел 5. Может ли существовать нравственная добродетель без страсти?

С пятым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственная добродетель может существовать без страсти. В самом деле, чем совершенней нравственная добродетель, тем скорее она превозмогает страсти. Следовательно, вершиной совершенства добродетели является полное отсутствие в ней страсти.

Возражение 2. Далее, вещь становится совершенной тогда, когда она удалена от противоположности и от всего, что склоняет к ее противоположности. Но страсти склоняют нас к противоположному добродетели греху, по каковой причине их [даже] называют «страстями греховными» (Рим. 7:5). Следовательно, совершенная добродетель существует без страсти.

Возражение 3. Далее, как говорит Августин, наша сообразованность с Богом является добродетелью. Но Бог соделывает все без какой бы то ни было страсти. Следовательно, наиболее совершенная добродетель существует без какой-либо страсти.

Этому противоречит следующее: как сказано в первой [книге] «Этики», «нет человека, который бы не радовался своим поступкам»-. Но радость является страстью. Поэтому и правосудность не может существовать без страсти, и тем более все прочие добродетели.

Отвечаю: если мы, подобно стоикам, назовем страстями [просто] неупорядоченные эмоции, то в таком случае, понятно, совершенная добродетель должна существовать без страстей. Но если под страстями мы понимаем любое движение чувственного желания, то очевидно, что нравственные добродетели, которые связаны со страстями как с присущей им материей, не могут существовать без страстей. Причина этого состоит в том, что в противном случае нравственная добродетель делала бы чувственное желание бесполезным, в то время как функцией добродетели является не лишение способностей подчиненности разуму со стороны присущих им действий, но понуждение их исполнять распоряжения разума при осуществлении ими присущих им действий. Поэтому как добродетель определяет телесные члены к надлежащим им внешним действиям, точно так же она определяет и чувственное желание к надлежащим упорядоченным движениям.

Впрочем, те нравственные добродетели, которые связаны не со страстями, а с деятельностями, могут существовать без страстей. Такова добродетель правосудности, поскольку она прилагает волю к надлежащему ей акту, каковой не является страстью. И та радость, которая последует акту правосудности, коль скоро она находится в воле, не является страстью. Но если эта радость по мере совершенствования правосудности возрастает, то она выходит за пределы воли и изливается в чувственное желание, поскольку низшие способности последуют движениям высших. Поэтому в силу такого рода излияния вовне добродетель большей степени совершенства может обусловливать большую страсть.

Ответ на возражение 1. Добродетель, превозмогая неупорядоченную страсть, делает ее упорядоченной.

Ответ на возражение 2. К греху склоняет неупорядоченная, а не упорядоченная страсть.

Ответ на возражение 3. Благо чего бы то ни было зависит от условий его природы. Но у Бога и ангелов, в отличие от человека, нет никакого чувственного желания. Следовательно, благая деятельность бестелесных Бога и ангелов не сопровождается страстью, в то время как благая деятельность человека сопровождается страстью уже только потому, что она осуществляется с помощью тела.

Вопрос 60. О различии нравственных добродетелей друг от друга

Теперь нам надлежит исследовать различие нравственных добродетелей друз от друга, под каковым заглавием наличествует пять пунктов: 1) существует ли только одна нравственная добродетель; 2) отличаются ли нравственные добродетели, относящиеся к деятелъностям, от нравственных добродетелей, относящихся к страстям; 3) существует ли всего лишь одна нравственная добродетель, относящаяся к деятелъностям; 4) различаются ли нравственные добродетели согласно различию страстей, к которым они относятся; 5) различаются ли нравственные добродетели со стороны различных объектов страстей.

Раздел 1. Существует ли только одна нравственная добродетель?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что существует только одна нравственная добродетель. В самом деле, как являющийся субъектом умственных добродетелей разум сообщает направленность нравственным действиям, точно так же являющееся субъектом нравственных добродетелей желание сообщает им их склонность. Но существует только одна умственная добродетель, которая направляет все нравственные действия, а именно рассудительность. Следовательно, подобно этому существует и только одна нравственная добродетель, сообщающая надлежащие склонности всем нравственным действиям.

Возражение 2. Далее, навыки отличаются не со стороны материальности своих объектов, а согласно формальному аспекту своих объектов. Но формальным аспектом блага, к которому направлена нравственная добродетель, является нечто одно, а именно определенная разумом середина. Следовательно, похоже на то, что существует только одна нравственная добродетель.

Возражение 3. Далее, как уже было сказано (1, 3), имеющие отношение к морали вещи отличаются по виду согласно своим целям. Но у всех нравственных добродетелей одна общая цель, а именно счастье, в то время как присущие им ближайшие цели бесчисленны. Но количество нравственных добродетелей не бесконечно. Следовательно, похоже на то, что существует только одна [нравственная добродетель].

Этому противоречит следующее: как уже было сказано (56, 2), один навык не может находиться в нескольких способностях. Но, как было показано в первой части, субъектом нравственных добродетелей является желающая часть души, в которой наличествует несколько способностей (80, 2; 81, 2). Следовательно, нравственных добродетелей тоже несколько.

Отвечаю: как уже было сказано (58, 2, 3), нравственные добродетели являются навыками желающей способности. Но навыки, как известно (54, 2), различаются по виду в соответствии с видовыми различиями своих объектов. Кроме того, вид объекта желания, как и любой другой вещи, зависит от видовой формы, которую он получает от действователя. Тут, впрочем, следует иметь в виду, что материя пассивного субъекта может относиться к действователю двояко. Так, порой полученная ею от действователя форма находится в пределах того вида, к которому принадлежит и форма самого действователя, как это имеет место в случае всех соименных действователей, то есть материя необходимо получает форму того вида, к которому принадлежит действователь; так, соименное следствие огня необходимо суть нечто, принадлежащее к виду огня. Порой же материя получает от действователя форму, которая не принадлежит к тому же самому виду, что и действователь, как это имеет место в случае не соименных причин порождения, когда, например, животное производится солнцем. В этом случае полученные материей формы не принадлежат к одному виду, но варьируют в пределах приспособляемости материи к получению истечений от действователя; так, например, мы видим, что благодаря одному и тому же действию солнца, порождающему гниение, производятся животные различного вида в зависимости от различной приспособляемости [их] материи.

Далее, очевидно, что в вопросах этики разуму отведена роль распорядителя и двигателя, в то время как желающая сила подчиняется распоряжениям и движется. Но желание не получает распоряжения разума, так сказать, соименным образом, поскольку оно разумно не сущностно, а по причастности-. Таким образом, те вещи, которые по распоряжению разума становятся объектами желания, принадлежат к различным видам в соответствии с различием их отношения к разуму, из чего следует, что нравственные добродетели множественны и принадлежат к разным видам.

Ответ на возражение 1. Объектом разума является истина. Но для всех нравственных вопросов, каковые суть возможные материи действия, существует только один вид истины. Следовательно, существует только одна направляющая все подобные вещи добродетель, а именно рассудительность. С другой стороны, объектом желающей способности является желаемое благо, которое может меняться в силу вариативности своего отношения к направляющей силе, те. к разуму.

Ответ на возражение 2. Этот формальный аспект единичен по роду, что обусловлено единством действователя, но он изменчив по виду, что обусловлено различием отношений воспринимающей материи, о чем уже было сказано.

Ответ на возражение 3. Имеющие отношение к морали вещи получают свой вид не от конечной, а от ближайших целей, которые хотя и могут быть бесконечными по числу, но никак не могут быть бесконечными по виду.

Раздел 2. Отличаются ли те нравственные добродетели, которые относятся к деятельностям, от тех, которые относятся к страстям?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственные добродетели не разделяются на те, которые относятся к деятельностям, и те, которые относятся к страстям. Так, Философ говорит, что нравственная добродетель является «деятельным навыком, благодаря которому мы обладаем способностью поступать наилучшим образом [во всем], что касается удовольствий и страданий»-. Но, как уже было сказано (31, 1; 35, 1), удовольствие и страдание суть страсти. Следовательно, одна и та же добродетель, будучи деятельным навыком, относится и к страстям, и к деятельностям.

Возражение 2. Далее, страсти - это начала внешнего действия. Таким образом, если некоторые добродетели упорядочивают страсти, то вслед за этим они необходимо должны упорядочивать и действия. Таким образом, одни и те же нравственные добродетели относятся и к страстям, и к деятельностям.

Возражение 3. Далее, чувственное желание - хорошо или дурно - подвигается к любой внешней деятельности. Но движениями чувственного желания являются страсти. Следовательно, те нравственные добродетели, которые относятся к деятельностям, относятся также и к страстям.

Этому противоречит мнение Философа, полагавшего правосудность относящейся к деятельности, а благоразумие, мужество и ровность - к страстям.

Отвечаю: деятельность и страсть относятся к добродетели двояко. Во-первых, как следствия, и в этом смысле каждая нравственная добродетель связана с некоторой благой деятельностью как со своим продуктом, а еще, как уже было сказано (59, 4), с некоторым удовольствием или страданием, каковые суть страсти.

Во-вторых, деятельность может соотноситься с нравственной добродетелью как материя, с которой связана добродетель, и в этом смысле те нравственные добродетели, которые относятся к деятельностям, необходимо должны отличаться от тех, которые относятся к страстям. Причина этого состоит в том, что благо и зло некоторых деятельностей восходят к самой природе этих деятельностей и не зависят оттого, каким образом они могут воздействовать на человека, а именно постольку, поскольку эти благо и зло деятельностей зависят от соизмеримости с чем-то еще. В такого рода деятельностях необходимо должна присутствовать некая сила, которая бы регулировала эти деятельности; таковы [например] купля-продажа и другие подобные деятельности, в которых наличествует момент чего-то должного или недолжного по отношению к кому-то еще. В указанном смысле правосудность и ее части следует относить к деятельностям как к присущей им материи. С другой стороны, благо и зло некоторых деятельностей зависят только от соизмеримости с действователем. Поэтому благо и зло таких деятельностей зависят от того, каким образом они воздействуют на человека. Следовательно, когда речь идет о таких деятельностях, добродетель необходимо по преимуществу относится к внутренним переживаниям, которые называются душевными страстями, как это имеет место с благоразумием, мужеством и т. п.

Впрочем, иногда случается так, что в направленных вовне деятельностях благо добродетели упускается вследствие некоторой необычной страсти души. В одних [например] случаях нарушение меры во внешнем действии может нанести ущерб правосудности, в других некая добродетель может пострадать из-за неумеренности внутренних страстей. Так, когда кто-либо в гневе избивает другого, налицо нарушение правосудности, а из-за чрезмерности гнева порой забывают о великодушии. Подобные примеры можно привести и относительно других добродетелей.

Сказанного достаточно для ответа на [все] возражения. В самом деле, первое рассматривает деятельности как следствия добродетели, в то время как два других совмещают в одном и том же следствии деятельность и страсть. Но в силу вышеприведенной причины в одних случаях добродетель преимущественно относится к деятельностям, а в других - к страстям.

Раздел 3. Существует ли всего лишь одна относящаяся к деятельностям нравственная добродетель?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что существует всего лишь одна относящаяся к деятельностям нравственная добродетель. В самом деле, правота всех внешних деятельностей, похоже, связана с правосудностью. Но правосудность - это одна единственная добродетель. Следовательно, существует одна единственная относящаяся к деятельностям нравственная добродетель.

Возражение 2. Далее, более всего отличаются, похоже, те деятельности, которые, с одной стороны, направлены на благо индивида, а с другой - на благо многих. Но это отличие не обусловливает многообразия нравственных добродетелей; так, Философ говорит, что законодательная правосудность, определяющая человеческие действия к общественному благу, отличается от добродетели, определяющей человеческие действия к благу одного человека, разве что логически-. Следовательно, разнообразие деятельностей не обусловливает разнообразия нравственных добродетелей.

Возражение 3. Далее, если бы различным деятельностям соответствовали различные добродетели, то из разнообразия деятельностей необходимо бы следовало разнообразие нравственных добродетелей. Но это очевидно не так; в самом деле, как указывается в пятой [книге] «Этики», функцией правосудности является установление правоты в различных видах наказаний и распределений. Следовательно, не существует различных добродетелей, которые бы относились к различным деятельностям.

Этому противоречит следующее: являющаяся нравственной добродетелью религиозность отличается от благочестия, хотя то и другое относится к деятельности.

Отвечаю: все относящиеся к деятельностям нравственные добродетели сводятся к одному общему понятию правосудности, которое устанавливает соотнесенность одного с другим, но они отличаются с точки зрения различных частных понятий. Так это потому, что для внешних деятельностей, как уже было сказано (2), порядок разума устанавливается не в соответствии с тем, как эти деятельности воздействуют на человека, а в соответствии с долженствованием самой вещи, из какового долженствования следует понятие должного, которое и является формальным аспектом правосудности, поскольку именно благодаря правосудности человек воздает должное другому. Поэтому во всех относящихся к деятельностям добродетелях можно обнаружить некоторые признаки правосудности. Но для этих добродетелей должным является не одно и то же, поскольку в одних случаях оно таково благодаря равенству в других - превышению, в третьих - умалению. С другой стороны, природа долженствования отличается в зависимости от того, идет ли речь о договоре, обещании, предоставлении покровительства [и т. п.]. И этим различным видам долженствования соответствуют различные добродетели; так, например, посредством «религиозности» мы воздаем должное Богу, посредством «благочестия» мы воздаем должное нашим родителям или стране, посредством «благодарности» мы воздаем должное нашим благодетелям и т. д.

Ответ на возражение 1. Правосудность в собственном смысле слова - это одна частная добродетель, объектом которой является совершенное долженствование, устанавливающее правильную соотнесенность возмещения. Но имя правосудности часто распространяется на все те случаи, в которых так или иначе фигурирует долженствование, и в этом смысле она не является частной добродетелью.

Ответ на возражение 2. Направленная на общественное благо правосудность отличается от той правосудности, которая направлена на частное благо индивида, по каковой причине общественное право отличается от частного; а Туллий [со своей стороны] рассматривал воздание должного [предкам] в качестве особой добродетели, определяющей человека к благу его страны. Но та правосудность, которая направляет человека к общественному благу, является общей добродетелью через посредство своего распоряжающегося акта, поскольку она направляет все действия добродетелей к своей собственной цели, а именно к общественному благу. И в той мере, в какой добродетель подчиняется распоряжениям правосудности, она и получает имя правосудности, и отличается от законодательной правосудности разве что логически, поскольку между добродетелью, которая активна через самое себя, и добродетелью, которая активна через посредство распоряжения другой добродетели, отличие только логическое.

Ответ на возражение 3. Все относящиеся к частной правосудности деятельности имеют общий для них вид долженствования. Поэтому существует только одна добродетель правосудности, во всяком случае, если речь идет о [правосудности] наказания. Что же касается правосудности распределения, то она может иметь другой вид, отличающийся от вида правосудности наказания, но об этом речь у нас впереди (П-П, 61,1).

Раздел 4. Различаются ли нравственные добродетели согласно различию страстей, к которым они относятся?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственные добродетели не различаются согласно различию страстей. В самом деле, существует только один навык в отношении вещей, которым общи их источники и цели, что особенно очевидно в случае наук. Но у всех страстей общий источник, а именно любовь, и все они находят свое завершение в одном и том же, а именно в радости или печали, о чем уже было говорено выше (25, 2, 4; 27, 4). Следовательно, существует только одна нравственная добродетель в отношении всех страстей.

Возражение 2. Далее, если бы нравственные добродетели различались согласно различию страстей, то из этого бы следовало, что нравственных добродетелей было бы по числу столько же, сколько и страстей. Но это очевидно не так, поскольку существует одна нравственная добродетель, относящаяся к противоположным страстям, а именно мужество, которое относится к трусости и смелости, [а еще] благоразумие, которое относится к удовольствию и печали. Следовательно, нет никакой необходимости в том, чтобы нравственные добродетели различались согласно различию страстей.

Возражение 3. Далее, как уже было сказано (23, 4), любовь, желание и удовольствие - это различные по виду страсти. Но существует только одна добродетель, относящаяся ко всем трем, а именно благоразумие. Следовательно, нравственные добродетели не различаются согласно различию страстей.

Этому противоречит следующее: как сказано в третьей и четвертой [книгах] «Этики», мужество относится к отваге и страху, благоразумие - к желанию, ровность - к гневу-.

Отвечаю: нельзя сказать, что будто бы существует только одна нравственная добродетель в отношении всех страстей, поскольку страсти могут относиться к различным способностям, а именно, как уже было сказано (23, 1), одни из них находятся в раздражительной, а другие - в вожделеющей способности.

С другой стороны, разнообразие нравственных добродетелей вовсе не должно соответствовать существующему разнообразию страстей. Во-первых, поскольку некоторые страсти, например, радость и печаль, отвага и страх и т. д., противоположны друг другу. И к таким вот противоположным друг другу страстям необходимо должна относиться только одна добродетель. В самом деле, нравственная добродетель - это середина, а середина между противоположностями равно относится к ним обеим (ведь и в естественном порядке существует только одно среднее между противоположностями, например, между черным и белым). Во-вторых, поскольку существуют такие страсти, которые противны разуму одним и тем же способом, например, путем побуждения к тому, что противно разуму, или путем устранения того, что согласно с разумом. Поэтому различные страсти вожделеющей способности не нуждаются в различных нравственных добродетелях - ведь их движения, будучи направлены к одному и тому же, а именно к достижению некоторого блага или избеганию некоторого зла, последуют друг другу в определенном порядке; так, любви последует желание, а желанию - удовольствие, и то же самое происходит с противоположными страстями, поскольку ненависти последуют избегание или неприязнь, рождающая печаль. Раздражительные же страсти, со своей стороны, не принадлежат к одному и тому же порядку, но определены к различным вещам; так, отвага и страх относятся к некоторой большой опасности, надежда и отчаяние - к некоторому труднодостижимому благу, в то время как гнев стремится к преодолению какой-то пагубной противоположности. Поэтому к разным страстям относятся разные добродетели, например, благоразумие - к вожделеющим страстям, мужество - к отваге и страху, величавость - к надежде и отчаянию, ровность - к гневу.

Ответ на возражение 1. Все страсти сходятся в общих им всем начале и цели, но присущие каждой из них начало и цель разнятся, из чего следует невозможность единственности нравственной добродетели.

Ответ на возражение 2. Как в естественном порядке одно и то же начало обусловливает движение от одного предела и движение к другому пределу [далее] как в умственном порядке противоположности обладают одним и тем же общим им отношением, точно так же двум противоположным страстям посредствует только одна нравственная добродетель, которая, подобно второй природе, повинуется распоряжениям разума.

Ответ на возражение 3. Три вышеперечисленные страсти в некотором порядке определены к одному и тому же объекту, и потому все они относятся к одной и той же добродетели, о чем уже было сказано.

Раздел 5. Различаются ли нравственные добродетели со стороны различных объектов страстей?

С пятым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственные добродетели не различаются согласно [различию] объектов страстей. В самом деле, подобно объектам страстей существуют также и объекты деятельностей. Но относящиеся к деятельностям нравственные добродетели не различаются согласно различию объектов этих деятельностей; так, покупка или продажа дома или лошади связаны с одной и той же добродетелью правосудности. Следовательно, точно так же и относящиеся к страстям нравственные добродетели не различаются согласно [различию] объектов этих страстей.

Возражение 2. Далее, страсти - это действия или движения чувственного желания. Но для различения навыков необходимы куда как большие различия, нежели чем для различения действий. Следовательно, если различия объектов не обусловливают разнообразия страстей, то они тем более не могут обусловить разнообразия нравственных добродетелей, по каковой причине существует только одна нравственная добродетель, относящаяся ко всем объектам удовольствия, и то же самое справедливо сказать об остальных страстях.

Возражение 3. Далее, «более» или «менее» не привносят изменения в вид. Но различные объекты удовольствия различаются только с точки зрения того, насколько они более или менее приятны. Поэтому все объекты удовольствия связаны с одним и тем же видом добродетели, и по той же причине это же можно сказать и обо всех объектах страха, и то же самое в полной мере относится ко всем остальным. Следовательно, нравственные добродетели не различаются согласно [различию] объектов этих страстей.

Возражение 4. Кроме того, добродетель не только стремится к благу, но и препятствует злу. Но существуют различные добродетели в отношении желания благих вещей: так, благоразумие связано с желанием удовольствий от соприкосновений, a «eutrapelia»- - [с желанием] удовольствий от развлечений. Следовательно, должны существовать и различные добродетели в отношении страха перед злом.

Этому противоречит следующее: целомудрие относится к удовольствиям похоти, воздержанность - к удовольствиям от пищи, a «eutrapelia» - к удовольствиям от развлечений.

Отвечаю: совершенство добродетели зависит от разума, в то время как совершенство страсти зависит от чувственного желания. Следовательно, добродетели необходимо должны различаться согласно их отношению к разуму, а страсти - согласно их отношению к желанию. Поэтому объекты страстей обусловливают их разнообразие в соответствии с тем, насколько они разнятся в своем отношении к чувственному желанию, в то время как [объекты добродетелей] обусловливают их разнообразие в соответствии с тем, насколько они разнятся в своем отношении к разуму. Затем, движение разума отличается от движения чувственного желания. Поэтому ничто не препятствует тому, чтобы различие объектов обусловливало разнообразие страстей и при этом не обусловливало разнообразия добродетелей, как это наблюдается в тех случаях, когда одна добродетель соотносится с несколькими страстями, о чем уже было сказано (4). С другой стороны, [ничто не препятствует и тому, чтобы] различие объектов обусловливало разнообразие добродетелей и при этом не обусловливало разнообразия страстей; в самом деле, иногда несколько добродетелей соотносятся с одной страстью, например, с удовольствием.

И коль скоро, как было показано выше (4), относящиеся к различным способностям различные страсти всегда соотносятся с различными добродетелями, то по этой причине связанное с различием способностей различие объектов - например, различие между тем, что является просто благом, и тем, что является труднодоступным благом, - всегда обусловливает видовое различие добродетелей. Кроме того, коль скоро разум в определенном порядке распоряжается более низкими человеческими способностями и даже простирается на то, что направлено вовне, то по этой причине один и тот же объект страстей, будучи по-разному схваченным чувством, воображением или разумом, или же в зависимости от того, принадлежит ли он душе, телу или внешним вещам, может по-разному относиться к разуму и, следовательно, естественным образом может обусловливать разнообразие добродетелей. Так, человеческое благо, будучи объектом любви, желания и удовольствия, может рассматриваться как со стороны телесного чувства, так и со стороны внутреннего схватывания ума, и потому оно может определяться как благо этого вот конкретного человека или в отношении его тела, или души, или же блага других людей. И каждое такое различие, по-разному соотносясь с разумом, обусловливает различие добродетелей.

Так, если благо воспринимается как таковое со стороны чувственного осязания и при этом имеет [непосредственное] отношение к поддержанию человеческой жизни или индивида, или вида [в целом], вроде удовольствия от пищи или соития, то оно будет связано с добродетелью «умеренности», или «благоразумия». Что же касается [такого рода] удовольствий, связанных с другими чувствами, то их интенсивность [относительно] невелика, и потому они не доставляют сколько-нибудь серьезных затруднений для разума; поэтому в отношении них не существует никакой добродетели - ведь «добродетель всегда рождается там, где труднее»-.

С другой стороны, существуют блага, которые различаются не чувствами, а внутренней способностью, и принадлежат непосредственно человеку; таковы, например, богатство и честь, причем первое по своей природе используется ради телесных благ, в то время как последнее основано на схватывании ума. Далее, эти блага могут рассматриваться или как таковые, и в этом отношении они связаны с вожделеющей способностью, или как нечто труднодоступное, и в этом отношении они связаны с раздражительной частью (следует заметить, что в объектах удовольствий от осязания такого различия нет, поскольку эти удовольствия изначальны и принадлежат человеку постольку, поскольку у него есть нечто общее с неразумными животными). Поэтому в отношении денег, если рассматривать их как нечто само по себе благое и как непосредственный объект желания, удовольствия или любви, существует «щедрость», а если рассматривать их как труднодоступное благо и как объект нашей надежды - «великолепие». В отношении того блага, которое называется честью, если рассматривать ее как таковую и как непосредственный объект любви, мы обладаем добродетелью «philotimia», то есть честолюбием, а если рассматривать ее как труднодоступное [благо] и как объект надежды - «величавость». Поэтому щедрость и «philotimia», похоже, находятся в вожделеющей части, в то время как великолепие и величавость - в раздражительной.

Что же касается человеческого блага в отношении других людей, то его, похоже, нельзя рассматривать как труднодоступное, но - только как таковое и как объект вожделеющих страстей. Это благо может доставлять удовольствие человеку от его поведения в отношении другого или в некоторых серьезных делах, то есть в тех действиях, которые, если так можно выразиться, определяются разумом ради достижения должной цели, или в развлечениях, то есть в том, что делается исключительно ради удовольствия и не настолько связано с разумом, как вышеуказанные [серьезные дела]. Затем, вести себя в отношении другого в серьезных делах можно двояко. Во-первых, доставляя удовольствие другому своими речами и действиями, и это связано с добродетелью, которую Аристотель называет «дружелюбием»-, а еще ее можно назвать «любезностью». Во-вторых, поступая и говоря все искренне, и это связано с другой добродетелью, которую он [(т.е. Аристотель)] называет «правдивостью». И коль скоро искренность скорее родственна разуму, нежели удовольствиям, и серьезным делам, нежели развлечениям, то в отношении удовольствий от развлечений существует отдельная добродетель, которую Философ назвал «остроумием».

Таким образом, согласно Аристотелю, наличествует десять связанных со страстями нравственных добродетелей, а именно мужество, благоразумие, щедрость, великолепие, величавость, «philotimia», ровность-, дружелюбие, правдивость и «eutrapelia», и все они отличаются в отношении своих материй, страстей или объектов. А если прибавить к ним относящуюся к деятельностям «правосудность», то общее число их [(т.е. нравственных добродетелей)] - одиннадцать.

Ответ на возражение 1. Все объекты одной и той же конкретной деятельности имеют одинаковое отношение к разуму, чего нельзя сказать обо всех объектах одной и той же конкретной страсти, поскольку страсти могут противоречить разуму, а деятельности - нет.

Ответ на возражение 2. Как уже было сказано, страсти различаются согласно другим принципам, нежели добродетели.

Ответ на возражение 3. «Более» и «менее» не могут обусловливать видовое различие иначе, как только путем привнесения различия в отношение к разуму.

Ответ на возражение 4. Благо является более мощным двигателем, чем зло, поскольку, согласно Дионисию, зло не может обусловливать движение иначе, как только посредством силы добра-. Следовательно, зло может чинить препятствия разуму (что и обусловливает необходимость в добродетели) только в том случае, если оно достаточно велико, в связи с чем каждому виду страсти соответствует, похоже, только одно такое зло. Поэтому существует только одна добродетель для всех видов гнева, а именно ровность, и только одна добродетель для всех видов смелости, а именно мужество. С другой стороны, даже небольшое благо той или иной страсти может обусловливать затруднения, в связи с которыми возникает необходимость в добродетелях. Поэтому, как было показано выше, в отношении желаний существуют разнообразные нравственные добродетели.

Вопрос 61. О главных добродетелях

Теперь подошла очередь рассмотрения главных добродетелей, под каковым заглавием наличествует пять пунктов: 1) правильно ли называть нравственные добродетели главными, или основными добродетелями: 2) об их количестве; 3) о том, каковы они; 4) отличаются ли они друг от друга; 5) правильно ли разделять их на общественные, совершенствующие, совершенные и образцовые.

Раздел 1. Правильно ли называть нравственные добродетели главными, или основными добродетелями?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственные добродетели не следует называть главными, или основными добродетелями. В самом деле, «противоположности общи по природе» -, и потому ни одна из них не может быть главнее другой. Но всякая добродетель является одной из противоположностей в роде «добродетелей». Поэтому ни одну из них не следует называть господствующей.

Возражение 2. Далее, цель господствует над средствами. Но теологические добродетели относятся к цели, в то время как нравственные добродетели - к средствам. Следовательно, не нравственные, а теологические добродетели должно полагать господствующими, или основными.

Возражение 3. Далее, то, что является таковым сущностно, главнее того, что является таковым по причастности. Но, как уже было сказано (58, 3), умственные добродетели относятся к тому что является разумным сущностно, тогда как нравственные добродетели относятся к тому, что является разумным по причастности. Следовательно, скорее умственные, а не нравственные добродетели являются основными.

Этому противоречит следующее: Амвросий, поясняя слова: «Блаженны нищие духом» (Лк. 6:20), говорит: «Нам известны четыре главные добродетели, а именно умеренность [или благоразумие], справедливость [или правосудность], рассудительность и мужество». Но все они суть нравственные добродетели. Следовательно, нравственные добродетели являются главными.

Отвечаю: когда речь идет о просто добродетелях, то имеются в виду человеческие добродетели. Но, как было показано выше (56, 3), человеческая добродетель является тем, что отвечает представлению о совершенной добродетели, что [в свою очередь] предполагает правоту желания, поскольку такая добродетель не только доводит до совершенства то, добродетелью чего она является, но и придает совершенство выполняемому делу. С другой стороны, имя добродетели приписывается и тому, что отвечает представлению о несовершенной добродетели и не предполагает правоты желания, поскольку оно просто наделяет способностью поступать правильно без побуждения действовать правильно. Но очевидно, что совершенное главней несовершенного, и потому главными добродетелями [по справедливости] полагаются те, которые подразумевают правоту желания. И это - нравственные добродетели, одной из которых, как было показано выше (57, 4), является умственная добродетель рассудительности. Следовательно, те добродетели, которые принято называть господствующими, или главными, надлежит искать среди нравственных добродетелей.

Ответ на возражение 1. При разделении соименного рода на виды члены разделения находятся в одинаковом отношении к тому, что составляет идею рода (хотя если рассматривать их в их природе как [просто] вещи, то один вид может превосходить другой как по степени, так и по совершенству, как [например] человек превосходит других животных). Но когда проводится разделение со стороны одноименного для нескольких вещей термина, который для какой-то из вещей первичнее, чем для остальных, ничто не препятствует тому, чтобы эти вещи различались по степени даже в отношении того, что составляет идею рода, поскольку сущностное понятие преимущественным образом относится к субстанции, а не к акциденции. И так как определяемое разумом благо не обнаруживается одинаковым образом во всех вещах, то разделение добродетели на различные виды относится к последнему типу.

Ответ на возражение 2. Теологические добродетели, как уже было сказано (58, 3), превосходят просто человеческие добродетели. Поэтому их, пожалуй, следует полагать не человеческими, а «сверхчеловеческими», или божественными добродетелями.

Ответ на возражение 3. Хотя умственные добродетели, за исключением рассудительности, со стороны субъекта предшествуют нравственным добродетелям, тем не менее, они не предшествуют им как именно добродетели, поскольку добродетели как таковые относятся к являющемуся объектом желания благу.

Раздел 2. Правда ли, что главных добродетелей четыре?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что главных добродетелей не четыре. В самом деле, как явствует из ранее сказанного (58, 4), рассудительность - это определяющий принцип всех остальных нравственных добродетелей. Но то, что определяет другие вещи, предшествует им. Следовательно, основной добродетелью является одна только рассудительность.

Возражение 2. Далее, главными добродетелями являются нравственные добродетели. Но, как сказано в шестой книге «Этики»-, к нравственным поступкам нас определяют практический разум и правильное желание. Следовательно, основных добродетелей две.

Возражение 3. Далее, существуют самые разные степени добродетелей. Но для того чтобы добродетель считалась главной, ей вовсе не обязательно быть превосходнее остальных; ей вполне достаточно превосходить некоторые из них. Следовательно, похоже на то, что основных добродетелей очень много.

Этому противоречит сказанное Григорием о том, что вся полнота добрых дел зиждется на четырех добродетелях-.

Отвечаю: можно исчислять вещи или со стороны их формальных начал, или субъектов, в которых они пребывают, и в обоих случаях мы приходим к тому что существует четыре основные добродетели.

В самом деле, формальным началом той добродетели, о которой в настоящем случае идет речь, является определенное разумом благо, каковое благо можно рассматривать двояко. Во-первых, как наличествующее в самом акте разума, и в таком случае мы получаем одну главную добродетель, называемую «рассудительностью». Во-вторых, как обусловливаемое тем порядком, который устанавливается разумом в чем-то еще: либо в деятельностях, и в таком случае мы получаем «правосудность», либо в страстях, и в таком случае мы получаем [сразу] две добродетели. В самом деле, необходимость упорядочения разумом страстей обусловлена тем, что страсти могут препятствовать исполнению распоряжений разума, и это может происходить двояко. Во-первых, страсти могут побуждать к чему-то такому что противно разуму, и в этом отношении они нуждаются в обуздании, каковой и является функция «благоразумия». Во-вторых, страсти могут уводить нас от следования распоряжениям разума, например, из страха перед опасностью или тяжким трудом, в связи с чем человек нуждается в укреплении своей решимости следовать распоряжениям разума, для чего ему требуется «мужество».

