5. Способ восхождения от абстрактного к конкретномув «Капитале» Маркса

Конкретная полнота абстракции и анализа как условиетеоретического синтеза

Рассмотрение логической структуры «Капитала», к которому мы теперьобратимся, постоянно сопоставляя ее как с логикой движения мысли Рикардо, таки с теоретическими взглядами предшественников Маркса в области логики, и должнораскрыть нам логику Маркса в ее реальном практическом применении к анализу фактов,к анализу эмпирических данных.

Наша задача состоит в том, чтобы выделить всеобщие, логическиемоменты движения мысли Маркса в экономическом материале, логические формы, применимыев силу своей всеобщности и в любой другой теоретической дисциплине.

«Капитал», как известно, начинается с тщательнейшего и пристальногоанализа категории стоимости, т.е. реальной формы экономических отношений, являющейсявсеобщей и простейшей формой бытия капитала. Перед умственным взором Маркса находитсяпри этом лишь одно-единственное и, как мы уже отмечали, внутри развитого капитализмакрайне редкое фактическое отношение между людьми – прямой обмен товара на товар.Ничего более – ни денег, ни прибыли, ни заработной платы – Маркс на этой ступениисследования [209] товарно-капиталистической системы намеренно не принимает вовнимание. Все эти вещи пока предполагаются как несуществующие.

И тем не менее анализ этой одной формы экономических отношенийдает – как свой результат – теоретическое выражение объективно-всеобщей формывсех без исключения явлений и категорий развитого капитализма, развитой конкретности– теоретическое выражение стоимости как таковой, всеобщей формы стоимости.

Простейший вид существования стоимости совпадает со стоимостьювообще, а реальное, фактически прослеживаемое развитие этой формы стоимости вдругие ее формы составляет объективное содержание дедукции категорий «Капитала».Дедукция в этом понимании утрачивает свой формальный характер, которого она таки не утратила у Рикардо: здесь она непосредственно выражает реальный процесспроисхождения одних форм экономического взаимодействия из других.

И это составляет как раз тот пункт, которого не было ни у Рикардо,ни у его последователей из буржуазного лагеря.

Понимание всеобщего понятия, лежащего в основании всей системыкатегорий науки, примененное здесь Марксом, не может быть отнесено за счет спецификипредмета политической экономии. Оно отражает в себе всеобщую диалектическую закономерностьразвертывания любой объективной конкретности – природной, общественно-историческойили духовной.

Это понимание имеет значение для любой современной науки. Чтобыдать конкретное теоретическое определение жизни как исходной категории биологии,чтобы ответить на вопрос: «что такое жизнь вообще, жизнь как таковая?», надопоступить так, как поступил Маркс со стоимостью вообще, т.е. конкретно проанализироватьсостав и способ существования простейшего проявления жизни – простейшего белковоготела. Тем самым только и получится единственно реальная «дефиниция» – раскрытиесущества дела.

Тем самым, а вовсе не на пути отвлечения абстрактно-общего от всехбез исключения явлений жизни, можно действительно научно, действительно материалистическивыразить жизнь в понятии, создать понятие жизни как таковой. [210]

Точно так же и в химии. Понятие «химический элемент» вообще, кактаковой не выработаешь на пути отвлечения того общего, того одинакового, чтоимеют между собой и гелий и уран, и кремний и азот, все элементы менделеевскойтаблицы. Понятие химического элемента можно получить при детальном рассмотрениипростейшего элемента системы – водорода. Водород в данном случае предстает какта простейшая структура, при разложении которой вообще исчезают химические свойстваматерии, – производим ли мы это аналитическое разложение реально, экспериментальноили только «в уме». Водород поэтому есть конкретно-всеобщий элемент химизма.Всеобщие необходимые закономерности, вместе с ним возникающие и вместе с нимисчезающие, суть простейшие закономерности существования химического элементавообще. В качестве простейших, всеобщих они встретятся и в уране, и в золоте,и в кремнии. А любой из этих сложных элементов может быть в принципе сведен кводороду, что, кстати, происходит и в природе, и в эксперименте с ядерными процессами.

Тут, иными словами, осуществляется то же самое живое взаимопревращениевсеобщего и особенного, простейшего и сложного, которое мы наблюдали на примерекатегорий капитала, где прибыль предстает как развитая стоимость, как развитаяпростая форма товара, к которой прибыль постоянно «сводится» в реальном процесседвижения экономической системы, а потому и в мышлении, воспроизводящем это движение.И здесь, как и везде, конкретное всеобщее понятие фиксирует не пустую отвлеченность,а реальную, объективную простейшую форму существования всей системы в целом.

