3. Пастор во время богослужения
11. Трудности юношеского возраста
14. Проблемы старческого возраста
18. О пагубных привычках людей
19. Начальная пасторская психология
20. Уровни психической жизнедеятельности
22. На пути к внутренней цельности
25. Забота пастора о самом себе
Христианское братство - это общество людей, заботящихся друг о друге. Обязанность поддерживать друг друга в вере возложена на всех христиан. И хотя всякий христианин уже в силу своей приверженности учению Христа является Его свидетелем в мире, тем не менее, Церковь из своей среды выбирает людей, на которых возлагает особую обязанность - быть проповедником. Точно также и забота о ближнем, будучи священным долгом каждого христианина, находит еще и свое предметное выражение в пасторском служении, на которое Церковь выдвигает лиц духовно одаренных, имеющих богатый опыт, проницательность и соответствующее призванию положение в Церкви. Не только рукоположенные служители, но и все участвующие в руководстве церквами, съездами, молодежными группами или кружками и другими христианскими мероприятиями знают, насколько деликатным, насколько все более важным при множестве современных проблем и росте напряженности, и насколько стоящим становится лечение душ.
Слагаемыми успеха в этом деле являются, однако, не только зрелый опыт христианина, духовная одаренность и призвание, но и способность самой христианской общины выдвинуть из своей среды именно того человека, который действительно мог бы стать "врачевателем душ". Поэтому при избрании следует избегать известного соблазна полагаться, во-первых, на суждение того или иного "сведущего" брата или сестры, а уж потом, в случае неудачи, на водительство Духа Святого. Работа пастора чрезвычайно важна, и любая деталь, не учтенная при избрании, очень дорого обойдется членам общины. Избрание пастора, пожалуй, единственная область в работе Церкви, где неприемлемо правило "на ошибках учатся". Зачастую необходим выход за рамки укоренившихся узкохристианских понятий, своего рода синтез христианского целомудрия и житейского опыта, чтобы своими поучениями не навредить там, где даже опытные эксперты воздерживаются от советов. И христианин, поставленный перед необходимостью дать совет, очень скоро сознает, что порою простое умение понимать и сопереживать чужую боль бывает нужнее, чем глубокое и пространное теоретическое знание Священного Писания и учения Церкви. Личная беседа с человеком, попавшим в беду, убеждает, как грубо и бездушно выглядит порою ловкое, поверхностное цитирование текстов, в смысл которых неискренний проповедник просто поленился вдуматься. Знание христианских доктрин так же необходимо человеку, как и сочувственное понимание обычных людей.
Вот почему для этого предмета принято наименование - пасторское богословие. Христианское лечение душ есть всего лишь применение христианского богословия в пасторских целях, т. е. умение привести Евангелие в соприкосновение с человеческими переживаниями и нуждами. Таким образом, деятельность пастыря во многом отлична от деятельности врача, психиатра, общественного работника или просто человека, одержимого манией давать советы. Пастор - это человек, являющий собой веру в ее практическом применении. Если обратиться к помощи медицинской терминологии, то пастор - это человек, клинически применяющий все, что он знает о Боге, о спасении по благодати Христа, о христианском учении и опыте вообще для разрешения специфических моральных и духовных проблем. Цель пастора шире и глубже, чем психо-физическое благополучие человека или социальная реабилитация. За всем этим он ищет примирения людей с Богом, друг с другом, с жизнью, что содействует не только упрочению душевного мира и радости, но и пробуждает в человеке такую веру, надежду и любовь, которые помогут ему встретить любые жизненные испытания спокойно и уверенно. Идеал своей работы или ее норму пастор видит не в примитивной заботе, в результате которой снятие напряженности, избавление от возможного срыва, от страха, озабоченности и прочего уже почитается за успех, но в воспитании положительной, уравновешенной, деятельной целостной личности, в которой действительно отразился бы образ Христа.
Поэтому в своей работе пастор должен пользоваться такими методами, которые ни в коей мере не посягали бы на свободу человека верить, решать и действовать. Полноценным может считаться только тот отклик на религиозную истину, который совершается добровольно, сознательно, прочувствованно. Любого рода принуждение, давление, приказ или внушение посредством чего-либо другого, кроме истины, явно высказанной и свободно принятой, выходит за рамки полномочий христианского наставника, поставившего своей целью утешение людей. Как бы широко не использовался в современной медицинской практике метод гипноза и подсознательного внушения, он не должен иметь место в христианском служении. Равным образом не следует приспосабливать или видоизменять истину, подгоняя ее под запросы опекаемого. Ибо таким образом может быть достигнуто временное успокоение, но никогда постоянное и, тем более, вечное исцеление души. В пасторской работе, как и в проповедническом служении, существует основной принцип - "открыть истину Божию сознания каждого человека".
Средства пасторской работы так же многим отличаются от средств, используемых другими наставниками. С одной стороны, пастор признает слабость и несовершенство человека природы и примиряется с ограниченностью его разума и силы как с жестокой неизбежностью потому, что он - творение, а с другой стороны, пастор твердо верит в возможность искупления и возрождения каждой живой души. Аморальный поступок он расценивает, глядя на это глазами Иисуса, как болезненное отклонение от нормы, от сути самой личности человека. И он уверен, что любая такая болезнь может быть исцелена Великим Врачом. Пастор не побоится признать, что большинство моральных проблем, возникающих перед человеком, обусловлены влиянием на него семьи, общества или самой жизни; при этом он не сомневается в возможности изменить человека посредством воздействия на него истинными моральными ценностями. Он сумеет понять, каким сильным потрясением может обернуться то, как с человеком обошелся мир, и какой пртивоположностью первому может стать другое потрясение, связанное и с исцелением христианской истиной и дружбой, прощением и верой, вызывающей новые нравственные силы в душе человека. Кроме того, пастор совершает свое служение в уверенности, что личность человека всегда открыта для активного воздействия на нее добра и зла, так что успех в его работе полностью зависит от силы Божией, действующей посредством веры и молитвы о совершенстве. Он не будет тщетно призывать своего подопечного "взять себя в руки" - подобные призывы вряд ли помогут человеку, уже разочаровавшемуся в жизни, но будет стремиться примирить его с Тем, Кто силою Своею создал человека и благодатию Своею искупил его, и Кто бесконечно любит каждое созданное Им существо.
Таким образом, пастор в своей работе полагается на нечто большее, чем личный опыт и доброжелательность. Он должен хорошо знать Евангелие и учиться на многих примерах духовного опыта, описанных в Новом Завете, а не только на своих собственных. Он должен понять, как нашли Христа те, кто отличался от него происхождением, образованием, характером, нуждами и потребностями. Пастор должен научиться видеть Христа таким, каким Его видят другие, и каким собственный христианский опыт и склад ума не позволяют увидеть Господа.
Он должен быть уверен в силе искренне высказанной истины, которая сама проложит себе дорогу и совершит свое дело, он должен знать, что разрешение проблем, волнующих его подопечных, равно как и ответ на его собственные молитвы, может прийти не ожидаемым образом, а произойти в удивительном явлении милости и провидения Божия, в котором будет видима рука Божия.
Если просто перечислить духовные силы, действующие через пастора и в нем самом. то они следующие: целительная сила прощения; животворящая, деятельная сила благодарности, возникающая в кающейся душе вслед за сознанием того, что Христос любит ее и отдал Себя за нее; сила Духа Святого; сочувствие и взаимопонимание собратьев; непередаваемое словами вдохновение страниц Евангелия; пленяющие душу красота и обаяние самой личности Христа; глубокое потрясение, связанное с осознанием того, что Некто незаслуженно любит тебя и доверяет тебе; теплое радушное принятие в христианскую семью и вовлечение в работу Церкви; благотворная сила традиции, обычая и обряда, - одно простое перечисление всего этого показывает на каком высоком уровне пастору приходится общаться с душами, и какими огромными возможностями он располагает в работе Божией среди людей.
Однако в таком акцентировании религиозного подхода о людях есть и свои опасности:
I. Искушение свести всю душеспасительную работу к постоянному произнесению проповедей, вплоть до того что даже всякий приходящий за советом будет непременно становиться их невольным слушателем. Происходит это иногда оттого, что некто, будучи одаренным проповедником, имеет слишком мало терпения для ведения пасторской работы. Волнующие публичные выступления за кафедрой, возможность самовыражения в красноречивом раскрытии истин приносят удовлетворение и известность, вознаграждают за приложенные усилия. В тоже время конфеденциальное и частное служение пастора нередко разочаровывает, иногда даже раздражает и обычно остается незамеченным. Мир, да и Церковь в большинстве своем обычно судят о руководителе по его публичным выступлениям, однако люди, живущие с этим руководителем в тесном кругу данной общины, больше судят о нем по работе, ведущейся им с отдельными членами, т. е. по его частному служению.
Человек, решивший, что его призвание - пасторское служение, и по сей причине ни мало не заботящийся о совершенствовании своего ораторского искусства, скоро убедиться, что ему некого посещать и некому советовать. Точно так и в противном случае: человек, убедивший себя, что проповедь - главное в его служении, что народу нужна или его голова или его ноги, но не то и другое сразу, вскоре поймет (или его прихожане напомнят ему об этом), что проповеди его неуместны, абстрактны, не соответствуют реальным жизненным проблемам, лишены тепла и убедительности. Евангельскому работнику легко вообразить, что он может хорошо выступать перед аудиторией, но ему тяжело ворочать языком, оказавшись перед единственным слушателем. Многие думают, что привязанность к кафедре сама по себе исчезнет, стоит только с нее сойти и начать индивидуальный разговор с посетителем. Будем помнить, что Христос любил частные беседы, говорил наедине с людьми, нуждающимися в этом.
II. Следущей опасностью, характерной для сугубо религиозного подхода к пасторскому служению, есть искушение считать, что ответом на все проблемы неверующих является обращение, а для верующих - более интенсивная молитва. Такое мнение иногда верно, а иногда просто глупо. Это может быть верно, когда дело касается налаживания отношений с Богом и Его волей, когда человек вверяет себя и свои проблемы заботе и попечению Христа. Но это глупо, когда мы воображаем, что изменения, происходящие в сердце человека, автоматически снимают даже возможность разногласия, неверия, беспокойства, плохого здоровья, бедности, безработицы, глупости, вредных привычек и прочих зол, сопутствующих человеку в жизни. Пасторская помощь обычно в том и заключается, чтобы показать человеку, как обращение или молитва могли бы изменить его теперешнее положение. Очень часто пастор, выслушав краткую историю какого-нибудь несчастья, не знает, как применить в этом случае христианское учение таким образом, чтобы оно разрешило затруднение. В таких ситуациях и не следует претендовать на знание ответа. Пастору лучше уединиться, как следует обдумать проблему в свете христианской веры этики, и прийти к своему прихожанину позднее с христианским советом. Подобным образом, поскольку задача пастора заключается в применении Евангелия к персональным нуждам, то здесь возможна еще одна ошибка, а именно предубеждение, что в любом споре, супружеском конфликте или семейной ссоре, христианин всегда будет прав, а нехристианин неправ. Разумеется, всякий верующий муж или верующая жена толко этого от вас и ждут. В действительности же, даже тех немногих сведений, которые вы имеете о своих единоверцах, об их склонностях к осуждению, раздражительности, гневу, достаточно, чтобы сделать вас объективными, и в своей пасторской практике при справедливом разборе конфликта вы будете становиться на сторону неверующего. Одним словом, если такой пастор будет довольствоваться только религиозной основой, религиозной целью и религиозным методом в своей деятельности, то он скоро убедиться в том, что нет такой мгновенного действия религии, которая могла бы стать панацеей от всех болезней.
III. Следующая опасность неизбежно возникает в тех случаях, когда мы позволяем религиозному характеру нашей заботы о людях стать барьером и препятствием для нуждающихся в помощи. Профессиональная религиозность является серьезной помехой в общении с людьми. Только тот, кто естественно, непринужденно, без лишних церемоний общается с людьми, кто легко доступен и компетентен, сможет стать хорошим христианским другом и советником для многочисленных посетителей.
У проповедника есть время для подготовки, о его выступлении объявляют заранее, и он может одеть маску другого человека, обдумать и взвесить каждое слово, обойти опасные места, заранее подготовить ответы на каверзные вопросы, имея хоть какое-то чутье долю самоуверенности, он может путем остроумной игры словами выпутаться из трудного положения, и в следующий раз люди снова придут слушать его. Но пастор не имеет возможности так скурпулезно готовиться к своему частному служению людям. Он по первому требованию должен мобилизовать все свое внимание, сочувствие, терпение и ум. Для пастора главным качеством является не красноречие, а искренность и сердечность.
Прежде всего, пастор должен быть самим собою: человеком веры и опыта, обладающим теми знаниями и той мудростью, какие дала ему жизнь, той проницательностью и тем языком, какие он получил от природы; он должен глубоко верить в помощь Духа Святого. Такой пастор будет сидеть рядом с собратом-христианином и, движимый идущим от сердца состраданием, будет стараться помочь этой душе. Когда пасторской деятельности придают зримые черты профессионализма, будь то строго установленные часы приема,использования для бесед специально оборудованного помещения, специальной одежды; когда служение обставляют всякого рода канцеляризмами, кабинеты с картотеками, анкеты, визитные карточки, псевдомедицинская терминология, которой зачастую, пытаются приукрасить самый обычный совет, тогда все это не только бесполезно, но и в какой-то степени вредно, ибо создает иллюзию авторитета, которым мы в действительности не обладаем, и это всегда образует пропасть, которую нуждающийся в поддержке, человек должен преодолеть, найти для этого мужество.
По общему мнению, умышленное несоблюдение общепринятых формальностей, неопрятность в одежде, вульгаризм в речи, и многое другое формирует лицемерный образ. Такой воображаемый профессиональный имидж, создаваемый для профессиональных целей, может стать непреодолимым барьером для душ, нуждающихся в утешении и поддержке, ищущих серьезного, личного разговора с ответственным христианином, а не фамильярной болтовни с каким-нибудь пустосвятом.
В реальной жизни люди, застигнутые горем, часто находят пастора, когда он копается у себя в саду или стоит опершись на забор, или прогуливается по парку, или ожидает автобус где-нибудь на углу улицы. И во всех случаях, где бы люди его ни встретили, пастор должен быть внимательным, сочувствующим слушателем, предупредительным в поведении, беспристрастным в своих советах. Часто такие встречи, в которых под влиянием Духа Божия ломается лед молчания, являются лишь началом диалога с пастором. Пусть в эти несколько коротких минут пастор успеет не более, чем условиться о времени и месте для более обстоятельной беседы со своим новым подопечным, главное, чтобы эти благоприятные минуты не были упущены. При этом необходимо помнить, что контакт с человеком, нуждающимся в помощи, возможен лишь в том случае, когда слугу Божия знают как человека душевного, готового в любое время и в любом месте выслушать пришедшего к нему и дать такой совет, который от Бога пройдет через него.
IV. На более высоком уровне, думая лишь о божественных запасах в пасторской работе, можно упустить из виду те требования, которые предъявляются к самому советчику. Можно заверить человека, что Бог непременно поможет ему разрешить ту или иную проблему в ответ на настойчивую молитву, только для того, чтобы самому советчику избежать личной вовлеченности в нужды обратившегося к нему за советом и помощью. Такие заверения могут быть ничем иным, как ханжеским отказом и посетитель уйдет глубоко убежденным в том, что пастор не понял его или просто не захотел понять.
Дело в том, что душевная теплота, столь необходимая в пасторском служении и через которую Христова благодать и истина может изливаться в души других людей, обретается в большей мере путем глубокого, серьезного самопознания. Пастор должен уметь видеть себя со стороны в момент беседы с людьми, смотреть на свои недостатки открытыми глазами, не отрицая их, не уворачиваясь, не успокаивая себя самообманом. Сталкиваясь с чужими проблемами, исповедями, различного рода пагубными привычками, неудачами, пастор невольно получает напоминание о своих собственных сокровенных помыслах, грехах, искушениях. Профессиональная реакция на это - отрицать свои недостатки даже перед судом собственной совести, выставлять себя за некого сверхчелоека и прятать истину о себе под оболочкой внешнего самодовольства и осуждения людей. Правильно же было бы выслушивать людей, думая о себе, как их соучастнике, со внутренней правдивостью, признавая, что и ты порою в гневе доходил до безумия, бывал злопамятным, похотливым, своевольным и неискренним. Пастор должен слушать со смирением, кротостью и проницательностью, имея ясное представление о себе и не менее ясное представление о своем Спасителе.
Если вы не нашли ответа на несовершенства своего характера, вы вообще не будете выступать в роли советчика для других. Следует воздержаться от совета и в том случае, когда полная зависимость от Божественной благодати оказалась вами забытой. Быть искренним - значит знать себя и не притворяться. Искренность не требует от пастора реагировать на несчастья и печалные исповеди прихожан своими не менее печальными исповедями. Мало пользы будет и от того, если пастор возмется утверждать, что падения такого рода вполне естественны и нормальны, и что врач ничуть не в лучшем положении, чем его пациент. Нет, прежде всего он углубится в себя и с терпением и моливой будет искать слова, которые помогли бы другим избежать его собственных ошибок.
Многое из того, что было сказано выше, может быть выражено в боле сжатых формулах, отражающих то, чего не должен делать пастор.
Пастор не должен играть роль Бога в жизни своих подопечных, давая указания, разрешая проблемы, подыскивая готовые ответы на заранее классифицированные вопросы. Если пастор будет злоупотреблять советами, то у людей может создаться впечатление, будто бы пастору известна вся воля Божия относительно их жизни. В действительности же это невозможно. Вы можете только помочь людям самим узнать волю Божию, но не в ваших силах сказать, какова эта воля. Пастор не имеет права использовать такие выражения, как "ты должен" или даже "вам следует"; он не осмелится также сказать "если ты не желаешь, то я не намерен попусту тратить с тобой время". Все решения должны приниматься перед Богом ими самими, причем свободно, без давления.
Совет, даваемый пастором, не должен быть просто его личным мнением уже потому, что сам он находится вне обстоятельств, в которые попал человек, ищущий совета. Пастор - лишь сторонний налюдатель, оценивающий ситуацию со своих позиций. Следовательно, любой предложенный им совет есть всего лишь мнение наблюдателя, или попытка спроецировать свои ошибки жизни другого человека и сказать, как бы он поступил, окажись на его месте. И, конечно, очутившись в таком же положении, мы, быть может, спрашивали бы совета, а не давали его. Таким образом, пастор слушает, побуждает человека высказаться, а затем старается постепенно вынести все то, что его мучает, и ждет пока решение проблемы само не созреет в уме ищущего совета. Созрев. оно непременно сорвется с его уст, выстраданное им самим, а не подсказанное ему пастором. Ответи таким образом на свой собственный вопрос, человек часто признает с благодарностью, что он получил облегчение после того, как высказался, хотя при этом он и уходит, недоумевая, зачем он приходил советоваться, когда решение было таким простым и понятным. Такой исход дела является для пастора наивысшим успехом.
Пастор - это не исповедник. Зачастую пастор отговаривает посетителей от открытой исповеди. Во-первых, потому что открытая исповедь впоследствии может породить ситуацию, не входящую в его компетенцию; во-вторых, открыв пастору свою тайну, исповедующийся может смутиться, и норамльные взаимоотношения в дальнейшем окажутся невозможными; в-третьих, высказав все о себе, человек, по своему характеру молчаливый и сдеражнный, может почувствовать себя нагим и опустошенным. Поэтому более приемлемым действием, чем приятней открытой исповеди, для пастора будет преклонение коленей вместе с исповедующимся, приглашение в тихой молитве поведать Господу о том, что произошло, также приглашение исповедующемуся в тишине, в присутствии Божием обдумать греховный поступок. После этого пастор может помолиться за исповедующегося вслух и в этой молитве, общей по характеру, просить Бога помочь страждущему в той нужде, которую он только что поведал Ему тайно. Таким образом, тайна человека осталась при нем, и пастор может отпустить его, напутствуя миром и прощением Господним.
И последнее предупреждение: пастор не имеет никакого права использовать неудачи и беды приходящих к нему людей в целях увеличения обращений, приобретения новых членов, стяжания себе репутации успешного евангельского работника. Никогда не используйте истории из своей пасторской практики, чтобы просить для церкви деньги и не выстраивайте в ряд пленников Евангелия для дальнейшей активизации евангельской кампании.
Использовать чьи-то душевные трагедии в публичных целях как пример в проповеди или частной беседе - по меньшей мере невежественно. Такие случаи, не могут оправдать никакие, даже самые высокие религиозные цели. Оказавшись соучастником чьей-либо душевной драмы, пастор должен помнить, что единственной целью и единственным оправданием его вмешательства в чужую жизнь может быть его любовь к человеку, а также то, что он уполномочен Богом помочь ему. Все приобретенное им в жизни - знания, опыт проницательность - должны служить только этой возвышенной цели. Всякий успех, достигнутый пастором, в конечном итоге - не его успех, тогда как все просчеты - это его просчеты.
Каждое переживание души, вверившей вебя пастору, ее тайны или вновь обретенная надежда должны быть в высшей степени сокровеными, Пастор должен чувствовать к ней новый интерес и нежность, но ни под каким предлогом он не имеет право использовать свои преимущества в чуждых целях.
* * *
Почему мы уделили так много времени исследованию опасностей, сокрытых в высоком призвании христианского пастыря? Да потому, что не только преимущества и ответственность его велики, но велика и вероятность злоупотребления ими. и все же, если работа выполняется добросовестно, с душою, никакое призвание на земле не вознаграждает так щедро и не заслуживает такого глубокого признания в сердцах людей, как служение пастора.
Вне всякого сомнения евангельский метод работы с людьми имеет большое значение для успешного пасторского служения, но это еще далеко не все. Необходимо также иметь определенную подготовку, опыт и способность ясно мыслить. Нелегко дать будущему пастору какие-то конкретные предписания - слишком уж разные бывают нужды и жизненные обстоятельства у людей, попавших в беду. Да и сами наставники отличаются друг от друга мировосприятием, темпераментом и другими индивидуальными особенностями. Так как целью пасторского служения всегда является содействие осуществлению воли Божьей в жизни каждого индивидуума, то любая попытка собрать общие советы для общих ситуаций была бы проявлением непочтения к Богу.
Приобретение необходимого опыта может слишком дорого обойтись как наставнику, так и его подопечным. Единственно возможный выход из этого положения - перенимать опыт своих коллег, следовать их примеру и учиться на их ошибках, а также расширять свой кругозор и углублять свои познания через вдохновение свыше. В результате приобретения опыта у смиренных духом возрастают осведомленность и самосознание.
В основном наши рассуждения о пасторской работе и будут состоять из анализа подобных опытов и соотнесения их с теми положениями Евангелия, в которых непосредственно затрагивается проблематика пасторского служения. Хотя разработать конкретные, подробные правила для пастора невозможно, все же некоторые общие принципы, которые будут далее рассмотрены, способны повысить действенность пасторского служения и помочь избежать ошибочных методов и напрасной траты времени и сил.
Хорошо, если вы будете всегда ставить перед собой ясную цель. К примеру, решить точно и определенно, каковы ваши задачи на брачной церемонии, на похоронах, у постели больного или в случае рождения внебрачного ребенка. Вы будете удивлены тем, как часто пастор оказывается в запутанных и сложных ситуациях, имея очень смутное представление обо всех "почему", "зачем" и "с какой целью". Недостатка в советчиках у вас не будет - все окружающие постараются дать вам совет, что и как нужно делать, но вы должны сами определить для себя, что именно вы намерены делать и с какой целью.
Ваши намерения должны быть ясны и понятны, поскольку зачастую пастор стремится лишь к тому, чтобы избежать конфликтных ситуаций. Он вмешивается в ход событий, посещает людей или высказывает свое мнение только для того, чтобы предупредить критику, не показаться равнодушным, подстраховать себя. Иногда подобные соображения можно счесть удовлетворительными; вообще же жалким является служение, которое только на то и направлено, чтобы избежать дурных последствий. Если вы станете думать только о том, как увернуться от неприятностей, вы непременно получите их.
Очень часто христианский наставник, анализируя свою попытку оказать помощь в трудных обстоятельствах, с горечью для себя отмечает, что он в общем-то не приложил усилий к тому, чтобы осмыслить проблему в целом, выделить главные ее стороны, подумать об иных возможных решениях или четко определиться самому относительно того, какое решение может быть наилучшим и как его достичь. Горя желанием помочь, имея самые благие намерения, молясь и надеясь на благополучный исход дела, он поспешил проявить участие в человеческом горе и оказался вовлеченным в ситуацию. Но даже самое живое участие не сможет помочь человеку, попавшему в беду, если слова и дела пастора не будут направлены на достижение одной конкретной цели. Конечно, разделяя с человеком его смущение и растерянность, вы выражаете свое искреннее сочувствие и понимание, но это не есть врачевание души. Чтобы помочь на деле, пастор должен, опираясь на свой богатый жизненный опыт и подходя к проблеме объективно, разделить с подопечным его горе или неудачу и дать страждущему мудрый, конкретный совет. Посему, врачуя душу, пастор должен хорошо знать, чего он стремится достичь и как он это будет делать.
Всегда четко представляйте себе лежащую на вас ответственность. Ваши действия как пастора могут иметь далеко идущие последствия. Конечно, люди, обращающиеся к вам за советом, в конце концов принимают свое собственное решение, однако, поскольку на эти решения оказывают влияние высказанные или невысказанные вами пожелания и советы, а также и то, как вы убеждаете, предостерегаете или ободряете человека, вы разделяете с ним ответственность за возможные последстия того или иного решения. Безответственные советы и рекомендации являются преступлением против братских, доверительных взаимоотношений, изменой пасторскому призванию.
К сожалению, советы иногда даются необдуманно. Так, например, пастор может подсовывать страдающему родителю или супругу библейские тексты, нисколько не задумываясь над тем, что, подчинясь или не подчинясь его буквальному истолкованию, человек будет платить страданием, одиночеством или муками совести. Представьте себе, что происходит порою с робкой, застенчивой душой, когда какой-нибудь "ревнитель" "в благих целях" учит ее "страху Божью," рисуя жестокие, безжалостные картины Страшного Суда. Результатом такого рвения, в лучшем случае, становится неправильное, извращенное представление о Боге и религии, иногда всю жизнь не покидающее человека, а в худшем случае - сумасшестие или самоубийство. Девушка может десятилетиями страдать из-за неудовлетворенного материнского чувства, потому что чрезмерно ревностный, но неуравновешанный христианский наставник, которому она безраздельно доверяла еще с подросткового возраста, внушил ей искаженные понятия о взаимоотношениях между полами.
Быть наставником - значит взять на себя огромную ответственность. И в случае неудачи отказываться принять на себя вину - это не выход из положения. Единственно возможный вариант состоит в том, чтобы мягко, но решительно уклониться от высказывания своего мнения по данному вопросу или от подачи совета, поскольку проблема выше вашего понимания, или потому что от вас скрывают часть фактов. Но если уж христианский пастор протянул своему подопечному руку помощи, он не может, подобно Пилату, умыть руки, т.е. снять с себя ответстенность за последствия. Поэтому в любой ситуации он обязан говорить и действовать обдуманно, с молитвой и с чувством христианской ответственности.
Конечно, степень этой ответстственности зависит от ситуации. Во всем, в чем вам предстоит принять участие, действуйте, исходя из ваших принципов. Так, если вас просят совершить бракосочетание, то это должно быть христианское бракосочетание, соответствующее вашим взглядам. Это дело вашей совести. Все ваши действия как пастора, должны быть безупречными с точки зрения христианской морали. Не осуждайте тех, которые поступают иначе. Не навязывайте им свои взгляды; просто-напросто не берите на себя ответственность за поступки, противоречащие вашим личным принципам.
Но если вас просят вмешаться и помочь разрешить чьи-то проблемы или разногласия между людьми, не стоящими на христианских позициях, ваша ответственность может быть лишь ограничена поиском лучшего и в то же время реального решения. Имея дело с группой людей разной веры, вы можете помочь им найти компромиссное решение, хотя оно не всегда будет наилучшим с христианской точки зрения. Конечно, если бы эти люди были христианами, вы могли бы предложить им совсем другой выход из сложившегося положения. Может случиться, что вы почувствуете, что результат обманул все ваши христианские надежды и ожидания; в таком случае помните: там, где нет свободы действий, ответственность может быть только ограниченной и с кем-то разделенной.
Как правило, ответственность бывает многосторонней. Проблемы нравственности и духовной жизни редко затрагивают какого-то отдельного человека. Это касается не только материнства, воспитания детей и церковной жизни. Когда молодой человек или девушка попадают в беду, когда инвалид впадает в отчаяние, когда пагубными привычками человек разрушает здоровье и деградирует как личность, то эти обстоятельства затрагивают и других людей: мужа или жену, родителей или родственников, людей, с которыми он работает на производстве, собратьев по вере и молодежь, которая, как правило, критически оценивает поведение руководителя. Пастор должен помнить, что, помогая одному человеку, он также несет ответственность перед другими людьми, которые с ним связаны. Поэтому он обязан так говорить и поступать, чтобы никого ненароком не обидеть.
Он не должен принимать за чистую монету все сплетни и слухи, делать выводы из обвинения, не выслушав защиту, или принимать решение, не выслушав обе конфликтующие стороны. Тот, кто искренно желает получить от вас помощь, поймет это и согласится с тем, что дело должно быть исследовано досконально; если же человек проявляет нетерпение и требует от вас немедленного решения, вы можете быть уверены в том, что он скрывает от вас важные факты.
Подростки, убежавшие из дома, тайно обвенчавшиеся мужья и жены, преступники, скрывающиеся от следствия и суда, и даже беглые уголовники могут в отчаянии обратиться к христианскому пастору с просьбой защитить их. И прежде, чем изложить свою просьбу, эти люди могут потребовать от пастора полной конфиденциальности перед родителями, супругами или даже правозащитными органами. Но христианский пастор не может потакать преступлениям против брошенной семьи, не может способствовать женитьбе сбежавших из дома подростков, когда очевидно, что последствием этого будет огромная опасность или долго не затихающая обида. Пастор не имеет права становиться между правонарушителем и законом, отказываться от дачи показаний или укрывать преступников.
В подобной ситуации христианский руководитель может заявить о том, что он сохраняет за собой полную свободу действий и будет поступать только так, как он считает правильным и разумным. Следует также объяснить людям, что они никогда не обратились бы за помощью к пастору, попав в такое затруднительное положение, если бы не считали его заслуживающим всяческого доверия. Это доверие основано на его абсолютной честности и искренней вере; в то же время помогая сокрытию правды, он может подорвать в людях доверие к себе.
Пастор или служитель, исполняющий обязанности пастора, очень скоро почувствует себя хринителем тайн многих людей. Если его подопечные заметят, что он не умеет держать язык за зубами, пастор вскоре обнаружит, что он всего лишь носит имя пастора. Все христианское служение может быть разрушено беспечными разговорами, неосторожным словом и, что еще хуже, умышленным намеком типа: "я мог бы сказать, но не стану." Всякий христианин, обладающий преимуществом во имя Христово проникать в тайны другой жизни, должен сохранять эти тайны в неприкосновенности. Поступая так, вы (если вы - пастор) не только убережете себя от угрызений совести, но и обеспечите успех в работе.
Иногда пастор, никогда не позволявший себе умышленно разглашать сведения о своих подопечных, нечаянно, неосознанно выдает их тайны в дружеской беседе или даже в проповеди. Наивно полагать, что пример, взятый вами из личной жизни вашего подопечного и соответствующим образом обработанный, сможет стать хорошей иллюстрацией веры, посвящения, или, наоборот, отступничества и падения. К каким бы общим положениям не был сведен конкретный пример, взятый из личной жизни ваших слушателей, он непременно будет узнан ими и расценен как предательство. При этом ваши друзья, заметив, что вы склонны рассуждать вслух о чужих проблемах, тут же смекнут, что вы, при случае, можете вынести на всенародное обозрение и их собственные проблемы. Каким бы осторожным, каким бы завуалированным не было предательство, его будет достаточно, чтобы человек, выданный вами, раз и навсегда решил: "Я никогда больше ему ничего не расскажу". Некоторые люди удивляются, почему члены общины никогда не советуются с ними, когда попадают в беду, не понимая того, что их подопечные рады были бы обратиться за помощью, да слишком хорошо знают об их неумении держать язык за зубами.
И все же хранить тайны часто весьма трудная задача. Могут возникнуть обстоятельства, которые затрагивают целую группу христиан и должны обсуждаться руководителями общин, одним из которых является пастор. В таком случае, обладая сведениями о личной жизни того или иного человека, он может оказаться в исключительно трудном положении. Пастор может попросить разрешения самостоятельно разобраться в деле, не выдавая известных ему фактов, или того, о чем он знает больше, чем остальные. Или же он решит, что разумнее всего будет молчать, участвуя в дискусии настолько, насколько позволяют общеизвестные факты. Так или иначе, для того, чтобы сохранить тайну и в то же самое время поступить по-христиански верно, требуется большой опыт и честность.
Некоторые тайны тяжело носить одному, а некоторые даже опасно. Пастор должен хорошо знать себя, свои уязвимые места, свои сильные и слабые стороны. Знание некоторых тайн придает человеку чувство власти, совладать с которыми могут только люди зрелые и дисциплинированные; обладание же другими секретами возлагает на пастора ответственность за принятие серьезных решений по деликатным вопросам, решений, требующих большего опыта, чем тот, которым он обладает. В таком случае пастор сам нуждается в опытном советнике, и он не нарушит принципа доверия, если ради блага своих подопечных или своего собственного изложит суть вопроса или даже некоторые, ему одному доверенные подробности более мудрому, заслуживающему абсолютного доверия человеку.
Опасными могут быть случаи, когда молодому служителю приходится сталкиваться с деликатными ситуациями, касающимися личной жизни противоположного пола. Неженатый пастор скорее всего вежливо откажется заниматься подобными проблемами и посоветует нуждающейся душе обратиться к какой-либо известной ему богобоязненной и умной женщине. Если же прихожанка не желает быть "препровожденной" таким образом, то обычно ее нежелание уже может быть расценено, как опасный симптом.
Женатый советник, возможно, чувствует себя в безопасности - но что чувствует его жена? Каждый служитель должен знать, в какой мере он может делиться подобной информацией и оценкой ситуации со своей женой, не ставя ее в неловкое положение, чтобы не получилось так, что она не сможет поддерживать с кем-либо естественные, дружеские взаимоотношения из-за известной ей тайны. Он может прийти к заключению, что в некоторых случаях его жене будет особенно трудно вынести непредвзятое суждение о человеке, и поэтому решит не посвящать ее во все подробности. В то же самое время в других вопросах он придет к выводу, что его семейная жизнь будет безопаснее и он сможет вынести более мудрое решение, если по возможности станет советоваться со своей женой. И, конечно же, пастор решительно откажется отчитываться перед посторонними людьми по поводу того, делится он чем-либо со своей женой или нет, - это полностью его личное дело.
Есть и такие признания, которые пастор вообще не должен выслушивать. Поскольку пастор в первую очередь несет ответственность перед родителями, он не имеет права обещать парню или девушке не выдавать их тайну родителям, даже если они будут просить его об этом. Чувствуя ответственность перед мужем, пастор откажется выслушивать на условиях неразглашения тайные признания жены. Пастор может узнать нечто такое, о чем он должен будет обязательно осведомить врачей, лечащих его подопечного; некоторые тайные наговоры могут касаться других людей, которые не имеют возможности оправдатся. В таких случаях может стать необходимым обличение клеветников. Предвидя подобную ситуацию, пастор должен научиться решительно отказываться от выслушивания таких признаний, которые его совесть не позволит сохранять в тайне.
Пастор обязан не выслушивать тайные исповеди в тех случаях, когда ему с самого начала ясно, что он ничего не сможет предпринять. Очень часто люди начинают делиться с проповедником информацией, зная, что он ничего не сможет сделать или что он не будет разглашать тайну в стремлении помочь. Таких людей нужно сразу же останавливать, так как они, возлагая на пастора моральную ответственность, лишают его возможности действовать. Это обычно происходит в случаях, когда люди не только сами не желают поступать правильно, но даже не желают признавать, что взвалили свою ответственность на ваши плечи. Впоследствии такой человек всегда может сказать: "Я говорил об этом служителю," забывая при этом добавить, что он брал с вас слово, что вы ничего не будете предпринимать. Следует предвидеть подобную коллизию и уклоняться от таких исповедей.
Мудрый наставник никогда не станет ни подталкивать, ни тем более принуждать человека к исповеди. Обсуждать духовную проблему всегда лучше на уровне общих принципов, не ссылаясь на личность, даже если очевидно, что затронутый вопрос имеет непосредственное отношение к обратившемуся за советом. Лучше вообще не говорить, что окончательный вывод относится к человеку, пришедшему за советом. Все люди имеют свои тайны и они для них сокровенны. Расчувствовавшись, поддавшись внезапному порыву души, человек может открыть вам свои тайны, а потом горько сожалеть о том, что признался в позорных и неприятных для него поступках. Если это признание, хотя бы отчасти, было сделано в результате давления с вашей стороны, человек сильно обидится на вас. В любом случае общие тайны меняют характер взаимоотношений. Ни рассказавший, ни выслушавший не смогут полностью забыть сказанного. Крепкая христианская дружба может находиться в прямой зависимости от готовности выслушать и помочь, но любопытство, желание преодолеть барьер естественной скрытности, предохраняющей сердце от посторонних глаз, разрушает взаимопонимание.
Невзирая на нужду в конфиденциальности, служитель не должен забывать и о том, что ответственность за проявление пасторской заботы лежит на всем братстве христиан. Немалая роль в этой функции "совершения святых на дело служения" (Ефес. 4:21) приписывается апостолам, пророкам, пасторам и учителям, создававшим братство, через объединение различных даров и распределение средств превратившееся в общество целителей. Если сравнивать христианского служителя с любым другим общественным работником, то его выделяет одно чрезвычайно важное преимущство (которому открыто завидуют некоторые психиатры) - наличие Церкви, с которой он разделяет клинические приложения богословия к нуждам людей. Церковь можно сравнить с больничной палатой, с реанимационным центром, со штатом умелого медицинского персонала. Церковь - это сплоченная группа лиц, объединенных одной верой в любовь Божию к грешнику, в искупительную силу Евангелия и готовых вместе с пастором служить людям. Они будут нуждаться в поддержке и наставлении о том, что нужно свято хранить чужие тайны, что нельзя мешать целительной дружбе верующего с заблудшим. Их нужно научить работать с людьми последовательно, целеустремленно, не пытаясь помочь всем сразу, но делая объектом пристального внимания, серьезных молитв и активной поддержки сначала одного нуждающегося человека или семью, а затем уже другого. Но и вознаграждение велико - вся Церковь, как один многоликий заботливый пастырь, станет в окружающем ее обществе подлинным центром искупительной благодати и деятельной любви.
Зачастую обращаясь за помощью к членам Церквей, пастор знакомит пришедшего к нему с опытным христианином, пережившим подобную беду: раннюю утрату близкого человека, непокорность детей, муки бездетности, трудности воспитания чужого ребенка, ужас раковой болезни, страх перед одинокой старостью. Принцип доверия в таком случае сохраняется, поскольку это делается с согласия человека и ему объясняют причины случившегося. Если такая встреча, организованная пастором, состоится, то очень часто поставленная цель достигается, и отчаявшийся находит большое облегчение в беседе с пережившим подобное. Но организовав это, вы должны уйти в тень. Не довлейте и не любопытствуйте. Если вы сделали правильный выбор, то предоставьте решение проблемы Богу и исцеляющимся людям.
Иногда наилучшим выходом для подопечного бывает вовлечение его в общественную жизнь и деятельность церкви. Только не надо афишировать цель такого вовлечения. Нуждающийся должен естественно влиться в единую церковную семью, как и всякий другой член. Он не должен становиться "проблемой дня." С молитвой и усердием можно так организовывать заботу Церкви о своих подопечных, что подавленный обретет, наконец, возможность самовыражения, одинокий - постоянный контакт с окружающими, замкнутый не будет иметь времени для самосожаления; тот, кто чувстовал себя лишним, увидит свою нужность и полезность. Церковь, оснащенная таким даром служения и протягивающая руку помощи окружающим, оказавшимся в беде или не нашедшим себя в жизни, может собрать вокруг себя чрезмерно много "иждивенцев", - но она будет совершать дело Христа, и ее иждивенцы отчетливо поймут, что они, в свою очередь, сами должны стать помощниками, на которых смогут опереться другие люди, попавшие в беду.
Может показаться странным, что мы говорим о самостоятельности членов Церкви как об одном из условий успешного пасторского служения. Опыт, однако, показывает, что опасность чрезмерной зависимости существует. Отчаявшиеся, разочарованные, оскорбленные люди, увидев в пастыре поддержку, вскоре попадают в нездоровую зависимость от него как от своего духовного наставника. Да и самому наставнику может понравиться такая зависимость, и он будет всячески поощрять ее, воспринимая как естественную благодарность, заслуженную им перед своими подопечными.
Те, кому вы помогали в беде, чьи браки вы благословляли, а позднее спасали, чьих детей вы наставляли и чьих родителей хоронили, будут помнить о вас с любовью и признательностью, - и это хорошо. Но вот беда: редкий проповедник бывает безразличен к похвалам его таланту и особым дарованиям; редкий евангельский работник не собирает вокруг себя приверженцев, некогда обращенных им и для которых он стал средоточием всех христианских добродетелей. Точно так же и пастор может начать испытывать наслаждение от особой преданности и похвалы некритически настроенных по отношению к нему людей, которым он в свое время оказал большую помощь. Ему приятно воображать, что Господь совершает через него "великие дела", и поэтому ему чрезвычайно оскорбительно видеть, когда люди, которым он в прошлом помог, проявляют естественную независимость в мышлении и суждении.
А ведь в этом, собственно, и заключалась цель его помощи - воспитать в человеке способность самостоятельно полагаться на Бога и принимать решения. Иногда людям, которые в прошлом пережили тяжелые испытания, нравится быть предметом особого внимания служителя, - таким образом они обретают большую значимость в собственных глазах и пользуются сочувствием и вниманием, которое в ином случае могло бы достаться другим. Если результатом таких взаимоотношений пастора с подопечным становится абсолютная зависимость последнего, и он оказывается полностью неспособным самостоятельно принять решение, проявить инициативу, найти выход из трудной ситуации, не посоветовавшись со своим наставником, то в таком случае пастор не достиг желанной цели. Более того, возникает новая проблема нездоровой психологической зависимости, которая делает человека еще более неприспособленным к жизни, чем он был до контактов с пастором. И в таком состоянии лишиться этой, кажущейся незаменимой поддержки и сочувствия, может стать для него катострофой. Он может вновь впасть в состояние беспомощности, озлобиться из-за того, что его отвергли и предали.
Вполне возможно, что при таком исходе вам потребуется дополнительная помощь. Однако нависшую опасность необходимо предупреждать своими методами и приемами оказания помощи; при этом, наставник обязан в равной степени проявлять сочувствие к человеку и одновременно сохранять определенную дистанцию во взаимоотношениях. Как мы и увидим далее, пастор ни при каких обстоятельствах не станет думать за своего подопечного, выбирать ему род занятий, становиться его совестью или Богом. Цель пастора - добиться самостоятельности подопечного во Христе. И он преуспеет в этом, если не будет навязчив.
Разумный пастор не должен удивляться тому, что люди, поделившиеся с ним своими самыми сокровенными тайнами, предпочитают не встречаться с ним из субботы в субботу, слушать его проповеди и наставления и постоянно соображать, было ли то или иное высказывание адресовано непосредственно им. Для них намного лучше поклоняться Богу в другом месте, оставив за порогом неприятные воспоминания. Что же касается пастора, то он совершил работу Божью в их жизни и должен предоставить им свободу выбора.
* * *
Следующий "принцип" встречает различное истолкование у христианских служителей. Некоторые утверждают, что им вообще нечего сказать и что они не несут никакой ответственности за тех, кто не принял христианскую веру и христианский образ жизни. С таковыми, утверждают они, у нас нет никакой общей точки отсчета, никакого обоюдно признаваемого авторитета, на который можно было бы сослаться, никакой общепризнанной цели или нормы жизни, к которой можно было бы сообща стремиться. Такие служители предпочитают проявлять пасторскую заботу о христианах, неверующим же они могут только проповедовать.
Эта позиция вполне последовательна и оправдана, но она также возлагает определенную ответственность на тех, кто ее занимает - ответственность за отказ помогать. Они ответят, что таковы, к сожалению, последствия отрицания Евангелия, исключающие всякую возможность христианского решения жизненных проблем.
Другие же, полностью признавая, что без веры во Христа едва ли можно разрешить большинство насущных жизненных проблем, вместе с тем считают своим долгом предложить дружбу, проявить сочувствие и оказать поддержку даже там, где евангельские средства во всей их полноте отвергаются. Они утверждают, что проповедь Евангелия как раз состоит в том, чтобы предлагать неверующим по-христиански встречать неудачи, скорби, страх, страдания и позор. В подтверждение этого они приводят образ Иисуса Христа, раскрытый в Евангелии от Луки, где Христос представлен как живущий для других; сердце Христа было открыто для униженных, павших, потерянных и всеми презираемых людей. Во всех случаях служитель должен хорошо знать самого себя, свои слабости и предрассудки, свои убеждения, а также то, к чему он испытывает нетерпимость и отвращение.
Это не значит, что христианин должен быть наивным добряком, который поверит любой состряпанной каким-нибудь проходимцем истории. Иногда пастору придется просто отказать в помощи, когда он явно видит, что ему говорят ложь; иногда же он окажет помощь, но открыто выразит свое сомнение, предпочитая проявить чрезмерное великодушие вместо чрезмерной подозрительности. Зная об опасностях, он будет держать, каких бы усилий ему это ни стоило, свое сердце открытым ко всем людям, будь то лжецы, лентяи, неисправимые негодяи, лицемеры и глупцы. Он не всегда будет выполнять их просьбы, но всегда будет делать для них добро. И всякого рода христианам тоже: христианам, которые ему не нравятся; христианам, с которыми он не согласен, христианам, которым он не доверяет. Действительно, он будет особенно осмотрительным в обращении с таковыми, проявляя безупречную справедливость и преданность к тем, кто по какой-либо причине ему не нравится. Он должен признаться себе в этом, с лихвой восполняя недостаток чувства делом. Пастор должен руководствоваться принципом, а не предубеждениями или симпатиями. Поступая так, он, сам того не осознавая, будет приобретать друзей и совершать добрые дела.
Из всех факторов, которые влияют на накопление духовного опыта, способствуют воспитанию ума и очищению совести, исцелению больной души, утешению и ободрению возрастающего в Боге христианина, самым действенным является регулярное участие в общих богослужениях. Конечно, это субъективный взгляд на богослужение, принимающий во внимание лишь то, что богослужение концентрируется на человеке, и если ограничиться только им, может сложиться искаженное представление о назначении богослужения. Более того, не все, исполняющие обязанности пастора, действительно призваны совершать общие богослужения. Тем не менее, неотъемлемой частью богослужения является созерцание Божьей красоты, посещение Его храма, получение Господних благословений, дабы укрепились руки наши в Нем, даже несмотря на то, что многие, раньше не стоявшие за кафедрой, время от времени осуществляют руководство на молитвенных богослужениях или при изучении Библии. Поэтому некоторое понимание именно пасторской ценности богослужения необходимо для того, чтобы пасторское служение было полнокровным.
Истинное богослужение может преобразовать человека, заставить его переосмыслить свою жизнь и стать решающим в его духовной жизни. Иисус Христос не случайно повторял древнюю заповедь "Господу Богу твоему поклоняйся", когда говорил об искушениях, о борьбе со злом и о преданности делу Божьему. К этой заповеди Он также дал и обетование: "Не хлебом единым будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божьих". На богослужении человек находится у врат небес; прославляя Бога, размышляя о Нем и молясь Ему, христианин не только провозглашает Евангельскую весть, но и переживает ее воздействие на него самого. Для мужчин и женщин, все дни которых протекают в сером однообразии, суете и соблазнах, богослужение является глотком чистого воздуха, взглядом в мир иных горизонтов, напоминанием о том, что действительно важно, ценно, перспективно, что действительно заслуживает нашего внимания.
Угнетенному, отчаявшемуся или нерадивому регулярные богослужения помогают избавиться от нездоровых настроений и укрепить угасающую веру. И если человек за порочностью мира видит кристальную Божью чистоту, над земной путаницей и обманом - вечную истину, над человеческими слабостями - божественные источники силы, над непостоянством и борьбой в мире - непоколебимый Божий престол, над бренным, смертным бытием человека - надежду на вечную жизнь, то это, несомненно, свидетельствует о том, что, хотя назначением богослужения является прославление Бога, человек при этом получает благословение и обновление, способствующее его духовному здоровью.
"Во время богослужения мы соприкасаемся с Божественной силой, испытывая на себе ее живительное влияние", - говорит Нельс Ферре. Ни один пастор, понимающий духовную ценность богослужения, - обновляющую силу в созерцании Божьей благости и побуждающую человека к прославлению Господа, перемену мыслей и жизни, которая происходит под влиянием проповедуемого Слова Божья, благоговейный трепет души перед Всевышним, который сопутствует всякой истинной молитве, - так вот, ни один пастор не будет оспаривать того, что из всех открытых для него возможностей влиять на паству и обогащать ее духовное проведение богослужений стоит на первом месте.
Одна из самых благословенных целей богослужения - быть противоядием от всепроникающего, расслабляющего эгоцентризма. Покаяние, вера, послушание, радость относятся к внутренней жизни человека и не могут быть пережиты иначе, как лично; каждое сердце знает свои тайны, своего Господа, свои печали, раскаяния, стремление к святости и к миру. Тем не менее, Христос не хотел, чтобы его последователи были обособленны и независимы друг от друга. Он объединил людей, учредил совместные формы причастия и благовествования, заповедал Своим последователям быть преданными друг другу в любви, Сам подав им пример; Христос часто говорил о Царстве и о семье Божьей и поставил превыше всего безграничную любовь, которая связывает христинина и с ближним, и с врагом.
Такая способность христианства связывать и объединять людей находит свое выражение в совместных, учрежденных Церковью богослужениях. На богослужениях ограниченность личного опыта расширяется и обогащается; чудачества отдельных людей растворяются в общей атмосфере радости и духовного подъема, когда все собрание объединяется в молитве, пении и духовных размышлениях. Страдающий от одиночества христианин испытывает радость общения в присутствии Бога; робкий христианин обретает уверенность, объединяясь в вере с собравшимися; человек, поглощенный своими проблемами и сомнениями, может возвыситься до осознания себя частицей великой христианской истории и звеном многих поколений верующих, когда молитва, древние Писания и духовные гимны объединяют его в общении со святыми.
Конечно, этого не произойдет, если все не будет тщательно обдумано и подготовлено. При планировании каждого богослужения опытный пастор всегда должен учитывать жизненные обстоятельства и конкретные нужды членов своей церкви. Он обязан иметь в виду, какое огромное практическое значение имеет опыт, приобретаемый в процессе богослужения, в деле воспитания и совершенствования слабых христиан, для духовного обогащения и роста убежденных в вере, в целях противодействия пагубному влиянию нехристианской среды, в которой люди вращаются на протяжении недели, и для сплочения разобщенных христиан в сильную, дружную семью, все члены которой взаимно поддерживают друг друга.
Порядок проведения богослужения в значительной мере определяется сложившимися в данной Церкви традициями. Всякое изменение следует делать осмотрительно, с пониманием. Прославление, молитва, проповедь, чтение Библии - это не просто номера программы, которые можно варьировать в отчаянных попытках внести желаемую свежесть и новизну в богослужение. С сугубо пасторской точки зрения главная цель заключается в том, чтобы любую избранную форму богослужения сделать как можно доступнее для каждого прихожанина посредством тщательной, осмысленной подготовки.
Для многих христиан основным является тот вид богослужения, в котором преобладает элемент пожертвований Богу. В основе такого представления лежит ветхозаветный обряд жертвоприношения и новозаветное учение о том, что мы должны посвятить свои тела на добровольное, самоотверженное служение Богу, принося Ему жертвы хвалы. Послание к Евреям во многом поддерживает такое понимание богослужения. Вечеря Господня занимает центральное место в богослужениях, и приношения человека выражаются в благодарном отклике за то, что Христос принес в жертву Себя ради спасения людей. Все - смиренная молитва о принятии, исповедание грехов и получение прощения, слушание Слова Божия, выражение готовности повиноваться и венчающий служение обряд воспоминания о страданиях Христа ради нас, - все направлено к Богу и ведет к жизни, отданной на Божии цели и во славу Его. Таким образом, задача пастора заключается в том, чтобы с молитвой обдумать каждую часть предстоящего богослужения и спланировать его так, чтобы человеку было легко реализовать свою естественную потребность отдать ("принести") себя Богу "на разумное служение".
Другие христиане рассматривают богослужение главным образом как средство общения с Богом, так как считают, что именно во время богослужения происходит встреча с Богом. Человек приближается к Богу в исповеди, прославлении, молитве и принесении даров; Бог же приближается к человеку, к его сердцу через Писание и проповедь, даруя ему благословение в прощении и благодати. При таком подходе к богослужению Вечеря Господня тоже становится общением с воскресшим и вознесшимся Спасителем, Который умер за наши грехи и воскрес для нашего оправдания. В данном случае те элементы богослужения, в которых общение протекает по направлению от прихожан к Богу, должны быть построены так, чтобы участвующие в богослужении ожидали, что Бог будет отвечать им, открывая истину и ниспосылая благодать. Это следует иметь в виду как при подготовке, так и при проведении богослужения. При подборе гимнов преимущество должно быть отдано тем из них, которые затрагивают опыт личной жизни с Богом. Проповедь должна содержать божественные ответы на конкретные нужды людей и предоставить возможность для тихой молитвы, создав соответствующую атмосферу. Если в эмоциональном настрое всего служения не будет ощущаться близкого присутствия Бога и пришедший на богослужение не испытает общения с Ним от сердца к сердцу, то результатом этого будет разочарование как пастора, так и прихожан.
В некоторых христианских вероисповеданиях эта идея общения развита еще сильнее; богослужения в этих церквах приобретают характер беседы или диалога. В основе такой формы лежит более интеллектуальное понимание богослужения как откровения и отклика - молящиеся ожидают, что Бог будет говорить им через Писание, проповедь, псалмы или сокровенные размышления, разъясняя Свою истину и открывая Свою волю. Они же отвечают Ему молитвою, хвалою и превыше всего внутренней верой, принимая откровения Божьи. Вечеря Господня, когда она включена в богослужение, является еще одним воплощением Евангельской истины - "живым и действенным Словом Божьим." При таком подходе к богослужению иногда преобладающим бывает общение, которое протекает в направлении от Бога к человеку. Пастор, проводящий такое служение, становится представителем сразу и Бога, и человека: Бога, когда читает и проповедует, и человека, когда молится, ходатайствует и возносит благодарение. И всеобщим "Аминь" собрание как бы подписывает свои имена под тем, что сказано пастором. Множество насмешливых разговоров о Преобразованном Порядке Богослужения, как о "бутерброде с псалмами", совершенно упускают из виду силу и значение этого понимания христианского богослужения как диалога с Богом. В правильном понимании это "направление" богослужения представляется как чередование с разговорным ритмом:
Приглашение, или изречение:Служитель людям: "Давайте же..."
Вступительное славословиеЛюди Богу: приближение
и молитва:
Урок по Ветхому Завету:Бог людям: обетования
Благодарственный гимн:Люди обращаются к Богу, желая
еще большего света.
Урок из Нового Завета:Бог людям,открывает Себя.
Благодарственный гимн:Люди Богу: благодарят за
Евангелие.
Молитва, прошение, посредни-Люди обращаются к Богу
чество:
Псалом Давида:Люди Богу: слушая, внимая
Проповедь, разъясняющая СловоБог людям: наставления
Божье:
Гимн, пожертвования:Люди Богу: отклик, отзыв.
Благословение: Служитель людям: "Идите с
миром" или др.
Конечно, часто встречаются незначительные изменения, но именно этот порядок надо бы сначала оценить, а потом уже изменять.
При использовании такой последовательности богослужения пастор должен сделать все, что в его силах, чтобы "диалог" был искренним, чтобы поклоняющиеся действительно слушали Бога и действительно отвечали Ему и чтобы выбор псалмов, библейских текстов и тем для проповеди и молитвы помогал им в этом. Пастор также обязан уделить особое внимание еще двум обстоятельствам:
Во-первых, беседа с Богом обязательно должна развиваться в определенном направлении. Когда богослужение такого типа хорошо спланировано, то все присутствующие чувствуют это логическое развитие "диалога" и получают удовлетворение от участия в нем. Слушая слова Бога в таком богослужении-диалоге, мы видим, как развивается тема от обетования в Ветхом Завете к его исполнению в Новом Завете, и затем переходит к прямому изложению истины, разъяснению в проповеди ее практического смысла для каждого и в завершении всего (на полном богослужении с причастием) - к Слову, воплощенному по повелению Божию, в символах хлеба и вина. В тех частях этого "диалога", которые составляют отклик человека Богу, мы замечаем, что они следуют с логической последовательностью, начиная с приближения к Нему со словами хвалы и молитвой, потом совершается исповедь, затем просьбы, молитвы за других, пожертвования и благодарение Богу в завершение богослужения. Пастор на личном опыте убеждается, что богослужения, действительно трогающие его сердце и насыщающие ум, имеют характерную особенность, представляющую собой нечто большее, чем простое чередование и повторение, так как они построены по принципу динамичного развития, движения вперед с Богом к новым высотам богопознания и к более полному отклику на Его любовь.
Далее следует иметь в виду, что богослужения такого типа могут страдать от чрезмерной интеллектуальности. Люди отличаются друг от друга тем, что их привлекает и трогает в богослужении далеко не одно и то же: одни придают первостепенное значение интеллектуальному содержанию, даже в молитвах и псалмах смысл им кажется намного важнее мелодии или общего эмоционального настроя; для других важнее всего пыл и ревностность - идеи проходят мимо их восприятия; третьи желают, чтобы богослужения были весьма практическими, чтобы они помогали им совершенствовать свой характер, решать социальные проблемы, исполнять перед людьми и Богом свой христианский долг. Большая часть прихожан в той или иной мере восприимчива к различным подходам в проведении богослужений; но если богослужения будут строиться в расчете на то, чтобы удовлетворить какую-то одну часть слушателей, то другим они покажутся "мертвыми", кому-то "поверхностными", а кому-то "бессмысленными", в зависимости от того, чего в них недостает. Для богословски образованного пастора, вероятно, наибольшую ценность представляет смысловое содержание богослужения, и если он не будет учитывать вышесказанного при подготовке, то это обязательно отразится на богослужении.
Поэтому в богослужении, которое действительно удовлетворяет различные нужды всех прихожан, будет подспудно чувствоваться как бы второй ритм - какое-то мгновение наше сердце и дух простираются к Богу в молитве и исповеди, пение и музыка волнуют чувства, и вот уже ум и воображение захвачены чтением Слова и проповедью и, в завершение всего, - призыв и сбор даров бросают вызов воле. Таким образом, на протяжении всего служения вновь и вновь затрагиваются то та, то другая способность человеческого естества, вовлекая всего человека так, что даже и те, кто наиболее восприимчивы к какой-то одной форме воздействия, все же смогут найти для себя нечто, что приблизит их к Богу. Именно это и обнаружит, насколько пастырь переживает о том, чтобы напитать каждого жаждущего, когда он обдумывает предстоящее богослужение и готовится к нему.
Если из недели в неделю все богослужения отражают только индивидуальные особенности пастора, то это значит, что он не удовлетворяет запросы по меньшей мере одной части общины и, соответственно, он не должен удивляться, если через несколько лет в его общине останутся, главным образом, точные копии его самого.
Некоторым христианам все эти дискуссии об осмысленном подходе могут показаться искусственными и надуманными; единственное, что имеет для них значение - это "духовные опыты" и получение "благословений". Таковые выбирают псалмы только потому, что они им "нравятся", отыскивают свои любимые места из Писания, приглашают проповедников, которые им импонируют, и предпочитают знакомые им формы богослужения. В таком случае все богослужение сосредоточено на самих прихожанах, их стремлении испытать духовный подъем, и оно почти полностью превращается в занятие самообогащением и христианским самовоспитанием. Такой подход легко критиковать и даже пародировать, но если вспомнить харизматические собрания в Коринфе и мистическое безмолвие квакеров, то и он имеет место в общем спектре христианских богослужений.
В таких условиях заботливый пастор будет всячески поощрять включение в общее богослужение тех элементов, которые помогали бы прихожанам увидеть связь между своими личными переживаниями и историей церкви в целом, с благовествованием и прославлением Бога прошлыми поколениями, с великими историческими деяниями Божьими. Он также будет использовать серии экзегетических проповедей, которые сосредоточивают внимание прихожан на таких темах, которые, возможно, не были бы избраны, если бы целенаправленное исследование не привлекло к ним внимание пастора. Богослужение, на котором Дух Божий общается с верующими людьми, не может быть совершенно лишенным спонтанности. Но и одной спонтанности недостаточно, так как богослужение может стать поверхностным и беспорядочным.
Все же иногда мы достигаем наибольшей зрелости, не следуя нашим собственным духовным "инстинктам" и чувствам, а соприкасаясь с объективными действиями и словами Бога и определенными средствами излития Божьей благодати.
Пастор, который с вниманием и участием относится к членам своей церкви, сможет увидеть, насколько удовлетворяющей или разочаровывающей они находят привычную для них форму богослужения, и будет серьезно думать о путях изменения и обогащения того, что уже не выполняет своего духовного назначения. Но попытки что-либо изменить будут осмотрительными, разумными, обстоятельно разъясняющими все действия. И, самое главное, пастор будет держаться сложившихся форм, а если менять их, то не ради достижения своих целей, но ради людей - в этом суть пасторского служения.
Все, что мы говорили о пасторском типе богослужения в целом, в равной мере относится и к отдельным его элементам, каждый из которых будет отобран и использован для достижения тех же пасторских целей: назидать и духовно возвышать, исцелять и благословлять тех, кому богослужение и должно открыть путь к Богу.
Наставление и духовное воодушевление прихожан - это задачи, которые, главным образом, решаются посредством проповеди, и здесь пасторский подход будет оказывать решающее влияние на выбор тем, на характер и уровень их изложения и на то, в какой степени служитель будет использовать проповедь как средство воспитания членов церкви. Верно, что современный проповедник должен быть больше, чем пастор: он должен быть евангелистом, в определенных случаях пророком, представителем Церкви и защитником веры, но в данной лекции нас интересует именно его пасторская роль на богослужении. Поэтому на его выбор тем для богослужения будут оказывать влияние три критерия:
Во-первых, он должен постоянно пересматривать конспекты своих проповедей, критически оценивая их практическую пользу по отношению к повседневной жизни и вере своих слушателей. Дискуссии на абстрактные темы, теоретические исследования Библии, доктринальные семинары - какими бы привлекательными они вам ни казались - должны проводиться избирательно. Они имеют свое место в христианском служении в целом и для определенных людей обладают притягательной силой, но пастор, "живущий" в проповеднике, будет всегда стремиться к тому, чтобы раскрыть практическую пользу каждой главы Библии, доктрины, исторического примера, притчи или биографии для ежедневного увеличения числа членов христианской общины. Он будет помнить, что люди приходят на богослужение для того, чтобы получить ответ на свои реальные нужды, и он прибережет свои академические исследования для других случаев.
Во-вторых, пастор будет избирать темы, исходя также из опытов, переживаний, сомнений, разочарований, ожиданий и занятий своих прихожан. Часто его пасторское служение будет возвращать его к Писанию, чтобы черпать из него примеры и советы, которые затем он должен будет использовать в проповеди в наиболее обобщенной форме, так, чтобы они не были узнаны отдельными членами, но, тем не менее, были основаны на том, что он слышал и наблюдал в среде своих прихожан.
Это подводит нас к еще одному, третьему принципу, который будет непременно учитываться при пасторском подходе: общая направленность проповеди к одному собранию верующих будет сильно отличаться от направленности этой же проповеди к другому собранию именно потому, что пастор проповедует, учитывая конкретные обстоятельства. Например, в общине, члены которой хорошо понимают сущность истины о спасении, ее глубину и красоту, но не придают должного значения вопросам практического благочестия и тому, какой пример они подают своей жизнью окружающему их обществу, пастор будет чаще проповедовать о долге и ответственности христианина перед обществом, чем о евангельской теологии. В церкви же, члены которой хорошо понимают вопросы нравственного и социального характера, но не имеют глубины веры и духовных опытов, он будет делать противоположное. Церковь, состоящая из ревностных, серьезных и добросовестных христиан, может нуждаться в таких богослужениях, которые вселяют радость, мир и служат внутреннему раскрепощению личности; церковь, увлеченная возвещением Евангелия миллионам, может нуждаться в напоминании о том, что жаждущие души живут с ними по соседству. В этом-то и заключается пасторское проповедование - исправлять заблуждения и упущения, совместно исследовать недостаточно понятое до тех пор, пока все не достигнут полного возраста во Христе Иисусе.
Подобным образом пасторский подход будет обусловливать характер изложения каждой темы проповеди, ее стиль, иллюстрации, интеллектуальный уровень, конкретные выводы, - все в соответствии с практической целью, которую поставил пастор, имея в виду именно своих прихожан. Он также будет регулярно анализировать свой тематический график проповедей с тем, чтобы увидеть, насколько полно он удовлетворяет нужды пожилых и молодых, образованных и малограмотных, новообращенных или зрелых христиан, тех, кто полон инициатив и общителен, а также тех, кто поглощен самонаблюдением и самокритикой. Пастор будет проверять себя, проповедовал ли он в истекшие полгода Евангелие во всей его полноте и многогранности. Нередко он может быть удивлен тем, что упускал из виду целые области христианского учения, темы о христианском долге и разделы из Священного Писания из-за того, что постоянно обращался к своим излюбленным темам и текстам в Библии. Весьма полезно со всей честностью предположить, какими христианами были бы члены нашей общины, если бы их знания о Христе состояли исключительно из того, что мы им проповедовали!
Использование Писания на христианском богослужении, основанное на еврейском обычае чтения Писаний в синагоге во дни Христа и ранее, определяет не только качество наших богослужений, но и отношение рядового члена церкви к Библии. Там, где публичное чтение Священных Писаний сведено до минимума, народ, и в особенности молодежь, улавливает кажущееся обесценивание Священного Слова. Те отрывки, к которым пастор постоянно обращается, станут для большинства его слушателей знакомыми и важными частями Библии, а те, которые он никогда не читает и не разъясняет, они будут игнорировать, имея на это все основания. В действительности очень возможно, что для определенной категории членов нашей общины чтение Библии на богослужении является единственным временем общения со словом Божиим.
А то, как пастор обращается с Писанием, становится примером отношения к Библии, которому постоянные слушатели склонны подражать. Если при разъяснении Слова Божьего пастор допускает необоснованные фантазии, непоследовательные или субъективные суждения и легкомыслие, то его слушатели будут сбиты с толку. Не понимая духовного богатства Библии и ее практической ценности, они могут легко стать жертвой лжеучителей. Если же прихожане, в свою очередь, поделятся с пастором своими странными, непоследовательными и субъективными толкованиями библейских текстов для того, чтобы защитить собственную точку зрения, а пастор с пренебрежительной усмешкой отвергнет их толкование, то они будут уязвлены и обижены на него. Но когда тексты, взятые пастором из Священного Писания, достаточно продуманны и последовательно представляют слушателям всю Библию, если он читает ее выразительно и разъясняет доходчиво, следуя строгим принципам толкования Священных Писаний и верно держась того смысла, который вкладывали в текст сами писатели Библии, тогда пастор действительно просвещает, обучает и вооружает своих слушателей, из субботы в субботу возбуждая у них интерес к самостоятельному изучению Великой Книги. Если на богослужениях верующие регулярно читают Священное Писание вместе с пастором, то они скорее учатся любить красоту библейского языка и испытывать жажду Слова. Дома прихожане будут часто возвращаться к прочитанному отрывку, чтобы читать и читать дальше.
Подобными соображениями в равной мере следует руководствоваться при совершении общественной молитвы. В молитве, более чем в чем-либо другом, открывается внутренний мир пастора, его сердце и оценивается духовное качество богослужения. Если молитвы не приблизят к Богу сердца пришедших на богослужение, то сомнительно, что они будут ощущать Его присутствие во время любой другой части служения. Несомненно, самым главным вопросом, касающимся молитвы, произнесенной с кафедры, является вопрос: будет ли на нее получен ответ? Но могут возникать и другие вопросы: что открывают, чему учат и какой опыт дают общественные молитвы в жизни христиан? Что должна включать в себя общественная молитва? И насколько наши общие молитвы действительно носят общественный характер?
Когда слушаешь, как некоторые проповедники от имени всех присутствующих возносят к Богу трогающую сердце, стройную молитву хвалы и благодарности Всевышнему, невольно начинаешь понимать, что всякая молитва, какой бы личной, неотложной и спешной она ни была, должна представлять собою такое вот богослужение; и что ни одна христианская молитва никогда не должна превращаться в цепочку просьб или неблагоговейное суесловие. Пастор, тонко чувствующий нужды своих прихожан, скоро научится всегда включать в богослужение общую молитву о прощении и благодарственную молитву за милость, дарованную раскаявшейся душе. Члены его церкви, в свою очередь, скоро увидят необходимость молиться о прощении ежедневно и все, кто во время богослужения помнят (или должны бы помнить) о том, насколько они недостойны представать перед лицом Божиим, смогут вновь обрести мир с Богом и душевный покой.
Возможно, что в еще большей мере общая молитва пастора учит прихожан молиться за других: за друзей, за соседей, за несчастных, за умирающих; о всемирном служении Церкви Христовой, о национальных и социальных проблемах и благополучии страны, о семьях погибших в стихийных бедствиях и катастрофах; о руководителях государства и всех несущих большую ответственность в обществе и о скором пришествии Иисуса Христа. Это побуждает христианина приносить Богу весь окружающий его мир и всех людей, полагаясь на Его безграничную благость и любовь. Личная молитва может быть эгоцентричной и своекорыстной; и самым лучшим противоядием пастора будет не чтение лекции о том, как нужно молиться, но еженедельное упражнение в ходатайственных молитвах о самых различных нуждах своих прихожан, окружающего общества и всего мира.
Если пастор предполагает, что для некоторых членов церкви общая молитва на богослужении - единственное время на неделе, выделенное для общения с Богом, то он будет стараться наилучшим образом использовать эту возможность. Так, например, он будет стремиться показать им, что молитва, лишенная духа благодарности, теряет свою ценность; без духа поклонения она не может считаться истинной молитвой к Богу; без признания своей вины она нечестна, а без элемента приношения она не может быть христианской; и без искренней, исполненной веры молитвы даже богослужение в доме Божьем становится бессмысленной формальностью.
Музыка, избираемая для богослужения, кроме высокого уровня исполнения, должна преследовать определенную пасторскую цель. Для очень многих людей общее впечатление о богослужении зависит от псалмов. На большинство из нас эмоции оказывают более сильное воздействие, чем идеи; чудесная поэзия в сочетании с хорошей музыкой неизбежно производит на нас глубокое впечатление. Прославление Бога также является частью богослужения, когда присутствующие наиболее очевидно объединяются в мыслях, чувствах и действиях. Часто общее пение является для людей единственной возможностью активного участия в богослужении голосом. Неудивительно поэтому, что самая популярная теология - это не теология проповеди, но теология самых любимых гимнов.
Пастор, по достоинству оценивший психологическое значение церковной музыки, будет иметь совершенно иной подход к выбору псалмов. Весь секрет в том, чтобы умело определять характер гимнов. Есть псалмы, которые представляют собой гимны хвалы, прославления и благодарения Богу, и, объявляя их, следует обращать на это внимание прихожан. В других псалмах поющие обращаются не к Богу, а друг ко другу: "Воспряньте, братья, бодро...", "Дружной радостной семьею..."; и эти псалмы скорее относятся к "духовным песням", чем к гимнам. Сюда же можно отнести и те псалмы, которые верующие поют для себя: "Утихни, разум мой...", "Я стремлюсь лишь к жизни вечной..." Их следует объявлять как псалмы ободрения, утешения, наставления и т.д. Волнующее выражение христианской уверенности, как например: "Аллилуйя, аллилуйя! Скоро наш Господь придет...", трогательное признание своей греховности: "Таков, как есть, к Тебе иду...", выражение твердой веры в час скорби: "Ты, Господь, моя скала," страстное желание иметь большие благословения: "Не пройди меня, Спаситель..." или личное свидетельство "Я слышу нежный зов Христа..." - каждый из этих псалмов должен быть не случайно включен в богослужение, а замечен, выделен и использован на своем месте, чтобы таким образом доставить наибольшее удовлетворение и благословение поющим. Если пастор, приглашая собрание к пению гимна, сможет умело подметить его характерные особенности, иногда сделав небольшое разъяснение, а иногда, может быть, сказав несколько слов об истории его написания или об авторе, то собравшиеся будут петь не только с большим энтузиазмом, но и с большой пользой для себя.
Это также оградит пастора от грубых, непростительных промахов при выборе псалмов; он не будет избирать для общего пения, например, бессмысленные псалмы ("Для прогресса и культуры / Сдвиг в сих людях мир нашел. /Чрез великие натуры /Свяше свет к нам в мир пришел"/ д253); слащавые и сентиментальные песнопения ("Люблю, мой Спаситель, и знаю Ты мой"); псалмы, в своей основе сексуальные ("Явись! Тобой я жажду насладиться..."); или просто наивные ("Те две голени стальные, /На которых он стоял; /В десять пальцев он к железу /Глины хрупкой примешал" //д328).
Следует вести запись псалмов, отбираемых для еженедельных богослужений, чтобы избежать частого повторения одних гимнов и обратить внимание на те, которые зачастую остаются незамеченными. Удобнее всего ставить возле номера псалма дату его исполнения на богослужении, и затем всегда избирать псалмы только из этого сборника. Иногда один псалом поется по двадцать раз в год, тогда как другие псалмы по нескольку лет не включаются в богослужение. В выборе псалмов пастор должен всегда учитывать разнообразие вкусов, уровень образования, опыта и различные характеры членов его церкви. Он не будет всегда выбирать только те псалмы, которые нравятся им, и уж конечно не те, которые нравятся ему самому, но будет прежде всего принимать во внимание их духовные нужды. Пастор будет внимательно исследовать весь сборник гимнов, эту сокровищницу духовных псалмов Церкви Божьей всех веков, чтобы присутствующие могли вносить достойный и полезный вклад в каждое богослужение.
Следует еще раз отметить, что христианское служение сосредоточено на Боге и направлено к Богу. Влияние церковного служения на человека - это только одна часть общего значения и цели богослужения. Но именно этот элемент, в котором общение протекает по направлению от Бога к человеку, должен быть в центре внимания пастора; и он будет благословенно трудиться для людей и значительно обогатит свое служение отдельным личностям, если во время богослужения он ни на минуту не забывает, что он представитель и слуга своего народа, а не его идол.
Если первый общественный аспект пасторской заботы заключается в том, чтобы совершать богослужения, оказывающие на прихожан положительное воздействие, то второй ее аспект состоит в обеспечении духовного руководства. Каждый из тех, кто несет в христианских кругах определенную ответственность, очень скоро сталкивается с необходимостью осуществления такого руководства. Не только отдельные люди иногда испытывают чувство смущения и нетвердости в выполнении своих задач, неуверенности в достижимости цели, раздвоенности мыслей - подобные же чувства охватывают и целые группы людей. Пасторская забота в отношении всего братства в целом может иметь столь же большое значение и предъявлять столь же высокие требования к наставнику, как и забота о вновь обращенных, либо о тех, кто попал в беду. Не может быть никакого сомнения в постоянной необходимости такого руководства. Если мы не хотим, чтобы роль местной христианской общины была сведена до уровня религиозной толпы, если мы не желаем, чтобы каждая возникающая проблема вносила в нее раздоры и раскол, если мы стремимся к тому, чтобы Церковь в целом не испытывала чувства замешательства и нерешительности в этом изменяющемся и полном вызовов мире, то кому-то необходимо осуществлять руководство, проявляя твердость и видение, позволяющее идти вперед Божиим путем. Широко распространившаяся жажда возрождения есть, в некотором смысле, ничто иное, как стремление к ясному и воодушевляющему руководству в дни, когда задачи неясны, приоритеты противоречивы, а различные направления вступают в конфликт друг с другом. По существу, творческое духовное руководство является, без сомнения, даром Божиим, который в какой-то мере предполагается в каждом, призываемом к христианскому служению. Но этот дар следует в себе найти и развить.
Никоим образом нельзя считать, что каждый из выдающихся людей Божиих обладал одинаковым даром; самые различные качества делают людей духовными руководителями, и тот, кто стал руководителем, должен в смирении осознать, какими же качествами он уже обладает и какие ему необходимо развить. У некоторых мужчин и женщин в основе лидерства лежит их неуемная энергия. В Новом Завете явным примером такого человека может служить Петр. Неоспоримо то выдающееся место, которое Петр занимает в апостольской Церкви, и в одном аспекте особенно проявляется его исключительность - в горячности, страстности и энергичности натуры. Проявление ее мы видим в его импульсивной речи, в готовности Петра отвечать Христу, в его глубокой приверженности Спасителю ("Ты - Христос... Господи, к кому же нам идти?"), в страстности его языка и в той же страстности, с которой Петр бросился на защиту Иисуса в Гефсиманском саду. Мы не перестаем восхищаться тем отважным вызовом, который он бросил городу, распявшему Господа. Мы знаем, что в конце концов он умрет за Христа. Именно это качество мы называем смелостью или энтузиазмом, когда оно оправдано, и - запальчивостью, фанатизмом, когда оно приводит к плохим последствиям. Энергия, приверженность и напористость важны, и без этих качеств не может быть руководства. Пастор, молодежный "лидер", президент женской ассоциации, стремящийся к тому, чтобы все шло тихо и неизменно ради сохранения традиционных подходов и программ, ради сохранения прошлого и сдерживания будущего, не оправдывает оказанного руководителю доверия.
Таким образом руководители идут проторенной дорогой, а те, кто стремятся к проявлению инициативы, испытывают разочарование, не получая ответа на инициативные предложения. Активные прихожане видят лишь инерцию и нежелание двигаться вперед. Конечно, как показывает история Петра, энергия может нести опасность. Если рядом огонь, можно обжечь пальцы. Энергичная манера руководства может привести к ошибкам, критике и возникновению оппозиции. Но когда людям требуется вдохновение, лучше рисковать, чем принимать успокоительные средства. Слуга Бога Живого, инструмент свободного и движущегося вперед Духа не может себе позволить пребывать в ленности, летаргии или безжизненности. Тот, кому надлежит идти впереди в работе Божией, должен концентрировать свою энергию для наилучшего выполнения этой работы. Но одной лишь энергии еще недостаточно. В ранней Церкви появился - и совершенно неожиданно - еще один руководитель совершенно противоположного, чем Петр, типа. Это был Иаков. Медленно придя к вере, он, как кажется, очень быстро добился доверия. Когда Павел прибывает в Иерусалим для встречи с Петром и остается там на пятнадцать дней, он помимо Петра встречается лишь с Иаковом. Можно воспринять это так, будто Иаков призывает к порядку: "Мужи братия! Послушайте меня..." Именно Иаков, положив конец спорам, смог суммировать: "Я полагаю...".
В конце своего третьего миссионерского путешествия Павел официально отчитывается перед Иаковом как признанным руководителем Церкви. Справедливость была тем величайшим качеством, которое отличало Иакова. Позднее его узнали как человека, которому свойственны аскетизм, молитвенность и мужество мученика, и тогда прозвали его "Иаков Справедливый". Это, как минимум, подразумевало беспристрастность, мудрость, взвешенность суждений. Но такое прозвище могло означать и "Иаков Благоразумный". Если энергия порождает напористость, то именно мудрое благоразумие указывает направление и делает безопасным следование за лидером. Быстрота мысли, красноречие, остроумие, умение показать себя - все это может вызвать энтузиазм и создать большую популярность, которую зачастую путают с истинным руководством. Именно надежный и мудрый совет, такое предвидение, которое подтверждается временем, осторожность в решениях приносят плоды, помогающие заслужить доверие. Спокойный взгляд и проницательный ум, глубокое размышление о вещах Божиих, тонкое понимание людей - это не те качества, которые производят впечатление на случайного прохожего. Но именно они порождают тот вид руководства, которое лишь укрепляется многочисленными переменами и долгими годами испытаний. Каким образом может пастор, руководитель группы или работник, возглавляющий группу по изучению Библии, прийти к этой духовной мудрости? Прежде, чем высказаться самому, Иаков умел выслушать и взвесить мнения других, и это очень важно. Привычка тщательно взвешивать свои решения, - это еще один признак рассудительности. Мы не можем, подобно средневековым монахам, всегда откладывать решения на утро, но мудрый человек не видит ничего постыдного в том, чтобы задержаться с ответом. Лучше показаться медлительным, чем поверхностным и несерьезным. Ни один христианский работник не должен пренебрегать возможностью научиться одному их секретов Иакова: "Если же у кого из вас недостает мудрости, да просит у Бога, дающего всем просто и без упреков". Но величайшее качество руководителя заключается в другом. Это умение извлечь лучшее из глубин души каждого человека. Как часто говорит Павел, величайшие духовные дары даются не для обогащения владеющего ими, но для того, чтобы обогатить других и научать их "для совершенствования святых". Итак, качество истинного руководителя состоит не в искусстве самовыдвижения, но в содействии росту других для их пользы и совместной работы. Высший пример этого Новый Завет дает нам в Варнаве, которого апостолы назвали - и это было истиной - "сыном утешения". Он извлек наиболее полные уроки из неожиданных событый в Антиохии, когда был послан туда из Иерусалима для ознакомления с местной церковной жизнью. Он увидел благодать Божию и возрадовался. Он воспринял у Павла все наилучшее, когда Иерусалимская церковь испытывала колебания относительно того, принимать ли в свои члены обращенного.
Сомнения эти прекратились, когда Варнава выразил свою убежденность в искренности Павла. Эта же черта проявилась вновь, когда Варнава взял Павла из Тарса и поставил его на служение в Антиохийской церкви. В течение года он оставался рядом, передавая ему свои знания. Варнава смог заметить и пробудить все наилучшее у молодого Иоанна Марка в то время, когда Павел, вернувшись из своего первого миссионерского путешествия, отказался вновь взять Марка с собою. Именно Варнава предоставил Марку еще один шанс - точно так же, как в свое время он дал Павлу первый шанс. Такого рода духовное руководство представляет собой совершенно уникальную ценность для других людей, для Церкви и для дела Христа. Оно требует справедливой оценки способностей и талантов окружающих. Оно требует также глубокого уважения к иным мнениям и взглядам. Настоящий руководитель должен научиться заботе о взглядах и свободе других людей, никогда при этом не опускаясь до принуждения, запугивания или угроз. Подобно Варнаве, он всегда должен быть готов остаться в тени ради того, чтобы помочь другому челвеку реализовать свои способности. У такого качества может быть лишь один источник: совершенство личного характера. "Он (Варнава) был муж добрый и исполненный Духа Святого и веры". Работники робкие и нерешительные, слишком остро ощущающие нехватку способностей, недостаточное образование, иногда испытывают чувство, будто их отодвинули в тень более грамотные и заслонили более умные. Тем не менее, они с радостью откликнутся на ту благородную, проявленную от всего сердца доброту, которая поощряет, стимулирует и поддерживает.
Этим откликом будет искренний интерес, доверие и добрая воля. Не обладая такой цельной заинтересованностю в людях и добротой в отношении к ним, при всех иных способностях, сколь ценными бы они ни были, никто не сможет осуществлять успешно духовное руководство. Обладающий этим качеством пастор, пусть даже менее одаренный, завоюет куда большее уважение со стороны других. При всем этом следует высоко ценить и интеллектуальные способности. Павел не был похож на Петра, Иакова или Варнаву, но и у него было множество друзей и соратников, готовых следовать туда, куда он укажет им. Среди многих других способностей Павел обладал таким выдающимся даром, как ясность мышления, способность убедительного изложения истины с приведением веских доводов. Будучи высокообразованным человеком, Павел обладал способностью учить других, умело и терпеливо помогая им понять то, что понял он сам. Это также необходимое качество руководителя. Как заявил сам Павел: "Если же у трубы неверный звук, то кто приготовит себя к битве?" Истинный руководитель всегда несколько опережает других в мыслях, действиях и предвидении. Ранее других он видит проблемы, работу, планы, окружение, наступающие перемены и открывающиеся возможности. Он всегда стремится к некоему новому ориентиру, не разочаровываясь, не утомляясь и не удовлетворяясь. Он знает, когда лучше задержаться и переждать, когда отступить, чтобы не подавлять других. Этот аспект руководства можно в значительной степени представить как следствие рассудительности, вдумчивости, живости и остроты ума. Не всем даны эти качества; и мы можем радоваться тому, что для нас открыты и другие виды руководства. Тем не менее Павел никогда не принимал объяснения своего дара одним лишь интеллектом. Он настаивал: "Не я, но благость Божия, которая со мною; не я, но Христос живет во мне". Он призывал нас молиться за "знание и умение распознавать" с тем, чтобы мы могли "утверждать то, что бесспорно" с полным "духовным пониманием". Одно проявление " духовного руководства" приводит в наше время к немалому замешательству. Как в христианских, так и в светских кругах степень влияния какого-либо человека зачастую определяют по числу его последователей, даже если такая популярность была достигнута за счет раскола некоей достаточно большой общности людей.
Некоторые лидеры обрели известность лишь благодаря тому, что увели за собой из большого братства тех людей, которых отличает лишь способность менять свои привязанности. Эти же люди, если они будут обделены вниманием со стороны нового лидера, с такой же готовностью покинут его ради кого-то другого. Заманчива мысль о том, что лучше быть абсолютным лидером в небольшой группе тех, кто не задает вопросов, чем быть первым среди равных в истинной койнонии (греч. общение - Примеч. переводч.). И все же такой раскол подразумевает крах руководителя - неспособность повести за собой всех. Задача пастыря заключается в том, чтобы собирать, а не терять овец; собирать в единое целое всех рассеянных по свету детей Божиих; быть созидателем, центром и стражем братства, объединившегося во Христе. Такое руководство требует способности объединить группу, несмотря на все различия во мнениях и опыте. Оно требует акцентировать внимание на положительном, на тех моментах, которые, как подтверждено, являются истинно христианскими. Такое руководство требует умения находить должное соотношение между противоречивыми точками зрения, умения охватить всю многогранность истины, не теряя убеждений и не поступаясь важнейшими ориентирами. Такое руководство ценит братство превыше противоречий, ставит единство Духа над гордыней знаний; оно никогда не признает, что истине Божией можно служить, предаваясь раздорам. В Новом Завете прекрасный пример такого руководства являет автор Первого Послания Иоанна. Нигде истина не определена столь ясно, нигде проблемы не ставятся столь бескомпромиссно. И тем не менее личные обвинения зачастую сглажены; " врага" не стараются загнать в угол или поставить в такое положение, выйти из которого можно лишь с унижением и позором. Многому может научить нас Первое Послание Иоанна в искусстве защищать истину Божию, не раня Его народ; хранить веру, не разрушая братства. Вот пример истинного руководства! И, наконец, следует сказать несколько слов о роли примера в духовном руководстве.
Молодому пастору, который стремился стать настоящим руководителем в работе Божией, был дан такой совет: "Будь образцом для верующих в речи и поведении, в любви и вере, и чистоте". Таким же образом можно выразить и роль Павла, как руководителя: "Вы знаете, как я живу... Подражайте мне, как я Христу". Из всех слагаемых, требующихся для осуществления духовного руководства, без этой способности невозможно обойтись; ничем невозможно надолго заменить ее: ни блеском, ни тактом, ни талантом, ни очарованием, ни смелостью, ни подготовленностью или дерзновенностью. В христианской работе тот, кто становится ведущим для "среднего христианина", должен жить по более высоким стандартам, нежели "средние христиане". Безусловно, будет несправедливым для христиан требовать от своих пасторов и наставников более высоких стандартов христианского поведения чем те, которые они установили для себя. Но сама обязанность руководителя этого требует. Быть впереди - значит быть на открытой позиции, открытой для критики как со стороны тех, кто находится сзади, так и со стороны врагов. И цена настоящего христианского авторитета требует именно этого - быть несколько более совестливым, чем большинство других людей; чуть более скрупулезным в отношении того, что сомнительно; чуть более трудолюбивым, щедрым и терпеливым. Такой пример посвященности не столько цена руководства, сколько само руководство.
В конце концов, необходимо, чтобы авторитет среди народа Божия, ответственность и доверие были заслужены, завоеваны и оценены по достоинству, но не утверждались лишь на словах или как права, получаемые вместе с должностью. Поэтому добиться доверия и преданности со стороны истинных коллег в каком-либо деле, предпринятом ради Бога, не столь уж малая часть вознаграждения за то, чтобы стать "руководителем среди братьев".
Когда речь заходит о пасторском служении, то первое, что приходит на ум, - это посещения. Большинство христианских общин приглашают проповедников или избирают пресвитеров, чтобы те проповедовали в их церквах, однако делается это еще и потому, что общины нуждаются в ком-то, кто будет "заниматься посещениями". Принято считать, что участвующих в богослужении будут посещать на дому и что есть много поводов к тому, чтобы церковное служение в отношении больных и духовно ослабевших членов общины проявлялось посредством представительного посещения. Пастор, не выполняющий эту свою обязанность со всяким тщанием и постоянством, неизбежно потерпит неудачу в том, что является его "самым очевидным делом". Не может быть никакого успеха там, где на пасторские посещения смотрят, как на нудную обязанность, дань традиции, ненужную трату времени, бессмысленную "поденную работу", которой нет конца и которая нимало не способствует процветанию церкви. С таким пониманием своего служения, а скорее с явным пренебрежением к нему, энергичный и прилежный пастор сможет заставить себя регулярно выполнять эту работу лишь в том случае, если составит себе жесткое расписание, скажем, на тридцать посещений в неделю, которые и будет стараться сделать, устремляясь от дома к дому с записной книжкой в одной руке и с часами в другой, аккуратно выполняя свое расписание. Люди, которых он будет так посещать, в лучшем случае, с грустной иронией будут отзываться о плодах его трудов, а в худшем - назовут его деятельность бесполезной и даже нервирующей. Потому что ему некогда ни говорить, ни слушать, у него не хватает терпения подождать, пока собеседник соберется с мыслями, найдет удобный момент и выскажет наконец то, что заботит его и гнетет его душу. С таким вот подстегивающим чувством долга, с такой же решительностью и настойчивым нежеланием принять отказ ходят от дома к дому торговцы, предлагающие под дверью новые товары, производимые их фирмой. Подобно им, такой пастор предлагает религию, как другие предлагают пылесосы, страхование или косметику. Он выпаливает какой-нибудь заранее приготовленный к случаю текст Евангелия прямо на пороге. Ему некогда, ему дорого время, у него план. Вся слабость такого подхода в том, что явно виден мотив этих посещений: человеку дано задание - и он его выполняет. Терпеливые как-то смиряются с этим, люди степенные, покладистые посмеиваются, но воздерживаются от реплик, неверующие открыто негодуют и презирают подобное отношение к ним, а большинство, в общем, чувствуют себя эксплуатируемыми для чьей-то выгоды - будь то новые церкви, новое религиозное движение или кампания. Никто не чувствует себя удовлетворенным, кроме служителя, посещавшего их, который считает себя вполне добродетельным. Конечно, ни одно из таких посещений нельзя назвать пасторским. Как во всяком деле, так и в пасторском служении требуется четкое определение цели. Любая из, по крайней мере пяти, продуманных целей могла бы быть положена в основу профессионального пасторского посещения.
1. Пастор или пресвитер своим посещением переносит церковь в дом подопечного, как бы соединяет воедино субботу и будни, церковное здание и семейный очаг. Руководитель церкви встречается с членами общины в семейной, непринужденной обстановке их обыденной жизни, знакомится с их родителями, родственниками, детьми, знакомыми; таким образом, он как бы вживается в атмосферу их внецерковной жизни, начинает лучше понимать их, узнает их нужды. Некоторые люди, оказывается, живут бедно, едва сводят концы с концами, у других тяжело болен родственник, у кого-то в доме проживает инвалид, нуждающийся в постоянной опеке. И пасторские посещения иногда бывают единственной возможностью узнать это, понять причину той внутренней напряженности, которую постоянно испытывает тот или иной член церкви. С другой стороны, принимая пастора или пресвитера у себя на дому, прихожане лучше узнают его как человека, друга, видят его, так сказать, не в обличии официального руководителя, а в естественном, обычном виде. В такой неформальной, интимной обстановке где-нибудь на скамейке в саду или за обеденным столом, хотя речь может опять-таки пойти о предметах веры, но уже в иной атмосфере близкого общения. И такая беседа о церковных делах и событиях, об общих друзьях и планах объединяет, христианский интерес оживает, как это происходит и в церкви при беседе малыми группами. Люди робкие, озадаченные чем-либо или имеющие какие-то сомнения выскажут их пастору здесь, чего не сделают при иных обстоятельствах в силу особенностей своего характера. Такой пасторский визит можно считать плодотворным и благословенным как для прихожанина, так и для самого служителя.
2. Самая главная и, пожалуй, самая деликатная цель пасторских посещений - завязать отношения. И главное здесь не в каком-то видимом эффекте, достигнутом после двух или трех посещений, но в том, что для пастора, если его визиты были действительно пасторскими, после таких посещений может легко открыться дверь в тот дом, когда под его крышей неожиданно совьет себе гнездо беда, страх или позор. И пастор, уже известный в этом доме как христианин и друг, войдет в него приготовленным для такого служения, которое никто, кроме него, не сможет совершить. В церковной практике известно много случаев, когда незапланированный визит пастора, находящегося под божественным руководством, оборачивался ответом на чью-нибудь настойчивую молитву, или же пастор опять-таки неожиданно для себя, оказывался у постели больного или в семье, перенесшей тяжелую утрату, получившей плохие известия или оказавшейся на грани распада. В такие моменты люди смотрят на него как на посланника неба, как на единственного человека в их окружении, способного на решительные действия, знающего, что предпринять, что сказать, куда обратиться. Но такое доверие не приобретается за несколько первых посещений или при поверхностном формальном исполнении обязанностей. Доверие требует прочного основания, глубокой уверенности друг в друге. Поэтому долготерпение - чрезвычайно необходимый элемент пасторских посещений. Но в то же время необходимы непринужденность и простота. В посещениях, как и во всей пасторской работе, служитель должен оставаться самим собой. Человек, который всегда считает себя не просто христианином, но служителем, официальным лицом Церкви, исполняющим возложенную на него миссию, никогда не сумеет завязать хорошие отношения с людьми. Более того, возможность установления таких взаимоотношений с каждым разом будет все менее вероятной. Такой человек психологически не может расстаться с кафедрой. Его все время подмывает "воспользоваться случаем" раскрыть Библию, начать читать, комментировать, даже упрекать и, конечно же молиться! Но пропасть между ним и теми, кого он посещает, остается. Его могут уважать, но едва ли его будут часто приглашать как искреннего, доброго друга, присутствие и разговоры которого осчастливили бы семью и украсили бы вечер. Напротив, при его появлении наименее набожные члены семьи срочно ретируются в другую комнату, детей отправляют скучать на кухню и вся семья чувствует, что Церковь в лице этого пастора решила совершить в их доме очередную церемонию. Противоположностью такому служителю является тот, кто часто заходит к людям, находя всякий раз для этого повод, и делает это так, чтобы никого не смущать и не обременять. Неожиданно оказавшись у постели больного ребенка, возле которого мечется обеспокоенная мать, он просто и естественно скажет: "Дорогие, я верю, вы сделали все возможное. Давайте теперь помолимся о ребенке". И, склонившись над кроваткой больного, он произнесет короткую простую молитву. Взволнованное сердце после такой молитвы обретет мир и силу Божию. Какими бы ни были переживания ваших подопечных, помните, чем менее нудна и формальна ваша молитва, тем сильнее и значительнее ее воздействие на душу страждущего. Главной целью пасторских посещений является установление пасторских отношений. При этом нет необходимости подчеркивать свое церковное положение и религиозные цели. "Благодать Божия, - по словам Д. Вуда, - найдет свое выражение в добром человеке".
3. Очень часто целью пасторского посещения является совершение богослужения на дому. Для тех, кто по причине возраста, немощи, болезни, несчастья, большого расстояния или забот о детях, больных не смогли быть на церковном богослужении, визит пастора станет связующим звеном с тем, что они упустили и что очень хотели бы иметь. В таких случаях посещение должно иметь форму служения, и, следовательно, должно быть более подготовленным и, по мере возможности, приближенным к церковному. Только оно сможет хоть отчасти воспроизвести атмосферу общественного богослужения. Заранее подобранное место из Св. Писания с соответствующим разъяснением, чтение походящего гимна и молитва, какую обычно произносят в церкви, - в ней необходимо вспомнить о нуждах местной церкви, о деле Божием во всем мире и, конечно же, о личных нуждах посещаемого человека и его семьи, - все это сделает такое непродолжительное богослужение торжественным и вдохновляющим. После окончания его не следует задерживаться. Оно должно остаться в памяти, как самое главное событие этого посещения. Все разговоры лучше перенести на начало визита, служение же должно быть его завершением. Иногда бывает уместно обстоятельно рассказать о теме, об основных местах Писания и главной вести прошлого субботнего богослужения. Это укрепит у собеседника чувство связи с церковью. Однако если это (как, впочем, и все в пасторском служении) превращается в обыденность, то такие разговоры теряют свою ценность. При таком визите с целью проведения богослужения сам посетитель должен внести предложения и создать подходящую обстановку; иногда (в случае с тяжело-больными) бывает достаточно кратко совершить тихую молитву или просто помолчать. Иногда пастору доводится посещать семьи, в которых принято проводить свои вечерние домашние богослужения. Зная об этом, пастор может попросить позволения поприсутствовать на нем, конечно же не навязывая свое руководство. Тот факт, что он принял участие в служении, может быть оценен этой семьей значительно выше, чем он себе представляет. Иной раз его могут попросить провести какую-то часть этого семейного служения. В таком случае он должен знать, что его принимают как почетного друга посещаемой им христианской семьи. В тех случаях, когда обстоятельства требуют проводить на дому Вечерю Господню, пастор должен в целостности соблюсти святыню обряда. Необходимо взять с собой еще нескольких человек. Подготовка к обряду должна проводится самым тщательным образом, так, чтобы обычный ход обряда в церкви был воспроизведен до деталей. Во всем должно ощущаться благоговение, почтительность, достоинство. Сразу после совершения обряда проводившим его необходимо попрощаться и уйти. Одним словом, подобные случаи требуют определенного лавирования между непринужденностью интимной дружеской беседы и нарочитой строгостью официального обряда. Главное, человек должен почувствовать присутствие Божие, осознать, что несмотря на отсутствие на служении он живет единой жизью со своей общиной.
4. Пасторские посещения по случаю - это посещения с определенной целью или по особому случаю, который не ускользнул от внимания пастора или оказался отмеченным в его дневнике. Счастлив тот служитель, память которого удержала дату бракосочетания молодой пары, которое он проводил в прошлом году, и тогда он зайдет к ним, чтобы поздравить их с годовщиной. Счастлив, кто запомнил день рождения ребенка и не забыл поздравить его родителей. Любой случай в жизни членов и друзей общины, будь то успех сына или дочери в школе, первый концерт или успешная сдача экзаменов, помолвка, повышение в должности отца семейства или юбилей матери - все это достойные поводы для христианского наставника, чтобы прийти со словами приветствия и добрыми пожеланиями. Пастор должен быть готов к самым разным, и порой неожиданным, обязанностям, которые возникают при таких посещениях. Иногда ему приходится обращаться к знакомому, у которого своя машина, и просить отвезти больного в больницу или доставить инвалида на собрание, развезти подарки, отвезти престарелого человека на лоно природы или к родственникам. Узнав о неожиданной болезни матери, он должен срочно организовать уход за ребенком. Если одинокий человек оказался в беде и нуждается в родственниках, пастору придется идти на переговорный пункт, звонить им, а в случае неудачи с телефонным разговором ехать в другой район или город за ними. Короче, обстоятельства могут быть самые различные, и везде служитель должен вовремя проявить инициативу, принять нужное решение, пожертвовав, если надо, своим временем. Такая забота и самоотверженность всегда трогает сердца и бывает залогом долгой и искренней дружбы. Может возникнуть и такая ситуация, когда пастор будет вынужден в крайних обстоятельствах оказать материальную поддержку из благотворительного фонда. Сродни такого рода пастороским визитам по особым случаям будут и посещения, которые и сам служитель не сможет легко объяснить. Он чувствует внутреннее побуждение, какое-то имя приходит ему на память во время молитвы - и этого достаточно для мудрого пастора. На основании личного опыта он знает, что Бог часто руководит посещениями и направляет его туда, где он особенно нужен.
5. Иногда к пастору могут обращаться с просьбой побеседовать с неверующими родственниками или знакомыми, и тогда он выступает уже в роли проповедника и евангелиста. Обычно людей неверуюших, желающих побеседовать с христианином, представителем церкви, интересует конкретная тема или же им просто хочется посмотреть, что из себя представляет человек верующий. Порою это обусловлено опасениями и переживаниями за своего родственника или друга, начавшего посещать церковь. Поэтому пастор, оказавшись в обществе неверующих или интересующихся религией людей, должен помнить, что одним из основных правил в такой беседе будет следующее: предоставить хозяевам самим определить ход разговора. Не в меру ревностный служитель часто стремится навязать собеседнику преждевременное решение или членство в церкви, тогда как здесь в первую очередь нуждаютсяв общении, в достижении понимания, в христианской дружбе. Было бы излишне говорить, что такая беседа в чужом доме тербует наивысшей тактичности. По долгу вежливости хозяева могут принимать и выслушивать вас, относясь к вам как к гостю. Никогда не злоупотребляйте этим. Христианская добродетельность, привлекательность и духовная сила несовместимы с задиристостью, надменной уверенностью в своей правоте и грубостью. Наименьшее, к чему вы должны стремиться при каждом посещении, - это чтобы вас были рады видеть, когда вы придете опять; самым же большим достижением будет то, что после сердечного разговора о христианской истине в следующий раз вас будет приветствовать тот, на чьем лице вы увидите печать преобразующего влияния Святого Духа.