Такое же количество [основных добродетелей] мы получим и в том случае, если рассмотрим субъекты добродетели. В самом деле, у добродетели, о которой у нас речь, имеется четыре субъекта, а именно [одна] сила, которая разумна сущностно, и она совершенствуется «рассудительностью», и три силы, которые разумны по причастности, а именно воля, являющаяся субъектом «правосудности», вожделеющая способность, являющаяся субъектом «благоразумия», и раздражительная способность, являющаяся субъектом «мужества».

Ответ на возражение 1. Рассудительность является началом всех добродетелей просто. Другие же являются началами каждая в своем роде.

Ответ на возражение 2. Та часть души, которая разумна по причастности, тройственна, о чем уже было сказано.

Ответ на возражение 3. Все остальные, разнящиеся согласно своим степеням добродетели, сводимы к вышеупомянутым четырем, причем и со стороны субъекта, и со стороны формального начала.

Раздел 3. Можно ли назвать главной еще какую- нибудь добродетель помимо [вышеприведенных?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что некоторые добродетели более заслуживают того, чтобы называться главными, нежели вышеприведенные. Так, похоже на то, что наилучшее является главным в своем роде. Но «величавость - это украшение всех добродетелей» -. Поэтому есть все основания полагать величавость главнейшей из добродетелей.

Возражение 2. Далее, та добродетель, которая укрепляет все остальные, по справедливости должна быть названа главной. Но такой добродетелью является смирение. Так, Григорий говорит, что «тот, кто накапливает добродетели без смирения, подобен несущему солому на ветру»-. Следовательно, похоже на то, что самой главной добродетелью является смирение.

Возражение 3. Далее, наиболее совершенное, похоже, и есть основное. Но это [качество] присуще терпению, согласно сказанному [в Писании]: «Терпение же должно иметь совершенное действие» (Иак. 1:4). Таким образом, главной добродетелью следует полагать терпение.

Этому противоречит мнение Цицерона, который сводил все остальные добродетели к вышеприведенным четырем.

Отвечаю: как уже было сказано (2), эти четыре [вышеприведенные] добродетели полагаются таковыми в соответствии с четырьмя формальными началами добродетели, что мы сейчас и разъясним. Эти начала в первую очередь обнаруживаются в некоторых действиях и страстях. Так, то благо, которое наличествует в акте разума, как было показано выше (57, 6), в первую очередь обнаруживается в распоряжениях разума, а не в его решениях или суждениях. Опять же, то благо, которое определено разумом и привнесено в наши деятельности как нечто правильное и должное, обнаруживается главным образом в [различных видах] наказаний и распределений, связанных с другими людьми и рассматриваемых с точки зрения равенства. Благо, связанное с ограничением страстей, обнаруживается главным образом в тех страстях, которые трудней всего обуздать, а именно в удовольствиях от осязания. Благо, связанное с твердостью в стремлении к определенному разумом благу, обнаруживается главным образом в обусловленных смертельной опасностью порывах страсти, которым трудней всего противостоять.

Соответственно этому, четыре вышеупомянутые добродетели можно рассматривать двояко. Во-первых, со стороны их общих формальных начал. В этом смысле они полагаются главными постольку, поскольку по сравнению со всеми остальными добродетелями являются наиболее общими. По этой причине любая обусловливающая благо в акте суждения разума добродетель может быть названа рассудительностью; любая обусловливающая благо правильности и долженствования в деятельности добродетель - правосудностью; любая обуздывающая и усмиряющая страсти добродетель - благоразумием; любая укрепляющая ум в его противодействии каким бы то ни было страстям добродетель - мужеством. И потому многие, в том числе и оба святых учителя [на которых ссылаются в приведенных возражениях], а равно и философы говорят об этих добродетелях именно в таком смысле, и именно в таком смысле они содержат в себе все прочие добродетели. Следовательно, все возражения необоснованны.

Во-вторых, их можно рассматривать со стороны того, как они определены, а именно каждая как основная в соответствующей ей материи, и в этом смысле они являются видообразующими добродетелями, хотя и разделяют свой вид с другими. Таким образом, их называют главными по сравнению с другими добродетелями из-за их значимости, а именно: рассудительность - как распоряжающуюся добродетель; правосудность - как добродетель, связанную с должными отношениями между равными; благоразумие - как добродетель, умеряющую желание удовольствий от осязания; мужество - как добродетель, укрепляющую в случае смертельной опасности. Следовательно, и в этом смысле все возражения несостоятельны, поскольку другие добродетели могут считаться главными в том или ином отношении, но эти [четыре], как было показано выше, называются главными с точки зрения их материи.

Раздел 4. Отличаются ли четыре главные добродетели друг от друга?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что четыре вышеупомянутые добродетели не являются различными и не отличаются друг от друга. Так, Григорий говорит, что «не существует ни истинной рассудительности без благоразумия и отваги, ни совершенного благоразумия без отваги и рассудительности, ни стойкого мужества без рассудительности, благоразумия и правосудности, ни настоящей правосудности без рассудительности, мужества и благоразумия»-. Но подобное не могло бы иметь места, если бы вышеупомянутые добродетели отличались друг от друга, поскольку различные виды одного рода не содержат взаимных определений. Следовательно, вышеупомянутые добродетели не отличаются друг от друга.

Возражение 2. Далее, когда речь идет об отличных друг от друга вещах, функция одной из них не приписывается другой. Но функция благоразумия приписывается мужеству. В самом деле, по словам Амвросия «мужественным мы по справедливости называем того, кто умеет себя обуздывать, не слабея и не подчиняясь никаким искушениям». А о благоразумном он говорит, что тот «соблюдает приличие и меру во всем, что намеревается делать и говорить». Следовательно, похоже на то, что эти добродетели не отличаются друг от друга.

Возражение 3. Далее, Философ сказал, что необходимые состояния добродетели заключаются прежде всего в том, что «во-первых, человек поступает сознательно; во-вторых, он поступает преднамеренно и ради конкретной цели; в-третьих, его навык и действие уверенны и устойчивы»-. Но первое, похоже, относится к рассудительности, которая является правильным суждением о вещах, которые будут выполнены; второе, то есть преднамеренность, относится к благоразумию, благодаря которому человек обуздывает свои страсти и потому в своих поступках следует не страсти, а разумному выбору; третье, а именно то, что человек должен действовать ради надлежащей цели, подразумевает некоторую правоту, которая, по-видимому, относится к правосудности; а последнее, то есть уверенность и устойчивость, относится к мужеству Таким образом, каждая из указанных добродетелей по сравнению с другими добродетелями является общей. Следовательно, они не отличаются друг от друга.

Этому противоречит следующее: Августин, говоря о том, что «существует четыре добродетели, соответствующие различным движениям любви»-, имеет при этом в виду четыре вышеупомянутые добродетели. Следовательно, эти четыре добродетели отличаются друг от друга.

Отвечаю: как уже было сказано (3), эти четыре добродетели понимаются различными авторами по-разному. Одни рассматривают их как то, что выражает некоторые общие состояния человеческого ума, которые могут быть обнаружены во всех добродетелях. Так что рассудительность - это, так сказать, просто некоторая правильность суждения в любых действиях или каких-либо вопросах; правосудность - некоторая правильность ума, благодаря которой человек во всех случаях делает то, что должно; благоразумие - расположение ума, умеряющее любые страсти или деятельности и удерживающее их в разумных границах; мужество - расположение, посредством которого душа укрепляется для того, чтобы, следуя распоряжениям разума, противостоять любым страстям или тяготам любых деятельностей. Различение этих четырех добродетелей в указанном смысле не подразумевает, что правосудность, благоразумие и мужество - это разные добродетельные навыки. В самом деле, любая нравственная добродетель, будучи «навыком», должна обладать некоторой устойчивостью, чтобы ее нельзя было подвигнуть к тому, что ей противоположно, а это, как уже было сказано, связано с мужеством. Далее, коль скоро все они суть «добродетели», они определены к благу, что подразумевает правильность и долженствование, а это, как уже было сказано, связано с правосудностью. Кроме того, они являются «нравственными добродетелями», то есть причастными разуму, что означает следование модусу разума во всем и удержание всего в разумных границах, что, согласно сказанному, связано с благоразумием. И только со стороны суждения, которое приписывается рассудительности, последняя отличается от трех других [добродетелей], поскольку суждение принадлежит разуму сущностно, тогда как другие три [добродетели] предполагают [только] некоторую причастность разуму посредством своего рода приложения [разума] к страстям или деятельностям. Таким образом, согласно вышеприведенному пониманию, рассудительность отличается от трех остальных добродетелей, в то время как последние [три] не отличаются друг от друга, поскольку очевидно, что одна и та же добродетель является и навыком, и добродетелью, и нравственной добродетелью.

Другие же [авторы] рассуждают тоньше и рассматривают эти четыре добродетели с той точки зрения, что каждая из них обладает своей специфической и соответствующей ей материей, в каждой из которых к тем общим состояниям, которые, как было показано выше (3), сообщают этим добродетелям их имена, прибавляются некоторые специфические действия. Отсюда следует, что вышеупомянутые добродетели являются отличными [друг от друга] навыками, различающимися согласно разнообразию их объектов.

Ответ на возражение 1. Григорий говорит об этих четырех добродетелях в первом из вышеприведенных смысле. А еще можно сказать, что эти четыре добродетели определяют друг друга путем своего рода взаимопроникновения. В самом деле, свойства рассудительности проникают в другие добродетели постольку, поскольку последние направляются рассудительностью. А все остальные проникают в другие по той причине, что могущее совершить большее может совершить и меньшее. Поэтому тот, кто способен обуздывать свои желания, связанные с удовольствиями от осязания, и удерживать их в разумных границах, что является делом весьма нелегким, тем более способен не впадать в крайности и сохранять спокойствие перед лицом смертельной опасности, и в этом смысле о мужестве говорят как о благоразумии. А о благоразумии говорят как об отваге из-за проникающего в благоразумие мужества, а именно постольку, поскольку тот, чей ум, так сказать, вооружен мужеством против страха перед смертельными опасностями, что тоже составляет немалую трудность, более других готов к тому, чтобы твердо противостоять соблазнам удовольствий. Поэтому Цицерон говорит, что «человек был бы крайне непоследователен, если бы, устояв перед страхом, был побежден алчностью, или, снеся все тяготы трудов, стал рабом похоти».

Из сказанного очевиден и

ответ на возражение 2. В самом деле, благоразумие блюдет во всем середину, а мужество позволяет уму устоять при обольщении его удовольствиями. И это справедливо как в том случае, когда эти добродетели рассматриваются как выражающие некоторые общие состояния, так и в том, когда имеется в виду их взаимопроникновение, которое было разъяснено выше.

Ответ на возражение 3. Эти четыре установленных Философом общих состояния добродетели не являются собственными состояниями [исключительно] вышеупомянутых добродетелей, хотя они и могут быть усвоены им вышеприведенным образом.

Раздел 5. Правильно ли разделять главные добродетели на общественные, совершенствующие, совершенные и образцовые?

С пятым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что эти четыре добродетели неправильно разделять на образцовые, совершенствующие, совершенные и общественные добродетели. Так, Макробий говорит, что образцовые добродетели таковы постольку, поскольку существуют в уме Бога. Но, согласно Философу, приписывать Богу правосудность, мужество, благоразумие и рассудительность нелепо-. Следовательно, указанные добродетели не могут быть образцовыми.

Возражение 2. Далее, «совершенные» добродетели таковы постольку, поскольку не сопряжены ни с какой страстью; так, Макробий говорит, что «если душа чиста, то благоразумию не нужно обуздывать [ее] мирские желания, поскольку она забыла о них, и мужеству неведомы страсти, которые бы оно должно было превозмогать». Но, как уже было сказано (59, 5), рассматриваемые нами добродетели не могут существовать без страстей. Следовательно, нет никакой «совершенной» добродетели.

Возражение 3. Далее, он [(т.е. Макробий)] говорит, что «совершенствующие» добродетели принадлежат человеку, «который отошел от житейских дел и посвятил себя исключительно божественному». Но подобное не представляется правильным - ведь сказал же Цицерон, что, по его мнению, «не только не заслуживает похвалы, но, пожалуй, даже безнравственно, когда человек говорит, что презирает то, чем восхищается большинство людей, а именно силу и власть». Следовательно, нет никаких «совершенствующих» добродетелей.

Возражение 4. Кроме того, он [(т.е. Макробий)] говорит, что «общественными» добродетелями следует полагать те, «посредством которых добрые люди совершают добрые поступки во благо своего государства и ради безопасности своего города». Но в таком случае речь идет о законодательной правосудности, которая, по словам Философа, направлена на общественное благо-. Следовательно, никакие другие добродетели не являются «общественными»,

Этому противоречат следующие слова Макробия: «Плотин, наилучший наряду с Платоном философ, разделяет добродетель на четыре вида, говоря, во-первых, об общественных добродетелях, во-вторых, о добродетелях совершенствующих, в-третьих, о добродетелях совершенных, в-четвертых, о добродетелях образцовых»-.

Отвечаю: как говорит Августин, «дабы родить в себе добродетель, душе необходимо следовать некоему образцу, и таким образцом является Бог: если мы следуем Ему, то живем праведно»-. Следовательно, образец человеческой добродетели необходимо предсуществует в Боге, равно как в Нем же предсуществуют образцы всех вещей. Поэтому добродетель можно рассматривать как изначально существующую в Боге, и в этом смысле мы говорим об «образцовых» добродетелях; так, божественный Ум можно назвать Его «рассудительностью», а созерцание Богом самого Себя - «благоразумием» (ведь и у нас оно суть то, что сообразует желание с разумом), «мужеством» Бога - Его неизменность, а Его «правосудностью» - соблюдение Вечного Закона в Его делах, о чем говорит и Плотин.

Затем, коль скоро человек по своей природе является общественным животным, то соответствующие такому состоянию его природы добродетели, благодаря которым человек совершает благие поступки в житейских делах, называются «общественными» добродетелями.

И все, что было говорено нами о добродетелях ранее, подразумевало добродетели [прежде всего] именно в указанном смысле.

Но так как человеку приличествует стремиться к божественному, о чем говорит Философ в десятой [книге] «Этики»- и о чем сказано во многих местах Священного Писания - например: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный» (Мф. 5:48), - то между общественными, или человеческими, добродетелями и добродетелями образцовыми, т.е. божественными, нам надлежит разместить еще некоторые добродетели. Притом эти добродетели должны различаться согласно различию их движения и предела. Так, некоторые из них являются добродетелями людей, которые склоняются и стремятся к уподоблению божественному, и такие добродетели называются «совершенствующими». В указанном смысле рассудительность, созерцая божественное, полагает все мирское суетой и направляет все помыслы души к одному только Богу, благоразумие, насколько дозволяет природа, пренебрегает телесными нуждами, мужество отвращает душу от боязни небрежения телесным и укрепляет в стремлении к горнему, а правосудность состоит в том, что душа дает искренний обет следовать избранным путем. Кроме того, существуют еще и добродетели тех, кто уже достиг уподобления божественному и они называются «совершенными» добродетелями. В указанном смысле рассудительность созерцает только божественное, благоразумию не нужно обуздывать мирские желания, мужеству неведомы страсти, а правосудность, уподобившись божественному Уму, едина с ним в неизменном согласии. Таковы те добродетели, которые мы усваиваем блаженным и тем, кто уже в этой жизни достиг высшего уровня совершенства.

Ответ на возражение 1. Философ, говоря об этих добродетелях, имеет в виду те, которые касаются человеческих дел; например, под правосудностью он понимает то, что связано с куплей-продажей, под мужеством - то, что относится к страху, под благоразумием - то, что относится к желаниям, и в этом смысле [понятно] нелепо приписывать их Богу.

Ответ на возражение 2. Человеческие добродетели, то есть добродетели людей, сообща живущих в этом мире, сопряжены со страстями. А вот добродетели достигнувших совершенного блаженства лишены страстей. Поэтому Плотин говорит, что «общественные добродетели обуздывают страсти», то есть сводят их к некоторой середине; добродетели «второго вида», а именно совершенствующие, «освобождают от них»; добродетели «третьего вида», а именно совершенные, «забывают о них»; в то время как «при рассмотрении добродетелей четвертого вида», то есть образцовых, даже «само упоминание о страстях нечестиво». Можно также сказать, что в данном случае под страстями он понимает неупорядоченные волнения [души].

Ответ на возражение 3. Пренебрежение житейскими делами, когда они необходимы, безнравственно, а в остальных случаях - добродетельно. Поэтому Цицерон несколько ранее говорит: «Из тех, кто отказался в пользу других от власти и славы общественной деятельности, нам, пожалуй, надлежит выделить особо талантливых людей, которые целиком посвятили себя наукам, а равно и тех, кто удалился от общественной жизни из-за слабого здоровья или по какой-нибудь иной серьезной причине». С ним полностью согласен и Августин, говоря, что «[святого] покоя ищет любовь к истине; общественные обязанности принимает на себя неизбежный долг любви. Если никто этого бремени не налагает, то следует пользоваться досугом для познания и созерцания истины; если же его налагают, то его следует принять по неизбежному долгу любви»-.

Ответ на возражение 4. К общественному благу непосредственно относится только законодательная правосудность, но, распоряжаясь другими добродетелями, она, как говорит Философ, и их привлекает к служению общественному благу-. Кроме того, следует иметь в виду, что человеческие добродетели - в том смысле, который мы вкладываем в это понятие, - должны быть направлены к благу не только общества [в целом], но и частей этого общества, а именно домоводства, или даже отдельного индивида.

Вопрос 62. О теологических добродетелях

Теперь нам надлежит исследовать теологические добродетели, под каковым заглавием наличествует четыре пункта: 1) существуют ли вообще теологические добродетели; 2) отличаются ли теологические добродетели от умственных и нравственных добродетелей; 3) сколько их и каковы они суть; 4) об их порядке.

Раздел 1. Существуют ли вообще теологические добродетели?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что никаких теологических добродетелей не существует. В самом деле, согласно сказанному в седьмой [книге] «Физики», «добродетель есть некоторое совершенство; под совершенством же вещи я разумею то ее состояние, которое наиболее соответствует ее природе»-. Но божественное превосходит человеческую природу. Следовательно, теологические добродетели не являются добродетелями человека.

Возражение 2. Далее, теологические добродетели - это как бы божественные добродетели. Но божественные добродетели, как было показано выше (61, 5), являются образцовыми и находятся не в нас, а в Боге. Следовательно, теологические добродетели не являются добродетелями человека.

Возражение 3. Далее, теологические добродетели называются так постольку, поскольку определяют нас к Богу, Который суть первое начало и конечная цель всего. Но сама природа разума и воли человека определяет его к его первому началу и конечной цели. Следовательно, в каких бы то ни было навыках к теологическим добродетелям, которые бы определяли разум и волю к Богу, нет никакой необходимости.

Этому противоречит следующее: предписываемое законом относится к актам добродетели. Но божественный Закон содержит предписания относительно актов веры, надежды и любви; так, [в Писании] сказано: «Боящиеся Господа! Веруйте Ему», и далее: «Надейтесь на Него», и еще: «Любите Его»- (Сир. 2:8 и далее). Таким образом, вера, надежда и любовь - это добродетели, определяющие нас к Богу. Следовательно, они суть теологические добродетели.

Отвечаю: добродетели необходимы для совершенствования человека, поскольку, как уже было показано выше (5, 7), человек может обрести счастье благодаря добрым делам. Но, как было показано (5, 5), человеческое счастье двояко. Одно адекватно человеческой природе, и это счастье, которое, если так можно выразиться, человек может обрести через посредство своих природных начал. Другое же счастье превосходит человеческую природу, и его человек может обрести только с помощью божественной силы через посредство своего рода богопричастности, в связи с чем [в Писании] сказано, что благодаря Христу мы «соделались причастниками Божеского естества» (2 Петр. 1:4). И коль скоро такое счастье превосходит способности человеческой природы, природных начал человека, позволяющих ему совершать соответствующие его способностям добрые дела, недостаточно для того, чтобы определить человека к такому счастью. Следовательно, человеку необходимо получить от Бога некоторые дополнительные начала, посредством которых он мог бы быть определен к сверхъестественному счастью точно так же, как он определяется к врожденной ему цели посредством своих природных начал, хотя и не без божественного вспомоществования. Такого рода начала называются «теологическими добродетелями», во-первых, поскольку в силу того, что они правильно определяют нас к Богу, их объектом является Бог; во-вторых, поскольку они могут быть всеяны в нас только Богом; в-третьих, поскольку об этих добродетелях мы можем узнать только через преподанное нам Святым Писанием божественное откровение.

Ответ на возражение 1. Природу можно приписывать вещи двояко. Во-первых, сущностно, и в этом смысле теологические добродетели превосходят природу человека. Во-вторых, по причастности, как [например] горящее дерево становится причастным природе огня, и в этом смысле, как было показано выше, человек может стать причастником божественной природы, в результате чего рассматриваемые добродетели могут оказаться адекватными человеку в отношении той природы, которой он стал причастным.

Ответ на возражение 2. Эти добродетели называются божественными не потому, что благодаря им становится добродетельным Сам Бог, но потому, что с их помощью Бог делает добродетельными нас и определяет нас к Себе. Следовательно, это не столько образцовые, сколько поучительные добродетели.

Ответ на возражение 3. Разум и воля по природе определены к Богу постольку, поскольку Он суть начало и цель природы, а не поскольку Он адекватен природе. Но разум и воля по природе недостаточно определены к Нему в том отношении, в каком Он является объектом сверхъестественного счастья.

Раздел 2. Отличаются ли теологические добродетели от умственных и нравственных добродетелей?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что теологические добродетели не отличаются от нравственных и умственных добродетелей. В самом деле, теологические добродетели, коль скоро они находятся в человеческой душе, необходимо должны совершенствовать ее или со стороны умственной, или со стороны желающей части. Но добродетели, которые совершенствуют умственную часть, называются умственными, а добродетели, которые совершенствуют желающую часть, называются нравственными. Следовательно, теологические добродетели не отличаются от нравственных и умственных добродетелей.

Возражение 2. Далее, теологическими добродетелями называются те добродетели, которые определяют нас к Богу. Но среди умственных добродетелей есть та, которая определяет нас к Богу, а именно мудрость, которая, исследуя наивысшие причины, касается божественных вещей. Следовательно, теологические добродетели не отличаются от умственных добродетелей.

Возражение 3. Далее, Августин показал, каким образом четыре главные добродетели «соответствуют различным движениям любви»-. Но любовь - это [в том числе и] любовь к высшему, которая является теологической добродетелью. Следовательно, нравственные добродетели не отличаются от теологических [добродетелей].

Этому противоречит следующее: превосходящее природу человека отличается от того, что адекватно его природе. Но теологические добродетели превосходят природу человека, в то время как умственные и нравственные добродетели, как это явствует из вышесказанного (58, 3), адекватны его природе. Следовательно, они отличаются друг от друга.

Отвечаю: как уже было сказано (54, 2), видовое различие навыков проистекает из формального различия их объектов. Но объектом теологических добродетелей является Сам Бог, Который, будучи конечной целью всего, превосходит возможности постижения нашего разума. С другой стороны, объектом умственных и нравственных добродетелей является то, что может быть постигнуто человеческим разумом. Поэтому теологические добродетели отличаются от нравственных и умственных добродетелей по виду.

Ответ на возражение 1. Умственные и нравственные добродетели совершенствуют ум и желание человека адекватно способностям человеческой природы, тогда как теологические добродетели - сверхъестественным образом.

Ответ на возражение 2. Мудрость, которую Философ полагает умственной добродетелью-, относится к божественному настолько, насколько оно доступно человеческому разуму. Теологическая добродетель, со своей стороны, относится к тому же, но насколько оно превосходит человеческий разум.

Ответ на возражение 3. Хотя любовь к высшему - это [всегда] любовь, но не всегда любовь - это любовь к высшему. Поэтому когда говорят, что любая добродетель соответствует движению любви, то это следует понимать как сказанное или о любви в широком смысле слова, или о любви к высшему. Если о любви говорится в широком смысле слова, то любая добродетель соответствует движению любви настолько, насколько любой основной добродетели необходимы движущие [душевные] страсти, а любовь, как уже было сказано (27, 4), суть источник и причина каждой [душевной] страсти. Если же имеется в виду любовь к высшему, то это означает не то, что всякая добродетель сущностно является любовью к высшему но то, что все добродетели некоторым образом зависят от любви к высшему, о чем речь у нас впереди (65, 2,5).

Раздел 3. Правильно ли полагать веру, надежду и любовь теологическими добродетелями?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что веру, надежду и любовь не следует полагать тремя теологическими добродетелями. В самом деле, теологические добродетели связаны с божественным счастьем подобно тому, как природная склонность связана с врожденной целью. Но к врожденной цели определена только одна природная добродетель, а именно мышление начал. Следовательно, должна существовать и только одна теологическая добродетель.

Возражение 2. Далее, теологические добродетели совершеннее умственных и нравственных добродетелей. Но веру рассматривают не как умственную добродетель, а как нечто, уступающее добродетели, поскольку она является несовершенным знанием. Подобно этому и надежду рассматривают не как нравственную добродетель, а как нечто, уступающее добродетели, поскольку она является страстью. Следовательно, их тем более нельзя полагать теологическими добродетелями.

Возражение 3. Далее, теологические добродетели определяют человеческую душу к Богу. Но человеческая душа не может быть определена к Бог иначе, как только посредством умственной части, в которой находятся ум и воля. Следовательно, есть только две теологические добродетели, одна из которых совершенствует ум, а другая - волю.

Этому противоречат следующие слова апостола: «А теперь пребывают сии три - вера, надежда и любовь» (1 Кор. 13:13).

Отвечаю: как уже было сказано (1), теологические добродетели определяют человека к сверхъестественному счастью точно так же, как он определяется к врожденной ему цели посредством своих природных начал. Но последнее происходит в отношении двух вещей. Во-первых, в отношении разума, или ума, а именно постольку, поскольку он содержит в себе первые всеобщие начала, которые познаются нами в естественном свете ума и являются отправной точкой [для мышления] разума, причем равно и в созерцательных, и в практических вопросах. Во-вторых, в отношении правоты воли, которая по природе стремится к определенному разумом благу Но ни тот, ни другая [сами по себе] не могут определить к порядку сверхъестественного счастья, согласно сказанному [в Писании]: «Не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2:9). Следовательно, в отношении обеих вышеупомянутых вещей человеку необходимо дополнительно получить нечто сверхъестественное, которое бы определило его к сверхъестественной цели. Во-первых, а именно в том, что касается ума, человеку сообщаются определенные, содержащиеся в божественном свете сверхъестественные начала, каковыми являются основополагающие положения веры. Во-вторых, воля определяется к этой цели как [с одной стороны] к достижимой цели, и это относится к надежде, так [с другой стороны] и как к некоему духовному союзу, вследствие чего воля, если так можно выразиться, сама преобразуется в эту цель, и это относится к любви (ведь и движение желания вещи, которое по природе стремится к врожденной цели, происходит благодаря определенному уподоблению цели).

Ответ на возражение 1. Уму для осуществления им мышления необходимы интеллигибельные виды; следовательно, ему, помимо способности, необходим также и некоторый природный навык. А вот воле для того, чтобы естественным образом как определяться к своей цели, так и сообразоваться с нею, вполне достаточно одной ее природы. Но если речь идет об определении воли к тому, что превосходит возможности ее природы, то в любом из вышеуказанных отношений одной только природы способности недостаточно. Следовательно, в этих отношениях возникает необходимость в дополнительном сверхъестественном навыке.

Ответ на возражение 2. Вера и надежда подразумевают некоторую недостаточность, поскольку вера связана с невидимым, а надежда - с тем, чем не обладают. Следовательно, если вера и надежда относятся к тому, что человеку по силам, то они уступают добродетелям. Но те вера и надежда, которые связаны с превышающими человеческие способности вещами, превосходнее всех адекватных возможностям человека добродетелей, согласно сказанному [в Писании]: «Немощное Божие - сильнее человеков» (1 Кор. 1:25).

Ответ на возражение 3. К желанию относятся две вещи, а именно движение к цели и сообразованность с целью посредством любви. Следовательно, в человеческом желании необходимо должны наличествовать и две теологические добродетели, а именно надежда и любовь.

Раздел 4. Предшествует ли вера надежде, а надежда - любви?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что порядок теологических добродетелей не таков, что вера предшествует надежде, а надежда - любви. В самом деле, корень предшествует тому, что из него растет. Но любовь - это корень всех добродетелей, согласно сказанному [в Писании]: «Укорененные и утвержденные в любви» (Еф. 3:18). Следовательно, всему предшествует любовь.

Возражение 2. Далее, Августин говорит, что человек «не может любить то, в существование чего он не верит. Но если он верит и любит, то, делая доброе, совершается в надежде»-. Следовательно, похоже на то, что вера предшествует любви, а любовь - надежде.

Возражение 3. Далее, любовь - это источник и причина каждой [душевной] страсти. Но надежда, как уже было сказано (25, 2), является своего рода страстью. Следовательно, любовь к горнему, которая суть любовь, предшествует надежде.

Этому противоречит тот порядок, в котором апостол перечисляет добродетели, говоря: «А теперь пребывают сии три - вера, надежда и любовь» (1 Кор. 13:13).

Отвечаю: порядок бывает двояким, [а именно] порядком порождения и порядком совершенства. С точки зрения порядка порождения, согласно которому материя предшествует форме и несовершенное - совершенному, в одном и том же субъекте вера предшествует надежде, а надежда - любви в отношении своих действий, поскольку все эти навыки всеваются совместно. В самом деле, движение желания не может определяться к чему-либо посредством надежды или любви, если предмет стремления не схвачен умом или чувством. Но ум схватывает объект надежды и любви посредством веры. Следовательно, в порядке порождения вера предшествует надежде и любви. Далее, человек любит нечто постольку, поскольку схватывает это как что-то благое. Но уже постольку, поскольку человек надеется обрести некоторое благо благодаря кому-то еще, он рассматривает того, на кого он надеется, как свое собственное благо. Следовательно, надеясь на кого-то, человек испытывает к нему любовь. Поэтому в порядке порождения - в том, что касается связанных с ними действий, - надежда предшествует любви.

А вот в порядке совершенства любовь предшествует вере и надежде, поскольку вера и надежда животворятся любовью и обретают от любви свою завершенность как именно добродетели. И в этом смысле любовь, будучи формой всех добродетелей (что будет разъяснено ниже (П-П, 23, 8)), является матерью и корнем их всех.

Сказанного достаточно для ответа на

возражение 1.

Ответ на возражение 2. Августин говорит о той надежде, которой человек надеется обрести блаженство благодаря уже существующим заслугам, и это относится к надежде, которая животворится любовью и последует ей. Но человек может также надеяться до любви и до того, как он обретет добродетели, которые он надеется обрести.

Ответ на возражение 3. Как уже было сказано при исследовании страстей (40, 7), надежда может быть связана с двумя вещами. Одна из них суть ее основной объект, а именно благо, на которое надеются. В этом отношении любовь всегда предшествует надежде, поскольку никто не надеется на благо, если не желает его и не любит. А еще надежда может быть связана с тем, благодаря кому человек надеется обрести способность получить некоторое благо. В этом отношении надежда поначалу предшествует любви, хотя в дальнейшем сама возрастает благодаря любви. Действительно, уже постольку, поскольку человек чает получить благо при поддержке кого-то еще, он начинает любить [своего благодетеля], а поскольку он любит его, его надежда на него возрастает.

Вопрос 63. О причине добродетелей

Теперь мы исследуем причину добродетелей, под каковым заглавием наличествует четыре пункта: 1) обладаем ли мы добродетелью по природе; 2) может ли обучение обусловливать добродетель; 3) могут ли какие-либо нравственные добродетели быть всеянными; 4) относится ли приобретенная посредством обучения добродетель к тому же самому виду, что и всеянная.