«Стоимость вообще» (как таковая), «жизнь вообще», «химический элемент»– все это понятия в полной мере конкретные. Это означает, что отражаемая имиреальность есть объективно существующая сейчас (или когда-либо существовавшая)реальность, и существующая сама по себе, как простейший, далее не разложимыйслучай данной конкретности. Именно поэтому она и может быть выделена как особыйобъект рассмотрения, может быть исследована и получена в эксперименте.

Если же понимать стоимость (как и любую другую всеобщую категорию)лишь как отражение [211] абстрактно-всеобщих признаков, которыми обладают всебез изъятия развитые особенные явления, то ее как таковую невозможно былобы исследовать «самое по себе», в строжайшем отвлечении от всех этих развитыхявлений. В этом случае анализ всеобщего был бы невозможен ни в какой другой форме,кроме формального анализа понятия. Ведь в чувственно-данном мире нет и не можетбыть ни «животного вообще», ни «химического элемента как такового», ни «стоимости»– как отражения абстрактно-всеобщих признаков они действительно существуют лишьв голове.

У Рикардо не возникало и подозрения на тот счет, что стоимостьдолжна быть исследована конкретно по ее форме, что ее вообще можно исследоватькак таковую, в строжайшем отвлечении от прибыли, ренты, процента, капитала иконкуренции. Поэтому его абстракция стоимости обладает, как показал Маркс, двоякимнедостатком: «Его следует упрекнуть, с одной стороны, в том, что он недостаточно,не до конца абстрагирует, так что, когда он, например, рассматривает стоимость товара, он с самого же начала включает в ее определение всевозможные конкретныеотношения; с другой стороны – в том, что он форму проявления понимает как непосредственное ,прямое подтверждение или выражение всеобщих законов; он никак не раскрываетразвития этой формы. В отношении первого из этих моментов его абстракцияявляется весьма неполной, в отношении второго она – абстракция формальная, ложнаясама по себе» 1.

Нетрудно сформулировать собственный взгляд Маркса на всеобщую категорию,предполагающийся в этой оценке. Абстракция должна быть, во-первых, полной ,а во-вторых, не формальной, а содержательной . Только в этом случае онабудет верной, объективной . Что это, однако, значит?

Мы уже показали, что полнота абстракции предполагает, что в нейвыражаются непосредственно не абстрактно-всеобщие признаки, свойственные всембез исключения особенным явлениям, к которым всеобщая абстракция относится, асовсем иное – конкретные характеристики объективно простейшего нерасчленимогодалее [212] элемента системы взаимодействия, «клеточки» исследуемого целого.

В случае с товарно-капиталистической системой взаимодействия междулюдьми в процессе общественного производства материальной жизни такой клеточкойоказывается товар, простая товарная форма взаимодействия. В биологии, по-видимому,такой клеточкой является простейшая белковая структура, в физиологии высшей нервнойдеятельности – условный рефлекс, и т.д.

В этом пункте вопрос о «начале науки», об исходной всеобщей категории,лежащей в основании всей системы конкретных категорий науки, перекрещиваетсяс вопросом о конкретности анализа и об объективно-допустимом пределе аналитическогорасчленения предмета.

Конкретный теоретический анализ предполагает, что вещь аналитическирасчленяется не на равнодушные к ее специфике составные части, а на специфическихарактерные только для этой вещи, внутренне связанные друг с другом необходимыеформы ее существования.

В этом отношении аналитический метод Маркса полярно противостоиттак называемому односторонне-аналитическому методу, пример применения которогопредставляет собой классическая буржуазная политическая экономия. Односторонне-аналитическийметод, унаследованный экономистами XVII – XVIII вв. от современного им механистическогоестествознания и философии эмпиризма (непосредственно через Локка), полностьюсоответствует представлению о предметной реальности как о своеобразном агрегатевечных и неизменных составных частей, одинаковых у любого предмета природы. Познатьвещь, значит, с точки зрения этого представления, аналитически разложить ее наэти вечные и неизменные составные части, а затем понять их способ взаимодействиявнутри данной вещи.

«Труд», «потребность», «прибыль» в теории Смита – Рикардо в этомотношении представляют собой не менее яркий пример односторонне-аналитическихабстракций, в которых погашена вся конкретно-историческая определенность предмета,чем «частица» физики Декарта, чем «атом» Ньютона и тому подобные категории наукитого времени. И Смит и Рикардо пытались понять товарно-капиталистическую системувзаимодействия как сложное [213] целое, составными частями которого являютсявечные, одинаковые для любой ступени человеческого развития, реальности: труд,орудия труда (капитал), потребность, прибавочный продукт и т.д.