Совершаемые по особым случаям или по побуждению пасторские посещения никоим образом не упраздняют необходимости систематических и регулярных визитов. И это обусловлено вполне серьезными соображениями. Имея план и график посещений, пастор сможет избежать помех, связанных с его личным настроением. Это поможет ему не выпускать из поля зрения кого-то из прихожан, и ему будет легче преодолевать стремление посещать только те дома, где его радушно принимают. Пасторские визиты должны так же тщательно готовиться и быть делом чести и совести, как и проведение богослужений. Методический план должен включать в себя краткое описание домашней атмосферы тех семей, за которые ответственен этот пастор, их проблем и нужд, открывшихся при знакомстве. Служитель должен хотя бы раз в месяц посещать тех, кто не может ходить в церковь, еженедельно навещать больных и подавленных горем и по возможности дважды в год заходить к членам общины, регулярно посещающим служения. Конечно, такая программа - только минимум возможных посещений. Однако организованность в работе не должна превратиться в нудную обязанность. Время намеченных визитов и их регулярность могут подчас меняться под воздействием каких-нибудь настоятельных приглашений, внезапно возникших проблем, особых случаев или руководства Святого Духа. Изменения могут происходить и в духовном состоянии самого пастора. Один успешный в своем служении и горячо любимый прихожанами пастор как-то удивил своих коллег таким ответом: "Если вы разочарованы, если ваша вера ослабла и вы перестали получать удовлетворение от своей работы, отправляйтесь навещать своих ближних. Возможно, вы чем-то поможете им, но они наверняка помогут вам, приведут вас в чувство". Пастор должен точно отмечать даты визитов в записной книжке или на специальных карточках, где у него записаны адреса и другие сведения о тех, кого он посещает. Конечно же, об этих заметках должен знать только он сам. Иногда после посещения становится очевидно, что кто-то другой мог бы принести больше пользы какой-то семье благодаря соответствующему возрасту, христианскому и жизненному опыту. В таком случае пастор должен возложить посещения на подходящего члена общины и, по возможности, обеспечить его необходимыми сведениями (за исключением строго конфиденциальных) для успешного служения такой семье. На некоторые посещения разумно брать кого-нибудь из сестер. Это поможет вам избежать возможных искушений и неприятностей. Пастор никогда не должен ставить под удар свою репутацию, полагая, что его положение автоматически упраздняет всякую возможность подозрений и неприятностей. Поэтому в определенных ситуациях пастору лучше брать с собой жену или добропорядочную прихожанку, или же вообще назначить встречу, когда семья посещаемого бывает в полном сборе. Лучше заранее предупредить всякое подозрение, чем тратить потом время, пытаясь доказать свою невиновность. Таким образом, необходимыми условиями продолжительного и плодотворного служения при посещениях являются: искренняя заинтересованность в каждом человеке; абсолютная конфиденциальность во всем, что вы видите и слышите в их домах; готовность беседовать доброжелательно и сердечно о таких предметах, о которых, кажется, легче говорить с кафедры; неизменная учтивость, особенно в отношении к неверующим. А наградой за ваш самоотверженный труд нередко будут приветливые улыбки старых и молодых людей, охотно приглашающих вас в свой дом.
В наши дни люди настолько легкомысленно советуются и сами дают советы по наиболее важным и интимным жизненным вопросам, что было бы полезно начать разговор о пасторских советах и рекомендациях с древнего изречения:
"Всякий советник хвалит свой совет, но иной советует в свою пользу. Остерегайся советника и наперед узнай, что ему нужно, ибо, может быть, он будет советовать для самого себя, чтобы он не бросил на тебя жребий и не сказал тебе: "Путь твой хорош", а сам будет стоять поодаль и смотреть, что случится с тобой. Не советуйся с тем, кто смотрит на тебя подозрительно; и от завистников скрывай намерения свои. Не советуйся с женщиной о сопернице ее и с боязливым о войне; с продавцом - о мене и с покупателем - о продаже; с завистливыми - о благодарности и с немилосердным - о благотворительности; с ленивым - о каком-либо деле и с годовым наемником - об окончании его работы; с ленивым рабом - о больших планах; не полагайся на таковых ни при каком совещании. Но обращайся всегда только с мужем благочестивым, о котором ты знаешь, что он соблюдает заповеди, душа которого - в согласии с твоей душой, и который поскорбит с тобой, кода ты потерпишь неудачу. И держись совета сердца своего, ибо нет никого для тебя вернее его. Ибо душа человека иногда лучше подскажет, чем семь наблюдателей, сидящих на сторожевой башне. И при всем этом молись Всевышнему, чтобы Он управил путь твой в истине."
Эти слова принадлежат Иисусу, сыну Сирахову, тонкая проницательность, юмор и благочестие которого помогут пастору сохранить чувство меры и осознать опасности, которые подстерегают того, кто решается давать советы своим ближним о том, как им строить жизнь, и предостеречь о том, к чему могут привести ошибки. Однако советы составляют неотъемлемую часть работы пастора, если только он не будет сторониться людей, игнорировать просьбы о помощи и не превратит свой кабинет в монастырскую келью. Если он откажется давать людям советы, он фактически перестанет быть христианским пастором - ведь его Учитель Христос, согласно свидетельству евангелистов, не менее тридцати пяти раз помогал людям Своими мудрыми советами. Тем самым, Он ярко продемонстрировал необходимость служения людям и сущность Евангелия. Как часто люди будут обращаться к пастору за советом, зависит отчасти от его личных качеств. Немногие пожелают открыть свои тайны нерешительным, нетактичным или властолюбивым служителям. Некоторые моменты в жизни пастора являются испытанием его характера. Неуравновешенный, плохо владеющий собой наставник не в состоянии будет помочь тем людям, которые страдают от этих же недостатков. Пастор, склонный к сомнениям, едва ли сможет утвердить в вере ближнего, если сам не разрешит их для себя или не научится мужественно нести их. С пастором, который имеет желчный и язвительный характер, часто раздражается и выходит из себя, вряд ли кто-нибудь будет советоваться по вопросу взаимоотношений между людьми. То же самое можно сказать и о служителе, в котором люди не видят правдивости, сдержанности, бескорыстия, преданности и доверия Богу. Хотя мы указываем людям на Христа, мы не сможем помочь им преодолеть те препятствия, которые сами не смогли преодолеть в своей жизни.
Человек, дающий советы, должен проявлять сочувствие к людям, быть откровенным и великодушным. Случается, что трудные, малорасполагающие люди, обращаясь с просьбой о разрешении проблем, возникновение которых можно было бы предвидеть, испытывают терпение пастора. Трудно "терпеть неразумных", не испытывая при этом отрицательных эмоций. В таких случаях пастор должен, по крайней мере, научиться беспристрастно выслушивать людей до тех пор, пока он сможет понять их и у него появится желание им помочь. Проявляя к ним сочувствие, он сможет ощутить их душевную боль и проникнуться их нуждами. Прямота и откровенность не всегда бывают уместны, но без них советы пастора окажутся поверхностными и не будут достигать цели. Для того чтобы помочь оскорбленной жене понять точку зрения мужа, разгневанному человеку понять другую сторону при ссоре или конфликте, уязвленному в своем самолюбии увидеть себя в истинном свете, требуется честность и откровенность в оценке их поступков. Если пастор не будет открыто и прямо, но одновременно с любовью, высказывать человеку всю правду, то раздражение, жалость к себе, гордость и самолюбие могут никогда не уступить место положительным чувствам. Надо обладать великодушием, вдумчивостью, проницательностью и настойчивостью, чтобы помочь тем душам, которые прежде всего нуждаются в согревающей любви, хотя они иногда проявляют слишком мало признательности. Вряд ли кто-нибудь захочет советоваться с сухим, деловито-расчетливым служителем, который все делает только по плану.
Проповеди, с которыми выступает служитель, также могут способствовать или препятствовать желанию людей советоваться с ним по личным вопросам. Теплые, откровенно-доверительные проповеди, во время которых налаживается живое общение с паствой и затрагиваются насущные жизненные проблемы, располагают слушателей к более близким отношениям со своим пастором. В эти минуты они особенно явственно сознают, что перед ними человек, который способен с пониманием и сочувствием отнестись к их проблемам. Отвлечено-дидактические, догматические проповеди отнюдь не настраивают слушающих на такой подход. С другой стороны, если пастор вдумчиво и дальновидно составляет проповеди, то люди, не прибегая к конфиденциальным беседам с проповедником, непосредственно из проповеди могут получить необходимую помощь. И это наиболее верный, независимый путь получения совета от Бога. Хотя некоторым все же может понадобиться дальнейшее разъяснение истины применительно к их личным обстоятельствам в индивидуальной беседе.
Вследствие многообразия человеческих характеров и судеб, нередко бывает трудно определить, какие цели преследует человек, обращающийся за советом к пастору, но пастор должен в первую очередь думать о людях, а не о "делах". Если при этом пастор будет прибегать к общим рекомендациям, не отражающим мноогобразных нужд людей, или будет поверхностно, по чисто внешним признакам определять характер проблемы, систематизировать, то он тем самым с самого начала обречет себя на неудачу. В мире нет двух абсолютно одинаковых личностей, поэтому нужно индивидуально подходить к каждому попавшему в беду. Пытаться классифицировать людей и их нужды - это значит теоретизировать, а не служить ближним. Одни хотят просто "обговорить со служителем некоторые вопросы", т.е. выражают желание проконсультироваться и получить необходимые разъяснения. Другие хотят узнать ваше мнение "по поводу одного дела", т.е. желают получить директивные указания, доверяясь мудрости и богатому опыту пастора. Просьба поговорить наедине в надежде, что "вы поймете правильно", говорит о том, что обратившийся к вам человек надеется встретить сочувствие и моральную поддержку. Если к вам обращаются со словами: "Мой друг просил выяснить у вас...", или: "Так, чтобы я смог объяснить ему... ", - то это может означать попытку оправдать себя. Слова "мне нужно поговорить с вами", возможно, открывают душу человека, находящегося в состоянии стресса, неспособного справиться с постигшими его трудностями. Но эти слова можно услышать и от человека, который испытывает искушение оставить семью, карьеру или пожертвовать престижем ради удовлетворения своих греховных и безрассудных желаний. Беспокойство и раскаяние, печаль и глубокие душевные раны, причиненные предательством или пренебрежением со стороны окружающих людей, смущение и замешательство на крутом жизненном вираже, страх перед угрозой надвигающейся беды, - вот далеко не полный перечень тех фактов, которые могут привести к пастору сбитого с толку, обезумевшего от горя и потерявшего равновесие человека.
Проблемы личной духовной жизни прихожан, вызывающие депрессию, такие, как муки совести, сомнение в прощении, поверхностная духовность, ложное самоуважение, нездоровый страх перед Богом, могут потребовать умелого пасторского вмешательства. Привычка нервничать по любому незначительному поводу, ощущение собственной ущербности превращают жизнь некоторых людей в непрекращающуюся, молчаливую борьбу с самим собой, вызывая чувство страха перед возникшей трудностью. Ссылки на неспособность все это осмыслить и принять верой нередко являются всего лишь слабой дымовой завесой, скрывающей эмоциональную или нравственную неустойчивость. Особенно много вопросов возникает в сфере брачных отношений. Люди с повышенной эмоциональной возбудимостью пребывают в состоянии стресса, потому что не могут совладать с чувствами; люди, сосредоточенные на своем внутреннем мире, немилосердно критикуют себя; а те, которые увлечены преимущественно общественной деятельностью, жалуются, что не могут чувствовать того, что чувствуют откружающие. Одни имеют обыкновение делать долги, другим бывает трудно избегать ссор с теми, кого они хотят иметь в числе своих друзей. Одиночество усугубляет все человеческие слабости и является причиной возникновения новых затруднений. Даже этот неполный перечень человеческих проблем доказывает опасность поверхностной типизации и обобщения во взаимоотношениях с людьми, попавшими в беду. Поэтому пастор, имея в виду основные задачи служения, неизбежно придет к выводу, что совершенных храстиан мало, и поэтому главные цели, к которым он стремится при работе с людьми, - это всего лишь общие ориентиры, которыми ему приходится руководствоваться:
-умиротворяющее воздействие на болезненно возбужденного человека;
-помощь в установлении более беспристрастного отношения к проблемной ситуации или какому-либо человеку;
-устранение камней преткновения и соблазна на пути к послушанию;
-углубление богопознания и утверждение веры в непоколебимую любовь Бога, несмотря на разочарования и сожаления о прошлом;
-такое совершенство веры, при котором человек уже не отступает в случае неожиданных препон, враждебных происков или отсутствия ответа на молитву;
-возвращение отчаявшимся людям веры в себя, побуждающей их брать на себя ответственность и помогать другим;
-достаточно твердое заверение в любви Бога и Его неизменной помощи, с целью сделать более или менее сносной жизнь отчаявшихся людей, неспособных самостоятельно преодолеть возникшие затруднения;
-облегчение мук совести целительной силой исповедания, прощения и очищения через благодать Божию во Христе;
-раскрепощение душ, живущих в атмосфере всевозможных запретов, для духовной свободы детей Божиих, водимых Духом Святым;
-разъяснение людям, что горькие разочарования в их жизни проистекают прежде всего от сознания своих неиспользованных возможностей и что им нужно направить жизненную энергию в новое русло, к более радужным перспективам;
-помощь в приобретении простейших навыков личной молитвы, духовных размышлений, упования и благодарения в сердцах, отчаянно стремящихся к исполнению христианских обязанностей, но не познавших на личном опыте лучезарной веры и животворящих источников христианства.
Как разобраться в этом многообразии пасторских задач и определить цель, к которой нужно стремиться в каждом конкретном случае? Легче будет определить задачу духовного консультирования людей о точки зрения наставника: "предостерегать и наставлять человека во всякой премудрости, чтобы представить всякого человека совершенным во Христе Иисусе", "для всех сделаться всем, чтобы спасти, по крайне мере, некоторых". Однако не следует при этом забывать, что христианский наставник должен назидать и "пасти" не самого себя, а людей, остро нуждающихся в его совете.
Существует обширная методология духовной помощи, однако ее сущность сводится к одному вопросу: каким образом наставник может оказывать воздействие на человека, нуждающегося в помощи, и какими средствами возможно добиться поставленной цели? Когда люди приходят в консультацию к юристу, врачу, или банкиру, они надеются узнать у них, что нужно делать при тех или иных обстоятельствах; при этом они пытаются понять, почему им следует поступать так, а не иначе, доверяя авторитету, компетентности и высокой квалификации специалистов. Однако когда человек консультируется с хорошим учителем, его позиция существенно меняется. Конечно, некоторые предметы (например, иностранные языки, математика) предполагают авторитетное руководство процессом обучения со стороны учителя; однако при изучении таких предметов, как история, философия, естественные науки, когда процесс обучения переходит на творческий уровень, все большее значение начинает приобретать не авторитет педагога, а способности и самобытность восприятия учащегося. Акцент смещается с руководящей и направляющей работы учителя на личные изыскания и инициативу студента, стремящегося предельно реализовать все свои способности к данному предмету. В тех случаях, когда идет речь о духовных опытах веры, о вопросах совести, личных взаимоотношениях, нравственности и религиозном опыте, то инициатива и творческая самостоятельность учащегося приобретают решающее значение. Он должен сам решить, по какому пути ему следует идти, какие трудности ему прдстоит преодолеть, т.е. он должен определить себя как личность.
Некоторые утверждают, что это значительно снижает ценность пасторских советов. По их мнению, задача христианского наставника сводится к тому, чтобы объяснять Слово Божие, умело и авторитетно излагать принципы христианского богословия и этики и по мере надобности прибегать к предостережениям и увещеваниям в необходимости послушания истине, не забывая о том, что решающий выбор в вопросах послушания всегда остается за человеком, который несет полную ответственность за принятое решение. Другие считают, что этот метод содержит в себе элементы духовного насилия и в большинстве случаев не приносит желаемых результатов. Он имеет успех только тогда, когда наставник пользуется должным авторитетом; но и тогда подопечные такого пастора не всегда будут обладать сильными характерами и твердой верой, основанной на личной убежденности, но могут оказаться лишь покорными, безвольными людьми, легко поддающимися любому влиянию, не способными отстаивать свои убеждения.
Пастор не должен возлагать на себя ту миссию, которую способен совершить только Бог; моральная инициатива человека-христианина должна быть сохранена, ему должна быть предоставлена необходимая свобода выбора в принятии решений. Таким образом, после советов и наставлений пастора у его подопечных сохраняются самостоятельные и основанные на доброй воле взаимоотношения с Богом. Наличие или отсутствие повелительного тона в советах, конечно, будет зависеть от конкретной ситуации и характера человека. Если во всех случаях руководствоваться правилом "никого не пытайся переубеждать" (Гамильтон), то тем самым мы не только оградим себя от искушения осуждать, но и упустим возможность предостеречь и отвратить человека от ложного пути. Христианское наставничество не должно быть субъективным и неосновательным; пастор должен быть принципиальным человеком, руководствующимся определенными правилами и нормами. Чтобы приносить пользу людям, он должен стремиться к достижению поставленных целей. Но после того, как пастор разъяснит человеку причину его затруднений и даст необходимые советы, духовное здоровье последнего будет всецело зависеть от его добровольного отклика на дар Божьей благодати в Иисусе Христе. Однако это лишь одностороннее освещение задач наставника. С другой стороны, пастор должен уметь проникнуться глубиной человеческого горя, увидеть и почувствовать то, что переживает человек, оказавшийся в трудной ситуации, понять его реакцию на сложившиеся обстоятельства и оценить его положение, сообразуясь с его душевными силами, интеллектом, культурным уровнем, возрастом, способностями, жизненным опытом. При этом не следует подходить к нему с собственной меркой и оценивать его поведение с высоты своего духовного уровня. Только в этом случае пастор может помочь человеку принять правильное решение, которое согласуется с волей Божьей.
Обычно говорят об "интеллектуальной" и "эмоциональной" помощи людям. Но это весьма условное разграничение. Часто пастор должен изыскивать новые, более действенные средства поддержки и ободрения людей.
1. "Интеллектуальная" помощь включает такие доводы и побуждения, к которым прибегает пастор для наставления человека в вере и путях Божиих. Это достигается через объяснение причин случившегося, устранение неправильных понятий и представлений, путем беспристрастного анализа сложившейся ситуации с целью помочь подопечному увидеть вещи в истинном свете. При этом наставник исходит из того, что личное понимание и осмысливание обстановки есть ключ к разрешению всех проблем; поэтому главное внимание при таком подходе следует уделять постижению случившегося и его осмыслению. Во многих случаях это оправдывает себя: объяснение скрытых причин несчастья, обнаружение подсознательных источников внутреннего конфликта способствует преодолению возникающих затруднений. Если в результате конфликт не будет полностью устранен, он уже не будет казаться столь пугающим и удручающим. Первостепенное значение здесь приобретает педагогическая компетентность пастора, умение разбираться в самых запутанных ситуациях. При этом не нужно навязывать людям свое мнение, но необходимо тактично делиться с ними своими соображениями по тому или иному вопросу.
2. Однако не всякое затруднение можно решить путем анализа и оценки. Люди непохожи друг на друга, и случается, что для многих, обращающихся за советом при каких-либо затруднениях, вся мудрость мира ничего не значит. Возникшие трудности они переживают очень эмоционально, и поэтому нуждаются в устранении душевной напряженности. Таким людям можно помочь лишь в том случае, если они дадут волю долго сдерживаемым чувствам, подавляемым по причине замкнутности или гордости, из-за угрызениий совести или стыда за вспышки ревности, зависти, мстительности, страха, гнева и проявлений страсти, в чем человек обычно боится признаться. Выплеснуть все это наружу, высказать все без утайки сочувствующему, великодушному, неосуждающему служителю, который заслуживает полного доверия, будет большим облегчением для такого человека. В этом случае пастор может ограничиться пассивной ролью утешителя, с участием и пониманием выслушивающего душевные излияния ближнего. Однако можно и по-другому бороться с отрицательным эмоциональным стрессом. Силу эмоций и чувств иногда можно направить в другое русло: вера и упование, мужество и посвящение, благодарность и надежда, забота о ближнем, попавшем в беду, - вот те пути, по которым могут быть направлены самые сильные чувства. Однако такую внутреннюю перестройку нельзя осуществить посредством одних лишь доводов и рассуждений. Порой уместно вспомнить о былых событиях и дружеских связях, привести знакомые места из Святого Писания, содержащие обетования и утешения, произнести трогательную молитву, вместе спеть псалом, напомнить человеку о прежних радостных христианских опытах и переживаниях, семейных традициях, постараться окружить его любящими людьми, вниманием и сочувствием. Многие современные религии испытывают острый духовный голод, в то время как человеческая природа неизменно стремится к эмоциональной насыщенности. Ответ заключается в нравственно наполненном религиозном вероисповедании, а также в такой деятельности, когда отрицательные эмоции и чувства могут быть направлены в иное, полезное русло. Неприятные воспоминания о собственных прегрешениях, нанесенной обиде, упущенной возможности, тяжелой утрате могут быть облегчены плодотворной деятельностью, которая способна принести человеку моральное удовлетворение. Помогая другим людям, испытывающим подобные трудности, он сможет утешиться и забыть о собственном горе. В этом случае наставник должен более энергично убеждать своих подопечных заняться той или иной полезной деятельностью.
3. Конкретные действия во многих случаях могут помочь человеку решить свои личные проблемы. Для разрешения трудностей духовной жизни часто бывает недостаточно одной молитвы, веры или нравоучений. Сущность наставничества в этом случае заключается в том, чтобы помочь человеку принять твердое решение и договориться с ним о возможностях практической реализации этого решения, обычно назначая конкретное время, место и определяя необходимые мероприятия. Дурной поступок должен быть исправлен либо путем извинения перед оскорбленным человеком, либо возмещением причиненных убытков. Ссору можно преодолеть выражением искренних дружеских чувств, чего бы это ни стоило для подопечного пастора. Необходимо убедить человека предпринять еще одну попытку примириться с женой или с мужем, прежде чем принимать решение о разводе; кому-то во избежание искушений можно предложить поменять место работы или переехать на новое место жительства, чтобы прервать опасные связи; кому-то - стать более общительным. Необходимо пересмотреть досуг людей, которые сосредоточены на себе; хорошо бы увлечь их перспективной и интересной работой в церкви, а людям, которые любят жалеть себя, следует указать на некоторых из собратьев по вере, находящихся в еще более тяжелых обстоятельствах. Очень часто тех, кто обращается за советом, приходится убеждать, чтобы они предприняли какие-то конкретные меры для решения своих собственных проблем. Пасторское служение может поставить перед наставником много непредвиденных задач: пересматривать объявления, писать письма, осуществлять знакомства между людьми, связываться с руководителями предприятий и организаций, устраивая жизнь своих подопечных, и многое другое. В редких случаях наставник сможет ограничиться выражением сочувствия и совместной молитвой.
4. Иногда перед пастором стоит задача вернуть человеку веру в себя, в свои силы и возможности, помочь ему справиться с теми требованиями, которые предъявляет ему жизнь. Человек может оказаться в состоянии полного безволия и подавленности по разным причинам: из-за нравственного падения и потери уважения к себе, болезненно преувеличенного чувства вины, из-за того, что его все не понимают. Неспособность жить в согласии с самим собой, неумение направить помыслы на достижение благих целей на основе положительной оценки своей личности приводит человека к внутреннему конфликту и отчаянию; происходит распад личности, и человек может стать жертвой любого случайного искушения или побуждения. В подобных случаях пастор располагает такими действенными средствами, которые не доступны никому другому. Он предлагает спасительную силу Евангелия, которое чудесным образом совершает прощение грехов и духовное исцеление человека через искупительую жертву и любовь Христа. Но, чтобы донести эту спасительную истину до обремененных, уставших от борьбы с собой и от угрызений совести душ, требуется куда больше терпения и опыта, чем это кажется некоторым советникам-евангелистам. Освобождающая и возрождающая сила обещанного прощения и ободряющей, поддерживающей любви, вселяющая дух надежды и благодарности, поистине огромны. Когда пастор направляет человека, отягощенного и измученного своими грехами, муками виновной совести, к трезвой оценке своих поступков и нравственному пробуждению, а затем к честному исповеданию грехов без попыток самооправдания, но и без чрезмерной строгости к самому себе, то тем самым он закладывает те духовные основания, которые могут превратить темное прошлое в радужное настоящее, а безысходное отчаяние в светлую радость. Вот это и есть искупление. Такое понимание нравственных причин слабоволия и малодушия, законов внутренней жизни и индивидуальных особенностей личности помогает пастору наставлять человека в том, как оказать противодействие злу, как избежать искушений и бороться с ними, как правильно планировать свой день; а также в том, что необходимо контролировать свои знакомства и дружеские связи. Все это придаст силы и поможет человеку вновь обрести веру в себя.
5. При личных беседах с членами общины часто возникает необходимость всесторонне и полно раскрыть им различные моменты истины и вероучения. Многие испытывают разочарование из-за того, что ударяются в крайность или не совсем ясно понимают Евангельское учение. То или иное положение христианского вероучения может настолько увлечь отдельных людей, что они полностью забывают о других аспектах Евангелия и теряют чувство равновесия. Нередко пастору требуется выяснить, какую из истин Евангелия человек недопонимает или понимает неправильно; иначе трудно будет объяснить, почему у него сложились такие странные представления и непоследовательные суждения, столь неуравновешенный характер. Иногда следует особо подчеркнуть истину о правосудии и святости Бога. Это следует делать в тех случаях, когда неверно понятая истина о милосердии Бога породила сознание вседозволенности и безнаказанности. Но, вероятно, еще чаще пастору придется иметь дело с теми, кто чрезмерно строг и суров по отношению к своим собратьям. Он будет сталкиваться и с теми, чья жесткая самодисциплина и взыскательность к самим себе явилась причиной их внутреннего отчаяния и психологического перенапряжения. Таким людям следует говорить о том, как добр, милосерд и долготерпелив наш Господь. Тем братьям и сестрам, которые отчаялись изменить общество свидетельством и добрыми делами, надо напомнить о том, что христианская надежда заключается не в человеческих усилиях, а в божественном вмешательстве в угодное Богу время. Тех, которые в нетерпеливом ожидании Второго пришествия Христа пытаются, манипулируя пророчествами, определить день Его явления, следует предупредить о том, что Новый Завет прежде всего говорит о необходимости бодрствовать. Эта мысль подтверждается притчами о горящем светильнике, верном рабе и талантах, пущенных в оборот. Излишне легкомысленным пастор должен напоминать о суде. Уставшим бороться с самими собой - о прощении. Энергичным и деятельным членам общины, которые берутся за большую работу в церкви, следует чаще указывать на внутренние источники, из которых исходят все их благие побуждения и намерения. Людям, склонным к созерцательному постижению Бога и переживающим радости внутреннего общения с Ним, необходимо напоминать, что, посещая больных, скорбящих, голодающих и заключенных, они смогут послужить Христу. Для успешного исцеления человеческих душ нужен опытный "врач", досконально знающий всю духовную "фармакологию" и не ограничивающийся теми немногими рецептами, которые ему известны на основании его собственного опыта.
6. Нередко самокритичный и смиренный пастор вынужден бывает признать свою некомпетентность. В первую очередь это относится к тем ситуациям, когда требуется консультация врача или юриста. В этом случае пастор становится посредником между нуждающимся в подобной помощи человеком и квалифицированными специалистами. Иногда внутри христианской общины имеются свои специалисты, и наставник может с согласия своего подопечного познакомить его с ними.
7. Особое затруднение пастор испытывает в тех случаях, когда видит необходимость консультации врача-психиатра для того или иного члена церкви. Расстройство психической и духовной жизни имеют, в сущности, много общего, но пастор имеет дело со здоровыми людьми, которые испытывают трудности из-за неправильного понимания отдельных вопросов христианского вероучения или опыта. Психиатр же имеет дело с больными, страдающими различными психическими расстройствами, которые могут принимать и "религиозные" формы вследствие нездорового религиозного воспитания и окружения. Если пастор, в качестве целебного средства, прибегает к терпеливому разъяснению принципов истины, христианской жизни, морали и мышления, то врач обращается к помощи психотерапии. Пастору не следует браться за ответственную и непосильную задачу вылечить психически больного человека, пользуясь теми поверхностными знаниями, которые он получил при прохождении курса пасторской психологии. Очень нелегко бывает распознать у человека психическую болезнь и решиться посоветовать своему подопечному обратиться к психиатру. Если пациент представляет опасность для окружающих и для самого себя, если он путается в своих суждениях, заговаривается или полностью теряет связь с реальным миром, тогда болезнь явно выражена. Но не так-то легко бывает распознать психическое заболевание в ранней стадии, а одно лишь упоминание о враче-психиатре может привести к таким серьезным последствиям, что пастор должен не раз основательно взвесить все за и против, прежде чем предложить свему подопечному обратиться к нему. Если человек отличается повышенной нервозностью и возбудимостью и пастор не может ему ничем помочь, то это еще не значит, что нужно прибегать к помощи психиатра. В противном случае пастор может потерять доверие своей паствы. Служитель должен помнить, что любой намек на "умопомешательство" может стать тяжелым ударом как для его подопечного, который, возможно, и сам подозревает в себе психическую болезнь, так и для его семьи. Пастор должен также предвидеть все возможные последствия, которые неизбежно обрушатся на человека, подозреваемого в психическом недуге. К ним следует отнести предвзятое и необьективное отношение к нему соседей, друзей, начальства.
Пастор должен понимать, что потом уже трудно будет что-либо исправить и что психиатр, не сочувствующий религии, может лишить человека того утешения и поддержки, которые он имеет. Если же пастор все-таки придет к заключению, что требуется вмешательство психиатра, то, чтобы принять окончательное решение, ему следует, по возможности, проконсультироваться с участковым врачом своего подопечного. Он может также лично познакомить человека с психиатром-христианином, если таковой имеется в общине. В любом случае служитель до конца должен сохранять верность своему пасторскому долгу; он не имеет права бросить своего подопечного и отмахнуться от его проблем. Он должен сделать все возможное, чтобы подготовить человека и его семью к тем испытаниям, которые могут ожидать их в будущем. Пастор должен стараться убедить человека в необходимости психотерапевтического лечения; он может указать ему на то, что только психиатр может достаточно компетентно определить, требуется ли в данном случае психотерапия или нет. Пастор должен попытаться внушить своему подопечному, что умственные расстройства излечимы точно также, как, скажем, воспаление легких или нарушение кровообращения и что здесь нет ничего страшного или постыдного. Ему придется убеждать человека в том, что психические заболевания не обязательно являются наследственными, что не следует стесняться или стыдиться этих заболеваний, что обращение к психиатру отнюдь не указывает на "недостаток веры". Может быть, пастору придется преодолевать религиозные предрассудки больного и страх перед некоторыми методами психотерапевтического лечения, которые кажутся несовместимыми с христианской верой и нравственностью. Лучше всего можно преодолеть эти страхи путем знакомства поциента с психиатром-врачом и сердечным заверением в том, что, со своей стороны, служитель будет поддерживать его на протяжении всего курса лечения. Понятно, в таких ситуациях необходимо проявлять максимум осторожности, хотя доля риска все же неизбежна. Разъяснения и поддержка пастора в период всего курса лечения помогут больному обрести уверенность. Одним словом, служитель должен делать то, что ему кажется разумным, и предоставить все милостивому попечению Бога.
Наболевшие личные проблемы можно эффективно решить только в откровенной беседе, в которой открыто излагается и анализируется сложившаяся ситуация. Заблаговременная подготовка к беседе позволит создать непринужденную обстановку, в которой человек будет чувствовать себя вполне свободно и раскованно. Важно, чтобы у него при беседе было ощущение свободы и полной ее конфиденциальности. Нужно как следует продумать, как обеспечить эти два условия: разговор может протекать напряженно, эмоционально, со слезами; поэтому своевременное вмешательство жены или кого-то из домашних поможет снизить эмоциональный накал, уберечь человека от чрезмерного нервного перенапряжения. Некоторые из тех, кто обращаются за советом к пастору, могут оказаться людьми со странностями и прихотями; другие - сплетниками и наушниками; третьи - чрезмерно сексуальными и склонными к флирту, а иные даже шантажистами. Все мы люди уязвимые, никто не безгрешен, и просьба сохранить в тайне беседу не должна привести пастора к принятию беспринципных решений. Есть превосходное правило: никогда не выслушивать представительниц противоположного пола, если поблизости нет другого человека; и путь все знают, что вы никогда и ни для кого не делаете исключений из этого правила, - это очень важно. Беседа должна происходить без спешки, с явным для пришедшего участием в его деле. Некоторые психиатры затрачивают очень много времени на решение той или иной проблемы. Так и в пасторском деле: потребуется время, чтобы человек проникся к вам доверием. Спешка делает невозможным последовательный, откровенный и глубокий разговор. Торопливая пятиминутная беседа с подопечным перед служением, когда пастор думает о чем-то своем, невнимательно выслушивает человека и прибегает к опрометчивым, необдуманным советам, может только все испортить. Конечно, нелегко предлагать конкретную "методику" пасторской беседы с людьми, но поскольку речь идет все же о разговоре с определеннной целью, можно наметить основные его стадии и проанализировать причины возможных разочарований и неудач.
1. Когда обратившийся за советом почувствует себя непринужденно и пастор начнет неторопливо распрашивать его о цели визита, то прежде всего он должен уметь внимательно слушать, что для некоторых людей является самым сложным. Уметь слушать - это искусство, требующее самодисциплины. Некоторые только делают вид, что внимательно слушают, а про себя тем временем думают, что следует предпринять, анализируют, пытаются "раскусить" человека, тогда как последний только еще начал излагать суть своего вопроса. Другая проблема заключается в том, что говорящему постоянно задаются встречные вопросы, что превращает откровенную беседу в своего рода допрос, вынуждая человека сразу переходить к самооправданию и защите. Совершенно непростительна в этом случае преждевременная, самонадеянная и высокомерная попытка указать своему собеседнику, в чем заключается его проблема. Ничто не вызывает такое противодействие и не приводит к таким непоправимым последствиям, как нравоучительные лекции, которыми пастор начинает "пичкать" своего подопечного, не выслушав всех его признаний. К сожалению, некоторые наставники, не дослушав до конца человека, с видом знатока заявляют: "О, мне все ясно, вам не хватает смирения (или веры) или: "Если бы вы чаще посещали молитвенные собрания, этого не случилось бы". Что еще ужаснее, пастор может высказать самонадеянное, псевдонаучное суждение типа: "Мне кажется, вы страдаете маниакально-депрессивным психозом" или: "По всей видимости, дорогой брат, у вас имеет место Эдипов комплекс". Наставник, который подобным образом отвечает на нужды человека, пришедшего поделиться с ним своим горем, сам нуждается в проверке у психиатра.
"Будьте готовы, - говорит христианский психиатр, - довольствоваться тем, что есть; терпеливо выслушайте все то, что будет говорить вам страдалец; идите вместе с ним на его Голгофу и не пытайтесь тянуть его за собой". Дайте ему выговориться, выслушайте его с сочувствием и постарайтесь воздержаться от каких бы то ни было комментариев до тех пор, пока полностью не выясните суть его проблемы. Конечно, мягкий и тактичный вопрос бывает уместен в тех случаях, когда нужно уточнить факты, дату, разобраться в путанице или остановить поток слов, в которых запутался ваш собеседник. Когда человек испытывает сильное нервное напряжение или стыд, спокойно и бесстрастно заданный вопрос может облегчить его мучения. Но при всем этом вы должны не переставать слушать и наблюдать за вашим подопечным: сжатые руки, ерзание на стуле или другие способы выражения эмоций часто указывают на самые болезненные моменты, которые не стоит затрагивать. Необходимо обращать внимание на паузы в речи собеседника, которые выдают внутреннее напряжение; на длительное молчание, свидетельствующее о том, что человек тщательно обдумывает и взвешивает свои слова, на подчеркивание каких-то слов, на быстрое проговаривание отдельных фраз и признаний, которые особенно ему неприятны, на то, что он никак не решается рассказать о том или ином факте. Пастору, который умеет внимательно слушать, просто некогда будет прерывать своего собеседника. Если попытаться в одной фразе выразить задачу пастора на начальном этапе разговора, то можно сказать, что он должен "слушать, выявлять факты и умело руководить беседой".
2. На втором этапе следует попытаться установить, в чем же состоит главная проблема вашего собеседника. То, о чем он говорит в первые минуты беседы, может быть всего лишь дымовой завесой, которая помогает робкому человеку собраться с мыслями и окольным путем подойти к изложению своего основного дела. Нередко пришедший к пастору тщательно все продумывает перед встречей и подготавливает различные "вступления", горя желанием как можно короче или в наиболее выгодном для себя свете представить суть своей проблемы. В этом случае разговор начинается с продуманного и отрепетированного вступления, посредством которого человек пытается заставить собеседника увидеть свое положение в том же свете, в каком его видит он сам. Изложенное дело часто может быть сознательной или неосознанной маскировкой, к которой человек прибегает с целью "прощупать" пастора, увидеть его реакцию, прикинуть, насколько его могут шокировать те трудные признания, которые будут сделаны. Подобное вступление позволит ему получше узнать характер служителя: насколько он доверчив, строг, неумолим. Некоторые склонны в первые же минуты шокировать пастора неожиданными признаниями, своими необычными взглядами или дерзкой манерой речи. Такое поведение представляет собой всего лишь психологическую защиту. С другой стороны, некоторых людей, особенно с повышенной чувствительностью, долго мучают и терзают сомнения, прежде чем они решатся открыть перед пастором свои сокровенные чувства и мысли. С таковыми надо вести себя особенно осторожно. Стоит только слегка нахмуриться или глубоко вздохнуть - и у них пропадает всякое желание откровенничать с вами. Те люди, которые, попав в беду, после долгих колебаний решаются наконец обратиться за помощью к пастору, часто чувствуют себя крайне неловко, боясь уронить свое достоинство и потерять уважение служителя и единоверцев. Требуется максимум терпения, сочувствия, предупредительности и пасторского опыта, чтобы безошибочно распознать, когда человек открывает свою истинную проблему, а когда он подменяет ее мнимой, чтобы выиграть время и сохранить за собой возможность скрыть от пастора свои действительные затруднения. Если наставник заподозрит последнее, ему ничего не остается, как терпеливо, с сочувствующим видом ждать; но вместе с тем необходимо дать понять, что он ожидает чего-то большего, хотя и не собирается требовать от смущенного человека никаких признаний. Собеседнику должна быть предоставлена возможность изменить свое решение, хотя бы даже в самый последний момент, и поделиться своими тайнами, но при этом пастор ни в коем случае не должен оказывать давление.
3. На третьем этапе пастор анализирует ситуацию, о которой рассказал подопечный. Прежде всего нужно вскрыть причины случившегося, хотя вовсе необязательно во всех случаях начинать "от печки" или указывать человеку на его прошлые грехи и ошибки, особенно если они уже разбирались ранее и имеют весьма косвенное отношение к возникшим трудностям. Разъяснение требуется в том случае, когда искажаются взгляды, мотивы или поступки собеседника или других людей, а также если человек необоснованно считает тот или иной поступок хорошим или плохим. Проповедник ни в коем случае не должен навязывать подопечному свое мнение. Но должен помочь ему увидеть ситуацию, все факты, истинные мотивы поступков людей и проблемы в правильном свете. Часто это понимание приходит само по себе, по мере того как человек, который до этого долгое время размышлял наедине над своими трудностями или разочарованиями, пытается ясно и объективно изложить их пастору. В иных случаях наставнику достаточно бывает осторожно осведомиться о том, как другие люди оценивают случившееся, и предположить, что сказал бы по этому поводу Христос, после чего человк начинает понимать причину своего внутреннего конфликта. Как бы то ни было, наставник не должен быть судьей, который выносит окончательный, не подлежащий обжалованию приговор. Скорее, он должен быть врачом, который принимает "духовные роды", облегчает муки больной совести, помогая человеку разрешиться от внутреннего бремени; он должен быть знатоком человеческих душ, помогающим людям увидеть помышления и намерения их сердец.
4. На четвертом этапе большинства бесед выявляются внутренние причины конфликта и намечаются конкретные меры по его преодолению. Часто христианин нуждается только в том, чтобы понять, в чем состоит его проблема, каковы причины его душевного дискомфорта; в этом случае пастор должен разъяснить своему пациенту сущность евангельской истины и христианского долга. Там, где этого недостаточно, нужно решить вместе с подопечным, какие действия должны быть предприняты, и практически помочь ему в устранении возникших затруднений. Можно посоветовать человеку не спешить принимать окончательное решение, чтобы тщательно взвесить все за и против. В некоторых случаях бывает нужна своевременная подсказка и умелое руководство, с тем чтобы помочь подопечному по-новому оценить сложившуюся ситуацию, - можно указать на конкретные меры и взять с подопечного обещание, что он поступит так, как вы ему советуете. В зависимости от индивидуальных качеств разных людей может не совпадать и различаться значение таких факторов воздействия, как моральное утешение и духовное убеждение. Если человеку трудно заставить себя извиниться перед ближним, сделать необходимые признания, заявить о своей отставке или возместить убытки пострадавшей стороне, то следует договориться с ним о времени, месте и способе практического выполнения принятых решений. Такая предупредительность станет своего рода профилактикой против увиливания и откладывания конкретных действий на потом. Если нужно принять ответственные решения, касающиеся семейной жизни или работы, то пастору может потребоваться определенное время для анализа сложившейся ситуации. В этом случае он должен будет договориться со своим подопечным о времени и месте повторной встречи. Оказывая моральную поддержку, пастор не должен забывать о необходимости предоставить человеку полную свободу выбора в принятии решений и уважать его независимость. Они оба должны осознавать всю полноту ответственности за принимаемые решения. Встречу лучше закончить короткой молитвой, в которой следует попросить у Бога благословения на все предстоящие дела. Самым важным результатом духовной беседы следует считать не слова, которые были сказаны друг другу, и даже не те откровения, которые подопечный сделал под влиянием авторитетных заявлений пастора, а глубокое проникновение в сущность Библейской истины в свете затронутого вопроса, понимание христианских путей и способов разрешения возникшего конфликта и, как следствие этого, дальнейший духовный рост христианина.
Само выражение "христианский брак", по существу, уже содержит в себе определение задач пастора в этой области служения. И все же вряд ли кто-нибудь сможет с ходу, без раздумья сказать, что такое христианский брак, как достигнуть идеала под бременем постоянных сложностей сегодняшнего мира и что может сделать для этого пастор. Последний вопрос - самый легкий. Во всевозможных браках, которые заключаются при участии пастора, - в браках членов Церкви, приближенных или посторонних, пожилых или молодых людей, разведенных, вступающих в брак после наступления беременности, счастливых и не очень, - во всех этих случаях у пастора есть три совершенно ясные задачи. Он должен послужить этим людям, наполнив решающий час в их жизни христианским смыслом в максимальной степени, какую они способны воспринять; он должен и сам быть наполнен этим смыслом, чтобы было, что давать. Бесполезно отговариваться: "Да для них церковная служба ничего не значит", - ведь это его работа! И удачно, действенно совершенное им в этот день служение закрепит за пастором уголок в благодарных сердцах и даст ему "точку опоры" в еще одном доме. Перед служителем стоит также и социальная задача: он совершает признанный обществом обряд по такому случаю, который имеет особенное значение в жизни людей. Либо это будет бессмысленный ритуал, религиозное значение которого полностью утонет за показухой, трескотней и глупостью, а то и за хмельным весельем, либо этот обряд освятит и придаст ответственность союзу между двумя членами общества, союзу глубоко личному, но, вместе с тем, имеющему весомые социальные последствия и значение. Пастор призван также донести до всех участников брачной церемонии ясное христианское свидетельство. Это не значит просто воспользоваться случаем, чтобы обратиться к людям с проповедью. Надо суметь возвестить религиозное представление о сущности, происхождении и целях брака таким образом, чтобы всем стало ясно, какова позиция Церкви в сегодняшних спорах на эту тему. Где еще, как не на бракосочетании, люди услышат положительное изложение христианского учения о значении верности в семейной жизни? Ведь для многих посторонних людей "христианский брак" - это просто что-то такое, к чему пришли христиане в результате упрямого противодействия разводу.
В цивилизованном обществе брак можно определить как всеохватывающую дружбу мужчины и женщины, в которой добровольно и исключительно взаимно осуществляются естественные половые отношения. Конечно, рождение детей и забота об их здоровье и воспитании занимают видное место среди целей этого союза; но ни бездетность, ни преклонный возраст не делают брак недействительным. Брак не оправдывает неестественные половые отношения, но и половые отношения сами по себе не делают брак браком. Лишь верная и преданная дружба отличает брак от чисто половых отношений, случайных или постоянных. С другой стороны, половые отношения, осуществляющиеся на исключительно взаимной основе, отличают брак от всех остальных видов дружбы. Неизбежные социальные последствия таких отношений наделяют брак определенными условиями, большей частью сформированными в законе. Они установлены ради поддержания сраведливого общественного устройства, защиты женщины, безопасности матери, которая во время рождения и воспитания детей нуждается в защите и поддержке, ради охраны детства, предупреждения возможного мошенничества и справедливого порядка пользования собственностью и наследством. Поэтому столь личные по своей сути отношения все же нуждаются в формальном закреплении посредством юридического контракта, основанного на взаимной и исключительной верности. Брачный контракт должен заключаться свободно и открыто, при ясном понимании его условий и после соответственного публичного уведомления об этом намерении; в него могут вступать лица, достигшие определенного возраста и находящиеся в здравом уме; этот контракт совершается в присутствии свидетелей, включая надлежащим образом уполномоченного официального представителя общества, и фиксируется в установленной и надежной форме, к которой впоследствии в любое время возможна правовая апелляция. Запись брачного контракта фиксирует намерение обеих сторон выполнять условия и обязательства, связанные с браком; контракт вступает в законную силу после первой половой близости супругов. Если этого почему-либо не происходит после заключения контракта, брак считается неосуществившимся и контракт может быть аннулирован. В тех случаях, когда можно удостовериться, что одна из сторон никогда не собиралась достигать целей брачного союза или по каким-то причинам не могла вступить в него (уже состояла в браке или находилась в недопустимой степени родства с другой стороной), поступала под действием принуждения или не понимала значения своих поступков, а также если по причине обмана или ложного отождествления с какой-то другой личностью были поставлены препятствия истинным намерениям одной из сторон, - брак может быть объявлен недействительным. Это возможно и в тех случаях, когда не соблюдены должным образом юридические требования, касающиеся места, времени, лиц, вступающих в брак, и их возраста или формы брачного контракта.
Невозможно привести здесь все юридические условия брака, которые отличаются в разных странах и государствах и даже в разных частях одной страны. Как правило, совершение брачной церемонии без соответствующего свидетельства органов власти, регистрирующих брак, является противозаконным поступком, и оправданием не могут служить ни незнание, ни случайные обстоятельства, ни обман со стороны других лиц, ни просто шутливая игра. Обычно существуют также твердые правила, определяющие время, место и продолжительность публикации уведомлений о намерении вступить в брак; устанавливаются также время, место, форма, лицо, совершающее церемонию бракосочетания, и порядок регистрации, возраст партнеров, а иногда и слова, которые должны быть произнесены во время брачной церемонии. Обычно должна предоставляться определенная возможность для предъявления препятствующих браку обстоятельств до или во время брачной церемонии - вот почему необходима предварительная публичная информация о браке и доступность места его заключения. В некоторых странах сам пастор может быть наделен полномочиями официального представителя законной власти для совершения браков; там же, где должен присутствовать и представитель регистрирующих органов власти, следует проконсультироваться с ним прежде назначения дня и времени бракосочетания. Служителю необходимо познакомиться с юридическими условиями брака, действующими в местности, где протекает его пасторское служение; обычно органы власти, ведающие регистрацией, охотно дают нужные сведения, советы, предоставляют образцы брачных свидетельств и других нужных документов. Важность строгого соблюдения требований закона невозможно переоценить; при этом надо придерживаться максимальной тщательности и абсолютной искренности. Даже при малейшем подозрении в каком-либо обмане пастор должен посоветоваться с представителями регистрирующих органов. От того, насколько "чисто" совершится бракосочетание, может зависеть очень многое - законность рождения ребенка, честь и спокойствие девушки, некоторые вопросы, касающиеся владения собственностью, страхования и даже правовой ответственности (в качестве свидетеля). Пока пастор не будет полностью удовлетворен полученными объяснениями, он не должен соглашаться на совершение брачной церемонии. Но соблюдение всех требований общества и закона еще не делает брак христианским.
Личный и общественно признанный контракт - это лишь форма, которая должна наполниться христианским смыслом, глубиной и внутренним богатством духовной преданности друг к другу и Богу во Христе, которая пронизывает человеческие отношения божественной радостью. Традиционно цели христианского брака определялись следующим образом: рождение и воспитание детей, взаимная помощь и забота, а также сохранение нравственных устоев. Происхождение брака в воле Бога, Который сотворил человека мужского и женского пола. Он превосходит по своему значению все прежние естественные привязанности человека - "посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей". Брак охраняется древними законами, карающими прелюбодеяние, и словами Иисуса, Который наставлял: "Что Бог сочетал, человек да не разлучает". Христианский брак может быть заключен только по воле Божией - вот почему все христиане признают святость брака, а некоторые называют его "таинством". Взаимный законный контракт, таким образом, основывается на религиозных обетах, которые даются в присутствии Божием, как правило (хотя и необязательно) - в контексте богослужения. Такое религиозное понимание брака принадлежит не только христианству; оно признавалось во всех культурах и во все времена, ибо корни его в том священном значении, которое среди всех цивилизованных народов придавалось сексу, продолжению рода и отношениям родителей и детей. Христианский брак в идеале и по своему предназначению является моногамным, постоянным и строго нерасторжимым. Моногамия - это присущая позднему иудаизму форма брака, унаследованная и значительно усиленная христианским учением о единстве и духовном равенстве во Христе мужа и жены как "сонаследников благодатной жизни", а также христианским приоритетом веры и религиозной преданности по отношению к личным желаниям ( Ефес. 5,22 - 23; 1 Петра 3,1 - 7 ).
Постоянство также вытекает из религиозной природы брачного обета и взаимного уважения равноправных партнеров: христианская любовь не допускает, чтобы кто-либо из них, перестав быть желанным, просто "получил отставку". Такое постоянство еще более является следствием глубокой, всеохватывающей дружбы, укорененной в совместном получении благодати Божией, когда супруги на протяжении многих лет обоюдного духовного возрастания, приходят к драгоценному зрелому содружеству между двумя личностями, которые во всех отношениях - наравственном и духовном - стали одним целым. Понятие нерасторжимости добавляет ко всему вышесказанному, что христианский брак в самом строгом смысле слова необратим. В этом отношении брачный контракт не похож ни на один другой человеческий договор: он так глубоко затрагивает всего человека, его тело, разум, дух, чувства, что не может быть разорван без глубокой раны, нанесенной одному из супругов или обоим. Уже нет возврата к девству, т. е. к тому состоянию, которое предшествовало брачным обетам и брачному общению; нет и пути к такому новому союзу, который бы совершенно не затрагивал третьего лица. Память о любви, существование ребенка, неумолимые годы - все убеждает нас в том, что согласие общества и закона признать брак расторгнутым не всегда может изгладить из памяти воспоминания о нем. Такова правда, такова реальность человеческих отношений, которая ограждается христианским идеалом верности до смерти. В нашем разноликом обществе пастор, придерживающийся такой "теологии" христианского брака, встречается с трудными для его совести вопросами.
1. Он может настаивать на том, что он как служитель Церкви может совершать только браки, основанные на христианских принципах, - т.е. такие, в которых испрашивается Божье благословение при обещании перед Богом супружеской верности и преданности на протяжении всей жизни.
2. Пастор может поэтому отказаться участвовать в заключении не христианских браков - "пробных" браков или любых других, в которых не признаются все христианские обязательства. Это не значит, конечно, что он должен отказываться впоследствии от совершения христианской службы, в которой прежде заключенный гражданский брак дополняется религиозным значением.
3. Служитель может согласиться провести церковное бракосочетание для неверующих, если они принимают христианское представление о браке, искренне желая Божия благословения и твердо намереваясь соблюдать в течение всей жизни супружескую верность. Например, девушка-христианка хочет вступить в брак с юношей-нехристианином, который принимает ее представление о семейном союзе; молодой человек или девушка, выросшие в христианском доме, но еще не исповедующие личную веру во Христа, могут искренне желать, чтобы их брак был таким же, как и почитаемых ими родителей. Пастор, который дает свое согласие, вероятно, сочтет необходимым поговорить с верующим во Христа обо всем, что связано с таким "смешанным" браком, дабы последний не находился в неведении о возможных последствиях.
4. Впрочем, пастор может придерживаться убеждения, что только люди, верующие в Бога, могут давать христианские обеты и соответствовать в браке христианским представлениям. По этой причине он может соглашаться заключать браки только между людьми, полностью отдавшими себя Господу, уклоняясь от участия в нехристианских или "смешанных" бракосочетаниях. Это болезненная ситуация, особенно когда сын или дочь преданных членов церкви хочет жениться или выйти замуж "на стороне" от общины, а родители возлагают на пастора надежды, что он направит молодых людей по наилучшему пути. В этом случае пастор может почувствовать, что следует передать решение этого вопроса коллегам по церковному служению или предоставить другому служителю провести бракосочетание, освободив таким образом свою совесть. Он не обязательно будет полностью осуждать такой брак (это было бы диффамацией), но вправе уклониться от активного участия в его совершении.
5. Опасаясь подобных затруднений, пастор может считать, что христианский брак существует только для верующих во Христа, предлагая нехристианам совершить нечто меньшее по значению, чем полный христианский брак. Дилемма представляется достаточно сложной. Правильно ли поступит христианский пастор, отказываясь служить кому-либо из тех, кто просит его об этом? Но может ли он предлагать какой-то вид "служения", противоречащий тем принципам, которые делают его и христианином, и пастором? Каждый должен решать сам, стараясь оставаться верным собственной совести и быть в равной мере честным как по отношению к своей Церкви, так и к людям - христианам и нехристианам. Из изложенного здесь понимания брака вытекает еще одна обязанность служителя, которую можно сформулировать в виде правила: "Ни одного бракосочетания без предварительного собеседования". Случается ведь и так, что люди, которых вы в первый раз видите, вооружившись свидетельством о регистрации брака, отправляются "искать священника" для совершения брачного обряда - и встречают вас. Пастор, разделяющий христианское понимание брака, едва ли согласится на такое внезапное и непродуманное принесение священных обетов. Духовная подготовка к столь важному жизненному шагу представляется совершенно необходимой; она требует времени, требует беседы (и, возможно, не одной). Если пара не готова на такую отсрочку, пастор может заключить из этого, что к нему обратились не как к служителю Христа, что просьба этих людей не содержит серьезных намерений. Немалая доля вины за обесценивание брака в современном обществе и за распад столь многих брачных союзов, исполненных вначале надежд и идеалов, лежит на Церкви, которая слишком часто "снисходительно" и безответственно совершала бракосочетания для всех приходящих, без всякого разбора, без наставления и подготовки. Чаще всего пастор впервые узнает о намерении молодых из робкого вопроса: "Вы нас пожените?" - на который существует лишь один разумный ответ: "Нет; к этому вам еще надо подготовиться. И я с удовольствием помогу вам. Когда мы сможем вместе все обсудить?"
Беседа, предваряющая бракосочетание, включает много задач. Она должна разъяснить значение брака, помочь вступающей в него паре понять, каков смысл этого союза, в какую жизнь он их вводит. Во время такой беседы нужно познакомить жениха и невесту с церемонией бракосочетания, уточнить все необходимые детали. Здесь надо откровенно затронуть и некоторые особые вопросы, связанные с браком, которые возникнут в будущем, и о которых молодые люди, возможно, еще ни разу не задумывались. Чуткое и доброжелательное участие третьего лица может пролить свет на те вопросы, которые нуждаются в обдумывании, прежде чем они превратятся в болезненные проблемы. И наконец, понимающий пастор поможет молодым людям лучше узнать друг друга: в его присутствии могут раскрыться такие стороны их представлений и взлядов на жизнь, которые в более уединенные и романтические минуты никогда не затрагивались, а может быть, даже старательно избегались. Возможно, ему придется побеседовать и об интимных отношениях, о связанных с ними проблемах и радостях. Ясно, что все это требует времени, одной встречи может не хватить.
Благо тому пастору, который взял за правило никогда не устраивать бракосочетания раньше, чем через месяц после того, как жених и невеста в первый раз к нему обратятся! Благо и тому, кто находится настолько в хороших отношениях с молодежью своей общины, что одним из первых узнает о происходящих помолвках, так что, поздравив молодых, он может добавить: "Ваша помолвка добавляет мне новые обязанности. Я хотел бы поговорить с вами обоими об этих волнующих перспективах задолго до того, как придет время обсуждать детали. Приходите ко мне на ужин в честь вашей помолвки, и мы обо всем подумаем вместе". К сожалению, пастору нередко приходится просто настаивать на предварительной беседе под угрозой отказа в совершении бракосочетания. Некоторые советуют проводить три беседы, по одной с каждым в отдельности и потом одну совместную. Большинство же считают такую практику опасной, особенно если в результате серьезного собеседования жених или невеста откажутся от своего намерения. Лишь особые обстоятельства могут оправдать процедуру, дающую столь явный повод для неправильного истолкования и выставляющую в столь странном свете одну из главных задач подготовки: помочь паре узнать лучше друг друга.
По-видимому, необходимы хотя бы две совместные беседы, одна из которых, если это возможно, должна быть посвящена подготовке к браку, а вторая - подготовке к бракосочетанию; может понадобиться (хотя и мягкая) требовательность, чтобы вторая тема не вытеснила собой все остальные. В беседе, посвященной подготовке к браку, обсуждаются такие темы, как сущность брака, его социальные последствия, правовые условия, религиозное значение и достоинство. Пастор должен подчеркивать положительные и радостные возможности, которые открывает христианский брак, - именно потому, что мы ценим его столь высоко и хотим охранять его столь строго. И счастье это так дорого, что совершенно недопустимо утратить его из-за беспечности и безответственности. Вот почему христиане дают брачный обет на всю жизнь, как велел нам Иисус, ведь только такой обет сопутствует священному достоинству брака. Разговор о юридических аспектах брака надо дополнить детальным объяснением того, что нужно сделать для публикации положенного уведомления, получения необходимых документов и соблюдения действующих в этой области правил. Для этого пастор должен располагать четкой и точной информацией, включающей адреса, телефоны и часы работы нужных учреждений; следует предупредить, что обо всем нужном для службы бракосочетания, включая участвующих официальных лиц и помощников, надо позаботиться заранее.
Ведя речь о социальных аспектах брака, надо сказать и о том месте, которое неизбежно занимают родители, как во время брачной церемонии, так и в последующие годы. Тот или иной вопрос может выявить уязвленные чувства или какие-то опасения; и тогда пастор должен сделать все от него зависящее, чтобы помочь молодым людям увидеть, что "вмешательство" - это скорее всего слепая родительская любовь и забота, что ни мать, ни отец просто не могут добровольно оторвать от сердца своих выросших детей, не могут избавиться и от чувства ревности, что новая любовь вытеснила их из среды внимания их ребенка. Разумеется, родителям не следовало бы обнаруживать этого чувства, но, увы, они не всегда могут от этого удержаться. Молодым в такой ситуации благоразумнее проявить себя не в обидах и конфликтах, а в понимании и налаживании добрых отношений с новоприобретенными родственниками. При этом им следует показать, что новая любовь не разрушает прежнюю. Необходимо объяснить молодым, что, помимо сексуальной жизни, суть брачной любви состоит в глубокой и нерушимой верности. Ответ всем тем, кто обращается с вопросами, кто неуместно интересуется жизнью молодой семьи, кто предлагает свои советы или предостережения - включая самого пастора! - очень простой: отказываться обсуждать друг друга с кем бы то ни было третьим. В этом-то и проявляется любовь. "Говорите друг другу, что хотите; но никогда и ничего - ни плохого, ни хорошего - не говорите друг о друге кому-то еще.
Держите весь мир на дистанции! Пусть ваш отказ будет вежливым, если можно; но если это не подействует, отказывайтесь резко и прямо и меняйте тему разговора". Когда муж оклеивает комнату обоями или жена шьет себе платье, для правильного сочетания узора нужен подбор частей друг к другу. Точно так же должен строиться счастливый брак: он тоже требует постоянной "подгонки" мужа и жены друг к другу, по мере того как в развитии их отношений день за днем открываются все новые и новые черты характера. Существуют тысячи тем, о которых они еще никогда не говорили, множество сведений друг о друге, о которых они еще не знают, бесчисленные ситуации, в которых они друг друга еще не видели и в которых вместе не оказывались. Поэтому брак и созидается в процессе жизни; некоторые из его оснований, столь значительных в молодости, не устоят до старости, в то время как другие скрепляющие факторы займут их место. Итак, брак меняется по своему наполнению и по своим аспектам, как и любовь, несомненно, меняется с течением лет - хотя не обязательно она становится слабее или приносит меньше радостей.
Зрелые брачные отношения особенно нуждаются в двух качествах: в способности прощать и в независимости. В способности прощать - потому что все мы несовершенны, никто не бывает неизменно нежным, любящим понимающим, добродушным, неэгоистичным, так что случаев для проявления этой способности у обоих супругов будет предостаточно. Обычай совместной вечерней молитвы, хотя бы краткой и простой, - лучшее средство защиты от затянувшихся ссор и мучительных переживаний. Пастор, отстаивающий ценность независимости, рискует удивить своих слушателей. Но ведь всякие зрелые отношения строятся на взаимных усилиях их участников, каждый из которых сам по себе является личностью и обладает своими правами. Когда муж и жена живут общей жизнью, должно произойти одно из двух: либо складывается уравновешенное, благожелательное и любовное состязание между самостоятельными взрослыми людьми, каждый из которых наделен умом, сердцем и совестью, либо один из них подавляется более сильным характером другого. Браки последнего типа бывают прочными, если полностью зависимая сторона находит удовлетворение и покой в своем подчинении, а более сильная - не становится деспотичной и эгоистичной. Но в наши дни образцом христианского брака становится все же равновесие между образованными, независимыми и равно компетентными мужем и женой, разными - но верными друг другу. Такой брак требует мудрости и достаточного взаимного внимания, чтобы совместное развитие не разрушало индивидуальности и свободу, которые могут сделать жизнь этих двух личностей разнобразной и богатой.
Конечно, бывают в жизни случаи, когда надо принять какое-то решение, а согласия между супругами нет. Здравый смысл подсказывает, что в такой ситуации право выбирать, к примеру, как зарабатывать деньги, как воспитывать детей, как уладить недоразумение или преодолеть трудности должно принадлежать тому из супругов, на кого ляжет основная ответственность в случае, если выбор окажется неудачным. Но кто именно принял спорное решение, - об этом не должен знать никто - ни дети, ни родители супругов, ни окружающие. Принятое решение становится общим. В этом тоже проявляется верность. При наличии определенной практики не так уж трудно затронуть в разговоре намерения молодой четы относительно работы, денежных средств, детей и поделиться с ними своим мнением о достоинствах и недостатках того опыта, который известен пастору на примере семей его церкви. Некоторые считают, что если и муж, и жена будут работать в течение некоторого времени, то им удастся, прежде чем на свет появятся дети, справиться с первоначальными финансовыми трудностями; другие же полагают, что жизнь на две зарплаты в этом случае становится привычной и появление детей откладывается все дальше и дальше, о чем потом придется не раз пожалеть. В иных случаях дети появляются "не вовремя" и становятся нежеланными "виновниками" потери удобств или перспектив успешной карьеры. Об этой проблеме следует говорить со всей откровенностью. Некоторые семьи все денежные вопросы предпочитают обсуждать вместе; в других жена заведует всеми доходами, расходами и сбережениями; в третьих муж берет ответственность на себя, избавляя жену от всякого беспокойства. Полезно спросить молодых, знают ли они, какой порядок был заведен у их родителей, и предоставить им самим возможность позднее обсудить эту тему.
Желательно затронуть вопрос и о детях, чтобы проверить, какова уже достигнутая женихом и невестой степень взаимопонимания в этом отношении. Порой застенчивость, боязнь несогласий или мнение, будто такие вопросы решаются сами собою, удерживает молодых от высказывания своих личных чаяний и опасений, что впоследствии приводит к серьезным разочарованиям и напряженным отношениям. Ясно, что в процессе такого собеседования двое влюбленных узнают друг друга по-новому, начинают лучше понимать взляды на жизнь и образ мыслей своего избранника или избранницы. Ценность таких подготовительных встреч состоит не столько в том, что каждый из них скажет пастору, сколько в том, как они открываются в присутствии друг друга, и еще более - в том, что они скажут друг другу наедине после этой встречи. В какой степени пастор готов давать советы по интимным проблемам супружеской жизни, особенно - по этическим и религиозным аспектам предохранения от беременности. Это щекотливый вопрос, и каждый должен сам решать его для себя с чувством полной ответственности. Существует обширная литература (большая часть которой доступна без особых усилий), описывающая методы и способы планирования семьи, и служитель может держать под рукой лучшие ее образцы для того, чтобы вовремя предложить нуждающимся, если они о том просят. Или же он может придерживаться мнения, что лучше все вопросы физиологического характера решать с врачами, оставляя за собой обсуждение лишь этических аспектов предохранения от беременности.
Вероятно, лучше предоставить инициативу разговора на такие темы молодой чете; высказанное в общих выражениях предложение помощи по любому вопросу и в любое время оставит возможность для такого разговора в будущем. Если пастор желает большей определенности, он может упомянуть, что в наши дни многие пары проходят до брака медицинское обследование; этого достаточно, чтобы коснуться данной темы. Ретивому советчику не стоит все же забывать, что в течение многих поколений молодые люди сами, без вторжения третьих лиц, справлялись с подобными вопросами и получалось у них в общем-то очень неплохо! Так что здоровые молодые люди, которые действительно любят друг друга, сами во всем разберутся в свое время и с немалым удовольствием, не прибегая к помощи кого бы то ни было. Для служителя вполне достаточно готовности и способности помочь, если это понадобиться; в огромном же большинстве случаев природа и любовь улаживают все наилучшим образом. Прежде чем расстаться, стоит заранее назначить день до бракосочетания для второй беседы, посвященной самой службе, в противном случае выкроить время окажется нелегко из за всяких домашних хлопот. Редко, но случается, что в результате первой беседы расстраиваются планы жениха и невесты. Кто-либо из них, впервые хорошенько задумавшись о том, что такое брак, или увидев своего избранника (избранницу) в новом свете, обнаруживает, что темы, которых долго удавалось избегать, вдруг всплыли на поверхность, выявились сомнения, которые прежде подавлялись, вскрылись глубокие разногласия в этических или религиозных представлениях. Если в результате брак отложится или помолвка будет разорвана, это, конечно, глубоко затронет пастора, сознающего свою ответственность. И все же очевидно, что лучше пережить это прежде принятия необратимых решений, чем после всю жизнь сокрушаться, что столь серьезные препятствия не были выявленны вовремя. Приходится идти на риск. Духовные советы всегда связаны с несением ответственности; если кто-либо хочет этого избежать, ему лучше не посвящать себя пасторскому служению. Но несчастливый исход таких бесед бывает все же весьма редким. Обычо же пастор приобретает себе новых друзей на всю жизнь. А жених и невеста видят теперь все свои радости и надежды в более широком, более устойчивом и глубоком контексте человеческой жизни в целом, а так же Божьей воли о Его созданиях. Их любовь становится еще более прекрасной, ожидания - еще более волнующими. Когда же служитель вознесет к Отцу, от Которого именуется всякое отечество на небесах и на земле, короткую и задушевную молитву об этих двух сердцах, об их любви и будущем, - он может быть вполне вознагражден слезами радости на их лицах.
Ближе ко дню бракосочетания назначается вторая беседа, в которой следует тщательно обговорить все детали предстоящей службы, чтобы никакой промах или упущение не омрачили столь священное и радостное событие. Чем лучше жених с невестой заранее познакомятся со всеми элементами службы, тем спокойнее и увереннее будут они в ней участвовать. Задача не в том, чтобы они запомнили все, что будут делать и говорить, а в том, чтобы они понимали, что и почему происходит, - это избавит их от нервозности. Нет необходимости что-либо заучивать - пастор вовремя все напомнит. Невеста обычно приходит на эту беседу слишком озабоченной организационными деталами, чтобы внимать более серьезным вещам. Лучше всего с этими деталями и разобраться в первую очередь: составить список вопросов, которые надо заранее разрешить, и просмотреть этот список вместе, сделав письменные пометки.
1. Какие гимны и какую музыку хочет услышать вступающая в брак чета? Будет ли чье-нибудь инструментальное или вокальное сопровождение во время подписания брачной записи (желательно не во время службы)? Кто подберет аккомпаниаторов, кто будет следить, чтобы ноты оказались под руками?
2. Сколько будет подруг невесты (чтобы стулья для них были приготовлены)? Будут ли прислуживать дети, которым надо отвести первые места?
3. Предполагается ли фотографирование (не в промежутке времени от начальной молитвы до слов благословения), если в этой церкви вообще разрешается фотографировать?
4. Кто приготовит цветы и позаботится о них потом? Если брачная церемония будет происходить у кафедры, попросите, чтобы цветы не размещали в центре - пусть там лучше будет раскрытая Библия.
5. Кто подпишет брачную запись в качестве сведетелей? (Свидетели должны быть совершеннолетними и, по возможности, из обеих семей; надо избежать дискуссий по этому поводу в последний момент.)
6. Укажите все предполагаемые суммы вознаграждения и кому они должны быть уплачены.
7. Предупредите, что вы попросите невесту отдать подругам цветы и перчатки в начале службы для облегчения церемонии одевания колец, чтобы потом, если она будет нервничать, не возникло затруднений.
8. Если вы собираетесь предложить новобрачным сесть во время чтения Писания и богослужения, укажите, чтобы невеста предупредила жениха и подруг, будет ли она сидеть (это зависит от особенностей ее туалета).
9. Если это входит в ваши планы, предупредите невесту и жениха, что в конце службы вы предложите им громко повторить вместе с вами молитву Господню - в первый раз уже в качестве мужа и жены.
10. Будет ли соблюдаться старинный обычай, по которому отец невесты вручает ее жениху? Если да, то кто будет совершать этот обряд? (Современное его значение - публичное изъявление согласия на брак со стороны семьи невесты.)
11. Объясните сложившийся у вас порядок встречи невесты в церкви, предупреждения органиста и обслуживающих лиц, сопровождения четы к месту подписания брачной записи и возвращения к кафедре для заключения службы. (Если нужно, можно устроить репетицию.)
12. Предложите жениху и невесте задавать вам любые интересующие их вопросы относительно деталей организации торжества.
Покончив с этим, пастор может продолжить объяснение порядка служения. У большинства церковных традиций есть свои собственные, бережно хранимые формы совершения брака; некоторые фразы соответствуют требованиям закона, другие содержат формулировки обетов, употребляемые из поколения в поколение. Пастор может следовать этому образцу, а также, если считает нужным, редактировать или приспосабливать его. Но основу служения составляет естественная и логическая структура из четырех "ступеней брака":
1. Свободны ли вы вступить в брак друг с другом?
2. Хотите ли вы вступить в брак друг с другом?
3. Итак, произносите: "Я беру тебя...
4. Теперь пастор провозглашает брак совершившимся.
В некоторых случаях для юридической действительности брака требуются не просто утвердительные ответы, но произнесение каждой стороной определенных словесных формул. "Вручение" невесты жениху отцом или представителем ее семьи может происходить после второй "ступени".
Раз или два пройдите с женихом и невестой эти четыре существенно важные "ступени" в той форме, какая будет употребляться на предстоящем богослужении. Объясните, что они будут окружены религиозным контекстом: начальная молитва о присутствии Божьем и о Его благословении, гимн, короткое объяснение христианского взляда на брак; затем четыре "брачные ступени"; потом библейское чтение, поздравление со стороны пастора и церкви, если это уместно, возможно краткое обращение, последующая молитва, завершающаяся молитвой Господней, произнесенной пастором и новобрачными; заключительный гимн и благословение. Этот порядок желательно повторить и объяснить дважды, сделав, если нужно, пометки о предпочтительных библейских текстах и об особых молитвах за отсутствующих или больных членов семьи. Важно представить этот обзор служения не в виде "инструкции" или предостережения, но в виде радостного предвкушения, которое должно разрядить возможное напряжение. Пастор должен заверить чету, что все служение будет находится под его полным контролем, поэтому они могут все вверить в его руки и, ни о чем не беспокоясь, просто делать и говорить то, что он им скажет. Хорошим завершением этой беседы станет совместная молитва о Божьем благословении предстоящего служения, семей жениха и невесты и всего дня бракосочетания.
Проведение бракосочитания
Здравый смысл и хорошее владение ситуацией - вот все, что нужно пастору для успешного проведения бракосочетания, на котором участники чувствуют себя спокойно, а подлинная цель служения - благословение Божье на пожизненный союз - не заслоняется банальностями. Опыт подсказывает следующие простые, но полезные советы: Вовремя встретьте жениха и его друга перед службой, чтобы убедиться в наличии необходимых документов, колец и в присутствии нужных официальных лиц, а также в том, что стулья и цветы расставлены так, как надо. Проследите, чтобы записка с именами, гимнами и библейскими чтениями была при вас. Проследите, чтобы вы и только вы получили первое уведомление о прибытии невесты и ее подруг, и чтобы именно вы пригласили собравшихся встать, встречая ее. Не забудьте вовремя предложить им сесть (вероятно, по окончании первого гимна). Непосредственное впечатление, что пастор точно знает, что он делает и чего хочет от других, обладает удивительно успокаивающим действием на окружающих. Не забудьте предложить невесте отдать цветы и перчатки; потратьте минуту на то, чтобы расположить ее подруг в нужном порядке; спокойно пригласите их в церковь; если вы хорошо знакомы с невестой, уместный комплимент ободрит ее. После начальной молитвы и гимна краткая проповедь с изложением христианского отношения к браку естественным образом должна подвести к четырем "брачным ступеням", изложенным в виде вопросов и ответов. Не торопитесь, оставьте достаточно времени на понимание смысла вопросов и на внятный ответ. Если необходимы устные заявления, разбейте их на короткие, четкие фразы. Если произошла запинка, улыбнитесь и повторите фразу снова, а то молодые потом могут беспокоиться, действителен ли их брак. Помогите всем сохранять спокойствие и хорошее настроение, без торопливости и напряжения, ведь в жизни новобрачных это счастливейший час, и пастор должен помочь им насладиться этим временем, а не перетерпеть его! Некоторые формы совершения бракосочетания включают торжественный вопрос к присутствующим, не знает ли кто-либо препятствий к этому браку. За ним должна последовать достаточно продолжительная пауза для возможного ответа; и хотя возражения в этот момент крайне редки, надо быть к ним готовым. Если это произойдет, следует пригласить в другое помещение невесту, жениха, представителя регистрирующих органов, обоих отцов и того, кто заявил протест, - и больше никого.
Перед этим следует обратиться к гостям и к общине с просьбой спокойно подождать до выяснения обстоятельств. Держите ситуацию под твердым контролем; если это необходимо, напомните присутсвующим, где они находятся. В отдельной комнате вы сами должны в первую очередь предупредить того, кто заявил свои возражения, о серьезности его положения: если окажется, что он действовал из легкомысленных, клеветнических или злонамеренных побуждений, он подлежит строгому взысканию; возражения надо было предъявлять вовремя, после публикации уведомления о помолвке; мотивы, по которым он предпочел заявить свой протест публично, будут разбираться. Если его ответы серьезны и искренни, следует перейти к сущности возражения. Законными основаниями для протеста могут быть следующие обстоятельства: недостаточный возраст кого-либо из вступающих в брак и отсутствие в этом случае необходимого согласия родителей, отсутствие свободы для вступления в брак, душевная болезнь, непонимание значения происходящего, слишком близкое родство или невыполнение каких-либо юридических формальностей. Посоветуйтесь с представителем регистрирующих органов, если он присутствует; но если предложено какое-либо подтверждение этого заявления или если разрешить вопросы здесь и в настоящий момент представляется слишком сложным, бракосочетание должно быть отложено. Необходимо заручиться именем, адресом и подписью заявителя. Пастору лучше всего объявить собравшимся об отсрочке без всяких объяснений, попросив их спокойно разойтись и ожидать дальнейших уведомлений от семей жениха и невесты. Матерей невесты и жениха следует проводить в отдельную комнату и сделать указания о том, чтобы всех доставили по домам. Если же не будет заявлено ни о каких заслуживающих внимания препятствиях или не будет предложено никаких доказательств и не возникнет серьезных сомнений, можно продолжить бракосочетание. Проводите участников на их места в церкви и, когда все будут готовы, сделайте краткое заявление такого типа: "Предъявленное возражение не является препятствием к бракосочетанию, в котором все мы хотим принять участие... Итак, на чем я остановился?.." По окончании "ступеней брака" новобрачные могут сесть и выслушать чтение Писания и приветствия, а затем участвовать в молитве. Следует выбирать подходящие тексты из Писания, не склоняясь к чрезмерному романтизму и сентиментальности. Великий обет верности, произнесенный Руфью, звучит особенно замечательно в контексте службы бракосочетания. Подходит и текст 1 Коринф. 13,4-8, а также послания Иоан. 2,1-11, Ефес. 4, 32-5, 2; 5, 21-33; Притч. 3, 3-6; Матф. 19, 4-6. В молитве бракосочетания следует с благодарностью вспомнить дома, из которых произошли жених и невеста; труд родителей, вложенный в их воспитание, и их надежды, следует вознести благодарение за дар любви, дружбы и радости, и за тот путь, на котором божественное благословение соединило их жизни и сердца. Все упоминания о будущей семье и о надежде на появление потомства должны быть сдержанными и осторожными; можно помолиться о том, чтобы новый дом стал центром христианской дружбы, свидетельства и гостеприимства.
Просьбы помолиться об отсутствующих друзьях следует пометить заранее; моление о том, чтобы по Божьему благословению волнение и радость теперешней любви с годами претворялись в более зрелое и глубокое чувство, поможет напомнить о непреходящем значении совершающегося события. Прошение о том, чтобы происходящее служение обновило чувство благодарности и любви во всех его свидетелях, свяжет молитву со всеми собравшимися в церкви, а тихое чтение молитвы Господней вместе с новобрачными снова сосредоточит происходящее служение на их сердцах. После второго гимна и заключительной молитвы проводите новобрачных и их спутников к месту подписания брачной записи, предварительно объявив музыкальные номера, которые сделают ожидание приятным. По завершении подписания вновь проводите к кафедре уже одних новобрачных, попросите собравшихся встать и отпустите мужа и жену, пожав им руки и преподав заключительное благословение.
Из особенных проблем, связанных со служением бракосочетания, в наше время довольно часто встречаются следующие три:
1. Невеста ждет ребенка. Ни один другой случай в пасторском служении не является столь деликатным и, вместе с тем, столь вознаграждающим за понесенные труды, как возможность спасти положение, которое грозит зачастую позором и сожалением, но в котором, при пасторской помощи, возможно возобновление доверия и обретения счастья. Когда естественная в супружеской жизни интимная близость совершилась еще до вступления в брачный союз и все же одна из сторон или обе ищут помощи пастора, хотя бы и неохотно или под давлением своих семей, - существует хорошая основа для позитивного служения. Пастор, конечно, поставлен не на то, чтобы устраивать перекрестный допрос, судить или осуждать; но его служение не должно использоваться для того лишь, чтобы придать респектабельность затруднительным обстоятельствам; не вправе он и устраняться, кто бы ни обращался к нему за помощью. Правилом для пастора должен быть вопрос: "А как поступил бы Иисус?" - и нет сомнений, что Он стремился бы к одному: исправить положение для двух несчастных сердец и дать им будущее. Пастор должен руководствоваться в своих действиях двумя неизменными правилами. Во-первых, он должен без всяких предварительных обещаний настаивать на частной беседе с обоими желающими вступить в брак, и только с ними, прежде чем он решится на какие-либо обязательства.
С разгневанной матерью, считающей себя очень праведной, и даже с негодующим отцом бывает легче справиться, чем с матерью рыдающей и униженной случившимся, - но в любом случае надо избавиться от их присутствия. Вы будете устраивать бракосочетание не между матерями или между семьями. Во-вторых, пастор должен решить для себя, что ни при каких обстоятельствах он не станет совершать бракосочетание двух людей, если каждый из них не скажет ему наедине и доверительно, что он вполне свободно, несмотря на возникшие сложности, хотел бы вступить в этот брак и оставаться ему верным, даже если бы обстоятельства и семья не оказывали на него давления. Но пастор не должен говорить им об этом решении, иначе он никогда не узнает всей правды. Назначьте им совместную встречу: это молчаливое признание их положения как родителей имеет свое значение. Но повидайтесь до того с каждым в отдельности, сначала с девушкой. Проявив благожелательную заинтересованность и преодолев смущение вопросами о предполагаемом времени рождения и о приготовлениях к нему, нужно мягко выяснить отношения, которые стоят за намерением выйти замуж. Давно ли она знает парня? Где и при каких обстоятельствах они повстречались, что она в действительности знает о нем, что она о нем думает? Стремится ли она с нетерпением к жизни с ним или у нее на горизонте был кто-то другой? Оказывают ли на нее давление родители? Чего, откровенно говоря, она хотела бы? И наконец надо подойти к единственно важному вопросу: если бы она теперь не находилась в этом положении, хотела бы она выйти за этого парня замуж - только совершенно честно? Трудно, но необходимо выслушать ответ молча и, чтобы скрыть его значение, задать еще какие-нибудь воросы.
Теперь вы должны, вопрос за вопросом, побеседовать о том же с парнем. Не помешает высказать ему уважение за то, что он не стал уклоняться от ответственности за свой поступок, а также заручиться подтверждением, что отец - действительно он (если в этом есть хоть малейшее сомнение). Постарайтесь подробно расспросить его о девушке, наблюдая за его реакцией и выражениями. Для него решающий вопрос тот же - стал бы он жениться на этой девушке, если бы обстоятельстьва позволяли ему выбирать свободно, без принуждения? Если кто-то из них признается, что, не будь ожидаемого ребенка, он или она не стали бы жениться, ваш долг ясен: следует отказать в бракосочетании. Совершать его несмотря на выраженное нежелание, лишь в силу сложившихся обстоятельств - значит прибавлять ошибку к ошибке, лишь усугубляя положение. Если же кто-то из них пребывает в нерешительности из-за того, что ожидание ребенка (или сожаление об этом) заслоняет все остальное и лишает способности думать или действовать объективно, следует отложить решение, скажем, до того времени, когда ребенку будет полгода. Пусть вопрос - жениться или нет - подождет, пока давление не прекратится и не сложатся условия для свободного выбора. Поспешность легко может привести к неверному решению, после которого всегда будет оставаться опасение, что, если бы не ребенок, брак никогда бы не состоялся.
Когда говорят: "Я женился на тебе только потому, что был обязан", - радоваться тут нечему. А в том случае, если становится ясно, что оба, независимо от беременности девушки, хотели бы пожениться, хотя, возможно, и не теперь (большинство из тех, кто обращались за помощью к пастору в подобных обстоятельствах, говорит, что их близость произошла на основе подлинной любви) - ваша задача тоже очевидна. Но будьте осмотрительны, давая ответ. Встретившись теперь с обоими молодыми людьми, скажите им прямо, что вы согласны совершить их бракосочетание, потому что каждый из них сказал вам наедине, без всякого давления, о своей искренней любви. Скажите ей в его присутствии, как он заверил вас, что женился бы на ней и желал бы этого, как и сейчас желает, независимо от того, что произошло. Скажите ему в ее присутствии, что она сказала то же самое: что она хочет выйти за него независимо от ребенка, от семьи и от всего случившегося. А потом пусть каждый из них пообещает вам, в присутствии другого, что, во-первых, они никогда не забудут, что поженились именно потому, что любят друг друга. И, во-вторых, что никогда, до самой смерти, ни один из них не бросит в лицо другому, что он или она вступили в брак "из чувства долга". И после этого не надо лишних слов, нигде и ни от кого, ни наедине, ни публично об этих обстоятельствах. Они вступают в христианский брак, потому что они любят друг друга, - и все остальное касается только их двоих и Бога.
2. Разведенные. Повторные бракосочетания для разведенных лиц считаются в некоторых Церквах вообще недопустимыми в соответствии с их традициями и толкованием Писания отдельными служителями. Иные Церкви передают решение вопроса на усмотрение пастора в каждом конкретном случае, поэтому некоторые служители считают, что обращение за помощью может исходить от искреннего желания христианского руководства и поддержки и даст возможность вновь направить две души по христианскому пути. Для тех, кто склонен в этом духе помогать разведенным, можно также предложить надежное наставление из двух неизменных правил.
1. Всегда просите предоставить и внимательно изучайте свидетельство о разводе. Обратиться с такой просьбой к знакомому вам человеку бывает нелегко, но сделать это для надежности необходимо: люди порой с такой легкостью обводят пастора вокруг пальца! Это будет также мудрой мерой защиты от критики со стороны тех, кто думает, что знает больше вашего; вам будет достаточно ответить им: "Я читал постановление суда", - хотя вы никогда не должны разглашать, что в нем говорится. Если вы будете придерживаться этого правила неуклонно, то не будете в каждом отдельном случае испытывать замешательство при необходимости обратиться с такой посьбой. Молча отметьте, кто получал развод, каковы его основания и когда он совершен. Если повторного брака желает теперь та сторона, которая была истцом в бракоразводном процессе, вы, вероятно, будете чувствовать себя свободнее в дальнейших действиях, хотя юридические документы не всегда можно рассматривать как доказательства вины или невиновности. Если же вы имеете дело с ответчиком, то вам, по совести, надлежит убедиться в следующем:
а) что произошло подлинное изменение в сердце и в поведении этого человека;
б) что другая сторона предполагаемого брака знает правду, а для этого - спросите его или ее, знает ли он или она о содержании этого документа, если же нет, попросите разведенного человека показать его; показывать документ - не ваше дело, но вы не можете прикрывать неправду;
в) что обе стороны ныне обдуманно и в полной мере решились создать христианскую семью на всю жизнь. Если после первого брака сохранились какие-то финансовые обязательства, новый партнер тоже должен знать об этом и быть полностью согласным на эти условия. Пока вы не убедитесь во всем этом, самым лучшим для вас, пожалуй, будет не принимать в новом браке никакого участия, не вынося вместе с тем суждений о возникшей ситуации.
2. Ваше второе неизменное правило следует держать при себе, пока вы не примете решение. Состоит оно в следующем: никогда не совершать бракосочетания разведенного лица с тем, кто помог разрушить предыдущий брак, чтобы вам не оказаться участником очень некрасивой истории. Прежде чем объяснять это, вам следует завести разговор вокруг этой темы достаточно безразличным тоном, может быть, за чашечкой кофе. Где он работает? А она? Как они познакомились? Где собираются жить? Давно ли знают друг друга? Обычно при этом собеседники стараются произвести на вас впечатление продолжительностью и глубиной их взаимной дружбы, но вам надо запомнить названное время знакомства и прикинуть в уме, какой срок понадобился на получение свидетельства о разводе. Таким образом, если вам предлагают завершить последним респектабельным жестом историю предательства, - это скоро выяснится. Если же дело обстоит не так, если нынешний предполагаемый брак представляет новую и искреннюю попытку начать снова и на христианских основаниях, вы можете спокойно действовать дальше. Однажды решившись на это, не следует больше ссылаться на прошлое, хотя, как и со всеми другими парами, надо подчеркивать важное значение христианских обетов и объяснять их смысл.
Кроме "смешанных" браков между верующими и неверующими, о которых уже шла речь выше, существуют еще браки между представителями разных вер или разных христианских традиций, которые лучше было бы обозначить как "межцерковные" браки. Пасторская задача в таких случаях состоит в том, чтобы помочь молодым людям осознать, что значение тех сторон жизни, которые сейчас, в свете новой и волнующей любви, представляются очень маловажными, со временем, по мере развития и углубления их отношений, не исчезнет, а, напротив, будет возрастать. Надо напомнить им, что рано или поздно придется принимать решения, касающиеся религиозного воспитания детей, которые у них родятся, и что любые уступки для одной или другой стороны или для обеих могут оказаться очень болезненными. Естественно, серьезность всех этих вопросов зависит как от глубины преданности каждой стороны своей форме веры, так и от степени различий между ними. Если религиозная принадлежность является чистой формальностью, предполагаемый брак, вероятно, следует считать не столько "междуцерковным", сколько "нецерковными"; а там где различия между вероисповеданиями незначительны, возможно, что брак приведет к более тесному и обширному общению с церковью. Стоит отметить, хотя и в мягкой форме, что едва ли можно считать последовательным такой образ действий, когда человек просит у Бога благословения на брак, требующий сознательного отказа от религиозных принципов, имеющих для него лишь священное значение. Наиболее трудным случаем, конечно, является брак между римско-католической и протестанской сторонами. Если раньше Римско-католическая церковь не разрешала таких браков своим членам, пока обе стороны не давали обещания, что все дети будут крещены и воспитаны в римско-католической вере, то с 1970 г. римско-католическая сторона обязуется сделать все, что в ее силах, чтобы дети были крещены и воспитаны в Римской церкви, а некатолическая сторона должна быть извещена об этом обещании. Для бракосочетания католика в иной церкви необходимо разрешение, без которого брак не будет признан. Некоторые католики, однако, могут чувствовать себя отстраненными от общения с Римской церковью, и эти затруднения будут скорее возрастать, чем уменьшаться. Дальнейшие трудности возникают в вопросах образования детей в последующие годы: либо выбор школы должен находиться в руках одного из супругов, которому другая сторона передает всю ответственность, либо все идет на самотек.
Во многих случаях трудности возникают, когда две семьи, которые породнились посредством брака и должны были бы сохранять единство и общение в попечении о детях и внуках, придерживаются столь различных убеждений, что не могут обойтись без конфликтов при каждой встрече. Тем самым чрезвычайно осложняется процесс "приспосабливания" к новым родственникам, без которого не обходится счастливый брак. В результате, если убеждения и практика супругов достатосно сильно различаются, домашние разгоаоры на религиозные темы, как и религиозная практика в воспитании детей, которые должны были бы служить источником радости, связущей христианскую семью в общей вере, молитве и верности, становятся просто невозможными. Поэтому религия превращается в запретную тему даже дома, а совместном посещении богослужений вместе с детьми и думать не приходится. Некоторые из этих препятствий для супругов со стажем менее серьезны, чем для молодоженов; другие же - наоборот, поскольку характер и привычки с возрастом становятся более устойчивыми. В целом же практические трудности и лишения, неизбежные в тех браках, где присутствуют глубокие религиозные разногласия, а так же дополнительные осложнения, которые в этих случаях вносятся в супружеские отношения, и без того требующие такта, самопожертвования и больших усилий к взаимному приспособлению, вряд ли дают все основания для надежд на полную удовлетворенность. Оценивать вероятность успеха в предполагаемом браке, прежде чем решиться в нем участвовать, - это не дело пастора. Но, вероятно, большая часть служителей сочтет своим долгом в искреннем разговоре объяснить, не увиливая, все стороны этого сложного вопроса. В целом, пасторское служение в области брака требует серьезных раздумий и внимания. Пасторские советы христианам, уже состоящим в браке и сталкивающимся с неожиданными проблемами, - это еще одна сфера ответственности и заботы. Но в этой области у служителя есть одно несравненное преимущество. Он бывает очень близок к людям в наивысший эмоциональный момент их жизни; он может присутствовать в их самых счастливых воспоминаниях, ведь он - тот, кто помог самому дорогому в их жизни стать еще дороже и священнее. Это одна из самых благодарных сфер служения. Быть всегда желанным гостем в новом счастливом доме, который вы помогли основать, видеть, как молодая чета приносит вам своего малыша, чтобы с торжественной родительской гордостью показать его вам и вашей жене - это значит почувствовать, что затраченное вами время и труды чего-то стоили! И еще это значит, что Евангелие по-прежнему приносит свой прекраснейший плод - христианскую семью, обитель Христову.
На похоронах, как и на свадьбе, приходится исполнять общественный долг в случае, требующем юридического оформления, и одновременно совершать свое пасторское служение, приносить христианское свидетельство людям в один из критических моментов их жизни. Очевидно, что совершая благоговейное и почтительное захоронение умершего, общество тем самым охраняет достоинство личности и выражает при этом свои представления о жизни и судьбе человека. Этой цели служат церемонии и обычаи, соблюдаемые на похоронах. Им придается особый смысл и поэтому ими не следует пренебрегать, напротив, их необходимо сделать как можно более содержательными. Каждому пастору, переехавшему в новый район, необходимо внимательно изучить местные обычаи, так как они могут сильно отличаться от тех, которые он знал на прежнем месте жительства, и лишь небольшой округ может иметь совершенно одинаковые обычаи. Официальные требования также значительно меняются. Но повсеместно неизменно правило, что похороны могут состояться только с разрешения властей. Обычно оно дается в форме "Свидетельства", в котором отмечается факт смерти и ее причин. Документ должен быть подписан врачом, имеющим на то право, или же другим компетентным должностным лицом, выдающим затем свидетельство, разрешающее захоронение. Основания для этих предосторожностей очевидны. Пастор ни в коем случае не должен принимать никакого участия в погребении, если оно официально не разрешено. В некоторых местностях свидетельство о смерти и погребении семья передает пастору, который предъявляет его там, где оно необходимо при оформлении и совершении похорон. Чаще всего свидетельство попадает к распорядителям похорон, которые несут полную ответственность за погребение тела, приглашая пастора только для религиозного служения. После погребений сам пастор или распорядитель, или оба, подписывают акт о свершившемся событии. Невозможно детально описать разного рода образцы оформления разрешений, ответственности и записи - опытный служитель или распорядитель всегда с удовольствием объяснит вновь прибывшему, каковы местные правила. Ближе к основным заботам пастора - служение, практическая помощь, часто - наставления, а также посещения скорбящего дома перед погребения и проведение службы. Сама служба необычна: в центре ее - человек, это больше служение, чем богослужение, и предназначается она, конечно, живым - семье, всем скорбящим, общине. Здесь неуместны осуждение, размышления или молитвы об умершем. Слова благодарности за него, скорбь о потере, дань уважения его делу и характеру - единственно возможны. Источники утешения в такое время разнообразны, а цель их - помочь скорбящему увидеть сегодняшнюю потерю в перспективе человеческого опыта в целом.
1. Владычество Бога, Который единственный дарует жизнь и отнимает ее. Осознание этого в сочетании с уверенностью, что Бог любит все Свои создания, "ничего ненавидя из того, что создал", составляет основу жизни и смерти, поэтому большие отрывки из Библии о могуществе Бога и о Его любви уместны в похоронной службе.
2. Уверенность в Божественной любви и сострадании, уверенность в том, что Бог видит наши слезы и несет всю тяжесть наших печалей, всегда готов проявить Свое милосердие и укреплять сердца, полагающиеся на Него - вот ближний источник утешения. Бог кажется таким далеким в час потери и одиночества - мы же должны помочь человеку увидеть, что Он ближе всех и всего.
3. Упование христиан на бессмертие и воссоединение, основанное на нерушимом союзе Бога с теми, кто любит Его, и подтвержденное воскресением Христа есть для верующего утешение сильнейшее из всех. Для тех же, кто не обрел еще веры, христианское упование может в то время наполниться смыслом и стать более актуальным, чем когда-либо прежде.
4. В изменившейся из-за потери близкого человека ситуации часто возникает потребность уверенности в том, что будущее находится в руках любящего и заботящегося о нас Бога. И здесь, в смятении и одиночестве после постигшей человека потери, впервые выясняется, что только вера может принести спокойствие, уверенность и стойкое мужество. Основная цель пастора в этой ситуации - свидетельствовать о христианской вере и надежде. Только при похоронах люди имеют возможность услышать, что христиане думают о смерти и о том, что будет после смерти И пастор должен подтвердить здесь (как он это делает у постели умирающего) христианскую "теологию смерти". История воскресения Христа, прочтенная в контексте тяжелой утраты близкого человека, приобретает особенную актуальность и силу. Реальность христианского упования на перспективу иной жизни, зов и утешение, которые содержатся в христианском понимании будущей жизни - все эти ноты должны прозвучать в дни смятения. Однако и невежливо, и неблагоразумно использовать чью-то скорбь для обращения в веру покорной аудитории слушателей. В таких случаях лучше преподносить как нечто само собой разумеющееся все евангельские истины как в беседе на дому, так и в публичном служении. Ненавязчиво дайте возможность присутствующим услышать слова Евангелия из разборки стихов для чтения и из цитат в молитве. Обстановка тихой торжественности, в которой проходит христианское погребение, и мужественное поведение христиан в скорби - гораздо более действенные примеры благовествования, чем проповедь Священного Писания на кладбище или в крематории.
Те разные типы похорон, в которых приходиться участвовать пастору, влекут за собой и разные проблемы, которые ему необходимо решать.
1. Похороны члена общины дают все возможности говорить о христианском понимании жизни и смерти. Конечно, это служение связано с печалью, но вместо уныния оно должно быть отмечено чувством завершенности, уверенности в победе той жизни, которая была преисполнена надеждой и Божьим благоволением. Будут уместны выражения уверенности в сострадании и постоянной молитве Церкви за тех, кто потерял близкого человека, и, может быть, краткое, доброе слово о той жизни, которая оборвалась здесь на земле, чтобы соединиться со Христом в вечности. Но необходимо следить за тем, чтобы цинизм, вызываемый иногда слишком высокими похвалами в адрес покойника, сдерживался строгой правдой, простой сердечностью и краткостью.
2. Похороны прихожанина или друга членов церкви - не место для рассуждений о его истинном положении или возможной участи. Оптимистичные предположения будут лицемерными и пустыми. Требуются сдержанность, правдивость и (не в последнюю очередь) доброта. Один только Бог знает действительные переживания каждого сердца. Необходимо сказать о главнейших принципах христианства, не упоминая о том, были ли они исполнены или нет в жизни, уже завершенной.
3. Похороны совершенно чужого человека являются большим испытанием искренности. Если только возможно, пришедшие разделить скорбь должны познакомиться между собой к моменту погребения. Необходимо за день до похорон посетить дом, постараться как-то скрасить обстановку, побеседовать и произнести молитву, чтобы во время самого служения голос пастора, его манеры, его доброжелательность были бы уже привычны. Иногда городское расписание пасторских дежурств, предполагающее произнесение небольшой речи на кладбище или в крематории, исключает даже такое беглое знакомство. Но и в этом случае должна быть провозглашена христианская вера - в общих выражениях, без каких-либо упоминаний о ее исполнении в этом частном случае.
4. Похороны ребенка требуют особой осторожности при выборе цитат из Библии. Необходимо также избегать слишком эмоциональных или сентиментальных выражений, которые могут лишний раз причинить боль родителям и лишить их самообладания, и уклоняться от любой попытки теоретизировать, давать пояснения и искать причины смерти. Некий пожилой пастор однажды великолепно утешил молодую мать, предположив, что, возможно, Богу нравится иметь рядом с собой юные создания. Иисус ясно сказал, что "таковых есть царствие небесное". Видимо, лучше говорить о тайне, о любви Бога, напоминая, что ребенок сокрыт в сфере божественного сострадания, - и молиться за оставленных.
5. Похороны общественного деятеля могут причинить молодому пастору некоторое беспокойство, поскольку ему необходимо решить, какие должны быть включены церемонии: общественные, военные, профессиональные и т.п., что необходимо сказать о покойном? Простое правило поможет избавиться от затруднений и избежать промахов: пусть официальные представители произносят панегирики или другие соответствующие речи, а должностные лица, штатские или военные, проводят те церемонии, которые сочтут нужными (имеется в виду, конечно, что ничего не будет сказано или сделано противоречащего христианскому погребению), но пусть эти добавления следуют за служением, а не вторгаются внутрь его и не заменяют христианского обряда. После заключительной молитвы можно просто попросить кого-нибудь произнести речь или начать церемониал, а затем заключить все действия словами благодарности. Если пастор спокойно, но твердо объяснит, что он хочет, чтобы все происходило огласно церковным правилам, то обычно все последуют его советам и руководству. Таким образом, будет ясно и публично определена ответственность за то, что сказано и сделано, и христианское служение и свидетельство не будет омрачено.
6. Похороны самоубийцы или жертвы насилия могут стать серьезным испытанием. Благоразумнее игнорировать, насколько это возможно, обстоятельства смерти. Необходимо сосредоточиться на тех, кто потерял близкого человека, для кого, собственно, и совершается служба; избегайте любого намека, который может усилить боль утраты. Формальность служения здесь диктуется добротой. Пусть истина христианства воссияет через погребальную службу и личное служение, но в не слишком прямой и индивидуализированной форме. Вверьте все, что касается справедливости, Господу, который один знает всю истину. Авторы газетных заголовков могут быть разочарованы, но скорбящие утешатся и будут полны благодарности. Ни при каких обстоятельствах пастор, понимающий непреходящую важность своей задачи, не будет обсуждать с прессой ни слова из того, что он сказал или услышал во время своего служения скорбящим сердцам.
В большинстве церквей есть свои традиционные формы служения при погребении умершего, которые каждый пастор может редактировать и изменять, как подсказывают обстоятельства и его собственные представления. В некоторых местах по-прежнему считается, что покойный должен лежать дома, и его тело переносится с соответствующими церемониями на кладбище или в крематорий, с остановкой на пути для богослужения в церкви, куда ходила эта семья, или в церкви, предоставленной в их распоряжение по такому случаю. Однако все чаще и чаще тела умерших размещают в похоронных бюро, и служба проводится там непосредственно перед захоронением. Обдумывая предстоящее богослужение, пастор должен прежде всего выяснить, где ожидается "основное служение", а это часто зависит от того, где может присутствовать наибольшее число друзей. Если основное служение будет происходить в доме, то во время предварительного визита пастор должен познакомиться с членами семьи и с домашними условиями. Всем будет гораздо легче, если он возьмет на себя попечение сразу же, как только прибудет, учтиво предложив всем точно выполнять все его указания и советы. Он приведет собравшихся на похороны в предназначенную для них комнату и по возможности усадит каждого. Он представится, если это необходимо, распорядителям похорон, а затем выяснит, все ли собрались, ожидая сколь возможно долго тех, кто задерживается. Вполне прилично громко попросить, чтобы один из собравшихся (самый молодой) постоял у двери на тот случай, если кто-нибудь войдет во время служения. Пастор должен встать так, чтобы ему было достаточно светло и не слишком жарко, и близко к дверям, так, чтобы когда служба закончится, он мог сообщить об этом распорядителям, и, когда те будут готовы, он сможет сопровождать скорбящих родственников и друзей при выходе из дома. У могилы или в крематории последует короткая служба "Предание тела земле", на которой иногда присутствуют только ближайшие друзья. Если основное служение будет происходить в церкви - домашней, кладбищенской или находящейся при похоронном бюро, а за ней следует захоронение или кремация где-либо в другом месте, церемония в доме должна быть короткой. Предложите несколькими минутами памятного молчания отдать дань тому, что значил ушедший для дома, семьи и ближайших друзей, затем заключите церемонию короткой молитвой благодарения и прошением крепости и душевного мира. Надо слушать Слово Божие с верой, и совершать, что должно, мужественно и с достоинством. Затем вместе покиньте дом. Перед церковью или часовней лучше сразу же выйти из процессии, чтобы встречать прибывших на похороны у дверей и провожать их на место.
Служба должна закончиться молитвой о покое и мире, а не Благословением, и негромким объявлением о том, что "служба завершится у могилы или в крематории". В назначенном месте состоится затем служба "Предание тела земле". Если основное служение будет происходить у могилы или в крематории, то на дому перед выносом тела, когда все собрались, бывает достаточно лишь вежливого выражения участия и одной молитвы. Но в этом случае служба на предание земле включается в основную службу, и все заканчивается Благословением или какой-либо другой заключительной молитвой. Решая, какой род службы выбрать, необходимо учесть общественное положение покойного, отношения его семьи с церковью, возможности помещения, время, цены. Лучше всего предложить родственникам несколько вариантов, чтобы они сами затем давали наказы распорядителям похорон. Пастор может, однако, счесть, что слишком мало времени отведено на духовное служение из-за того, что у распорядителей похорон много работы, и их ежедневное расписание перегружено. Ради самого себя и ради семьи пастор должен настоять на должном уважении и внимании, стараясь, однако, чтобы цены не расходы не увеличились.
Похоронное богослужение может начаться с краткой молитвы о благодати, чтобы Евангелие в этих обстоятельствах было услышано с искренним и непосредственным доверием, а так же о том, чтобы получить утешение и надежду от Священного Писания в силе Духа. Может быть исполнен духовный гимн, если он выбран заранее, хотя довольно тяжело найти похоронные песни, которые не были бы отталкивающе реалистичными или сентиментальными и эмоциональными. Лучше всего исполнить тот, который заранее выбрали ближайшие родственники. Отрывки из Священного Писания должны быть достаточно хорошо знакомыми, но не банальными, и выбирать их надо для конкретных похорон и для каждой конкретной семьи. Всегда хорошо включать один из рассказов о воскресении Иисуса. Большинство богослужебных книг содержат следующие чтения: от Иоан.6:35,37-40; Ис.40:6-8 (где весь смысл в заключительных словах); Псал.89 и 22; Псал.33:18-19,22; Псал.67:5; 45:1; Иоан.11:25-26; 2 Кор.4:16; 5:1-10; от Матф.19:1; Втор.33:27; Иоан.10:27-29; Рим.8:18,28,35-39; 1 Кор. 15:20-57; Фес. 4:13-18; Откр.7:9-10 и 13-17; Откр. 14:13. Премудрость Соломона 3:1-3; и 4:13-17. Этот список приведен не в последовательности и этим он не исчерпывается.
