Глава 7. Современная наука: новые горизонты

«Ставить цели и находить вечные ценности не входит в компетенцию науки» АЛЬБЕРТ ЭЙНШТЕЙН

Наука сыграла важнейшую роль в развитии западной мысли, сформировав полностью новое мировоззрение. В XVI и XVII веках пионеры науки разработали совершенно новый метод исследования природных механизмов, и наука порвала со взглядами Аристотеля, которые царили в ней около двух тысячелетий. Естественная философия — так раньше называлась наука — стала новой игрой, в которой появились свои правила, своя система подсчета очков.

В этой главе слово современная мы будем использовать, чтобы противопоставить сегодняшнюю науку науке Аристотеля, причем речь здесь пойдет, скорее, о различии в методах, а не о сути теорий. Например, мы говорим о математическом подходе, использованном Коперником для того, чтобы создать и доказать свою модель мира, и главное здесь не то, что он поставил Солнце в центр вселенной. Именно взгляды Ньютона на соотношение теории и эксперимента наряду с его законом всемирного тяготения прочно укоренили научный метод исследования природы. Нужно сказать, что система мира по Ньютону называется теперь классической (т.е. старой) физикой, которая не подходит для описания «масштабных» явлений, вроде расширяющейся вселенной, и «сверхмалых» явлений, вроде атомной физики. Чтобы объяснить их, нужен совершенно иной инструментарий типа теории относительности и квантовой механики. Тем не менее, современная физика использует тот же математический подход, объединяя теорию и экспериментальные данные, гипотезы и наблюдения. Этот метод и был разработан Коперником, Кеплером, Галилеем и Ньютоном.

Далее мы коротко расскажем об основных чертах науки средневековья и эпохи Возрождения, потом поговорим о природе научного открытия, о научных догадках и роли христианства в становлении новой науки.

Наука в средние века

После падения Рима большая часть сочинений Аристотеля и других древнегреческих философов была утеряна для Запада, хотя идеи Платона проложили себе путь в христианское богословие: блаженный Августин (354-430 гг. от Р.Х.) до того, как стать христианином, был неоплатоником. Сочетание элементов платоновской философии с христианством породило первый христианский синтез знаний, просуществовавший вплоть до времен Фомы Аквината.

Классическую древнегреческую науку заново открыли в XIX веке в арабском мире. Древнегреческие и индийские научные сочинения (включая и «Альмагест» Птолемея) были переведены на арабский язык. Ученые ввели в обращение так называемые арабские цифры (заимствованные в Индии), десятичную позиционную систему счисления и понятие нуля. Эти новшества позволили облегчить операции с большими числами.

(С римскими это было нелегко: лишь представьте себе, что нужно умножить LXXVII на DCCLXXVI, т.е. перемножить 77 и 776). Новая система счисления сыграла огромную роль в происшедшей шестьсот лет спустя научной революции.

В период исламских завоеваний в Северной Африке, а затем и в Испании классическая наука распространилась на Запад. Исламские школы и колледжи отличались интеллектуальной свободой, которая содействовала слиянию исламской, еврейской и христианской научных мыслей. В XII веке идеи Аристотеля проникли и в христианство, благодаря влиянию арабского философа пантеиста Авэрроэса (Ибн Рушды). Это учение захватило умы студентов и интеллигенции из развивающегося торгового сословия.

К началу XIII столетия все работы Аристотеля были переведены на латынь, открыв средневековому разуму совершенно новый мир. Следуя указаниям своего учителя Альберта Магнуса, Фома Аквинский (1225-1274 гг.) приступил к работе над синтезом аристотелевой естественной философии и христианского богословия. Так как система Аристотеля позволяла лучше разобраться в окружающем мире, чем традиционные методы, основанные на философии Платона, то Фома Аквинат именно ее и взял на вооружение (1) . Смело и успешно он объединил учение Аристотеля с христианским учением и, обратив новую научную систему на службу христианству, произвел революцию в христианском богословии.