Такую операцию аналитического расчленения предмета всегда можнопроделать и экспериментально и в «уме». Можно аналитически разложить живого кроликана химические элементы, на механические «частички» и т.д. Но, получив на этомпути груду аналитически выявленных составных частей, мы не сможем проделать,исходя из самого детального рассмотрения этих составных частей, обратной операции– никогда не сможем из них понять, а почему они раньше, до аналитического расчленения,давали своим сочетанием именно живого кролика.

Анализ в данном случае умертвил, уничтожил как раз то, что мы хотелибы таким образом понять, – живую, конкретную, специфическую для данной вещи взаимосвязь.Анализ сделал невозможным синтез.

С подобной же трудностью столкнулась буржуазная классическая экономия,теория Смита – Рикардо.

Синтез – понимание необходимой связи абстрактно взятых составныхчастей предмета (труда, капитала, прибыли и пр.) – оказался невозможным именнопотому, что анализ, выявивший эти категории, был анализом односторонним :он «разорвал» как раз то, что составляет конкретно-историческую форму связи этихкатегорий между собой.

Трудность, заключенную в проблеме анализа и синтеза, заметил ужеАристотель. Он прекрасно видел, что односторонне понимаемый анализ сам по себерешить задачи познания никак не в состоянии. Задача познания, замечает он в своей«Метафизике», двояка: надо не только познать, из каких частей вещь состоит, нои познать, почему эти составные части связаны между собой именно так, что онидают своим сочетанием именно данную, конкретную вещь, а не какую-нибудь иную.

Данную в созерцании вещь нетрудно разложить аналитически на еесоставляющие: стул – черный, деревянный, четырехногий, тяжелый, с круглым сидениеми т.д. и т.п. Это простенький пример эмпирического анализа и одновременно – примертакого же синтеза абстрактных определений в суждении о вещи. [214]

Следует заметить, что в данном случае также происходит непосредственноесовпадение анализа и синтеза. В суждении «этот стул – черный» можно увидеть ито и другое. С одной стороны, это чистейший синтез – соединение двух абстракцийв суждении. С другой стороны, столь же чистейший анализ – вычленение в чувственноданном образе двух различных определений. И анализ и синтез одновременно протекают в процессе высказывания простейшего суждения о вещи.

Но в данном примере гарантией и основанием правильности анализаи синтеза является непосредственное созерцание, именно в нем выступают соединеннымите признаки, которые суждение синтезирует, и в нем же эти признаки даны как различные.Само созерцание является основой и критерием правильности аналитического выделениясвязываемых в суждении абстракций.

Так что совпадение анализа и синтеза в суждении о единичном факте,в высказывании фактического положения дел, понять нетрудно. Гораздо труднее понятьотношение анализа и синтеза в теоретическом суждении, которое обязаноопираться на более веские основания, нежели простое указание на то, что вещьв созерцании выглядит так, а не иначе.

Суждение «все лебеди – белы» не представляет никакого труда дляпонимания с точки зрения логики именно потому, что оно не выражает необходимостисвязи двух определений. Совсем иное – суждение «все предметы природы – протяженны».Если лебедь с одинаковым успехом может быть и не белым, то в суждении «все предметыприроды протяженны» осуществлен необходимый синтез двух определений. Не можетбыть непротяженного предмета природы, как и наоборот, – не может быть протяженности,не принадлежащей предмету природы.

Иными словами, теоретическое суждение связывается из абстракций,каждая из которых выражает определенность, лишившись которой, вещь перестанетбыть самой собой, перестанет существовать как данная вещь.

Лебедя можно выкрасить в любой цвет, лишить его белого цвета –от этого он не перестанет быть лебедем.

Протяженности же у предмета природы отнять нельзя, не уничтоживсам предмет природы.

Теоретическое суждение должно поэтому иметь в своем [215] составетолько такие абстракции, которые выражают необходимо присущие данному предметуформы его существования.

Где же взять гарантию на тот счет, что в суждении связаны именнотакие абстрактные определения?

Эмпирическое созерцание вещи на этот вопрос ответа дать не может.Чтобы отделить необходимую форму бытия вещи от такой, которой может и не быть,– без ущерба для существования вещи именно как данной конкретной вещи (лебедя,тела природы, труда и пр.), – нужно перейти от созерцания к чувственно-практическомуэксперименту , к общественной практике человека во всем ее историческомобъеме .

