Вы боитесь встретиться с Богом?

Вы боитесь встретиться о Богом?

— Да, ужасно боюсь!

— Почему?

Дело было в Шотландии. Могильщик стоял под дождем посреди кладбища, окружавшего древнюю церквушку, в которой он вдобавок заведовал воскресной школой.

— Потому что в Библии много ужасных рассказов.

Я задавал этот вопрос очень разным людям, проживающим на Британских островах. Я исколесил двадцать тысяч километров по этой прекрасной стране, стремясь понять, почему в ней, некогда столь христианской, ныне лишь немногие регулярно посещают церковь и исповедуют свою веру.

— Вы боитесь встретиться с Богом? — спросил я благочестивую даму, посвятившую свою долгую жизнь преподаванию Библии детям.

— Нет, совсем не боюсь.

— Почему?

— Потому что в Библии много прекрасных рассказов о Божией любви.

— А как быть с пугающими историями?

— Мы не задумываемся над жестокостью, которая есть в Писании. Мы стремимся подчеркнуть моменты свидетельствующие о любви.

— Ну а как быть с огненным озером из Книги Откровения?

— Нет, с детьми мы не рассматриваем последнюю книгу.

— Хорошо, а как быть с повествованием о потопе, где говорится, что Бог утопил всех, кроме восьми человек?

— Тут нет проблем. У детей острое чувство справедливости и им больше всего нравится, как Бог спас в ковчеге тех восьмерых.

Могильщика и преподавателя Библии нельзя отнести к тем британцам, которые, понимая христианство по-своему, в конце концов оставили его. Однако многих других именно «жестокость, которая есть в Писаниях», отвратила от Бога и церкви.

Я часто слышал разговоры об ужасах ада и о невозможности довериться богу, который, угрожая вечной мукой, требует повиновения.

— Боги других религий не так жестоки, как бог Ветхого Завета! слегка разгорячившись, жаловалась исполнительница шекспировских ролей. Она помнила только об ужасном боге своего детства и не знала другого, которому можно доверять.

Однако я всегда считал, что британцы — народ добрый, — и не ошибся. Для них до сих пор дом и семья — основа общества. Теплоту и дружбу, которую они когда-то обрели в церкви, многие теперь ищут в другом месте. И с удовольствием идут в пивную.

— Почему в церквях так пусто, .а в пивных полно народу?

— Наверное, обслуживание лучшее, — бойко ответил продавец мороженого, лондонский пенсионера Непринужденно опираясь на палку, он стоял неподалеку от заколоченной приходской церкви, которую вскоре надеялся купить и перестроить под жилой дом.

— Вы боитесь встретиться с Богом?

— А почему я должен бояться? Я ничего не боюсь. И потом, я всегда был порядочным человеком и ни разу не подтолкнул ближнего, когда он падал.

— Вы ходили в эту церковь, когда она работала?

— Я уже много лет в церковь не хожу. Я посещал воскресную школу, когда был маленьким, да и то меня заставляли.

— Кто заставлял?

— Мать!

Многие, как он, говорили, что ходили в воскресную школу по настоянию мам и бабушек. Однако потом они выросли, и многочисленные вопросы, так и оставшиеся без ответа, привели их к разочарованию — я часто слышал это слово — к разочарованию в Библии, церкви и Боге. В стране, которая так сильно способствовала распространению Писания во всем мире, владелец одного книжного магазина сказал:

— Если мне удается продать две Библии в год, я считаю, что дела идут хорошо!

Хотел бы верить

Однако, беседуя с отдельными людьми и с целыми семьями о их неверии, я видел, что, они явно тоскуют по Тому, Кому могли бы довериться, тоскуют о Боге, действия которого были бы им понятны.

— Бывает ли так, что иногда вам хочется верить?

— Да, конечно, — без колебаний ответил красноречивый ирландский комментатор, который в детстве по воскресеньям ходил сразу в три церкви и до сих пор мог цитировать Писание по памяти. — Но все дело в том, что для этого нет оснований.

В Стрэдфорде-на-Айвоне, городе Шекспира, на маленьком горбатом мостике через канал я беседовал с мускулистым рокером, который сказал мне, что никогда не верил в Бога.

— Вы когда-нибудь читали Библию? — спросил я его.

— Нет — ответил он.

— А в церковь когда-нибудь ходили?

— Нет.

— Когда мы умрем, мы узнаем, есть ли там кто-нибудь.

— Конечно.

— Но если окажется, что там на самом деле Бог, вы испугаетесь?

— Нет. Если там Бог, я уверен, — это будет свой парень.

В его словах не было легкомыслия: он всерьез добавил, что, пока мы не узнаем о Боге наверняка, нам, па крайней мере, надо хорошо относиться друг к другу.

— На самом деле ада нет, — продолжал он. — Ад — это люди. Они плюют друг на друга.

Казалось, что этот суровый с виду, но добродушный рокер с радостью принял бы такого Бога, которого он описал. Впрочем, ясно одно: широко распространенного представления о Нем он бы не поддержал.

Среди тех, кто в прошлом имел религиозное воспитание и кто не имел его., очень многие, сознаваясь в своем неверии, говорили — хотя довольно расплывчато — о какой-то далекой, но доброй силе. «Доброжелательное газообразное присутствие», — так, помахав в воздухе рукой, сказала одна молодая мама, вспоминая свои детские впечатления от посещения воскресной школы.