Для внимательного пастора, который молитвенно готовит такое служение, сама ситуация и семья подскажут еще один или два подходящих отрывка. Главное - свежесть и уместность. (Если обычная богослужебная книга не содержит желаемого отрывка, то их нужно взять из Библии и вставить эти стихи.) Удобнее всего выстроить чтения в каком-либо простом и легко запоминающемся порядке: "Утешение... Надежда... Победа"; например, "Господь - наше упование здесь", "Господь - наша вечная награда". Всего несколько стихов под каждым ключевым словом или фразой позволят слушателям внимательнее следить за ходом службы и больше запомнить, чтобы обдумать их смысл и значение впоследствии. Так как именно эта часть службы содержит основное свидетельство и учение, она требует особого внимания. За чтением Священного Писания следует высказанное пастором от имени церкви краткое выражение сочувствия и всеобщего уважения; затем - у могилы или в крематории - служба перед преданием земле в таких примерно выражениях: "Поскольку по определению Всемогущего Господа, Отца нашего небесного, прекратилась земная жизнь нашего брата, мы предаем его тело земле (при кремации - стихиям) в уповании и твердой надежде на воскресение в жизнь вечную через Владыку нашего, Иисуса Христа, который умер и восстал, и вечно пребывает одесную Бога-Отца. Вознесем же нашу молитву..." В этой молитве можно воздать благодарность за Евангелие, за упование на получение бессмертия и за память о всем лучшем, что было в жизни, завершенной ныне; и просить об утешении в новой ситуации, об общении с Богом в днях нового одиночества, а также для оставшихся в живых. Можно нежными словами вознести молитву о том, чтобы скорбь с Божьей помощью не оставила горечи, и о даровании сил, чтобы мужественно принять случившееся и сказать с Иисусом: "Да будет воля Твоя". Нужно вспомнить с благодарностью тех, кто был рядом с покойным во время его болезни, упомянуть об отсутствующих членах семьи. Приносится молитва за всех, кто находится в это время во мраке и скорби.
Молитва, напоминающая всем присутствующим о торжестве и об ответственности жизни, о необходимости веры и надежды поможет вернуться с похорон с новым пониманием Бога. Продумайте заранее, предложите ли вы закончить церемонию совместной молитвой Господней - это может быть единственной частью богослужения, в которой все присутствующие принимают активное участие; а тем, кто скорбит, очень поможет произнесение вслух таких знакомых и чтимых слов. За вторым гимном может последовать или благословение или чтение Евр. 13:20-21 и затем объявление (если необходимо), что служба закончится в таком-то месте. Момент предания земле - самый мучительно для истинно скорбящих сердец. Если основная служба состоялась дома или в церкви, то эта ее часть на кладбище или в крематории будет очень короткой: несколько стихов из Священного Писания, молитва на предание земле и произнесение обычных при предании земле слов, краткая заключительная молитва и благословение. В молитве стоит упомянуть и о том, чтобы по милости Божьей приходящие впоследствии на это место могли быть утешены надеждой, что их возлюбленный находиться не здесь, но в славе со Христом! В некоторых местах гроб опускают в могилу до начала службы на кладбище, в других - при первых словах пастора. После Благословения и небольшой паузы лучше увести от могилы всех скорбящих, иначе скорбь одолеет их, как только исчезнет необходимость сдерживать себя. Во время службы в крематории гроб обычно лежит на виду до последней минуты, когда его опускают или поднимают по предварительному сигналу или с началом Слова на Предание земле.
Часто собравшиеся не знают, как надо вести себя: преклонить колени, как в молитве, вытягивать ли шею, чтобы лучше разглядеть, или смотреть украдкой сквозь пальцы, провожая исчезающий гроб, или просто выглядеть смятенными. Поэтому более достойно - дать четкие указания: пусть все встанут лицом к гробу, пастор в это время тоже стоит к нему лицом или, возможно, подходит ближе, чтобы дотронуться до него, когда предает тело стихиям. Затем пусть все собравшиеся немедленно сядут для молитвы. Ясные, твердые указания помогут сдерживать эмоции. Чтобы все прошло гладко, необходимо предварительно обдумать некоторые детали. Одна из традиционных форм службы на Предание тела земле включает в себя слова: "из праха взят - вернешься в прах" или "земля - к земле, прах - ко праху, пепел - к пеплу" (что бы это ни означало), сопровождаемые бросанием в могилу горстей земли. Некоторые находят этот ритуал выразительным, другие - не имеющим смысла и мелодраматическим; пастор должен решить, включит он эти слова или нет и предупредить распорядителей похорон. Если собственно погребальный обряд разделен с основной службой, правильно будет так составить ее, чтобы часть чтений Священного Писания и некоторые темы молитв остались на вторую половину церемонии, дабы она не превратилась в пустое повторение. В молитве около могилы очень уместно вспомнить заключительные стихи Послания к Римлянам.
Спокойная, ясная и твердая речь гораздо убедительнее, чем эмоциональная театральность или искусственная жалость, тем более, что освященные временем библейские тексты сами по себе глубоки и значительны, особенно в таких душевных ситуациях. Пастор задает эмоциональный тон, где главным должно стать действительное сочувствие и никогда - притворная печаль. Помните, как важна формальность для того, чтобы вести себя с достоинством в особенно волнующие моменты. Пастору нетрудно убедиться, что самые глубокие, самые искренние чувства чаще всего наиболее тщательно сдерживаются и даже скрываются. В любом случае, его обязанность - помочь людям пройти через эти испытания, а не сделать их более тяжелыми. С другой стороны, там, где проявляется циничное равнодушие, необходимо несколько более полное выражение христианского чувства, чтобы окружающие могли яснее представить себе глубину убеждения, воплощенного в этом служении.
Могут возникнуть многочисленные вопросы и даже произойти несчастные случаи, когда осиротевшая семья будет ждать от пастора советов и прямых указаний, несмотря на то, что он мог никогда ранее не сталкиваться с подобными обстоятельствами. Для обдумывания у него останется очень мало времени, но ничто не должно помешать ему помнить о высшем благе именно этих людей. Любые воспоминания о беспорядке или неверном поведении, неловкостях или случайностях будут чрезвычайно болезненны для ближайших родственников и, чтобы оградить их, пастор должен быть действительно очень осмотрителен. Ему необходимо помнить, что при таких обстоятельствах, когда все ему подчиняются, он должен быть тверд, чтобы все следовали за руководителем, который знает, что надо делать. Он должен сохранять сдержанность, держаться спокойно и с достоинством, чтобы ни случилось. Есть затруднения, которые необходимо предвидеть.
Часто среди скорбящих есть человек, который не может сдерживать свои эмоции, или же он просто любит привлекать всеобщее внимание, будучи склонным к театральным обморокам и истерике. Обычно этот человек стоит так близко к открытой могиле, как только возможно, и есть в непосредственная опасность, что он свалится в нее. По всей вероятности он (или она) постарается не сделать этого, но такая возможность серьезно беспокоит всех остальных и нарушает службу. Опытный пастор заметит такого человека заранее и, когда все соберутся, спокойно расставит их так, чтобы двое рослых мужчин стояли поблизости от человека, которому может потребоваться помощь, а остальные - далее, широким кругом (может быть, более широким, чем это действительно необходимо) во избежание малейшей опасности. Если кто-либо будет сопротивляться, пастор просто спокойно подождет, пока все не будет сделано так, как он хочет. Если кому-нибудь станет плохо, он попросит распорядителей похорон помочь этому человеку, а сам будет спокойно продолжать свою службу.
Возможно обнаружится, что кто-то направился не к той могиле, или что гроб больше вырытой для него ямы, или что некоторые люди из тех, кто должен присутствовать на похоронах, задерживаются, или что из-за бури и дождя стоять вокруг могилы неблагоразумно. И снова пастор должен взять на себя руководство: спокойно объяснив затруднение, он укажет, что нужно делать - это всегда лучше, чем давать советы. Тогда все вместе проследуют к указанной могиле, или уйдут в притвор, чтобы там подождать, пока все необходимое не будет сделано, или посидят, тихо переговариваясь (молчание очень скоро становиться невыносимым), до тех пор, пока не подойдут отсутствующие друзья; когда все будет в порядке, пастор продолжит службу, удержавшись от комментариев. В очень плохую погоду, посоветовавшись с ближайшими родственниками, пастор может объявить, что только пять или шесть молодых людей подойдут к могиле, а все прочие останутся в церкви до их возвращения. Если же погода очень суровая, конфликт между благоговением и здравым смыслом пастору необходимо разрешить, предложив мужчинам оставаться в головных уборах, если они хотят. Не исключена возможность, что могила будет наполовину заполнена водой; пастор в этом случае окажет реальную помощь (не без риска прослыть диктатором), если настоит, ничего не объясняя, чтобы все присутствующие при погребении стали подальше от могилы, а затем решительно посоветует разойтись. Это гораздо лучше, чем допустить, чтобы члены семьи унесли с собой картину гроба, плавающего в грязи, и эта картина еще долго будет преследовать их. Последующая забота о понесшем утрату доме поможет похоронному служению перерасти в пастырскую и евангельскую помощь.
Хорошо, если пастор вернется в этот дом после похорон, чтобы оказать реальную поддержку обескураженным людям, или бедным, или разведенной семье. Но оставаться долго в таком случае не стоит - это может быть тяжело и для пастора, и для обитателей. Однако пастор непременно должен прийти через день-другой, когда в доме и в сердце уже будет спокойнее, чтобы осведомиться об самочувствии людей и предложить вместе помолиться. Любые попытки превратить скорбь в средство евангелизации способны скорее вызвать негодование и циничную реакцию, чем завоевать сердца; в то же время искреннее дружелюбие, призыв поддерживать отношения и, что особенно важно, обращаться за помощью, будут высоко оценены. Любые чувства, вызванные погребальным служением, интерес к христианской вере и дружбе - вот что создаст новую ситуацию, которую пастор будет знать, как использовать. Получение платы за похоронную службу всегда очень деликатный вопрос. В некоторых странах после окончания службы представитель местной власти, ответственный за погребение, платит деньги. Распорядители похорон, пригласившие пастора, часто включают его услуги в свой счет и сами платят ему. Мудро поступит пастор, если примет все как есть, не споря. Он может почувствовать, что иногда лучше вернуть гонорар этим членам церкви (которые не платят за такую же службу своему пастору) или бедным и разоренным домам.
Иногда, наверное, более деликатно будет послать записку, что эти деньги пожертвованы на какое-нибудь благотворительное дело, в котором покойный был особенно заинтересован, как бы в память о нем или о ней. Вопрос, требующий предварительного обдумывания, но часто ставящийся в последний момент - похороны или кремация? Некоторые убеждены, что кремация противоречит Библии; другие считают, что погребение в камень - это не похороны и, учитывая соображения здоровья, использование больших площадей земли, предельное небрежение к кладбищам, доказывают, что кремация - самый лучший метод устранения праха. Богословские соображения тут помогают с трудом: и благоговейное почтение к Божьему созданию, и надежда на воскресение нуждаются в медленном процессе распада не более, чем в ускоренном процессе горения - окончательный результат тот же. Вопрос более в чувствах, чем в логике и догме. Но когда у пастора спрашивают совета, никто не в состоянии выслушивать лекции по социальной гигиене, логике или богословию, и его собственное мнение не имеет никакого значения. Для семьи благоразумнее узнать мнение друг друга прежде, чем возникнет необходимость решать. Решающую роль играет желание покойного, но если оно не известно, пастор должен предвидеть все последующие мысли и раскаянье, которое следует неизбежно, если решение будет принято в результате спора или давления на чувства ближайших родственников. Совет, следовательно, может быть только таким: "У каждого из нас есть свое мнение, но пусть ближайшие родственники решат, что делать, а мы не будем вмешиваться. Может быть, в более спокойные дни вы захотите подумать об этом и решить для себя этот вопрос, но не сейчас".
В час смерти и потери близких главные вопросы человеческой жизни и судьбы выходят на первый план, и их нельзя обойти, скрыть или отвергнуть. Это единственный кризис жизненного опыта, когда мы стоим лицом к лицу с правдой или ложью религии; смерть из нас всех делает верующих или язычников. Это единственный кризис, где только пастор может предложить нам нечто в своем служении, где даже проповедник не совсем уместен. Пастор, помогающий скорбящим, дающий советы тем, кто сбит с толку, поддерживающий сраженных горем, проповедующий Евангелие, становится на время настоящим воплощением веры, надежды и любви для людских сердец в тот момент их жизни, когда они могут воспринимать все наиболее глубоко. Роберт Мензис цитирует совет профессора Хендерсона из Глазго: "Никогда не отказывайтесь служить на похоронах - у нас никогда не будет лучшей возможности проповедовать Евангелие". Честный человек не будет использовать эту ситуацию в своекорыстных или узкосектантских интересах, но он сможет, пусть даже, неосознанно, сделать Бога и мир вечности реальным и близким для многих сердец, которые никогда ранее об этом не задумывались. Часто он будет чувствовать себя совершенно беспомощным перед лицом человеческой скорби, но ему предстоит снова и снова наблюдать, как его старательное служение даже под тенью смерти открыло для кого-то врата вечной жизни.
Если в последние годы Церковь что-либо и узнала о евангелизации, так это то, что евангелизация в полном смысле является пасторским служением. Это не означает произвольного смешения схожих категорий, а также, что в церкви нет места для одаренного, посвященного штатного евангелиста-благовестника, свободного от постоянных обязательств перед каким-либо местным христианским братством и способного предложить руководство и опыт в проведении приуроченных к тому или иному случаю мероприятий. Существует явная необходимость, а также библейское основание и благословение для этого особого, выходящего за узкие рамки служения. Но кто сегодня будет проводить евангельские кампании или же совершать индивидуальное евангельское служение без проведения эффективных консультативных приготовлений? И хотя препятствия устранены, равнодушие изжито, душа взволнована страстной проповедью Евангелия и горит искренней жаждой знания, именно в беседах с пасторами речь заходит об индивидуальной работе и решении личных проблем. Кроме того, неудачи Церкви в деле вовлечения, адаптации, воспитания и приобщения новообращенных, привлеченных в ходе больших общественных кампаний, свидетельствуют о необходимости пасторского попечительства не столько в смысле "следования за" евангелизацией, сколько в смысле "следования через" нее.
Однако эти неудачи не являются виной одной только Церкви: местное христианское братство не может постоянно поддерживать такой уровень публичности, такой наплыв людей и всеобщее воодушевление, которые присущи атмосфере палаточного лагеря или огромного стадиона, - и там, где все это приравнивается к духовной жизни, разочарование становится возможным. В то же время многие церкви, со своей стороны, пришли к выводу о том, сколь не готовы они были понять и сочувственно отнестись к новообращенным, совершенно незнакомым с церковным образом жизни, не могут соответственно приспособить свой язык, свою программу и отношение к взглядам других для того, чтобы новички почувствовали себя уверенно. Одним из результатов этого нового уровня самопознания явился повсеместно возрастающий внутри Церкви акцент на необходимости подготовки к евангелизации. Еженедельные программы и мероприятия, которые уже на протяжении ряда лет были ориентированы только на поддержание собственного существования, подверглись критике; идея Церкви как дружного и плодотворного товарищества, направленного на добрые дела, проводимые в непосредственной духовной атмосфере, с подспудным допущением того, что благочестие полезно для общества и благотворно сказывается на отдельных личностях, подвергшихся воздействию стресса, проложила путь для более позитивной и динамичной идеи Церкви, выполняющей определенную "миссию". В более крайних формах, в преувеличенных утверждениях, что "Церковь - это миссия", в призывах типа "евангелизация или погибель" настойчиво проводилась мысль, что евангелизация - это то, ради чего существует Церковь, и единственный способ ее сохранения. Иногда евангелизацию пытались серьезно рассматривать как единственную надежду на:
а) спасение молодежи от опасных примеров поведения и, тем самым, сохранение мира и покоя в домах и семьях;
б) спасение общества от тенденций секуляризации и разложения, присущих нашему веку;
в) спасение церквей от угасания;
г) освобождение совести от чувства неисполненного долга, рождающегося от сознания необходимости евангелизации, ясно выраженной в Писании. То есть имелись в виду причины, которые могли квалифицироваться и как эгоистичные. И даже до сих пор искренняя забота о том, чтобы и другие люди разделяли радость христианской жизни, является одним из крайне редких поводов к евангелизации. Тем не менее Богу угодна и желанна эта деятельность, настоятельная необходимость быть "ловцом душ человеческих".
Конечно, во всех этих аргументах в пользу евангелизации есть определенная доля истины, однако, с точки зрения пастора, основная истина заключается в том, что живая Церковь, в силу присущей ей притягательности, жизнеспособности, отзывчивости и радости уже является благовестнической и пасторское служение всегда остается проповедью Евангелия. Ведь, согласно определению, служение является "соотнесением проповеди с индивидуальными нуждами и обстоятельствами", и там, где эти нужды и обстоятельства являются следствием неопределившегося сознания, безответственной жизни, следствием борьбы с проблемами, в решении которых мог бы помочь Христос, - там преподавание евангельских истин будет одновременно и благовестническим служением. Такой подход имеет всеобъемлющее значение. Пастор не стремится при каждом удобном случае конкретизировать обращения, но он, неся свою пасторскую миссию, выполняет также и работу благовестника, или, другими словами, евангелиста, в служении отдельным лицам. Таким образом, приходя в комнату больного, в больничную палату, на свадьбу или похороны, на встречу с молодежью или просто с пасторским визитом, он не думает лишь о том, что "людям надо нести Евангелие" (что вызывало бы чувство досады и неприязнь к нему и его "миссионерскому" посещению). Нет, он рассматривает каждую проблему и всякую житейскую ситуацию в христианском свете; и, утверждая христианское свидетельство о смысле жизни, страдания, брака, старости и смерти, он постоянно, своей дружбой, советом, помощью и молитвой несет людям Евангелие. Отзывчивый и пользующийся любовью пастор вместе с чуткой и доброжелательной церковью будет в течение многих лет последовательно и постоянно завоевывать души для Христа с таким успехом, который может сопутствовать лишь немногим мероприятиям благовестнического характера.
Все обязанности, присущие служению пастора, а также большинство проблем, с которыми к нему обращаются, дают ему возможность войти в сердца людей и их дома в особенно ответственные моменты; и он часто сознает, что его совет, а также его поведение на свадьбе или похоронах, его молитва в комнате больного предполагают такую преданность Христу, которой еще не имеют посещаемые им люди. Гораздо важнее дать такому факту проявиться, чтобы сам человек почувствовал свою нужду в этом, чем настаивать на необходимости следования за Христом как единственном пути разрешения проблемы или условии для оказания дальнейшей помощи. Нередко служителю приходится с болью сознавать, что решение следовать за Христом как таковое мало чем поможет, если не приведет к совершенно новому, христианскому подходу к проблемам, потребностям и окружающим людям. И, тем не менее, пастор всегда должен помнить о том, что все его повседневные обязанности по замыслу, надеждам и результатам должны быть благовестническими. Говорить нечто вроде того, что "я прежде всего учитель, пастырь, а не благовестник", - значит прятать свою нерешительность за софистикой. Не может быть евангельского учителя, евангельского пастора, если он не готов в любой подходящий момент взять на себя благовестническую инициативу, проявляющуюся, например, в пасторской проповеди. Здесь нет места для подробного обсуждения особенностей евангельской проповеди, однако следут отметить, что служителю необходимо избегать ложных обобщений относительно людей, посещающих христианское богослужение. Нет сомнения в том, что богослужения уже не привлекают неверующих в такой степени, как это было прежде; необходимость посещения церкви ради общения, некогда дававшая великим проповедникам постоянную возможность евангельской проповеди, над большинством людей больше не довлеет. Однако в любой общине есть люди с различной степенью веры и неверия. Некоторые из тех, кто глубоко вовлечен в церковную деятельность, мало знают о личном опыте спасения. В большинстве христианских семей, вместе посещающих богослужения, есть люди, еще не имеющие этого опыта. Любая нормальная община всегда будет иметь в сфере своего влияния молодых людей, которых необходимо привести ко Христу. Те, кто посещают церковные мероприятия ради дружеских связей, музыки, общения, по традиции или в силу своей совестливости, - все они еще не христиане.
Везде, где это имеет место, евангельская проповедь должна отвечать нуждам людей, и она будет тем более убедительной, если исходит от известного человека, которого уважают и которому доверяют, а не от незнакомца, пусть даже весьма красноречивого. Евангельская инициатива должна распространяться и на сферу деятельности служителя, предусмотренную образовательной программой церкви. Пастор должен заботиться о том, чтобы ближе сойтись с подростками, посещающими церковную школу, и способствовать тому, чтобы в умах и сердцах преподавателей этой школы сохранялась истинная цель христианского образования. Однако в первую очередь пастор-евангелист должен помнить, что в его попечении (в течение полугода или около того) находится группа подростков, достигших такого возраста, когда принимается окончательное решение. В его ведении должен находиться старший класс церковной школы, даже если впоследствии он передаст этих учеников кому-либо из библейского класса или дискуссионных групп. Класс, руководимый пастором и состоящий из постоянно меняющихся лиц, должен быть "классом будущих членов церкви", в котором (без каких-либо преждевременных предположений относительно возможного решения) обобщается весь багаж школьного образования, выводящего на уровень индивидуального опыта, практического ученичества и членства в Христовой Церкви.
Все учащиеся должны по очереди пройти этот курс, имея постоянный личный контакт с пастором. Нельзя оказывать никакого давления: те, кто еще не приняли решение, должны чувствовать себя в христианском кружке такими же желанными, как и прежде. Однако со временем в результате этого пасторского служения, проводимого среди старших школьников, из них выйдет много обращенных, ведомых терпеливым и обстоятельным учением. И уже из них впоследствии выявятся самые верные и зрелые члены церкви. Таким же образом идея евангелизации должна проникать и в пасторское руководство всеми молодежными начинаниями, поощряемыми в христианском братстве. Церковное служение, ориентированное на молодежь, включает в себя три главные цели:
1) воспитывать и обучать молодых христиан в перспективе их возрастающей полезности и инициативности как в христианских кругах, так и в общественной жизни;
2) использовать их для привлечения и поддержки тех молодых людей, которые еще не являются христианами, организуя для них разнообразные полезные и приятные групповые мероприятия, проходящие в христианской атмосфере среди товарищей-христиан и являющиеся отвлекающим средством от искушений и убежищем от влияния опасного окружения;
3) использовать любой случай для того, чтобы мягко и ненавязчиво убеждать молодых людей в необходимости принятия христианства.
При такой установке значительная доля евангелизационной работы будет протекать, исходя из влияния правильно подобранных руководителей, из христианского примера, христианской дружбы и радости, а также из обстоятельно разработанной программы мероприятий, которая воспринимает духовные запросы молодежи так же естественно, как и ее потребность в пище, развлечениях, дружбе и романтике. Пасторское влияние, вероятно, будет сказываться как в выборе руководителей и составлении программы, так и в непосредственной деятельности, хотя ему надо следить за тем, чтобы его присутствие было всегда уместным и он, не навязывая себя, был бы всегда доступным. Другие церковные мероприятия (клубы молодых жен, "женские собрания", мужские сообщества, музыкальные и литературные кружки и т.д.) находят себе поддержку в непосредственной взаимосвязи с церковной жизнью.
Если аудитория в основном христианская, пастору, вероятно, нет необходимости класть в основу таких встреч однозначно религиозные или миссионерские устремления, и тем не менее для некоторых людей такие небольшие кружки могут стать единственной связью с церковью (некоторые женщины, никогда не посещавшие богослужения, нередко становятся преданными участниками женских евангельских собраний, где царит атмосфера дружелюбия и заитересованности). Внимательный служитель оценивает потребности и возможности каждой группы, оставаясь доступным и пребывая в хороших отношениях и с руководителями, и членами этих групп. При случае ему не мешает вспомнить, что и он призван содействовать данной программе или дать совет как пастырь (часто это молчаливый призыв к истинному духовному руководству и поддержке), и он будет отвечать прямо и в то же время тактично, предлагая христианское свидетельство и убеждение. Как и в любой сфере христианской жизни, евангелизационная направленность должна лежать в основе его контактов, случайных бесед и с такими побочными группами. Он не должен ни отталкивать своим чрезвычайным рвением, торжественностью, настойчивостью или бестактностью, ни приводить в уныние своим равнодушием, легкомыслием, переменчивостью настроения или неготовностью выслушать. Даже не благовествуя каждую минуту, он все равно будет благовестником, выражающим и воплощающим евангельскую весть столь естественно, столь постоянно и радостно, что быть с ним рядом в пору духовной нужды - значит открыть ему свое сердце и обрести блаженство.
Хотя пасторская евангелизационная деятельность непременно является общим делом, второй, и не менее важной, задачей пастора является создание и развитие благовествующей церкви. Благовествующая церковь - это такая церковь, которая по своей атмосфере и направленности расположена к евангелизационной деятельности и готова к восприятию методов благовествования. В том, что касается отношения к евангелизации, надо отметить, что не все церкви воспринимают ее положительно и - странно сказать - даже не все "евангелические" церкви. Чем больше христианское братство настаивает на необходимости наличия ясных убеждений, глубокого личного опыта Божией благодати, высокого уровня поведения, тем сильнее искушение считать себя исключительным и самоуглубленным, избегать мирской жизни, настороженно относясь к принятию новых членов, отказываясь соразмерять свою программу с интересами людей, пришедших со стороны, строго блюдя дисциплину и осуждая все, что не согласуется с традиционными образцами. Всегда с радостью принимая новых людей "правильного типа", такие церкви неблагожелательно относятся к тем, кто не во всем согласен с ними, кому только предстоит узнать все великолепие христианской жизни и христианского братства, чей язык, манеры и нравственные установки еще незрелы, "странны" и невежественны, поскольку они только недавно научились любить своего Господа, да и то лишь только чуть-чуть. Другие церкви неблагосклонно относятся к пасторскому благовествованию по богословским, социальным или другим внешним причинам. Задача пастора-евангелиста во всем остается одной и той же: создать и поддерживать ту позицию и атмосферу, в которой может осуществляться евангелизация и в которой плоды этой деятельности принимаются тепло и сочувственно. А это означает, что церковь надо учить искать, принимать и воспитывать ее новых членов.
1. Под словом "искать" подразумевается гораздо большее, нежели просто объявлять о себе, приглашать людей нецерковных туда, где находимся мы (в церковь, дом собраний, палаточный городок, кафе); это означает, что нам надо идти туда, где находятся они. А это, в свою очередь, означает, что христианам, быть может, придется посетить некоторые "странные" места и побывать не только в "горах", где бродят заблудшие овцы, не только на улицах и в переулках городов, но и на больших дорогах и свалках нашего общества. Быть может, придется соприкоснуться с неблагополучными людьми: бедными, увечными, слепыми, изгоями, грешниками, - и услышать от братьев-христиан упрек, в свое время брошенный Иисусу, что Он, мол, "друг мытарям и грешникам". Благовестник должен быть всегда готов к обвинениям в неправильных связях и общениях. Говоря о том, что большую часть своей жизни люди проводят дома, в школе, на работе, на досуге после работы, в отпуске, а также, в случае болезни, на лечении, мы тем самым намечаем сферы деятельности церкви. Продуманные, регулярные и доброжелательные посещения на дому являются действенными в том случае, если церковь совершает свое служение в том округе, где она находится; и тогда отворяются двери для разнообразной помощи старикам, больным, детям и инвалидам. Приглашения на специальные службы, а также регулярное распределение по округам еженедельника церковных новостей с годами породит определенную связь между церковью и обществом, которая даст существенные результаты.
Пастор-благовестник должен знать, что его присутствие и интересы его самого и церкви сохраняют свою актуальность в местных школах и колледжах. Ему необходимо посещать школьные мероприятия, связывая церковь и школу всеми доступными ему средствами; создавать благоприятные условия для школьного богослужения; навещать при первой возможности христианские группы в школе, помогая в решении специфических проблем дисциплины или стрессовых ситуаций среди учеников. Директор школы или колледжа почти всегда не откажется от искреннего и бескорыстного желания помочь. Христианские группы имеются также и на многих фабриках, в конторах и учреждениях, где христиане встречаются друг с другом в определенные праздничные вечера, и местный пастор нередко является там желанным гостем. Здесь часто возникает возможность для отправления пасторских обязанностей и совершения наставнического служения, ориентированного на целые коллективы, а также возникают совершенно неожиданные связи с отдельными лицами и семьями, весьма далекими от церковного братства. Искать людей во время их досуга или отпуска - значит идти в местные спортивные клубы и общества, где встречаются друг с другом ищущие развлечений люди, и там по-христиански заинтересованно содействовать общим интересам и благополучию. Церковные музыкальные группы, спортивные кружки, дискуссионные клубы, которые готовы войти в контакт с другими группами во всех приемлемых развлечениях и соревнованиях, откроют неведомые стороны христианской жизни тем людям, которые в иной ситуации никогда бы не вошли в личное соприкосновение с христианством.
Летние пикники, мероприятия, проводимые с детьми, литературные вечера, устраиваемые на морском берегу или в садах отдыха, корректировка времени богослужения по просьбам отдыхающих, создание общественного центра, где гости из разных мест могут встретиться и побеседовать за чашечкой кофе, - многие из таких мероприятий направят церковное служение к целям евангелизации. Люди, находящиеся на лечении в больницах, разного рода лечебницах, гериатрических и психиатрических клиниках, а также заключенные в тюрьмах в равной мере являются предметом христианской заботы и христианской проповеди. Если проявлена искренняя любовь, религиозный источник этой любви скоро выявится. Церковь должна сделать так, чтобы она была хорошо известна в любом лечебном и профилактическом учреждении своего района, постоянно посылая туда своих пастырей, свой хор, членов общины, молодых людей, дабы облегчить труд загруженного больничного персонала, посылая фрукты и цветы, а иногда и водителей автомобилей для доставки пациентов домой. Проверкой такого рода служения всегда является искренность проявляемой заботы, которая в гораздо большей степени выражается в постоянстве, доброте, тактичности, а не в агрессивной пропаганде. "Быть слугой среди людей" значит уподобиться Христу, и тогда воздействие благой вести само даст о себе знать. Таким образом, искать и спасать заблудших - гораздо больше, чем просто находиться за церковными стенами, делая робкие попытки привлечь окружающих. Это значит идти вперед, неся драгоценное семя в холод и ветер внешнего мира, веря в то, что в конце концов мы или те, кто придет нам на смену, несомненно, пожнут прекрасные плоды.
2. Принимать в христианское братство людей посторонних значит допускать возможность нарушения нашего покоя и привычек. Иногда слова приветствия могут быть слишком запоздалыми, равнодушными, недоверчивыми, похожими на тот прием, который оказали Савлу Тарсянину, когда он стоял на пороге Иерусалимской церкви. Любая благовествующая церковь должна иметь сердце и дух Варнавы, который видел благодать Божию в чужих местах, среди чужого народа - и радовался этому. Некоторые из новообращенных выглядят так непохоже на нас, так "нецерковно", не имея воскресного костюма и нисколько в нем не нуждаясь, говоря с незнакомым акцентом, на языке, не похожем на язык Евангелия. Иногда тяжело переносить их манеры, их привычки, невежество и критиканство. Мы предпочитаем иметь дело с новообращенными из схожей среды, вполне освоившимися в христианской атмосфере и уже знакомыми с евангельскими истинами и христианскими путями, с манерами и мнениями, облагороженными Божией благодатью. Однако пастор знает, что тем, кто пришел ко Христу из домов язычников и с окольных путей, предстоит многому научиться, многое и позабыть. Он имеет все основания надеяться, что его братья-христиане доброжелательно встретят их и окружат заботой, очень тактично относясь к их недостаткам, пока они будут возрастать во Христе. Конечно, существуют и проблемы, и определенный риск.
Иногда пастор может серьезно расстроиться и даже прийти в возмущение, видя, как родители-христиане оберегают своих детей от контактов с приходящими в церковь извне. В таком случае он должен попытаться понять, объяснить, быть терпеливым; он сам должен всерьез считаться с любой нравственной и духовной опасностью, которая подстерегает оберегаемых церковью и еще незрелых детей. Необходим открытый и серьезный разговор с церковной молодежью и с родителями. Иногда молодые люди сами могут решить эту проблему со свойственным им сердечным великодушием, в то время как старшие еще занимаются ее обсуждением; однако пастору надо помнить о том, что не следует допускать к определенным сферам христианской деятельности всех тех, у кого срок личного христианского опыта менее двух лет. С более зрелыми христианами он должен быть также тверд, дав им понять, что они во имя Христово должны принимать всех, кого принял Христос и кого Он спасает. Со своей стороны пастор должен избегать соблазна сосредотачивать все свое внимание на новых прихожанах, жертвовать всем ради того, чтобы они были счастливы, чрезмерно акцентировать на них внимание общественности и на протяжении всей оставшейся жизни беречь их от всякого скромного, незаметного христианского служения. Мы должны доброжелательно принимать приходящих к нам со стороны, но они не нуждаются в постоянной опеке и не должны все время ее чувствовать.
3. В том же смысле воспитывать пришедших извне означает, что мероприятия и интересы зрелых христиан, направленные на углубление обучения, опыты веры и общинной жизни верующих с многолетним стажем должны согласовываться с побочными мероприятиями, составленными по более легкой и разнообразной программе, полезными для тех, кто, скорее, "принадлежит христианской общине, а не общине христиан". Кому-то это наверняка покажется вторжением "недуховных", "неевангельских" сил в уют тесно спаянного братства, однако на самом деле это стремление носит евангельский характер. Воспитательная программа должна быть приспособлена к запросам тех, кто делает первые шаги на пути веры. Следует обратить внимание на самые элементарные библейские темы и занятия по основным проблемам, касающимся христианской веры, поведения и преданности Церкви; старые истины должны быть переведены на новый язык, понятный для тех, кому церковный язык кажется чужим.
Могут появиться новые переводы Писания, со звучными заголовками и в ярких обложках; "почтенному" органу, возможно, придется немного потесниться и уступить место "непочтительной" гитаре; древние гимны могут смешаться с современными народными величальными песнями, и церковь станет живой, шумной, свободной. Благочестивое молчание людей спокойных, благоговейно следящих за духовной проповедью, иногда может смениться демократичной, открытой дискуссией, где порой могут быть высказаны шокирующие мнения, особенно когда новообращенные исследуют свою новую веру, вызывающую у них различные вопросы. Однако может возникнуть вопрос, всегда ли это поймут уже сложившиеся христиане? Поддержат ли они эти усилия, будут ли стремиться обогатить, углубить и направить опыт новичков или же замкнутся в более уютном и тесном кружке "духовных людей", надежно изолированных от сложностей евангелизации? Конечно, для того, чтобы создать и взрастить благовествующую Церковь, необходимо обладать широким горизонтом, глубоким чувством такта, ясным пониманием как сомнений прихожан, так и их нетерпения; в такой ситуации необходимо огромное терпение, мужество и твердое руководство. В некоторых случаях необходимо ни больше, ни меньше как совместное переосмысление природы и функций Церкви и даже природы и функций веры, ибо, прежде чем стать институтом, христианство было миссией, прежде чем стать Церковью, оно было движением. Институт, приходское братство, сама Церковь только тогда оправдывают свое существование, когда они служат той миссии, которую пришел исполнить Христос. Мы никогда не должны забывать о том, что Он с негодованием "очистил" храм, в котором перестали прислушиваться к нестерпимым нуждам горожан, взываюших о справедливом суде, и сосредоточили все внимание на сохранении своих собственных привилегий. Изгнав оттуда должностных лиц, Он собрал во дворе храма слепых и увечных для исцеления, детей - для песнопений и невежд - для наставления. Ибо дом Божий - это не просто убежище для ранимых; это та база, тот плацдарм, из которого христиане входят в нерелигиозные сферы жизни. Побуждать прихожан к пересмотру взлелеянных представлений значит допускать многое, что противоречит сложившимся нормам; здесь необходима готовность изменить характер призыва сообразно изменившемуся миру; христианское братство должно не только доставлять радость, но и притягивать к себе, вовлекать, вбирать в себя, чтобы ни одна душа, как бы мало она ни была в этом заинтересована, не могла пройти мимо, не будучи вовлеченной. Оно станет группой, которая уже с трудом может удерживаться в прежних рамках и без усилий вступает во внешний мир.
Необходимо охранять некоторые из традиционных, более развитых служений и дисциплин, ибо если сокровенное сердце Церкви не будет получать здорового пополнения, то вообще не будет отправной точки для вовлечения в нее новичков. Однако движение по горизонтали должно быть столь же всеобъемлющим, как и по вертикали. Принято говорить о Церкви как о духовном доме, однако пастор-благовестник должен учить свою паству говорить о ней так же, как и о "железнодорожной станции", через которую проходят составы с войсками, направляясь к границам реальных конфликтов. Ибо реальная цель пребывания в Церкви Христовой одна - идти из нее в мир. А теперь скажем несколько слов относительно подготовки к евангелизации. После того как намечена перспектива евангелизационной работы, вопрос о подготовке к ней возникает сам собой, и пастору наверняка доставит немало приятных минут процесс разработки планов по проведению евангелизационных мероприятий. Ему надо будет с помощью брошюр и журналов как можно подробнее ознакомиться с делами и достижениями других людей и церквей в этой области, постоянно, впрочем, помня о том, что происходившее в одном месте и с одной группой работников может потерпеть полный провал в другом. Кроме того, он должен убедиться сам и убедить других, что, приступая к этому начинанию, необходимо предварительно что-то сделать, чтобы подготовить к нему ум и сердце, однако дело благовествования в основном познается только в самом процессе евангелизации.
1. Итак, основное правило состоит в том, чтобы чувствовать свой долг в исполнении ежедневного евангельского свидетельства и использовать для этого любой подходящий случай. "Вы письмо Христово... узнаваемое и читаемое всеми человеками...", "...узнавали их, что они были с Иисусом". Долг благовествования прост и ясен, и огромное количество возможностей для этого может просто привести в изумление. Обычно, когда речь заходит о евангелизации, возникают вопросы об эффективной рекламе, четкой организации, собраниях участников того или иного мероприятия, о необходимых фондах, талантливых ораторах, о том, как войти в контакт со слушателями и произвести на них сильное впечатление. Как правило, здесь не возникает особых проблем. Любое христианское сообщество города или деревни имеет с общественностью гораздо больше контактов, чем в состоянии использовать. Например, каждый из сорока членов христианского братства живет бок о бок с четырьмя соседями; отправляясь на работу или за покупками, встречается еще с несколькими, на работе опять-таки общается хотя бы с двумя коллегами, ежедневно разговаривает еще с пятью знакомыми, в письмах, по телефону или приходя в гости общается еще с двумя-тремя, и еще у одного покупает молоко, хлеб или газеты, - таким образом, члены христианского братства вместе ежедневно имеют около шестисот встреч с представителями общественности, то есть двести девятнадцать тысяч контактов ежегодно! И это без малейших усилий и затрат.
Церковь, насчитывающая четыреста прихожан, ежедневно контактирует с шестью тысячами человек, а в год - с двумя миллионами сто девяносто тысячами. Внушительные цифры! И если каждый член церкви свидетельствует о Христе, то общественность постоянно будет воспринимать огромный импульс благовествования. Быть христианином, говорить как христианин, по-христиански относиться к другим, выражать христианскую точку зрения и отношение к актуальным темам современности, помогать христианской дружбой, сочувствием и советом всем тем, кто ищет помощи, - это значит ежедневно свидетельствовать о Христе. Здесь необходимо не столько наставление, сколько постоянство.
2. Для подготовки к евангелизации также можно успешно использовать время долгих зимних вечеров, посвященных образованию и самоподготовке. Здесь необходимо рассмотреть и выделить основы христианской веры и этики, составляющие сердцевину христианского благовествования, определенные в контрасте с идеями, которые исповедуют нехристиане. Кроме того, было бы полезно организовать курс по изучению вероисповеданий, отклоняющихся от христианства, и, где уместно, дать некоторые представление о религиях, проникших из других стран. Это дало бы верующим возможность с большим основанием говорить о своей надежде, держаться принципиальных положений христианства, избегать пустой полемики или соперничества и нести в мир смелое, отвечающее нуждам людей свидетельство о христианском благовестии и его современном значении.
3. Третий аспект подготовки связан с проблемой глубочайшей личностной мотивации, с тем духовным настроем, с которым христиане приступают к своим слушателям с евангельской проповедью. Какое право мы имеем на возвещение Евангелия? Люди старшего поколения во всем подозревают пропаганду, молодые с негодованием отрицают всякую, по их мнению, возможность их эксплуатации; и в результате и те, и другие отвергают любое наставление, любое замечание, сделанное "доброжелателями" из разряда хлопотунов, сующих нос в чужие дела с какой-то миссией, с чувством выдуманного долга, или же теми, кто находит духовное удовлетворение в возможности почитать соседям "лекции" о религии. Никто из нас, если его не попросят, не решится дать другому совет относительно его женитьбы или денег, посоветовать насчет того, сколько детей ему надо иметь и как он должен строить свои взаимоотношения с женой; и в то же время мы серьезно и настойчиво давим на других людей своими духовными советами, свидетельствами, верованиями или предостережениями, затрагивающими самые сокровенные темы, - и считаем это в порядке вещей! Это и есть заносчивость. Надо вновь и вновь повторять, что смысл самоподготовки, необходимой для евангелизации, выражается в том, что никто не должен браться за какую бы то ни было миссию, мероприятия, визиты или агитацию до тех пор, пока он по-настоящему искренно не станет это делать ради того, кому проповедует, и только ради него. Пока он не достигнет этого, он не будет услышан да и не будет достоин того, чтобы его услышали. Здесь основная истина заключается в том, что, прежде чем заняться евангелизацией, я должен оправдать свое желание говорить другим людям о духовных вещах; я должен перед самим собой заслужить право на то, чтобы говорить другим об этом, а также должен сам создать наиболее благоприятные условия для таких бесед; и прежде всего я должен установить те отношения, при которых все сказанное мной будет иметь вес, истину и смысл. Все это означает, что евангелизационный подход должен быть совершенно искренним и хорошо подготовленным, настоящей дружбой, заботой, практической помощью и подлинным добрососедством.
Один пастор, подготовивший целую церковь к делу евангельской проповеди на таком уровне, что любой мог бы позавидовать, любил повторять следующие слова: "Лучший трактат для больной соседки - это рисовый пудинг каждый день; и ни слова о религии, пока она сама не спросит вас, почему вы так поступаете!" Неверующий человек может противопоставлять вашим аргументам свои, вашим утверждениям - свои опровержения, свидетельствам - скепсис, однако против искренней и действенной христианской дружбы у него не будет оружия. И когда он почувствует в христианине евангельскую весть и узнает, что за ним стоит церковь, сплоченная жизнь которой воплощает в себе все, о чем учит Евангелие, он уже наполовину будет готов не только слушать, но и верить. Но пока вы своей любовью не завоюете вашему слову этой проникающей силы, вы будете говорить впустую.
4. Столь постоянная забота об отдельных людях и целых семьях, приготовляющая путь Господу, в основном является индивидуальной, долговременной задачей. Однако четвертый аспект подготовки к евангелизации касается методов совместной деятельности. Наиболее простая и одна из наиболее плодотворных отправных точек в этом деле - это систематический обход распределенного между прихожанами какого-либо округа с целью оповещения об особых событиях или (что гораздо важнее) с целью создания основы для служения церкви в прилегающем к ней районе. Пары, подобранные для совместной работы, должны быть разных возрастов, пола и жизненного опыта, знающие методику установления контакта, согласованности действий и сбора необходимой информации. Чтобы избежать напрасных усилий, намеченные улицы должны быть распределены за каждой парой для работы в течение года. Основная цель первого визита состоит в том, чтобы довести до каждого дома церковное приветствие, выразить заинтересованность жизнью его обитателей и оставить для прочтения определенное количество информативной литературы, что говорит о возможных следующих визитах. Вторая цель заключается в том, чтобы записать имена жильцов, установить их принадлежность к той или иной церкви, а также выявить любые подробности, полезные для детских или молодежных групп и для других церковных кружков. Далее посетители должны вести себя сообразно обстоятельствам и реакции хозяев дома. В каждом доме их будет встречать новая ситуация, часто заключающая в себе какую-либо реальную нужду. При наличии удобного случая и под водительством Святого Духа может быть дано евангельское свидельство, предложена практическая помощь, выражен призыв к совершению молитвы, - но только тогда, когда это подсказывает обстановка и ни в коем случае не в виде "благовестнического формализма". Посетители должны быть готовы дать подробную информацию о всех видах мероприятий и всех обществах, к участию в которых они приглашают хозяев дома.
После каждого визита информация как можно скорее должна регистирироваться в церкви теми, кто имеет навык в составлении анкетных данных и заполнении карточек. Там, где возникает серьезная необходимость в оказании пасторской, медицинской или социальной помощи, должны быть предприняты соответствущие действия. Отдельный список домов, хозяева которых проявили заинтересованность в контакте и выразили готовность продолжения отношений или в которых нет связи с какой-либо другой церковью, послужит основой для дальнейших визитов, более насыщенных и целенаправленных. Информация об отчаявшихся членах других церквей должна быть передана их служителям. После таких посещений возникает бесконечное множество возможностей для индивидуальных приглашений, детских слетов, благотворительных служений, личной дружбы; и благодаря этому вся церковь начинает восприниматься как знакомая и доброжелательная (впоследствии отдельные семьи часто призывают ее на помощь в семейных тревогах, печалях или свадебных торжествах). Однако все это требует очень тщательной и долгой подготовки, а также эффективной организации; обещания должны выполняться; семьи, с которыми возник контакт, впоследствии не должны забываться. Простой порыв чувств и кратковременный интерес в данном случае не только бесполезны, но и опасны: лучше вовсе не начинать все это, чем делать плохо или бросать на половине. Лучше иметь двух друзей, но постоянных, чем двадцать, которые вскоре забываются.
С точки зрения непосредственных исполнителей таких мероприятий одним из наиболее плодотворных результатов работы явится понимание сопричастности евангелизации. Тот, кто никогда бы не решился заняться этим в одиночку, вдруг открывает неожиданную радость в совместном осуществлении данной работы. Пожилой человек и юноша, которые прежде почти не общались друг с другом, обретут новое понимание их миссии, когда увидят взаимное беспокойство, начнут помогать друг другу, а потом вместе обсуждать результаты и свои впечатления. И вскоре все довольно быстро выучиваются тому, где надо взять на себя инициативу, а где помолчать, сообразуясь с теми обстоятельствами, которые встречают их в каждом доме. Иногда бывает так, что тот, кто считал себя полностью способным благовествовать в любой ситуации, в иных случаях почувствует свою беспомощность, а тот, кто считал себя совершенно "неспособным" и едва мог вымолвить слово, неожиданно обнаруживает дар общаться с мирскими людьми, демонстрируя правильный подход к ним. И опять-таки тот, кто "не может заставить себя" говорить с чужаками о Христе или кому физический недостаток мешает свободно перемещаться по улицам, может с энергией отдаться составлению картотек, рассылке приглашений, информировать о необходимости помощи людям тех, кто может ее оказать, подбадривать вернувшихся с благовествования. Многие пасторы убеждались, что, независимо от конечных результатов этих совместных усилий, направленных на посещаемых, обратный эффект, способствовавший углублению сплоченности церковного братства, полностью оправдывал затраченное время.
5. Наставление относительно цели всеобщей евангелизации и желаемого отклика на нее может показаться излишним, однако оно очень важно. Некоторые страстные индивидуальные благовестники считают свою задачу выполненной, если они в своей речи изложили то, что считают сутью Евангелия, не заботясь о том, было ли это правильно понято, убедительно ли прозвучало и соотносилось ли с нуждами слушателя. Разумеется, не может быть евангелизации без объяснения в конечном счете того, что значит верить в Господа Иисуса Христа и быть спасенным. Однако эту истину надо передать, а не просто представить, и это означает, что в процессе благовествования надо преодолевать непонимание слушателей, считаясь с их возражениями и отсутствием духовного опыта. Индивидуальный благовестник не несет ответственности за неверие собеседника, но он ответственен за его непонимание. И тем не менее евангелизация - это не вдалбливание доктрин. Мы не можем претендовать на то, чтобы снабдить слушателей готовыми религиозными убеждениями или дать ответ на любой вопрос. Подобно тому, что случилось с Петром в Кесарее Филиппийской или с Павлом на пути в Дамаск, истина в конечном счете открывается каждому сердцу через Отца; озарение и убеждение - это дело Святого Духа, который открывает Христа в человеке. Мы можем привести слушателей к моменту получения их личного откровения, можем дать им общую информацию, поделиться божественным повествованием, объяснить и проиллюстрировать связь его с современной жизнью и добавить к этому (если мы сочтем это необходимым) свое собственное свидетельство.
Однако в конце концов мы стремимся подвести людей к моменту их собственного озарения. И то, что наступает после него, - это не согласие с унаследованной схемой идей, а открытие для себя глубинной, неотъемлемой истины. Все новобращенные должны видеть неисчерпаемую любовь Христа свежим взором, исследовать Евангелие с новым интересом и затем сами рассказывать о своем прежде неведомом опыте. В этом и заключается вечная свежесть христианского опыта. Помогая некоторым так называемым благовестникам ясно видеть цель, пастор должен предостерегать их от чрезмерного интеллектуализма в толкованиях Евангелия. Учения, духовные открытия, вера, озарение, интуиция - всего этого поначалу будет слишком много для большинства из тех, кого мы хотим завоевать для Христа. Поэтому очень часто опытный благовестник будет стремиться привести слушателя не столько к ясному пониманию, сколько к сотрудничеству, вовлечению его в христианское окружение, христианское братство, христианское дело и послушание. Некоторые придут к пониманию (и как никогда глубокому) именно через участие в христианской жизни и деятельности, в которых это понимание и заключается. Они испытают Божию благодать прежде, чем поймут ее значение, и приобщатся к христианскому миру и радости раньше, чем узнают, почему так произошло. Разве кто-нибудь будет спорить, что опыт - это действенный путь в обретении истины? Часто отмечают тот факт, что Иисус обратился к самарянке не с предложением, а с просьбой: "Дай мне пить". Иллюстрируя этот "метод вовлечения", Роберт Мензи приводит случай из жизни Моисея: "Моисей умолял Ховава идти с ними в странствие по пустыне. "Иди с нами, мы сделаем тебе добро", - говорил Моисей. Ховав же наотрез отказался. Тогда Моисей подошел к нему иначе. "Иди с нами... и будешь для нас глазом", - сказал он, и Ховав сразу же согласился и пошел". Такая реакция нередка: некоторые отвергают предложенную им помощь, пока еще не чувствуя в ней необходимости, однако, если их попросят, с радостью отдают свое умение, энергию, влияние и труд служению и поддержанию церкви и тех, кому она сама служит. Таково начало, и оно может стать необсуждаемым, но глубоко переживаемым выражением веры. Для некоторых людей сам факт участия в христианском братстве и деле евангельского свидетельства может стать наиболее ясным исповеданием веры, на которое они способны. Через благодать Божию это может привести к полнокровной и счастливой христианской жизни. Разумеется, все эти наставления являются лишь частью подготовки. Кроме них, существуют еще эксперимент, практика, накопленный опыт. Пастор всегда должен быть готов к тому, чтобы поддержать, подбодрить, помочь советом; ему необходимо регулярно созывать всех участников евангелизации для обсуждения проблем, для того, чтобы поделиться опытом и проанализировать его, чтобы вместе найти ответ на неожиданные вопросы и соединиться в общем благодарении и молитве. И тогда церковь, руководимая пастором, который сам с благовестническим рвением устремляется на всякое служение, наученная его видением и его примером ожидать желаемых результатов, будет иметь в своем братстве хорошо обученную и подготовленную группу работников, будет постоянно пополняться и крепнуть, а Господь к такой церкви будет приобщать спасенных.
В последние годы семейная жизнь людей в разных странах претерпевает всякого рода трудности, и нередко христианский пастор вовлекается в служение, имеющее своей целью семью как христианскую единицу. Его роль как мудрого и независимого советника главным образом заключается в просвещении, разъяснении и посредничестве, чтобы помочь членам семьи понять друг друга и обрести в разногласиях более богатую палитру отношений, а не разъединение. Особенно много ему приходится этим заниматься в сфере тех особых разногласий, которые возникают между родителями и детьми. Семейные неприятности столь же различны, как и большинство других бед, их нечасто могут понять посторонние люди, хотя советы идут со всех сторон. Очень многое зависит от того, кто именно рекомендует пастора как человека, который может содействовать разрешению возникающих проблем, - учитель, дедушка или бабушка, молодежный руководитель, сосед или знакомый. В каждом случае он, по-видимому, должен занять оборонительную позицию и, очень внимательно выслушав всех участников спора, серьезно подумать о ситуации в целом, прежде чем рискнуть дать какое-либо объяснение. Вполне естественно, что мы не всегда смотрим на нашу семейную жизнь беспристрастно и объективно. Потому полезно рассмотреть основные семейные ситуации в целом, а также своеобразие современных условий, оказывающих на них воздействие; отличить естественные и неизбежные трудности от тех, которые являются следствием личных недостатков, затем увидеть причину этих трудностей и недостатков и попытаться помочь в достижении более лучших отношений и семейной гармонии. Кроме того, очевидно (хотя об этом часто забывают), что один и тот же дом и семья выглядят очень по-разному в глазах разных поколений.
1. С точки зрения родителей основное положение заключается в том, что ребенок, как они считают, "принадлежит" им, это "их" ребенок, плод их любви. Это представление усиливается за счет эмоций: во-первых, из-за детской беспомощности (малыш приносит родителям не только счастье, он требует заботы, времени, материальных затрат, ограничивает их свободу, - и все это с радостью отдается во имя новой жизни, которую они сотворили). Во-вторых, это представление усиливается благодаря нежной реакции ребенка, тянущегося к родительской заботе и любви, что само по себе образует сильную и длительную психологическую связь. В-третьих, оно усиливается в том смысле, что хозяйственные дела, планы, бюджет, перспективы и даже повседневная семейная жизнь в значительной степени фокусируются на присутствии ребенка и его нуждах, тем более, что многие родители в течение месяцев, а то и лет как бы приготовлялись к жизни и теперь сознательно начали жить для себя, сосредотачиваясь на "своих глубоко личных" семейных делах. Уже здесь можно отыскать основание проблемы, присущей многим семейным ситуациям. Время безжалостно покажет, что такое представление неверно. Ребенок не принадлежит никому, только себе, он сам есть личность, независимое существование, новая жизнь. И тем более с христианской точки зрения ребенок никогда не должен становиться средством для удовлетворения чужого счастья, орудием чьей-то самореализации, "вещью", которой обладают.
2. Изменчивая ситуация, которая столь часто определяет характер семейных отношений, заключается как раз в этой привнесенной лжи. Ребенок очень рано начинает утверждать свою индивидуальность и свободу, предъявлять свои требования, выражать свои вкусы, упражняться в своеволии. Этот процесс с возрастающей яркостью и быстротой проходит через детство, отрочество, юность; родители с неохотой отступают, никогда вполне не соглашаясь расставаться с правом собственности, которое эмоционально так дорого их сердцу. Умом родители понимают, что молодое животное должно покинуть логово, однако медленно приходят к той мысли, что растущее удаление от дома является условием созревания их отпрыска. Необходимо время, чтобы родительские эмоции пришли в согласие с разумом и чтобы родители убедились, что если молодые люди уходят, то обычно они добровольно и возвращаются; если же они были прочно привязаны к дому системой родительских запретов, они в конце концов в негодовании уходят и уже не возвращаются. В общем и целом можно сказать, что мальчики находят свои интересы вне дома где-то в возрасте между десятью и четырнадцатью годами и возвращаются к отцу или кому-либо, заменяющему его, лет в восемнадцать; девочки уходят из дому где-то между пятнадцатью и семнадцатью и возвращаются к матери с приближением замужества или рождения первого ребенка. Существует множество тому примеров, и все это вполне естественно; альтернативой же является затянувшаяся инфантильность. Когда родители расценивают процесс возмужания как бунт, неблагодарность, эгоизм, желание любви, они тем самым показывают собственную незрелость.
3. Ширящийся разрыв между родителями и детьми также является неизбежным, присущим семейной ситуации. Никогда два поколения одной семьи не жили в одном и том же мире. Каждое последующее было окружено новой средой, жило с другими людьми, на определенный период времени продвигалось дальше в историческом процессе. Естественный разрыв в возрасте и положении, зависимости и приоритете (кто кому дал жизнь) расширялся в силу несхожести культур, в которых (даже в одном и том же доме) жили сорокалетние и четырнадцатилетние. Далее он увеличивался по мере получения образования, открывающего ребенку мир идей, знаний, суждений, интересов, весьма отличных от тех, какими располагали его родители. Чем лучше было образование, которое родители давали ребенку, тем больше оснований появлялось у ребенка для разъединения с ними, особенно если родители сами были плохо образованы или малообщительны; однако здесь нет вины ребенка. Обязанность преодолеть этот разрыв в воспитании лежит, разумеется, на более образованном, однако этот процесс может быть излишне усложнен заносчивостью и нетерпением молодых людей или же гордостью родителей, возмущающихся "грубостью", с которой их пытаются вразумить. Чем лучше образование, тем шире возможности; оно дает и большую материальную независимость. Хотя родители по-прежнему обеспечивают дом и удовлетворяют основные семейные нужды, подрастающие дети с их немногочисленными запросами могут располагать большим доходом, нежели тот, которым в том же возрасте располагали родители. Обремененные заботами родители могут довольно сильно завидовать юношеским возможностям, свободе и радостям, которые кажутся им полной безответственностью. Ребенок не может понять, а родители не могут объяснить своих страхов, порожденных воспоминаниями о собственном шатком положении, хотя зачастую эгоизм, легкомыслие и экстравагантность, естественно, вызывают различия во взглядах на жизнь при серьезном взаимном отчуждении.
4. Так называемые родительские обязанности могут увеличить разрыв между поколениями. С точки зрения родителей единственным источником мудрости является опыт. Все, что касается вопросов поведения детей, личных отношений и ответственности, книг, дискуссий, "современных идей" и тому подобного, кажется им бесполезным и подозрительным. Отчасти ссылка на серьезный опыт является как бы заменой отсутствия образования, однако в действительности он имеет некоторое основание: родители уже видели, к чему приводит определенный образ действий, тип поведения. Они не могут отбросить свой собственный опыт и стремление поделиться им (в форме руководства) с теми, у кого этого опыта недостает. И этот опыт как будто придает авторитет: "Кто дольше жил, тот больше знает и имеет право руководить молодыми". Молодые же, конечно, считают, что данная формулировка ложна; лишь в редких случаях они усматривают за ней желание защитить их от зла, помочь избежать повторения печальных родительских ошибок или же страх старого человека перед новыми и неизведанными путями. Желание защитить от зла может действовать угнетающе, воспринимаясь как излишнее покровительство. Вполне естественно стремление защитить молодежь от аморального поведения и возможных падений, тем более, если сами родители имеют свои горькие воспоминания об этом или же находятся в несчастливом браке. Им кажется, что отсутствие покровительства может сделать молодого человека уязвимым, эксплуатируемым, находящимся в постоянной опасности. Логика как будто подсказывает, что "единственное средство спасения людей от последствий их собственной глупости - есть заполнение всего мира дураками", однако любовь отвечает, что "это все-таки наша молодежь, и мы должны спасти ее, даже если она этого не хочет". Необходима настоящая проницательность и самокритика, чтобы в конце концов увидеть, что слишком долгое покровительство рождает подлинную слабость и незрелость, чего следует опасаться. Единственный путь научить ответственности - это позволить молодому человеку самому нести ее, все в большей и большей степени принимая самостоятельные решения. "Не считайте нас маленькими слишком долго", - такими словами Джордж Лотон выразил просьбу подростков. Одним из веских критериев родительского успеха является их умение подготовить молодых людей к нормальной жизни, когда их самих не будет рядом; долг родителей, как и учителей, состоит в том, чтобы сделать себя ненужными. Однако, как знают взрослые и о чем редко задумываются подростки, практические обязательства по отношению к семье в конечном счете ложатся на плечи родителей, сколь бы независимыми ни стремились стать дети. Нельзя оставить беременную дочь, и мир и счастье родительского дома рушатся после долгих лет совместного строительства.
Парень, столкнувшийся с законом, "тянет" за собой родителей, которые если и не платят штраф, то стесняются соседей и знакомых, переживают позор и разочарование, сердечную муку и страх перед будущим, чего не может понять молодая заносчивость. Когда молодежь выселяет стариков из дома, который те строили и содержали, шум и свара становятся достоянием округи; и, в конце концов покидая этот запущенный и опозоренный дом, родители тем самым частично платят за свободу, которую они предоставляли увеличивающейся семье. Однако дети не могут оценить этого. Когда же все эти безумства, дикость, развращенность оборачиваются катастрофой, неудачей, безработицей, потерей здоровья или трудоспособности, только родительские сбережения в какой-то степени могут покрыть материальные убытки. Говорить же, что родители вообще не должны чувствовать таких обязательств, поскольку дети не столько принимают, сколько восстают против этого, значит доказывать, что лучшими родителями являются люди беспечные, невнимательные и безответственные, и, следовательно, просто перекладывать эти обязанности на общество в целом, то есть на плечи других родителей. От такой проблемы нельзя отмахнуться или же пытаться решить ее негодующим отказом: такого рода попытки только увеличивают разрыв.
5. Хотя все эти причины напряженности в семейной модели неизбежны, однако при наличии терпения и доброй воли ситуация разрешима. Существуют и другие источники неприятностей, которые, не будучи неотъемлемыми спутниками семейной жизни, тем не менее могут отравлять отношения между родственниками. Некоторые из них возникают из стремления родителей занять оборонительную, защитную позицию. Требование признать родительский авторитет иногда перерастает в придирчивость, не укладывающуюся в рамки опыта, который мог бы ее оправдать, в непродуманную железную дисциплину, не оставляющую ребенку места для самостоятельных решений и собственных взглядов. Такого рода родительская тирания может иметь губительные последствия, если она подкрепляется так называемыми "религиозными" требованиями и санкциями, которые не имеют самоочевидной истины для ребенка и не подкрепляются родительским примером, вызывающим желание подражать. В таком случае "авторитет опыта" является лишь лицемерным поводом для безрассудного столкновения самолюбий.
То, что сначала было любовью и наслаждением от чувства зависимости ребенка, впоследствии может развиться в чувство собственности, сопровождающееся болезненной тревогой и слишком разыгравшимся воображением, рисующим все самые ужасные вещи, которые тотчас случаются с ребенком, как только он пропадает из поля зрения родителей. Или же здесь может иметь место простое эгоистичное решение не выходить за рамки того столь приятного для родителей времени, когда малыш был совсем беспомощным. Иногда мать боится допустить, что она может утратить свое главенствующее положение среди детей, став никому не нужной; и нередко родители не замечают, как взрослеет их девочка или мальчик, видя в них все того же ребенка, которого уже нет. Они по-прежнему довольны привычной ситуацией, не замечая возможности более глубокого наслаждения, которое могли бы получать, наблюдая за тем, как развивается личность или зреет характер их детей. Родительская обязанность, касающаяся материальной стороны дела, может перерасти из разумного обеспечения всем необходимым в гневную угрозу, сопровождающую любой приказ или запрет: "До тех пор, пока я кормлю и одеваю тебя, ты должен делать, что тебе говорят!" Странно, что после многих месяцев такого искаженного проявления своих обязанностей родители еще и чувствуют себя глубоко оскорбленными, когда юноша или девушка бросают им вызов, решившись снять где-нибудь комнату и "жить свободно". Естественный разрыв в идеях, мнениях, образовании может превратиться в родительское нежелание слушать, понимать или просто общаться. Пугающей особенностью современных семей является тот факт, что родители могут почти не разговаривать друг с другом, поддерживая только те отношения, которые необходимы для людей, проживающих в одном помещении. Все попытки детей к общению со взрослыми воспринимаются с язвительным презрением, насмешкой ко всему тому, что "они" сегодня учат в школе, что "их" интересует, окружаются угрюмым молчанием, а иногда можно услышать и такое: "Замолчи или выйди вон, я смотрю телевизор!"
6. Причиной возникновения других осложняющих и отравляющих жизнь факторов могут быть изначально и принципиально неверные позиции. Отдалить родителей от детей может зависть: мать завидует естественной близости отца и дочери, а отец - матери и сына. Отец может испытывать чувство ревности по отношению к тому месту, которое дети занимают в семье и в материнской любви. Столь неприятная и тягостная ситуация должна быть выявлена с максимальной осторожностью. Кроме того, родители могут завидовать свободе ребенка, его возможностям, случайным привязанностям, когда другие люди начинают занимать в его жизни большее место, нежели семья, завидовать их авторитету (авторитету учителя, молодежного лидера, проповедника, которые временно становятся героями горячего, непрактичного сердца). Чувство собственной несостоятельности, возникающее у родителей, может вредить взаимному доверию. Не совсем могут оправдаться надежды отца в его пути по служебной лестнице; семейный уровень жизни может разочаровать мать, когда она вспомнит, что большая часть этой жизни прошла в несбыточных мечтах. Само замужество может превратиться для нее в тайное разочарование, сопровождающееся бесконечными придирками.
Родителей среднего возраста нередко раздражает чувство несвободы, связанность нравственными и семейными обязательствами, не дающими полного счастья. Рождение детей, их бесконечные запросы, первоочередное удовлетворение их требований, ограничение родительской свободы воспринимается как один из фактов общей неудачи, и порой родители вымещают свое разочарование на детях, нередко делая это бессознательно. Когда социальные претензии молодого человека вырастают и он неохотно приглашает к себе домой своих "социально более респектабельных" друзей, несостоятельность родителей резко выявляется, отягощая сердца и взаимоотношения. Нравственные недостатки родителей могут сделать семейную гармонию почти недостижимой. Вразрез с общественными амбициями молодежи родители могут мещански настаивать на том, чтобы их дети превзошли соседских детей в образовании, спорте, внешнем виде, денежном доходе, воспитанности и всем остальном; именно превзошли их во всем, что касается поведения, манер, умения одеваться и говорить. Робкие и застенчивые дети мучаются, но терпят эти бесконечные сравнения; дети же более сильные, видя никчемность и безрассудность всей ситуации, бурно реагируют, умышленно издеваясь над уровнем жизни соседей и провоцируя скандалы и неприязнь. Такова их единственная форма протеста. И если родителям указать на неправильность их установок, они обычно соглашаются с этим. Другой причиной являются более серьезные нравственные недостатки родителей. Ограниченная, сексуально не удовлетворенная, обделенная в любви, вялая, неуравновешенная или же озлобленная мать и пьющий, эгоистичный, развратный, деспотичный отец могут вполне ясно видеть все реальные недостатки детей и домысливать те, которых нет на самом деле. Вряд ли им можно сказать правду, не рискуя при этом вообще развалить семейную жизнь. Мудрый и внимательный пастор, искренно заинтересованный в исправлении ситуации и близко знакомый с реальным положением дел в ряде других семейств, нередко может помочь родителям увидеть самих себя, понять, почему им не удается удержать рядом с собой своих детей, и объяснить, как они могут "стать взрослыми, необходимыми ребенку, с которым они живут". Если молодые люди доверяют свои секреты пастору, последний должен быть весьма деликатным, а его подход - осмотрительным и даже окольным. Немногие родители будут противостоять искренней заинтересованности в благополучии своих детей, большинство же благодарно за помощь. Самозащита и самооправдание является естественной, непосредственной реакцией с их стороны на любой намек о грозящей им беде, однако истина, сказанная в доброжелательном тоне, может вызвать положительные изменения, пусть даже поначалу и не очень явные в их характере, и в конце концов ситуация должна измениться к лучшему.
С точки зрения молодых людей все выглядит иначе, ребенок видит обратную сторону медали.
1. Основное положение для ребенка заключается в том, что он чувствует собственную беспомощность, выражающуюся в страхе, неуверенности, необходимости иметь рядом взрослых, он испытывает необходимость в постоянном внимании. Отсюда возникает стремление приспособиться, часто отмечаемое учителями, желание угодить взрослым, давая им нужные ответы и создавая видимость требуемого поведения, причем не из простого желания избежать неприятностей, а в силу постоянной зависимости от благорасположения взрослых. Однако с самого начала этот вынужденный конформизм сталкивается с естественным и необходимым самоутверждением ребенка, с желанием привлечь внимание своим капризным, шумным, а иногда и просто скверным поведением. Индивидуальность человека заключается в его самовыражении, которое в борьбе ребенка с непредсказуемым миром взрослых довольно часто выступает как упрямое своеволие. Таким образом, с одной стороны, ребенок хочет, чтобы его любили, поддерживали, восхищались им и защищали его, а, с другой, хочет быть независимым, непохожим на других, энергичным и непокорным. Малыш прячется от родительского контроля в бурном веселье и разражается слезами, когда родители возвращают его на место. Девушка-подросток решительно и легко в одиночку бросается в волны житейского моря и от неожиданного страха вновь пускается в рев, как ребенок. Подросток-юноша хочет пройти по краю пропасти, пробуя свои силы, не обращая внимания на призывы к осторожности, и вдруг, почувствовав себя полностью предоставленным самому себе, подымает крик. Когда он силен и здоров, то кажется себе мужчиной, но стоит ему набить шишек или заболеть, и он бежит к "своей колыбели". Иногда эта противоречивая ситуация еще более осложняется за счет соперников (братьев, родственников, школьных друзей), в противоборстве с интересами которых он вынужден отстаивать свои собственные потребности и поражение перед которыми вселяет в него угрюмость, страх, чувство собственной ненужности и отверженности.
2. Меняющаяся ситуация в основном заключается в нарастании силы, независимости и в развитии способностей, постоянно противопоставляемых другим в сфере интеллекта, спорта, музыки, танцев, одежды и, равным образом, в совместных проказах и школьных инцидентах. Личность развивается только в противопоставлении своих мнений, эмоций, воображения, воли чужим, и девочка, так же, как и мальчик, стремится расширить свои познания, опыт и чувство самоутверждения посредством постоянного соперничества и сравнения. Вполне естественно, что в какой-то степени этот процесс самоопределения за счет противопоставления происходит и дома: бросать вызов домашним - и смело, и безопасно: они все равно никуда не денутся. Противопоставлять себя взрослым - дело немалое и опять-таки безопасное: они все равно останутся родителями, даже если что-то получится не так. В то же время опыт ребенка расширяется, когда он в силу необходимости или же по собственной инициативе знакомится с другими семьями, странно непохожими на его собственную, встречает других взрослых и детей, а позднее знакомится с иными нормами поведения, формами дисциплины и неповиновения, уровнем карманных расходов, характером развлечений, манерой одеваться, степенью свободы. Это может способствовать переоценке тех привилегий, которые раньше воспринимались как универсальные; чаще же вызывает критику положения дел в семье, сопровождающуюся некоторым замешательством, если новые, захватывающие интересы требуют упразднения прежнего опыта. В первое время ребенок начинает критически смотреть на своих родителей, удивляясь тому, что другие могут быть более доброжелательными, более понимающими, не такими сторогими и более щедрыми. Самоутверждение, удивление, смущение, критика - все это симптомы взрослеющего детства.
3. Возрастные изменения личности являются тяжелым моментом беспокойного процесса созревания. Отрочество полно проблем, требующих разрешения, однако было бы неверно рассматривать подростковый период как одни только трудности: это время наиболее волнующих и радостных переживаний, которые дарит нам жизнь. Древнегреческий рисунок, изображающий любимого наставника молодежи в виде возницы, который, подгоняя своих разгоряченных лошадей, в то же время следит за их норовом, отражает важную истину. Юношество - это борьба энергии с дисциплиной, время проявления в некогда весьма пассивной и восприимчивой личности самопроизвольных стимулов, которые необходимо обуздать и оформить в общей схеме жизни. Возникающий сексульный импульс является наиболее очевидной и наиболее мощной из этих изменяющих все взаимоотношения сил. Это не что иное, как напор самой жизни, захватывающей очередное поколение. С девочками это происходит раньше, чем с мальчиками, протекает быстрее и имеет тенденцию в большей степени влиять на жизнь. Физиологические изменения, начинающиеся как в мальчиках, так и в девочках, могут вселить в них страх, тем более в том случае, если совершенно новое, незнакомое чувство стыдливости будет препятствовать им обратиться за помощью и разъяснениями. Изменения в сфере чувств протекают хаотично; это совершенно новое наслаждение силой и мужественностью, красотой, грацией, очарованием и мягкостью волнует молодое сердце.
Грезы, мечты, романтика, музыка, поэзия являются свидетельством того внутреннего опыта, который как бы ошеломляет подростка, однако в то же время осознание пола слишком часто ассоциируется с чувством вины и скрытностью; противоречивый характер этого процесса проявляется в странных колебаниях настроения, крайних проявлениях веселья и депрессии, свойственных только юности. Отчасти сексуальная проблема естественна, - сексуальный интерес и желание, возникающее до брака, могут быть направлены в приемлемое русло. С другой стороны, эта проблема зачастую создается искусственно: здесь имеет место неясная, противоречивая и лицемерная позиция общества, которое то запрещает, то, наоборот, поощряет сексуальную тематику, образы, сексуальное любопытство и соблазны. Часто опять-таки проблема зиждется на родительском страхе: взрослые говорят достаточно много почти на все прочие темы (здоровье, образование, деньги, одежда), что же касается этой, то, сознавая опасность, присущую сексу, приходя в замешательство от нестабильных критериев по этому вопросу, имеющихся в обществе, не умея компетентно подойти к этой теме, они просто налагают на нее запрет, бранятся и угрожают, если молодой человек или девушка всего лишь стремятся к пониманию и помощи. Тайком разыскиваемая информация и тайком получаемое физическое удовлетворение могут стать причиной сильного недовольства самим собой; подросток чувствует себя нравственно беспомощным и, как следствие, пристыженным, напуганным этими проявлениями своей слабости и несостоятельности. В данном случае пастор и его помощники исполняют крайне важную роль, пусть даже в большей мере неосознанно. Иногда к нему могут обратиться за подробным разъяснением или советом; гораздо больший эффект будет иметь свободное и естественное приятие секса и его многообразных радостей как части божественного творения, обогащающего человеческий опыт, как чего-то такого, что совершенный христианин воспринимает в своей жизни как дар, ниспосланный Богом.
Пастор никогда не должен избегать этой темы, но никогда не должен и вторгаться в нее: приводя примеры на проповедях, касаясь этой темы в беседах, непосредственно интересуясь личной жизнью своих молодых друзей и рассказывая о своих отношениях, он должен оказывать постоянную помощь молодежи, стремящейся увидеть, каким образом половая сфера вписывается в общую картину христианской жизни. Когда к нему обращаются, он должен своими объяснениями, просветительской работой и обозначением перспектив освободить ее от секретов и страхов и помочь юноше понять, что же в нем происходит. Если такой помощи ищет девушка, здравый смысл требует, чтобы ответ был дан только в группе и желательно смешанной. Стремление к установлению новых отношений настолько осложнено сексуальной проблемой, что, на первый вгзляд, они как будто сливаются, хотя в действительности это стремление есть особая и даже более глубокая потребность. До сих пор отношения, столь сильно формировавшие опыт ребенка, уже присутствовали здесь, были даны ему. В юности же эти семейные отношения предстают иначе: наличие половой связи между родителями воспринимается как неожиданность, а соседство с братьями и сестрами приобретает новое эмоциональное значение. За пределами дома с ощеломляющей быстротой открывается новый круг отношений с весьма несхожими людьми. Развивающаяся личность страстно желает, чтобы ее приняли и восхищались ею. Однако первые попытки приблизиться к противоположному полу могут быть мучительными; желание быть признанным сочетается со страхом возможного отказа и проявления собственной несостоятельности: картина, когда компания мальчиков поглядывает на группу девочек, боясь подойти, но в то же время не желая оставаться в тени, как раз иллюстрирует эту внутреннюю борьбу чувств.
Некоторые с нетерпением начинают компенсировать это развязностью, самоутверждением, грубой агрессией, не сознавая, что такая претензия на зрелость в действительности представляет из себя невозможность совладать с собственной незрелостью. Желание быть принятым объясняет крайнюю чувствительность молодых ко всякого рода недостаткам в лице, фигуре, несовершенству чувств или физической неловкости. Неуклюжая молодежь, с быстро выросшими руками и ногами, выражает трогательную благодарность тому, кто объяснит ей, что рост тела всегда опережает умение управлять им и что это вполне естественное и временное явление. В свое время молодой человек стремился утвердиться в семье или же обходился без этого, теперь же он сталкивается с необходимостью добиться признания у учителей, соучеников или сверстников, руководителей предприятий. Необходимо усвоить новый набор нужных ответов, и поскольку эти новые отношения носят добровольный характер и являются необязательными, то труднее становится завоевывать и сохранять расположение к себе. Одаренные мальчики и девочки быстро добиваются признания, молодые ученые, музыканты, артисты и спортсмены довольно скоро выходят в звезды, стремясь приспособиться и превзойти всех своих соперников. Другие, чувствуя свою несостоятельность, противостоят отвергшим их группам и, отрицая конформизм, стремяться привлечь к себе негативное внимание или же принимают заниженные образцы поведения, гарантирующие дурную славу. Третьи, чувствуя противоречие между тем, что требуется для их признания в семье, и тем, что необходимо для утверждения вне дома, вырабатывают двойную мораль: их язык, манеры, разговоры и внешний вид резко меняются, стоит им очутиться вне дома.
Потеряв надежду на счастливые отношения, молодой человек может уйти в себя, изолируясь от окружающих; при этом он может найти для себя удовлетворение в чем-то ином, как это бывает с людьми большого творческого ума, или же, продолжая чувствовать свою несостоятельность, будет испытывать к себе жалость, болезненно воспринимая себя как "волка-одиночку", который якобы презирает "стаю". Нет ничего удивительного в том, что отношения, сформировавшиеся у кого-нибудь из подростков с учителями, сверстниками и молодежными лидерами, склонны набирать силу, характеризуясь принципом "все или ничего" и полностью овладевая подростком. Потребность в признании зачастую мучительна, а утрата его вселяет отчаяние.
В этой связи неоценимое значение имеет внимательная христианская молодежная группа. Когда интересующийся или новобращенный приходит в ее ряды, весь процесс поисков признания и утверждения выходит на новый, более возвышенный уровень, характерный для новых друзей. Этот уровень должен быть высоким, приятие искренним и ободряющим: мимолетное внимание и ни к чему не обязывающая любезность никогда не поведут к углублению дружбы, но могут просто оттолкнуть новичка и заставить его уйти в себя. Некоторые пасторские наставления, адресованные молодым христианам в деле создания и работы коммуникативных групп, впоследствии щедро окупят затраченные усилия. Еще больше осложняет этот неспокойный период жизни стремление к новому самоутверждению. Выходя за пределы узкого домашнего круга, ребенок, за счет борьбы и приспособления обретший в семье свое место, права и обязанности, видит, что этот процесс самоутверждения надо начинать заново. Он заново должен отыскать свое значение и свой статус в большом мире, заново определять, кем же он является в обществе, которое никогда прежде не слышало о нем и мало им интересуется. "Кто я?" - этот вопрос звучит все настойчивее, и ответ на него только один: "Посмотрим", - то есть опять необходимо утверждать свою индивидуальность, делать свое дело, использовать новый уровень материальной и личной свободы, чтобы добиться внимания, собственной значимости и своего места в мире. Так же, как и ребенку, подростку надо проверить себя, и нередко выбираемый для этого метод несогласия как раз подчеркивает настоятельную потребность сделать что-либо потрясающее, лишь бы обратить на себя внимание. Отсюда вовсе не следует, что юноша порочен или антисоциален: по словам Гамильтона, он может быть всего лишь "испуганной душой, ищущей себя". До тех пор, пока он не станет самостоятельной личностью, у него не будет твердого характера и собственных убеждений.
Суждения, полученные из вторых рук, пусть даже религиозного характера, и чьи-то чужие принципы, пусть даже весьма моральные, никогда не будут искренними, как и сам этот слабый и впечатлительный подросток, несмотря на всю его приверженность им. Когда молодой человек не находит такой тождественности себе самому, т.е. не обнаруживает в себе индивидуальность, это может его привести в группу таких же "неудачников", стремящихся достичь компенсации посредством полного единства в разговорах, одежде, внешнем виде, поведении, увлечениях, сложившихся стереотипах и переживаниях. Идея "общности", "движения", "народа" с вытекающими отсюда нравами, порожденными толпой, для многих является компенсацией собственной незрелости и неуверенности в себе, свидетельством собственной несостоятельности в трудном искусстве быть самим собой. Даже в молодежной христианской группе могут быть как положительные, деятельные, энергичные и одаренные члены, так и неуверенные в себе, зависимые, которые довольны тем, что их направляют, и счастливы от возможности быть вместе с более сильными, вселяющими бодрость людьми, которым они могут довериться. В данном случае уже сама группа будет нуждаться в наставлении относительно осуществления своей пасторской заботы, в поддержке, в духовном кормлении и защите своих пока еще слабых членов. Обычно довольно мало говорят о четвертой возрастной особенности - стремлении к альтруизму. Маленького ребенка можно научить хотя бы по принуждению делиться чем-то с другими, по-доброму относиться к домашним и бездомным животным, больным, нищим, однако это будет приобретенной добродетелью. Подросток же нередко в довольно обостренной форме выражает свою озабоченность, социальную критику, свое почти всеохватное милосердие и реформистское рвение. Большая степень бескорыстия, великодушие и сострадание могут увеличить эту энергию, с которой делаются различные дела, и циничное утверждение, что все это мимолетно и поверхностно, никак не может быть оправдано.
Пастор или церковь, которые не обращают внимания на такую особенность подросткового возраста и не дают выхода этому юношескому энтузиазму, заслуженно потерпят неудачу в работе с молодожью. И вся программа по вовлечению подростков в работу должна быть серьезной: временные и ненужные поручения, данные им, лишь только бы чем-то занять, будут восприниматься ими как оскорбление. Евангелие и Церковь действительно нуждаются в том свободном времени и тех способностях, которыми обладает молодежь; однако многие молодые люди чувствуют больший интерес к практическому служению социального и филантропического порядка, и Церковь должна быть готова не эксплуатировать этот юношеский альтруизм, но направлять и сдерживать его. Не следует ограничиваться общественной активностью, преследующей экономию времени; участие в каком-либо из многочисленных кружков, нуждающихся в проверенных и честных работниках, должно быть представлено молодым людям как истинно христианское призвание. Если пастор вооружится информацией, касающейся подготовки к избранному занятию и его перспектив, если он в случае необходимости вступится за молодежь перед родителями, чьи амбиции мало считаются с юношеским идеализмом, ему будут признательны многие из тех, кто найдет глубокое удовлетворение в обретенном призвании, которое могло бы и не состояться.
Учитывая все многообразие происходящего как внутри подростка, так и в окружающем мире, вряд ли стоит удивляться тому, что он часто выглядит растерянным, непоследовательным, смущенным, меланхоличным, импульсивным и неуверенным в себе. Внимательный, дружески настроенный пастор обретет бессмертную награду, если приведет их одного за другим ко Христу, с Которым они соединятся, Которого будут любить, на Которого смогут опереться и Которому будут служить, и увидит, как они откроют в себе самосознание, самодисциплину, тот уровень самореализации и призвания, которые являются слагаемыми зрелости и источниками счастья.
4. Изменения в домашней среде естественно приходят по прошествии времени: некогда маленький ребенок, находившийся среди взрослых, становится молодым взрослым человеком среди зрелых людей; разговоры и планирование ведутся на равных; единство разнообразных интересов, привязанностей и взглядов обогащает семейную жизнь. Дом начинает принадлежать молодежи; часть его принадлежит им как отдельные "берлоги", и весь он лежит на них в плане его поддержания. Дополнительные карманные деньги, случайный приработок, институтские субсидии, а в дальнейшем регулярная заработная плата устраняют материальную зависимость, которая была основным стимулом к послушанию. Те вещи, которые раньше запрещались в силу их дороговизны, теперь становятся доступными и к тому же не требуют родительского согласия. Если молодой человек теперь уже сам оплачивает страховку и штрафы, он может мчаться с какой угодно скоростью! Если ему кажется, что дома нет свободы, он всегда может оставить его, хотя обычно молодые люди стремятся только к определенной форме независимости, достаточной для того, чтобы не терпеть ограничений и в то же время не лишиться последнего прибежища и домашних средств, если вдруг в жизни начнется черная полоса. По мере накопления опыта и расширения сферы отношений может возникнуть более тесная дружба между дочерью и матерью, сыном и отцом. Однако может иметь место и критика. Открываются неожиданные недостатки в поведении родителей и хозяйственном устроении дома; увидеть слабого отца, находящегося под каблуком у жены, капризную и вздорную мать, увидеть, что требования честности, чистоты, сострадания, предъявляемые детям, предаются родителями, которые посягают на чужое, читают порнографическую литературу, сильно пьют, как-то оправдывают свое равнодушие к Церкви, - все это является тяжелым ударом для любого ребенка. Верно, что юношеская критика жестока и требует от взрослых той последовательности, которой сами молодые редко придерживаются, однако часто все это протекает бок о бок со стремлением любить и быть преданным. Обычно она начинается с разочарования и становится враждебной только в том случае, если родители возмущаются и отказываются обсудить то, что молодежь хочет высказать. Критика неизбежно оборачивается вызовом тому, во что верят старшие, пытающиеся утвердить свою правоту. Свобода, все более расширяющая свои рамки, естественным образом стремится упразднить границы, определенные традицией, и ребенок, ссылаясь на образ жизни, принятый в других семьях, пытается оправдать эту попытку. Равным образом для пробуждающегося разума естественно задавать принципиальные вопросы, о которых старшее поколение уже забыло и думать, и проверять, какие же основания и права на истину имеет принятая взрослыми философия жизни. Негодовать против этого вызова, называя его "бунтарством", "неблагодарностью", "наглой непочтительностью", значит глупейшим образом не понимать ситуацию и ее побудительные мотивы. Верно, что иногда молодежь прячет свои действительные потребности за чрезмерно рьяной придирчивостью и получает удовольствие в спорах и остроумной игре словами; кроме того, она склонна задавать вопросы в форме воинственно звучащих утверждений. Однако если не обращать внимание на это ребячество, то следует подчеркнуть, что стремление к конфронтации является вполне естественным и оправданным, и единственно разумным ответом на такой вызов, ответом по-настоящему взрослого человека является одно - принять его.
Молодежь имеет все основания знать, почему взрослые считают и ведут себя именно так, особенно если правила поведения взрослых возлагаются и на них. Взрослые же, со своей стороны, должны быть готовы объяснить свою позицию, поделиться опытом и соображениями, внимательно выслушать все вопросы и искренне на них ответить. В подавляющем большинстве семей, с которыми приходится иметь дело пастору, молодые люди ждут не умных и безошибочных ответов, а надеются на терпение, с которым их выслушают и правдиво ответят, как и подобает настоящим родителям. Любовь возмещает большой недостаток опыта! Нередко молодые люди (хотя они могут и не высказать этого) благодарны за твердое обоснованное руководство, за четкое ограничение свободы действий; своим самым близким друзьям они иногда могут сознаться, что родительская твердость избавляет их от необходимости принимать какие-то решения, когда возможность ошибки велика. Чтобы остаться в безопасности и при этом выглядеть героем, иной молодой человек говорит: "Я вполне готов быть плохим, - но с такими родителями, как у меня, это не стоит труда".
Другие же, конечно, хоть сейчас готовы возложить на себя бремя решений, если только под рукой есть родители, которых можно было бы обвинить, когда решение окажется ошибочным, - такова молодость! Родители-христиане, как и прочие, склонны подавлять детскую критику, обвиняя детей в неразумии и непочтительности, и громогласно требовать "полного" послушания, не утруждая себя необходимой аргументацией. Кроме того, они склонны и к шантажу посредством слез и страданий по поводу так называемой неоцененной любви. Особенно это касается второго поколения христиан, ответственных за свое равнодушие к запросам молодежи, христиан, которые живут по закону, неверно его понимая, и согласно вероучению, о котором они просто никогда не задумывались. Им достаточно вспоминать благочестивых родителей, вера и добропорядочная жизнь являются достаточным оправданием для того, чтобы принимать символы благочестия, не задавая вопросов и не чувствуя необходимости в более глубоком опыте постижения Бога, Который придал значение этим символам.
Третье поколоние, в свою очередь, уже не имеет воспоминаний, необходимых для того, чтобы чтить христианскую традицию, поверхностную, приобретенную из вторых рук, скучную набожность родителей, которые не могут объяснить или защитить то, что сами никогда не понимали. Именно слабая, бессознательно унаследованная, заимствованная религия не в состоянии что-либо передать потомству и не может разжечь огонь в других сердцах. Пастору необходимо почаще вспоминать библейские рассказы об Иакове и Ахазе. Удобная философия детства, выражающаяся в словах "отец и мать знают лучше", не может продолжаться в отрочестве. Приказы, запреты и угрозы, не сопровождающиеся разъяснением и убеждением, могут привести к столкновению, болезненному для обеих сторон. Иногда родители думают, что дети упиваются своим явным неповиновением, хотя на самом деле они хотят сразу быть самостоятельными и одобренными в своем поведении: никакой нормальный парень или девушка не хотят представлять из себя "трудного подростка". Одной из отличительных черт этих конфликтов, которая иногда может разъярить молодых, является мелочность тех проблем, вокруг которых полемизируют родители: прическа, длина одежды, определенные пристрастия в музыке, жевательная резинка.
Многие периоды роста, которые молодежь могла бы довольно быстро пережить, приобретают смехотворную важность, становясь ареной боевых действий, если молодежь чувствует необходимость показать свою силу. Между тем родители, потеряв с детьми все связи, перестав отвечать рассудительностью и дружбой на их упрямое сопротивление, чувствуют себя обиженными и оскорбленными в своей неспособности обсуждать с ними серьезные проблемы секса, алкоголя, веры или же опасных связей. "Хорошенько взвесь свои силы", - обычно советуют все бывалые люди. В современных условиях, с широко распространившимся университетским образованием, непостоянством работы, урбанизацией, распадом семьи, готовностью деловых кругов использовать наплыв молодой рабочей силы и повсеместной расхлябанностью молодым людям приходится рано становиться взрослыми. Необходимость идти на работу, в университет или на временную квартиру в семнадцать лет ощущается столь же драматично, как необходимость идти в школу без мамы в пять лет. Для того чтобы расти, нужно настоящее мужество, а также дружба, понимание, пример, совет, иногда предостережение и нередко - возможность утешения и вера в то, что все можно начать сначала. А для этого и нужен пастырь.
Понять ситуацию, истолковать ее, выступить посредником, а также помочь людям понять друг друга, способствуя этому посредством проповеди, тесного общения, духовного руководства и советов в области создания христианской семьи, - все это, несомненно, пасторские задачи. Пастор должен также настаивать на том, что если христианство не осуществляет себя дома, то было бы лицемерно требовать от него разрешения общественных и мировых проблем. Он должен почувствовать в себе стремление защищать молодежь, решительно протестовать против всяких попыток объявить ее никчемной, скучной, несущей в себе угрозу, непочтительной, опасной для дома и так далее. Такого рода отношения не должны иметь место в Церкви. Некоторые молодые люди действительно причиняют беспокойство, но они все нуждаются в спасении, будучи безнравственной или обаятельной, молодежь остается частью церковного сообщества, служащего Христу, золотым капиталом, вложенным в будущее; любой молодой ум и сердце - это дорогая жемчужина, стоящая того, чтобы Церковь многое продала, дабы приобрести ее для Христа. Пастор никогда не должен допускать, чтобы Церковь выражала сомнение в этом. Что касается его собственных отношений с молодежью, то в данном случае лучшим правилом будет общаться с каждой отдельной личностью так, как будто она на два-три года старше своего возраста. Если мы будем общаться с подростком как с ребенком, он начнет реагировать по-детски, раздраженно, своевольно, угрюмо. Если же мы будем обращаться с ним как со взрослым, давая ему возможность спорить и самостоятельно принимать решения, он удивит нас (да и себя) своей неожиданной зрелостью.
Пасторская вера с самого начала предопределяет ценность, свободу, ответственность и божественную цель, заложенную в каждой личности; Церковь является братством, в котором эта установка вдохновляет на единственную в своем роде заботу о ближнем. Всякая молодая жизнь здесь может найти прием, самораскрытие, найти свои идеалы, свое дело и своего Учителя, знать Которого - значит любить Его, а любить - значит служить Ему в совершенной и вдохновенной свободе. Пастор, а также наставник молодежи должны знать, что какая-то часть юношеского энтузиазма может излиться и на них. Молодые люди, которых не устраивает их домашняя жизнь и родители, жадно ищут замену и могут идеализировать руководителей общины, делая их до некоторой степени объектом своей ревнивой преданности; иногда трудно отправить их из церкви домой. Такая привязанность к тем, кто представляет для молодежи их вновь обретенную веру, не является нездоровой, если правильно направляется, и может быть подспорьем в деле обретения твердого характера. Однако имеет место и явная опасность: все, кто могут стать объектом сильной привязанности, должны быть весьма избирательны в своей дружбе во избежание сексуальных и других серьезных инцидентов.
Кроме того, становясь "духовным героем" чьей-нибудь молодой души, никто не застрахован от тонкого самообольщения, поддаваться же этому -значит проявлять ребячество. Ответственность перед родителями требует, чтобы молодежи указали на их дом как на первое место, где они могут проявить свою христианскую преданность и послушание (если же пастор делает это неохотно, ему надо как следует рассмотреть причины своего нежелания). Простой здравый смысл и опыт должны предостеречь молодых людей от признания кого-то непогрешимым, совершенным, безупречным или же необычайно мудрым, а их льстивые возражения должны быть решительно отвергнуты. Они должны жить в реальном мире и знать, что все взрослые хороши и плохи, сильны и слабы, непоследовательны, подвержены ошибкам и могут впадать в отчаяние. Непреклонная, бескомпромиссная позиция молодых, делящая мир на белое и черное, должна уступить место сбалансированным и реалистичным суждениям.
Играть на взыскательном идеализме в угоду собственной гордости, необъективно критикуя других ("менее духовные, не столь посвященные пастыри... такого рода церковь не знает лучших..."), непростительно: это дает почву для дальнейшего разочарования, когда они узнают, что и сам колосс на глиняных ногах. В любом случае молодые христиане должны учиться жить без кумиров. Что бы первоначально ни означали слова Иисуса, обращенные к богатому юноше, они должны стать нашими словами, обращенными к молодым людям, ищущим совершенства: "Никто не благ, как только один Бог". Сосредотачивать веру подростка на верховном образе Бога, явленного во Христе, значит вести строительство на прочном фундаменте в этом вызывающем разочарование мире и несовершенной церкви. Молодежь так остро нуждается в помощи (независимо от того, признается она в этом или нет), что у искреннего, открытого и понимающего пастора, который общается с молодыми на равных, никогда не будет недостатка в просто приходящих к нему, доверяющих ему свои тайны или новообращенных. Даже если, общаясь с молодежью, он имеет при этом много забот и разочарований, в этом же он обретет и успехи, свои неоскудевающие плоды и драгоценную награду благодати.
Любой пастор знает, что возможности, открывающиеся в служении, связанном с молодежью, безграничны. Целая жизнь может сформироваться в получасовой беседе, в ней же может родиться многолетняя дружба, поскольку молодежь остро переживает свои проблемы и редко забывает даже весьма сдержанные попытки подлинного сочувствия и помощи. Да и сам пастор найдет стимулы для своей работы, если вместе с молодыми умами будет отыскивать христианский ответ на новые вопросы. Если привычное почтение, которым христиане пожилого возраста окружают каждое слово пастора, становится немного скучным, то свежий ветер юношеской откровенности, юношеского своеобразия, а также отсутствие ложного уважения могут дать ободряющий глоток воздуха его душе. Нередко мы видим, что возрастная разница между пастором (или молодежным руководителем) и самими подростками является как преградой, так и большим преимуществом. Пастор должен помнить, что со стороны молодежи эта преграда кажется более высокой, нежели это представляется ему самому, и ее нельзя преодолеть ни какими-то специальными приемами общения, ни ставкой на авторитет или уважение, которое якобы надо оказывать, учитывая прожитые годы (для молодежи это, наоборот, помеха, а не преимущество), ни стремлением быть моложе, копируя взгляды, манеру поведения и речь подростков. Это может вызвать только насмешку.
Искренняя дружба, истинное понимание, рожденное симпатией, а также желание помочь значат гораздо больше, и возможность научиться этому заключается в умении терпеливо слушать, наблюдать, анализировать, а также уважать молодежь. Когда все это есть, разница в возрасте уже не воспринимается как препятствие и, напротив, выявляется ее польза. "Люди среднего возраста, - писал Джордж Элиот, - которые уже пережили свои самые сильные чувства, но еще не дали им до конца остыть, могут представлять собой как бы естественное священство, которому жизнь заповедала и освятила быть прибежищем и спасением для всех, кто оступился в начале пути и впал в отчаяние". Не все молодые люди попадают в такие беды, с которыми бы они не могли успешно справиться, и мудр тот пастор, который знает, когда не нужно предлагать помощь, а надо дать парню или девушке возможность лицом к лицу столкнуться с трудностями, самому разобраться в своих неприятностях и в процессе этого обрести более крепкий характер. Быть может, все, что от него требует молодежь, - это быть доступным, открытым и готовым прийти на помощь по мере надобности. Однако с пастором бывает так, как с доктором: наиболее тесные отношения завязываются тогда, когда он и его пациент вместе встречают критическую ситуацию. И здесь помимо обычных "родительских бед" можно выделить три типичные ситуации.
Необходимость живого личного жизненного опыта, с которой сталкивается каждый новообращенный (а не простое усвоение полученных в наследство взглядов), предполагает обновленный христианский диалог с каждым новым поколением. Выше мы отмечали, что бросать вызов окружающей среде, сомневаться и анализировать, - все это вполне нормальный признак здорового, правильного и перспективного развития молодого человека, и там, где инициатива духовного диалога не исходит от родителей, пастырей или учителей, молодые люди сами начинают его. Если диалогу препятствуют, высмеивают его или игнорируют, подросток переходит к прямому отрицанию установленных норм, чтобы только привлечь к себе внимание. Менее речистые свое отвержение непринятых норм выражают в бунте, своенравии, презрении и крайне вызывающем поведении; более речистые могут рассуждать о половых или домашних проблемах, о собственной несостоятельности, отсутствии индивидуальности и так далее, - причем жаркая аргументация обычно свидетельствует не только об интеллектуальной заинтересованности в конечном результате спора. Скрытый протест и попытка спрятаться за ширмой чистого интеллектуализма тоже взывают о помощи, в равной мере требуя сочувствия и понимания. Иногда резкость поведения может ошибочно приниматься как самим подростком, так и его слушателями за взрослость, а быстрая сообразительность порой может порождать у парня или девушки чувство большей социальной безопасности и эмоциональной стабильности, чем это бывает у человека с более флегматичным, молчаливым темпераментом. Демонстрация прогрессивных идей еще не признак взрослости, а за легким обращением со словами, теориями и современными взглядами, которые к тому же нередко внезапно меняются, может скрываться недостаток житейской мудрости (по сравнению с другими молодыми людьми, трудовой опыт которых и знание жизни выходят за пределы классной комнаты).
В данном случае пастор должен постоянно помнить о том, что независимо от самоуверенного вида, который напускает на себя молодой спорщик, его волнуют те же подростковые проблемы, что и других молодых людей, и что религиозные требования уже, вероятно, беспокоят его какие-то сверхчувственные сферы. В целом проблема поиска личностной индивидуальности в рамках расширяющегося общественного опыта обостряется за счет требования принимать на себя какие-либо духовные решения и обязательства и за счет давления религии на чувство личной ответственности. Проблема групповых отношений обостряется за счет социальной природы религии и необходимости "включиться в дело" (требование, которое может принести громадную помощь одним и напугать других). Давление религии на чувство личной вины и ответственности (часто выражающееся в ситуациях, сопряженных с половой чувственностью) также осложняет эту проблему и не всегда приносит пользу. Религиозное поклонение героям иногда только усугубляет чувство личной несостоятельности, а требование духовного авторитета болезненно сказывается на растущем чувстве свободы и самоутверждения. Пребывая в атмосфере интеллектуальной нестабильности, бросая вызов всей совокупности унаследованных идей, современные молодые люди вполне могут объяснить свои естественные "проблемы роста" посредством усложненных интеллектуальных форм, которые делают христианские верования "абсурдными и неправдоподобными". Когда молодой, едва оперившийся скептик, пробуя крылья своего интеллекта, выдает за блистательные открытия совершенно тривиальные и избитые "аргументы", заимствованные у модных публицистов, у агностиков, принадлежащих к деловым кругам или политическим сферам, у озлобленных войной поэтов, то у пастора появляется благоприятная возможность дать ясные и умные ответы (однако при этом нельзя забывать, что говорящему его аргументы не кажутся тривиальными и избитыми, хотя они и не имеют под собой основы). Особенно внимательным надо быть тогда, когда мнимые интеллектуальные сложности являются всего лишь временной формой протеста против непонятного авторитаризма, утвержденного репрессивно и фанатично настроенными родителями, которым любое свободное исследование проблемы кажется "богохульством", а всякий искренний поиск ее нравственной обоснованности - "своевольным попранием основ нравственности и благопристойности".
В данном случае более глубокое понимание родительского опыта и страхов будет гораздо полезнее, чем теоретические споры вокруг теистической философии. Конечно, иногда открытый агностицизм может быть защитой от угрызений совести или страха, вызванного реальными грехами. Грешник в любом возрасте может убежать от духовного убеждения в дебри интеллектуальных противоречий. Однако, с другой стороны, проблемы интеллектуального порядка могут быть вполне искренними. Не содержащая в себе ошибок богодухновенная книга, написанная две тысячи лет назад (то есть до открытий современной науки, заявившей о себе во всем мире), действительно, в определенной мере требует веры. Пасторы, служащие при колледжах, сообщают о широко распространившемся среди подростков мнении, согласно которому религия представляет собой субъективный, интуитивный эмоциональный опыт; Бог вполне может быть "разным" для разных "наблюдателей", а нравственность - это дело личного вкуса и убеждений, как, например, это имеет место в эстетике. Такая позиция не является христианской, однако она заслуживает ответа, а не порицания. В целом же цель пастора в общении с молодыми агностиками сводится к тому, чтобы развивать и продолжать диалог. Он должен верить в силу истины, способной добиться побед, если только нет фальшивого нажима на догму, приводящего к ее неприятию, и если обе стороны ведут диалог уважительно и честно. Диалог предполагает, что каждая сторона попеременно слушает друг друга, хотя некоторые пастыри считают невозможным слушать молодежь. "Отец, - сказал однажды семнадцатилетний юноша протестантскому священнослужителю, - ты первый человек среди взрослых, который всегда был готов выслушать меня". Тем самым он подтвердил важность сказанного нами.
