Гегелевское понимание конкретного

Гегель, как известно, был первым, кто понял процесс разлития знаниякак исторический процесс, подчиненный не зависящим от воли и сознания людей,законам… В качестве закона, управляющего всеобщим ходом развития знаний, онобнаружил закон «восхождения от абстрактного к конкретному».

Прежде всего этот закон обнаруживается им в качестве простого эмпирически,констатируемого факта – факта прогрессирующего развития духовной культуры человечества.Бесспорно верно, что духовная культура, духовный мир человека постепенно становитсявсе богаче, все сложнее и многообразнее и в этом смысле – конкретнее. При этомдуховный мир человека остается, несмотря на всю его сложность, единым миром,который управляется одними и теми же законами и представляет собой, таким образом,подлинное единство во многообразии.

Движение от абстрактного к конкретному выступает у Гегеля преждевсего как та эмпирически бесспорная естественная форма, в которой совершаетсяпроцесс построении «царства духа». Естественно, что вначале это «царство» (сферачеловеческой культуры) несложно, бедно сложившимися формами, т.е. крайне абстрактно,а с течением времени становится все сложнее, богаче, разнообразное – конкретнее.

В этом, как нетрудно понять, нет пока еще ничего ни диалектического,ни идеалистического.

Идеализм, но одновременно и специфически гегелевская диалектика,начинается дальше, там, где Гегель ставит вопрос о движущих пружинах развития«царства духа», сфере сознания. Специфической особенностью гегелевской философииявляется то, что идея развития в полной мере применяется лишь к явлениям сознания.

Природа, вне и независимо от духа существующая, по его мнению,не развивается. Она противостоит [128] сознанию как от века и навеки одинаковая,застывшая во времени картина. В активном рассматривании этой неподвижной картины,этого царства вещей, вечно стоящих в одних и тех же отношениях друг к другу,сознание и осуществляет свою беспокойную деятельную природу. Сама деятельность,осознавания как таковая и заключает внутри себя движущую пружину своего собственногоразвития.

Дух выступает как единственная конкретность, т.е. как единственнаяразвившаяся и продолжающая развиваться система живых взаимодействующих и взаимопереходящихдруг в друга явлений. Природе эта особенность, по его мнению совершенно несвойственна.Природа для него насквозь абстрактна, насквозь метафизична по самой своей сути:все ее явления находятся рядом друг с другом, обособлены друг отдруга, «внеположны» друг другу. Она сама в себе, как выражается Гегель, распадаетсяна свои абстрактные моменты, на обособленные, существующие рядом друг с другоми независимо друг от друга вещи, предметы, процессы. В природе, в лучшем случае,лишь смутно отражается, просвечивает подлинная диалектика.

Здесь ярко обнаруживается идеалистический характер гегелевской,философии: метафизическую ограниченность современного ему естествознания, знанияо природе , он прямо и непосредственно приписываетсамой природе , притомв качестве вечного ее свойства.

Но там, где современное ему естествознание уже робко начало осознаватьдиалектику самих вещей, он тоже видит «намеки» на действительную конкретность,на живое диалектическое взаимодействие явлений. Так, он видит несовершенную формуконкретности в органической жизни. Здесь он обнаруживает живое взаимодействие,связывающее все члены животного организма в единую систему, внутри которой каждыйотдельный член имеет смысл и существует лишь благодаря своему взаимодействиюс другими, а вне этого взаимодействия вообще не может существовать. Отрезаннаярука, разлагается, перестает быть рукой даже по внешней форме. Отдельно, абстрактно,она существовать не может.

Здесь Гегель видит слабое подобие той конкретности, которую онсчитает исключительным достоянием духовного мира. А в царстве химизма, по егомнению, внутреннее [129] взаимодействие еще слабее, хотя намеки на него тожеуже имеются. Здесь кислород, например, может существовать и существует рядомс водородом, и не будучи обязательно связан с ним в воде. В организме такое отношениеневозможно – рука не может существовать отдельно от головы, и голова и рука существуюттолько через свою взаимосвязь, только внутри этой взаимной связи и обусловленности.Частица, обладающая лишь механическими свойствами, остается тою же самой, ничутьне изменяется сама по себе от того, в какую именно механическую связь с другимитакими же частицами она вступит. Обособленная, извлеченная из этой связи, т.е.абстрагированная, она по-прежнему останется той же самой и не испортится, несгниет как рука, абстрагированная от тела.

