Утверждения, истина и богословие

Грубо говоря, задачей христианского богословия является логическое, последовательное и усердное опознание и ясное провозглашение открытых истин Святого Писания. Вот что пишет Карл Генри в предисловии к своей авторитетной работе (из шести томов) «Бог, откровение и авторитет»: «Фундаментальным вопросом остается вопрос истины, истины богословских утверждений… Прочное богословие должно возрождать и поддерживать различие между истинной и ложной религией»[1]. Богословие является не просто плодом стараний неких академических богословов. Им должен интересоваться каждый христианин, который желает понимать и применять Божью истину в своей жизни и говорить о ней другим людям. Таким образом, наше богословие влияет на все наши действия, вне зависимости от того, имеем ли мы о нем полное представление. Оно влияет на наши проповеди, благовестие, апологетику (или на отсутствие таковых) и нашу личную и социальную этику. Другими словами, влияние богословия будет проявляться в любом случае, ведь его невозможно избежать. А это, в свою очередь, подчеркивает крайнюю необходимость развития богословия, которое хранит верность Святому Писанию, и в то же время, убедительно действует в нашей постмодернистской ситуации.

Прежде чем мы приступим к оценке критики (исходящей от некоторых представителей евангельского движения) пропозиционального богословия, которое предполагает существование объективной Истины, нам следует, прежде всего, объяснить суть дела. Защита пропозиционального откровения всегда была главной отличительной чертой евангельского христианства и основным пунктом в дебатах относительно непогрешимости Библии.

В соответствии с взглядом на истину, которого придерживается большинство философов и богословов в течение многих веков, вплоть до нашего времени, любое утверждение истинно, если только оно соответствует фактической реальности. Утверждение «стол в моем кабинете коричневого цвета» истинно только в том случае, если в моем кабинете действительно есть коричневый стол. Утверждение «в моем кабинете нет коричневого стола», в таком случае, будет ложным, так как оно не соответствует объективному положению вещей (то есть, фактическому состоянию). Или как лаконично заметил христианский философ Николас Вольтерстоф :

«Моя уверенность в том, что передо мною находится утка, будет верной лишь в том случае, если предо мною на самом деле находится настоящая утка. И если это действительно правда, то не благодаря какой-либо концептуальной теме. Это просто правда, и точка. Мысли могут быть либо истинными, либо ложными. И никак не иначе. Их истинность или ложность не зависит от каких-либо относительных факторов».[2]

У богословия нет причин для изменения или уточнения определения истины, особенно когда это касается рассмотрения Святого Писания как Божьего откровения или формулировок богословских систем. Библия говорит о Божьей истине, как об объективной, абсолютной, универсальной, вечной, антитетической и системной истине. В свете вышесказанного, богословие должно подтверждать, что все содержание Святого Писания – истинно. Библия – это Слово Божье и поэтому каждое утверждение Писания действительно верно.[3] Конечно, в Писании представлено обилие литературных форм – поэзия, история, книги мудрости, пророчества и другие, но каждая форма наполнена пропозициональным содержанием. Другими словами, Святое Писание очень содержательное и точное в отношении каждого рассматриваемого в нем вопроса. Оно открывает знание о природе Бога, человечестве, спасении, этике, истории и о грядущих временах. Это откровение проникло во множество культур и жизнь отдельных людей, но от этого не стало менее пропозициональным.

Язык Писания состоит не только из одних декларативных заявлений, как например: «Иисус заплакал». В нем также представлены вопросы: «Боже мой, Боже мой, для чего Ты оставил Меня?», повеления: «не произноси ложного свидетельства на ближнего своего», прошения:«не введи нас во искушение» и восклицания: «Аллилуйя!», которые не являются, строго говоря, пропозициональными. Тем не менее, они представлены в насыщенном контексте пропозициональных истин и весьма легко могут стать таковыми. Например, Бог говорит: «Не прелюбодействуй». Это повеление не является пропозициональным, так как не рассматривает само положение дела, хотя предполагает несколько основных положений. Конечно, верно то, что Бог дал эту заповедь, верно и то, что прелюбодеяние – безнравственное действие, так как оно оскверняет саму сущность Бога и нравственный порядок Его мироздания. Это выражение можно легко превратить в пропозициональное. В таком случае, оно будет звучать следующим образом: «Прелюбодеяние является аморальным действием». Выдающийся защитник пропозиционального откровения нашего времени Карл Генри правильно сказал: «Вне зависимости от того, использовали ли авторы книг Библии притчи, аллегории, эмоциональные фразы или риторические вопросы, в этих литературных приемах присутствует логическая основа, которая может быть пропозиционально сформулирована и являться либо объективно истинной, либо объективно ложной».[4] Поэтические высказывания также пропозициональны, независимо от того, насколько образными или эмоциональными они могут быть. Давид восклицает: «Окропи меня иссопом, и буду чист; омой меня, и буду белее снега» (Пс.50:9). Это образный язык, описывающий сокрушение, исповедание и упование, который также указывает на объективную реальность. Посмотрите, какие базовые положения в нем присутствуют:

