Глава 7. Посеешь ветер — пожнешь бурю

В 727 году умирает ассирийский царь Тиглатпалассар III. На престол Ассирии вступает его сын Салманасар V (727—722). Полагая, что смерть великого царя вызовет неурядицы в Ассирии, против её господства восстали царства Палестины, восстал Тир, восстали филистимляне, восстал и Израиль. Царь Осия, как и властители финикийцев и филистимлян, рассчитывал в своей борьбе против ассирийцев опереться на Египет. [Циркин. Указ. соч. С. 302, 303]. И потому он прекращает выплату дани ассирийцам и посылает послов в Египет, прося его о помощи. [Грант. Указ. соч. С. 133]. Страну охватило лихорадочное состояние: вот-вот будет сброшено ненавистное иго. И среди этого оживления звучал лишь одинокий голос пророка Осии «И стал Ефрем, как глупый голубь, без сердца: зовут Египтян» (Ос. 7:11). Ефрем был наибольшим еврейским коленом, входящим в состав Израильского царства, и потому Израиль нередко именовался Ефремом. Да, почти девяностолетний пророк был намного мудрее царя и его окружения. Он знал, что помощи от Египта не будет. Во-первых, в то время Египет был уже очень слабым государством. В северо-западной части Дельты Нила господствовали правители Саиса, стремившиеся раздвинуть свои владения как можно дальше к югу. С юга на Египет наступали эфиопы, и реально власть фараона Осоркона IV, к которому, по-видимому, и был обращён призыв израильского царя, распространялась только на северо-восточную часть Дельты и прилегающие районы. [Edwards I. E. S. Egypt: from the Twenty-second to the Twenty-fourth Dynasty // Cambridge Ancient History, 1982. V. III, 1. P. 575—576]. Так что никакой реальной помощи фараон оказать не мог. [Циркин. Указ. соч. С. 303]. А во-вторых, и это главное, пророк знал, что от Божьего Суда никакими человеческими средствами спастись нельзя. Сегодня, борясь со всё учащающимися разливами рек, катастрофическим наступлением пустынь, океана учёные разрабатывают баснословно дорогие проекты, которые бы остановили катастрофы, захлестнувшие нашу землю. Но при этом, как уже указывалось в первой части, не желают понять, что многие из них порождены греховной деятельностью самого человека, а другие являются началом Божьих судов. И против них можно бороться только покаянием, изменением образа жизни, а не сооружением дамб и очистительных сооружений, что должно носить вторичный характер. Так же и при проблемах в семьях и обществе люди обращаются за посредничеством к таким же людям, а не к Богу. Мы любим идти в Египет, надеясь на помощь, которой в принципе не может быть. Мы прилагаем массу стараний, усилий, средств, идя, порой, в очень далекий Египет. А к Богу, Который всегда рядом, мы почему-то не идём. Почему???… Известие о том, что израильский царь прекратил выплату дани и заводит за его спиной переговоры с египетским фараоном, взбесило ассирийского царя. Салманасар немедленно начинает готовиться к карательному походу в Самарию. «Осия, не получив желанной помощи от Египта, попытался встретиться с Салманасаром и умилостивить его, согласившись на возобновление выплаты дани». [Циркин. Указ. соч. С. 303]. Однако, ассирийца это уже не довольствовало. Он взял Осию в плен и, бросив в темницу, начал затем вторжение в Израиль. [Садаев. Указ. соч. С. 101]. До сего дня сохранился в Ливане, несколько севернее Бейрута, старинный перевал над Собачьей рекой, через который проходили в 725 году ассирийские войска, идущие на Самарию. [Бойд. Указ. соч. С. 185]. Время значительно уничтожило этот перевал, но и сегодня, как уверяют местные жители, ещё можно увидеть вмятины на камнях после прохождения по ним бесчисленных ассирийских полков и повозок. И вот стражи, находившиеся на сторожевых башнях Самарии, оповещают население города о приближении неприятельских войск. Что должны были чувствовать при этом горожане, лишившиеся царя, пребывающего теперь в ассирийской неволе и окружаемые войсками Салманасара? Удивительно, но древние хроники, и в первую очередь иудейские, весьма хорошо осведомлённые о событиях в соседнем Израиле, ни словом не упоминают о духовном раскаянии его жителей даже теперь, перед лицом смертельной опасности. Вскоре уже не только дозорные, но и жители, находившиеся за крепостными стенами, чувствуют присутствие ассирийцев, ибо гиканье их огромной конницы оглашает своими раскатами все окрестные долины. Горожане высыпают на крепостные стены, взирая на подходящие к ним ассирийские войска и располагающиеся лагерем, в центре которого высится палатка ассирийского владыки. Чуть погодя горожане видят, как ассирийцы ставят в линию подле городских стен огромное количество колов, смазывая их бараньим жиром. Затем из ассирийского лагеря выводят пленных израильтян, захваченных ими в предместьях города. И потом, «на глазах их сограждан, которые сплошною массою покрывают вал, сажают их живыми на кол… настолько близко к стене, чтобы от защитников не укрылась ни одна подробность жестокой предсмертной муки, и в то же время, настолько далеко, чтобы ни одна стрела не могла достигнуть несчастных и прекратить их страдания. Эта ужасная