В своих величайших трудах «Сумма философии об истине католической против язычников» и «Сумма богословия» Аквинат учил, что философия и богословие, человеческая премудрость и божественное откровение немыслимы друг без друга. Хотя существование Бога можно доказать на основании природных явлений, учения о Святой Троице и воплощении Иисуса — это таинства, полученные через веру, основанную на разумном откровении. Свою систему Аквинат разработал в рамках аристотелевой науки и логики, которая выводит четкие доказательства на основании общепринятых постулатов. В результате родился метод получения знаний при помощи разума — на основании философских аксиом в науке и библейских откровений в богословии. В этом синтезе наука и философия слились с богословием в единую систему, в которой, по сути, не было места свободным исследованиям ни в области природы, ни в области Писания.

Ряд учений Аквината после его смерти осудили, но запрет был вскоре снят, и в XVI веке его философия стала официальной философией католической церкви. Аристотель и Библия настолько сроднились в этом средневековом синтезе, что любые нападки на аристотелеву астрономию или физику казались выпадами против библейского откровения. «Брак» аристотелевой философии с христианским богословием и породил множество «домашних» ссор, которые вылились в научную революцию. Образно говоря, в этом браке родились дети, которым очень не нравился их родной дом.

Аристотелева наука выделяла четыре причины существования каждого природного явления: формальную (замысел), конечную (цель), материальную (пассивный материал) и движущую (субъект, внесший изменения). Но главными в этом методе были все же первые две причины — замысел и цель, высшее назначение явления. Например, почему растут желуди? Чтобы потом стать дубом. Поведение всякой твари продиктовано сутью ее естества и ее целями. Характер всякой перемены можно выразить следующим образом: нечто, потенциально заложенное в объекте, превращается в реально существующее. Сама вселенная движется к своей конечной высшей цели. Поэтому наука Аристотеля не ставила своей целью подробно, шаг за шагом, описать процессы изменений. Категории, которыми ученый пользовался, чтобы объяснить природные явления, — это суть и потенциально заложенная в предмете идея, а вовсе не масса и сила, связанные в пространстве и времени действием определенных законов.

В средние века поиски смысла основывались на идее о том, что у всякого предмета есть свое место в космической иерархии, ибо вселенная — это творение Бога, при сотворении мира поставившего перед ней определенные цели. В рамках всеобъемлющей системы Аристотеля наука пользовалась скорее дедуктивным (от общего к частному), чем индуктивным (от частного к общему) методом. Философы-естествоиспытатели разрабатывали логические связи между явлениями вместо того чтобы экспериментальным путем искать механизмы этих явлений. Для них высшее «Зачем?» каждого из частей целого было гораздо важнее, чем непосредственное «Как?», относящееся к действию этих частей. Природа виделась организмом, развивающим заложенный в нем потенциал, в то время как при Ньютоне она предстала машиной.

Современная наука

Если в средние века наука интересовалась, в основном, целями природных явлений, то новая наука проявила интерес к процессу, результату или механизму явления. Ее язык складывался уже не из словесных силлогизмов, а из математических формул. Количественные измерения скорости, массы и времени; расчеты, построенные на наблюдениях и экспериментах; описание явлений общими математическими формулами — вот на чем строилась новая наука. Она, наконец-то, освободилась от довлевших над ней философии и богословия. Коперник, занимаясь наблюдениями за небесными телами, обладал развитым воображением и смелостью, чтобы по-новому взглянуть на Солнечную систему. Будучи недовольным птолемеевой системой мира и понятием экванта, он математически вывел гелиоцентрическую модель мира. В результате новая система с точки зрения математики оказалась значительно проще: стало ясно, в каких отношениях находятся между собой расстояние планет от Солнца и период их обращения вокруг светила. Кеплер имел в своем распоряжении очень точные наблюдения Тихо Браге. Приложив к этому «хаосу» данных свой математический гений, он не успокоился, пока не увидел, что эти данные полностью согласуются с теорией эллиптических орбит. Коперник и Кеплер заменили геоцентрическую систему мира на гелиоцентрическую, обосновав свои взгляды математическими выкладками, но не ставили перед собой задачи объяснить замысел вселенной или цели ее существования.

Галилею и Ньютону осталось лишь отточить рабочие связи между математикой и опытом. В главе 4 говорилось, что Гали лей стремился понять природу, изучая ее геометрические структуры, тем не менее, он всегда искал экспериментальное подтверждение своим математическим расчетам и не раз подчеркивал, что разгадать тайны природы — задача крайне трудная. В его подходе гипотезы сочетались с математическими выкладками и экспериментами. Галилей говорил, что начинать всегда следует с поиска непосредственных, а не отдаленных причин явления, что нужно вырабатывать такую гипотезу, которую можно проверить, и формулировать только те теории, которые полезны для прогнозирования природных явлений.