Раздел 1. Обладаем ли мы добродетелью по природе?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мы обладаем добродетелью по природе. Так, Дамаскин говорит, что «добродетели естественны и во всех естественно и равно находятся» -. А Антоний в своей проповеди монахам сказал: «Если воля противна естеству, то она извращена, а если она согласна с естеством, то добродетельна». Наконец, в глоссе на слова [Писания]: «И ходил Иисус по всей [Галилее]» (Мф. 4:23) и далее, говорится: «Он учил естественным добродетелям, то есть целомудрию, правосудности, смирению, которыми человек обладает по природе».

Возражение 2. Далее, благо добродетели состоит в согласии с разумом, что со всей очевидностью явствует из вышесказанного (55, 4). Но согласное с разумом естественно для человека, поскольку разум - это часть его естества. Следовательно, мы обладаем добродетелью по природе.

Возражение 3. Далее, то, чем мы обладаем от рождения, считается естественным. Но в некоторых добродетели находятся от рождения, согласно сказанному [в Писании]: «С детства милосердие росло со мною, и от чрева матери моей оно во мне»- (Иов. 31:18). Следовательно, человек обладает добродетелью по природе.

Этому противоречит следующее: то, чем человек обладает по природе, общо всем людям и не может быть утрачено через грех - ведь даже у демонов, по утверждению Дионисия, естественные дары сохранились-. Но добродетелью обладают не все люди, и она может быть утрачена через грех. Следовательно, человек не обладает ею по природе.

Отвечаю: рассуждая о телесных формах, некоторые пришли к заключению, что они «полностью внутри»; так, например, утверждали последователи теории «скрытых форм»-. Другие считали, что формы «полностью извне»; так, например, думали те, которые полагали телесные формы произошедшими от некоторой отделенной причины. А были и такие, которые говорили, что они «отчасти внутри» (насколько они предсуществуют в материи потенциально), а «отчасти извне» (насколько они актуализируются действователем).

Подобным же образом рассуждали о науках и добродетелях. Так, одни утверждали, что они «полностью внутри», имея в виду, что все добродетели и науки естественным образом предсуществуют в душе. А все препятствия [говорили они], которые обусловлены обремененностью души телом, могут быть устранены посредством обучения и практики, что подобно тому, как благодаря полировке доводится до блеска железо. Таковым было [в частности] мнение платоников. Другие, в том числе Авиценна, полагали, что они «полностью извне» и привносятся «активным умом». Третьи же говорили, что науки и добродетели находятся в нас по природе в том смысле, что приобретение их - хотя и в несовершенном виде - для нас естественно; таково учение Философа-, и оно представляется наиболее правильным.

Чтобы прояснить это положение, надлежит вспомнить, что что-либо может рассматриваться как естественное для человека либо со стороны его видовой природы, либо со стороны его индивидуальной природы. И коль скоро любая вещь получает свой вид от формы, а индивидуальность - от материи, далее, коль скоро формой человека является его разумная душа, а материей - его тело, то принадлежащее ему со стороны его разумной души естественно для него со стороны его видовой природы, а принадлежащее ему со стороны особенностей его тела естественно для него со стороны его индивидуальной природы. В самом деле, если рассматривать что-либо из того, что естественно для человека со стороны его тела, как часть его вида, то его следует относить к душе в той мере, в какой это вот частное тело приспособлено к этой вот частной душе.

И в обоих указанных смыслах добродетели изначально естественны для человека. Что касается видовой природы, то это связано с тем, что в человеческом разуме присутствуют всеянные природой естественные знания некоторых начал познания и действия, которые являются своего рода зародышами умственных и нравственных добродетелей, а еще с тем, что в его воле присутствует естественное желание определенного разумом блага. Что же касается индивидуальной природы, то это связано с телесными расположениями, поскольку тело может быть хорошо или дурно расположено к восприятию тех или иных добродетелей; в самом деле, определенные чувственные способности - это, так сказать, акты определенных частей тела, и расположения этих частей могут помогать или препятствовать осуществлению как этих актов, так и - впоследствии - деятельности тех разумных способностей, которые используют вышеупомянутые чувственные способности. В этом смысле один человек может обладать естественной способностью к науке, другой - к мужеству, третий - к умеренности. И таким вот образом в нас изначально самой природой заложены умственные и нравственные добродетели, хотя и несовершенно, поскольку природа определена к чему-то одному, в то время как совершенствование этих добродетелей зависит не от одного конкретного модуса действия, но - от различных модусов, от разных вопросов, так или иначе входящих в сферу деятельности добродетели, и от различных обстоятельств.

Поэтому ясно, что все добродетели присутствуют в нас естественным образом с точки зрения способности и изначальности, но не с точки зрения своего совершенства, за исключением теологических добродетелей, которые [действительно] «полностью извне».

Сказанного достаточно для ответа на [все] возражения. В самом деле, в двух первых речь идет о зародышах добродетели, которыми мы, будучи разумными тварями, обладаем по природе. Третье возражение должно понимать в том смысле, что вследствие естественного расположения, которым от рождения наделено тело, один человек обладает способностью к милосердию, другой - к умеренной жизни, третий - к какой-то иной добродетели.

Раздел 2. Может ли обучение обусловливать добродетель?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что наши добродетели не могут обусловливаться обучением. В самом деле, в глоссе Августина, комментирующего слова «Послания к римлянам»: «Все, что не по вере - грех» (Рим. 14:23), сказано: «Вся жизнь неверующего греховна, поскольку без Высшего Блага нет никакого блага. Когда недостает знания истины, добродетель даже самых достойных людей кажется смехотворной». Но вера приобретается не делами, а обусловливается в нас Богом, согласно сказанному [в Писании]: «Благодатью вы спасены чрез веру»- (Еф. 2:8). Следовательно, ни одна из приобретенных нами добродетелей не может быть обусловленной обучением.

Возражение 2. Далее, грех и добродетель являются противоположностями, и потому они несовместны. Но человек не может избегнуть греха иначе, как только по благодати Божией, согласно сказанному [в Писании]: «Познав же, что иначе не могу овладеть ею, как если дарует Бог» (Прем. 8:21). Следовательно, никакая добродетель не может быть тем, что обусловлено в нас обучением, но - только даром Божиим.

Возражение 3. Далее, действиям, ведущим к добродетели, недостает совершенства добродетели. Но следствие не может быть совершеннее причины. Следовательно, добродетель не может обусловливаться предшествующими ей действиями.

Этому противоречит сказанное Дионисием о том, что добро действеннее зла-. Но порочные навыки обусловливаются злыми действиями. Следовательно, тем более добродетельные навыки обусловливаются добрыми действиями.

Отвечаю: как уже отмечалось ранее, когда мы говорили об общем способе образования навыков посредством действий (51, 2, 3), так и ныне, когда речь идет об особом, касающемся образования добродетели способе, нам следует иметь в виду, что, как уже было сказано (55, 3, 4), добродетель человека совершенствуется им в отношении блага. Затем, коль скоро понятие блага, согласно Августину состоит в «форме, виде и порядке» -, или же, как сказано [в Писании], в «числе, весе и мере» (Прем. 11:21), то человеческое благо необходимо рассматривать в свете определенного установления. Но, как было показано выше (19,3,4), таких установлений два, а именно установление человеческого разума и установление божественного закона. И так как божественный закон является высшим установлением, он простирается на большее количество вещей, и потому все то, что управляется человеческим разумом, управляется согласно божественному закону, но не наоборот.

Из этого следует, что человеческая добродетель, направленная к определенному в соответствии с установлением человеческого разума благу, может обусловливаться человеческими действиями, поскольку такие действия проистекают из разума, силой и установлением которого и утверждается вышеупомянутое благо. С другой стороны, добродетель, направляющая человека к благу, которое определено в соответствии с установлением божественного закона, а не человеческого разума, не может обусловливаться человеческими действиями, началом которых является разум, но производится в нас исключительно божественным действием. Поэтому Августин, давая определение такой добродетели, прибавляет, что она суть то, что «Бог соделывает в нас помимо нас»-. Сказанное в полной мере относится к той добродетели, о которой идет речь в возражении 1.

Ответ на возражение 2. Смертный грех несовместим с божественным образом всеянной добродетелью, особенно если речь идет о ее совершенном состоянии. Но актуальный грех, даже смертный, совместим с добродетелью, которая приобретена человеком посредством его собственных сил, поскольку, как уже было сказано (49, 3), от нашей воли зависит, пользуемся ли мы или нет тем или иным навыком, и [при этом] один греховный поступок не уничтожает навык к приобретенной добродетели, поскольку она суть не акт, а навык, которому может быть противопоставлен [только другой] навык. Поэтому хотя без благодати человек не может избегнуть смертного греха таким образом, чтобы ни при каких обстоятельствах так не грешить, тем не менее, ничто не препятствует тому, чтобы он мог приобретать навык к добродетели, посредством которой он в большинстве случаев и в наиболее противных разуму делах воздерживался бы от зла. Кроме того, есть и такие смертные грехи, которых человек вообще не может избегнуть без благодати, а именно те, которые непосредственно противоположны теологическим добродетелям, которыми мы обладаем исключительно по благодати. Впрочем, более подробно это будет разъяснено нами позже (109,4).

Ответ на возражение 3. Как уже было сказано (1; 51, 1), некоторые зародышевые формы или начала приобретенной добродетели предсуществуют в нас естественным образом. И эти начала более совершенны, нежели приобретаемые благодаря им добродетели. В самом деле, мышление начал созерцания совершеннее науки умозаключений и естественная правота разума совершеннее правильности желания, следующей из установленной нравственной добродетелью подчиненности желания разуму. В силу этого человеческие действия, а именно постольку, поскольку они проистекают из более высоких начал, могут обусловливать приобретение человеческих добродетелей,

Раздел 3. Могут ли какие-либо нравственные добродетели быть всеянными?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нет добродетелей, помимо теологических, которые были бы всеяны в нас Богом. В самом деле, Бог, за исключением, конечно, чудес, не производит Самолично то, что может быть произведено через посредство вторичных причин; так, Дионисий говорит, что «Бог предначертал такой закон, чтобы крайние сообщались через средних» -. Но умственные и нравственные добродетели, как уже было сказано (2), могут быть образованы в нас нашими же собственными действиями. Следовательно, нет никаких оснований полагать, что они могут быть образованы в нас посредством всеивания.

Возражение 2. Далее, в делах Божьих куда как трудней обнаружить избыточность, нежели в делах природы. Но теологических добродетелей вполне достаточно для того, чтобы определить нас к сверхъестественному благу. Следовательно, нет никаких иных сверхъестественных добродетелей, которые образовывались бы в нас Богом.

Возражение 3. Далее, природа не применяет два средства там, где достаточно и одного, тем более не делает так Бог. Но Бог, согласно сказанному в комментарии к «Посланию к евреям», всеял семена добродетели в наши души. Следовательно, негоже думать, будто бы Он обусловливает в нас и другие добродетели посредством всеивания.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Она научает целомудрию и рассудительности, справедливости и мужеству» (Прем. 8:7).

Отвечаю: следствия необходимо должны быть адекватными своим причинам и началам. Но, как уже было сказано (1; 51, 1), все образованные нашими действиями добродетели, как умственные, так и нравственные, восходят к некоторым предсуществующим в нас природным началам, в дополнение к которым Бог дарует нам теологические добродетели, посредством которых мы определяемся к сверхъестественной цели, о чем уже было говорено выше (62, 1). Следовательно, нам необходимо получить от Бога [некие] иные навыки, которые бы адекватным образом соответствовали теологическим добродетелям, каковые навыки должны соотноситься с теологическими добродетелями точно так же, как нравственные и умственные добродетели соотносятся с природными началами добродетели.

Ответ на возражение 1. Действительно, некоторые нравственные и умственные добродетели могут быть образованы в нас нашими же собственными действиями, но последние никак не могут быть адекватными теологическим добродетелям. Поэтому необходимо, чтобы мы непосредственно от Бога получили нечто такое, что было бы адекватным этим [теологическим] добродетелям.

Ответ на возражение 2. Теологических добродетелей достаточно для того, чтобы определить нас к нашей изначальной сверхъестественной цели, то есть непосредственно к Самому Богу. Но душе также необходимо совершенствоваться посредством всеянных добродетелей в отношении других вещей, [так или иначе] относящихся к Богу.

Ответ на возражение 3. Способности этих естественно всеянных начал не простираются за пределы способностей природы. Следовательно, в отношении сверхъестественной цели человеку необходимо дополнительное совершенствование посредством [совершенно] иных начал.

Раздел 4. Относится ли приобретенная посредством обучения добродетель к тому же самому виду, что и всеянная?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что всеянная добродетель не отличается по виду от добродетели приобретенной. В самом деле, на основании вышесказанного (3) можно прийти к выводу, что приобретенные и всеянные добродетели отличаются друг от друга, пожалуй, только в отношении конечной цели. Но человеческие навыки и действия определяются по виду со стороны не конечной, а ближайшей цели. Следовательно, всеянная нравственная или умственная добродетель не отличается [по виду] от добродетели приобретенной.

Возражение 2. Далее, навыки познаются через их действия. Но действия всеянного и приобретенного благоразумия одинаковы, поскольку оба они заключаются в обуздании желания [удовольствия от] осязания. Следовательно, они не отличаются по виду.

Возражение 3. Далее, приобретенная и всеянная добродетели отличаются тем, что последняя производится непосредственно Богом, а первая - тварью. Но сотворенный Богом человек принадлежал к тому же самому виду, что и человек, порожденный естественным образом; и глаз, который Он дал слепорожденному [принадлежал к тому же самому виду], что и произведенный природой. Следовательно, похоже на то, что приобретенная и всеянная добродетели принадлежат к одному и тому же виду.

Этому противоречит следующее: любое изменение в определении привносит различие в вид. Но в определение всеянной добродетели, как уже было сказано (55, 4), входят слова: «которую Бог соделывает в нас помимо нас». Следовательно, приобретенная добродетель, в отношении которой упомянутые слова неприменимы, не принадлежит к тому же самому виду, что и всеянная добродетель.

Отвечаю: видовое различие навыков бывает двояким. Первое, как уже было сказано (54, 2; 56, 2; 60, 1), проистекает из видовых и формальных аспектов их объектов. Далее, объектом всякой добродетели является благо, рассматриваемое с точки зрения присущей добродетели материи; так, объектом благоразумия является благо, связанное с удовольствиями, относящимися к желанию осязаний. Формальный аспект указанного объекта исходит из разума, который устанавливает середину таких желаний, в то время как материальным элементом является нечто со стороны [самих] желаний. Далее, очевидно, что устанавливаемая разумом середина подобных желаний имеет иной аспект, нежели середина, устанавливаемая в соответствии с божественным предписанием. Например, если речь идет о питании, то устанавливаемая человеческим разумом середина есть не что иное, как пища, которая не вредит здоровью тела и не препятствует пользованию разумом, тогда как согласно божественному установлению человеку надлежит «усмирять и порабощать тело свое» (1 Кор. 9:27) путем воздержания от пищи, питья и т. п. Отсюда понятно, что всеянное и приобретенное благоразумие отличаются по виду, и то же самое можно сказать о других добродетелях.

Другое видовое различие навыков связано с теми вещами, на которые они направлены; так, здоровье человека и здоровье коня принадлежат к разным видам вследствие различия природ, на которые направлены упомянутые здоровья. То же самое имеет в виду и Философ, когда говорит, что гражданские добродетели могут разниться в зависимости от той или иной формы [государственного] правления-. И точно так же те всеянные нравственные добродетели, благодаря которым люди ведут такую благую жизнь, что становятся «согражданами святых и своими Богу» (Еф. 2:19), отличаются от приобретенных добродетелей, благодаря которым человек ведет достойную жизнь с точки зрения человеческих дел.

Ответ на возражение 1. Всеянная и приобретенная добродетели отличаются не только в отношении конечной цели, но также и в отношении присущих им объектов, о чем уже было сказано.

Ответ на возражение 2. Как приобретенное, так и всеянное благоразумие обуздывают желание удовольствия от осязания, но, как уже было сказано, в силу различных причин, вследствие чего их действия разнятся.

Ответ на возражение 3. Бог даровал слепорожденному человеку глаз ради совершения им того же самого действия, которое совершают и другие, произведенные естественным образом глаза, вследствие чего [дарованный] глаз принадлежал к тому же виду [что и все остальные]. То же произошло бы и в том случае, если бы Бог пожелал чудесным образом даровать человеку ту добродетель, которую можно приобрести посредством действий. Но в настоящем случае это не является предметом нашего рассмотрения.

Вопрос 64. О середине добродетели

Теперь нам предстоит рассмотреть свойства добродетелей: во-первых, середину добродетели; во-вторых, взаимосвязь добродетелей; в-третьих, равенство добродетелей; в-четвертых, продолжительность добродетелей.

Под первым заглавием наличествует четыре пункта: 1) блюдут ли середину нравственные добродетели; 2) является ли середина нравственной добродетели существующей в действительности или только в разуме; 3) блюдут ли середину умственные добродетели; 4) блюдут ли ее теологические добродетели.

Раздел 1. Блюдут ли середину нравственные добродетели?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственная добродетель не блюдет середины. В самом деле, природа среднего несовместима с [природой] предела. Но природа добродетели имеет нечто от [природы] предела, поскольку, как сказано в [трактате] «О небе», «добродетель - это предел способности»-. Следовательно, нравственная добродетель не блюдет середины.

Возражение 2. Далее, максимум не является серединой. Но некоторые нравственные добродетели имеют тенденцию к максимуму; например, как показано в четвертой [книге] «Этики», величавость склонна к крайностям с точки зрения величия, а великолепие - к крайностям с точки зрения затрат -. Следовательно, не всякая нравственная добродетель блюдет середину.

Возражение 3. Далее, если бы нравственной добродетели было присуще соблюдение середины, то из этого бы следовало, что склоняющая к крайности нравственная добродетель скорее бы портила, чем совершенствовала. Но некоторые нравственные добродетели совершенствуют именно путем склонения к крайности; так, девство, склоняя к воздержанию от всяческой похоти, склоняет к крайности, и при этом она является наиболее совершенным целомудрием; и когда нищему отдается все, то это и есть наиболее совершенное милосердие или щедрость. Следовательно, похоже на то, что нравственной добродетели не присуще соблюдение середины.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что «нравственная добродетель является навыком к избранию середины»-.

Отвечаю: как уже было разъяснено выше (55, 3), природа добродетели такова, что она должна определять человека к благу. Затем, нравственная добродетель в строгом смысле слова есть совершенствование желающей части души в отношении некоторой конкретной материи, а мерой и правилом движения желания к желаемым объектам является разум. Но мера и правильность блага состоит в его соответствии правилам; так, благо того, что создано искусством, состоит в том, что оно создано в соответствии с правилами искусства. Следовательно, злом такого рода вещей является их несоответствие правилу и мере. Но подобное может иметь место либо при превышении, либо же при недостижении меры, что хорошо видно при рассмотрении всего управляемого и измеряемого. Отсюда следует, что благо нравственной добродетели состоит в ее соответствии правилам разума. Но очевидно, что серединой между избытком и недостатком является равноудаленность [от них], или соответствие [правилам разума]. Следовательно, понятно, что нравственная добродетель блюдет середину.

Ответ на возражение 1. Совершенство нравственной добродетели связано с правилами разума, в то время как ее материя - со страстями и деятельностями. Поэтому если мы соотносим нравственную добродетель с разумом и рассматриваем [степень] ее соответствия разуму, то в таком случае одним пределом будет ее [полное] соответствие [правилам] разума, в то время как [полное] несоответствие [независимо то того, в смысле ли] избытка или недостатка, будет другим пределом. А если мы рассматриваем нравственную добродетель со стороны ее материи, то в таком случае она [строго] блюдет середину, поскольку понуждает страсть соответствовать правилу разума. По этой причине Философ и говорит, что «по сущности добродетель есть обладание серединой», а именно постольку, поскольку правило добродетели прилагается к присущей ей материи, «тогда как с точки зрения высшего блага и совершенства - обладание вершиной»-, а именно постольку, поскольку она сообразуется с разумом.

Ответ на возражение 2. В действиях и страстях [представление] о середине и крайностях зависит от разных обстоятельств. Поэтому ничто не препятствует тому, чтобы в некоторой частной добродетели то, что представляется крайностью с точки зрения одного обстоятельства, с точки зрения другого обстоятельства, а именно своего соответствия разуму, выступало бы в качестве середины. Так, например, обстоит дело в случае величавости и великолепия. Действительно, с точки зрения просто количества присущих этим добродетелям объектов мы назовем их крайностями и максимумами, но если рассматривать это количество в отношении других обстоятельств, то в таком случае они будут носить характер середины, поскольку эти добродетели имеют склонность к своему максимуму в соответствии с правилом разума, то есть «где» они правы, «когда» они правы и «ради чего» они правы. Так, если некто будет стремиться к максимуму «когда» это неправильно, или «где» это неправильно, или [стремиться] в случае неподобающей цели, то налицо будет избыток, а если он не будет стремиться «где» это было бы правильным или «когда» это было бы правильным, то налицо будет недостаток. На это нам указывает Философ, говоря, что «величавый является крайним с точки зрения величия и срединным с точки зрения должного [поведения]»-.

Ответ на возражение 3. Сказанное о величии с полным правом может быть приложено к девственности и бедности. В самом деле, девство является воздержанием от всяческой похоти и бедность - от всяческого богатства ради правильной цели, правильным образом, то есть по слову Божию, и во имя вечной жизни. Но если образ действия неправилен, то есть если [действующий действует] так из суеверия или тщеславия, то налицо избыток. А если этого не делается тогда, когда должно делаться, например, когда имеет место нарушение клятвы соблюдения девственности или бедности, то налицо недостаток.

Раздел 2. Существует ли середина нравственной добродетели в действительности или в разуме?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что середина нравственной добродетели существует не в разуме, а в действительности. В самом деле, благо нравственной добродетели состоит в соблюдении середины. Но благо, как сказано во второй [книге] «Метафизики», находится в самих вещах. Следовательно, середина нравственной добродетели существует в действительности.

Возражение 2. Далее, разум - это схватывающая способность. Но нравственная добродетель блюдет середину не в схватывании, а, пожалуй, в деятельностях и страстях. Следовательно, середина нравственной добродетели является не разумной, а действительной серединой.

Возражение 3. Далее, арифметическое или геометрическое среднее - это действительная середина. Но, как сказано в пятой [книге] «Этики»-, именно такой [серединой] является среднее правосудности. Следовательно, середина нравственной добродетели является не разумной, а действительной серединой.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что «нравственная добродетель обладает серединой по отношению к нам, какой определил ее разум»-.

Отвечаю: разумную середину можно понимать двояко. Во-первых, как некую середину в акте самого разума, как если бы сам акт разума должен был бы блюсти середину. И в этом смысле, коль скоро нравственная добродетель совершенствует акт не разума, а желающей способности, середина нравственной добродетели не является разумной серединой. Во-вторых, разумная середина может рассматриваться как то, что помещается разумом в некоторую частную материю. И в этом смысле любая середина нравственной добродетели является разумной серединой, поскольку, согласно сказанному (1), о нравственной добродетели говорят как о соблюдающей середину в смысле ее соответствия правому разуму.

Впрочем, в некоторых случаях разумная середина в то же время является и действительной серединой, а именно тогда, когда середина нравственной добродетели существует в действительности, как, например, это имеет место в случае правосудности. Однако гораздо чаще разумная середина, будучи соизмеряемой с нами, не является действительной серединой, и таковыми являются середины всех других нравственных добродетелей. Причина этого состоит в том, что правосудность связана с деятельностями, которые имеют дело с внешними вещами, в отношении которых, как уже было сказано (60, 2), правильность устанавливается просто и абсолютно, и потому разумная середина правосудности суть то же, что и действительная середина, поскольку правосудность, так сказать, воздает каждому по мере, ни больше и ни меньше. Другие же нравственные добродетели имеют дело с внутренними страстями, для которых правильность устанавливается иначе, поскольку в отношении своих страстей люди бывают расположенными по-разному. Следовательно, при установлении правоты разума в страстях должно соотносить их с теми, кто движется этими страстями.

Сказанного достаточно для ответа на все возражения. В самом деле, в двух первых разумная середина рассматривается как то, что находится в самом акте разума, в то время как в третьем идет речь о среднем правосудности.

Раздел 3. Блюдут ли середину умственные добродетели?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что умственные добродетели не блюдут середины. В самом деле, нравственная добродетель блюдет середину, сообразовываясь с правилом разума. Но умственные добродетели находятся непосредственно в разуме и потому, похоже, над ними нет никакого более возвышенного правила. Следовательно, умственные добродетели не блюдут середины.

Возражение 2. Далее, середина нравственной добродетели определяется умственной добродетелью, поскольку, как сказано во второй [книге] «Этики», «добродетель обладает установленной разумом серединой по отношению к нам, причем определенной таким суждением, каким определит ее рассудительный человек»-. Следовательно, если и умственная добродетель блюдет середину, то эта середина [в свою очередь] должна устанавливаться еще какой-то [другой] добродетелью, и в таком случае мы получаем бесконечный ряд добродетелей.

Возражение 3. Далее, в собственном смысле слова среднее, как разъясняет Философ, находится между противоположностями-. Но похоже на то, что в уме нет никаких противоположностей, поскольку сами по себе противоположности, будучи помещены в ум, не противоположны друг другу, но мыслятся вместе, как [например] белое и черное, здоровое и больное. Следовательно, в умственных добродетелях нет никакой середины.

Этому противоречит следующее: хотя искусство - это умственная добродетель, тем не менее, у искусства есть середина-. Следовательно, умственная добродетель блюдет середину.

Отвечаю: благо чего-либо состоит в соблюдении середины в смысле соответствия правилу и мере, в отношении которых, как уже было сказано (1), может возникать избыточность или недостаточность. Затем, как было показано выше (56, 3), не только нравственная, но и умственная добродетель определена к благу. Следовательно, благо умственной добродетели состоит в соблюдении середины в той мере, в какой оно является субъектом измерения. Затем, благом умственной добродетели является истина, причем в случае созерцательной добродетели - безотносительная истина, а в случае практической добродетели - истина, соотнесенная с правотой желания-.

Но схватываемая нашим умом безотносительная истина измеряется вещами, поскольку, как сказано в десятой [книге] «Метафизики», мерой нашего ума являются вещи- (в самом деле, истинность того, что мы думаем или говорим, зависит от того, такова или не такова та вещь [о которой мы думаем или говорим]). Поэтому благо созерцательной умственной добродетели состоит в некоторой середине в смысле соответствия ее самим вещам в той мере, в какой ум схватывает их такими, какими они есть, или же такими, какими они не есть, в чем [собственно] и заключается природа истины. При этом избыточность будет возникать при ложном утверждении, [например] что существует то, чего в действительности не существует, а недостаточность будет возникать при ложном отрицании, [например] что не существует того, что в действительности существует.

[Со своей стороны] истина практической умственной добродетели, если рассматривать ее с точки зрения вещей, возникает со стороны измеряемого, так что как в практических, так и в созерцательных умственных добродетелях середина состоит в соответствии вещам. А если мы рассматриваем ее с точки зрения желания, то в таком случае она сама обладает природой правила и меры. Что же касается избыточности и недостаточности, то сказанное выше справедливо и в настоящем случае.

Ответ на возражение 1. Умственные добродетели, как было показано, тоже имеют свою меру, и поскольку они соответствуют этой мере, постольку они и соблюдают середину.

Ответ на возражение 2. Поскольку мерами и правилами умственных добродетелей являются не какие-то другие виды добродетелей, а сами вещи, то нет никакой необходимости в том, чтобы возникал бесконечный ряд добродетелей.

Ответ на возражение 3. Сами по себе противоположные вещи не являются противоположностями в уме, поскольку любая из них является причиной познания другой; тем не менее, в уме существует противоположение утверждения и отрицания, каковые, как сказано в конце [трактата Философа] «Об истолковании», являются противоположностями. В самом деле, хотя заявления «есть» и «не есть», если их смысл относить непосредственно к вещам, не столько противоположны, сколько противоречат друг другу, так как с одной стороны мы имеем бытие, а с другой - простое небытие, тем не менее, если мы отнесем их смысл к акту ума, то в том и другом случае будем иметь нечто вполне реальное. Таким образом, «есть» и «не есть» - противоречие, а «благо есть благо» и «благо не есть благо» - противоположности, и между двумя такого рода противоположностями умственная добродетель блюдет середину.

Раздел 4. Блюдут ли середину теологические добродетели?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что теологическая добродетель блюдет середину. В самом деле, благо других добродетелей состоит в соблюдении середины. Но теологические добродетели превосходнее других по [степени своего] совершенства. Следовательно, теологическая добродетель в еще большей степени блюдет середину.

Возражение 2. Далее, середина нравственной добродетели зависит от направляемого разумом желания, в то время как середина умственной добродетели состоит в соответствии ума вещам. Но теологическая добродетель, как уже было сказано (62, 3), совершенствует как ум, так и желание. Следовательно, теологическая добродетель тоже блюдет середину.

Возражение 3. Далее, такая теологическая добродетель, как надежда, является серединой между отчаянием и самонадеянностью. Точно так же и вера является серединой между противоположными ересями, поскольку, по утверждению Боэция, «веруя в одно Лицо и две природы Христа, мы блюдем середину между ересью Нестория, который настаивал на существовании двух лиц и двух природ, и ереси Евтихия, который заявлял об одном лице и одной природе»-. Следовательно, теологическая добродетель блюдет середину.

Этому противоречит следующее: в случае тех добродетелей, которые блюдут середину, всегда возможен грех вследствие избыточности или недостаточности. Но перед Богом, Который является объектом теологической добродетели, невозможно согрешить вследствие избыточности, в связи с чем [в Писании] сказано: «Прославляя Господа, превозносите Его, сколько можете, но и затем Он будет превосходнее» ( Сир. 43:32). Следовательно, теологическая добродетель не блюдет середины.

Отвечаю: как уже было сказано (1), середина добродетели зависит от соответствия правилу добродетели, или мере, поскольку эта мера может быть превышена или не достигнута. Затем, мера теологической добродетели может быть двоякой. Во-первых, ее можно возводить к природе добродетели, и в таком случае мера и правило теологической добродетели - это Сам Бог, поскольку правилом нашей веры является божественная истина, любви - Его совершенство, надежды - беспредельность Его всемогущества и благодатной любви. Эта мера превосходит любую человеческую способность, и потому мы никогда не сможем ни любить Бога настолько, насколько Его должно любить, ни верить и надеяться на Него настолько, насколько должно. Следовательно, во всем этом нет и не может быть никакой избыточности. Поэтому благо таких добродетелей состоит не в середине, а в [постоянном] возрастании, тем большем, чем более мы восходим к высшим степеням.

Во-вторых, правило или меру теологической добродетели можно рассматривать в отношении нас; в самом деле, хотя мы и не можем восходить к Богу настолько, насколько должно, тем не менее, мы должны, веря, надеясь и любя, восходить к Нему согласно мере нашего состояния. Следовательно, акцидентно и в отношении нас в теологической добродетели можно различать середину и крайности.

Ответ на возражение 1. Благо умственных и нравственных добродетелей состоит в середине в смысле соответствия разума мере, которая может быть превышена. Однако для теологической добродетели как таковой подобного [превышения] быть не может, о чем уже было сказано.

Ответ на возражение 2. Нравственные и умственные добродетели совершенствуют наши ум и желание в отношении сотворенных меры и правила, тогда как теологические добродетели совершенствуют их в отношении несотворенных правила и меры. Следовательно, [приведенная] аналогия неуместна.

Ответ на возражение 3. Надежда блюдет середину между самонадеянностью и отчаянием в отношении нас, а именно постольку, поскольку человек, так сказать, бывает самонадеян в надежде получить от Бога превосходящее его состояние благо или бывает отчаявшимся вследствие утраты надежды на то, на что он в своем состоянии мог бы надеяться. Но не бывает и не может быть никакого избытка надежды в отношении Бога, совершенство Которого бесконечно. И подобным же образом вера является серединой между противоположными ересями не в отношении объекта, т.е. Бога, в Которого мы не можем излишне верить, а в отношении [правильного] человеческого суждения, которое является серединой между противоположными мнениями, что уже было разъяснено.

Вопрос 65. О взаимосвязи добродетелей

Теперь нам надлежит исследовать взаимосвязь добродетелей, под каковым заглавием наличествует пять пунктов: 1) связаны ли нравственные добродетели друг с другом; 2) могут ли существовать нравственные добродетели без любви; 3) может ли существовать без них любовь; 4) могут ли существовать вера и надежда без любви; 5) может ли существовать без них любовь.

