14. Смерть — конец или начало?

«Все, что знаю, это то, что должен умереть»,- говорит французский мыслитель Паскаль.

Правда, люди умеют ловко скрыть эту истину от своих глаз, они живут сегодняшним днем и куют планы, как будто этот мир — наш дом; тем не менее они не могут преодолеть сознания того, что все, что мы имеем и что делаем, с самого начала носит на себе клеймо тленности. Ничего нет вернее убежденности, что мы однажды должны умереть. Эта ненадежность нашего преходящего, хрупкого существования рождает жуткий вопрос о том, где, когда и как наступит смерть, которая, как бы парадоксально это не звучало, является единственно надежным в нашей жизни. Изо дня на день подтверждается слово Иова: «Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями.

Как цветок он выходит, и опадает; убегает, как тень, и не останавливается» (Иов. 14, 1-2). Смерть не уважает ни возраста, ни чина, ни славы, ни богатства. Она поражает в расцвете сил, она гасит пламя жизни усталого старца, она подходит к верующему и неверующему и не останавливается ни перед хижиной поденщика, ни перед дворцом короля. Она есть и остается «царем ужасов» (Иова 18, 14).

Тревожит не столько сам факт, что смерть постоянно стоит перед нами, как загадка, которую она задает нашему уму.

Что такое смерть и что следует за ней? Миллионы людей, цивилизованные и дикари, напрасно ломали головы над этим вопросом. Паскаль говорит: «О чем менее всего знаю — это смерть, которой я все же не смогу избежать». Не знаем ли мы этого на самом деле? В древней Фессалонике, нынешней Салонике найдены две старых гробницы, судя по внешнему виду, одного и того же времени. На одной гробнице нашли надпись: «Никакой надежды», а на другой: «Жизнь моя — Христос». Две надписи, два мировозрения.

Первое слово выражает отчаяние, другое вещает о божественной уверенности. Загадка, называемая смертью, имеет разрешение, если мы за ним обратимся к Творцу жизни.

Он Один полагающий начало и конец, держащий в Своей руке нити судьбы, может нам ответить на вопрос: «Почему!?» Он Один может также отменить рок смерти. Ведь только заблуждающийся разум в смерти может усмотреть освобождение. На самом деле человек всеми фибрами своего существа противится смерти.

Он восстает против нее, чтобы, наконец, все-таки в бессилии сдаться. Смерть наносит нашей жизни поражение, с которым мы не хотели смириться, но вынуждены это сделать. Поэтому Библия смерть называет врагом (1Кор. 15, 26). Смерть не была предусмотрена Богом для Своего творения, она проникла вместе с грехом первого человека (Быт. 2, 17). Смерть не конечный продукт естественного процесса, не произвольно нанесенная человеку обида; смерть — праведный приговор человеческому возмутителю, сознательно отлучившемуся от Источника Жизни: «Возмездие за грех смерть» (Рим. 6, 23). Этому неизменному закону подлежат все люди, потому что все согрешили. «Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и с грехом смерть, так и смерть перешла на всех человеков, потому что в нем все согрешили» (Рим. 5, 12).

Этот приговор настигает всего человека, ничего из его существа не может избегнуть смерти. Нелепо и не по христиански верить, что смерть поражает только тело, и что душа, якобы, не может умереть, потому что она бессмертна. По Св. Писанию один Бог бессмертен (1Тим. 6, 15-16). Через послушание первый человек мог стать участником божественного естества. Через непослушание же он лишился всякого вида на вечную жизнь.

На всего человека, Адама — на тело, душу и дух был направлен приговор: «Как бы он не простер руки своей и не взял также от дерева жизни и не стал жить вечно» (Быт. 3, 22), и «прах ты и в прах возвратишься» (Быт. 3, 19). При сотворении Богом человека, его существование было направлено по трем руслам бытия (1Фес. 5: 23). Нет отдельного существования духа от души, вне тела, потому что, во-первых, человеческое существование всегда связано с существованием тела (2Кор. 5: 1-2) и, во-вторых, душа и дух не представляют из себя отдельных и отделимых, бессмертных духовных существ, которые могли бы продолжить личное существование. Иными словами, «греческий дуализм» — спаренность смертного тела и бессмертной души — библейскому откровению совершенно чуждо.

Это видно хотя бы из того, что в Писании слово «душа» встречается около 800 раз, и ни разу оно не соединено с определением «бессмертна». Наоборот, душа ясно называется смертной (Числ. 23, 10).

