Глава 1. Евангелия

I. Общее введение

Четыре Евангелия всегда вызывали особый интерес у христиан. Они являются основным источником знания о жизни нашего Господа, потому что без них это знание было бы низведено до уровня отрывочных сведений. И поэтому неудивительно, что ученые сосредоточили особое внимание именно на них. Очевидно, тем не менее, что никакие другие книги Нового Завета не являются столь трудными для критического исследования, как эти. Большинство вопросов, поднятых библейской критикой, все еще являются предметом дискуссий, хотя наиболее радикальные теории теперь почти полностью отвергнуты. Прежде, чем обратиться к рассмотрению этих вопросов, мы постараемся дать общую оценку Евангелиям в их современном виде, так как они несомненно оказали глубокое влияние на развитие христианской мысли, независимо от любой критической оценки. Такой подход отличается от некоторых современных школ критики, начинающих с предположений, которые искажают ценность существующих Евангелий. Принципы таких школ будут полностью рассмотрены ниже. Данное же исследование основывается на убеждении, что именно Евангелия, а не их источники и их происхождение, сформировали христианскую историю, и последние должны рассматриваться в свете Евангелий.

II. Литературная форма Евангелий

Нашей первой задачей является определение литературного характера Евангелий. Мы должны ответить на вопрос, что они из себя представляют. Ответить на него гораздо труднее, чем это может показаться с первого взгляда. Евангелия — это несомненно повествования, которые описывают дела и слова Иисуса. Но это не биографии в принятом смысле этого слова. Они затрагивают лишь краткий период жизни Иисуса. Они очень мало говорят нам о Его детстве и юности. Сведения, содержавшиеся в них, совершенно не отражают психологической картины Его развития. Кроме отрывочных сведений о первых годах Его жизни, основное внимание уделено краткому периоду Его общественного служения и особенно смерти и воскресения. И не случайно они называются Евангелиями, т.е. благовестиями (1) .

А. Жанр Евангелий

Было много дискуссий по поводу жанра Евангелий. Уникальна ли форма этих книг или существуют параллели, которые могли бы дать образец их жанру? Мнение, что они не имеют никакой связи с другими древними биографическими повествованиями, было недавно подвергнуто резкой критике. С литературной точки зрения нельзя утверждать, что это совершенно новый жанр, так как каждая новая форма связана с предыдущими. С другой стороны, сравнение с литературной точки зрения с другими древними трудами, не имеющими общей цели написания, приводят к неправильному пониманию Евангелий. И поэтому немаловажно рассмотреть различные точки зрения, которые были предложены для объяснения нашего подхода к Евангелиям в целом.

1. Биографии

Было проведено сравнение с древними греко-римскими биографиями. Толберт считает, что такое сравнение является ключом к пониманию Евангелий (2) . Он пытается показать, что мифологическая точка зрения этих древних биографий имеет отношение к Евангелиям. Он ссылается на категории богов и людей и на промежуточные категории вечности и бессмертия. Миф о богочеловеке в греческих и других культах является, по его мнению, ключом к пониманию представления первых христиан о Христе. Аргументы Толберта были подвергнуты глубокому изучению Д. Е. Оном (3) , который отверг многие основные предположения Толберта. Он считает неубедительным мнение, что жанр Евангелий такой же, как и греко-римских биографий.

2. Аретологии

Была предложена еще одна категория, которая рассматривалась как возможное объяснение литературной формы Евангелий. Это аретологии, т.е. повествования о чудесных делах, совершенных Богом или героем. В них внимание сосредотачивалось на греческом богочеловеке, и поэтому они предлагаются как образец повествования об Иисусе. Но эта точка зрения очень спекулятивна, так как едва ли можно утверждать, что не существовало такой литературной аналогии, сравнение которой с Иисусом было бы совершенно необоснованным (4) .

3. Лекционарии

Была выдвинута еще одна теория происхождения Евангелий, согласно которой они были составлены по образцу еврейских лекционариев (богослужебных книг, которые делились на определенные календарные циклы). По мнению П. Каррингтона (5) Евангелия были составлены для использования во время общественных богослужений. Он уделяет особое внимание Евангелию от Марка, считая, что во многих манускриптах текст делится на отделы соответственно четырем субботам в месяц, а добавочные четырнадцать отделов предназначались для особых случаев.