Раздел 1. Связаны ли нравственные добродетели друг с другом?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственные добродетели не связаны друг с другом. В самом деле, как показано во второй [книге] «Этики», нравственные добродетели подчас обусловливаются теми или иными поступками-. Но человек может совершать поступки, связанные с одной добродетелью, и при этом не совершать поступки, связанные с какой-либо иной добродетелью. Следовательно, можно обладать одной нравственной добродетелью и при этом не обладать какой-то другой.

Возражение 2. Далее, великолепие и величавость - это нравственные добродетели. Но человек может обладать многими нравственными добродетелями, не будучи при этом ни великолепным, ни величавым. Так, Философ говорит, что «бедняк не сможет быть великолепным»-, но при этом у него могут иметься другие добродетели; а еще [он говорит], что «достойный малого и считающий себя достойным малого благоразумен, но не величав»-. Следовательно, нравственные добродетели не связаны друг с другом.

Возражение 3. Далее, как нравственные добродетели совершенствуют желающую часть души, точно так же умственные добродетели совершенствуют умственную часть. Но умственные добродетели не связаны друг с другом, поскольку мы можем обладать одним знанием и не обладать каким-то другим. Следовательно, и нравственные добродетели не связаны друг с другом.

Возражение 4. Кроме того, взаимосвязь нравственных добродетелей, если бы таковая имела место, могла бы осуществляться только через посредство их соединения в рассудительности. Но последняя не может соединить в себе все нравственные добродетели. В самом деле, похоже на то, что можно быть рассудительным в отношении того, что делается в связи с одной добродетелью, и при этом не быть рассудительным в отношении того, что делается в связи с другой, что подобно тому, как можно владеть искусством создания одних вещей, не владея при этом искусством создания других. Но рассудительность - это правильное суждение о вещах, которые будут выполнены. Следовательно, нравственные добродетели не обязательно связаны друг с другом.

Этому противоречит следующее: Амвросий, комментируя слова Луки (Лк. 6:20), говорит, что «добродетели соединены и связаны вместе таким образом, что если в ком-либо усмотришь одну из них, значит, вскоре обнаружишь еще несколько»; и Августин говорит, что «сущие в человеческой душе добродетели никоим образом не отделяются друг от друга» -; и Григорий говорит, что «одна добродетель без другой или вообще ничего не стоит, или же крайне несовершенна»-; и Цицерон говорит, что «если согласишься с тем, что у тебя нет какой-то частной добродетели, то из этого с необходимостью будет следовать, что ты не обладаешь.

Отвечаю: нравственную добродетель можно рассматривать или как совершенную, или как несовершенную. Несовершенная нравственная добродетель, например, благоразумие или мужество, является только некоторой склонностью совершать добрые поступки, и такая склонность может возникнуть в нас или по природе, или по навыку. Если мы рассматриваем нравственные добродетели именно так, то они не связаны; например, есть люди, которые по природе или по навыку склонны к щедрости, но не склонны к скромности. А вот совершенная нравственная добродетель - это навык, который склоняет нас совершать добрые поступки правильно, и если мы рассматриваем нравственные добродетели в этом отношении, то нам надлежит утверждать, что они связаны приблизительно так же, как согласовываются слова в выражении.

По этим двум упомянутым причинам [многие авторы] указывают [нам] на различия главных добродетелей, хотя и говорят об этом по-разному В самом деле, как было показано выше (61, 3), некоторые различают их в соответствии с наиболее общими свойствами добродетелей, говоря, например, что какой бы случай мы ни взяли, все равно рассудительности будет свойственна осмотрительность, правосудности -долженствование, благоразумию - умеренность, а мужеству - сила воли. При таком подходе взаимосвязь очевидна: ведь, например, сила воли вряд ли может считаться добродетелью, если ей не сопутствуют умеренность, долженствование и осмотрительность. Рассуждая подобным образом, Григорий указывает на эту взаимосвязь, говоря, что «добродетель не может быть истинной», т.е. совершенной, «если она существует отдельно от других», и потому «не существует истинной рассудительности без благоразумия, правосудности и мужества», и далее он продолжает в том же духе о других добродетелях-. И Августин приводит точно такие же доводы-.

Другие, впрочем, различают эти добродетели со стороны материи, и именно в этом видит причину их связи Аристотель-. В самом деле, как было показано выше (58, 4), никакая нравственная добродетель не может существовать без рассудительности, поскольку нравственной добродетели надлежит делать правильный выбор, а рассудительность как раз и является навыком к выбору. В самом деле, для правильного выбора необходима не только интенция к надлежащей цели, каковая интенция является прямым следствием нравственной добродетели, но еще и правильный выбор средств для достижения цели, каковой выбор осуществляется рассудительностью, которая решает, судит и распоряжается тем, что служит достижению цели. Подобным же образом нельзя быть рассудительным, не обладая при этом нравственной добродетелью; в самом деле, «рассудительность - это правильное суждение о вещах, которые будут выполнены», а началом суждения является цель, ради которой будет выполнена вещь, к каковой цели человек правильно располагается нравственной добродетелью. Следовательно, как мы, не обладая знанием начал, не можем обладать и созерцательной наукой, точно так же мы не можем обладать и рассудительностью, не обладая нравственной добродетелью, из чего с очевидностью следует, что нравственные добродетели связаны друг с другом.

Ответ на возражение 1. Некоторые нравственные добродетели совершенствуют человека с точки зрения его состояния в целом, иными словами, в отношении тех вещей, которые касаются каждого человека. В таком случае человеку необходимо упражняться в том, что касается одновременно всех нравственных добродетелей. И если он упражняется посредством добрых дел во всех такого рода вещах, то он приобретет навыки ко всем нравственным добродетелям. Но если он упражняется посредством добрых дел в отношении чего-то одного, а в отношении чего-то другого - нет, например, поступает правильно в том, что касается гнева, а в том, что касается вожделения - нет, то он, конечно, приобретает некоторый навык к тому, чтобы сдерживать свой гнев, но этому навыку недостает природы добродетели из-за отсутствия рассудительности в вопросах, связанных с вожделением. Подобным же образом при недостатке рассудительности не будут в полной мере добродетельными и естественные склонности.

С другой стороны, существуют такие нравственные добродетели, которые совершенствуют человека в отношении некоторого особого его состояния, например, великолепие и величавость, и коль скоро далеко не все имеют возможность упражняться в делах, связанных с такого рода добродетелями, то нет ничего несообразного в том, что человек, актуально не обладая навыками к таким добродетелям, [в полной мере] обладает другими нравственными добродетелями (это,

по крайней мере, справедливо в тех случаях, когда речь идет о приобретенных добродетелях). Тем не менее, человек, обладающий остальными [(т.е. «общими»)] добродетелями, самым ближайшим образом в возможности обладает и этими [(т.е. «особыми»)]. В самом деле, когда [небогатый] человек посредством практических дел становится щедрым в малом, он, разбогатев, без особых усилий приобретает и навык к великолепию, что подобно тому, как геометру не составит труда посредством небольшого обучения приобрести научное знание в отношении некоторого умозаключения, которым он никогда прежде не обладал. Впрочем, в настоящем случае под обладанием вещью мы понимаем именно факт обладания ею, не забывая при этом высказывание Философа о том, что «не быть совсем чем-нибудь и не быть чем-нибудь вполне - это не одно и то же»-.

Сказанное является ответом и на

возражение 2.

Ответ на возражение 3. Умственные добродетели относятся к вещам, которые часто не имеют никакого отношения друг к другу, что очевидно в случае с различными науками и искусствами. Поэтому мы и не наблюдаем в них той взаимосвязи, которую должно усматривать в относящихся к взаимосвязанным страстям и деятельностям нравственных добродетелях. В самом деле, все страсти имеют свое начало в некоторых первичных страстях, а именно любви и ненависти, и свое завершение в некоторых других, а именно удовольствии и страдании. Подобным же образом и все относящиеся к нравственным добродетелям деятельности связаны со страстями и друг с другом. Следовательно, все нравственные добродетели подчинены одному общему им правилу рассудительности.

Впрочем, все умопостигаемые вещи связаны с первыми началами. И в этом отношении все умственные добродетели зависят от мышления начал точно так же, как рассудительность зависит от нравственных добродетелей. С другой стороны, универсальные начала, которые являются объектами добродетели мышления начал, не зависят от умозаключений, которые являются объектами других умственных добродетелей, равно как и нравственные добродетели не зависят от рассудительности, поскольку как желание приводит в движение разум, так и разум - желание, о чем уже было сказано (9,1; 58, 5).

Ответ на возражение 4. То, к чему склоняют нравственные добродетели, выступает в качестве начала рассудительности, в то время как вещи, созданные искусством, являются не началами, а предметами искусства. Далее, очевидно, что хотя разум может быть правым в отношении одного вопроса и не правым в отношении другого, его никоим образом нельзя назвать правым разумом, если он не прав в отношении какого-либо начала. Так, если человек не понимает, что «целое больше своей части», то он не сможет постигнуть науку геометрии, поскольку в своих умозаключениях никогда не познает истины. Кроме того, «выполненные» вещи связаны друг с другом, а «сделанные» - нет.

Поэтому недостаток рассудительности в отношении одних выполняемых вещей сказывается и на других выполняемых вещах, тогда как в случае делаемых вещей подобного не происходит.

Раздел 2. Могут ли существовать нравственные добродетели без любви?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственные добродетели могут существовать без любви. В самом деле, известно, что всякая добродетель, за исключением любви, обща доброму и дурному, в то время как любовь может существовать только в добром. Следовательно, другие нравственные добродетели могут существовать без любви.

Возражение 2. Далее, как показано во второй [книге] «Этики», нравственные добродетели могут быть приобретены посредством человеческих действий-, в то время как любовь нельзя обрести иначе, как только посредством излияния ее в нас, согласно сказанному [в Писании]: «Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим. 5:5). Следовательно, можно обладать другими добродетелями и без любви.

Возражение 3. Далее, нравственные добродетели взаимосвязаны в силу своей зависимости от рассудительности. Но любовь не зависит от рассудительности; в самом деле, она превыше всякой рассудительности, согласно сказанному [в Писании] о «превосходящей разумение любви Христовой» (Еф. 3:19). Следовательно, нравственные добродетели не связаны с любовью и могут существовать без нее.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Не любящий пребывает в смерти» (1 Ин. 3:14). Но духовная жизнь совершенствуется добродетелями, поскольку, как говорит Августин, именно благодаря им «мы живем праведно»-. Следовательно, они не могут существовать без любви к горнему.

Отвечаю: как уже было сказано (63, 2), посредством человеческих действий можно обрести нравственные добродетели в том случае, когда эти действия производят добрые дела, направленные к достижению не превосходящий естественные способности человека цели, и тогда приобретенные таким образом добродетели могут существовать без любви, как это можно видеть на примере многих язычников. В той же части, в какой производимые этими действиями добрые дела направлены к достижению сверхъестественной конечной цели, они связаны с добродетелями истинными и совершенными, которые не могут быть приобретены посредством человеческих действий, но только всеяны в нас Богом. И такие нравственные добродетели не могут существовать без любви. В самом деле, как уже было сказано (1; 58, 4), нравственные добродетели не могут существовать без рассудительности, а рассудительность [в свою очередь] не может существовать без нравственных добродетелей, поскольку последние правильно определяют человека к тем целям, которые служат отправной точкой для действия рассудительности. Далее, для безусловной правильности действия рассудительности в первую очередь необходима правильная расположенность человека к конечной цели, каковая является следствием любви, и в гораздо меньшей степени - правильная расположенность к другим целям, каковая является следствием нравственной добродетели, что подобно тому, как и в случае созерцательной деятельности для правоты разума наиболее необходимой является первая аксиома, а именно, что «противоположности не могут быть одновременно истинными». Поэтому ясно, что ни рассудительность не может быть всеянной [в нас] без любви, ни, следовательно, другие нравственные добродетели, поскольку они не могут существовать без рассудительности.

Это станет еще более очевидным, если вспомнить, что только всеянные добродетели являются совершенными и заслуживают того, чтобы называться добродетелями просто, поскольку они правильно определяют человека к конечной цели. А вот другие добродетели, а именно приобретенные, являются добродетелями не просто, а опосредованно, поскольку они правильно определяют человека в отношении конечной цели со стороны некоторого частного рода действий, а не просто в отношении конечной цели. Поэтому Августин в своей глоссе на слова: «Все, что не по вере - грех» (Рим. 14:23), говорит: «Кто не в состоянии познать истину, лишен истинной добродетели, даже если его поступки верны».

Ответ на возражение 1. Добродетели, о которых в данном случае идет речь, суть несовершенные добродетели, поскольку нравственная добродетель в своем совершенном состоянии «делает добрым того, кто обладает ею» и, следовательно, не может существовать в злом.

Ответ на возражение 2. Этот аргумент справедлив в том случае, когда речь идет о приобретенной добродетели.

Ответ на возражение 3. Хотя любовь и превыше всякого знания и рассудительности, тем не менее, как уже было сказано, рассудительность зависит от любви и, следовательно, точно так же зависят от нее и все всеянные нравственные добродетели.

Раздел 3. Может ли существовать любовь без нравственной добродетели?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что любовь может существовать без нравственных добродетелей. В самом деле, когда для какой-то одной надобности достаточно чего-то одного, любое другое излишне. Но, как это явствует из сказанного [в Писании, а именно, что] «любовь долго терпит, милосердствует...» и т. д. (1 Кор. 13:4), для выполнения всех дел добродетели достаточно одной любви. Следовательно, похоже на то, что для имеющего любовь другие добродетели излишни.

Возражение 2. Далее, тот, кто обладает навыком к добродетели, с легкостью выполняет дела этой добродетели, и эти дела сами по себе доставляют ему удовольствие, поскольку «признаком навыка следует считать вызываемое делами удовольствие»-. Но многие, будучи свободными от смертных грехов, обладают любовью, и, однако же, дела добродетели даются им не [всегда] легко и делаются ими не ради удовольствия, а только ради любви. Следовательно, многие обладают любовью без обладания другими добродетелями.

Возражение 3. Далее, любовь, несомненно, свойственна всем святым, но при этом не у всех святых можно обнаружить все добродетели. Так, Беда [Достопочтенный] говорит, что святые более печалятся оттого, что обделены некоторыми добродетелями, нежели радуются добродетелям, которыми обладают, поэтому если человек обладает любовью, то из этого вовсе не следует, что он обладает всеми нравственными добродетелями.

Этому противоречит следующее: весь Закон исполняется посредством любви, о чем читаем: «Любящий другого исполнил Закон» (Рим. 13:8). Но невозможно исполнить весь Закон без обладания всеми нравственными добродетелями, поскольку как сказано в пятой [книге] «Этики», закон содержит в себе предписания относительно всех дел добродетели-. Поэтому тот, кто обладает любовью, обладает и всеми нравственными добродетелями. Кроме того, как заметил в своем письме Августин, любовь заключает в себе все главные добродетели-.

Отвечаю: все нравственные добродетели всеяны [в нас] вместе с любовью. И так это потому, что Бог соделывает в благодати не менее совершенно, чем Он соделывает в природе. Но в делах природы мы видим, что всякий раз, когда вещь содержит в себе начала некоторых дел, она также обладает и тем, что необходимо для их исполнения; так, животные обеспечены теми органами, посредством которых они могут выполнять определяемые их душами действия. Далее, очевидно, что любовь, которая определяет человека к его конечной цели, является началом всех имеющих непосредственное отношение к его конечной цели добрых дел. Поэтому все нравственные добродетели необходимо должны быть всеяны вместе с любовью - ведь именно благодаря им человек может исполнять различные виды добрых дел.

Из сказанного понятно, что всеянные нравственные добродетели взаимосвязаны не только благодаря рассудительности, но и благодаря любви; и еще, что утративший любовь вследствие смертного греха лишается и всех всеянных нравственных добродетелей.

Ответ на возражение 1. Для того чтобы акт более низкой способности был совершенным, необходимо совершенство не только более высокой, но также и более низкой способности, поскольку из правильной расположенности главного действователя совершенное действие будет следовать только в том случае, когда правильно расположен и инструмент. Следовательно, для того, чтобы человек совершал правильные поступки в отношении связанных с целью вещей, ему необходима не только та добродетель, которая правильно располагает его к этой цели, но также и те добродетели, которые правильно располагают его ко всему что так или иначе связано с этой целью, поскольку добродетель, которая непосредственно относится к цели, является главной и движущим началом того, что связано с целью. Следовательно, вместе с любовью необходимо обладать также и нравственными добродетелями.

Ответ на возражение 2. Порою случается так, что обладающий [неким] навыком человек с трудом действует по этому навыку и, следовательно, не испытывает никакого удовольствия и удовлетворения от действия, что [как правило] обусловливается тем, что нечто препятствует осуществлению этого действия; так, обладающий научным навыком при осуществлении [научного мышления] может испытывать трудности в случае усталости или болезни. Подобным же образом и навыки к нравственным добродетелям иногда встречают трудности на пути своего осуществления в связи с теми или иными оставшимися от предшествующих действий расположениями. Впрочем, в случае приобретенных нравственных добродетелей подобные затруднения не имеют места, поскольку повторяемые действия, благодаря которым и приобретаются подобные добродетели, устраняют противные им расположения.

Ответ на возражение 3. О святых иногда говорят, что они не обладают некоторыми добродетелями постольку, поскольку они испытывают затруднения в делах, связанных с этими добродетелями, а это обусловливается не отсутствием навыков к указанным добродетелям, а обстоятельствами, о которых шла речь выше.

Раздел 4. Могут ли существовать вера и надежда без любви?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что вера и надежда не могут существовать без любви. В самом деле, коль скоро они суть теологические добродетели, то, похоже, они превосходнее даже всеянных нравственных добродетелей. Но всеянные нравственные добродетели не могут существовать без любви. Следовательно, тем более не могут существовать без любви вера и надежда.

Возражение 2. Далее, как сказал Августин, «нельзя верить непроизвольно»-. Но любовь, как было показано выше (62, 3), присутствует в воле как ее совершенство. Следовательно, вера не может существовать без любви.

Возражение 3. Далее, Августин говорит, что «надежды без любви совсем не может быть»-. Но любовь, которую он имеет в виду, это любовь к горнему. Следовательно, надежда не может существовать без любви.

Этому противоречит сказанное в глоссе на [стих из Евангелия от] Матфея (Мф. 1:2), что «вера рождает надежду, а надежда - любовь». Но рождающее предшествует рожденному и может существовать без него. Следовательно, вера может существовать без надежды, а надежда - без любви.

Отвечаю: веру и надежду подобно нравственным добродетелям, можно рассматривать двояко: во-первых, в их зачаточном состоянии, во-вторых, как совершенные добродетели. Действительно, коль скоро добродетель определена к исполнению добрых дел, совершенной добродетелью является та, которая предоставляет способность исполнять добрые дела совершенно, что означает не только делать доброе, но и делать его хорошо. В самом деле, если исполненное является добрым, но само исполнение нехорошо, то результат не будет хорошим совершенно, и потому навык, который является началом такого действия, не будет обладать признаком совершенной добродетели. Например, если человек делает то, что является правосудным, то делаемое им является добрым, но оно не будет результатом действия совершенной добродетели, если он не делает его хорошо, то есть посредством правильного выбора, который является следствием рассудительности, по каковой причине правосудность не может быть совершенной добродетелью без рассудительности.

Точно так же вера и надежда могут, конечно, существовать и без любви, но без нее они не могут обладать признаком совершенной добродетели. В самом деле, коль скоро акт веры заключается в вере в Бога, [далее] коль скоро вера предполагает добровольное согласие, то [такое] движение воли, которое не обусловливается нравственным долгом, не будет совершенным актом веры. А воля как нравственный долг возникает из совершенствующей волю любви, поскольку как говорит Августин, любое правильное движение воли проистекает из правильной любви-. Следовательно, вера может существовать без любви, но только как несовершенная добродетель, что подобно тому, как умеренность и мужество могут существовать без рассудительности. То же самое можно сказать и о надежде. В самом деле, акт надежды состоит в уповании на Бога ради грядущего блаженства. Этот акт совершенен, когда основывается на заслугах, которыми мы обладаем, а последние не могут существовать без любви. А вот чаяние грядущего блаженства, которое опирается на заслуги, которыми мы еще не обладаем, но только предполагаем обрести в будущем, является несовершенным актом, и оно возможно без любви. Следовательно, вера и надежда могут существовать без любви, но без любви они еще не являются в прямом смысле слова добродетелями, поскольку природа добродетели такова, что благодаря ей мы не только делаем то, что хорошо, но также и делаем это хорошо.

Ответ на возражение 1. Нравственная добродетель зависит от рассудительности, и при этом даже не всеянная рассудительность имеет признак рассудительности и без любви, поскольку иначе отсутствовало бы должное упорядочение к первому началу, а именно - к конечной цели. С другой стороны, сами по себе вера и надежда не зависят ни от рассудительности, ни от любви, и потому они могут существовать без любви, хотя, как уже было сказано, без любви их нельзя полагать добродетелями.

Ответ на возражение 2. Этот аргумент справедлив, если вера рассматривается как совершенная добродетель.

Ответ на возражение 3. Августин в настоящем случае говорит о той надежде, посредством которой мы ожидаем обрести грядущее блаженство благодаря тем заслугам, которыми мы уже обладаем, и она не может существовать без любви.

Раздел 5. Может ли существовать любовь без веры и надежды?

С пятым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что любовь может существовать без веры и надежды. В самом деле, любовь к горнему - это любовь к Богу. Но мы можем любить Бога естественным образом, не имея при этом веры или надежды на грядущее блаженство. Следовательно, любовь может существовать без веры и надежды.

Возражение 2. Далее, любовь - это корень всех добродетелей, согласно сказанному [в Писании]: «Укорененные и утвержденные в любви» (Еф. 3:18). Но корень может существовать и без побегов. Следовательно, иногда любовь может существовать без веры, надежды и других добродетелей.

Возражение 3. Далее, Христос обладал совершенной любовью. И, тем не менее, у Него не было ни веры, ни надежды, поскольку разумение Его было совершенным, о чем речь у нас впереди. Следовательно, любовь может существовать без веры и надежды.

Этому противоречат следующие слова апостола: «Без веры угодить Богу невозможно» (Евр. 11:6), и это, пожалуй, в первую очередь относится к любви, согласно сказанному [в Писании]: «Любящих меня я люблю» (Прит8:17). Да и надежда, как было показано выше (62, 4), приводит нас к любви. Следовательно, любовь не может существовать без веры и надежды.

Отвечаю: любовь к горнему означает не только любовь к Богу, но также и своего рода дружескую с Ним приязнь, которая, помимо любви, подразумевает некоторое взаимное обращение любви вместе о взаимным общением, о чем читаем в восьмой [книге] «Этики». А то, что это принадлежит любви, со всей очевидностью следует из сказанного [в Писании]: «Пребывающий в любви, пребывает в Боге, и Бог - в нем» (1 Ин. 4:16); и еще: «Верен Бог, Которым вы призваны в общение Сына Его» (1 Кор. 1:9). Затем, это дружеская приязнь человека с Богом, которая состоит в некотором близком общении с Ним, имеет свое начало здесь, в этой жизни, посредством благодати, и достигает своего совершенства в жизни будущей посредством славы, а к той и другой мы прилепляемся верой и надеждой. Поэтому как дружба между людьми была бы невозможной, если бы они не верили или не отчаивались в возможности взаимной приязни и дружеского общения, точно так же и дружеская приязнь с Богом, каковой и является любовь к горнему, невозможна без веры, а именно веры в эту приязнь и общение с Богом, и надежды на достижение взаимности в этой приязни. Следовательно, любовь не может существовать без веры и надежды.

Ответ на возражение 1. Любовь к горнему - это не вообще любовь к Богу, а та любовь к Богу, которой любят Его как объект блаженства, к каковому объекту нас определяют вера и надежда.

Ответ на возражение 2. Любовь является корнем веры и надежды постольку, поскольку она придает им совершенство добродетели. Но сами по себе вера и надежда, как уже было сказано (62, 4), предшествуют любви, и потому без них любовь существовать не может.

Ответ на возражение 3. У Христа не было веры и надежды постольку, поскольку та и другая предполагают некоторую лишенность. Но вместо веры Он обладал абсолютным видением, а вместо надежды - абсолютным разумением, и потому Он обладал и совершенной любовью.

Вопрос 66. О равенстве добродетелей

Далее нам предстоит рассмотреть равенство добродетелей, под каковым заглавием наличествует шесть пунктов: 1) может ли одна добродетель быть большей или меньшей по сравнению с другой; 2) равны ли друг другу все существующие в одном субъекте добродетели; 3) о нравственной добродетели по сравнению с умственной добродетелью; 4) о нравственных добродетелях по сравнению друг с другом; 5) об умственных добродетелях по сравнению друг с другом; 6) о теологических добродетелях по сравнению друг с другом.

Раздел 1. Может ли одна добродетель быть большей или меньшей по сравнению с другой?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что ни одна из добродетелей не может быть больше или меньше другой. Ведь сказано же [в Писании], что стороны города Иерусалима равны (Откр. 21:16), а глосса говорит, что под сторонами обозначены добродетели. Следовательно, все добродетели равны, и потому ни одна из добродетелей не может быть больше другой.

Возражение 2. Далее, вещь, которая по своей природе является максимумом, не может быть больше или меньше. Но добродетели по природе максимальны, поскольку, как говорит Философ, добродетель - это «предел способности»-, а Августин [со своей стороны] замечает, что «добродетели - это слишком великие блага, чтобы кто-либо мог использовать их ради злой цели»-. Следовательно, похоже на то, что ни одна из добродетелей не может быть больше или меньше другой.

Возражение 3. Далее, количество следствия вытекает из способности действователя. Но совершенные, т.е. всеянные добродетели исходят от Бога, сила Которого постоянна и бесконечна. Следовательно, похоже на то, что ни одна из добродетелей не может быть больше другой.

Этому противоречит следующее: там, где возможно возрастание и превышение, возможно и неравенство. Но добродетели допускают возрастание и превышение, в связи с чем читаем: «Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царствие Небесное» (Мф. 5:20); и еще: «В обилии правды - великая сила» (Прит 15:5). Следовательно, похоже на то, что одна добродетель может быть больше или меньше другой.

Отвечаю: когда спрашивают, может ли одна добродетель быть больше другой, этот вопрос может быть понят в двух смыслах. Во-первых, как заданный о добродетелях различного вида. В таком случае очевидно, что одна добродетель может быть больше другой, поскольку причина всегда превосходит следствие, а из всех следствий наиболее превосходными являются те, которые ближе других к причине. Но из уже сказанного (18,5; 61,2) ясно, что причиной и корнем человеческих благ является разум. Следовательно, рассудительность, которая совершенствует разум, превосходит по степени благости нравственные добродетели, которые совершенствуют желающую способность в той мере, в какой последняя является причастной разуму И среди них [(т.е. нравственных добродетелей)] одна может быть лучше другой настолько, насколько она более причастна разуму. Поэтому находящаяся в воле правосудность превосходнее других нравственных добродетелей, и мужество, которое находится в раздражительной части, мы поставим выше умеренности, находящейся в вожделении, которое, как сказано в седьмой [книге] «Этики», менее причастно разуму-.

Вопрос может быть понят и иначе, а именно как заданный о добродетелях одного и того же вида. В таком случае нам надлежит вспомнить то, что было сказано выше, когда речь шла об интенсивности навыков (52, 1), а именно, что о добродетели можно говорить как о большей или меньшей двояко: во-первых, со стороны ее самой; во-вторых, со стороны причастного ей субъекта.

Если мы рассматриваем ее саму по себе, то большей или меньшей ее можно было бы назвать в зависимости от количества вещей, на которые она простирается. Но тот, кто обладает добродетелью, например умеренностью, имеет отношение ко всему, на что простирается умеренность. Однако это никак не относится к науке и искусству; так, ни один грамматик не знает всего, что относится к грамматике. И в этом смысле были правы стоики, которые, как указывает Симплиций в своих «Комментариях к «Категориям"", утверждали, что добродетель, в отличие от науки и искусства, не восприимчива к «больше» и «меньше», поскольку добродетель по своей природе является максимумом.

Если же мы рассматриваем добродетель со стороны субъекта, то она может быть большей или меньшей либо в разное время, либо в разных людях. В самом деле, кто-то может быть лучше другого расположен к тому, чтобы достигнуть определенной правым разумом середины добродетели, и так случается благодаря либо лучшему обучению, либо лучшему естественному расположению, либо более проницательному суждению разума, либо же большему дару благодати, которая дается, как сказано [в Писании], «по мере дара Христова» (Щ). 4:7). И в этом случае стоики допускали ошибку, поскольку утверждали, что добродетельным можно полагать только того, кто является в максимальной степени расположенным к добродетели. В самом деле, природа добродетели такова, что определенная правым разумом середина не достигается человеком как некая установленная точка, как полагали стоики, и будет вполне достаточным, как сказано во второй книге «Этики», если он [только] приближается к этой середине-. Кроме того, и к одной и той же установленной отметке можно приблизиться больше или меньше, быстрее или медленнее, что можно проиллюстрировать на примере нескольких стрел, выпущенных по одной мишени.

Ответ на возражение 1. Здесь речь идет о равенстве не количества, а пропорции, поскольку все добродетели возрастают в человеке пропорционально, о чем речь у нас впереди (2).

Ответ на возражение 2. Эта присущая добродетели «предельность» сама по себе может обладать признаком чего-то «более» или «менее» доброго, и так это потому, что, как было разъяснено выше, она не является установленным пределом.

Ответ на возражение 3. Бог соделывает не в силу естественной необходимости, а в соответствии с порядком своей мудрости, в результате чего Он одаряет людей различными мерами добродетели, согласно сказанному [в Писании]: «Каждому же из нас дана благодать по мере дара Христова» (Е^ 4:7).

Раздел 2. Равны ли друг другу все существующие в одном человеке добродетели?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что добродетели, которые присутствуют в одном и том же человеке, разнятся по интенсивности. Так, апостол говорит: «Каждый имеет свое дарование от Бога - один так, другой иначе» (1 Кор. 7:7). Но один дар не был бы более подходящим для человека, чем другой, если бы Бог всеял все добродетели в каждого человека одинаково. Следовательно, похоже на то, что добродетели, которые присутствуют в одном и том же человеке, разнятся.

Возражение 2. Далее, если бы в одном и том же человек все добродетели были равны по интенсивности, то из этого бы следовало, что если бы кто-либо превосходил другого с точки зрения одной добродетели, то он превосходил бы его и с точки зрения всех остальных. Но это очевидно не так, поскольку разных святых особо прославляют за разные добродетели; так, например, Авраама хвалят за веру, Моисея - за смирение, Иова - за долготерпение. Следовательно, присутствующие в одном и том же человеке добродетели не равны друг другу.

Возражение 3. Далее, чем более интенсивным является навык, тем большее он доставляет удовольствие и тем более человек готов его применить. Но опыт показывает, что от одной добродетели человек получает большее удовольствие и более готов ею пользоваться, чем другой. Следовательно, присутствующие в одном и том же человеке добродетели не равны.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «все, кто равны мужеством, равны и благоразумием, и воздержанностью», и так далее-. Но этого бы не было, если бы все добродетели в одном и том же человеке не были равны. Следовательно, все добродетели в одном и том же человеке равны.

Отвечаю: как было показано выше (1), сравнение добродетелей по величине может быть понято двояко. Во-первых, со стороны их видовой природы, и в этом смысле нет никаких сомнений в том, что в человеке одна добродетель может быть больше другой, например, любовь - большей, чем вера и надежда. Во-вторых, оно может быть понято как сказанное в смысле степени причастности субъектом, а именно постольку, поскольку добродетель в субъекте может возрастать или умаляться по своей интенсивности. В этом смысле все добродетели в одном человеке равны по соразмерности, т.е. постольку, поскольку их возрастание в человеке соразмерно, что подобно тому, как [например] пальцы, не будучи одинаковыми по длине, равны друг другу по соразмерности, поскольку растут они соразмерно.

Затем, природу этого равенства должно понимать точно так же, как и взаимосвязь добродетелей, поскольку равенством добродетелей является их связь со стороны величины. Но, как уже было сказано (65, 1), взаимосвязь добродетелей можно рассматривать двояко. Во-первых, согласно мнению тех, которые понимают эти [(т.е. главные)] четыре добродетели как четыре общие свойства добродетелей, каждое из которых обнаруживается вместе с другими в любой материи. В указанном смысле о добродетелях говорят, что они не могут быть равными в любой материи, если они в равной степени не обладают указанными свойствами. Августин имеет в виду этот вид равенства, когда говорит: «Если скажут, что такие-то люди равны мужеством, но один из них выделяется благоразумием, то из этого следует, что мужество другого менее благоразумно, из-за чего они не равны также и мужеством, ибо мужество первого более благоразумно. То же самое обнаруживается и в отношении других добродетелей, если бегло рассмотреть их все»-.