Что же означают слова «душа» и «дух»? В библейско-богословском словаре Остерло-Энгеллянд об этом сказано: «Душа (психика) объединяет всю совокупность функций внутренней жизни (чувство, воля, познание, мышление).

Она физиологически полностью срослась с телом и не может вне его существовать. То, что человек обладает духом говорит, что его существование относится еще к другому измерению. Дух — не интеллект, не разум (для него Новый Завет имеет другое значение — «ноус»). Интеллект и разум функции души.

Напротив — «дух» обозначает личность человека в смысле его ответственности перед Богом, его личное предстояние перед Богом».

Поэтому, в момент смерти все жизненные функции приходят к своему концу. Существование человека прекращается. В Псалме 145, 4 мы читаем: «Выходит дух его, и он возвращается в землю свою; в тот день исчезают все помышления его». Последнее предложение — «исчезают помышления его» — указывает на то, что вместе с распадом тела в прах и психические функции гаснут. Только дух, называемый иногда дыханием или жизненной силой, свойственной всему животному миру, который следует ясно отличать от духа, как органа духовной жизни (Рим. 8, 16), возвращается к Богу.

Эта жизненная сила не имеет ничего общего с бессмертной душой греческой философии. Священное Писание говорит: «Участь сынов человеческих и участь животных — участь одна; как те умирают, так и умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом» (Еккл. 3, 19). Отсюда видно, что в момент смерти Бог отнимает дыхание жизни (Быт. 2, 7), данное при творении неживой материи, так что человек превращается в прах, из которого взят. Посему в Псалме сказано: «Отнимаешь дух их умирают и в персть свою возвращаются» (Пс. 103, 29). Так как ни один из трех составных элементов человека — тело, душа и дух — независимо от других существовать не может, так как человек целиком зависит от совокупности всех трех, то и не может быть спасения души независимо от тела.

Кто отождествляет безличную жизненную силу с бессмертной душой, тот должен верить и в предварительное существование души, потому что если духу дано продолжать после смерти независимое и сознательное существование, то нужно также принять, что он уже до вступления в тело существовал, как сознательное существо.

На самом деле многие философы со дней Платона бессмертие души связали с существованием ее до рождения. По этому учению следовало бы признать, что на небе находятся души и злых и добрых, так как ведь написано, что дух возвращается к Богу и ни к кому другому (Еккл. 12, 7). На такую фантазию не отважился самый ярый защитник бессмертия души. Библия решительно отвергает такие языческие измышления. Правда, человек обладает жизненной силой, и как личность он представляет из себя индивидуализированную жизнь; однако, как грешник, он полностью подвержен смерти. Итак, Св. Писание сохраняет среднюю линию между опасным идеализмом язычества, превращающим человека в бога — старой ложью сатаны: «умереть не умрете, но будете как боги» (Быт. 3, 4-5) с одной стороны, и тупым материализмом, рассматривающим жизнь, как продукт случайности, и не знающим надежды на вечную жизнь через воскресение — с другой стороны.

Понятия, переведенные в Ветхом и Новом Завете словами: тело, плоть, душа, дух, сердце, разум, совесть — всегда означают жизнь всего человека, дарованную ему Богом.

Если человек, как грешник, полностью обречен на смерть, то не может быть продолжения жизни сразу же после смерти. Писание состояние мертвых называет сном (Иоан. 11, 11-14). Мертвым уже не свойственны никакие жизненные функции (мышление, чувства, воля), поэтому они не могут вступить ни в какие сношения с живыми. «Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздания, потому что и память о них предана забвению; и любовь их и ненависть их и ревность их уже исчезли, и нет им более части вовеки ни в чем, что делается под солнцем» (Еккл. 9, 5-6). Эта же мысль приводится и в других текстах, как напр. в Псал. 6, 6; 29, 10; 87, 11-13; Ис. 38, 18; 63, 16; Пс. 113, 25.

Сознательное промежуточное состояние души между моментом смерти и воскресения, тем более в состоянии небесного блаженства, полностью противоречит вести апостолов и пророков. Надеждой верующих является не освобождение от тела, а освобождение тела (Рим. 8, 23). Так Павел желает не совлечь тело с душой, а облечься в новое тело при пришествии Христа (1Кор. 15, 51-53. 2Кор. 5, 1-2). Даниил утешается надеждой на воскресение, только тогда он получит жребий свой (Дан. 12, 13); этим же апостол язычников утешает скорбящих фессалоникийцев (1Фес. 4, 13-18), опечаленных разлукой с умершими.