Подобная теория выдвинута Гилдингом (6) относительно четвертого Евангелия. Он считает, что Евангелие от Иоанна соответствует трехгодичному еврейскому циклу чтений. Это значит, что Иоанн выбрал из еврейского цикла чтений по одному отрывку на каждую неделю, независимо от года, когда он читался. Эта гипотеза имеет некоторое основание, так как Иоанн ставит больший акцент на еврейских праздниках, чем все другие авторы Евангелий. Но хотя она и имеет много сторонников, многие из предполагаемых параллелей между еврейскими чтениями и текстом Евангелия недостаточно убедительны.

Третья и более поздняя попытка поддержать эту гипотезу была предпринята М.Д. Гоулдером. По его мнению Евангелие от Матфея также соответствует еврейскому циклу чтений. Он разделил Евангелие на отделы, соответствующие, как он считает, чтениям Ветхого Завета, на каждую неделю. Хотя он и согласен с делением текста, сделанного Карринггоном, тем не менее, он признает трудности в проведении параллелей. Но в целом эти теории сталкиваются с невозможностью доказать, что эти чтения проводились в первом веке. Приведенные данные имеют ввиду, скорее всего, более поздний период записи чтений. Л. Моррис (8) указывает на то, что данные свидетельствуют в пользу ранней датировки Евангелий, что никак не связано с гипотетическими чтениями.

4. Мидраш

Еще одна теория относительно жанра Евангелий основывается на происхождении их от еврейского мидраша. Гоулдер сравнивает еврейский мидраш с Евангелием от Матфея, о чем мы говорили выше. Особое значение этому сравнению придает Р. Гундри (9) . Но прежде всего необходимо выяснить, что понимает каждый отдельный ученый под мидрашем, так как это слово используется в различных значениях. Гундри иногда применяет его ко всему Евангелию в целом, иногда к отдельным его частям. Он, по-видимому, рассматривает элементы мидраша как неисторическое приукрашивание текста. Но тогда возникает вопрос, существовала ли такая литературная практика в еврейском подходе к истории. А то, что Евангелие от Матфея представляло собой подобный образец, едва ли можно считать обоснованным (10) .

Б. Структура Евангелий

Если согласиться с мнением, что не существует адекватных параллелей евангельского жанра, то необходимо выяснить, в какой степени применимы в данном случае принципы литературной критики. Новозаветные ученые не уделяли большого внимания принципам литературной критики, применяемых при изучении других литературных произведений. Можно ли тогда рассматривать Евангелия как литературные произведения наряду с другими трудами? Так как до сих пор не существует общего мнения относительно жанра, к которому можно их отнести, мы имеем все основания считать Евангелия уникальными.

Многие литературные критики считают, что любое литературное произведение можно рассматривать как источник исторической информации лишь после того, как оно не подвергнуто литературной критике. Литературный критик подходит к материалу с различных точек зрения. Например, Н. Р. Петерсеном (11) написана книга по литературной критике, в которой он считает, что у Марка необходимо различать время повествования и время событий в его Евангелии и между повествовательным миром и реальным миром в Деяниях. В последнем случае он считает, что если сравнивать Павла и Луку, то Павел дает больше информации для литературного изучения. Но надо признать, что Евангелия и Деяния не романы, а повествования совершенно иного рода, и их едва ли можно исследовать с помощью подобных критических методов.

Литературная критика может оказать помощь в вопросах, касающихся текста. Как можно документ разделить на части? Какое значение имеет весь текст и какое значение можно приписать частям? Как можно объяснить порядок изложения? (12)

Несколько иным подходом к литературной критике является структурализм, который различает внешнюю и внутреннюю структуру текста. Результатом такого подхода является утверждение, что текст может содержать в одно и то же время разные семантические уровни. Текст становится своего рода языком знаков (13) . Такого рода исследование не входит в нашу задачу, но это надо учитывать в процессе толкования.

В. Евангелия как благовестие

Традиционно эти книги называются Евангелиями. Само слово означает «благая весть». Этим словом начинается повествование Марка о делах и учении Иисуса. Суть Благой Вести заключена в содержании повествований. Все евангелисты посвящают значительную часть своих книг последней неделе жизни Иисуса. Марк фактически посвящает треть своего Евангелия этой серии событий. Другие евангелисты, хотя и в несколько меньшей степени, делают то же самое. Основной их целью, несомненно, было описание Его смерти. Описание благих дел, чудес и учения должно рассматриваться в перспективе, стремящейся к смерти и Воскресению Иисуса. Именно смерть и Воскресение Христа были главной темой проповеди первых христиан.

