А ведь когда-то…

В 395 году Римская империя была разделена на Западную со столицей в Риме и Восточную (Византийскую) со столицей в Константинополе. И если Западная пала спустя всего 81 год, т.е. в 476 году, то Восточная, Византийская существовала до 1453 года. После падения Рима и завоевания его варварами правители Византии объявили свое государство Вторым Римом. И в этом была проявлена не только ностальгия по погибшей стране, но и объявлен политический курс нового государства, целью которого стало возрождение былого могущества Древнего Рима, территория которого обнимала все средиземноморье. Особенное рвение в попытке восстановить канувшую в небытие великую империю проявил византийский император Юстиниан (527-565), все правление которого ознаменовано нескончаемыми войнами с персами, вандалами, готами и славянами. Будучи страстным честолюбцем, император хотел, чтобы столица его страны была бы не просто центром богатого государства, но центром мира. А для статуса столицы мира городу был необходим в первую очередь храм — символ якобы зримого присутствия Бога и Его благословения, как страны, так и самого императора. Последнее было весьма необходимо, ибо совсем недавно Юстиниан с трудом подавил мятеж против себя. И вот правитель приступает к постройке храма (точнее перестройке, ибо до этого на этом месте была небольшая церковь). «Он вложил в него всю свою богатую энергию и в исполнении своих великих замыслов высказал в полном блеске свое чувство грандиозного. Созданный им памятник до сих пор, через полтора тысячелетия, обезображенный снаружи и искаженный внутри, остается чудом искусства. По замыслам Юстиниана, новый храм на месте сгоревшего должен был восстать в гораздо больших размерах, чем те, какие имел прежний, и великолепие сооружения должно было соответствовать величию владыки христианского мира и роскоши его столицы» [1]. «Первый камень положил сам император… над сооружением храма трудилось одновременно 10 тысяч человек. Принимая живейшее участие во всем, что касалось храма, Юстиниан отказался от обычного послеобеденного сна и каждый день бывал на постройке. Желая соорудить новый храм из самого лучшего материала, Юстиниан разослал правителям провинций приказ разыскивать самые ценные материалы и доставлять в Константинополь «для сооружения Богом хранимого дивного храма». Здание храма закрывало площадь в 77 метров длины и 71,7 ширины. С западной стороны к этому четырехугольнику примыкал обширный двор, окруженный портиками… Оставшееся кирпичным снаружи здание блистало внутри всеми цветами разноцветного и разнообразного мрамора в великолепном сочетании тонов и тонкой отделке… Все здание было залито светом, проникавшим через множество окон в его стенах и целую полосу окон в куполе… Алтарная преграда была вся из чеканного серебра… Престол был из золота; как верхняя доска, так и ножки, блистали драгоценными камнями… В середине храма стоял амвон, представлявший из себя чудо ювелирного искусства того времени. Он был весь из серебра. Великолепие храма поражало воображение… Стоимость сооружения была колоссальна. Когда стены храма поднялись на два локтя над уровнем почвы, он уже стоил 432 кентенария золота, т.е. около 20 миллионов золотых рублей» [2]. Вот как описывает впечатление о храме один из современников его постройки крупный византийский историк Прокопий Кесарийский: «Этот храм представлял чудесное зрелище, — для смотревших на него он казался исключительным, для слышавших о нем — совершенно невероятным. В высоту он поднимался как будто до неба, и как корабль на высоких волнах моря, он выделялся среди других строений, как бы склоняясь над остальным городом, украшая его как составная его часть, сам украшается им, так как, будучи его частью и входя в его состав, он настолько выдается над ним, что с него можно видеть весь город, как на ладони… Несказанной красотой славится он… Огромный сфероидальный купол, покоящийся на этом круглом здании, делает его исключительно прекрасным. И кажется, что он покоится не на твердом сооружении вследствие легкости строения, но золотым полушарием, спущенным с неба, прикрывает это место… И всякий раз как кто-нибудь входит в этот храм, чтобы молиться, он сразу понимает, что не человеческим могуществом или искусством, но Божьим соизволением завершено такое дело» [3].