На другой вид взаимосвязи добродетелей указывается теми, которые полагают, что эти добродетели обладают своею собственной, надлежащей именно им материей (65, 1). В таком отношении взаимосвязь нравственных добродетелей зиждется на рассудительности, а что касается всеянных добродетелей - на любви, но никак не на склонности со стороны субъекта. Таким образом, природу равенства добродетелей можно также рассматривать со стороны рассудительности, а именно в отношении того, что является формальным во всех нравственных добродетелях. В самом деле, пока степень совершенства разума человека остается одной и той же, в любой материи его добродетели среднее будет адекватно определяться в соответствии с правотой его разума.

А вот в отношении того, что является материальным в нравственных добродетелях, а именно склонности к добродетельному акту, то некто может быть более готовым к осуществлению акта одной добродетели, чем акта другой, и это зависит или от природы, или от обучения, или, опять же, от благодати Божией.

Ответ на возражение 1. Эти слова апостола могут быть поняты как сказанные о дарах благодати, которые не общи всем и не всегда равны друг другу в одном и том же субъекте. А еще можно сказать, что они относятся к степени освящения благодати, согласно которой один человек обладает всеми добродетелями в большем изобилии, чем другой, а именно либо из-за большего изобилия в нем рассудительности, либо - любви, с которой связаны все всеянные добродетели.

Ответ на возражение 2. Того или иного святого хвалят в первую очередь за какую-то одну добродетель постольку, поскольку он в большей степени готов к осуществлению акта этой добродетели, чем акта какой-либо другой.

Сказанного достаточно и для ответа на

возражение 3.

Раздел 3. Правильно ли говорить, что нравственные добродетели лучше умственных?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственные добродетели лучше умственных. В самом деле, лучшим является то, что более необходимо и более продолжительно-. Но нравственные добродетели продолжительней, чем являющиеся умственными добродетелями науки, и, кроме того, они более необходимы для человеческой жизни. Следовательно, они более предпочтительны, нежели умственные добродетели.

Возражение 2. Далее, добродетель определяют как то, что делает лучшим ее обладателя. Но о человеке говорят как о хорошем в связи с его нравственными добродетелями (за исключением, разве что, рассудительности), а в связи с его умственными добродетелями о нем говорят как об искусном. Следовательно, нравственная добродетель лучше, чем умственная.

Возражение 3. Далее, цель превосходнее средства. Но, как сказано в шестой [книге] «Этики», «нравственная добродетель делает правильной цель, а рассудительность делает правильными средства [для ее достижения]»-. Следовательно, нравственная добродетель лучше, чем связанная с нравственными вопросами рассудительность.

Этому противоречит следующее: как сказано в первой [книге] «Этики», нравственная добродетель находится в той части души, которая является разумной по причастности, тогда как умственная добродетель находится в той части, которая разумна по сущности -. Но разумное по сущности лучше того, что разумно по причастности. Следовательно, умственная добродетель лучше, чем нравственная.

Отвечаю: о вещи можно говорить как о большей или меньшей двояко: во-первых, просто; во-вторых, относительно. При этом ничто не препятствует тому, чтобы лучшее просто (например, знание, которое [просто] лучше богатства) было при этом не лучшим относительно (то есть, [не лучше] для того, кто в этом не нуждается). Далее, рассматривать вещь просто - значит рассматривать ее в ее видовой природе. Но, как уже было сказано (54, 2; 60, 1), добродетель получает свой вид от объекта. Следовательно, при «простом» рассмотрении более превосходной является та добродетель, которая связана с более превосходным объектом. Но очевидно, что объект разума превосходнее объекта желания, поскольку разум схватывает универсалии вещей, в то время как желание склоняет к самим вещам, чье бытие ограничено как частное. Следовательно, если мы говорим в «простом» смысле, то совершенствующие разум умственные добродетели превосходнее совершенствующих желание нравственных добродетелей.

Но если мы рассматриваем добродетель в ее отношении к акту, то в этом случае нравственная добродетель, которая совершенствует желание, функцией которого является, как уже было сказано (9, 1), подвигать другие способности [души] к их актам, превосходнее. И коль скоро добродетель совершенствует способности, то из этого следует, что сама природа добродетели в большей мере соответствует нравственной, а не умственной добродетели, хотя умственные добродетели в прямом смысле слова и являются более превосходными навыками.

Ответ на возражение 1. Нравственные добродетели продолжительнее умственных добродетелей потому, что они реализуются в делах, относящихся [не только к жизни непосредственно их субъекта, а] к жизни сообщества. Тем не менее, очевидно, что объекты наук, будучи необходимыми и неизменными, более продолжительны, нежели объекты нравственной добродетели, каковые суть некоторые частные материи действия. А то, что нравственные добродетели более необходимы для человеческой жизни, доказывает, что они являются более превосходными не просто, а относительно. В самом деле, созерцательные умственные добродетели, будучи направлены не на средства, а непосредственно на цели, уже только поэтому являются наиболее превосходными. И так это потому, что в них самих мы обретаем своего рода зачатки того счастья, которое, как уже было сказано (3, 6), заключается в познании истины.

Ответ на возражение 2. Причина, по которой о человеке говорят как о хорошем в связи с нравственной, а не в связи с умственной добродетелью, та, что желание, как уже было сказано, подвигает другие способности к их актам. Поэтому приведенный аргумент всего лишь доказывает, что нравственная добродетель является лучшей относительно.

Ответ на возражение 3. Рассудительность определяет нравственные добродетели не только к выбору средств, но также и к выбору цели. В самом деле, целью любой нравственной добродетели, как сказано в «Этике»-, является достижение середины того, что подпадает под действие этой добродетели, каковая середина назначается правильно руководствующей рассудительностью.

Раздел 4. Является ли правосудность главенствующей над нравственными добродетелями?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что правосудность не главенствует над нравственными добродетелями. В самом деле, лучше отдать кому-то свое, нежели оплатить то, что должно. Но первое принадлежит щедрости, а второе - правосудности. Следовательно, щедрость является более главной добродетелью, чем правосудность.

Возражение 2. Далее, главным качеством вещи является, по-видимому, то, в котором она наиболее совершенна. Но, как сказано [в Писании], «терпение же должно иметь совершенное действие» (Иак. 1:4). Следовательно, похоже на то, что терпение главнее правосудности.

Возражение 3. Далее, как сказано в четвертой [книге] «Этики», «величавость - это украшение всех добродетелей»-. То есть она возвеличивает [в том числе] и правосудность. Следовательно, она главнее правосудности.

Этому противоречит сказанное Философом о том, «правосудность является величайшей из добродетелей»-.

Отвечаю: добродетель, рассматриваемая в своем виде, может быть большей или меньшей либо просто, либо относительно. Как уже было сказано (1), о добродетели говорят как о тем большей просто, чем на большее количество разумных благ она простирается. В этом смысле правосудность, будучи более других причастной разуму, является самой превосходной из всех нравственных добродетелей. Это легко увидеть, если рассмотреть ее субъект и объект: субъект - поскольку им является воля, а воля, как уже было сказано (8, 1; 26, 1), является разумным желанием; объект, или материю, - поскольку им является деятельность, посредством которой человек соотносится не только с собой, но и с другими. По этой причине «правосудность является величайшей из добродетелей». Что же касается других нравственных добродетелей, которые связаны со страстями, то чем более их материя, в которой происходит движения желания, подчинена разуму, тем более она и превосходна, поскольку в таком случае эта добродетель простирается на большее количество разумных благ. Затем, из всего, что связано с человеком, главнейшим является его жизнь, от которой зависит все остальное. Таким образом, первое место среди относящихся к страстям нравственных добродетелей по праву занимает мужество, которое подчиняет движение желания разуму в вопросах жизни и смерти, но при этом оно зависит от правосудности. Поэтому Философ говорит, что «коль скоро добродетель есть способность оказывать благодеяния, то величайшими из добродетелей необходимо будут те, которые наиболее полезны для других. Вследствие этого наибольшим почетом пользуются люди правосудные и мужественные, потому что мужество приносит пользу людям во время воины, а правосудность - и на воине, и в мирное время» 2^А. За мужеством следует благоразумие, которое подчиняет желание разуму в том, что напрямую касается жизни либо одного индивида, либо одного вида, а именно в вопросах, связанных с питанием и размножением. Таким образом, эти три добродетели вместе с рассудительностью называются главными добродетелями еще и по причине своего превосходства.

О добродетели говорят как о большей относительно постольку, поскольку она укрепляет или украшает главную добродетель, что подобно тому как хотя сущность и превосходнее акциденции просто, тем не менее, некоторая частная акциденция может быть превосходнее этой сущности в той мере, в какой она совершенствует сущность в некотором акцидентном модусе бытия.

Ответ на возражение 1. Акт щедрости должен основываться на акте правосудности, поскольку «щедрость сказывается именно при возможности распоряжаться своим добром» -. Поэтому без правосудности, различающей «мое» и «твое», щедрость невозможна, тогда как правосудность может существовать и без щедрости. Следовательно, правосудность больше щедрости просто, поскольку она является главной и более универсальной [добродетелью], в то время как щедрость больше относительно, поскольку она украшает и дополняет правосудность.

Ответ на возражение 2. О терпении говорят, что оно «имеет совершенное действие», поскольку оно стойко [претерпевает] зло, тем самым исключая не только несправедливую месть, которую исключает и правосудность; не только ненависть, которую сдерживает и любовь; не только гнев, который усмиряет и кротость; но также и чрезмерное страдание, которое является корнем всего вышеперечисленного. Поэтому оно, обращаясь к корням, является в данном случае и наиболее совершенным и превосходным. Тем не менее, оно не является совершеннейшей из добродетелей просто. В самом деле, мужество не только позволяет невозмутимо сносить несчастья, но еще и противостоять им. Следовательно, мужественный всегда терпелив, но терпеливый - не всегда мужественен, поскольку терпение - это часть мужества.

Ответ на возражение 3. Как сказано в четвертой [книге] «Этики», величавость невозможна без других добродетелей-. Следовательно, она сопоставима с ними как их украшение и потому может быть больше их только относительно, но никак не просто.

Раздел 5. Является ли мудрость величайшей из умственных добродетелей?

С пятым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мудрость не является величайшей из умственных добродетелей - ведь тот, кто отдает распоряжения, больше, чем тот, кто их исполняет. Но рассудительность, похоже, отдает распоряжения мудрости, поскольку, как сказано в первой [книге] «Этики», наука о государстве, которая принадлежит рассудительности, «устанавливает, какие науки нужны в государстве, а также какие науки и в каком объеме должен изучать каждый»-. И коль скоро мудрость - это одна из наук, то похоже на то, что рассудительность больше мудрости.

Возражение 2. Далее, добродетель по своей природе такова, что она располагает человека к счастью, поскольку добродетель, как сказано в седьмой [книге] «Физики», это «расположение совершенной вещи к тому, что является наилучшим»-. Но рассудительность - это правильное суждение о вещах, которые будут выполнены, что, собственно, и располагает человека к счастью, в то время как мудрость не уделяет внимания человеческим действиям, посредством которых человек достигает счастья. Следовательно, рассудительность является большей добродетелью, чем мудрость.

Возражение 3. Далее, чем совершеннее знание, тем оно, похоже, и больше. Но знанием человеческих действий, которые являются субъектом науки, мы обладаем более совершенно, нежели знанием божественных вещей, которые являются субъектом мудрости (именно такое различение приводит нам Августин-), поскольку божественные вещи непостижимы, согласно сказанному [в Писании]: «Вот, Бог - велик, и мы не можем познать Его» (Иов. 36:26). Следовательно, наука является большей добродетелью, чем мудрость.

Возражение 4. Кроме того, знание начал превосходнее знания умозаключений. Но мудрость, как и другие науки, выводит умозаключения из недоказуемых начал, которые являются объектом добродетели мышления. Следовательно, мышление является большей добродетелью, чем мудрость.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что из всех умственных добродетелей мудрость является «заглавной»-.

Отвечаю: как уже было сказано (3), величина добродетели со стороны вида зависит от ее объекта. Но объект мудрости превосходнее объектов всех остальных умственных добродетелей, поскольку мудрость, как сказано в начале «Метафизики», исследует Первую Причину, т.е. Бога. И коль скоро по причине мы судим о следствиях и по более высокой причине - о более низких следствиях, то, таким образом, именно мудрость выносит суждение обо всех других умственных добродетелях и созидает их.

Ответ на возражение 1. Коль скоро рассудительность направлена на человеческие действия, а мудрость - на Первую Причину, то невозможно, чтобы рассудительность была большей добродетелью, чем мудрость, поскольку, как сказано в шестой [книге] «Этики», «человек не есть высшее из всего в мире»-. Поэтому должно утверждать, что, как сказано в той же книге, не рассудительность распоряжается мудростью, а наоборот, поскольку «духовный судит о всем - а о нем судить никто не может» (1 Кор. 2:15). Действительно, рассудительности нет никакого дела до высших материй, которые являются объектом мудрости, и ее распоряжения касаются вещей, которые направлены на мудрость, а именно на то, каким образом люди могут обрести мудрость. Поэтому рассудительность и политическая наука находятся в услужении у мудрости, проторяя ей путь, как привратник отворят двери царю.

Ответ на возражение 2. Рассудительность исследует средства для достижения счастья, а мудрость исследует сам объект счастья, а именно Высшее Умопостигаемое. И так как мудрость исследует более совершенный объект, то и акт мудрости несет в себе более совершенное счастье, однако поскольку в этой жизни акт мудрости несовершенен с точки зрения своего основного объекта, а именно Бога, то из этого следует, что акт мудрости - это только начало или причастность к грядущему счастью. Но [по совокупности причин] мудрость все же более близка к счастью, нежели рассудительность.

Ответ на возражение 3. Как сказал Философ, «одно знание выше другого либо по степени совершенства, либо потому что оно суть знание о более возвышенном объекте»-. Следовательно, если объекты являются в равной степени благими и возвышенными, то большей будет та добродетель, которая обладает более конкретным знанием. Но добродетель, которая обладает менее точным знанием относительно более возвышенного и благого объекта, предпочтительнее той, которая обладает более конкретным знанием относительно менее возвышенного объекта. Поэтому Философ говорит, что «познание чего-либо из того, что связано с небесными сущностями, вызывает величайшие затруднения, хотя бы речь шла лишь о вероятностном и частичном решении этих вопросов»-. И еще, что «лучше знать немногое о возвышенном, чем многое о посредственном»-. Таким образом, та мудрость, которой принадлежит [полное] знание о Боге, недостижима для человека, особенно в этой жизни, поскольку «Бог один имеет этот дар»-. Тем не менее, даже небольшое знание о Боге, которым мы можем обладать благодаря мудрости, предпочтительнее всякого другого знания.

Ответ на возражение 4. Истина и познание недоказуемых начал основывается на осмыслении условий, ибо как только мы познаем, что есть целое и что есть часть, мы сразу же познаем и то, что всякое целое больше [своей] части. Затем, осмысление бытия и не-бытия, целого и части и других последующих бытию вещей, которые являются условиями, на которых основываются недоказуемые начала, является функцией мудрости, поскольку универсальное бытие является непосредственным следствием Первой Причины, каковая суть Бог. И потому мудрость использует являющиеся объектом мышления недоказуемые начала не только для того, чтобы, подобно другим наукам, выводить из них умозаключения, но также и для того, чтобы выносить о них свои суждения и приводить доказательства против мнения тех, кто их отрицает. Следовательно, мудрость является большей добродетелью, чем мышление.

Раздел 6. Является ли любовь величайшей из теологических добродетелей?

С шестым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что любовь не является величайшей из теологических добродетелей. В самом деле, коль скоро вера находится в уме, в то время как надежда и любовь - в желающей способности, то похоже на то, что вера сопоставима с надеждой и любовью как умственная добродетель - с нравственной. Но умственная добродетель, как явствует из вышесказанного (62, 3), больше нравственной. Следовательно, вера больше, чем надежда и любовь.

Возражение 2. Далее, две вещи вместе больше, чем любая из них по отдельности. Но надежда следует из любви с добавлением к ней чего-то еще, поскольку она, по словам Августина, предполагает любовь-, к которой добавляется некоторое движение к любимому. Следовательно, надежда больше, чем любовь.

Возражение 3. Далее, причина возвышеннее следствия. Но вера и надежда являются причинами любви. Так, в глоссе на стих [из Евангелия от] Матфея говорится, что «вера порождает надежду, а надежда - любовь». Следовательно, вера и надежда больше, чем любовь.

Этому противоречат следующие слова апостола: «Теперь пребывают сии три - вера, надежда, любовь (но любовь из них - больше)» (1 Кор. 13:13).

Отвечаю: как уже было сказано (3), величина добродетели со стороны вида зависит от ее объекта. Однако коль скоро присущим всем трем теологическим добродетелям объектом является Бог, то ни одна из них не может быть больше другой на основании того, что она направлена на больший объект, но - только на основании того, что она более близка к этому объекту, из чего следует, что любовь больше других. Так это потому, что другие [теологические добродетели] по самой своей природе предполагают некоторую удаленность от объекта, поскольку вера направлена на невидимое, а надежда - на то, чем не обладают. Но любовь к горнему направлена на то, чем уже обладают, причем и в том смысле, в каком любимый присутствует в любящем, и в том, в каком любящий вовлечен желанием в единение с любимым, в связи с чем [в Писании] сказано: «Пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог - в нем» (1

Ответ на возражение 1. Вера и надежда не связаны с любовью таким же образом, как рассудительность с нравственной добродетелью, и причины на то две. Во-первых, та, что теологические добродетели направлены на превосходящий человеческую душу объект, в то время как рассудительность и нравственные добродетели направлены на то, что ниже человека. Но любовь к высшему превосходит его познание, поскольку познание совершенствуется знанием, находящимся в том, кто познает, в то время как любовь совершенствуется стремлением любящего к любимому. В самом деле, то, что возвышеннее человека, более превосходно само по себе, нежели как находящееся в человеке, поскольку то, что находится в чем-то [другом], находится в нем согласно его модусу. Что же касается тех вещей, которые ниже человека, то с ними дело обстоит совершенно иначе. Во-вторых, та, что рассудительность умеряет относящиеся к нравственным добродетелям движения желания, в то время как вера не умеряет относящееся к теологическим добродетелям движение стремящегося к Богу желания, но только выявляет объект. И это движение желания к объекту превосходит человеческое познание, в связи с чем [в Писании] и говорится про «превосходящую разумение любовь Христову» (Щ 3:19).

Ответ на возражение 2. Надежда предполагает любовь к тому, что человек чает обрести, и эта любовь суть любовь вожделеющая, посредством которой желающий блага в первую очередь любит самого себя. С другой стороны, любовь к горнему подразумевает любовь дружескую, к которой мы подвигаемся надеждой, о чем уже было говорено выше (62, 4).

Ответ на возражение 3. Производящая причина возвышеннее следствия, а располагающая причина - нет. В противном случае теплота была бы возвышеннее души, к которой теплота располагает материю. Но именно таким вот образом вера и порождает надежду, а надежда - любовь, то есть так, что одна располагает другую.

Вопрос 67. О том, продолжают ли [существовать] добродетели по окончании этой жизни

Теперь нам предстоит рассмотреть [вопрос о том], продолжают ли [существовать] добродетели по окончании этой жизни, под каковым заглавием будет исследовано шесть пунктов: 1) сохраняются ли нравственные добродетели после этой жизни; 2) сохраняются ли умственные добродетели; 3) сохраняется ли вера; 4) сохраняется ли надежда; 5) остается ли что-нибудь от веры или надежды; 6) сохраняется ли любовь.

Раздел 1. Сохраняются ли нравственные добродетели после этой жизни?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственные добродетели не сохраняются после этой жизни. В самом деле, согласно сказанному [в Писании], в грядущем состоянии славы люди будут подобны ангелам (Мф. 22:30). Но, как читаем в десятой [книге] «Этики», нелепо приписывать ангелам нравственные добродетели-. Следовательно, и в человеке по окончании этой жизни нравственные добродетели не сохраняются.

Возражение 2. Далее, нравственные добродетели совершенствуют человека в деятельной жизни. Но по окончании этой жизни деятельной жизни не будет. Так, Григорий говорит, что «дела жизни деятельной исходят от телесного» -. Следовательно, по окончании этой жизни нравственные добродетели не сохраняются.

Возражение 3. Далее, как говорит Философ, мужество и благоразумие - это добродетели не обладающих суждением частей души-. Но не обладающие суждением части души, будучи актами телесных органов, разрушаются вместе с телом. Следовательно, похоже на то, что по окончании этой жизни нравственные добродетели не сохраняются.

Этому противоречит сказанное [в Писании] о том, что «праведность - бессмертна» (ПремЛ:15).

Отвечаю: как свидетельствует Августин-, Цицерон был убежден в том, что главные добродетели не сохраняются по окончании этой жизни, и так это потому, что «в другой жизни люди будут блаженны одним познанием и знанием природы», «лучше и любимей которой», прибавляет Августин, «нет ничего, ибо это та природа, что сотворила и установила все остальные»-. Ниже он приходит к выводу, что эти четыре добродетели сохранятся и в будущей жизни, но при этом претерпят некоторые изменения.

Чтобы это стало понятным, надлежит обратить внимание на то, что в этих добродетелях наличествует как формальный, так и подобный материальному элемент. Материальным элементом в этих добродетелях является некоторая склонность желающей части к претерпеваниям и деятельностям в соответствии с определенным модусом, и так как такой модус устанавливается разумом, то формальным элементом как раз и является этот порядок разума.

Итак, нам следует утверждать, что эти нравственные добродетели не сохранятся в будущей жизни в том, что касается их материального элемента. В самом деле, в будущей жизни не будет ни желаний и удовольствий, связанных с питанием и размножением, ни страха и бесстрашия перед лицом смертельных опасностей, ни распределения и перераспределения вещей, используемых в нашей нынешней жизни. А вот со стороны формального элемента они пребудут и после этой жизни, но уже в более совершенном состоянии блаженства, притом совершенном настолько, насколько каждый разум будет обладать совершенной правотой в отношении вещей, связанных с этим [новым] состоянием жизни. Сама же желающая способность при этом будет полностью подчинена порядку разума в отношении всего, что касается указанного состояния. Поэтому Августин говорит, что «рассудительность будет там без какой-либо опасности ошибки, мужество - без страдания от переносимых бед, умеренность - без противодействия со стороны страстей. Так что рассудительность никогда не предпочтет или не посчитает равным какое-либо благо Богу, делом мужества будет прилепиться к Нему крепчайшим образом, делом умеренности - наслаждаться Им без изнеможения»-. Что же касается правосудности, то тем более очевидно, что она сохранит свое действие, а именно «подчиненность Богу» и в будущей жизни, поскольку и в этой жизни подчинение высшему является частью правосудности.

Ответ на возражение 1. Философ, говоря в этом месте о нравственных добродетелях, имеет в виду их материальный элемент - ведь у него идет речь о правосудности как об имеющей дело с «заключением сделок и возвращением вкладов», о мужестве как о «стойкости в опасностях и готовности к риску», об умеренности как об удерживающей от «дурных влечений».

Сказанное относится и к возражению 2. Ведь то, что связано с деятельной жизнью, принадлежит материальному элементу добродетелей.

Ответ на возражение 3. По окончании этой жизни будет наличествовать два состояния: одно - до восстановления, когда душа будет отделена от тела; другое - после восстановления, когда души будут воссоединены со своими телами. В этом состоянии восстановленное™ не обладающие суждением способности будут находиться в телесных органах точно так же, как они находятся и сейчас. Следовательно, мужество вполне сможет находиться в раздражительной, а благоразумие, или умеренность, в вожделеющей части настолько, насколько совершенно каждая из способностей будет расположена к тому, чтобы повиноваться разуму. А вот в предшествующем восстановлению состоянии лишенные суждения части будут присутствовать в душе не актуально, но, как уже было показано нами в первой части (77, 8), только виртуально в ее сущности. То есть ни одна из этих добродетелей не будет существовать актуально, а будет пребывать в своем корне, а именно в разуме и воле, которые, как уже было сказано (63, 1), являются своего рода питомниками этих добродетелей. Правосудность же, или праведность, пребывая в воле, сохранится. А бесконечной и бессмертной ее называют как потому, что воля неразрушима, так и потому, что ее акт не претерпит изменений.

Раздел 2. Сохраняются ли умственные добродетели после этой жизни?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что умственные добродетели не сохраняются по окончании этой жизни. Так, апостол говорит, что «знание упразднится», и при этом указывает на причину: «Ибо мы отчасти знаем» (1 Кор. 13:8, 9). Но в нынешней жизни частично, то есть несовершенно, не только научное знание, но также и знание других умственных добродетелей. Следовательно, по окончании этой жизни умственные добродетели упразднятся.

Возражение 2. Далее, Философ говорит, что коль скоро наука является навыком, то она суть качество, которое трудно устранить, и утратить его можно только либо вследствие некоторого большого изменения, либо болезни-. Но нет телесного изменения большего, чем смерть. Следовательно, наука и другие умственные добродетели после смерти не сохраняются.

Возражение 3. Далее, умственные добродетели совершенствуют ум таким образом, чтобы он мог правильно выполнять присущий ему акт. Но похоже на то, что по окончании этой жизни никакого акта ума не сохранится; в самом деле, «душа не может мыслить без образов»-, а по окончании этой жизни образы не сохранятся, поскольку их единственным субъектом является телесный орган. Следовательно, по окончании этой жизни умственные добродетели упразднятся.

Этому противоречит следующее: знание всеобщего и необходимого является более устойчивым, нежели знание частного и случайного. Но по окончании этой жизни в человеке сохраняется даже знание [кое-чего] случайного, например, знание о том, что сделал [тот или иной человек] или [как он] страдал, согласно сказанному [в Писании]: «Чадо! Вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь - злое» (Лк. 16:25). Поэтому тем более сохранится относящееся к науке и другим умственным добродетелям знание всеобщего и необходимого.

Отвечаю: некоторые, как уже было показано в первой части (79, 6), утверждали, что интеллигибельные виды сохраняются в пассивном уме только тогда, когда они являются актуально мыслимыми, а когда актуальное мышление прекращается, вид исчезает [из нашего ума] и сохраняется только в тех чувственных способностях, которые являются актами телесных органов, а именно в способностях воображения и памяти. И поскольку эти способности после уничтожения тела не сохраняются, то, согласно такой точке зрения, ни наука, ни какая-либо иная умственная добродетель по окончании этой жизни и разрушении тела не сохранится.

Но это мнение противоречит учению Аристотеля, который говорит, что «ум в возможности становится актуальным тогда, когда он становится каждой мыслимой вещью в смысле знающего, но и тогда он точно так же есть некоторым образом в возможности, хотя его и называют находящимся в акте»-. Это также противоречит разуму, поскольку интеллигибельный вид содержится умом в возможности согласно модусу воспринимающего, то есть неподвижно. По этой причине ум в возможности как сохраняющий интеллигибельный вид и называется «местонахождением видов»-.

А вот представления, обращаясь к которым человек мыслит в нынешней жизни путем абстрагирования из них интеллигибельных видов, о чем также было сказано в первой части (84, 7; 85, 1), прекращают свое существование вместе с разрушением тела. Следовательно, со стороны представлений, которые являются своего рода материальным элементом умственных добродетелей, последние прекращаются вместе с разрушением тела, а со стороны находящихся в уме в возможности интеллигибельных видов умственные добродетели остаются. В самом деле,

вид - это своего рода формальный элемент умственных добродетелей. Поэтому со стороны своего формального элемента по окончании этой жизни они сохраняются подобно тому, как сохраняются и нравственные добродетели, о которых шла речь выше (1).

Ответ на возражение 1. Эти слова апостола должно понимать как сказанные о материальном элементе науки и связанном с ним модусе мышления, поскольку после разрушения тела не останется ни представлений, ни обращений к этим представлениям науки.

Ответ на возражение 2. Болезнь уничтожает навык к науке в смысле ее материального элемента, то есть представления, но не в смысле интеллигибельного вида, который находится в уме в возможности.

Ответ на возражение 3. Как было показано в первой части (89, 1), модус мышления отделенной души не связан с обращением к представлениям. Следовательно, наука остается, хотя прежний модус ее деятельности и не сохраняется, как это, согласно уже сказанному (1), имеет место и в случае с нравственными добродетелями.

Раздел 3. Сохраняется ли вера по окончании этой жизни?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что вера по окончании этой жизни сохраняется. В самом деле, вера возвышеннее науки. Но, как уже было сказано (2), по окончании этой жизни наука сохраняется. Следовательно, сохраняется и вера.

Возражение 2. Далее, [в Писании] сказано: «Никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос» (1 Кор. 3:11), то есть веры в Иисуса Христа. Но если удаляется основание, то построенное на нем разрушается. Следовательно, если бы вера по окончании этой жизни не сохранялась, то не сохранялось бы и никакой иной добродетели.

Возражение 3. Далее, знание веры и знание славы отличаются друг от друга как несовершенное от совершенного. Но несовершенное знание совместимо с совершенным знанием; так, в ангеле могут сосуществовать «вечернее» и «утреннее» познание (58, 6), и человек в отношении одного и того же умозаключения может обладать научным знанием благодаря доказательному силлогизму и вместе с ним мнением благодаря вероятностному силлогизму. Следовательно, по окончании этой жизни вера вполне совместима со знанием славы.

Этому противоречат следующие слова апостола: «Водворяясь в теле, мы устранены от Господа (ибо мы ходим верою, а не видением)» (2 Кор. 5:6, 7). Но пребывающие в славе не устранены от Господа, а пребывают с Ним. Следовательно, после этой жизни и при жизни в славе вера не сохраняется.

Отвечаю: противоположность как таковая является достаточной причиной для того, чтобы одна вещь исключала другую. В самом деле, там, где одна вещь противоположна другой, всегда обнаруживается противоположность утверждения и отрицания. Так, в одних вещах мы находим противоположность в отношении противоположных форм, например, если говорить о цвете, то [противоположность] белого и черного. В других обнаруживается противоположность в отношении совершенного и несовершенного, по каковой причине в случае изменений «больше» и «меньше» рассматриваются как противоположности, как когда вещь от менее теплой становится более теплой. И коль скоро совершенство и несовершенство противоположны друг другу, то невозможно, чтобы в одной и той же вещи присутствовало [нечто] одновременно совершенное и несовершенное.

Однако тут надлежит учитывать то обстоятельство, что в одних случаях несовершенство принадлежит непосредственно природе вещи и виду, как, например, неразумность принадлежит видовой природе лошади и вола. И так как вещь, пока она остается той же самой, не может переходить из одного вида в другой, то из этого следует, что устранение такого несовершенства привело бы к изменению вида; так, при устранении неразумности не стало бы лошади и вола. В других же случаях несовершенство не принадлежит видовой природе, но - индивиду, причем акцидентно и в силу чего-то еще, как, например, иногда и человеку случается быть неразумным - то ли потому, что он спит, то ли потому, что пьян, и тому подобное; понятно, что при устранении такого несовершенства вещь субстанциально сохраняется.

Далее, нетрудно убедиться, что несовершенное знание принадлежит непосредственно самой природе веры, по каковой причине оно даже включено в определение, поскольку вера определяется как «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11:1). И Августин говорит, что вера заключается «в доверии к невидимому»-. Но знание того, что неявно или невидимо, несовершенно. Следовательно, несовершенное знание принадлежит непосредственно самой природе веры, из чего становится очевидным, что знание веры не может стать совершенным и при этом остаться тем же знанием.

