Глава 23. Судьба разбойника земли Тов

«И возопили сыны Израилевы к Господу, и говорили: согрешили мы пред Тобою, потому что оставили Бога нашего и служили Ваалам. И сказал Господь сынам Израилевым: не угнетали ли вас Египтяне, и Аморреи, и Аммонитяне, и Филистимляне, и Сидоняне, и Амаликитяне, и Моавитяне, и когда вы взывали ко Мне, не спасал ли Я вас от рук их? А вы оставили Меня и стали служить другим богам; за то Я не буду уже спасать вас: пойдите, взывайте к богам, которых вы избрали, пусть они спасают вас в тесное для вас время. И сказали сыны Израилевы Господу: согрешили мы; делай с нами все, что Тебе угодно, только избавь нас ныне. И отвергли от себя чужих богов и стали служить [только] Господу. И не потерпела душа Его страдания Израилева» (Суд. 10:10—16). Удивительная Божья любовь, прощение. Давайте вспомним, сколько раз мы прощали своим обидчикам? А сколько раз врагам? А быть может, тем, кто принёс нам невосполнимую утрату, постоянно кровоточащую сердечную рану? Трудный вопрос. А Бог прощает. Он не просто даже прощает, а даёт нам силы, и даже не просто даёт нам силы, Он спасает нас. И вот «Аммонитяне собрались и расположились станом в Галааде; собрались также сыны Израилевы и стали станом в Массифе. Народ и князья Галаадские сказали друг другу: кто начнет войну против Аммонитян, тот будет начальником всех жителей Галаадских» (Суд. 10:17—18). После размышлений выбор галаадитян падает на Иеффая. Это был человек очень сложной судьбы, в чём-то похожей на судьбу Авимелеха. Он был сыном знатного и богатого иудея, питавшего слабость к прекрасному полу и имевшего много детей. И вот от его связи с одной блудницей и родился Иеффай, которого отец берёт к себе в дом. Детство и юность сына блудницы проходят в достатке, ибо отец любил его и, видимо, оставил значительную часть наследства. Этому факту очень завидовали другие его дети от законной жены, не желая делиться отцовским наследием с каким-то сыном блудницы. И потому по смерти отца они, пользуясь силой, изгоняют Иеффая из дома, лишая земельного надела. [Тантлевский. Указ. соч. С. 165]. Оказаться в те дни без дома и родства было равносильно гибели или вступлению на путь вольной жизни, т. е., по сути, заниматься разбоем. Иеффай убегает от братьев в землю Тов, где становится предводителем бродяг, живущих разбоем. Тов или нынешняя Ледока находится в области ската лавы с Хауранских гор и имеет вид почти равностороннего треугольника; её ущелья служили всегда убежищем для людей, стоящих вне закона. [Ренан. Указ. соч. С. 127]. Иеффай был прирожденным лидером и потому в скором времени вокруг него группируется уже мощная сила, состоящая из таких же изгоев общества, как и он сам. И всё же при внешне весьма неблагоприятном виде его группы, в ней было что-то отличное от того, что наблюдалось у наёмников того же Авимелеха. И связано это было, конечно же, во многом с личностью самого Иеффая, к которому и прибывают послы от израильтян. «Во время войны Аммонитян с Израильтянами пришли старейшины Галаадские взять Иеффая из земли Тов и сказали Иеффаю: приди, будь у нас вождем, и сразимся с Аммонитянами. Иеффай сказал старейшинам Галаадским: не вы ли возненавидели меня и выгнали из дома отца моего? зачем же пришли ко мне ныне, когда вы в беде? Старейшины Галаадские сказали Иеффаю: для того мы теперь пришли к тебе, чтобы ты пошел с нами и сразился с Аммонитянами и был у нас начальником всех жителей Галаадских. И сказал Иеффай старейшинам Галаадским: если вы возвратите меня, чтобы сразиться с Аммонитянами, и Господь предаст мне их, то останусь ли я у вас начальником? Старейшины Галаадские сказали Иеффаю: Господь да будет свидетелем между нами, что мы сделаем по слову твоему!» (Суд. 11:5—10). Иеффай был научен человеческой несправедливости и потому хотел на этот раз получить заверение того, что его не вышвырнут снова из родных мест, как изгоя. В его поведении мы видим несколько важных черт. Во-первых, это человек не злопамятный. Ибо другой на его месте радовался бы унижениям и страданиям тех, кто исковеркал на много лет его судьбу. Во-вторых, он остался патриотом своей страны. Ведь ему было бы более выгодно остаться в стороне от израильско-аммонитского конфликта, в результате