Лишь практика общественного человечества, т.е. совокупность историческиразвивающихся форм реального взаимодействия общественного человека с природой,оказывается и основой и критерием истинности теоретического анализа и синтеза.

Как выглядит эта реальная проблема в развитии политической экономии?

Это ясно прослеживается на категории труда и на связанной с нимкатегории стоимости.

Поскольку категория стоимости закладывается в фундамент всей теориии служит теоретическим основанием всех остальных обобщений, постольку от пониманиятруда как субстанции стоимости зависит теоретическое понимание всех остальныхявлений товарно-капиталистической системы.

Верно ли суждение: «субстанцией стоимости является труд»? Нет.Это теоретическое суждение равноценно по своей теоретической значимости суждению:«человек есть по своей природе частный собственник», утверждению, что быть частнымсобственником столь же атрибутивно присуще природе человека, сколь телу природы– протяженность.

Иными словами, здесь выявлены в рассмотрении эмпирически данногоположения дел абстрактные характеристики, каждая из которых с необходимостьюв природе «труда» и «стоимости» вовсе не заключена.

Маркс прекрасно показал, в чем тут дело. Исторически преходящеесвойство труда принято здесь за характеристику, выражающую его абсолютную внутреннюю [216]природу. Создает стоимость далеко не всякий труд, далеко не всякая исторически-конкретнаяформа труда, подобно тому, как частным собственником является вовсе не человеккак таковой, а исторически конкретный человек, человек внутри определенной, историческиконкретной формы общественного бытия.

Но как отличить то, что принадлежит исторически определенной формесуществования человека, от того, что принадлежит ему как человеку вообще?

Ответ на это может дать только дальнейший анализ той реальности,о которой выносится теоретическое суждение с точки зрения всей практики человечества.Последняя и выступает как единственный критерий, позволяющий уверенно отвлечь,аналитически выявить такое определение, которое выражало бы атрибутивно принадлежащуюпредмету форму его бытия.

Эмпирически-всеобщим фактом и во времена Смита – Рикардо, и вовремена Маркса было бытие человека в качестве частного собственника. Таким жеэмпирически-всеобщим фактом было и свойство труда создавать не просто продукт,а товар, стоимость.

Это эмпирически-всеобщее положение дел классиками политическойэкономии и фиксировалось в виде суждения «субстанцией стоимости является труд»,– труд вообще, без дальнейших теоретических уточнений, выражающих как раз егоконкретно-историческую определенность, внутри которой он только и создает непродукт, а товар, не потребительную стоимость, а стоимость.

И поскольку классики политической экономии вырабатывали абстрактнотеоретические определения с помощью односторонне-аналитического метода, постолькуони в итоге не могли понять, почему же именно труд выступает то в форме капитала,то в форме заработной платы, то в форме ренты.

Эта логическая задача, общая и для естественников XVII – XVIII вв.и для Смита – Рикардо, – по самой своей сути неразрешима. Первые пытались понять,как и почему атомы, частицы, монады своим сочетанием порождают то космическуюсистему, то тело животного; вторые – как и почему труд вообще порождает то капитал,то ренту, то заработную плату.

Теоретический синтез никак не получался ни у тех, [217] ни у других– и не получался именно потому, что анализ их не был конкретным, а расчленялпредмет на равнодушные составные части, общие для любой предметной сферы илидля любой исторической формы производства.

Труд вообще есть безусловно необходимое условие возникновения иразвития ренты, капитала, заработной платы и всех других специфически капиталистическихкатегорий. Но он же является и условием их небытия, их отрицания, уничтожения.Труд вообще столь же безразличен к бытию капитала, как и к его небытию. Он являетсявсеобщим необходимым условием его возникновения, но не является внутренне необходимым условием, таким условием, которое одновременно есть столь же необходимоеследствие . Тут нет формы внутреннего взаимодействия, внутренней взаимообусловленности.

В связи с этим пороком односторонне-аналитических абстракций, выработанныхклассиками буржуазной науки, Маркс замечает: «Перейти от труда прямо к капиталустоль же невозможно, сколь невозможно от различия человеческих рас перейти прямок банкиру или от природы – к паровой машине» 2.

Перекликаясь с известным афоризмом Фейербаха: «из природы прямоне выведешь даже бюрократа», Маркс и с этой стороны подводит к тому же выводу:все трудности теоретического анализа и синтеза решаются реально на почве категорииконкретно-исторического взаимодействия, взаимообусловленности явлений внутриопределенного, исторически возникшего и развившегося целого, внутри конкретно-историческойсистемы взаимодействия.

