I. Литература о каноне, изданная до XX век

В средние века вопросом о числе книг, составлявших Новый Завет, задавались редко. Правда, в эпоху Возрождения и Реформации возникали редкие дискуссии (например, Эразма и Каетана) об авторстве Послания к Евреям, некоторых Соборных посланий и Апокалипсиса, но даже тогда никто не осмеливался всерьез оспаривать их каноничность. Лютер посчитал четыре книги Нового Завета (Послание к Евреям, Послание Иакова, Послание Иуды и Апокалипсис) менее значимыми, чем остальные, но ни он, ни его последователи не отважились исключить их из своего перевода.

Однако к концу XVII века сомнения относительно канона вызвали к жизни подъем деистского движения. Одним из его ярких лидеров в Англии был Джон Толанд (1670—1722), который родился ирландским католиком и стал протестантом в шестнадцать лет[9]. Успешно пройдя обучение в Глазго, Лейдене и Оксфорде, он мгновенно привлек к себе всеобщее внимание, издав книгу под названием «Христианство без таинственности» (Christianity not Mysterious, Oxford, 1696; 2-е, доп. изд., London, 1696). Толанд умел ставить вопросы так, чтобы их могла воспринимать основная читательская масса. Рука об руку у него шли апология культа разума и ниспровержение церковных авторитетов, чей схоластический жаргон он называл дымовой завесой, пущенной “многочисленными фанатическими приверженцами заблуждений”, которые, по его мнению, руководствовались корыстолюбием. Книга была осуждена как “нарушающая общественный порядок” высшим судом графства Мидлсекс, а ирландский парламент приговорил ее к публичному сожжению в Дублине.

Сам Толанд бежал в это время в Англию, спасаясь от ареста. Вопросы об аутентичности некоторых книг Нового Завета стали предметом публичного обсуждения в атмосфере резкой полемики. Тон новым спорам задало место из другой книги Толанда — «Жизнь Джона Мильтона» (The Life of John Milton, London, 1698), в которой он оспорил авторство Eikon Basilike, сборника духовных размышлений, якобы написанных королем Карлом I незадолго до казни[10]. Толанд воспользовался случаем, чтобы намекнуть: если люди ошиблись здесь, то они могли ошибаться и определяя достоверность памятников раннехристианской литературы, включая книги Нового Завета.

Отпор был дан в проповеди 30 января 1699 г., которую произнес перед палатой общин преподобный Офф-спринг Блэколл (Blackall), один из капелланов короля Вильгельма, впоследствии епископ Эксетерский. Он обвинил Толанда в том, что своей книгой тот сеет соблазн. Проповедник сказал, что “благочестивые намерения его слушателей искоренить пороки и безнравственность ни к чему не приведут, если сами основы религиозных откровений будут так открыто подвергать клевете, подрывать и тем ослаблять”[11].

Толанд постарался защититься в следующей книге, «Аминтор, или В защиту «Жизни Мильтона»» (Amyntor; or, a Defence of Milton’s Life)[12]. Он утверждал, что его прежние рассуждения касаются только апокрифов, нисколько не намекая на спорность каких-либо книг Нового Завета. Правда, здесь же он ставит вопросы, которые могут навести на мысль, что некоторые из новозаветных книг нельзя считать каноническими. Так, он указывает, что некоторые Отцы цитируют подложные отрывки наравне с местами, которые, по общему признанию, бесспорно входят в Новый Завет. Недоумевает он и почему писания Марка и Луки нужно признавать каноническими, а те, которые приписывают Клименту и Варнаве, — нет, хотя все четверо были спутниками и соработниками апостолов. Толанд зашел так далеко, что сказал, будто нет в Новом Завете такой книги, которую не отвергал бы кто-нибудь из раннехристианских писателей, обычно говоря при этом, что сработанной недругами фальшивке ошибочно приписано авторство одного из апостолов.