которого были бы ослаблены обе стороны, и ему бы досталась лёгкая добыча. Опасаться же аммонитян у него не было оснований, поскольку земля Тов давала ему хорошее укрытие, и, кроме того, сыны Амона были заняты войной с Израилем. И, наконец, у Иеффая не было городов, деревень, которые могли бы быть сожжены врагом. У него были мобильные отряды, которым было нечего терять, и которые могли спокойно уйти на время нашествия и затем снова вернуться. В-третьих, это был мужественный человек. Он ставит под угрозу свою жизнь, вступая в единоборство с противником, намного превосходящим его силы. И, наконец, четвёртое: в отличии от Авимелеха, он не имел царских амбиций. [Циркин. Указ. соч. С. 129]. Примечательно, что как только израильтяне поставили его над собой начальником, он предстаёт пред лицо Господа в Массифе. Он осознавал, что победа зависит от Господа. Таков был вчерашний разбойник Иеффай, не получивший богословского образования, изгнанный из дома, скитавшийся в горах, атаман банды, но стремившийся сердцем к Господу и к выполнению Его дела. Последующие события показывают нам, что Иеффай с большим тактом и дипломатичностью приступает к переговорам с аммонитянами. «И послал Иеффай послов к царю Аммонитскому сказать: что тебе до меня, что ты пришел ко мне воевать на земле моей? Царь Аммонитский сказал послам Иеффая: Израиль, когда шел из Египта, взял землю мою от Арнона до Иавока и Иордана; итак возврати мне ее с миром [и я отступлю]. [И возвратились послы к Иеффаю.] Иеффай в другой раз послал послов к царю Аммонитскому, сказать ему: так говорит Иеффай: Израиль не взял земли Моавитской и земли Аммонитской; ибо когда шли из Египта, Израиль пошел в пустыню к Чермному морю и пришел в Кадес; оттуда послал Израиль послов к царю Едомскому сказать: „позволь мне пройти землею твоею“; но царь Едомский не послушал; и к царю Моавитскому он посылал, но и тот не согласился; посему Израиль оставался в Кадесе. И пошел пустынею, и миновал землю Едомскую и землю Моавитскую, и, придя к восточному пределу земли Моавитской, расположился станом за Арноном; но не входил в пределы Моавитские, ибо Арнон есть предел Моава. И послал Израиль послов к Сигону, царю Аморрейскому, царю Есевонскому, и сказал ему Израиль: позволь нам пройти землею твоею в свое место. Но Сигон не согласился пропустить Израиля чрез пределы свои, и собрал Сигон весь народ свой, и расположился станом в Иааце, и сразился с Израилем. И предал Господь Бог Израилев Сигона и весь народ его в руки Израилю, и он побил их; и получил Израиль в наследие всю землю Аморрея, жившего в земле той; и получили они в наследие все пределы Аморрея от Арнона до Иавока и от пустыни до Иордана. Итак Господь Бог Израилев изгнал Аморрея от лица народа Своего Израиля, а ты хочешь взять его наследие? Не владеешь ли ты тем, что дал тебе Хамос, бог твой? И мы владеем всем тем, что дал нам в наследие Господь Бог наш. Разве ты лучше Валака, сына Сепфорова, царя Моавитского? Ссорился ли он с Израилем, или воевал ли с ними? Израиль уже живет триста лет в Есевоне и в зависящих от него городах, в Ароере и зависящих от него городах, и во всех городах, которые близ Арнона; для чего вы в то время не отнимали [их]? А я не виновен пред тобою, и ты делаешь мне зло, выступив против меня войною. Господь Судия да будет ныне судьею между сынами Израиля и между Аммонитянами! Но царь Аммонитский не послушал слов Иеффая, с которыми он посылал к нему» (Суд. 11:12—28). Так Аммонитский царь сам избирает свою участь. Стороны начинают готовиться к войне. И вот, в этот критический момент напряжения всех физических и эмоциональных сил Иеффай даёт свой роковой обет. «И дал Иеффай обет Господу и сказал: если Ты предашь Аммонитян в руки мои, то по возвращении моем с миром от Аммонитян, что выйдет из ворот дома моего навстречу мне, будет Господу, и вознесу сие на всесожжение» (Суд. 11:30—31). Вдумаемся в него. По сути, слова этого обета противоречат сами себе, они не совместимы, и вот почему: Иеффай обещает вознести во всесожжение первого, кто выйдет ему навстречу. Но кого он мог предполагать встретить? Собак израильтяне не держали в домах, как любимцев, по типу нашего времени. Да к тому же собака в качестве жертвы, согласно