мучительная казнь — одна из тех, какие по преимуществу ассирийцы применяют во время войны, отчасти по своей природной жестокости, отчасти по расчету. На поле жертва умирает медленно: несчастный ждёт иногда два, три дня, чтобы смерть сняла его с орудия мучений. Каждый день новые пленники подвергаются тем же истязаниям, и если сопротивление защищающихся затягивается на долгое время, из таких кольев между двумя войсками образуется настоящий лес. Бывает нередко, что такая ужасная картина притупляет храбрость и бодрость, и располагает к измене и предательству». [Масперо Г. Древняя история. Египет. Ассирия. СПб.: И-е Л. Ф. Пантелеева, 1905. С. 271]. Вопли этих несчастных доносятся до горожан, а их судороги на колу заставляют потупить взоры даже старых воинов. Но Самария не открывает ворот перед Салманасаром. Жители ещё продолжают надеяться «на гору Самарийскую» и на то, что ассирийцы, занятые сейчас войной и с Тиром, будут вынуждены перебросить туда свои войска из-под стен Самарии. Но ассирийцы не собираются уходить, и в то же время не спешат и со штурмом. Глядя на прекрасные укрепления города, как природного, так и искусственного характера, Салманасар понимает, что взять его с налета не удастся. К тому же, при штурме погибнет огромное число воинов, а они нужны ассирийскому владыке, ведущему одномоментно несколько военных кампаний. И потому Салманасар решается на осаду, при которой город сам откроет ворота, когда в нем закончится продовольствие. Ассирийцы были лучшими в древнем мире знатоками ведения осады. «Первою их заботою было устроить на равнине, вне выстрелов с крепостного вала обширный укрепленный стан в котором могло бы поместиться все войско. Как всегда, стан имеет очертание почти правильного круга, обнесенного кирпичной оградой с башнями, как бы дело шло о настоящей крепости. Каждый воин участвует в постройке, потому что все они знают немного ремесла. Немного дней достаточно для укрепления стана. Внутренность стана разделена на кварталы, в которых палатки разбиваются правильными рядами, образуя таким образом несколько улиц. Часть пространства отведена на отправление богослужения. Два знамени, водруженные на колеснице, изображают Ассура, всегда находящегося посреди своих войск. Жрецы ежедневно отправляют перед ним богослужение с теми же обрядами, как в ниневийских святилищах. В то время, как одна часть войска отдыхает, остальные ведут подступные работы или делают разведки. Таким образом они господствуют над окрестностями и прерывают сообщения города со страной. Время от времени какой-нибудь гонец пробует пробраться сквозь линию осаждающих, или вплавь на надутом мехе пытается проникнуть в город по каналу под покровом ночной тьмы. Если его поймают, его ожидает кол; если ему удается проскользнуть, то известия, которые он сообщит, такого неутешительного свойства, что, пожалуй, лучше бы было, если бы он для них не подвергал своей жизни опасности. Ассирийцы, уверенные, что никакое вспомогательное войско не придет их беспокоить, ведут осадные работы со всею правильностью, которая всегда и во всем отличает их военную организацию. Прежде всего они учредили вокруг города, в виде пояса, линию пращников и стрелков, которые должны постоянными стычками с защитниками держать последних в беспрерывном напряжении, не давая им покоя с утра до вечера, а иногда даже и всю ночь. При каждом стрелке находится подручным копейщик, который и остается при нем товарищем во все время продолжения кампании. Для защиты их обоих служит большой квадратный ивовый щит, вышиною в шесть футов, который то загибается к верхушке и оканчивается остроконечно, то носит в верхней своей части небольшой навес, прикрепленный под прямым углом; с внутренней стороны он снабжен рукояткой, при помощи которой можно без особого труда управлять им. Копейщик несет щит перед собой в виде подвижного оплота, который защищает его самого и его товарища; потом, приблизившись шагов на шестьдесят к стене, останавливается, укрепляет щит в землю, и стрелок начинает пускать стрелы. Гамбулские стрелки отвечают из-за бруствера, скрываясь за мерлоном куртины или за щитами вышки. Таким образом завязывается беспрерывная борьба между неприятелями, в которой каждая сторона старается выказать как можно более ловкости и бдительности: лишь только кто-нибудь из неприятелей неосторожно высунется, как в тот же момент пускаются в него одна или две стрелы. Несмотря на привычку, которую ассирийцы приобрели в подобных схватках, каждый день погибает по собственной неосторожности несколько человек. В это время ассирийские саперы, под прикрытием града стрел прокрались до одних ворот и пробовали их разбить топорами или поджечь зажженными факелами. Массивные створы ворот, окованные бронзой, выдерживают; стража соседних башен обдает их целым дождем метательных снарядов: летят дротики, стрелы, огромные камни, целые бревна и потоки кипятку. Хотя ассирийцы одеты в подбитые толстым слоем шерсти одежды, которые их защищают с головы до ног, но все-таки они не выдерживают и вынуждены отступить, оставив половину людей на