Пролог

Марк Ханна был человеком влиятельным, уже лысеющий, но красивый, с тонкой бахромой волос, обрамлявщих его лицо. Он привык к тому, чтобы видеть результаты своих слов. Он, например, совсем недавно почти без посторонней помощи возвёл Уильяма Мак-Кинли в должность президента Америки. И вот началось новое двадцатое столетие. 1900 год сиял, как только что отчеканенная монета и насколько мог видеть сенатор Ханна, будущее держало курс прямо к звёздам. «Горнила раскалены добела! — воскликнул он, — веретена, вращаясь, поют свою песнь. Счастье и процветание приближается ко всем нам!»

Младший сенатор из Огайо не был одинок, разделяя это мнение. Первого января 1900 года будущее казалось наполненным радостными предвкушениями, как весеннее утро. Во-первых, население земли находилось в состоянии мира. Китай, с его сотнями миллионов жителей ещё был открыт для путешественников и Евангелия. Бескрайним просторам, как её сыновья и дочери назвали Великую Россию, ещё оставалось немного времени. Но неизменно в песочных часах песок неумолимо перемещался в нижнюю половину: и вскоре огромные проблемы возопиют о великом преобразовании. Ещё осталось около двух десятилетий до того события, когда канонада у Зимнего дворца навсегда повернёт вспять ход истории, а также и возможность для дела Божьего. Колоссальные изменения назревали в самом ближайшем будущем, прямо завтра, подобно появлению серой полосы на небе, предвещающей приближение бури. Но в Новогодний день 1900 года, кроме сияния солнца, почти никто не видел надвигающейся опасности.

«Если вы не сумели разбогатеть за прошедший год, то теперь ваше дело безнадёжно, будоражил воображение читателей один редактор газеты; а священник из Нью-Йорка с чувством несдерживаемой внутренней радости сообщил, что законы стали более справедливы, правители гуманнее, музыка благозвучнее, а книги более глубокомысленными».

Один из немногих, звучавших не на общей ноте голосов, принадлежал маленькой 72-летней женщине, которая в январе 1900 года находилась в Австралии, в провинции Новый Южный Уэльс. В течение нескольких лет Е. Уайт говорила всё более и более настойчиво, говорила о великой катастрофе, которая должна была постигнуть мир, но несмотря на то, что её замечания казались в основном не соответствующими духу времени, она провозглашала их с настойчивостью, требовавшей внимания. «Скоро будет смерть и уничтожение, увеличение преступлений и проявление жестокости к богатым, к тем, кто возвысил себя над бедными. Те, кто окажутся без Божьей защиты, не найдут безопасности ни в каком месте, ни в каком положении. Люди, обладая знаниями и используя свою изобретательную силу, будут пускать в ход самую сильную машину, чтобы ранить и убивать… Пусть средства и работники будут разосланы возвещать истину…» Странные слова, совершенно не согласующиеся с царившим настроением тех дней и намного менее приятные для слуха, чем убаюкивающие мысли преподобного Невелла Халлиса, который сообщил своей пастве в Бруклине о глубокомысленных книгах и благозвучной музыке. Но в первый день нового столетия люди могли бы извлечь массу пользы, если бы обратили внимание на предупреждение Е. Уайт, ибо слишком часто в прошлом она оказывалась права, чтобы позволить кому-либо пренебрегать её советами и в то же время чувствовать себя абсолютно спокойно.

Никто, за исключением Е. Уайт, не знал в то новогоднее утро, что её предсказания находятся на пороге исполнения. В этот же самый месяц Ленин должен был быть освобождён из Сибирской ссылки и пересечь Россию, направляясь к безопасной Западной Европе. Англия Франция и Россия, озабоченные возрастающим Германским союзом, начали укреплять нечто, называемое Тройственным союзом. А в Цюрихе молодой студент по имени Альберт Эйнштейн уже писал странные формулы и интересовался возможностью превращения материи в энергию.

В Новогодний день 1900 года в Шанхае Британские пароходы медленно разворачивались у бакенов на реке Хуанг Пу, греясь на слегка подёрнутом дымкой зимнем солнце.

В Санкт-Петербурге русское дворянство катило в ярко-красных санях по набережной Невы, спеша переодеться к ужину. Это был разгар зимнего сезона для русского светского общества, кругом блистательных вечеров с белыми атласными одеждами дам и украшенных лентами и регалиями мундиров офицеров, приёмы, где «никто не думал отъезжать домой до трёх часов утра», а офицеры оставались до тех пор, пока небо не окрашивалось розовыми, жемчужными и серебряными красками восхода.

Новый год наступил и в Берлине тоже, граф Альфред Фон Шлиффен уже знал, что когда будет объявлена война, она начнётся на ровных плодородных долинах Бельгии. Он знал об этом, потому что уже были готовы карты для военных действий.

В трудах адвентистской церкви в последнем отчаянном призыве звучали слова предостережения, пока ещё не было слишком поздно: «Люди, обладая знаниями и используя свою изобретательную силу, будут пускать в ход самую сильную машину, чтобы ранить и убивать… Пусть средства и работники будут разосланы возвещать истину».

Миру казалось, что наступил восход нового столетия, но в песочных часах истории был уже почти закат и солнечный день, согревший первый день 1900 года, был последней золотой возможностью совершать работу в мирное время быстро угасающего дня.

Божия работа может быть ещё совершена при дневном свете, но время коротко. Поэтому по-настоящему беспокоит только один вопрос: как прореагирует Его народ?