Глава 9

1

Леонтий вошел в императорскую ложу, и все трибуны, поднявшись в едином порыве верноподданнических чувств, вскричали: «Многая лета божественному автократору Леонтию!» За спиной Леонтия стоял, счастливо улыбаясь, только что возведенный в сан протоспафария Светоний. Леонтий подал знак рукой, и на арену ипподрома вывели связанного Юстиниана. Его поставили перед императорской ложей и, сбив с ног, заставили встать на колени. Юстиниан сопротивлялся, как дикий зверь, и даже попытался укусить стражника.

Леонтий, встав с кафизмы, объявил свою волю:

— За все злые дела твои, Юстиниан, ты достоин смерти. Но я проявлю милость к тебе ради памяти твоего отца, василевса Константина, да упокоит Господь его светлую душу.

В народе раздались разрозненные крики: «Слава милостивому Леонтию! Да сокрушатся кости врагов его!» Леонтий сел на кафизму и подал знак рукой. Один из стражников поддел двумя пальцами ноздри Юстиниана и, вынув короткий меч, отсек ему нос. Толпа восторженно взревела, многие повскакивали со своих мест, чтобы удобней видеть экзекуцию над бывшим императором. Юстиниан взвыл от боли. Отхаркиваясь от крови, он беспрестанно повторял: «О! Как ты, Леонтий, еще пожалеешь, что проявил свою милость. Ты вспомнишь этот день и скажешь: зачем я родился?»

Юстиниана, встряхнув, подняли на ноги. Взгляд его, полный ненависти и презрения, устремился на узурпатора. Стражники, ловко накинув на Юстиниана металлический ошейник, повели его по кругу арены. Зрители потешались над несчастным, осыпая его бранными словами. Юстиниан шел по пути своего позора и унижения как победитель, с гордо поднятой головой, лишь изредка наклоняясь, чтобы выплюнуть сгустки скопившейся крови. Охрипшим голосом он продолжал посылать проклятия Леонтию и другим заговорщикам:

— Вы, несчастные плебеи, вы даже недостойны моей ненависти. Но придет время, и вы ужаснетесь возмездию моему. О! Как вострепещут враги мои! Око за око, зуб за зуб. Да будет так. И нет другого в этом мире более справедливого закона. Благодарю тебя, Господи, что Ты вразумил меня. Теперь уже я не отступлю от законов Твоих. Око за око, зуб за зуб. Да будет так. — Эти слова он повторял все время как безумный, вновь и вновь: — Око за око, зуб за зуб.

После экзекуции над императором ненасытная толпа направилась вершить суд над сакелларием и великим логофетом. Евнуха Стефана и монаха-расстригу Феодота вывели на площадь. Ненавистных сановников долго били и всячески издевались над ними, а затем, привязав за ноги веревками, поволокли по главной улице города до площади Тавра. Здесь их растерзанные тела сожгли.

2

Иоанн не помнил, сколько он простоял на молитве в храме Святой Софии. Солнечные лучи уже не проникали в собор. В полумраке храма светили только лампады. Кто-то тронул его за плечо. Иоанн обернулся и увидел Феофана.

— Я давно тебя ищу, Иоанн. Пойдем домой, уже все кончено.

— Что кончено? — с тревогой вопросил Иоанн. — Юстиниан жив?

— Милостью Божьей и нашего василевса Леонтия, он жив. Ему отрезали нос и повелели сослать в Херсонес.

— Слава Богу, что жив. Но почему отрезали нос?

— Лишенные носа, по законам ромейской империи, не имеют право занимать никакие государственные посты, — ответил Феофан.

— Хорошо, пойдем домой, — как-то устало согласился Иоанн, — слава Господу, миссия моя завершена и завтра я могу отправиться в Дамаск.

3

На следующий день от разных причалов отплыли два корабля. Один отправлялся к берегам Таврии, в древний греческий город Херсонес, другой на остров Крит. На первый корабль под усиленной охраной привели Юстиниана. Вместе с ним в ссылку добровольно ехали несколько человек, несмотря ни на что оставшихся преданными низверженному императору. Когда они взошли на корабль вместе с Юстинианом, он, повернувшись к ним, сурово произнес:

— Я глубоко ценю ваше желание разделить со мной мою несчастную участь изгнанника, но не желаю принимать вашей жертвы; возвращайтесь домой, пока мы еще стоим у берега.