Гегелевская система природы и строится как система ступеней, начинаяот абстрактной сферы механизма до относительно конкретной сферы органическойжизни. Всю пирамиду венчает «дух», как сфера, весь смысл которой заключен именнов конкретности , в абсолютной взаимообусловленности всех его явлений.

В чем ложность этого гегелевского построения?

Прежде всего в том, что он принимает исторически ограниченные представленияестествознания своего времени, действительно не заключавшие еще в себе сознательнойдиалектики, за абсолютные характеристики самой природы.

Тот же факт, что природа в целом есть действительно развивающаясяединая система форм движения материи, взаимно обусловливающих друг друга, чтоименно природа в целом, включая человека, есть реальная, объективная конкретность ,– этот факт Гегель мистифицирует в виде своей системы, внутри которой абстрактное,т.е. «механизм», есть обнаружение духовной конкретности.

Своей имманентной конкретности, т.е. реальной взаимообусловленностиявлений внутри природного целого, он не признает ни за одной из форм движения,кроме движения мыслящего разума, кроме сферы понятия.

Подобным же образом Гегель рассматривает и сферу экономическойжизни общества. Для него это сфера «нужды и рассудка», сфера, где взаимодействуютобособленные друг от друга единичные индивиды, каждый из которых вступает в связьс другим только потому, что ему [130] нужно сохранить себя именно как единичного,как абстрактного индивида, как своеобразный общественный атом.

Здесь тоже нетрудно заметить, что Гегель метафизическую ограниченностьсовременной ему политической экономии (он прекрасно знал английских теоретиков)принимает за метафизический, за абстрактно-рассудочный характер самой экономическойсферы . В сфере экономической жизни, в сфере гражданского общества царствуети управляет рассудок , т.е. в гегелевской терминологии, абстрактно-односторонняяформа сознания.

Противоположности в этой сфере остаются неопосредованными, непримиренными,они сталкиваются друг с другом, отталкивают друг друга и остаются теми же самымиметафизическими противоположностями. Поэтому внутри этой сферы невозможно действительноеразвитие. Здесь от века и навек воспроизводится одно и то же отношение, вечноеотношение потребности к способам ее удовлетворения.

Поэтому единственно возможная форма перехода к высшему, в лонекоторого все абстрактные крайности экономической сферы находят свое разрешение,– это переход к правовой действительности. Право и предстает как та высшаяконкретность, которая в сфере экономической жизни проявляется раздробленнойна свои абстрактные моменты.

Здесь видно, как Логика Гегеля, его диалектическое, но вместе стем идеалистическое по самому своему существу представление о конкретном и абстрактномслужит целям апологетики существующего. Если в естествознании гегелевское представлениеувековечивает данный уровень знаний о природе, то в социологии оно поддерживаетапологетическое отношение к экономической форме собственности и к праву, этусобственность санкционирующему.

Отношение Гегеля к политической экономии стоит рассмотреть пристальнее.Это показательно вдвойне: с одной стороны, именно здесь и как раз в пониманииконкретности четко проступает противоположность идеалистической диалектики Гегеляматериалистической диалектике Маркса, а с другой стороны, не менее ярко проступаеттот факт, что идеалистическая диалектика целиком оправдывает метафизический характермышления классиков буржуазной экономии (Смита, Рикардо и др.) и притом [131]тем, что отрицает подлинно диалектический характер самого предмета политическойэкономии, объявляя его сферой, в которой абстрактно-рассудочные определения полностьюсоответствуют характеру предмета.

Иными словами, идеализм диалектики Гегеля дает в итоге тотже самый результат, который у Смита, Рикардо и Сэя является следствиемметафизичности их способа исследования.

Что в его подходе прежде всего бросается в глаза? Тот факт, чтосфера экономической жизни для него не есть конкретная сфера, не есть системавзаимодействия людей и вещей, исторически развившаяся и могущая быть понятойкак действительно конкретная сфера.