Научный метод Ньютона также строился на математике и наблюдении. Непревзойденный математик, он был и прекрасным экспериментатором. Ньютон изобрел и использовал интегральное и дифференциальное исчисления. Он проводил остроумнейшие эксперименты в области механики, оптики, химии, старался с помощью математики объяснить природные явления, основываясь на данных экспериментов и наблюдений. Открыв закон всемирного тяготения, он смешал теорию, наблюдения и расчеты (ретродуктивный метод), заставив математическую модель непрерывно взаимодействовать с природными реалиями.

Несмотря на то, что единым законом тяготения ему удалось объяснить движение как земных, так и небесных тел, он неоднократно подвергался жесткой критике. Европейские ученые, такие как Гюйгенс и Лейбниц, обвиняли его в том, что он не объяснил механизма гравитации. На это Ньютон отвечал:

«Наша цель — лишь выявить количество и свойства силы (притяжения) на основании явлений (данных) и применить то, что мы обнаружили в простейших случаях, в виде общего принципа, чтобы можно было математически оценить последствия действия этих сил в более сложных случаях… Мы говорим «математически», чтобы избежать каких бы то ни было вопросов о природе или качественных характеристиках силы (притяжения)» (2) . Ньютон особо подчеркивал слово «математически», чтобы показать: его наука занимается количественными, а не качественными характеристиками силы, формулируя законы, которые описывают лишь механизм действия природных сил. Ему было достаточно знать, что гравитация «действительно существует, и этого явления достаточно, чтобы объяснить движение небесных тел и вод во время приливов». Он не знал причин данного явления, а потому и «не сочинял гипотез», т. е. не делал никаких предположений относительно сути этих сил. Важно отметить, что в последующие три столетия так и не удалось найти удовлетворительного объяснения явлению гравитации, хотя механизм его хорошо изучен и широко применяется на практике.

Научные открытия

Рассказ о современном научном методе коснулся того, как именно формулируются научные законы. Каким инструментарием пользуется ученый, чтобы выдвинуть новую гипотезу? Ответ на этот вопрос гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд.

Коротко говоря, последователи Аристотеля, жившие во времена Галилея, пользовались дедуктивным методом, т.е. логически выводили частные принципы на основании общих правил. Сам Аристотель был великим наблюдателем, но главной целью науки считал поиск высших форм или идей, на основании которых можно было бы объяснить отдельные явления природы. Через две тысячи лет его ученики напрочь забыли об экспериментах, ибо старались все объяснения явлениям природы давать на основании чистой логики.

Другая сторона монеты — индуктивный метод. Он начинается с наблюдения, данные которого затем суммируются и обобщаются. Горячим сторонником этого метода был Фрэнсис Бэкон (1561-1626 гг.), лорд-канцлер Англии, который критиковал метод Аристотеля, считая, что нельзя делать научные выводы без наблюдения и эксперимента. Он был уверен, что движение вперед требует поисков новых принципов и методов, а вовсе не возврата к античным авторитетам. Бэкон пропагандировал индуктивный метод — метод наблюдений и призывал экспериментаторов, работающих в разных областях науки, объединиться, чтобы оказывать друг другу моральную поддержку. Кроме того, он указывал, что для правильной постановки эксперимента важна должная организация, хотя сам не имел нужных способностей и познаний в математике. Он считал, что свершение открытий может быть рутинным автоматическим процессом, который выполняется человеком, «будто машиной». Этот взгляд вряд ли отражает истинную суть работы ученого, но он приобрел широкую популярность (3) . Бэкон не совершил особых практических открытий, а его сочинения стали чем-то вроде программы борьбы с методами Аристотеля.

Великие открытия, о которых мы говорили в этой книге, не были сделаны на основании чисто индуктивного или чисто дедуктивного метода. Скорее, они появились в процессе ретродукции и абдукции, требующих тесного взаимодействия между гипотезой и наблюдением — необходимости проверки, насколько данные соответствуют объяснению явления, изменения объяснения, а потом повторной сверки его с данными экспериментов; лишь тогда станет ясно, имеет ли теория экспериментальное подтверждение (4) . Например, Галилей затратил 34 года на то, чтобы окончательно убедиться в правоте своей гипотезы о постоянной ускорения.