Аргументы и выпады Толанда мгновенно вызвали ответы защитников веры. Это — Сэмюэл Кларк (S. Clarke)[13], настоятель собора Св. Иакова в Вестминстере, Стефен Най (S. Nye)[14], ректор церкви Литтл Хормед в Хэртсе, и Джон Ричардсон (J. Richardson)[15], выпускник Эммануил Колледжа в Кембридже. Доводы Ричардсона обосновывались разумной посылкой: “Что действительно написано апостолами, а что нет, можно выяснить не иначе, как из свидетельств их современников и наследия тех, кто жил непосредственно после них”. “Не должно поэтому удивлять, — продолжает Ричардсон, — что некоторые книги жившие в разных местах христиане, члены единой Церкви, признавали каноническими раньше, а другие позже. Ведь сами книги или свидетельства, подтверждающие их апостольское происхождение, могли до разных Церквей доходить в разное время, как скорее всего и было. Зависело это от того, насколько удалены они от городов или местностей, где новозаветные книги написаны или где их хорошо знали”[16].

В некоторых из этих публикаций главное внимание уделяется тому или иному патриотическому свидетельству о каноне Нового Завета. Полемика нередко язвительна и даже враждебна[17]. Куда более обстоятелен и при этом сдержан труд уэльсского священнослужителя-нонконформиста Иеремии Джонса (J. Jones, 1693 — 1724). Рукопись, получившая название «Новый и исчерпывающий метод установления каноничности Нового Завета» (New andFullMethod of Setting the Canonical Authority of the New Testament), уже была готова к изданию, когда автора настигла безвременная смерть (ему был 31 год). Книгу опубликовали посмертно в двух томах (London, 1726); третий том, содержавший специальное приложение метода к Евангелиям и Деяниям святых Апостолов, вышел в 1727 г. Впоследствии ее дважды переиздавали (Clarendon Press, Oxford, 1798 и 1827). “Новый и исчерпывающий метод”, которым пользовался Джонс, представляет собой детальное историческое и филологическое исследование “с целью установить каноничность любой книги путем поиска наиболее древних и достоверных христианских фиксаций и выявления свидетельств или обычаев людей, живших близко ко времени написания этих книг” (1798, т. 1, с. 47).

Весь огромный объем трехтомника — более тысячи страниц — занимает исследование сохранившихся апокрифических Евангелий, Деяний и Посланий. Надо отметить, что Джонс впервые перевел на английский язык, то есть сделал доступными, десятки апокрифических писаний[18]; труд его много лет оставался единственным в своем роде и исчерпывающим для своего времени обзором апокрифических текстов.

Одним из курьезов в истории изучения канона стала позиция Уильяма Уистона (W. Whiston, 1667 — 1752). Этот эксцентричный и эрудированный ученый, сменивший в 1703 г. сэра Исаака Ньютона на кафедре математики (Lucasian Chair) в Кембридже, заявил, что в канон Нового Завета нужно включить Апостольские постановления. Во втором томе своей книги «Возвращение к изначальному христианству» (Primitive Christianity Reviv’d, London, 1711) он приводит греческий и английский тексты восьми книг этих церковных правил (ныне их появление обычно относят ко второй половине IV века); в третьем томе (около 700 страниц) он пытается доказать, что “эти книги — самые главные в каноне Нового Завета, поскольку священные христианские правила или постановления сообщил в Иерусалиме и на горе Сион наш Спаситель своим одиннадцати апостолам, собравшимся там после Его воскресения”. Уистон был убежден и в подлинности «Третьего послания к Коринфянам»[19].

Трезвее построил свое исследование защитник нонконформизма Натаниэл Ларднер (N. Lardner, 1684 — 1768), опубликовавший серию из 14 выпусков под названием «Достоверность евангельского повествования» (The Credibility of the Gospel History, London, 1727 — 1757). Их частично перевели на голландский (1730), латинский (1733) и немецкий языки (1750 — 1751). Проявляя обезоруживающую добросовестность и солидную эрудицию, автор пытается примирить расхождения в новозаветных повествованиях, чтобы защитить их от деистской критики. Работа состоит из двух основных частей и приложения. В первой содержатся факты, отмеченные в Новом Завете и подтвержденные современниками, а во второй, которая гораздо больше по объему, собраны и тщательно проанализированы свидетельства Отцов, писавших в первые четыре века. Кроме того, скрупулезно проверена достоверность их авторства и датировки. В приложении рассматривается сама история новозаветного канона. Ларднер считает, что он сложился задолго до Лаодикийского собора IV века. По-видимому, ценные материалы, собранные Ларднером, вкупе с большим справочным аппаратом стали кладом для ученых, для которых это было куда более ценным подспорьем, нежели для простого читателя, которому работа в первую очередь и предназначалась. Широко пользуясь собранными сведениями, Кристофер Уордсворт (С. Wordsworth) уже в следующем веке прочитал цикл лекций в Кембридже под общим названием «On the Canon of the Scriptures of the Old and New Testament» (London, 1848).