Это составляет основное отличие Евангелий от всех других биографических произведений и является основным в оценке уникальности этих Писаний. Надо учитывать все возможные параллели, но никогда нельзя забывать о специфическом характере Евангелий. Уникальность центральной фигуры Евангелий делает их уникальными. Признание этого факта не исключает возможности их критического исследования, но поспешное и безусловное помещение их в один ряд со светской литературой здесь неприемлемо (14) .

III. Мотивы написания Евангелий

Различные цели, приведшие к написанию разных Евангелий, мы рассмотрим ниже, когда будем говорить о каждом Евангелии в отдельности. Сейчас же мы остановимся на общих мотивах, приведших к описанию евангельских событий, так как никаких образцов, предшествовавших написанию Евангелий, не существовало.

Сначала устное апостольское свидетельство имело такой огромный вес, что достоверное и последовательное благовестив в письменной форме могло и не восприниматься. Несомненно, что для восточного менталитета слово имеет больший авторитет, чем письменный документ, и поэтому необходимость в письменных свидетельствах появляется только после смерти непосредственного очевидца. В этом случае могло пройти немало времени, прежде чем появились первые Евангелия. Проблему датировки Евангелий мы будем рассматривать ниже, но здесь надо заметить, что для понимания происхождения Евангелий нет необходимости допускать длинный период устного предания. Быстрое распространение христианства ускорило написание Евангелий, потому что апостолы не были вездесущими. Из предисловия Луки совершенно ясно, что до того, как сам Лука написал Евангелие, уже некоторое время существовали другие Евангелия. Мы не имеем никаких данных, какое из них было написано первым, и эта неуверенность должна лежать в основе нашей оценки мнения о том, что сначала не было никаких мотивов для написания Евангелий.

Часто утверждается, что более позднее написание Евангелий было вызвано широко распространенным в то время мнением, что парусил (parousia, от греч. parovsia), или возвращение Христа, уже близка, и в записи благовестия нет необходимости. Какой в этом смысл, если Господь может вернуться в любой момент? И поэтому необходимость в письменном свидетельстве о рождении Церкви могла появиться только тогда, когда стало очевидным, что Церковь будет иметь длительную историю. Это достаточно обоснованное предположение и его можно принять, но нет полной уверенности, что оно правильно. Новозаветные послания предвосхищают канонические Евангелия. Кроме того, наш Господь ясно сказал, что до парусии все народы должны услышать Евангелие. И тогда вполне разумно допустить, что некоторые первые проповедники увидели необходимость в использовании письменных свидетельств. В таком случае можно допустить и то, что написание книг в целях евангелизации считалось основным в приготовлении Церкви к парусии.

Кроме того нельзя не учитывать дороговизну письменных принадлежностей и трудность в получении достоверных данных. Первое нельзя с легкостью отвергать, так как письменные принадлежности были действительно очень дорогими, но также трудно понять, почему эта проблема стала более разрешима в более позднее время. Что касается добычи материала, то она обусловлена происхождением Евангелий. Если все евангелисты должны были искать материал, то для этого необходимо было какое-то время, но такое объяснение не является единственным, ни самым важным для выяснения происхождения Евангелий, как мы это увидим, когда будем рассматривать синоптическую проблему.

Несомненно, что существовало много мотивов для написания Евангелий. Необходимость в исторических письменных свидетельствах и в катехизических (учебных) целях не вызывает никакого сомнения. Если среди евреев устные наставления высоко почитались, то вряд ли они могли иметь такое же значение для обращенных из язычников. Для языческой евангелизационной миссии письменные документы могли оказать огромную помощь. И хотя эта необходимость была осознана не сразу, она несомненно ощущалась в миссионерской Церкви на самых ранних этапах ее развития. Тесно связанными с евангелизационными целями были и апологетические потребности. Нехристианский мир несомненно хотел знать, кто такой Иисус, и можно легко понять настоятельную необходимость в авторитетном ответе. Если поначалу было достаточно апостольского устного свидетельства, то по мере расширения работы по евангелизации появилась необходимость в письменных свидетельствах.

Считается, что литургические цели также играли роль в написании, по крайней мере, некоторых Евангелий, и эти теории мы рассмотрим ниже. Но независимо от этих целей, почти несомненно, что некоторые сообщения о жизни, учении, смерти и Воскресении Иисуса были введены в христианское богослужение с раннего времени. И хотя фактических очевидцев было достаточно, но в языческих районах, где не было непосредственных свидетелей из Палестины, Евангелия могли быть написаны довольно рано.