Обычно ученые берут за основу существующую теорию, «господствующую парадигму», которая перестала соответствовать хотя бы части экспериментальных данных. Потом строят новую гипотезу, зачастую основываясь лишь на интуиции, и проверяют ее на соответствие имеющимся результатам наблюдений или новым данным, полученным в ходе тщательно поставленных экспериментов. Важная черта любой гипотезы

-. то, насколько она может прогнозировать последствия того или иного события или явления. Ученые наблюдают не так называемые «чистые» факты, а факты, ориентированные на теорию. Первоначальная гипотеза определяет, какие из данных важны для исследователя, а какие — нет, и с учетом этого составляется программа опытов и наблюдений. Потом через ее призму оценивают результаты наблюдений.

Порой, чтобы сделать научное открытие, достаточно по-новому взглянуть на уже известные данные — «перетолковать» и перекомпоновать их (5) . Благодаря методу ретродукции может появиться на свет новая остроумная идея. Если же нет, то приходится «начинать от печки»: смотреть, правильно ли выполнены эксперименты, достаточно ли собрано материалов, можно ли рассматривать ту или иную грань явления в отрыве от остальных.

История показывает, что новые теории возникали по-разному. Принимая ванну, Архимед додумался, как выяснить наличие примесей в королевской золотой короне: он вдруг понял, что на тело, погруженное в жидкость, действует выталкивающая сила, равная весу вытесненной жидкости. По легенде, он обнаженным выскочил на улицу с криками «Эврика!» («Нашел!»). А вот Кеплер более пяти лет трудился, как одержимый, над результатами наблюдений Тихо Браге, пока, наконец, в его системе мира не появились орбиты эллиптической формы (6) . Существует определенная логика, с помощью которой можно проверить правильность научных законов, но нет такой логики, которая помогла бы их открыть! Тем не менее, какими бы путями ни пришел к открытию ученый, открытие обязательно следует облечь в математическую форму и проверить экспериментальным путем.

Научная революция по сути своей повторяет процесс открытия, только в более широком масштабе. Томас Кун описал черты и ход этой революции. Он бросает вызов традиционной научной концепции «перехода количественных изменений в качественные» — процессу постепенного накопления фактов, теорий и методов. Он считает, что на ранних этапах развития науки шла непрерывная конкурентная борьба между различными взглядами на природу (способами видения мира и места науки в нем) в сочетании с действием произвольного фактора — роли личности и исторических событий.

Результат научной революции — замена одной общепризнанной научной теории другой. Возникают новые проблемы вносящие коррективы в представления о мире, в рамках которого ведутся научные исследования. Кюн называет новое мировоззрение парадигмой и дает две его четкие характеристики: «она должна быть достаточно новой, чтобы привлечь довольно большую группу приверженцев, показав им несостоятельность других направлений научных изысканий.., и быть достаточно открытой, чтобы в ее рамках ученые могли решать вновь возникающие проблемы» (7) . В пример можно привести «Физику» Аристотеля, «Альмагест» Птолемея, «Начала» Ньютона (книги «Об обращении небесных сфер» Коперника, «Новая астрономия» Кеплера, «Диалог» Галилея приготовили путь для появления последней работы). Парадигма включает закон, теорию, практическое приложение, научный инструментарий и дает схему будущих научных исследований.

Кюн использует термин «новая наука», чтобы дать определение действиям тех, кто основывают свой труд на общепринятых парадигмах и правилах, определенных принципах практических исследований. Большинство научных исследований — это обычная наука, действующая в рамках парадигмы, чтобы разрешить загадки и головоломки, поставленные этой парадигмой. Кто не хочет или не может вести работу в рамках господствующей парадигмы, должен действовать в одиночку или присоединиться к какой-либо другой группе ученых. Такие одиночки могут стать зачинателями новой научной революции, которая вовсе не сводится к накоплению теорий. Революция — это новое видение мира, полный разрыв со старым мировоззрением.