Однажды в Северо-Западной Англии я разговорился с одной хорошей семьей, гулявшей неподалеку от взморья. Мать печально рассказывала о том, как они постепенно все больше и больше отдалялись от христианского богослужения и веры. «Бог и церковь слишком далеки», — сказала она. «В них нет больше смысла». В течение многих лет они ходили в церковь и воскресную школу, однако никто из них не смог вспомнить ни одной библейской истории.

— А каким должен быть бог, которому вы захотели бы служить?

— Таким, какому я могла бы довериться, кто никогда не оставил бы меня, — невозмутимо ответила одиннадцатилетняя Лоррен.

Есть ли Тот, кому можно верить?

Вряд ли стоило бы отвечать на «этот вопрос цитатами из Писания.

Именно библейский образ Бога (так, как они его воспринимали) заставлял их недоверять Библии, и потому рассказы о любви Божией вряд ли перевесили бы ту «жестокость, которая есть в Писаниях». Какие отрывки действительно говорят об истине? Для многих думающих людей Библия утратила авторитет потому, что, с их точки зрения, не смогла преодолеть сокрытых в ней противоречий.

Говоря о Боге, жена одного преуспевающего бизнесмена тщательно подыскивала слова. «Непоследователен, своеволен», — начала она и кончила тем, что он «жесток». «Но, — продолжала она, — разве мы не можем исповедовать христианские ценности без христианского бога, — например, любить ближнего как самого себя?» Как и многие другие, эта женщина в детстве посещала воскресную школу, но теперь — и как будто с некоторым сомнением — говорила, что она «атеист».

Не так давно в одной из своих речей королева Елизавета отметила, что народ Британии больше всего ценит свободу и самобытность.

На протяжении многих веков — иногда даже с риском для жизни — он отстаивал свободу вероисповедания. Теперь же многие используют свою: свободу так, чтобы не ходить в церковь.

Бог, Библия и церковь воспринимаются не столько как угроза этой драгоценной свободе, сколько как нечто неуместное, принадлежащее к прошлой эпохе, эпохе рабов и аристократии; когда свобода была привилегией немногих, и когда богатые играли на предрассудках бедных.

Очень многое в Британии напоминает о тех временах, когда христианство обладало гораздо большим авторитетом. Однако довольно часто эти памятники свидетельствуют не только о личном мужестве и вере, но и о том, как религия (в том числе и христианство) в течение долгого периода истории, оставившего по себе тягостные воспоминания, пыталась подавить свободу и индивидуальность, нередко прибегая к довольно варварским средствам.

В Честере, неподалеку от северной границы, отделяющей Англию от Уэльса, есть простой придорожный камень, напоминающий, что жестокое подавление инакомыслия не является прерогативой какой-то одной ветви христианства. Надпись гласит, что в 1555-м году во время правления Марии Кровавой «неподалеку от этого места был заживо сожжен за истину» протестантский священник Джордж Марш. Этот же камень свидетельствует и о том, что в 1679 году «здесь был замучен» католический священник Джон Плизингтон, «в 1970 году причисленный к лику святых». Оба еретика были приговорены к смерти во имя одного и того же христианского Бога, и толпу, которая с удовольствием собралась посмотреть на это судопроизводство, вряд ли можно было упрекнуть в чрезмерном страхе перед Ним.

Даже позднее, в более просвещенные времена, многие считали, что Бог, Библия и церковь не содействуют укреплению свободы и самобытности. Не сумев извлечь из христианства положительного содержания, многие, по-видимому, решили, что гораздо легче рассматривать Бога и религию наряду со Стоунхенджем и лондонским Тауэром как часть красочного культурного наследия Британии, которую надо хранить и даже — вне всякого сомнения — ценить, но не более как памятник прошлого.

Конец христианской эпохи?

Другой рокер, с которым я беседовал в Стрэтфорде, говорил так:

— Я верил в доброго Бога, когда мальчишкой посещал воскресную школу. Но теперь Он мне не нужен.

По-видимому, такой взгляд настолько распространен, что в последнее время стало принято говорить о закате христианской эпохи не только в Британии, но почти во всей Европе.

Прислонившись к своему ярко-красному фургону, Барри, добропорядочный мясник, сказал: «Чтобы быть порядочными людьми, необязательно ходить в церковь». Когда я спросил его, что за церковь — такая красивая — находится напротив его магазина, он засмеялся и покачал головой: «Вы обратились не по адресу. Я не верю в Бога и никогда не хожу в церковь». Тем не менее он производил впечатление вполне порядочного человека.

Можно подумать, что во времена, когда христианство имело силу, люди различных убеждений относились друг к другу с большим уважением и тактом. Однако известный библиотекарь из Оксфорда (сам благочестивый христианин) считает так: «Если упадок религии в Британии и дал что-то хорошее, так это то, что люди стали терпимее друг к другу».

Как желал бы Бог, чтобы добропорядочные британцы и все люди, которые, к сожалению, связывают Его с эпохой не столь свободной и менее цивилизованной, — как желал бы Он, чтобы они услышали потрясающие душу слова Его Сына, сказавшего почти две тысячи лет назад: «Я уже не называю вас. рабами. Я называю вас друзьями!»

И разве можно найти более цивилизованное правительство и более свободное общество, чем то, во главе которого стоит такой Бог?