Часть I. Изучение Бога

1. Что такое богословие

Природа религии

Человек — удивительное и сложное существо. Он может решать встающие перед ним задачи в физическом мире, он обладает абстрактным мышлением и производит на свет необычайные по красоте творения живописи и музыки. Помимо этого, человек неисправимо религиозен. Где бы человек ни находился — независимо от культурной или географической принадлежности, с незапамятных времен до наших дней, — он всегда ищет религию.

Религия — казалось бы, всем известная вещь, но лишь немногие могут дать ей правильное определение. Но если возникают разногласия или, по крайней мере, даются разные определения той или иной сферы деятельности, сразу же встает вопрос, что либо этот предмет недостаточно изучен, исследован или обсужден, либо он слишком богат по содержанию и сложен, чтобы его можно было свести в рамки какого-то одного конкретного определения.

В различных определениях религии просматриваются общие черты. Прежде всего, вера в кого-то более высокого по сравнению с человеческим существом. Это может быть личный бог, или целый набор сверхъестественных существ, или силы природы, или какие-то определенные ценности, или человеческая раса как целое (человечество). Обычно проводится разграничение между святым и мирским (или светским). Это разграничение может распространятся на людей, на вещи, на места или обряды. Степень разграничения зависит от конкретной религии и преданности ей ее последователей (7) .

Религия обычно подразумевает наличие определенного взгляда на жизнь и на мир, то есть перспективу картины реальности в целом и концепцию соотношения человека с этой реальностью. Ритуальное и этическое поведение человека зависит от конкретной религии. Проявление таких чувств, как страх, вина, или отношение к таинственному предопределяются принадлежностью к той или иной религии. Восприятие реальности и реакция человека на нее превосходят его собственное понимание и выражаются в таких вещах, как преданность, поклонение и молитва (8) . Наконец, часто, но не повсеместно наблюдаются явления социального характера. Нередко возникают группы того или иного толка, объединяющиеся на основании общей религиозной или общественной принадлежности (9) .

Предпринимались попытки найти во всех религиях одну общую сущность. Например, в средние века на Западе религия рассматривалась как вера или догма. От иудаизма и индуизма христианство отличал иной набор верований. После Реформации считалось, что протестантское христианство от римско-католического отличается своими учениями (или догматами). Даже различия между протестантскими исповеданиями рассматривались в свете их концепций о роли божественного вмешательства и человеческой свободы, крещения, церковных структур и других подобных тем.

Вполне естественно, что в течение всего периода от раннего средневековья вплоть до XVIII века главными считались вероучительные вопросы. Философия была твердой и авторитетной дисциплиной, поэтому на первый план выдвигалась мировоззренческая сторона религии. И коль скоро бихевиоральные науки находились еще в зачаточном состоянии, относительно мало говорилось о религии как о социальном институте и о психологических аспектах религии.

Но с начала XIX века понимание положения религии начало смещаться. Фридрих Шлейермахер в своей работе «Речи о религии к образованным людям, ее презирающим» отверг представление о догме или этике как об основе религии. Шлейермахер писал, что религия есть чувство, причем как чувство вообще, так и чувство зависимости от бесконечного (10) . Эти взгляды получили развитие в феноменологическом анализе таких мыслителей, как Рудольф Отто, который писал о чувстве священного (the numinous) — осознании божественной силы (11) . Эти тенденции нашли продолжение и в религиозной мысли XX века, отвергающей логические категории и «рационализм» . «Религия Иисуса», получившая распространение в 70-х годах, была ярким примером упора на чувства.

Формулировки Шлейермахера явились в значительной степени ответом на труды Иммануила Канта. Хотя Кант был скорее философом, чем богословом, три его критические работы — «Критика чистого разума» (1781), «Критика практического разума» (1788) и «Критика способности суждения» (1790) — оказали огромное воздействие на философию религии (12) . В первой из них он отвергает возможность получения теоретических знаний о предмете без их воздействия на органы чувств. Тем самым у религии не остается возможности для приобретения истинного познания и она лишается когнитивного фундамента в обычном понимании (13) . По мнению Канта, религия, скорее, располагается в области практического разума. Он полагал, что Бог, законы и вечная жизнь необходимы как постулаты, без которых моральные нормы не могут функционировать (14) . Таким образом, религия переносится в область этики. Такой взгляд на религию применительно к христианскому богословию развил Альбрехт Ритчль, который писал, что религия есть сфера нравственных суждений (16) .

Как же нам относится к религии? Пo моему убеждению, религия вмещает в себя все — веру и догму, чувства и отношения, образ жизни и нормы поведения. Христианство отвечает всем этим критериям религии. Оно — образ жизни, нормы поведения, жизненные устои. И все это относится не просто к уровню личного опыта отдельных индивидуумов, — это объединяет социальные группы. Христианство предполагает также определенные чувства, такие как чувство зависимости, любви, полноты жизни. И, разумеется, христианство включает в себя набор учений, определенней взгляд на реальность и на себя и такое мышление, в котором жизнь обретает смысл.

Чтобы стать настоящим членом группы, названной по имени ее лидера, человек должен принять учение этого лидера. Например, последователь Платона так или иначе придерживается концепций Платона, марксист разделяет теории Карла Маркса. Более того, если образ жизни какого-то конкретного лидера неотделим от проповедуемого им учения, последователи обычно стремятся воспроизводить его черты. Но здесь надо различать внутренние (неотъемлемые) и внешние (случайные) признаки. Чтобы быть последователем Платона, не обязательно жить в Афинах и говорить на классическом греческом языке. Марксисту не обязательно быть евреем, работать в Британском музее или кататься на велосипеде.