Казалось, храм простоит века, но уже через четверть века после его освящения, 7 мая 558 года купол дал трещины и свалился, причинив страшный урон. Работы по восстановлению храма длились целых 4 года, несмотря на все возможные прилагаемые усилия [4]. После этого храм не раз страдал от землетрясений. Но еще более в ходе войн. Страшные бедствия принес ему IV крестовый поход в 1204 году, когда рыцари Западной Европы захватили Константинополь. Это страшный пример в истории лютой ненависти католиков к православным, когда люди, исповедующие одного Господа, беспощадно истребляли друг друга, причем, якобы во имя веры. «Утром, 13 апреля, франки заняли южную половину города… Из Софийского собора навстречу им вышли толпы побежденных, прося помилования… Но их слова остались не услышанными. Слишком велика была алчность воинов к наслаждениям, которые они были лишены целые месяцы… Убийства, пожары и грабежи свирепствовали на улицах. Женщин и девушек вырывали из рук мужей и отцов. То, чего не пожирал огонь, уничтожалось в бешеной жажде разрушения. Победители второпях хватали золото и серебро, оружие и одежду, но сокровища искусства, которые за полтора тысячелетия накопились в несравненном городе, большею частью падали жертвою страшного огня» [5]. Варварское разграбление храма св. Софии не поддается описанию. Даже участник этого похода рыцарь Робер де Клари не мог скрыть в своих воспоминаниях бесчинство таких же, как он, крестоносцев: «…все захваченное добро было снесено в некое аббатство, которое было в городе… Когда добро было туда принесено, а оно было очень богатым, и столько там было богатой утвари из золота и из серебра, и столько златотканых материй и столько богатых сокровищ, что это было настоящим чудом, все это громадное добро, которое туда было снесено; и никогда с самого сотворения мира не было видано и завоевано столь громадного количества добра» [6]. Затем де Клари описывает, как эти награбленные сокровища были расхищены самими крестоносцами, которые не желали делиться даже друг с другом [7]. Но если де Клари, описывая великолепие св. Софии и захваченные ценности, никак между собой их не связывает, то русский очевидец событий тех дней рисует реальную картину произошедшего. «Знакомя читателей и слушателей с богатствами храма Робер де Клари обходит молчанием плачевную участь постигшую их в результате вторжения крестоносцев. Он описывает алтарь, амвон, люстры и пр. преимущественно с точки зрения их материальной оценки. Русский очевидец разгрома Константинополя — «латинниками» — новгородец, находившийся там в апрельские дни 1204 г., — напротив, с сокрушением повествует о варварском изничижении «фрягами» сокровищ св. Софии: «Вънидоша в святую Софию и одъраша двъри и расъекоша, а онбол окован бяше всь сребром, и столпы сребрьные 12, а 4 кивотъния, и тябло исъкоша, и 12 креста, иже над олтарем бяху…» [8]. «Три дня длился грабеж города. Даже после пожаров, уничтоживших две трети Константинополя, наживы хватало за глаза. Рыцари брали все, не щадя даже христианских святынь. В церковь св. Софии они ввели мулов, чтобы нагрузить их сокровищами и животные пачкали древнюю мозаику пола своими испражнениями, драгоценные украшения храма, золотые и серебряные подсвечники и сосуды рубились мечами, чтобы после быть задешево проданными торговцам» [9]. «А прочие церкви в городе и вне города все разграбили, и не можем ни их перечесть, ни рассказать о красоте их» [10]. Последующие 250 лет существования Византии были полнейшим кошмаром, нескончаемой чредой переворотов, заговоров, свержений и убийств императоров. Кровь заливала Константинополь, и под величественными сводами св. Софии слышались крики и предсмертные стоны. Пока, наконец, эта затянувшаяся агония Византии, Второго Рима не была завершена турками-османами, взявшими во вторник 29 мая 1453 года Константинополь. «На улицах завязывались стычки, в которых османы расправлялись с уцелевшими защитниками города. Одновременно начался грабеж, сопровождающийся всеми теми ужасами, которые несла озверелая солдатня. Сотни детей, женщин