Также надлежит рассмотреть вопрос, совместима ли она [в принципе] с совершенным знанием (ведь ничто не препятствует тому, чтобы некоторое несовершенное знание иногда сосуществовало с совершенным знанием). Тут нам следует иметь в виду, что знание бывает несовершенным трояко: во-первых, со стороны познаваемого объекта; во-вторых, со стороны того, что посредствует [познанию]; в-третьих, со стороны субъекта. Различие совершенного и несовершенного знания со стороны познаваемого объекта хорошо видно на примере «утреннего» и «вечернего» знания ангелов. В самом деле, «утреннее» знание есть познание того бытия вещей, какое они имеют в Слове, в то время как «вечернее» знание - познание того бытия, какое они имеют в своей собственной природе (ведь последнее бытие по сравнению с Первым Бытием является несовершенным). Со стороны того, что посредствует, совершенное и несовершенное знание можно проиллюстрировать на примере познания умозаключения через посредство доказательства и через посредство предположения. Со стороны субъекта различие совершенного и несовершенного знания связано с мнением, верой и наукой. В самом деле, мнению присущ выбор одного из двух противоположных утверждений с опасением того, что справедливо другое, и потому такой выбор не тверд; науке [со своей стороны] присущ твердый выбор, сопровождаемый умственным видением, поскольку наука обладает уверенностью, которая следует из мышления начал; вера же занимает среднее место, поскольку превосходит мнение в твердости выбора, но уступает науке в смысле недостаточности видения.

Далее, очевидно, что вещь не может быть в одном и том же отношении и совершенной, и несовершенной, но при этом вещи, которые отличаются друг от друга как совершенная и несовершенная, могут быть совместимы в одном и том же отношении в другой вещи. Поэтому знание, которое является совершенным со стороны объекта, несовместимо с несовершенным знанием в отношении этого же объекта, но они совместимы друг с другом в отношении того, что посредствует, или же в отношении одного и того же субъекта - ведь ничто не препятствует тому, чтобы в человеке одновременно и через посредство одного и того же наличествовало бы совершенное и несовершенное знание о двух различных вещах, одной совершенной и другой несовершенной, например, о здоровье и болезни, благе и зле. Подобным же образом знание, которое является совершенным со стороны посредствующего, несовместимо с несовершенным знанием со стороны того же посредствующего, но ничто не препятствует им [одновременно] быть в отношении одного и того же объекта или [же находиться] в одном и том же субъекте. В самом деле, один и тот же человек может знать одно и то же умозаключение как через посредство допущения, так и через посредство доказательства. Опять же, знание, которое является совершенным со стороны субъекта, несовместимо с несовершенным знанием в том же самом субъекте. Но вере по природе присуще несовершенство со стороны субъекта, поскольку верящий не видит то, во что верит, тогда как блаженству по природе присуще совершенство со стороны субъекта, поскольку блаженные, как уже было сказано (3, 8), созерцают то, что делает их блаженными. Следовательно, очевидно, что в одном и том же субъекте вера и блаженство несовместимы.

Ответ на возражение 1. Вера возвышеннее науки со стороны объекта, поскольку объектом веры является Первая Истина. Наука же, со своей стороны, обладает более совершенным модусом познания объекта, который совместим с видением, являющимся совершенством счастья, с каковым модусом несовместима вера.

Ответ на возражение 2. Вера является основанием постольку, поскольку она является знанием. Следовательно, когда это знание станет совершенным, совершенным станет и основание.

Ответ на возражение 3 очевиден из вышесказанного.

Раздел 4. Сохраняется ли надежда в посмертном состоянии славы?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что в посмертном состоянии славы надежда сохраняется. В самом деле, надежда совершенствует человеческое желание более превосходным образом, нежели нравственные добродетели. Но, как говорит Августин, нравственные добродетели по окончании этой жизни сохраняютя-. Тем более сохраняется и надежда.

Возражение 2. Далее, страх противоположен надежде. Но страх остается и после этой жизни, а именно навсегда сохраняющийся сыновний страх перед наказанием. Следовательно, подобным же образом может сохраниться и надежда.

Возражение 3. Далее, надежда, как и желание, относится к будущему благу. Но у блаженных существует желание будущего блага, а именно желание славы тела, которое, как говорит Августин, желают души блаженных-, и желание славы души, согласно сказанному [в Писании]: «Ядущие меня еще будут алкать, и пьющие меня еще будут жаждать» ( Сир. 24:23); и еще: «Во что желают проникнуть и ангелы» (1 Петр. 1:12). Следовательно, похоже на то, что блаженные могут надеяться и по окончании этой жизни.

Этому противоречат следующие слова апостола: «Если кто видит, то чего ему и надеяться» (Рим. 8:24). Но блаженные видят объект надежды, а именно Бога. Следовательно, они не надеются.

Отвечаю: как уже было сказано (3), то, что по природе предполагает несовершенство своего субъекта, несовместимо с противоположным ему совершенством в этом субъекте. Но очевидно, что движение по своей природе предполагает несовершенство субъекта, поскольку оно есть «действительность существующего в возможности»-, и как только эта возможность переходит в действительность, движение прекращается; так, став белой, вещь прекращает белеть. Но надежда - это движение к еще не обретенному [благу], что со всей очевидностью явствует из уже сказанного о страсти надежды (40, 1, 2). Поэтому когда мы достигнем обладания тем, на что надеемся, а именно наслаждения Богом, надежда прекратится.

Ответ на возражение 1. Надежда превосходит нравственные добродетели со стороны своего объекта, каковым является Бог. Но действия нравственных добродетелей, в отличие от действия надежды, вполне совместимы с совершенным счастьем, кроме, возможно, тех случаев, когда речь идет об их материи, в отношении которой они не сохраняются. В самом деле, нравственная добродетель совершенствует желание не только в отношении того, чем мы еще не обладаем, но также и в отношении кое-чего из того, чем мы уже актуально обладаем.

Ответ на возражение 2. Страх бывает двояким, рабским и сыновним, о чем речь у нас впереди (11-И, 19, 2). Рабский страх связан с наказанием и невозможен в жизни в состоянии славы, поскольку там более не останется возможности для совершения наказуемого. Сыновний же страх имеет двоякое действие: первое - это действие почитания Бога, и в отношении этого действия страх сохраняется; второе - это действие страха отпадения от Бога, и в отношении этого действия страх не сохраняется. И так это потому, что отпадение от Бога связано со злом, а там не будет страха ни перед каким злом, согласно сказанному [в Писании]: «Тот... будет жить безопасно и спокойно, не страшась зла» (Прит. 1:33).

Далее, как уже было сказано (23, 2; 40, 1), страх противоположен надежде в силу противопоставления блага и зла, и потому страх, который сохранится в состоянии славы, не противоположен надежде. Вообще, скорее погибшие будут страшиться наказаний, нежели блаженные чаять обрести славу в самом деле, погибшим предстоит перенести некоторую последовательность наказаний, и потому они сохраняют представление о чем-то в будущем, что и является объектом страха. А вот слава святых лишена какой-либо последовательности, поскольку она причастна вечности, в которой нет ни прошлого, ни будущего, но - только одно настоящее. Впрочем, в прямом смысле слова страха не останется и у погибших, поскольку, как уже было сказано (42, 2), страх невозможен без хоть какой-нибудь надежды на спасение, а у погибших нет никакой надежды. Следовательно, и у них не останется никакого страха, если только, как это иногда бывает принято в разговоре, не называть страхом любое ожидание грядущего зла.

Ответ на возражение 3. Что касается славы души, то у блаженных не может быть относительно нее никакого желания, поскольку, как уже было сказано, желание относится к чему-либо в будущем. Говорят же о них как об алчущих и жаждущих потому, что они никогда не устают, и по той же причине как о желающих говорят и об ангелах. Что же касается славы тела, то относительно нее в душах святых может иметься желание, но никак не надежда, по крайней мере, в собственном смысле слова, и никак не теологическая добродетель, поскольку ее объектом является Бог, а не сотворенное благо. В самом деле, объектом надежды, как было показано выше (40, 1), является нечто труднодоступное, в то время как благо, причиной которого мы уже несомненно обладаем, не может восприниматься нами как нечто труднодоступное. Так, тот, у которого есть деньги, не может в прямом смысле слова надеяться на приобретение того, что он сразу же может купить. И точно так же обретшие славу души не могут в прямом смысле слова надеяться на славу тела, но - только желать ее.

Раздел 5. Остается ли что-нибудь от веры или надежды в состоянии славы?

С пятым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что в состоянии славы кое-что от веры и надежды остается. В самом деле, при устранении собственного остается общее; так, как сказано в книге «О причинах», «когда устраняешь [от «человека"] «разумность», то остается «живое», а когда устраняешь «живое», то остается «бытие»-. Но в вере есть нечто общее с блаженством, а именно знание, и есть нечто собственное, а именно смутность, поскольку вера есть смутное знание. Следовательно, хотя смутность веры устраняется, знание веры остается.

Возражение 2. Далее, вера - это духовный свет души, согласно сказанному [в Писании]: «Просветил очи сердца вашего... к познанию Его» (Еф. 1:17, 18). Однако этот свет несовершенен по сравнению со светом славы, о котором сказано: «Во свете Твоем мы видим свет» (Пс. 35:10). Но и при появлении совершенного света несовершенный свет сохраняется; так, солнечные лучи не гасят свеч. Следовательно, похоже на то, что и при свете славы свет веры сохраняется.

Возражение 3. Далее, субстанция навыка не исчезает вместе с исчезновением его материи. В самом деле, человек может сохранить навык к щедрости и после утраты своих денег, хотя и не может более осуществлять [соответствующий] акт. Но объектом веры является Первая Истина как нечто невидимое. Следовательно, когда он исчезнет в том смысле, что станет видимым, навык к вере может сохраниться.

Этому противоречит следующее: вера - это простой навык. Но то, что просто, или полностью устраняется, или полностью остается. И коль скоро вера полностью не остается, но, как было показано выше (3), устраняется, то похоже на то, что она устраняется полностью.

Отвечаю: иные полагали, что если надежда устраняется полностью, то вера устраняется частично, а именно со стороны смутности, и остается частично, а именно со стороны субстанции ее знания. Если понимать это как сказанное об остающемся не в смысле тождественности, а со стороны родового признака, то это справедливо, поскольку вера в смысле знания относится к тому же роду, что и знание блаженного созерцания. С другой стороны, надежда не относится к тому же роду, что и небесное блаженство, поскольку она соотносится с наслаждением блаженства как движение с покоем по окончании движения.

Но если понимать сказанное в том смысле, что на небесах знание веры остается тем же самым, то это представляется невозможным. В самом деле, при устранении видового отличия субстанция рода не остается той же самой; так, если устранить отличие, составляющее белизну, то субстанция цвета не останется той же самой, как если бы один и тот же цвет был одновременно белым и другим, [например] черным. Тут дело в том, что род не соотносится с отличием как материя с формой. Поэтому в то время как в случае устранения формы субстанция материи сохраняет тождественность самой себе, субстанция рода при устранении отличия не сохраняет тождественности самой себе. В самом деле, род и отличие не являются частями вида, в противном случае они бы не входили в определение вида. Но как вид обозначает целое, то есть составленность материи и формы в материальных вещах, точно то же делают отличие и род. Род обозначает целое путем указания на материальное, отличие - на формальное, вид - на то и другое. Так, в человеке чувственная природа является своего рода материей умственной природы, и «живое» предицируется тому, что обладает чувственной природой, «разумное» - тому что обладает умственной природой, «человек» - тому, что обладает вместе той и другой. Таким образом, все эти три указывают на одно и то же целое, но под разными аспектами.

Поэтому очевидно, что коль скоро указание отличия ограничивается родом, то при удалении отличия субстанция рода не может оставаться той же самой; так, природа животного не останется той же самой при изменении вида устанавливающей это животное души. Таким образом, невозможно, чтобы одно и то же знание, бывшее дотоле смутным, стало несомненным видением. Отсюда понятно, что на небесах вера не сохранится точно такой же ни в целом, ни со стороны вида, но - только со стороны рода.

Ответ на возражение 1. При устранении «разумности» и сохранении «живого» вещь не остается тождественной самой себе, но, как уже было сказано, [остается] той же со стороны рода.

Ответ на возражение 2. Несовершенство света от свечи не противоположно совершенству солнечного света, поскольку они не принадлежат одному и тому же субъекту, тогда как несовершенство веры и совершенство славы противоположны друг другу и принадлежат одному и тому же субъекту. Следовательно, они несовместимы подобно тому, как несовместимы освещенность и темнота в воздухе.

Ответ на возражение 3. Тот, кто потерял деньги, не теряет при этом возможности их в дальнейшем иметь, и потому нет ничего несообразного в том, что навык к щедрости сохраняется. Но в состоянии славы актуально устраняется не только объект веры как нечто невидимое, но и сама возможность [его возвращения] в силу неизменности небесного блаженства, и потому нет никакого смысла в сохранении такого навыка [к вере].

Раздел 6. Сохраняется ли любовь по окончании этой жизни в состоянии славы?

С шестым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что любовь по окончании этой жизни в состоянии славы не сохраняется. В самом деле, согласно сказанному [в Писании], «когда настанет совершенное, тогда то, что отчасти», то есть несовершенное, «прекратится» (1 Кор. 13:10). Но любовь того, кто [еще] находится в пути, несовершенна. Следовательно, по достижении совершенства славы любовь прекратится.

Возражение 2. Далее, навыки и акты различаются со стороны своих объектов. Но объектом любви является схваченное благо. И коль скоро схватывание нынешней жизни отличается от схватывания жизни грядущей, то похоже на то, что любовь в обоих случаях различна.

Возражение 3. Далее, вещи одного и того же вида могут подвигаться от несовершенства к совершенству путем непрерывного возрастания. Но любовь того, кто [еще] находится в пути, сколь бы сильно она ни возрастала, никогда не сможет сравниться с небесной любовью. Следовательно, похоже на то, что любовь находящегося в пути не сохраняется на небесах.

Этому противоречат следующие слова апостола: «Любовь никогда не перестает» (1 Кор. 13:8).

Отвечаю: как уже было сказано (3), когда несовершенство вещи не является частью ее природы, ничто не препятствует тому, чтобы эта самая вещь перешла из несовершенного состояния в совершенное, что подобно тому, как человек становится совершенным со стороны роста и белизна - со стороны своей интенсивности. Но природа любви не содержит в себе несовершенства, поскольку любовь связана с одним и тем же объектом независимо от того, достигнут он или нет, доступен он видению или нет. Поэтому любовь не устраняется совершенством славы и остается тождественной самой себе.

Ответ на возражение 1. Несовершенство любви акцидентно, поскольку несовершенство не является частью природы любви. Но при устранении акциденции субстанция сохраняется. Следовательно, при устранении несовершенства любви сама любовь не устраняется.

Ответ на возражение 2. Объектом любви является не само знание (в противном случае любовь находящегося в пути [действительно] не была бы той же самой, что и небесная любовь), а познаваемое, а именно Сам Бог, Который [всегда] остается тем же самым.

Ответ на возражение 3. То, почему любовь находящегося в пути не может достичь совершенства небесной любви, является различием со стороны причины, причиной же любви, как сказано в девятой [книге] «Этики», является видение-, и потому чем более совершенно мы познаем Бога, тем более совершенно мы любим Его.

Вопрос 68. О дарах

Теперь мы подошли к рассмотрению [вопроса] о дарах, под каковым заглавием наличествует восемь пунктов: 1) отличаются ли дары от добродетелей; 2) о необходимости даров; 3) являются ли дары навыками; 4) о том, каковы они и сколько их; 5) о взаимосвязи даров; 6) сохраняются ли они на небесах; 7) о сравнении их друг с другом; 8) о сравнении их с добродетелями.

Раздел 1. Отличаются ли дары от добродетелей?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что дары не отличаются от добродетелей. В самом деле, Григорий, комментируя слова [Писания]: «И родились у него семь сыновей» (Иов. 1:2), говорит: «Рождение у нас семи сыновей суть зарождение в нас через небесный промысел семи добродетелей Святого Духа»-; и при этом он ссылается на слова из книги пророка Исайи: «И почиет на нем Дух Господень, Дух премудрости и разума...», и т. д. ( Ис. 11:2, 3), в которых указываются семь даров Святого Духа. Следовательно, семь даров Святого Духа - это добродетели.

Возражение 2. Далее, Августин, комментируя слова [Писания]: «Тогда идет, и берет с собою семь других духов...», и т. д. (Мф. 12:45), говорит: «Семь пороков противоположны семи добродетелям Святого Духа»-, то есть семи дарам. Но о семи пороках обычно говорят как о противоположных семи добродетелям. Следовательно, дары не отличаются от добродетелей в общепринятом смысле слова.

Возражение 3. Далее, вещи, определения которых идентичны, также идентичны. Но определение добродетели справедливо и для дара, поскольку каждый дар - это «доброе качество ума, благодаря которому мы живем праведно...», и т. д. И точно так же определение дара применимо к всеянным добродетелям, поскольку дар, согласно Философу, это то, что «не подлежит возврату»-. Следовательно, добродетели и дары не отличаются друг от друга.

Возражение 4. [Кроме того] некоторые из упоминаемых даров являются добродетелями; в самом деле, как было показано выше (57, 2), мудрость, мышление и научное знание - это умственные добродетели, совет принадлежит рассудительности, благочестие - правосудности, а мужество - это нравственная добродетель. Следовательно, похоже на то, что дары не отличаются от добродетелей.

Этому противоречит следующее: Григорий отличает семь даров, которые, по его словам, обозначены семью сыновьями Иова, от трех теологических добродетелей, которые, по его же словам, обозначены тремя дочерьми Иова-. Он также отличает эти семь даров от четырех главных добродетелей, которые, по его словам, обозначены четырьмя углами дома-.

Отвечаю: если говорить о дарах и добродетелях с точки зрения выраженных словами определений, то в них нет никакого противоположения. Так это потому, что само имя добродетели сообщает представление о том, что она совершенствует человека в отношении добрых дел, в то время как имя дара сообщает о причине его появления. Но нет никаких оснований полагать, что нечто, исходящее от кого-то как дар, не может совершенствовать одаренного в отношении добрых дел, тем более что некоторые добродетели, как уже было сказано (63, 3), всеяны в нас Богом. Таким образом, в указанном отношении нельзя отличить дары от добродетелей. Поэтому некоторые утверждали, что не должно [вообще] отличать дары от добродетелей. Но тут возникает трудность, которую им следует разъяснить: почему некоторые добродетели называются дарами, а некоторые - нет? И почему некоторые из даров, например, страх, не числятся среди добродетелей?

В связи с этим другие говорили, что дары должно рассматривать как отличные от добродетелей, но при этом они не приводили строго обоснования для такого отличия, такого обоснования, когда нечто, если можно так выразиться, было бы или общо всем без исключения добродетелям и при этом не подходило бы ни одному из даров, или наоборот. В самом деле, исследуя эти семь даров, четыре из которых, а именно мудрость, знание, мышление и совет, принадлежат разуму, а три, а именно мужество, благочестие и страх, принадлежат желанию,

они утверждали, что эти дары совершенствуют свободу воли как способность разума, в то время как добродетели совершенствуют ее как способность воли (так это потому, что в разуме, или уме, они усматривали только две добродетели, а именно веру и рассудительность, все же остальные помещали в желающую способность или аффекты). Если бы такое различение было истинным, то все добродетели должны были бы находиться в желании, а все дары - в разуме.

Другие, ссылаясь на слова Григория о том, что «дар Святого Духа, поселяясь в душу наделяет ее рассудительностью, умеренностью, правосудностью и мужеством, и она укрепляется в своем противлении любому искушению этим Его семикратным даром» -, утверждали, что добродетели даются нам ради добрых дел, а дары - ради того, чтобы противиться искушениям. Но и такое различение неубедительно. В самом деле, добродетели тоже противятся тем искушениям, которые ведут к противоположным добродетелям грехам (ведь все по природе противится противоположному себе, что особенно очевидно в случае любви, о чем читаем [в Писании]: «Большие воды не могут потушить любви» (Песнь. 8, 7)).

Были еще и такие, которые, исходя из того, что эти дары установлены в Святом Писании как находившиеся в Христе (Ис. 11:2, 3), говорили, что добродетели даются нам просто постольку, поскольку мы должны делать доброе, а вот дары - дабы сообразовывать нас с Христом, в особенности же с Его страстями, поскольку именно тогда эти дары сияли наиболее ярко. Но и такое различение не кажется удовлетворительным, поскольку наш Господь Сам пожелал, чтобы мы сообразовывались с Ним в первую очередь в кротости и смирении, согласно сказанному: «Научитесь от Меня (ибо Я - кроток и смирен сердцем)» (Мф. 11:29), а также в любви, согласно сказанному: «Любите друг друга, как Я возлюбил вас» (Ин. 15:12), тем более что именно эти добродетели наиболее отчетливо проявлялись во время страстей Христовых.

Итак, чтобы отличить дары от добродетелей, нам следует обратить внимание на то, какие именно выражения использует само Святое Писание, и мы увидим, что оно куда чаще использует термин «дух», нежели «дар». Так, мы читаем: «И почиет на нем Дух Господень, Дух премудрости и разума...», и т. д. (Ис. 11:2, 3), и эти слова нам ясно дают понять, что перечисленные семь даров установлены как находящиеся в нас по божественному вдохновению. Но вдохновение обозначает движение извне.

Тут следует заметить, что начал движения у человека два: одно в нем самом, и это разум, другое вне него, и это Бог, о чем нами уже было сказано прежде (9, 4, 6), и то же самое мы можем прочесть у Философа в том месте, где он рассуждает об удаче-.

Далее, как известно, движимое должно быть адекватным движущему, а совершенство движущегося как такового заключается в таком его расположении, при котором он наилучшим образом расположен к тому, чтобы приводиться в движение движущим. Следовательно, чем возвышенней движущий, тем более совершенным должно быть расположение, благодаря которому движимый становится адекватным движущему. Так, мы видим, что ученику для получения высших форм обучения от мастера необходимо быть расположенным наиболее совершенно.

Но очевидно, что человеческие добродетели совершенствуют человека в отношении тех внутренних и внешних действий, к которым он естественным образом подвигается своим разумом. Следовательно, человеку нужны еще более возвышенные совершенствования, посредством которых он был бы расположен к тому, чтобы быть движимым Богом. Эти совершенствования называются дарами, и не только потому, что они всеяны Богом, но еще потому, что ими человек располагается к восприимчивости божественного вдохновения, согласно сказанному [в Писании]: «Господь, Бог, открыл мне ухо - и я не воспротивился, не отступил назад» (Ис. 50:5). И Философ, рассуждая об удаче, говорит, что охваченные божественным вдохновением люди не нуждаются в правильном рассуждении и следуют своим внутренним побуждениям, поскольку движутся превосходящим человеческий разум началом-. Таким образом, правы те, которые говорят, что дары совершенствуют человека в отношении действий более возвышенных, чем действия добродетелей.

Ответ на возражение 1. В широком смысле слова эти дары иногда называют добродетелями, хотя они превышают и превосходят добродетели в широком смысле слова постольку, поскольку являются своего рода божественными добродетелями, совершенствующими человека как приводимого в движение Богом. Поэтому Философ над всеми общеизвестными добродетелями располагает так называемые «героические» или «божественные» добродетели, и говорит, что по их имени некоторых [обладающих большими добродетелями] людей называют «божественными»-.

Ответ на возражение 2. Пороки противоположны добродетелям постольку, поскольку они противоположны определенному разумом благу, а дарам они противоположны постольку, поскольку они противоположны божественному наитию. В самом деле, одна и та же вещь может быть противоположной как Богу, так и разуму свет которого берет свое начало в Боге.

Ответ на возражение 3. Это определение применимо к добродетели, понимаемой в широком смысле слова. Следовательно, если мы хотим отличить эту добродетель от дара, то нам следует разъяснять слова «благодаря которому мы живем праведно» как сказанные о правоте жизни, соизмеряемой с правотой разума. Дары же, в отличие от всеянной добродетели, можно определить как нечто, дарованное Богом для соизмерения с Его движением, т.е. как нечто, побуждающее человека следовать добру по божественному наитию.

Ответ на возражение 4. Мудрость называется умственной добродетелью постольку, поскольку она проистекает из суждения разума, а даром - поскольку она действует по божественному наитию. То же самое можно сказать и о других добродетелях.

Раздел 2. Необходимы ли человеку дары ради его спасения?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что дары не являются необходимыми для человеческого спасения. В самом деле, дары определены к совершенству, превосходящему обычное совершенство добродетели. Но человеку для своего спасения нет необходимости в достижении совершенства, превосходящего обычную норму добродетели, поскольку такое совершенство есть следование не заповеди, а премудрости. Следовательно, дары не являются необходимыми для человеческого спасения.

Возражение 2. Далее, для спасения человека достаточным является то, что он поступает правильно и в отношении Бога, и в отношении человека. Но поведение человека в отношении Бога правильно направляется теологическими добродетелями, а его поведение в отношении людей - нравственными добродетелями. Следовательно, дары не являются необходимыми для человеческого спасения.

Возражение 3. Далее, Григорий говорит, что «Святой Дух дарует мудрость против глупости, мышление против тупости, совет против безрассудства, мужество против страха, знание против невежества, благочестие против ожесточения нашего сердца и страх против гордыни»-. Но добродетели предоставляют достаточно средств против всего вышеперечисленного. Следовательно, дары не являются необходимыми для человеческого спасения.

Этому противоречит следующее: из всех даров мудрость кажется наиболее возвышенным, а страх - низким [даром]. Но оба они необходимы для спасения; так, [в Писании] сказано и о мудрости: «Бог никого не любит, кроме живущего с премудростью» (Прем. 7:28), и о страхе: «Не имеющий страха не может оправдаться» (Сир. 1:21). Следовательно, расположенные между ними другие дары также необходимы для спасения.

Отвечаю: как уже было сказано (1), дары совершенствуют человека таким образом, что он располагается к восприятию божественного вдохновения. Поэтому необходимость в дарах возникает в тех случаях, когда побуждения разума недостаточно и существует потребность в наитии Святого Духа.

Далее, человеческий разум совершенствуется Богом двояко: во-первых, путем достижения естественного для него совершенства, а именно благодаря естественному свету разума; во-вторых, путем достижения сверхъестественного совершенства, а именно, как было показано выше (62, 1), благодаря теологическим добродетелям. И хотя это последнее совершенство превосходит первое, тем не менее, первым человек обладает более возвышенным образом, нежели последним, так как первым человек обладает полностью, в то время как последним - отчасти, поскольку мы любим и знаем Бога отчасти. Но очевидно, что тот, кто обладает совершенной природой, формой или добродетелью, действует через посредство них самостоятельно, если не считать деятельности в нем Бога, Который внутренне действует в каждой природе и в каждой воле. С другой стороны, тот, кто обладает природой, формой или добродетелью несовершенно, не может действовать через самое себя и нуждается в том, чтобы быть подвигнутым к этому кем-то другим. Так, солнце, которое обладает светом совершенно, может светить само по себе, тогда как луна, которая обладает природой света несовершенно, всего лишь отражает чужой свет Точно так же и в совершенстве знающий медицинское искусство врач может работать один, а вот его ученик, который еще не полностью постиг это искусство, не может работать один, но - только под руководством врача.

Таким образом, в делах, подчиненных человеческому разуму и направленных к врожденной человеку цели, человек может действовать через посредство суждения своего разума. Впрочем, и в отношении этого благодаря сверхизобилию божественной благости человек может получать помощь в виде особых божественных наитий (поэтому, согласно философам, не каждый из тех, кто обладает приобретенными нравственными добродетелями, обладает также и героическими или божественными добродетелями). Но в делах, направленных к сверхъестественной цели, к которым вооруженный теологическими добродетелями разум подвигает человека так, как умеет, то есть несовершенно, одного только обусловленного разумом движения не достаточно, и потому необходимы также еще и побуждение и водительство со стороны Святого Духа, согласно сказанному [в Писании]: «Все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божий... а если - дети, то - и наследники» (Рим. 8:14, 17); и еще: «Дух Твой благой да ведет меня в землю правды» (Дс. 142:10), поскольку, если так можно выразиться, нельзя наследовать эту землю правды иначе, как только будучи движимым и приводимым туда Святым Духом. Следовательно, для достижения этой цели человеку необходимы дары Святого Духа.

Ответ на возражение 1. Дары превосходят обычное совершенство добродетелей не со стороны самих дел (как премудрость превосходит заповедь), а со стороны способа делания, а именно постольку, поскольку человек подвигается более возвышенным началом.

Ответ на возражение 2. Теологические и нравственные добродетели совершенствуют человека в отношении его конечной цели не настолько, чтобы ему уже не было никакой необходимости в приведении к ней более возвышенными наитиями Святого Духа, о чем уже было сказано.

Ответ на возражение 3. Независимо от того, является ли человеческий разум совершенным благодаря естественному совершенствованию или же благодаря совершенствованию через посредство теологических добродетелей, он все равно не знает ни всего, ни [тем более] всего в возможности. По этой причине он не способен избежать глупости и других упомянутых в возражении вещей. А вот знание и сила Бога простирается на все, и Он Своим движением сохраняет нас от всяческой глупости, тупости, безрассудства, ожесточения сердца и проч. Поэтому о дарах Святого Духа, благодаря которым мы становимся восприимчивыми к Его побуждениям, говорят как о данных нам в качестве средств от таких пороков.

Раздел 3. Являются ли дары святого духа навыками?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что дары Святого Духа не являются навыками. В самом деле, навык - это устойчивое качество, которое в «Категориях» определяется как «качество, которое не легко поддается изменениям» -. Но именно Христу свойственно то, что в Нем почиют дары Святого Духа, согласно сказанному [в Писании]: «И почиет на нем Дух Господень, Дух премудрости и разума...», и т. д. (Ис. 11:2, 3), каковые слова Григорий комментирует следующим образом: «Святой Дух нисходит на всех верных, но особым образом он почиет на Посреднике»-. Следовательно, дары Святого Духа не являются навыками.

Возражение 2. Далее, дары Святого Духа, как уже было сказано (1), совершенствуют человека постольку, поскольку он подвигается Духом Самого Бога. Но если человека рассматривать как того, кто движется Духом Бога, то в этом отношении он выступает в качестве своего рода Его инструмента, в то время как с помощью навыка совершенствуется не инструмент, а основной действователь. Следовательно, дары Святого Духа не являются навыками.

Возражение 3. Далее, дары Святого Духа, как и пророческий дар, обусловливаются божественным вдохновением. Но пророческий дар не является навыком, поскольку, как говорит Григорий, «дух пророчества не всегда пребывает в пророке»-. Тем более не являются таковыми и дары Святого Духа.

Этому противоречит следующее: Господь, говоря о Святом Духе, сказал Своим ученикам: «Он с вами пребывает и в вас будет» (Ин. 14:17). Но Святой Дух пребывает в человеке через Свои дары. Следовательно, Его дары пребывают в человеке. Поэтому они суть не просто действия или страсти, но - устойчивые навыки.

Отвечаю: как было показано выше (1), дары - это совершенствования человека, посредством которых он становится восприимчивым к побуждениям Святого Духа. Далее, из уже ранее сказанного очевидно (56, 4; 58, 2), что нравственные добродетели совершенствуют желающую способность в той мере, в какой она некоторым образом причастна разуму а именно постольку, поскольку она, если так можно выразиться, обладает естественной склонностью повиноваться разуму. Так вот, дары Святого Духа в соотнесении их с Самим Святым Духом связаны с человеком точно так же, как нравственные добродетели в соотнесении их с разумом связаны с желающей способностью. Но нравственные добродетели - это навыки, посредством которых способности желания располагаются к неукоснительному повиновению разуму. Следовательно, и дары Святого Духа - это навыки, посредством которых человек совершенствуется к тому, чтобы с готовностью повиноваться Святому Духу

Ответ на возражение 1. Григорий отвечает на это возражение, говоря, что «посредством тех даров, без которых нельзя обрести жизнь, Святой Дух всегда пребывает во всех избранных, но не посредством других Своих даров»-. Но, как уже было сказано (2), [рассматриваемые нами] семь даров необходимы для спасения. Следовательно, посредством них Святой Дух всегда пребывает в святых.

Ответ на возражение 2. Этот аргумент справедлив в том случае, когда речь идет о не обладающем способностью к самостоятельным действиям инструменте. Но человек не является таким инструментом, поскольку помимо того, что он испытывает воздействие Святого Духа, он также может действовать и сам, а именно постольку, поскольку он наделен свободной волей. По этой причине он и нуждается в навыке.

Ответ на возражение 3. Пророческий дар - это один из тех даров, в которых Дух являет Себя не ради спасения, и потому приведенная аналогия неуместна.

Раздел 4. Правильно ли перечислены семь даров святого духа?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что семь даров Святого Духа перечислены не должным образом. В самом деле, в известном перечислении четыре дара, а именно мудрость, мышление, знание и совет, который приписывается рассудительности, установлены в соответствии с умственными добродетелями, в то время как ничего не установлено в качестве соответствия пятой умственной добродетели, а именно искусству. Кроме того, установлено нечто, соответствующее правосудности, а именно благочестие, и нечто, соответствующее мужеству, а именно дар мужества, в то время как не установлено ничего, что бы соответствовало благоразумию. Следовательно, дары перечислены неполно.