Разве в этот момент не следовало бы указать на вознесение бессмертной души, вместо далекого пришествия Христа и связанного с ним воскресения верующих? Он твердо стоит на почве ветхозаветного откровения, согласно которому тело является творением Божьим, оно чудно сотворено, хотя теперь и повреждено грехом; но однажды оно будет обновлено. Учение Платона, по которому тело — зло, темница души, никак не вмещается в христианской вести. Умерщвление плоти, прославление девственности, воспевание смерти, как освободительницы души, переносящей ее в небесные чертоги,- все это заблуждения от начала до конца, как бы это красиво не звучало.

Мы хотя и готовы признать смерть тела, но полностью мы не сдаемся. В какой-то мере человек подобен Богу, в чем то он сам по себе здоров и не нуждается в исцелении от Бога. Не в этом ли причина насмешек надменных Афинян над Павлом, когда он говорил о воскресении тела? (Деян. 17, 32). Для Сократа смерть равнозначна жизни. Незадолго до своей смерти он воскликнул: «Принесите Эскулапу (богу врачевания) в жертву петуха!» В смерти он видел единственную возможность продолжительного исцеления, вечного освобождения. Для Павла же и других апостолов смерть — праведный и неизбежный суд Божий, который не останавливается перед душой и заслугами человека. Праведные не достигли еще совершенства у Бога (Евр. 11, 39-40), а неправедные еще не подвержены наказанию (2Фес. 1, 7-10). Все они, злые, добрые должны ожидать в гробах своих (Деян. 2, 29-34). Они дожидаются дня воскресения, дня надежды, но и суда, вечной жизни или вечного осуждения.

В течение первых веков мы в церковной истории находим следы этого учения до тех пор, пока в 3-4 веках не началось слияние христианства с язычеством, греческого учения о бессмертии с библейской истиной о воскресении. Еще во втором веке Юстин Мученик предупреждал: «Если встречаетесь с людьми, которые называют себя христианами, но отвергают воскресение мертвых и утверждают, что их души сразу после смерти будут приняты на небо, то не считайте их христианами». Однако учение греческой философии было так заманчиво, что с течением времени все больше и больше воспринимали от этого заблуждения до того, что христианская эсхатология (упование на будущее) вскоре оказалась беспредметной.

Ведь если человек сразу же после смерти подвергается индивидуальному суду, то день суда оказывается излишним. Библейско-богословский словарь Остерло и Энгеллянда поясняет: «В 3 веке эта платоническая вера в бессмертие проникла в католическую церковь, слилась с христианской верой в воскресение и на 5-м Латеранском соборе в 1515 году превратилась в церковный догмат; это учение привело к тому, что католическая этика со своим дуализмом тела и души высоко ценит чисто духовную жизнь духовенства и монашества за счет пренебрежения семейной жизнью и мирскими занятиями. Обычай заупокойных панихид и учение об очистительном огне также становится понятным с этой стороны».

Христианская антропология (учение о человеке) в настоящее время утратила свой библейский характер.

Как бы близка для многих христиан не была мысль о жизни сразу же после смерти, как бы ни была пропитана этим учением музыка и литература — нам должно быть ясно, что перед Богом мы можем устоять лишь в истине. Бог не принимает религиозного человека, а лишь библейского христианина. Мы нуждаемся в основательном очищении от всего языческого и философского. «Ранняя назидательная литература и церковные песни пропитаны этим,- говорит Герадус ван дер Леен. — Еще и сегодня утешение в доме скорбящих и на кладбище черпается из этого источника, а между тем эти понятия ничего общего с христианством не имеют — они чисто греческие и находятся в противоречии с сущностью христианского учения». Карл Барт категорически заявляет: «В чем заключается христианское упование в этой жизни? Жизнь после смерти? Душе, которая порхает, подобно мотыльку и где-то сохраняется, чтобы продолжать вечную жизнь? Так язычники представляли себе жизнь после смерти.

Но не в этом христианское упование». Нужно ясно представить себе, что здесь ставка абсолютна, речь идет о нашем будущем существовании, о гибельном заблуждении и спасительной истине; только тогда мы сможем оценить слово Павла: «Смотрите, братья, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу» (Кол. 2, 8). Сам по себе человек не имеет надежды победить смерть, потому что он лишен славы Божьей. Только по снисхождению Творца, по Его милостливому желанию открыть нам независимый от заслуг наших путь благодати может быть вечная жизнь. Невозможно описать состояние человека лучше, чем это сделано словами англиканской исповеди: «В нас нет силы…» Творение не достигает вечной жизни, она может быть ему подарена и действительно даруется, потому что оно создание Божье.