и стариков сбежались в св. Софию, веря, что в грозный час Бог не оставит их» [11]. «Они стали стекаться из всех частей города в софийский собор; в течение одного часа отцы семейств и мужья, женщины и дети, священники, монахи и посвященные Богу девственницы наполнили святилище, хоры, среднюю часть церкви, верхние и нижние галереи; они загородили изнутри церковные двери и надеялись найти безопасное убежище под… священными сводами… Их надежда была основана на предсказании…, что турки войдут в Константинополь и будут преследовать греков до колонны Константина, возвышающейся на площади перед Софийским собором, но что это будет концом всех бедствий; тогда ангел сойдет с небес с мечом в руке и вместе с этим небесным оружием отдаст империю во власть бедного человека, сидящего у подножия колонны. «Возьми этот меч, — скажет он, — и отомсти за народ Божий». При этих словах турки немедленно обратятся в бегство, а победоносные греки выгонят их с Запада и из всей Анатолии вплоть до границ Персии… Между тем как греки ожидали запоздавшего ангела, турки разбили церковные двери топорами, а так как они не встретили никакого сопротивления, то стали без пролития крови выбирать и оберегать своих пленников. Их внимание привлекали к себе молодость, красота и внешние признаки богатства» [12]. Вот как современник описывает эти страшные события: «Кто расскажет о случившемся там? Кто расскажет о плаче и криках детей, о вопле и слезах матерей, о рыданиях отцов — кто расскажет? Турок отыскивает себе более приятную; вот один нашел себе красивую монахиню, но другой, более сильный, вырывая, уже вязал ее… Тогда рабыню вязали с госпожой, господина с невольником, архимандрита с привратником, нежных юношей с девами. Девы, которых не видело солнце, девы, которых родитель едва видел, влачились грабителями; а если они с силой отталкивали от себя, то их избивали. Ибо грабитель, хотел отвести их скорее на место и, отдав в безопасности на сохранение, возвратиться и захватить и вторую жертву и третью…» [13]. «Всех громче плакали монашенки: с обнаженной грудью, с распростертыми руками, и с растрепанными волосами они делались жертвами солдат, которые силой отрывали их от алтарей… Самые трогательные жалобы были вызваны поруганием монастырей и церквей. Даже Софийский собор — это земное небо, это новая небесная твердь, это колесница херувимов, этот престол славы Божией — лишился всех благочестивых приношений, которые приливали туда в течении стольких веков; его золотые и серебряные украшения, жемчуг и драгоценные каменья, сосуды и священнические облачения были нечестивым образом употреблены на человеческие потребности. После того как со святых икон было снято все, что могло иметь цену в глазах нечестивцев, их полотно или дерево или разрывалось на куски, или разламывалось, или сжигалось, или бросалось под ноги, или шло в конюшнях на самое низкое употребление… Беспорядок и грабеж начались в Константинополе с первого часа достопамятного 29 мая и продолжались до восьмого часа того же дня, когда султан торжественно въехал в ворота св. Романа… У главного входа в Софийский собор он сошел с коня и вошел в церковь… По его приказанию митрополия восточной церкви была превращена в мечеть: из нее уже были вынесены все дорогие орудия суеверия; кресты были сняты, а стены, которые были прежде покрыты иконами и мозаикой, были вымыты, вычищены и оставлены совершенно обнаженными. В тот же день или в следующую пятницу муэдзин, или глашатай, взошел на самую высокую башенку и произнес эзан, или публичное приглашение, от имени Бога и его пророка; имам произнес проповедь, а Мехмед Второй совершил намаз, или благодарственное молебствие, у большого алтаря, на котором еще так недавно совершались христианские таинства в присутствии последнего цезаря» [14]. Итак, почему так произошло с Византией? Почему так горестно сложилась судьба ее народа? Почему так сложилась судьба ее главного храма, похоронившего под собой своих прихожан и до неузнаваемости изменив свой облик? Какие уроки дает нам историческая судьба храма святой Софии?