Иногда полагают, что во время беседы с молодежью христианский наставник должен больше слушать, чем говорить. Уважение, оказываемое подростку, не будет трудным для пастора, который сознает постоянную потребность молодежи в справедливости и сочувствии. Честность должна быть естественной для христиан, однако иногда люди среднего возраста забывают о тех проблемах, которые когда-то очень волновали их самих, и привыкают к ужасному противоречию между царящим в мире страданием и любовью Бога, которое молодежь переживает страстно и глубоко. Отметать эту проблему - значит поступать не по-христиански. Кроме того, молодой ум часто смущен отсутствием вполне рациональных и убедительных доказательств бытия Бога, а также многими рассказами и идеями, встречающимися в Библии, или же некоторыми эпизодами из церковной истории. Честный апологет христианства не будет пытаться доказать недоказуемое и защитить то, что не может быть оправдано, не будет настаивать на принятии каких-либо положений только ради традиции или же представлять все в христианстве как достойное Христа. С другой стороны, пастор должен требовать такой же честности и от молодежи, когда она прибегает к широким обобщениям и делает далеко идущие выводы на основании выборочных данных или когда пытается утвердиться в простом сомнении и отрицании. Если христианское объяснение жизни выглядит неверно, а христианская система ценностей кажется иллюзорной и потому якобы не является достаточно обоснованной философией жизни, тогда необходимо выработать более адекватные толкования и нормы, заново подвергнув их строгому логическому анализу и проверке историей. Можно открыто спросить у юного агностика, во что он верит и почему, и как это помогает ему объяснить и пережить страдание, войну, несправедливость, зло и факт смертности человека. Страх перед непрочностью своего положения может заставить уйти в фанатический догматизм, искать удовлетворения в мистическом, эмоциональном, субъективном "опыте" и отрицать всякую неопределенность и нежеланные факты, подозревая во всяком обстоятельном разъяснении особый вид защиты и рассматривая любое честное воздержание от оценки как лицемерие.
Нередко закрытость ума к религиозным вопросам может сосуществовать вместе с высокими интеллектуальными способностями в других сферах: ум как бы расщепляется, и "мирской" науке и логике не позволяется причинять беспокойство фундаментальной религиозной традиции, которую упорно и неразумно хотят "возвысить над спорами". Пастору необходимо учитывать, что в данном случае подспудная неуверенность человека является более серьезной проблемой, нежели ее интеллектуалистская формулировка. Наряду с этим дает о себе знать и агрессивный вызов молодежи, который она бросает нравственным проблемам и который заявляет о себе по принципу "все или ничего", отвергая любые компромиссы, подразделяя все вопросы на черные и белые и настаивая на полной преданности каждому принципу, - при любых обстоятельствах, всеми христианами и любой ценой. Наилучший вариант практического поведения в определенных, зачастую непростых обстоятельствах кажется пылкому юноше простым предательством, а жестокость его неумолимых требований к другим христианам (даже при трагических обстоятельствах или при отсутствии подготовки) им совершенно не воспринимается. В стремлении пастора привести молодого человека к большей степени зрелости и пониманию отстаиваемых положений терпение пастора будет подвергнуто тяжелым испытаниям, однако он не должен отступать, зная, что интеллектуальный и нравственный догматизм, присущий молодежи, может спровоцировать у нее взрыв уязвленного самолюбия, когда опыт реальной жизни объявит войну этой романтической установке. К несчастью, пастор (и евангелист) иногда может поддаться искушению злоупотреблять юношеским догматизмом, называя его обращением; играя на бескомпромиссном идеализме юношества, он может называть этот идеализм посвящением. Пастор тоже может стать догматиком, пряча свои собственные опасения за еще более выразительными утверждениями и зная, что некоторые из окружающих его молодых людей согласятся с ним и сплотятся вокруг него. Такой человек может пользоваться "большим успехом у молодежи", однако он несет серьезную ответственность за те срывы, которые произойдут в зрелом возрасте, когда суровая правда и изменчивость расширяющегося опыта застанут выросших христиан неподготовленными к настоящей вере и мужественному терпению.
Диалог с юными оппонентами будет, вероятно, наиболее полезным, когда пастор призовет молодежь обстоятельно выражать и детально анализировать свои мнения и вопросы. Такой подход (как в группе, так и при индивидуальном собеседовании) часто ведет дальше, чем просто однозначное утверждение христианской истины. Нередко случается, что наполовину исследованные теории и возражения, будучи обсуждены и полностью поняты, тем не менее, очень часто оставляют многие серьезные вопросы нерешенными; когда это уяснено, тогда экспериментально можно предложить и христианский ответ, по крайней мере, как одно из возможных решений. Во-вторых, дискуссия может развиться гораздо глубже, если пастор сумеет направить ее на жизненно важные проблемы относительно Христа, христианских идеалов, христианского объяснения жизни, и не будет вдаваться в обсуждение жизни Ионы, жены Каина или насланных на Египет казней, т.е. тех проблем, которые не являются средоточием христианского ученичества и не представляют реальной пользы для людей, еще не встретившихся с Иисусом. В-третьих, умудренный пастор в равной мере должен следить, чтобы дискуссия имела под собой твердую почву, сознавая, что интеллектуальное теоретизирование - это всего лишь приятное времяпровождение, а не настоящее дело; современное состояние общества, реальная Церковь и ее различные служения, история, факты прогрессивного развития человечества, вопросы страдания, смерти, истинность собственного опыта и свидетельства пастора, - все это материал для серьезных споров, а не словесных хитросплетений, в которых запутываются неосторожные любители поспорить в ущерб целостности своих убеждений. Однако стремление избегать догматизма, поддерживать открытый характер диалога, не настаивать на преждевременном согласии, оставляя время для постепенной перемены умонастроения, вовсе не означает, что пастор не имеет спокойного, смиренного доверия тому, что он знает. Если он ограничивает свою уверенность немногими основными истинами, допуская, что есть многое, чего он не знает, то это делает его уверенность еще более убедительной. Его собственная постоянная уверенность в том, что Христос остается уникальной, непревзойденной и неоспоримой фигурой, что две тысячи лет христианского свидетельства прошли не для того, чтобы быть ниспровергнутыми каким-нибудь несерьезным увлечением наподобие агностицизма, и что истина остается непобедимой и еще восторжествует, - дает новые силы его терпению, и если он делает свое дело искренне и хорошо, пробуждает интерес в его юных слушателях. А нередко интерес - это первый шаг к вере.
Как известно, молодежь не только слушает, но и смотрит. Реальное влияние пастора или молодежного руководителя определяется его действием (или бездействием), когда молодые члены церкви, ее приверженцы или дети из церковных семей сталкиваются с законом или школьной администрацией. Если пастор теряет всякий интерес к подростку на том основании, что его уличили в воровстве, злоупотреблении спиртным, краже со взломом или угоне автомобиля, то он может больше не ожидать, что остальная молодежь, с которой он общается, будет внимательна к его разговорам о спасающей любви. Эта молодежь молча оценит его реальную позицию и сделает свои выводы. Однако пастору необходимо помнить, что у него тройная роль. Во-первых, он гражданин и поэтому обязан поддерживать закон и общественные правила, помогать правоохранительным органам, при необходимости давать показания и даже сообщать о нарушениях или же разделять вину как участник правонарушения. Ведь если христиане не будут защищать общественный порядок, то кто же будет это делать? Если из чувства ложной совестливости христианский наставник не склонен поддерживать закон, он не имеет права выражать недовольство, если другие последуют его примеру, руководствуясь какими-то своими соображениями. Пастор должен быть другом, защитником, выразителем интересов правонарушителя, оставаясь с ним даже тогда, когда все остальные отвернулись от него. Это не значит, что он может идти на притворство, фабрикацию каких-то оправданий, перекладывание вины на что-то другое, оправдание правонарушений или какое бы то ни было ослабление чувства личной ответственности. Христианское отношение к проступку должно быть однозначным, однако доброжелательное отношение христианина к провинившемуся тоже ни у кого не должно вызывать сомнения.
Пастор не должен смягчать преступление, но и не должен осуждать преступившего: его позиция должна быть всецело позитивной и ориентированной на возможность спасения. Однако в то же время пастор говорит от имени христианской общины, поддерживающей внутри церкви христианские нормы поведения, превышающие средний уровень, и не отвергающей тех, кто не оправдал ее ожиданий (и не создающей для них невыносимых условий). Он не должен ослаблять нравственные установки общины, искать оправдания для тех ее членов, которые стали относиться к себе менее строго, легковесно трактовать проступки или искажать смысл содеянного, настаивая на "добром характере" того, кого только что уличили в общественном правонарушении. В первую очередь заботясь о благе более молодых членов церкви, он должен быть искренним, честным и великодушным. Почти в каждом случае он будет сознательно делать все возможное со своей стороны, чтобы члены церкви чувствовали его доверие к ним, делясь с ними своими огорчениями, вместе с ними сожалея о случившемся и принимая их сотрудничество и молитвы в деле исправления создавшего положения. "Исправление положения" и является сущностью стоящей перед пастором цели. Первое, что от него требуется, - это его присутствие (дома, на суде, в семье, на любом расследовании, если это возможно). При этом он может не высказывать своего мнения, если у него нет полезных материалов или свидетельств, способствующих ходу дела, однако его присутствие будет ободрять и морально поддерживать; порой оно предотвратит возникновение злобных взаимных обвинений и поможет кому-то понять, что это горе еще не конец света.
Иногда сочувствие пастора молодому правонарушителю заставит и его родителей поступить также. А тем временем, наблюдая, слушая, ведя ненавязчивые беседы, он сформирует свое собственное объяснение реальных причин случившегося, причин личной или семейной несостоятельности, слабости характера или пробелов воспитания, затаенных обид, объясняющих всю ситуацию в целом. Это поможет ему определить пути, ведущие к улучшению отношений и поведения провинившегося. Однако, когда судопроизводство закончится, пастор (быть может, не открывая своей цели) найдет возможность провести собеседования с теми, кого оно близко затронуло. Когда семейные отношения уже улажены и нарушитель и его родители в равной мере сожалеют о случившемся, он может беседовать с ними со всеми вместе для того, чтобы помочь им обрести уверенность, призвать к сохранению во всем чувства меры и предложить им свою дружбу и молитвы. Однако чаще в таких случаях совместное собеседование может таить в себе опасность: семейная ссора может стать неуправляемой и исключит возможность дальнейшей помощи. Как правило, провинившийся и его родители одинаково нуждаются в том, чтобы понять самих себя и друг друга, а это требует отдельных собеседований.
Беседа с правонарушителем
Она должна состояться в первую очередь - ведь молодому человеку кажется, что сначала должны выслушать именно его! Представ перед пастором, провинившийся, вероятно, будет вести себя осторожно, замкнуто, подозрительно, быть может, вызывающе, хотя за этой позицией может скрываться глубокое сожаление, гнев на самого себя и стыд. Спокойное отношение со стороны пастора ко всем этим проявлениям всегда имеет положительный эффект. Непринужденная атмосфера, искреннее дружелюбие, при котором факт правонарушения с самого начала никто не замалчивает, могут дать неожиданные результаты. "Ну, похоже, что ты попал в историю, - говорит пастор, - не мог бы ты рассказать мне, как все случилось? Мне кажется, это на тебя не похоже; что же на самом деле произошло?" И может случиться, что пастор окажется первым человеком, пожелавшим узнать точку зрения правонарушителя на происшедшее. Когда провинившийся укоряет других в жестокости или негодует против их резких суждений, такое замечание, как: "Ну, я, в принципе, понимаю их чувства, хотя они могли бы и не говорить этого... да, я полагаю, что это могло огорчить тебя", - могут настроить на доверие, не вынуждая пастора одобрять случившееся. Пастор, как всегда, будет слушать и улавливать то, что проступает лишь в намеках, что провинившийся пытается скрыть, не говоря об этом ни слова или, наоборот, высказываясь слишком эмоционально или излишне повторяясь, - во всем этом пастор должен пытаться выявить отношения, страхи, осложнения, которые сам правонарушитель сознает довольно слабо. Во время беседы необходимо руководствоваться тремя целями. Во-первых, необходимо прозондировать причины, лежащие в основе такого поведения, попытаться выяснить, с какой целью было совершено правонарушение (была ли в том какая-то необходимость, толкнуло ли на это чувство несостоятельности, крушение каких-либо планов). Быть может, причина заключалась в нехватке денег, в недостаточно весомом положении в компании, в гневе на какую-либо несправедливость, из-за потребности во внимании, из-за скуки или ощущения своей неполноценности. Если это удастся выяснить, то наилучшие из возможных ответов на существующие проблемы появятся сами собой.
Обретя новое самосознание, парень или девушка, быть может, отыщут в нем столь большое облегчение, что их поведение решительно и радикально изменится. Во-вторых, правонарушителю необходимо помочь принять последствия совершенного им проступка без нытья, жалости к самому себе или горечи. Ему надо дать понять, что родители, школа, общество, церковь не могут отнестись к его поступку иначе, кроме как с неодобрением, и, согласившись с этим, он в значительной мере избавится от горечи наказания. "Их неодобрение, конечно терзает твое сердце, - может сказать пастор, - но ведь ты сам даешь повод для этого! Наберись терпения и докажи, что теперь ты и сам это не одобряешь". Пастор может оказать большую помощь, ходатайствуя за провинившегося перед родителями, работодателем, коллективом, используя при этом значимость своего положения и авторитета, дабы постепенно исправить сложившуюся ситуацию. Более деликатным должно быть стремление помочь другу или подруге провинившегося взглянуть на вещи по возможности беспристрастно и мягче на них реагировать. В глубине души пастор может считать, что прекращение такой дружбы могло бы быть правильным поступком для парня или девушки, однако он может попросить немного повременить с этим ради самого правонарушителя. В-третьих, пастор будет стараться подталкивать к положительным выводам. Он не станет морализировать по поводу происшедшего, но постарается заронить в юное сознание мысль о том, каким образом более крепкая вера, ясное решение быть верным христианскому ученичеству, лучший круг друзей и более широкие и серьезные интересы помогут избежать повторения ошибок. Кроме того, на основании данного опыта он попытается лучше понять домашние условия провинившегося, его родителей, семейные обстоятельства и отношения. Иногда он даже может посоветовать уйти из дома, где условия совершенно невыносимы, и начать новую жизнь. Главное, что надо сделать, - это добиться четкого и ясного практического отношения к пережитому опыту, которое должно проявляться не в одном только словесном выражении сожаления и эмоциональном потрясении, а в реорганизации свободного времени и перемене взглядов и отношений, в ясном признании того, что существуют и должны быть найдены более высокие жизненные ориентиры.
Она может протекать несколько труднее. Пребывая в горе, родители молодого правонарушителя ищут помощи пастора, руководствуясь очень разными соображениями: это и потребность в утешении, и попытка оправдать самих себя, и поиск связей с желанием уменьшить наказание или штраф, заручиться поддержкой в своем стремлении оградить себя от плохого отношения соседей или даже попытка обвинить пастора и церковь в том, что они не смогли в самом начале пресечь возможность этой неприятности. Если в первую очередь необходимы утешение и поддержка, то пастор должен, конечно, насколько это соответствует истине, показать, что сама неприятность не столь серьезна, как это кажется, что попавшие в беду парень или девушка не так испорчены, как это может показаться на общем фоне случившегося, что отношение к этому других, чье мнение имеет какое-то значение, на самом деле содержит больше сочувствия и, быть может, смущения, а не осуждения. Он должен заверить их в том, что его дружеские отношения с правонарушителем не прервались, и поделиться с ними своими собственными соображениями относительно подспудных причин случившегося. Нередко он может объяснить суть самого события, стремления молодого человека, которые были непонятны расстроившимся родителям, и, не нарушая сложившегося доверия, может описать родительский дом с точки зрения сына или дочери. Исходя из своей более объективной точки зрения на происходящее, он будет убеждать родителей не преувеличивать значение того, что случилось, и в то же время поможет им осознать необходимость пересмотра сложившихся отношений и стиля жизни. Если же основное стремление родителей сводится к тому, чтобы оправдать себя, обвинить других или уйти от последствий собственного невнимания или грубости, пастору необходимо собрать весь свой опыт и терпение. Он должен помнить, что даже плохие родители могут быть напуганы, расстроены, внутренне пристыжены; и пока они не осознают долю своей вины в приключившейся беде, улучшение ситуации маловероятно.
Если все упреки сыплются на голову молодого человека ("он всегда был неблагодарным, эгоистичным, беспечным, несдержанным..."), то появляется искушение (а в иных случаях это необходимо) прекратить нападки, намекнув, что характер человека никогда не является чем-то случайным, и не мешало бы выяснить, что сделало его таким и на кого он похож. Когда упреки адресуются школе, работодателям, соседским детям, плохим товарищам, у пастора может возникнуть желание заметить, что все они вполне могут по-другому расценивать случившееся. Обычно лучше всего просто слушать, позволяя родителям высказаться и иногда тем самым раскрыть самих себя. Если пастор будет однозначно защищать провинившегося, сомневаться в том, что говорят родители, или оспаривать их, это может облегчить его задачу, но сделает дальнейшее развитие беседы невозможным. Иногда, стремясь в более или менее приличных формах рассказать о своих обидах, гневе и горечи, родители начинают смотреть на себя глазами пастора. Вопросы типа: "А кто этот товарищ; он тоже попадал в беду?" или: "А школа замечала какие-нибудь признаки плохого поведения?" могут разрядить атмосферу и перенаправить сетования в более верное направление. "Такие вещи не делаются просто так, ни с того, ни с сего, - может предположить пастор, - если к тому же, как вы говорите, ваш сын был счастлив и все дела шли хорошо. Почему, как вы думаете, он повел себя именно таким образом? Не изменились ли в последнее время какие-либо обстоятельства или планы, не изменилось ли его поведение? Быть может, он в чем-то разочаровался?" Если родители вполне уверены в себе и в своей невиновности, то пастор может обратиться к ним со следующими словами: "Но тогда чего же вы ждете от меня, если все идет как надо?" Иногда, когда все уже высказались, можно подвести итоги, сказав что-нибудь типа: "Ну, похоже, что это что-то исключительное, явное недоразумение, какой-то порыв, несвойственный его характеру. Если все, что вы сказали, - правда, то это больше не повторится. И чем скорее об этом забудем, тем лучше".
Иногда такие слова приводят к неожиданному раскаянию. Пастору необходимо слушать и внимательно следить за тем, как беседуют члены семьи между собой, за возможными конфликтами между родителями, или между ними и их ребенком. Различные точки зрения отца и матери, их несхожие тревоги вполне естественны, однако следует высветить принципиальные разногласия и обсудить их воздействие на ребенка. Важно постоянно помнить, что родители стремятся защитить своего сына или дочь, и, если они стоят на своем, лучше всего твердо сказать им, что в таком случае вы не можете им помочь. Дайте им почувствовать внутреннее страдание, которое испытывает правонарушитель, и его еще более возросшую потребность в доверии и участии с их стороны, несмотря на то, что это пока никак не обнаруживается в его поведении. Если имеет место явное недовольство родителями, уместно будет разъяснить реальную ситуацию, так как нередко родители совершенно бессознательно создают себе проблемы.
Если, например, парень без предварительных объяснений не мог привести домой девушку, то в таком случае родители провоцировали скрытность и обман; если бы они разрешили ему делать то, о чем он просит, они дали бы ему возможность разглядеть ее в домашних условиях и тем самым показали бы свою искреннюю заинтересованность в его благополучии. Если друзья не бывали у него, то, разумеется, он "каждый вечер пропадал неизвестно где, только не дома". Если все его друзья, интересы, его хобби постоянно попадали в зону родительской критики, нет ничего удивительного в том, что он никогда не рассказывал им, что делает. Если служение пастора ориентировано на скорейшее достижение видимых результатов, оно редко способствует решению проблемы домашних отношений. Лучше все-таки выражать свою постоянную заинтересованность в сложившейся ситуации и готовность помочь в случае необходимости, однако надо в то же время дать почувствовать, что главное для родителей - стремиться к пониманию и поддержке своих детей. Детям же также необходимо учиться понимать и ценить своих родителей. Чем дольше те и другие будут ждать помощи со стороны, тем дольше будут сохраняться возникающие трудности. И чем раньше советы пастора станут излишними, тем успешнее он выполнил свою задачу.
Случай с девушкой, которая забеременела будучи незамужем, представляет собой для пастора иную проблему, отличную от той, когда то же самое происходит с готовящейся к браку невестой. Некоторые пасторы чувствуют острую неприязнь к неразборчивой в своем поведении девушке, которая "попала в беду" по причине собственной "безнравственности". Поэтому прежде всего необходимо, чтобы пастор выработал в свете Евангелия свою собственную позицию по отношению к этой нередкой, к сожалению, ситуации. Здесь имеет силу то, что было сказано о долге пастора по отношению к христианскому обществу и светской молодежи: он должен поддерживать высочайшие нормы христианского поведения и не извинять и не смягчать совершенного греха. И в данном случае (если о происшедшем стало известно в христианской группе) он должен найти благоприятную возможность, при этом не делая особых ссылок на конкретный факт, чтобы выразить христианское отношение к такого рода проблемам, позволяя молодежи самой почувствовать уместность его замечаний относительно случившегося. Осмысляя свою точку зрения и объясняя ее другим, пастор должен помнить о громадном значении того момента, когда девушка обращается ко Христовой церкви, прося помощи и участия. Тем самым выражается ее желание найти тех, кто мог бы проявить заботу, сострадание и разделить с ней ответственность.
Пастор едва ли забудет о том, как отнесся Иисус к женщине, встретившейся Ему в доме фарисея Симона, и женщине, взятой в прелюбодеянии, а также о Его запрете осуждать ближнего. Осуждение - это не христианский поступок: Сам Иисус пришел не для того, чтобы осудить, но чтобы спасти; если зло уже совершено, то слишком поздно порицать, и к тому же это может помешать стремлению добиться спасения. Все это почти не оставляет сомнения в том, что христианское отношение к случившемуся должно иметь позитивный, практический, евангельский характер, когда ничто не забывается, но при этом никто не осуждается. То, что может сделать пастор, во многом зависит от того, чего именно хочет от него попавшая в беду девушка. Если он спокойно принимает сложившуюся ситуацию, не рассматривая ее как безнадежную, как конец всем радостям и счастью, и выражает свою очевидную готовность помочь (без осуждения и расследований), то такое отношение само по себе может даровать надежду и мужество страдающему и отчаявшемуся сердцу. Однако иногда девушка надеется получить совет и поддержку в своем желании привлечь к ответственности отца ребенка и добиться финансовой помощи. В этом случае пастору надо быть крайне осторожным. Одна из очевидных опасностей кроется в том, что обычно свидетельством для установления отцовства являются одни только слова девушки; и как бы ни казалось служителю, что он хорошо знает ее и что рассказанная ею история верна, он, тем не менее, не может знать об этом факте с юридической достоверностью. Он никогда не должен действовать в этом направлении, пока не появятся неопровержимые даказательства (например, признание отца ребенка), после чего он должен направить девушку к надежному юрисконсульту. В то же время пастор должен предостеречь ее о том, что даже при наличии благоприятного для нее заключения она может ничего не выиграть, следуя намеченной линии действий. У нее мало надежды обрести счастье в браке, который заключается вынужденно, после судебного разбирательства, если таковой брак будет вообще возможен.
От принужденного к женитьбе и протестующего отца ребенка крайне трудно будет добиться какой-либо материальной помощи на содержание семьи; к тому же в ходе следствия, к великому смущению девушки, вся история станет достоянием публики и, мало того, неблагоприятные для нее встречные жалобы могут быть направлены против ее репутации, защитить которую должным образом перед лицом общественного мнения не всегда представляется возможным. Если огласка все-таки имела место и необходимая выплата была получена, вероятность воздействия этого на возможный в будущем брак еще даст о себе знать. И поэтому в общем и целом пастор должен обратить внимание девушки на то, что в ходе судебного разбирательства и без того неприятная ситуация может стать еще хуже (разумеется, он не сделает это в том случае, если получено надлежащим образом оформленное добровольное согласие отца содержать ребенка). Разумнее будет советовать девушке принять все как есть и постараться сохранить свое достоинство, а также основательно и мужественно спланировать, что ей надо сделать в будущем. Альтернативными вариантами являются аборт или решение рожать и последующее усыновление ребенка кем-то другим. Пастору необходимо подробно рассмотреть связанные с абортом этические проблемы, которые далеко не так просты, как это может показаться. Достаточно перечислить возможные ситуации, чтобы показать, сколь сложными могут быть принимаемые решения: аборт после изнасилования; в случае, когда жизни и здоровью женщины угрожает опасность; когда будущая мать слишком молода, чтобы иметь ребенка; аборт по эгоистическим, экономическим, семейным причинам или из соображений карьеры; ради сокрытия своего дурного поведения. Иногда будущего ребенка рассматривают только как досадную неприятность, от которой надо избавиться, а иногда его вполне вероятная нелегкая судьба тоже наводит на мысль об аборте.
Прежде чем приступить к консультации, пастору необходимо выработать какие-то свои выводы, а также (прежде чем давать совет) необходимо знать, чего требует закон и что он запрещает. Ему следует подчеркнуть, что он может говорить только как христианин о том, что относится к сфере совести, никоим образом не касаясь серьезных медицинских проблем, которыми должен заниматься врач. Какова бы ни была позиция пастора в данном вопросе, он должен предупредить девушку о том, какую цену в эмоциональном и духовном плане ей придется заплатить за аборт в будущем. Испытывая отчаяние и страх при всякой мысли о беременности и связанных с нею проблемах, девушка может решить, что аборт - наиболее легкий путь, однако она должна помнить, что впоследствии будет относиться к сделанному шагу совершенно иначе и что ей необходимо серьезно взвесить свое решение. Если возраст и обстоятельства позволяют, пастор, по-видимому, должен решить, что по-настоящему христианским ответом на эту трудную ситуацию будет решение родить ребенка, причем не в смысле наказания или "следствия" дурного поступка, а с учетом того, что ребенок как индивидуум имеет свое право на любовь, благополучие и счастье, за которое сам впоследствии может подарить счастье и любовь. Стремление принять на себя ответственность, а не убегать от нее, обдуманно решиться отыскать хорошее в плохом равнозначно выбору наиболее правильного пути решения проблемы. Здесь необходимо обстоятельно рассмотреть вопросы практического порядка, которые должны возникнуть, а именно: каковы наличные финансовые ресурсы или возможная помощь, где смогут жить мать и ребенок, сумеет ли она совмещать работу с уходом за ребенком, какова позиция родителей и возможны ли здесь совместные действия, будет ли осознание правильности сделанного выбора поддерживать девушку в будущем, когда время от времени ей придется давать ответы на многочисленные вопросы. При таком решении необходимо учитывать длительную перспективу. Подрастающий ребенок будет ограничивать свободу, мешать трудоустройству и, быть может, окажет отрицательное влияние на будущие перспективы замужества.
С другой стороны, ребенок принесет матери любовь, радость и глубокое удовлетворение. Пастор без колебаний должен уверить ее, что хотя Бог и не всегда делает правильную стезю легкой, зато наше шествие по этой стезе Он делает всегда возможным, Сам идет с нами и руководит нами. Усыновление ребенка другими людьми может обеспечить ему лучший уход и лучшие возможности, если его мать слишком молода, ее возможности ограничены, а семья не желает принимать участия в судьбе малыша. И поэтому такое решение может быть наиболее ответственным из всех, доступных матери (когда она смиряется с утратой, делая это ради ребенка). Однако оно же может быть и наиболее легкой формой бегства от всякой ответственности с передачей ее тем, кто готов ее принять. Но даже если пастор и сожалеет о таковом побуждении матери, он может прийти к выводу, что усыновление даст больше надежд на то, что о ребенке будут заботиться. Он должен располагать необходимой информацией относительно юридических формальностей усыновления и хорошо зарекомендовавшего себя агентства по этому профилю, в котором можно проконсультироваться. Однако, кроме этого, он должен предупредить девушку (независимо от временно организованных мероприятий по уходу за ребенком, пока его мать восстанавливает силы), что усыновление чужими людьми должно быть полным или его не должно быть совсем. Растерявшаяся молодая девушка часто воображает, что, отдав ребенка усыновителям, она сможет обеспечить его благополучие и в то же время сохранить за собой какие-то права, какую-то возможность встречаться с ним и какую-то перемену в будущем. Важно подчеркнуть, что это нереально.
Ради ребенка и его усыновителей не может быть никаких компромиссов. Согласие на усыновление означает оставление ребенка навсегда, и даже если впоследствии девушка пожалеет о своем решении и оно заставит ее страдать, принятое однажды решение останется неизменным. В любом случае опытный пастор должен посоветовать не принимать решения об отказе от ребенка по крайней мере в течение трех месяцев после его рождения. Испытывая психологическое давление последних месяцев беременности, крайне трудно благоразумно оценивать собственную перспективу. В это время большинство девушек поглощено мыслями о предстоящих родах, во время которых ребенок - это все. Когда же "критическая ситуация" проходит и о ребенке уже заботятся, ухаживают за ним и обожают его, картина совершенно меняется. Отношение матери к своему ребенку представляет собой нечто вполне естественное, инстинктивное, свойственное женской природе; оно старо как мир и превосходит всякое представление, которое девушка могла иметь до того, как все это случилось. Когда же приходит время прощания, молодая мать может почувствовать, что она не готова оставить свое дитя, о котором в период беременности вполне однозначно думала, что никогда не сможет содержать его и заботиться о нем. Стремясь помочь ей заглянуть в будущее, пастор должен намекнуть на необходимость пробного контакта с агентством по усыновлению, отметив при этом, что окончательное решение следует отложить на более поздний срок, когда она сможет обдумать все более спокойно.
Каковым бы ни было принятое решение, пастор заверит девушку в том, что она не будет оставлена без поддержки, дружбы и совета. Ведь несмотря на решение практических проблем ее духовные потребности не исчезнут. Однако эта забота должна занимать не только пастора и его жену, но и какую-либо добрую, по-матерински настроенную христианку из церковной общины, у которой свои дети и внуки уже взрослые и она хотела бы принять сердечное участие в судьбе матери и ее ребенка во имя Христа и церкви. Пастор должен найти возможность все это объяснить, помочь в установлении дружеских отношений и отойти на задний план, когда мать и ребенок будут радушно приняты в церковное общество и окружены заботой, как любая другая семья. Во время своего служения среди молодежи пастор часто будет иметь возможность вспоминать трогательные слова, сказанные евангелистом Марком об Иисусе и молодом начальнике синагоги: "Иисус, взглянув на него, полюбил его". Его сердце будет воспламеняться такой же любовью ко многим, и он будет радоваться о всех тех, кто отвечает на его советы с искренним пылом. Даже если пастор ожидал большего, он будет несказанно благодарен за возможность явить любовь Христову мятущейся молодежи и, наконец, дать ей шанс познать молодого Князя славы, несравненного Господа и Вождя молодежи всех поколений.
Для пастора важно не переоценить своих сил в деле восстановления супружеских отношений. До тех пор, пока супружество рассматривалось в религиозном контексте, многие напряженные брачные союзы поддерживались, благодаря религиозному чувству, и там, где требовалась постороняя помощь, обычно обращались к пастору. Процесс секуляризации уничтожил эту связь и эту помощь. Как бы ни старался пастор помочь супругам, трудно представить, что же именно он может предложить, кроме своего необычайно широкого опыта человеческих отношений, когда речь идет о восстановлении заведомо нехристианского брака. Большинство из обращающихся к нему склонны рассматривать свои взаимные обещания как "священные", и ему часто (с запозданием) приходится делать то, что следовало бы делать в период предбрачных консультаций или повторять то, что тогда предлагалось невнимательному слуху новобрачных. По-видимому, самым первым и наиболее важным условием постижения этой области человеческих нужд является усвоение того, что вообще не существует типичных супружеских проблем. Все люди своеобразны, все отношения не похожи друг на друга, и существуют бесконечные перестановки множества компонентов, способствующих супружескому разладу. Главная ошибка заключается в рассмотрении какого-либо "случая" как "типичного примера" той или иной ситуации, когда из виду упускаются вовлеченные в нее люди, с их единственными в своем роде предпосылками воспитания, индивидуальными характерами и очень личной причиной разочарования. И тем не менее необходимо определить некоторые из наиболее встречающихся и способствующих разладу факторов, присущих осложненной супружеской ситуации (будь то личные недостатки или просто "организационные" проблемы), никогда при этом не забывая, что любой пример самобытен и любая ситуация, как бы она ни была знакома пастору, является новой и трагичной для тех, кого она коснулась.
Среди наиболее общих проблем личного порядка можно выделить следующие:
1. Пересмотр нравственных норм. Почти нет сомнений в том, что некоторые брачные союзы страдают от того, что супруги сравнивают свои отношения с той сексуальной свободой, в которой живет большинство их современников. В период первоначального подъема, вызванного свиданием или свадьбой, вера в исключительную природу нерушимого христианского брака вполне может восприниматься как нечто само собой разумеющееся; о побочных связях просто не думают или сразу отвергают их возможность. Однако, спустя семь лет, или около того, когда супружеские обязанности берут верх над любовными волнениями, обязанность соблюдения христианских норм может казаться не столь очевидной (что, разумеется, не распространяется на христиан, достигших определенной степени духовной зрелости). Завидуя свободе других мужчин и женщин, кто-либо из супругов может попытаться пересмотреть основы брака, чтобы оправдать (для одного себя или для обоих) поиск свежих впечатлений где-то на стороне. Протест против такой установки и напоминание о том, что первоначально супруги мыслили свой брак не в таком его качестве, могут быть отвергнуты как "просто ревнивое чувство собственности", а разговоры о священных обетах как устарелые и основанные на суеверии. Растроенный партнер может ответить тем же самым или будет вынужден наблюдать, как рушится его мечта и смиряться с непостоянством человеческого характера.
Вряд ли что-нибудь изменится, если показать обманутому партнеру, сколь непрочна была нравственная основа брака с самого начала (выразившаяся в недопонимании, в недостаточной преданности нравственным установкам), хотя это до некоторой степени уменьшит чувство горечи и степень самообвинений. Нередко пастор своими советами может вставать на защиту оставленного партнера и детей, исходя из возникающих в связи с разладом чисто практических трудностей (ибо христианство не учит тому, чтобы нарушивший торжественную и добровольную клятву партнер был освобожден от всяких последствий и обязанностей). При случае пастор должен объективно описать, что произошло, в надежде, что оступившийся партнер покается. Он может посоветовать развестись (как примерно в таких случаях советовал делать ап. Павел в своем Послании к Коринфянам), хотя он, вероятно, будет побуждать к тому, чтобы претерпевший обиду супруг никогда не исключал какой-либо возможности примирения. Если возрождение брака когда-либо окажется возможным, пастор должен позаботиться о том, чтобы для этого брака было заложено лучшее основание, полностью соответствующее тому, что представляет собой настоящий брак и даваемые при нем обещания. Даже в том случае когда улучшение ситуации кажется невозможным, нельзя недооценивать важности внимания, поддержки и утешения, оказанных покинутому мужу или жене. Возможность излить душу (при этом не боясь нарваться на осуждение и злоупотребление доверием), причем излить ее человеку, которому доверяешь и которого уважаешь, имеет неизмеримую терапевтическую ценность, и как таковая может провести водораздел между моральным и духовным упадком и новым обретением достоинства, доверия и мужества.
2. Взаимное разочарование или же разочарование одного партнера в другом часто является следствием легкомысленного вступления в брак или следствием несовершившихся "ожиданий". Нет сомнения в том, что сексуально-романтическая основа многих современных браков, с безумными разговорами о "неотразимой" любви, о непреодолимом роке или судьбе, браков, все постоянство которых зиждется на юношеском обаянии или девичьем кокетстве (или на сексуальных представлениях, обращенных на выдуманный мир сверхчувственных героев и героинь) просто и неизбежно готовит почву для будущего разочарования, когда бытовой реализм совместной жизни предъявит к характеру новые требования. Если голова была забита фантазиями, разочарование неизбежно. Разве могут молодожены содержать семью, не обладая определенными навыками ведения домашнего хозяйятва, определенным пониманием психологии ребенка и умением ухаживать за детьми, определенной финансовой ответственностью или способности к организации, умением справляться с работой, способностью мужа защитить жену и дом от возможной угрозы, не умея проявить сочувствия в период болезни и тяжелых утрат? Объем груди, талии и бедер, цвет глаз и волос, умение танцевать и хорошо одеваться не гарантируют перечисленных выше навыков. Надежды на то, что каждый найдет в другом надлежащего брачного партнера, могут быть совершенно безосновательны, и тогда обвинять кого-либо в несостоятельности было бы явно несправедливо.
Кроме того, не может быть единого взгляда на то, какими должны быть эти надежды. Если девушка росла в благополучной семье, она, вероятно (и, быть может, неосознанно) будет считать, что ее муж, конечно же, должен быть таким, каким был ее отец, и делать все то, что делал он; если же семья была неблагополучной, она с легкостью может допустить, что ее муж будет полной противоположностью ее отцу. Что касается мужа, то у него может быть весьма туманное представление о том, что от него ждут, и в чем заключаются его недостатки. В свою очередь муж может начать сравнивать любой поступок своей жены с поведением своей "чудесной" матери (делая это в пользу последней) или, наоборот, с матерью или сестрой, которые его совершенно не устраивали. Иногда они могут благоразумно отказаться от определения ролей по образцу бывших семей, но вместо этого начнут сравнивать привычки друг друга с привычками жен своих приятелей или мужьями других женщин. Такие сравнения проявляются в сотнях мелочей: как он ведет хозяйство, умеет ли обращаться с инструментами, как она одевается, как он ест и разговаривает с детьми, в каком виде она появилась за завтраком, не разбрасывает ли она свои личные вещи, как он "распоряжается", а она "пилит" его и т.д. Результат будет зависеть от того, насколько хорошо они знали друг друга вначале и насколько терпимы были в отношении принципиальных особенностей характера каждого; насколько решительно каждый из них настроен на то, чтобы получать удовольствие от участия в бесконечном процессе растущего взаимопонимания, насколько охотно готовы в своей любви идти на бесконечные компромиссы. Благоприятной возможностью и стимулом для лучшего знакомства с принципами и мнениями друг друга по различным вопросам должна служить хорошо организованная добрачная консультация. Пастору не раз придется обращать внимание молодоженов на то, что каждый должен позволять другому быть самим собой, что никто не должен принимать в другом только то, что его особенно привлекает, но должен помнить, что вступает в брак с человеком в его целостности, что каждый в равной мере должен способствовать росту взаимопонимания и свободы посредством наиболее полного и доброжелательного обсуждения всего того, что вызывает раздражение или разочарование. Ситуация может решительно измениться, если пастору удастся показать недовольному партнеру, как несправедливы и неразумны наполовину основанные сопоставления, как тривиально раздражение по сравнению со взаимными радостями, сколь бесценным может быть чувство юмора и дар нежности (если налицо стремление исполнить свою роль как можно лучше).
3. Неспособность к общению с обеих сторон ведет к взаимным разочарованиям, возникая по подобным причинам. Возможно, что с самого начала жених и невеста едва знали друг друга, имели очень мало того, что могло бы связывать их между собой. Если период ухаживания заполнен общими экскурсиями, праздниками, вечеринками, общими друзьями и романтическими интерлюдиями, то ни возможности, ни большой потребности в обмене мыслями может не возникнуть. Молодые люди могут избегать серьезных тем, чтобы не испортить своей дискуссией вечера, проведенного вместе; когда встречи не часты, забвение личных интересов в музыке, спорте, общих увлечениях не вызывают проблем. Однако, когда приходится из дня в день жить вместе, ситуация меняется. Становится очевидной потребность в обсуждении общих тем, наличии общих интересов, в возможности для каждого заниматься своим личным хобби, не вызывая возмущения друг у друга; когда приходится "прервать поцелуи", между молодоженами может развернуться пропасть непонимания. Серьезные трудности могут возникнуть и вследствие несхожих способностей и разного образования.
Получивший хорошее образование или академически ориентированный муж может постоянно утверждать, что он выбирал свою невесту не из-за ее умственных способностей, однако ему придется жить с недостатками таковых, и он должен открыто признать возможные последствия, свою реакцию на них, а также настроение жены, связанное с такой ситуацией. Весьма одаренная и развитая жена, можеть быть, могла с трогательным терпением мириться с медлительностью и флегматичностью своего преданного ухажера, однако ей придется с ее большой чувствительностью мириться с этой ситуацией в ее будничных мелочах. Каждый из них может замкнуться в высокомерной отчужденности или робком уединении, общаясь друг с другом только по чисто бытовым вопросам, остальное же время живя в мучительном одиночестве. Он (к ее великой досаде) может тратить много сил и денег, стремясь сделать нечто, как ему кажется, желанное для нее; она же может продолжать готовить и убирать так, (как с ее точки зрения) это нравится ему, не догадываясь, что в действительности он когда-то похвалил этот стиль лишь только для того, чтобы доставить ей удовольствие. Порой разговоры сознательно сводятся к мелочам, чтобы только избежать искренности, которая высвечивает пропасть отчуждения, пугающую обоих. Наихудшим из всего бывает молчание, воцараяющееся между двумя жаждущими общения сердцами, независимо от того, являтеся ли оно следствием обиды, презрения или просто беспомощности, так как в таких обстоятельствах молчание всегда разъединяет, отчуждает и ранит эти сердца. При такой ситуации простой разговор о наболевшей проблеме с сочувствующим, но в то же время проницательным и объективно настроенным третьим лицом может быть достаточно для решения. Для того, чтобы ясно увидеть, что происходит, достаточно все это описать, чтобы лишний раз убедиться, как все это смешно, несправедливо и незрело. Пастор может помочь проследить причины недостаточного общения, имевшие место в прошлом, в пору ухаживания; он может отметить даже и то, что всем нам приходится жить с теми, кого мы сами выбрали, не упрекая за это других; однако он больше уделит внимания тому, что различия между людьми взаимно обогащают их, если эти различия действительно принимаются и ценятся вместо того, чтобы по их поводу сожалеть и возмущаться ими.
4. Наличие нераскрытых стремлений также коренится в незнании друг друга и в нежелании открыто обсудить имеющие расхождения. Вполне вероятно, что еще до замужества будущая жена не в полной мере раскрыла свое стремление продолжать работать и отложить рождение детей или же дала знать, что все, чего она желает, это рождение одного ребенка или же двух, но с большим перерывом. Быть может, в свою очередь, муж не дал понять, что он намерен поддерживать все свои прошлые дружеские отношения с мужчинами и женщинами, что не собирается снижать уровень и ограничивать свободу своих карманных расходов или что с его точки зрения для мужей и жен лучше проводить отпуск раздельно. Склонность человеческой природы откладывать все неприятное на какое-то время в будущем является серьезным источником бед; таков и мечтательный оптимизм, считающий, что время и любовь прояснят все. Более серьезным является предположение, что все то, что не важно для нас, не важно и для другого, близкого нам человека. Пастору нетрудно пояснить, что причиной возникновения многих из такого рода проблем является то, что они не были выявлены, обсуждены и разрешены раньше (хотя, конечно, множество таких вопросов просто невозможно предусмотреть). Помочь семейной паре выйти на уровень спокойного, объективного обсуждения тех реальностей жизни, по которым возникают расхождения, дать несогласному партнеру увидеть, что отказ от обсуждения - признак слабости, а там, где одного обсуждения недостаточно, разработать план взаимных уступок - это, вероятно, все, что может сделать консультирующий пастор в той ситуации, которую при здравом подходе следовало бы избежать.
5. Прямое столкновение желаний или "темпераментов", которое обычно называют "несовместимостью", создает постоянную угрозу для человеческих отношений любой степени зрелости. Искусство супружеской жизни состоит в том, чтобы справляться с этой обязанностью, причем делая это так, чтобы из несхожести двух в равной мере независимых, развивающихся характеров добиться возможности живого взаимообщения двух партнеров, в котором и при возникающей по различным причинам напряженности партнеров, сохраняется принципиальное единство цели. Задача предбрачной консультации состоит в том, чтобы указать на возможность определенной независимости каждого партнера, что вполне приемлемо в большинстве браков, хотя надо отметить, что "растворение" одного партнера в сильном, ограждающем характере другого, при условии предупредительности и бескорыстия последнего, также может заложить основу для настоящего счастья. Природа любви, по сути, есть преданность друг другу при различии функций, и проявляет она себя в простой технике разделения сфер при принятии решений в соответствии с ответственностью каждого. Живущая в любви супружеская пара для всех, наблюдающих за ней со стороны, являет образец единства и согласия, хотя у этих супругов вновь и вновь может возникать необходимость объясняться между собой, приобретая все новые опыты в совместной жизни. Нередко от множества ненужных обид спасает одно только разъяснение того факта, что христианский брак не означает, что люди прожили вместе пятьдесят лет и у них не было ни одного расхождения во взглядах или столкновения в замыслах. Такое бывет не в браке, в морге.
6. Проблемы сексуальной несовместимости, возникающие после нескольких лет супружеской жизни, могут быть причиной глубокого разочарования и могут привести к болезненному и неверному восприятию друг друга ("больше не любит", "эмоционально холодный"). Причина может быть чисто физического порядка, и тогда пастор без колебаний должен направить супругов к какому-либо медицинскому авторитету, будь то семейный врач или еще кто-нибудь, кто, с точки зрения пастора, мог бы быть особенно полезен в данной ситуации, или, наконец, консультационная клиника по проблемам семейной жизни. Кроме того, причина может заключаться в просто в недопонимании. Существуют два основных типа супружества, один начинается с сексуального очарования и завершается любовью и дружбой, другой начинается с дружбы, взаимных интересов, работы, филантропических мероприятий и завершается сексуальной совместимостью, как дополнением ко всей картине отноошений в целом. Иногда в одном и том же браке один партнер думает главным образом о первом варианте, другой - о втором, и оба тем самым способствуют возникновению трудностей. Однако, нередко причины могут быть психологического и даже религиозного порядка. Иногда мужчина не осознает, что сексуальные потребности его жены уступают его собственным и поэтому отношения не достигают взаимопонимания. В силу этого может быть, что в сексуальной стороне брака жена не находит никакой радости или удовлетворения, но видит в ней один лишь "долг". Кроме того, такой женщине трудно бывает понять, что половое влечение мужчины является не "эгоистичной привычкой", а естественной потребностью (как аппетит в еде) и чистая супружеская любовь ориентирована на здоровье и радостное удовлетворение этой потребности.
Иногда основная проблема заключается в антипатии, которую один из партнеров чувствует ко всему тому, что связано с сексом как "бездуховному", "чувственному", якобы не имеющему места в святой христианской жизни (за исключением только прискорбного случая, когда желанны дети, после рождения которых с сексом должно быть покончено). Нередко христианство преподается так, что приводит людей к отрицанию сексуальных наслаждений, и пастор может столкнуться с реальными трудностями в своем стремлении ненавязчиво привести супругов к более здравому, более человечному и более христианскому взгляду на секс. Ведь Бог сотворил не одного только мужчину, но мужчину и женщину для совместного деторождения. Он сделал этот процесс приятным вплоть до взаимного экстаза. Иисус неоднократно использует картину радости супружества для описания более высоких духовных радостей; Новый Завет утверждает, что брачное ложе непорочно. Мужчина и женщина являются творением как чувственного, так и духовного порядка. Этот факт лежит в основании всякого искусства и музыки, любого наслаждения природой и пищей; мы получаем большое наслаждение от красивого, духовно и грамотно проведенного богослужения. Христианское качество чувственной жизни определяется ее дисциплинированием посредством разума, нежности и уважения, ответственности, воздержания в случае необходимости (но не "так, чтобы водить за нос друг друга") и исключительной преданности только одному партнеру.
Искусственная духовность, настаивающая на том, что христиане могут только терпеть сексуальные отношения, но ни в коей мере не наслаждаться ими, отрицает ту глубокую радость взаимной самоотдачи, которую Сам Бог положил в основу супружеской любви. Нередко причина неудач в данном аспекте супружеской жизни коренится в религиозных сомнениях относительно возможности избегать нежелательной беременности. Пастор, должен знать, что никакая христианская церковь не осуждала контроля над рождаемостью, однако некоторые церкви стремились отделить "естественные" методы достижения этой цели от "искусственных". Разумеется, давать советы относительно метода не входит в компетенцию пастора, и к тому же это могло бы возмутить супругов. Пастор, вероятно, пожелает обратить их внимание на нравственную сторону различия между теми методами, которые так или иначе наносят вред естественным функциям организма, угрожая здоровью, и теми, которые не делают этого. Однако его главный вклад в дискуссию состоит, по-видимому, в разъяснении той освобождающей человека истины, что сексуальное наслаждение никогда не рассматривалось христианами как только утилитарное (имеющее целью рождение детей), но по праву считалось составной частью той радости, которой в супружеском счастье один только партнер наделяет другого. Осознав это, супруги, вероятно, будут считать разумными и непредосудительными те шаги, которые они предпринимают во избежание слишком большой семьи, однако, было бы лучше, если право давать конкретные советы по этому вопросу будет предоставлено врачу. Различия между проблемами личного и организационного порядка в браке остаются спорными и непостоянными, и поэтому иногда (чтобы охладить разыгравшиеся чувства) полезно найти в себе силы сказать, что "не хватает как раз умения планировать, а не любви".
7. Решение проблемы, которая противоположна проблеме нежелательной беременности, то есть проблемы мучительной бездетности в большей степени состоит в том, чтобы вместе противостоять возможности взаимного разочарования, а не в том, чтобы доискиваться, что думает каждый о другом или что он хочет дать другому. До сих пор иногда (хотя, к счастью, реже, чем было когда-то) можно встретить мужа, который считает, что Бог "проклял" или "наказал" его жену бесплодием. К этому дикому и суеверному пониманию ситуации пастор должен относиться с особым терпением. Хотя у древних людей существовало такое представление о Боге, очевидно, что оно не согласуется с учением нашего Господа. Причина бездетности, разумеется, лежит в физическом или, быть может, психическом состоянии одной или другой стороны, и первое, что должен сделать пастор, это посоветовать им обратиться к врачу и выполнить все его предписания. Если муж не соглашается с таким советом или отказывается от рекомендации врача, пастор должен прямо и откровенно сказать, что такой отказ наводит на мысль, что он подозревает возможность "проклятия" на себе самом и потому боится исследовать проблему. Такое предположение по крайней мере, должно оградить жену от дальнейших оскорблений. Если же причина беспокойства коренится в страхе перед родами, в боязни родить уродливого ребенка или же ревности мужа, который боится, что его жена в ущерб ему слишком много любви будет проявлять к рубенку, то тщательное изучение пастором всех обстоятельств прольет свет на подсознательные мотивировки и страхи и подскажет наиболее благоприятные ответы. Если же ни один вид лечения не помогает, то пастор должен быть готовым к тому, чтобы убедить супругов в том, что помимо рождения собственного ребенка существуют и другие способы "иметь" детей и заботиться о них. В мире столько нуждающихся детей, и из-за этого наш мир является трагичным и несправедливым, что христианский дом и христианские сердца, благодаря своей бездетности, могут просто "раздарить" себя другим детям. Воспитать чужих детей, пусть даже временно, или даже принять чужого ребенка как своего собственного, значит положительно отреагировать на свое несчастье и в весьма значительной степени разрешить проблему разочарования в своих родительских возможностях своим христианским служением на благо другой жизни. Пастор будет твердо стоять на том, что "риск" усыновления в значительной степени преувеличен: если наследственность и играет определенную роль в формировании характера, то гораздо большую роль играют среда, воспитание и подаваемый пример, а все это супружеская пара может дать через свою любовь и заботу. Вопрос относительно того, как дети будут развиваться, одинаково сложен как в случае с "выбранными" детьми, так и со своими собственными; дать же до сих пор нежеланному ребенку возможность хорошей, здоровой, счастливой жизни, на годы окружив его заботой и дружеским участием, значит послужить Христу в лице одного из "малых сих" (даже если не свершилось всего того, на что родители надеялись). В этом смысле бездетность еще не значит непременного несчастья, связанного со здоровьем: она становится проблемой выбора (или принять ее, или обойти актом усыновления).
8. Неодинаковая преданность в семье с жалобами на посторонее вмешательство, а также чрезмерное внимание к "посторонним" мнениям (матери, отца, сестер) может вылиться в долговременную обиду. И хотя иной раз покажется (а может и на самом деле случиться именно так), что все выглядит как семейная ссора по поводу личных отношений, на самом деле, основная причина разногласий кроется в неумении выработать совместное отношение к тем двум семьям, из которых вышли он и она; неясно, насколько внимательно надо прислушиваться к советам и информации по вопросу, касающемуся создания нового дома, и насколько значимо торжественное решение о том, что никто не будет говорить друг о друге ни с прежней семьей, ни с кем-нибудь еще. Когда семьи численно равны, компромисс найти легче: или делятся и с той и с другой семьей, или ни с какой. И когда беспокойство высказано, с обоих партнеров легче взять обещание насчет того, что каждый будет пользоваться советом и предложениями, исходящими из их семей, только в следующей форме: "Хорошо, я скажу ему (или ей) о вашем предложении, и мы это обсудим". Пастор должен неустанно повторять, что сущность любви - преданность. Очень трудно остановиться и начать заново, когда супруги допустили развитие неприязни и подозрительности в своих взаимоотношениях. Пастор может напомнить супругам о том, что он говорил на эту тему (или хотел бы сказать) в период предбрачных собеседований. Кроме того, он может помочь каждому партнеру заново взглянуть на страхи и привязанности другого, а заодно и на свою собственную подозрительность. Он может уверить их, что беспокойство причиняет не сам факт каких-либо высказываний, исходящих из уст других людей, а тот настрой, с которым они были высказаны. Твердое бещание того, что все, что говорят или делают другие, будет восприниматься только как замечание или предложение, подлежащее совместной оценке, поможет в значительной степени разрядить ситуацию. И, кроме того, возможность увидеть друг друга и свое собственное поведение глазами доброжелательного наблюдателя создаст все условия для возникновения лучшего взаимопонимания.
9. Разногласия по поводу расходования денег тоже проистекают из неумения разумно организовать совместную жизнь, однако, они могут привести к возникновению подозрений в скупости, расточительности, эгоизме и даже к таким ссорам и беспокойству по поводу долгов, которые могут разрушить и доверие, и нежность. Не существует некоего общего образца для ведения домашних дел, и хорошо подготовленной супружеской паре следует заранее располагать сравнительными записями относительно того, каким образом решали финансовый вопрос их родители и иметь планы о том, как они сами будут это делать. Полностью разделенная ответственность означает одинаковую для каждого и подробную осведомленность о семейных доходах и расходах, а также согласованность относительно приоритетных форм хозяйствования. В одних домах женщина берет на себя всю ответственность, располагая всем доходом семьи и распределяя установеленную сумму "карманных" денег между остальными ее членами; в других окончательую ответственность за крупные расходы берет на себя муж, который регулярно выделяет деньги на домашние расходы, освобождая жену от наибольшей части тревогСупруги должны честно и строго соблюдать все пункты составленного ими плана и только по взаимному согласию в него вносить изменения (хотя там, где есть умение планировать, не должно быть серьезных неурядиц). Одной из причин возникновения напряженности является потеря той свободы расходования денег, которой современное общество наделило многих молодых людей; покупка дома и другие расходы семьи могут истощить совместные ресурсы. В такой ситуации одним из соблазнов является стремление обвинить друг друга в несоблюдении регламента семейных расходов. Значительная доля недоверия сразу устраняется простой договоренностью о том, что жена и муж будут расходовать одинаковое количество денег на личные нужды, удовольствия, подарки, т.е. на все то, что не входит в основную статью общих расходов. Однако некоторые относятся к деньгам просто безответственно и некомпетентно; годы безработицы, случайный заработок, неумение себя держать или достаток прошлой холостяцкой жизни мешают развитию экономии и обоснованному планированию расходов. Пастор должен помочь супругам открыто решить, кто из них с большим успехом сможет заведовать семейным бюджетом и наметить какой-нибудь разумный компромисс. Если этого не достаточно, пастор может поручить какой-нибудь годной для такого дела женщине из общины спокойно обучить молодую жену лучшим формам домашнего планирования, а дружески настроенному мужчине - рассказать молодому мужу о том, как они управляются с домашними делами (причем, необходимо, чтобы сами консультанты имели такой же уровень дохода). Нередко совместное признание перед пастором того факта, что имеет место "недоразумение с деньгами", которое и является причиной разлада, осознание того, что нет оснований для ссоры там, где просто необходимо разумное планирование, а также признание обоими супругами того факта, что совместное проживание обходится гораздо дороже, чем они предполагали - нередко всего этого достаточно для того, чтобы избежать напряженности.
10. Разногласия в вопросе о детях главным образом включают в себя вопросы дисциплины, степени свободы и денежных расходов, вопросы воспитания, выбора школы и карьеры. Поскольку дети дороги обоим родителям, а вопросы эти весьма важны, то одному из них бывает трудно предоставить все решения другому, и нередко столкновение желаний легко доходит до того, что затмевает собой реальные цели. Если (быть может наряду с другими причинами ссор) война вокруг детей уже очевидна, лучше поскорее покончить с нею, что само по себе не трудно сделать. Как правило, родители сходятся в том, что благополучие ребенка является их общей целью; они едины в своем желании блага и расходятся только в способе его достижения. Им надо помочь понять, что ответственность за детей в равной мере лежит на них обоих и не следует ждать, что кто-то откажется от этого и "разорвет контракт". Если здесь существуют какие-либо колебания, то есть смысл спросить, действительно ли каждый из партнеров желает впредь один нести всю ответственность. Если осознана необходимость достижения соглашения или компромисса, то почему возникает трудность с выбором метода? Почему он считает, что его тактика является нилучшей, или почему она также уверена, что права именно она? В основном ответ, конечно, кроется в его или ее отношениях к собственному опыту детства (принимаемому или отвергаемому) или же в опыте услышанных семейных историй. Сопоставление деталей опыта и спокойная оценка здравого содержания проведенных параллелей сведет первоначальную враждебность к простому различию мнений. Если решение тут же не появится, то, во всяком случае, восстановленная доброжелательность поможет супругам вместе заняться этий проблемой.
11. Неизбежные изменения, связанные с возрастом, могут серьезно осложнить супружескую жизнь, главным образом, вследствие неумения с предвидением строить планы на будущее. Если с самого начала супружеской жизни сексуальная привлекательность была подчинена поиску общности интересов, дружеского общения, общности веры и целей, то по прошествии лет различий в отношениях между супругами будет меньше, нежели в том случае, когда физическая связь имела первостепенное значение. С годами значимость физического союза должна уменьшаться, а интеллектуального и духовного - возрастать (хотя бы потому, что желание убывает, семья уже создана, сказываются трудности по работе и ухудшается здоровье). Если интеллектуальные и духовные интересы ограничены, то осознание простого преимущества быть вместе и в уютных домашних условиях терпеливо сносить взаимные слабости может почти полностью заменить собой прежние восторги, вступив в качестве основы тех отношений, когда "любовь" и верность воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. Основная опасность возникает тогда, когда физические и психологические изменения у обоих партнеров проходят неодинаково. Родители или обычай некогда установили возрастной промежуток между женихом и невестой (пять-десять лет), чтобы тем самым гарантировать примерное совпадение во взаимном уменьшении любовной страсти, приходящееся на средний возраст. Когда же нетерпеливая молодежь решает эти вопросы сама и когда ударение в основном делается на секс, необходимость такого рода предвидения внушить труднее. Однако терпеливые разъяснения пастора о том, что приходящие со временем неизбежные изменения означают не потерю любви и верности, а только изменение в их выражении, а также в наличии простого здравого смысла, который строит планы на старость (как когда-то строил их на юность) и который открывает и утверждает более широкие совместные интересы, увлечения и мероприятия, помогут избежать разочарований подозрения или возмущения и изгонят надуманное отчуждение.
12. Особым случаем возрастных изменений является развитие отношений жена-мать-жена, которые иногда называют "синдромом пустого гнезда". Когда появляются дети, они занимают все ее время, энергию и чувства; в большинстве своих мыслей, дел и интересов она превращается из молодой невесты-жены в загруженную заботами мать, которой на первых порах оказывает полное содействие ее жених-муж (досада которого позднее все более возрастает по мере того, как он видит, что в оказываемом ему внимании, в развлечениях и, вероятно, в любви он отходит на второй план). Когда же (где-то между сорока и пятидесятью годами) мать обнаруживает, что дети отдаляются от нее (покидая отчий дом или утверждая свою независимоть под родительской крышей), она может пережить настоящий кризис. Вновь обратив взоры на мужа, она видит, что он стал гораздо более чужим, старым, обыкновенным, сдержанным, погруженным в свою работу, свою компанию и в свои увлечения. Он тоже отдалился от нее. Часто "мать, ставшая женой", жестоко упрекает детей и мужа за ту ситуацию, причиной которой была она сама. В своем желании почувствовать себя нужной она много думает о своих "жертвах" и о том, что она "отдала семье лучшие годы своей жизни" (имея ввиду детей) и испытывает горькое возмущение по поводу их "несправедливого" отношения к ней. Нередко осложнения климактерического периода, депрессия, шок от неожиданно подступившей старости значительно усугубляют чувство неудовлетворенности. А тем временем муж, чувствуя себя несправедливо обиженным за ту ситуацию, которой он сам никогда не желал и, быть может, против которой нередко протестовал, возмущается бесконечным нытьем и жалобами своей жены. Пасторская консультация обычно сводится к тому, чтобы помочь партнерам увидеть, каким образом сложилась эта ситуация, устраняя при этом тенденцию к упрекам и возмущению. Он должен убедить супругов, что никто из них не хотел, чтобы дела сложились именно так; да, они попали в ситуацию, которая их не устраивает, но в ней они оказались по причине собственной непредусмотрительности, - однако теперь (при наличии доброй воли, взаимопонимания, достойной оценки всего того, что сделал каждый из них и при совместной разработке плана действий в новых условиях, уже без семьи) положение можно исправить. Мужу, вероятно, придется в какой-то мере изменить круг своих интересов и привычек, чтобы вновь жена могла занять определеное место в его жизни; жену же неплохо заинтересовать какими-либо новыми аспектами в ее професси, образовании, добровольной работе в церкви, больнице или сфере общественной деятельности. Обоим супругам надо помочь поверить, что совместная старость может быть весьма интересной, взаимообогащающей и в какой-то мере приносящей даже больше радости и удовлетворения, нежели молодые годы (после чего они должны попробовать наладить свою жизнь именно таким образом). Здесь было мало сказано о молитве и семейном богослужении, а также о том способе, которым истинная преданность Христу разрешает большинство семейных проблем. Определенно, что там, где супруги вместе проводили время в молитвах и чтении Библии, проблемы не становились столь запутанными или, в силу неприязни, столь обостренными, что требуется помощь со стороны (за исключением чисто практических советов). При такого рода консультации, прежде, чем завершить ее, пастор, естественно в молитве, вверит этот дом Богу (быть может коротко напомнив о том, что брак начинался в присутствии Бога, так и протекать наилучшим образом он может только при Его благословении).
Обычно дружелюбный и легко доступный пастор замечает, что люди, имеющие неприятности, сами ищут его помощи и руководства, когда нужда в помощи стала непреложной. В других случаях он сам оказывется свидетелем увеличивающегося разлада и может вмешаться в ситуацию с прямым ее расследованием, если только будет делать это с любовью и ради друга-христианина, в судьбе которого заинтересован. Если один из членов христианской семьи "доверительно" рассказывет о неприятностях, не спросив согласия других ее членов, подход пастора к данной ситуации (если он вообще займется этим делом) требует большой осмотрительности и заботы. Он, по-видимому, только тогда начнет действовать, когда его личное расследование и наблюдение подтвердит полученную информацию. Равным образом он не должен ничего делать, основываясь на сплетнях соседей, как бы они не выдавали их за "духовную заботу" о ближнем. Отсутствие одного из супругов на богослужении может служить симптомом семейных неурядиц и основнием для расспросов. Явное выражение недовольства сына или дочери, их отсутствие на богослужении или поведение, причиняющее пастору беспокойство, может подсказать нужный подход, т.е. побудить пастора заняться рассмотрением, вместе с родителями, возможных источников неприятностей (школы, круга друзей, профессии, соседей, церкви, семьи), может также выявить, что у самих родителей не все в порядке в их отношениях и предоставит необходимую возможность для помощи и содействия. Если молодежь рассказала о своих неприятностях в домашнем кругу, пастору необходимо старательно сохранять их доверие и приступать к действиям только на основании своих личных наблюдений, если они вызывают тревогу. Независимо от того, как выявилась семейная проблема, в конечном счете это может привести к некой форме собеседования.
В определенном смысле всякое собеседование по семейным вопросам должно быть совместным; если присутствует один из супругов, необходимо постоянно учитывать точку зрения, мотивы и жалобы того, кто отсутствует, исследуя и изучая их до полного осмысления. Голословные обвинения в полном безрассудстве, эгоизме, недальновидности принимать во внимание не следует; беспристрастный анализ консультанта, который настроен сочувственно, но не легковерно, в значительной мере будет способстовать выстраиванию более истинной перспективы из того, что сообщается с преувеличениями лицом, считающим себя обиженным. Необходимо серьезно обдумать, должны ли в первом собеседовании учавствовать оба супруга или же один. Когда разговор идет в присутствии их обоих, консультанту легче оценить ситуацию. Кто из них более многословен? Кто сильнее в личностном плане? Кто кого обвиняет? Каких тем один из них сознательно избегает или старается их поскорее свернуть? В совместном собеседовании исключается возможность заочных сплетен, однако, оно может принять болезненный характер и завершиться открытой ссорой в присутствии пастора. Кроме того те шаги, которые необходимо предпринять в направлении желанных изменений, будут казаться более трудными, если один из супругов знает, что их рекомендовал пастор, и совершается легче если муж или жена молча попытаются пересмотреть свои привычки. Решение зависит от характера личных отношений пастора с каждым из супругов, от степени досады и негодования, а также от глубины развившегося кризиса. Если после проведения отдельного собеседования возникнет целесообразность в проведении совместной беседы, пастор сам должен пригласить отсутствующего партнера, объяснив ему причину данного приглашения и взяв на себя всю ответственность за его последствия (стараясь при этом подчеркнуть, что он никак не предрешает исхода данной ситуации и что он просто желает узнать картину более подробно, прежде чем предложить какую-либо помощь). Разумеется, необходимым условием должно быть согласие того супруга, который уже консультировался у пастора. Необходимость исследования глубинной основы сложившейся ситуации требует обходительности, умения терпеливо слушать (не удивляясь и не комментируя) и быть сдержанным (не прося информации больше той, которая необходима для прояснения картины и преодоления всякой склонности к самооправданию).
Однако там, где этого не достаточно (поскольку что-то сознательно или неосознанно замалчивается) иногда необходимо применение "хирургического вмешательства". Если собеседник не решается углубляться в более интимные сферы, откровенные слова пастора ("Вас не удовлетворяет интимная сфера?" "Она |ваша жена| в сексуальном смысле стала более сдержанной?") помогут создать атмосферу врачебной клиники. Как только история рассказана, возникают две возможные отправные точки собеседования. Первая может разворачиваться примерно так: "А теперь давайте восстановим предисторию: как давно вы были знакомы? Где и когда вы встретились? Как это произошло? Где вы поженились? Как развивались события с этого момента?" Такие вопросы пробуждают воспоминания о прошлых чувствах, привязанностях и надеждах, которые сами по себе настраивают на задумчивый, более покаянный лад, и кроме того у пастора появляется возможность подробно наблюдать за теми сожалениями, болевыми точками и темами, на которые болезненно реагирует память. Однако, расследование может начаться и так: "Ну, хорошо, тогда вы были сильно влюблены; расскажите мне о том, когда начались неполадки?" Такое начало выглядит более резким, но оно может вызвать более резкие и откровенные ответы. "Она была просто очаровательна - по крайней мере я так думал - очень живая и очень веселая, пока не родился ребенок. Это изменило ее. Она начала чувствовать себя плохо, и я очень беспокоился за нее. Правда, я беспокоился и насчет денег, а также о том, сможем ли мы обеспечить ребенка. Она решила, что на самом деле я не хотел ребенка, может, потому, что я не помогал ей в уходе за ним. Но я совсем не имел представления о том, как управляться с детьми" (обычно так говорит тот, кто был единственным ребенком в семье или же самым младшим). "Тогда она обвинила во всем меня и поклялась, что другого ребенка у нее не будет..." Начало может быть и таким: "Все в порядке, мы были очень счастливы, пока мать не переехала к нам жить...; "пока я не сменил работу, мы стали победенее и уже не имели отпусков..."; "она изменилась после того, как сильно переболела, я думаю, это напугало ее, и теперь она не позволяет прикоснуться к себе, хотя я готов соблюдать предосторожности..." Или же так: "Когда мы поженились, он был отличным парнем, всегда такой ласковый; он обычно помогал мне, пока не родился второй ребенок. Он не хотел этого и во всем обвинил меня. Но в детстве я была очень одинока, и потому считаю, что всегда должно быть хотя бы двое..." (в данном случае налицо отсутствие в прошлом глубокого и искреннего общения); "он был что надо и давал мне все, о чем я просила, пока не потерял работу и потом стал очень придирчив..." (потеря с его стороны, вызванная шоком или страхом, спровоцированным безработицей). Или таким образом: "Он был парень что надо, пока не помешался на машинах... начал спекулировать... и тратить массу времени и денег на стороне..." (необходимо выяснить причину этого поиска новых интересов). "Одно время я была больна, и пока он не получил все, что хотел, он, кажется, и не проявлял участия. А потом у него появилась девушка, я это простила ему, это в действительности был пустяк..." (тогда почему я "простила"?), "...но когда мы оставались вдвоем, я уже никогда не имела прежних чувств" (значит не простила).
Иногда рассказанная история может раскрыть довольно глубокий диссонанс отношений. "В те дни мы как будто сошли с ума и ни о чем не думали, мы едва знали друг друга, и когда я поняла, что жду ребенка, нам пришлось пожениться. Однако, он был постоянно этим недоволен, считал, что попал в западню и злился про себя. Он вообще никогда не подходил к ребенку. В действительности мы никогда не были близки, даже если и жили вместе, то на некотором расстоянии, сожалея о том, что произошло..." Такая ситуация требует серьезного исследования. Необходимо уточнить, действительно ли он (или она) уверен в том, что другой досадует о случившемся или только так кажется. Ведь в конце концов он (или она) согласился жениться и решительно позаботился о том, чтобы "покончить с этим". Все могло быть наоборот: тот, о ком идет речь, всегда думал, что говорящий сам чувствует себя пойманным и досадует на это. Быть может в таком случае необходимо провести совершенно открытое совместное собеседование в надежде увидеть реальную картину поисков счастья, предпринимаемую взрослыми людьми, и это может привести к полной перемене семейной жизни, хотя бы ради ребенка. Продолжая расследование, пастор начинает узнавать о том, что стоит за конкретной ситуацией, улавливать за теми фактами, о которых идет речь, другие, невысказанные. Встречающееся в рассказах супругов выражение "до тех пор, пока" является признаком того, что он, по-видимому, приблизился к реальной проблеме, скрытой за другой, лежащей на поверхности.
Обычно из рассмотрения реальных фактов и предпосылок рождается необходимое видение ситуации. Однако, когда создается безвыходное положение или когда кажется, что основная проблема в целом носит организационный характер, полезно изменить подход к сложившейся ситуации, чтобы охладить чувства и переменить настроение и еще высветить ход событий. Пастор будет прислушиваться к невольным сравнениям (в отношении комфорта, уровня свободы, автомобиля, праздников), которыми когда-то наслаждались и которые теперь рассматриваются как "принесенные в жертву семейной жизни", к сравнениям между семейными отношениями своих рдителей (идеализированных детским сознанием) и своими нынешними отношениями, которые третируются в угоду первым. В таком неосознанном саморасскрытии и могут выявиться истоки большого разочарования. Если, например, непосредственной проблемой являются денежные неурядицы, то во время воспоминаний о прошлом пастор может задать такой вопрос: "Скажите, а как в вашей семье решался денежный вопрос?" Если ответ будет на подобие слудющего: "О, такой проблемы никогда не возникало, царицей нашего дома была мать и никогда ни о чем ни приходилось просить, она прекрасно справлялась со всем...", то на основании сказанного можно судить о девушке, которая надеялась встретить слабого мужа, наподобие своего папочки, а встретила настоящего мужчину. Если ответ примерно таков: "О, мой папа, в отличие от меня, никогда не колебался: он нес всю ответственность на себе, оградив мать от всех тревог...", то на этом основании можно судить о мужчине, который хотел иметь тихую, покорную жену, примерно такую, какой, с его точки зрения, была его мать; или же сказанное выходило с уст женщины, можно говорить о женщине, идеализирующей своего отца, однако, слишком много унаследовавшей от его сильного характера, чтобы повторить такую же расстановку в отношении себя самой. Такие ответы всегда нуждаются в проверке. Вопрос типа: "Так что же, следовательно, ваша мать ничего не значила в доме?" может решительно отвергаться и может помочь человеку понять, что такой не может быть никакая жена.
Вопросы типа: "Тогда, наверное, ваш отец стремился уйти от всякой ответственности?" могут по-новому осветить ситуацию, которая прежде понималась искаженно. Просьба сопровождать свой рассказ примерами или рассматривать свои собственные рассуждения в критическом свете часто наводит на мысль о том, что супруги не знают реальных отношений между родителями, а только догадываются о них... Становится ясно, что никто из супругов не должен надеяться, что его партнер может взять на себя однозначно понятую роль или жить вне условий своего времени. В любом случае никто из них в действительности не предпочел бы такую личность и не захотел бы иметь своим партнером. Расследование позиций и утверждений - вот что является всегда главным в беседе. Простое любопытство или перекрестный опрос всегда возмущают. Пастор не раз должен подчеркнуть, что он хочет понять, как те, с кем он беседует, смотрят на тот или иной вопрос. Основная цель беседы - выяснить, вывести на уровень дискуссии и помочь осознать супругам их наполовину раскрытые, наполовину понятые переживания, обиды, страхи, движущие мотивы, сравнения, сожаления. Решающим элементом в христианской брачной консультации является применение специфически христианских концепций к наконец-то выявленной ситуации. Здесь уместно держаться принципиального и честного изложения христианского подхода к подобным трудностям. Таким образом, всегда христианской по своему характеру является необходимость вернуться к исходной точке развития ситуации. Применительно к супружеским проблемам, необходимо вернуться к первоначальной увлеченности и любви, к данным обещаниям тем отношениям, в результате которых появились дети, отказавшись отвергать те счастливые дни, забывать о них или впадать в цинизм по их поводу. Они были даром Божиим, и ничего нельзя добиться их отрицанием, да и не по-христиански отрицать радость, которую однажды принесла жизнь.
Также и возвращение к первоначальным принципам всегда верно с христианских позиций. Даже для искушенной супружеской пары никогда не поздно вспомнить, что же такое супружество, вспомнить, что сущность любви заключается в преданности, вспомнить о необходимости выработки более прочной основы, которую, в отличие от других вещей, не сможет разрушить время. Пастору никогда не поздно повторить его принципиальные наставления относительно брака. Обретенный опыт не только не вступит с ними в противоречие, а наоборот докажет их фундаментальную мудрость. Христианская идея примирения, сопровождающегося истинным прощением, всегда акктуальна для верующих и уместна при любых гнетущих человека отношениях. Однако, необходимо акцентировать внимание не на одном только долге прощения, но и следует всегда утверждать надежду на действительно примирение, подчеркивать необходимость серьезной молитвы об изменении характера человека и его отношений, остановиться на ожидании того, что Божия благодать может изменить ситуацию и вовлеченных в нее людей. Евангельская весть о рождении свыше дает постоянную возможность изменить положение и поэтому требует, чтобы христинанин тоже давал своим ближним возможность измениться и начать все вновь. Для пастора важно не допустить, чтобы христианский долг был навязан неискренними заверениями об исправлении, сделанными ради того, чтобы избежать последствий; он также не может оставаться ранодушным при потытке принудить оступившегося супруга к покорности. Необходимо настоять на предоставлении каких-либо надежных доказательств изменения в отношениях, на очевидном изменении поведения, прежде чем требовать в ответ христианского прощения. Однако там, где такие измения еще происходят, а время уже показало их искренность, имеет смысл пойти на встречу и простить. Упрямое нежелание простить может выявить недостатки еще более трагичные, и тогда следующим шагом в деле исправления ситуации будет не брачная консультация, а проповедь Евангелия.
Иногда приходится вспоминать и применять к семейным проблемам самые простые христианские принципы. В определенных случаях не мешает напомнить об обязанности христианина быть справедливым, честным, правдивым, никогда из жалости к самому себе не опускаться до сознательного искажения мотивов поведения других людей, никогда в запальчивости не преувеличивать их ошибки. Если беспристрастность пастора вызывает возмущение собеседника, то сам этот факт можно использовать для того, чтобы указать на несправедливость говорящего. Несмотря на свою обиду, христианин не может игнорировать глубокого несчастья своего парнера, скованного узами неудачного брака. Надо делить между собой боль и ошибки; христианин не может позволить себе позабыть о необходимости проявления любящей заботы даже по отношению к тому, кто стал причиной разочарования. Мстительность или равнодушие - не христианские чувства. То же самое надо сказать и о склонности оценивать другого человека не по его действительному положению, а потому, насколько он или она соответствует нашим собственным нормам и вписывается в наш собственный образ жизни. Бежать от ситуации, потому что она не столь совершенна, было бы слишком легким, слабым и малодушным, чтобы на это мог решиться христианин или христианка. Истинно христианской реакцией, наиболее ярко свидетельствующей о том терпении и силе, которую дает Христос, являются наставления, изложенные в 7 гл. 1-го Послания к Коринфянам, где речь идет о том, чтобы не убегать от мучительной ситуации, но благодатью Божией претерпевать ее, "претерпевать вместе с Богом".
Однако пастор никогда не будет предписывать такие обязательства совести другого: он должен глубоко сознавать цену ежедневной дисциплины и страданий, прежде чем с легкостью говорить, что именно следует делать той или иной душе. И тем не менее продолжая глубоко сочувствовать собеседнику, пастор может намекнуть, напомнить, с помощью наводящих вопросов подвести его к возможности проявить героическую решимость - использовать переживаемое им испытание во благо и к славе Божией. И, разумеется, он должен уверить решившееся сердце, что присутствие Божией помощи, будет с ним в каждый миг этого испытания. Хорошо завершить такое собеседование краткой, в три-четыре предложения молитвой, однако не для того, чтобы вселить легкомысленную надежду на то, что "решение" трудной личной проблемы заключено в молитве. Это не так. По меньшей мере столь же важно пересмотреть свое поведение и систему взглядов, переосмыслить свои суждения о других людях, свою собственную позицию и свой ответ, что, фактически, и есть покаяние, придти к новым решениям относительно всего образа жизни. Также необходимо научиться делать определенную скидку на ту боль, которую преживает тот, чья естественная гордость смиряется; необходимо быть готовым принять молчаливое извинение и не вымогать смирения, дать время, чтобы перемены сами заявили о себе. Кроме того, необходимо дать время и благоприятную возможность, чтобы молитвы были услышаны, так как пастор должен непременно заверить тех, кто готов восстановить несложившийся христианский брак, что Бог на их стороне.
Особые возможности для пасторского служения возникают в связи с болезнью человека. В период затянувшегося выздоровления члена общины, когда у человека больше времени и склонности к сосредоточенному размышлению, это может быть и совершаемое для одного лица богослужение на дому, и пасторские беседы. Цель пасторского посещения не изменяется и по отношению к тем, кто все еще болен, однако необходимо всегда иметь в виду особенности их положения. Следует помнить и о таких их нуждах, как обмывание, кормление, инъекции, сон, включая удовлетворение таких потребностей, которые неудобно объяснять посетителю. Вместе с тем необходимо думать и о сути своей короткой беседы, чтобы этот с благими намерениями задуманный разговор не превратился в пытку вместо того, чтобы быть благословением. Однако болезнь создает дополнительную необходимость в служении, ведь это еще одно испытание, которое должно быть встречено с христианской верой и терпением. Чтобы хорошо разобраться в происходящем и сохранять необходимую чуткость в сложившейся ситуации, пастору приходится мобилизовывать все свое умение и интуицию. От него требуется больше, чем просто утешение и поддержка; больше, чем выражение сочувствия и христианской доброжелательности. Он должен быть готов к мучительному и неразрешимому вопросу: "Почему это случилось со мной, пастор?" Избитыми фразами о духовном смысле страдания тут не отделаться. По мере накопления опыта пастор начинает чувствовать, что никакие даже самые возвышенные, его размышления о значении страдания в жизни человека не могут быть удовлетворительными. Страдание должно быть не только понято, но его следует встретить, принять, перенести и воспользоваться им по-христиански для достижения положительных результатов. Постепенно служитель поймет, что лишь сам больной сможет обрести и объяснение происходящему, и ободрение для себя, если попытается во время болезни постичь волю Божию. Такое определение цели пасторского служения требует уяснения теологии страдания и выработки стратегии одержания победы в нем, чтобы это служение отвечало нуждам больного.
Само собой разумеется, что проблема страдания - это лишь часть общей проблемы зла и несовершенства, незавершенной борьбы во Вселенной. Опытный пастор должен был размышлять над этой проблемой заранее, а комната больного - не место для утонченных философских рассуждений. Погруженный в размышления выздоравливающий может быть заинтересован мыслями пастора о значении страданий; однако намного чаще больных будет волновать, как оставаться христианином в страдании и болезни. Весьма развитая у человека способность переносить страдания - несомненно, самое удивительное свойство, отличающее его от остальных творений. На чаше весов жизни большая подверженность страданию является платой за большую сложность и богатство жизненного опыта. Более развитая нервная система человека - основа интеллектуальных и творческих сил - делает его более чувствительным к лишениям, ранениям и физической боли. Бесценный дар воображения - основа искусства, фантазии и чувства юмора - оказывается в то же время источником разнообразных страхов, в том числе страха смерти. Только человек подвержен мучительно долгим воспоминаниям о перенесенном горе - такой ценой мы платим за сокровищницу нашей памяти. Только человек опять-таки страдает от ограниченности собственных сил - от присущей ему слабости, от краткости, неполноценности, зависимости своего существования, - ибо из всех творений только человек способен осознавать свое положение во Вселенной. Только человек подвержен нравственным страданиям, угрызениям совести, муке стыда, горечи поражений; только ему приходится бороться с собственным характером.
Наконец, бесконечно богатая сфера социальных отношений, куда входят симпатии, дружба, увлечения, любовь, - неразрывно связана с громадным страданием из-за сопереживания горю ближнего. Представляется странным, что в определение всех параметров человечества входит и страдание; освободиться от страданий мы смогли бы только будучи чем-то более низким по уровню организации, чем человек. Эта проблема не является исключительно христианской, и мы не пытаемся решать ее через отрицание христианского представления о Боге, иначе страдания все равно надо будет переносить и объяснять, но только уже без Бога. Над этой частью человеческого бытия бились все религии и философии. Стоики приучали себя быть нечувствительными к страданию, переносить его достойно, а нередко и презрительно не замечать его. Магометане, перенося стоицизм в область религии, принимают все случившееся как волю Аллаха, которой невозможно сопротивляться, невозможно предупредить или свести на нет ее последствия; таким образом, обнаруживается склонность к фатализму. Буддисты стремятся вознестись в тот мир, который превыше страданий и радости, и обретают освобождение от страданий в не заполненном ни тем и ни другим существовании, лишенном всяких желаний, как добрых, так и злых. Христианская наука повторяет подобное интеллектуалистское отношение к страданию, пытаясь отрицать его реальность, трактуя его как психологическую иллюзию, результат ложных предпосылок воображения; в этом взгляде представлено прямое отрицание очевидного, что едва ли можно считать научным, а будучи примененным к страданиям Христа, такой взгляд является определенно нехристианским. Современный гедонист, считающий, будто жизнь дана для удовольствий, стремится решительно не замечать никаких несчастий; часто он остается бесчувственным к страданиям других и полон самосожаления и горькой обиды на бессмысленность и несправедливость жизни, когда реальность разрушает его иллюзии. Отношение к страданию иудеев было гораздо более сложным и гораздо более искренним. Страдание происходит здесь, в этой жизни и в этом Божием мире. По традиции страдание обыкновенно связывалось с греховностью самого человека, ошибками и проступками его и других людей. Все тернии жизни произрастают из человеческих заблужденияй; человек "родился слепым из-за грехов его собственных или его родителей"; падение башни в Силоаме было судом Божиим над погибшими там.
Предположение, будто угождение Богу ведет к благополучию и спокойствию, уже содержит в себе трактовку страданий и лишений как знаков Божия неблаговоления. Но была и другая позиция, в которой учитывалось, что невинный может страдать не меньше виновного. Иов, авторы некоторых псалмов, как и пророк Исаия, были уверены, что грех не является достаточным объяснением страдания: страдает даже Раб Господень, хотя Он "не сделал греха, и не было лжи в устах Его" (Ис. 53:9). Вера и искренность этих мыслителей помогли им увидеть главный смысл страдания - его возможную спасительную силу и воспитующую полезность. Здесь мы подошли вплотную уже к собственно христианскому отношению к страданию. Христианский реализм соглашается с таким мировоззрением, согласно которому мир Божий обезображен терниями. Вовсе не отрицая страдание, христианство помещает его в средоточие человеческих обязанностей, требуя любовного сострадания в служении голодным, нагим, страждущим, одиноким, брошенным и нелюбимым. В противоположность всем другим учениям христианство помещает страдания и смерть в центр своего благовестия, в свою весть о Кресте. Иисус определенно отвергал всякую прямую связь между индивидуальным страданием и грехом. В отдельных случаях связь между грехом и страданием возможна; пастору бывает нелишне вспомнить, что Иисус простил расслабленного, прежде чем Он занялся последствиями греха этого несчастного человека. Но просвещенный служитель никогда не согласится с жестоким и нехристианским утверждением, будто страдания верующих бывают только от недостатка веры или послушания.
Бывают случаи, когда, по мнению пастора, дело обстоит именно так; иногда сам больной поднимает этот вопрос. Тогда служитель должен призвать к покаянию и выразить уверенность во всепрощении Божием. Но случаи такого рода чрезвычайно редки. Не нужно большого пастырского опыта, чтобы убедиться, что зачастую сильнее страдает не худший, а лучший человек. Христианская вера принимает тот факт, что мир испорчен человеческим безумием, злоупотреблением свободой и тяжкой виной; потому она и не ставит перед собой задачу внести нечто новое для полного объяснения этого явления. Вместо этого она наглядно показывает, как шипы, взрощенные человеческими грехами и по ненависти людской вплетаемые в венцы, которые надевают на головы наилучших людей, чтобы мучить их, могут стать украшением корон славы и героизма. Такова христианская теология страдания. Христос взял на Себя наше страдание и одиночество, нашу неблагодарность и муки, предательство и смерть и сотворил из всего этого венец для искупления мира. Христу пришлось перенести все виды страдания, горя, несправедливости, жестокости и позора. Но при всем этом никакое озлобление, уныние, жалость к Себе, мольбы о милости или мстительность не омрачили Его образ. Он умер величественно, с прощением и любовью к тем, кто Его окружал. Мучения Христа окончательно уверяют нас в следующем:
1. Страдание допускается Богом не для того, чтобы портить и разрушать, хотя и то, и другое возможно. Напротив, страдание может очищать и облагораживать: без трудностей нет героизма, без скорбей - терпения, без напастей - выносливости, без борьбы - мужества и, наконец, без тьмы нет веры. Когда такие соображения предлагаются страдающему человеку в качестве утешения, это может выглядеть поверхностным и сентиментальным, но когда страдание бросает вызов нравственному состоянию мира, они могут быть очень важны.
2. Страдание не противоречит любви Божией - для сердца христианина это вопрос ключевой. Слабость, боль, страх и уныние делают как бы невозможным радостное и спокойное доверие. Бог представляется удалившимся, недовольным или скрывшимся. Достаточным ответом на это является то, что Иисус Христос познал и перенес тьму в Своей душе, однако и в то время Он мог назвать Бога Отцом и предать Свой дух в Его любящие руки. Существуют тысячи свидетельств мужества, спокойствия и несгибаемой твердости в страданиях, внушенных божественной любовью Христовой посреди скорбей и сомнения. Остаются, правда, вопросы, но неотложность их не столь велика. Не все мы можем понять, но одно для нас несомненно: никакие опасности, горе или страдания - настоящие или будущие - не отделяют нас от любви Божией во Христе Иисусе Господе нашем.
3. Встречаемое с верой и верностью страдание может привести к действительному добру. Постигшая человека скорбь вместо того, чтобы стать пустой тратой времени и сил, может привести к исполнению милостивых намерений Божиих. Страдания Христа достигли цели искупления мира; в некотором смысле, находясь на бесконечном расстоянии от Него, мы приобщаемся к Его страданиям, и наши страдания уже не бесцельны. Любящие Бога сердца делают Его цели своими целями, и для них открывается, что Бог все делает к лучшему, а высшее благо, для которого мы "предназначены, призваны и оправданы", - в том, чтобы уподобиться образу Его Сына. Не случайно, что мужественное исповедание веры было произнесено в контексте заявления о "нынешних временных страданиях", которые перенесли люди, живущие в суетности, в рабстве, среди стенаний, вызываемых каторжным трудом, и в условиях "скорби, тесноты, гонения, голода, наготы, опасности и меча". Такова теневая сторона опыта христианства, о которой писал апостол Павел, познакомившийся с ней не с чужих слов. Но если и эта темная сторона христианского опыта имеет свое место в милостивом намерении Бога сделать нас подобными Христу, то это дает основание Павлу верить, что из всех напастей мы будем выходить победителями, благодаря Тому, Кто возлюбил нас. Для пастора, посещающего больного, основополагающим является победоносное значение страданий; и с его стороны будет разумно при своем посещении помнить об этой "теологии" страдания и о ее месте в христианской жизни, чтобы его служение в комнате больного было больше, чем порыв сочувствия и проявление безрезультатной заботы со стороны того, кто имел добрые побуждения, но не смог принести ни просвещения, ни укрепления веры.
Страдания преодолеваются либо посредством исцеления, либо посредством терпения: в обоих случаях это победа. По вопросу о духовном исцелении трудно оставаться умеренным, а не фанатичным или неверующим. Нужно отвергнуть как противоречащее Писанию предположение о том, будто христиане не могут подвергаться болезни, будто всякая болезнь или скорбь автоматически отводится Богом при наличии "достаточной" веры и молитвы. Епафродит "был болен при смерти... он за дело Христово был близок к смерти"; "Трофима... оставил больного в Милите"; Тимофею апостол Павел рекомендовал употреблять немного вина по причине болезни желудка и частых недугов. В Галатии Павел проповедовал, находясь в телесном недомогании, причем с ним в это время был (что почти достоверно) Лука, "врач возлюбленный". Но ни Лука, ни неоднократные молитвы об удалении "жала" из плоти Павла, недуга или слабости не устранили. Никакие пылкие проповеди, обещающие исцеление всем, кто верит в Евангелие, не должны нас лишать трезвого осознания того факта, что даже в апостольском кругу оставались свои немощные, больные и инвалиды. Тем не менее нельзя сомневаться в том, что здоровье является одним из даров Бога Своему народу и одним из евангельских обетований - разумеется, в тех случаях, когда это соответствует воле Божией. Древние свидетельства о том, что Бог есть "Господь исцеляющий", мы находим в молитве Езекии и в 102 Псалме. А первыми доказательствами присутствия Царства Божия среди людей в личности Иисуса также стали исцеление хромых, очищение прокаженных, прозрение слепцов, разрешение немоты, излечение страждущих. Имея в руках Евангелие, мы не можем сомневаться относительно воли или силы Христа совершать исцеления. Напоминать больным о том, что исцеление - это полностью дело Самого Бога, и направлять их мысли и веру на этот источник исцеления для тела и души, - вот что является существенной частью пасторского служения страждущим. Классическая картина такого служения страждущим и божественного исцеления дана в послании апостола Иакова, где больному верующему предлагается призвать пресвитеров, которые, выслушав его исповедь, совершают над ним обряд помазания (помазание елеем - обычная болеутоляющая процедура - было универсальным лечебным средством на Востоке, а не суеверием), а затем молятся о нем с твердой верой.
Никакой опытный пастор не будет сомневаться в том, что процессу излечения могут помочь бодрость, надежда, спокойствие ума, примиренность духа, положившегося на благость Божию. Все складывается совсем по-иному там, где сознанием пациента завладевают жалость к себе, страх, разочарование, уныние. Насколько телу необходим для излечения квалифицированный уход, настолько уму и духу необходима забота опытного служителя, которая помогла бы высвободить собственные силы личности и мобилизовать их для выздоровления. Там, где словам пастора доверяют и где его служение принимают, он не имеет права позволить себе сомневаться в том, что его деятельность имеет реальное значение для выздоровления больного, наряду с деятельностью врачей, носящей более практический характер. Но иногда пастор чувствует побуждение идти дальше в своем общении с больными. Ему придется в этом случае действовать с чрезвычайной осторожностью, взвешивая все обстоятельства и особенно стараясь предвидеть ситуации, когда какое-либо вполне определенное действие может с равным успехом принести пользу или вред. Он будет нести ответственность за все возможные в этом случае ошибки, независимо от искренности своих побуждений. Такими опасностями могут оказаться ложные надежды, внушенные словом или делом, поддержка пациента в его желании отвергнуть обычные средства предосторожности и человеческую помощь ради какого-нибудь "духовного убеждения", что может создать опасность для его выздоровления и для самой жизни.
Но, сохраняя полностью чувство ответственности и осторожность, христианский пастор должен помнить о том, что самая главная опасность связана с отношением самого пациента к болезни: это его разочарование в жизни, отсутствие воли жить, фаталистическое принятие смерти как чего-то неизбежного, иногда ложная "покорность" судьбе. Если пастор разумен, то он не будет вступать в спор с более квалифицированным мнением в той области, которая находится за пределами его компетенции; но, тем не менее, он может прийти к выводу, что следует попытаться сделать еще нечто большее, чтобы укрепить веру, решимость и мужество больного. В такой ситуации пастор может с твердой верой и горячей молитвой возложить заботу о жизни страждущего в руки Божии; в этом ему могут оказать помощь несколько друзей, собравшихся у кровати больного. Здесь пастору нужно будет пустить в ход всю силу христианской убежденности в Божией любви, всю свою веру, признавая, однако, волю Божию, которой всегда принадлежит окончательное решение; он в то же время будет сохранять уверенность, что Бог не желает, чтобы жизнь его возлюбленного создания прерывалась раньше времени. Такое проявление веры в исцеляющую силу Бога гораздо чаще, чем сам пастор мог думать, дает чудесные результаты. Но все-таки Бог не всегда находит нужным дать больному исцеление. Ведь мог же Трофим оставаться в Милите, а Павел молиться и не быть услышанным. Их безропотное терпение и стало победой. Очевидно, именно в этом смысл той победы, о которой говорит Павел в своем великом исповедании веры. "Во всем этом, - заканчивает он перечисление различных форм страданий, - мы больше, чем победители... Потому что, как я убедился... ничто не может отлучить нас от любви Божией". Действительно, это победа: пройти через страдание и тьму, через разочарование и горе, - и не сломиться, не притворяться, будто ничто не может нас уязвить; но не дрогнуть, даже в сердце своем, и, когда все уже позади, наша рука все еще остается в руке Божией. Вопреки всему оставаться в кругу любви Божией во Христе, не разлучаясь с Ним, - это больше, чем победа. Как говорит Иоанн, "и сия есть победа... вера наша". Привести больного и мятущегося верующего к такому духовному торжеству - истинный смысл служения. Помочь страдающему в достижении такой победы терпения мы можем, опираясь на признание апостола. Павел рассказывает, что он сам не раз и не два молился, чтобы были удалены и приставленный к нему "ангел сатаны", и данное ему "жало в плоть". В исповеди Павла видно его душевное терзание, заметно, что это было препятствием в его деятельности, испытанием его терпения, смущением веры, и хотя молитва была услышана, но просьба его осталась неудовлетворенной. Итак, молиться нужно; но пытаться навязывать свою волю Богу - ошибочно и глупо.
Естественная первая реакция христианина при всяком затруднении - вознести к Богу все, что происходит с ним, ожидая, что Бог его услышит.
Вторая - постараться понять значение происходящего. Смысл во всем переживаемом определенно будет, но Бог может разъяснить его, а может и не разъяснить. Павел так понимал смысл своего страдания: оно должно было уравновесить его чрезвычайно высокое духовное положение. Но для других цель страданий может быть совершенно иной, и, вероятно, Бог откроет ее ищущему сердцу; в этом случае победа над страданием будет наполовину достигнута.
Третья ступень - это ожидание и получение благодати, которая достаточна для перенесения любой трудности, напасти и любого горя. Павлу было дано больше, чем он просил, - не исцеление, а благодать, чтобы терпеть без ропота и страдать, не получая духовного вреда. Если жить с сознанием расположения Божия к себе, жить Его силою, которая совершается в немощи, то всякий день сделается терпимым, всякое страдание станет переносимым - лишь бы Бог был рядом.
Наконец, четвертая ступень, как показывает пример апостола Павла, - покорность воле Божией и активное приятие всей ситуации в целом; готовность даже "хвалиться своими немощами", чтобы, как говорил Павел, "обитала во мне сила Христова". Тогда даже молитва об избавлении может прекратиться, а сердце совершенно успокоится в полном доверии воле Божией. Никакого преклонения перед неизбежностью в этом нет; есть лишь приятие целесообразности промысла Божия и упование на подаваемую Им благодать. Большинство своих посещений больного пастор должен планировать так, чтобы помочь брату или сестре выйти на стезю, ведущую к победе. Особенно это относится к хроническим инвалидам и к тем, кто имеет физические недостатки или увечья. В таких случаях диапазон служения может расшириться. Нет надобности пояснять, что слепой - это не глухой, а глухой - это не умственно отсталый, хотя часто мы относимся к ним именно так. Также излишне напоминать пастору, что для инвалида самое большое желание в жизни - независимость, а также, чтобы к нему относились с уважением просто как к личности, а не из сожаления в связи с его недостатком. По существу, цель пасторского попечения о таких людях принципиально не отличается от служения и всем остальным, а именно: помочь каждому христианину прожить свою жизнь так, чтобы оказаться максимально полезным людям и угодным Богу, используя для этого те обстоятельства и возможности, которые ему даны. Поэтому пастор часто оказывается вовлеченным в поиски средств самообеспечения для инвалида, т.е. работы, учебы, занятий и возможностей применить свои силы. Иногда он помогает ему обрести друзей, найти хобби, обращается к специалистам, привлекает общественные и частные благотворительные ресурсы и, если это разумно, связывает его с такими же инвалидами, чтобы они могли организовать совместную деятельность. Он стремится при всех обстоятельствах обеспечить инвалидам полноценное участие в текущей жизни церкви, чтобы они не только чувствовали поддержку, но через товарищеские отношения были вовлечены в полноценную жизнь.
На более глубоком уровне может оказаться необходимым приложение немалых сил, чтобы убедить тех, чьи возможности ограничены, что их вера и усилия в преодолении трудностей не будут тщетны. Можно привести длинный список тех, кто самореализовался вопреки обстоятельствам: Пастер, Мильтон, Бетховен, Стенли, Вильберфорс, Грей, Купер, Френсис Хевергэл, Элен Келлер - список этот бесконечен. Нельзя не вспомнить о президенте Рузвельте, который управлял одной из самых могущественных стран с инвалидной коляски. Все же высшим мотивом, которым руководствуется сердце христианина, не может быть ни соперничество, ни удовлетворение амбиций, а лишь посвящение своей жизни Богу. И здесь совсем неважно, что кто-то гораздо умнее и талантливее другого. Жизненные трудности не служат извинением за непослушание; и если мы стеснены в обстоятельствах, - это не освобождает нас от исполнения своих обязанностей. Уход "в отставку" - это не христианская позиция. Никто не уходит "в отставку" в отношении исполнения воли любящего Отца, Которому полностью доверяют. Отказ, жалость к себе и самоустранение не в состоянии поддержать инвалида. Необходима более устойчивая и более мужественная позиция. Имея дело с людьми, стремящимися преодолеть ограниченность своих возможностей, пастор может подчеркивать, что каждый христианин призван прожить как ученик Христов и проявить свою любовь ко Христу в тех ситуациях, в которые он поставлен действиями других людей или наследственностью, талантом или темпераментом, унаследованными обязанностями, теми или иными благоприятными обстоятельствами или отсутствием таковых, его собственными прошлыми решениями или сформировавшимися привычками, совершенными ранее ошибками или недостаточным образованием. Все это означает, что христианину не предоставлена совершенная свобода в выборе арены для проявления его христианской верности.
Такой фактор, как болезнь, умственная или физическая неполноценность, - всего лишь единичный в ряду множества ему подобных, и он не ужасней других. Призыв апостола Павла каждому оставаться в том звании, в котором он призван, был, наряду с прочими, адресован рабам в Коринфе; его можно отнести и к инвалидам. С кротостью принимать все жизненные трудности, возлагая надежду на Господа, Который обещал достаточную благодать, - вот ключ к правильной жизненной позиции и мощное свидетельство в пользу Христа. Если к этим общим направлениям служения добавить еще бесчисленное множество иных проблем, которые возникают перед пастором по мере того, как умножается его опытность и меняются обстоятельства, то требования, предъявляемые к нему в том, что касается его времени, энергии и занятости, могут оказаться непомерно большими. Но ничто не будет казаться слишком трудным для человека, который таким образом заслуживает благодарность сердец, спасенных им от ропота и жалоб. При этом никогда нельзя забывать и слов Учителя: "Я был болен, и вы посетили Меня..."
Служение, ориентированное на людей престарелого возраста, представляет ту сферу пасторской работы, которая с необходимостью предполагает расширение поставленных перед нею задач и предъявляет все более серьезные требования. Победа над многими заболеваниями, контроль над рождаемостью, повышение уровня жизни способствуют старению обещества: подсчитано, что сегодня вероятность достижения шестидесятилетнего возраста по сравнению с тем, что было пятьдесят лет назад возросла в три раза. Число престарелых формирует обширный рынок для различных политических спекуляций, однако их проблемы глубже и не могут быть разрешены на уровне (что ближе к нашей теме) рождественских подарков, пикников, поездок на море и запланированных визитов благонамеренных членов церкви. Старость нельзя одолеть - и это жестокая истина. Служение, даже в наилучшем своем проявлении, может только облегчить бремя старости. Для большинства молодых пасторов первый шаг в их служении престарелым людям состоит в том, чтобы обрести истинное сострадание, глубокое уважение и почтение к ним. Пожалуй, никто не смог сказать о бремени старости с таким чувством, с каким говорится о нем в 12 главе Книги Екклесиаста: "И помни Создателя твоего в дни юности твоей, доколе не пришли тяжелые дни и не наступили годы, о которых ты будешь говорить: "нет мне удовольствия в них!" Доколе не померкли солнце, и свет и луна и звезды и не нашли новые тучи вслед за дождем. В тот день, когда задрожат стерегущие дом, и согнутся мужи силы, и перестанут молоть мелющие, потому что их немного осталось; и помрачатся смотрящие в окно; И запираться будут двери на улицу; когда замолкнет звук жернова, и будет вставать человек по крику петуха и замолкнут дщери пения; И высоты будут им страшны, и на дороге ужасы; и зацветет миндаль, и отяжелеет кузнечик, и рассыплется каперс. Ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его по улице плакальщицы; - Доколе не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника, и не обрушилось колесо над колодезем. И возвратится прах в землю, чем он и был, а дух возвратится к Богу, Который дал его".
В этом отрывке гораздо больше сострадания, чем в полупрезрительных строках Шекспира, описывающего старость так: Второе детство, явное беспамятство, Ни зренья, ни зубов, ни вкуса, - ничего... Потертые, смешные панталоны.