Иными словами, и анализ-синтез, и дедукция-индукция перестают бытьметафизически полярными, а потому и беспомощными логическими формами только напочве сознательно исторического взгляда на исследуемую реальность, наоснове представления о любой предметной реальности как об исторически возникшейи развившейся системе взаимодействующих явлений.

Такой взгляд и дал Марксу в руки четкий критерий, согласно которому,опираясь на всю рационально понятую историю практики человечества, он уверенноразрешил [218] трудности, связанные с проблемой теоретического анализа и синтеза,теоретической дедукции и индукции.

В практике человечества, взятой во всем ее историческом объеме,Маркс и обрел критерий для различения эмпирического синтеза – и синтеза теоретического ,аналитических абстракций, фиксирующих всеобщее эмпирическое положение дел, итеоретических абстракций , фиксирующих в своей взаимосвязи внутренне необходимуюсвязь выражаемых ими явлений.

И если у Смита – Рикардо (и даже у Гегеля) чисто эмпирический синтезчасто выдается за теоретический, если они постоянно выдают исторически преходящуюформу явления за его внутреннюю структуру (за его вечную природу) и дедуктивно– из природы вещей – выводят оправдание самой грубой эмпирии, то метод Марксавыставляет строжайшие логические, философские преграды для подобных ходов мысли.

Дедукция и индукция, анализ и синтез оказываются могучими логическимисредствами обработки эмпирических фактов именно потому, что они сознательно ставятсяна службу исторического по существу подхода к исследованию, что они основываютсяна диалектико-материалистическом понимании объекта как исторически возникшейи развертывающейся системы особым образом взаимодействующих явлений.

Поэтому аналитический метод Маркса – метод, восходящий от целого,данного в созерцании, к условиям его возможности, и совпадает с методом генетическоговыведения теоретических определений, с логическим прослеживанием реальногопроисхождения одних явлений из других (денег – из движения товарного рынка, капитала– из движения товарно-денежного обращения, в которое попадает рабочая сила ит.д.). Эта историческая по существу точка зрения на вещи и на процесс их теоретическоговыражения и позволила Марксу четко поставить вопрос о реальной субстанции стоимостныхсвойств продукта труда, о всеобщей субстанции всех остальных конкретно-историческихкатегорий политической экономии.

Но труд вообще, а конкретно-историческая форма труда была понятакак субстанция стоимости. А в связи с этим по-новому встал вопрос о теоретическоманализе [219] стоимости по ее форме, – она предстала как конкретно-всеобщая категория,дающая возможность понять теоретически (вывести, дедуцировать) ту реальную конкретно-историческуюнеобходимость, с которой стоимость превращается в прибавочную стоимость, в капитал,в заработную плату, в ренту и все другие развитые конкретные категории.

Иными словами, впервые был полностью раскрыт и проанализированисходный пункт, отправляясь от которого, можно действительно развить всю системутеоретических определений предмета с логической необходимостью, отражающей необходимостьреального генезиса товарно-капиталистической формации.

В чем заключался этот конкретный анализ стоимости по ее форме,тот самый анализ, которого недоставало Давиду Рикардо? Ответ на этот вопрос идолжен дать нам ключ к пониманию способа восхождения от абстрактного к конкретному.

Процесс восхождения от всеобщего теоретического определения предметак пониманию всей сложности его исторически развитой структуры (конкретности)предполагает конкретный и полный анализ исходной , всеобщей категориинауки . Мы видели, что недостаточная конкретность анализа стоимости у Рикардопредопределила и неуспех его замысла развить всю систему теоретических определений,построить все здание науки на одном, прочно и категорически установленном фундаменте,не дала ему возможности «вывести» даже ближайшую категорию – деньги, не говоряуже обо всем остальном.

В чем же заключается особенность анализа стоимости у Маркса, котораязакладывает прочный фундамент теоретического синтеза категорий, дает возможностьему строжайшим образом перейти от рассмотрения стоимости к рассмотрению денег,капитала и т.д.?

Вопрос, поставленный так, сразу наталкивает логику на проблемупротиворечия в определениях вещи, на проблему, которая в конце концов и заключаетв себе ключ ко всему остальному. В противоречии, как единстве и совпадении взаимоисключающихтеоретических определений, Маркс и открывает разгадку конкретного и путей еготеоретического выражения в понятии. К анализу этого пункта мы и перейдем. [220]

1 Маркс К. Теории прибавочной стоимости, ч. II.Госполитиздат, 1957, с. 100.

2 MarxК. Grundrisse der Kritik der politischen Ökonomie (Rohentwurf).Moskau, Verlag für fremdsprachige Literatur, 1939, S. 170.