месте. Ночью они снова пробрались со связками хворосту, смолистым деревом, смолой — и все это привалили к воротам, чтобы поджечь; но целый поток воды, пущенный со стены, потушил огонь, и эта вторая попытка кончилась, как и первая — смертью многих из них и отступлением оставшихся в живых. Отбитые с этой стороны, на следующую ночь они атакуют башню южного угла и стараются сделать подкоп под нее, чтобы обрушить ее. Они запасаются щитами, подобными тем, которыми снабжены стрелки, приставляют их вогнутой стороной к стене и под этой защитой, как черепахи под своей броней, начинают разрушать нижние слои кирпичей. Осажденные, заметив их, бросают с высоты надстроек бревна, большие камни, которые раздавливают саперов, а зажженная пакля зажигает их щиты. Но все это не устрашает осаждающих. Тогда небольшой отряд воинов незаметно, через подземный выход, делает вылазку из города под командою самого Дунану, тихонько прокрадывается вдоль стены и под покровом ночной темноты нападает врасплох на них: часть убивает, а остальных обращает в бегство и возвращается благополучно в город со щитами, в виде трофеев, и десятками двумя пленных. Последние немедленно были посажены на кол, и на другое утро ассирийцы увидали тела своих товарищей, выставленными на валу. Борьба между противниками велась без малейшей пощады с обеих сторон: осажденные, чувствуя, что им суждено погибнуть, заранее мстят за те мучения и пытки, которые их ожидают. Собственно, все их мнимые нападения придуманы только для того, чтобы постоянно утомлять неприятеля. В то время, как на аванпостах происходят подобные мелкие схватки, инженеры оканчивают в стане постройку осадных машин. Давно уже стенобитная машина вошла в употребление во всем мире в разнообразных своих формах. Ручная стенобитная машина, состоящая из простого бревна, обитого на одном конце железом, за которое берутся около двадцати человек, и есть одно из самых первобытных орудий, употребляемых для взятия укрепленных мест; вторая форма отличается тем, что бревно горизонтально подвешивалось на канатах к деревянным козлам, которые приставлялись к стене, а бревно отводилось несколько назад, затем свободно опускалось и ударялось в стену; третья разнится от второй только тем, что бревно привешивается к деревянной стойке, передвигающейся на четырех или шести колесах, которую поэтому по желанию можно и приближать, и отодвигать от стены. Стойка обыкновенно снаружи обтягивается в виде панциря сыромятной воловьей кожей или толстым грубым сукном, а сверху снабжена куполом или полукуполом, защищающим место привеса подвижного бревна от ударов тяжелых метательных снарядов. Часто этот вид тарана служит как бы маленькой крепостцой, и тогда купол обращается в настоящую башню, в которой помещаются стрелки и воины, которые постоянно тревожат осаждаемых и препятствуют им зажигать своими факелами осадные орудия. Стенобитные машины располагаются батареями на некотором расстоянии от вала и таким образом, чтобы одними можно было действовать против башен, другими — между двумя башнями в слабых пунктах ограды. Для более удобного их перемещения с места на место землю перед ними выравнивают, а в тех местах, где почва не представляет достаточной плотности, выстилают плитным камнем, способным вынести тяжесть машин. Осаждаемые, в свою очередь, делают все, чтобы препятствовать неприятелю производить эти предварительные работы, но, к несчастью, безуспешно: вот машины двинулись с места, каждую толкают сто человек. Для того, чтобы продвинуть их на небольшое расстояние, отделявшее их от стены, требуется не менее двух дней. Как только они были установлены на месте, их тотчас же пустили в дело с лихорадочной поспешностью, как бы желая наверстать потерянное для их передвижения время. По данному знаку приставленные к тарану солдаты берутся за концы веревок, прикрепленных к бревну, и дружно тянут. Первое усилие, чтобы раскачать балку, всегда трудно: балка очень массивна, да и острый железный наконечник или металлическая квадратная масса, которою она снабжена, значительной тяжести. Но вот мало-по-малу размахи становятся все шире и шире и, наконец достигают такой величины, что остроконечие со всего размаха ударяется в стену. Стена сотрясается, несколько кирпичей выпадают из нее или раздробляются, и удары, правильно и последовательно возобновляясь, проделывают почти одновременно пролом в шести местах атаки. Гарнизон, не будучи в состоянии помешать установлению батарей, старается, по крайней мере, ослабить действие машин или их разрушить. Они спускают цепи, затяжные петли и крючки, которыми улавливают остроконечие бревна и удерживают его в неподвижном состоянии. Канониры, разумеется, стараются освободить бревно, и тогда завязывается ожесточенная борьба между осажденными и осаждающими, которая нередко оканчивается в пользу осаждаемых. Они овладевают бревном или раздробляют его огромной каменной глыбой. В то же время зажженные факелы и пакля, горящая смола, корчаги с горючими веществами дождем сыплются на кровлю стенобитной машины. Ассирийцы невозмутимо продолжают