Равным образом, христианину не обязательно ходить в сандалиях, носить бороду или жить в Палестине. Но люди, называющие себя христианами, должны верить в то, чему учил Иисус, и действовать согласно Его заповедям, например: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». Если мы принимаем Иисуса Господом, это означает, что Он становится высшим авторитетом, управляющим всей нашей жизнью. Кто же такой христианин? Хорошее определение дал Джеймс Орр: «Тот, кто всем сердцем верит в Иисуса как Сына Божьего и тем самым предан многому другому. Он верен взгляду на Бога, на человека, на грех, на Искупление, на Божью цель в творении и истории, на человеческое предназначение — взгляду, который присущ только христианству» (16) .

Таким образом, можно вполне обоснованно считать, что верность принципам, которым учил Иисус, — неотъемлемая черта христианина, или последователя Христа. А изучение этих принципов — конкретная задача христианского богословия. Вера — еще не все христианство. Есть еще целый ряд эмоциональных переживаний, таких как любовь, смирение, поклонение. Есть установленные обычаи как нравственного порядка, так и обрядовые или чисто религиозные. В христианстве есть и социальные аспекты, связанные со взаимодействием с другими христианами в том, что обычно называют церковью, и с нехристианами в мире. Эти стороны христианства являются предметом исследований других дисциплин. Главная же задача христианского богословия — изучать, истолковывать и систематизировать учение Того, Чье имя носит эта религия.

Конкретный жизненный и религиозный опыт, в том числе приверженность догматическим верованиям, относится к первичному уровню сознания. Но есть и уровень размышлений над тем, что происходит на первичном уровне. Богословие — именно та дисциплина, которая занимается описанием, анализом, рассмотрением и систематизацией вероучительных положений. Таким образом, богословие по отношению к религии находится на втором уровне. С религией оно соотносится так же, как психология с человеческими чувствами, эстетика с произведениями искусства, политология с политикой.

Определение богословия

Учение или наука о Боге — хорошее предварительное или базовое определение богословия. Но Бог христианства — активное существо, поэтому такое определение сразу же требует расширения и включения в него Божьих дел и Его связи с ними. Следовательно, богословие должно также стремиться понять смысл Божьего творения, в частности человека, и Его искупительных дел в отношении человечества.

О том, чем занимается эта наука, можно сказать еще многое. Поэтому мы предлагаем более полное определение богословия: дисциплина, цель которой заключается в том, чтобы стройно и последовательно изложить учение христианской веры, основываясь прежде всего на Писании, в рамках общекультурного контекста» на понятном и современном языке, в связи с конкретными жизненными вопросами.

1. Богословие основывается на Библии. Его основной источник — канонические Писания Ветхого и Нового Заветов. Из этого не следует, что оно некритично черпает все свои тезисы из поверхностного понимания Писания. Оно пользуется методами библейского исследования. Но оно учитывает и другие проявления истины в рамках общего Божьего откровения.

2. Богословие носит систематический характер. Оно основывается на Библии в целом. Оно использует не отдельные изолированные тексты в отрыве друг от друга, а наоборот, старается увязать разные места между собой, объединить различные положения в гармоничное, единое целое.

3. Богословие не отгораживается от науки и культуры. Свои представления о творении, например, оно пытается соотнести со взглядами современной науки (точнее, с такими дисциплинами, как космология), свои представления о человеческой природе — с пониманием личности современной психологией, свою концепцию о провидении со взглядами философов-историков.

4. Богословие должно быть современным. Хотя оно изучает вопросы, относящиеся к вечности, язык, понятия и мышление должны иметь смысл в контексте современности. Но здесь кроется опасность. Некоторые богословские течения, пытаясь дать ответы на проблемы современности, представляют библейские материалы в таком виде, что фактически искажают их. Поэтому мы слышим предостережения об опасности модернизации Иисуса» (17) . И эта опасность вполне реальна. Но с другой стороны, попытки не уподобляться в изображении Иисуса либералам XIX века нередко приводят к тому, что Его послание преподносится в такой форме, что человеку XX века надо обладать мышлением первого века, чтобы понять его. В результате нашего современника учат решать проблемы, которых давно уже не существует. Следовательно, надо избегать и противоположной опасности — «опасности архаизации самих себя» (18) .

Для донесения послания имеет значение не просто использование современного мышления. Христианское послание должно относиться к вопросам и проблемам сегодняшнего дня. Но и здесь надо проявлять осторожность и не слишком связывать себя приверженностью только к определенным вопросам. Если настоящее отличается от прошлого, то и будущее будет отличаться от настоящего. Богословие, слишком привязанное к непосредственному настоящему («сегодняшний день» и ничего больше), подвержено опасности преждевременного старения.

5. Наконец, богословие должно быть практическим. Под этим мы имеем в виду не практическое богословие в техническом смысле (то есть, как проповедовать, наставлять, евангелизировать и т.д.), мы имеем в виду, что богословие связано с жизнью, а не только с верой. Христианская вера может помогать нам в практических заботах. Павел, например, заверив во втором пришествии, затем говорит: «Итак утешайте друг друга сими словами» (1 Фес. 4:18). Но следует отметить, что богословие в первую очередь должны интересовать не практические стороны. Практические результаты применения учения — следствие его истинности, а не наоборот.