Но пусть слова о разрыве со старым не сбивают нас с толку всегда останутся определенные элементы, которые переходят из одного мировоззрения в другое. Новая работа строится на достижениях прошлого и часто вбирает их. Например, когда принимают новую теорию, подобную физике поля Эйнштейна, то старую теорию — классическую физику Ньютона — тоже не сбрасывают со счетов. Ньютоновская теория абсолютно правильно описывает природу, за исключением «слишком малых» и «слишком быстродвижущихся» тел. Мы до сих пор черпаем знания о механике, звуке, свете, магнитных полях и электричестве из классической физики. Зачастую старая научная теория занимает очень прочные позиции на своем уровне и, оставаясь верной для ограниченного круга явлений, имеет четкое практическое применение. Подобная преемственность позволяет говорить о непрерывности развития науки несмотря на то, что ей приходится периодически рвать со «старым» (8) .

Теперь стало совершенно ясно: сила новой науки — в количественном подходе к природе. Она измеряет и высчитывает, чтобы дать математическое описание механизмам вселенной. В отличие от науки Аристотеля, новую науку не заботят вопросы о смысле и цели, а научный метод и его достижения уже не находятся во власти философии или богословия. Поэтому наука больше не имеет права давать заключения о смысле и цели жизни.

«Это, в свою очередь, порождает исчезновение — или насильственное вытеснение — из научной мысли всяческих соображений о ценности, совершенстве, гармонии, смысле и цели… Все формальные и высшие причины — аристотелевские методы толкования событий — уходят в небытие или же отторгаются новой наукой, а на смену им приходят материальные и точные определения» (9) , Этот факт, который неоднократно отмечали выдающиеся ученые (такие как Эйнштейн), очень часто упускают из виду, Ряд ученых и вовсе не проводит разграничительной черты между своими научными открытиями и философскими или религиозными воззрениями. Совершенно очевидно: четверо ученых, о которых мы говорили выше, имели определенные философские воззрения, но никогда не смешивали естественно-научные и философские вопросы. Более того, они считали, что их научные открытия — это лишь один из возможных взглядов на природу, и не старались объяснить суть природы и все механизмы ее действия. Последователи Ньютона, которые в XVIII веке создали целую философскую систему на основании его механической модели вселенной, шли вразрез с его взглядами на вопрос о соотношении науки и философии.

Научная революция освободила науку от довлеющего господства философии. Галилей проиграл бой: он не смог убедить церковь не вмешиваться в научные споры. Но, в конечном итоге, именно его взгляды взяли верх. К сожалению, в пылу сражений между креационизмом и теорией эволюции об этом уроке сегодня забывают (см. главу 12).

Но несмотря на то, что наука освободилась от господства философии и богословия, она не стала абсолютно непредвзятой и объективной.

Предвзятость науки

Миф о непредвзятости и объективности науки, широко бытовавший в XVIII и XIX веках, давно развеян, хотя многие по-прежнему видят науку в ореоле непогрешимости. У ученых есть свои профессиональные философские предубеждения, без которых они просто не могут работать, но, кроме того, у каждого из них есть и личный субъективный набор ценностей и целей.

Ученые-практики редко задумываются о том, какие предубеждения сопутствуют их труду. Тем не менее, есть ряд философских принципов, которые разделяют все члены научного сообщества. Это их «символ веры», без которого сообщество просто распадется. Ряд положений (1 и 2) — это предубеждения, свойственные всем видам научной деятельности; другие (3 и 4) — методологические принципы, а третьи (5 и 6) можно назвать нравственными или общественными принципами, без которых наука не может существовать в обществе.

1. Порядок в природе. В природе существует глубинный порядок, выражающийся в определенных схемах и закономерностях, которые можно обнаружить научными методами. Подобные знания поддаются открытию, человеческий разум в состоянии их yсвоить, хотя существуют неисчислимые варианты этих схем.

2. Единообразие природы. Силы природы единообразно действуют в пространстве и времени. То, что происходит в одной лаборатории, происходит во всех странах во всем мире (и происходило в прошлом) при соблюдении тождественных условий.

3. Достоверность чувственного восприятия. Достоверные данные можно получить путем чувственного восприятия или с помощью инструментов, расширяющих поле чувственного восприятия (например, термометров, вольтметров и т.д.).

4. Простота. Если существуют две теории или два объяснения, соответствующие данным наблюдений, то предпочтение отдается наиболее простой (простому). Например, хотя теория Коперника не более четко, чем теория Птолемея, объясняла данные наблюдений, не лучше прогнозировала небесные явления, она была математически проще. Предпочтение отдали именно ей, потому что она объясняла данные наблюдений по менее сложной схеме.