законам Моисея, не годилась. В жертву могло быть принесено только чистое животное. Сельскохозяйственные животные были в домах израильтян, но они не разгуливали по окрестностям и выйти из своих загонов, конечно, не могли. Получается, что Иеффай должен был подразумевать человеческое жертвоприношение. Но они были строжайшим образом запрещены Божьим законом. И те народы, которые их приносили, в том числе и аммонитяне, были осуждены Богом. «Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего; будь непорочен пред Господом Богом твоим» (Втор. 18:10—13). Проводить сына или дочь через огонь означало приносить их в жертву. Это не было какой-то богословской тонкостью, и потому не знать этого Иеффай не мог. Слепой и фанатичной веры у него тоже не было, о чём свидетельствует его осознанный выбор встать во главе израильтян в войне с аммонитянами. А вот порывистость, как у апостола Петра, у Иеффая была очень сильно выражена, в чём мы убедимся и в дальнейшем. Потому обет Иеффая противоречил сам себе. Если бы судья взвесил те слова, что он произносит, то с Божьей помощью он бы обязательно увидел бы полную нелогичность своего обета, где вера в Бога переплелась с попранием Его принципов любви. Да, и сам факт подобного обета, по сути, был ли нужен, ибо ведь на борьбу с аммонитянами Его послал Бог, возложив на его плечи функции избавителя израильтян. Священное Писание предостерегает нас от клятв, т. е. от предложений взять что-либо в залог, в подтверждение своих слов. Но у нас нет ничего своего, что бы мы могли заложить, да и мы не свои. Всё в руках Бога. Другое дело, когда клятва представляет собой присягу или торжественное обещание. Так, когда первосвященник обратился ко Христу со словами: «Заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?» (Мф. 26:63), Христос не сделал первосвященнику замечания в грехе этого требования. Об обещании, которое надо выполнять, пишет и Давид. «Господи! кто может пребывать в жилище Твоем? кто может обитать на святой горе Твоей? Тот, в глазах которого презрен отверженный, но который боящихся Господа славит; кто клянется, хотя бы злому, и не изменяет» (Пс. 14:1, 4). Итак, Иеффай даёт свой обет. «Затем он сошёлся с врагами, победил и перерезал множество их, и преследовал их до города Минифа. Вторгнувшись далее в страну Аммонитскую, он разрушил массу городов, захватил богатую добычу и освободил своих соотечественников от ига, которое они несли в продолжении восемнадцати лет. Когда же он возвращался домой, с ним случилось несчастье, испортившее ему всю радость по поводу одержанной победы. Дело в том, что навстречу ему вышла его единственная дочь. Она была ещё девушкой. В страшном отчаянии Иеффай разрыдался от горя и стал укорять дочь в поспешности, с которой она вышла встречать его». [Флавий. Указ. соч. Т. 1. Книга 5. Глава 7, 10. С. 247—248]. Здесь мы видим вновь порывистость и неадекватность поведения судьи. Причём тут была его дочь? И вполне естественно, что она вышла первой встретить отца, вернувшегося из дальнего и опасного похода. «И пришел Иеффай в Массифу в дом свой, и вот, дочь его выходит навстречу ему с тимпанами и ликами: она была у него только одна, и не было у него еще ни сына, ни дочери. Когда он увидел ее, разодрал одежду свою и сказал: ах, дочь моя! ты сразила меня; и ты в числе нарушителей покоя моего! я отверз [о тебе] уста мои пред Господом и не могу отречься. Она сказала ему: отец мой! ты отверз уста твои пред Господом — и делай со мною то, что произнесли уста твои, когда Господь совершил чрез тебя отмщение врагам твоим Аммонитянам. И сказала отцу своему: сделай мне только вот что: отпусти меня на два месяца; я пойду, взойду на горы и оплачу девство мое с подругами моими. Он сказал: пойди. И отпустил ее на два месяца. Она пошла с подругами своими и оплакивала девство свое в горах. По прошествии двух месяцев она возвратилась к отцу своему, и он совершил над нею обет свой, который дал, и она не познала мужа. И вошло в обычай у Израиля, что ежегодно дочери Израилевы ходили оплакивать дочь Иеффая Галаадитянина, четыре дня в году» (Суд. 11:34—40). Что же произошло в те далекие времена? Как окончила свою жизнь дочь Иеффая? Существует несколько версий историков и теологов, но