Расположение систематического богословия на богословской карте

«Богословие» — широко распространенный термин. Следовательно, нам надо точнее определить смысл, который мы в него вкладываем. В самом широком смысле данное слово охватывает все предметы, изучаемые в богословских школах. В этом значении оно включает в себя такие разные предметы, как изучение Ветхого Завета, Нового Завета, церковной истории, систематическое богословие, проповедь, христианское воспитание и наставничество. В более узком смысле этот термин означает предметы, связанные с конкретным догматическим характером христианской веры. Это такие дисциплины, как библейское богословие, историческое богословие, систематическое богословие и философское богословие. В это определение не входит изучение истории церкви как института, истолкование библейского текста или методы христианского служения. Из этого набора богословских предметов (библейское богословие, историческое богословие и т.д.) мы можем выделить систематическое богословие. Именно в этом смысле термин богословие и будет использоваться в данной книге (если нет иных указаний). Наконец, систематическое богословие включает в себя различные дисциплины — библеистику, антропологию, христологию и собственно богословие (или учение о Боге). Дабы избежать путаницы, в случаях, когда имеется в виду последняя из перечисленных дисциплин, мы будем использовать выражение «учение о Боге». Рис. 1 дает наглядное представление о взаимосвязи между различными разделами богословия.

Рис. 1. Разновидности богословия

Систематическое богословие и библейское богословие

Рассматривая отношение систематического богословия к другим вероучительным дисциплинам, мы обнаруживаем тесную взаимосвязь между систематическим и библейским богословием. Богослов-систематик зависит в своей работе от экзегетов.

Следует различать три значения выражения «библейское богословие». Библейское богословие можно рассматривать как движение под этим названием, возникшее в 40-х гг., достигшее апогея в 50-х гг. и сошедшее на нет в 60-х гг. нашего века (19) . У этого движения было много сходных черт с неоортодоксальным богословием. Многие его основополагающие концепции подвергались резкой критике, в частности со стороны Джеймса Барра в книге «Семантика библейского языка» (20) . Закат движения библейского богословия описан Бревардом Чайлдзом в книге «Кризис библейского богословия» (21) . Сейчас становится ясным, что несмотря на название, движение это не всегда было истинно библейским. Фактически, в некоторых своих проявлениях оно было абсолютно небиблейским (22) .

Второе значение библейского богословия — богословское содержание Ветхого и Нового Заветов или богословие, которое извлекается из библейских книг. К этому определению библейского богословия существует два подхода. Первый подход — чисто описательный — отстаивает Кристер Стендаль (23) . Это просто изложение богословских взглядов Павла, Иоанна и других авторов Нового Завета. В том смысле, что такой подход систематизирует религиозные воззрения первого века, его можно рассматривать как систематическое богословие Нового Завета. (Те, кто видит у этих авторов большие расхождения, говорят о «богословиях» Нового Завета.) По сути, это то, что Иоганн Филипп Габлер назвал библейским богословием в широком смысле или «подлинным» библейским богословием. Габлер писал также об ином подходе, а именно о «чистом.» библейском богословии, которое заключается в выделении и изложении неизменных библейских учений, пригодных для всех времен. При таком подходе эти учения очищаются от случайных напластований, с которыми они представлены в Библии (24) . Сегодня мы можем назвать это различием между описательным и нормативным библейским богословием. Следует, однако, отметить, что ни один из этих подходов нельзя считать вероучительным или систематическим богословием, поскольку в их рамках не предпринимается попыток изложить эти неизменные истины в форме, доступной для понимания в наши дни. Бревард Чайлдз высказал мысль, что именно в этом направлении библейское богословие должно двигаться в будущем (25) . Именно это второе значение библейского богословия, будь то в «подлинном» или «чистом» варианте, следует иметь в виду, когда выражение «библейское богословие» будет встречаться в этой книге.

Последнее значение выражения «библейское богословие» — это просто библейское богословие, основанное на библейских учениях и верное им. В этом смысле правильное систематическое богословие и есть библейское богословие. Оно не просто строится на библейском богословии, оно само — библейское богословие. Наша цель — систематическое библейское богословие. Наша цель — «чистое» библейское богословие (во втором значении), приведенное к требованиям наших дней. Богослов-систематик пользуется плодами работы библейских богословов. Библейское богословие — это сырье, с которым работает богослов-систематик.

Систематическое богословие и историческое богословие

Историческое богословие — это изучение развития богословия за века церковной истории. Если богословие Нового Завета считать систематическим богословием первого века, то историческое богословие, в свою очередь, занимается исследованием систематических богословии, которые разрабатывались и отстаивались различными учеными в ходе церковной истории. Историческое богословие может строиться на двух основных принципах. Первый подход — изучение богословия определенного периода, определенного богослова или богословской школы по главным вероучительным вопросам. Таким образом, богословие каждого века или периода рассматривается поочередно (26) . Такой метод можно назвать синхронным. Второй подход заключается в изучении истории определенного учения (или нескольких учений) за весь период церковной истории (27) . Этот метод можно назвать диахронным. Например, можно изучить историю догмата об Искуплении с библейских времен до наших дней. Затем таким же путем можно рассмотреть учение о церкви. Этот последний метод организации исследований в историческом богословии часто называют историей догматов, а первый подход — историей христианской мысли.