5. Нравственная ответственность. Все ученые обязаны честно заявлять о результатах своих экспериментов, чтобы другие могли воспользоваться их научными данными и использовать их в своих научных открытиях.

6. Единодушное одобрение. Все ученые мира, занимающиеся научными исследованиями по одному вопросу, использующие сходные методику и оборудование, проверяют результаты исследований друг друга, чтобы признать их относительно объективными. Признание основывается на информации о компетентности экспертов — группы подготовленных, квалифицированных наблюдателей.

Существует несколько общепризнанных характеристик вселенной, которые делают возможным само существование научных исследований (10) . Наблюдаемая действительность реально существует, т.е. она существует независимо от наблюдателя. Отдельные объекты действительности образуют единое целое и находятся в постоянном взаимодействии друг с другом. Кроме того, совершенно не важно, в какой форме существует вселенная, достаточно знать, что она может быть в од ной из нескольких возможных форм. Таким образом, наука ищет схемы и закономерности, исследуя вселенную как таковую, проверяя гипотезы и модели путем экспериментов.

Наука не может рассказать нам, почему существует столь реальная и разумно устроенная вселенная. Все перечисленные выше положения приняты учеными лишь для того, чтобы вести исследования. Но связь подобных верований (как исторически, так и философски) с библейской доктриной сотворения мира непосредственно указывает на роль христианства в научной революции.

Христианство и новая наука

Миф о том, что Галилей был противником церкви, был создан, чтобы показать мнимое противоречие между наукой и христианством, а в XIX веке его сильно раздули. В 1896 году Эндрю Уайт, основатель и первый президент Университета Корнеля, опубликовал двухтомный труд под названием «История борьбы науки с богословием». Подобно Галилею, автор предложил современникам полемическое, острое и порой саркастическое произведение. Книга Уайта стала классической и в 1960 году была переиздана, причем издатели охарактеризовали ее как «полный и монументальный исторический труд о важнейшем из конфликтов в истории человечества».

В главе, посвященной астрономии, Уайт описывает «травлю Галилея» — нарастающий конфликт. Он обвиняет церковь в том, что она использовала всевозможные средства, чтобы сломить ученого. «На научные поля боя вышла тяжелая артиллерия». В конце концов, Галилей был побежден, и с тех пор «в каждом поколении церковь выдвигала против ученого все новые и новые обвинения, стремясь очернить саму память о Галилее» (11) . Подобные сочинения больше никто не пишет, но тезис Уайта продолжает жить в научных и популярных изданиях. Об отношениях между наукой и христианством обычно говорят как об отношениях конфликтных и враждебных. Но при этом забывают, что враждебность возникла из-за новых философских течений XVIII и XIX веков, а не из-за того, что христианство чем-то мешало величайшим научным умам современности.

Несколько примеров показывают, что христианство является, скорее, младшим союзником науки, чем ее врагом. Во-первых, наука развивалась в рамках общества, господствующей философией в котором был христианский теизм. Библейское откровение показывает нам Бога, характер Которого неизменен, Который творит мир по определенному плану или схеме. Вера в то, что вся действительность имеет внутренний порядок, а потому разумна и предсказуема, — это основа всякой разумной научной деятельности (12) .

Во-вторых, концепция о познаваемости природы также имеет христианские корни. Вся упорядоченная вселенная была создана Богом и управляется Им. Эта мысль четко выражена в трудах Ньютона. Концепция о познаваемости природы базируется на библейском учении о сотворении мира и стала тем основанием, на котором покоится эмпирическая наука (13) . Другими словами, природу невозможно понять через свойственные ей внутренние принципы. Условия познания — наблюдение и эксперимент. Мир такой, какой он есть, а не такой, каким мы его себе представляем. Вселенная возникла в результате свободного Божьего волеизъявления. Она такая, какой ее создал Бог: изменчивая, структурно не замкнутая, но упорядоченная. В ней всегда есть что-то, чего мы не можем увидеть или понять (14) . Отсюда — удивительное естество вселенной, неожиданные повороты в построении научных теорий.

