Выбор правильного метода исследования

Как правильно описать мессианскую тайну? Как найти тот самый голос — ipsissima vox, — который истолкует Библию в духе самой же Библии? Обычно мы ожидаем истинной учености для того, чтобы вести научные наблюдения предопределенными методами. Это правда, что многие из так называемых «мессианских пророчеств», на которые ссылается Новый Завет, могут быть интерпретированы в контексте ранних стадий истории Израиля, и — с научной точки зрения — этот «исторический фон» является единственной допустимой и правильной моделью интерпретации, которая имеет какое-то отношение к рассматриваемому вопросу. Тем не менее, составители Нового Завета понимают тексты «пророчески» и дают им хрис-тологическую интерпретацию. Это значит, что они не использовали «историко-критические» или строго научные методы, что хотелось бы видеть современным теологам, потому что сегодняшняя критика таких методов интерпретации является искусственной. Таким образом, мы должны спросить себя: отражает ли новозаветный «доисторический» подход основные характеристики мессианской интерпретации так, как это казалось в древние времена? И если это так, то современный критик должен найти методы, которые вскроют полный смысл и внутреннюю закономерность исследуемого им предмета, причем с той же очевидностью, которая существовала во времена его зарождения. Если до сих пор это не дало результата, то самое время поискать более подходящий метод для изучения этого вопроса.

Нам следует определить различие между проповедованием (и теологическими исследованиями) как явлением, суть которого состоит в стремлении теологии найти то значение каждого библейского слова, которое оно имело в те времена, когда оно было написано, и тем, что современный человек может почерпнуть из этого. Надо сказать, что для понимания основ христологии Нового Завета историко-критические исследования оказались безрезультатными или малоэффективными. Вот почему необходимо найти «инструменты», при помощи которых можно было бы более глубоко проникнуть в корни мессианской идеи.

Едва ли мы должны искать философский камень для решения всех этих проблем, но существуют три фактора, которые помогут нам подойти к самому «сердцу» нашей задачи:

1.

Нам нужно определить, какие модели мышления и представления преобладали в период между написанием Ветхого и Нового Заветов, т.е. нужно как бы исследовать то «горнило», в котором было «выплавлено» христианство.

2.

Аналогичным образом должна быть решена такая проблема: как предмет, находящийся вне области «фундаментальных наук», может сохранить свою внутреннюю целостность, не совершая насилия по отношению к истинным намерениям людей, его изучающих.

3.

Более того, при выборе метода исследований мы всегда должны представлять, какие источники могут пролить максимальный свет на способы мышления, характерные для исследуемого периода.

Различия между современным и библейским образами мышления

Хорошо известный еврейский писатель Шалом Бен-Хорин в одной из своих книг описывает существенные различия между греческой ученостью и библейским мышлением. Греческий мир стремился к тому, чтобы найти типовые правила. Метод, который применялся от Аристотеля до Гегеля: отдельные факты обобщались и подгонялись под предварительно сформированные мнения (правила). Еврейское же мышление, напротив, следует от деталей к правилам— от конкретных наблюдений к идеям. Таким образом, Библия не содержит ни догмы, ни системы как таковой. Скорее, она преследует две основные цели: изложение фактов и раскрытие предписаний Закона как руководство в жизни. Пятикнижие Моисееве, Псалмы и Пророки снова и снова рассказывают о великих деяниях Божьих. Таким образом, исторические факты сохраняются неизменными, хотя их интерпретация и принимает новую окраску в соответствии с потребностями каждого конкретного поколения. Ничего из того, о чем говорит Священный Закон в своих заповедях, не подвержено влиянию моды. Вместо греческой любви к системе Библия являет собой пример ассоциативного мышления, в котором каждая отдельная деталь самым непосредственным образом относится к целому, но при этом все части независимы друг от друга. Этот же самый ассоциативный принцип легко просматривается во всей раввинистической литературе вплоть до нашего времени. Недавно Новый Завет — как в иудейских, так и в христианских кругах — также рассматривался как своеобразная разновидность Мидраша, как творение, предназначенное для выборочного проповедования в синагогах, при рассмотрении библейских законов в иудейской интерпретации. Фундаментальной для такого подхода является аксиома о том, что каждая деталь откровения Божьего — Торы — должна быть раскрыта и объяснена как в связи с предметом дискуссии, так и сама по себе, потому что Слово Божье никогда не теряло своего «буквального смысла». Более того, каждый аргумент должен быть подтвержден словом из Писания, потому что мнения людей сами по себе не представляют никакой ценности.