Для него экономика является только одним из многих проявлений «конкретногодуха», т.е. абстрактным обнаружением какой-то более высокой природы человека.И эта «более высокая» природа, односторонне проявляющаяся также и в виде экономическойжизнедеятельности, есть не что иное, как целесообразно действующая воля – субстанция права и экономической жизни, политики и всего прочего. Целенаправленная(разумная) воля выступает как конкретная субстанция, абстрактно-одностороннепроявляющаяся в своих порождениях, в своих модусах – в экономике, праве, политикеи т.д. А раз взята такая исходная точка, раз всеобщей конкретной субстанциейвсех форм общественной жизнедеятельности представлена целенаправленная разумнаяволя (или просто разум, ибо воля у Гегеля есть форма существования разума в человеке),то, естественно, он и в экономике усматривает только то, что может быть истолкованов качестве проявления разумной воли, в качестве одного из многих ее обнаружений,в качестве одностороннего (абстрактного) проявления разума и воли общественногоиндивида.

Поэтому все определения экономики, все категории экономическойжизни – стоимость, прибыль, заработная плата и др. – предстают как абстрактныемодусы разумной воли, как частные, как особые формы ее общественного бытия. Вэкономике разум выступает в такой форме, которая не соответствует его всеобщейприроде, а соответствует лишь одному , лишь одностороннему, абстрактномуее обнаружению. Конкретная всеобщая воля создает адекватную своей природе формутолько в виде права и [132] государства. Государство и есть, по Гегелю, конкретнаяреальность всеобщей воли, обнимающая собой все частные, особенные, а потому абстрактныеформы своего же обнаружения, в том числе и экономику, сферу «потребностей», «системупотребностей».

Внутри же экономики всеобщая конкретная субстанция всего человеческого– разумная воля – выступает крайне односторонне, выявляет себя крайне абстрактно.Сфера экономической жизнедеятельности людей и не есть поэтомуконкретная система взаимодействия людей и вещей, возникшая и развивавшаяся независимоот воли и сознания индивидов. Она не может составить собой предмета особойнауки, а может рассматриваться только в системе всеобщих определений разумнойволи, т.е. внутри философии духа, внутри философии государственного права. Здесьона и выступает как одна из особых сфер деятельности разума, как абстрактнаяформа разума, действующего в истории.

Теперь нетрудно усмотреть полярную противоположность точки зренияМаркса точке зрения Гегеля на экономику, на характер ее диалектической взаимосвязисо всеми остальными проявлениями общественной жизни, ее роли в составе общественногоцелого.

В данном пункте Маркс противостоит Гегелю прежде всего как материалист .Но самое интересное здесь заключается и том, что именно материализм даетему возможность развить более глубокий взгляд и на диалектику предмета.

Для Маркса сфера экономического взаимодействия людей выступаеткак в полной мере конкретная сфера общественной жизни, обладающая своимиспецифическими имманентными законами движения. Иными словами, она предстаетво всей ее относительной самостоятельности от всех других форм общественной жизнедеятельностилюдей и как раз поэтому выступает как предмет особой науки. При этом системаэкономического взаимодействия людей выступает как исторически возникшая и историческиразвившаяся система, все стороны которой взаимно связаны друг с другом единствомпроисхождения (генетически).

При этом важно подчеркнуть, что система экономических отношенийвыступает как система не только [133] относительно , но и абсолютно самостоятельная и независимая от воли и сознания индивидов, хотя и складываетсяпри активнейшем участии их воли и сознания. Сам характер этого участия сознательнойволи в процессе складывания системы определен не со стороны «природы духа», незаранее и извне, а опять-таки самой же системой экономических отношений, внутрикоторой оказываются люди, наделенные волей и сознанием. Иными словами, сами воляи разум предстают здесь как модусы какой-то иной субстанции, как ее абстрактныепроявления, как ее порождения. Все определения воли и сознания индивидов, втянутыхв процесс развития экономических отношений, внутри которой оказываются люди,наделенные волей и сознанием. Иными словами, сами воля и разум предстают здеськак модусы какой-то иной субстанции, как ее абстрактные проявления, как ее порождения.Все определения воли и сознания индивидов, втянутых в процесс развития экономическойсистемы, буквально выводятся из характера внутреннего самодвижения системыв целом, понимаются как продукты движения этой системы.

Таким образом, с этой точки зрения, все выглядит как раз наоборот,если сравнивать с гегелевской конструкцией, все поставлено с головы на ноги.И именно материализм выступает здесь как главная причина и условие того обстоятельства,что диалектика проведена в понимании экономики в полной мере, гораздо шире иглубже, нежели это вообще возможно сделать с гегелевских позиций.

Для Гегеля категория конкретности применима только там и тогда,где и когда речь идет о сознательной воле и ее продуктах, лишь в сфере духа иего порождений.