Или у Иейтса: Старик являет жалкую картину, Он как на палке рваное пальто... Екклесиаст доброжелательнее, и этим он отличается от общепринятого утверждения, что старикам неизбежно сопутствует старческое слабоумие, безнадежная старомодность, невежество, что их необходимо баловать, терпеть, приспосабливаться к ним, но никогда не воспринимать всерьез. Однако сострадание - не жалость, сострадание - это мягкость, сопряженная с пониманием. Доктор Энтони Бэшфорд приводит весьма показательные слова Джона Леннона, сказанные им в свое время. "Чего я боюсь, так это старения, - говорил он. - Я ненавижу его. Вы стареете и так или иначе чувствуете это. Старых всегда возмущают молодые и наоборот". В этих словах отражается настроение многих сегодняшних стариков: страх перед старением, разочарование, окрашенное завистью к тем, кто приходит на смену и наследует то, чего вы никогда не имели, возмущение, вызываемое той свободой, преуспеванием, уровнем образования и раскрепощенностью, которыми обладают молодые, нежелание оставаться на обочине жизни, в стороне от других, несогласие с тем, что к вам относятся как к ребенку, причем те, кто самим своим существованием и всем остальным обязан предшествовавшему поколению. Стариков возмущает молодежь, а тех, в свою очередь, возмущают старики: своей мудростью, авторитетом, требованиями и обязательствами. Иногда такое возмущение имеет причину. Мятежный дух молодежи, ее резкость и грубость, презрение ко всему, за что боролись и во что верили старики, вызывает ответную реакцию, проявляющуюся в нетерпимости и гневе, которые только способствуют взаимному отчуждению, отравляя горечью ум и сердце (что само по себе вряд ли вызовет сочувствие пастора). Принимая крайние формы, это встречается сплошь и рядом. Протест вызывают некоторые обычные и неизбежные особенности, присущие старческому возрасту, и чем сильнее, богаче и активнее был человек в прошлом, тем сильнее он протестует против того, что вся его жизнь превращается в старость. Кроме того, некоторые патологические осложнения могут превратить этот протест в крайнюю форму озлобления, почти непереносимую окружающими.
К нежеланным, но неизбежным особенностям старения относятся следующие:
1. Немощь - постоянно возрастающая беспомощность, которая раздражает и унижает независимый дух (что само по себе неизбежно). Если мы с нетерпимостью относимся к этому чувству, значит мы просто не понимаем ситуации. Прогрессирующая глухота, которую человек сначала пытается скрыть даже от себя самого, а потом - с большим трудом - от других, не позволяет принять участие в разговоре, не дает вовремя ответить на приветствие повстречавшегося товарища; человек выглядит глупо, потому что не расслышал вопроса или ответил невпопад. Ослабление зрения делает прогулку неуверенной, он с трудом узнает друзей, ему нелегко читать, он уже не может по выражению лиц других людей догадаться об их разговоре, короче говоря, все это нелегко вынести. Негнущиеся суставы и неуверенная походка уменьшают подвижность, передвигаться тяжело, каждая прогулка сопряжена с опасностью: незнакомые улицы, дома - риск на каждом шагу. В нашем жестоком мире нелегко быть старым: узкие уличные переходы, расчитанные на быстро передвигающихся здоровых людей; вспышки светофора, дающего свои беспрекословные указания; повсюду информация, реклама, которую старик рассматривает с трудом, пытаясь ногой нащупать край тротуара; эскалаторы, лифты, общественный транспорт, который не ждет еле двигающихся пешеходов... Для кого-то проблема - ежеминутная озадачивающая и всепоглощающая борьба с болью, при каждом движении, приеме пищи и каждую ночь на пролет. Кроме того, часто имеют место сугубо личные, интимные проблемы и недостатки, о которых вам никогда не скажут, но которые вам никогда не следует забывать. Вы не сможете начать свое служение престарелым людям до тех пор, пока не научитесь понимать, что такое человеческая немощь. Никто не должен бороться в одиночку с надвигающейся старостью, и наша помощь не должна зависеть от степени близости престарелого человека к христианской общине.
Гость не должен расспрашивать о глухоте: заметив ее наличие, он должен разговаривать ясно, но не громко, а через некоторое время ему надо попытаться ненавязчиво убедить старика в том, что использование слухового аппарата - не какое-то несчастье и позор, а нечто столь же разумное, как и ношение очков (в дальнейшем надо проследить за тем, чтобы аппарат работал). Не мешает обратить внимание на внешний вид и прически престарелых дам и сказать по этому поводу какой-нибудь изящный комплимент. Заметив, что старый чайник или кофейник стал неудобен в обращении, неплохо тактично преподнести в подарок другой, более удобный. Желательно достать Библию, отпечатанную крупным шрифтом, сборник песнопений или другую литературу (короткие тексты более удобны) и оставить их без каких-либо пояснений. Хорошо бы также организовать транспорт, причем не только для выезда по каким-то особым случаям, но и для посещения богослужений и собраний и, в первую очередь, для причащения (при этом необходимо предусмотреть, чтобы машина была достаточно просторна для людей, которые передвигаются с трудом и уже не столь подвижны, как были когда-то). В случае необходимости надо предусмотреть, чтобы служба соцобеспечения позаботилась о доставке инвалидных колясок, организовала помощь на дому, включая обслуживающий персонал, и т.д. Предусмотрительность, такт и забота привнесут в ваше служение то тепло и уют, которые гордые старики воспримут молча, однако непременно оценят.
2. Вынужденное уединение может оказать столь же угнетающее воздействие, как и старческая немощь. Многие из сегодняшних стариков в силу воспитания и многолетней привычки отличались замкнутостью и застенчивостью; старость усилила эти черты, и теперь в присутствии какого-либо "высокого" лица (например, пастора) их мышление и речь замедляются и они испытывают чувство неловкости перед пришедшим. Способность заводить новых друзей понижается, а потребность в них возрастает. Что касается интеллекта, то и здесь престарелые люди часто чувствуют себя изолированными от новых веяний, нового языка, новых актуальных тем; множество проблем и мнений они не в состоянии уяснить. Трудно представить всю глубину одиночества, которую переживает старик, попавший в компанию молодых: люди, которых он знал, места, которые он помнит, проблемы, которые сильно волновали его, дела, которыми он был одержим, - все это совершенно не интересует тех, кто его окружает: у них своя жизнь. Для многих оторванность от современной жизни усугубляется потерей близких, для некоторых - разводом; уже нет рядом партнера, который разделял твои воспоминания и мысли, которого можно было послушать и даже не согласиться с ним! Нередко интеллектуальной изоляции сопутствует чувство собственной ненужности, никчемности, неспособности содействовать осуществлению какой-либо цели или активно участвовать в каком-либо деле. Жизненные интересы свелись к тому, чтобы сидеть в углу и не мешать другим. Иногда старики, как бы обороняясь, еще более замыкаются в себе, что выражается в презрении, критике, притворном крайнем безразличии ко всему происходящему, в возмущенном неприятии любых попыток сближения, - и в то же время они отчаянно нуждаются в друзьях. С точки зрения пастора, такая позиция непростительна и тягостна. "В пустых жилых комнатах, - говорит человек, знакомый с такой ситуацией, - в пансионатах, в домах престарелых, в больничных палатах некоторые пожилые люди проводят безотрадные дни, ничего не делая, не имея никакой ясной цели в жизни и никакой надежды на будущее". Конечно, есть много счастливых стариков, которых любят их родственники и у которых много друзей и живой интерес к жизни: они тоже по достоинству оценят оказываемую им помощь, однако с ними меньше проблем. По отношению к тем, кто совершенно оторван от мира, пастору небесполезно будет предпринять наипростейшие практические шаги, поддерживающие их контакт с жизнью: проследить, чтобы у них была какая-нибудь удобочитаемая литература, чтобы функционировали радио и телевизор, чтобы время от времени приходили гости, с которыми они могли бы по-настоящему поговорить и воспрянуть духом. И тем не менее всего этого не достаточно.
3. Уход на пенсию сам по себе является проблемой и часто весьма болезненной. Тот, кто привык гордиться своей ежедневной работой, кто нес определенную ответственность, чувствовал себя полезным другим людям и видел, как с его помощью идут дела, кого побуждали к работе и коллеги, - тот только тогда поймет, что он потерял, когда все это кончится. Женщина, для которой работа была ее жизнью, с потерей ее как бы теряет и жизнь. Долгожданная свобода и покой оборачиваются бездельем и утратой цели, отсутствием ежедневного распорядка или плана на неделю, потерей друзей. Даже для мужа и жены первые дни после ухода на пенсию даются с трудом: теперь так мало тем для разговора и так много времени, чтобы поговорить... Выход из такого положения состоит в том, чтобы (если это возможно) в течение первого года после ухода на пенсию частично продолжать работать и в любом случае заблаговременно планировать свою жизнь на пенсии. Необходимо определить сферу новых интересов и сделать в этом направлении первые шаги, изучить деятельность различных обществ и групп и присоединиться к ним; необходимо наметить выполнение побочных задач, проводить разнообразную церковную или общественную работу на добровольных началах; необходимо в первую очередь отыскать возможности для частичного применения прежних знаний и жизненного опыта и тем самым снять напряжение, делая добрые дела. Можно записаться на какие-нибудь курсы и начать посещать их, - причем это надо сделать еще до выхода на пенсию. Непосредственное действие и конкретные обязательства имеют важное значение: смутные, неконкретные и к тому же постоянно откладываемые намерения мало чем помогут. Для деловых людей самая счастливая форма пенсионного отдыха наступает тогда, когда они заняты еще более, чем прежде (даже если теперь каждое дело выбирается свободно и по желанию, чтобы не допустить появления тех ужасных мыслей, что не для чего жить).
4. Непредвиденная бедность является горьким разочарованием для многих престарелых, пробуждая в них глубокое чувство стыда, несправедливости и страха. Многие, кто откладывал сбережения "на черный день", видят, что из-за инфляции они стали смехотворно малы, что многолетняя бережливость оказалась глупостью. Однако это не их вина: они не могут понять, как это случилось, и не могут исправить положения. Они возмущены, чувствуют себя униженными, видя как те, кто промотал свои доходы или вообще никогда много не зарабатывал, получают поддержку из общественных фондов, из которых они сами отказываются что-либо получать. Общеизвестное стремление стариков к независимости - это не глупость или гордость, это установка, выработанная всей жизнью, и от нее не так просто избавиться. Если фонды общественного вспоможения и денежные пособия имеются в наличии, пастору надо убедить стариков воспользоваться ими, однако сделать это надо тактично и обоснованно. Такие аргументы, как, например, "в свое время вы платили взносы, это ваши деньги", вряд ли убедят. Человек, всю свою жизнь знавший счет деньгам, легко подсчитает (если таким образом действительно возвращаются его регулярные взносы), в течение какого времени он сможет получать пособие. Пастор должен убедить нуждающихся стариков в том, что благодаря их трудовой жизни и уплате налогов общество смогло выйти на нынешний уровень благосостояния, на который они тоже имеют право; он может также сказать им, что Бог использует добрую волю общества, которое постепенно научается тому, чтобы материально обеспечивать всех своих граждан, и Он находит пути, как обеспечивать всем необходимым Своих детей. В каждой конкретной ситуации внимательный пастор будет следить за нуждами стариков, столь храбро скрываемыми; он заметит, что ради экономии они неполностью протапливают жилье, скудно питаются, плохо одеваются, экономят электроэнергию, рано ложась спать, хотя почти не спят. Заметив это, он ненавязчиво предложит свою помощь.
5. Утрата духовной опоры - типичная и весьма болезненная черта, присущая старости. Ограниченность передвижения, потеря друзей, неспособность продолжать любимую христианскую работу, необходимость оставить прежний дом, потеря контактов со своей общиной, состав которой может столь быстро меняться, что о старых ее членах уже почти не вспоминают, переезд на другое место любимого пастора - эти и им подобные обстоятельства способствуют разрыву тех связей, которые прежде поддерживали духовную жизнь. Некоторые, привыкнув к спокойной и благоговейной обстановке своего молитвенного дома, вынуждены остаток своих дней проводить в домах людей, где никто не испытывает симпатии к религиозной вере и духовным исканиям, где царит атмосфера, совершенно чуждая христианскому умонастроению. На многих традиционно настроенных стариков подавляющее воздействие оказывает потеря ориентиров, как бы ослабление веры, возникающее в результате новых толкований Писания, новых взглядов на сущность христианского вероисповедания, в результате радикально различных мнений относительно того, что позволено христианину. Им кажется, что их убеждениям и идеалам, усвоенным в детстве, а теперь по прошествии времени, быть может, несколько идеализируемым, однако до сих пор лежащим в основе всего их духовного опыта и преданности Церкви, - что этим идеалам бросают вызов, презирают их и ниспровергают, причем зачастую делают это люди, считавшиеся "религиозными". Те же, кто никогда не имел религиозного воспитания и у кого в прошлом не было никакого духовного опыта, к концу своей жизни испытывают сильный духовный голод и полное замешательство в том, что касается смысла жизни, собственной значимости и судьбы. В одном пособии по уходу за престарелыми настоятельно подчеркивается, что попечители должны представить им "ясное описание значения личной веры, а также тех основ, на которых эта вера базируется". Также обращается внимание на то, что человек испытывает глубокую потребность "в осмыслении жизни и смерти посредством веры", а также в осмыслении таких понятий, как надежда, страх, мотив, цель, радость, вина; и далее отмечается, что "особую ответственность за это несут благочестивое, сострадательное, широкообразованное, опытное и подготовленное духовенство и миряне". Надо признать, что сегодня многие достигают преклонного возраста, оставаясь глубоко чуждыми всем религиям, и отчасти это происходит в силу горького личного опыта, загнанной вглубь вины или в результате нездорового общения с недостойными последователями религии. Однако другие готовы к общению и жаждут духовного совета, наставления, утешения и обновления своей христианской веры. Проявляя живое участие, многое можно сделать для того, чтобы старые члены христианской общины продолжали принимать участие в ее жизни и работе: для этого, в частности, необходимо, чтобы церковные информационные бюллетени имели регулярное свободное хождение, в тактичной форме содержали информацию о жизни и делах церкви, которые варьируются в зависимости от общественных обстоятельств. Сообщения о церковных собраниях должны быть содержательными, оформлеными специально для тех, кто отсутствовал; в них должны отражаться затронутые проблемы, их обсуждение, возникавшие по ходу дела затруднения и принятые впоследствии решения. Пастор должен извещать престарелых членов общины о новых предложениях и доводить их мнение до учредительных советов. Немного смекалки и организации - и истосковавшиеся по работе старики получат возможность вязать, шить, делать подарки для детей, рассылать церковную корреспонденцию, изготовлять декорации, печь торты и пироги и многое другое (конечно, молодежь быстрее управилась бы с некоторыми делами, кое-что легче было бы купить в магазине, однако нельзя забывать, что личный труд принесет глубокое удовлетворение тем, кому дали возможность участвовать в любимой работе). В то же время регулярное посещение богослужений дает возможность по ходу дела запастись всем необходимым, не дожидаясь сторонних благодеяний, которых, к сожалению, может и не быть.
6. Осознание приближающейся смерти - это опять-таки обычная черта, присущая старости. Любое извещение о чьей-то смерти живо напоминает о ее неизбежности, каждый прожитый год означает, что времени остается все меньше, весной приходит в голову мысль, не последняя ли это весна в твоей жизни, - короче говоря, после шестидесяти лет колокол звонит уже по тебе! То, на что не обращал внимания в молодости, приобретает трагическую окраску в старости: слишком четко вырисовывается грядущая перспектива и ее просто нельзя не замечать. Опытный пастор избегает двух крайностей: он не навязывает разговора на эту тему, не стремится связать ее с молитвой, но в то же время не уклоняется от такого разговора. Он допускает, что старики с полным основанием могут хотеть, чтобы он коснулся этого вопроса. Если в христианском учении о смерти сохраняется какая-то неопределенность, если обсуждение христианского взгляда на смерть вообще является редкостью, то в таком случае многие оказываются совершенно неподготовленными к ее принятию. Одним необходимо вновь обрести уверенность, найти противоядие от изматывающего страха перед умиранием, другие хотят еще раз убедиться в том, что Бог прощает личные грехи и дарует им мир во Христе, умершем за нас, - и все вместе они нуждаются в укреплении христианской надежды и веры в данное им обетование. Таким образом, служение престарелым людям нередко предвосхищает ту помощь, которую пастору зачастую приходится оказывать уже у постели умирающего. Гораздо лучше обсуждать христианские проблемы бессмертия, надежды и победы Христа над смертью тогда, когда дух и разум еще достаточно сильны для того, чтобы привести человека к той ободряющей истине, которая в конце жизни поможет ему пройти через открытые врата смерти к другой, новой жизни. Нет ничего противоестественного в том, чтобы обсудить эту тему, постоянно не дающую покоя стареющему человеку; важно, чтобы наставление было честным, прямым, основанным на Писании, а не на фантазии пастора, чтобы оно твердо фокусировалось на образе умершего и воскресшего Христа, который уничтожил смерть и Своею благой вестью принес в мир жизнь и бессмертие. Учитывая эти естественные и неизбежные особенности старения, вряд ли можно удивляться тому, что старики нередко испытывают гнев и "осознанную бессильную ярость", которая, по словам Элиота, и является отличительным признаком их возраста. Это характерно не только для сегодняшнего дня, примером тому служат строки, написанные еще в XVIII веке: Он слаб и болен, и ему до дна Жизнь ненавистна, - но и смерть страшна.
Такое настроение свойственно старости, и пастору часто придется с этим сталкиваться. В.Б.Иейтс отмечает это в следующих строках: Не каждый ли, пусть он богат иль беден, Кто был на этот тяжкий путь низведен, При всех иль втайне гнев копил и ярость, Как я теперь, свою проклявший старость?
Это настроение поддерживает Дилан Томас: Не уходи смиренно в эту ночь, И сумрак дня отвергни с гневом прочь.
Порой возмущение является следствием каких-то особых обид, бывает, оно фокусируется на семье, на молодом поколении, иногда - на тех, кто пытается помочь и тем самым вмешивается в чужую жизнь. Однако основная причина - это чувство безысходности и страх пред старостью как таковой. Подчас пастор помогает семье увидеть это и проявить терпение, случается, он помогает разобраться во всем самому старику. Однако прежде всего он должен уяснить это для себя, если он действительно призван к служению во имя утешения и мира.
Необратимая ситуация, связанная со старостью, строго ограничивает возможности пастора, однако, учитывая это, он не должен недооценивать своего служения. В его задачу входит и помощь в выработке адаптации к старости, в принятии ее и примирении с нею, причем именно в позитивном ракурсе, а не в смысле негативного и пассивного смирения. Он должен попытаться смягчить чувство беспомощности, одиночества и страха, чувство зависти и гнева, должен показать, что старость - это вполне естественное, общераспространенное и неизбежное состояние, и поэтому незачем изливать весь свой гнев на тех, кто этого не заслужил. Тактичным подходом и разъяснительными беседами он должен попытаться сделать эту ношу более легкой и необременительной, объяснить возмущенному старику, что несправедливо порицать кого-то за то, чего нельзя избежать, убедить позабытого, что его оставили не по злому умыслу: просто молодежь всегда занята своими проблемами и слишком незрела, чтобы понять ситуацию, да и ведь сами старики когда-то были такими же. Кроме того, пастору необходимо сделать все, чтобы преодолеть пропасть между престарелыми и более молодыми членами семьи. Здесь не требуется проявлять чрезмерной заботы, чтобы его не обвинили в излишнем вмешательстве в чужую жизнь, однако именно пастор как никто другой может помочь членам семьи разобраться друг в друге. Он постепенно будет убеждать раздраженных стариков в том, что все их разговоры о старых добрых временах означают, что их жизнь была богаче, спокойнее, что в ней было меньше стрессов и напряжения, меньше соблазнов и проблем, с которыми сегодня приходится сталкиваться молодым людям; он поможет им увидеть, что их размеренный домашний быт, их привычка к экономии и доброму примеру, здоровая пища и так далее, - все это было теми преимуществами, которые многим сегодняшним взрослым людям никогда не доведется унаследовать.
Молодежи, в свою очередь, он даст понять, что на характере стариков сказывается недостаток образования, многотрудная работа в прошлом, большие семьи, незначительная социальная помощь или пособие, стресс двух мировых войн, разочарования и страхи, - из-за всего этого с ними "трудно договориться". Однако, чтобы достичь своей цели, пастору надо обладать реальным знанием жизни минувших лет, способностью слушать, тщательно исследовать услышанное и обращать его во благо. Вместе с тем, всеми возможными способами пастор должен оберегать достоинство, самоуважение и независимость стариков, причем не действиями, не словами или манерами, в которых чувствуется снисхождение, жалость или упрек, а совершая свои добрые дела крайне осмотрительно и осторожно, чтобы их гордость не была задета, чтобы доверие прочно сохранялось. И наконец, христианское служение на благо престарелых должно пробудить в них положительное отношение к оставшимся годам жизни; они должны рассматривать их не как пустую тщету и время лишений, не как затянувшуюся, бесполезную паузу между нынешней и будущей жизнью, но как часть божественного плана бытия, как время подведения итогов, время более зрелого и глубокого знания о Боге, время воспоминаний и долгих, долгих размышлений. Старость, несомненно, является частью христианского плана жизни. Сопутствуемая Христом, юность предстает перед нами как смелое приключение, зрелый возраст - как реализация замыслов, а старость - как время жатвы, как возможность яснее увидеть действительно важное в нашей жизни, неторопливо вспомнить все доброе и благое на долгом пути, с каждым днем становясь все ближе к Богу, Которого любили и Которому верили все эти годы, пока не настанет день, когда, подобно Еноху мы пойдем все дальше и дальше и уже не сможем вернуться назад. Старость - Последнее жизни, для коего первое было сотворено; Лета наши в деснице Его, Сказавшего: все Я замыслил, И лишь половину ведает юность, Но уповай на Бога, смотри и не бойся!
Обетование Бога, данное Им Израилю, содержит доброе для всего Его народа: "...принятые Мною от чрева, и носимые Мною от утробы матерней, до старости вашей Я тот же буду, и до седины вашей Я же буду носить вас, ибо Я создал и Я буду носить, поддерживать и охранять вас." И действительно, было бы странно, если бы у Бога, даровавшего нам жизнь и радости детства, утолившего горячие и беспокойные стремления юности, поддержавшего тяжелую ношу и тяготы зрелого возраста, не хватило бы мудрости, силы и любви, чтобы напоследок привести Свой народ, преисполненный дарованного ему милосердия и мира, к наследию вечной радости.
Старости свойственны присущие ей болезни, которые осложняют естественный процесс увядания, вызванный годами. Внимательный пастор часто усматривает развитие каких-либо осложнений, стараясь не давать им достигнуть критической стадии. Он заносит в свою картотеку имя домашнего врача, его телефон, адреса близких родственников, выясняет, какие виды семейной или социальной помощи можно предоставить, иногда может оставить у соседей свой адрес, попросив их вызвать его в случае необходимости. Обычно домашние неприятности связаны с ухудшением работы органов чувств. Пастор заметит неправильно проведенную электропроводку, запах газа, засорившийся дымоход и примет соответствующие меры. Он учтет неудобства, вызванные ограниченностью передвижения, раздражение от чрезмерного шума и другие неприятности; заметив их, он отделит капризные фантазии от действительных проблем и попытается найти выход. Если речь зайдет о необходимости серьезного медицинского наблюдения, пастор может способствовать установлению договоренности между семьей, медперсоналом и обеспокоенным больным. Он может убедить больного в необходимости консультации, подготовит почву для необходимого хирургического вмешательства, первым предложит прибегнуть к помощи механических вспомогательных средств или оформить постоянный уход за больными. Для некоторых легче, не ущемляя самолюбия, согласиться с тем, что советует сделать облеченный доверием пастор. Он же иногда может отметить, что мало толку в молитве, если мы упрямо отказываемся от помощи, которую предоставляет нам Бог. Понимая, сколь многое зависит от поддержания в больном надежды и бодрости духа, пастор будет объединять конкретные медицинские предписания с непосредственным пасторским служением.
В старческом возрасте восстановительные силы организма действуют медленнее, однако они еще удивительно мобильны, и, не делая прогнозов на исход болезни, пастор может укрепить больного в той мысли, что раз уж лечение назначено, оно будет успешным. Однако прежде всего поддержка пастора необходима в том случае, когда появляются признаки душевного заболевания, иногда столь сильно шокирующего больного, что у него пропадает воля к выздоровлению. Семья сразу может предположить самое худшее, и ее страхи быстро передаются самому старику. Однако иногда "психическое расстройство" оказывается всего лишь бредом, вызванным высокой температурой, побочным эффектом сильнодействующих лекарств, послеоперационным состоянием больного или галлюцинациями, возникшими из-за чрезмерной концентрации внимания на собственных мыслях и чувствах с целью контроля или из стремления отделаться от ночных страхов в томительные часы бессонницы. Плохая ориентация, галлюцинации, провалы в памяти или неузнавание всегда производят угнетающее впечатление; причины таких явлений должно отыскать серьезное медицинское освидетельствование, однако нет оснований решать, что старик "свихнулся" и ночной отдых уже не восстанавливает его сил и способностей. Многим пасторам приходится сталкиваться с этой шокирующей угрозой умопомешательства, и они стараются отнестись к этому спокойно, с пониманием; своим невозмутимым поведением они рассеивают панику, испытываемую родственниками, и ожидают, пока домашний врач в частной беседе не сообщит, что же произошло на самом деле. "По-видимому, в старости прогноз развития душевных расстройств более положителен, чем можно было бы ожидать... Современный психиатр знает, что даже после серьезного психотического расстройства многие старики восстанавливают свое здоровье или значительно улучшают прежнее состояние", - сообщает доктор Мартин Рот. Лечение таких состояний находится явно вне компетенции обычного пастора, однако нельзя сомневаться в том, что среди факторов, способствующих достижению благоприятных результатов, не последнюю роль играет решительная и твердая установка на выздоровление, которую и поддерживает пасторское служение.
Среди серьезных расстройств, воздействующих на стариков с особой силой, доктор Бэшфорд выделяет пять, с которыми пастору надо хорошо ознакомиться, дабы вовремя оказать необходимую помощь.
1. Депрессия может варьироваться от "томительной праздности", колебаний настроения, выражающегося в недовольстве и разочаровании, до длительной угнетенности, доходящей до отчаяния, когда вероятность серьезного пренебрежения самим собой, вероятность самобичевания и даже самоубийства становится досточно велика. Среди симптомов такого состояния может быть стойкое общее чувство тревоги, непосредственный страх какого-то кризиса, неприятности, неотвратимого несчастья, для которых нельзя отыскать видимых причин; или общая безынициативность и апатия, нежелание готовить пищу, делать необходимую домашнюю уборку, следить за своим внешним видом. Нежелание следить за домом и своим внешним видом может быть первым признаком того, что человек решил "плыть по течению". Бессонница может быть многолетней привычкой, следствием ухода на пенсию или же признаком ухудшения душевного состояния. Доверительная беседа (но не явное расследование) может выявить пренебрежение привычными актами благочестия (ежедневное чтение Библии, молитва, посещение религиозных собраний) и определить наличие накопившегося чувства возмущения или вины, когда мысли о Боге сознательно предаются забвению. Слишком повышенный интерес к собственному здоровью, различным симптомам заболеваний, жалобы на врачей свидетельствуют о возросшей тревоге за свое физическое состояние; однако и сознательное нежелание вообще ни слова не говорить о здоровье или аппетите иногда указывает на скрытую серьезную обеспокоенность, развивающуюся вплоть до мании относительно опасных болезней, упадок естественных функций организма или умопомешательство. Учитывая все многообразие возможных степеней депрессии, пастору только остается руководствоваться соображениями здравого смысла, верно совершать свое служение советника, призывая к чтению Писания и восстановлению навыков молитвы и веры. Нередко только это и требуется для того, чтобы помочь обрести более сбалансированное и прочное умонастроение, однако в тех случаях, когда этого недостаточно и состояние больного ухудшается, необходимо отыскать иные виды помощи.
2. Противоположностью депрессии является мания, которая характеризуется состоянием повышенной психической активности и потерей всякой связи с реальностью и обычным положением вещей; имеют место крайне завышенные бредовые взгляды на собственное мастерство, собственную значимость, богатство, власть; замышляются всевозможные невероятные планы; больной одевается в экстравагантные костюмы, нелепо утверждает, что в прошлом добился больших достижений, побил мировые рекорды, был окружен толпой поклонников; в крайних формах требует от других согласия, послушания, соучастия в его планах и проектах, смешных и нелепых. Невозможно жить с человеком, страдающим маниакальным психозом, и поэтому лучше будет и для семьи больного, и для него самого его определение под постоянный и компетентный надзор и лечение. Пастор, вероятно, уже ничем не сможет помочь больному, однако, заверив, что современные лекарства, успокоительные средства и разнообразные приемы психотерапии дают надежду на успешное лечение, он тем самым во многом успокоит семью и, быть может, несколько смягчит возмущение родственников, вызванное всем тем, что они перенесли.
3. Потеря эластичности внутренней оболочки артерий с годами почти неизбежна и может способствовать развитию атеросклероза, - состояния, при котором мозг получает недостаточное количество крови. Симптоматическая картина зависит от того, какая именно часть мозга испытывает это голодание, и характеризуется потерей памяти, недостатком концентрации, нестабильным эмоциональным тонусом, колебаниями настроения, ясностью ума сегодня и полной путаницей завтра. По своей природе такое состояние требует немалого терпения от тех, кто должен постоянно подстраиваться под больного, стараясь не расстраивать его. Своим пониманием ситуации пастор будет поддерживать сочувственное отношение к больному и, быть может, поможет ему уяснить, что происходит, однако только медицина в состоянии облегчить недуг, если, конечно, дело не зашло слишком далеко.
4. "Поздняя парафрения" представляет собой дальнейшее развитие болезни; причины и способы излечения могут казаться неизвестными, если неизвестна предыстория этого заболевания. Будучи в остальном здоровым и нормальным, старик может впасть в состояние глубокой и всеобъемлющей подозрительности; он подозревает всех, кто попадается ему на глаза: друзей, гостей, соседей, власти, своего врача, знакомых; подозревает в том, что все они "замышляют недоброе", ищут каких-то своих выгод, пытаясь обмануть "беззащитного старика". Он прячет сумки, засовывает кошелек или бумажник в наиболее недоступные места, и если потом забывает, куда их спрятал, то это и является "доказательством" того, что его подозрения имели все основания. Шум пролетающих самолетов, урчание водопровода, огни машин за окном и уличные звуки - все это может послужить основанием для развития мании преследования, когда воображение рисует смертоносные лучи, летающие тарелки, злых духов, колдунов и даже спиритическое общение. Неожиданное стремление пресечь "беспрецедентные пороки и злоупотребления, угрожающие всей христианской цивилизации" может привести к целому половодью писем, которые больной рассылает в газеты и общественным деятелям: чем выше их положение, тем больше их ответственность за судьбы мира и тем больше необходимости видит больной в том, чтобы пробудить их к активным действиям. Оживают старые страхи, например, долго скрываемый страх одинокой женщины перед нежеланной половой близостью.
Возвращаются прежние суеверия с преувеличенным страхом перед проклятиями, дурными предзнаменованиями, заговорами, колдовством и так далее. Частые приступы боли, кошмары, капризы памяти, нарушения зрения, - все это способствует оживлению полузабытых легенд о чертях, призраках и прочих "привидениях". Особенно дефекты роговицы создают почву для возникновения странных рассказов о том, что пациентка "видела перед собой": змей, льющуюся воду, блики света, ползающих насекомых; у слушателей это вызывает тревогу, они со страхом думают о наличии психического расстройства, вслушиваясь в крайне точные описания увиденного, однако истинная причина "видений" - ухудшение зрения. При наличии всех этих симптомов нетрудно усмотреть расстройство психики, утрату способности к концентрации и самоконтролю, когда идеи, импульсы, страхи и переживания, накопленные на протяжении всей жизни, как бы выйдя из повиновения, влекут человека к безумию. И здесь самое лучшее, что может сделать пастор, это проявить понимание, спокойствие, чувство юмора, тактичность, вновь и вновь говоря о том, что лучшим ответом на все страхи будет наше желание положиться на волю Бога, нашего Отца и Хранителя. Затруднительное положение возникает тогда, когда больной, нуждающийся в сочувствии, стремится к тому, чтобы пастор поддержал его в каких-то рассказах, объяснениях, протестах или страхах, что само по себе очень важно для человека преклонного возраста. Здесь бесполезно спорить: больного невозможно переубедить, и навязчивая идея, пришедшая ему в голову, странным образом находит свое бесконечное логическое оправдание. Однако соглашаться тоже опасно, ибо авторитет пастора огромен в случае поддержки (и сводится к нулю, если он не соглашается!). По-видимому, наилучшим ответом будет следующий: "Да, но вот я, например, за свою жизнь ни разу не встретил дьявола, сексуального маньяка, призрака, - так что здесь я ничего не могу сказать, но я знаю наверняка, что Бог есть любовь, Бог заботится о нас и что Он не забывает о вас".
5. Старческая дряхлость является завершающей стадией и как бы расплатой за то, что сильное тело пережило атрофирующийся мозг. Наступает упадок всех интеллектуальных, эмоциональных и волевых способностей. Память все чаще подводит, хотя больной утверждает, что с ней все нормально; поскольку сила памяти зависит от глубины, ясности и уровня эмоциональных связей первых впечатлений с их последующими повторениями, то в старческом возрасте с наибольшей легкостью припоминаются события давних лет, в то время как незначительные впечатления от недавних событий, которыми старик почти не интересуется, оседают невостребованными. Лихорадочное воображение приводит к суетному беспокойству и нарушению сна. Сопряженное с потерей чувства времени, оно может вылиться в полуночную активность, когда больной по ночам ест, гуляет, ходит в гости, что само по себе не только неестественно, но и опасно, однако это совершенно понятно. Рассредоточение внимания затрудняет беседу: нить разговора теряется, новых мыслей нет, а стремление найти их приводит к еще большему замешательству и страданию. Кроме того, недостаток концентрации внимания может привести к потере контроля за собственными мыслями; идеи, которые из соображений нравственности и приличия автоматически подавлялись внутренним цензором, теперь беспрепятственно всплывают в мозгу и могут постоянно упоминаться в разговоре, однако это происходит не потому, что "он становится грязным старикашкой", не потому, что она "любит непристойные сплетни", а просто потому, что ослабла внутренняя дисциплина. Возвращается детская непосредственность, иногда с тем же детским требованием внимания к собственной персоне и хмурой насупленностью, если такого внимания не оказывают. Никакое служение не может излечить или хотя бы в значительной степени улучшить это состояние, однако чем чаще пастор будет напоминать старику о его привычных и любимых положениях веры и благочестия и разделять их с ним, тем умиротворенней будет у того умонастроение и расположение духа. Утешение, поддержка, постоянное напоминание о простейших и самых основных преимуществах христианской жизни (причем все это в форме утверждений, воспоминаний, чтения любимых отрывков из Писания, из гимнов и записанных в Библии молитв и ни в коем случае не в виде спора и насильственного утверждения каких-то новых идей), - все это поможет слабеющей душе в полном спокойствии достичь берега той реки, за которой вновь начинается половодье жизни.
"Уметь стареть, - говорит Амиэль, - это великое дело мудрости и одна из самых трудных глав в великом искусстве жизни". Проблему старения можно отчасти облегчить и разрешить, но нельзя до конца преодолеть. И тем не менее пастор может немало сделать для того, чтобы старость протекала спокойно, с достоинством и даже с удовольствием. Выступая в роли тактичного, обходительного и внимательного друга, он является посредником между поколениями, помогает примирению старых воспоминаний с новыми условиями жизни, следит за удовлетворением практических нужд по мере их возникновения. Как пастор он может способствовать тому, чтобы последние годы жизни стали годами зрелости и благотворного опыта, укрепляющими и углубляющими характер человека, а также содействовать сохранению духовного здоровья, что (особенно в преклонные годы) является существенной частью общего благосостояния. Теперь уже действуя в роли священника, он может подготовить человека к приходу старости, смерти и грядущей жизни. Как человек Божий он может приблизить Бога к человеку в его последние дни, когда душа уже не в силах своей верой и молитвой отыскать присутствие Бога. И тогда пастор всей своей личностью становится для страждущего сердца истинным воплощением всех божественных обетований и заверением в том, что в конце нашей жизни ничто не отделяет нас от любви Божией во Христе.
В одном научном докладе на тему "Здоровье в ндивидуальном и общественном аспектах" говорилось, что в очень многих наших больницах психологическим потребностям умирающего человека почти не уделяется должного внимания. "Идея "хорошей смерти" с трудом обрела свое место в современном медицинском мышлении", - отмечалось в нем. И в противоположность этому рассматривается работа доктора Сесилии Саундерс, проводимая в приюте св. Кристофера в Лондоне. В этой работе прослеживаются две тесно связанные между собою цели: во-первых, доктор Саундерс считает, что ее пациенты должны обратиться лицом к смерти и принять ее, дабы таким образом они смогли установить позитивное к ней отношение, которое, в свою очередь, дает возможность достичь определенного успеха в самой безнадежной ситуации; во-вторых, благодаря в высшей степени квалифицированному уходу за больными и сбалансированному применению болеутоляющих средств они вплоть до самого конца могут сохранять трезвое и осознанное отношение к жизни, что дает им возможность встретить смерть вполне сознательно.
Доктор Саундерс отмечает, что смерть как таковая не является трудной, однако нелегкой может оказаться подготовка к умиранию. Отдавая должное этим двум целям, христианский пастор вправе усомниться в том, что они могут быть достигнуты за счет одних только медицинских и психологических средств, хотя в то же время он должен признать, что дальнейшая цель, которую он сам попытается достигнуть, с большим трудом поддается определению. Очень многое зависит от обстоятельств. Умирающий может быть другом-христианином, коллегой по работе, членом общины, и в таком случае присутствие пастора можно объяснить как личными, так и профессиональными соображениями. Однако умирающим может оказаться и совершенно незнакомый человек, к которому пастора позвал родственник, сосед или врач, - в таком случае в первую очередь необходимо установить контакт. В одних случаях смертельный исход предугадывается заранее, в других он может оказаться результатом неожиданного приступа или несчастного случая, и тогда пастору приходится иметь дело с шоком или паникой среди близких покойного. Короче говоря, все в этом деле будет зависеть от того, является ли пациент христианином, которого пастор в основном только утешает и ободряет, или нехристианином, которому он приносит благовестие, что в свою очередь зависит от его богословских представлений относительно обращения и смерти. Возможности пастора ограничиваются не только состоянием пациента, но и тем, знает ли тот, что его конец близок. Мы, пожалуй, могли бы сказать, что смерть христианина сопровождается верой в вечную любовь Бога и в вечную жизнь; к смерти основательно готовятся, ее встречают мужественно, прощая всех и любя все вокруг и принимая ее без негодования, как проявление любящей воли Отца; жизнь завершается спокойным преданием собственного духа в Его руки. Итак, цель христианского служения умирающему состоит в том, чтобы помочь ему (насколько это позволяют обстоятельства, его состояние, прошлая жизнь и сиюминутная готовность) совершить этот христианский переход, то есть помочь каждому умереть достойно.
Обычное допущение, что больной нуждается в уходе, становится еще более актуальным, когда он беспомощен и жаждет постоянного присмотра; посетитель должен быть готов к тому, чтобы исчезнуть и вновь появиться без слов при малейшем намеке. В качестве общего правила следует руководствоваться советом врача, считающего, что не каждому пациенту надо говорить о приближающемся конце. Некоторые врачи ведут себя довольно скрытно, однако очень часто есть основания скрывать такую информцию, пока врач не проанализирует физическое и психическое состояние больного, а также его семейное положение. Пастору необходимо, по крайней мере сначала, проконсультироваться с врачом, прежде чем обрисовать картину со своей точки зрения. Если пациент спрашивает о своем состоянии, такой вопрос со стороны умирающего требует истинного ответа, однако обычным истинным ответом будет следующий: "Я не врач и потому ничего не могу сказать, однако если вам надо что-либо сделать или вы хотите что-то сказать, то хорошо всегда быть готовым; никто из нас не знает, сколько нам осталось жить". Сказать больше без разрешения врача, значит навлечь на себя серьезную ответственность. И конечно же, пастор, следуя заповеди христианской любви, не имеет права проболтаться о том, о чем он всего лишь догадывается. Если предложение о необходимости проведения определенной подготовки принято, пастор должен тотчас же действовать. Быть может, надо срочно вызвать сына или дочь, а может быть, выполняя свой долг перед пациентом, пастору придется не допустить посещения больного родственниками; быть может, он окажется единственным, кому больной доверяет.
Если необходимо написать письмо-исповедь или же письмо о примирении и прощении, это надо сделать сразу же; по крайней мере можно в присутствии больного набросать записку такого содержания и она облегчит его душу. Оформление любого последнего послания, вверенного пастору, так же необходимо сделать. Если время терпит и состояние больного удовлетворительно, лучше всего выражение его последней воли оформить через адвоката; пастору необходимо сделать непосредственные приготовления независимо от времени суток. Если же в силу обстоятельств такой документ сделать невозможно, не мешает просто оформить на бумаге последнюю волю больного, совершив это в присутствии свидетеля, готового скрепить завещание своей подписью. При сообщении воли покойного его семье документ будет обладать определенной нравственной (хотя и не юридической) силой и, кроме того, в момент оформления в какой-то степени успокоит умирающего, сумевшего, по крайней мере, сделать лучшее со своей стороны. Во время своего визита пастор должен помнить, что беседа отвлекает ослабшего больного от его дум: особенно это касается разговоров о возможном улучшении здоровья или о хороших симптомах. Фразы должны быть ясными и краткими; в манерах не должно чувствоваться ничего болезненного и мрачного, напротив, они должны быть недвусмысленными, уверенными, хотя и не лишенными печали.
Молчание не должно приводить к замешательству; когда смерть рядом, торопиться некуда и лучше оставить время для воспоминаний, для общения без слов, а не для пустой болтовни. Не следует непременно ждать ясного ответа, чтобы уяснить, понимает ли вас больной; нередко взгляд или движение губ могут быть единственными, на что больной способен физически и эмоционально, и поэтому, не дождавшись ответа, можно по-прежнему предлагать свою помощь, пока не станет ясно, что дальнейший разговор тягостен для больного. Кроме того, крайне вредно и невежливо шептаться в присутствии серьезно больного. Говорят, что способность слышать утрачивается в последнюю очередь, и трудно представить, с какой болью и беспомощным замешательством больной поневоле может услышать тайком ведущийся разговор о его состоянии, перспективах и, быть может, о нем самом. Даже если он не слышит слов, а просто понимает, что разговор ведется, он может подозревать, что речь идет именно о нем и испытывать страдание, уподобляясь лежащему в беспамятстве
И слышащему, как друзья его говорят о погребении его, И не могущему произнести слово, ни пошевелиться, ни двинуть рукой, Лежащему и ужасающемуся участи своей.
Прежде чем оставить больного, пастор посмотрит, не нуждается ли кто-нибудь из домашних в его поддержке, руководстве или утешении, ибо само его присутствие нередко подкрепляет и поддерживает жену или мать, уже перепуганных и готовых впасть в истерику. Время пребывания пастора в доме больного зависит от того, насколько он близок к его обитателям, от тяжести состояния больного, от обязанностей пастора и от того, сколько человек еще может посетить больного. Если кроме пастора никого нет, то он может задержаться еще на некоторое время. Уходя, пастор не станет прощаться, он скажет: "Господь будет с вами, пока я не вернусь"; и если он обещал вернуться, то непременно должен сделать это, даже если станет известно, что уже слишком поздно. Его будут ждать и, если он не сможет сдержать свое обещание, его будет очень не хватать. В такое время всегда трудно определить, до каких пределов может распространяться активная помощь или руководство в деле подготовки к похоронам или в осуществлении других координирующих действий, требуемых изменяющейся ситуацией. Пастор должен быть готов к услугам, но он не может быть назойливым. Он с готовностью должен посоветовать, что надо сделать при подготовке к похоронам или сразу после них; во втором случае пастор непременно порекомендует (если позволяют обстоятельства) подождать примерно три недели или три месяца, прежде чем принимать какие-либо далеко идущие решения. Сильная скорбь - помеха мудрости и здравомыслию; постепенно, в терпении и молитве будущее, которое поначалу пугало и приводило в замешательство, наконец прояснится. Для истинного служения перед лицом смерти пастору необходим не только здравый смысл, сочувствие и предвидение; ему необходимо обладать простым и ясным пасторско-богословским видением смерти, однако не для того, чтобы устраивать дискуссии в преддверии близкого конца, но с тем, чтобы вооружить свой ум, сделать советы содержательными, а молитвы вдохновенными.
Нередко отмечалось, что теперь не принято говорить о смерти (как раньше о сексе), и зачастую, когда ее тень становится близкой, нехристиане, обладающие значительными интеллектуальными претензиями, прибегают к крайне наивным и поверхностным представлениям о ней. Не имея доверия к учению о грядущей жизни, современный человек расценивает естественную смерть и разрушение как такой ужасный факт, на который он не в силах смотреть и от которого бежит прочь. Немногие из взрослых видели смерть; обычно это имеет место в больницах, где с нею сталкиваются специалисты. О ее приближении не рассуждают, ее начало не описывают, об этом факте начинают говорить только тогда, когда этого нельзя избежать или когда он случился, причем говорят только косвенно и намеками: "переход", "если что-то случится", "с ним такое дело", "дошло до конца" и т.д. Похороны длятся недолго, имеют безликий и официальный вид, хотя последующий уход за могилой и надгробием может принять крайне сентиментальную форму. Боязнь старости и страх перед смертью отчасти объясняют патетическое преклонение перед молодостью, свойственное ХХ веку. Нельзя оправдать слова Сартра, объявившего, что "смерть - это абсурд, и не надо о ней думать". "Смерть - обязательная нить в ткани жизни; мысли о смерти составляют часть жизни", - сказал Хайдеггер, и в этом, по крайней мере, слышится эхо христианского реализма.
Христиане в силу необходимости много думают о смерти, причем не только в связи с периодически повторяющимися неделями Великого поста и темой Голгофы, которые лежат в основе благовестия и составляют суть многих наших песнопений, но и при каждом совершении христианского крещения и Вечери Господней. Жизнь через смерть - сердцевина христианского опыта, жизнь через смерть Господа - сердцевина Евангелия. Вместо языческих символов смерти (обрушившейся колонны, сломанного меча, упавшего дерева, опрокинутого бокала, порванной струны, то есть всего того, что выражает ощущение чего-то окончившегося, чего-то утраченного) христиане приняли совершенно другие символы пустого креста, отверстого гроба, пасхальных лилий, венца жизни, отдохновения на злачных пажитях, обители Отца, вечного царства, арф и престолов, райского сада и града с жемчужными вратами и золотыми улицами - то есть всего того, что говорит о награде и надежде, о победе и славе. За трансформацией символов лежит трансформация самой мысли о смерти, осуществленная Христом, поправшим "смертью смерть", вкусившим смерть за каждого человека и восставшим вновь. Для христианина смерть потеряла свое жало и вся ее победа - только в этой жизни. Неукротимая догадка человека о том, что смерть не может быть концом человеческого странствования, человеческой борьбы и жертвы, не может быть затмением всяческой веры в человеческое достоинство и предназначение и полной, окончательной противоположностью всей ценности жизни и ее смыслу, нашла в воскресении Христа неоспоримое божественное подтверждение.
На карту было поставлено не только и не просто человеческое утешение, но и значимость всех нравственных устремлений человека, гарантии вечной справедливости, а также реальность божественного сострадания по отношению к человечеству. Если со смертью все кончается, сама жизнь обесценивается и человек становится всего лишь обманутым прахом. Надежда - не опиум, а стимул, который побуждает человека верить, что он в принятии своих решений поставлен перед безмерно возрастающей ответственностью, что ему надо крепиться, не прекращать своих усилий и ценить все свои связи. Однако как бы ни были важны все эти моменты в деле понимания человеком себя самого, они не представляют собой библейского основания для веры в бессмертие. Библия говорит о том, что Бог любит человека, милосердно принимает его и, оставаясь верным Себе, никогда не покидает его.
Куда пойду от Духа Твоего и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо, Ты там, сойду ли в преисподнюю и там Ты. Так говорит псалмопевец.
И Иисус говорил о Себе как о Боге Авраама, Исаака и Иакова и никогда как о Боге мертвых, но Боге живых, всех живущих в Нем. Добавим к этому обещания, данные Иисусом его ученикам; обещания вечной жизни, воскресения в последний день, вечного покровительства; обещания обители Отца, воскресения и жизни. Незабываемы слова Иисуса: "Доколе Я живу, и вы жить будете... Я приду снова, дабы принять вас к Себе, ибо где Я, там и вы будете". Пастор не должен претендовать на то, что он имеет окончательный и безошибочный ответ на многие вопросы, возникающие в уме. Ему достаточно акцентировать внимание на некоторых принципиальных истинах, таких как сохранение личностного тождества, окончательная оценка истинных достижений, наследие благ истинной жизни, накопление духовного капитала во время жизни на земле для будущего, незыблемость веры, надежды и любви в жизни, которая не знает конца, поскольку она божественна, сохранение истинных ценностей, оправданность веры и победа Жизни. Он оценит некоторые великие обетования: вера сменяется видением, отдохновением от земных трудов; "Его слуги будут служить Ему", "мы уподобимся Ему, мы насытимся Его подобием, когда пробудимся".
За это они пребывают ныне перед престолом Бога, и служат Ему день и ночь во храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать в них; они не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной; Ибо Агнец, который среди престола, будет пасти их, и водить их на живые источники вод, и отрет Бог всякую слезу с очей их.
В довершение отметим, что Новый Завет акцентирует внимание не на бесконечном продолжении этой жизни, а на изменении ее: "Наше же жительство - на небесах, откуда мы ожидаем Спасителя, Господа Иисуса Христа, Который уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно телу Его, силою, которою Он действует и покоряет Себе все". "Мы все должны измениться... Плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия". Подобно тому, как одна и та же жизнь сохраняется, проходя через все изменения в зерне, растении, плоде, такой нерушимой она остается (по словам Павла), проходя через смерть: "И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного". "Ибо тленное облечется в нетление, и смертное в бессмертие... Сеется в тлении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе. Сеется тело душевное, а восстает тело духовное... Мы все изменимся". Смерть представляет собой не что иное как изменение, рождение в новый мир столь же фантастическое, столь же невообразимое и непредвиденное, как наше рождение в мир земной. Причина главного затруднения, которое большинство людей испытывают, обращаясь к христианской надежде на бессмертие, кроется в скудости воображения. Многие из нас могут сказать так: я уже жил в другой, совершенно своеобразной жизни; в полной темноте, лишенный зрения, в молчании, довольно смутно чувствуя (если чувствуя вообще) тепло и движение, биение сердца своей матери - и в то же время будучи живым, развивающимся и готовящимся к новой жизни. Оглядываясь назад, я почти ничего не могу вспомнить (хотя моя нервная система дает мне такую возможность); я совершенно ничего не могу представить из этой жизни, однако нет сомнения в том, что я прошел через нее. Затем наступает большая перемена, вступление в эту жизнь, в мир света и красок, звука и красоты, связей и действий и многообразного опыта, совершенно невообразимого для меня в то время, когда я находился в утробе матери. Однако возможность вообразить все перечисленное не делает грядущий мир иллюзией, принятием желаемого за действительное. Более того, каким-то необъяснимым, однако вполне реальным образом моя самотождественность остается неприкосновенной, проходя через одну жизнь и вступая в другую. Тело мое изменяется полностью: в размерах, весе, силе, способности к саморегулировке и адаптации. Однако так или иначе оно приносит с собой в этот мир привычку принимать удобную позу, сворачиваясь калачиком, любовь к ритму, основанную на памяти о сердцебиении матери, и целую систему генов, которая определяет цвет моих глаз, волос, мой темперамент и способности. Все изменилось, однако тем не менее, я унаследовал целую главу из моего предыдущего существования - непостижимого, почти невероятного, совершенно непредставимого, однако реального и в буквальном смысле истинного. И то же самое произойдет снова, в момент смерти. Вооруженный такими мыслями, цитатами, примерами, христианский пастор не почувствует себя слабым, смущенным или беспомощным перед лицом смерти. Ему надо многое сказать, и ни насмешливый цинизм, ни заносчивый агностицизм не смогут соперничать с ним, когда приблизится конец. Под сенью смерти пастор не будет дискутировать, проповедовать, полемизировать, однако он будет готов ответить надеждой, которая живет в нем, и своим спокойным поведением засвидетельствовать дар вечной жизни, исходящий от Христа.
Для того, чтобы выяснить, каким образом лучше всего донести до умирающего, находящегося дома или в больнице, это христианское благовестие, необходимо обстоятельно поразмыслить, не забывая о такте и предупредительности. Тех, кто не знал спасительной благодати и братской поддержки воскресшего Христа, пастор просто и непосредственно призовет к спасению посредством всецелого доверия Христу. Одни будут возражать, говоря, что теперь слишком поздно преобразить свое сердце и направить свою жизнь в христианское русло. Другие будут настойчиво употреблять общепризнанные выражения, которые не всегда можно понять и которые по всей вероятности не дадут представления о том, что же хочет сказать больной, поскольку они не отражают его собственные убеждения. Конечно, раскаяние на смертном одре и даже в большей степени благовествование, совершающееся накануне смерти, могут иметь привкус "дешевой благодати" и возбуждать подозрения в неискренности, однако повествование о Голгофе, в котором Христос дает умирающему разбойнику заверение в его спасении, столь ярко выделяет этот момент, что с того времени человек не осмеливается ставить предел бесконечному состраданию Бога. Очевидно, что в такой ситуации пастор не будет пытаться провести умирающего через все ступени христианского опыта или же разъяснить смысл важнейших библейских тем, или же добиваться обещаний в исправлении жизни.
Простое исповедание необходимости божественного милосердия и прощения, искреннее признание того, что Христос умер за наши грехи и дарует прощение всем, кто верит в Него, все это оправдывает пастора в его стремлении дать умирающему заверение в его спасении и вечной жизни во имя Господа Иисуса Христа. И, в конце концов, один только Бог знает сердце каждого человека (включая и пастора), а посему пастор воздержится от того, чтобы высказывать другим свое окончательное мнение относительно чьей-либо судьбы. Но в то же время, не ведая божественных решений, он знает Евангелие. Он убежден, что Христос пришел в этот мир, чтобы спасти грешников, он твердо верит, что всякого приходящего к Нему Он никогда не отринет - пастор знает все это и попытается со всей предусмотрительностью, мягкостью и обходительностью поделиться своими знаниями с умирающим, пока позволяет время, самочувствие больного и обстоятельства. Христиане и нехристиане могут нуждаться в помощи не только применительно к самому факту смерти, но и применительно к непосредственному опыту умирания. В этом случае положительный эффект могут иметь разговоры о новом рождении, освобождении, отдохновении. Однако в процессе ободрения мятущейся души больший эффект (нежели простое убеждение) будут иметь великие библейские картины, повествующие о Христе, приходящем к нам дабы принять нас к Себе, о Христе со славою принимающем Стефана в момент его смерти, о Христе, до конца возлюбившем Своих, а также о славном обетовании, согласно которому ни жизнь, ни смерть не смогут отделить нас от любви Божией. Достаточно спокойно повторять известные и действенные слова:
"Каков бы ни был жребий мой, Ты дашь мне ведение его. Ибо сие есть благо для души моей!" "В жизни и смерти пребудь со мной, Господи." "Ибо уже становлюсь жертвой, и время отшествия моего настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; А теперь готовится мне венец правды..." "Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога и в Меня веруйте. В доме Отца Моего обителей много... Да не смущается сердце ваше и да не устрашается". "Не покину вас и не оставлю". "Отче, в руки Твои предаю дух мой". Такие слова, проникнутые верой многих поколений, в конечном счете вселяют больше крепости и утешения, чем все наши увещевания и рассуждения. Конечно, пока больной сохраняет сознание и способность к сосредоточению, вполне возможно совершать служение словом и молитвой. И здесь знакомое ему может оказывать сильное воздействие, если оно, конечно, не является явно избитым или непродуманным. Даже 22-й псалом и 14-я глава Евангелия от Иоанна могут утратить свою значимость при их привычном, невнимательном прочтении. Повествования о воскресении, 8-я глава Послания к Римлянам, 6-я и 10-я главы Евангелия от Иоанна, замечательные отрывки из посланий ап. Павла к Фессалоникийцам и Коринфянам, любимые псалмы, положительные моменты в богатых по содержанию посланиях Петра, опять-таки 13-я глава из 1-го Послания к Коринфянам и 7-я глава из Книги Откровения, - все это дает сильное утешение и всем этим необходимо пользоваться сообразно возрасту и обстоятельствам. Очень медленное прочтение молитвы Господней, молитвы благословения или каких-либо других молитв, взятых из Писания или других текстов, помогут больному как-то участвовать в молитвах, причем все это должно протекать недолго, просто, давая ему возможность молиться и говорить, исповедоваться перед Господом и получать от Него прощение.
"Господи, крепи нас во все дни этой суетной жизни, Доколе не удлинятся тени и не наступит вечер, И неспокойный мир умолкнет, И огонь жизни иссякнет, И свершится наш труд. Тогда, Господи, по милосердию Твоему даруй нам верную обитель, Святое отдохновение чрез Господа нашего Иисуса Христа".
В определенных случаях очень важно молиться не только за больного, но и вместе с ним. Надо представить, что бы он сказал, если бы имел силу говорить, и сказать это за него. Для такой молитвы полезно использовать стихи любимых гимнов, которые позволяют сосредоточиться на сущности веры и свидетельства, согревают чувства, воскрешают в памяти минувшие дни прекрасных благословений. Возникнув в памяти, они сохранятся в ней и после того, как пастор уйдет, принося мир и обновленную благодать в долгие часы бдения. Однако следует еще раз повторить, что тишина тоже может влиять благотворно. Умирание - опыт индивидуальный, и, быть может, в этом случае прежде всего необходим друг, которому доверяешь и который в своем лице как бы представляет все, что ты любил, во что верил, представляет более широкий круг единоверцев, просто находясь с тобой рядом, разделяя минуты ожидания, самим собой являя веру и воплощая надежду. А когда наступит конец, он поддержкой и советом ободрит тех, кому суждено было понести эту утрату. В таком служении пастор вновь черпает силы, полагаясь на помощь Божию и водительство Утешителя. То и другое ему дано, и благодаря этому можно помочь человеку, прожившему с верой, "умереть в Господе, уйти и быть со Христом, Который гораздо лучше всего оставшегося позади".
Среди широкого круга семейных отношений и социальных проблем, в решении которых христианский пастор старается оказывать помощь, есть проблемы менее драматичные и гораздо более интимные по своему характеру - проблемы внутренней несостоятельности, разного рода затруднения и неудачи, возникающие в христианской жизни. Цель, которую в данном случае надо преследовать, определена авторитетно: "к совершению святых, на дело служения, для созидания тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова". Очевидной целью пасторского служения является содействие в обретении духовно насыщенной, полезной, счастливой христианской жизни, стойкой в испытаниях, по своему характеру уподобляющейся Христу, оказывающей большую помощь другим; однако в своей общине пастору нередко приходится сталкиваться с тем, что многие из членов этой общины не достигают таких высот. Сочувствие и проницательность, приобретенные на основании своего личного и профессионального опыта, а также помощь Святого Духа должны помочь определить характер болезни; Св. Писание, озаренное духом, более, чем собственный опыт, покажет ему, как исправить положение. Важно, чтобы духовное здоровье других людей зижделось не на человеческой мудрости или примере, а на Слове и силе Божией. Перечень нравственных нужд бесконечен, однако рассмотрение некоторых часто встречающихся духовных болезней поможет нам нарисовать примерную картину пасторской заботы о несчастном христианине.
Иногда миссионерский акцент на чуде обращения отвлекает внимание от необходимости постоянного возрастания и прогресса в том, что касается христианского опыта и характера. Писание осуждает бесполезность духовно незрелых христиан, которые (судя по времени их пребывания христианами) уже должны были бы учить других, однако до сих пор нуждаются в усвоении первооснов Евангелия, оставаясь младенцами, которым необходимо молоко, а не твердая пища, ибо они еще не овладели словом праведности. Кроме того, предметом заботы пастора является эмоциональная уязвимость духовно незрелых христиан. "Не будьте более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков", - говорит апостол. В то же время недобрая ревность и самоуверенность, приведшие в свое время к разногласию в Коринфской церкви, свидетельствуют о том, что эти члены церкви остаются еще "младенцами во Христе". Ступени духовного продвижения прекрасно описаны во Втором Послании апостола Петра (2 Петр.1,5 - 7): к духовному видению идеала необходимо присовокупить решимость следовать ему, возрастая в познании самого себя и мира как вместилища возможных препятствий. Перед лицом соблазнов, идущих изнутри, христианин должен воспитывать в себе самодисциплину; перед лицом же внешнего противостояния ему необходимо обладать стойкостью. Претерпевание такого рода конфликтов научает по достоинству оценивать те ежедневные навыки молитвы и богослужения, которые в Новом Завете зовутся благочестием, способствующие лучшей оценке той борьбы, которую ведут другие христиане, пробуждая тем самым братскую любовь. Благодаря постоянно возрастающему пониманию и сочувствию становится достижимым и венец христианского характера, то есть сама Любовь.
Молодой новообращенный может остановиться на любой ступени этой лестницы христианского продвижения, и задача пастора состоит в том, чтобы выявить, где и почему он остановился; вышеприведенное место Писания полезно в деле выявления такой задержки, поскольку помогает определить, чего же именно недоставало: проницательности, решимости, знания самого себя?.. Убедить молодых христиан в необходимости возрастания во Христе, в понимании того, что есть христианская зрелость, а также в необходимости все более глубокого постижения Господа с течением лет - такова первейшая обязанность пастора, требующая такта, твердости, а иногда и мужества. Более всего это необходимо в двух взаимосвязанных сферах христианского опыта: в жизни по вере и в ожидании ответа на молитвы. Иногда первоначальный опыт веры дает такой эффект божественной близости и мощи, что молодой обращенный ожидает чудес каждый день и усматривает в молитве надежное средство для достижения того, чего он хочет, и именно тогда, когда ему это нужно. Вскоре, однако, он убеждается в обратном, проходя мучительный путь познания. Болезнь не излечивается, желанный результат на экзамене не достигнут, друг не обращается в веру, молитва остается без ответа и вера "поколебалась". Пастор, конечно, не станет ставить под сомнение возможность поразительных ответов на вознесенную молитву и чудес, ниспосланных провидением (или же вызванных стечением обстоятельств), - ведь это так много значит для молодого христианина! Он знает, что с детьми Бог всегда общается сообразно их детскому мировосприятию. В то же время он знает, что дети Божии должны возрастать духовно, и поэтому стремится подготовить их к разочарованию и к задержкам в исполнении молитв, к тяжелым урокам жизни и божественному отказу, который необходимо принять и внести в свою веру, постоянно расширяя понимание путей Божиих.
Прежде всего необходимо понять ту простую вещь, что Бог для осуществления Своей воли использует не только чудеса, но и иные средства. Иисус не сотворил воду в Самарии, хлеба и рыб в пустыне, осла или монету, когда нуждался в них. Он принимал то, что есть, заимствовал из того, что Его окружало, посылал за тем, что было под рукой. Павел советовал принимать вино из-за болезни желудка, организовывал сбор припасов для борьбы с голодом, радушно принимал для своих нужд помощь людей, пользовался вниманием Луки, который следил за его здоровьем, не думая о том, что вся эта помощь со стороны людей посягает на его веру в Божию заботу о нем. Те, для кого вся земля полна славы Божией, не видят противоречия между материальной, человеческой деятельностью и божественным верховенством и любовью, создавшей все на пользу человеку. Духовно незрелого христианина надо отучить от стремления опираться на "необъяснимые божественные совпадения" и привести его к более рациональной и твердой вере в то, что Бог проявляет Себя по-разному и что "у Всемогущего слуги повсюду". Конечно, верующий человек вправе ожидать от Бога великих свершений, рассчитывая на Его вмешательство в повседневную жизнь. Если он искренне убежден в том, что во всем сокрыта воля Божия, он может с верою идти вперед, позволяя Богу прокладывать путь и доставлять необходимые средства.
Однако второй урок, который необходимо усвоить, состоит в том, чтобы всегда предоставлять право Богу действовать по Своей воле, когда Он дает и когда отказывает, и потому не раздражаться, если лелеемые планы не осуществляются. Самая великолепная глава из Библии, посвященная вере, - Послание к Евреям, гл. 11 - рассматривает не тот ее тип, который предполагает доверие Богу и получение желаемого; напротив, в ней речь идет о более зрелой вере, когда человек верит, не получая желаемого или обещанного. О великих подвижниках сказано: "Все сии умерли в вере, не получив обещанного", "вера есть уверенность в невидимом". Молодого христианина нелегко убедить в том, что вера, которая "видит руку Божию" и имеет бесконечные захватывающие свидетельства того, что Бог отвечает на молитвы, - не столько "вера", сколько "видение", и поэтому ему необходимо учиться верить, что Бог рядом и тогда, когда нельзя усмотреть для этого никаких признаков, что Он неизменно верен нам, даже если мы лишены желанных утешений. Человек, обладающий зрелой верой, продолжает молиться и тогда, когда ожидаемый результат не приходит. Для тех, кто знаком с Новым Заветом, молитва, не получившая видимого ответа, конечно, представляет определенное разочарование, но никогда не превращается в проблему. Молитва, призывающая огонь мщения на самаритянскую деревню, молитва фарисея, упоенного собственной праведностью, показная молитва, рассчитанная на восхищение других людей, молитва человека, не простившего другому его прегрешения, - на такие молитвы нет и не может быть ответа. Молитва Павла, просившего об облегчении страданий, подобно гефсиманской молитве Христа предупреждает нас о том, что молитва как таковая не предъявляет Богу никаких требований и не понуждает Его даровать нам то, что в ином случае Он, может быть, и не дал бы; она не заставляет Его вмешиваться в жизнь других людей помимо их воли или же изменять Свои благие устремления применительно к нам и миру. Молитва всецело основывается на радостном признании того, что Бог лучше всех знает, что нам надо: "Твоя да будет воля". Незрелая молитва обращается к Богу через пропасть, прося о том, что желанно для молящегося; молитва же духовно зрелого человека пребывает рядом с Богом, Которому мы верим безоговорочно, прося только о том, чтобы все совершилось так, как Ему угодно. Если пастору удастся довести младенческую веру до такого уровня зрелости, он тем самым заложит основание для последующей жизни, неколебимо укорененной в той мысли, что Бог никогда не оставляет нас и что Его воля всегда остается благой и совершенной.
Резкие колебания настроения, заставляющие глубоко страдать молодых христиан, также являются симптомом духовной незрелости. Облегчение, полученное от прощения, радость от осознания того, что тебя любят, что ты спасен и что отныне ты свободен, волнения, связанные с обретением новых друзей и новых идеалов, нередко сопровождаемые суетливостью и вниманием окружающих, - все это, кажется, подтверждает, что "благословение" Божие - в высшей степени эмоциональный опыт и что жизнь христианина - бесконечный восторг. Пастор поймет и разделит это счастье, однако он знает и о необходимости быть независимым от такого состояния. Он недвусмысленно предупредит, что (хотя бы по одним только психологическим соображениям) обратная реакция неизбежна: ни один нормальный человек не сможет постоянно пребывать на вершине возбуждения.
Кроме того, он заблаговременно объяснит, что чувства в значительной степени помогают вере, однако сама вера чувством не является и не зависит от него: нередко она является наиболее сильной тогда, когда радость и возбуждение удалены и человек хладнокровно, сознательно, без излишних эмоций послушно идет вместе с Богом через духовную пустыню. Об одном из своих наиболее сильных и плодотворных периодов евангельской деятельности апостол Павел писал следующее: "Мы отягчены были чрезмерно и сверх силы, так что не надеялись остаться в живых". Бог оставался верным, хотя иногда казалось, что это не так. "Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены, мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся, мы гонимы, но не оставлены, низлагаемы, но не погибаем". Признак духовной зрелости заключается в том, чтобы увидеть обе стороны духовного опыта и принять их. Истина состоит в том, что в каждый момент жизни наши чувства зависят от множества факторов, почти не имеющих никакого отношения к духовной реальности: они зависят от состояния здоровья, определяются усталостью, темпераментом, физическим комфортом, какими-то предполагаемыми обязательствами и несчастьями. Когда духовно зрелому христианину дарованы радость и возвышенные чувства, он благодарит за них Бога, когда же он лишен их, он и без них вверяет себя Ему. Эмоционально неуравновешенным людям пастор будет частенько советовать выучить наизусть 41 и 42 псалмы: "Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому... изливаю душу мою... Унывает во мне душа моя... Скажи Богу, заступнику моему: для чего Ты забыл меня?.. Для чего я сетуя хожу?.." "Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога, ибо я буду еще славить Его, Спасителя моего и Бога моего". Пастор также будет стараться воспитывать в людях умение относиться к самим себе с чувством юмора.
Сомнение может возникнуть из ложного отождествления веры с чувством или из-за непослушания, приводящего к утрате уверенности: "отвергнув совесть, иные потерпели кораблекрушение в вере". Это может быть не просто скептический склад ума, который не хочет мириться с эстравагантными притязаниями, поверхностным легковерием, принимаемым за веру; это может быть серьезное интеллектуальное затруднение, возникающее при попытках примирить христианское учение с твердыми убеждениями в отношении окружающего мира. Оценивая природу возникшего сомнения, признавая его ценность в деле очищения религиозной веры от суеверных и непроверенных предположений, стремясь привести неокрепший ум к более твердым убеждениям, пастору придется использовать все свое умение богослова, весь свой опыт общения с другими людьми и интеллектуальную честность.
Во-первых, он попытается успокоить и ободрить. Сомнение - не грех, если на нем своевольно не настаивают вопреки внутренней очевидности, пытаясь тем самым оправдать свое непослушание. Честный человек, искренне пытающийся разрешить проблемы веры, может быть уверен, что свет придет к нему, если он действительно этого хочет. Возможно допустить, что христианское благовестие, столь много претерпевшее и столь много совершившее, разрешившее множество дилемм, связанных с существованием человека и не разрешимых никак иначе, покоится на слишком великом авторитете Иисуса, проистекающем из Его жизни и характера, и не способно выдержать беспристрастное исследование. И нужно радоваться тому, что в самом центре Евангелий мы видим два образа, двух людей, духовный опыт которых способен ободрить любого сомневающегося: это человек, который у подножия горы Преображения сказал: "Верую, Господи, помоги моему неверию", а также ученик Фома, заявивший, что не может (или не хочет) поверить воскресению, пока не убедится в нем, а потом в присутствии живого Христа сказавший Ему: "Господь мой и Бог мой!" Иногда человек, честно пытающийся разобраться, многому может научиться, прочтя девятикратно повторенный упрек "маловерам" (Евангелие от Матфея), которые не отвергаются за их неверие, но словами Христа ободряются идти от малой веры к большой.
Кроме того, противоядием сомнению может быть постоянная искренность пастора и его рассудительность. Человек, переживший радость и силу, исходящую от молитвы, может (независимо от своих сомнений и вопрошаний) продолжать искренне молиться, зная хотя бы то, что молитва помогает ему самому и другим. Человек, узревший истинную доброту, явленную Иисусом Христом, может искренне следовать своему Учителю, хотя бы потому, что во всей истории человечества нет лучшего примера праведно прожитой жизни. Если после этого познания наилучшего человек расстается с молитвой и верностью нравственным нормам, то это значит, что он расстается с поиском истины; сохраняя же и то и другое, можно быть уверенным в том, что в конце концов он выйдет из тьмы, обретя Его чудный свет. Однако это не означает, что все, во что он однажды уверовал, будет всегда оставаться таким же ясным и определенным. Существенным признаком зрелой веры является умение проводить различие между истинами, которые известны и засвидетельствованы духовным опытом, и просто мнениями, которые формируются, пересматриваются, упорядочиваются или отвергаются по мере того, как христианское образование дает лучшую информацию и ориентиры для более ясных суждений.
Применительно ко многим религиозным вопросам, касающимся происхождения Писания и его значения, пророчеств и их исполнения, богословских и церковных проблем, а также многого другого, человек может иметь мнения (и сомнения) сообразно своим исследованиям и опыту, постоянно сознавая, что в одних вопросах требуется смирение и готовность внимать, в других - личное решение, которое, однако, не следует навязывать другим. В сфере религиозных мнений свобода исследования и согласуемого со всемирным братством их пересмотра является необходимым условием христианской честности и верности. Но в том, что возможно проверить верою, совестью и послушанием, человек может иметь неоспоримую и непоколебимую убежденность. Павел, например, был убежден в том, что ничто не сможет отделить нас от любви Божией во Христе. Он утверждал, что все содействует ко благу тем, кто любит Бога. "Знаю, в Кого уверовал, - торжественно заявлял он, - и знаю, что сохранит залог мой на день оный". Такова очевидность, вытекающая для Павла из его духовного опыта, и кто, оставаясь в здравом уме, может усомниться в своем опыте.
Исходя из этого, Павел приходит к заключению не на основании пережитого опыта, а на основании уверенности, проистекающей из самой логики веры: "Мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный". Вера в то, что любовь Божия никогда не покидает нас, что провидение формирует наш духовный опыт, уподобляя нас Христу, что необходимо всецело предаться Ему до окончания времен, а также, как следствие, твердая надежда на личное спасение, - все это весьма немаловажно для наших убеждений. Здесь можно вспомнить и Иоанна, сказавшего, что "в Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков", а также его слова о надежности нашей молитвы: "Когда просим чего по воле Его, Он слушает нас". Такова реальность христианской жизни, однако постигается это жизнью с Богом, а не рассуждениями о Нем. Пастор довольно часто будет сталкиваться с ситуацией, когда мучительное сомнение будет следствием неумения различать духовные убеждения и религиозные взгляды. Христианин может глубоко страдать от того, что его прежние взгляды относительно авторства какой-нибудь библейской книги или какого-либо "евангельского" учения изменились под воздействием новых знаний или образования. Он чувствует, что основания его веры потрясены и почва уходит из-под ног. Просто провести различие между тем, что он знает (поскольку Бог показал ему это именно таким), и тем, во что он верит (поскольку первоначально именно так он был научен), значит доставить его душе безмерное облегчение. Кроме того, это является началом формирования твердых убеждений относительно того, что спасает человека и чего следует держаться, сохраняя при этом готовность учиться тому, что требует бесконечного исследования.
Не желая больше предавать себя Христу, отвергая послушание, предавая забвению средства, содействующие получению благодати, а также формы служения, в которых он принимал участие в свое время, христианин нередко в свое оправдание приводит многочисленные скороспелые "объяснения", которые не вскрывают истинных причин. Никто не покидает живое Христово братство и не оставляет радость христианской дружбы и труда только потому, что он с кем-то поссорился, что богослужение "показалось скучным", а духовный руководитель в чем-то разочаровал. За всем этим скрывается более глубокая неверность, выражающаяся в забвении молитвы, в поддержании сомнительных связей, в сокрытии более пагубных увлечений, нежели те, в которых признаются. Быть может все, что требуется в таких случаях, это выяснение истинной причины и напоминание о той верности по отношению ко Христу, которая всегда ожидается от христианина. Есть ободряющая сила в словах Христа о тех, кто, возложив руку на плуг, озирался назад и тем самым оказался недостоин стать учеником, или же о тех, кто, не посчитавшись с издержками, начал строить или сражаться и в результате оказался неспособным довести дело до конца. Такие слова властно тревожат спящую совесть. Если причиной отступничества является духовное недомогание, чувство, что все идет не так, как надо, что ожидаемое благословение как будто не приходит, а нежданное противостояние лишает мужества, пастору надо обратиться к Посланию к Евреям. Имея в виду именно это состояние, автор Послания убеждает читателей:
а) не покидать собрания - стремление избежать общения с братьями может выглядеть как желание избежать лицемерия, однако в действительности это желание избежать самоупреков, видя сколь ревностны в вере и сколь радостны другие; кроме того, это стремление приводит к одиночеству, которое нас ослабляет;
б) твердо держаться исповедания своего упования - ибо бывают времена, когда человек чувствует потребность собрать воедино всю свою решимость и ухватиться за надежду на вечную жизнь, энергично утверждая все, что он знает и что пережил во Христе;
в) приблизиться к Богу - ибо человек, потерявший ориентиры, очень часто бежит от Бога, надеясь вернуться, когда все опять пойдет хорошо; но разве может он достичь духовного равновесия без Бога, единственная цель которого - наше благополучие и спасение?
Этот отрывок и все послание в целом являются чудесным утешением для изнемогающих душ. В процессе восстановления заблудшего христианина на путь истины могут возникнуть обстоятельства, требующие поначалу упорядочения меньших обязанностей. Если, например, была разорвана помолвка или совершен какой-нибудь публичный проступок, если сильная ссора положила конец многолетней дружбе, если какое-либо другое препятствие постоянно мешает полноте братского общения, напоминая о прошлой неудаче, пастор может посоветовать перейти в другую общину, где все можно начать заново. Никакую ссору нельзя оставлять неразрешенной, никакой проступок не надо замалчивать, любую конкретную обязанность надо исполнять, однако бывают ситуации, когда раскаивающемуся и опечаленному христианину лучше всего отыскать себе убежище и духовное жилище где-нибудь в другом месте, нежели вообще утратить возможность христианского общения. Если за драматически совершившимся обращением следует отступничество, то такая ситуация может причинять молодому христианину мучительные страдания: иногда ему кажется, что теперь очень трудно вновь обрести былую уверенность и радость. В таком случае надо объяснить ему, что отступничество не является чем-то фатальным для христианской веры, подчеркнув при этом всю серьезность происшедшего для него самого и поучительный характер этого события для других.
Многие были благодарны Богу за историю с Петром, за то, что Спаситель решительно и в то же время нежно вновь привлек к Себе низко павшего апостола (несмотря на его троекратное отречение), а также за то, что он принял от Петра троекратно обновленное заверение в любви. Пастор убедит мятущегося человека в том, что Бог всегда в большей степени заинтересован его будущим, чем его прошлым; что Тот, кто возлюбил нас вначале не по причине того, что мы были хороши и впоследствии будет постоянно любить нас несмотря на то, что мы из себя представляем; что евангелие прощения столь же верно для отступников, как и для прочих грешников. Если мы исповедуем наши грехи, Бог остается верен в Своем прощении; несмотря на нашу неверность Он остается верен, ибо не может отречься от Себя Самого. Иногда упрямство и гордость мешают покаянию, и в таком случае пастор, основываясь на Писании, может напомнить такому христианину, что "страшно впасть в руки Бога живого". Та же верность Божия, не покидающая нас, когда мы добры в помышлениях, но слабы в испытаниях, не покидает нас и тогда, когда мы бунтуем и не желаем раскаиваться. Бог не оставляет нас, и если любовь вновь не может завоевать наши сердца, тогда, может быть, этого можно достигнуть посредством судов Божиих. Шестая глава Послания к Евреям несколько необычна, однако в своей торжественности, перекликающейся с десятой главой, она представляет собой часть слова Божия: "Ибо невозможно - однажды просвещенных, и вкусивших дара небесного, и соделавшихся причастниками Духа Святого, и вкусивших благого глагола Божия и сил будущего века, и отпадших, опять обновлять покаянием, когда они снова распинают в себе Сына Божия и ругаются Ему... Впрочем о вас, возлюбленные, мы надеемся, что вы в лучшем состоянии и даржитесь спасения, хотя и говорим так". "Праведный верою жив будет, а если кто поколеблется, не благоволит к тому душа Моя. Мы же не из колеблющихся на погибель, но стоим в вере ко спасению души". Можно ли смеяться над Богом? Здоровый страх перед Его наказанием является необходимым элементом христианской веры.
Иногда пастор сталкивается с ситуацией, когда христианин испытывает непреходящее страдание, обусловленное тем, что он якобы "совершил непростительный грех". Надо отметить, что лишь в редких случаях произносящий эту евангельскую фразу имеет действительную причину для тревоги; обычно за ней скрывается примитивный страх перед Богом или адом, а также нежелание верить в искупительную любовь Божию. Возможно, что основной причиной в таком случае является странное, противоречащее Евангелию желание привлечь к себе внимание. Там, где обстоятельное разъяснение такой ситуации может принести какую-то пользу, служитель подчеркнет, что всякий, совершивший такой грех, просто не сможет испытывать беспокойство о нем! Пастор основательно познакомит встревоженную душу с тем местом Писания, где сказано, что называть Христа Вельзевулом, а Его дела - делами сатаны, зло - добром, а добро - злом значит со всей очевидностью противопоставить себя истине и благодати, способной затронуть человека и изменить его; если мы упорно стоим на том, что истина есть ложь, а ложь есть истина, то в таком случае сама истина не в силах спасти нас.
До тех пор, пока мы держимся такой установки, у нас нет осознания нашей греховности, нет покаяния и, стало быть, нам нет прощения. Однако нам не следует оставаться в таком положении, даже если мы уже привыкли к нему; надо помнить, что истинное раскаяние обязательно даст нам прощение. Помочь несчастному выйти из такого положения может прямой вопрос пастора к нему: действительно ли он говорит в данный момент об Иисусе, что, мол, Иисус - это сатана и дела Его - дела злые? Если это не так, то вышеупомянутое очень важное место в Библии не относится к нему и ему не надо "извращать Писание себе на погибель". Однако основная причина такого рода страхов может крыться в чем-то другом, например, в инфантильном, языческом или каком-либо ином, нехристианском представлении о Боге; в более глубоком психологическом переживании человека. В таком случае реальная помощь должна начинаться как можно раньше.
Еще одним возможным следствием отступничества может быть непрекращающееся сожаление по поводу упущенных возможностей и непослушания, помешавшего исполнению божественного предназначения в жизни. Лучше всего раз и навсегда открыто признаться, что все это могло произойти и теперь уже не может быть изменено, нежели запутывать или преуменьшать важность того, что подсказывает честному христианину его собственное сердце. В сложившейся ситуации пастору очень важно определить, как к ней относиться и как себя вести. Здесь он может подчеркнуть два важных момента. Во-первых, любовь Божия остается неизменной; Он не перестает дарить нам Свою благодать и благословение из-за совершенных нами ошибок, в которых мы теперь раскаялись; Его прощение абсолютно и не содержит в себе никакого упрека. Во-вторых, вполне уместно напомнить о том, что многие из знаменитых слуг Божиих нашли дело своей жизни не на той тропе, которая поначалу казалась им их предназначением и была ими избрана; они нашли себя позднее, в какой-то мере пересмотрев начатое. Сразу припоминаются Элизабет Фрай, Джон Весли, Джон Ньютон, Вильям Бут, доктор Барнардо и многие другие. Не все, конечно, сошли со своего первоначального пути из-за непослушания, однако каждый открыл для себя тот наилучший способ служения, которым когда-то все они пренебрегали. Повествование об Иоанне, называвшемся также Марком, который поначалу ревностно взялся за проповедь Евангелия, потом отступил от задуманного, был отвергнут Павлом, но ободрен Варнавой и затем вновь ступил на путь благовествования, пастырского служения и написания Евангелия, - это повествование написано для ободрения всех, кому приходится начинать заново. Кто, памятуя о Марке, усомнится в возможности совершения полезной работы во имя Божие несмотря на все совершенные ошибки?
Чем ревностнее молодой христианин стремится быть послушным своему Господу, тем больше может возрастать его тревога по отношению к тому, как же определить волю Божию. Он с нетерпением слушает разговоры пастора об "обстоятельствах", однако вряд ли можно с уверенностью предположить, что, допустим, Бог считает его солистом концерта, если Он не дал ему голоса; вряд ли Ему угодно, чтобы кто-то оставил больную жену и родителей, чтобы идти на какой-то далекий ослепляющий отсвет, забывая об исполнении своих семейных обязанностей. Молодой христианин много говорит о знамениях и испытываемых им побуждениях, однако овечья шерсть Гедеона и жребий, бросаемый апостолами, не должны, судя по контексту Писания, быть чем-то таким, что следовало бы рекомендовать духовно зрелым христианам, какое бы место эти рассказы ни занимали у тех, кто переживает период духовного детства. Когда такой человек ссылается на свои "духовные побуждения", то пастор может посоветовать ему разобраться в них, молясь долго и смиренно; если же они и после не оставляют молящегося, то в таком случае надо обстоятельно исследовать их подлинный смысл и обсудить его с другими христианами. Любое предпринимаемое действие не должно основываться на одном только эмоциональном порыве; его необходимо также проверить посредством молитвы и подкрепить беспристрастным советом: в таком случае обретенная решимость сохранится и тогда, когда эмоции покинут нас, а путь станет каменистым. Если молодой христианин не прислушивается к такому совету, пастор может предостеречь его, сказав, что такая позиция может указывать на желание идти вперед независимо от воли Божией.
Нередко тревога по поводу духовного водительства неоправдана. Иногда человек потоянно просит духовного руководства в чем-то настолько явно правильном, что уже никакие дальнейшие "указания" не смогут более прояснить картины. Нам не надо дожидаться небесного откровения, чтобы узнать, что нам следует делать добро, чем-то жертвовать, тратя время и силы на что-либо достойное, свидетельствовать о своей вере. Некоторые, стремясь точно определить, что им надо делать, "борются с Богом" до тех пор, пока их сильная тревога и страх совершить что-то неверно не сделают их неспособными слышать божественный голос, говорящий: "Вот путь твой, иди по нему". Таким людям надо советовать идти по тому пути, который с любовью предлагает нам Бог, и если мы хотим знать Его замысел, Он обязательно откроет его нам в угодное для Него время. Если мы истинно желаем, чтобы исполнилась Его воля, Он в конечном счете исполнит ее несмотря на все наши безрассудства: нам не надо впадать в духовную горячку, беспокоясь о том, сможет ли всемогущий Бог исполнить все, что Он задумал. Если же нам и надо беспокоиться, то в первую очередь о нашей готовности подчиниться Ему; ведь нередко, думая, что "боремся с Богом", мы в действительности боремся с собой. Два отрывка из Писания могут сделать особенно ясным совет пастора. Псалмопевец внимает Богу, Который обещает ему следущее: "Наставлю тебя и научу тебя пути твоему, И око Мое пребудет над тобою. Не будьте как конь, как лошак несмысленный, Которых челюсти нужно обуздывать уздою и удилами, Чтобы они покорялись тебе".
С этими строками созвучны слова апостола Павла: "Не будьте нерассудительны, но постигайте волю Божию", и это же можно услышать в словах Иисуса: "Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его, но Я назвал вас друзьями..." Таким образом, очевидно, что идеал духовной жизни заключается в том, чтобы понимать волю Бога, распознавать Его цели и видеть, как наши собственные дарования, совокупность окружающих обстоятельств и опыт могут служить этим целям. Все это должно сопрягаться с переживанием столь тесной ежедневной связи с Богом, при котором "око Его могло бы вести нас". Один древний святой выразил это так: "Сердце, живущее в общении с Богом, по изменению выражения лица Его, улыбающегося или хмурящегося, знает, когда оно ошибается!" Богу не нужны грубые вьючные животные или бессмысленные рабы; Ему нужны усердные соработники, ум которых преобразован для того, чтобы постигать благую и совершенную волю Божию. Поучительным является и отрывок из 21 главы Деяний апостолов, где доверенные друзья Павла убеждают его не идти в Иерусалим, послушав пророка, Святым Духом предостерегшего Павла о том, что с ним случится. Однако он идет вперед, и его советчики отступают, сказав: "Да будет воля Господня!" Тщательный анализ этого отрывка позволяет выявить, как Павел понимал слагаемые божественного руководства.
Предпринимаемое им путешествие основывалось на давнем убеждении в том, что миссионерская работа на востоке выполнена и что теперь ему надо посетить Иерусалим, прежде чем отправиться на запад; кроме того, оно основывалось на давно задуманном стремлении объединить язычников с христианами-евреями, совершив с ними братскую трапезу. Такие решения принимаются не сразу и не сразу отменяются. Тот, кто говорит, что он следует водительству Божию, должен постоянно держаться этого курса. Во-вторых, Павел прислушался к совету своих друзей и взвесил его, однако он знал, что решение должен принимать он сам. В-третьих, он слышал голос Духа в своем собственном сердце и свидетельствовал об этом еще до путешествия. В-четвертых, те немногие "противоречивые показания", которые могли оспорить даже его друзья, по сути дела являлись предостережениями о грядущих бедах, и Павел не увидел в этом никакого основания для того, чтобы оступиться. "Что плачете и сокрушаете сердце мое? - спрашивает он. - Я не только хочу быть узником, но готов умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса". Если предстоящий путь ведет к противостоянию и кресту, это еще не является доказательством того, что он совершен не по воле Божией; это наше своеволие требует, чтобы предпринимаемые начинания всегда оканчивались благополучно. Итак, понимание божественного водительства со всей очевидностью является ключом не только к личному послушанию, но и к совершению всего божественного замысла применительно к жизненной карьере каждого христианина. Если пастор сумеет должным образом наставить свою паству в этой области ее ученичества, то тем самым он в значительной степени посодействует как ее собственному благополучию, так и делу Божию.
Разномыслие среди христиан относительно несущественных вопросов поведения создает множество проблем для добросовестного пастора. Его обязанности многосторонни: он любой ценой защищает совесть духовно незрелых и слабых, отстаивает за другими право поступать так, как они считают правильным, и в то же время стремится сохранить единство общины. Он часто размышляет над решениями этих вопросов в 14 - 15 главах Послания к Римлянам и в 8 и 10 главах Первого послания к Коринфянам. Применительно к отдельным моментам поведения, широко обсуждавшимся среди иудеев и христиан (соблюдение Субботы, употребление вина и идоложертвенного яства, употребление пищи, приготовление которой не соответствовало еврейским ритуалам, совершение общественных и семейных празднеств в языческих капищах - единственно доступных в то время помещениях), апостол Павел выделяет две основные позиции. Человек "сильной" совести духовно здоров, обладает широким кругозором, решителен, проницателен; он отстаивает свободу и изначальные принципы: "идол ничто", "пища не приближает к Богу", "нет ничего в себе самом нечистого". Он смело осуществляет свою свободу во Христе, пользуясь всем, что принадлежит ему, без мелочных страхов, "без всякого исследования, для спокойствия совести".
Человек же с "немощной", слабой совестью робок, осторожен, щепетилен; он боится совершить грех, нередко страдает и тревожится о том, как другие истолкуют присутствие христианина в языческом капище или как друзья-евреи отнесутся к нарушению какого-либо обряда или закона о Субботе. Он занимает негативную позицию, недоверчиво рассматривая всякую аргументацию как вредное умствование, и сознательно держится на расстоянии от всего "сомнительного". Эти две позиции - широкого подхода к таким проблемам и подхода узкого, соответственно практикуемого в первом случае людьми сильного характера и слабыми во втором, - заявляют о себе на протяжении всей христианской истории, не менее остро разделяя христиан и сегодня. Пастырский совет, данный Павлом, включает в себя четыре ясных принципа:
1. Личная ответственность ставится во главу угла: "Всякий поступай по удостоверению своего ума... А живем ли - для Господа живем, умираем ли - для Господа умираем... Все, что не по вере, грех" (т.е. все, что сделано не из убеждения в правильности совершаемого, а небрежно, без раздумий о том, правильно ли это или нет, из одного желания не выделяться среди других). Это уважение к совести и убеждениям каждого отдельного человека является нравственным императивом. Обстоятельства жизни, опыт, воспитание, личные недостатки весьма различны среди христиан, поэтому сила искушения, допустимый уровень свободы, чувствительность к отдельным нравственным вопросам - сугубо индивидуальное дело. Относительно некоторых вопросов поведения правильным ответом должен быть такой: "другим позволительно, тебе - нет". Спросив у Христа о судьбе одного из Его учеников, Петр получил ответ, применимый и в более широком контексте. "Что тебе до того? - спросил Иисус. - Ты иди за Мною". Каждый человек должен заглянуть в себя и спросить: "Господи, что угодно Тебе, чтобы я совершил?"
2. Однако та свобода, на которую претендует один, должна распространяться и на других. Здесь не должно быть взаимных обвинений: сильный не должен презирать слабого за его нерешительность, но и слабый не должен обвинять сильного за его свободу. "Кто ест, не уничижай того, кто не ест, и кто не ест, не осуждай того, кто ест... Кто ты, осуждающий чужого раба? Пред своим Господом стоит он или падает". Каждому из нас предстоит дать отчет Богу, а не друг другу. Духовно зрелая христианская община включает в себя множество разномыслий по вопросам второстепенной важности, и значительная часть пасторской работы в ней сводится к тому, чтобы воспитывать верность христианским идеалам в контексте этих разномыслий, учить христиан принимать друг друга как искреннего брата или сестру, что предохраняет христианскую общину от раскола на обвиняющие друг друга фракции.
3. В то же время сильные имеют и дополнительную обязанность: они должны считаться со слабыми, сносить их немощи и не делать ничего такого, что заставило бы слабых преткнуться на христианском пути. Иногда во имя любви сильным надо отказаться от своей свободы (которую они могли вполне сознательно защитить), чтобы их пример не совратил с дороги слабых и не привел их к тому, что для них действительно было бы опасностью и грехом. Сильные не должны постоянно угождать только себе (чего не делал Христос), они должны обуздывать свою свободу, неся ответственность за всех, за кого умер Христос. Если немощный брат смущен тем, что позволил себе сильный, значит, последний более не пребывает во Христовой любви.
4. При всем этом слабый не должен навязывать своего чрезмерно осторожного отношения сильному, оставляя за ним право идти своим собственным путем. Слабым тоже необходимо духовное возрастание, продвижение к христианской свободе и оптимальному чувству соразмерности. Павел не колеблясь причислил себя к сильным, но поскольку четыре главы своих Посланий он потратил на наставления и разъяснения, а также настаивал на том, что идолы есть ничто и что царствие Божие не достигается едой и питьем, он со всей очевидностью ожидал, что немощные братья будут духовно возрастать и углублять свое понимание нравственных проблем. В такой ситуации пастор вынужден балансировать. С одной стороны, он должен уважать немощную совесть боязливого молодого христианина и покровительствовать ей, в то же время осуждая дух критицизма, который при этом нередко проявляется; он должен ненавязчиво вести его к более здоровому и уравновешенному взгляду на то, какую именно преданность Христу необходимо исповедовать, к более истинному различению того, что действительно жизненно важно, а что просто незначительно. С другой стороны, он должен отстаивать свободу сильных делать то, что позволяет им их совесть (при соблюдении основных принципов христианского поведения), в то же время осуждая презрение и нетерпение, столь часто сопутствующие силе, и требуя уважения и понимания по отношению к духовно уязвимым братьям. В хаотической разноголосице современных нравственных воззрений успешное пасторское водительство, осуществляемое в этой сфере, будет немалым достижением.
Иногда акцент на свободе совести, индивидуальной ответственности и личной вере умножает трудности, переживаемые крайне застенчивыми и сдержанными христианами и может побуждать таковых еще более замыкаться в одиночестве и самоуглубленности. Кроме того, это может обострять (при кажущемся стремлении оправдать свою позицию) антисоциальный эгоцентризм самонадеянного христианина. Замкнутость может быть чертой характера или результатом неудачного юношеского опыта в деле социальной адаптации. Она может проистекать из бессознательного чувства собственной неполноценности, препятствующего установлению нормальных отношений, или же, напротив, из чувства своего собственного превосходства, исключительной самоправедности. Индивидуальное уединение и эгоистическая агрессивность в равной мере могут проистекать из неудач в опыте совместной деятельности и в разной мере могут способствовать формированию интровертной, необщительной, замкнутой в себе личности. Иногда такой человек жаждет дружеского общения, но неспособен проявить необходимую инициативу и ответить на попытки сближения, предпринимаемые другими. Слабая личность уходит в негативную самоизоляцию, более сильная пытается компенсировать внутреннюю несостоятельность критическим неприятием всякого водительства, задиристым, негативным самооправданием, стремясь как бы отомстить за переживаемое ею чувство собственной непопулярности сознательным неприятием окружающих и презрением к ним.
Первое, что нужно сделать пастору в обоих случаях, это определить причину такой замкнутости. Быть может, это естественная интровертность, присущая характеру этого человека? Или это реакция на неудачный опыт? А может, здесь заявляет о себе чрезмерная гордость?
Второй шаг заключается в том, чтобы убедить человека, что антисоциальная настроенность, ориентированная на самоуединение, является совершенно нехристианской. В Новом Завете мы имеем множество свидетельств, подтверждающих эту точку зрения: благая весть о царстве, доверенная группе учеников и ставящая во главу угла любовь и взаимное служение; евангелие примирения, создание Церкви, включающей в себя евангельские обряды крещения, Вечери Господней, совместного служения, труда и молитвы. В Библии мы читаем об одном народе, одном теле, одной семье, одной мессианской общине, одном храме для Духа, одной Лозе, о христианах, которые окажутся вместе воскрешенными, вместе вознесенными, вместе воссевшими на небесах во Христе; все сопровождается призывами к единству, прощению, взаимному наставлению, и акцент на этом постоянен и повсеместен. Замкнутый христианин - это явное противоречие.
Третий шаг, который надлежит сделать пастору, состоит в том, чтобы познакомить одинокого христианина с тем кругом людей и дел, который помог бы ему завязать дружеские связи и стать в этом кругу своим человеком благодаря общности целей. Попытка создания дружеских связей по инициативе извне может окончиться неудачей, поскольку это выглядит натянуто и может породить неловкость; лучше всего дать ему какую-нибудь работу, предложить какие-либо исследования, увлечения, разделяемые другими и таким образом создающие основу для постоянных контактов, из которых более естественно возникают дружеские связи. Полезно дать понять самоуглубленному одиночке, что его позиция эгоистична, поскольку другие нуждаются в сочувствии, помощи и дружбе.
Агрессивно и антагонистично настроенному христианину надо показать, что такой позицией он нисколько не содействует утверждению христианских ценностей и не будет содействовать, пока не поймет, что другие тоже знают Господа и служат Ему искренне и с меньшей гордостью. Такому человеку нельзя доверять руководства ни в какой группе (ради него самого и других); надо побуждать его к работе в группе под началом более сильного и зрелого человека.
Конечно, существует множество других отклонений в духовном развитии, и со временем у пастора накопится свой собственный перечень странных и тревожных недомоганий, которым подвержены христиане. Подход к большинству из них предполагает следование общему образцу, очерченному нами. Сначала надо определить истинные размеры беды: является ли она временным отклонением или представляет собой более серьезное несоответствие норме или нарушение. То, что на первый взгляд кажется глубоким духовным кризисом, на деле нередко является следствием обычной размолвки с приятелем или стремлением получить побольше пасторского внимания. Во-вторых, надо в свете Евангелия выявить реальные причины отклонения. В-третьих, применить библейское видение и отношение к причинам, вызывающим такое состояние. И наконец, в-четвертых, предпринять все возможные меры для того, чтобы изменить образ жизни и избежать возврата этой духовной болезни. Абсолютная честность ума и истина, высказываемая с любовью, - таковы необходимые предпосылки; при этом цель всегда должна быть ясна: воспитание зрелого христианина, преобразуемого по образу Сына Божия.
Обычно религию принято определять как решение проблемы человеческого одиночества, о характере же человека (применительно к старшему подростковому возрасту) можно сказать, что он в значительной степени определяется отношением человека к сексуальной сфере. Неудача в достижении сбалансированного и гармоничного самоосмысления и самодисциплины сильно затрудняет созревание и становится непреодолимым препятствием для подлинного религиозного опыта и для сохранения верности духовным и нравственным идеалам. Тесная взаимосвязь полового и религиозного развития проявляется не только в том, что обе тенденции заявляют о себе в один и тот же период жизни, но и в характерном использовании общего языка, присущего обеим сферам: любовь, преданность, поклонение, единение. Те, для кого чувственные соблазны представляют наиболее острую нравственную проблему, нередко находят в религиозной посвященности самый эффективный способ для отвлечения от своих нереализованных порывов. О навязчивой ориентации на секс можно говорить тогда, когда он проявляется как некая принудительная сила, довлеющая над личностью. При случае к пастору за консультацией может обратиться сластолюбец, испытывающий угрызения совести, однако гораздо чаще те, кто усматривает в своей сексуальной ориентации основную помеху на пути духовного ученичества, а также те, для кого (быть может, в силу прошлого образа жизни) христианское обращение сопряжено с острой борьбой именно в этой сфере.
Общие исследования в области психологии и христианской этики содержат основные положения, необходимые для углубленной работы в этой сфере пасторского служения, однако может сложиться ситуация, когда христианское воспитание, навыки и рвение порождают специфический вид отвращения к каким бы то ни было сексуальным отклонениям. Секс представляет ту сферу человеческого поведения, по отношению к которой осуждение обычно обгоняет понимание или желание понять. Пастору не лишне помнить о том, что, если у него не возникает каких-либо специфических трудностей в этой сфере, он в высшей степени должен быть благодарен своим родителям за полученное воспитание, а также, может быть, своей хорошей жене. Если он чувствует, что те сексуальные проблемы, с которыми ему приходится сталкиваться, вызывают у него отвращение или осуждение, он должен помнить, что нередко это неприятие проистекает из внутренней неуверенности, из подавляемого, но тем не менее остро осознаваемого чувства собственной уязвимости или угрызений совести, которые, казалось бы, должны пробудить в нем сочувствие, но которые на самом деле приводят к поспешному осуждению. Здесь, как и в других областях пасторского служения, объективный взгляд на самого себя является необходимым условием для искреннего совета и помощи.
Сталкиваясь с человеком, который с беспокойством и стыдом пытается совладать со своей чувственностью (чаще это юноша, реже - девушка), пастор в первую очередь должен спросить себя: реальная ли это проблема или только воображаемая? Неразумный запрет, налагаемый на сексуальную тематику, "заговор молчания", в котором вынуждены взрослеть многие молодые люди, распространенное неверное понимание религиозного учения о первородном грехе, усматривающее в нем лишь иное наименование для того же секса, - все это рождает в сердцах искренних молодых людей болезненное противостояние духа и плоти, конфронтацию между их идеалами и естественной склонностью. Сюда же следует отнести и необходимость скрывать свои желания, в результате чего человек начинает жить двойной жизнью, чувствовать, что он лицемерит, в конце концов взваливая на себя бремя неразумной эмоциональной вины, причем не за конкретные совершенные грехи, а за то количество зла, с которым он борется! В целом наставления пастора и его проповедь должны помочь во многом разобраться в этой путанице, состоящей из искренности и фальши. Своим простым христианским здравомыслием он принесет огромное облегчение, высветив истинное положение вещей и показав, что необходимо просто и естественно принимать сексуальную природу здорового мужчины и здоровой женщины; он подчеркнет естественный характер сексуального влечения, данного природой и Богом для продолжения жизни; он акцентирует внимание на том, что сексуальное желание - не грех, что волнение, пробуждающееся в молодых сердцах от созерцания красоты или мужественности, принадлежит к самым восхитительным переживаниям в жизни человека.
Пастор не станет утверждать, что здесь нет никаких проблем, однако он подчеркнет, что эти проблемы обусловлены обстоятельствами, возрастом, готовностью взять на себя ответственность, способностью к настоящей, зрелой любви, которая не легкомысленно или притворно, а реально всецело объединяет две жизни. Он пояснит, что напористость сексуального порыва, вступающего в противоречие с естественной сдержанностью и незрелостью других качеств взрослеющего человека, требует самодисциплины. Это не означает, что необходимо отрицать наличие в нашей природе сексуальных импульсов и загонять их в сферу подсознательного, где они со временем наверняка возьмут свое; это не означает также, что необходимо чувствовать вину за то, что они составляют существенную часть нашей человеческой природы и что не следует давать им волю до тех пор, пока мы не приготовимся сами и весь наш жизненный уклад не будет готов к той ответственности и к тем обязанностям, которые от них неотделимы. В остальном советы пастора будут выражением очевидной христианской мудрости, которая знает, как опасно давать любому сильному чувству полную власть над нашим умом и сердцем, когда разум перестает управлять нашим поведением; необходимо избегать этой опасности и, следовательно, не читать сексуально возбуждающие книги, не смотреть такого рода фильмы, воздерживаться от таких знакомств, поскольку все это только способствует возрастанию сексуального желания, не давая возможности нормально его контролировать или здоровым образом реализовывать. Более всего пастор будет побуждать к тому, чтобы жизнь и духовные устремления сосредоточились на совершенном Человеке, Учителе, Друге и Спасителе, Которому мы принадлежим, Которого изо всех сил любим и Которому служим.