Возражение 2. Далее, благочестие - это часть правосудности. Но при этом мужеству соответствует не какая-либо из частей мужества, но - само мужество. Следовательно, и вместо благочестия надлежало устанавливать правосудность.

Возражение 3. Далее, теологические добродетели более остальных определяют нас к Богу. И коль скоро дары совершенствуют человека в отношении того, что он подвигается Богом, то похоже на то, что надлежало включить в перечисление и такие дары, которые соответствовали бы теологическим добродетелям.

Возражение 4. Далее, Бог является не только объектом страха, но также и объектом любви, надежды и наслаждения. Но любовь, надежда и наслаждение - это отдельные от страха страсти. Следовательно, коль скоро среди других даров перечислен страх, то вместе с ним надлежало указывать и три остальные.

Возражение 5. Кроме того, мудрость нужна для того, чтобы направлять мышление, совет - чтобы направлять мужество, знание - чтобы направлять благочестие. Следовательно, в перечисление надлежало добавить еще один дар, который направлял бы страх. Таким образом, семь даров Святого Духа перечислены неправильно.

Этому противоречит авторитет Святого Писания (Ис. 11:2,3).

Отвечаю: как уже было сказано (3), дары - это совершенствующие человека навыки, посредством которых он становится восприимчивым к побуждениям Святого Духа, что подобно тому, как нравственные добродетели совершенствуют желающие способности с тем, чтобы они повиновались разуму, но как для желающих способностей естественно приводиться в движение распоряжениями разума, точно так же и для всех человеческих сил естественно быть движимыми божественным наитием как превосходящей их силой. Поэтому те способности в человеке, которые являются началами человеческих действий, а именно разум и желание, могут выступать в качестве субъектов даров даже в тех случаях, когда они являются добродетелями.

Далее, разум бывает созерцательным и деятельным, и им обоим присуще как схватывание, то есть обнаружение истины, так и вынесение суждения об истине. Так вот, в целях схватывания истины созерцательный разум совершенствуется «мышлением», а практический разум - «советом»; в целях вынесения правильного суждения созерцательный разум совершенствуется «мудростью», а практический разум - «знанием». Желающая же способность в делах, затрагивающих отношение человека к другому совершенствуется «благочестием», а в делах, затрагивающих его самого, она совершенствуется «мужеством», чтобы противостоять страху перед опасностями, и «страхом», чтобы противостоять невоздержанной жажде удовольствий, согласно сказанному в Писании: «Страх Господень отводит от зла» (Прит. 16:6); и еще: «Трепещет от страха Твоего плоть моя, и судов Твоих я боюсь» (Пс. 118:120). Из сказанного очевидно, что эти дары простираются на то же, на что простираются и умственные, и нравственные добродетели.

Ответ на возражение 1. Дары Святого Духа совершенствуют человека в отношении дел, относящихся к благой жизни, искусство же направлено не на такие дела, а на внешние вещи, которые могут быть сделаны, поскольку искусство - это правильное суждение не относительно вещей, которые будут выполнены, а относительно вещей, которые будут сделаны. Впрочем, говоря о всеянии даров, не будет ошибкой сказать, что и искусство привходит со стороны Святого Духа, Который является главным двигателем, а не со стороны людей, которые - при таком движении - выступают в качестве Его органов. Дар же страха некоторым образом соответствует благоразумию; в самом деле, как благоразумие в строгом смысле слова ограждает человека от злых удовольствий ради достижения определенного разумом блага, точно так же и дар страха удерживает человека от злых удовольствий ввиду страха Божия.

Ответ на возражение 2. Правосудность получила свое название от правоты [суждения] разума, что более приличествует добродетели, нежели дару. Имя же благочестия указывает на почтение, с которым мы относимся к отцу или отечеству. И коль скоро Бог - это Отец всего, то поклонение Богу, как говорит Августин, тоже называется благочестием-. Поэтому тот дар, благодаря которому человек из почтения к Богу совершает благие поступки, по справедливости назван благочестием.

Ответ на возражение 3. Человеческий ум движется Святым Духом только тогда, когда тем или иным образом соединяется с Ним, что подобно тому, как и инструмент движется ремесленником только тогда, когда соприкасается или каким-либо иным образом взаимодействует с ним. Но первичным образом человек соединяется с Богом посредством веры, надежды и любви и, следовательно, эти добродетели, будучи корнями даров, предшествуют им. Поэтому этим трем добродетелям соответствуют все дары как такие, которые в них укоренены.

Ответ на возражение 4. У любви, надежды и наслаждения объектом является благо. Но Бог Сам по себе является Благом, и потому названия этих страстей приписываются теологическим добродетелям, которые соединяют человека с Богом. С другой стороны, объектом страха является зло, которое никак не может быть приписано Богу. Следовательно, страх означает не соединение с Богом, а отказ от некоторых вещей вследствие почитания Бога. Поэтому его имя придано не теологической добродетели, а дару, который удерживает нас от зла по более возвышенным, нежели у нравственной добродетели, причинам.

Ответ на возражение 5. Мудрость нужна человеку для того, чтобы направлять равно ум и аффекты. В соответствии с этим под начало мудрости устанавливаются два дара: со стороны ума - дар мышления, со стороны аффектов - дар страха. В самом деле, главной причиной для страха Божия является представление о божественном превосходстве, которое созерцает мудрость.

Раздел 5. Взаимосвязаны ли дары святого духа?

С пятым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что дары не взаимосвязаны, поскольку по словам апостола, «одному дается Духом слово мудрости, другому - слово знания (тем же Духом)» (1 Кор. 12:8). Но мудрость и знание являются дарами Святого Духа. Следовательно, дары Святого Духа даются людям порознь и не связаны друг с другом в одном и том же человеке.

Возражение 2. Далее, Августин говорит, что «большинство верующих не сильны знанием, хотя они сильны верои»:2?Ш. Но некоторые из даров, по крайней мере, дар страха, сопутствует вере. Следовательно, похоже на то, что в одном и том же человеке дары не обязательно взаимосвязаны.

Возражение 3. Далее, по словам Григория, «мудрость не имеет большого значения, если ей недостает мышления, и мышление бесполезно, если оно не основывается на мудрости... Совет ничего не стоит, когда ему недостает мужества, и мужество слабо, когда оно не поддержано советом... Знание ничтожно, когда оно - без благочестия, и благочестие весьма бесполезно, если ему недостает проницательности знания... И, конечно же, когда недостает всех этих добродетелей, тогда и страх может подвигнуть на недоброе действие» -, из чего, похоже, следует, что можно обладать одним дар без другого. Таким образом, дары Святого Духа не взаимосвязаны.

Этому противоречит следующее замечание Григория, которым он предваряет вышеприведенную цитату: «Особо же важно в этом пиршестве сынов Иова, что, взаимно обращаясь, они угощают друг друга». Но сынами Иова он называет дары Святого Духа. Следовательно, дары Святого Духа взаимосвязаны и укрепляют друг друга.

Отвечаю: правильный ответ на этот вопрос следует из установленного нами ранее. В самом деле, уже было сказано (3), что как нравственные добродетели располагают способности желания к тому, чтобы они руководствовались разумом, точно так же все душевные способности располагаются дарами к тому, чтобы быть движимыми Святым Духом. Но Святой Дух пребывает в нас любовью, согласно сказанному [в Писании]: «Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим. 5:5), в то время как наш разум совершенствуется рассудительностью. Поэтому как нравственные добродетели соединяются в рассудительности, точно так же дары Святого Духа являются взаимосвязанными в любви, а именно так, что имеющий любовь обладает и всеми дарами Святого Духа, и ни одним из них никто не может обладать без любви.

Ответ на возражение 1. В одном смысле мудрость и знание можно рассматривать как данные через благодать, а именно так, что человек настолько преуспел в знании божественных и человеческих вещей, что может и наставлять верующего, и опровергать неверующего. И именно в этом смысле апостол говорит о мудрости и знании в приведенном отрывке, по каковой причине особо указывает на «слово» мудрости и «слово» знания. Их можно понимать и в другом смысле, а именно как дары Святого Духа, и в этом смысле мудрость и знание суть не что иное, как совершенства человеческого ума, побуждающие его следовать наитиям Святого Духа при познании божественных и человеческих вещей. Следовательно, очевидно, что этими дарами обладают все те, кто обладает любовью.

Ответ на возражение 2. Августин в данном случае говорит о знании, разъясняя вышеприведенную цитату апостола, то есть он имеет в виду знание как данное через благодать, о чем уже было сказано. Это со всей очевидностью явствует из того, что он говорит далее [а именно]: «Ибо одно дело - знать только то, чему человек должен верить для того, чтобы достичь блаженной жизни, каковая суть жизнь вечная; и другое дело - знать, каким образом одно и то же, что, как мы видим, апостол называет именем знания собственно, может поддержать благочестивых и утвердиться против нечестивых».

Ответ на возражение 3. Как взаимосвязь главных добродетелей доказывается на основании того факта, что каждая из них совершенствуется остальными, о чем уже говорилось выше (65, 1), точно так же Григорий, желая доказать взаимосвязь даров, отталкивается от того факта, что ни один из них не может быть совершенным без остальных (подтверждением могут служить уже приведенные нами ранее его слова о том, что «одна частная добродетель без другой или вообще ничего не стоит, или же крайне несовершенна»-). Поэтому [сказанное им] должно понимать не так, что будто бы один дар может существовать без другого, но так, что если бы мышление было без мудрости, то оно не было бы даром, что подобно тому, как и благоразумие без правосудности не было бы добродетелью.

Раздел 6. Сохраняются ли дары святого духа на небесах?

С шестым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что дары Святого Духа на небесах не сохраняются. Так, Григорий говорит, что посредством этого семикратного дара «Святой Дух утверждает ум против всяческих искушений»-. Но на небесах не будет никаких искушений, согласно сказанному [в Писании]: «Не будут делать зла и вреда на всей Святой fope Моей» (Ис. 11:9). Следовательно, на небесах не будет и никаких даров Святого Духа.

Возражение 2. Далее, дары Святого Духа, как было показано выше (3), являются навыками. Но навыки бесполезны, если их акты невозможны. Однако акты некоторых даров на небесах невозможны; так, Григорий говорит, что «мышление... постигает услышанные истины... Совет... удерживает нас от опрометчивых поступков... Мужество... не боится бедствий... Благочестие... утоляет сокровенное сердца делами милосердия»-, а все это несовместимо с небесным состоянием. Следовательно, эти дары в состоянии славы не сохраняются.

Возражение 3. Далее, некоторые дары совершенствуют человека в делах созерцательной жизни, например, мудрость и мышление, а некоторые - в делах жизни деятельной, например, благочестие и мужество. Но, по словам Григория, деятельная жизнь завершается вместе с этой-. Следовательно, в состоянии славы сохраняются не все дары Святого Духа.

Этому противоречат следующие слова Амвросия: «Град Божий, небесный Иерусалим, омывается не водами земных рек, но - Духом Святым, проистекающим из Самого Источника жизни, преизобильно изливающимся на те небесные духи бурным потоком семикратной небесной добродетели».

Отвечаю: о дарах можно говорить двояко: во-первых, со стороны их сущности, и в этом смысле наиболее совершенно они будут присутствовать на небесах, о чем говорит нам Амвросий в вышеприведенном отрывке. И так это потому что дары Святого Духа приводят человеческий ум в состояние расположенности к движению Святого Духа, каковая расположенность совершенна только на небесах, где «будет Бог все во всем» (1 Кор. 15:28) и человек полностью подчинится Ему. Во-вторых, их можно рассматривать со стороны материи, в которой осуществляются их деятельности; в таком случае, действительно, в нынешней жизни они осуществляют деятельность в материи, в которой они не будут осуществлять никакой деятельности в состоянии славы. В указанном отношении они, как и главные добродетели (о чем шла речь выше (67,1)), в состоянии славы не сохранятся.

Ответ на возражение 1. Григорий в настоящем случае говорит о дарах как о таких, которые совместимы с нынешним состоянием, в котором они защищают нас от искушений зла. Но в состоянии славы, когда прекратится всякое зло, посредством даров Святого Духа мы будем совершенны в добре.

Ответ на возражение 2. Григорий, говоря о дарах, в большинстве случаев упоминает как нечто из того, что завершится вместе с завершением нынешнего состояния, так и нечто из того, что сохранится в будущем состоянии. Так, он говорит, что «мудрость укрепляет ум надеждой и уверенностью в вечных вещах», и из упомянутого надежда проходит, а уверенность остается. О мышлении он говорит, что оно «постигает услышанные истины, укрепляя сердце и просвещая его тьму», и из упомянутого слушание проходит, поскольку «уже не будут учить друг друга, брат брата» (Иер. 31:34), а просвещение ума остается. О совете он говорит, что он «удерживает нас от опрометчивых поступков», что необходимо нам в нынешней жизни, и еще, что он «делает ум мыслящим совершенно», что необходимо также и в будущем состоянии. О мужестве он говорит, что оно «не боится бедствий», что необходимо в нынешней жизни, и далее, что оно «питает нашу уверенность», которая сохранится и в будущей жизни. Что касается знания, то оно упоминается только в одном аспекте, а именно что оно «преодолевает пустоту неведения», что [безусловно] относится к нынешнему состоянию. Впрочем, когда Григорий прибавляет «в недрах ума», то это может быть истолковано как метафорически сказанное о полноте знания, полнота же относится к будущему состоянию. О благочестии он говорит, что оно «утоляет сокровенное сердца делами милосердия», каковые слова в буквальном смысле относятся только к нынешнему состоянию; тем не менее, внутреннее отношение к ближнему, выраженное словами «сокровенное сердца», принадлежит также и будущему состоянию, когда благочестие будет проявляться не в делах милосердия, а в соучастии в наслаждении. О страхе он говорит, что он «удручает ум, дабы тот не превозносился [знанием] существующих вещей», что относится к нынешнему состоянию, и что он «укрепляет пищей надежды на будущее», что тоже относится к нынешнему состоянию в том, что касается надежды, но может быть также отнесено и к будущему состоянию в том, что касается «укрепления» со стороны того, на что мы сейчас надеемся, а там обретем.

Ответ на возражение 3. В этом аргументе дары рассматриваются со стороны их материи. Действительно, акты деятельной жизни в материи даров не сохранятся, но все дары сохранят присущие им акты в отношении вещей, связанных с созерцательной жизнью, каковой и будет жизнь небесного блаженства.

Раздел 7. В должном ли порядке расположил дары исайя?

С седьмым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что Исайя расположил дары не в порядке [убывания] их достоинства. Так, главным даром, пожалуй, является тот, который в первую очередь требует от человека Бог. Бог же более всего остального требует от человека страх, о чем читаем [в Писании]: «Итак, Израиль, чего требует от тебя Господь, Бог твой? Только того, чтобы ты боялся Господа, Бога твоего» (Вт 10:12): и еще: «Если Я - Господь, то где страх предо Мною?»- (Мал. 1:6). Следовательно, похоже на то, что страх, который Исайя расположил в конце, является не низшим, а [напротив] высшим даром.

Возражение 2. Далее, благочестие, похоже, является некоторым образом общим благом. В самом деле, по словам апостола, «благочестие - на все полезно» (1 Тим. 4:8). Но общее благо предпочтительнее частных благ. Следовательно, похоже на то, что благочестие, которому отведено предпоследнее место, является наиболее возвышенным даром.

Возражение 3. Далее, знание совершенствует человеческое суждение, в то время как совет связан с исследованием. Но суждение превосходит исследование. Следовательно, знание является более превосходным даром, нежели совет, и, тем не менее, оно помещено после совета как нечто низшее.

Возражение 4. Кроме того, мужество принадлежит желающей способности, в то время как наука принадлежит разуму. Но разум является более превосходной способностью, нежели желание. Следовательно, знание является более превосходным даром, нежели мужество, и, тем не менее, последнее в перечислении предшествует. Следовательно, дары расположены не в порядке [убывания] их достоинства.

Этому противоречат следующие слова Августина: «Мне кажется, что это семикратное действие Святого Духа, о котором говорит Исайя, с точки зрения степеней и способа выражения согласуется с тем-, однако существует различие со стороны порядка, поскольку тут - перечисление начинается с наиболее превосходных даров, а там - с наиболее низких»-.

Отвечаю: превосходство даров можно оценивать двояко: во-первых, просто, а именно путем сопоставления проистекающих из них как из своих начал присущих им актов; во-вторых, относительно, а именно путем сопоставления их материй. Если оценивать превосходство даров просто, то в таком случае действует правило, которое применялось нами при сравнении добродетелей друг с другом, поскольку дары, как и добродетели, как уже было сказано (4), совершенствуют человека в отношении всех актов способностей души. Итак, умственные добродетели [в порядке достоинства] предшествуют нравственным добродетелям, а из умственных добродетелей созерцательные, а именно мудрость, мышление и наука, предпочтительней деятельных, а именно рассудительности и искусства. И при этом мудрость [в порядке достоинства] предшествует мышлению, мышление - науке, рассудительность - сообразительности и так далее. И точно так же дары мудрости, мышления, знания и совета превосходят дары благочестия, мужества и страха, а из последних благочестие превосходит мужество, а мужество - страх точно так же, как правосудность превосходит мужество и мужество - благоразумие. А вот со стороны материи мужество и совет предшествуют знанию и благочестию, поскольку мужество и совет связаны с затруднительными вопросами, тогда как благочестие и знание - с обычными. Следовательно, порядок, в котором перечислены дары, соответствует превосходству даров, но первое место, отведенное мудрости и мышлению, связано с тем, что их превосходство оценивается просто, а предпочтение, которое отдано совету и мужеству перед знанием и благочестием, связано с тем, что они оцениваются со стороны их материй.

Ответ на возражение 1. Страх требуется в первую очередь потому, что он является, так сказать, основанием совершенства других даров, поскольку «начало мудрости - страх Господень» (Пс. 110:10; Сир. 1:18), а не потому, что он превосходит все остальные [дары]. В самом деле, в порядке порождения, т.е. до того, как человек начнет совершать те добрые поступки, которые являются следствиями других даров, страх Господень отводит его от зла (Прит. 16:6).

Ответ на возражение 2. Апостол в приведенных словах сопоставляет благочестие не с дарами Божьими, а только с «телесным упражнением», о котором он [несколько выше] говорит, что оно «мало полезно».

Ответ на возражение 3. Хотя знание [в порядке достоинства] предшествует совету со стороны суждения, тем не менее, совет превосходит знание со стороны материи. В самом деле, совет имеет отношение только к трудным вопросам-, тогда как суждение знания охватывает все вопросы.

Ответ на возражение 4. Управляющие дары, которые принадлежат разуму превосходят исполнительные дары в случае их оценки путем сопоставления проистекающих из них как из своих способностей актов, поскольку разум превосходит желание как управляющее - управляемое. А вот со стороны материи совет соединен с мужеством как управляющая способность с управляемой, и точно так же знание соединено с благочестием, и при этом совет и мужество связаны с затруднительными вопросами, а знание и благочестие - с обычными. Поэтому в случае оценки путем сопоставления материи совет и мужество предпочтительней знания и благочестия.

Раздел 8. Превосходят ли добродетели дары?

С восьмым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что добродетели превосходят дары. Так, Августин, рассуждая о любви, говорит: «Нет ничего более превосходного, нежели тот дар Божий. Он один отделяет сынов Царства вечного от сынов вечной погибели. Другие даяния даются также Святым Духом, но без любви от них нет никакой пользы»-. Но любовь - это добродетель. Следовательно, добродетель превосходит дары Святого Духа.

Возражение 2. Далее, первое в порядке природы является, похоже, наиболее превосходным. Но добродетели предшествуют дарам Святого Духа. В самом деле, по словам Григория, «дар Святого Духа действует в уме таким образом, что в первую очередь возникают правосудность, рассудительность, мужество, благоразумие... и, действуя далее, сообщает сдерживание посредством семи добродетелей», то есть даров, так, что дарует «мудрость против глупости, мышление против тупости, совет против безрассудства, мужество против страха, знание против невежества, благочестие против ожесточения нашего сердца и страх против гордыни»-. Следовательно, добродетели превосходят дары.

Возражение 3. Далее, Августин говорит, что «добродетели нельзя использовать ради злой цели»-. Но дары можно использовать ради злой цели. Так, по словам Григория, «мы молимся... чтобы мудрость не превозносилась, чтобы мышление в своем быстром беге не отклонялось от истинного пути, чтобы совет, умножаясь, не приводил в замешательство, чтобы мужество, придавая уверенность, не делало нас безрассудными, чтобы знание, если оно - знание без любви, не наполняло гордыней ум, чтобы благочестие, буде оно свернет в сторону, не извращалось, чтобы страх, тревожась по пустякам, не погружал нас в омут отчаяния»-. Следовательно, добродетели превосходят дары Святого Духа.

Этому противоречит следующее: дары, как было показано выше (Возражение 2), пожалованы нам для содействия добродетелям и исправления некоторых несовершенств, и потому они, по-видимому, могут то, чего не могут добродетели. Следовательно, дары превосходят добродетели.

Отвечаю: как было показано выше (58, 3; 62, 1), существует три вида добродетелей, а именно теологические, умственные и нравственные. Посредством теологических добродетелей ум человека соединяется с Богом, посредством умственных совершенствуется сам разум, а посредством нравственных совершенствуется повиновение разуму способностей желания. Дары же Святого Духа, со своей стороны, располагают все способности души к следованию божественному движению.

В связи с этим представляется логичным сопоставлять дары с теологическими добродетелями, посредством которых человек соединяется со своим Двигателем, Святым Духом, таким же точно образом, каким мы сопоставляем нравственные добродетели с умственными, которые совершенствуют движущее начало нравственных добродетелей, разум. Следовательно, как умственные добродетели превосходят нравственные добродетели и руководят ими, точно так же теологические добродетели превосходят дары Святого Духа и направляют их. Поэтому Григорий говорит, что «семь сыновей», то есть семь даров, «никогда не достигнут совершенства десятерицы, если не будут исполнены верой, надеждой и любовью»-.

Но если сравнивать дары с другими добродетелями, то есть с умственными и нравственными, то в таком случае дары предшествуют добродетелям [в порядке достоинства]. В самом деле, дары совершенствуют способности души в отношении Святого Духа как их Двигателя, тогда как добродетели совершенствуют или непосредственно разум, или другие способности в отношении разума. Но очевидно, что чем возвышенней двигатель, тем более возвышенным является и расположение, каким должно быть расположено движимое. Поэтому [в таком смысле] дары совершеннее добродетелей.

Ответ на возражение 1. Любовь - это теологическая добродетель, а мы уже пришли к выводу, что [теологические добродетели] совершеннее даров.

Ответ на возражение 2. Одна вещь может предшествовать другой двояко. Во-первых, в порядке совершенства и достоинства (как любовь к Богу предшествует любви к ближнему), и в этом отношении дары предшествуют умственным и нравственным добродетелям и последуют теологическим добродетелям. Во-вторых, в порядке порождения или расположения (как любовь к ближнему в том, что касается действия, предшествует любви к Богу), и в этом отношении нравственные и умственные добродетели предшествуют дарам, поскольку человек через посредство правильного подчинения собственному разуму располагается к правильному подчинению Богу

Ответ на возражение 3. Мудрость, мышление и т. п. как дары Святого Духа оживлены любовью, которая «не мыслит зла» (1 Кор. 13:5). Следовательно, мудрость, мышление и т. п. как дары Святого Духа не могут быть использованы ради злой цели. Но для того чтобы они не отступили от совершенства любви, они должны поддерживать друг друга, и именно об этом в настоящем случае говорит Григорий.

Вопрос 69. О блаженствах

Теперь у нас на очереди рассмотрение блаженств, под каковым заглавием наличествует четыре пункта: 1) отличаются ли блаженства от даров и добродетелей; 2) о наградах блаженств: относятся ли они к этой жизни; 3) о количестве блаженств; 4) о том, насколько надлежащими являются приписываемые блаженствам награды.

Раздел 1. Отличаются ли блаженства от добродетелей и даров?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что блаженства не отличаются от добродетелей и даров. В самом деле, Августин относит блаженства, о которых говорит Матфей, к дарам Святого Духа-; и Амвросий в своем комментарии к Луке (Лк. 6:20 и далее), приписывает упомянутые там блаженства четырем главным добродетелям. Следовательно, блаженства не отличаются от добродетелей и даров.

Возражение 2. Далее, как было показано выше (19, 3; 21,1), существует только два правила человеческой воли: разум и вечный закон. Но добродетели совершенствуют человека в отношении разума, а дары - в отношении вечного закона Святого Духа, как это явствует из вышесказанного (68, 1, 3). Поэтому не может быть ничего помимо добродетелей и даров, что бы имело отношение к правоте человеческой воли. Следовательно, блаженства от них не отличаются.

Возражение 3. Далее, в перечне блаженств мы встречаем кротость, правосудность и милосердие, которые, как принято думать, являются добродетелями. Следовательно, блаженства не отличаются от добродетелей и даров.

Этому противоречит следующее: среди блаженств есть такие, которые не являются ни добродетелями, ни дарами, например нищета, плач и мир. Следовательно, блаженства отличаются от добродетелей и даров.

Отвечаю: как уже было сказано (2, 7; 3, 1), конечной целью человеческой жизни является счастье. Но иногда того, кто только надеется на обладание целью, называют обладающим ею, в связи с чем, по словам Философа, «когда кого-то из детей называют счастливыми, то делают это, уповая на будущее» -, а апостол сказал, что «мы спасены в надежде» (Рим. 8:24). Кроме того, мы чаем обрести цель постольку, поскольку должным образом движемся к этой цели и приближаемся к ней, а это подразумевает некоторое действие. Человек же подвигается и приближается к счастливой цели посредством дел добродетелей и в первую очередь - коль скоро мы говорим о вечном блаженстве, для достижения которого одного нашего разума не достаточно, поскольку нам надлежит быть движимыми Святым Духом и, дабы правильно повиноваться и следовать Ему, становиться совершенными с помощью Его даров - посредством дел даров. Следовательно, блаженства отличаются от добродетелей и даров не как навыки, а как акты навыков.

Ответ на возражение 1. Августин и Амвросий приписывают блаженства дарам и добродетелям постольку, поскольку действия приписываются навыкам. Но дары, как уже было сказано (68, 8), превосходят главные добродетели. Поэтому Амвросий, давая разъяснения относительно блаженств для простолюдинов, усваивает их главным добродетелям, в то время как Августин, толкуя о блаженствах, о которых было сказано ученикам в Нагорной проповеди, обращается к более просвещенным читателям и потому усваивает их дарам Святого Духа.

Ответ на возражение 2. Этот аргумент доказывает только то, что правильно вести человека не могут никакие иные навыки помимо добродетелей и даров.

Ответ на возражение 3. Кротость следует понимать как указание на действие кротости, и то же самое справедливо сказать о правосудности и милосердии. И хотя они на первый взгляд могут показаться добродетелями, однако их надлежит относить к дарам, поскольку, как было показано выше (68, 2), дары совершенствуют человека в отношении тех же дел, что и добродетели.

Раздел 2. Относятся ли приписываемые блаженствам награды к этой жизни?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что приписываемые блаженствам награды не относятся к этой жизни. В самом деле, как уже было сказано (1), о некоторых говорят как о счастливых постольку поскольку они [только] надеются на награду. Но объектом надежды является будущее блаженство. Следовательно, эта награда относится к жизни грядущей.

Возражение 2. Далее, Лука указал на некоторые наказания как на противоположные блаженствам; так, мы читаем: «Горе вам, пресыщенные ныне, - ибо взалчете; горе вам, смеющиеся ныне, - ибо восплачете и возрыдаете» (Лк. 6:25). Но указанные наказания не относятся к этой жизни, поскольку люди часто не наказываются в этой жизни, согласно сказанному [в Писании]: «Проводят дни свои в роскоши» - (Иов. 21:13). Следовательно, и награды блаженств не относятся к этой жизни.

Возражение 3. Далее, как неоднократно указывает Августин, Царство небесное, которое обещано как награда за нищету, есть не что иное, как небесное блаженство. Далее, полнота изобильности возможна только в грядущей жизни, согласно сказанному [в Писании]: «Буду насыщаться образом славы Твоей» - (Дс. 16:15). Кроме того, только в будущей жизни мы сможем увидеть Бога и только тогда станет очевидным наше божественное сыновство, согласно сказанному [в Писании]: «Мы теперь - дети Божий; но еще не открылось, что будем, - знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» ( 1 Ин. 3:2). Следовательно, эти награды относятся к жизни грядущей.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «эти обетования могут быть исполнены в этой жизни, поскольку, как мы верим, они были исполнены для апостолов. И нет таких слов, которые могли бы выразить то полное изменение в ангельское подобие, которое обещано нам после этой жизни»-.

Отвечаю: толкователи Священного Писания, говоря об этих наградах, расходятся во мнениях. Так, Амвросий и его последователи полагают, что все эти награды относятся к будущей жизни, в то время как Августин считает их относящимися к жизни нынешней, а Златоуст в своих проповедях говорит, что некоторые из них относятся к будущей жизни, а некоторые - к нынешней.

Чтобы это прояснить, следует заметить, что надежда на будущее блаженство может присутствовать в нас по двум причинам. Во-первых, благодаря нашей готовности или расположенности к будущему блаженству, то есть благодаря заслуге; во-вторых, благодаря некоторому несовершенному предвосхищению будущего блаженства святыми даже в нынешней жизни. Это подобно тому, как можно надеяться на будущие плоды при виде распускающихся листьев и надеяться на них же при виде первых завязей этих плодов.

Поэтому те вещи, которые установлены как заслуги блаженств, являются своего рода приготовлением или расположением к совершенному или же к начаточному счастью, в то время как те, которые установлены как награды, могут являться или совершенным счастьем, и тогда они относятся к будущей жизни, или некоторым начаточным счастьем, которое обнаруживается у тех, кто достиг совершенства, и тогда они относятся к нынешней жизни. В самом деле, когда человек начинает делать успехи в делах добродетелей и даров, он вправе надеяться достигнуть совершенства и как странствующий [в этом мире], и как подданный Царства небесного.

Ответ на возражение 1. Надежда относится к грядущему блаженству как к конечной цели, но при этом она может также относиться и к благодати как к тому, что ведет к этой цели,

согласно сказанному [в Писании]: «На Него уповало сердце мое - и Он помог мне» (Пс. 27:7).

Ответ на возражение 2. Хотя нечестивые не всегда подвергаются светскому наказанию в этой жизни, тем не менее, они подвергаются духовному наказанию. Так, Августин говорит: «Такова воля Твоя: да несет всякая неустроенная душа наказание в себе же самой» -. Философ, со своей стороны, говорит о дурном человеке, что «его душа находится в разладе сама с собою, и одна ее часть обращена к одному, а другая - к другому»; а несколько ниже он замечает, что «коль скоро такое состояние столь злосчастно, то нужно изо всех сил избегать порочности» -. С другой стороны, хотя добрые люди не всегда получают материальную награду в этой жизни, однако они никогда не испытывают недостатка в духовных наградах, причем уже в этой жизни, согласно сказанному [в Писании]: «Тот и ныне, во время сие... получит во сто крат более» (Мф. 19:29; MlL 10:30).

Ответ на возражение 3. Хотя все эти награды во всей своей полноте ожидают нас в жизни грядущей, тем не менее, иногда они некоторым начаточным образом могут быть получены даже в этой жизни. В самом деле, «Царство небесное», по словам Августина, может обозначать начало совершенной мудрости, а именно постольку, поскольку «дух» начинает царствовать в людях. «Наследование» земли обозначает правильно упорядоченные аффекты покоящейся души, желание которой незыблемо пребывать на тверди вечного наследования показано словом «земля». Мы «утешаемся» еще в этой жизни, обретая Святой Дух, Которого называют Параклетом, то есть Утешителем. Мы «насыщаемся» даже в этой жизни тою пищей, о которой Господь сказал: «Моя пища есть творить волю Пославшего Меня» (Ин. 4:34). Далее, еще в этой жизни люди получают от Бога «помилование». Опять же, глазами, очищенными даром ведения, мы можем в некотором смысле «Бога узреть». И точно так же еще в этой жизни «миротворцы», которые благодаря собственному движению приближаются к уподоблению Богу, могут быть названы «сынами Божьими». Однако [конечно же] все это будет поистине совершенным только на небесах.