Мидраш, связывая между собой библейские фрагменты, часто повторяет арамейскую поговорку: «На be-ha tali» — «Это зависит». Время от времени нам снова говорят о том, что какой-то мудрец утверждает что-то, ссылаясь на другого мудреца. Как это написано, va-gomer… (и т.д…) Таким образом, дается не более чем несколько первых слов библейской цитаты, и читатель, знающий Писания наизусть, декламирует остаток фразы про себя. Такой способ использования Ветхого Завета дает возможность наиболее полно охватить его и предотвращает философские рассуждения на посторонние темы.

Даже короткий Мидраш может содержать сотни ветхозаветных цитат и имена сотен рабби. Таким образом, общее представление связывается с историей и традицией синагоги. Мы можем видеть тот же самый принцип в Новом Завете, который, по тексту Нестле, содержит 993 отдельные ссылки на Ветхий Завет.

Вдобавок к «ассоциативному принципу», Древняя Синагога использует различные выражения, которые, кроме ее собственной литературы, появляются только в Новом Завете. Так называемые middoth, или «меры» — способы интерпретации, которых существует 7, 13, 32 или даже 70, — помогают в проверке внутренних соединений текста. Рассмотрение «буквального смысла» — peshat. «Намек» или «кавычки» — remez. «Проповеди» или «духовный смысл» — drashah. И «тайна» — sod. Эти четыре еврейских слова образуют мнемонику PaRDeS, или «paradise» (то есть «рай», которому часто уподобляется Библия).

Как в учении Иисуса, так и у апостола Павла мы повсюду находим такие стилистические конструкции, как al tiqra — «читай не так, но так», tartei mashma — «слово имеет другое значение», muqdam umeuhar — «упоминаемое ранее и потом», а также изменение корней слова и различные выражения, которые распространены в Мидраше. Все они свойственны еврейскому образу мышления.

Никакое серьезное изучение Нового или Ветхого Заветов не может проводиться без учета специфических особенностей еврейского образа мышления и особенностей земли, из которой произошли оба эти Завета.

Различие между естественными и гуманитарными науками

Предполагается, что методы исследования, которые используются естественными и гуманитарными науками, должны фундаментально отличаться друг от друга. Изучение религии, этики или, например, эстетики часто должно включать в себя повествовательную интерпретацию. Изучение метода отличается от номотетики, nomothetic, или поиска общих законов (греческое nomos) и идеографики, idiographic, — науки об индивидуумах.

Аристотель создал топику (topica — от «topos» — «место»), согласно которой в риторике и изучении юридических проблем философы пытаются найти лейтмотив. Позже это было развито Джованни Батиста Вико, которого считают основателем истории философии. По этой причине гуманитарные науки должны учитывать все «поле человеческого мышления» и помещать основные аспекты на должное место. Только на этой более широкой, я бы сказал, «топографической» базе для сравнения может быть рассмотрена [и постигнута] значимость общей картины. Теология — одна из этих «идеографических» дисциплин, которые мы должны изучать в свете их собственных частных законов. Если эта их теологическая «автономия» не принимается во внимание, то весь объект исследований будет искажен.

Для того чтобы понять, насколько фундаментальным является

этот вопрос, имеет смысл рассмотреть, как Иехезкель Кауфман (Yehezkel Koifman) определяет состояние современной теологии. В своем четырехтомнике «История израильской веры, от древних времен до конца Второго Храма» он описывает, как израильский народ обрел свое собственное, характерное только ему духовное откровение, которое не поддается анализу при помощи обычного исторического критицизма. Нельзя, например, подумать, что израильская религия произошла от ханаанского культа, который был уничтожен Израилем, потому что на тех территориях, где этот культ сохранился, не возникло никакой соответствующей религии откровения. Профессор Кауфман утверждает, что:

«Библейские исследования в наши дни столкнулись с довольно странной ситуацией. Это связано с “доминантным методом”, хотя никто не знает точно, почему этот метод “преобладает” над исследованием. В гуманитарных науках иногда происходит так, что какой-нибудь постулат или догмат, первоначально основанный на каких-то исходных аксиомах, продолжает свое как бы “искусственное” существование даже после того, как эти аксиомы опровергаются. В наше время такое происходит также и в библейских исследованиях… Критические доказательства Вельхаузена и других либералов опровергнуты давным-давно… Тем временем эти аксиомы, одна за другой, были отвергнуты… и главные представители этой школы были вынуждены признать, что по большей части их доказательства уже не могут выдержать критики. Но они все еще не отказываются от своих выводов, особенно в той их части, которая относится к литературному критицизму…»

Профессор Кауфман утверждает, что «историческая правда проступает в Библии в значительно большей мере, чем это признается в школе Вельхаузена». В отношении Пятикнижия он говорит:

«Сегодня может быть показано, что даже если это собрано после жизни Моисея, использованные для этого исходные материалы являются очень древними, не только “местами” или “в основном”, но полностью — по своему содержанию, языку, по каждой своей букве».