Вперед вышел протоспафарий Стефан Русия и, низко поклонившись, торжественно произнес:

— Государь наш божественный Юстиниан, мы хорошо помним слова священной клятвы, данной нами когда-то при вступлении в наши должности, в ней говорится: «Если по воле Божьей с императором случится несчастье или он будет изгнан, я буду сопровождать его, разделю его страдания и подвергнусь тем же опасностям, что и он, вплоть до самой смерти и в течение всей моей жизни». Так позволь же нам, господин наш, следовать за тобой, чтобы не оказаться клятвопреступниками.

В это время Юстиниан заметил, что на него пристально смотрит высокий, аскетического вида монах. Это был амастрийский затворник Кир. Во взгляде аскета не было ни сочувствия, ни злорадства.

— Чего тебе надо, отшельник? — раздраженно спросил Юстиниан. — Ты пришел убедиться, что не сбылись твои предсказания?

— Нет, Юстиниан, я пришел для того, чтобы подтвердить мои слова. Знай же, придет время, и ты вновь сядешь на престол твоего отца.

Сказав это, монах молча осенил Юстиниана крестным знамением и, повернувшись, не оглядываясь, сошел с корабля. Юстиниан, наблюдая за уходящим отшельником, тихо проговорил:

— Я верю тебе, преподобный Кир, да будут слова твои благословением скорбных дней моих.

4

На второй корабль взошел Иоанн Мансур. Это был уже не тот восторженно-мечтательный юноша, каким он прибыл два месяца назад в Константинополь. Иоанн возмужал и окреп духом. Складка, пролегшая на его челе выше переносицы, была немой свидетельницей глубоких раздумий и переживаний. Взгляд его ясных голубых глаз подернула пелена тихой печали и рассудительного спокойствия.

Корабль шел на Крит с остановкой в одном из портов Сирии, где должен был сойти Иоанн. На этом же корабле отбывал на свою кафедру епископ Критский Андрей. Иоанн стоял рядом с преосвященным Андреем и наблюдал, как постепенно скрываются за водной гладью горизонта могучие крепостные стены великой христианской столицы.

— Скажи мне, преосвященный владыка, — обратился он к епископу Критскому, — почему Бог допустил такую несправедливость над Юстинианом? Разве его желание царствовать по законам милосердия и справедливости не угодно Богу?

— Почему ты думаешь, что Бог в отношении Юстиниана допустил несправедливость? — спокойно отвечал епископ Андрей. — Может быть, как раз наоборот. Бог, видя добрые дела и благие намерения Юстиниана, освободил его от тяжкого бремени несения царского креста. И теперь у Юстиниана есть время для молитвы и покаяния. В Херсонесе, куда сослан Юстиниан, когда-то подвизались многие великие столпы Церкви. Например, святой Климент, один из первых епископов Рима. Если Юстиниан смирится со своим положением и возьмет на себя аскетический и молитвенный подвиг, то обретет большую радость, которую у него уже никто не отнимет.

Иоанн в задумчивости смотрел на плескавшиеся за кормой волны и думал: «А ведь преосвященный Андрей прав. Действительно, у человека можно отнять все: богатство, здоровье, близких людей и даже саму жизнь. Но если человек останется с Богом, то у него, выходит, ничего не отняли. Ибо все земные блага временны. С родными и близкими мы рано или поздно встретимся в Царствии Небесном, а земная скоротечная жизнь без жизни вечной не имеет ровным счетом никакой цены». На душе у Иоанна от этих мыслей стало легко и светло. «Как все-таки хорошо возвращаться в отчий дом, к отцу и матери!» Ему казалось, что он пробыл в Константинополе не два месяца, а не менее двадцати лет. Матросы возились с установкой парусов, а Иоанн пошел на корму корабля, чтобы там, в уединении, вознести к Богу молитву. Он заметил, что в последнее время к нему пришло новое ощущение: молитва для него стала не просто повседневным обязательным правилом, но постоянной сердечной потребностью души.