В это же время внимание к проблеме канона Св. Писания начинают проявлять и в континентальной части Европы, в частности во Франции. Так, Ришар Симон (R. Simon, 1638 — 1712), “отец библейской критики”, в дополнение к своим эпохальным работам о Пятидесятнице, за которые он лишился сана, затронул указанные проблемы в книге под названием «Критическая история текста Нового Завета, или Установление истины относительно деяний, на которых основана христианская религия»[20].

Вскоре после выхода в свет этой монографии крупный протестантский историограф Жак Баснаж де Беваль (Q. В. de Beuval, 1653 — 1723) посвятил проблеме канона главу в своей «Истории Церкви от Христа до наших дней»[21]. Он находит, что в первые три века христианства не существовало определения о границах новозаветного канона. Местные церкви имели право включить в канон или отвергнуть ту или иную книгу. Эта свобода особенно заметна у Восточных церквей, нередко исключавших из канона Апокалипсис.

Выдающийся французский богослов Луи Элли дю Пэн (L. Е. Du Pin, 1657 — 1719) опубликовал свою «Dissertation preliminaire ou prolegomenes sur la Bible» (в 2-х т., Paris, 1699), которая вскоре вышла в английском переводе под названием «A Compieat History of Canon and Writers of the Books of the Old and New Testament, by way of Dissertation» (2 т., London, 1699, 1700). Название предполагает всестороннее исследование проблемы канона как такового, но том о Новом Завете разочаровывает читателя, ибо главным образом он посвящен текстологической критике книг Нового Завета, а также исагогике, то есть языковым особенностям и вариантам текста.

В Германии в эпоху Просвещения заявил о себе пионер библейской критики Иоганн Саломо Семлер (J. S. Semler, 1725—1791). В четырех томах своей сумбурной работы, носящей название «О свободном исследовании канона»[22], Семлер формулирует два программных тезиса, открывающих путь к “свободному исследованию”. Они базируются на предпосылках исторического и догматического свойства. С одной стороны, Семлер полагает, что Слово Божье и Св. Писание не идентичны, так как последнее содержит в себе такие книги, как Руфь, Эсфирь, Песнь Песней и Апокалипсис. Семлер считает, что они имели значение только для своего времени и не могут служить в наши дни “нравственному росту” личности. Вследствие этого христиане ни в коем случае не могут признать все канонические книги одинаково боговдохновенными, равно как и одинаково значимыми.

Второй тезис гласит, что вопрос о принадлежности той или иной книги к канону имеет сугубо исторический смысл. Канон, как его понимает Семлер, возник по соглашению части тогдашних клириков. Они санкционировали использование упомянутых книг в церковном чтении и для наставлений. На первых порах единообразия не было: в отношении некоторых книг существовали не столько даже колебания, сколько тенденция отказывать им в каноничности и даже в подлинности апостольского происхождения. Палестинские христиане признавали писания тех апостолов, которые осуществляли свое служение среди евреев, незнакомых с Павловыми Посланиями. Те же, кто был обращен проповедью апостола Павла, хорошо знали, что им не адресовывались Послания Иакова, Петра и Иуды, и не имели возможности распространять их в своих общинах.

Работа Семлера, развернувшая наступление широким фронтом, вынудила других богословов второй половины XVIII века обратиться к проблеме канона. Обстоятельный и подробный труд Шмида[23] изыскивает возможность защитить традиционную точку зрения; Корроди[24] развил идеи Семлера дальше; Вебер[25] занимал промежуточную позицию. После того как улеглись догматические столкновения, спровоцированные книгой Семлера, Фридрих Люкке опубликовал трезвый, критический анализ Евсевиева свидетельства о каноне Нового Завета — знаменитого отрывка из Церковной истории, III, 25[26].