Богослов-систематик извлекает большую пользу от изучения исторического богословия. Прежде всего, это развивает самоосознание и самокритичность, помогает лучше видеть собственные пристрастия. Библию (или любой другой материал) все мы изучаем с собственных позиций, зависящих от исторических и культурных условий, в которых мы находимся. Если мы не сознаем этого, то все пропускаем через фильтр своего понимания (или предрасположенности). Истолкование наступает уже на уровне восприятия. Вопрос заключается в том, как контролировать эту предрасположенность и направлять ее в нужное русло, чтобы она не искажала материал с которым мы работаем. Если мы знаем о своих пристрастиях, мы можем сознательно перебороть их. Но как узнать, что наше восприятие истины — это всего лишь наша предрасположенность, а не сама истина? Один из методов — изучение различных истолкований и объяснений в различные эпохи церковной истории. Оно показывает, что существуют альтернативные варианты восприятия тех или иных вещей. Оно помогает также понять, как культурная среда воздействует на мышление человека. При изучении христологических формулировок IV и V веков можно увидеть влияние греческой метафизики на их разработку и развитие. Но в то же время человек может видеть это и все равно не понимать, что его собственное истолкование библейских материалов о личности Христа (равно как и его собственное истолкование христологии IV века) подобным же образом предопределяется современной интеллектуальной средой. В таком случае это уже интеллектуальная близорукость (28) . Изучение влияния культурной среды на богословское мышление в прошлом должно привлечь наше внимание к тому, что происходит с нами сейчас.

Вторая ценная сторона исторического богословия заключается в том, что оно помогает нам проводить богословские изыскания, используя опыт ученых прошлого. Применение Фомой Аквинским метафизики Аристотеля для формулировки учения о христианской вере весьма поучительно в том смысле, что показывает пример, как мы можем использовать современные идеологии для выражения богословских концепций. Богословские изысканий Жана Кальвина, Карла Барта или Августина могут служить хорошей моделью и вдохновлять нас в работе.

В-третьих, историческое богословие может помочь в оценке той или иной современной концепции. Зачастую бывает трудно сразу разглядеть скрытый смысл определенной теории. Но нередко у идей, кажущихся сегодня новыми, были уже предвестники в ранние периоды церковной жизни. Например, при анализе воззрений свидетелей Иеговы на личность Христа полезно обратиться к учению Ария в четвертом веке, чтобы увидеть, к чему оно привело. История — богословская лаборатория, в которой можно проверять принимаемые или рассматриваемые теории (29) . По словам Джорджа Саянтаны, люди, не желающие учиться на ошибках прошлого, неизбежно повторяют их. При внимательном рассмотрении некоторых «новых» идей в свете церковной истории мы обнаруживаем, что они — всего-навсего старые концепции, облаченные в новые одежды. Человеку не обязательно быть приверженцем теории циклического развития истории (30) , чтобы согласиться с автором книги Екклесиаста, что нет ничего нового под солнцем (Ек. 1:9).

Систематическое богословие и философское богословие

Систематическое богословие пользуется также разработками философского богословия (31) . По мнению богословов, философия или философия религии оказывает им помощь по трем основным направлениям: 1) придает богословию содержание, 2) защищает богословие или устанавливает его истинность, 3) критически исследует его концепции и аргументы. В XX веке Карл Барт подверг резкой критике первое из этих положений и в значительной степени второе. Его реакция относилась к тому типу богословия, которое практически стало философией религии или натурбогословием. В то же время влиятельная школа аналитической философии ограничила свою работу лишь третьим направлением. Именно в этом заключается наибольшая ценность философии для богослова: в тщательном анализе смысла терминов и положений, используемых в богословских работах, в критическом разборе аргументации и в придании посланию большей ясности. По мнению автора этой книги, философия в определенной мере выполняет и вторую функцию, давая оценку истинности положений, выдвигаемых богословием, и подводя определенный фундамент для принятия послания. Таким образом, философия в какой-то степени помогает решению задач, стоящих перед богословием (32) . В то же время, хотя философия, наряду с другими научными дисциплинами, может вносить свой вклад в понимание богословских концепций с точки зрения общепринятых воззрений, этот вклад несоизмерим с откровением, которое мы находим в Библии.

Потребность в богословии

Но, в сущности, есть ли особая потребность в богословии? Я люблю Иисуса, разве этого мало? Действительно, у богословия есть определенные недостатки. Оно усложняет христианское послание, делая его запутанным и трудным для восприятия простым человеком. Оно вроде бы даже затрудняет донесение христианской истины, а не помогает этому. Разве богословие не разделяет тело Христово, церковь, вместо того чтобы объединять его? Сколько произошло конфессиональных разделений из-за разного понимания и разных взглядов по несущественным вопросам. Итак, нужно ли богословие и приносит ли оно пользу? Исходя из некоторых соображений, ответ на эти вопросы — «да».

1. Богословие необходимо, поскольку правильные вероучительные представления крайне важны для взаимоотношений между верующим и Богом. Одно из этих представлений относится к бытию и характеру Бога. Автор Послания к евреям, имея в виду людей, угодных Богу, подобных Авелю и Еноху, пишет: «А без веры угодить Богу невозможно, ибо надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть, и ищущим Его воздает» (Евр. 11:6). Этими словами автор не хочет сказать, что приходящий к Богу будет отвергнут из-за недостатка веры, это означает, что нельзя даже пытаться приблизиться к Богу без веры в Него.