нападать; как только один таран испорчен, они привешивают новое бревно, запасное, и через несколько минут дело разрушения снова начинается. Слуги при таранах работают посменно, дождь стрел идет не прекращаясь, минеры подкапывают основания башен; все это делается, чтобы ни на минуту не давать отдыху осажденным и чтобы приковать их внимание к этим пунктам. В то время, как борьба идет с ожесточением вокруг стенобитных машин, сотня людей, выбранная между самыми храбрыми, входит в болото, немного спустя после наступления ночи, с длинными лестницами; многих из них засосало в тину, но те, которые подошли к стене, приставили лестницы, а когда эти лестницы оказались недостаточно высокими, короче на несколько футов, то они взбирались на плечи товарищей и таким образом достигли рундовой дороги на стене». [Масперо. Указ. соч. С. 271—278]. Так проходит три долгих года. Но вот в один из дней горожане замечают необычное оживление в ассирийском лагере. Вскоре через лазутчиков они узнают, что Салманасар V свергнут с престола своим младшим сыном Саргоном, вступившим на престол Ассирии под именем Саргона II (721—705). Так же «по слухам новый царь не был так жесток и беспощаден, как его предшественник. Быть может, эти слухи и обещание Саргона пощадить жителей ускорили капитуляцию города. Во всяком случае известно, что после вступления войск в город Саргон не разрушил его, как это делали обычно ассирийцы». [Мень А. История Религии. В 7 т. М.: Слово, 1992. Т. 5. С. 107]. Но для простого люда это было небольшим утешением, ибо ему предстоял плен. Его ожидало многонедельное путешествие на Восток, в Междуречье, где народу суждено было обрести себе вторую родину. В своих анналах Саргон пишет: «В начале моего царствования я осадил и взял… город Самарию. 27 280 человек обитателей его я увел. Я взял 50 колесниц на мою царскую долю. Я увёл пленных в Ассирию и на их место послал людей мною побежденных стран. Я поставил над ними моих чиновников и наместников, и обложил их такой же данью, как их обкладывали прежние ассирийские цари». [Садаев. Указ. соч. С. 102]. Грустный караван вчера ещё свободных людей выходит из Самарии. Они идут в неведомую страну, живущую по звериным законам. Многие из них не дойдут, не выдержав тягот пути, а тем, кто дойдёт, предстоит для начала участвовать в победном шествии, которое ассирийские правители устраивали после своих победных военных кампаний. Как бы теперь многие израильтяне хотели бы повернуть колесо истории вспять, как бы теперь им хотелось изменить свою жизнь. Теперь бы они стали другими. Теперь бы по иному они слушали слова пророка Осии и уже бы не отвергали их. Многие из них начинают взывать к Богу, искать Его Слова, то тщетно. Молчит уж и сам пророк Осия, умерший незадолго до взятия Самарии. Как теперь его не хватает израильтянам. Уж у него бы должно было найтись слово утешения для них. Но Осия молчит, покоясь во гробе и уже не видит и не слышит израильтян, начавших искать Бога, но не находящих Его. Здесь вспомнили они и слова пророка Амоса, предсказывавшего за много десятилетий их теперешнее состояние. «Вот наступают дни, говорит Господь Бог, когда Я пошлю на землю голод, — не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних. И будут ходить от моря до моря и скитаться от севера к востоку, ища слова Господня, и не найдут его. В тот день истаявать будут от жажды красивые девы и юноши» (Ам. 8:11—13). Вспомнили они и другие слова пророка Осии. «Истреблен будет народ Мой за недостаток ведения: так как ты отверг ведение, то и Я отвергну тебя от священнодействия предо Мною; и как ты забыл закон Бога твоего то и Я забуду детей твоих» (Ос. 4:6). Истреблён за недостаток ведения. Истреблён за отвержение ведения, знания. Как много христиан сегодня пренебрегают исследованием Библии, исследованием воли Божьей. Как много христиан довольствуется простой религией обрядов. Сходил на праздник в церковь, попостился, поставил свечку, дал милостыню, пожертвовал на храм и… на этом закончил своё христианство. Да, такое христианство более удобное, чем христианство, подразумевающее изменение характера, соблюдение Божьих заповедей. Эти люди отвергают ведение, так как без него им проще жить. Как много сегодня, к сожалению, и христиан, и целых религиозных конфессий, которые отвергают знания о Боге, знания о Его воле в угоду религии отцов, религии традиций. Мы исповедуем то, что исповедовали наши отцы, красиво утверждают они. Но отцы могли ошибаться и ошибались. И потому истинным критерием веры может быть только Слово Божье. Но оно и мешает этим конфессиям, так как показывает их отступления. Потому недаром они и гнали его в средние века. Как много сегодня христиан отвергает ведение потому, что им некогда. Жизненный водоворот настолько захватил их, что им просто некогда искать Бога, исследовать Его Слово. И потому они ограничиваются лишь очень общими знаниями и представлениями, не заботясь особо о том, верны они или нет. Говоря о Последнем времени, Христос сказал: «Но, как было во дни Ноя, так будет и в пришествие Сына Человеческого: ибо, как