Эйхгорн — уже в первой половине XIX века — включает в свое «Введение в Новый Завет»[27] обсуждение вопроса о новозаветном каноне. Он первым приписал Маркиону инициативу собрать писания Нового Завета и настаивал на том, что ядро будущего канона сформировалось к 175 г. по Р. X. Де Ветте расширил временные границы постепенного формирования канона до 400 г.[28], в то время как Шлейермахер, начав с конца, то есть с 400 г., направил свое исследование назад в “непроглядную тьму второго века”[29]. Кирхгофер, пользуясь ларднеровским собранием святоотеческих трудов, издал объемное собрание документов по истории канона со времени возникновения до Иеронима. Впоследствии, в гораздо более расширенном и дополненном варианте и с подробным введением, его издал А. Г. Чартерис (Charteris)[30].

В Соединенных Штатах Америки первая книга, всецело посвященная библейскому канону, написана Арчибальдом Александером (1772 — 1851), основателем (1812) и первым профессором Принстонской семинарии[31]. В основу своей работы он положил метод исторического анализа, предложенный Джонсом, с параллельным использованием святоотеческих свидетельств, собранных Ларднером. В качестве критерия принадлежности канону Нового Завета он выдвинул апостольское происхождение той или иной книги, прямое или косвенное (последнее относится к Евангелиям от Марка и от Луки). Устанавливается оно на основании исторически проверенных патристических свидетельств первых веков христианства. Что до вопроса о каноничности Евангелий, важное место занимает косвенно затрагивающая его трехтомная работа Эндрю Нортона (A. Norton) «Свидетельства в пользу подлинности Евангелий» (The Evidences of the Genuineness of the Gospels)[32]. Автор, прежде заведовавший кафедрой библейской литературы в недавно открытой Гарвардской богословской школе, тщательно исследует свидетельства Отцов, связанные с передачей и исторической подлинностью четырех Евангелий.

После смерти Александера профессором кафедры Нового Завета в Принстонской семинарии стал его сын, Джозеф Эддисон Александер (J. A. Alexander, 1809 — 1860), который также занимался проблемой канона. В посмертно опубликованных записках[33] он рассуждает о семи новозаветных книгах, каноничность которых оспаривалась в ранней Церкви: Послание к Евреям, Послание Иакова, 2-е Послание Петра, 2-е и 3-е Послания Иоанна, Послание Иуды и Апокалипсис. В своем анализе патристических источников, касающихся употребления этих книг, Александер был осторожнее отца и не замалчивал в свою пользу, что ранних свидетельств о некоторых из этих посланий очень мало. Это он относил на счет, во-первых, ограниченного числа произведений, дошедших до нас с тех времен, во-вторых, отсутствием быстрых средств коммуникации, в-третьих, тем, что верховный авторитет был за устным преданием.

Ближе к концу XIX века о разных аспектах проблемы канона писали два других выпускника Принстонской семинарии (оба окончили ее в 1876 г.), которые стали впоследствии ее профессорами.

Бенджамин Б. Уорфилд (В. В. Warfield) пытался подтвердить достоверность и каноничность 2-го Послания Петра[34], а в 1888 г. Джордж Т. Перес (G. Т. Purves) прочитал цикл лекций (L.P. Stone lectures), опубликованных под названием «Свидетельство Иустина Мученика о раннем христианстве» (The Testimony of Justin Martyr to Early Chnstianity)[35]. Уорфилд напечатал еще и часто переиздававшийся памфлет, озаглавленный «Как и когда сформировался канон Нового Завета» (The Canon of the New Testament: How and When Formed)[36].