Вера в Божественность Иисуса Христа также крайне важна для этих отношений. Когда Иисус спросил учеников, что люди думают о Нем, Он задал и другой вопрос: «А вы за кого почитаете Меня?» Петр ответил: «Ты — Христос, Сын Бога Живого». Этот ответ удовлетворил Иисуса (Мф. 16:13-19). Теплого, положительного чувства к Иисусу недостаточно. Человек должен обладать правильным пониманием и верой. Равным образом, важно и понимание человечности Иисуса. Иоанн восстал против тех, кто заявлял, что Иисус не стал настоящим человеком. Эти «докетики» утверждали, что Иисус лишь казался человеком, что Его человечность была только внешней. Иоанн же отстаивал важность веры в человечность Иисуса Христа: «Духа Божия (и духа заблуждения) узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога; а всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога» (1 Ин. 4:2-3). Наконец, в Рим. 10:9-10 Павел напрямую связывает веру в воскресение Христа (которое, следует отметить, является как историческим событием, так и догматом) со спасением: «Ибо, если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься; потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению». Это всего лишь некоторые примеры, показывающие, насколько важно сохранять истинную веру. Поэтому богословие, определяющее и устанавливающее истинную веру, имеет очень большое значение.

2. Богословие необходимо, поскольку истина и опыт взаимосвязаны. Кое-кто может отрицать эту взаимосвязь или, по крайней мере, ставить ее под вопрос, но в долгосрочном плане она так или иначе даст о себе знать. Отпавший человек может кричать перед каждым окном на своем пути: «Я хороший», — и даже думать о себе так, но в конечном счете конкретные факты приведут его к осознанию реальности. Мы можем вести счастливую жизнь часами или днями, не зная, что любимый нами человек умер, но истина все равно предстанет перед нами. Наш опыт в конечном счете предопределяется истинами христианской веры, поэтому нам надо научиться тому, как держаться за них.

3. Богословие необходимо, поскольку в наше время существует множество его заменителей. Есть много мирских суррогатов, в том числе гуманизм, представляющий человека высшей ценностью, есть и научный метод, пытающийся найти истину без божественного откровения. Марксизм во множестве своих проявлений и со своими поползновениями удовлетворения наиболее насущных человеческих потребностей открыто противостоит христианскому мировоззрению. Когда-то казавшуюся незыблемой западную цивилизацию подрывают теперь и другие религии. Речь уже идет не только об экспорте с Востока в США автомобилей, электроники и других товаров. Восточные религии начинают захватывать то, что раньше казалось исключительным владением христианства. Ислам тоже подрывает веру западных людей. Поднимают голову и многие квазирелигии. Появляются бесчисленные системы психологической помощи. Разновидности культов уже не ограничиваются известными названиями (свидетели Иеговы, мормоны и т.д.). Появились группы, которые буквально воздействуют на психику и промывают мозги, привлекая последователей для борьбы с христианством. Наконец, разногласия и противоречия существуют и в самом христианстве.

Решение этого вопроса состоит не просто в определении того, какие взгляды являются ложными и как с ними бороться. Государственное казначейство учит своих сотрудников распознавать поддельные банкноты, не заставляя их изучать фальшивки, а предоставляя им возможность работать лишь с настоящими деньгами. Кассиры смотрят на них, изучают их, ощупывают их. И когда им попадается фальшивка, они сразу же видят ее.

Точно так же правильное понимание основополагающих учений христианства помогает разобраться в путанице, создаваемой людьми, просто декларирующими свою веру.

Исходный пункт богословия

Богослов, ставящий перед собой задачу систематического анализа христианского богословия, очень скоро сталкивается с дилеммой, относящейся к исходному пункту богословия. Начинается ли оно с определения представления о Боге или с изучения природы и способов нашего познания Его? Применительно к нашей задаче вопрос звучит так: с чего следует начинать — с догмата о Боге или с догмата о Писании? С одной стороны, если мы начинаем с Бога, встает вопрос: как мы можем сказать о Нем что-либо определенное, не рассмотрев природу откровения о Нем? С другой стороны, если мы начинаем с Библии или с другого источника откровения, то это заведомо предполагает существование Бога и подрывает ее значение как откровения. Дилемма, с которой сталкивается богословие, не отличается, в сущности, от философской проблемы приоритета метафизики или эпис-темологии. С одной стороны, нельзя проводить исследование предмета, не определив метод познания. С другой стороны, метод познания в значительной степени зависит от природы изучаемого объекта.