Помимо вышеупомянутых, могут возникнуть проблемы не связанные с неправильным пониманием или с воображаемой виной. Секс может превратиться в похоть при физическом или психическом самоудовлетворении, которого подросток стыдится, но над которым он (или она) все более утрачивает контроль. Самопроизвольно вызванный оргазм, при его случайном проявлении, в действительности не такое большое зло, как это может казаться молодому человеку, и непростительно играть на возникшем чувстве вины, преследуя религиозные цели. В принципе, мастурбация представляет собой проявление детской формы сексуальности, возникшей в тот период, когда ребенок исследует свое тело; если же подросток продолжает ее практиковать, то это задерживает его созревание.
По-видимому, такой взгляд на данную проблему является самым верным. Во-первых, приобретенная привычка препятствует полному созреванию, искажая мужскую и женскую природу и привнося в нее самовозбуждение и поверхностные навыки эротических переживаний, которые впоследствии обеднят взрослый опыт любви. Во-вторых, мастурбация, как и любая другая форма сексуальной активности, по мере ее практикования становится все более захватывающей, имеет тенденцию, в силу сформировавшейся привычки, усугублять проблемы полового развития, в значительной мере замыкая внимание на мыслях о сексе, и делает возможность самодисциплины еще более труднодостижимой. Мастурбация не столь опасна сама по себе, но она способствует ослаблению самоконтроля и тем самым представляет собой потенциальную опасность для будущих более сильных искушений.
Психическая недисциплинированность, проявляющаяся в том, что человек в поисках сексуального возбуждения обращается к порнографии, также способствует ослаблению характера, подрывая его сопротивление нездоровым интересам и порывам. С этической точки зрения зло порнографии заключается в создании рынка, удовлетворяющего тех, кто готов в своих целях использовать порномодели и авторов порносюжетов, в свою очередь готовых к унижению ради денег; это зло заключается также в создании грубого, пропитанного сексом климата, в котором вынужден расти подросток, и особенно в создании того отношения к женщинам и сексу (зарождению которого и способствует порнография), которое приводит к тому, что сексуальная жизнь лишается какой бы то ни было нежности, уважения, любви и преданности. Порнография способствует пропаганде ложных идеалов красоты и тщеславия, окружающих секс; она прививает человеку идею бесконтрольной распущенности, не признающей никаких последствий.
Исходя из всего вышесказанного христианин должен держаться от нее в стороне; ни один из последователей Иисуса не может поддерживать порнографический рынок. С психологической точки зрения зло порнографии заключается в том, что она постоянно стимулирует сексуальную страсть, которая уже с трудом контролируется; она разжигает воображение и чувства посредством фантазии и лжи. "Психическая" мастурбация укрепляет сексуальную страстность, которая требует к себе все больше и больше внимания, затрудняя формирование уравновешенного, зрелого, вполне взрослого характера. Сладострастие, воображение, отравленное чувственностью, могут оказывать поразительное воздействие на людей, которые во всем остальном вполне разумны и рассудительны. Человек таков, каковы его мысли, и при определенной доле решительности и стечении обстоятельств он в какой-то день может поступить сообразно своим помыслам. Вот почему Иисус строго осуждал не только сам факт прелюбодеяния, но и просто взгляд, брошенный с вожделением, поскольку посредством этого взгляда прелюбодеяние совершается в потаенных уголках нашего воображения и души. Отсюда и предостережение Павла христианам, что они не должны "угождать плоти, исполняя вожделения ее", т.е. не должны чтением, развлечениями, разговорами или каким-либо иным способом питать собственное вожделение.
Пастор может подчеркнуть, что нередко мы питаем собственный соблазн воспоминаниями, которые прячем в глубине нашей памяти. Поэтому Павел советовал думать о благом: "Наконец, братия мои, что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте... и Бог мира будет с вами". Чистота ума и сердца - это не только отсутствие недобрых помышлений и чувств, а и присутствие благотворного и кроткого благомыслия и положительных идеалов. Ум, занятый благочестивыми и высокими помышлениями, имеющий привычку к непосредственной молитве по мере приближения недобрых помыслов, наделенный сознанием любви Божией и ощущением непрерывно совершаемой заповеди, - такой ум не столько защищен от нечистых соблазнов, сколько вообще невосприимчив к ним в силу своего духовного здоровья. А это единственно надежная гарантия.
Пастору вряд ли доведется встретиться с теми, чья сексуальная одержимость сделала распущенность привычным явлением. В любом случае преодоление такой ситуации представляется более делом евангелиста, чем пастора. Однако в современной нравственной неразберихе, царящей в обществе и около Церкви, пастор вполне может столкнуться с требованием объяснить, почему полная сексуальная свобода является грехом в глазах христиан. Или же с ним в полемику может вступить кто-либо, горячо отстаивающий допустимость промискуитета или так называемого "пробного" секса. Вполне возможно, что он столкнется и с таким специфическим заявлением, согласно которому фраза - "люби и делай, что хочешь" является якобы христианским афоризмом. Полный ответ на поставленные вопросы предполагает более обстоятельную дискуссию по проблемам христианской этики, однако пастору не мешает для убедительности вооружиться хотя бы несколькими аргументами
1. Истинное христианское изречение, конечно, выглядит иначе, а именно: "Возлюби Бога и делай то, что угодно Ему, как нам показал это Иисус Христос".
2. "Любовь" в христианском смысле - это не требовательное, грубое обладание другим человеком себе в утеху; это истинное уважение и доброжелательность по отношению к другим, когда они всегда рассматриваются как личности, а не как вещи и тем более не как орудия, предназначенные для употребления или злоупотребления в свое удовольствие. "Согласие" партнера никоим образом не освобождает христианина от Христова закона любви.
3. По словам Павла, христианином всецело обладает Христос, купивший его дорогою ценою; тело, разум и дух христианина принадлежат Христу, Которому он должен принести себя в живую жертву, святую и угодную Богу. Кроме того, душа и тело христианина - это храм Святого Духа, который надлежит сохранять в непорочности, сделав из него святыню для божественного Духа, неоскверненную и незапятнанную никакой распущенностью, неприемлемой для божественной святости.
4. Те, кто имел опыт сексуальной распущенности, единогласно говорят об одном и том же: потакание плоти - это духовная смерть, чувственность "каменит сердце и все внутри"; мир, радость, ощущение присутствия Божия, богосозерцание, - все это утрачивается, когда, бросая вызов собственной совести и христианским идеалам, люди в своем поведении опускаются до уровня, несовместимого с подлинной человечностью.
5. Образцом для подражания является Христос, и заявлять о том, что пример чистоты, силы и сдержанности, преподанный Им, совместим с сексуальной распущенностью, - значит называть черное белым и добро злом. Конечно, те, кто защищают распущенность, отмахнутся от приведенных аргументов как малоубедительных: их умонастроение сформировалось на других принципах еще до начала спора. Пастор только может посоветовать им, чтобы они посмотрели на свое поведение в свете Евангелия, чтобы называли вещи их истинными именами и прекратили обманывать самих себя.
В целом проблема гомосексуализма (сексуальной ориентации на лиц своего же пола) для христианского советника сопряжена со многими трудностями, проистекающими из традиционного отношения к этому отклонению, негативно-эмоциональной его оценки, из ситуации, обусловленной психиатрическими, иногда криминальными и просто личностными аспектами. Первая трудность, возникающая перед пастором, состоит в том, чтобы сочувственно отнестись к личности, попавшей в подобную ситуацию, преодолев свое первоначальное неприятие или отвращение. Этого обычно достаточно для того, чтобы начать понимать ситуацию. Гомосексуалисты горько жалуются на отношение к ним церкви и "духовенства", которые "хотят, чтобы гомосексуалистов душили в момент их появления на свет" и которые обрекают их на медленное социальное "удушение", на пожизненное заточение за решетку общественного остракизма. Ими выдвигается обвинение в том, что "большинство членов церкви все еще верят, что гомосексуальные связи противоречат воле Божией в отношении человеческой сексуальности и, следовательно, греховны". Они считают также, что тяжелое бремя неразумной вины усугубляется фарисейским неодобрением гомосексуальных связей со стороны религиозной общины.
"Гомосексуалисту не следует со своим горем идти к священнослужителю. Шрамы, полученные от плохого обращения дурно информированных и некомпетентных священнослужителей, сохраняются в душах многих христиан-гомосексуалистов", - говорят они. Эти шрамы расцениваются как отверженность Богом, Христом, Церковью; в противном же случае человека ожидает пожизненное утаивание своей болезни, шизоидное по своему характеру, и, как следствие, прискорбно низкий уровень развития. Когда к этому в высшей степени эмоциональному протесту добавляется мысль о том, что уничижение целого класса мужчин является всего лишь мифом, который подогревается людьми праведного образа жизни только для того, чтобы "резко отмежевать свои собственные гомосексуальные интенции от своего самосознания", начинаешь понимать, что фарисейские и самооправдательные обвинения выдвигает и другая сторона. Другие выдвигают обвинение против библейских авторитетов, особенно в том, что касается истории с Содомом и Гоморрой, а также касательно осуждения Павлом мужчин и женщин, которые "разжигались похотью друг на друга", - в этих библейских отрывках они усматривают источник традиционно негативной христианской реакции на гомосексуализм. Ф.Р. Бэрри полагает, что "этот особый вид осуждения", вне всякого сомнения, был связан с библейскими историями; впрочем, в то же время он показывает, что современные богословы считают весьма сомнительным, чтобы эти истории когда-либо соотносились с гомосексуализмом и что таковое соотнесение началось с того момента, когда неприятие иудеями упаднического образа жизни греков потребовало библейского основания. Шервин Бэйли считает, что в значительной степени на формирование христианского отношения к гомосексуализму повлиял римский закон, строго преследовавший развращение подростков.
По-видимому, Рим исходил из оснований социального и военно-армейского порядка; во всяком случае, за этим стоит нечто большее, чем буквальное понимание библейских изречений. Средневековая церковь налагала на гомосексуалистов епитимью и другие духовные наказания, однако редко отдавала их на суд городского магистрата. Дело в том, что традиционное христианское неприятие гомосексуализма проистекает из неведения, из отвращения по отношению к сознательному развращению молодых людей и к мужской проституции, из образного представления о том, что делают гомосексуалисты (подпитываемого настенными рисунками и надписями), и наконец, из страха перед возможными последствиями, которые возникают при попадании в тюрьму, в армию и вообще в окружение, состоящее из людей одного пола. Кроме того, за этим неприятием стоит основательная интуитивная убежденность в том, что в отличие от гетеросексуальных отношений, которые естественны и целесообразны, гомосексуальные связи неестественны, бессмысленны и преследуют только одну цель: потакание собственной распущенности, выражающееся в извращении устремления, присущего природе человека. Быть может, все это представляется неудовлетворительным для протестующего гомосексуалиста, однако в таком подходе нет бездумного и бесчувственного самооправдания или сознательной жестокости. И все же нельзя совершенно не сочувствовать им. "Быть гомосексуалистом как таковым, - пишет Бэрри, - не более порочно и предосудительно, чем быть слепым и увечным...
Гомосексуалистов надо освободить от комплекса вины, который будет загонять их еще глубже в самих себя". Он призывает не игнорировать их и не третировать, как изгоев. Острые евангелистические дискуссии повторяют библейские утверждения на этот счет, но и они заканчиваются мыслями о том, что "вообще в самих гомосексуальных наклонностях не следует усматривать больше, чем во всех иных нездоровых наклонностях людей. Подобно другим отклонениям от нормы, оформившимся с рождения или в раннем возрасте, эти отклонения надо принимать и жить с ними, если они не поддаются исправлению... Гомосексуализм... характеризует конституцию мужчины и женщины, за которую они не могут нести ответственности" (К.Дж. Скорер). Ясно, что всякому, кто берется давать советы в этой области, необходимо хорошенько поразмыслить и научиться улавливать некоторые тонкие различия. Считается, что приблизительно пять процентов населения являются гомосексуалистами, и один из пяти, входящих в это число, открыто расценивается как "женоподобный", подозрительный или "голубой".
Конечно, существует бесконечный спектр гомосексуальной ориентации (от скрытого гомосексуализма, который едва осознается и проявляется только в кризисных ситуациях, сопрягаясь с тенденцией обвинять других ради собственной неосознанной защиты, до законченного гомосексуалиста, любой ценой избегающего контактов с противоположным полом). Бэрри считает, что секс всегда в какой-то степени амбивалентен и нормальные люди с гетеросексуальными отношениями иногда могут испытывать острое влечение к определенным представителям своего же пола. Шестиступенчатая шкала Кинси (от явных гетеросексуалов до стопроцентных гомосексуалистов), по-видимому, слишком упрощает картину. Причины возникновения гомосексуальной ориентации широко обсуждаются. Некоторые считают, что гомосексуальный период является обычным явлением в развитии каждого мальчика, вероятно, потому, что физические изменения, протекающие во время полового созревания, впервые констатируются на своем собственном теле; кроме того, их легче прослеживать на других представителях своего же пола, в то время как застенчивость и страх мешают сближению с девушками. К этому периоду принадлежит и мастурбация, которая обычно сопровождает половое развитие подростка, вплоть до созревания до уровня нормальной гетеросексуальной ориентации. Можно выделить несколько особенностей, сопровождающих явление гомосексуализма:
1. Некоторые взрослые гомосексуалисты являются таковыми вследствие запоздалого или заторможенного развития, быть может, по причине слабости характера, трусливого нежелания сближаться с противоположным полом, сопряженного с мыслью о возможном отказе или каких-либо проблемах. Тот, кто принципиально несостоятелен или боится оказаться таковым, может на первых порах прибегнуть к самоудовлетворению, а позднее искать таких же робких партнеров. Многие, так сказать, "настоящие" мужчины презирают гомосексуализм как прибежище слабых, втайне допуская, что все могли бы стать гомосексуалистами, если бы не захотели взрослеть. В основе такого заторможенного развития могут лежать медицинские основания, однако, вероятнее всего, здесь имеет место психологическая подоплека. Пастору надо суметь выявить реальные причины этого отклонения, прояснить ситуацию и привести обратившегося к нему за советом к нормальной гетеросексуальной ориентации, особенно в том случае, если изначальный страх перед возможностью быть отвергнутым оправдывается некими религиозными обоснованиями.
2. В других случаях взрослый гомосексуализм может быть следствием регрессии к более раннему периоду жизни, не столь запутанному и не предъявлявшему высоких требований (такой возврат к прежнему состоянию может произойти под воздействием серьезного стресса, нервного срыва). Регрессия - это довольно известный психологический механизм самозащиты, представляющий собой возврат к более раннему и более комфортному периоду жизни вследствие теперешнего состояния человека. Там, где стресс связан с любовью, с непризнанностью человека как партнера или со страхом (например, страхом заразиться венерическими заболеваниями), регрессия может принять формы тайных фантазий, переживавшихся в подростковом возрасте, с совершением действий, которые в ту пору давали физическое удовлетворение и облегчение, не приводя к неприятным последствиям. В данном случае пастор должен выявить причины регрессии и попытаться объяснить ее механизм, надеясь, что по мере разрушения иллюзии возврата в подростковое состояние исчезнут и гомосексуальные симптомы. Быть может, понадобится вновь пройти период нормального взросления, заводя дружбу с представителями обоих полов и постепенно принимая всю сложность и ответственность, налагаемые сближением, из которого и вырастет гетеросексуальная любовь.
3. Гомосексуализм, обусловленный какими-либо жизненными ситуациями, укоренен глубже и обычно требует более серьезного исследования. Ненормальные связи с одним из родителей в неблагополучных семьях, "фиксация на матери" (когда мужчина настолько боготворит свою мать, что никакая другая женщина не в силах заменить ее), опыт жестокой сексуальной агрессии, пережитый в детстве (изнасилование, или попытка его совращения), какое-либо травмирующее переживание или психическое состояние, оформившееся в сексуальном действии как своего рода символе, - все это может обратиться в гомосексуализм в период перехода в статус мужчины или женщины. Способствовать этому может влюбленность в определенных людей (например, в своего учителя или в какого-нибудь известного спортсмена); кроме того, исказить естественно ориентированную привязанность могут так называемые "инфантильные страхи", связанные с женщинами-опекунами, няньками и учителями.
Ключ к разгадке гомосексуализма может лежать в какой-нибудь эксцентричной особенности: например, в отвращении ко всем женщинам со светлыми волосами или к бородатым мужчинам; существует и гомосексуализм, сочетающийся с клаустрофобией. Понадобится немалое искусство, чтобы выявить причины нарушения взрослой ориетации, и, быть может, возникнет необходимость в квалифицированном и адекватном психиатрическом лечении. По мере выявления причин искаженной ориентации всегда возникает возможность того, что обусловленный или искусственно спровоцированный гомосексуализм может быть излечен.
4. Органически обусловленный гомосексуализм представляет собой совершенно иную проблему, и надежды специалистов относительно возможной переориентации сексуальной направленности человека в данном случае гораздо более пессимистичны. К органическим причинам, формирующим гомосексуализм, принадлежат генетическая предрасположенность, гормональная недостаточность, психосоматическая неадекватность, выражающаяся в психологической инверсии или эмоциональном оскудении, причем в любом случае речь скорее идет о клиническом, а не нравственном нарушении. Такое состояние похоже на состояние слепоты, увечности, леворукости; будучи данным от рождения, оно не подлежит контролю и не подвластно волевой детерминации; в нравственном аспекте оно столь же нейтрально, как и нейтральна глухота к определенному тону или дальтонизм. Это как раз тот случай, когда "все решено".
В подобной ситуации пасторское попечительство сводится только к относительной гармонизации картины: он поддерживает и понимает, советует принимать человека так же, как мы принимаем слепых, эпилептиков, больных наследственными психическими заболеваниями, памятуя о том, что такое принятие является одним из условий христианского ученичества. По словам Скорера, "гомосексуалист в своем особом призвании может служить своему Богу и ближним с той же пользой, с какою им служит любой другой: он узнает о своем состоянии, поймет свои границы, положенные ему в некоторых направлениях, и сооветствующим образом сообразует с ними свою жизнь". Шервин Бэйли использует выражение "дефективная личность", а Бэрри говорит о гомосексуалистах как об "ущемленных людях", лишенных возможности полноценного участия в общественной жизни; общество должно относиться к ним с чувством ответственности, как оно делает это в отношении других нездоровых его членов, окружая их сочувствием, а не возмущением. Гомосексуалист "должен научиться принимать свою болезнь, жить с нею и, несмотря на ее наличие, максимально использовать все возможности, данные ему жизнью". Конечно, основная практическая трудность, возникающая перед пастором, состоит в том, чтобы научиться различать явное извращение, ориентированное на плотское удовлетворение, не сопряженное с ответственностью, дисциплиной или любовью, заторможенное или регрессивное проявление гомосексуализма, когда человек страдает от искусственного и, быть может, временного лишения нормальной половой ориентации, и гомосексуализм, обусловленный конституцией личности, когда болезнь неизлечима и сопровождает человека на протяжении всей его жизни. Далее пастор должен прояснить ситуацию, разобраться в механизме заболевания, предложить дружбу, совет и утешение, постоянно соотносясь с психиатрами и другими врачами, если дело выходит за пределы его компетенции. Он согласится, что мало толку взывать к "силе воли", если причины заболевания лежат вне пределов волевой активности человека. Он поймет всю бесполезность и потенциальную трагедию, кроющуюся в рекомендации вступить в брак с девизом "на все сексуальные дела воля Божия" (как советует Бэрри): это было бы равнозначно тому, чтобы советовать дальтонику заняться живописью.
Некоторых гомосексуалистов, среди которых есть и христиане, глубоко возмущает тот факт, что Церковь неодобрительно относится к непосредственным гомосексуальным сношениям между взаимно согласными на это взрослыми людьми. С их точки зрения это неодобрение или гонит гомосексуалистов за пределы Церкви (в клубы гомосексуалистов или частные компании), или заставляет их вести двойную жизнь и лицемерить. "Обычно их духовные отцы и учителя советуют посвятить жизнь целомудрию, которое они сами наверняка не смогли бы вынести". Хочется спросить: а что еще может посоветовать христианский пастор? Ведь не стал бы он в похожей ситуации посылать каждого вдовца, холостяка или старую деву в ближайший публичный дом или помогать им в нахождении "частных услуг"? Гомосексуализм как состояние может выходить за пределы волевого контроля и, таким образом, не подлежит осуждению, однако соблазн упразднения нравственной оценки в самом гомосексуальном акте находится под контролем, и человека можно справедливо порицать за то, что он не способствует осуществлению этого контроля посредством соображений духовности и благоразумия. В глазах многих людей сам гомосексуальный половой акт отвратителен, необходимость же скрывать такие связи одновременно является якобы оправданным допущением обмана и признанием существования чего-то публично позорного. В результате происходит отчуждение от нормального общества и возрастание жалости к самому себе вместе со стремлением к благовидному самооправданию. В то же время гомосексуальные привычки и связи все сильнее затрудняют любой шаг в направлении половой переориентации и окончательного излечения.
Говорить же о том, что соблюдение целомудрия не под силу человеку, значит упускать из виду существенный момент христианского отношения к данной проблеме: здесь, как и в других критических ситуациях, пастор напомнит об укрепляющей благодати Божией и сострадании и силе Христа как единственном источнике, помогающем вести чистую жизнь независимо от болезни или обстоятельств. И далеко не одни только гомосексуалисты обращаются к этому источнику в своем принятии целибата (в браке или вне его). В некоторых странах гомосексуализм среди взрослых по закону не преследуется, однако общество всегда защищало (а в большинстве государств делают это и теперь) подростков, слабовольных и тех, кто под принуждением был вынужден вступить в такие отношения. Если в ходе собеседования пастор узнает о существовании такой связи, его позиция должна быть непримиримой. Учитель, молодежный лидер или опекун слабоумного могут "признаться" в своих завоеваниях (или похвастаться ими), надеясь на доверительный характер беседы. Снисходительно отнесясь к этой информации и даже просто замалчивая ее, пастор станет соучастником происходящего, приняв на себя долю ответственности за вред, нанесенный другим людям. По крайней мере, он должен предупредить, что, если такое поведение не прекратится, он сообщит об этом в полицию. Многие пасторы, желая убедиться, что эти отношения действительно прекращены, в любом случае прибегают к помощи полиции.
Будучи благом или злом, радостью или большим страданием, секс занимает громадное место в жизни многих людей. Помогая мужчинам и женщинам справляться с возникающими при этом проблемами, христианский пастор нередко подвергается серьезному испытанию на предмет его мудрости и терпения. Нередко он будет чувствовать, что не хотел бы ввязываться в некоторые проблемы, особенно те, где речь заходит о темных сторонах сексуального поведения. Однако если он в такой ситуации не оправдает ожиданий своих подопечных, разочарование будет сильным. Похоже, что во всей западной культуре одна только Церковь выступает за чистоту, целомудрие, подлинную любовь, супружескую радость и крепкую преданность семье; и в такой ситуации для молодежи и людей средних лет ключевой фигурой в этой христианской борьбе является местный пастор, наставляющий, проповедующий, советующий и идущий путем Христа. Те, кого он приведет к счастью в этой сфере человеческих отношений, будут благодарить Бога за его служение и вспоминать о нем с неизменной любовью.
Нет сомнения в том, что наркомания и другиепагубные привычки представляют собой болезнь, навязанную самому себе, хотя крайне трудно одновременно уразуметь слагаемые такого определения. С одной стороны, для тех, кто долгое время всячески избегал этих грубых соблазнов или спасся от этого зла своим духовным обращением, мысль о том, что такие болезни спровоцированы самим человеком, очень важна. Патологическое пристрастие представляет собой заслуженный удел; страдающий от нее является "жертвой" лишь своих пагубных привычек; в данном случае говорить о "болезни" - значит впадать в сентиментальное лицемерие, ибо алкоголизм, например, возникает не от инфекции, а только от неумеренного пития. Общество, которое легкомысленно говорит об алкоголизме как о "болезни", которое тратит миллионы долларов в год на борьбу с раком, а биллионы - на рекламу алкоголя, - такое общество просто избегает ответственности; каждый нормальный гражданин знает, что в значительной степени за возникновение алкоголизма следует винить социальные условия, людей, наживающихся на человеческой слабости, и того, кто не смог преодолеть возникшее искушение. Единственная надежда для таковых заключается в том, чтобы самообладанием преодолеть пагубную привычку или избавиться от нее посредством истинного обращения, которое сразу положит конец пагубному пристрастию. Чем труднее наша борьба, тем резче наша оценка происходящего и тем непосредственнее наше отвращение к соблазну, даже если эта критика и отвращение смягчаются скорбью. С другой стороны, для тех, кому приходится иметь дело с людьми, подверженными пагубным привычкам, важное значение приобретает слово "болезнь". Они знают, сколь беспомощным может стать алкоголик или закоренелый картежник, как бесполезно ждать от них "самообладания" или даже необходимой сообразительности для того, чтобы "уловить благовестие", пусть даже в самой простой его форме. Измотанная нервная система жадно просит нужного ей наркотика, ослабленный ум требует иллюзорного возбуждения. Не всем, исповедующим искреннюю веру во Христа и страстно ждущим спасения, удается сразу победить преследующий их грех.
Некоторым, подобно блудному сыну, приходится проделать долгий и мучительный путь, прежде чем отведать упитанного тельца; процесс уподобляется для них истории с Петром: преткновение, упрек, отречение и обновление. Быть может, евангелист будет отстаивать свои представления относительно мгновенного избавления, однако пастор обычно лучше знает человеческую природу. Нравственная болезнь может быть частью суда, постигшего грешника, но это все-таки болезнь, и те, кто отстаивает именно такую точку зрения, могут напомнить своим оппонентам яркую притчу о фарисее и мытаре, а также бесподобные слова: "И Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши". Те, кто верит в Иисуса, Друга грешников, и в Евангелие как силу Божию ко спасению, знают, что ничего не достичь грешнику отрицанием нравственной ответственности. Они помнят также, что спасительная вера может быть лишена интеллектуального осмысления, может быть лишена даже слов, представляя собой простое простирание рук ко Христу, чтобы прикоснуться к Нему в толпе, в отчаянии воскликнув: "Господи, вспомни обо мне!" Она может выражаться в том, что человек с сокрушенным сердцем после повторных падений вновь ищет христианской дружбы с определенным кругом уже исцелившихся, чье сочувствие придает смысл евангельскому благовестию. В довершение всего христиане не должны забывать, что именно Иисус впервые заговорил о грехе как о болезни, а о Себе как об Исцелителе. Допуская, что эта аналогия оправдана только частично, что такая болезнь нередко представляет собой недостаток терпения, Учитель знал об этом так же хорошо, как знаем мы, но тем не менее обосновывал Свое служение, пользуясь медицинской терминологией и "понес наши болезни". Здесь нет противоречия высшей установке. Пастор должен научиться думать о грешниках в контексте, определенном Христом, и, воздерживаясь от торопливого осуждения или отказа, идти вместе с ними, предоставляя им возможность спасительной дружбы.
В строгом смысле слова алкоголь представляет собой наркотик, который, подавляя высшие способности мышления, нравственную чувствительность и застенчивость, в одних производит анестезирующее воздействие, в других рождает кратковременное показное благодушие, в третьих - ненормальное состояние озлобленности. Не говоря уже о нравственной, социальной стороне дела, о проблемах, возникающих в семейной жизни, в экономике и юриспруденции, надо сказать, что основная опасность алкоголизма состоит в том, что у человека возникает патологическая тяга к данному наркотику, от которой никто не застрахован и воздействие которой имеет нарастающую силу. Алкоголизм представляет собой состояние патологической зависимости, когда, несмотря на все возможные последствия, контроль над винопитием утрачивается, тяга к спиртному приобретает довлеющий характер, а воздержание от желанного наркотика приводит к острому физическому и психическому страданию. Клайнебелл считает, что алкоголизм встречается в двадцать раз чаще всех остальных пагубных пристрастий, взятых вместе, в западной Европе, Англии и Соединенных Штатах; другие говорят, что его воздействие в пять с половиной раз превышает заболеваемость раком; Всемирная Организация Здравоохранения ставит его на четвертое место среди самых острых мировых проблем, связанных со здоровьем. До сих пор ведутся споры относительно того, почему этой безрассудной, рассчитанной на явный самообман, экстравагантной и социально опасной привычке для столь многих людей суждено превратиться в "замкнутый порочный круг", навязчивый по своему характеру, неразмыкаемый, в высшей степени разрушительно влияющий на физическое здоровье, умственные способности и нравственный потенциал личности, на семейную жизнь, карьеру и душевное равновесие. Нет сомнения в том, что алкоголь снижает контроль за деятельностью ителлектуальной, оценочной и волевой сфер, и это дает основание предположить, что в основе данного влечения лежат психологические причины, - некий подсознательный механизм, посредством которого возбужденные и неуравновешенные люди ищут психического облегчения.
Напрашивающаяся параллель с азартными играми, где речь не идет о физическом воздействии на организм, подтверждает данное предположение. По свидетельству сильно пьющих преступников тяга к алкоголю прекращается в тюрьме, ибо там нет такой возможности, но опять возникает на свободе. Для бродяг, умственно неразвитых и "отбросов" общества алкоголь, без сомнения, имеет анестезирующее воздействие, будучи источником "отключения". С другой стороны, очевидно, что алкоголь чисто физически воздействует на сферу чувств, нервные центры, печень и другие органы на здоровье в целом. Доказано, что в организме алкоголика происходят необратимые процесы; "в этом смысле алкоголизм неизлечим", хотя некоторый эффект все-таки бывает: в контролируемой стадии алкоголик может воздерживаться от пития. Проводится аналогия с диабетом: в той и в другой ситуации возникает определенное биохимическое состояние, когда сахар или алкоголь становятся слишком опасными, причем в последнем случае возникает очень сильная тяга к спиртному и принятие алкоголя приводит к временному умопомешательству, известному под названием вудшкшгь екуьуты, а воздержание от него вызывает не менее сильное страдание, потерю контроля над собой и жалкую беспомощность. В некоторых случаях так называемое "унаследованное пьянство" отчасти является причиной алкоголизма, причем принятие определенных лекарств вызывает рвотный эффект, выводящий алкоголь из организма; это лишний раз доказывает, что в основе заболевания лежат и физиологические причины, однако независимо от физической предрасположенности организм может остаться здоровым, если человек никогда не принимал алкоголя. Если человек потакает привычке, столь пагубно себя проявляющей, если он не способен противостоять социальному давлению и продолжает пить даже тогда, когда появляются первые зловещие признаки ухудшения состояния, то все это доказывает некоторую моральную слабость, печальное отсутствие нравственного ориентира в жизни, лежащее в основе всего остального.
Маловероятно, чтобы сильный характером и счастливый в своей жизни христианин попал в эти сети. Пастор не должен забывать, что отчасти алкоголизм можно объяснить недостатком нравственного и религиозного воспитания и что выработка нравственной и религиозной ориентаций должна стать частью излечения. Если алкоголик ищет помощи пастора, первый большой шаг к излечению уже сделан. Если сигналы поступают из обеспокоенной семьи, служитель имеет право поговорить с больным ради благополучия его родственников, однако делать это надо с сочувствием и доверием к самому больному, ибо ничего нельзя добиться наставлениями или неприязненным отношением. Быть может, придется посоветовать семье, чтобы она прекратила защищать больного или даже удерживать его: предоставление ему полной свободы поможет скорее осознать себя, что очень важно для его освобождения. от пагубного пристрастия. В качестве тактического шага пастор может допустить даже временное расставание мужа с женой, чтобы тем самым стало ясно, насколько плачевна сложившаяся ситуация. Однако делать это надо с большой осторожностью и учетом возможных последствий, а также при наличии доверия к здоровому супругу. Конечно, если прежде алкоголик состоял в церковной общине, то подход пастора упрощается. Физические последствия алкоголизма требуют непосредственной консультации доверенных специалистов-медиков, которые могут назначить больничное лечение или прием лекарств, отрицательно влияющих на спиртное.
Желание получить такую консультацию является проверкой на серьезность намерений и перспективу успеха. В то же время важно, чтобы больной не воображал, что вся проблема сводится к недугу, лечение котрого возможно за счет одних только лекарств. Он должен ясно осознать, что его проблема, его первейший враг - это алкоголь, и только он может противостоять его влиянию; алкоголику невозможно помочь, если он сам не проявляет инициативу и не содействует своему освобождению любой ценой. Вот почему пастор будет стремиться скорее подвести больного к вопросам религиозной веры: в конце концов, только обновление его совести и нравственной силы смогут спасти его. Важным шагом в этом направлении должна стать ясная убежеденность в том, что зависимость от алкоголя порочна и что потворство этой разрушительной привычке является своевольным безрассудством, равнозначным греху. Если такая убежденность отсутствует, освобождение религиозными средствами маловероятно: человек не может исповедоваться перед Богом, просить прощения и благодати для одержания победы, если он считает, что все это не столь серьезно или греховно, как кажется другим. Если больной отвергает религиозное убеждение, исповедь и не желает через веру и общение предаться спасительной силе Божьей, тогда пастор в своем стремлении помочь должен опираться на общечеловеческие нравственные ценности. Оставить больного только потому, что он не симпатизирует религии, значит поступить не по-христиански, хотя, конечно, задача безмерно усложняется, если он отвергает единственно реальную помощь. Благоразумные и тактичные доводы относительно того, сколь вреден алкоголь для него самого и его семьи, этические аргументы насчет нравственного долга по отношению к себе и другим, сопряженные с твердым сознанием того, что он нуждается в посторонней помощи, - все это явится лишь минимальным движением в направлении духовного обновления.
Алкоголик должен твердо уяснить, что алкоголь не для него: ни при каких обстоятельствах, независимо от времени и ни в каком количестве. Он должен усвоить, что каждый акт сопротивления искушению является более твердым шагом к исцелению, а любое послабление может привести его к еще худшим бедам, усугубляемым реакцией на временное воздержание. В любом случае надо представить на суд совести всю историю больного, оправдательные моменты, скрытые мотивы, располагавшие к этому причины и тщетные попытки воздержания (причем сделать это надо сочувственно, но довольно прямо), чтобы он смог ясно увидеть себя самого, а также для того, чтобы пастор смог яснее осознать обстоятельства, способствовавшие этой трагедии. Не имеет смысла концентрировать все внимание на достижении конечного результата, если по-прежнему сохраняется предрасположенность к этому пристрастию, а также напряжение, тревога или страх. Оказываемая помощь может увести пастора и его пациента за рамки изначальной проблемы: речь может зайти о создании новых отношений в семье, о смене работы или окружения, причем ничто не следует рассматривать как слишком радикальный шаг для решения данной проблемы. Кроме того, в любом случае может воникнуть потребность в изменении всего жизненного уклада. Периоды наиболее сильных искушений необходимо заполнить другими интересами и общением с друзьями; бесполезные знакомства надо заменить на те, которые дают моральную поддержку; необходимо найти занятия, вытесняющие дела, связанные с мыслью о выпивке; любая эмоциональная, интеллектуальная или бытовая связь с алкоголем должна быть прервана. Любая группа людей, относящаяся с пониманием к происходящему, могла бы способствовать процессу исправления, однако живое церковное братство могло бы быть идеальным социальным окружением, в котором нуждающийся в помощи человек вместе с дружбой смог бы обрести пример и подтверждение сверхъестественной силы Евангелия, увидеть со стороны окружающих доверительное ожидание перемен, которые должны в нем произойти (что само по себе явилось бы властной побудительной причиной к таковым переменам), а также сочувственное понимание его покаяния и сожаления.
Если внутри общины он найдет кого-то, кто уже прошел подобным путем, для него это будет истинным благословением; кроме того, пастор может познакомить его с кем-нибудь из другой общины, имеющим сходную судьбу. В любом случае не стоит возлагать ответственность за реабилитацию на всю группу - нужно выбрать человека или двух и сделать это их личной обязанностью, рассматривая ее как очень ответственный и сознательный акт служения Христу. "Общество анонимных алкоголиков" представляет собой не относящийся к какой-либо конфессии вариант той же групповой терапии. Его программа (знаменитые "Двенадцать ступеней") включает в себя признание собственной беспомощности, бесстрашное исследование себя как такового, исповедь, веру в Бога и преданность Ему (как мы Его понимаем), с подчинением и молитвой, возмещение вреда, причиненного другим, размышление над тем, какова воля Божия и как ее выполнять, а также возвещение этой вести другим алкоголикам. Кроме того, программа общества предусматривает регулярное общение, социальную активность, взаимную поддержку, специальное лечение и обсуждение результатов. Даже тем, кому помогло участие в жизни христианской общины, такая программа дает дополнительную поддержку в опасные моменты. Забота пастора распространяется не только на пациента, но и на его семью, которая могла бы содействовать решению проблемы и которая, несомненно, разделит тяжесть сложившейся ситуации; забота о родственниках представляет собой составную часть всего пасторского служения и в то же время является существенным фактором, усиливающим веру и решимость алкоголика.
Помочь мужу или жене понять всю проблему в целом, заручиться поддержкой и надеждой на выздоровление - значит создать существенные основания для успеха; многое в переориентации жизненного уклада будет требовать совместных усилий. Нередко пастор может облегчить решение некоторых домашних проблем, спровоцированных алкоголизмом, а также он может столкнуться с необходимостью принимать меры по защите семьи пациента. Если попытки восстановления отношений терпят неудачу, если дело затягивается, пастор во многом может помочь жене или мужу устроить их личную жизнь, не впадая в полное отчаяние из-за несдержанности партнера. Таким образом, пасторское служение в деле излечения от алкоголизма включает в себя советы и помощь в сфере нормализации супружеских отношений, объяснения основ Евангелия и пасторского попечительства, необходимого всем, кто так или иначе связан с пациентом, поскольку каждый нуждается в помощи по-своему. Для семьи в целом нравственная поддержка, симпатия и дружба, оказываемые пастором и его общиной, представляют собой существенную помощь в деле поддержания единства семьи и сохранения достоинства и надежды. Широк круг тех усилий, которые требуются для спасения алкоголика, однако достигнутая цель оправдывает все труды, молитвы и терпение.
Как и по отношению ко многим другим проблемам, пастор в отношении азартных игр должен решить, насколько и по каким причинам он считает их нехристианским занятием. Даже те, кто считают, что небольшое возбуждение, получаемое от случайной "партии", вполне допустимо, должны признать, что неуправляемое стремление к игре представляет собой психическое расстройство, духовную трагедию и неизбывное зло. У некоторых людей (как мужчин, так и женщин) обнаруживается особая склонность опьяняться азартными увлечениями. Эта слабость превращается в манию, или "помешательство", представляющее патологическое состояние, при котором игра превращается в настоятельную необходимость. Пока еще не было предложено никаких доказательств того, что в основе этой тяги лежат какие-то физические или биохимические причины, и тем не менее некоторые врачи, служащие тюрем и работники соцобеспечения убеждены, что стремление к игре может достигать степени умственной одержимости. Всякий контроль и какое-либо ощущение реальности утрачиваются: игрок продолжает играть и тогда, когда наверняка знает, что у него больше нет денег, что удача изменила ему и что выбраться из ситуации нет никакой надежды. Он не может остановиться, но живет в мечтах, что однажды наконец сорвет куш, и ради этой цели занимает деньги у знакомых, ворует, делает растраты, разоряет дом и семью. О том, до какой степени отчаяния можно дойти, свидетельствует сообщение одного уважаемого психиатра, работавшего в "Обществе анонимных игроков". По его словам, каждый пятый член этого общества хотя бы однажды покушался на самоубийство. Когда игра приобретает характер неуправляемой страсти, вполне возможно, что к пастору обратятся те, кому небезразличны эта деградация и падение.
В данной ситуации подходит многое из того, что было сказано применительно к работе с алкоголиками: разнообразие подходов; возможность обретения религиозного опыта, благодаря которому человек мог бы быстрее освободиться от пагубной привычки, если осознается ее греховность; необходимость обращения к другим аргументам, если христианские предпосылки не принимаются (хотя эффект этих аргументов гораздо слабее); потребность в ободряющем совете. В неразберихе, связанной с этой проблемой, порой трудно достичь ясной убежденности в том, что азартная игра по сути своей порочна. Пастор не должен каждого игрока считать нечестным, жадным, страдающим психическим расстройством или готовым покончить с собой. И тем не менее, было бы хорошо показать, что азартная игра безрассудна, опасна и представляет зло для каждого, у кого она превратилась в непреодолимую "одержимость". Предаваться любому неуправляемому влечению или "простой привычке", которая отнимает у христианина его время, средства и поглощает его интересы, значит не признавать верховную власть Христа; кроме того, поскольку игра позволяет нажиться за счет разорения других, речь идет о недостатке любви к ближнему, о "краже с согласия того, у кого крадут", что само по себе напоминает выманивание карманнных денег у ребенка взамен на всякие пустяки. Если же игрой движет алчность, то в таком случае она есть не что иное, как вынесение приговора самому себе. Надеясь на удачу, счастливый случай, "фортуну", игрок своим поведением противоречит вере в божественное провидение и водительство, ориентируясь на которые и должен жить христианин. Подавать дурной пример тем, кто духовно незрел и неспособен к сопротивлению, давать активную финансовую поддержку тем, кто живет за их счет, значит пренебрегать заботой о слабом. Сюда же можно причислить и социально-экономический аргумент: бессмысленная циркуляция общественного богатства безотносительно к производственной сфере, заслугам или общественному благу должна претить каждому христианину, хоть сколько-нибудь знающему о неравенстве и нищете во всем мире. Связь азартных игр с преступлениями, бедностью и отчаянием должна служить дополнительным основанием для того, чтобы христиане вообще избегали их. Все сказанное можно резюмировать в одном сформулированном для себя вопросе: стал бы Иисус делать это? Если эти аргументы не убеждают, пастору остается только воззвать к самосохранению погибающего человека, который теперь уже имеет какой-то опыт или может видеть красноречивые свидетельства того, что произошло с другими.
Конечно, разумные доводы немного значат для человека, привыкшего полагаться на случай; перспектива окончательного крушения кажется неоправданным пессимизмом тому, кто все время надеется, что ближайшая ставка принесет ему богатство; и действительно, чем очевиднее опасность, тем сильнее возбуждение! Если этические и религиозные аргументы не убеждают, если опасность, нависшая над семьей игрока и его работой, не кажется ему достаточным предостережением, тогда, возможно, только общий сговор всех окружающих относительно того, чтобы предоставить ему самому в одиночку переносить сполна потерю всего, что он имеет, а также перспектива публичного позора могут образумить его. Если же имеет место стремление к исправлению, пастор должен заново внимательно выслушать историю падения, анализируя причины и побудительные мотивы, а также ограждая подопечного от тех моментов, которые могут способствовать повторному искушению. Так же, как и в ситуации с алкоголизмом, излечение должно включать в себя коренные перемены в образе жизни игрока. Жена игрока ( в обратной ситуации - муж) может взять на себя полный контроль над доходами и имуществом семьи, мотивируя это не недоверием к партнеру, а желанием оградить его от возможного искушения. Работодатель, правильно понявший ситуацию (быть может, с помощью пастора), согласится переводить жалованье работника на его банковский счет, причем доступ к этому счету (по обоюдному согласию) будет иметь только жена (муж).
Если выявляются какие-либо специфические причины пагубной привычки (скука, одиночество, чувство собственной несостоятельности, зависть по отношению к авторитету других, неблагополучная семья, праздники, тяготящие долги или плата за аренду и так далее), необходимо прежде всего разобраться с ними, дабы окончательно исключить возможность искушения. Быть может, придется поменять место жительства, работу, знакомства, дабы разорвать старые связи, и, кроме того, всегда необходимо придумать и реализовать какую-либо компенсирующую, отвлекающую форму деятельности, особенно в периоды наиболее сильных стрессов. В такой ситуации благодаря церковному общению могут возникнуть какие-то новые интересы, появятся новые занятия, новые обязанности, в общине можно найти друзей, которые всегда готовы поддержать и помочь в деле исправления; в то же время "Общество анонимных игроков", там, где оно существует, может во многих отношениях поддержать пасторское и церковное служение. Отсутствие физиологического влечения, а также более низкий уровень социальной терпимости по отношению к этому пороку делают его в какой-то степени более поддающимся излечению, нежели в случае с алкоголизмом, и тем не менее путь к избавлению от пагубного пристрастия и ответственности может быть долгим и трудным, причем в какие-то моменты может потребоваться помощь психиатра. Даже друзья-христиане не слишком доверяют бывшему игроку, и к мудрой рекомендации необходимо присовокупить немалое сочувствие, дружбу и терпение, чтобы человек наконец смог вновь обрести избавление, безопасность и уверенность в себе.
О новой жертве наркомании пастор узнает тогда, когда обезумевшие от горя родители сообщают ему, что их сын или дочь "балуется" наркотиками; когда сам наркоман, в состоянии, близком к отчаянию, ищет у него помощи и сочувствия, которых в такой степени ему никто не сможет дать; когда сам пастор понимает, что молодые люди должны иметь четкое представление об этой опасности и о христианском отношении к ней. Молодой человек, хвастающий о своих экспериментах или о "кайфе", который он "ловит", может совратить и других, более впечатлительных, прибегнуть к этому опасному занятию. В таком случае искренная и полная информация является единственным надежным профилактичесим средством. В данном контексте наркотик можно определить как любое вещество, обычно не требуемое организму и вводимое в него для изменения каких-либо его функций, будь то с лечебными целями или с целью получения наслаждения, успокоения или возбуждения. Наркоманию можно определить как принудительное потребление наркотиков, от которых потребитель впал в зависимость либо в целях социальной адаптации (дабы не выделяться из своей среды), либо по психологическим мотивам (чувствуя постоянную потребность в переживании иллюзорного ощущения благополучия или покоя, которое дают наркотики), или по чисто физиологическим причинам (когда внезапное лишение наркотиков приводит к страданию и боли, нередко очень сильным). Иногда психологическая зависимость от наркотика (лекарства) является следствием злоупотребления им: применение наркотика в защитных, лечебных целях неоправданно затягивается или увеличивается доза приема; в таком случае слово зависимость употребляется для того, чтобы обозначить одну только физическую зависимость, - состояние, требующее опытного медицинского освидетельствования и лечения. Число так называемых "наркоманов вследствие лечения" невелико: в настоящее время это обычно люди средних лет или пожилого возраста, у которых наркомания развилась в результате исполнения врачебных предписаний и до того, как были полностью осознаны опасные наркотические свойства некоторых веществ; контролируемая доза приема (иногда по соответствующему предписанию или непосредственно в лечебных центрах) не слишком отрицательно сказывается на их поведении.
Сегодня ужасающие психические и физические последствия наркомании ясны каждому, кто хоть сколько-нибудь интересовался этим вопросом, однако это не помогло помешать возникновению чрезвычайно выгодного черного рынка, дельцы которого наживаются на молодежи, ищущей острых ощущений. Он поддерживается угрозами шантажа и страданиями тех, кто боится лишиться привычного зелья. Для того, чтобы оградить от опасности свою паству и дать понять наркоману, ищущему помощи, что он знает, о чем идет речь, пастору необходимо усвоить по меньшей мере некоторые элементарные знания относительно наиболее известных наркотических средств. Амфитамины представляют собой "веселящие" пилюли, которые принимаются для того, чтобы повысить энергию; легально доступ к ним открывается через врачебные предписания, хотя многие врачи считают, что они не имеют строго медицинского употребления за исключением немногочисленных редко встречающихся расстройств. Обычно физической зависимости не возникает, однако для достижения желанного результата доза постепенно увеличивается, стимулируя возрастание психологической зависимости. Амфитамины могут нанести серьезный вред характеру стурктуры личности и поведению человека, вызывая сильные вспышки агрессивности. Доктор Н.В. Имлах вспоминает, что из пяти тысяч "амфитаминовых" наркоманов, лечившихся в психиатрических больницах Японии в 1955 году, двадцать шесть процентов оставались там и десять лет спустя.
Барбитураты - это снотворные пилюли, физическая или психологическая зависимость от которых возникает в том случае, если терапевтическая доза превышается. Дремота, вызываемая барбитуратами, представляет явную опасность для водителей автомашин, а в сочетании с алкоголем их воздействие может быть весьма серьезным. Поскольку барбитураты не способствуют излечению, а только загоняют внутрь причины беспокойства и напряжения, возникает необходимость в постоянном повышении дозы приема, и слишком большая доза (часто принимаемая в отчаянном желании добиться "нужного эффекта") может стать роковой. Легкая доступность и распространенность барбитуратов способствует совершению импульсивных попыток самоубийства. Конопля (или канабис) содержащая одно из древнейших наркотических производных - опиум, известна под многими наименованиями: гашиш, травка, индийская конопля, банг, дагга, марихуана. Она добывается из соцветий конопли и ею набивают сигареты ("косяки"). В медицинских целях канабис не используется и поэтому в некоторых странах даже его хранение является преступлением. Его воздействие похоже на веселое опьянение, возбуждение, постоянно сопровождающееся повышенной сексуальной ориентацией. В силу наибольшей распространенности этого наркотика многие считают, что его разрушительное воздействие минимально, некоторые говорят, что он менее вреден, чем алкоголь. По данным Всемирной Организации Здравоохранения, "канабис оказывает острое и хроническое воздействие и на потребителей, и на общество; он формирует наркотическую зависимость, создавая проблемы в области здравоохранения и социальной сфере, и поэтому контроль за его использованием необходимо продолжать. Потребители канабиса нередко становятся неспособными ни к какому труду... Канабис искажает восприятие и чувство времени..." Некоторые опытные врачи утверждают, что многие "героиновые" наркоманы начинали с "мягких" наркотиков наподобие канабиса: он создает особый род веселья, в котором предрасположенность к другим наркотикам сильно возрастает. Героин (диацетиловый морфин, производный морфия) представляет собой "наиболее широко практикуемый и оказывающий наиболее быстрое и совершенно разрушительное воздействие из всех известных наркотиков" (д-р Имлах). Макнотэн отмечал его негативное воздействие на поведение человека, однако наибольшая опасность героина состоит в том, что он быстро формирует физическую зависимость; последствия его потребления "ужасны", а воздержание от него еще хуже.
Ранняя смерть - нередкий результат потребления героина, и вообще, большинство производных морфия отрицательно влияют на репродуктивные процессы организма. Кокаин поначалу вселяет веселье и бодрость, однако зависимость от него порождает депрессию, психическое расстройство, утрату нравственных ценностей, заметную расслабленность движений, дрожь, путаную речь, серьезный общий упадок состояния здоровья и (при принятии больших доз) судорожные припадки. Мания преследования, галлюцинации и такое ощущение, будто "насекомые ползают под кожей", - это обычные последствия употребления кокаина. Галлюциногены порождают расстройства восприятия и потерю контакта с окружающей действительностью. К наиболее известным "психоделическим" наркотикам относятся ЛСД-25 (диэтил-амидная кислота), "галлюцинарный наркотик", СТП, мескалин и псилоцибин. Все они порождают иллюзии и галлюцинации, вызывая переживания, близкие к шизофреническим. Они обладают очень сильным эффектом, уже незначительные дозы оказывают воздействие и вызывают совершенно непредсказуемую реакцию. "Находясь под воздействием этого наркотика, - пишет доктор Имлах об ЛСД, - человек бросается на фары приближающегося автомобиля, думая, что ловит гигантскую желтую бабочку; другие переживают острую тягу к самоубийству". Другие авторитетные ученые считают, что ЛСД оказывает отрицательное влияние на хромосомы. После своего известного эксперимента с мескалином Олдос Хаксли писал, что интеллект оставался неизмененным, воля же была ослаблена, а зрение резко обострилось (впрочем, разве мог человек, делающий такое сообщение, заявить, что интеллект его был в тот момент выведен из строя ?). Алкоголь, никотин тоже необходимо включить в перечень наркотиков справедливости ради из-за молодых людей, защищающих их, поскольку и тот и другой формируют патологическую зависимость и оказывают явно вредное воздействие. Алкоголь приводит к физическим, личностным и социальным последствиям, не менее распространенным и не менее вредным, чем и другие наркотики. Бьюли ("Записки Медицинского Королевского Общества", Лондон, 1968) пишет, что "самой крупной проблемой наркомании в Соединенном Королевстве представляется...проблема алкоголизма".
Никотин оказывает канцерогенное воздействие, особенно (но не только) способствуя возникновению рака легких, а также формируя психологический и физиологический абстинентный синдром. Аргументы против наркомании оказываются в значительной мере ослабленными, если наркоманы чувствуют, что их порицают не за использование вредного зелья в качестве психологических костылей, а всего лишь за странное предпочтение, отдаваемое какому-либо наиболее оригинальному из них. Опасность, присущая наркомании, предполагает много форм и степеней. Зависимость от регулярно принимаемого стимулирующего, успокоительного или опьяняющего средства сама по себе является признанием собственной несостоятельности; постоянная потребность в увеличении дозы, страх перед возможностью лишиться желанного вещества или просто неспособность положить конец пагубной привычке свидетельствуют об отсутствии свободы и самообладания. Обычно принято считать, что употребление наркотиков не приводит к психическому заболеванию (за исключением редких случаев), однако непременно приводит к ухудшению психического, нравственного и физического состояния. Наркомания и распад личности тесно взаимосвязаны, одно способствует другому, и масштаб поражения нельзя предусмотреть. Лихтенштейн и Смолл красочно описывают снижение ответственности, иллюзорные страхи и ревность, приступы агрессивности, депрессии, психический и нравственный распад личности, возникающие вследствие наркомании; обычно наркоман готов на любую ложь, преступление, любое насилие ради того, чтобы достать желанного зелья. Д. Вер, анализируя масштаб наркомании в одном из районов Англии, говорит о стремительном и глубоком распаде личности и употребляет фразу "эпидемия погубленных жизней". Будучи преподавателем на отделении терапии Лондонского университета, он авторитетно добавляет: "Известно, что перспективы на излечение лиц, страдающих наркоманией, невелики. Результаты, достигнутые в Соединенном Королевстве, схожи с теми, что можно видеть в США в общественном центре народного здравоохранения в госпитале Лексингтона, где только шестнадцать процентов больных в течение семи лет воздерживались от таких наркотиков, как диаморфин, а восемьдесят четыре процента - это те, кто либо опять принимался за прежнее, либо умер, либо выпал из поля зрения". Не менее серьезны и сопутствующие опасности. Наркомания неизбежно влечет молодого человека на контакт с преступным сообществом, которое может легко втянуть его в дальнейшие противозаконные поступки и приучить к другим, более сильным наркотикам, нежели те, с которыми он поначалу собирался экспериментировать.
Воздействие большинства наркотиков таково, что вовлекает его (быть может, по его желанию) в выполнение абсолютно несвойственных для него действий, характеризующихся насилием, сексуальными или иными преступлениями, совершенными человеком "не в себе". Кроме того, зависимость от наркотического зелья делает его легкой добычей в руках тех преступных элементов, которые оказывают на него давление, снабжая наркотиками в том случае, если он сотрудничает с ними, и лишая наркотического зелья в случае отказа. Он может дойти до того, что будет готов любым путем достать деньги для уплаты необходимой цены; торговец наркотиками не даст ему более мягкого и дешевого зелья, чтобы приучить к более сильному и дорогому, превратив тем самым в сущего раба. Однако хуже всего, если молодой наркоман, понуждаемый своей жалкой зависимостью от привычного зелья, начинает совращать других, получая для себя то, без чего он уже не может обойтись, только в случае, если ему удается соблазнить новые жертвы ступить на этот гибельный путь. Познакомившись с полным перечнем опасностей, связанных с употреблением наркотиков, никто из здравомыслящих и следящих за своим здоровьем молодых людей добровольно не ступит на эту тропу абсолютной деградации и неоправданных злоупотреблений. Нередко только любопытство и романтическое стремление пережить неизведанное (в сочетании с незнанием истинной природы предстоящего опыта) склоняет молодых людей вкусить запретный плод. Пастор, по крайней мере, даст им понять, что они не могут возлагать на него ответственность за свое мнимое незнание последствий. Часто говорят, что мы не знаем истинных причин обращения к наркотикам; среди наркоманов можно встретить людей с хорошим домашним воспитанием и уровнем развития выше среднего (как, например, в студенческих группах), и среди них же нередко встречаются люди из плохих семей и с низким интеллектом.
Любопытство в "исследовании внутреннего пространства" и переживание "крутых ощущений", тотальный бунт против принятых норм и ограничений, рабское следование любому течению, которое средствами массовой информации рекламируется как модное, большая выгода от продажи наркотических средств, получаемая изготовителями, поставщиками и уличными торговцами, тонкие намеки на изысканные ощущения, делаемые популярными артистами, - все это можно причислить к перечню возможных причин наркомании. Одно из ложных положений, обсуждаемое защитниками наркомании, состоит в том, что эта привычка "современна и характерна для двадцатого века", но такое утверждение неверно. По словам Д. Вера, "тысячелетия назад у американских индейцев был свой мескалин, у сибирских племен свой псилоцибин, а человек Среднего Востока располагал своим алкоголем". Таким образом, можно сказать, что наркотики принадлежали культуре, которая в любом смысле пока еще не изжила себя! Однако причины наркомании лежат глубже; как говорится, "дело не в наркотиках". Напряжение предрасполагает к любой форме самоудов-летворения, дающей облегчение; причинами могут быть трудная экзаменационная программа, неудачная любовь, невезение в подыскании интересной работы или разочарование в ней, чувство собственной несостоятельности в спорте, занятиях, социальном статусе и т.п. Стремление к возбуждению ярко свидетельствует о скуке, порождаемой тусклым, однообразным, безотрадным существованием, лишенным цели, смысла и значения. Разделяя лишь немногие идеалы и стремления секуляризованной, материалистической и меркантильной современной культуры, молодежь не находит для себя других компенсирующих моментов, кроме тех, которые сулит новый опыт в "ином мире", привлекательность которого естественным образом возрастает по мере того, как общество, презираемое молодежью, осуждает его! Поэтому, как красноречиво доказывает Д.Вер, основная причина наркомании - духовная, религиозный вакуум. "Пустота", эмоциональное оскудение и утрата нравственных ориентиров - вот самые существенные причины, и именно на преодоление этих проблем и должна быть направлена вся пасторская деятельность.
Самым серьезным обвинением нашей цивилизации является не то, что молодежь потребляет наркотики, а то, что она вообще испытывает потребность в них. Мы должны спасти молодежь не просто от того зла, на которое ее толкают другие ради собственной выгоды, мы должны спасти молодых людей для бесконечно лучшего, более надежного и дающего большее удовлетворение - для полнокровной жизни. Реабилитация тех, кто оступился, представляет собой продолжи-тельную по затратам времени, трудную и нередко обескураживающую задачу. Конечно, для тех, кто страдает физической зависимостью от наркотиков, медицинское лечение просто необходимо. Отказ от наркотика, вероятно, будет медленным, постепенным. Обычно даются рекомендации о госпитализации или прикреплении к известным лечебным центрам, и в таком случае пастор должен поддерживать это предложение, объективно информируя больного о том, что лечение, протекающее под соответствующим контролем, будет вовсе не так неприятно, как, быть может, ему об этом рассказывали. Могут понадобиться психологические тесты и терапия для того, чтобы выявить причины, предрасполагающие к наркомании: это может быть отягощенная наследственность, чувство собственной неполноценности, конфликтная ситуация, зацикленность на самом себе, некоторые глубоко скрытые переживания детства, сопряженные с травлей ребенка, страхом или отчаянием; собственная несостоятельность применительно к каким-либо желанным и лелеемым стремлениям, бунт, вызванный дурным обращением. Только искусный анализ и объяснение всей собранной информации может выявить и смягчить те ситуации, при которых обращение к наркотику кажется приемлемым способом бегства от действительности. И как всегда, совет обратиться к психиатру надо давать с большой осторожностью. Перспектива умопомешательства, быть может, уже мерещится пациенту, и от нее надо уходить любой ценой.
Врач может лучше знать, когда следует перейти к медицинскому лечению, однако в любом случае необходимо отложить это до тех пор, пока между наркоманом и пастором не возникнет такое доверие и взаимопонимание, при которых предложение о лечении будет воспринято без подозрения, возмущения или шока. Та религиозная помощь, которую может предложить пастор, во многом зависит от сотрудничества с ним самого больного, а также от поддержки христианской общины и семьи. Вообще, участие пастора может быть многообещающим, однако, кроме того, потребуется еще очень многое, чего ни крик отчаяния, ни ожидание чуда в ответ на вознесенную молитву не смогут дать. Разумная беседа об опасности и порочных слабостях, связанных с потреблением наркотиков, может убедить человека, у которого преобладает логическое мышление, однако лишь немногие руководствуются в своих поступках соображениями только логического порядка. По свидетельству врача, специализировавшегося в этой области, воображение ужасных картин и эмоциональная реакция неосведомленного человека не представляют собой действенной помощи, но при всем том врач не предлагает ничего такого, что в общении с нелогично мыслящим пациентом могло дать хоть какую-то надежду на успех. Мощным мотивом в изменении сложившейся установки является страх, и в крайнем случае его вполне можно было бы использовать для того, чтобы изменить мотивацию и поведение тех больных, которые не очень сильно поддаются доводам рассудка; в таком случае вполне уместно обстоятельно и твердо показать наркоману тот путь, по которому он движется. Предостережения религиозного характера (рассказы о суде или аде) вряд ли окажут какое-либо воздействие на тех, кто в своем поведении давно уже перестал руводствоваться совестью; они, скорее, наоборот подорвут всякое доверие.
Многое надо сделать в социальном плане и в практическом изменении образа жизни наркомана; необходимо возобновить поддержку, которую оказывали родственники, найти новую работу, несмотря на все очевидные трудности. Не помешало бы в какой-то степени изменить окружение, не прерывая обычных контактов; новые увлечения, знакомства и обязанности должны по возможности вытеснить прежние радости и восторги, поскольку они были ложными. В такой ситуации надо привлечь истинно религиозных людей, которые в христианской любви и сострадании помогут исцелению и возрождению человека, людей понимающих, терпеливых, постоянно открытых и готовых прийти на помощь; считается, что именно последующее охлаждение к бывшему больному является основной причиной многих рецидивов наркомании. И действительно, требования достаточно высоки, терпение испытывается самым серьезным образом, бывший наркоман отнимает у новых друзей очень много времени, ограничивая их собственные интересы. И тем не менее, если в своей депрессии, одиночестве, тревоге или скуке больной не ощущает постояной дружеской поддержки, он очень легко почувствует себя отвергнутым и вернется к своим старым друзьям и привычкам. Вот почему единственным и окончательным ответом на проблему наркомании является живая вера в "Друга, который ближе брата", в постоянно присутствующего, никогда не отвергающего, всегда поддерживающего Бога, Который всегда "для нас". Для наркомана едиственным решением его проблемы является преобразующий религиозный опыт. Как говорит Макнотэн, ему надо показать, что "вера в Бога поддерживает лучше, чем наркотики". "Так же, как пустой желудок просит хлеба, - говорит Д.Вер, - пустая жизнь просит Христа... Его глубокое воздействие делает наркомана способным противостоять своему единственному, извращенному источнику наслаждения. Этот опыт должен оказывать замещающее воздействие, наделяя полнотой переживания". Далее он говорит о том, что из пяти известных ему наркоманов, избавившихся от своей пагубной привычки, трое достигли этого посредством определенной формы религиозного опыта, а другие благодаря заключению брака с более сильным по характеру партнером. Источник духовной силы пастора - в силе Божией и в поддержке христианской общины. Иисус и теперь приходит для того, чтобы находить и спасать заблудших.
Сознавая, что любое исцеление является следствием божественного вмешательства, христианский врач, тем не менее, не сомневается, что признаки излечения прослеживаются по таким измеримым параметрам, как температура, сердцебиение, восстановление физической силы и соответствующих рефлексов. Общепринятые медицинские функции и нормы организма, на основании которых он убеждается, что пациент вновь чувствует себя хорошо, не противоречат, но, напротив, подтверждают, что Бог Сам принимал в этом участие. Христианский врач опишет наблюдаемый процесс и предпишет все необходимое для выздоровления. Точно также психолог-христианин, анализируя, характеризуя и объясняя процесс исцеления какого-либо страдающего разума и души и советуя в оздоровительных целях изменить психологическую ориентацию и окружающую обстановку, ни на одну минуту не усомнится в том, что именно Христос спасает людей от любого духовного недуга, болезни и порока. Кроме того, он с удовольствием проследит за действием исцеляющей десницы Божией и покажет врачующую силу благодати и терапевтический эффект смиренной веры. Профессионально определяя затруднения, в которые попал человек, анализируя причины их возникновения, точно определяя меры, посредством которых они могут быть разрешены, он объясняет процесс исцеления и делает это не поверхностно, не отрицая божественного вмешательства, но описывая метод, посредством которого действует Бог. Тот факт, что некоторые психологи являются атеистами, другие ведут себя заносчиво, третьи не отличаются высокими нравственными принципами, четвертые пытаются свести все к проблемам сексуального характера, - все это еще не является основанием для того, чтобы отметать целую область знаний и приемов, касающихся психического и духовного здоровья человека. Так или иначе каждый пастор имеет дело с теми силами, механизмами и проблемами, которые в равной мере составляют сферу компетенции психолога; весь вопрос состоит только в том, действует ли он здесь вслепую, в полном неведении, или обладает достаточными знаниями для того, чтобы помогать там, где может, и не вмешиваться там, где он выходит за пределы своей компетенции.
Здесь нельзя переоценить вероятность возможных опасностей. Человек, не сведущий в вопросах медицины, ни в коем случае не должен давать медицинских советов больному; равным образом человек, не разбирающийся в медицинской психологии, ни в коей мере не должен пытаться помочь психопату, параноику, страдающему манией величия или преследования, больному маниакально-депрессивным психозом, у которого чередуются фазы эйфории и отчаяния, шизофренику, любому другому человеку, страдающему патологической агрессией или настолько психически дефективному, что ему кажется, что он единственный нормальный, а все прочие ненормальные. Пастор не рискнет применять психотерапевтические методы, выходящие за пределы его собственной практики и обязанностей, поскольку возможные побочные эффекты и непредвиденные последствия таких методов могут выходить за пределы его понимания. Тем не менее, он найдет достаточно возможностей для врачевания психических и духовных болезней, не претендуя на ту полноту компетенции, которой не обладает. Душевнобольного надо препоручить профессионалам в этой области, и любое пасторское попечительство должно проходить под опытным руководством. Даже в решении проблем, доступных пасторскому руководству, служителю полезно ясно представлять свою цель, изучая прошлое подопечного, анализируя его нынешние установки и призывая к пересмотру его образа жизни. В переводе Моффата Иоанн говорит об Иисусе: "Он хорошо знал, что сокрыто в природе человеческой". По сути дела пастор, стремящийся к освоению достаточных психологических знаний для того, чтобы избежать непростительных промахов, прилагает усилия к тому, чтобы тоже в какой-то степени достичь этой божественной проницательности в отношении человеческих сердец. Это поможет ему понять не только других, но и самого себя: свои предрассудки, свое нетерпение и возможности. И прежде всего это углубит его пасторское сочувствие по отношению к подопечным по мере того, как он будет разделять их проблемы с обостренным, более глубоким и сокровенным пониманием.
Подобно образовательной, промышленной и социальной психологии пасторская психология имеет свою точку отсчета и использует свою терминологию применительно к тем специфическим интересам, а именно к нравственным, социальным и религиозным проблемам, с которыми сталкивается пастор. Поэтому она неизбежно страдает определенной односторонностью, а в конспективной форме рискует превратиться в карикатуру на некую всеобъемлющую тему. Учитывая эту опасность и избегая ненужных споров, полезно начать с рассмотрения человека как существа двойственного по своей природе, состоящего из физического и психического начал: физические элементы и ограничения глубоко и постоянно влияют на психические аспекты, а те, в свою очередь, так же глубоко, постоянно и таинственно влияют на физическое состояние организма. Обе стороны столь тесно взаимосвязаны между собой, что представить их раздельное существование мы можем только в абстрактной форме и с некоторым усилием. Несмотря на то, что подлинной сферой психологии является психическая жизнь психо-физического организма, не следует никогда пренебрегать и физическими составляющими психического опыта (необходимо учитывать состояние моторно-двигательного и сенситивного аспектов нервной системы, клеток головного мозга, органов ощущений, чувства голода, аппетита, реакций удовольствия-неудовольствия; необходимо учитывать половые различия, физические ограничения силы и способности сосредоточения, болезнетворный и деформирующий эффект физических недомоганий, разного рода недостаточность, патологическое функционирование и болезни).
Никакая попытка уврачевать страдающую душу не даст положительного результата, если тело предается забвению, и ни одна из них не будет истинно христианской, если при этом забывают, что тело благодаря творению, искуплению и пребыванию в нем Духа является всецело Божиим. Во всем потоке сознательной психической жизни человека полезно выделить определенные аспекты, имеющие дело с познанием, чувством, волей; определить фазы умственного развития, формы психологического опыта, расчленимые в сознании, но никогда не поддающиеся разделению в действительной жизни. Познавательный процесс состоит в восприятии ощущений из "внешнего" мира (включая собственное тело), определении их значения применительно к уже накопленному опыту, выражающемуся в "постижении" или "осмыслении" объектов, людей, ситуаций и "освоении" нового уровня осознания реальности посредством включения всего воспринятого в уже имеющийся запас воспоминаний и сопоставления с ним для получения новой информации. Размышляя над имеющимся результатом восприятия, разум повышает степень осознания окружающей действительности, открывает связи между известными реалиями мира и приходит к более полной истине, постигая сокрытые закономерности, на основании изучения которых можно сделать вывод о том, что будет и что должно быть. Абстрагируясь от объектов восприятия и формируя общезначимые впечатления или образы, разум приходит к "идеям", которые впоследствии облекают в слова, имена, символы, чтобы силою "воображения" (творческого, эстетического или теоретического) комбинировать из них новые модели.
Оба компонента - анализирующий разум и творческое воображение - в значительной степени расширяют сферу простого чувственного опыта, посредством которого разум постигает и объясняет окружающую действительность. Если анализ, сравнение, оценка и новая комбинация идей сознательно ориентированы на достижение какой-то определенной цели (когда анализируются только заслуживающие внимания идеи), то в таком случае мы мыслим; если же они представляют самодостаточную ценность и как таковые доставляют определенное удовольствие, то в таком случае мы мечтаем (или, как принято говорить, "воображаем"); если же мы используем наше воображение в ущерб разуму, то в таком случае мы предаемся фантазиям. Эмоциональный (чувственный) аспект сознательной психической жизни является источником разнообразных реакции на окружающую действительность, на идеи и опыт в целом, представляя собой освоение того, как явления и вещи "воздействуют на нас". Расположенность к тому, чтобы чувствовать или подвергаться воздействию какого-либо объекта или переживания, является врожденной (унаследованной), хотя некоторые эмоциональные реакции могут быть усвоены посредством обучения или скопированы у других. Гамма чувств простирается от ощущения конкретного физического воздействия на сознание (например, чувство голода) до возвышенного духовного отклика (например, поклонение); от простых, неразложимых состояний наподобие страха или гнева ("первичные эмоции") до состояний сложных (например, чувство благоговения - это и изумление, и страх, и смирение; чувство презрения - отвращение и превосходство). По интенсивности воздействия чувства простираются от слабых до непреодолимых; по эмоциональному оттенку - от приятных (с желанием продлить их или усилить) до неприятных (с сопутствующим отвращением и страхом). Из всех психических состояний чувства наиболее субъективны и относительны: одно и то же событие, например дождь, радует садовника и раздражает туриста, вселяет отчаяние в ребенка, предвкушавшего прогулку, страшит жертву наводнения и вызывает благоговение у поклоняющихся стихии дождя. По определению Адлера, людям свойственно испытывать чувства единения (объединяющие их в благом устремлении; сюда относятся чувства сплоченности, сочувствия, признательности) и чувства разобщения (противопоставляющие людей друг другу и разделяющие их; сюда относятся гнев, презрение); это разделение играет важную роль в социальном и религиозном контекстах.
У одних "первичные эмоции" могут свестись к чувству страха, гнева или любви, и они могут считать, что остальные чувства представляют собой комбинации вышеперечисленных; другие в разряд первичных эмоций включают радость, скорбь, отвращение, удивление, "позитивное или негативное самочувствие" или чувство нежности, симпатии, собственного достоинства, изумления, одобрения и неодобрения. Все чувства понуждают к совершению определенных действий: страх - к сопротивлению или бегству, гнев - к наказанию или мести, любовь - к совершению поступков, рассчитанных на признание; само слово "эмоция" означает "импульс к движению" (+шьзгдыу ещ ьщешщт+Ъ. Психологам никогда не удавалось установить, производят ли чувства определенные физиологические изменения (в кровообращении, дыхании, секреции желез), предваряющие соответствующее действие, или просто представляют собой констатацию того, что эти изменения совершаются. Волевой аспект психической жизни включает в себя тот положительный и начальный ответ на воздействие объектов и ситуаций, посредством которого мы стремимся отреагировать на окружающую нас действительность и произвести определенные изменения во всем, что на нас влияет. Чувство представляет собой более пассивную сторону ответа личности на всякие раздражители, хотя оно и приводит к определенному действию; воля же и процесс волеизъявления - это более активная сторона такого ответа, которая не только стимулируется чувством, но и сама в значительной степени усиливает его. Воле придается такое большое значение во многих религиозных и пасторских делах, что вопрос о ней требует детального рассмотрения. Однако "все сознание ориентировано на действие" в том смысле, что любое проявление психической жизни, каждая мысль, впечатление, мнение, чувство, идея или привычка, стремится реализоваться в действии и подавляется только другим таким же стремлением, вызванным противоположными мыслями, впечателениями, мнениями, чувствами, идеями или привычками. Бездействие является следствием равновесия противоположных побудительных импульсов, и это - существенный момент в понимании слабостей человеческого характера. Чувствовать - значит реагировать на различные раздражители; прекращение реагирования означает смерть, а весь процесс, посредством которого организм стремится реагировать на окружающую действительность, называется "волеизъявлением".
Этот трехчастный анализ, вполне уместный для описания самого явления, не должен подменять собой осознанной психической жизни: не существует накакого акта познания без достаточно прочувствованного интереса, способного локализовать внимание или пробудить реакцию; не существует никакого чувства без наличия какого-либо познанного объекта или идеи, способных пробудить это чувство и сосредоточить на нем внимание, а также без побуждения к достижению возможного удовольствия или уклонения от возможной неприятности. (В том случае, когда познанный объект или стимул столь неопределенны по своему содержанию, что кажутся отсутствующими, мы говорим скорее о настроении, чем о чувстве: к "безобъектным", "беспредметным" чувствам отсятся гнев, возмущение, которые, правда, стремятся сразу же определить логически обоснованный стимул и объективно наличествующую мишень.) Сознательная психическая жизнь представляет собой непрерывный процесс впечатлений, объяснений, эмоционального опыта и избирательной реакции; в этом процессе никогда не совершается отдельного, присутствующего "в чистом виде", абстрактного познания, чувствования, волеизъявления. В различных религиозных философиях, формах религии и различных религиозно настроенных людях могут преобладать мышление, чувство или воля, однако уравновешенная и полная по своему содержанию религиозная жизнь вбирает в себя всего человека: сюда входят истина, традиция, память, наполняющие разум верой и убеждениями, чувства благодарности, доверия, поклонения, умиротворенности, радости, подогревающие и поддерживающие внутреннюю жизнь в вере; сюда же входят и стремление к благочестивому поведению и служению, воля, в своих проявлениях полностью отвечающая истине, а также эмоции и идеалы, порождаемые в человеке религией.
В поток осознанной психической жизни входят и определенные сильные течения, представляющие собой особые врожденные модели, инстинктивные импульсы, составляющие основные жизненные порывы, которые обеспечивают движение жизни как в индивидууме, так и во всем обществе. Инстинкты представляют собой каналы, посредством которых изначальная жизненная сила находит свое выражение в каждом индивидууме; они служат источниками всевозможной энергии, будь то энергия святого, мыслителя или грешника; на них зиждется весь психический опыт, они определяют цель любой деятельности. Инстинкты представляют собой сырой материал, основу характера и их эмоциональная энергия придает динамику жизни. Однако (в отличие от прежней точки зрения) теперь человек не рассматривается как простая совокупность принудительных инстинктов, каждый из которых ищет своего конечного удовлетворения; нет, он - совокупность жизненных сил, проявляющих себя в четко различимых инстинктивных порывах, составляющих собой часть биологической наследственности всех нормальных особей того или иного вида.
Обстоятельное рассмотрение природы инстинктов следует начать с рассмотрения физиологических рефлексов, представляющих собой автоматические, едва сознаваемые реакции наподобие моргания или слюноотеделения. Подобно рефлексам инстинкты представляют собой связи между внешними и внутренними стимулами (чувственными впечатлениями, мыслями, а также чувствами, желаниями, импульсами, побуждающими к совершению действия), неопознанные, иногда почти не осознаваемые, но тем не менее служащие определенной цели. Однако даже когда побудительная причина отсутствует, стремление или предрасположенность к определенному реагированию все равно сохраняется, и поэтому инстинкт обычно определяют как глубоко укорененную в природе человека наследственную предрасположенность к реагированию на данную ситуацию (эта предрасположенность является врожденной, а не приобретаемой; само же реагирование протекает с определенной закономерностью и со стремлением достичь желаемого биологического результата, хотя нередко этот результат заранее не предусматривается). Если рефлекс специфичен и неизменен по своей природе, то инстинкт предполагает более общее содержание и включает в себя внимание к раздражителю (познание), пробуждение связанной с ним эмоции (эффект) и импульс к реагированию на раздражитель (волеизъявление); кроме того, он в большей степени поддается изменению благодаря определенной тренировке, переориентации или направленности на соответствующие идеалы. Инстинкты присущи всем нормальным особям вида; предрасположенность же к особым талантам или способностям представляет собой "дар", присущий отдельным людям. Старая "психология инстинкта" расширяла перечень человеческих инстинктов за счет включения в их разряд большинства автоматических реакций и действий (крик от боли, вздрагивание от неожиданного шума, ревность, игра, любопытство, сон, стремление к творчеству, к приобретательству, язык, призыв (крик о помощи), внушаемость, фомирование привычек и так далее).
Однако целесообразнее рассматривать всего лишь некоторые инстинктивные порывы, направленные на основные физиологические цели, как основу для возникновения многочисленных второстепенных стремлений и привычек. Например, основная потребность каждого живого организма, а именно потребность быть, самоопределяться и самоутверждаться в борьбе за существование в зависимости от условий оформляется как инстинкт насыщения, инстинкт приобретательства (с целью упрочения будущего существования), инстинкт самовыражения; инстинкт самосохранения в минуту опасности, порождающий инстинктивный страх; в столкновении с врагами пробуждается инстинкт боевого настроя, драчливости, ввиду же явного силового преимущества - стремление к бегству, в ситуациях непонятных и потенциально опасных - любопытство. Кроме того, одно и то же стремление быть может породить инстинкт безопасности, требующий созидания, строительства (какого-либо убежища, "норы") или состязания с другими, предосторожности и даже ревности. Глубинное стремление к продолжению рода тоже может явиться следствием стремления к самоутверждению в жизни или результатом какой-либо иной врожденной предрасположенности; оно побуждает к разнообразной деятельности и реакциям, связанным с полом: к определенной саморекламе, соперничеству, вступлению в брак, а после его заключения возникнет родительский инстинкт, вбирающий в себя стремление к созиданию (обзаведению "гнездом"), защите молодых членов семьи, забота о них, а иногда самопожертвованию ради них. Инстинкт воспроизводства (половой) принадлежит к тем инстинктам, которые не проявляются с непосредственной очевидностью, а существуют скрыто до тех пор, пока физические изменения или обстановка не создадут соответствующих и эффективных стимулов для его проявления. Много споров ведется о том, является ли стадный инстинкт или жажда общения следствием стремления к самосохранению и поиска защиты во множестве таких же особей или же это результат иной инстинктивной предрасположенности: из него проистекают инстинкты внушаемости, подражания, притяжения-отталкивания, групповых игр, влечения, общения (язык). Оспаривается, что формирование привычки, игра, большинство страхов (за исключением детских страхов перед громким шумом или падением), язык и, быть может, ревность являются более врожденными, чем приобретенными.
Сон (как и голод) представляет собой физиологическую потребность, удовлетворение которой протекает инстинктивно. Инстинкты самосохранения, самовоспроизводства (продолжения рода) и жажда общения (т.е. соответственное им сохранение индивида, рода или группы), по-видимому, следует рассматривать как подлинно изначальные биологические инстинкты, как способы основного стремления живого организма к возможности быть самим собой. Другие врожденные предрасположения (имитация, воинственность, страх) обоснованно можно назвать "инстинктивными" в том смысле, что они скорее возникают из первичных инстинктов, чем являются таковыми. Любой изначальный инстинкт и производная от него инстинктивная предрасположенность сопровождается сильным чувством: удовольствием при удовлетворении каждого инстинкта и болью при его подавлении. Таким образом они формируют мотивы нашего поведения, те мотивы, которые, так сказать, взывают к инстинктивному чувству как к цели, которую надо достигнуть, или к возможному результату, которого необходимо избежать, тем самым побуждая нас к совершению определенных действий. Инстинкт самосохранения может пробудить чувство агрессии, гнева, страха; половой инстинкт пробуждает "нежное чувство", физическую страсть, родительскую жалость, ревность; стадный - чувство преданности, страдания при расставании и так далее. Имено в этих инстинктивных чувствах реально заключены движущие силы жизни. Во благо или во зло, но именно они определяют все, что нас интересует; какие-либо сцены, предметы внешнего мира, впечатления, люди притягивают нас постольку, поскольку они стимулируют наши основные или производные инстинктивные эмоции; таким же образом идеи подвигают нас к героическим устремлениям, соперничеству, жертвенности, деградации или саморазрушению, поскольку они воздействуют на те же самые основные инстинктивные чувства. У цивилизованного человека эти простые изначальные порывы многократно и многообразно перекрываются и видоизменяются, однако в основе всех изменений лежат все те же врожденные потребности нашей природы, которые в конечном счете определяют наши цели, амбиции и достижения. Всякий "порыв" стремится к "удовлетворению" и поэтому определяется, чувствуется как "потребность"; потребность же, определяемая и воспринимаемая личностью, становится ее "желанием", а это инстинктивное желание, многократно усиленное сопутствующими эмоциями, является жизненной силой, устремляющейся к своим биологическим целям.
Вот почему подавление инстинктивных порывов и эмоций столь опасно. Загнанные в подсознание, они лишь усиливают свою мощь. Необходимо найти иные методы контроля и отвлечения; простое отрицание инстинктивных сил, существующих в нас, их подавление посредством всецело негативной, строгой самодисциплины представляет собой попытку сдержать стихийные силы самой жизни, что с неизбежностью ведет к таким бедам, как паралич, искажения в структуре личности или внезапный аффект. Наше понимание людей не очень изменится, если мы вместо того, чтобы сказать об унаследованных, врожденных инстинктах, инстинктивных порывах и эмоциях, будем говорить о человеческих "потребностях" или "врожденном тяготении", стремясь избежать сугубо биологического аспекта в таких вопросах и желая подчеркнуть огромную сложность и бесконечные модификации, которые возникают вследствие тренировки, обычаев и суждений личности. Считается, что сегодня человек уже вовсе не представляет собой некую статическую модель определенных инстинктов. Человеческая природа, насколько мы ее знаем, имеет некоторые изначальные потребности: - потребность в безопасности (в случае отсутствия которой возникает тревога во всех ее формах); - потребность в самоутверждении, в необходимости иметь и отстаивать свои права (в случае ее неадекватной реализации возникают различные неврозы, раздвоение личности, фрустрация, возмущение и так далее); - потребность в удовлетворении полового инстинкта, включающая в себя все формы чувственного комфорта и наслаждения. Эти три изначальных тяготения определяют все интересы и представляют собой базовый материал человеческого характера. Такой взгляд на проблему представляется вполне правомочным, однако не следует забывать, что прямая связь с глубинной, изначальной природой жизни, с пониманием человека как психофизического организма, связь с его биологическими устремлениями и, следовательно, с его инстинктивными эмоциональными порывами также заслуживает пристального внимания. И потому, помня об "инстинктах", мы не теряем из виду биологический аспект психологии.
Независимо от выбора терминологии можно выделить: 1) изначальное направление инстинктивного порыва, а также цель, которую он стремится осуществить (например, нормальная цель при состоянии страха - самозащита); 2) искажение инстинктивного порыва, возникающее в том случае, если он не имеет нормального выхода (как разнообразные страхи и тревоги являются следствием искаженного чувства страха, как тщеславие является следствием искаженного чувства самоутверждения; жадность - следствием искаженного чувства приобретательства; похоть есть извращение сексуального желания); 3) позитивная и полезная переориентация инстинктивного порыва, его "сублимация" (например, бдительность и острожность есть здоровая, выдержанная переориентация примитивной формы страха). Условности, порожденные культурой и общественной традицией, серьезно препятствуют выражению стихийной потребности; они, например, не дают человеку свободно выразить импульсивное стремление к агрессии или самовоспроизводству; так или иначе, но большой излишек энергии и связанных с нею эмоций находится в ожидании своего выхода за счет соответствующих стимулов, иногда порождая чрезмерные, некотролируемые вспышки страсти там, где этого меньше всего ожидают. В иных случаях излишек эмоциональной энергии может быть загнан внутрь, порождая скрытое страдание в глубине души. В каждом поколении человек должен находить средства для обуздания стихийных сил в себе самом, контроля над ними и лучшего их использования, чтобы жизнь индивида была насыщенной и цивилизация прогрессировала. Однако каким бы утонченным, упорядоченным и альтруистским ни стало поведение человека, не следует забывать, что энергия, определяющая поступательное развитие жизни, так или иначе является производной от изначального биологического порыва, инстинктивно стремящегося к осуществлению биологических целей. С одной стороны, нет сомнения в том, что человек, как мы его знаем в его плотской природе, обладает сильной биологической наследственностью, с другой же стороны, - он вскормлен историей, традицией и окружением; однако природа играет в его развитии столь же определяющую роль, как и воспитание, - можно даже сказать, что "человек в большей степени продукт наследственности, чем воспитания".
Согласно Хэдфилду, каждый организм в силу присущей ему необходимости стремится к полной самореализации, к завершенности. Ни один побудительный мотив не является столь непреодолимым, как эта неуемная потребность в удовлетворенности; согласно Юнгу, "человек озабочен мыслью о том, кем ему быть" и ему присуще стремление к целостности, к разумному, целенаправленному единству множества сил, соединенных в одной личности. Подобно тому, как реализация (удовлетворение) каждого отдельного порыва приносит удовольствие, достижение всеохватывающей гармонии изначальных устремлений приносит счастье, ощущение цельного благополучия. Однако опыт показывает, что такая гармония не является врожденной. Подобно тому, как в интеллектуальной жизни для достижения здорового умонастроения необходимо всю совокупность ощущений, идей и воспоминаний просеивать и отбирать посредством целенаправленного интереса и внимания, анализируя и упорядочивая их с помощью здравого рассудка и формируя из них адекватное знание об окружающей действительности, в волевой сфере для достижения здорового, последовательного характера необходимо гармонизировать, примирить между собой и упорядочить хаотический поток инстинктивных влечений, эмоций, желаний, порывов. В стихийных порывах живого организма не заложено никакой гарантии их гармонизации или интеграции в цельную личность. Например, инстинкт самосохранения может вступить в конфликт с родительским инстинктом, способным привести к самопожертвованию, если ребенку угрожает опасность. Вызванное жаждой общения стремление добиваться и удерживать одобрительную оценку той или иной социальной группы нередко противоречит половому влечению или стремлению к агрессивности, удовлетворение которых шокирует эту группу и отдаляет ее от индивида. Противоборство инстинктивных порывов может разрушить личность, истощить все ее физические силы, лишить цели и душевного покоя. Внутренний конфликт может породить тревожные симптомы неврастении или психоза, привести к нервному срыву, различным страхам, синдрому тревоги, бессоннице.
Когда же к отсутствию гармонии среди изначальных влечений организма присовокупляются противоречия и конфликты между ними и унаследованной культурой, обычаями, нормами и ценностями той социальной группы, в которой живет индивид, а также конфликты с его собственными нравственными установками, сфера кризисного состояния расширяется. Тогда этот закон интенсивных изначальных влечений противоборствует с законом ума и порабощает душу. Седьмая глава Послания к Римлянам представляет собой классическое изложение этой темы внутриличностного противоборства. Поэтому нравственная задача взрослеющего индивида состоит в том, чтобы интегрировать врожденные и приобретенные компоненты физической жизни, достигнув тем самым необходимой силы, мира и счастья, которые присущи уравновешенной, гармоничной личности. Исходя из этого, психологи много говорят о "системах" или "созвездиях", "сочетаниях" взаимосвязанных импульсов, мотивов, эмоций, целей с лежащими в их основании идеями, верованиями и интуицией; они говорят об организации психической жизни вокруг избранных тем, нередко заимствованных из культурных традиций той или иной социальной группы. Упомянутые системы упорядоченных инстинктивных эмоций, желаний и целей, называемые "установками" или "интересами", могут быть многоразличны: один индивид может сосредоточить свои эмоции, желания и верования вокруг своей гаражданской позиции, другой может иметь установку, ориентированную на его домашние дела, кто-либо еще - на сферу религии или карьеру, какое-нибудь хобби или спортивное увлечение.
В каждой системе какие-то из идей, мыслей, воспоминаний, желаний, инстинктивных влечений, верований и реакций человека формируют цельное единство, и поэтому в той сфере деятельности его поведение будет последовательным, устойчивым и предсказуемым. Сильная установка на патриотические чувства исключит возможность предательства; сильная установка на честность и правдивость не позволит человеку украсть. Если одна или две такие системы вбирают в себя внутренную жизнь человека, он приобретает сильный, "целеустремленный", деятельный характер; если несколько систем взаимосвязаны между собой, они могут усиливать друг друга, и тогда один и тот же человек может быть хорошим гражданином, отцом, работником, верующим и игроком в гольф. Если же эти системы не представляют собой связанного единства, человек может разрываться между общественными обязанностями, преданностью семье, своей работой и любовью к спорту. Если две системы вступают в противоборство (например, одна является строго религиозной, другая же ориентирована на чувственную сферу и потакание своим прихотям), человек в одной ситуации является одним, в другой - другим, и нигде он не реализуется полностью. Весь секрет личностной силы, внутренней гармонии и счастливой самореализации заключается в правильной организации и в успешном согласовании биологических сил с социальными, культурными, нравственными и религиозными нормами, которые их перекрывают.
Факторы, влияющие на процесс самоорганизации, различны.
1. Простая привычка создает определенную модель, которой последующая стимуляция инстинктивных наклонностей готова следовать без особого напряжения внимания и без особых усилий. Таково одно из проявлений природной экономии: мы совершаем множество действий, не сосредотачиваясь на них, потому что однажды приобретенная привычка стремится к повторению. Таким образом, взрослый человек в меньшей степени зависит от случайных импульсивных реакций, нежели ребенок. Однако это создает определенную проблему в том случае, когда мы начинаем отрицательно относиться к приобретенной привычке, ибо изначальная инстинктивная эмоция, усиленная бессознательным повторением, очень трудно поддается изменению; к "силе" создавшей потребность, прибавляется теперь и "сила привычки", стремящаяся совместить отношение и поведение личности как в совершении добра, так и в совершении зла.
2. Окружающая обстановка стремится стимулировать или подавить инстинктивные влечения с целью более комфортабельной и надежной адаптации к обстоятельствам. Такие аспекты инстинкта самосохранения, как забота о пропитании и приобретении необходимых вещей, превратившие первобытного человека в охотника, в современной городской жизни почти неузнаваемо изменились, приняв вид далеко идущих устремлений и, как считают некоторые психологи, трансформировавшись в утонченные виды охоты наподобие коллекционирования редких и бесценных предметов. Именно общественные нормы и санкции, выраженные в обычаях, традициях, родительских наставлениях и воспитании, серьезно видоизменяют стихию взрослеющей личности. Сексуальное влечение, ставшее в греховной природе человека беспорядочным и случайным, в силу экономической необходимости, потребности в совместном проживании и в силу родительского чувства нежности может быть основой, сохранения и укрепления семейного союза. Агрессивные и воинственные импульсы, являющиеся производными от инстинкта сомосохранения перед лицом опасности, могут видоизменяться в определенных обстоятельствах в жесткое внешнее поведение или научные изыскания. Изменение инстинктивной жизни посредством "психосоциального окружения", в котором организм приспосабливается к традициям, обычаям и социальному давлению, является одной из черт, присущих человеку.
3. Другой исключительно человеческой чертой, резко изменяющей инстинктивное поведение, является интеллектуальная способоность к рефлексии, предвидению и мышлению. Рефлексия (т.е. размышление о своем внутреннем состоянии) включает в себя воспоминания о прошлых реакциях и их последствиях, самокритику, самоодобрение и угрызения совести. Предвидение включает в себя предчувствие возможных последствий, а также поиск путей положительного решения конфликтов. Таким образом человек с пользой для себя накапливает личный опыт, заимствуя и опыт других людей, и предвидит свой жизненный путь, освобождаясь от случайных, импульсивных реакций на непосредственные раздражители. Мышление же определяется как отсроченная реакция, как пауза, предпринимаемая разумом для того, чтобы проконтролировать инстинктивные процессы в свете последовательных взаимопроникающих устремлений. В данном случае слепая реакция на инстинктивную эмоцию (по принципу "все или ничего"), характерная для ребенка или животного и проявляющаяся во вспышках ярости или безрассудного страха, видоизменяется во взвешенный, обдуманный и осмотрительный (т.е. огранизованный) ответ, харакерный для взрослого человека. Творческая фантазия направляет инстинктивное влечение по совершенно новым каналам, давая выход остаточной энергии в качестве весьма делеком от преследования изначальных биологических целей; так, например, половое влечение способствовало созданию такой литературы, стихов, драматических произведений, музыки, живописи, воспитательных систем, проведению социальных реформ для детей, осуществлению научных изысканий и оформлению религиозного мистицизма, как никакая другая отдельно взятая сила. Это достигается интеллектуальным восприятием абстрактных идей, отношений и символов, а также их подпиткой за счет глубинной энергии и интереса. Такова функция мысли и воображения в деле воспитания и облагораживания инстинктивной жизни.
4. Однако "целенаправленное действие представляет собой наиболее фундаментальную категорию психологии" (Мак Дугалл) и самый мощный фактор в интеграции инстинктивных реакций человека на окружающую действительность. Поскольку мысль отсрочивает реакцию, появляется возможность выбрать ее наиболее адекватную форму, сообразующуюся с предвосхищаемой и апробированной целью. Таким образом выстраиваются системы организованных ответов на инстинктивные импульсы и каждый реализуется как целое. Например, любой стимул в контексте установки на семью или любовь к родине воздействует не только на стихийное инстинктивное чувство пола и потребность в общении, но и на сложную, высокоорганизованную и интегрированную систему идей, переживаний, верований и целей, причем все они содействуют форме и силе ответной реакции. Если в развивающемся характере формируется одна, две или три "ведущих установки", которые к тому же контролируются одним, двумя или тремя доминирующими устремлениями, поведение человека приобретает большую цельность и последовательность. В конечном счете волеизъявление индивида будет сосредотачиваться на таком выборе, который уже предопределен импульсами, выработавшими ведущие установки: акт волеизъявления по сути дела превращается в акт отождествления с определенной ведущей установкой. При этом личность имеет несколько "я" или несколько сфер, в которых она живет (семья, работа, религия, отдых). По-видимому, во всякой конфликтной ситуации возможную реакцию будет определять наиболее сильная установка: даже сравнительно слабое желание, связанное с религиозной установкой, возьмет верх над достаточно сильным желанием, возникшим в контексте иной установки (например, установки на спорт), которому индивид (в сравнении с отношением к религии) не придает большого значения. Когда достигается такая степень организации инстинктивной жизни, личность развивается в благоприятном для нее ключе, приобретая твердость характера.
5. Но что же определяет эти ведущие устремления? Способность к рефлексии, самокритике и творческому воображению дает человеку возможность удерживать перед собой абстрактные понятия о тех целях и состояниях, к которым он стремиться и затем начать движение к ним. С психологической точки зрения эти воображаемые цели, присущие поведению человека, представляют собой идеалы, даже если с моральной стороны они заслуживают осуждения (например, ложные идеалы распутника, пьяницы или безжалостного убийцы). В способности формировать эти идеалы и следовать им заключается вся сила прогресса или деградации личности. Идеалы, с нравственной или научной точки зрения расцениваемые как благотворные для человечества, являются тем подспорьем, с помощью которого человек устремляется вперед в своем развитии. Сила идеала (хоршего или плохого) состоит в том, что он стимулирует одну или более систем инстинктивной предрасположенности, давая средства для достижения удовлетворения, привлекая к себе и тем самым фокусируя эмоции и обещая гармонию и самореализацию. Если обещанная перспектива окажется ошибочной, станет ясно, что выбор был неправильным, а идел - ложным, однако "именно идеал способен стимулировать волю и тем самым организовывать всю совокупность инстинктов в одно гармоничное целое". Не будет преувеличением сказать, что последовательный и уравновешенный характер является как следствием влияния идеалов, на которые ориентирован человек, так и влияния его материального, социального и культурного окружения, а также следствием прочих сильных воздействий, интегрирующих его врожденные, инстинктивные предрасположенности в сильную, цельную личность.
6. Идеалы, однако, не появится из воздуха и не представляют собой вымышленных, воображаемых целей, никак не связанных с реальным миром. Для того, чтобы обуздывать бунтующую волю, преодолевать внутренние конфликты и не терять себя как личность несмотря на возможные разочарования и душевный упадок, избранные идеалы, вокруг которых человеку приходится организовать свое поведение, должны корениться в выверенных убеждениях относительно окружающей реальности, а также природы жизни и Вселенной. Таким образом, завершающим организующим фактором является определенная философия жизни, которая в одном случае может быть всего лишь неопределенной совокупностью взглядов на жизнь, полученных от семьи и воспитания, в другом - сознательным отрицанием любой формы идеализма, исповеданием циничного, материалистического, фаталистичного или чувственного эгоизма, в третьем - сознательной ориентацией на определенные религиозные, философские или политические убеждения. Интегрирование личности вокруг определенной идеологии является результатом социального воспитания, опыта и личной решимости, формирующей особый набор психологических идеалов, в значительной степени подпитывающихся за счет традиций и общественной поддержки, но действующих в основном как мощное внутреннее влечение. В случае с религиозной философией оно усиливается за счет убеждения в том, что привходящие духовные силы, посредством которых усиливается врожденная нравственная энергия, доступны для веры и молитвы. Согласно Карлу Штольцу, "большинство людей, страдающих от излечимых психических расстройств, нуждаются в обретении адекватной философии жизни, в выработке животворных убеждений, способных поддержать их в трудную минуту... Мы должны ощущать самоценность жизни, всегда быть уверенными в том, что мы связаны с космической энергией, вовлечены в возможную для нас дружбу с Богом. Религиозные идеалы возвышают нас над грубыми преходящими моментами жизни, над превратностями нашей личной судьбы... создавая основу для мужества и надежды, которая не только помогает переносить жизнь, но и делает ее достойной, плодотворной и спокойной. Религия является объединяющим центром всех сил личности". Нет ничего удивительного в том, что религиозная жизнь и язык нередко несут на себе знаки интегрирования инстинктивных сил личности. Например, в религиозных гимнах, в учениях о Боге-Отце, о любви, в поглощенности верующих вопросами целомудрия и святости брака многое напоминает нам о том, что сексуальные эмоции переориентировались и облагородились в религиозной вере. Предрасположенность к общительности находит свое более высокое выражение в силе религиозной преданности, в осознании ценности товарищества, в сохранении общественных традиций, в убежденности, что дружеская связь с Богом не прерывается. Импульс самосохранения по-своему сказывается на религиозных идеях спасения, убежища в Боге и личного бессмертия. Остается только сказать, что религиозная вера является принципиально человеческой особенностью; она обращена к человеку и воспринимается им величиной сотворенной, имеющей свои специфические потребности; она дает положительный и плодотворный выход его влечениям, которые, в противном случае, обретают опасную тенденцию к саморазрушению.
С точки зрения психолога, религия, к сожалению, может формировать и свои опасные тенденции. Чрезмерный акцент на религиозном послушании, пренебрежение личной свободой может сформировать духовно увечных, несостоятельных людей, неспособных к несению всей полноты нравственной ответственности и к какой-нибудь инициативе. Аппеляция к учениям, связанным с идеей вечного осуждения, может породить ложный страх, изматывающий и без того измученные души. Неуравновешенное (и небиблейское) отношение к сексу вместо исцеления может привести к острым духовным конфликтам. Даже чрезмерный акцент на преданности семье может вылиться в фиксацию чувств на отце или матери, что создает помехи для всестороннего развития, необходимого сыну или дочери. Настойчивое стремление следовать какому-либо жесткому нармативу духовного опыта может породить иллюзорное убеждение в необходимости наличия собственной вины как непременного условия божественного прощения. Смысл некоторых популярных гимнов состоит в страстном стремлении вернуться назад к той безопасности, которой был окружен ребенок, и навсегда обрести желанную награду покоя и утешения; такая мечта может породить в слабых людях стремление вернуться к детской зависимости, что в действительности ослабляет характер. Иногда поверхностное, ошибочное представление о молитве может ослабить собственную инициативу и ответственность. Быть может, с психологической и социальной точек зрения нет ничего столь безусловно орицательного, как плохая религия. Однако это является негативным свидетельством силы религии и не оставляет сомнений в том, что, как сказал один из авторитетов клинической психологии, в своем наилучшем проявлении религия дает единственное полное излечение от невроза (жизни, основанной на страхе), поскольку она наделяет жизнью, сознательно основанной на любви, доверии и вере в конечную и непоколебимую основу нашей безопасности - в любовь Божию. Итак, человек только тогда достигает зрелости, уравновешенности и безопасности, когда он интегрирует все компоненты своей природы (инстинкты, реакцию на окружение и способность к абстрактному мышлению) в организованную личность; если интеграция не удается, возникает противоборство противоположных импульсов, которые или расщепляют психику человека, или создают шаткое равновесие, грозящее взрывом в любую минуту. Процесс самоорганизации идет постепенно и достигает желанной цели только после того, как утихнут бури подросткового периода; этот процес может быть очень нелегким, будучи связанным с борьбой, самоотречением и страданием. Обычно религиозные люди (включая и пасторов) объясняют свой успех или неудачу силой или слабостью "воли". Исходя из этого, необходимо обстоятельно рассмотреть природу и функцию воли. Однако прежде чем приступить к этому, необходимо описать другую сторону психологического опыта, которая даже более существенна для пастора в деле понимания природы людей и их проблем; речь идет о таинственном и властном царстве "подсознательного", лежащем в основе потока осознанной психической жизни.
Пастору было бы гораздо легче давать советы и наставления, если бы все, что происходит внутри личности и все, чем характеризуются межличностные отношения, протекало бы на "верхнем" уровне сознания, то есть на том уровне, на котором мы осознаем окружающий нас мир, нас самих, других людей, различные ситуации и наши вполне понятные нам реакции на все это. Однако жизнь не столь проста. На самом деле мы одновременно живем в пяти уровнях психического, и наше поведение сразу определеяется всеми пятью. Помимо просто сознания существует групповое сознание, самосознание, подсознание и неосознанное; такая картина осложняет процесс оказания помощи. С групповым сознанием пастору не часто приходится иметь дело. Наиболее ярко оно проявляется в так называемой"психологии толпы", для которой характерно "эпидемическое" распространение определенных переживаний (добрых или злых, радости или страха); кратковременные впечатления, легко исчезающие, как только толпа рассеется; повышенная внушаемость, в результате которой толпа с готовностью идет на то, что немногие отважились бы начать поодиночке; потеря определенной степени здравомыслия и пониженное чувство ответственности. Более глубокий уровень группового сознания возможен там, где определенная совокупность людей существует постоянно в отличив от ненадолго собравшейся толпы и где связующий интерес не случаен и поверхностен, а глубок и важен, как, например, в христианской общине. В таком случае,для пастора Как духовного водителя важно учитывать динамику каких-либо групповых споров, совместного принятия решений, совместной работы, а также взаимного ободрения и поддержки. На уровне самосознания мы осознаем себя; осознавая окружающий нас мир, других людей, предметы и ситуации, - мы осознаем себя в процессе размышлений, определенных переживаний, действий посредством привычек и принимаемых решений.