Среди монографий, появившихся в континентальной Европе в середине XIX века, одной из наиболее заметных стала работа Карла Августа Креднера фон Гизена (К. А. С. von Giesen). Его «Историю новозаветного канона» (History of the New Testament Canon)[37], отредактированную посмертно Г. Фолькмаром (Volkmar) в 1857 г. и опубликованную в Берлине в 1860-м, характеризует богатство сведений, а также ясность и объективность изложения. Сделав общий обзор того, как развивались представления о каноничности новозаветных писаний и их отличиях от апокрифов, Креднер подробно анализирует данные Мураториева фрагмента и другие западные и восточные документы. В 1863 г. Адольф Хильген-фельд также обращается к фрагменту Муратори (который он переводит на греческий), чтобы проследить развитие новозаветного канона[38]. Лейпцигский специалист по палеографии и критической текстологии Константин фон Тишендорф (С. von Tischendorf) выступил против принятой его соотечественниками точки зрения. На страницах небольшой брошюры[39] он утверждал, что канон Нового Завета был полностью определен к началу II века.

Из британских ученых XIX века существеннейший вклад в изучение канона внес Брук Фосс Уэсткотт (В. ? Westcott) своей книгой «Общее обозрение истории новозаветного канона» (A General Survey of the History of the Canon of the New Testament)[40]. В этой исчерпывающей работе автор методично прослеживает, как признавали авторитетность новозаветных книг в век мужей апостольских и апологетов, во времена Диоклетиана, Вселенских соборов, кратко обсуждая и взгляды отцов-реформаторов. По Уэсткотту, определение канона было одним из первых инстинктивных деяний христианского сообщества, основанным на общем исповедании церквей, а не на индивидуальных мнениях их членов. Приняли канон не в результате дискуссий; скорее, канонические книги отделила от остальных интуитивная проницательность всей Церкви.

Гораздо меньше по объему — хотя она и посвящена и Ветхому и Новому Заветам — книга Сэмюэла Дэвидсона (S. Davidson) «Библейский канон. Формирование, история, отступления» (The Canon of the Bible: Its Formation, History and Fluctuations, London, 1877). Опубликована она в несколько более сжатом виде еще и в 5-м томе 9-го издания Британской энциклопедии (1878). Намного подробнее, проследив при этом и историю формирования канона, пишет об основных концепциях каноничности Ветхого и Нового Заветов Джон Джеймс Гивен (J. J. Given)[41].

Тем временем на континенте в начале 1860-х гг. появились изданные на французском языке книги, представляющие два разных подхода к проблеме канона. Луи Госсен (Louis Gaussen), профессор догматического богословия в Женевской богословской школе и энергичный пропагандист реформирования традиции, опубликовал книгу «Канон Священного Писания с точки зрения науки и с точки зрения веры» (The Canon of the Holy Scriptures from the Double Point of View of Science and of Faith)[42]. Это был ответ на нападки представителей той же богословской школы, которым подверглась его более ранняя монография «Боговдохновенность» (Theopneustie, Geneva, 1840; Theopneustia; the Plenary Inspiration of the Holy Scriptures, London, 1841). Описываемый им “двойной взгляд” включает аргументы, адресованные, во-первых, “неверующим”, а во-вторых, “только верующим”. Совершенно иной подход предлагает Эдуар Реусс (Е. Reuss) из Страсбургского университета в «Истории канона Священного Писания христианской Церкви»[43]. Здесь основное внимание уделено непрекращающимся в Церкви дискуссиям и отсутствию единодушия относительно границ канона. От вышеупомянутых работ несколько отличается насыщенный фактами очерк Альфреда Луази (A. Loisy). Письменные свидетельства выстроены в исторической перспективе, иллюстрируя развитие канона начиная со времен апологетов, а заканчивая Тридентским собором[44].

Еще несколько исследователей — Схолтен[45], Хофстеде де Грот[46] и Крамер[47] — писали о разных аспектах истории канона. Франц Овербек (F. Overbeck), радикально перетолковывая Церковную историю, подробно остановился на спорах о том, возможно ли включить в канон Послание к Евреям, и на свидетельствах канона Мура-тори[48].