О многообразии причин, приведших к написанию Евангелий было сказано достаточно много. Так, по собственному свидетельству Луки, было предпринято много попыток, но лишь четыре Евангелия дошли до нас как достоверные документы. Ниже мы кратко остановимся на принятии ранней Церковью этих Евангелий и непризнании всех других. Огромное количество более поздних апокрифических Евангелий свидетельствует как о постоянных попытках запечатлеть подробности, опущенные христианской Церковью, так и о твердом ее решении признать их недостоверными. Некоторые ученые считают, что среди массы недостоверного материала могли сохраниться подлинные изречения Господа (15) .

IV. Место Евангелий в Новом завете

В нашу задачу не входит изучение развития канона (16) , но мы должны кратко остановиться на отношении ранней Церкви к Евангелиям, чтобы увидеть проблемы их признания в правильной перспективе.

Все имеющиеся данные ясно показывают, что к концу II века четыре Евангелия были признаны не только достоверными, но и как Священные Писания на уровне Ветхого Завета. Ириней считает, что четыре Евангелия отражают четыре стороны света, четыре ветра и необходимость в четырех столбах в здании (17) . Хотя с его манерой рассуждения можно и не согласиться, но его мнение об исключительном использовании четырех Евангелий не может быть подвергнуто никакому сомнению. Кроме того, он называет каждое Евангелие по имени его традиционного автора. Он в общих чертах говорит о доктрине богодухновенности Евангелий. Может быть, Ириней и не совсем критичен в своем подходе, но это не значит, что его свидетельство не было основано на здравом предании. По крайней мере его нельзя обойти при рассмотрении вопросов, касающихся канонизации.

Хотя Климент Александрийский и цитирует другие Евангелия, как, например, Евангелие Египтян, он делает четкое различие между ними и четырьмя каноническими Евангелиями. Тертуллиан же цитирует исключительно четыре Евангелия и утверждает их авторитет на том основании, что они были написаны апостолами или их непосредственными сотрудниками. Ни один из этих писателей не подвергает сомнению происхождение этих Евангелий в апостольское время, хотя их подходы и были подвергнуты современными учеными резкой критике. Вполне вероятно, что отцы церкви были ближе к истине, чем думают критики.

Данные до 180 г. от Р.Х. менее определенны, но они, тем не менее, говорят о большом почитании четырех Евангелий с самых ранних времен. «Диатессарон» Татиана представляет собой выдержки из четырех Евангелий и интересен тем, что показывает затруднения, которые тогда вызвали четыре Евангелия (18) . Несмотря на довольно большое влияние этой книги на Восточную Церковь, она была вскоре вытеснена отдельными Евангелиями, что говорит о внимании, которое уделялось синоптическим Евангелиям, несмотря на большое количество общего материала, который в них содержался. Достоверные свидетельства интересовали христиан более, чем сведения о жизни Христа, вычлененные из писаний и расположенные в хронологическом порядке. Еще Иустин Мученик, по-видимому, знал и использовал все Евангелия, хотя сказать об этом с уверенностью нельзя из-за неточности его цитат. Для рассмотрения нашей задачи важными являются его ссылки на «воспоминания апостолов», которые использовались в общественном богослужении. Эти воспоминания были названы «евангелиями» (evaggelia /evangelia/), из чего следует, что они считались авторитетными благодаря их прямой связи с апостольскими воспоминаниями.

Как Климент Римский, так и Игнатий, использовали евангельский материал, хотя больше в виде ссылок, чем цитат. Весь этот материал, однако, имеет параллели в канонических Евангелиях за исключением одного отрывка у Игнатия, который содержит в себе изречение нашего Господа из какого-то неизвестного источника (19) . Тем не менее, нет полной уверенности, что эти писатели действительно были знакомы с письменными Евангелиями. Кестер (20) , например, считает, что это были скорее до-синоптические предания. Однако, Евангелие Поликарпа содержит в себе параллели с нашими Евангелиями, что свидетельствует о его бесспорном знании их (21) . Но возникает сомнение, что все эти авторы знали Евангелие от Иоанна.

Для до-апостольского периода очень важным является свидетельство Палия, хотя оно вызывает много вопросов. Поскольку мы подробно остановимся на нем при рассмотрении проблем, касающихся канонизации, здесь следует только отметить, что свидетельство Палия не противоречит патриотическим данным. Во-первых, он упоминает Матфея и Марка, что является самым ранним свидетельством об авторстве Евангелий. Во-вторых, он считал, что Марк был переводчиком Петра, а Матфей писал на еврейском языке. Несмотря на то, что эти утверждения подвергались резкой критике, они остаются очень важными, так как относятся к очень ранней дате.