С точки зрения Маркса, эта важнейшая категория диалектики применимав полной мере везде , в любой сфере природного и общественного бытия ,независимой от какого бы то ни было духа, а уже на этой основе – и к явлениямжизни самого духа, т.е. к развитию любой сферы общественного сознания, в томчисле и мышления, сферы логики.

Согласно гегелевской конструкции, в соответствии с ее идеалистическойисходной точкой, ни одна форма движения в природе не может быть понята как конкретная форма, как исторически возникшая саморазвивающаяся система внутренне взаимодействующихявлений. Любая такая сфера лишь тогда приобретает какое-либо отношение к конкретности,когда она вовлекается в русло духовного процесса, когда ее удается истолковатьв качестве порождения духа, в качестве модуса духовной субстанции. Качество конкретностиоказывается исключительным, [134] монопольном достоянием саморазвивающегося духа,природа сама по себе (в том числе материальная сторона человеческого общественногобытия) конкретностью в своем существовании совершенно не обладает. Взаимосвязь,в глазах Гегеля, вообще возможна только чисто идеальная, лишь духом, лишь понятиемположенная.

Поэтому категория конкретности, одна из центральных категорий диалектики,выхолащивается у него настолько, что ее уже невозможно применить в естественнойнауке или в материалистическом понимании общества. Короче говоря, категория конкретности,а следовательно, и диалектика вообще, которая немыслима без этой категории, оказываетсянеприменимой ни к чему, кроме сферы духа. Ко всему же остальному она применималишь постольку, поскольку это остальное истолковывается чисто идеалистически,как одно из проявлений всеобщего духа, как одностороннее (абстрактное) обнаружениеконкретного духа – «конкретной полноты и богатства» абсолютного духа, абсолютнойидеи.

Эта идеалистическая ограниченность гегелевского понимания конкретности,узость этого понимания неразрывно связана с тем представлением, что природа естьнечто неразвивающееся, что развитие принадлежит лишь духу.

Конкретность и в самом дело неразрывно связана с развитием, притомс развитием диалектическим, с «саморазвитием через противоречия». Последнее Гегельвидел только в сознании и нигде больше. Отсюда и узость его понимания конкретности,понимания, которое во всей его узости затем распространяется на всю областьприроды.

С этим связано и гегелевское толкование способа восхождения отабстрактного к конкретному. В его устах это значит, что вся реальность, включаяи природу и историю, есть процесс «восхождения духа» к самому себе, процесс,проходящий ряд ступеней от «механизма», как сферы чисто абстрактного обнаружениядуховности , к конкретному человеческому духу. Восходит же к самому себе духабсолютный , нечеловеческий, божественный. Как таковой этот дух конкретенсам по себе и до того, как он односторонне, абстрактно обнаружил себя в виде«механизма», «химизма» и «организма». [135]

Поэтому «чистая логика» в системе Гегеля и предпослана рассмотрениюприроды. Природа же предстает как ряд ступеней, в которых конкретный логическийдух все полнее и конкретнее обнаруживает себя вовне, в форме пространства и времени.

Процесс восхождения от абстрактного к конкретному совпадает поэтомуу Гегеля с процессом порождения мира логической идеей. Здесь, таким образом,закон духовного воссоздания мира силами и средствами мышления непосредственновыдается за закон создания этого мира творческой мощью понятия.

В основе этой гегелевской иллюзии, как показал Маркс, лежит просто-напростоодносторонний взгляд философа-логика на действительность. Гегеля, как логикаex professo, интересует везде и прежде всего «не логика дела, а дело логики».А с этой точки зрения, человек рассматривается только как субъект логически-теоретическойдеятельности, внешний же мир – только как объект, только как материал, которыйэта деятельность обрабатывает. В логике такая абстракция в известных границахправомерна, и пока логика не забывает про эти границы, ничего идеалистическогов такой абстракции еще нет.

Однако Гегель своей постановкой вопроса упраздняет эти границы.Он рассматривает мышление не только и не просто как одну из способностей человека,но и как субстанциональный первоисточник всех остальных человеческих способностейи видов деятельности, как их сущностную первооснову. Способность практическиизменять внешний мир, природу вне человека, он также толкует как проявление мыслящегоначала в человеке. Реальный процесс практического изменения мира предстает вего философии как последствие и проявление чисто духовной, в конечном счете чистологической деятельности, а вся материальная культура человечества – как продуктмышления, как «опредмеченное понятие», как «инобытие понятия».