К этому времени увидела свет анонимная работа в трех томах под названием «Сверхъестественная религия» (Supernatural Religion, London, 1874 — 1877). Написанная, по общему мнению, Уолтером Р. Касселсом (Cassels), бывшим торговцем в Индии, она воскресила некоторые деистские суждения, известные с XVIII столетия. Автор хотел показать, основываясь на свидетельствах св. Отцов, что канонические Евангелия так далеко отстоят по времени от описываемых в них событиях, что не могут быть подлинными свидетельствами о произошедших чудесах. Среди сторонников, которых обрела эта книга, называют Уильяма Сэндея и Дж. Б. Лайтфута (W. Sanday[49], Lightfoot[50]), наиболее компетентных в том, как использовали новозаветные книги ранние Отцы.

Оксфордское общество исторического богословия, подстегиваемое брожением умов[51], начавшимся после публикации «Сверхъестественной религии», назначило небольшую комиссию, чтобы подготовить к изданию сборник тех фрагментов раннехристианских писателей, которые указывали на их знакомство с той или иной книгой Нового Завета (на самом деле про многие фрагменты так думали безосновательно). Через несколько лет появился том под названием «Новый Завет у мужей апостольских» (The New Testament in the Apostolic Fathers, Oxford, 1905). Членами комиссии по его изданию были Дж. В. Бартлет, П. В. М. Бенеке, Э. Дж. Карлайл, Дж. Драм-монд, У. Р. Инге и К. Лейк (Bartlet, Benecke, Carlyle, Drum-mond, Inge, Lake).

Среди тех, кто писал о Новом Завете в связи с проблемой канона, стоит назвать Генриха Хольцманна, Бернхар-да Вайсса, Адольфа Юлихера (Н. Holtzmann[52], В. Weiss[53], A. Julicher[54]). По Юлихеру, признание христианских писаний каноническими напрямую связано с их использованием в литургических чтениях (anagnosis) наряду с книгами Ветхого Завета, которые уже считались каноническими.

Кроме того, невозможно обойти исключительно информативный двухтомник Теодора Цана (Т. Zahn) по истории канона Нового Завета[55], равно как и девять томов изданных им «Исследований…»[56], посвященных различным аспектам проблемы канона. Подробное изложение зрелых взглядов Цана на эту проблему содержится в его «Очерке новозаветного канона» (Grundnss des neutestament-lichen Kanons)[57]; главное в них то, что, на его взгляд, канон сложился к концу I века. Главным оппонентом Цана был Адольф Гарнак (A. Harnack), который в первой же своей работе о каноне «Новый Завет около 200 года» (Das Neue Testament urn dasjahr 2000)[58] критиковал его взгляды на формирование канона. По Гарнаку, канон был одним из трех охранительных барьеров (два другие — символ веры и епископат), которые Церковь воздвигла в ходе борьбы с ересями, особенно с гностицизмом. Борьба эта вызвала конкуренцию многих книг, а “выжили” те, которые оказались нужнее для Церкви. Гарнак, таким образом, приписал Церкви селекционную роль в формировании канона; Цан же подчеркивал идею постепенного расширения.

Спор между ним и Гарнаком о том, когда именно завершилось формирование канона, был скорее спором об определениях, чем о фактах. Гарнак понимал новозаветный канон как собрание книг, пользовавшихся авторитетом потому, что их считали Св. Писанием. Соответственно он и относил время появления канона Нового Завета к концу II века. Цанн тоже полагал, что канон — это собрание книг, имеющих силу авторитета, но не считал нужным непременно увязывать ее с тем, что “Новый Завет — это Святое Писание”. Его вполне удовлетворяло, например, что Четвероевангелию придавалось такое значение, поскольку в нем содержатся слова Господа. Поэтому он мог говорить, что канон Нового Завета существовал на сто лет раньше, чем думал Гарнак. Реальные факты практически не затрагивались — вполне могло быть так, что небольшие евангельские подборки и апостольские послания составлялись в разных местах до конца I века, и только последующие поколения христиан стали воспринимать их как канонические и потому имеющие исключительный авторитет боговдохновенного Писания. Короче говоря, выражение “каноническая книга” означает, что она пользуется авторитетом; а “канон” исключает то, что авторитетом не пользуется. Сам факт употребляемости еще не делает книгу каноничной, хотя определенная форма использования, которая исключает все остальное, может означать именно это.