— Давид молился этой молитвой.

— Давид нуждался в Божьем прощении (или, говоря языком поэзии, в очищении).

— Бог услышал молитвы Давида.

— Бог простил и восстановил Давида.

— Давид верил в вышеизложенные утверждения и т. д.

Конечно, Божье откровение проявляется через исторические события (сверхъестественные или нет), личный опыт (Исх. 3, Ис. 6 и т. д.), свидетельство творения (Пс. 18, Рим. 1-2). Но все эти формы откровения понятны и поучительны. Их можно понять в терминах основных положений. Такие чудесные события, совершенные Богом, как переход израильтян через Красное море или воскресение Христа, не являются сами по себе пропозициональными. Это, прежде всего, факты, которые могут быть точно описаны в основных положениях.[5]

Божественное откровение было даровано людям разных общин, но источником откровения была не община, а Бог, Который действовал через общины, дабы объективная истина стала известной всем. Тезис Генри точен, несмотря на заявления нескольких постмодернистских клеветников: «Божье откровение – это рациональная передача информации в форме понятных слов, то есть в концептуально-вербальной форме».[6] Генри был обеспокоен не так постмодернизмом, как неоортодоксией и богословским либерализмом. Тем не менее, его утверждение очень важно для нашего времени.

Откровение в Библии – это в высшей степени ментальная концепция: Божье откровение о Себе является рациональной и понятной передачей информации. Будучи извлеченной из разума и воли Бога, откровение обращено к разуму и воле людей. Откровение, таким образом, направлено на деятельность сознания, которое включает в себя мысли и показывает верования и действия своих получателей.[7]

Некоторые из тех, кто пытается опровергнуть высокое мнение о пропозициональном откровении, считая его устаревшим модернистским подходом к богословию, смешали следствия Божьего откровения с его природой, утверждая, будто откровение исходит из общины веры и опыта отдельных христиан. Божье откровение создает общину, будь то община древнего Израиля, ранней Церкви или проявления Тела Христова во всем современном мире. Откровение устанавливает отношения между верующими, а также между верующими и неверующими. Откровение, при правильном понимании, вызывает определенного рода эмоции, такие как: почитание Бога, радость о спасении, сожаление о грехе, неприятие зла и надежду на будущее восстановление вселенной. Но эти общины, взаимоотношения и эмоции должны быть укоренены в Божьем объективном откровении. Сами по себе они не являются таковыми. Более того, эти проявления будут невозможными без Божьего прямого откровения объективной истины. Молитва Давида, преисполненная сокрушения и надежды, была произнесена им только благодаря Божьему откровению (через пророка Нафана). Бог указал Давиду на его грех. Давид, в свою очередь, был уверен в том, что Господь услышит его молитву, простит грех и восстановит его. Молитва (или община) без истины – бессмысленная и жалкая.

В то время как постмодернисты стараются пренебрежительно относиться к метаповествованиям, низводить истину к уровню лингвистических игр и представлять духовность в качестве собрания субъективно подчиненных элементов, евангельские христиане должны восстановить объективную истину, отстаивая ее чрезвычайную важность. Суть вопроса заключается в том, понятным ли языком говорит с нами Бог. Шеффер когда-то сказал: «Суть вопроса для современных людей такова: ‘Есть ли кто-либо в этой вселенной, кто может говорить с нами на понятном для нас языке?’»[8] Некоторые евангельские мыслители, на мой взгляд, допустили несколько ключевых ошибок в отношении природы истины и библейского откровения, которые привели к распространению вредных идей, разрушавших истину, подвергая, таким образом, опасности нашу способность слышать Бога, говорящего через Писание. В данной статье я не могу всесторонне рассмотреть их взгляды, тем не менее, я попытаюсь вкратце показать их ошибки и заблуждения.