давайте попытаемся проследить, что говорит сама Библия по этому вопросу. На первый взгляд, складывается впечатление, что Иеффай принёс её во всесожжение. Но этому есть ряд принципиальных возражений. Во-первых, дочь Иеффая говорит, что она пойдет с подругами оплакивать не свою жизнь, а девство (Суд. 11:37). И так же, когда пишется об исполнении Иеффаем своей клятвы, то говорится, что она не познала мужа. Если бы её действительно принесли во всесожжение, то эта фраза была бы, конечно, совершенно излишней. Но Библия именно на ней делает акцент, когда говорит об исполнении Иеффаем своего обета. Во-вторых, если бы было совершено человеческое жертвоприношение, то Библия, безусловно, осудила бы того, кто это сделал, тем более, если это был судья Израиля. Писание, как мы видели, фиксирует наше внимание на куда менее важных ошибках своих героев, как в случае с Гедеоном, Авимелехом, Вараком, о чём мы упоминали выше. Здесь же оно хранит почему-то молчание. В-третьих, апостол Павел называет Иеффая одним из героев веры (Евр. 11:32), что вряд ли бы относилось к человеку, который совершил бы такое преступление, не раскаялся бы в нём и попал в перечень тех, кто нам оставлен, как пример для подражания. Но в то же самое время Библия утверждает, что судья исполнил свой обет. Чтобы разобраться в этом вопросе, необходимо обратиться к некоторым особенностям системы жертвоприношений, существовавшей в Древнем Израиле. Вот, что об этом говорится: «Все, разверзающее ложесна у всякой плоти, которую приносят Господу, из людей и из скота, да будет твоим; только первенец из людей должен быть выкуплен, и первородное из скота нечистого должно быть выкуплено; а выкуп за них: начиная от одного месяца, по оценке твоей, бери выкуп пять сиклей серебра, по сиклю священному, который в двадцать гер; но за первородное из волов, и за первородное из овец, и за первородное из коз, не бери выкупа: они святыня; кровью их окропляй жертвенник, и тук их сожигай в жертву, в приятное благоухание Господу» (Числ. 18:15—17). Итак, человек в жертву не приносился. За него давался выкуп. «Отделяй Господу все [мужеского пола] разверзающее ложесна; и все первородное из скота, какой у тебя будет, мужеского пола, [посвящай] Господу, а всякого из ослов, разверзающего [утробу], заменяй агнцем; а если не заменишь, выкупи его; и каждого первенца человеческого из сынов твоих выкупай» (Исх. 13:12—13). И, наконец, «Объяви сынам Израилевым и скажи им: если кто дает обет посвятить душу Господу по оценке твоей, то оценка твоя мужчине от двадцати лет до шестидесяти должна быть пятьдесят сиклей серебряных, по сиклю священному; если же это женщина, то оценка твоя должна быть тридцать сиклей; от пяти лет до двадцати оценка твоя мужчине должна быть двадцать сиклей, а женщине десять сиклей; а от месяца до пяти лет оценка твоя мужчине должна быть пять сиклей серебра, а женщине оценка твоя три сикля серебра; от шестидесяти лет и выше мужчине оценка твоя должна быть пятнадцать сиклей серебра, а женщине десять сиклей. Если же он беден и не в силах отдать по оценке твоей, то пусть представят его священнику, и священник пусть оценит его: соразмерно с состоянием давшего обет пусть оценит его священник» (Лев. 27:2—8). Библия знает примеры пожизненного посвящения на служение Господу. «И я отдаю его Господу на все дни жизни его, служить Господу» (1 Цар. 1:28). А так же о том, что при скинии служение выполняли женщины. «Илий же был весьма стар и слышал все, как поступают сыновья его со всеми Израильтянами, и что они спят с женщинами, собиравшимися у входа в скинию собрания» (1 Цар. 2:22). Таким образом, дочь Иеффая была посвящена на служение Господу в скинию по обету безбрачия. [Уолтон. Мэтьюз. Чавалес. Указ. соч. С. 293]. Поэтому Писание и делает акцент на то, что дочь Иеффая не познала мужа. Поражает в этой истории и мужество и посвященность этой юной девушки, понимавшей то, что отец не может изменить словам обета и при этом даже ободряющей его. Впереди перед ней открывалась прекрасная перспектива. Отец — судья Израиля. Значит, будет хороший жених, достаток. И этим всем она жертвует на служение Богу, поскольку её отец произнёс этот обет. Вскоре после указанных событий резко обостряются