во дни перед потопом ели, пили, женились и выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех, — так будет и пришествие Сына Человеческого» (Мф. 24:37—39). В том, что люди едят, пьют, выходят замуж и женятся плохого ничего, конечно же, нет. Бог Сам создал человека, нуждающегося в хлебе насущном и Сам установил институт брака. Проблема состоит лишь в том, что этим жизнь человека ограничиваться не должна. Ибо он в первую очередь духовное, а не просто физическое существо. И духовные запросы должны быть первичны. Дьявол сегодня специально отвлекает людей на вроде бы неплохие, и даже полезные дела, но таким образом, чтобы у человека, т. е. у нас с вами, читатель, не осталось времени на то, чтобы задуматься о Боге, исследовать Библию. Итак, спросим лично себя, не отвергаем ли мы вследствие различных причин ведение о Боге, Его воле, Его Десятисловном Законе. Сегодня весть об этом облетает, и, практически уже облетела, весь мир. Никто сегодня не сможет сказать, что не знал ничего, потому что не мог достать Библию, потому что не знал, что есть Закон Божий, где есть и заповедь о субботе, что не знал о Духовном Вавилоне, отступивших церквях, о Божьем Суде, о Втором Пришествии. Нет, никто из жителей Земли сегодня не сможет сказать этого. Более того, Бог каждому предоставляет возможность принять это. И только от нас зависит, отвергнуть или нет ведение. Вспомнили израильтяне в тот день и другие слова покойного пророка, которые он так часто говорил на площадях их города, говоря о них «Так как они сеяли ветер, то и пожнут бурю» (Ос. 8:7). Израильтяне блудодействовали, крали, убивали, лжесвидетельствовали и пожали смерть. Они сеяли ветер в жизни других людей, но в результате пожали бурю для себя, которая и смела их. А что сегодня сеем мы с вами? Какие мы с вами сеем слова, каких слов больше в нашей лексике — добрых, слов сочувствия, поддержки или гнева, клеветы, лицемерия. Какие мы сеем слова? Какие мы сеем дела в своей жизни? Дела ли это милосердия, созидания или это дела злобы, предательства, разрушения? Какие мы сеем дела? Каковы плоды наших дел, нашей жизни? Какие мы сеем мысли в своём разуме? Мысли о горнем, о том, чтобы кому-то искренне помочь, сделать полезное дело? Мысли о своей греховности и нужде во Христе, мысли о прощении врагов, недоброжелателей? Или это мысли о том, как бы отомстить, мысли, злорадствующие беде другого, похотливые мысли при взгляде на противоположный пол? Мысли о том, что меня недооценивают, мысли о собственной значимости? Какие мысли мы сеем? Право посева, право того, что и как сеять — это наше право, только будем помнить о том, что жатва рано или поздно, но обязательно придёт. И будет зависеть она от нашего с вами посева. Древний Израиль пожал свой посев. Страшная реальность теперь предстала пред их глазами. Разделение семей, рабство, пытки — вот теперь что ожидает их. Теперь они поняли слова Осии, говорившего им, что настанет день, когда израильтяне будут говорить «горам: „покройте нас“, и холмам: „падите на нас“» (Ос. 10:8). Да, теперь они действительно молят об этом. Ибо лучше быстрая смерть, чем то, что их ожидает. Это время крушения Израиля является грозным предостережением для нас, живущих в 2005 году. Сегодня Бог предлагает всем спасение. Сегодня по миру провозглашается Трёхангельская весть. У каждого есть возможность узнать волю Божью и прийти к Нему. Но настанет тот день, когда Христос скажет: «Совершилось!» «И взглянул я, и вот светлое облако, и на облаке сидит подобный Сыну Человеческому; на голове его золотой венец, и в руке его острый серп. И вышел другой Ангел из храма и воскликнул громким голосом к сидящему на облаке: пусти серп твой и пожни, потому что пришло время жатвы, ибо жатва на земле созрела. И поверг сидящий на облаке серп свой на землю, и земля была пожата. И другой Ангел вышел из храма, находящегося на небе, также с острым серпом. И иной Ангел, имеющий власть над огнем, вышел от жертвенника и с великим криком воскликнул к имеющему острый серп, говоря: пусти острый серп твой и обрежь гроздья винограда на земле, потому что созрели на нем ягоды. И поверг Ангел серп свой на землю, и обрезал виноград на земле, и бросил в великое точило гнева Божия» (Откр. 14:14—19). И времени для покаяния уже не будет, ибо настанет время Божьих судов. Теперь бы уже многие, подобно жителям Самарии, приняли бы Христа, но… «Вот наступают дни, говорит Господь Бог, когда Я пошлю на землю голод, — не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних. И будут ходить от моря до моря и скитаться от севера к востоку, ища слова Господня, и не найдут его» (Ам. 8:11—12). На землю изливаются Семь Последних язв (Откр. 16 глава). «И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих. И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор, и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?» (Откр. 6:14—17). Не окажемся ли и мы в числе этих людей, пытающихся найти в пещерах свою смерть в день Второго Пришествия, или мы будем среди тех, кто с радостью будет встречать Христа, как своего Искупителя? Решать