По этой причине исследователь должен распространять свое критическое отношение также и на критические исследования.

Метод и выбор подходящих источников

Еврейские традиции содержат множество историй о мудрых юношах из Иерусалима. Однажды кто-то спросил у одного из них, как пройти к такой-то деревне. Юноша ответил: «Какую дорогу вы предпочитаете — короткую длинную или длинную короткую?» Короткая дорога может содержать такие препятствия, которые потребуют много времени на их преодоление или движения в обход. И, таким образом, дорога, которая на первый взгляд кажется длинной, может в конечном итоге оказаться более короткой — т.е. потребовать меньше времени на ее преодоление. Таким образом предыдущее введение с информацией относительно метода послужило ключом к тому, что следует за этим. В попытке найти корни нашей христианской веры будет важно, имея дело с Ветхим и Новым Заветами, выбирать источники, которые как можно раньше обрисуют способ мышления людей, которые попадут в поле нашего внимания, и то, как они понимали Библию. Выбор подходящих источников (исходных материалов) также является частью исследований.

Несмотря на то, что мессианская концепция в иудаизме в наши дни «вошла в немилость», в начале нашей эры она еще имела центральное значение. Основа иудейского законодательства, Талмуд, который был составлен в течение трех столетий, где-то в районе 200-го года, и включает в себя 60 отдельных трактатов в 13 толстых томах, просто констатирует, что «все пророки пророчествовали ни о чем ином, кроме как о днях Мессии». «Мир был создан ни для кого другого, как только для Мессии». Эти заявления закладывают основание для дискуссии между иудаизмом и христианством.

В годы своего создания Талмуд подвергся собственной внутренней цензуре. Его знатоки сознательно избегали говорить о христианской вере и определенных «болезненных», если можно так выразиться, мессианских пророчествах. Вдобавок к этому, католическая церковь в средние века оказывала давление на иудеев, заставляя их изъять некоторые разделы Талмуда, которые с христианской точки зрения казались оскорбительными, и они были объединены в другую книгу, которую я также имею. Это «двойное молчание», как его иногда характеризуют ученые, и «двойная цензура» привели к тому, что христианская церковь очень редко получала какую-нибудь помощь от иудеев в исследовании собственных корней.

В основной части книги мы обсудим время происхождения и значение различных исходных текстов. Даже на этой стадии, однако, стоит принять во внимание два первичных источника: Мидраш и Таргумы , которые не были подвергнуты такой строгой цензуре, как Талмуд.

МИДРАШ, или «истолкование», — литература, использующаяся для проповедования в синагогах, которая следует определенной, иногда очень строго определенной форме, датируется по своим старейшим разделам вторым столетием по Р.Х., хотя свою окончательную форму она обрела в V или VI столетии. Цензура, характерная для синагоги, не просматривается в Мидрашах, и их традиции часто уходят корнями во времена, предшествующие Христу. Вдобавок существуют другие тридцать или около этого Мидрашей, которые также в той или иной мере проливают свет на мессианскую концепцию .

ТАРГУМЫ — это переводы Ветхого Завета на арамейский язык с пояснениями. Они также поддерживают иудейских толкователей Торы. Талмуд констатирует, что «вся Тора целиком и полностью написана на еврейском языке, но кое-что из Таргума также входит в нее» . Только Таргум Онкелоса получил официальное одобрение синагоги. Он содержит пояснительные материалы ко всему Пятикнижию Моисееву и датируется вторым столетием по Р.Х. Таргумы, связанные с именем Ионатана бен Узиэля, были написаны позже на базе традиций, которые передавались из поколения в поколение, хотя сам Ионатан жил во времена, очень недалекие от времен Иисуса. Таргум содержит также материалы, которые, по некоторым сведениям, датируются II столетием до Р.Х.

Точно так же, как в Мидрашах, рука цензора не бросается в глаза в Таргумах. Это иллюстрируется еще и тем фактом, что, в соответствии с проведенным подсчетом, 72 фрагмента Ветхого Завета объясняются в Таргумах как имеющие отношение к Мессии.

Более, чем в других Таргумах, традиции, ассоциирующиеся с именем Ионатана, придают большое значение мессианской концепции, и по этой причине мы опишем его в свете Талмуда.

