Глава 13. Теория переноса греха

Изучив ветхозаветные жертвоприношения, мы могли заметить, что в израильской системе богопоклонения грех, или вина должны были быть перенесены с раскаявшегося грешника во святилище посредством жертвы. Причем, чем тяжелее был совершенный грех, тем дальше внутрь святилища должен был он проникнуть. Так, например, принося жертву всесожжения или мирную жертву, человек, не совершивший какого-то конкретного греха, тем самым отрекался от своей прежней греховной жизни, получая оправдание от Бога. Посредством возложения рук на голову жертвенного животного и крови, которая кропилась на жертвенник всесожжения, грех оставался на жертвеннике, который, если вспомнить план скинии, являясь частью святилища, располагался у входа.

В жертве за грех и жертве повинности, грех не только оставался на жертвеннике. Посредством плоти жертвенного животного, мясо которого съедали священники во дворе скинии, грех вносился далее, во святое место. А если говорить о жертве за грех народа или жертве за грех священника, то этот грех проникал к самому Святому Святых, через возложение крови на жертвенник благовонных курений и кропление на завесу, отделяющую Святое от Святого Святых.

Почему было задумано именно так? Что это означало? Зачем грех непременно должен был быть внесен во святилище? Прежде, чем ответить на эти вопросы, давайте рассмотрим некоторые парадоксальные моменты в израильской системе жертвоприношений.

Очень сложно для не семита понять некоторые аспекты ближневосточной логики. Например, слово «хаттат», переводимое как «грех», одновременно обозначает ритуал, который снимает с человека этот грех. То же самое слово «ашам» — состояние вины. Этим же словом обозначено жертвоприношение, которое снимает эту вину. Еще один яркий пример. Мясо жертвы за грех, съедаемое священником, несет в себе грех. Об этом пишет Книга Левит, 10:17. Но с другой стороны, Левит 6:25 называет его великой святыней (Лев. 6:25), а в оригинале она просто названа «Святое Святых».

Как одинаковыми терминами могли обозначаться понятия очищения и осквернения? Более того, как кровь и плоть жертвенных животных, являясь символическими носителями греха, могли одновременно являться и средством очищения от греха?

В книге Левит 6:25-27 говорится, что мясо жертвенных животных не только великая святыня, но и что всякий, кто прикоснется к этому мясу — освятится.

То же самое мы наблюдаем и с кровью, носителем греха. Соприкосновение с нею оскверняет человека. Однако же, существовали и другие ритуалы, в которых происходит прямо противоположное. В книге Чисел, 19 главе, даются рекомендации о том, как очищать человека, который прикоснулся к мертвому телу.

Для этого брали рыжую телицу (в оригинале — красная телица, то есть символизирующая кровь). Человека, осквернившегося прикосновением к мертвому телу, будь то в бою или во время похорон, необходимо было окропить смесью воды и пепла рыжей телицы. Этот пепел заменял многочисленные жертвы за грех. Пепел рыжей телицы находился вне стана, и всякий осквернившийся мог воспользоваться им, вместо того чтобы приносить очистительную жертву. Красный цвет телицы, символизировавший кровь, фактически говорит нам о том, что очищаемого должны были кропить кровью жертвы за грех.

Как мы видели в главе, человек должен был еще более оскверниться от соприкосновения с кровью, но в данном случае происходит обратное.

Еще один пример находим в 14 главе книги Левит, с 2 по 7 стихи, где речь идет об очищении от проказы. Кульминацией этого очищения являлось окропление очищаемого кровью жертвы за грех.

В чем же дело? Как разрешить этот парадокс? В каком случае соприкосновение с кровью оскверняло, а в каком — очищало?

Ответом на этот вопрос может служить 4 стих 19 главы Книги Чисел. Прежде, чем применить пепел рыжей телицы как средство очищения, священник должен был покропить этой смесью в сторону святилища. То же самое ритуальное действие совершал священник при очищении прокаженного. После того, как проходил первый этап очищения, человек должен был через 8 дней снова явиться к священнику с жертвой повинности. Кровь этой жертвы смешивалась с елеем и кропилась в сторону святилища. Затем ею вторично окропляли очищаемого. Только после этого он становился чистым перед лицом Господа. Соприкосновение со святилищем, — вот, что являлось причиной этой удивительной метаморфозы, этого парадокса, когда оскверняющее превращалось в очищающее, проклятие — в благословение, грех — в святость.

Богослов Трейер пишет следующее: «Было необходимо, чтобы кровь всякой жертвы достигала святилища, ибо там происходило это парадоксальное изменение. Только благодаря соприкосновению со святилищем грех и нечистота грешника могли быть превращены Богом в прощение и очищение. Святилище было центром взаимоотношений между Богом и Израилем, и только с его помощью на молитву о прощении мог быть получен ответ».

Таким образом, через эти символы грешник мог видеть, что Святилище брало на себя грех, несло на себе ответ и ответственность за его грех. Внося во святилище грех, вину, осквернение, человек получал взамен благодатный поток очищения и освящения.