Первого варианта — начинать исследование с Бога, а не с Писания — придерживаются многие традиционные богословские течения. Некоторые из них начинают с того, что просто используют Писание для определения сущности Бога, не формулируя учения о самом Писании. Возникающие при этом проблемы вполне очевидны. Более распространенный подход заключается в установлении бытия Бога на основе небиблейских источников. Классический пример тому — систематическое богословие Огастаса Хопкинса Стронга (33) . Свое богословие он начинает с Бога, но не представляет доказательств Его существования. Вместо этого он выдвигает идею, что Бог есть изначальная истина. Понимание этого — рациональная интуиция. Это не знание, записанное в душе, а допущение, причем настолько сильное, что все остальное знание основывается на нем. Оно проникает в сознание в результате чувственного восприятия, но не исходит от этого восприятия. Оно есть у каждого человека, его невозможно опровергнуть, его нельзя осознать или доказать с помощью каких-то доводов. В других своих проявлениях этот подход использует более эмпирические формы натурбогословия. Фома Аквинский утверждал, что существование Бога может быть доказано чистым разумом без помощи какого-то внешнего авторитета. На основе своих наблюдений он сформулировал пять доказательств бытия Бога (например, доказательство, основывающееся на движении и изменении, доказательство, исходящее из наличия порядка во вселенной и т.д.). Эти доказательства были сформулированы независимо от библейского откровения и не основывались на нем (34) .

Обе разновидности этого подхода — рациональная и эмпирическая — следуют обычно такой схеме:

1. Бог существует (этот факт либо принимается как изначальная истина, либо устанавливается эмпирическими доказательствами).

2. Бог особым образом раскрыл Себя в Библии.

3. Это особое откровение можно исследовать для познания того, что раскрыл Бог.

Но такой подход связан с некоторыми проблемами. Прежде всего, второе утверждение не обязательно вытекает из первого. Должны ли мы верить, что Бог, в Чьем существовании мы убеждены, раскрыл Себя? Деисты так не думали. Настоящим аргументом может быть не просто бытие Бога само по себе, но и то, что Он обладает такими чертами, которые дают нам полное основание ожидать от Него откровения о Себе.

Другая проблема относится к личности этого Бога, существование Которого установлено. Считается, что это тот самый Бог, раскрывший Себя в Писании. Но так ли это? Многие другие религии заявляют, что бог, существование которого устанавливается таким образом, это бог, раскрывший себя в их священных писаниях. Кто прав? Бог, бытие которого определено в пяти доказательствах Фомы Аквинского, — тот же самый, что Бог Авраама, Исаака и Иакова, или нет? Ведь у Последнего налицо ряд качеств и черт, которыми первый не обязательно обладает. Разве не очевидна необходимость еще одного доказательства, а именно, что бог, бытие которого установлено, и Бог Библии — одна и та же личность? И кроме того, является ли бог, чье существование доказывается различными аргументами, одним и тем же существом? Может быть, пять доказательств Фомы Аквинского относятся не к одному богу, может быть, каждое из этих доказательств относится к разным богам — творцу, конструктору, движителю истории и т.д. Таким образом, при обычной схеме, когда сначала устанавливается бытие Бога, а затем представляются доказательства сверхъестественного характера Библии, возникает логический разрыв.

Альтернативный подход заключается в рассмотрении сначала особого откровения — Библии. Сторонники этого подхода обычно скептически относятся к возможности любого другого познания Бога, кроме как через Библию и явление Христа: без особого откровения человек не может знать, что Бог существует, и понять, каков Он. Так, Карл Барт отвергал любой тип натурбогословия. Свою «Церковную догматику» сразу после предисловия он начинает с рассмотрения Слова Божьего, а не с догмата о Боге. В первую очередь его занимает вопрос, что есть Слово Божье, и лишь затем, — как познается Бог в свете этого откровения. Он начинает не с Бога и не относит откровение, обусловленное Его природой, на второй план (35) . Современный пример такого подхода можно найти в книге Дейла Моуди «Слово истины». Введение в основном представляет собой исторический обзор богословия. Значительная часть книги посвящена откровению. Определив природу откровения, Моуди рассматривает вопрос о том, каким раскрыл Себя Бог (36) .

При таком подходе проблема заключается в трудности определения сути откровения без предварительного определения сущности Бога. Откровение трансцендентного Бога может значительно отличаться от откровения имманентного Бога, действующего в мире через «естественные» процессы. Если Бог — верховное существо, держащее все под Своим контролем, Его откровение будет иным по сравнению с тем случаем, если Он допускает определенную степень человеческой свободы. В первом случае каждое слово Писания надо рассматривать как абсолютную Божью волю, во втором же случае все можно воспринимать не столь буквально. Иными словами, истолкование Библии может строиться на понимании Бога.

Следующая проблема этого подхода — можно ли вообще рассматривать Писание как откровение? Если мы еще не определили сущность Бога, есть ли у нас основания считать Библию чем-то более высоким по сравнению с обычной религиозной литературой? Если мы так или иначе не доказали сверхъестественное происхождение Библии, ее можно рассматривать просто как сборник религиозных воззрений различных авторов. Ведь вполне возможно построить целую науку на вымышленных мирах или лицах. Можно, например, заняться детальным изучением Страны Чудес Льюиса Кэрролла. Но существуют ли реально такие места и такие люди? Можно предпринять и глубокое исследование единорогов на основании существующей литературы о них. Но вопрос в том, есть ли вообще такие существа. То же относится к богословию, которое, не установив предварительно существования Бога, начинает изучать то, что Библия говорит о Нем, и рассматривать другие богословские вопросы. У этих вопросов может не быть никаких объективных оснований и никакой реальности за пределами данной литературы (Библии), в которой одной они и обсуждаются. Систематическое богословие в данном плане ничем не отличается от систематического исследования единорогов.