V. Лучший подход к Евангелиям

Прежде чем перейти к изучению каждого Евангелия в отдельности, необходимо указать на некоторые преимущества подхода, примененного в этом введении. Во-первых, он ставит проблемы источников и их происхождения, считая их вспомогательными для понимания и оценки существующих Евангелий, и что придавать им особое значение не имеет смысла. Однако, наш метод отнюдь не столь прост, так как некоторые дискуссии по поводу отдельных Евангелий связаны с выводами, касающимися источников или формирования преданий. В некоторых случаях эти выводы предвосхищаются, хотя пути, которыми они достигаются, будут рассматриваться в соответствующих разделах.

Вторым преимуществом этого подхода является то, что он позволяет рассматривать каждое Евангелие в отдельности независимо от предполагаемого порядка их написания. Здесь сохраняется канонический порядок. Многие важные аспекты каждого Евангелия могут быть рассмотрены независимо от решения проблемы их взаимосвязи.

Считаем необходимым кратко остановиться на общепринятых теориях происхождения первых трех Евангелий. Критика источников обычно полагает, что самым первым было написано Евангелие от Марка. Впоследствии Матфей и Лука использовали его и другой письменный источник («Q»), содержащий главным образом изречения и несколько особых преданий в письменной или устной их форме («М» и «L»). Метод «истории форм» руководствуется тем принципом, что самце ранние предания существовали как отдельные рассказы, которые впоследствии были собраны в письменные источники и таким образом вошли в наши Евангелия. Как критика источников, так и метод «истории форм», вместе с направлением «история редакций» будут полностью рассмотрены ниже.

Что же касается Евангелия от Иоанна, то оно требует совершенно иного подхода и будет рассмотрено только после обсуждения синоптической проблемы.

(1) Ср. рассмотрение F. F. Брюсом истинности понятия «Евангелие» (BJRL 45 (1963), pp. 319-339). Использование слова evaggelion /evangelion/ как описания жизни и деятельности Иисуса подтверждается Иустином Мучеником (Apol. i. 66), но остается невыясненным, насколько раньше Иустина это слово применялось. Основное значение этого слова «благая весть» употреблялось как в светском, так и в сакральном смысле. Это слово можно встретить в Ветхом Завете, хотя существуют также параллели с обозначением поклонения императору. См. обзор развития значения этого слова: А. Wikenhauser, New Testament Introduction, pp. 150-155.

(2) What is a Gospel? The Genre of the Canonical Gospels (1977). Ср. также: J. Drury, «What are the gospels?», ET 87 (1976), pp. 324-328. См. работу: С. W. Votaw, The Gospels and Contemporary Biographies in the Graeco-Roman World (1970), где содержится репринтное издание сборника статей 1915 года, в которых предложена точка зрения на Евангелия как на популярные биографии, сопоставимые с другими античными произведениями.

(3) См.: GP П, pp. 9-60. См. также: G. N. Stanton, Jesus of Nazareth in New Testament Teaching (1974), pp. 118-126, где содержится тщательный анализ греко-римской библиографии в сравнении с Евангелиями.

(4) См.: М. Hadas and M. Smith, Heroes and Gods: Spiritual Biographies in Antiquity (1965). Гадас исследует аретологию античности, а Смит выборочно рассматривает четыре работы, включая Евангелие от Луки, которое, как он считает, отражает аретологическую традицию. См. также: М. Smith, «Prolegomena to a discussion of Aretalogies, Divine Men, the Gospels and Jesus», JBL 90 (1971), pp. 74-99. Против этой точки зрения ср.: H. С. Kee, «Aretalogy and Gospel», JBL 92 (1973), pp. 402-422; D. L. Tiede, The Charismatic Figure as Miracle Worker (1972). Ср. также: P. L. Shuler, A Genre for the Gospels (1982), pp. 15 ff.

(5) The Primitive Christian Calendar (1952). Эта теория подверглась резкой критике: С. F. Evans, JTS n.s. 14 (1963), pp. 140-146. Ср. также: R. P. Martin, Mark: Evangelist and Theologian (1972), pp. 82-87.

(6) The Fourth Gospel and Jewish Worship (1960). См. критику этих взглядов: L. Morris, The New Testament and Jewish Lectionaries (1964), chapter 3.

(7) Midrash and Lection in Matthew (1974). Ср.: idem, The Evangelists’ Calendar (1978).