Для самосознания характерны рефлексия, самоанализ, положительная или отрицательная самооценка. Есть люди, которые довольно смутно осознают, что происходит у них внутри, и считают, что интроспекция и самоаналиэ - дело трудное да и неприятное; для других же внутренний мир - самый реальный и самый понятный сюда в первую очередь следует отнести тех, у кого несчастливо сломились личные отношения и кто подавлен внешними обстоятельствами. Для многих христиан обращвнность вовнутрь себя и поглощенность своими переживаниями равнозначна духовности и истинному религиозному пасторов. Неудивительно поэтому, что большинство "духовных страданий" возникает в результате бесконечного самоанализа и самообвинений. В излишней обращенности на себя самого коренится немалая гордость, ощущая которую человек боится что-либо делать, так как боится оказаться несостоятельным или выглядеть нелепо. Это приводит к нерешительности, напоминающей Гамлета: мы заняты не самой проблемой или ситуацией, в которой находимся, а исключительно своими реакциями на эту ситуацию, своими страхами и мотивами.
Иной раз необходимо со всей настоятельностью подчеркивать, что погруженность в свои переживания эгоистична по своей сути и что на самом деле о нашем характере плохом или хорошем свидетельствует наше поведение. Вследствие чрезмерной озабоченности самим собой может возникнуть другая опасность - опасность самообмана. Анализируя свой внутренний мир, мы рискуем затронуть какое-либо больное воспоминание, какую либо неприятность в наших личных отношениях или лишний раз напомнить себе о каком-то проступке, - и вот наш разум, занятый самоанализом, пытается убежать от этих воспоминаний и совершенно иначе объясняет наши взгляды и поведение, придавая им вид, более приемлемый для рас самих. Когда Иисус сурово осудил долгие молитвы в общественных местах, усмотрев в них не проявление подлинного благочестия, а стремление "показаться пред людьми". Он тем самым положил мерило нашему истинному самопознанию и нашей честности и объективности, - то мерило, которое приложимо ко многим ситуациям. Не потому ли мы проповедуем, что попросту стремимся к саморекламе, не потому ли склонны придерживаться интеллектуального скептицизма, что прячем за ним наш мятеж против нравственных устоев, не потому ли готовы к оправданиям и извинениям, что скрываем за ними наши неудачи? Не потому’ ли мы пристрастны, что детство пришлось провести в таких условиях, за которые нам теперь стыдно или которые мы готовы оправдывать несмотря ни на что? Быть может, то, что мы делаем или защищаем "из принципа", в действительности является всего лишь следствием нашего воспитания или каких-то личных выгод. В большинстве случаев, здесь нельзя говорить и лицемерии, о том, что мы сознательно вводим в заблуждение других людей, стараясь внушить им, что нами движут те мотивы и взгляды, которых на самом деле не имеем. На данном уровне речь идет о полуосознанном самообмане, когда человек, исследуя себя самого, не может спокойно принять свой собственный приговор и заменяет его другой оценкой, совершенно себя уверив в ее объективности. Обман, конечно, может протекать и на более глубоком уровне, в сфере подсознательного или даже неосознаваемого, но в таком случае нельзя говорить о самообмане в точном смысле слова, так как здесь человек просто не знает причин своих поступков и установок.
На самом деле немногие религиозные убеждения имеют рациональное обоснование: большинство из них коренится в условиях воспитания, в верности какой-то общности людей, в силе традиции или в том реальном или воображаемом преимуществе, которое мы получаем, отстаивая какую-то конкретную точку зрения. Соулс красноречиво описывает, как один атеист оспаривает достоверность всего, что говорится в Книге Бытия, - и только потому, что его невеста убежала С учителем воскресной, школы! Упомянутый процесс рационализации нередко свидетельствует о том, как люди, пребывающие в состоянии дискомфорта, оправдывают свои слова и поступки самыми неубедительными причинами и противятся любым доводам консультанта, стремящегося исправить их неверную установку. Никогда не надо оспаривать приводимое объяснение: вместо этого лучше всего добраться до подлинного мотива и разобраться с ним. Другой прием, с помощью которого мы нередко уклоняемся от нелегкого для нас процесса подлинного самоосознания, состоит в перенесении своих собственных мотивов, установок, наклонностей и слабостей на других людей. Те, кто очень любит спорить, обвиняют других в догматизме и косности, исполненные гордости видят гордыню во всех остальных, лживые подозревают ложь в каждом слове, какая-нибудь дама может испытывать явную неприязнь к другой за якобы присущую ей сентиментальность или неопрятность, что на самом деле выдает ее собственные черты характера и привычки. "Мы вселяем в других нежеланные для нас слабости и ненавидим в них те недостатки, которым сами втайне подвержены", - пишет Хэдфилд. Однако следовало бы поступать как раз наоборот: тайком снося наши собственные ошибки, мы могли бы терпеть их и в других или, понимая, как нелегко от них избавиться, не отваживались бы осуждать ближних. 5. "Познай самого себя", - гласит древняя мудрость; если пастор научиться понимать уловки, которыми его собственный разум пытается его провести, это не раз поможет ему увидеть второй план во всех тех объяснениях и "исповедях", с которыми к нему приходят люди, и выявить реальную проблему, сокрытую во множестве других, о которых они говорят.
Подсознательное представляет собой целое царство или вместилище впечатлений, воспоминаний, представлений, чувств, убеждений, мотивов, идеалов, всю совокупность переживаний от встреч с людьми, от прожитых ситуаций и событий, перечень имен, навыков и всего остального, что не осознается ежесекундно, но что мы можем вспомнить. Фрейд предпочитал называть этот мир миром "предсознания", поскольку в любой момент мы своею волей, каким-либо замечанием, картиной или сценой, "напоминающей" нам о нем, можем актуализировать в сознании все его богатство. То, что мы временно забыли, может"переступить" порог сознания и "вернуться" к нам, как только мы обратим к нему свое внимание. Значительная часть нашей жизни протекает ниже уровня осознания, поскольку это один из способов, посредством которых природа экономит наши силы и внимание. Ясли бы каждый миг мы действительно слышали и чувствовали все, что доступно нашему сознанию - тиканье часов, прикосновение одежды, собственное дыхание, биение пульса, ветра, шум транспорта и сердца, температуру в комнате, дуновение крики детей, предметы, воспринимаемые боковым зрением,- если бы мы постоянно были вынуждены все это осознавать, мы не могли бы ни на чем сосредоточиться и не могли бы ничего вспомнить. И тем не менее мы действительно все это воспринимаем; если часы перестают тикать, если автомобиль включает задние огни, ребенок начинает визжать, а температура падать, мы тотчас проявляем признаки беспокойства.Мы действуем подсознательно: направляясь в сторону холма или шагая по направлению к лестнице, мы не думаем об этом и не сосредотачиваем на этом нашего внимания; мы выключаем свет, закрываем на ночь дверь, а потом идем проверять все ли мы выключили и закрыли. 3 нашем подсознании запечатлевается все, что было выражено не слишком ярко, что не соотносится с нашими первоочередными на данный момент потребностями, все, на что наложились другие впечатления, я также все то, что вызывает у нас неприятные ощущения (например, человек, который нам не нравится, пересекает улицу, и мы его не замечаем"). Однако все это остается в пределах досягаемости нашего сознания, ч иногда мы с удивлением вспоминаем:"Ну да, конечно, теперь, когда вы упомянули об этом, я припоминаю, что видел ее вчера на главной улице!" Удивительное дело: иногда наше подсознание без нашего участия работает над той или иной проблемой и неожиданно "выдает" решение, к которому мы как будто и не причастны. "Тогда я вообще не думал об этом, но когда одевался, меня вдруг осенило: вчера она должна была быть в Париже, а не в Лондоне, поэтому я понял, что выходной пропал!" Иногда те проблемы, которые вечером или в затруднительных обстоятельствах казались нам неразрешимыми, утром неожиданно решаются; и решения, над которыми мы вообще не трудились,постепенно вырисовываются во всей своей полноте и очевидности. Вотерхауз говорит, что в данном случае идет процесс подсознательного "вынашивания" впечатлений, который завершается выработкой постоянных представлений, и советует использовать эту способность в ходе подготовки к проповеди, позволяя избранной теме "вскипеть" и лишь потом приступать к ее письменному оформлению.
Многие на собственном опыте знают о том, как подсознательные впечатления и эмоции оказывают влияние на их действия и установки однако надо иметь в виду, что иногда, стремясь помочь собеседнику осознать те связи, которые тот предпочитает не видеть, пастор столкнется с удивлением и даже гневом. Чем меньше опыта у специалиста, тем больше вероятность, что он будет подчеркивать свое положение за счет каких-либо внешних проявлений, например, в одежде в обстановке своего кабинета, в непременной латунной вывеске на его дверях, в удостоверении, заключенном в рамку. Чем шире воротник пастора, тем меньше уверенности у его обладателя! Многие рекламные объявления используют механизм подсознательных ассоциаций. Например, получая информацию о том, что такое-то болеутолтощее средство "в результате научной проверки оказалось чище и сильнее" любого другого, мы одновременно видим белые халаты, весы, слышим колбы, пробирки, лабораторные столы, научный жаргон, - и все это придает совершенно необоснованному утверждению крайне сомнительную силу Целое учение. например, учение о предопределении мы можем отрицать как "опасный вздор", однако не потому, что поняли его смысл и объективно оценили аргументы, на которых оно зиждется, а всего лишь по той причине, что на> не нравится Павел, с сочинениями которого оно обычно связывается.
Те же самые идеи и мысли, однако исходящие из уст глубоко уважаемого проповедника, могут тотчас показаться обоснованными и полезными, хотя по сути остаются такими же непонятными, как и прежде. Какое-нибудь песнопение может разонравиться только потому, что его любила девушка, оказавшаяся неверной. Любой исследователь, получая какую, бы то ни было информацию, оценивает и вбирает ее в себя, причем она,либо сразу согласуется с уже имеющейся совокупностью знаний и оценок, либо усваивается несмотря на внутреннее сопротивление; упомянутая совокупность не осознается человеком во всей своей полноте, однако, сохраняя свою силу, на подсознательном уровне способствует тому, что новые факты принимаются или отбрасываются. Любое предубеждение обусловлено подсознательно и, будучи таковы, не поддается рациональному анализу или опровержению только потому, что реальные причины его существования относятся не к сфере логики, а к области ассоциаций, эмоций и интуиции.
Наши мечты оживляют подсознательное; когда мы фантазируем, образы и ассоциации всплывают без умышленного сосредоточения внимания, однако при желании можно проследить сокрытые связи. О "подсознательном", оказывающем воздействие на наши мысли и поведение, нередко говорят как о "бессознательном", однако в данном случае необходимо учитывать, на какой глубине хранится информация, находящаяся за порогом сознания. К сфере "подсознательного" лучше всего относить те детерминанты наших мыслей и установок, которые, будучи до времени сокрытыми, могут выявиться при искреннем и серьезном самоанализе, например, с помощью друга, который открыто говорит с вами о вас. Каждый духовный наставник должен стремиться к точу, чтобы помочь христианам обрести такой уровень самопознания, открывающий путь к более честной, свободной и действенной самокритике; в работе пастора это может означать помощь в обретении более обоснованной нравственно-эмоциональной самооценки, однако нередко все сводится к тому, чтобы все, кто по своему характеру обидчив, подозрителен, пристрастен и нетерпим, смогли обрести более честный и открытый взгляд На себя и других. Бессознательное Сфера бессознательного включает в себя более полный по сравнению с подсознательным объем впечатлений, мыслей, представлений, чувств, убеждений, включает все, что когда-либо было доступно сознанию, но что теперь человек не может произвольно вспомнить и что мы в состоянии уловить только иным, косвенным образом. Существование бессознательного и его влияние на нашу жизнь не вызывает сомнений: некоторые формы истерии, различные фобии, мании, действия, которые человек совершает под гипнозом и которые потом не может объяснить, все это явно свидетельствует о наличии связи между нашими нынешними установками и переливаниями и отдаленными, совершенно "забытыми" событиями детства, какими-то существенными для нас мечтами, а также серьезными и неоднократными ошибками; многие другие общепризнанные формы опыта также свидетельствуют о наличии этой "преисподней" в человеке. Здесь формируются скрытые мотивы, обуславливающие во многом наше поведение, настроение, наши установки отсюда возникают некоторые формы рационализации и многие антагонистические противоречия. Наше сознание и сфера бессознательного находятся в постоянном взаимодействии, хотя о втором мы знаем только по результатам его влияния, которые осмысляются после того как вырисовывается динамика этого влияния. У каждого человека сфера бессознательного включает в себя гораздо больше того, что когда-либо было им осознано; здесь хранится все его прошлое, включая тот опыт (например, детские переживания, а также периода утробного развития), который никогда им не осознавался. Какие-либо наклонности или черты характера, определяющиеся строением нашего мозга или нервной системы, привычки, связанные с так.ими физиологическими процессами как дыхание, пищеварение, крово обращение, слагаемые нашего внешнего вида (вес, цвет глаз и волос и психической конституции медленность речи или изменчивость темперамента), которыми мы обязаны нашим предкам и той расе, к которой принадлежим, - все это, быть может, никогда не осознаваясь намечаемых нами как основа для мотивации наших поступков и целей, тем не менее постоянно делает нас тем, что мы есть. Все, что мы когда-.-либо пережили, прочувствовали, продумали, ощутили, все, к чему стремились, о чем мечтали, чего хотели, - все это "где-то" остается, дабы заявить о себе тогда, когда мы окажемся в состоянии шока, нервного возбуждения, гипнотического транса или длительной регрессии поведения, свойственной старикам. Любое неудовлетворенное желание, которое мы сознательно или,даже бессознательно подавляем и отвергаем, уходит в сферу бессознательного, дабы время от времени заявлять о себе а фрормче нашего беспокойства, а иногда и нервного срыва. Все неразвитые способности, "проблески" артистического таланта или же способности к научной работе, которые так и не получили возможности "заблистать" в полную силу, оттесняются на задний план нашего сознания, оставаясь источником недовольства. Однако надо отметить, что особо важное значение во взаимодействии бессознательного и сознания имеют переживания детства и переживания, связанные с вытеснением тех или иных желаний.
1. Переживания детства. Фрейд уделял значительное внимание детской сексуальности, имея в виду, что в дальнейшей жизни на человека оказывают влияние биологичаские компоненты его детской; природы, которые в положенное время превращаются в зрелый половой инстинкт, появляющийся во всех его аспектах; с его точки зрения большинство психических нарушений возникает а результате того, что ребенок не может адаптироваться к развитию своей сексуальности.
Безжалостный, эгоизм и крайние переживания, характерные для раннего детства, тоже подавляются как несовместимые с требованиями других людей, от которых зависит благополучие и безопасность ребенка, и иногда подавленные эмоции сохраняют всю свою силу и впоследствии оказывают отрицательное влияние на формирование взаимоотношений индивида с другими людьми. Пренебрежение, жестокость, одиночество, страх, неприятие, пережитые в детстве, остаются "похороненными"в бессознательном, постоянно грозя какими-либо неприятностями в дальнейшей жизни.
Если вы были самыми старшим ребенком в семье, вы, быть может, более склонны к деспотичности, ревности или сочувствию; если вы были самым младшим ребенком, в вашем характере могут проявляться тревога, страх перед возможным запугиванием или стремление к тому, чтобы вас баловали; если же вам довелось жить среди старших и младших братьев и сестер, вы можете проявлять неуверенность, нерешительность, сомневаться в себе как личности, а также сомневаться в обоснованности того положения, которое занимаете. Если здоровая молодая женщина боится проезжать через туннель или снимать платье через голову, это может быть следствием бессознательного пережитого ею ее собственного долгого и трудного рождения. "Трудный" подросток, который до того не любит свою младшую сестру, что совершенно ее не замечает, не знает (и не согласится, даже если ему скажут об этом ), что его нелюбовь возникла в результате того, что долгожданная поездка на континент была отложена, чтобы оплатить расходы, связанные с ее рождением. "Похороненные", "забытые", "затерянные" переживания детства на самом деле сопровождают нас всю нашу жизнь, властно, хотя и бессознательно способствуя формированию нашего представления о нас самих, формированию нашего характера.
2. Переживания, связанные с подавлением собственных чувств. Подавление представляет собой процесс, в ходе которого ные порывы и сопутствующие им эмоции вытесняются за пределы их осознания в силу того, что окружающая обстановка, угрызения совести, возможное неодобрение со стороны общества или несовместимость этих чувств с желанными целями делают их болезненными, неприемлемыми, вносящими раздор во внутренний мир человека. Надо помнить, что вытеснение таких переживаний всегда протекает в сфере бессознательного; речь идет не об осознанном и преднамеренном контроле над своими инстинктами, а о бессознательном их непризнании, брезгливом вообще нежелании допустить, что они нас существуют, настойчивом стремлении вытеснить их из нашего поля зрения. Сознательное подавление многих желаний является неотъемлемой особенностью цивилизованного человека, составной частью его самодисциплины и неизбежным способом адаптации к жизни общества и собственному личностному развитию. Удовлетворение всех наших порывов и желаний привело бы к хаосу, самораэрушению и одичанию; сохранение внутренней цельности предполагает отрицание некоторых желаний ради удовлетворения других. Например, отрицание стремления к беспорядочным половым связям необходимо для удовлетворения инстинкта отцовства.
Однако бессознательное вытеснение, которое только игнорирует такие порывы, отрицает саму возможность их существования, отказывается как-то разрядить создавшееся напряжение и найти возможный выход для накопившихся чувств, опасно по своей сути, поскольку является источником большинства "бессознательных конфликтов", депрессий, неврозов, обостренных реакций, иррациональных страхов, истерий и даже помешательств. Можно подавлять ужасные воспоминания и переживания (например, времен войны), сознание будет просто не признавать их, загонять в подполье, где они все равно могут стать причиной серьезных расстройств и прорваться в сознание в виде кошмаров. Вытесненные эмоции, воспоминания и переживания не уничтожаются; они приводят к "гражданской войне" сознания и всего, что оно признает, и бессознательного, вобравшего в себя все, что было подавлено. "Бессознательное таково именно потому, что существует действенная сила, держащая его вне пределов осознания", - пишет Ли. Эта сила - сила подавления, властно проявляющая себя в противоборстве любой попытке выявить ее и как-то с ней разобраться; противоборство проявляется в страхе, гневе, тревоге и даже самоубийстве. Детерминанты нашего поведения могут годами "дремать" в бессознательном, чтобы потом, спровоцировав эмоциональный стресс, шок, какую-нибудь болезнь или психический срыв, вновь заявить о себе с удивительным упорством и силой. Пастору, по меньшей мере, надо знать так называемые "механизмы" бессознательного, которые наглядно свидетельствуют о его многостороннем влиянии и предлагают средства контроля над присущей ему энергией и управление ею. 1. Фрейд вы,целил много так называемых "парапраксий", или ошибочных действий (оговорки, неправильное восприятие сказанного, неверное прочтение написанного, якобы позабытые обязательства и обещания), которые не являются чисто случайными, но,напротив выдают наши бессознательные установки, выявляя глубинные мотивы, недоступные осознанию.
Нет сомнения в том, что усталость, какая-нибудь болезнь, возбуждение или страх тоже могут ослабить нашу способность к сосредоточению и самоконтролю,нередко в дело вступают и неосознанные мотивы: мы, например, почему-то так и не можем отослать письма, однако причина в том, что мы не любим человека, которому оно адресовано; мы что-то забываем дома, эта не случайность и не что-либо другое,- мы просто хотим вернуться домой. Врач выписывает больному неправильный рецепт, и причина этого в давно затаенной ненависти к нему; в разговоре мы часто и "случайно" упоминаем совсем другое имя, поскольку где-то "глубоко" переживаем за этого человека. Говоря "корыстный" вместо "бескорыстный" и "я сделал" вместо "я не сделал", мы иногда оказываемся более правдивыми, нежели нам хотелось бы. В то же время надо помнить, что большинство ошибок не несет в себе какого-то сокрытого смысла, и любую возможность бессознательной мотивации надо как следует доказать, а не искусно выдумывать какие-то истолкования.
2. Существует психоаналитический метод свободных ассоциаций, суть которого сводится к тому, чтобы в свободном, ничем не связанном и, быть может, нелогичном потоке слов позволить какой-либо идее "всплыть" на поверхность нашего сознания. Считается, что в действительности связь между различными представлениями не является свободной: она скорее явилась результатом прошлых ассоциаций, рожденных давно забытыми переживаниями. В свободном потоке речи, начавшемся с какого-нибудь случайного слова, может проявиться тенденция к возврату к каким-либо ключевым переживаниям (напривер, боязнь емноты, наготы, ненависть к кошкам), которые тем самым заявляют о своей значимости. Если же связи между какими-то двумя представлениями никак нельзя избежать, одно из них может вытесняться (например, частое упоминание о женщине без упоминания о ее муже); какие-либо колебания и стремление уйти в сторону могут свидетельствовать о серьезном подавлении чувств. Если во время длительной беседы с психоаналитикоы затрагиваются какие то конкретные сферы сознания, пациент может начать суетиться, заикаться, сцеплять и расцеплять руки, бессознательно выявляя наличие внутренней напряженности. Когда таким образом удается вспомнить и осознать то, что коренилось в бессознательном, нередко появляется возможность объяснить причины болезненных симптомов и устранить их.
3. Нередко проникнуть в сферу бессознательного удается и с помощыо гипноза, погружающего пациента в состояние гипнотического транса, в котором устраняется барьер между самосознанием и внутренним цензором, способность к воспоминаниям возрастает и легче достигается расслабление, необходимое для получения свободных ассоциаций. Тот факт, что во время гипнотического сеанса появляется возможность проводить целительное и конструктивное внушение, свидетельствует о том, что с помощью данного метода можно управлять бессознательным и выявлять его содержание, хотя надо признать, что сегодня уже никто не ставит перед этим методом завышенных целей, имевших место ранее.
4. Другой формой свободного, ненаправленного и неподцензурного раскрытия сферы бессознательного является сновидение, которое Фрейд назвал "царским путем к истолкованию человеческих помыслов". Смысл сновидения может быть вполне понятен (например, голодному снится еда), однако иногда сновидение может представлять собой форму самоанализа, и здесь требуется серьезный навык истолкования. Реакция пациента на собственное сновидение может выявить, в чем кроется его эмоциональное значение; если же оно повторяется часто, то можно с уверенностью сказать, что оно играет важную роль в жизни бессознательного. Некоторые считают, что сновидения - это предохранительный клапан, высвобождающий скрытое напряжение и указывающий пути возможного разрешения проблемы. Нет сомнения в том, что многие сны свидетельствуют о глубоко затаенных конфликтах, каких-то страхах, желаниях, установках; если часто снится падение, то это может свидетельстаовать о неуверенности в том, что наше положение прочно (равно как наш финансовый статус или брачный союз) .С другой стороны, нельзя не признать, что многие сновидения вызваны довольно простыми внутренними и внешними причинами: несварением желудка, возбуждением, болью, воспоминаниями, светом, звуком, температурой, неудобным положением; кроме того, привычка, темперамент и другие черты характера тоже оказывают влияние на содержание снов. Для сновидений, свидетельствующих о жизни бессознательного, обычно характерен некоторый символизм.
5, Символизм - язык бессознательного, ибо, если бы можно было ясно выразить истинное состояние психики, асе подспудные причины нашего поведения можно было бы осознать. Детское мышление, а также мышление на самых примитивных его ступенях, протекает не на уровне слов и абстрактных понятий, а в образах, вернуться к которым мы можем в спонтанных, ненаправленных размышлениях, а также в мечтах и сновидениях; образы выражают не столько то, что мы поняли, сколько то, что ощутили. Если образ имеет примерно одно и то же значение для разных людей (напримвр, флаги или крест), он становится общепризнанным символом однако, если в нем выражается конкретная особенность подсознательной сферы того или иного индивида, он является символом частного порядка, смысл которого поначалу неясен. Если проповедник испытывает какое-либо беспокойство по поводу своего служения, в его сновидениях это может выразиться в образе шаткой кафедры; если для водителя характерно состояние чрезмерной тревоги, ему может присниться ужасное крушение поезда; потеря монет или драгоценностей символизирует тревогу за детей, которые далеки от родителей. Весьма разнообразен бесконечный эротический символизм, в котором проявляются сексуальные фантазии.
Некоторые из них имеют вполне здоровую основу, поскольку сновидения, связанные с сексуальным поиском или удовлетворением, столь же естественны, сколь естественны сны, в которых человеку, потерявшему ногу, снится совершенный атлет; большинство же предметов, которые мы видим во сне, можно уподобить чем -то, связанному с сексуальным опытом. Переживания и подавляемые нами чувства, о которых мы "выбалтываем" в потоке свободной речи, а также частое повторение определенных символических черт могут стать ключом к расшифровке символа. Нередко реакция на какую-нибудь травмирующую причину может выражаться в стремлении к обратному символизму. Те наклонности, которые мы бессознательно подавляем, побуждают к символическому выражению противоположных устремлений, причем это может происходить не только в сновидениях, но и в повседневной жизни нашего сознания. Какая-либо ненормальная установка или поведение могут на деле представлять собой обратную символику нормальной, но подавляемой деятельности. Например, жестокое подавление сексуальных инстинктов у остро чувствующего религиозного человека может символически выражаться в крайних формах пуританства, в категорическом протесте против какого бы то ни было упоминания о сексе, способах планирования семьи, абортах и даже женщинах. Чрезмерное сексуальное желание может порождать эротические сновидения или сны о принятии мучений ради сохраниния чистоты. Бессонными ночами студент может довести себя до отчаяния мыслью об экзаменах, однако не потому, что он боится не сдать их, а потому, что, сдав, может получить какое-либо деловое предложение, которое разлучит его с любимой девушкой.
И, тем не менее, он осознает. что должен стараться. Чрезмерная тревоге, заставляющая его падать духом, в действительности символизирует подавляемое противоборство желаний. Цинизм может быть обратным символом угрызений совести. По словам Фосдика совесть довольно часто представляет собой зов добра, загнанного на дно души. Бессознательный символизм может быть следствием того, что индивид отождествляет себя с друзьями или коллегами, с положительными героями, негодяями или жертвами какого-нибудь фильма, пьесы или рассказа. Поступая таким образом, он получает возможность за счет сопереживания ощутить те радости или страдания, которые в нашей повседневной осознанной жизни мы стесняемся или боимся пережить. На этом покоится древнее учение о катарсисе: великий художник, обращаясь к средствам, заложенным в искусстве живописи, драмы, поэзии и музыки, символически выражает все то, что сокрыто в глубине бессознательного, и, видя как это бессознательное обретает имя, форму и выражение, мы, переживая страх, жалость, гнев, веселье или восхищение, вселяемое в нас произведениями искусства, внутренне "очищаемся" Прежде всего надо сказать о высокой драме, которая предполагает два уровня: осознанного интереса к происходящему, увлеченность развитием сюжета и характеров и подсознательного освобождения от того напряжения и побуждений, в существовании которых не приходится сомневатьоя. Другой формой, бессознательного отождествления является проекция, суть которой сводится к тому, что мы улавливаем в других людях (или приписываем им) те установки, желания и мотивы, которые жестоко подавляем в себе, совершенно не осознавая, что именно наш внутренний конфликт заставляет нас порицать их с такой силой.
6. Внушение двйствует на подсознательном и бессознательном уровне; порой результаты его воздействия коренятся так глубоко, что не поддаются произвольному осознанию. Благодаря внушению мы воспринимаем ту или иную идею, если она не противоречит другим, противоположным по смыслу. Любое ясно осознанное представление уже влечет за собой чувство, достаточное для того, чтобы прообудить интерес и внимание и породить стремление к действию; в этом и кроется сила внушения. Ребенок действует, говорит и чувствует так, как это делает его мать; мы говорим, что это происходит "естественно", то есть бессознательно. "Внушение - это непроизвольное подражание", оно наделяет окружающую обстановку той силой, которая формирует личность. Степень "внушаемости", то есть готовности воспринимать (факторы внушения, коренящиеся в социальной среде, в каких-то общественных идеалах, в том, что от тебя ожидают другие люди, - эта степень у каждого своя, однако в воспитании она всегда играет большую роь, нежели память и логические доводы. В сфере нравственности сила внушения проявляется а том, какое воздействие на учащегося оказывает школьная форма, значок, сложившаяся традиция, а также в том, сколь властно их призывают быть умными, ответственными и добрыми еще до того, как эти черты начинают проявляться в их характере.Вплоть до шести лет ребенок отвечает на внушение непроизвольно и бессознательно до одиннадцати лет - болееобдуманно. Но в значительной мере по-прежнему бессознательно; в подростковом возрасте это протекает с большей долей критического восприятия и самоосознания, хотя влияние толпы и противоположного пола нередко соходит на уровне бессознательного и самим подростком с жаром отрицается. В более позднем возрасте мы попрежнему усваиваем наши убеждения и установки не столько посредством логической аргументации, сколько благодаря внушению, окружающей среде, драматическому искусству, благодаря однозначными и неоднократным утверждениям, определенным символам (например, мантии профессора или гетрам епископа), я также традиционньи заявлениям. В психотерапии внушение тоже играет первостепенную роль; вытеснив вредоносные факторы внушения другими, целительными и благоприятными, мы устраняем травматическую причину в самом ее источнике. Реакция на внушение не может быть именно такой, какую мы предполагаем и ожидаем: она бывает как положительной, так и отрицательной. В детском возрасте большинство детеи переживает период непослушания (я не буду"); большинство подростков проходят через период хаотического роения мыслей и нелегкой адаптации к окружающему миру. Дети как никто другои поддаются противоположному внушению, и поэтому умный, но не понравившийся учитель может проигрывать в сравнении со своим не столь сведущим, но более популярным коллегой. Люди более старшего возраста тоже поддаются обратному внушению, делая это по привычке, из желания защитить себя или привлечь к себе внимание. Однако внушение, идущее вразрез с другим остается,тем не менее, таковым и его влияние огромно Чтобы обуздать бессознательное, прибегая к благотворному внушению необходимо вернуться к исходному состоянию психики, не спровоцировав при этом возникновения какой-либо противоборствующей или соперничающей установки (а при необходимости и подавив ее возникноввние); если это осуществляется на уровне сознания, то речь идет об убеждении, если же используется гипноз или нечто подобное, то можно говорить о "подсознательном внушении". Не чувствуя подавления, состояние, к которому мы вышли, перерастает в действие, причем побуждение, высказанное в тоне призыва, а не запрета, придает ему силы. Любая мать знает, что сказать ребенку "будь храбрым" эффективнее, нежели сказать "не кричи"; мы достигаем болышей силы воздействия, если вместо "лгать нехорошо" говорим "имей мужество сознаться". Таким образом, следя за компонентами внушения, которые должны отразиться на нашем поведении, противопоставляя нежеланной силе воздействия другую, более предпочтительную, и накапливая в своем бессознательном достаточный положительный заряд (как, например, при регулярных духовных упражнениях), мы начинаем контролировать наше поведение
7. Одним из психологических защитных механизмов является замещение, суть которого сводится к тому, что реальный объект, вызывающий напряжение и дискомфорт, замещается каким-то символом, на который и переносится психическая энергия, ищущая выхода, который не представляет особой опасности. Свое бескрайнее недовольство миром взрослых и особенно братом Мэгги Тулливер, персонаж Джорджа Элиота, вымещала на собственной кукле, которую била. Те, кто по каким-то причинам не могут естественным образом удовлетворить свои родительские чувства, переносят их на домашних животных. Такое замещение может давать полезный и безопасный выход накопившейся эмоциональной энергии; оно же объясняет и иррациональные навязчивые состояния, возмущение и страхи, проистекающие из того, что реальный объект замещен на уровне бессознательного каким-то необъяснимым символом. Феноменом замещения объясняется и так называемый трансфер, суть которого сводится к тому, что пациент, не нашедший выхода своей любви, переносит ее на консультанта или ищет в нем покровителя, создавая тем самым напряженную ситуацию. Если замещение, дающее выход энергии, является общественно полезным и в нравственном плане совершенно не предосудительным, его обычно называют сублимацией; в таком случае оно играет важную роль в психотерапии.
8. Компромисс, вероятно, представляет собой тот психологическии механизм, который не столь глубоко сокрыт в бессознательном как рассмотренные нами безуспешные попытки как-то разрешить неосознаваемые конфликты. Смятенная, раздвоившаяся душа подсознательно стремится идти сразу двумя путями, в одно и то же время хочет подчиниться,двум противоположным импульсам или быстро чередовать подчинение; то же самое может происходить л в сфере бессознательногох Хотя здесь это проявляется в тщательно проделываемых пробных шагах или в каком-то опыте (например, опыте обращения), который все ставит на свои места. Спустя некоторое время апостол Павел осознал тот конфликт, который некогда чуть не довел его до безумия. "Ибо не понимаю, что делаю, - говорит он, - потому что не то делаю, что хочу, я что ненавижу, то делаю...желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу..." Гамлетовская неопределенность цели и переменчивость настроения порождают конфликт, проистекающий из одновременной любви к отцу и матери и до времени сокрыты, от самого страдающего. Компромисс, совершившийся на уровне бессознательного, может привести к совершенно непоследовательному поведению: частые измены жене могут чередоваться с жалким, но искренним раскаянием и какими-либо щедрыми поступками по отношению к ней. Такая ситуация обессиливает душу, так как ее сила расходуется на погашение внутреннего, хотя и неосознаваемого конфликта.Все это может привести к невротическим симптомам, лишающим нормальной жизни, и, в конечном счете, к раздвоению личности.
9. Регрессией называется механизм психологической защиты, суть которого сводится к тому, что, стремясь как-то разрешить возникший конфликт, человек не желает взрослеть (заторможенная зрелость) и тем самым отказывается от принятия решений, возложения на себя каких-то обязанностей или признания собственной вины; - или; же, будучи уже взрослым, опять стремится вернуться в детство. Все мы носим,детство в себе, вспоминая о том, кяк нам давали приют, как нас защищали и лелеяли, оберегая даже от заслуженных по-следствий нашего поведения. Обычно с возрастом мы оставляем все это позади и хотим быть зрелыми, свободными и ответственными за свои поступки, однако слабые натуры ностальгически,лелеют детские воспоминания и боятся ответственности, которую., несет взрослый человек. Тем не менее родители и общество подавляют желание оставаться ребенком, порой даже физически что приводит к росту внутреннего напряжения, влекущего в детскость и формиргощего аффектированное стремление получать одобрение от родителей или пастора, заработать их любовь, пользоваться их поддержкой и руководством. Иногда регрессия заявляет о себе в раздражительности, слезливости, нарочитом обнажении своих чувств, своеволии (и даже в ночном недержании мочи), то есть во всем том, чем ребенок обычно пытается привлечь к себе внимание, хотя пациент, будучи взрослым человеком может, тем не менее, совершенно не осознавать истинной природы этих симптомов и объяснять их совсем по-взрослому. В таких случаях имеет место и трансфер, проявляющийся в том, что пациент, не имея возможности прятаться под родительское крыло, ищет ее у пастора или психотерапевта; трансфер может дать ключ к понимани того, что происходит, и задача поставить все на свои места, всегда неизбежная при трансфере, потребует более тонкого подхода. Самым спорным, самым властным и нередко совершенно неверно понимаемым проявлением влияния бессознательного на сознательную жизнь является знаменитый "комплекс". В данном случае терминология меняется в зависимости от того, кто освещает эту проблему, однако, на наш взгляд,это слово лучше всего подходит,для обозначения бессознательных ассоциаций, проистекающих из подавления инстинктов, каких-то воспоминаний, желаний, чувств, страхов и представлений. Как в сфере сознания, где любые аспекты здоровой психики посредством некоторых связующих чувств стремятся образовать целостную структуру, сознательно или неосознанно подавляя и вытесняя те представления, чувства и желания, которые с ними не согласуются, так и в царстве бессознательно стремление к интеграции сохраняет свою активность. Идеи, эмоции и желания, подавляемые индивидом, сами стремятся объединиться в бессознательные переживания, группируясь вокруг доминирующих тем, черпая силы из упорядочения других элементов психики и заставляя переосмыслять другие формы подавления в свете основных бессознательных интересов. Эти динамические, хотя и неосознаваемые "созвездия" представлений, желаний и всего прочего вкупе с сопутствующими им инстинктами и называются комплексами, которые наряду с осознаваемыми чувствами оказывают сильное влияние на всю жизнь в целом. Если вся совокупность этих взаимосвязанных представлений, чувств и желаний пробивает себе дорогу в сознание (когда, например, игроку в гольф во всем мврещятся предметы его игры), можно говорить о навязчивых состояниях. Если причина беспокойства ясно ощущается и понимается (как, например, это бывает при чувстве неполноценности), тогда нельзя говорить о комплексе, поскольку в данном случае нет ничего, что протекало бы только в сфере бессознательного; такую ситуацию гораздо легче контролировать, прибегая к самодисциплине и осознанному, адекватному восприятию себя самого. Если же речь заходит о комплексе неполноценности или о сексуальном комплексе, то в таком случае все протекает только в сфере бессознательного, и поэтому лечение дается гораздо труднее. Комплексы формируются тогда, когда в противоборство вступают сильные инстинктивные импульсы, например, инстинкт самоутверждения противоречит инстинкту самосохранения, желание быть зависимым вступает в борьбу со стремлением к независимости, романтическая любовь подростка борется с юношеским себялюбием. Все, что подавляется, притягивает к себе различные идеи, фантазии, воспоминания, взаимодействующие импульсы, желания и эмоции; любой раздражитель, воздвйствующий только на один элемент системы (какое-либо воспоминание или искушение), может привести в действие весь комплекс со всей динамикой присущих ему слагаемых компонентов. Пациент и все, кто его знает, приходят в изумление, видя, сколь нехарактерным, неконтролируемым и неприкрытым оказывается нервный срыв, который, выплескиваясь в безрассудный бунт, разрушает карьеру, характер, портит репутацию; никто и не догадывался, что на протяжении многих лет силы, которые приходилось сдерживать, не синтезировались и даже не уравновешивали друг друга, но, напротив, жестоко и бессознательно загонялись в угол до тех пор, пока не сбросили ярмо запрета. Те, кто, попустительствуя не самым лучшим своим наклонностям, заставляли свою совесть молчать и подавляли то лучшее, что в них было, и те, кто, предаваясь нравственному аскетизму, подавляли "низменные" черты своего характера в равной мере рискуют пошатнуть свою психику и даже заработать невроз. "Нецивилизованные" черты характера, которые человек не признает и пытается загнать в бессознательное, образуют "психические нарывы", отравляющие наше сознание и угрожающие ему. Лечение серьезных последствий патологических комплексов не входит в сферу компетенции пастора.
Такие симптомы физического порядка как паралич или слепота,могут заявить о себе тогда, когда пациент, стремясь убежать от острых конфликтов, разыгрывающихся в сфере бессознательного, ищет приюта в собственной беспомощности. Эти проявления истерии нельзя рассматривать как малодушие или симуляцию, это болезнь. Некоторые психотерапевты в каждом неврозе прослеживают связь между ним и комплексом; паралич, вызванный страхом, неврастения, возникшая в результате того, что человек истощил себя в борьбе со своим внутренним конфликтом, невроз тревоги, различные извращения, - все это объясняется именно таким образом. Однако другие проявления комплексов входят в сферу пасторского служения. Сны, особенно если они приобретают форму кошмаров, могут свидетельствовать о насыщенной и напряженной жизни бессознательного и простое объяснение может принести человеку облегчение. комплекс страха не поддается убеждению и логическая доводам ( в этом смысле он более устойчив, нежели любой другой комплекс, связанный со сферой волеизъявлвния), поскольку его причины не осознаются; если же человек пытается уйти от травмирующей ситуации, то это не приносит ему облегчения, так как причины дискомфорта коренятся в нем самом. Существенную помощь оказывает внушение: например, ребенку, который боится кошек, дают в постель игрушечную собаку, которая будет их отгонять (в действительности кошки символизируют задиристых одноклассников). Если же эта не помогает, необходимо обратиться к другой форме глубинной терапии. Комплекс неполноценности может возникнуть в результате того, что в детстве приходилось терпеть обиды от соучеников или чувствовать, что в семье тебя презирают; могли быть и другие причины: физически слабый ребенок мог к тому же шепелявить, а другой, с явно выраженными недостатками в походке или фигуре, мог быть записан в спортивную школу. Причиной формирования комплекса может быть и тот факт, что продвижение по службе заставило войти в такие круги, где недостаток образования или общей культуры стал особенно заметен. Другая причина может корениться в неудовлетворенном честолюбии или какой-то несостоятельности, оставившей незаживающие душевные раны. Симптомы могут быть самыми разными. Ощущение собственной неполноценности может проявляться в мнимой неспособности адаптироваться к нормальной социальной среде, причем, стремясь как-то оправдать такое положение, человек может бессознательно симулировать физические недостатки, например, провоцировать ишиас или паралич, бессознательно желая избежать сравнения с другими людьми, он предпочитает сохранять социальную дистанцию, уклоняясь от возможной социальной конфронтации. Подсознательное чувство собственной неполноценности и несостоятельности может выражаться в неумеренном хвастовстве по поводу своих незначительных успехов, в переживании воображаемого триумфа, в котором человек удовлетворяется ощущением своего безграничного превосходства, и даже в тяготении к совершению каких-либо противоправных действий, дабы столь ярким и драматическим образом продемонстрировать свое мужество и отвагу. Тщеславие, заставляющее убеждать себя и других в собственном превосходстве, чрезмерная критика окружающих, являющаяся распространенным защитным механизмом от бессознательного переживания своей неполноценности, вызывающая конфронтация (Мн плевать, что думают другие!" , привычка как бы невзначай и без видимой причины упоминать имена известных людей и припоминать короткие встречи с ними, - все это свидетельствует о наличии комплекса, влияющего на осознанное поведение, хотя сам человек может об этом и не догадываться.Даже выражение чрезмерной почтительности и скромности, будучи на пврвый взгляд сознательным допущением своего более низкого положения, может в то же время представлять собой защитный прием, с помощью которого человек пытается как-то оградить себя от возможного унижения, страх перед которым в действительности провоцируется его же собственным скрытым комплексом неполноценности. Прокладывая себе дорогу из сферы бессознательного, все эти симптомы не поддаются нейтрализации логическими доводами, угрозами, наказанием или насмешкой, так как ускользают за пределы осознанной концентрации внимания. Сочувствие, спокойный анализ происходящего, призванный помочь человеку понять истинную природу живущих в нем противоречий и осознать глубинные мотивы его страхов и недовольства, - такова методика косвенного подхода, могущего снять напряжение, царящее в сфере бессознательного.
Если ребенок робок, "ленив", застенчив, если он непослушен, то все требования, предъявляемые ему в школе, превращаются для него в пытку, и, стыдя и наказывая его, угрожая ему или не обращая на него внимания, мы нисколько ему не помогаем, но, напротив,доставляем тяжкие минуты горечи и страданий. Если учитель достаточно мудр и опытен, он, увидев, что есть вещи, которые этот ребенок делает довольно хорошо, сумеет показать это перед всем классом, и, быть может, будет просто изумлен, увидев, как быстро он преобразился, почувствовав, что в чем-то его хвалят и даже считают, что здесь его способности выше, чем у других. Поскольку бессознательное всегда заявляет о себе окольными путями, лучший способ управлять им состоит в использовании методик косвенного воздействия и убеждения. Итак, даже столь простое введение в психологию должно убедить пастора в том, что в поле его зрения всегда находятся несколько уровней психической жизни человека, несколько вариантов объяснения тех или иных проблем и несколько способов оказания помощи. Мы также видим, что нередко сам человек, переживающий какие-либо неприятности, оказывается совершенно несведущим в том, что касается их истинной причины; в таком случае он зачастую остро нуждается в помощи человека, который осторожно, тактично и не торопясь направлял бы его на путь адекватного самопознания. Оценивая в верном ключе силы бессознательного, оказывающие влияние на нашу повседневную жизнь, мы несколько по-новому начинаем воспринимать и оценивать богослужение, ежедневную молитву и чтение Библии, христианские идеалы любви, мира и доверия, усматривая в них тот материал, который наделяет наше подсознательное благотворными ассоциациями и оказывает на него целительное внушение. Кроме того, мы по-новоыу начинаем оценивать покаяние, исповедание своей вины и прощение, усматривая в них "прочистку водостоков" сферы бессознательного, просветление самых потаенных уголков нашей, души и воцарение в них мира, проистекающего из благодатной связи с Богом. Это вовсе не означает, что вера и благочестие низводятся до самовнушения, преследующего чисто психотерапевтические цели, - просто,пары божественного милосердия отвечают потребностям человека, а духовный опыт святых содержит в себе древнейшую и глубочайшую мудрость этого мира.
Надо признать, что в основном христианский пастор озабочен проблемами поведенческой психологии, то есть проблемами развития личности, возможными нарушениями этого развития, а также теми опасностями, которые могут тяжело сказаться на качестве поведения, характере установок и природе межличностных отношений в среде его подопечных. Если по каким-либо причинами нормальное развитие характера терпит неудачу, то, для того чтобы разобраться, что же на самом деле не так и каковы пути выхода из создавшейся ситуации, необходимо проанализировать все то, что лежало в основе принятого решения. Быть может, расхожие объяснения того или иного проступка (например, "он ничего не может поделать со своим характером - во всем виновато окружение" или "у него просто слабая воля: он мог бы стать лучше, если бы попытался") вполне снисходительны, однако так ли уж они верны? И если да, то что же все-таки можно сделать? Иногда просто необходимо провести некоторые исследования, дабы выяснить, каким образом условия воспитания сказываются на психологии поведения и что означает "слабоволие"; говоря в более позитивном ключе, надо подчеркнуть, что, если пастор призван сочувственно и действенно решать проблемы, связанные с поведением человека, ему также необходимо осмыслить те психолигические методы, с помощью которых можно изменить характер или укремить его, а также принять во внимание те внутренние источники нравственной силы, которые доступны христианину.
1. Влияние наследственности несомненно, однако ограничено, и в данном случае весьма важно признать его пределы, дабы не использовать его как оправдание собственной инертности или отчаяния. Многое из того, что мы приписываем влиянию наследственности, в действительности является результатом воспитания, пришедшегося на раннее детство, а также следствием ориентации на какой-то пример, якобы достойный подражания. Сразу надо сказать, что нет никакого генетического механизма, посредством которого могли бы передаваться дурной нрав, гордость, низость, алкоголизм, сексуальные извращения. Кое-что мы, конечно, наследуем, например, некоторую нервозность, возбудимость или повышенную восприимчивость, благодаря которым быстрее отвечаем на вызов и вообще быстрее реагируем, однако от нас зависит, станем ли мы невротиками, сумеем ли преобразить эти особенности в то или иное дарование или благодаря самодисциплине доведем их до уровня нормальной восприимчивости.
Мы наследуем и некоторые инстинктивные наклонности, о которых уже говорили, причем наследуем с сопутствующими им эмощиями, которые вместе с первыми образуют в нас некийзаряд жизненной силы, однако от нас зависит, восхищение или презрение будут вызывать те чувства, которые мы взрастим на этой почве. Мы наследуем умственные способности, основополагающую способность к обучению, способность сообразовываться с новыми ситуациями и использовать приобретенный опыт в новых обстоятельствах. С того момента, когда в истории развития человечества разум стал все больше и больше заявлять о себе, человек стал осознавать совершающийся в нем процесс обретения психофизического единства и научился управлять им. С развитием умственных способностей связано и нравственное развитие, благодаря чему мы более критично относимся к самим себе, к тем примерам, которым должны подражать, к традиции, в которой живем, к тем или иным догмам, однако разум содействует формированию характера не столько в качественном плане, сколько в количественном: известно, что средние интеллектуальные способности могут уживаться с высокими нравственными качествами и с бескорыстным служением на благо других людей.
Кроме того, мы наследуем и основные физические качества, оказывающие влияние на психическую жнизнь: щитовидная железа, надпочечная железа, гипофиз и другие железы внутренней секреции оказывают влияние на наше настроение, самочувствие, уровень наших реакций и устремлений. Однако и здесь надо отметить, что "влиять" на психологическое формирование личности вовсе не означает определять линию
развития характера, равно как не означает управлять ею: можно хорошо или дурно распорядиться одним и тем же психологическим материалом, в зависимости от поставленных целей и исповедуемых ценностей.
Должным образом разъяснив ограниченное влияние наследственности в формировании характера, пастор сможет утешить тех, кто уже отчаялся, не снимая, однако, ответственности с них самих. Такое разъяснение ободрит и вселит веру в то, что нет никаких врожденных особенностей, которые незыблемо стояли бы на пути к внутреннему преображению и успеху, хотя в то же время заставит учесть, что есть проблемы, которые по природе своей труднее поддаются решению, чем все остальные.
2. Столь же сильное, однако тоже ограниченное влияние на формирование характера оказывает окружение. В каком-то смысле его влияние безгранично - это климат, раса, географические условия, язык, историческое развитие, условия домашней жизни, культура, воспитание, технологический уровень развития общества (орудия труда, обучение, производственные процессы и уровень открывающихся возможностей), нравственные и социальные нормы и привычки, религия и все остальное, что составляет фон развития личности. Сильное влияние могут оказать и какие-либо однократные события, оставившие непреходящий след (какой-то шок, испуг, болезнь, пережитая утрата); свое влияние может оказать и тот случай, когда в семье растет лишь один ребенок, которого лелеют или не замечают; определенное влияние оказывает и общая атмосфера, в которой растет человек (пессимизм, циничное отношение ко многим вещам, чувство неуверенности и неопределенности, жестокость и насилие, страх, непримиримая борьба). Нет сомнения в том, что в какой-то мере характер определяется тем окружением, в котором личность вынуждена находиться.
Однако, как говорится, "не трущобы порождают оборванца, а трущобный образ жизни, который он усваивает". Приблизительно одно и то же внешнее окружение может сформировать в разных людях совершенно разные характеры; "как ни расти щенят в коровнике, они на замычат", - гласит ирландская поговорка.
Итак, можно с уверенностью сказать, что только сам человек всегда решает:
а) будет ли окружение, в котором он находится, определять его цели, устремления и кругозор;
б) положительной или отрицательной будет реакция, которую оно вызовет, согласится ли он жить в таких условиях, поддавшись влиянию среды, или восстанет против нее и тем самым возвысится над ее влиянием;
в) что именно из всех факторов воздействия будет вызывать в нем положительную или отрицательную реакцию.
Нет сомнения, что городской мальчишка, живущий в окружении канала, железной дороги, парка и пивоварни, непременно испытывает их воздействие, однако оно не будет равномерным и односторонним. Мы сами формируем наше психологическое окружение, выбирая то, с чем готовы согласиться или против чего намерены протестовать. Обращаясь к тем, кто "во Христе", Павел пишет, что, живя в двух мирах, они претерпевают влияние обоих, однако, формируя свое психологическое окружение, сами для себя создают свой нравственный мир.
Все сказанное не снимает ответственности и не лишает надежды на перемену, хотя надо сразу признать, что для одних жизнь оборачивается самыми серьезными требованиями, связанными с самодисциплиной и неизбежным противоборством, в то время как для других она является источником безмерного вдохновения и неисчислимых преимуществ.
3) Надо признать, однако, что наиболее влиятельным фактором внешнего воздействия является родительское воспитание и пример, который дает семья. Никто, конечно, не наследует гордости, однако у некоторых детей родительская установка с самых ранних лет прививает чувство собственного превосходства над товарищами, которое с годами становится невыносимым и почти неискоренимым. Многое из того, что кажется унаследованным (поскольку заявляет о себе довольно рано, сидит очень глубоко и очень точно воспроизводит родительский характер) в действительности является результатом внушения и подражания, которое происходит при обстоятельствах, весьма благоприятствующих возникновению долгих и глубоких впечатлений. Младенческая реакция на материнскую любовь и заботу (быть может, в первую очередь реакция на кормление грудью), а также на родительские требования формирует тот характер отношений, который продолжает оказывать свое влияние на человека даже тогда, когда он сам становится супругом и отцом; характер взаимоотношений его родителей, образ каждого из них, запечатленный в его до конца еще не проясненном, но чутком сознании формирует то, к чему он стремится и чего избегает всю остальную часть жизни, хотя, конечно, есть все основания думать, что по мере накопления собственного опыта и разумения отношения к нормам и ценностям, некогда принятым в его семье, может измениться.
В формировании детского поведения подражание играет гораздо большую роль, нежели убеждение, настойчивая просьба или приказание. Конкретный пример не только усиливает внушение, но и свидетельствует о том, что совершенный поступок возможен и желателен или нежелателен (поскольку несмотря на безмерную силу внушения, подкрепляемую детской привязанностью и дисциплиной, выбор все-таки остается за человеком, и он сам решает, принимать или не принимать увиденное, приветствовать его или напротив отвергать).
Если у пастора хватает мужества и такта, он, воспользовавшись благоприятным случаем и воспринимая принятое решение как часть своего христианского служения в семьях, может разъяснить человеку несведущему, в чем состоят ошибки, приходящиеся на ранний период воспитания. Например, немногим детям доводится слышать, чтобы их родители с таким же или пусть даже вдвое меньшим интересом и оживлением говорили о хороших идеях, добрых делах и добрых людях, с каким они исследуют и осуждают все прямо противоположное. В такой ситуации неизбежно рождается впечатление, что зло более весомо и притягательно. Обычно мы, совершенно не думая об этом, балуем капризное дитя, суетимся вокруг него и совсем не замечаем хорошего ребенка, получая в итоге такой же результат. Когда (вместо того чтобы предоставить ребенку возможность самому разобраться в ситуации и самому решить, что в ней хорошо, а что плохо, что честно, а что недостойно) мы просто-напросто говорим ему, что надо делать, а чего нельзя, мы учим его полагаться на мнение других людей, сообразовываться с общепринятой точкой зрения, то есть вырабатываем в нем привычку, которую позднее сами осудим.
Если к любому вопросу мы подходим с точки зрения практической выгоды, учитывая лишь возможные последствия, собственное благополучие и честолюбивые устремления, нам не стоит удивляться, видя, что ребенок не особенно чтит соображения чисто нравственного порядка и не задумывается над тем, какова цена долга и что такое обязанности. Стремясь не допустить нежелательных поступков и потому сразу же прибегая к наказанию, мы внушаем ребенку мысль, что все хорошо, если удалось избежать неприятных последствий и плохо только то, чего не удалось скрыть! Если мы учим, что нечто хорошо и прекрасно только соразмерно затраченным усилиям, уплаченной цене и пережитой боли, мы сознательно внушаем, что добродетель - штука неприятная, а наслаждение болезненно. На основании всего, что мы знаем о формировании характера и о значимости его основных доминирующих чувств, можно сказать, что простая передача каких-либо христианских убеждений играет в построении жизненного идеала гораздо меньшую роль, нежели выработка глубокого религиозного настроя, вбирающего в себя множество идей, чувств, увлечений, привычек, целей, радостных воспоминаний, установок на поклонение герою, связанных с Богом, Христом, церковью, воскресным днем, друзьями-христианами и христианскими семьями, с христианской музыкой и христианскими праздниками - то есть вбирающих все то, что вдохнет живую жизнь в христианские убеждения и заставит их заблистать в "созвездии" тех установок и чувств, которые вместят в себя христианский характер.
Стремясь понять и разрешить те или иные проблемы, связанные с поведением, пастор непременно учтет всю силу наследственных факторов, окружения и детских переживаний, однако постоянно будет напоминать своему подопечному, что никакое "влияние" не является определяющим: мы сами выбираем наш ответ, во зло или во благо используя имеющиеся "предпосылки", а достижение намеченных целей во многом зависит от нашей "силы воли", какой бы смысл мы ни вкладывали в это понятие.
Обычно неспособность побороть ту или иную привычку, одержать верх над каким-либо влечением или не отступиться от доброго намерения расценивается как результат "слабоволия". Когда в какой-то степени это действительно так, наперед можно сказать, что причиной тому явилась определенная установка родителей, согласно которой, для того чтобы приучить ребенка к дисциплине, необходимо "сломать" его волю. Если дело обстоит именно так, то не стоит желоваться, что у него слабый характер, раз уж мы сами решили разрушить то, на чем эта сила основывается.
В учении Иисуса воля занимает центральное место. Благовествуя о царстве, Он по сути дела призывает обрести полноту жизни и радости в слиянии нашей воли с волей Небесного Отца. О себе Он говорит: "Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его", а во время обрушившегося на Него великого потрясения прост и краток: "Не Моя, но Твоя да будет воля". Для Иисуса волевой акт имеет решающее значение, он показателен сам по себе. Недостаточно говорить "Господи, Господи", если при этом мы не исполняем волю нашего Небесного Отца, однако, с другой стороны, нет ничего рокового в том, если однажды мы сказали "я не хочу", а потом покаялись и проявили послушание. Именно волевой акт вносит ясность в то, во что мы верим. Для Иисуса именно воля и конкретный поступок выражают подлинную сущность характера: импульсивное устремление, непродуманное обещание, традиционные заверения в добрых чувствах, - все это ничего не значит, если человек не стремится к конкретным делам, конкретной самореализации и послушанию.
Однако что же такое "воля" и почему это понятие играет столь важную роль? Надо признать, что стремление как-то слить наши инстинкты и первичные эмоции в некие цельные чувства (например, чувство патриотизма, любви к семейному очагу, религиозное чувство и т. д. ) никогда не протекает вполне успешно: всегда остаются какие-то противоположные импульсы, которые человек, стремящийся к обретению внутренней цельности, подавляет сознательно или неосознанно. Воля представляет собой соотнесение одного или нескольких основных чувств, характеризующих внутренний мир личности, с намеченной линий поведения; если не вся личность (в силу сохраняющихся противоположных устремлений), то, по крайней мере почти вся устремляется к намеченным целям и идеалам, вбирающим в себя одно из основных чувств, стремится к их достижнению и в силу этого соответствующим образом упорядочивает свои мысли, чувства и действия для достижения желанной цели.
Решение добровольно пойти на военную службу и, перед лицом опасности, нависшей над страной, принять участие в боевых действиях означает, что осознание этой опасности и призыв к ополчению пробудил в некоем едином чувстве патриотизма различные устремления (например, стремление к самоутверждению, воинственный инстинкт, желание исполнить долг, вновь обрести солдатское братство и воскресить прошлый военный опыт, закрепить старые навыки и подтвердить свой авторитет и т. д.). Личность, стремящаяся отождествить себя с широким чувством патриотизма, начинает подавлять противоположные устремления, рождающиеся из других чувств (например, стремление продвигаться по служебной лестнице, желание остаться в семье), и следует той линии поведения, которая в перспективе даст патриотическому чувству наибольшее удовлетворение. В то же время в другом человеке чувство семьи или соображения карьеры окажутся сильнее, они сумеют вобрать в себя большинство импульсов, желаний, интересов и устремлений и, будучи более интегрированными, могут подавить слабый и плохо организованный патриотический настрой, в результате чего человек останется дома.
Все мы знаем, что многие наши действия - всего лишь рефлексы нервной системы (например, моргание, чихание) или привычки, которые благодаря многократному повторению уже не вызывают никаких сознательных усилий (ходьба, раскачивание руками, принятие пищи). Известно, что поведение взрослого человека на девяносто процентов непроизвольно и только в том случае, когда новая ситуация заставляет сделать выбор между противоположными устремлениями, волевое решение (в котором человек благодаря обращенности к определенному доминирующему чувству пытается отождествить себя с определенной линией поведения) представляет собой полностью осознанный и преднамеренный акт, требующий каких-то усилий.
Более обстоятельное рассмотрение волевого решения выявляет следующие его компоненты:
1) слепое хотение (то есть нерационализируемая устремленность к определенным целям, например, "хочу разбогатеть - и не важно, как именно!);
2) склонность (постепенное осознание слепого хотения, осознание того удовольствия, страдания, беспокойства или чувства неудовлетворенности, которое с ним связано);
3) желание (то есть чувство беспокойства, направленное на определенную цель, которая открыто признается как положительная, желанная и достойная достижения.
Далее желания, по словам Маккензи, организуются в "миры желаний", где они взаимосвязаны, совместимы, взаимозависимы и отвечают на одни и те же побудитетельные причины. Упомянутый "мир желания" вместе с другими слагаемыми психической жизни (убеждениями, какими-то представлениями, страхами, воспоминаниями и т. д. ) формируют то, что иногда принято называть чувством, или настроением. Сила любого конкретного желания зивисит от силы того "мира желаний", котому он принадлежит, того более широкого чувства, частью которого он является. Случайнное, психологически обособленное желание, как правило, не имеет достаточной силы и легко подавляется совокупностью каких-либо других, более сильных желаний. Если мы хотим чего-то одного (например, повышения заработной платы), но не принимаем всего того, что с этим связано (высокая степень ответственности, удлиненный рабочий день, необходимость переехать в новый район), наше желание воспринимается нами критически и остается простым хотением. Если же мы готовы принять не только то, что нам желанно, но и всю ситуацию в целом со всеми возможными последствиями, мы волевым актом стремимся соотнести себя с необходимой линией поведения.
Основой нашей реакции на внешние раздражители являются рефлекторные действия, однако если надо провести какое-то сравнение и сделать выбор, в дело включается наше внимание. Если, вполне сознательно обращая его на то, что нам желанно, мы готовы принять определенную линию поведения и соответствующим образом организоваться для достижения намеченной цели, можно говорить о волевом решении. Итак, на основании сказанного можно сделать следующие выводы:
1) Воля выполняет регулятивную функцию, не привнося творческого начала. Среди определенной совокупности раздражителей, желаний и возможностей она выбирает те, которые (в соотнесении с другими желаниями и намеченными целями) дают наибольшее удовлетворение.
2) Совокупность непроизвольных порывов возникает не благодаря воле, а в силу инстинктивных импульсов и сопутствующих им эмоций. Воля не столько порождает, сколько организовывает; она же разрешает противоборство порывов.
Сила, влекущая к достижению намеченной цели, - это не сила воли, а сила проникнутых эмоциями идей, склонностей и желаний, которыми воля управляет.
3) Волевое решение вбирает в себя деятельность нашего разума. Например, благодаря сознательно выдержанной паузе мы сдерживаем импульсивную реакцию и не предпринимаем никакого действия; в момент размышления наше внимание направлено на имеющиеся варианты, оно оценивает возможности, сравнивает последствия, соотносит различные линии поведения с основными жизненными целями. Далее следует решение, которое представляет собой одобрение и принятие какой-либо одной линии, одного импульса и соотнесение с ним всей личности.
4) Удерживая в сознании какую-либо идею, мысленно представляя тот или иной поступок и возможные последствия, что-либо вспоминая, оценивая (и при этом понимая, что мы в принципе можем сделать то, что в данный момент имеем в виду) и - в первую очередь - управляя своими поступками за счет внимательного и осознанного предпочтения одних идей другим, мы используем наш разум и осуществляем волевое решение.
Проведенный нами анализ волевого акта позволяет лучше понять проблему слабоволия, а также те механизмы, благодаря которым можно как-то изменить свой характер к лучшему. Говорят, что характер - это целиком сформировавшаяся воля; цельная личность - это личность, в которой различные чувства, вбирающие в себя психическую жизнь человека, настолько слиты воедино, что желания (которые полностью сформировались и направлены на столь же хорошо сформировавшиеся и всесторонне осмысленные цели и задачи) выливаются в плодотворные и действенные поступки с минимальной вероятностью того, что они будут противоречить другими чувствам и желаниям. Поскольку жизненная энергия берет свое начало не в воле, а в непроизвольных эмоциях, бесполезно требовать, чтобы воля совершила "максимальное усилие", "выложилась". Единственная сила, которая нам дана, - это сила изначальных порывов, которые благодаря нашей воле мы оцениваем, упорядочиваем и претворяем в определенные действия.
Кроме того, проведенный анализ показывает, что, так сказать, "присматривая" за опытом прошлых переживаний и делая определенный отбор, воля контролирует наше поведение. Пытаясь отвлечься и тем самым выйти из определенного психологического состояния, которое грозит перерасти в действие, замещая его каким-либо другим и сознательно поощряя его присутствие в нас, мы решаем, какое действие надо совершить. Этот процесс идет параллельно процессу целеполагания, когда цель (представляющая собой разрешение какой-либо проблемы или разработку какой-либо аргументации) достигается за счет оценки и претворения в жизнь тех идей, которые актуальны для данной ситуации, и вытеснения тех, которые не столь значимы в данном контексте. В волевом акте мы выбираем и приводим в действие те устремления и желания, которые ведут нас к намеченной цели. Волевым решением мы как бы упрочиваем ту мысль, которую предпочли, она открывает определенную возможность, которую мы принимаем, и присущая ей эмоциональная сила осуществляет задуманное.
Итак, свобода воли основывается на том, о чем человек предпочитает думать, какие мысли он лелеет, то есть на его способности к самоанализу и воображении. Волевое усилие представляет собой сосредоточение на определенных мыслях, желаниях, целях, что, конечно, может причинять некоторые неудобства, требовать подавления противоборствующих желаний, противоположных целей, жертвовать чем-то сиюминутным ради более прочного и продолжительного. Поскольку мы не можем преследовать все цели сразу, не можем одновременно удовлетворить все запросы нашего существа, воля является выразителем того личностного пласта, с которым мы соотносим себя в первую очередь, слагаемые которого определенным образом упорядочены и в котором принятая норма или намеченная цель дает любому порыву, чувству, любой мысли и желанию свое место в микрокосме всей личности. Чем цельнее человек, тем сильнее его воля, поскольку в таком случае с выбранной линией поведения сообразуется большее количество устремлений и порывов, они лучшим образом организованы, а те, которые противостоят намеченной цели, как правило, не столь многочисленны и не столь сильны.
Проведенный анализ выявляет принципиально важную истину, касающуюся слабоволия. "Как только личность перестает функционировать как единое целое, она перестает быть личностью" и распадается на несколько противоборствующих начал. Имея дело с хаосом противоречивых устремлений, мыслей, чувств и целей, мы обычно говорим о "слабом", непоследовательном характере; все это объясняется неспособностью наиболее гармонично и целенаправленно соотнести себя с соответствующим идеалом и задачей; в некоторых случаях противоборствующие устремления столь уравновешены (например, преданность религиозным идеалам и преданность семье), что любое действие, направленное в одну сторону, сразу же встречает достаточно сильное противодействие - в результате человек начинает колебаться, будучи не в силах что-либо предпочесть. Вместо того чтобы слиться в едином устремлении к намеченной цели и тем самым наделить человека уверенностью и решительностью, различные порывы начинают противоборствовать друг другу, стремятся друг друга подавить - в результате чего налицо "слабая воля". Личность не может действовать, руководствуясь своим волевым решением, так как вместо нее по сути дела заявляют о себе несколько соперничающих друг с другом пластов личности, стремящихся к взаимному разрушению. Оказавшись в какой-либо новой, непривычной ситуации, требующей выбора (неожиданное искушение, новая возможность, вызов), человек не может соотнести ее с сильной и хорошо организованной установкой внутри себя, поскольку таковая не сформировалась; в результате его реакция непредсказуема, непоследовательна, импульсивна. У него нет внутренней цельности, позволяющей сделать правильный и последовательный выбор, и поэтому то, что было решено вчера, сегодня может потерять свою силу, поскольку социальное давление, изменившееся настроение или какие-то новые идеи заставили реагировать по-другому.
Итак, слабоволие возникает как следствие плохой личностной организации, которая не дает одному или двум предпочтительным интересам возобладать над остальными. Иногда смущение и слабость усугубляются нашими попыткамиобъяснить то, что происходит: мы выдумываем "убедительные" доводы, стремясь объяснить то, что на самом деле выглядит иначе. Порой мы пытаемся как-то обособить внутри нас самих различные чувства и желания: например, религиозный настрой (когда наше поведение, слова и манеры заслуживают одобрения со стороны единоверцев) мы стремимся совершенно отъединить от, скажем, спортивных пристрастий (где наши слова и манеры могли бы задеть людей благочестивых). Все, что каким-то образом посягает на обе сферы нашей жизни, приводит нас (и нашу волю) в крайнее смущение.
Штольц проводит весьма полезное различие между цельной личностью, личностью, которая еще не достигла цельности, и той, которая ее уже утратила. Что касается первой, то здесь, с его точки зрения, опасность таится в том, что человек ограничивает себя узким кругом интересов, обладающих не столь уж большой значимостью. Его воля, выражающая эти интересы, довольна сильна и даже жестока, однако в конечном счете не очень действенна, поскольку зиждется на чем-то ограниченном и противоборствует с реальной картиной мира. Крайне религиозный человек, например, будет решительно стремиться к тому, чтобы его семья никак не соприкасалась с "порочным миром", однако, в конце концов он потерпит поражение, поскольку взрослеющие дети неизбежно заявят о своих правах и, кроме того, просто будут вынуждены отправиться в "мир", дабы добыть пропитание, найти работу и т. д. В таком случае, вероятно, прежде чем произойдет обретение нового уровня внутренней цельности, придется расширить свой кругозор и поставить перед собой новые, более широкие цели.
Если же человек еще не достиг личностной цельности, он может, среди всего прочего, иметь хорошие помыслы, устремления и желания, однако не иметь главенствующего интереса, с помощью которого (будь он хорош или плох) можно было бы свести все уровни внутреннего мира в некое единое и действенное целое. Причиной тому могут быть леность, инфантилизм (быть может, психологический) или влияние какой-либо властной личности, пережитое в детстве. Неспособность к личностной интеграции ниже нормы, и в такой ситуации воля будет слабой, решения непредсказуемыми, человек будет отличаться повышенной внушаемостью.
И наконец в последнем случае личность утрачивает некогда достигнутое единство, "разваливается на куски". Глубокое разочарование, неудача, горе могут так повлиять на человека, что от прежнего единства останется лишь хаос порывов, чувств и желаний. Может случиться так, что некогда избранный жизненный принцип, которым руководствовался человек, перестает действовать, становится ненадежным или просто неверным, и тогда рушатся все планы. Человек колеблется, проявляет нерешительность, поскольку уже утратил цельность.
В такой ситуации очень важно уверить его, что идеалы, на которых он стороил жизнь и формировал свой внутренний мир, не лишены истины и рельной основы. Религиозная фантазия, притворное благочестие, "слепая вера" - все это, в конце концов, не так уж плохо, однако рано или поздно все это разрушится под натиском жизненного опыта, и вполне возможно, что в конечном счете вместе с ними психологическое и нравственное крушение потерпят и те, кто на них основывался.
Слабоволие возникает и тогда, когда человек, преследуя хорошо продуманные и долгосрочные цели, в то же время не может справиться со своими инстинктивными порывами. Вторичные факторы, наложившись на эту изначальную психологическую ситуацию, могут способствовать дальнейшему ослаблению воли (например, сильное переживание, укоренившаяся привычка, уныние, неожиданно возникшая иная возможность, и т. д. ). Все требует усилия, если мы действительно хотим укрепить волю, и ее закалка - это один из главных шагов, которые надо предпринять, чтобы стать лучше, взрослее и увереннее. Кроме того, надо выяснить, какие источники нравственной силы (помимо своих собственных) доступны человеку, если он христианин.
Поскольку причина слабости нравственных и духовных устоев личности кроется во внутренней несобранности, укрепить волю можно не "нравственным усилием", не покаянием, даже не молитвой, а полным единением своего внутреннего мира, о котором и свидетельствует качество нашей воли. Постарайтесь определить, чего же вы на самом деле хотите, и вы обретете необходмую силу воли независимо от того, чего вам еще не хватает. Процесс обретения внутреннего единства у разных людей протекает по-разному; некоторым, например, достаточно осознания того, почему они пребывают в состоянии дисгармонии. Надо, однако отметить, что внутреннее противоборство в основном протекает там, где мы имеем дело с незначительными по своей ценности и ограниченными по содержанию чувствами; как только личность начинает жить более широким, всеохватывающим чувством, острота внутреннего конфликта значительно снижается. Отсюда столь очевидна и правомочна потребность в надежном, верховенствующем и лишенном каких-либо необоснованных оговорок идеале, дающем всю полноту удовлетворения, чтобы человек, желающий его обрести, соотносил с ним все противоборствующие устремления или отметал их. "Для укрепления и развития воли нужна не тренировка, а вдохновение" (Хэдвилд).
Идеал нужен для того, чтобы получить столь захватывающую и желанную цель, которая дала бы человеку возможность предаться ей на всю жизнь, всецело и без опасений. Поэтому он должен отвечать основным инстинктивным порывам человеческой природы, давая возможность реализоваться им во всей полноте; кроме того, он должен учитывать ту социальную обстановку, в которой вынужден жить человек, и давать ему поддержку; и наконец, он должен столь глубоко внутреннеукорениться, чтобы никакой опыт, пусть даже самый трагичный, не смог бы заставить человека разочароваться в нем и вселить отчаяние, показав его непрочность и недейственность. Здесь христианский пастор имеет безмерные преимущества по сравнению со всеми психотерапевтами, ибо по самой своей сути христианский идеал:
а) всеобъемлющ и предполагает полное предание своей жизни Богу во Христе (включая семью, работу, дружеские связи, карьеру, досуг, тело, разум, дух) в ответ на полное искупление;
б) он дает положительное и постоянное удовлетворение самым глубоким устремлениям нашего внутреннего "я", преображая нашу жизнь в самой ее основе и давая более полную возможность самореализации, нежели ее мог дать любой предыдущий опыт; он несравненно шире по масштабу, ценностям и той вечной радости, которую дает;
в) он обусловлен социально, поскольку способствует расширению дружеских связей; он ориентирован на общество, поскольку призывает к любви, сочувствию и служению конкретными делами;
г) он проникнут целью, поскольку соотносит нас с волей и замыслом Бога, сокрытыми в обществе и окружающем нас мире, а не замыкает на наших внутренних переживаниях, надеждах и страхах; царство Божие и праведность Его поглощают все наши помыслы, которые в противном случае изматывали бы нас внутренними раздорами и борьбой;
д) он имеет позитивную направленность, поскольку предполагает только такую самодисциплину и жертвенность, которая может осуществляться "ради Меня и Евангелия", как сказал Иисус, а также ради большего блага всех членов общества;
е) он в своей основе содержит всеобъемлющий взгляд на мир, определенную философию жизни и осмысление мироздания, в котором ориентация на совершенную жизнь и совершенное мироустроение коренится в замыслах Небесного Отца, Который одновременно предстает как Источник, Верховное Начало и Цель всего сущего.
Кроме того, этот идеал характеризуется тремя особенностями, которые властно влекут нас к оберетению внутреннего единства. Во-первых, он находит свое живое воплощение - Того, Кто одновременно вызывает уважение, восхищение и желание поклоняться. Большое желание подражать, свойственное детскому возрасту, а также не менее сильный нравственный порыв следовать идеалу находит свое воплощение в образе героя - Христа, вокруг которого мы с гораздо большим успехом готовы собрать все наши духовные силы, нежели вокруг какого-нибудь абстрактного этического учения, каким бы возвышенным оно ни было.
Во-вторых, тот герой - Христос, о котором мы только что сказали, остается и Спасителем-Христом, который, разделяя наши нужды и ради нас не отвращаясь от опасностей, пробуждает в нас два самых сильных нравственных чувства - благодарности и любви. Проникаясь благодарностью, мы обретаем способность достичь любой добродетели, однако остаемся бескорыстными и смиренными; когда же мы любим Христа, наша привязанность, доверие, радость, желание понравиться и стать достойным одобрения, - все это имеет своей целью идеальный Образ. Именно благодаря "освобождающей силе нового чувства" многие и многие пережили обращение и обрели мужество, доброту и сострадание.
И наконец, в-третьих, этот идеал остается нашим внутренним мерилом, нашей сокровенной вдохновляющей силой и точкой отсчета. Там, где воля выполняет регулятивную функцию, контролируя нашу реакцию на те или иные раздражители, христианский идеал тоже осуществляет свою оценку, в результате чего оба начала поддерживают или подавляют те порывы, которые пробуждаются в нас под воздействием тех или иных идей. Это губоко переживаемое "содружество со Христом" является самой влиятельной силой в христианском характере. Возможность перестать ощущать присутствие Христа, утратить внутренний мир сама по себе является испытанием и не дает злу заявить о себе в средоточии нашей души, где одна лишь воля осуществляет свою регулятивно-оценочную функцию. Личность, достигшая полного единения со Христом, с отвращением отшатывается от всякой возможности совершения зла и сдерживает силы, влекущие к этому; она вытесняет злые помыслы своим желанием оставаться верной Христу и не потерять одобрения Того, Кто есть Господь жизни; она сдерживает свои порывы любовью и благодарностью Христу, в Котором утвержается надежда, уверенность и цель всякой жизни.
Единение жизни вокруг Идеала, который одновременно является вершиной интеллектуального поиска, средоточием чувственных сил и безусловным мерилом нашей внутренней жизни, освобождает волю от изматывающего борения, и личность обретает возможность собрать воедино все свои силы. В этой связи новый смысл приоберают слова Иисуса о следовании лишь одному пути: "Никто не может служить двум господам... Ищите же прежде Царства Божия и правды Его... никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия... Доколе не оставит человек отца и мать... Пойди, все, что имеешь, продай... Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя... И если правая рука твоя соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя... Возьми крест свой..."
Здесь же уместно вспомнить о Павле, который считал себя рабом Христа, купленным дорогой ценой и влекомый Его любовью даже к безумию; для Павла жизнь всецело проникнута Христом, Которому он принадлежал и Которому служил. У Иисуса и Павла та целеустремленность была источником безмерной силы воли, которую не могло исчерпать никакое страдание, никакие тяготы и разочарования. Противоречивые устремления ослабляют ее; "нет сомнения в том, что нерешительность, колебания, непоследовательность в любви, вере и стремлении к избранной цели, безнадежная и изнурительная трата сил на то, чтобы вести двойную жизнь, - нет сомнения, что все это далеко не в последнюю очередь приводит к тому, что в современной жизни мы претерпеваем немалую долю несчастий, тревог, усталости, перенапряжения и срывов" (Паже). Почти всегда пастор будет видеть, что мрачно настроенные, робкие, замкнутые, не преуспевшие в своих начинаниях христиане - это те, кто еще так и не решились окончательно стать на христианский путь, утратили внутреннюю цельность, истощили себя в попытках примирить внутренние противоречия и тем не менее все еще удивляющиеся, почему Христос, Которого они любят лишь наполовину, до сих пор не даровал им "победу".
(Примечание для редактора: здесь пропущено несколько страниц, т.к. их нет в оригинале).
2. Любое сильное чувство может ослабить и парализовать волю, в результате чего поведение человека и его реакции становятся непохожими на обычные: например, чувство страха, проистекающее от осознания непосредственной угрозы личной безопасности, может подавить чувство долга, преданности и даже религиозное чувство; в человеке, который обычно контролирует себя, может неожиданно прорваться сильное сексуальное желание, и он чувствует нерешительность и стыд. В таких случаях икреннее осознание своих слабостей, внимательное отношение к себе, продуманный распорядок жизни и привычка избегать ситуаций, которые дают возможность соблазна, служат хорошей защитой. Однако наилучшей гарантией от эмоциональных срывов является сильное противоположное чувство. Глубокий страх перед тем, что ты можешь оказаться нравственно несостоятельным, сильное чувство стыда, истинная и чистая привязанность к достойному партнеру являются гораздо более мощным оружием, нежели едва обоснованная или вообще притворная поза человека якобы бесстрастного. Из слов, сказанных Иисусом, Петром, Павлом в его Послании к Евреям, можно сделать вывод, что самое надежное противоядие от страха перед людьми и страха за свою безопасность - здоровый, благоговейных "страх" перед Богом, в котором принцип погашения нежелательного чувства другим, прямо противоположным, находит самое широкое применение.
3. Иногда нерешительность и неожиданная эмоциональная растерянность являются результатом противоположного психологического впечатления, которое смущает разум и стесняет волю. Случается, что какое-либо предложение, прекрасное само по себе и вполне согласующееся с принятыми нормами, выдвигает человек, которого вы не любите и которому не доверяете, - и вы начинаете колебаться, уходите от прямого ответа, говоря. что "неплохо бы все это хорошенько обдумать". Самому пастору с неохотой приходится признавать, что нередко он без особого энтузиазма относится к предполагаемым переменам в церковной программе или к какой-либо теории истолкования Библии, однако не столько в силу отстутствия каких-либо внутренних достоинств того и другого, сколько в силу того, что они исходят от определенного человека или школы. Поэтому часто так называемая "благоразумная нерешительность" - это всего лишь противоположное впечатление, не позволяющее сразу принять решение. Более серьезным является влияние близких людей - членов семьи, товарищей по работе, друзей - которые, явно или скрыто желают того, чтобы вы отступили от своей обычной линии поведения и начали делать то, чего от вас ожидают другие и что они одобряют. Групповое сознание, в силу которого мы хотим, чтобы нас поддерживали и нами восхищались, вступает в явное противоборство с нашими личными убеждениями и желанием не оступать от принятых норм, в результате чего мы оказываемся в неожиданном затруднении. Для пастора достаточно того, чтобы показать, что происходит, и помочь человеку понять, что ради какого-то незначительного предубеждения или сиюминутного личного комфорта он жертвует чем-то большим. Чтобы быть сильным, надо учиться отличать принципы от предрассудков и быть готовым к тому, что иногда верность принципам стоит определенных жизненных неудобств. Как бы там ни было, христианин не должен отступать от своей изначальной преданности Христу как своему Господу в угоду какой-либо группе людей, которым чужда такая установка.
4. Причина нашей слабости и нерешительности может корениться в более широкой проблеме. Совершенно не чувствуя за собой никакой вины, многие современные люди живут с гедонистской установкой, свойственной сегодняшнему духу времени, который все оценивает с точки зрения пользы, а пользу измеряет долей личного счастья и благополучия. В более грубой форме это означает, что мы живем, попустительствуя себе и наслаждаясь, однако в более утонченной форме речь идет о том, что ценность любого начинания зависит от того, "что мне это даст", то есть от того, насколько меня удовлетворит конечный результат. Даже волю Божью мы определяем по тому, увенчаются ли наши действия "духовным успехом". Если с детства ребенок не усвоил, что независимо от результатов следование высшим принципам и идеалам неколебимой истины и нерушимой преданности само по себе обладает нравственным смыслом и ценностью, в дальнейшей жизни ему придется нелегко, ибо он будет жить в мире, где истина может стоить дорого, где ради сохранения внутренней цельности приходится жертвовать многими возможностями, где честность - дорогое удовольствие, где стремление обладать христианским характером требует большой решительности, а быть христианином - значит получить в награду крест. Многое из того, что мы порицаем как слабость (особенно в молодых христианах), в действительности представляет собой неизбежное разочарование в той поверхностной духовности, которая чужда реальному, настоящему благовестию Иисуса и героизму истинного ученичества. Единственной профилактической мерой, единственным исцелением является истинное изложение новозаветного христианства и особенно того сурового реализма, который был присущ Иисусу. Большинство молодых людей имеет достаточно желания и сил для духовной борьбы, если только их не вводят в заблуждение христиане старшего поколения, склонные к дешевым "решениям".
5. Иногда серьезной причиной нашего слабоволия является уныние. Те, кто ему подвержен, сами готовят себе поражение. "Человек - раб дурных привычек, если он действительно воспринимает себя таковым", - говорят они. На самом же деле человек должен твердо верить, что привычку можно преодолеть, и поэтому конкретные усилия, направленные на то, чтобы от нее отказаться, не должны автоматически вызывать мысль о том, что борьба будет проиграна. Равным образом надо верить, что воздействие каких-либо неблагоприятных условий в прошлом не всесильно и может быть преодолено.
Мы никогда не решимся делать то, что нам кажется невозможным, никогда не отважимся на какую-то перемену в нашей жизни, если будем считать, что в наших неудачах повинны родители, родственники или неблагоприятные обстоятельства; с точки зрения Фармер, единственное роковое препятствие для обновления характера возникает тогда, когда "пациент становится одержим мыслью о том, что он всего лишь беспомощная жертва тех сил, над которыми он не имеет и не будет иметь контроля". Несмотря на всю глубину уныния и отчаяния христианский пастор должен, конечно, напомнить об искупительном Божием замысле, об исцеляющей силе божественной любви, о творческой энергии Духа Божия, о том, наконец, что христианская Церковь уже давно свидетельствует о преображающей силе Христовой. "Современная психотерапия подтверждает старое религиозное представление о том, что, для того чтобы укрепить силу воли, очень важно верить в возможность победы", - пишет Хэдфилд. Кроме того, пастор по достоинству оценит и те многочисленные примеры победоносной Божией силы, которые имеют хождение среди членов общины: он увидит, что слабые нередко обретают силы благодаря дружбе и поддержке тех, кто по своему личному опыту может свидетельствовать о том, какие изменения творит в человеке Христос.
Однако далеко не все, кто нуждается в нравственной помощи и поддержке, воспринимают христианскую терапию и духовный совет. Для тех, кто глух к этому, пастор почти ничего не может сделать, кроме как предложить свое сочувствие и участие, поддерживая неизменную готовность ко всякой перемене. Нельзя ожидать, что он сможет показать, как добиться успеха в нехристианской жизни, напротив, нередко он должен указать на христианское обращение как единственное условие нравственного здоровья и спасения. Поэтому он должен хорошо понимать, что означает и что вбирает в себя это обращение (причем в его пасторской работе среди новообращенных это не менее важно, чем в проведении евангелизации). Психологическое описание обращения не объясняет его до конца и никоим образом не отрицает религиозного взгляда на его источник, восходящий к Божией силе и любви. Для тех, кто его пережил, христианское обращение содержит в себе несомненную связь с запредельным: благодать, любовь и сила наполняют жизнь откуда-то извне, и отныне человек живет не из произвольно выбранного им средоточия себя как личности, не ради столь же произвольно выбранных целей и не с помощью тех сил, которые он сам в себе порождает, но он живет для Того, Кто даровал ему новую жизнь и новую цель в жизни.
Несмотря на все сказанное, обращение, однако, может иметь чисто секулярную, даже языческую форму, ибо томление по второму рождению древнее и шире христианства. Пережив эмоциональный стресс, перемену обстоятельств, болезнь или что-нибудь в этом роде, человек, в котором доминировало какое-то одно устремление, может полностью измениться, и на место прежней установки может прийти нечто совершенно иное, даже прямо противоположное: тот, кто был легкомыслен, безответственен и поверхностен, становится весьма серьезным, преданным какой-либо цели и проникнутым определенной заботой; в то же время тот, кого долгое время знали, напротив, как преданного семьянина, может совершенно неожиданно броситься в волны секусальной распущенности. Нередко впоследствии можно проследить "симптомы" совершившейся перемены, можно ретроспективно определить признаки недовольства или скрытой борьбы, которые привели к тому, что человек неожиданно осознал в себе силы, подавляемые прежде. Прежние эмоциональные порывы получили новый угол преломления, привели к возникнновению других переживаний и нашли иной выход, тогда как новая эмоциональная энергия заявила о себе посредством новых представлений, новых форм опыта и новых идеалов. Например, пережив смерть ребенка, мужчина, доселе одержимый спортом, оставляет это увлечение и начинает по-новому заботиться о своей семье; юноша, в детстве восхищавшийся своей матерью, любивший ее и стремившийся ее защищать, переносит какую-то долю этих чувств на свою подругу, сопровождая это действие новыми, доселе невыраженными чувствами, сила которых укрепляет новое переживание. Такая переориентация психологически понятна: благодаря какому-то пограничному переживанию все подавляемые доселе порывы, желания, идеи, воспоминания и устремления осознаются и обретают неожиданную силу; воля способствует тому, чтобы человек отождествил себя с новым всеохватывающим чувством, в результате чего жизнь меняется. Теперь подавляется то чувство, которое доминировало прежде, и долго сдерживаемые порывы находят свое выражение в духовной радости, быть может, в несколько преувеличенных реакциях. Когда изменение ценностей ориентации личности происходит в результате события, которое имеет религиозную основу (например, присутствие на проповеди; встреча с христианином, жизнь и слова которого воспламенили в душе собеседника духовную убежденность; болезнь, в которой был сокрыт духовный смысл; шок, вызванный пережитым страхом или позором), когда средоточием жизни становится Бог или Христос, и в результате этого человек принимает тот идеал, который обращает его к божественному авторитету и обетованию, требованию и поддержке, когда высвобождение сдерживаемых порывов или их переориентация связаны с тем, что отныне они направлены на достижение христианских целей, а сам человек преисполняется духовного мира, веселья и радости, - тогда мы говорим о христианском обращении. Нередко это слово употребляется для того, чтобы охарактеризовать неожиданный и драматический переход от состояния бездуховности к формированию религиозного склада души, от пребывания во грехе к становлению на путь христианского ученичества, однако пастор не должен забывать, что могут быть и другие формы обращения, не менее значимые и по сути своей тоже христианские.
Духовное обращение не всегда сопровождается эмоциональным потрясением, и человек, его переживший, не всегда может точно сказать, когда именно произошел переход от нехристианской формы существования к христианской жизни, поскольку с того момента, как он стал осознавать нравственную ответственность, его внутренняя жизнь прониклась сильным христианским чувством и все его убеждения, переживания, устремления и исповедуемые нормы и ценности постепенно (как и все остальные слагаемые его воспитания) начали соотноситься с христианскими идеалами, вбирающими в себя всю его жизнь.
Однако даже при таком развитии наступает момент, когда человек впервые осозанно и самостоятельно принимает решение, совершает определенный поступок, исполняет долг - и в ходе всего этого принятие христианских ценностей, которое до сих пор совершалось на подсознательном уровне, становится делом сугубо личным, обдуманным, добровольным и окончательным. В то же время христианское учение, христианский идеал и норма поведения перестают быть чем-то внешним, зиждущимся на одной лишь дисциплине, и превращаются во внутреннюю убежденность, доставляющую радость. Не всегда такой момент наступает в результате борьбы и сопротивления, он вполне может отвечать всей предыдущей линии духовного развития, однако для него характерно то, что именно в нем личность впервые предает себя Христу во всей глубине этого действия.
Не менее значительное обращение переживают и те, кто, определенным образом пересмотрев свои религиозные взгляды и расширив восприятие своего духовного идеала, устремляют свое религиозное рвение на новые пути и предают себя новым духовным ценностям. В этой связи достаточно упомянуть "обращения" таких глубоко духовных людей, как Павел, Лютер и Уэсли. Нечто похожее переживали и великие мистики. Для каждого обращения характерны свои особенности. У Закхея оно было в основном переменой в сфере нравственности, у Петра оно совершилось на эмоциональном подъеме ("Ты знаешь, что я люблю Тебя"), Никодим пережил его на интеллектуальном уровне (постижение новой истины), Корнелий - совершив духовное паломничество, а Павел - отдавшись новым религиозным взглядам и тому, что он давно в себе подавлял. Там, где имеет место миссионерское благовестие, обращение нередко проникнуто переживанием единения с другими людьми, которые ощущают себя христианской общиной со всеми вытекающими отсюда, не всегда предсказуемыми, последствиями (опыт совместного обращения имели, например, Иосиф Аримафейский и те, кто пережил Пятидесятницу). Говоря все это, мы хотим лишь подчеркнуть, что свет, любовь и сила Божия всегда приходят по-разному, сообразуясь с характером каждого человека и его потребностями.
Однако в кругах евангелической церкви словом "обращение" принято обозначать драматический переход от греховного существования к христианской жизни, который совершается более или менее неожиданно и сопровождается осознанием собственной греховности, покаянием, новым мирочувствием и доверием (верой), новым осмыслением себя самого, которое выражается в структурной перестройке личности, полностью посвящающей себя христианским идеалам. Как правило, предполагается, что такой опыт должен вбирать в себя переживание нравственного кризиса, в котором человек отвергает свои прошлые устремления, установки и чувства и предается новым, в основном противоположным; кроме этого, он обретает новое для него, уверенное осознание того, что Бог ему помогает, прощая прошлое и обещая помощь в будущем. Средоточием духовных устремлений личности становится Христос, Которого она понимает и принимает как Спасителя от всех зол и Господа жизни, упраздняющего человеческую самость как точку отсчета и источник всех принимаемых решений. Когда такая переориентация совершается, "мир, превосходящий всякое его осмысление, рассеивает демонов уныния и тоски и преисполняет человека радостью, надеждой и уверенностью в том, что он неразлучен с Богом" (Штолц). Здесь мы опять имеем дело с уже знакомым психологическим механизмом: окрепнув и набрав силу благодаря воздействию какого-либо внешнего или внутреннего стимула, переживания о чем-то "лучшем", которые до сих пор подавлялись, врываются в сознательную жизнь, заявляя о себе в переориентации волевого усилия и организуя всю внутреннюю жизнь человека вокруг какого-то нового идеала. Проанализировав то, что ап. Павел говорил о своем обращении, можно с уверенностью сказать, что опыт, пережитый им на пути в Дамаск, явился драматическим следствием - рождением новой личности - после "подсознательного инкубационного периода" (Вильям Джеймс), который начался с момента смерти Стефана или ранее, - периода внутренней борьбы и нежелания признать свою греховность и смириться, что в извращенной форме находило свое выражение в жестоком гонении христиан. Однако, несмотря на то, что этот опыт поддается такому описанию, нельзя забывать, что на практике (да и с логической точки зрения) столь полное перерождение личности невозможно совершить силами самой этой личности: в данном случае претворяющей силой выступает власть Духа, действующая через несущее жизнь слово Божие.
"Ненормальным" временем для обращения является и время юности, пора самопознания и выбора ориентиров, формирования психологических установок и обретения внутренней цельности, пора всевозможных великих решений. Духовный опыт, пережитый в это время, не является простым выражением незрелости, и об этом свидетельствует разнообразие его форм у разных лиц, а также тот факт, что он оставляет непреходящее влияние на последующее формирование характера и карьеру. Кроме того, опыт обращения определяется теми социальными условиями, в которых находится та или иная религиозная группа, где этот опыт имеет место. Надо сказать, что в действительности неожиданное, драматическое обращение не является "нормой" в христианстве, поскольку в церкви оно почти не наблюдается. Так называемые "юношеские обращения" здесь имеют место настолько, насколько они вообще характерны для юности, особенно там, где речь заходит о сексуальных нарушениях.
Многие обращения приходятся на возрастной период между двенадцатью и двадцатью пятью годами. Глупо было бы называть их "просто юношескими", ведь в таком случае об обращениях, переживаемых в пожилом возрасте, можно было бы сказать, что они "просто старческие", о тех, которые явились результатом влияния возлюбленного, - что это "просто комплекс подчинения Ромео", а там, где к обращению привела невеста, - что это "просто комплекс Джульетты"; там, где причиной явилась какая-нибудь серьезная болезнь, можно сказать, что сработал "комплекс ипохондрика", а где этой причиной была смерть, - что это всего лишь реакция из области танатологии. Играть словами легко, однако что нам дает эта уничижительная термирология? Ведь в таком случае с тем же правом можно сказать, что вступление в брак, честолюбивые устремления, вгляд на мир через призму высоких идеалов, учеба в университете, военная служба, - все это "просто юношеские" явления, поскольку именно в юности все это впервые заявляет о себе!
Однако надо признать, что в юности, вне всякого сомнения, человек в какой-то мере переживает определенный подъем, радость и утешение от пережитого им обращения, поскольку он высвобождает энергию, порожденную пробуждающейся и крепнущей сексуальностью; в этом случае очень важно с психологической и духовной точки зрения, чтобы она оформилась в "любовь ко Христу". В юности человек настолько преисполнен душевным напряжением, новыми чувствами и впечатлениями, новыми возможностями, обязанностями, переживанием различных страхов и опасностей, что обретение надежной опоры, признания и поддержки, обретение Того, Кого стоит любить, встреча с Героем, которому стоит поклоняться, освобождение от чувства вины и обретение ответа на неотступные вопросы, - все это, обрушиваясь на него сразу, не может не ошеломить. Позиция "все или ничто", преувеличенная оценка греха, совершенного до обращения, и той добродетели, которая стала оступной после него, переизбыток энергии, направленной в одно русло и не оставляющей никакой возможности сдержаться, - что может быть более естественным?
Проницательный пастор поймет это кипение, эту смену чувств, жадное желание снова и снова испытать столь сильные переживания, ту реакцию, которая должна начаться. Он будет готов ко всему этому, однако, несмотря на все это, он прежде всего оценит те пограничные моменты и возможности, когда молодой человек (или пожилой) подходит к принятию коренных решений, меняющих всю жизнь, - тех решений, в которых находит свое выражение вся христианская истина, и переизбыток благодати изливается в его сердце.
Однако именно потому, что пастор высоко ценит такие моменты и жаждет чтобы члены общины чаще их испытывали, он не станет торопить молодых людей с принятием преждевременных решений. Даже поверхностное понимание того, сколь глубокие пласты личности затрагивает обращение, должно сдерживать от неумелого вмешательства в столь тонкий механизм душевной жизни - ничего не надо добавлять, не надо торопить Бога. Если мы искусственно провоцируем нравственное смятение или чувство вины, надеясь тем самым добиться желаемой реакции, если мы используем общественное давление, прибегаем к духовным предостережениям, стремясь заставить человека принять необходимое решение, заявить о своей вере, взять на себя те обязательства, к которым он еще не готов, не стоит удивляться, если в результате мы столкнемся с реакцией прямо противоположной и с последствиями, которые нельзя исправить. В любом случае притворное обращение, пусть даже разыгранное из самых лучших соображений, оставляет такие психологические и духовные шрамы, привносит такое смятение в чувства и идеалы людей, приводит к столь глубокому разочарованию и неверию в себя, что крушение надежд и окончательный скептицизм почти неизбежны.
Можно, пожалуй, сказать, что за долгое время поверхностной евангелизации мы в равной мере обрели не только зрелых христиан, но и закоренелых, не идущих ни на какой контакт грешников: судя под данным, которыми располагает Церковь, шкала падения среди новообращенных, быстро пришедших к вере, очень велика. И кроме того, надо иметь в виду, что каждая такая "неудача" формирует человека, который уже почти никогда не станет христианином и не будет терпимо относиться к тем требованиям, которые выдвигает христианство.
Предостерегая от непродуманной евангелизации, мы просто лишний раз хотим обратить внимание на реальную силу подлинного обращения, благодаря которому человек освобождается от многих искажений и недостатков, свойственных его характеру, и обретает новую цель в жизни. Последствия обращения весьма серьезны, и потому с ним нельзя торопиться; оно обладает огромной силой, и потому его нельзя провоцировать; в нем мы имеем дело с Богом и душой человека, и потому его нельзя планировать; оно имеет огромное влияние на жизнь и судьбу, и потому его никогда нельзя стимулировать. Возможность радикального перерождения во Христе и благодатный призыв к нему - вот в чем суть христианского благовестия миру, который в противном случае останется бессильным, лишенным искупления и не имеющим надежды.
Христианское обращение не решает всех проблем сразу, и пастору часто придется давать советы относительно того, как в дальнейшем справляться с затруднениями духовного порядка, встречающимися в жизни как молодых, так и пожилых христиан. В общем и целом можно сказать, что практическая мудрость, необходимая для преодоления этих затруднений, состоит в том, чтобы уметь использовать на благо самому себе те методы и приемы, о которых говорит психология поведения.
1. Одним из постоянных источников беспокойства является искушение, которое предстает как тяга ко злу, рождающаяся в результате действия внешних причин, или опять-таки как склонность к нему, но уже заявляющая о себе в нас самих. Надо, однако, сказать, что это различие верно лишь отчасти: любое искушение, если оно обладает притягательной силой, взывает к чему-то внутри нас самих, и, таким образом, мы всегда наши самые худшие искусители.
Пастор, конечно, отметит, что искушение - грех. Одна из самых замечательных черт в образе Иисуса состоит в том, что Он "подобно нам искушен во всем", и эти слова утешали многие поколения новообращенных, которые не ведали покоя; равно как утешал их и вывод, сделанный из этих слов: "Ибо, как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь". Мы не осмелимся утверждать, что Его искушения в каком-то смысле были нереальными, напускными или уносящимися далеко за пределы обычного земного опыта, так как в таком случае упомянутый вывод утратил бы всю силу и образ, нарисованный Евангелиями, ввел бы нас в заблуждение. Истина проста: никто не может обрести зрелость, силу и характер, не пройдя через искушения, - вот почему Иисус сказал Петру: "Се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя".
Однако если искушение и не грех, оно легко может привести к нему, если мы не будем умело его контролировать. Нам надо спокойно заглянуть в себя и с максимальной искренностью признать, что для нас опасно в нашем поведении; надо отказаться от попыток рационализации или оправдания тех соблазнительных ситуаций, в которые мы попадаем, и не гнать их, поросту пытаясь уверить даже самих себя, что их вовсе нет; вместо этого надо откровенно признать, что, если не для других, то, по крайней мере, для нас, есть вещи, представляющие определенную опасность, что существуют некоторые формы общения, всегда делающие нас масимально уязвимыми, что нередко, говоря о том, что мы "с клинической точки зрения серьезно заинтересованы социальными аспектами некоторых форм поведения", на самом деле попросту обманываем себя, желая поиграть с искушением. Юному христианину надо уяснить, что грех по природе своей лжец, что он никогда не даст того наслаждения, которое обещает, но всегда принесет возмездие, которое скрывает; ему надо понять, что, выбирая зло, он всегда делает это в ущерб чему-то доброму и в итоге неизбежно обкрадывает себя, что последствия искушения крайне серьезны и требуют безжалостно отринуть всякую возможность злого поступка. "Ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну", - сказал Иисус.
Рассматривая функцию воли в интеллектуальном аспекте, то есть волю в момент выбора между двумя возможностями, мы лишний раз убеждаемся в той истине, которая вскоре постигается и из опыта: обычно исход любого духовного конфликта зависит от первых мгновений, в которые мы осознаем грозящую нам опасность. Страсти, с которыми мы заигрываем, о которых думаем по самой своей природе, овладевают нашим вниманием, и личность целиком отдает им свои силы и способность к сосредоточению, в результате чего утрачивает способность предотвратить ситуацию, влекущую к действию. Залог успеха всегда коренится в тех мыслях, которым мы уделяем внимание. Если человек весьма чувствителен к тому, как бы его поведение оценил Христос, если он уже исполнен чистых, прекрасных мыслей, проникнутых любовью и истиной, у него не будет никаких праздных фантазий, которые спровоцировали бы его на нехороший поступок. Выбирая тему для размышлений, мы выбираем характер, и в этом смысле вряд ли можно возразить против старой пословицы, которая гласит: посеешь мысль - пожнешь поступок, посеешь поступок - пожнешь привычку, посеешь привычку - пожнешь характер, посеешь характер - пожнешь судьбу. Именно поэтому Павел утверждает, что нерв духовной борьбы состоит в том, чтобы "пленять всякое помышление в послушание Христу". Ведь если Христос - Господь и Мерило нашего сокровенного царства мыслей, воображения и желаний, Он - Господь всего, и, следовательно, искушение бессильно.