Есть ли выход из этого тупика? Мне кажется, что есть. Надо начинать не с Бога или Библии, не с объекта познания или средства познания, надо начинать сразу с того и другого. Надо не пытаться доказывать поочередно одно или другое, надо сразу принять оба основополагающие положения, а затем разрабатывать вытекающие из них знания и устанавливать истину.

На этой основе Бог и Его откровение становятся неразрывными, — то есть самораскрытие Бога принимается как исходное допущение. Такого подхода придерживается ряд консервативных исследователей, рассматривающих намеренное или достаточное Божье откровение, не строя предварительно натурбогословских доказательств Его бытия. Итак, исходным пунктом может быть нечто вроде этого: «Существует любящий, всемогущий, святой, всеведущий триединый Бог, раскрывший Себя в природе, истории, человеческой личности и в тех словах и делах, которые записаны в каноническом Писании Ветхого и Нового Заветов» (37) . Исходя из этого постулата, мы можем начать разработку целой богословской системы, основываясь на содержании Писания. И эта система в свою очередь станет фундаментом мировоззрения, которое, как и все другие, должно пройти испытание истиной. Даже если отдельные ее части нельзя доказать безотносительно ко всему остальному, система в целом может быть испытана и проверена.

Богословие как наука

Можно ли богословие считать наукой, и если да, то что это за наука? Иными словами, относится ли богословие к сфере знаний и в каком смысле?

До XIII века слово наука на богословие не распространялось. Термину scientia (наука) Августин предпочитал термин sapientia (мудрость). Науки рассматривают мирские понятия, мудрость же относится к вечности, прежде всего к Богу как к высшему ее проявлению. Наука и знание могут вести к мудрости. Но для этого истины, приобретенные какой-либо наукой, должны соответствовать высшей цели. Таким образом, мудрость, в том числе философская или богословская, служит организующим началом для приобретения знания (38) .

Благодаря Фоме Аквинскому богословие начали рассматривать как царицу наук. Сам он утверждал, что это производная наука. Есть науки, основывающиеся на принципах, постигаемых природным умом, например математические дисциплины. Есть также науки, основывающиеся на более высоких принципах. Сочинение музыки, например, имеет в своем основании простые арифметические принципы. В силу того же критерия богословие — это наука, поскольку оно основывается на принципах, раскрытых Богом (39) . Но оно выше других наук. Обычная наука носит частично умозрительный и частично прикладной характер. Богословие превосходит другие науки своей большей надежностью, поскольку оно основывается на свете божественного знания, которое нельзя затуманить, в то время как другие науки исходят из природного человеческого разума, склонного к заблуждениям. Его суть относится к вещам, превосходящим человеческое понимание, поэтому оно стоит выше всех других умозрительных наук, рассматривающих вопросы, доступные человеческому уму. Оно выше всех практических наук, поскольку ведет к вечному счастью, к которому ни одна из других наук не может даже приблизиться (40) .

По мере развития того, что мы называем естественными науками, стало постепенно видоизменяться и само понимание науки — для возведения какой-либо дисциплины в ранг науки стали применяться более строгие критерии. В частности, наука теперь сводится к изучению объектов, доступных разумному познанию, с применением «научного метода», который подразумевает экспериментальную проверку чисто индуктивной логики наблюдением и опытом. В таком понимании богословие вряд ли может считаться наукой, поскольку имеет дело с сверхчувственными понятиями (41) . Но в таком же положении находятся и многие другие науки. Психоанализ Зигмунда Фрейда ненаучен, поскольку никто не может оценить или измерить такие понятия, как «я» или «оно». Пытаясь выглядеть научными, многие гуманитарные дисциплины стремятся стать бихевиористскими, основывая свои методы, цели и выводы на наблюдениях, оценке и опыте, а не на интроспективном познании. От всех научных дисциплин ожидают подчинения таким нормам.

Таким образом, перед богословием стоит дилемма. Ему надо либо совершить переоценку, чтобы соответствовать критериям науки, либо заявить о своей уникальности, не отвечающей научным нормам, тем самым отказавшись от претензий на научность и практически от претензий на обладание знанием объективной реальности (то есть реальности, существующей независимо от исследователя).

Карл Барт твердо выступал за автономию богословия. Он указывал на шесть критериев Генриха Шольца, которым должно отвечать богословие, чтобы быть Wissenschaft (42) . 1) Богословие должно быть свободным от внутренних противоречий; 2) в его тезисах должны быть четкость и единство; 3) его положения должны быть проверяемыми; 4) в нем не должно быть ничего, противоречащего физическим и биологическим законам; 5) оно должно быть свободным от пристрастий; 6) его положения должны поддаваться разбивке на аксиомы и теоремы и доказываться на этой основе. Первый из этих критериев Барт принимал частично, остальные же просто отвергал. Он писал: «Нельзя отступить ни на йоту, не предав богословие». Но оно все равно должно называться «наукой», поскольку, как и все науки, богословие: 1) представляет собой человеческое усилие по достижению знания; 2) следует определенному поступательному пути к знанию; 3) объяснимо и понятно для всех, кто делает усилие по его изучению и готов следовать этому пути (43) .

«Что же нам сказать о богословии как науке? Во-первых, следует отметить, что определение, сводящее науку практически только к естественным дисциплинам и ограничивающее знание наукой, выглядит слишком узким.