(8) «The Gospels and the Jewish Lectionaries», in GP III, pp. 129-156. Моррис указывает на то, что ни одна теория лекционариев не в состоянии объяснить причину использования христианами этих книг, основанных целиком и полностью на законе. Автор делает вывод, что нет никаких разумных оснований допускать, что евангелисты ставили перед собой цель написать наставительные лекционарии.

(9) Matthew: A Commentary on his Literary and Theological Art (1982).

(10) Обзор современной иудейской историографии см.: R. Т. France, «Jewish Historiography, Midrash and the Gospels», GP Ш, pp. 99-127. В этом же сборнике Пейн выступил с резкой критикой позиции Гундри (pp. 177-215).

(11) Literary Criticism for New Testament Critics (1978).

(12) Путеводитель по проблемам литературной критики — К. С. Hill, Interpreting Literature: History, Drama and Fiction, Philosophy, Rhetoric (1966).

(13) Ср.: J. D. Crossan, «Waking the Bible: Biblical Hermeneutic and Literary Imagination», Interpretation 32 (1978), pp. 269-285; A. Thistelton, «Keeping up with Recent Studies П, Structuralism and Biblical Studies», ET 89 (1977-8), pp. 329-335; D. Patte, What is Structural Exegesis? (1976). Опыт применения структуралистской экзегезы см.: E V. McKnight, Meaning in Texts: The Historical Shaping of Narrative Hermeneutics (1978), в которой анализируется отрывок Лк. 5.1-11. См. также: D. and A. Patte, Structural Exegesis: From Theory to Practice: Exegesis of Mark 15 and 16: Hermeneutical Implications (1978).

(14) Наибольшее сходство обнаруживается с произведением Филострата «Жизнь Апполония Тианского» и Лукиана «Лжепророк». Ср.: С. К. Barrett, Luke the Historian in Recent Study (1961), pp. 13-15. В книге: G. Stanton, Jesus of Nazareth, p. 128, отмечается отсутствие какой-либо информации об Учителе Праведности из Кумрана как о конкретном человеке, что лишний раз подтверждает уникальность Евангелий. Это положение развивается далее сопоставлением канонических Евангелий с Евангелием от Фомы (см.: Stanton, op. cit., pp. 129-136).

(15) Ср.: J. Jeremias, Unknown Sayings of Jesus (1957).

(16) Обзор раннехристианских подходов к Евангелиям см.: А. Н. McNeile, INT (1953); А. Souter, The Text and Canon of the New Testament (1954); Oxford Society, The New Testament in the Apostolic Fathers (1905); J. Knox, Marcion and the New Testament (1942); E. C. Blackman, Marcion and his Influence (1948); J. N. Sanders, The Fourth Gospel in the Early Church (1943); J.N. Birdsall, «Canon of the New Testament», NBD, pp. 194-199; B. Childs, The New Testament as Canon (1984); H. Y. Gamble, The New Testament Canon. Its Making and Meaning (1985); В. М. Metzger, The Canon of the New Testament (1987), Сборник статей немецких авторов, посвященных канону см.: Kasemann, Das Neue Testament als Kanon (1970).

(17) Англ. пер. Иринея см.: A New Eusebius (ed. J. Stevenson, 1957), p. 122.

(18) Некоторые ученые полагают, что помимо евангельского материала в Диатессарон (Diatessaron) Татиана были включены также и другие данные. Действительно, Виктор из Капуи называет этот труд Диапенте (Diapente — с лат., греч. музыкальная квинта, в отличие от Diatessaron — музыкальная кварта, зд. намек на то, что его труд включал не только четыре Евангелия, но и дополнительный материал — прим. перев.); см.: G. Quispel, VC 13 (1959), pp.87-117; Н. Montefiore and H. E. W. Turner, Thomas and the Evangelists, 1962, pp. 25-27), из чего становится очевидно, что Татиан использовал также неканонические Евангелия.

(19) См.: A. Souter, The Text and Canon of the New Testament (1954), p. 149.

(20) Synoptische Uberlieferung bei den apostolischen Vatern (1957).

(21) Кестер допускает, что Поликарп был знаком с Евангелиями от Матфея и Луки, хотя он и датирует их временем позднее Игнатия. Подобная точка зрения вызвана тем, что Кестер разделяет мнение Гаррисона о том, что главы 1-12 послания Поликарпа написаны намного позднее (Р. N. Harrison, Polycarp’s Two Epistles to the Philippians, 1936).