Страница 2.

Смерти предшествует умирание: рост его в нас в виде телесного распада и болезней. Отношение к этому умиранию как секуляризма, так и религии, тоже нельзя отождествить с христианством. Секуляризм единственно нормальным состоянием человека считает здоровье. Его забота не о смерти и не о том, что после нее, а о здоровье и о продолжении жизни на возможно больший срок. И, конечно, эта постоянная борьба, постоянное улучшение ее «технологии» и методов, энтузиазм, с которым борьба эта ведется — все это составляет славу секуляризма и подлинный успех его. Что же касается религиозного сознания, в традиционной его форме, то здесь нормальным состоянием человека видится скорее болезнь и страдание, нежели здоровье. «Миру сему» присуще страдание, болезни, заботы. И они нормальны, ибо «мир сей» есть мир падений, больной и смертельный. Конечно, и тут не отрицаются, а поощряются и больницы и медицинская помощь и вообще всяческая борьба за улучшение жизни и за «отсрочку» смерти. Но все это остается «прозрачным» для смерти, для подспудного пессимизма по отношению к «миру сему» и его, к смерти обращенной и направленной, жизни…

Выше я сказал, что по-настоящему, в глубине, христианство не совместимо ни с одним их этих подходов и несовместимость эта не раскрывается нигде яснее, как в том таинстве елеосвящения, таинстве исцеления, которое в предании церковном являет ответ Церкви на болезнь и страдания.

Этот обряд помазания больного елеем Церковь называет таинством. Но вот до такой степени выдохлось понимание этого таинства, что на деле оно стало восприниматься как на Западе, так и на Востоке последним обрядом перед смертью, последним приготовлением к смерти. Я думаю, что причиной этого «перерождения» таинства, помимо некритического принятия православными западного учения о таинствах, является тот факт, что совершение «таинства исцеления» не гарантирует этого исцеления, не обязательно приводит к исцелению. Исцеление, в этом подходе, мыслится как чудо, т.е. как нечто исключительное и сверхъестественное.

Но мы знаем, что всякое таинство есть всегда переход и преложение. Переход не от «естественного» в «сверхъестественное», а нашей «ветхой» жизни в жизнь новую, из «мира сего» в Царство Божие. Христа просили об исцелении, а Он простил грехи. У Него искали «помощи» нашей земной жизни, а Он преображал её, прелагал в общение с Богом. Да, Он исцелял болезни и воскрешал мертвых, но исцеленные и воскрешенные Им оставались подверженными неумолимому закону умирания и смерти. Чудеса, в том числе и чудеса исцеления больных, всегда совершались, совершаются и будут совершаться. Но они — тайна Божия, тайна Его любви. И не для совершения этих чудес установлено в Церкви таинство елеосвящения. Ибо подлинное исцеление человека состоит не в восстановлении — на время! — его физического здоровья, а в изменении, поистине приложении, его восприятия болезни, страданий и самой смерти. Цель и содержание таинства не здоровье, а вхождение человека в Царство Божие, приобщение «радости, миру и праведности в Духе Святом». Иными словами — цель таинства в изменении самого понимания, самого приятия страданий и болезни, в приятии их как дара страданий Христовых, претворенных Им в победу. Мученики радостно принимали пытки и муки, видя в них, воспринимая их, как участие в страстях Христовых. И таким же «мученичеством», таким же свидетельством могут и должны стать для христианина его болезни и страдания. Об этом молится Церковь — о чуде обращения страдающего от отчаяния к свету, о победе света в нем. Во Христе страдание не «устраняется», а преображается в победу и в этой победе — единственное истинное исцеление.

В мире сем всегда будут страдания, горе, испытания. Но Христос сказал: «Мужайтесь, Я победил мир» (Ин. 16 : 33). И в том первый и самый глубокий смысл этой победы, что осмысленным стало само страдание, подвигом, усилием, преображением. Страданию дано было стать знаком, таинством, свидетельством той победы, в которой видимое поражение человека, умирание его, становится путем к жизни…

Об этом, в этом — таинство елея. В нем просит Церковь не о физическом исцелении, не о чуде, которое, если это угодно Ему, подаст Господь болящему; оно просит об обращении человека, о претворении самой болезни, самого страдания во встречу со Христом и в участие в Его победе…