Притом Божье дело творения не завершено раз и навсегда. Божье дело творения продолжается, оно — вечное движение Его любви, нисходящей к человеку. Творение переходит в обновление, а обновление в воскресение, в воскресение от Бога.

Евангелие заключается в том, что верующий во Христа обретает вечную жизнь.

Этот дар надежен, залогом его является смерть Сына Божьего на кресте, «разрушившего смерть и явившего жизнь и нетление через благовестие» (2Тим. 1, 10). Слово «бессмертие» (афанасия) в Новом Завете встречается только в трех местах. Дважды в 1Кор. 15, 53-54 говорится о бессмертии человека.

Павел там говорит: «Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему — облечься в бессмертие» (2Кор. 15, 53). Из контекста видно, что здесь речь идет о вечной жизни через воскресение при Втором пришествии Христа; в этой же главе говорится: «Сеется в тлении, восстает в нетлении» (1Кор. 15, 42).

На этом торжественном уповании с самого начала сосредоточивались все надежды верующих. Страждущий Иов восклицает: «Я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восстановит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога» (Иов. 19, 25-26). Исаия пророчествует: «Оживут мертвецы Твои, воспрянут мертвые тела» (Ис. 26, 19). Даниилу возвещается: «А ты иди к своему концу, и успокоишься и восстанешь для получения твоего жребия в конце дней» (Дан. 12, 13). Для Иисуса воскресение было само собой понятной вещью (Иоан. 5, 28-29). То же относится к первой христианской общине (Евр.6, 2). Веруя в эту надежду тысячи мучеников отдавали свои жизни. Сознание, что Бог их воскресит в конце дней давало им мужество для жертвы. Миллионы верующих утешались этой надеждой перед лицом смерти. Что им давало такую уверенность? Прежде всего, вера во всемогущество Божье. «Неужели вы невероятным почитаете, что Бог воскрешает мертвых?»-вопрошает ап. Павел.

Во-вторых, эта уверенность зиждется на воскресении Иисуса Христа. Если Христос воскрес — а в этом не может быть сомнений, об этом свидетельствуют древние пророки, Сам Христос, Петр, апостолы, Иаков, брат Господень, более 500 братьев христианской церкви и апостол Павел — то воскреснем и мы, потому что Христос первенец и залог нашего воскресения. Без этого чуда наша вера была бы лишена основания и цели. Христианство без воскресения — это христианство без Христа и поэтому вовсе не христианство.

«Ибо если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то вера наша тщетна: вы еще во грехах ваших; поэтому и умершие во Христе погибли. И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков» (1Кор. 15, 16-19).

Нашему разуму не дано проникнуть в глубь этой тайны Божьей, но путем сравнения мы все же можем создать для себя представление об этом. Апостол Павел смерть и воскресение сравнивает с посевом и жатвой в природе (1Кор. 15, 36-38). Как семени надлежит сперва умереть и истлеть в земле, так и наше тело должно умереть и перейти в тление. Но силою солнца, воды и земли из семени образуется чудный плод.

Так и в воскресении. Слово Божье оживляет смертное тело. Воскресшее же тело это не первый умерший несовершенный организм; это новое, прославленное, далеко превышающее земное тело; новое тело относится к ветхому так, как роскошное растение к невзрачному семени.

Не столь важно нам понять механизм действия Божьего; важнее, чтобы мы верили в него и устраивали бы согласно этому действию свою жизнь.

Истинный христианин не знает страха смерти, кладбище для него не место отчаяния, потому что смерть еще не все! Христос победил смерть и мы можем стать соучастниками этой победы. Христос устранил ужас смерти, говоря: «Я живу и вы будете жить» (Иоан. 14, 19). Перед лицом могилы да будет только одна забота: «Примирен ли я с Богом?» Или, как говорит псалмопевец: «Научи нас так счислять дни наши, чтобы нам приобресть сердце мудрое» (Пс. 89, 12). Тогда мы не пропадаем, тогда скорби этого мира несравнимы с будущей славой, тогда сонм усопших только авангард великой Церкви Дня Воскресения.