отношения в самом Израиле. Дело в том, что «успех Иеффая возбудил зависть в ефремлянах, как ранее успех Гедеона. Они стали жаловаться, что им не предложили участвовать в борьбе с аммонитянами; между тем, в действительности, они сами не захотели явиться в момент опасности». [Ренан. Указ. соч. С. 129]. Гордыня и болезненное самолюбие были вообще отличительной чертой сынов Ефрема. В своё время, дабы избежать гражданской войны, Гедеон, как мы помним, путём умаления собственного «я» и предоставления ефремлянам определенной доли сумел избежать конфликта. Но Иеффай был не таков. Это был, как мы уже отмечали, человек порывистый, горячий, часто непредсказуемый в своих действиях. И потому, когда он отправил послов к ефремлянам, передав через них: «Я и народ мой имели с Аммонитянами сильную ссору; я звал вас, но вы не спасли меня от руки их; видя, что ты не спасаешь меня, я подверг опасности жизнь мою и пошел на Аммонитян, и предал их Господь в руки мои; зачем же вы пришли ныне воевать со мною?» (Суд. 12:2—3), и получив отрицательный ответ, решил показать им, кто прав. «И собрал Иеффай всех жителей Галаадских и сразился с Ефремлянами, и побили жители Галаадские Ефремлян, говоря: вы беглецы Ефремовы, Галаад же среди Ефрема и среди Манассии. И перехватили Галаадитяне переправу чрез Иордан от Ефремлян, и когда кто из уцелевших Ефремлян говорил: „позвольте мне переправиться“, то жители Галаадские говорили ему: не Ефремлянин ли ты? Он говорил: нет. Они говорили ему „скажи: шибболет“, а он говорил: „сибболет“, и не мог иначе выговорить. Тогда они, взяв его, заколали у переправы чрез Иордан. И пало в то время из Ефремлян сорок две тысячи» (Суд. 12:4—6). Дело в том, что «в родственных семитских языках Ближнего Востока некоторые согласные звуки произносятся по-разному. Одним из примеров вариативного произношения, строящегося на чередовании двух согласных звуков sh и th, из угаритского (родственного хананейскому) языка, является древнееврейский согласный shin (sh). Так, слово „три“ на древнееврейском языке — shalosh, на угаритском — thalath, на арамейском — talat. Примечательно, что для языка аммонитян также было характерно произношение th. Различие в речи ефремлян и галаадитян проявилось в произношении именно этого звука. Как это обычно бывает, в родном диалекте, без практики оказалось непросто… Ефремляне обычно произносили это слово как „сибболет“, тогда как жители Галаада, говорившие на том же диалекте, что и аммонитяне, произносили его как thibboleth (шибболет). Испытывая подозреваемых ефремлян, галаадитяне заставляли их произнести thibboleth, на что ефремляне могли ответить только „сибболет“. Слово shibboleth означает речной поток». [Уолтон. Мэтьюз. Чавалес. Указ. соч. С. 293—294]. Так погибли сорок две тысячи человек. Погибли из-за гордости одних и нежелания вести переговоры — других. Истребление же ефремлян при переправе было вообще лишено военного смысла и походило больше на бойню. А ведь стоило судье проявить чуть больше терпения, умалить себя в чём-то, и кровопролития, быть может, удалось бы избежать, и уж точно — истребления ефремлян на переправе. Как часто и нас губит наша горячность, нежелание подождать, лишний раз всё взвесить, переговорить с человеком. Недолгих шесть лет судил Израиль Иеффай, спокойно умерев и быв погребенным на родной для себя Галаадской земле. С позиции сегодняшнего дня трудно дать исчерпывающую оценку деятельности того или иного человека. Но что отличает, всё же, фигуру Иеффая, несмотря на его горячность, порывистость, неоправданные часто действия — это его открытое сердце. Нигде в хрониках мы не видим его строящим козни, перешептывающимся с кем-то, вынашивающим амбициозные планы. Он всегда говорил прямо и откровенно, будь-то с послами Израиля, аммонитянами или ефремлянами, или с собственной дочерью. Он ошибался и падал, но ошибался и падал не вследствие того, что строил кому-то козни и в ответ пожинал то же, подобно Авимелеху, но потому, что не имел терпения. Хотел решать дело Божье быстро и решительно, забывая, однако, порой, спросить совета у Бога. И именно это открытое сердце, лишённое лукавства и гордыни, позволило стать в конце-концов разбойнику из земли Тов судьёй Израиля и героем веры.