Наука — это вечный путешественник, который так никогда и не достигает места назначения. Научные знания, даже познания, относящиеся лишь к небольшому объему реальности, никогда не станут исчерпывающими и полными. Ученые способны лишь частично познать проблему и приобретают представление об истине, продолжая свое нескончаемое исследование вселенной. Ученые, о которых мы говорили, были твердо убеждены, что их теории — это не просто плод математического воображения, способ увязки данных, а истинные описания материального мира, сотворенного Богом.

Все четыре вождя научной революции были христианами, как и многие другие ученые — Бэкон, Бойль, Паскаль и Рэй. Им и в голову не приходило, что их научные исследования открытия могут противоречить христианской вере! Напротив свой труд исследователя они считали своей священной обязанностью и большой честью для себя. Из всех четырех только Галилей вступил в конфликт с церковными властями, но борьба Галилея была порождена упорством научной оппозиции, а неуживчивый характер ученого и политическая ситуация лишь осложнили дело. Дело Галилея было, скорее, исключением из правила, чем классическим примером неизбежного конфликта между наукой и богословием.

И, наконец, в противовес широко распространенному заблуждению, протестантская Реформация внесла неоценимый вклад в развитие новой науки. Богословские взгляды европейских реформаторов на науку вполне позитивны. Жан Кальвин писал: «Если считать Дух Божий единственным источником истины, то мы не имеем права ни отрицать саму истину, ни пренебрегать явленной нам истиной, если только не желаем проявить непочтение к Духу Божьему» (15) . И еще. «Ибо знание астрономии не только приятно, но и полезно. Нельзя отрицать, что эта наука являет поразительную Божью мудрость» (16) . Тем не менее, и Кальвин, и Мартин Лютер считали: излишняя увлеченность науками может отвлечь внимание от Творца и у людей создастся впечатление, что природные явления неподконтрольны Богу.

Кальвин и Лютер, как и большинство астрономов, живших после Коперника, принимали птолемееву систему. Но они не связывали своих богословских воззрений с существовавшей тогда космологией. Использование библейских текстов в защиту тех или иных астрономических теорий — это более позднее изобретение. Единственную фразу, сказанную Лютером о Копернике, обычно вырывают из контекста и представляют в совершенно ложном свете. Один из студентов, обучавшихся у Лютера, делал заметки во время разговоров за ужином. Он в «Застольных беседах» в июне 1539 года написал, что тему о Копернике Лютер отверг словами: «Глупец, он ставит всю астрономию с ног на голову» (17) . Вполне возможно, что реформа-_Ор сказал нечто подобное, но этих слов нет в записях другого присутствовавшего там лица. Эти слова о Копернике появилась в печати лишь в 1566 году. Подобное походя сделанное замечание, которое стали приписывать Лютеру через 20 лет после его смерти, вряд ли является свидетельством его борьбы против новой астрономии, как об этом пишут многие книги по истории науки.

В XVII веке обстановка в Англии была совершенно иной. Что бы там ни казалось историкам, на острове и речи не шло о конфликте между наукой и религией. Напротив, считалось, что они оказывают друг на друга благотворное влияние. Основные протестантские течения приняли новую науку, построенную на традиционной христианской философии, а ученые разрабатывали механистические материальные взгляды на природу. Пуритане немало сделали для становления ньютоновской науки, открыв ей двери многих университетов. Следуя библейской традиции, требовавшей уважения к ручному труду, осуществляемому во славу Господа, механике и экспериментаторству открыли широкую дорогу. Еще до Ньютона пуританские мыслители приняли коперниковскую систему мира, что произошло как в Старой, так и в Новой Англии. К концу XVII столетия именно пуритане составляли большую часть членов Лондонского Королевского общества (18) .

Интеллектуальные перемены редко происходят в разуме тех, кто не имеют контакта с повседневной действительностью. Ученые и богословы трудились в условиях новой нестабильной экономики, непредвиденных политических перемен. «Начиная с 1890-х годов, на протяжении века ньютоновская наука была интеллектуальным базисом уникальной разновидности европейского протестантизма, существовавшей на фоне стремительно растущего промышленного общества и особенно подходившей для поддержки политической стабильности и проявлявшей беспрецедентную религиозную терпимость» (19) .

Пока мы говорили о развитии новой науки, о пути, который она прошла от Аристотеля до Ньютона к радикально новому представлению о материальном мире. В следующем разделе книги мы рассмотрим библейское учение о природе, расскажем, как библейское видение материального мира связано с научным подходом.