этот вопрос мы уже должны сегодня, ибо завтра сокрыто от нас, и мы не знаем, будет ли у нас для этого возможность. Одному мы лишь можем верить с твёрдостью, что всё будет именно так, как об этом говорит Книга Откровение. Да, нам тяжело сегодня представить многие из тех картин, которые нам рисует Книга Откровение. Подобно как израильскому народу было невозможно себе представить то, что говорил им пророк Осия. Но каждое его слово сбылось. Ибо оно было не человеческим словом, но Божьим. И потому мы можем твёрдо доверять и книге Откровение, пророчества которой на сегодняшний день почти полностью исполнились. Конечно, наше право, относиться к этому скептически, не верить Библии, Богу, но только будем помнить о том, что наш скепсис не изменит хода истории и что он сможет погубить только лично нашу жизнь. На сегодняшний день сохранилось бесчисленное число ассирийских барельефов, красочно описывающих победное шествие и не менее яркие хроники, также повествующие об этом. Так что почти воочию мы можем представить себе это торжество одних и унижение других. «Войска проходят церемониальным маршем по улицам при восклицаниях толпы; за ними следуют пленные и военная добыча, потом — сам царь на колеснице, и, наконец, шествие замыкается новыми отрядами войск. Передовые колонны уже достигли дворца, тогда как задние ряды шествия не переступили городских ворот и проходят еще только предместьями. Богатство добычи вызывает чувство всеобщего удивления. Колесницы и военные принадлежности и снаряды эламитского войска открывают шествие, потом ведут под уздцы лошадей сузийской конницы и мулов царского обоза, взнузданных и в сбруе, как бы приготовленных к службе. Лошади той же породы, как и ассирийские, но их легко отличить от египетской расы. Голова у них не велика, но красивой формы, ноздри широкие, живые глаза, красиво выгнутые, довольно толстые шеи, туловище тяжелое, но ноги тонкие и мускулистые. За ними следует несколько одногорбых верблюдов, взятых в Гамбуле. Эти странные животные водятся в Аравии, где они служат для перевозки тяжестей и переезда через пустыни. В противоположность восточному двугорбому верблюду, у них один горб; в [городе] время от времени видят двугорбых как редкость, когда их приводят мидийские караваны. Быков и мелкого домашнего скота сильно поубавилось в дороге во время следования от границ Элама и Гамбула до ворот столицы. Часть их пошла на пищу войска и пленных, но много также пало от утомления или растерзано хищными зверями. Но и те, которые, остались в живых, столь многочисленны, что в шествии участвует их только часть; остальных же оставили за городом, под охраною пастухов в ожидании раздела их между царской казной и воинами участвовавшими в походе. За животными идут толпы рабов, несущих мебель и всякие драгоценные предметы, отнятые у побежденных: золотые и серебряные статуи богов, чаши, употреблявшиеся при жертвоприношениях, треножники и кресла из чеканенной бронзы. Целыми тысячами насчитывались золотые и серебряные слитки, массы олова, железа и бронзы, льняные и шерстяные одежды. И все это богатство — результат только одной экспедиции. Что же бывает тогда, когда ассирияне возвращаются из походов против Тира или против такого народа, как египтяне? Только тогда можно понять любовь ассирийцев к войнам, и почему все их цари стремились организовать все силы страны только в виду завоеваний. Война для них — не просто дикая грубая страсть темперамента или бескорыстное искание славы: нет, это нечто более положительное, это — страсть стяжания и обогащения. Одни народы с опасностью для жизни пускаются на кораблях для торговых сношений с варварами, обитающими за морями; другие — занимаются земледелием, третьи — честным образом снискивают средства к жизни при помощи промышленности и мелкой местной торговли: ассирияне же ведут войны. Война их кормит, их одевает, избавляет их от заботы заниматься ремеслами, война заменяет им торговлю, или, лучше сказать, война для них не что иное, как торговая операция, в которой они теряют воинов и лошадей и за это приобретают все остальное. Они ходили войной против Халдеи, Сирии, Элама, Армении, Египта, Мидии и будут сражаться с кем угодно и когда угодно, лишь бы наполнить сокровищами свои сундуки и увеличить казну своего государя богатствами всего мира. Пленники следуют густыми толпами за носильщиками добычи. В первых рядах идут музыканты и музыкантши. С арфами и двойными флейтами они подвигаются, играя и повторяя прежние свои гимны, но уже под присмотром ассирийских воинов, осыпаемые насмешливыми рукоплесканиями толпы. За ними идут эламиты и остатки населения Гамбула. У ассириян нет обычая, как у египтян, связывать пленных так, чтобы привести их в мучительное, неестественное положение, которое стесняет движение и выставляет их на посмешище толпы. Только некоторые скованы ручными или ножными кандалами; большинство же свободно от всяких цепей. Они идут толпой, без всякого отличия общественного положения или пола, благородный рядом с простолюдином, мужчины с женщинами, смущенные и смешанные