Ионатан был величайшим учеником старейшины Хиллела до разрушения Храма. По результатам одного из проведенных подсчетов известно, что Хиллел имел 80 учеников:

«сорок из них добились того, что Святой Дух сошел на них, как на Моисея. Тридцать — того, что солнце стояло у них над головою, как во времена Иисуса сына Навина; 20 были ничем не выдающимися людьми; но величайшим из них был Ионатан бен Узиэль и наименьшим Иоханан бен Заккай… И да сохранится это в памяти, что последний был создателем возрождения Торы в Ямнии сразу же после разрушения Храма».

Ионатан переводил пророков на арамейский, сопровождая свои переводы короткими пояснениями. Его работа, конечно же, вызывала противодействие со стороны знатоков Писания того времени, потому что они чувствовали, что таким образом будет забыт древнееврейский оригинал. Но, по его собственным словам, Ионатан шел вперед так, чтобы доктринальные диспуты не умножались в Израиле. Примечательно, что синагога приняла работу Онкелоса, даже несмотря на то, что он был новообращенным. Специфический акцент Ионатана на мессианстве был одной из причин, по которой его перевод не был принят.

Ранние мессианские ожидания среди иудеев также существуют в литературе, которую называют Зохар (сияние) и которая обычно ассоциируется с именем Шимона бен Иохая, известным со II столетия. Эта понятная лишь посвященным арамейская работа, содержащая тысячи страниц, которая основывается на Пятикнижии и рассматривает существование Божье, получила всеобщее одобрение, наряду с Талмудом, как в восточных, так и в западных академиях. Хотя она обрела письменную форму только в VII — IX столетиях, она отражает ранние традиции. Она содержит, например, прообразы страдающего Мессии, Триединства и Мессии как Сына Божьего, происхождение которых трудно отследить. Зохар может рассматриваться также как литература, принадлежащая к еврейским «нормативным» источникам.

Поскольку речь идет о наших исходных материалах, имеет смысл также сослаться на средневековые еврейские истолкования, поскольку некоторые рабби — такие, как наиболее известный толкователь иудаизма РаШИ , часто ссылались на Мидра-ши и Таргумы. Таким же образом рукописи Мертвого моря и древняя еврейская литература могут дать некоторую дополнительную поддержку при обсуждении наших материалов.

В наши дни все больше и больше значения придается тому факту, что при изучении как Ветхого, так и Нового Заветов эти источники являются необходимыми. Это подтверждается такими современными исследователями, как Джон Бовкер, С.Х.Леви, Давид Дауб и В.Д.Дейвис, равно как и учеными прошлых времен Г.Л.Штраком и Б.Пиком.

В своих поисках корней христианской веры мы увидим, что ступили на странную и незнакомую почву. И тем не менее мы на верном пути. Если кто-нибудь хочет познакомиться с китайским мышлением — ему следует предпринять поездку на Дальний Восток. Иногда для того, чтобы докопаться до сути проблемы, требуется чуть ли не мастерство тайного агента. Однако по пути будут сделаны многие восхитительные и совершенно очаровывающие наблюдения — наблюдения, которые послужат только укреплению нашей веры.

На моей книжной полке есть один из самых лучших примеров, иллюстрирующих поиски собственных корней. Однажды в Израиле я имел возможность купить в одном еврейском христианском поместье книгу, выпущенную в 1609 году, в Хелмштад-те. Ее автор — еврейский ученый Кристианум Герсон — упоминает о том, как он купил за восемь шиллингов у одной бедствующей христианки Новый Завет в переводе Мартина Лютера. С двумя своими двоюродными братьями Герсон начал изучать его, пытаясь понять, как эта «огромная ошибка» могла завоевать сердца сотен тысяч людей. Евангельская весть потрясла его столь сильно, что он вынужден был продолжить чтение Евангелия в одиночестве, тайно. Он сравнил эту весть с тем, что говорится в Ветхом Завете, и со своими собственными иудейскими источниками и таким образом через это «написанное слово» пришел к личной вере в Иисуса.

Поначалу его друзья и семья отвергли его. Описывая это, он пользуется словами из псалма: «Ибо отец мой и мать моя оставили меня, но Господь примет меня» (Пс. 26:10). Вскоре, однако, жена и дети последовали по его стопам. Для того чтобы объяснить своим друзьям причину решения, он написал 700-страничный трактат по христианской вере, в котором сравнивал учение Нового Завета и Талмуд. Хотя Герсон сравнивает корни христианства прежде всего с Ветхим Заветом, сотни цитат из Талмуда и десятки ссылок на Мидраши, которые он использует в своей работе, дают ощущение того, что они являются корнями христианской веры.

Мартин Лютер сказал в свое время: «Christus universae scripturae scopus est», что в вольном переводе звучит так:

«Христос является истинной перспективой всех писаний». Вся книга «корней» основана на этом.