2. Однако несмотря на все сказанное нам не всегда удается побороть искушение, и в этом случае существенно важным элементом в терапии нашего поведения является ясное и здоровое понимание того, как отнестись к постигшей нас неудаче и тому чувству вины и подавленности, которое из нее вытекает. Не следует отрицательно относиться к угрызениям совести, самообвинению и стыду, поскольку именно в них сокрыто много нравственной энергии, способствующей нашему возрождению: просто их надо направить в правильное русло. Смущенная память, сопутствующее этому состоянию чувство отвращения и стыда должны стать средоточием возникновения новых прочных ассоциаций, связанных с чувством облегчения и благодарности за Божие милосердие, явленное в прощении. Необходимо пережить душевный катарсис, рождающийся из исповедания своих прегрешений, поскольку в нем человек навсегда оставляет всякие попытки самооправдания и самообмана, уже никак не стремясь избежать личной ответственности. Совесть просит не успокоения, а очищения, сердце просит не извинения, а уверенности в том, что любовь Божия готова прощать. Глубина и сила такого переживания зависит от того, насколько глубока и истинна вера в искупление, а также от того, насколько правильно мы понимаем, чего стоит прощение. Дешевое прощение ничего не излечивает и никого не очищает, однако пастору есть о чем рассказать, он имеет власть возвестить о прощении Божием ценою креста, который может очистить и возродить поверженного человека. Он будет настойчиво повторять, что надо принять это прощение, утвердиться в нем и возрадоваться ему как уже совершившемуся; непрекращающаяся жажда прощения за одно и то же прегрешение свидетельствует о недостатке веры.
Истинное покаяние свободно соглашается с этой мыслью, истинная вера попросту видит в ней истину и утверждается на ней. О том, до какой степени покаяние должно быть публичным, решать пастору. Весьма сомнительно, однако, что на практике положительные результаты публичной исповеди смогут покрыть те явные опасности, которые она влечет в себе. Если прегрешение было совершено на людях, то участие грешника в богослужении и особенно в Господней Трапезе, сопровождающееся к тому же явным одобрением и доброжелательностью пастора, убедит тех, кто знает эту историю, что все опять хорошо. Если прегрешение каким-то образом затронуло других людей, то необходимой частью покаяния должна быть исповедь перед ними и восстановление прежних отношений везде, где это только возможно, поскольку в таком случае повторение становится маловероятным. От обстоятельств зависит, следует ли говорить об этом кому-то еще, например, жене или другим членам семьи, однако надо помнить, что лучше не торопиться с разговорами и быть сдержаннее. Нередко самому пастору лучше не знать всех деталей, чтобы оставаться беспристрастным. Если ничего предосудительного не замалчивается, если молчание никому не приносит вреда, пастор удовлетворится тем, что покаяние было искренним, перемены подлинными и что тем самым было заложено более прочное основание для того, чтобы сохранить христианское послушание в будущем.
3. Соблазнительную возможность, которая столь сильно влечет ко злу, можно использовать и в добрых целях. Если бывший азартный игрок испытывает непреодолимое искушение, идя с работы мимо игорного дома, было бы весьма полезно пойти вместе с ним и, стоя перед дверьми этого заведения, в ярких красках рассказать ему о том, как недавно при злосчастных обстоятельствах покончил с собой один из игроков, доведенный игрой до отчаяния, - а затем сразу проводить его домой. Таким образом образуется новая цепь ассоциаций, которая всякий раз будет возникать на этом месте. Если же человек весь растворился в жалости к самому себе, лучший способ вызволить его из этого состояния - пробудить в нем чувство гордости. "Вы вовсе не тот человек, чтобы безропотно сносить такое обхождение, - я всегда считал, что вы можете с этим справиться!"
Если мать в восторге от того, что ее ребенок наделен "вторым зрением" и способен видеть даже умерших родственников, пастор может охладить ее неуемный пыл примерно таким замечанием: "У меня нет оснований для беспокойства, поскольку у мальчика нет никаких других признаков умственного недоразвития; он живой, сообразительный, достаточно умный и с возрастом избавится от этого". В общем и целом возможность совершить что-то положительное всегда сильнее ее противоположности, и поэтому умная мать попросту отвлечет раскапризничавшегося ребенка на что-то другое, хладнокровный отец сумеет заполучить какой-то опасный предмет из его рук, предложив вместо него яблоко или интересную игрушку. Сосредоточьте ваше внимание на том, чтобы уснуть, - и вы не уснете всю ночь, попытайтесь как следует осознать то, что вам нужно сделать, - например, написать письмо, - и вы не сможете закончить его. Отшельник, бегущий в пустыню, чтобы избавиться от искушения, рано или поздно убеждается, что оно все же присутствует в нем. Поэтому со злом лучше всего бороться не страхом наказания или повелением, а отвлечением на что-либо другое. Отсюда основной нравственный принцип христианства - "побеждать зло добром".
Мы уже упоминали, что одним из практических приложений этого принципа является ежедневное чтение Библии и молитва, однако к этому надо подходить с осторожностью. Если мы постоянно о чем-то думаем (даже в молитве), мысль начинает обретать все большую притягательность. Если мы долго и серьезно молимся о преодолении какого-либо искушения, мы тем самым благочестиво замыкаем наше сознание на этом искушении: попробуйте молиться о том, чтобы больше не пить, и вы обнаружите, что ваши мысли постоянно крутятся вокруг вина! Поэтому молиться надо о другом и не думать о существующей опасности; молитва должна стать мощным способом "перемены темы", отвлечением нашего сознания от того зла, которое нас влечет; не надо искать силу против него, - надо поклоняться чистоте Христа и благоговеть перед славой Божьей. Суть мудрого христианского поведения состоит в том, чтобы никогда не подходить к проблеме напрямую, но всегда пытаться решить ее косвенным путем. Есть сферы, в которых чем больше мы стараемся, тем меньше преуспеваем, и где самое надежное противоядие от всего плохого состоит в том, чтобы вытеснить его чем-то хорошим.
4. Наиболее ярким примером замены плохого хорошим является так называемая сублимация. Суть ее состоит в том, что мы соотносим наши инстинктивные порывы (естественное выражение которых с точки зрения социально-нравственных критериев может и не вызывать одобрения) с какой-либо свободно избранной, положительной ценностью. Мы видели, что инстинктивные влечения, глубоко в нас укорененные, нельзя уничтожить и, кроме того, довольно опасно подавлять их, заявляя, что их попросту не существует; здоровое и эффективное решение состоит в том, чтобы найти для них конструктивные и социально приемлемые формы выражения, соотнести наши инстинкты со свободно выбранными духовными целями. В процессе цивилизации примитивная охота сменилась бесстрашным исследованием, наивное любопытство - научным поиском, гнев сублимировался в нравственное негодование, а страх - в мудрую предосторожность. Равным образом сексуальность, не нашедшая естественного выхода, может выродиться в извращение или же, наоборот, обрести социально полезные, широкие и значимые формы выражения, например, в службе социального обеспечения, в усыновлении чужих детей, в школьном преподавании, в совершенствовании медицинского мастерства, в поэзии, музыке, живописи, скульптуре.
Общаясь с людьми, находящимися в состоянии стресса, пастор имеет широкие возможности для духовного водительства, осуществляя контроль за их поведением или подвергая сомнению безоговорочное признание самодовлеющей силы страсти, отыскивая в новых возможностях для карьеры, в каких-либо новых увлечениях или общественной работе здоровые формы выхода накопившейся энергии, приносящие нравственное удовлетворение. Хэдфилд поступает мудро, не соглашаясь с тем, что сублимация решает любую проблему, связанную с нашими чувствами: он утверждает, что нельзя сублимировать инстинкт, который никогда не просыпался, равно как нельзя сублимировать и то влечение, которое жестоко подавлялось, вытесняясь из памяти и сознания. Он осуждает "извращенный идеализм", который вообще не видит в человеке никакого животного начала, однако это уже другая проблема. Если инстинкт вносит смуту в нашу жизнь (например, инстинкт агрессии, драчливости, самоутверждения, материнства, сексуальный или стадный инстинкт), правильное решение состоит в том, чтобы найти для него приемлемые формы выражения, полезные для всех и приносящие удовлетворение самому человеку. Для этого, быть может, надо будет как следует подумать и проявить изобретательность; например, агрессивность и драчливость, быть может, очень пригодятся в не совсем популярных сферах общественной деятельности, самоутверждение с пользой можно будет реализовать в политической жизни, а забота о чужих детях, защита детей-калек даст выход материнской любви, которой может одарить большинство женщин. В мире, несомненно, есть работа, которая только и ждет того, чтобы дать выход неиспользованной энергии, если только пастор сумеет убедить, что нравственное здоровье и удовлетворение превыше всего. Поведенческая психотерапия вполне обоснованно стремится исправить изъяны нашего характера, однако христианский идеал не исчерпывается отрицательным благополучием по принципу "никаких проблем". Даже в изначально хорошем характере бездеятельность дает свои отрицательные плоды. Поистине здоровому христианскому характеру присуще творческое начало, динамическое движение вперед, которое и предохраняет его от возможной опасности. Своими силами цель недостижима - только во Христе; христианин устремляется к ней, призывая на помощь Бога, никогда не считая, что он сам чего-то достиг, и по мере духовного взросления, которое предстает как мера полноты во Христе, оставляя за собой пройденное. Пастор всегда будет поощрять это устремление к духовным высотам, которое никогда не сможет почить на лаврах и удовольствоваться подсчетом побед, но всегда будет заявлять о себе с новой силой. Ведь ему известна самая основа и суть христианской мудрости, которая гласит, что духовная крепость всегда будет сопутствовать человеку, если он возрастает в благодати и познании Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа.
Некоторые психологические открытия в равной мере годятся для решения не только психических, так и сугубо нравственных проблем, если учесть, что различие между ними довольно нечеткое, и если при этом не выходить за пределы собственной компетенции, твердо памятуя, что "душевнобольного надо направлять к тем, кто может оказать ему профессиональную помощь". Серьезно отнесясь к этим предостережениям, пастор получит относительно широкую возможность как-то помочь людям с незначительными психическими нарушениями, которые нередко встречаются в нашем обществе, полном тревог и забот.
1) Одним из нарушений психического ризвития является инфантильность, которая представляет собой ностальгическое стремление вновь, как в детстве, почувствовать себя в безопасности, ощутить свою зависимость от других, позволить себе какие-то капризы и нетерпение. Все это, как известно, протекает на подсознательном уровне и может представлять собой серьезную преграду в развитии характера. Иногда инфантилизм заявляет о себе не столь резко и может усугубляться какими-либо религиозными установками. В общем и целом можно сказать, что, если человек не получил возможности развить в себе "взрослые" чувства (мужество в опасных ситуациях, стойкое перенесение различных трудностей, спокойное отношение к тревогам и обязанностям), он будет страдать от неизбывного желания вновь вернуться к детским радостям и утехам. В такой ситуации предпочтение отдается не ясному мышлению и зрелому решению, а смутной сентиментальной символике и столь же смутным устремлениям. Такой человек нередко суетлив, а еще чаще весьма чувствителен к обидам, склонен преувеличивать разные мелочи и всячески домогаться внимания и оценки.
Изучив три тысячи протестантских гимнов, Кимбал Янг пришел к выводу, что основной мотив более половины из них сводится к страстному желанию вновь обрести чувство безопасности, характерное для детского возраста, и стяжать некую небесную награду.
"Я спокоен, когда я в руках Иисуса,
Я спокоен, когда на груди у Него,
И, укрытый Его неизменной любовью,
Я душе своей дам тихий, сладкий покой. . . "
Такой гимн свидетельствует об инфантильной религии, не только нездоровой и небиблейской, но и искажающей суровую веру, которой учит христианства, веру, которая наделяет способностью противостоять любым превратностям, любым обстояниям и противоборству - противостоять в полной уверенности, что, завершив борьбу и закончив свой путь, мы обретем непреходящее духовное оружие. Учитывая такую опасность, пастор постарается избежать сентиментальных утешений, которые не дают реального взгляда на вещи и замедляют процесс взросления; кроме того, он постарается сделать так, чтобы его образ не ассоциировался с какими-либо образами из детских лет (например, образом матери или няньки). Он постарается избежать тех опасностей, которые возникают в результате мягкого, "женственного" исповедания религиозной истины, в результате некоего романтического призыва к духовной жизни, замешанного на смутных чувствах, проистекающих из созерцания женоподобного образа Христа, широкого распространенного в искусстве и различных учебниках благочестия. Такая ориентация погашает мужское, сильное начало, пробуждает в каждом из нас ребенка и препятствует взрослению и принятию реального мира. Зрелый христианин должен уметь жить в реальном, "взрослом" мире, уметь сам принимать решения и выносить оценки, брать на себя ответственность и нести бремя духовной свободы, не прячась за чужими мнениями и принятыми нормами (и даже за законом Божиим, сказал бы апостол Павел), но самостоятельно отвечая своему Господу и, мужественно и реально глядя на вещи, жить сообразно своему видению мира.
Одной из более серьезных форм инфантилизма является так называемый "эдипов комплекс", которому, согласно Зигмунду Фрейду, подвержены все дети. Комплекс выражается в сильной ревности по отношению к отцу, который обладает горячо любимой матерью; иногда он (что можно наблюдать на примере из жизни древних греков) выливается в желание уничтожить отца и завладеть матерью. Острое противоборство между сыном и отцом, матерью и дочерью может вырастать изподсознательной или бессознательной ревности (или осложняться ею), и в таком случае постепенное осознание собственной сексуальной принадлежности может привнести дополнительную эмоциональную окраску в упомянутый конфликт. Если же, несмотря на постепенное взросление и пробуждающийся интерес к ровесникам противоположного пола, прочная ориентация на отца или мать сохраняется, можно думать о каких-то более глубоких причинах этого нарушения, требующих профессионального исследования и терпеливого, обстоятельного припоминания своей прошлой жизни.
2) Что касается механизма возникновения и результата воздействия, то здесь надо упомянуть еще одно нарушение, соседствующее с инфантилизмом. Речь идет о так называемом "бегстве в болезнь", которое выражается в стремлении вернуться к некогда пережитому опыту болезни, во время которой человек чувствовал, что находится под защитой близких людей, что они потакают его прихотям, прощают все его капризы, снимают с него всякую ответственность и позволяют жить так, как он сочтет нужным. Позднее, когда он сталкивается с какой-либо неприятностью или вступает в конфликт, он как бы " вспоминает" прошлое счастливое время и внутренне обращается к нему, порой настолько, что провоцирует возникновение симптомов прошлой болезни. Причина может крыться в отчаянном желании сочувствия, в скрытой тревоге или в капитуляции перед какой-нибудь неприятной ситуацией, которая не поддается решению; лечениесостоит в том, чтобы устранить травмирующую причину или, по крайней мере, разъяснить больному, почему он реагирует так, а не иначе. Несколько иначе обстоит дело с так называемыми "профессиональными" невротиками, которые, рассказывая о перенесенной операции, болезненных симптомах и страданиях, делают это только для того, чтобы привлечь к себе внимание, придать себе больше веса в глазах других людей или потому, что у них просто нет другой темы для разговора. В данном случае надо говорить не столько о плохой психической приспособляемости, сколько об определенном пороке характера; лечение может заключаться в создании каких-либо новых, увлекательных интересов и возможностей, при которых бесконечное "сердцебиение", "нервы" и вообще "плохое здоровье" мигом улетучивается неизвестно куда.
3) Инфантильность и бегсто в болезнь представляют собой два момента, взятые из более широкой склонности психологически неустроенного человека убежать от реальности в мир фантазии, где исчезают все проблемы и никогда не возникает никаких конфликтов. Для ребенка такое фантазирование вполне естественно: незримый, вымышленный спутник его игр, волшебный мир преображения, - все это расширяет его детский опыт и совершенствует драгоценный дар воображения. Однако если взрослый человек мечтает о неожиданной удаче, о том, что судьба вдруг улыбнется ему самым фантастическим образом, что волшебная лампа Алладина даст ему всемогущество, что где-то есть некий романтический мир, ждущий отверженного, что в конце концов его сердцу откроется все, что он пожелает, - то все это нельзя не признать патологической склонностью. Слабый человек тешит себя тем, что могло бы быть, пытаясь тем самым убежать от того, что он есть на самом деле; он, например, "лелеет высокие идеалы", потому что за ними легче скрыть от себя самого свою несостоятельность, он против всякой критики, потому что в глубине души считает себя человеком без недостатков (и только другие, к сожалению, не могут оценить его по достоинству!) Он чересчур щепетилен во всех своих поступках и придирчив к другим, поскольку тешит себя мыслью, что с точки зрения нравственности его не в чем упрекнуть. Если ребенок сознает, что он просто играет, то взрослый, потакающий своим нездоровым фантазиям, отождествляет себя с ними: он может жить годами, всерьез считая, что в глубине души он не какой-то слабый и робкий человек, а прирожденный боец, и докажет это, если понадобится; что, несмотря на злосчастное стечение обстоятельств, не позволившее ему развить свои способности, в нем сокрыт удивительный талант; что, несмотря на отсутствие широких возможностей, он наделен поистине мощным интеллектом, что за заурядной внешностью сокрыта подлинная красота, и потому он презирает косметику и т. д. Короче говоря, любая несостоятельность, любая неудача или неспособность - это всего лишь следствие каких-то злосчастных препятствий, не дающих проявиться подлинным талантам, способностям и добрым намерениям, которые со временем непременно заявят о себе!
Надо сказать, что религия нередко дает благодатную почву для таких фантазий. Молитва, например, иногда рассматривается как средство, с помощью которого можно убедить Всемогущего вмешаться в естественный ход событий, в вере порой видят наркотик, помогающий забыть все несчастья, и опять-таки некое средство, с помощью которого вселенная может "сдержать действие своих законов ради нашего блага". В некоторых христианских кругах считается, что открыто говорить истину значит поступать нетактично и не по-христиански: явную ложь называют "недоразумением", дикие ссоры - "личностными коллизиями", неприкрытое мошенничество - "недуховным способом ведения дел". Некоторые смотрят на небо как на утраченное материнское лоно, материнские объятия, в которых было так спокойно и так уютно! С их точки зрения не мы, а Бог должен устранить для нас все препятствия, разрешить все проблемы, ответить на все вопросы и сделать нас счастливыми.
Когда мечта готова рассыпаться, слабый человек предпочитает впасть в полную прострацию, нежели признаться в собственной несостоятельности. Если человеку, всегда считавшему, что он может достигнуть всего, чего захочет, вдруг действительно надо чего-то достичь, он неожиданно отказывается от всяких попыток и показывает явные признаки серьезной психической и физической несостоятельности, лишь бы не допустить, что какая-то проблема на самом деле лишила его надуманной изобретательности и решимости. Утратив иллюзии, человек, некогда возомнивший себя нравственно безупречным, впадает в полную беспомощность, лишь бы избежать разоблачения. Студент, тешивший себя своим академическим превосходством, действительно впадает в шок перед наступлением экзамена, который может выявтить истинную картину. Полная потеря психического самоконтроля может сопровождаться физической болью и мускульным параличом - и все это ради того, чтобы не утратить столь желанную мечту относительно собственной компетенции в том или ином вопросе.
Согласно Штольцу "преображение личности начинается с выявления лелеемых нами заблуждений". Надо сделать так, чтобы человек, убегающий в мир вымысла, смог понять природу своих фантазий, принять реальную картину мира, научился мириться с тем, что порой жизнь опасна и несправедлива и надо мужественно принимать страдание, разочарование и горе. Терапевтическое общение с таким человеком требует времени и почти бесконечного терпения, однако в конце концов надо сделать так, чтобы он в истинной перспективе увидел жизнь, самого себя и других людей и с искренней верой, лишенной необоснованных притязаний, принял ту ситуацию, в которой он находится.
4) Полной противоположностью описанного типа личности является человек, который с относительным постоянством подпитывает свои треволнения общим тревожным настроением и доходит до того, что довольно скоро придумывает какой-либо новый повод для беспокойства, если старый куда-то исчезает. Страх неотступно преследует такого человека и заставляет принимать защитные меры. Постоянное ощущение тревоги распространяется почти на весь реальный и воображаемый мир и сковывает действия. Обычно такое состояние возникает в результате того, что в нас самих есть нечто, провоцирующее страх: мы боимся "сорваться" в жестокость, злобу, вожделение, безумие. В других случаях причина кроется в замедленном эмоциональном развитии, лишающем нас мужества и стойкости, характерных для взрослого человека. Иногда то, что нас страшит, приобретает символическое выражение. Мы, например, боимся высоты, и это символизирует нашу внутреннюю неуверенность в самих себе, своих силах, боязнь не оправдать то положение, которое мы занимаем; нередко нам в разных формах снится, что мы падаем, и это дает ключ к истолкованию так называемой акрофобии. Боязнь разоблачения (связанного с сексуальными интересами или каким-либо неблаговидным поступком) может выражаться в боязни открытых пространств (агрофобия); воспоминание, связанное с чем-то, что происходило в темном, тесном месте, или какие-либо фантазии, с ним связанные, дают ключ к истолкованию клаустрофобии. Многие страхи, не поддающиеся объяснению, связаны с неприятными переживаниями детства.
Некоторые фобии представляют собой всего лишь психическую идеосинкразию, с которой человек вполне может уживаться, находя даже нечто забавное в своей безобидной чудаковатости; другие, однако, свидетельствуют о всеобъемлющем чувстве страха и требуют обстоятельного рассмотрения. Тревога может объясняться и подсознательным желанием того, что вызывает страх: человек, например, желает продвинуться по служебной лестнице, боится, что этого не произойдет и в то же время боится, что не сможет нести ответственность, которая связана с этим повышеним. Иногда случается даже так, что тревога становится желанной сама по себе: человек чувствует себя разочарованным и даже обманутым, если худшее не свершилось. И опять-таки нередко некоторые страхи связаны с воспоминаниями о каких-то проступках (которые человек пытается забыть и в которых он никогда не признавался), с нечистой совестью, порождающей всеобъемлющее чуство вины и неверие в Божие милосердие. Такой механизм особенно трудно выявить, поскольку связь с предосудительным прошлым, как правило, отрицается. Однако если мы можем выявить истинную причину дискомфорта, по мере возможности устранить ее и заменить каким-либо источником внутренней уверенности, если мы можем (видя, что тот или иной человек или ситуация вполне заслуживают этого) приступить к осуществлению профилактических мер, позволяющих забыть тревогу, результат может оказаться положительным.
Помимо упомянутых срывов, возникающих в результате разочарования, фантазирования, тревоги или заторможенного развития, существуют и другие, похожие на них нарушения или неврозы, которые возникают просто потому, что вполне нормальный человек пережил крайнее напряжение или переутомление. Реактивный невроз может возникнуть в связи с напряжением, объективно присущим той или иной ситуации (например, понесенная утрата, безработица, развалившееся дело). В таком случае правильная профилактика избавляет от невроза. Иную картину дает невроз характерологического порядка, возникающий в результате какой-либо черты характера или общей его структуры. Родители мирились с ним, когда пациент был ребенком, однако в зрелом возрасте характер однозначно заявил о своей несостоятельности и не позволил
установить желанные отношения или построить карьеру. Обращение к новым идеалам и здесь поможет прояснить природу невротической симптоматики. Затаенные воспоминания о детских годах, когда на ребенка не обращали никакого внимания или наоборот слишком строго за ним присматривали, могут способстовать тому, что уже во взрослом человеке будет чувствоваться чрезмерная робость и стремление помирить окружающих; может, однако, случиться и так, что он будет чувствовать сильное внутреннее напряжение, излишне драматизировать все, что с ним происходит, вести себя так, как будто его постоянно видят и восхищаются его поступками, требовать непрерывного восхваления и одобрения;, не исключено, правда, что человек просто сорвется в крайнее раздражение и станет совсем беспомощным. Если, благодаря воспоминаниям о детском периоде жизни, удастся выявить скрытые травмирующие факторы, то, быть может, картина станет ясной, и наступит исцеление.
Кроме названных нарушений существует и так называемый невроз замещения, когда какой-либо симптом скрывает истинную причину психологического напряжения. Например, человека тошнит и он заболевает, стоит ему вспомнить о своей прошлой трусости; другой часто моет руки или сжимает их, что символизирует страх перед каким-либо неприглядным поступком в нравственном или социальном плане. Какая-либо навязчивая идея, извращение или навязчивое состояние (например, клептомания) может символическим образом свидетельствовать о скрытой тревоге, которую надо осознать, дабы данный симптом исчез.
5) Чрезмерная чувствительность также может быть причиной психологической и нравственной несостоятельности. Недостаток эмоциональных переживаний парализует нашу реакцию, сковывает инициативу, тормозит действие, поскольку именно эмоции вдыхают жизнь в наши идеи, зовут к их осуществлению и дают необходимую энергию для упомянутой реакции. Однако в психическом развитии личности эмоции всегда играют весьма сущестенную роль в формировании интеллекта и воли, и поэтому в каком-то смысле их необходимо сдерживать, дабы они не продолжали господствовать над человеком в зрелом возрасте. С наступлением зрелости приходит выдержка, уравновешенность и стремление действовать не импульсивно, а взвешенно и обдуманно. Незрелый человек потакает своим чувствам, зрелый же обоснованно использует их. Характерной особенностью почти любого чувства является то, что оно должно перерастать в действие; если чувства, заявив о себе, не находят соответсвующего выражения в последующем действии, может развиться эмоциональная холодность, неспособность достаточно глубоко чувствовать, чтобы адекватно реагировать на ту или иную ситуацию. Кроме того, случается и так, что человек начинает культивировать эмоциональное переживание, сделав его самоцелью и превратив в своеобразный щит, за которымпрячется от реальной жизни, в некое убежище, куда можно убежать от исполнения долга; в результате получается, что такие люди, как правило, "глубоко чувствуют" жалость, страх или религиозную истину, однако вовсе не чувстуют желания что-либо сделать. Сочувствие, нравстенное негодование или сострадание выдаются за милосердие и помощь: человек смотрит на фотографию, где запечатлен голодающий ребенок, или видит на улице семью, лишенную крова, является свидетелем вопиющего социального зла, смотрит "волнующий" фильм или спектакль, - и все это с одним и тем же чувством, которое у него, так сказать, "наготове", поскольку ложное сострадание не требует от него никаких усилий, не зовет к принятию конкретного решения или к жертве.
И здесь религия тоже в каком-то смысле виновата, поскольку порой поощряет уход в чувство, оторванное от реальности; это проявляется в определенной драматической эстетике богослужения, которая совсем не стремится оказать какое-то влияние на повседневное, конкретное поведение человека, в неумеренных эмоциональных восклицаниях, преувеличениях, в каком-то шуме и движении, которое должно свидетельствовать, что все совершается искренне, в горячности, которая необоснованно принимается за истиннный порыв. Иногда поощряется неестественная обращенность к своему внутреннему миру, которая формирует христиан, занятых только собой и страстно стремящихся к постоянному "духовному подъему" и возбуждению. В каждом христианине, который чувствует себя несчастным, постоянно испытывает дискомфорт, так или иначе не отвечает за свои действия и имеет мрачный вид, в каждом из них может скрываться личность, которая по уровню эмоционального развития напоминает ребенка, и пастору надо научиться узнавать ее. Ему придется тактично объяснить, что рискованно и несерьезно для взрослого человека жить чувствами, вместо того чтобы соразмерять свою жизнь с критерием истины и избранным идеалом. Прежде всего, однако, он постарается научить своих подопечных ценить те чувства, которые объединяют людей (сочувствие, радость, удовольствие от общения), и остерегаться тех, которые их разъединяют (гнев, отвращение, страх, зависть, негодование). Если они научатся делать это различие, они научатся думать, оценивать и сдерживаться, а это первый шаг на пути к эмоциональной зрелости.
6) Касаясь психологии взаимоотношений, Хэдфилд говорит о так называемом "инстинкте подчинения", который первоначально был связан с потребностью отдельного человека подчиниться племени, "стаду" и который ныне нашел свое извращенное выражение в мазохизме, то есть в желании человека ощутить на себе чью-либо власть или самому причинить себе боль. Нельзя не признать, что в христианстве этот извращенный механизм наслаждения страданием еще более усложняется благодаря рассказам о страданиях Христа и призывам взять на себя свой крест. Страдание ради Христа становится доказательством духовного избранничества, а затем просто страдание становится для некоторых людей признаком их превосходства над другими. Иногда приходится слышать, что боль, переживание болезней и несчастий "преображаются" Христовым примером страдания, даже если они были ненужными, бесполезными, болезненными и жестокими. Превозношение мученичества, характерное для древней Церкви, почитание распятия, принятое в католицизме (культ распятого Тела, которое на протяжении веков приобретает все более неприглядные черты запечатленного страдания), обостренное внимание к самодисциплине, которое у пуритан превращается в самоцель, - все это свидетельствует о мазохистской тенденции, которая совершенно чужда учению Христа и его жизни. Пастор должен во всем противостоять этому устремлению как нездоровому, опасному и несоответствующему подлинной любви к Богу и подлинной радости во Христе.
Отчасти мазохистское злоупотребление идеалами христианского героизма объясняет манию преследования, которая овладевает некоторыми религиозно настроенными людьми. Для большинства современных христиан мученичество не так уж притягательно и только теоретически считается христианским идеалом. Нередко мания преследования имеет вполне прозаическое происхождение и является следствием жалости, которую человек испытывает к самому себе; мы негодуем, видя, как во всем том, что с нашей точки зрения является неоспоримой верностью христианским идеалам, другие люди усмартивают лицемерную гордыню, исполненную злобы или самодовольства. Иногда причина кроется в смещенни акцентов, и наша собственная суровая критика в адрес других людей сводится к тому, что мы якобы не можем им простить того, что они неверно воспринимают нашу преданность тем или иным принципам. Как бы там ни было, но никак нельзя согласиться, что наслаждение любым видом страдания соответствует идеалу христианского сострадания, истинному представлению о Божием силосердии или евангельскому обетованию.
Почти все двадцать пять основных психотерапевтических приемов построены на том допущении, что, говоря о природе человека, нельзя провести четкого различия между физическим и психическим аспектами его существования. Пастор никогда не будет "лечить" одну лишь душу в ее абстрактом понимании, но всегда будет помнить, что в сравнении с духовным благополучием физическое здоровье человека тоже играет не последньь роль.
1). Самый распространенный психотерапевтических прием состоит в том, чтобы помочь пациенту понять, что с ним происходит, отучить его от привычной реакции на бытовые жизненные ситуации, привить новую, более адекватную форму реагирования и (что требуется весьма часто) помочь перестать смотреть на мир глазами ребенка. Человек, попавший в затруднение, должен осознать его реальную причину и затем в самом широком смысле приступить к собственному излечению. Принимая решение, совершая шаг, исполненный веры и упования, не следует избегать ответственности или переносить ее на того, кто пытается вам помочь; пациент должен сам стать на путь исцеления, задействовав все свои силы - никто не сделает этого за него.
Конечно, для того, чтобы взглянуть реальности в лицо, нужна определенная твердость. Первый шаг к преодолению трудностей состоит в том, чтобы открыто признать их, а не прятаться, прибегая к каким-либо временным мерам, развлечениям, или наркотикам. Необходимо пережить кризис, чтобы прийти к ясному поинманию ситуации, к принятию решения и освобождению от прежних представлений; опытный терапевт постарается показать пациенту, в чем он неискренен, выявит притворство, заставит посмотреть правде в глаза, по-новому взглянуть не себя (как бы это ни было неприятно) и признать все свои отговорки, самообман, непоследовательность, которая и является причиной душевного нездоровья. Невротик, как правило, живет в своем обособленном мире, смотря на все происходящее со своей очень частной точки зрения и соотнося все видимое со своими весьма специфическими интересами. Надо помочь ему увидеть себя и мир (причем помочь реально, а не одной лишь беседой) в более широком контексте, включающем в себя мнения и интересы других людей. Процесс самораскрытия не только труден, но и неприятен, однако надо помнить, что он приносит исцеление.
2). Говоря о терапии психических и иных нарушений, следует упомянуть о методе замещения, суть которого сводится к тому, что тревожные мысли, укоренившиеся в сознании человека, вытесняются другими, оказывающими благотворное воздействие.
3) Необходимо упомянуть и о сублимации, посредством которой человек признает наличие в себе самом инстинктивных устремлений и порывов, а затем направляет эту энергию на осуществление общественно полезных задач, выполнение которых приносит ему удовлетворение.
4). Вступая в область подсознательного, нельзя обойтись без психоанализа. Прибегая к методу свободных ассоциаций, тактично и ненавязчиво ведя беседу, объективно анализируя чувства пациента, его взгляд на те или иные вещи, страхи, характерные ошибки, предрассудки, а также (с большим тактом) его мечты и сновидения, пастор может выявить скрытую причину тягостного переживания или невроза. Многие нарушения имеют связь с бессознательными впечатлениями, ассоциациями и переживаниями детства и юности, и поэтому полезно обратиться к так называемому "редуктивному анализу", который выявляет соотношение между нынешним психическим состоянием человека и его отдаленными причинами. Например, юношеская лень может быть обусловлена тем, что в детском возрасте ребенку не приходилось ничего делать самому, родители в силу собственного чванства ограждали его от любого усилия, перекладывая его на других, или наоборот были весьма строги и суровы, в результате чего страх перед возможным неодобрением столь глубоко укоренился в сознании ребенка, что и потом, уже юношей он предпочитает ничего не делать, чем сделать что-либо не так. Для того, чтобы анализ шел успешно, необходимо, чтобы пациент реально осознал истинную причину своего беспокойства; он должен сделать это не умозрительно, не просто полагаясь на авторитет пастора и как само собой разумеющееся "допуская", что существует некая связь между какой-то прежней виной и нынешним состоянием (просто потому, что придется "исповедоваться" пастору). Если мы сразу легко и просто решим, что, как известно, "нет праведников, все грешники", то ни для конкретного исцеления, ни для духоного опыта это "открытие" не даст никакой пользы, поскольку в нем не слышится подлинного чувства собственной ответственности и готовности ее нести. Однако если мы осознаем причину наших нынешних трудностей, а также ее связь с той проблемой, которая не дает нам покоя, если мы признаем, что в нашей нынешней установке слышатся отголоски прошлого опыта (некогда пережитых страхов, негодования, страстных увлечений), мы тем самым устраним неосозновавшееся нами препятствие и "откроем шлюзы" для нашей собственной целительной энергии.
Идут дискуссии относительно влияние психоанализа на процесс выздоровления. Несомненно, однако, что та стихия, которая была отторгнута от процесса личностной интеграции и загнана в подсознательное, посредством психоанализа постепенно вступает в гармонические отношения с другими аспектами личности, более не подавляется, но напротив признается и сознательно переводится в новое русло или полагается в определенные рамки. Кроме того, она в значительной степени теряет свою разрушительную силу. Сопутствующие ей эмоциональные порывы прежде не находили полезного выхода, но теперь воля "запрягает" их на осуществление избранных жизненных целей; отныне их скрытая энергия идет на созидание, а не разрушение. Надо отметить, что сила подсознательных порывов в какой-то степени зиждется на их таинственности: встревоженное сознание боится того, чего не может познать, боится возможного наваждения, помешательства, "одержимости" или просто беспоможности. Разъяснение изгоняет и рассеивает эти страхи; нередко случается так, что, как только потаенные причины осознаются, болезненные симптомы исчезают.
Итак, самопознание лечит. Однако психоанализ требует и завершительной фазы, которая характеризуется построением новых ассоциаций и связей. Вся та энергия, которая прежде уходила на подсознательные страхи, желания и стремления, должна пойти на осуществление новых целей и интересов. Расставшись с эмоциями страха, негодования, вожделения, она дает заряд новым чувствам уверенности, товарищества, стыдливости и внутренней чистоты. Энергия, некогда вселявшая тревогу, обретает новое, положительное направление и новую ценность, а те воспоминания, которые прежде были навязчивыми, теперь способствуют возникновению более здоровых и безболезненных реакций, содействующих осуществлению выбранных жизненных целей.
5). Человек, испытывающий психологический дискомфорт, в какой-то мере нуждается и в том, чтобы обрести некую общцую уверенность в весомости предпринимаемых им усилий, а также осознать неповторимое своеобразие своего врутреннего мира и отыскать мужество для того, чтобы настойчиво продолжать борьбу. Учитывая все это, надо признать, что немаловажное значение имеет и выработка хорошо обоснованной положительной философии жизни. Для пастора это означает, что настало время обратиться к христианскому благовестию и вере, однако известно, что некоторые психиатры, не исповедующие христианства, тем не менее тоже пытаются помочь пациенту обрести утраченную веру или найти новую и тем самым вселить в него бодрость. Некоторые советуют посещать церковь, поскольку видят, что она дает заряд целительной энергии. Нельзя отрицать благотворного влияния тех положительных импульсов, которые сконцентрированы в хорошо продуманном и хорошо проведенном богослужении; участвуя в совместном пении гимнов, вознесении молитв, слушая Писание и чувствуя плечо друга, человек получает утешение, ощущает призыв свыше, обретает уверенность и пищу для размышлений. В такой атмосфере человек приходит к гармоничному и благотворному осмыслению своей собственной сущности: тревога, негодование (а, может быть, и давнишняя глубокая неудовлетворенность) забываются, человек по-новому воспринимает жалость к самому себе, привычку безрассудно потакать своим желаниям, свои иррациональные страхи и нетерпение. Он не рассчитывает только на свою силу, но ожидает помощи свыше, чувствует, как она нисходит на него и вбирает ее.
6). Обретая духовную уверенность и чувствуя благотоворное воздействие церковной жизни, человек должен в то же время включаться в общественно-полезную жизнь, брать на себя то или иное социальное служение внутри церкви или в своем районе. Включившись в эту работу, он сможет отвлечься от сосредоточенности на самом себе и своих проблемах, перестать ощущать одиночество, страх и собственную ненужность. Нередко человеку, который имеет какие-либо психологические проблемы, нужен не отдых, а работа, поскольку у него нет переутомления, но налицо отсутствие стимулов к деятельной жизни; довольно часто наилучшее лечение (или заключительный его этап) состоит в том, чтобы завязать общение с людьми-инвалидами (мужество и спокойствие которых заставят устыдиться собственной жалости к себе), и подключиться к делам, в которых человек позабудет о собственном благополучии, почувствует стремление к некоей единой цели и обретет силу воли, которая столь ему необходима.
Имеем ли мы дело с проблемами сугубо нравственного порядка или с какими-либо психическими нарушениями, в любом случаечаще всего, по-видимому, речь заходит о поддержании и укреплении нравственной силы человека. Нередко приходится слышать о "достойной сожаления нравственной импотенции", характерной для современного общества: высокие нравственные идеалы, широко разработанные социальные программы терпят крах ввиду отсутствия необходимой нравственной инициативы и готовности следовать намеченному пути. Все это ведет к цинизму, нетерпимости, насилию и отчаянию. Так называемый "нервный срыв" и почти повальная неврастения, нередко встречающаяся в постоянно растущем перечне стрессов, которыми страдает современное общество, свидетельствуют о том, что многие люди живут на пределе своих возможностей, постоянно ощущая внутреннее напряжение и усталость. Нельзя сказать, что и современная церковь наделена большей действенной силой. Если раннехристианская Церковь была полна жизни, динамического развития, преображающей силы, если ее наиболее хорактерной особенностью было благодатное переживание благотворного присутствия Святого Духа (что выражалось в исполненном радости нравственном торжестве и неколебимой уверенности и выносливости), то сегодняшнее христианство исполнено решимости, настойчивости, внутренней серьезности - и тоски.
Мало толку, если, обращаясь к слабому, мы говорим ему:"Будь сильным". Психологические условия, дающие необходимую силу, зависят от природы психической жизни. Вся наша энергия сокрыта в наших инстинктах; несмотря на то что ее запасы в какой-то мере зависят от здоровья человека, его темперамента и подготовки, известно, что с виду обычные люди в экстремальных ситуациях показывали недюжинную силу, и это свидетельствует о том, что наше представление о четко ограниченном "внутреннем силовом запасе" ложно. Энергия, которая нам непосредственно доступна, по сути дела безгранична, если мы здоровы и естественным образом чередуем работу и отдых. Почти всякое утомление имеет психическое происхождение. Одной из причин, быстро приводящих к угасанию силы, является психическое торможение, возникающее в результате скуки, потери внимания или принятия негативных установок (например, боязнь того, что мы потерпим неудачу, что данное усилие не стоит того, чтобы тратить на него время, что у нас не окажется необходимой способности и т. д. ). Недостаток рвения, убежденности и надежды сразу же снижает уровень наших энергетических запасов.
Еще одной причиной бессилия является противоборство несовместимых целей, утрата внутренней цельности, в которой и кроется сила воли, а также нерешительность (когда сначала мы растрачиваем силы на то, чтобы выяснить, что же нам надо делать, а потом приступаем к намеченной цели, наполовину исчерпав ресурсы). Вот почему в прежние времена говорили о "внутреннем сосредоточении", суть которого сводилась к тому, чтобы в определенные часы внутреннего спокойствия и погружения в себя самого собратиь воедино все силы души. "Изможденным" душам довольно часто советовали это делать. Третья причина заключается в отсутствии внутренней собранности, когда силы растрачиваются на множество мелких интересов и увлечений. В одно и то же время мы можем заниматься лишь несколькими делами, и надо помнить, что любое наше устремление идет в ущерб чему-то другому. Люди поверхностные, одержимые множеством второстепенных задач не столько слабы, сколько измотаны. Кроме того, расслабляет и отсутствие цели, когда нам нечем себя зажечь и нечем пробудить в себе силы, когда нет дела, которое могло бы вдохновить нас своим величием и поддержать своей трудоемкостью. Наибольшее бессилие мы чувствуем в минуту полного безделья; чтобы заявить о себе, наша энергия должна во что-то выливаться, и условием нашего внутреннего обновления являются внутренние энергетические затраты. Пастор не раз подчеркнет, что Бог никогда не дает нам силу просто так и не ставит в такое положение, при котором нам остается только глядеть по сторонам, прикидывая, как бы теперь ее использовать. Бог ставит перед нами задачу, а сила приходит тогда, когда мы ее осуществляем.
Однако нельзя сказать, что мы совершенно не знаем тех психологических условий, при наличии которых возможно обретение деятельной силы. С точки зрения Библии человек - это прежде всего проводник высших сил, образ Творца, сотворенный из глины и наделенный божественной жизнью, светильник, заженный Господом, ковчег духа, которому надлежит вернуться к Богу, своему источнику. Новый Завет прежде всего повествует об искупительной и преображающей силе Божией, которая приходит к нам во Христе и Духе. Касаясь освобождение от гнетущей силы греха, Павел говорит о Духе жизни, пребывающем в Иисусе Христе. Однако только от самого человека зависит, проводником каких сил он станет: божественных или дьявольских, добра или зла; надеется же он не на себя самого, а на ту силу, которая проходит сквозь его душу, в коей обитает Дух Христа.
Христиане говорят о божественной благодати или о присутствии Святого Духа, однако другие могут говорить о том, что человек является проводником некой жизненной силы, какого-то "жизнанного порыва", что по сути дела имеет место эволюционное движение, высшим выражением и временным носителем которого и является человек; говорят также об имманентной божественной силе, действующей во вселенной. Христианину, который убежден в том, что искупительная и спасительная сила приходит в историю только с пришествием Христа и что внутреннее обновление и рождение свыше возможно для всех, кто молится, такие представления кажутся неконкретными и необоснованными. Мы уже говорили, сколь мнолообразно заявляет о себе эта спасительная сила. Вера, уверенность, убежденность в том, что исповедуемые ценности останутся нерушимыми, ощущение того, что эта высшая сила не несет в себе ничего враждебного, обретение христианского мировоззрения, в центре которого Иисус Христос, образ незримого Бога, дающий разгадку прошлому, будущему и настоящему в жизни человека, поклонение Христу как герою, исполненное восхищения, благодарности и любви, просвещающая и живительная сила молитвы, искупительная энергия, рождающаяся из уверенности в том, что ты прощен, обретение в Христе друга, помощь Духа, дружба с единоверцами и личное благочестие, которое ободряет и укрепляет, внутреннее обогащение и исцеление от участия в общем богослужении, обращенность вовне, призывающая к деятельному служению ради Бога и ближнего - все это свособствует духовному выздоровлению, которое Христос дарует мятущимся душам и сердцам.
И все это имеет пастор, пытающийся помочь страждущему.
Наставление, ознакомление подопечного с определенным кругом идей и мыслей, стремление пробудить в нем свои интуитивные порывы - всего лишь часть его служения. Гораздо важнее убедить человека конкретно ответить на Божий зов и предать себя Христу, пробудить в нем порыв к личной вере и действию. Поэтому в конечном счете вопрос к психически или нравственно больному человеку по-прежнему сводится к тому, хочет ли он сам исцелится. И, как и в прежние времена, Тот, Кто, задает этот вопрос, исполнен сострадания и силы, чтобы сделать его значимым, а ответ - решающим.
Люди не похожи друг на друга. Крепко усвоив эту избитую истину и научившись не забывать ее на деле, пастор избавит себя от многих затруднений и напрасной траты сил. Это доказали пять щенят Ллойда Моргана. Добравшись до запертых ворот, они не сумели подлезть под них: трое, увидев, что верхние перекладины шире, пролезли сквозь них, четвертый изо всех сил пытался что-то сделать внизу, а пятый лег на землю и начал скулить. Эксперимент повторяли в течение двадцати минут - и каждый раз происходило одно и то же. Личностные различия являются врожденными, а это значит, что они необъяснимы и непреложны, причем в данном случае бессильна даже религия. Мысль о том, что все мы можем пережить один и тот же религиозный опыт, который сгладит наши различия, не находит подтверждения в Библии, в повседневной жизни и не согласуется со здравым смыслом. Еврей и грек, варвар и скиф, раб и свободный, мужчина и женщина - все едины в Иисусе Христе, однако не все равны и не все одинаковы.
По кругозору, темпераменту, характеру Петр не был Иоанном, Андрей Фомой, Мария не была Марфой, а Мария из Вифлеема не походила на Марию Магдалину. Да и сам Иисус ничего не говорил и не делал, чтобы преуменьшить их естественные различия или подогнать под какой-то один тип личности. Из 15-й главы Евангелия от Луки, где Он излагает суть Своего искупительного служения, мы узнаем, что Он с равным вниманием относился ко всем, кого пришел спасти. Некоторые, подобно заблудившейся овце, нуждаются в заботе и попечении, другие, подобно случайно потерянной драхме, ждут, чтобы их нашли, третьи, сбившиеся с пути в результате собственного своенравия, как это случилось с блудным сыном, нуждаются в том, чтобы извлечь какой-то урок из всего случившегося и, наконец, четвертые, которые, подобно старшему брату, погрузились в жестокую самоправедность, нуждаются в смирении. Учитель никогда не говорил "все вы грешники" и не уравнивал одного с другим. Иисус всегда умел отличать, и христианскому пастору тоже надо этому научиться и с должной проницательностью делать это всегда и везде.
Конечно, постоянно чувствуешь соблазн подогнать под какую-либо классификацию бесконечное разнообразие человеческих характеров, что, разумеется, глупо. Единственное, что можно сделать, - наметить некоторые основные типы, дающие бесчисленные варианты.
1). Древние греки усматривали связь между физическими и психическими особенностями человека и сообразно четырем, как они считали, основным жидкостям, имеющимся в человеческом теле (кровь, флегма, просто желчь и так называемая "черная желчь"), выделяли четыре основных типа личности. С их точки зрения люди делятся на сангвиников, флегматиков, холериков (то есть склонных к быстрому раздражению) и меланхоликов. На самом деле связь между "теммераментом" и железами внутренней секреции более сложная, однако какая-то доля истины в данной классификации все-таки есть, хотя под "темпераментом", о котором часто приходится слышать, в более точном мысле следовало бы понимать некий тон и настрой личности, обусловленный совокупностью жизненного опыта и делающий нас оптимистами или пессимистами, людьми доверчивыми или склонными к подозрению, готовыми уверовать или наоборот стать циниками. Веселый, жизнерадостный темперамент - дар Божий. С другой стороны, люди медлительные, крепко стоящие на ногах и не очень-то склонные к эмоциональным излияниям более надежны, преданы и последовательны. Холерики - это легко возбудимые, импульсивные, но в то же время приятные, щедрые люди, которые быстро реагируют, быстро соображают и готовы посочувствовать. Меланхолик склонен к глубоким чувствам во всем, что касается подлинной дружбы, общей радости или боли; он в большей степени склонен усматривать опасность и брать не себя обязанности других людей. Нередко такие люди - это артистичные, чувствительные, глубокие и крайне честные натуры. Непонятно почему, но все перечисленные характеры остаются именно такими, а не другими. В любой критической ситуации один сразу же усматривает нечто положительное, другой стремится ее обективно осознать и осмыслить, третий быстро реагирует на нее, а четвертый готов "ждать наихудшего". Никто из них не выбирает той или иной линии поведения и, вероятно, они поступают неосознанно; жизнь или учение может внести какие-то коррективы в их характер, однако ничто не изменит их.
2). Сознательная жизнь человека вбирает в себя познавательный, эмоциональный и волевой аспекты, причем существует немалое различие в том, какой именно аспект доминирует в той или иной личности и в какой степени. Те, в ком ярче всего выражен познавательный аспект, слывут "интеллектуалами", для которых наибольший интерес представляет получение какой-либо информации, ее осмысление, отыскание каких-либо абстрактных моделей конкретного мира и выявление столь же абстрактвнх связей между различными вещами и представлениями. Будучи христианами, они склонны к спору о "принципах", к обсуждению богословских проблем, к анализу тех или иных ситуаций или людей, к исследованию Библии и к построению теорий на предмет всего, что их окружает. Нередко их вполне устраивает такое теоретизирование (в котором, кстати, есть нечто высокомерное по отношению к чувству) и они боятся своих собратьев, которые горят желанием активной деятельности. Они ничего не могут с собой поделать, их не следует за это порицать, однако надо напомнить, что вера без дел мертва.
Те, кого движет чувство, часто весьма порывисты, легко меняют настроение, их легко убедить и столь же легко они впадают в уныние. Они отзывчивы, ревностны в своих начинаниях, увлекают энтузиазмом других и нередко грубоко преданы. Они склоныы презирать как "заумную религию", так и "дела", однако привносят страстную искренность в христианскую жизнь и богослужение. Они тоже на властны над собой, однако им не мешает напомнить, что без рассудительности и предусмотрительнсти они рискуют потерять контроль над чувством, которое поведет по неверному и опасному пути, что, с другой стороны, не воплотившись в христианском поведении и действии, их чувство легковесно, обманчиво и скоро угаснет.
Те же, в коем сильнее всего выражено волевое начало, нередко одинаково нетерпимы как к первым, так и ко вторым. Они судят только по делам, только по тому, чего человек смог дистичь, по выигранным сражениям и полученным результатам. Они не доверяют одним лишь добрым намерениям или чувствам. Они склонны действовать в одиночку и в основном потому, что отвлеченное разъяснение своих замыслов и эмоциональное убеждение, которые в равной мере необходимы для того, чтобы найти сообщников, кажутся им пустой тратой времени. "Видишь - делай!" - таков их девиз, и если кто-то, увидев, что надо делать, не приступил к действию в ту же минуту, - они не станут ждать. Такая энергичность и напористость довольно часто в цене, однако людям такого склада тоже не мешает напомнить, сколь неверным и вредным может быть непродуманное действие и во что оно может обойтись, сколько бесполезного противоборства возникает в силу того, что человек не сообщает другим своих планов и не разъясняет их, сколько вреда он принесет своему делу, если не будет считаться с чувствами, приоритетами и опасениями других людей. Иногда надо напомнить и о том, что довольно часто дела, исполненные смирения, благодати и поддержки исходят от тех, кто знает, что угодно Богу.
Пастор не раз удивится тому, как много эмоций в "интеллектуалах", которые терпеливо накапливают факты и цифры, чтобы потом бороться с ними ради того дела, за исход которого глубоко, хотя и молчаливо переживают. Он увидит, что люди, которыми движут эмоции, могут "зажечь" себя и других, не теряя из виду той цели, которую перед собой поставили. С другой стороны, есть "люди дела", которые знают, как ради его осуществления воззвать к разуму, воображению или чувствам других людей. Одним словом, нет характеров "в чистом виде", и пастору станет ясно, что значительная часть его публичных выступлений и конфиденциальных бесед направлена на то, чтобы способствовать возникновению и поддержанию такого климата религиозной жизни, который исполнен гармонии и терпимости и при котором каждая из перечисленных особенностей человеческого характера находит должное применение, однако не в ущерб другим.
3). Психологические различия между мужчиной и женщиной столь очевидны, что, пожалуй, нет нужды их описывать, хотя любое положение спорно и всякое обобщение допускает множество исключений. Говоря о психологических особенностях женщин, принято, как правило, исходить из ее материнской функции, выполнение которой, в частности, требут обретения прочных отношений с другим человеком, который во время воспитания ребенка защищал бы их и давал пропитание, а также предполагает наличие особой связи с самим ребенком. Следовательно, найти и удержать супруга, одержав верх над соперницами, для женщины гораздо важнее, нежели для мужчины, который по природе своей ориентированна других женщин и для которого личностный аспект отношений не столь важен. Так это или нет, однако в общем и целом не вызывает сомнения тот факт, что большинство женщин гораздо более интересуется характером человека и личностными взаимоотношениями, нежели чем-либо другим. Если мужчин интересуют машины, увлекают какие-то идеи, теории, принципы, убеждения или вопросы права и справедливости, то женщин, как правило, интересует то, каков человек, исповедующий эти идеи и принципы, привлекателен он или неприятен, можно ему доверять или нельзя.
Если какие-либо отношения важны для женщины, она с удовольствием будет принимать комплименты, хорошо зная, что это только они и не более; известно, правда, что и мужчины любят их слушать, однако всячески это скрывают. Вынашивая своего будущего ребенка, женщина обретает гораздо большую способность терпеть боль и обладает большим мужеством, в то время как мужчина скорее готов страдать за отвлеченные идеалы, в чем большинство женщин попростоу не видит смысла. Заботясь о своем ребенке, женщина обретает способность нежно и терпеливо относиться к больным и беспомощным, проявляя большое сочувствие и сострадание, однако терпение мужа, с которым он ловит рыбу или копается в машине, выводит ее из себя. Известно, что воспитывая ребенка, женщина привыкает учить других, поскольку порой острее видит, что лучше для них, а не для себя. Нередко в этом усматривают своенравие и желание командовать, хотя на самом деле здесь одна лишь материнская забота, пусть даже несколько избыточная. Выносив ребенка, женщина и потом не перестает чувствовать, что тот "принадлежит" ей, что между ними существует неразрывная связь, что бы ни случилось в жизни; ребенок в прямом смысле ее плоть и кровь, чего мужчины, как правило, не чувствуют и не понимают. Вероятно, поэтому, каким бы "плохим" не оказался ребенок, женщина почти никогда не расстается с ним, в то время как мужчина готов пойти на это, считая жену "слабохарактерной".
Можно думать, что из привычки матери оберегаать свое дитя вырастает и ее "бесчувственность", ее безжалостное и безрассудное (даже по отношению к себе самой) стремление поддерживать и защищать то, что ей принадлежит. Она быстрее чувствует опасность, если дело касается ее круга или ее интересов, в большей степени склонна придерживаться тех обычаев, правил, нравственных и социальных норм, которые, как подсказывает ей опыт, гарантируют большую безопасность - и в силу этого, в отличие от мужчины, не совсем готова принимать стиль поведения, который может разрушить то, что для нее важно сохранить.
Что касается других людей, а также каких-либо норм, ценностей или установок, то здесь женщина не столько склонна к анализу и логическому размышлению, сколько к быстрой эмоциональной оценке: присущая ей забота и заинтересованность заставляет ее в большей степени, нежели мужчину, полагаться на свою интуицию и воображение, а не на логику. Так называемое женское "непостоянство" - это не что иное как быстрая, интуитивно-эмоциональная реакция на какие-либо изменения в отношениях, возникающая там, где мужчина больше ценит свою приверженность отвлеченным идеалам и "незыблемой логике". Женская "неискренность", живость (или "житрость"), которая выражается в ее способность идти к цели не напрямую, а как бы окольными путями - является результатом ее более глубокого понимания природы человека, помноженного на воображение. Поскольку, как известно, мы общаемся посредством языка и письма, женщина, как правило, более красноречива и лучший "лингвист", нежели мужчина. С годами ее домашний очаг, ее взгляды, работа, ее "права" становятся ее "детьми", и она защищает их с той же настойчивостью. По-видимому, в силу психологических причин женщине чаще приходится думать о сексуальной сфере отношений, и она острее воспринимает скоротечность жизни. Говорят, они живее чувствуют время и сильнее торопятся жить, нежели мужчины, у которых активная часть жизни не так жестко ограничена во времени.
Вполне естественно, что в силу многих сугубо "женских" черт характера (врожденная консервативность, близость в мыслях и чувствах к изначальной жизненной силе, глубокое переживание межличностных отношений, стремление высоко ценить нравственные качества и положительные черты характера, склонность полагаться на интуицию, судить "приземленно" и заботиться о молодом поколении) женщины больше ценят религиозную интуицию, дисциплину и поддержку. Сложилось так, что в эмощиональном и социальном планах женщина белее ранима, и религия - это ее утешение; в то же время многие образованные и мыслящие женщины сознают, что религия сделала для них, их детей и дома гораздо больше, чем любая другая движущая сила общества. В силу всех перечисленных причин женщины нередко оказываются в числе самых лучших помощников пастора, оказывают самую эффективную поддержку церкви, наиболее плодотворно участвуют в ее работе и являются самыми верными ее защитниками. Если же иногда они "неразумно" противятся каким-либо переменам, если ихволнует не конституция, существующие нормы и установления, а только то, "как очарователен президент", если они соглашаются на реформы преподавания в воскресной школе только при условии, что за ними оставят тот класс, который они ведут уже несколько лет, - все это всего лишь издержки тех высоких качеств, которых никогда нет у мужчин. Равным образом привычка спорить, не поддаваться убеждению, стремление оставаться в стороне и не вмешиваться, отрицательное отношение к сентиментальному благочестию, сухая "логика" являются - с точки зрения пастора - издержками практического отношения к действительности, которое не часто можно встретить у женщин и которое, - если вы им обладаете в довершение ко всему остальному - просто бесценно.
Психология женщины, разумеется, не сводится к тому, что она призвана быть женой или матерью. Одинокая жизнь в какой-то мере меняет человека. Мужчины любят говорить, что незамужняя женщина обязательно мрачна, сердита, не любит людей. Однако даже если женщина действительно такова, причина может лежать глубже и заключаться, например, в том, что она не получила достаточного образования или хорошей профессии, чтобы стать независимой (а вовсе не в том, что у нее нет мужчины, общение с которым ее, якобы, очень обогатило бы). Известно, что неженатый мужчина тоже испытывает эмоциональный и социальный дискомфорт, дезадаптацию и даже становится женоненавистником. Холостяки тоже могут иметь те же черты - в результате болезни (например, эпилепсия) или каких-либо внешних обстоятельств (например, необходимость держать на своем иждивении престарелых родителей). В таких случаях они могут стать столь же раздраженными, как и женщины в сходной ситуации. Кроме того, причиной может быть гомосексуализм или же нездоровая завороженность образом матери, в результате чего мужчине никогда не удается отыскать женщину, которая одновременно была бы его возлюбленной и матерью. Возможно также, что что мужчина остается холостяком, потому что потерял женщину, которая его устраивала, а теперь не может позабыть обиды или боится еще раз оказаться в унизительном положении. Некоторые мужчины по слабости характера или в силу обстоятельств не торопятся принять решение, и это длится до тех пор, пока они не начинают бояться трудностей совместной жизни. Все это причины наряду с другими вполне подходят и для того, чтобы объяснить, почему одинокой остается незамужняя женщина. Ни один пастор в таких случаях не возьмется подыскивать жениха или невесту, как бы ни казалось ему, что те или иные люди были бы гораздо счастливее, будь они вместе. Однако он постарается осознать и уяснить специфику проблем, характерных для холостой жизни, будет помнить, что бывают очень печальные случаи и, кроме того, будет готов при случае дать хороший совет относительно тех психологических или духовных препятствий, которые отрицательно повлияли на отношение к браку.
4). Некоторые психологи пытаются дать более точную классификацию характеров. Деление на интровертов и экстравертов, предложенное Юнгом, стало расхожим, поскольку оно говорит о различии, которое признается большинством, хотя данные термины всего лишь обозначают крайние точки, между которыми распологается множество различных оттенков. В общем и целом можно сказать, что экстраверт представляет собой человека, психологически обращенного вовне, дружески настроенного, легко заводящего новые знакомства и любящего компанию. Нередко его чувства неглубоки, интересы носят внешний характер (например, он любит спорт или какое-нибудь хобби, в котором принимает участие другие люди). Поглощенный тем, что происходит вокруг него, он редко заглядывает в себя самого, редко переживает смущение или тревогу, редко обижается и всегда готов помочь и принять помощь. Часто он живет чувством, а не мыслью и иногда тяготеет к чувственным удовольствиям. Он, как говорится, "любит жизнь" и всегда "добрый малый". Если вдруг ему и доведется заглянуть в себя, он готов сказать, что у него все, как у других ("всем известно. . . ", - часто говорит он). Некоторые экстраверты склонны выносить скорые, основанные на чувстве, безаппеляционные суждения, нередко основывая их на поверхностном материале. Они любят заботиться о себе и ждут, что и другие будут делать также. Если экстраверт все-таки склонен поразмышлять, он анализирует и классифицирует бесконечное множество каких-либо объективных фактов, не обращая внимания на своей внутренний опыт и реакции.
Что касается интроверта, то здесь в первую очередь надо сказать, что это человек, обращенный внутрь себя, замкнутый, робкий, с трудом заводящий новые знакомства, сдержанный в выражении собственных чувств (хотя они довольно глубоки), как правило, погруженный в раздумья, занятый самонаблюдением, анализом своих психологических состояний и реакций и обладающий высоким уровнем самосознания. Поэтому интроверт, как правило, одинок, легко обижается и смущается, иногда подозрительно смотрит на то, как ведут себя другие, полагается на себя, тревожится по многим поводам, но часто по-прежнему остается один и не любит принимать помощь.
Некоторые интроверты доверяют только своим чувствам и ощущениям, но в основном это крайнее выражение данного типа, характерное тем, что человек целиком обращен внутрь себя и наделен повышенной остротой переживания. Такие люди нередко несчастливы, испытывают недостаток общения, обладают повышенной чувствительностью. Если среди них встречаются пророки или поэты, истина, которую они для себя открывают, переживается ими с глубокой внутренней уверенностью, и они не нуждаются в каком-либо внешнем авторитете и не требуют никаких доказательств, поскольку им достаточно лишь своего ощущения. Существует, однако, опасность, что такое сугубо внутреннее вдохновение утратит всякую связь с реальным миром, и его просто нельзя будет донести до других людей (что и приходится наблюдать в некоторых образцах живописи, поэзии и музыки). Мыслители интровертного типа иногда своевольны, упрямы, полагаются только на свою интуицию и свои выводы, презирая споры и даже советы. Однако, если интроверта предоставить самому себе, он нередко будет думать, что его незаслуженно забыли и, быть может, даже считают ниже себя.
Нельзя с полной уверенностью сказать, что экстравертов больше среди мужчин, а интровертов среди женщин, хотя нередко именно так и считается. Законченный экставерт выглядел бы, конечно, как некий автомат, лишенный характерахаотически и беспомощно реагирующий на внешние раздражители, ничего не думающий, не имеющий никаких убеждений и никакого личностного начала. В свою очередь, законченный интроверт не имел бы никаких контактов с обществом, целиком бы погрузился в себя, слыл бы чудаком и порой в своем отчуждении от внешнего мира доходил бы до безумия. Интроверт считает экстраверта человеком поверхностным, с трудом допускает, что в его способности столь быстро приспосабливаться к окружающей действительности есть что либо еще, кроме обыкновенного лицемерия; в свою очередь, экстраверт считает интроверта чудаком, человеком недружественным, самоправедником и "горемыкой", от которого мало толку. Однако если у того и другого сходная работа, увлечения, политические или религиозные представления, они могут почувствовать взаимную притягательность и стать хорошими друзьями, как бы дополняя друг друга.
Е. С. Уотерхауз полагает, что интроверт тяготеет к религии и церкви, а церковь, в свою очередь, склонна к тому, чтобы привлекать только интровертов. Ощущение "внутренней сущности", интеллектуализм, "духовное переживание", характерное для церковной жизни, молитвы, внутреннего благочестия, исследования своего внутреннего мира и "опыта богопознания" - все это понятно интроверту и приветствуется им, в то время как экставерта сбивает с толку, и он не видит здесь никакого смысла.
Надо, однако, признать, что Петр, Фома и Матфей не похожи на интровертов, и, кроме того, в истории христианство много примеров экстравертного подхода к духовному ученичеству, засвидетельствованного энергичной и мужественной деятельностью христианских исследователей, реформаторов, миссионеров, государственных деятелей, солдат, вождей тех или иных общественных движений и многих других. Над этим следует задуматься любому пастору и церкви. Есть реальная опасность ограничить служение и членство в общине лишь одним психологическим типом и ценить лишь один ответ на евангельское благовестие, и именно "более глубокий" ответ интроверта. Однако не следует забывать, что Христос пришел спасти и экстравертов, и их деятельное практическое благочестие во имя Христово, а также их поведение, в конце концов, является не менее подлинным выражением веры, чем глубокомыслие и духовный настрой интоверта. Пастору и церкви надо подумать, как привлечь экстраверта, какую работу ему предложить и научить интровертов любить его!
5). Существует еще одна попытка на основании некоторых черт личности связать психологический темперамент с физической организацией человека. Кречмер, например, а также другие ученые считают, что есть люди, в организме которых доминирует пищеварительная система. С ними, как говорится, все в порядке, они осмотрительны и неторопливы, веселы и добродушны, как всем известный мистер Пиквик; можно встретить такого монаха, тучного и веселого, или такую же полную женщину. Эти люди по природе своей миротворцы -они не могут долго пререкаться и не видят для этого причин. Говорят, что они, конечно, консервативны и ради мира и душевного спокойствия всегда готовы соглавиться.
Существует и другой тип, в котором доминирует мускульная система: это крепкие, физически сильные люди, гордящиеся тем, что могут выносить большие физические нагрузки - спортсмены, солдаты, рабочие. Они, как правило, весьма энергичны, воинственны, агрессивны и неугомонны; склонны к тому, чтобы использовать в своих целях других людей, любят участвовать в проведении каких-либо кампаний, защищать уже существующие и хорошо знакомые принципы, хотя иногда настроены против авторитетов и охвачены бунтарским духом, если это дает лучший выход для их энергии. В чем-то они похожи на экстравертов Юнга и почти не страдают от чрезмерной щепетильности.
И наконец, согласно данной теории, существуют люди, в организме которых доминирует нервная система. Они всегда в напряжении, крайне чувствительны, осторожны, нередко настроены скептически и сдержанно. Сюда можно отнести поэтов, мыслителей, аскетов, ученых, философов. Часто внутреннее напряжение не покидает их, они редко полностью расслабляются, замкнуты и напоминают теперь уже интравертов Юнга. Они склонны вести нескончаемые разговоры со своей совестью, у них острое чувство греха, и они не находят утешения в обрядовом или авторитарном богословии.
Поскольку данные различия проведены на физической основе, можно предположить, что какие-либо физические условия существования вполне их подтверждают. И действительно, алкоголь, например, находит дружеский прием у первой группы, ведет войну со второй и приводит в смущение третью. Люди "мускульного" типа любят шум и большие пространства, "нервные" же ненавидят шум, предпочитают уютные уголки и безопасные места. Столкнувшись с неприятностью, люди первой группы ищут дружеского сочувствия и сами готовы предложить его, предствители второй энергично с ней борются, а те, кто принадлежит к третьей, уединяются и начинают грустно размышлять о случившемся. Считаетсятакже, что тип человека можно определить по тому, как он сидит: лениво откинувшись в кресле, настороженно выпрямившись или напряженно переплетя ноги и скрутив руки. Даже по той позе, которую человек занимает во время сна, можно выявить те же самые различия.
6). Можно упомянуть и о менее значительных и не столь систематически проявляющихся психологических различиях. Существуют описания (без какого-либо объяснения) двух основных типов воли. Человек со "взрывным" характером склонен, поддаваясь порыву, немедленно и всеми силами добиваться кардинального решения, озадачивая других своей несдержанностью; столь же неожиданно он может и передумать. В противоположность такому типу человек с "заторможенной" волей тяготеет к тому, чтобы не спешить с решением той или иной проблемы, он делает какие-то шаги только под давлением других людей или крайних обстоятельств, а потом не намерен передумывать, выказывая "ослиное" упрямство. В первом случае, хорошенько усвоив ту или иную мысль, человек стремится перейти к действию, во втором - перейти к дальнейшему обдумыванию.
Делались попытки провести различие между людьми, реагирующими на абстрактные идеи, и теми, кто, в отличие от первых, реагирует только на конкретные ситуации и требования. Есть люди, готовые к большим усилиям и длительному действию благодаря осознанию отвлеченных идеалов ("истина", "политические принципы", "справедливость", "общественная собственность и контроль", "музыкальная целостность" и т. д. ). Они готовы признать эти идеи и не отступать от них, где бы с ними не сталкивались. Другие, равнодушно воспринимая различные абстракции, активно идут на контакт с вождями каких-либо движений, хранят им верность, вступают в какие-либо организации, примыкают к какому-либо конкретному начинанию, к какой-либо церкви - и лишь смутно осознают те принципы и положения, которые там исповедуются. Люди "абстрактные" нередко примыкают к той или иной деноминации на основании ее богословских положений, "конкретные" же верны той церкви, где находят больше всего доброты, дружбы и духовной поддержки.
Другим отличительным признаком является сила воображения. Одни постигают истину посредством слов, логических рассуждениях, какой-либо аргументации, основанной на фактическом материале, другие - посредством картин, конкретных людей, рассказов. Благодаря воображению мы можем стать на место другого человека и посочувствовать ему, разделив его настроение; мы можем рассмотреть новые возможности, вероятные решения наших нынешних проблем, соприкоснуться с идеалами, которые не будем осуществлять, или мысленно возложить на себя те обязанности, которые на самом деле никогда не примем. Воображение дает простор нашей мысли, без него мы были бы рабами нашего прошлого сиюминутного опыта. Однако степень воображения у разных людей различна: у одних оно весьма невелико или вообще никогда не просыпалось, у других более развито, но тоже неодинаково. У одних - и таких, по-видимому, большинство - воображение визуальное: какие-либо ситуации, люди, целые страницы книг или музыкальных произведений легко "всплывают в голове". У других воображение слуховое: они легко вспоминают разговор, какие-либо замечания, даже тон голоса; они легко могут выдумать какую-либо беседу, что у других не получается. Есть люди, которые кажутся совершенно бесчувственными, неспособными пожалеть другого или что-нибудь сделать ради него, видя, какую трагедию тот переживает. Они знают только одно - "грешнику все по заслугам" - и остаются рабами собственных предрассудков и своего ограниченного опыта. Среди таких людей пастор порой может ощутить полную беспомощность. Ему, однако, надо понять, что такие люди не столь порочны, как иногда кажутся: просто они лишены величайшего Божьего дара - воображения.
Вильям Джемс проводит различие между людьми, склонными к жесткому восприятию мира, и людьми, у которых восприятие более чуткое. Первые сообразуются с определенными идеями, учениями, принципами, говорят о "жестоком опыте реального мира", совершенно не желая рассуждать о тактичности, сочувствии, о том, что можно задеть другого человека. Для вторых же это вопрос первостепенной важности, и любая идея, учение или принцип ничего не стоят, если они не принимают во внимание страдание человека. Однако помимо способности отождествлять себя с другими людьми на это различие влияет и характер переживания. Сильные, грубые порывы и чувства нередко бывают жестокими, даже если направлены на достижение благих целей; для тонких переживаний напротив характерно сдерживание силы и подавление жестокости. Порой человек первого типа может сделать больше добра в этом мире, в то время как представитель второго сделает меньше вреда.
И наконец, говоря о менее всеобъемлющих и не столь систематически проявляющихся различиях, можно упомянуть о способности удерживать в сознании несколько положений сразу. Существуют люди, у которых мысль движется только в одном направлении, есть и другие, у которых в их рассуждениях возможны два варианта решения, и наконец третьи, способные допускать множество решений и вариантов. Таким образом, не всегда надо говорить о намеренном эгоизме или своеволии: нередко человек просто не способен удерживать в своем сознании более одного положения, одного довода или точки зрения. Люди такого типа просто не слушают других: они схватывают что-то одно, сразу же принимают это или отвергают и начинают тотчас отстаивать свою точку зрения по этому поводу. По сути дела они даже не спорят: придя к своему мнению, они - в то время как кто-то возражает им - просто перетасовывают свои доводы и соображения, чтобы отстоять это мнение, и никогда не слушают собеседника и не оценивают услышанного. Когда же наконец наступает их очередь говорить, они не отвечают, а продолжают развивать свои доводы. Люди второго типа склонны к тому, чтобы делить все на черное и белое и сразу давать положительный или отрицательный ответ, никогда не соглашаясь на компромисс, не пытаясь отыскать средний путь или найти третий, лучший вариант. И наконец люди третьего типа, как правило, умеют видеть все стороны вопроса и одинаково хорошо отстаивать каждую из них. Оставаясь непревзойденными в каком-либо доскональном и всеобъемлющем исследовании и свободной дискуссии они тем не менее склонны к тому, чтобы подолгу не выносить решения и до бесконечности оттягивать формулировку ясных и точных выводов.
Учитывая те или иные различия между людьми, принимая во внимание бесконечное разнообразие человеческих характеров, созданных природой, окружением и пережитым опытом, пастор вряд ли удержится от того, чтобы не соотнести и себя самого с каким-либо типом личности из всех перечисленных нами классификаций, смирившись со своим темпераментом, психологическими пределами и устремлениями, манерой мыслить и оценивать.
Он должен столь же объективно, бесстрастно и без каких-либо сожалений постичь и принять присущие только ему особенности психического и духовного склада, как принимает цвет своих глаз или форму головы. Он должен знать, когда можно просто согласиться с тем, что темперамент "делает свое дело", когда допустимо поиронизировать над собой, а когда надо предпринять взвешенные шаги, чтобы как-то компенсировать свои приоритеты или предубеждения.
Столь же объективно и беспристрастно он должен стремиться понять всех тех, кому призван служить, из всех сил гоня от себя косность восприятия и настраиваясь на непредубежденный лад и непредвзятую манету общения. Он должен знать, что другие люди, как и он сам, представляют собой то, что из них сделал Бог, условия воспитания и дальнейшия жизнь. Что касается узкой сферы нравственного волеизъявления и усилия, то здесь он может попытаться убедить человека поступить так, а не иначе, может надеяться на какие-то перемены, однако склад его ума столь же мало подвластен изменению (и его ответственноть за это столь же невелика), сколь неизменны черты его лица.
Обычно нелегко согласиться с тем, что люди по-разному переживают некоторые формы религиозного опыта. Мы привыкли считать, что все члены нашей общины и вообще все, к кому мы обращаемся с евангельской вестью, одинаково свободны и могут в равной мере постичь и применить на практике те истины, которым мы их учим. С высоты прововеднической кафедры человеческая природа предстает как некий чистый и ничем не скованный "дух", который может беспрепятственно ответить на евангельское благовестие - лишь бы захотело сердце. Что касается музыки, других видов искусства, научных или философских споров, то здесь мы не говорим об одинаковой способности всех, кто имеет к этому отношение. Однако из всего, что было сказано относительно врожденной природы нашего темперамента и других психологических различий, со всей определенностью следует, что то же самое мы должны признать и применительно к сфере религиозного опыта и понимания. Многое зависит от того, как мы доносим истину (в абстрактном изложении, в образах, посредством тех или иных доводов или с помощью незамысловатых историй, проникнутых простым теплым чувством), а также от того, готова ли и способна ли эта категория людей ответить не нее так, как та. Учитель говорил, что даже "добрая земля", принявшее слово, дало плод не одинаковый: "иное тридцать, иное шестьдесят и иное сто". В сфере религиозной оценки и осмысления тех или иных религиозных положений нет некоего общезначимого уровня. Даже находясь в горнице среди одиннадцати своих учеников Иисусу пришлось поведать многое из того, к чему они не были готовы.
Некоторые благочестивые люди никогда окончательно не постигнут учение о кресте или смысл учения о Триедином Боге: они мало знают, но живут большой любовью. Некоторые ревностыне и серьезные исследователи христианства, глубокие и честные умы, преданные божественной истине, никогда не смогут воскликнуть "аллилуйя" - даже услышав последнюю трубу. Есть ученики, которых по их духовной весомости можно, так сказать, оценить в пять талантов, есть и другие, которых можно оценить в десять, но и тех, и других одинаково хвалит Учитель. Есть люди ценой в один талант, но и они могут удостоится той же похвалы. Пастора, вознамерившегося подогнать всех, кто его окружает, под свой тип христианина, довольно скоро постигнет глубокое разочарование; если же он, общаясь с эктравертами, пытается привить им свое мироощущение интроверта - он на пути в никуда. Вопрос всегда один и тот же: как этот мужчина или эта женщина, оставаясь тем, что они есть, могут наилучшим образом следовать за Христом, учитывая ту ситуацию, в которой они находятся, и сообразуясь со своим собственным путем христианского ученичества. Со временем опыт христианской жизни и христианского братства изменит некоторые особенности их характера и какие-то привычки, придаст темпераменту какие-то иные краски; с годами человек приобретет большее душевное равновесие и большую внутреннюю цельность, однако в принципе психологический склад личности уже упрочился, психологическая конституция сложилась и почти никак не изменится до конца жизни.
Поэтому единственное, что можно сделать, это попытаться как-то преодолеть некоторые явные слабости характера, прививчеловеку каким-либо противоположное и равное по силе увлечение. Стремиться же радикальным образом поменять психологическую "природу" человека значит совершать ошибку. В какой-то мере секрет счастья состоит в том, чтобы соразмерить и сообразовать жизнь и работу со своим темпераментом, не пытаясь "ломать" его. Не стоит сожалеть и о тех контрастах, которые можно наблюдать у себя в семье или в христианской общине. Их наличие вполне естественно, и их надо ценить, поскольку они обогащают жизнь и дают возможность совершать различные служения. Радушие и открытость, которыми надо встречать всех людей, не взирая на их различия, требует, чтобы духовный руководитель был человеком широкой души и чтобы этому отвечала программа постоянных церковных мероприятий. Однако в конечном счете речь идет не о том, чтобы объяснить каждую особенность психологического склада личности, но о том, чтобы наилучшим образом использовать ее во славу Того, Кто, приняв нашу плоть, искупил человечество для Бога.
Безмерная широта и глубина деятельности, открывающаяся в каждом серьезном и действенном пасторском служении, свидетельсвует о совершенной необоснованности того недовольства, причины которого время от времени обсуждаются в обществе и суть которого сводится к тому, что современный пастор не играет в нем сколь нибудь заметной и четко обозначенной роли. Достаточно, однако, лишь краем глаза взглянуть на современное общество, чтобы увидеть, что оно исполнено напряжения и разочарования, расставаний и нравственных трагедий, душевныхе страданий и духовного одиночества и что при таком положении дел смешным покажется любая мысль о том, что сегодня добросовестному пастору почти нечего делать. Равным образом не совсем понятны и так называемые "поиски себя самого", если их реальная причина коренится в "боли за неиспользованные способности". Говоря о разочаровании мы нередко просто хотим сказать, что слишком хороши для такой работы, однако даже предварительное ознакомление с ее масштабами, требованиями и необходимыми навыками рассеивает наше слишком тщеславное мнение о себе самом. Обозревая необъятное поле пасторской работы, даже прекрасно подготовленному пастору остается только воскликнуть (как однажды это вырвалось даже у апостола): "Кто годится для этого?"
Не мешает как следует поразмыслить над этими словами Павла. Этот мучительный вопрос он задал себе не в порыве душевного упадка, а созерцая все величие и необъятность той задачи, к которой чувствовал себя призванным: нести истины, которые уверовавшим даруют сладостный аромат жизни, а отвергнувшим их - ужасный запах смерти. Возможно ли, спрашивает Павел, возможно ли отважиться на нечто подобное? Слово, которое он использует, было на устах Крестителя, когда тот говорил, что недостоин развязать сандалий на ноге Спасителя, и на устах центуриона, сказавшего, что он недостоим, чтобы Христос вошел к нему в дом. В пасторских посланиях Павла речь идет о человеке, который достаточно одарен для научения и духовного водительства и способен это делать. В то же время в Пасланиях к коринфянам говорится о тех силах, имея которые, человек может надеяться, что он понесет взятые на себя обязанности, сможет наделять силой других людей, обрести мудрость, не потерять терпения, то есть делать все то, что требует христианское служение. Если человек не будет спрашивать себя, достоин ли он делать такую работу, достаточно ли сведущ для этого, достаточно ли широк умом и сердцем и крепок верой, чтобы преуспеть в таком начинании, - он скоро прекратить всякие попытки делать то, о чем мы говорили. Ответ здесь один: только Бог делает нас годными, сведущими и сильными для этого.
Однако даже если все это так, наша уверенность не даст хорошего результата, если мы будем пренебрегать мерами обычной предосторожности и если перестанут действовать те глубочайшие мотивы, которые поначалу заставили нас ступить на путь пасторского служения.
Хотя Павел и был уверен, что Бог даст ему силы для служения, он знал, что любой человек, несмотря на свою проповедь, обращенную к другим, в конце концов может утратить это право. В своей работе пастор на виду у всех и, кроме того, он остается человеком, как и все прочие.
1). Необходимо придерживаться здравого смысла и постоянно помнить о некоторых опасностях, который грозят пастору в его работе, не забывать о мерах предосторожности, способных предотвратить скандал, победить искушение и избавиться от неправильного понимания свой роли, поскольку такое непонимание может заставить человека брать на свои плечи гораздо больше того, что на самом деле от него требуется. Пастор - мудрый человек, и он достаточно мудр для того, чтобы никогда не пытаться решать за других и не ввязываться в события, которые лежат вне пределов его компетенции.
2). Следует еще раз упомянуть об искушении опираться только на свой собственный опыт, обогащенный воспоминаниями о других затруднительных ситуациях и случаях, которые пастор берет на вооружение, сталкиваясь с каждой новой проблемой. Такой подход рано или поздно приведет к разочарования, так как нет двух человек или двух проблем, которые были бы абсолютно одинаковы. Кроме того, он может привести к обескураживающему ощущению того, что нам почти нечем помочь; наш опыт "иссякает", и мы начинаем сомневаться, годится ли что-нибудь из того, что мы знаем, для решения новой проблемы. Выход всегда один и тот же - вернуться к Евангелию, вспомнить о том, как многогранно говорит Новый Завет о многообразной Божией благодати, взглянуть на проблему новыми глазами, постоянно соотнося ее с первоисточником всей христианской мудрости и духовной поддержки, тем первоисточником, который не есть наш опыт, но неисчерпаемое Евангелие. Все это требует внимания, проницательности, воображения, полного знания божественной истины, однако здесь же мы обретаем неиссякаемый источник новых идей, озарений и силы.
3). У депрессии больше шансов овладеть пастором, нежели проповедником. Вдохновение, ощущаемое во время публичных проповедей, надежда на то, что, по крайней мере, кто-то из собравшихся обретет Божие благословение, - всего этого нет в служении пастора, направленном на отдельного человека. Более того, пастору приходится выслушивать много горестных и даже грязных историй: повышенная восприимчивость к страданию и злу, которая сделала его пастором, делает его более склонным к унынию и порой заставляет отчаиваться по поводу "неисправимой" человеческой природы. Груз некоторых "секретов", переживание неразрешимых противоречий, заполнивших чью-то жизнь, могут неотвязно преследовать целую неделю, не давая возможности делать другие дела и общаться с другими людьми. Надо хорошо сознавать эту опасность и наблюдать за своими реакциями. Не надо чувствовать себя виноватым, если, указав на дверь плачущему и выбитому из колеи посетителю, вы возобнавляете игру с детьми или продолжаете семейное празднество. Затянувшееся сочувствие не решит проблему и не поможет тому, кого сейчас с вами нет, а избыток печали и уныния не поможет (как беда не сделает няньку лучше в ее работе) обрести уверенность и веселое, доброжелательное настроение, когда вновь потребуется ваша помощь. Здесь нет никакого лицемерия. Речь идет о реальной оценке того, что действительно помогает людям в беде, а также о нашей собственной ранимости.
4). Когда явная неудача в решении какой-либо проблемы повергает пастора в состояние, близкое к отчаянию, это, вероятно, происходит потому, что он плохо отслеживает пределы своей работы. Всегда, в любой ситуации он в той или иной мере зависит от соучастия в ней других людей. Во время богослужения, в часы пасторского наставления, в служении больным, на свадьбе, на похоронах, решая супружеские проблемы или проблемы воспитания, пастор может только донести истину, указать путь, предложить ту или иную линию поведения, поддержать сочувствием и молитвой. Однако решение, готовность принять сказанное, дать тот или иной ответ, - все это зависит не от него, и ему не надо взваливать на себя те обязанности, которые он, по сути дела, просто не сможет нести. Дать все, что он имеет, сделать все, что от него зависит, - такова его задача, и это все, что от него требуется. Он не разочаруется в своем служении, если научится полагать пределы своим надеждам, но не своей цели.
5). Итак, полагать пределы своему сочувствию и своим надеждам значит подходить к своей работе строго профессионально. Однако и сам профессионализм может оказаться серьезным искушением в пасторском служении. Хорошо оборудованный "оффис", прием посетителей строго по расписанию, сбивающая с толку картотека, несколько отчужденная манера поведения, "высокий" специальный жаргон, - все это свидетельствует о том, что пастор постепенно превращается из друга-христианина, слуги Божьего ради Божьего народа в нечто далекое, авторитарное и преисполненное собственной значимости. При таком положении дел пастор не то чтобы принимает необходимые меры предосторожности, но начинает уклоняться от всякой личной вовлеченности в решение той или иной проблемы, и хорошо, если при этом не использует ее для повышения своего собственного статуса и не гордиться собой. Он, конечно, и далее может сделать много хорошего, особенно для тех, на кого производит впечатление вся эта подготовка, однако может отпугнуть других, кому даже "перекинуться словом с пастором" - уже нелегкое дело, не говоря уже о том, чтобы "договориться о консультации". В конце концов пастор обнаружит, что попал между кушеткой профессионального консультанта-психолога и молитвенной скамьей мудрого друга-христианина, которому можно довериться.
6). Самая большая опасность чрезмерно профессионального подхода заключается в нарастании циничного отношения к происходящему. Для законченного профессионала научные, профессиональные и организационные вопросы обретают первостепенное значение; каждый "случай" имеет значение только как пример, подтверждающий ту или иную теорию, как один момент в плотном распорядке рабочего дня; не относящиеся к делу факторы (мнение семьи, работа, разочарование или страх, та или иная религиозная принадлежность) остаются без внимания. Легко, говоря о Боге, грехе, человеческом страдании и смерти, вести себя снисходительно по отношению к собеседнику или не давать ему сказать слова; легко подозревать любого человека в недостатке ума или клевете, не верить его словам, скептически воспринимать все, что он говорит о своем страдании, допускать наличие самых плохих мотивов в том или ином поступке и за каждой трагедией находить нечто нехорошее с нравственной точки зрения. Те немногие, кем движет христианская любовь, останутся пасторами, однако надо предвидеть возможность утраты веры в людей и во все доброе и высокое.
7). Довольно странно, что порой пастор может быть очень глухим к духовным запросам и даже страданиям собственной семьи. Домашняя молитва, совместное посещение церковного богослужения, которое призвано создать атмосферу свободного общения, при котором человек открыто делится своими страхами и сомнениями, - всего этого может не быть, и сама близость друг другу различных членов семьи может способствовать некоторой молчаливости и скрытности. Будучи отцом, пастор должен проявлять по отношению к своим детям ту же заботу, какой он окружает других детей, и порой ему не надо долго раздумывать, стоит ли, беспокоясь об их духовном благополучии, обратиться за советом к тому или иному молодежному лидеру или к другу-диакону. Он должет признать, что его сын или дочь сталкиваются с теми же трудностями, с какими приходиться иметь дело другим детям, и что, любя их, он как раз поэтому сам может не замечать их неудач и не подозревать об опасностях, которые их подстерегают. Не уклоняясь от своих обязанностей, он иногда может попросить своего коллегу поговорить с сыном или дочерью, чтобы христианский совет или предостережение не утратили своей значимости и весомости от разговора с отцом. Особенно трудно давать советы относительно женитьбы или замужества: пастор очень хорошо понимает, что, как бы он не принимал участия в таких делах, подготовительные беседы и, быть может, совершение обетов должны проходить под руководством другого человека, дабы тем самым все сказанное и сделанное не утратило своей полноты и значимости.
В случае болезни или какого-либо несчастья почти во всех христианских семьях совершается общая молитва, однако пастор порой не хочет молиться вместе со своим больным ребенком или женой, дабы не показаться навязчивым. Когда жену или ребенка кладут в больницу, в посещения пастора нет той искренности и торжественности, которая бывает тогда, когда он приходит к чужим людям: все пытаются сохранять бодрый вид и не падать духом, всем кажется, что так и надо себя вести, однако при такой установке нельзя открыто задать тот или иной вопрос, пожаловаться или поделиться своими страхами. "Требуется пастор!" - написала в религиозный журнал жена одного служителя, перенесшая тяжелую болезнь. Во время болезни она была окружена любовью, сочувствием, трепетной заботой; не было только одного - пасторского служения. Порой все, что необходимо, - это поговорить с глазу на глаз с больничным священником или сослуживцем. Мы не должны оправдываться заботой о других семьях и чужих детях, если, действительно заботясь о них, в то же время оставляем без внимания свою жену и ребенка, не обращаем внимания на жизнь семьи, не успеваем следить за тем, как растут наши дети. Говоря о служителях, апостол отмечал, что, прежде всего им необходимо хорошо руководить своим домом, и это можно понять в том смысле, что в первую очередь надо любить своих домочадцев, заботиться о них и смотреть за ними.
8). Здравая потребность хорошо знать самого себя преследует пастора во многих сферах его служения, однако заслуживает особого внимания. Если мы хотим как следует узнать, что мы из себя представляем, нам надо не пускаться в покаянно-благочестивое самоисследование и очередное "посвящение" (что, быть может, хорошо поначалу, однако само по себе не очень действенно), а внимательно наблюдать за собой, анализировать своим мысли и поступки и беспристрастно сравнивать себя с другими, однако не для того, чтобы хвалить или поносить их или себя, но просто потому, чтобы отметить различия и выявить их причину. Любой зрелый человек - и особенно тот, кто призван забоиться о других людях - должен хорошо знать, насколько он подвержен лести, половому влечению, как он воспринимает критику и переносит уныние.
Кроме того, ему надо очень хорошо знать, что раздражает его в других людях, что вызывает досаду, с чем он не согласен и почему все это портит ему настроение и препятствует объективной оценке. Глупо делать вид, что такого никогда не происходит и надо честно спрашивать себя, когда это случается, почему и как лучше всего побороть свои слабости. Зрелый ум безжалостно рассмотрит все попытки ложного объяснения той или иной реакции, проанализирует, чем вызвана переменчивость настроения, есть ли какие-либо лицемерно-благовидные доводы и неискренние оправдания; порой он обнаружит в себе какие-нибудь особые оправдательные мотивы, некоторую нелогичность мыслей и действий и предвзятое изложение очевидных фактов. Зрелый человек должен объективно оценивать свои дарования, способности и силу. С другой стороны, однако, ему надо следить за тем, чтобы все это не породило в нем зависти к более одаренным людям и не мешало бы приступать к тем делам, с которыми, как считают другие, он вполне может справиться. В то же время зрелому человеку свойственно хорошо понимать пределы своих возможностей и, отвергая лесть и подкуп, не отстаивать те мнения и не принимать на себя те обязательства, отстаивать и осуществлять которые, как он знает, не в его силах, поскольку Бог не даровал ему таких возможностей.
Человек, который хорошо себя знает, знает также, что выводит его из себя, каковы недостатки его образования, семейного окружения или возможностей той культуры, в которой он вырос. Ему не мешает знать меру в переживании многолетних последствий его прошлых грехов и, радуясь прощению, в то же время уметь как-то считаться с тем фактом, что нервы, память и наше подсознание никогда не прощают полностью. Поэтому, когда он ловит себя на том, что не желает касаться каких-то вопросов или общаться с определенными людьми, не хочет затрагивать в проповеди те или иные темы, не хочет упоминать о сугубо христианских обязанностях, он должен знать, почему это происходит и надо ли обратить на это внимание, не вызвав другой крайности.
Если пастор хорошо себя знает, он, конечно, будет чувствовать, как ему дается общение с людьми. Если он робок, замкнут, боится критики в свой адрес, негодует в случае неодобрения его действий, не умеет просто перекинуться словом, с презрением относится к различным тонкостям общения, знает, что готов нервно болтать о чем угодно, лишь бы не начинать серьезного разговора, или наоборот готов по каждому поводу проповедовать или давать духовные советы, если он легче чувствует себя с престарелыми людьми или наоборот с молодыми, если боится быть "втянутым" в какое-либо дело, боится саморазоблачения, если чувствует, что, разволновавшись, начинает шутить, а, оставшись один, мрачнеет, если, боясь обидеть, не хочет говорить ничего значительного или бодрящего, - он должен знать, что последствия таких привычек и реакций формируют его отношения с другими людьми, и каждый имеет на этот счет свое объяснение. Человек может быть только собой, если, конечно, он не лицемерит и не насилует себя, однако он должен знать себя, те причины, которые его таковым сделали, знать, надо ли ему здесь или там исправить свою ошибку или развить дарование, чтобы помочь другим легче войти с ним в контакт.
Перечисленные меры предосторожности кажутся простыми и очевидными, однако опыт показывает, что их не следует принимать как нечто само собой разумеющееся, если мы хотим, чтобы срывов было меньше.
Однако одни лишь меры предосторожности не оказывают поддержки в пасторском служении: для того чтобы рвение и надежда не угасали, человеку необходимо ощущать стойкие положительные побудительные мотивы, которые заряжали бы его энергией. Постоянно имея дело с проблемами других людей, с их несчастьями, грехами, унынием, нуждами, радостями, горем, болезнями, утратами и смертью, пастор чувствует, как иссякают его духовные силы и как каждую минуту проверяется на крепость его вера. Нередко, правда, к своему великому удивлению он будет чувствовать, что такая работа награждает его таинственным даром благодати и вдохновения. Слова о том, что потерявший душу ради Христа и Евангелия спасет ее, будут оживать в нем всякий раз, когда силы будут на исходе, и он будет чувствовать, как после периода крайнего напряжения благодатная сила чудесным образом поддерживает его. Однако кроме этой благодати, нисходящей в тяжелые времена, два глубоких и стойких мотива будут питать рвение и терпение пастора, который смотрит на свою работу в свете Писания.
1). Во-первых, надо не забывать, что в описании христианского служения, которое содержится в 4-й главе Послания к коринфянам, акцент сделан на пасторском служении. Речь идет о "пастырях и учителях", которые призваны "к совершению святых, на дело служения, для созидания тела Христова, доколе все придем. . . в меру полного возраста Христова". Этого, конечно, нельзя достичь без проповедования, однако нет сомнения и в том, что здесь не обойтись без пасторского духовного водительства и заботы. Нельзя не заметить и того, что описание всего служения помещено в изумительный контекст той деятельности, которую предпринимает Христос, дабы наделить заблудшие сердца единым даром, состоящим из семи даров Святого Духа. Для этого Он нисходит к нам, принимая на Себя нашу плоть, а затем, одержав победу, возносится во славе. Согласно древнеримскому обычаю полководец, вернувшийся с победой после участия в долгом походе, торжественно награждал его участников: солдат - завоеванными трофеями, офицеров - рабами и повышением по службе. Так и Христос, говорит Павел, торжественно возносясь на небо, одних поставил апостолами, других пророками, третьих евангелистами, пастырями и учителями на дело служения. Поставление на служение было Его торжественной наградой. Служение - это Его дар церкви, который она обрела по Его вознесении. Более того, служение всех, кого Он к этому призвал, по сути дела является продожением Его служения на земле. Но и это не все: их служение - это продолжение Его служения как Христа воскресшего, одержавшего победу, не униженного и отверженного, но прославленного. Итак, не только в своем духовном опыте, но и в служении пастор вознесен, дабы воссесть на небе рядом со Христом.
Отвлекаясь от богословской метафористики, можно сказать, что, когда пастор общается со страждущими душами, когда он нисходит в темные глубины человеческого опыта, налицо три момента.
1). Он идет к ним и нисходит в эти глубины не один, не по собственной инициативе и не для того, чтобы просто сделать то, что ему кажется наилучшим - он представляет воскресшего Господа и несет благодать торжествующего Христа.
2). Он идет к ним, не полагаясь на свои силы, но будучи орудием той любви, которая на Голгофе показала себя достаточной, чтобы искупить человека; он предстает как проводник той силы, которая в торжестве Пасхи показала, что может разрушить оковы зла и даровать вечную жизнь.
3). Он идет с твердой уверенностью, что в мире добро сильнее зла, истина неколебимее лжи, любовь мудрее ненависти и жизнь сильнее смерти. Всякий раз, когда с этой непреложной уверенностью он идет навстречу всем, кто страждет, несет на себе грех или охвачен отчаянием, он привносит бесконечное качественное своеобразие в свою позицию, обретая полноту надежды и веру в успех.
Истину можно представить более наглядно. Перечитывая рассказы о воскресении Христа, мы видим, что в них о Нем не раз говорится как о воскресшем пастыре. Незадолго до Своей смерти Иисус вспомнил пророчество о том, что пастырь будет поражен, а овцы рассеяны, добавив при этом, что, воскреснув, пойдет впереди Своей паствы, то есть будет как пастырь, ведущий стадо и окликающий овец по имени. Та же самая мысль эхом отдается в словах ангела, которого женщины встретили в день Пасхи у пустого гроба. "Он предваряет вас в Галилее", - сказал ангел. Далее, читая о встрече воскресшего Иисуса с учениками при море Тивериадском, встречаем такие слова:"Паси огнцев Моих. . . Паси овец Моих". Обращая взор к этому великому событию, автор Послания к евреям говорит о "Боге мира, воздвигшем из мертвых Пастыря овец великого Кровию завета вечного, Господа нашего Иисуса Христа". И далее в мимолетном видении грядущей жизни, которая открывается нам на страницах Апокалипсиса, мы видим Того, Кто, воссев на престоле, "обитает" в святых, которые
"не будут уже ни алкать, ни жаждать,
и не будет палить их солнце и никакой зной,
ибо Агнец, Который среди престола, будет пасти их
и водить их на живые источники вод".
То есть перед нами Пастырь до конца.
Достаточно взглянуть на воскресшего Христа, когда Он посреди Своих друзей, и до конца станет ясен смысл слов о "воскресшем Пастыре". С безмерным состраданием Он служит сокрушенной и смущенной Марии, которая, ослепнув от слез и преисполнившись глубокой тоски и печали, ходит по тем местам, где в последний раз видела своего Господа. Он шаг за шагом ведет оступившегося Петра от его троекратного отречения к троекратному исповеданию любви, заново полагающей основания доверию, преданности, глубокой благодарности и верности. Он с пониманием относится к сомнениям Фомы, благословляя его и приглашая к диалогу. Он, воскресший Пастырь, идет вместе с двумя разочарованными и скорбными учениками, узнает причину их скорби и, раскрывая им замысел Бога, запечатленный в Писании, воспламеняет их сердца ясными пониманием всего произошедшего. Затем, уже в Эммаусе, Он преломляет с ними хлеб и открывает Себя. И наконец, опять как Пастырь, он собирает учеников вокруг Себя и, обещая Свою помощь и поддержку, посылает их нести по всему миру свет Своего учения.
Таков непреходящий пастырский замысел Христа по отношению к Его ученикам, и всякий раз он находит свое продолжение в любом пасторском служении, делая каждого пастора проводником Христовой заботы и любви. Есть ли что-либо более вдохновляющее? И тем не менее существует еще один побудительный стимул, который оказывает более сильное воздействие и в более широком смысле заставляет пережить подлинно христианские чувства, вселяя в пастора столь необходимое терпение.
2). "Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся?" - спрашивает Павел коринфян. "Желаю, чтобы вы знали, какой подвиг имею я ради вас. . . Ибо, хотя я и отсутствую телом, но духом нахожусь с вами", - пишет он колоссянам. Единение с другими, переживаемое в мыслях и чувствах, является самой сутью и высшей наградой в деле пасторского служения. Если пастор не перестанет держаться в стороне, окружив себя чисто "профессиональными" установками, если он не избавится от стремления к поспешному осуждению, если не пересилит личной неприязни, которая возникает из общения с теми, кто страждет и нуждается в помощи, он не научится адекватно оценивать те проблемы и трудности, с которыми к нему приходят, и не сумеет понять той эмоциональной и духовной безнадежности, которая возникает у людей при их появлении. Припоминая довольно распространенный художественный образ из Книги пророка Иезекииля, можно сказать, что он должен сидеть там, где сидят они или (в современном переводе) должен "сидеть удрученным среди них" - и только после этого сможет он стать водителем и стражем душ человеческих.
Принцип отождествления себя с другими, который лежит в основе успешного служения и является его условием, находит своеобразное выражение в самом великом библейском персонаже - в образе "раба Божьего". Этот образ предстает как великолепное пророческое описание Того, Кто придет, помазанный Святым Духом, дабы "благовествовать нищим, исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение и узникам - открытие темницы. . . утешить всех сетующих, возвестить сетующим. . . что им вместо пепла дастся украшение, вместо плача - елей радости, вместо унылого духа - славная одежда". И все это призван совершить Пастырь, Который, как известно, "трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит". Более того, Он, будучи Пастырем, возьмет на Себя наши немощи и понесет наши болезни, вместо нас претерпевая последствия наших прегрешений и беззаконий. Служа людям, этот Раб служит Богу, жертвуя Своей жизнью во искупление многих.
И если мы захотим отыскать основной принцип этого служения Богу и людям, мы найдем его в знакомых, но впечатляющих словах: "И к злодеям причтен был". "Господь возложил на Него грехи всех нас" и Он понес их, ибо сначала стал как грешник и сидел среди грешников. "И к злодеям причтен", - приводит Лука слова Христа, которые тот сказал в горнице среди учеников и в которых евангелист усмотрел поразительную характеристику Христова служения, служения Раба Божия. Те же самые признаки служения изумили и Павла, когда он созерцал "незнавшего греха", которого "Он сделал жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом". Та же самая истина светится и в Послании к евреям, являя собой основной смысл искупительного подвига Христа. "Ибо и Освящающий и освящаемые, все - от Единого, поэтому Он не стыдится называть их братиями. . . А когда дети причастны плоти и крови, то и Он также воспринял оные. . . Посему Он должен был во всем уподобиться братиям, чтобы быть милостивым и верным Первосвященником пред Богом. . . ".
Итак, то, что поддерживает пастора в унынии и тяготах его служения и заставляет понять, что он крайне нужен другим людям, вытекает из реального осуществления того же самого принципа "служения во имя других", которым спасается и он сам. Неся свое служение, он, быть может, как никто другой чувствует, что значит быть "причтенным к злодеям", и поэтомупонимает Спасителя лучше всех, никогда не впускавших в свою душу людских грехов и страданий и не чувствовавших, как "потоки горькие всей скорби мира бурлят и стонут в одиноком сердце".
Человек может уклониться от этого или посчитать цену слишком высокой только тогда, когда он протестует против причисления себя к грешникам, в котором сокрыта вся его надежда на искупление.
Постоянное обретение благодати, даруемой тем, кто воистину готов положить свою жизнь ради служения ближним во имя Христово, осознание того, что ты продолжаешь пастырское служение Иисуса, поддерживаемый Его дружеским участием и силой, даруемоей тебе после Его воскресения, понимание того, что глубочайший принцип пастырского служения предполагает в то же время теснейшую связь с Рабом Божиим, - все это, несомненно, вдохновляет человека, давая ему силы и далее врачевать страждущие души. И, в конечном счете, разве есть что-либо более желанное, кроме этой благодатной похвалы:"Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне"?