в общем унижении и в одинаковом рабстве. Их одежды, покрытые грязью и пылью, представляют какие-то лохмотья без формы и цвета, которые едва прикрывают их. Дети, слишком еще юные, чтобы понять всю горечь своего положения, смотрят с выражением ужаса и любопытства на всю эту огромную толпу, которая теснится вокруг них по дороге. Девушки и женщины в страхе, с замиранием сердца, спрашивают себя, что с ними будет при разделе добычи, в какие руки они достанутся: в руки ли грубого воина, прихотям которого они послужат, или в руки военного начальника, у которого они найдут, по крайней мере, то изобилие и роскошь, к каким привыкли у себя. Бывали случаи, что сами цари увлекались пленницами, которых они при торжественных въездах влекли в унижении позади своих колесниц, и немало пленниц, вступивших в ассирийский гарем рабынями, впоследствии там царили в качестве супруг. Мужчины, бывшие у себя на родине свободными людьми, хранят беспокойный и мрачный вид. Сильные и ловкие в воинских упражнениях надеются, что их легко заметят и определят в войско; военное рабство их не пугает, и они сто раз предпочтут носить оружие на славу своих победителей, чем обрабатывать поля или унижаться подлой должностью домашнего слуги. Рабы по происхождению относятся к своей участи беззаботно и почти весело. Служить для службы — им решительно все равно [где], их положение не изменяется, они переменят только своих господ, и многие из них даже не скрывают той жестокой радости, которую они испытывают при виде унижения и уничтожения своих прежних господ. Одна группа в особенности привлекает внимание ниневийцев и вызывает враждебные крики, это — группа, состоящая из главных вождей и военачальников, их жен и детей. Палач проткнул губы и ноздри родственникам, продел кольца и веревку, как делают это с быками, и каждого из этих несчастных передал отдельному воину. Их проводник сильно по временам дергает за веревку, но делает это с такой варварской ловкостью, что, подвергая их ужаснейшим мукам, не вырывает ни клочка мяса. Все народы мира, даже сами египтяне, которые однако славятся своей мягкостью, находят удовольствие подвергать истязаниям осужденных на смерть. Казнить смертью просто, ударом меча или палицы, повесить, утопить, все это — казни, которые убивают быстро, на них и не смотрят как на настоящую казнь; отправить одним ударом человека на тот свет, не давши ему почувствовать, что он умирает, это — милость, которую дают очень скупо. Мятежник и обыкновенный преступник не имеют права на такое снисхождение; требуется, чтобы они испили чашу мук до дна, чтобы они долго молили о смерти, прежде чем испустят дух. [С одного] содрали с живого кожу и бросили трепещущего в раскаленную печь, которая его и пожрала. Одних побили камнями, другим были выколоты глаза самим царем: он силой заставлял их становиться перед ним на колени, поднимал им голову, дергая за кольцо, продетое в губах, и выкалывал концом дротика глазное яблоко. [Другой], ослепленный, был закован в цепи при входе в одни городские ворота и выставлен между дикими свиньями на оскорбление прохожих и питался тем, что из жалости они ему бросали, как собаке. После пыток, которым их подвергли в Ниневии, Набузалли, Палиа и много других были отведены в Арбелу для принесения в жертву Иштар и умерщвления перед ней. С них содрали с живых кожу, трупы разрезали на части и по кусочкам отправили в разные области, чтобы воочию показать, как царь умеет наказывать мятежников. Когда шествие кончилось, настало общее народное пьянство. Обычай требует, чтобы все жители города, без различия состояния, рабы и свободные, ели и упивались на счет царя все время, пока продолжается праздник: это — в своем роде способ сделать их участниками в добыче. Семь дней сряду двери дворца остаются открытыми всякому приходящему. Разноцветные ткани, протянутые от одной стены до другой на веревках, преобразовали дворцовые дворы в огромные пиршественные залы. Толпа с утра до вечера в них прибывает и выбывает, располагается на парадных ложах или на сиденьях, требует себе по своему вкусу, чего захочет; рабам приказано никому ни в чем не отказывать, но каждому подать то, чего он требует и столько раз, сколько захочет. Женщины и дети допускаются к угощению наравне с мужчинами. Не забыты и те воины, которых служба удерживает в казармах: царь им посылает мяса и вина, за которыми они по долгу службы не могут придти сами, в таком изобилии, что им решительно не о чем жалеть. Десятками тысяч исчезают хлебы, тысячами быки, бараны, козы; живность всевозможных пород поглощается, точно пропастью, народными ртами, и при всем том все, что съедается, — ничто в сравнении с тем, что выпивается. Ассириец, довольно воздержанный в обыкновенной жизни, не знает границ, когда он решается предаться излишеству. Вина ассирийские, халдейские, эламские, сирийские, финикийские, египетские, кувшины и меха, лишь только успеют их откупорить, тотчас же опрастываются, нисколько не утоляя, по-видимому, общей жажды. В то время, как народ предается огульному пьянству, в залах дворца царь угощает