Но ведь в действительности ближайшей основой развития мышленияявляется не природа как таковая, а как раз изменение природы общественным человеком,практика. Если же эта предметно-практическая основа мышления представлена какпродукт мышления, как мышление в его предметном осуществлении, то получается, [136]что мышление только по видимости имеет дело с предметностью, а на самомделе, в сущности, только с самим собой, со своим же собственным «инобытием».Логические определения, т.е. те определения, которыми внешний предметный миробязан мышлению, начинают казаться абсолютными и единственно истинными определениямиэтого мира.

Точка зрения логики и превращается у Гегеля в абсолютную и всеобъемлющуюточку зрения. Если сущность человека усмотрена в мышлении, а сущность предметнойдействительности – в том, что она продукт мышления, «отчужденное понятие», тои закон развития мышления выступает как закон развития реального мира. Поэтому-то«человек» и «мышление в понятиях» для Гегеля оказываются полными синонимами,точно так же, как «мир» и «мир в понятии», «логически освоенный мир». Закон,на самом деле определяющий только деятельность теоретически мыслящей головы,превращается в верховный закон развития и практики человека и предметного мира.

Реальным предметом гегелевской логики на самом деле везде остается– вопреки его иллюзиям – только процесс теоретического освоения мира, процессмысленной репродукции мира. Поскольку Гегель исследует этот предмет, он и приходитк действительным открытиям. Постольку же, поскольку он принимает этот предметне за то, что он на самом деле есть, а за нечто большое – за процесс становлениясамого мира, постольку он встает на путь неправильного понимания не только мира,но и самого мышления. Он лишает себя всякой возможности понять самый процессмышления. Раз действительные условия, рождающие логическую деятельность, изображеныкак ее же собственные продукты и последствия, то она просто повисает в воздухе,или, точнее, «в эфире чистого мышления». Становится совершенно необъяснимым самыйфакт возникновения мышления и законы его развития. Оно лишается какого бы тони было вне его лежащего основания. Это основание и усматривается в нем самом.Поэтому Гегель вынужден в итоге толковать логическую способность – способностьразличения и соединения понятий – как своего рода «дар божий», как деятельностьсаморазвивающегося «понятия», «в себя углубляющегося и из себя развивающегося».Необъяснимой [137] остается и закономерность восхождения от абстрактного к конкретному,выявленная Гегелем в движении теоретического познания. На вопрос: почему же мышлениедвижется так, а не как-нибудь иначе, гегелевская философия дает ответ по существутавтологический: такова уж первозданная и несотворимая природа мышления. Тавтологияперестает здесь быть только тавтологией и оборачивается идеалистической ложью.

В этот пункт и направляет свои критические удары Маркс, показывая,что объяснения здесь по существу нет никакого, а если отсутствие объяснения выдаетсяза объяснение, то это и равнозначно идеализму.

Отсекая гегелевское представление о мышлении как о творце предметногомира, Маркс, однако, не отвергает того закона, который Гегель выявил в движениитеоретического знания, хотя и дал ему ложное идеалистическое толкование. Реально,указывает Маркс, способ восхождения от абстрактного к конкретному есть не чтоиное, как лишь способ, с помощью которого человеческое мышление усваивает внеего и независимо от него существующую конкретную действительность. Как таковой,этот способ предполагает, во-первых, существование неосмысленной конкретности,во-вторых – практически-предметную деятельность общественного человека, развивающуюсянезависимо от мышления, и, в третьих, – непосредственно-чувственную форму отраженияобъективной конкретности в сознании, т.е. эмпирическое сознание, созерцание ипредставление, формирующееся опять-таки совершенно независимо и до специальнойтеоретической деятельности. Иными словами, теоретическому мышлению предпосылаетсясуществование не только предметного мира, но и другая форма сознания, непосредственнообразующаяся в ходе чувственно-практической деятельности, – практически-духовныйспособ освоения мира , как ее называет Маркс.

У Гегеля все эти предпосылки теоретического мышления изображеныкак его продукты и следствия. Маркс ставит вещи на свои места.

С этой материалистической точки зрения, как показал Маркс, методвосхождения от абстрактного и конкретному может и должен быть понят вполне рационально,без всякой мистики, как тот способ, с помощью которого мышление только и можетвоссоздать в понятии, в [138] движении понятий, вне и независимо от него существующую,исторически сложившуюся конкретность, мир, существующий и развивающийся вне инезависимо от мышления. [139]