Раздел 3. Правильно ли перечислены блаженства?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что блаженства перечислены неполно. В самом деле, как было показано выше (1), блаженства связаны с дарами. Но некоторые из даров, а именно мудрость и мышление, относятся к созерцательной жизни, и при этом в перечне нет блаженства, которое было бы связано с актом созерцания, поскольку все оставшиеся [в перечне блаженства] так или иначе относятся к жизни деятельной. Следовательно, блаженства перечислены неполно.

Возражение 2. Далее, к деятельной жизни относятся не только исполнительные дары, но также и некоторые из управляющих даров, например знание и совет. Тем не менее, похоже, что ни одно из блаженств не связано с актами знания или совета. Следовательно, блаженства перечислены неполно.

Возражение 3. Далее, когда рассматривают исполнительные дары, связанные с деятельной жизнью, то страх связывают с нищетой, а благочестие обычно приписывают блаженству милости. Но в таком случае, похоже, нет ничего, что было бы непосредственно связано с правосудностью. Следовательно, блаженства перечислены неполно.

Возражение 4. Далее, в Святом Писании упомянуто много других блаженств. Так, сказано: «Блажен человек, которого вразумляет Бог» (Иов. 5:17); и еще: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых» (Пс. 1:1); и еще: «Блажен человек, который снискал мудрость» (Прит. 3:13). Следовательно, блаженства перечислены неполно.

Возражение 5. С другой стороны, похоже на то, что количество приведенных блаженств избыточно. В самом деле, даров Святого Духа семь, тогда как блаженств - восемь.

Возражение 6. Кроме того, в шестой главе [евангелия от] Луки указано только четыре блаженства. Следовательно, список из семи или [даже] восьми блаженств, приведенный в пятой главе [евангелия от] Матфея, представляется избыточным.

Отвечаю: эти блаженства перечислены абсолютно правильно. Дабы это стало очевидным, надлежит вспомнить, что счастье может быть связано либо с чувственной жизнью, либо с жизнью деятельной, либо - с созерцательной. Но эти три вида счастья по-разному соотносятся с будущим блаженством, надежда на которое, как принято полагать, делает нас счастливыми. В самом деле, чувственное счастье, которое ложно и противно разуму, служит препятствием будущему блаженству, тогда как счастье деятельной жизни является расположением к будущему блаженству, а счастье созерцания, если оно совершенно, является самою сущностью будущего блаженства, а если оно несовершенно, является его зачатком.

Поэтому Господь в первую очередь упоминает те блаженства, которые устраняют препятствия со стороны чувственного счастья. В самом деле, жизнь, [посвященная чувственным] наслаждениям, заключается в двух вещах. Во-первых, в обладании чем-то внешним, то ли богатством, то ли почестями, и от них человек так ограждается добродетелями, чтобы он пользовался ими умеренно, а даром [он ограждается] более превосходным образом, а именно так, чтобы он презирал их в целом. Поэтому первым среди упомянутых блаженств является «блаженство нищих духом», которое может быть отнесено или к презрению к богатству, или - через посредство смирения - к презрению к почестям. Во-вторых, чувственная жизнь состоит в неумеренном следовании страстям, раздражительным или вожделеющим. От следования раздражительным страстям человек так ограждается добродетелями, чтобы те не выходили за пределы назначенных разумом границ, а даром [он ограждается] более превосходным образом, а именно так, чтобы человек, сообразуясь с божественной волей, не тревожился ими вообще. Поэтому вторым блаженством является «блаженство кротких». От следования вожделеющим страстям человек так ограждается добродетелями, чтобы он пользовался ими умеренно, а даром - так, чтобы он, в случае необходимости, мог полностью отрешиться от них, и даже более того, чтобы в случае необходимости он мог сознательно выбрать страдание. Поэтому третьим блаженством является «блаженство плачущих».

Деятельная жизнь в основном состоит в отношениях человека с его ближними, что выражается либо в исполнении обязанностей, либо же - каких-нибудь добровольных добрых дел. К первому мы располагаемся добродетелью так, чтобы мы не отказывались исполнять наши обязанности в отношении ближнего, и это принадлежит правосудности, и даром так, чтобы мы исполняли дела правосудности искренне и с тем ревностным пылом, что подобен аппетиту, с которым пьет и ест измученный жаждой и голодом человек. Поэтому четвертым блаженством является «блаженство алчущих и жаждущих правды». В отношении добровольных добрых дел мы совершенствуемся добродетелью так, чтобы мы отдавали [свое] тогда, когда разум приказывает нам отдать, что, как правило, имеет место в тех случаях, когда речь идет о наших друзьях или других близких нам [людях], и это принадлежит добродетели щедрости, и даром так, чтобы, почитая Бога, мы принимали во внимание только потребности тех, кого мы добровольно одариваем, по каковой причине [в Писании] сказано: «Когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих, ни братьев твоих...», и т. д., «но... зови нищих, увечных...», и т. д. (Лк. 14:12, 13), и это в прямом смысле слова называется милостью. Поэтому пятым блаженством является «блаженство милостивых».

Те вещи, которые относятся к созерцательной жизни, являются или самим конечным блаженством, или некоторым его [своего рода] зачатком, и потому они включены в блаженства не как добродетели, а как награды. А вот следствия деятельной жизни, которые располагают человека к жизни созерцательной, включены в блаженства. Итак, те следствия деятельной жизни, которые связаны с добродетелями и дарами, посредством которых человек совершенствуется сам, очищают его сердце от всяческой грязи страстей. Поэтому шестым блаженством является «блаженство чистых сердцем». А если речь идет о тех добродетелях и дарах, посредством которых человек совершенствуется в отношении к ближнему, то следствием деятельной жизни является мир, согласно сказанному [в Писании]: «Делом правды будет мир» (Ис. 32:17). Поэтому седьмым блаженством является «блаженство миротворцев».

Ответ на возражение 1. Действия даров, которые относятся к деятельной жизни, обозначены добродетелями, а действия даров, которые относятся к созерцательной жизни, обозначены наградами (о причине этого уже было сказано). В самом деле, «видение Бога» соответствует дару ведения, а уподобление Богу, своего рода усыновление, делающее [людей] «сынами Божьими», соответствует дару мудрости.

Ответ на возражение 2. Как говорит Философ, в вопросах деятельной жизни знание ценно не ради него самого, но ради деятельности-. И потому коль скоро блаженство [в целом] подразумевает нечто окончательное, блаженства не касаются актов тех даров, которые направляют человека в его деятельной жизни, а именно тех актов, которые, если так можно выразиться, обозначены некоторыми дарами, как, например, акт совета - советом, акт знания - ведением. С другой стороны, они включают те деятельные акты, которыми управляют дары, такие, например, как плач в отношении знания и милость в отношении совета.

Ответ на возражение 3. Говоря о приложении блаженств к дарам, должно принимать во внимание две вещи. Во-первых, подобие материй. В этом смысле все первые пять блаженств могут быть приписаны знанию и совету как своим управляющим началам, и при этом их должно распределять в отношении исполнительных даров так, чтобы, если так можно выразиться, жажда правды и милость соответствовали благочестию, которое совершенствует человека в его отношении к ближним, кротость - связанному с раздражительными страстями мужеству (так, Амвросий, комментируя [стих 6, 22 евангелия от] Луки, говорит, что «дело мужества побеждать гнев и обуздывать негодование»), нищета и плач - дару страха, которым человек оберегается от мирских вожделений и утех.

Во-вторых, мы можем рассматривать побуждения блаженств, и в этом случае некоторые из них должно приписывать иначе. В самом деле, главным побуждением кротости является почтение к Богу, которое принадлежит благочестию. Главным побуждением плача - знание, которым человек знает несовершенство - как свое, так и мира, согласно сказанному [в Писании]: «Кто умножает познания - умножает скорбь» (Еккл. 1:18). Главным побуждением жажды правды - мужество души, а главным побуждением милости - совет Бога, согласно сказанному [в Писании]: «Царь, да будет благоугоден тебе совет мой - искупи грехи твои правдою и беззакония твои милосердием к бедным» (Дан. 4:24). И именно в указанном отношении приписывает их Августин.

Ответ на возражение 4. Все упомянутые в Священном Писании блаженства сводятся к этим [семи] или со стороны добродетели, или со стороны награды, поскольку все они относятся или к деятельной, или к созерцательной жизни. Таким образом, когда мы читаем: «Блажен человек, которого вразумляет Бог», то должны относить это к блаженству плача, когда читаем: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых», то должны относить это к чистоте сердца, а когда читаем: «Блажен человек, который снискал мудрость», то это следует относить к награде седьмого блаженства. То же самое можно сказать и обо всех других упоминаемых блаженствах.

Ответ на возражение 5. Восьмое блаженство является подтверждением и засвидетельствованием всех предшествующих. В самом деле, если человек утвержден в нищете духа, кротости и всем остальном, то в таком случае очевидно, что ни какие гонения не принудят его отречься от них. Поэтому восьмое блаженство должно приписывать предшествующим семи.

Ответ на возражение 6. Лука рассказывает нам о проповеди Господа как об обращенной к большому числу народа (Лк. 6:17). В связи с этим он устанавливает блаженства таким образом, чтобы они были понятны толпе, которой неведомы иные наслаждения, помимо преходящих и земных, а с помощью этих четырех блаженств Господь как раз и исключает те четыре вещи, которые связаны с такого рода счастьем. Первая из них - это изобилие внешних благ, на пренебрежение к которым указывается словами: «Блаженны нищие». Вторая - это благо человека со стороны его тела, которое заключается в пище, питье и т. п., на пренебрежение к которому указывается словами: «Блаженны алчущие ныне». Третья - это то благо человека, которое называют «весельем сердца», на пренебрежение к которому указывается словами: «Блаженны плачущие ныне». Четвертая - это польза от внешнего покровительства, на пренебрежение к которой указывается словами: «Блаженны вы, когда возненавидят вас люди». А Амвросий, комментируя [приведенный текст из евангелия от] Луки, говорит: «Нищета соответствует благоразумию, которое не движется наслаждениями; голод - правосудности, поскольку алчущий сострадателен и, сострадая, отдает; плач - рассудительности, которая оплакивает все преходящее; стойкость перед лицом людской злобы - мужеству».

Раздел 4. Правильно ли перечислены награды блаженств?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что награды блаженств перечислены неправильно. В самом деле, Царство небесное, каковое суть жизнь вечная, заключает в себе все блага. Следовательно, если даруется Царство небесное, то не должно говорить ни о какой другой награде.

Возражение 2. Далее, Царство небесное указано как награда первого и восьмого блаженств. Следовательно, на том же основании его надлежит полагать наградой и всех остальных.

Возражение 3. Далее, блаженства, как указывает Августин, установлены в порядке возрастания, тогда как награды, похоже, установлены в порядке убывания, поскольку «наследование земли» является меньшей наградой, нежели «Царство небесное». Следовательно, награды перечислены неправильно.

Этому противоречит авторитет Господа, Который сообщил нам об этих наградах.

Отвечаю: упомянутые награды перечислены абсолютно правильно, в чем нетрудно убедиться, если соотнести природу блаженств с тремя вышеуказанными видами счастья (3). В самом деле, первые три блаженства касаются устранения человека от тех вещей, в которых состоит чувственное счастье, каковое счастье человек чает обрести, ища объекты своих природных желаний не там, где должен искать, а именно в Боге, но - во временных и преходящих вещах. Поэтому награды первых трех блаженств приписываются тем вещам, на которые некоторые люди рассчитывают с точки зрения земного блаженства. Так, люди ищут в таких внешних вещах, как богатство и почести, то превосходство и изобилие, которое в полной мере будет присутствовать в Царстве небесном и посредством которого человек достигнет превосходства и изобилия благих вещей в Боге. Поэтому Господь обещает Царство небесное нищим духом. Далее, жестокие и безжалостные люди стремятся путем борьбы и вражды уничтожить своих врагов ради обеспечения личной безопасности. Поэтому Господь обещает кротким безопасное и мирное владение землей, которая обозначает не что иное, как твердую незыблемость вечных благ. Далее, люди ищут утешения от тягот нынешней жизни в мирских наслаждениях и утехах. Поэтому Господь обещает утешение плачущим.

Два следующие блаженства относятся к делам деятельного счастья, каковые суть дела добродетелей, направляющих человека в его отношениях с ближними. От связанных с этими [делами] деятельностей некоторых людей следует устранить вследствие их неупорядоченной любви к своим личным благам. Поэтому Господь определил такие награды блаженств, которые бы соответствовали тем мотивам, по которым люди отступают от добродетельности. Так, некоторые отступают от действий правосудности и вместо того, чтобы воздавать должное, присваивают чужое, благодаря чему иногда овладевают изобилием временных благ. Поэтому Господь обещает тем, кто алчет правды, что они получат ее в изобилии. Некоторые, в свою очередь, отступают отдел милосердия, не желая ничего знать ни о каких людских страданиях. Поэтому Господь обещает милостивым, что они сами получат помилование и будут избавлены от любых страданий.

Последние два блаженства относятся к созерцательному счастью, или блаженству, и потому награды назначены в соответствии с расположениями, которые включены в заслугу. Так, чистота зрения располагает к ясному видению; поэтому чистым сердцем обещано, что они Бога узрят. Далее, тот, кто творит мир - как для себя, так и для других, - является последователем Бога, Который суть Бог единства и мира. Поэтому в качестве награды ему обещана слава божественного сыновства, которая состоит в совершенном союзе с Богом через посредство совершенной мудрости.

Ответ на возражение 1. Как говорит Златоуст, все эти награды в действительности представляют собою одно, а именно вечное блаженство, которое [просто] не может схватить человеческий ум-. По этой причине и возникла необходимость представить его под видом различных известных нам благ, сохраняя при этом необходимое соответствие тем заслугам, за которые назначены эти награды.

Ответ на возражение 2. Поскольку восьмое блаженство - это подтверждение всех блаженств, то адекватной ему наградой будет награда всех блаженств. Поэтому вновь упоминается первая награда, под которой обозначены и все последующие награды. Или же, как говорит Амвросий, Царство небесное обещано нищим духом в отношении славы души, а тем, кто переносит телесные притеснения, она обещана в отношении славы тела.

Ответ на возражение 3. Награды тоже установлены в порядке возрастания. В самом деле, обладать землей Царства небесного означает больше, чем просто владеть [Царством] (ведь мы и сейчас владеем многими вещами, но при этом не обладаем ими твердо и мирно). Далее, утешиться в Царстве означает больше, чем просто владеть и обладать им (ведь и ныне есть немало вещей, обладание которыми сопряжено со страданием). Далее, обладать чем-либо во всей его полноте означает больше, чем просто этим утешаться, поскольку полнота подразумевает также и изобилие утешения. А помилование превосходит насыщение полнотою, поскольку благодаря милости [Божией] человек получает больше, чем он заслужил и был способен желать. А еще большим является возможность видеть Бога - ведь куда большим является не просто быть приглашенным ко двору, но еще и видеть одобрение со стороны царя. И, наконец, наивысшее место в царском дворце - это место сына царя.

Вопрос 70. О плодах святого духа

Теперь нам предстоит рассмотреть плоды Святого Духа, под каковым заглавием наличествует четыре пункта: 1) являются ли плоды Святого Духа актами; 2) отличаются ли они от блаженств; 3) об их количестве; 4) об их противоположении делам плоти.

Раздел 1. Являются ли плоды святого духа, которые приводит апостол, актами?

С первым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что приведенные апостолом [в послании к Галатам] ([ал. 5, 22, 23) плоды Святого Духа не являются актами. В самом деле, приносящее плоды само по себе не может быть названо плодом, в противном случае это можно продолжать до бесконечности. Но наши действия приносят плоды, о чем читаем [в Писании]: «Плод добрых трудов - славен» (Прем. 3:15); и еще: «Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную» (Ин. 4:36). Следовательно, недолжно называть наши акты плодами.

Возражение 2. Далее, как говорит Августин, «мы наслаждаемся знакомым, в каковом воля находит успокоение и удовлетворение для себя самой» -. Но наша воля не находит успокоение для себя самой в наших актах. Следовательно, недолжно называть наши акты плодами.

Возражение 3. Далее, перечисляя плоды Святого Духа, апостол упоминает некоторые добродетели, а именно милосердие, кротость, веру и воздержание. Но добродетели, как уже было сказано (55, 1), являются не актами, а навыками. Следовательно, плоды не являются актами.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Дерево познается по плоду» (Мф. 12:33), то есть, как разъясняют нам этот стих святые учителя, человек познается по делам его. По этой причине человеческие акты называются плодами.

Отвечаю: слово «плод» привнесено в духовный мир из мира материального. Далее, материальный плод производится достигшим своего совершенства растением и обладает некоторой сладостью. При этом плод имеет двоякое отношение: к дереву, которое его произвело, и к человеку, который его собирает с дерева. Проводя аналогию с миром духовным, мы можем понимать слово «плод» двояко: во-первых, так, что плодом человека, подобно плоду дерева, является то, что он производит; во-вторых, так, что плодом человека является то, что он собирает При этом не все из того, что собирается человеком, суть плод, но - только то, что является последним и доставляет наслаждение. Ведь человек может иметь поле и сад, но при этом называются плодами не они, а только то, что является, так сказать, последним из того, что человек намерен получить от поля и сада. В указанном смысле плодом человека называется его конечная цель, к которой он стремится ради обретения блаженства.

Если же под плодом человека мы понимаем то, что произведено человеком, то плодами человека надлежит полагать человеческие поступки, поскольку деятельность являет вторым актом деятеля, и если приличествует ему, то доставляет ему наслаждение. И при этом если деятельность человека проистекает из человека благодаря силе его разума, то ее полагают плодом его разума, а если она проистекает из него благодаря более возвышенной силе, каковая суть сила Святого Духа, то в таком случае деятельность человека полагают плодом Святого Духа, как бы произрастающей из божественного семени, в связи с чем [в Писании] сказано: «Всякий, рожденный от Бога, не делает греха, потому что семя Его пребывает в нем» (1 Ин. 3:9).

Ответ на возражение 1. Поскольку плод есть нечто последнее и завершающее, ничто не препятствует тому, чтобы один плод приносил другой, что подобно тому, как одна цель может быть подчинена другой. И потому наши дела, с той точки зрения, что они произведены действующим в нас Святым Духом, надлежит называть плодами, а с той точки зрения, что они относятся к цели, каковой является жизнь вечная, надлежит назвать цветами, в связи с чем [в Писании] сказано: «Цветы мои - плод славы и богатства» (Сир. 24:20).

Ответ на возражение 2. Когда о воле говорят как о нашедшей успокоение в чем-либо ради себя самой, то это можно понимать двояко. Во-первых, так, что выражение «ради» указывает на конечную причину, и в этом смысле человек может услаждаться «ради нее самой» только конечной целью. Во-вторых, так, что оно указывает на формальную причину; и в этом смысле человек может услаждаться тем, что доставляет усладу своей формой. Так, очевидно, что больной ищет услады в здоровье как в своей цели ради него самого, и при этом в приятном лекарстве - не как в цели, но как в том, что вкусно, а в неприятном лекарстве - не ради него самого, но только ради чего-то еще. В соответствии со сказанным можно сказать, что человек должен искать наслаждение в Боге как в своей конечной цели и ради Него самого, а в добродетельных делах - не как в своей цели, но ради присущей им благости, которая доставляет наслаждение своей добродетельностью. Поэтому Амвросий говорит, что добродетельные дела называют плодами постольку, поскольку «они подкрепляют делателей святым и подлинным наслаждением».

Ответ на возражение 3. Иногда названия добродетелей применяются к их актам. Так, Августин пишет, что «вера верит в невидимое»-; и еще, что «любовь есть движение души в любви к Богу и ближнему»-. И точно так же в настоящем случае имена добродетелей применяются для именования плодов.

Раздел 2. Отличаются ли плоды от блаженств?

Со вторым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что плоды не отличаются от блаженств. В самом деле, как уже было сказано (69, 1), блаженства усваиваются дарам. Но дары совершенствуют человека в той мере, в какой он подвигается Святым Духом. Следовательно, сами блаженства и являются плодами Святого Духа.

Возражение 2. Далее, как плод вечной жизни относится к будущему блаженству, которое основано на актуальном обладании, точно так же плоды нынешней жизни относятся к блаженствам нынешней жизни, которые основаны на надежде. Но плод вечной жизни тождественен будущему блаженству. Следовательно, плодами нынешней жизни являются блаженства.

Возражение 3. Далее, сущностно плод является чем-то окончательным и доставляющим наслаждение. Но, как уже было сказано (3, 1; 4, 1), именно такова природа блаженства. Таким образом, у плода и блаженства одна и та же природа и, следовательно, они не отличаются друг от друга.

Этому противоречит следующее: то, что относится к разным видам, отличается друг от друга. Но плоды и блаженства разделены на разные части, что явствует из того, каким образом указаны те и другие. Следовательно, плоды отличаются от блаженств.

Отвечаю: блаженству необходимо нечто большее, чем плоду. Ведь плоду достаточно быть чем-то окончательным и доставляющим наслаждение, в то время как блаженству необходимо также быть чем-то совершенным и возвышенным. Поэтому блаженства могут называться плодами, а плоды блаженствами - нет. В самом деле, плодами могут быть любые доставляющие наслаждение добродетельные дела, тогда как блаженствами - только те из них, которые совершенны, в силу чего их скорее надлежит усваивать не добродетелям, а дарам, о чем уже было сказано (69,1).

Ответ на возражение 1. Этот аргумент доказывает, что [все] блаженства - это плоды, но он не доказывает, что все плоды - это блаженства.

Ответ на возражение 2. Плод вечной жизни является окончательным и совершенным просто, и потому он ничем не отличается от будущего блаженства. Плоды же нынешней жизни окончательны и совершенны не просто, и потому не все плоды - это блаженства.

Ответ на возражение 3. Как уже было сказано, блаженству необходимо нечто большее, чем плоду.

Раздел 3. Правильно ли перечислены плоды апостолом?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что апостол перечислил плоды неправильно ([ал. 5, 22, 23). В самом деле, в другом месте он говорит, что существует только один плод нынешней жизни: «Ныне... плод ваш есть святость» (Рим. 6:22). Кроме того, [в Писании] сказано: «Плодом сего будет снятие греха» (Ис. 27:9). Поэтому нам не следует полагать, что существует двенадцать плодов.

Возражение 2. Далее, как уже было сказано (1), плод произрастает из духовного семени. Но Господь упоминает о трояком плоде, произрастающем от духовного семени на доброй земле, а именно «во сто», «в шестьдесят» и «в тридцать» крат (Мф. 13:23). Следовательно, указание на двенадцать плодов ошибочно.

Возражение 3. Далее, по природе плод должен быть чем-то окончательным и доставляющим наслаждение. Но этого нельзя сказать обо всех упомянутых апостолом плодах; так, терпеливость и долготерпение, похоже, указывают на доставляющий страдание объект, в то время как вера - на нечто не столько окончательное, сколько первичное и первоосновное. Следовательно, перечисление плодов избыточно.

Возражение 4. С другой стороны, похоже на то, что они перечислены недостаточно и неполно. В самом деле, как уже было сказано (2), все блаженства могут быть названы плодами, но при этом упомянуты [далеко] не все. Так, в перечислении нет ничего, что бы соответствовало актам мудрости и многих других добродетелей. Следовательно, похоже на то, что плоды перечислены неполно.

Отвечаю: количество перечисленных апостолом плодов, а именно двенадцать, представляется правильным, и им соответствуют те двенадцать плодов, о которых сказано [в Писании]: «По ту и по другую сторону реки - древо, приносящее двенадцать плодов»- (Откр. 22:2). В самом деле, коль скоро источником происхождения плода служит семя или корень, то различие между этими плодами должно искать в различии способов, которыми проистекает в нас Святой Дух. Результатом этого истечения является упорядочение человеческого ума, во-первых, в отношении самого себя, во-вторых, в отношении того, что находится рядом, в-третьих, в отношении того, что находится ниже.

Итак, правильное расположение человеческого ума в отношении самого себя заключается в правильной расположенности в отношении добрых и злых вещей. Но первое расположение человеческого ума к добру обусловливается любовью, которая, как было показано выше (27, 4), является первым душевным движением и корнем всех остальных. Поэтому первым плодом Святого Духа названа «любовь», через посредство которой Святой Дух истекает особым образом, а именно в Своем собственном подобии, поскольку Сам Он суть Любовь, в связи с чем читаем [в Писании]: «Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим. 5:5). Необходимым следствием любви к горнему является радость, поскольку каждый любящий испытывает радость от всего, что соединяет его с любимым, а любовь всегда актуально присутствует в Боге, Которого любит [любящий], согласно сказанному [в Писании]: «Пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог - в нем» (1 Ин. 4:16). Поэтому вслед за любовью [в качестве плода] указана «радость». Далее, совершенством радости является мир, причем в двух отношениях. Во-первых, в том, что касается свободы от внешних волнений (ведь совершенная радость от любимого блага невозможна, если что-либо извне отвлекает от наслаждения им); кроме того, когда человек совершенно успокаивает в мире свое сердце в каком-то одном объекте, его не может обеспокоить никакой другой, поскольку он полагает все остальное за ничто, в связи с чем читаем [в Писании]: «Велик мир у любящих закон Твой, и нет им преткновения» (Пс. 118:165) (поскольку, если так можно выразиться, внешние вещи не тревожат их в их наслаждении Богом). Во-вторых, в том, что касается успокоения беспокойства желаний, поскольку нет совершенной радости в том, кто не полностью удовлетворен объектом своей радости. Но мир как раз и подразумевает эти две вещи, а именно, что мы не тревожимся внешними вещами, и что все наши желания находят успокоение в одном объекте. Поэтому за любовью и радостью на третьем месте следует «мир». Что же касается зла, то правильное расположение ума бывает двояким. Во-первых, когда он не тревожится при любой угрозе со стороны зла, и это принадлежит «терпеливости»; во-вторых, когда он не тревожится всякий раз, когда ожидаемое благо долго не наступает (ведь недостаточность блага есть своего рода зло), и это принадлежит «долготерпению».

Ум человека является правильно расположенным в отношении находящегося рядом, а именно ближнего, во-первых, в отношении желания делать добро, и это принадлежит «благости». Во-вторых, в отношении доброго исполнения добрых дел, и это принадлежит «милосердию», поскольку милость обнаруживается в том, кого благотворный огонь (bonus ignis) любви воспламеняет к желанию творить добро ближнему. В-третьих, в отношении самообладания при страдании от зла, причиненном ему его ближним. И это принадлежит «кротости», которая обуздывает гнев. В-четвертых, в отношении воздержания от причинения вреда ближнему причем не только вследствие гнева, но также путем обмана или лжи. И это принадлежит «вере», если под ней мы понимаем верность данному слову. Но если под верой мы понимаем то, посредством чего мы верим в Бога, то в таком случае человек направляется ею к тому, что ниже его, так, что подчиняет свой ум и, следовательно, всего себя Богу Человек является правильно расположенным в отношении того, что ниже его, в том, что касается внешнего действия, «воздержанием», посредством которого мы соблюдаем сдержанность во всех своих словах и поступках, а в отношении внутренних желаний - «умеренностью» и «целомудрием». Последние два отличаются друг от друга тем, что целомудрие удерживает человека от незаконных желаний, а умеренность - в том числе и от законных, а еще тем, что умеренный не подчиняется желаниям, хотя и не устраняется от них, в то время как целомудренный и не подчиняется им, и устраняется от них.

Ответ на возражение 1. Святость обусловливается всеми добродетелями, посредством которых снимается всякий грех. Таким образом, плод упоминается в единственном числе постольку, поскольку он является одним в своем роде, который разделяется на многие виды, о которых говорят как о многих плодах.

Ответ на возражение 2. Стократные, шестидесятикратные и тридцатикратные плоды отличаются друг от друга не как различные виды добродетельных актов, но как различные степени совершенства одной и той же добродетели. Так, об умеренности в замужестве говорят как о тридцатикратном плоде, [об умеренности] во вдовстве - как о шестидесятикратном, о девстве - как о стократном. Есть и другие способы, какими святые учителя различают три евангельских плода согласно трем степеням добродетели, а говорят они о трех степенях потому, что совершенство чего-либо рассматривается в отношении начала, середины и конца.

Ответ на возражение 3. Не тревожиться причиняющими страдание вещами означает наслаждаться чем-то другим. А что касается веры, то, будучи рассматриваемой как основание, она имеет аспект окончательного и доставляющего наслаждение, а именно постольку поскольку она содержит в себе уверенность, по каковой причине глосса разъясняет, что в данном случае речь идет о «вере, которая является уверенностью в невидимом».

Ответ на возражение 4. Как говорит Августин, комментируя послание к Галатам (Гад.

5:22, 23), «целью апостола было не сообщить нам, сколько именно есть [дел плоти и плодов Духа], но показать, как следует избегать первые и как стремиться к последним». В связи с этим он [в случае необходимости] мог бы упомянуть большее или меньшее количество плодов. Впрочем, все акты даров и добродетелей могут быть сведены к ним через посредство некоторого сходства, а именно постольку, поскольку все добродетели и дары необходимо упорядочивают ум одним из вышеупомянутых способов. Так, акты мудрости и всех направляющих к благу даров могут быть сведены к любви, радости и миру. Причина же, по которой он сводит их к плодам, та, что они подразумевают или наслаждение от добра, или помощь от зла, что, похоже, связано с понятием плода.

Раздел 4. Противоположны ли плоды святого духа делам плоти?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что плоды Святого Духа не противоположны делам плоти, которые перечислил апостол (Гад. 5:19-21). В самом деле, противоположности принадлежат к одному и тому же роду. Но дела плоти не называются плодами. Следовательно, плоды Духа не противоположны им.

Возражение 2. Далее, чему-то одному противоположно что-то одно. Но апостол упоминает больше дел плоти, чем плодов Духа. Следовательно, плоды Духа и дела плоти не противоположны друг другу

Возражение 3. Далее, среди плодов Духа первое место отведено любви, радости и миру, которым не противоположны первые три дела плоти, а именно блуд, нечистота и непотребство-. Следовательно, плоды Духа не противоположны делам плоти.

Этому противоречит сказанное апостолом о том, что «плоть желает противного духу, а дух - противного плоти» (Гад. 5:17).

Отвечаю: дела плоти и плоды Духа можно понимать двояко. Во-первых, в целом, и в этом смысле плоды Святого Духа, рассматриваемые в целом, противоположны делам плоти. Так это потому, что Святой Дух подвигает человеческий ум к тому, что сообразуется с разумом или даже превосходит его, в то время как плотское, т.е. чувственное желание влечет человека к низменным по отношению к нему чувственным благам. Поэтому как в физическом порядке движение вверх и движение вниз являются противоположными движениями, точно так же и в человеческих действиях дела плоти противоположны плодам Духа.

Во-вторых, можно отталкиваться от [приведенного] перечисления, и тогда плоды и дела плоти могут рассматриваться по отдельности согласно своей видовой природе. Но в таком случае вовсе не необходимо, чтобы каждое [из дел] непременно было противоположностью каждому [из даров], поскольку, как уже было сказано (3), апостол не ставил себе целью перечислить все духовные и чувственные дела. Впрочем, Августин, комментируя послание к Галатам (Гад. 5:22, 23), путем своего рода аналогии противопоставляет каждый из плодов каждому из чувственных дел. Так, «блуду, который является любовью к удовлетворению похоти вне законного супружества, мы можем противопоставить любовь, посредством которой душа повенчана с Богом, в чем и состоит истинное целомудрие. Под нечистотой следует понимать все те беспокойства, которые являются следствием блуда, и им противоположна безмятежность радости. Идолослужению, восстающему на войну с благою вестью Бога, противоположен мир. Против волшебства, вражды, разногласия, распри, гнева и ссоры у нас есть долготерпение, которое помогает нам переносить исходящее от окружающих нас зло, милосердие помогает излечивать причиненные этим злом раны, а благость - прощать. В противовес ереси нам дана вера, зависти - кротость, пьянству и бесчинству - воздержание».

Ответ на возражение 1. То, что связано с деревом и при этом противно природе дерева, называется не плодом, а, пожалуй, разрушением. И коль скоро дела добродетели соприродны разуму, тогда как дела порока противны его природе, то дела добродетели называются плодами, а дела порока - нет.

Ответ на возражение 2. Как говорит Дионисий, «причина благ едина, причин же зла множество»-, и потому одной добродетели может быть противоположно много пороков. Поэтому не стоит удивляться тому, что дела плоти более многочисленны, чем плоды Духа.

Ответ на возражение 3 очевиден из вышесказанного.

Фома Аквинский

Трактат о добрых навыках то есть о добродетелях

Оглавление