главных дворцовых сановников и государственных деятелей. Они сидят за небольшим столом, по двое с каждой стороны, друг против друга. Стулья высоки, без спинок и без скамеечек, на которые гости могли бы опереться ногами: за высокую честь обедать с царем приходится всегда платиться некоторым неудобством. Столы накрыты скатертями с бахромами, на них рабы ставят яства. По сравнению с простым народом вельможи едят мало, поэтому им подается мало мяса; но зато многочисленные рабы беспрестанно приносят пирожное, плоды различных сортов, виноград, финики, яблоки, груши, винные ягоды. Но зато вельможи пьют много, правда, с бóльшим толком в винах, чем простонародье, но с такою же жадностью. По случаю такого радостного события царь велел вынуть для них из сокровищницы самые драгоценные сосуды, золотые и серебряные кубки, большею частью литые и чеканенные в виде львиной головы. Многие из них — древние священные сосуды, которые жрецы побежденных наций употребляли при жертвоприношениях: одни вывезены из Вавилона или Кархемиша, другие взяты в Тире или в Мемфисе, некоторые принадлежали самарийскому или иерусалимскому храмам. Употребляя их на такое неподходящее дело, ассирияне желают поругаться над богами, которым они служили, и прибавляют к удовольствию напиваться удовольствие унизить перед Ассуром этих иноземцев, которые кичатся быть ему равными. Вина, даже самые тонкие, не подаются пирующим в том виде, в каком они приносятся из подвала: к ним примешивают ароматы и всякие другие составы, которые им придают приятный букет и удесятеряют их силу». [Масперо. Указ. соч. С. 281—287]. После этого израильтян расселили на необъятных просторах Ассирийской державы. «Часть их была поселена непосредственно в самой Ассирии и на реке Хабур, а часть — на восточной окраине царства — в Мидии. Разбитые на три части, отделенные друг от друга значительными расстояниями и чужими этносами, израильтяне в своей основной массе не сумели сохранить этническую и религиозную индивидуальность и растворились в окружающих народах. К тому же, йахвистский монотеизм не утвердился в их среде, что облегчило ассимиляцию». [Циркин. Указ. соч. С. 310]. «Так с течением времени они, и те, кого депортировали ранее [колено Неффалима], совершенно исчезли из поля зрения, став „Пропавшими десятью коленами“». [Грант. Указ. соч. С. 133]. «Народ Северного царства и его цари исчезли без следа, растворились среди населения чужих стран и навсегда покинули страницы истории». [Келлер. Указ. соч. С. 296]. Однако, через Осию Господь предсказывал, что наступит день, и часть сынов Израилевых обратится. «После того обратятся сыны Израилевы и взыщут Господа Бога своего и Давида, царя своего, и будут благоговеть пред Господом и благостью Его в последние дни» (Ос. 3:5); «Обратись, Израиль, к Господу Богу твоему; ибо ты упал от нечестия твоего. Возьмите с собою молитвенные слова и обратитесь к Господу; говорите Ему: „отними всякое беззаконие и прими во благо, и мы принесем жертву уст наших“. Уврачую отпадение их, возлюблю их по благоволению; ибо гнев Мой отвратился от них. Я буду росою для Израиля; он расцветет, как лилия, и пустит корни свои, как Ливан. Расширятся ветви его, и будет красота его, как маслины, и благоухание от него, как от Ливана. Возвратятся сидевшие под тенью его, будут изобиловать хлебом, и расцветут, как виноградная лоза, славны будут, как вино Ливанское. „Что мне еще за дело до идолов?“ — скажет Ефрем. — Я услышу его и призрю на него; Я буду как зеленеющий кипарис; от Меня будут тебе плоды. Кто мудр, чтобы разуметь это? кто разумен, чтобы познать это? Ибо правы пути Господни, и праведники ходят по ним, а беззаконные падут на них» (Ос. 14:2—3, 5—10). И этот день наступил для некоторых из сынов Израиля спустя более 250 лет, когда при Ездре Вавилон стали покидать иудеи, уведённые туда Навуходоносором. Руководитель их переселения Ездра, призывая народ вернуться на родину в Палестину, обратился с этим воззванием и к потомкам израильтян, проживающим «в Мидии. Последние, узнав таким путём о благочестии царя и о его расположении к Ездре, все очень обрадовались, а многие из них, собрав свои пожитки, отправились в Вавилон, желая оттуда перебраться в Иерусалим. Большинство израильтян, однако, осталось на месте». [Иосиф Флавий. Указ. соч. Т. 2. Книга 11. Глава 5, 2. С. 62]. Но смогли вернуться из неволи и не раствориться в языческой среде только те израильские семьи, которые сохраняли верность Богу, соблюдая Его Закон. К тому же, даже находясь в ассирийской неволе, они проповедовали своим новым хозяевам Истину, и таким образом весть о Господе достигла и кровожадных ассирийцев, некоторые из которых приняли спасительную весть. [Уайт Е. Пророки и цари. Заокский: Источник жизни, 1994. С. 184]. Так же часть сельского населения Израиля не была полностью переселена ассирийцами и осталась на месте, смешавшись затем с теми народами, которые были переселены Ассирией взамен уведённых израильтян. В результате этого смешения образовался народ, вошедший в историю под именем самарян. [Циркин. Указ. соч. С. 309].