Во-вторых, если мы принимаем традиционные взгляды на природу познания, богословие выглядит вполне научным. 1) У богословия есть определенная область изысканий — прежде всего откровение Бога о Себе. 2) Богословие занимается вполне объективными вопросами. Оно не просто выражает субъективные чувства богослова или христианина. 3) У него есть определенная методология исследования своей темы. 4) У него есть метод проверки своих предположений. 5) Между отдельными его положениями существует взаимосвязь.

В-третьих, богословие в определенной мере исповедует те же принципы, что и другие науки. 1) Богословие основывается на определенных принципиальных положениях или аксиомах. В частности, оно принимает те же каноны логики, что и другие дисциплины. 2) Оно подразумевает взаимопонимание между учеными. Мысли, наблюдения и исследования одного богослова воспринимаются другими. 3) Богословие, во всяком случае в определенной мере, использует методы других наук. По своей методологии оно особенно схоже с исторической наукой, поскольку рассматривает исторические события, и с философией, поскольку связано с метафизикой. 4) Его тематика перекликается с объектами исследования других дисциплин. Следовательно, те или иные его положения могут быть подтверждены или опровергнуты естественными, бихевиоральными или историческими науками.

В то же время у богословия свое неповторимое положение. Оно занимается уникальными исследованиями или исследованиями обычных вещей, но уникальным образом. Как и у многих других наук, предмет его исследования — человек, но оно смотрит на человека совершенно в ином свете. Оно рассматривает Божье откровение о человеке, это его собственная тема. Оно изучает также человека во взаимосвязи с Богом, то есть в тех рамках, в которых этим не занимается ни одна другая наука.

Почему Библия?

Следует, однако, задаться вопросом, почему Библия должна быть первоисточником и критерием нашего понимания христианского богословия или даже самого христианства. Для этого надо глубже рассмотреть природу христианства.

Любая организация или ассоциация имеет свои цели, задачи и основополагающие принципы. Обычно они формулируются в уставе или ином подобном документе, регламентирующем форму и функции организации и устанавливающем требования к ее членам. Если речь идет о юридически зарегистрированной организации, эти нормы действуют до тех пор, пока они не изменяются людьми, имеющими для этого права и полномочия.

Христианство — не организация как таковая. Хотя оно принимает организационные формы, движение, известное под названием христианства, остается все же движением, а не организацией. Поэтому, хотя местные церкви могут устанавливать требования для своих членов, вселенская церковь должна следовать другим принципам.

Из самого названия явствует, что христианство — движение последователей Иисуса Христа. Таким образом, по логике, для установления, во что верить и что делать, — иными словами, что значит быть христианином, нам надо обратиться к Нему. Но, кроме Библии, у нас очень мало другой информации относительно того, чему Иисус учил и что Он делал. Исходя из предположения о надежности Евангелий как источника исторической информации (об этом мы поговорим позже), сведения о жизни Иисуса и Его учении мы должны черпать из них. Книги, которые Иисус признавал (те книги, которые мы называем Ветхим Заветом), следует рассматривать как еще один источник верных сведений. Если Иисус учил, что истина будет продолжать раскрываться, это также надо принимать во внимание. Если Иисус называл Себя Богом и если это так, то, разумеется, ни один человек не обладает властью отменить или изменить Его учение. Определяющими для нас являются положения, выдвинутые Самим Иисусом при основании движения, а не то, что говорят или чему учат другие люди, пусть даже называющие себя христианами.

Это относится и к другим учениям. Хотя могут быть отдельные переистолкования или переосмысления концепций основателя какой-либо школы, все же есть границы, за которые эти изменения не могут выходить, не теряя права носить то же имя. Например, томисты — это те, кто в целом придерживается учения Фомы Аквинского. Но когда в это учение вносится слишком много изменений, то такие взгляды называются уже неотомизмом. Обычно эти движения «нео» не выходят за пределы основного течения и духа вероучения основателя, но вносят в него значительные коррективы. На определенной стадии изменения могут стать настолько сильными, что движение уже нельзя рассматривать даже как «нео»-вариант оригинала. Посмотрите на споры марксистов о том, кто из них — подлинные марксисты, а кто — ревизионисты. После Реформации в лютеранстве произошел раскол между собственно лютеранами и последователями Филиппа Меланхтона.

Этим мы не хотим сказать, что учения должны поддерживаться в тех же самых формах выражения, в каких они излагались в библейские времена. Верность Библии не означает, что надо просто повторять слова Писания точно так, как они были записаны. Более того, даже точное повторение слов Писания может сделать послание небиблейским. Библейская проповедь должна состоять не просто из набора цитат Писания. Она должна истолковывать, пересказывать, анализировать и синтезировать материалы применительно к конкретной ситуации. При донесении библейского послания надо показывать, что Иисус (Павел и т.д.) сказали бы сегодня в этой ситуации. Ведь и сами Павел и Иисус не всегда передавали свое послание одинаково. Они учитывали характер аудитории и вносили небольшие изменения. Пример тому находим в посланиях Павла к римлянам и галатам, посвященных по сути одной теме, но написанных несколько по-разному.

Рассматривая Библию как главный и высший источник знания, мы тем самым не исключаем другие источники. В частности, Бог раскрыл Себя также в таких сферах, как природа и история (о чем учит сама Библия), поэтому мы с большой пользой можем исследовать и их для лучшего понимания основного откровения. Но по отношению к Библии это вторичные источники.