Глава 21. Влияние

Надо признать, что в основном христианский пастор озабочен проблемами поведенческой психологии, то есть проблемами развития личности, возможными нарушениями этого развития, а также теми опасностями, которые могут тяжело сказаться на качестве поведения, характере установок и природе межличностных отношений в среде его подопечных. Если по каким-либо причинами нормальное развитие характера терпит неудачу, то, для того чтобы разобраться, что же на самом деле не так и каковы пути выхода из создавшейся ситуации, необходимо проанализировать все то, что лежало в основе принятого решения. Быть может, расхожие объяснения того или иного проступка (например, «он ничего не может поделать со своим характером — во всем виновато окружение» или «у него просто слабая воля: он мог бы стать лучше, если бы попытался») вполне снисходительны, однако так ли уж они верны? И если да, то что же все-таки можно сделать? Иногда просто необходимо провести некоторые исследования, дабы выяснить, каким образом условия воспитания сказываются на психологии поведения и что означает «слабоволие»; говоря в более позитивном ключе, надо подчеркнуть, что, если пастор призван сочувственно и действенно решать проблемы, связанные с поведением человека, ему также необходимо осмыслить те психологические методы, с помощью которых можно изменить характер или укрепить его, а также принять во внимание те внутренние источники нравственной силы, которые доступны христианину.

О некоторых аспектах влияния

1. Влияние наследственности несомненно, однако ограничено, и в данном случае весьма важно признать его пределы, дабы не использовать его как оправдание собственной инертности или отчаяния. Многое из того, что мы приписываем влиянию наследственности, в действительности является результатом воспитания, пришедшегося на раннее детство, а также следствием ориентации на какой-то пример, якобы достойный подражания. Сразу надо сказать, что нет никакого генетического механизма, посредством которого могли бы передаваться дурной нрав, гордость, низость, алкоголизм, сексуальные извращения. Кое-что мы, конечно, наследуем, например, некоторую нервозность, возбудимость или повышенную восприимчивость, благодаря которым быстрее отвечаем на вызов и вообще быстрее реагируем, однако от нас зависит, станем ли мы невротиками, сумеем ли преобразить эти особенности в то или иное дарование или благодаря самодисциплине доведем их до уровня нормальной восприимчивости.

Мы наследуем и некоторые инстинктивные наклонности, о которых уже говорили, причем наследуем с сопутствующими им эмоциями, которые вместе с первыми образуют в нас некий заряд жизненной силы, однако от нас зависит, восхищение или презрение будут вызывать те чувства, которые мы взрастим на этой почве. Мы наследуем умственные способности, основополагающую способность к обучению, способность сообразовываться с новыми ситуациями и использовать приобретенный опыт в новых обстоятельствах. С того момента, когда в истории развития человечества разум стал все больше и больше заявлять о себе, человек стал осознавать совершающийся в нем процесс обретения психофизического единства и научился управлять им. С развитием умственных способностей связано и нравственное развитие, благодаря чему мы более критично относимся к самим себе, к тем примерам, которым должны подражать, к традиции, в которой живем, к тем или иным догмам, однако разум содействует формированию характера не столько в качественном плане, сколько в количественном: известно, что средние интеллектуальные способности могут уживаться с высокими нравственными качествами и с бескорыстным служением на благо других людей.

Кроме того, мы наследуем и основные физические качества, оказывающие влияние на психическую жизнь: щитовидная железа, надпочечная железа, гипофиз и другие железы внутренней секреции оказывают влияние на наше настроение, самочувствие, уровень наших реакций и устремлений. Однако и здесь надо отметить, что «влиять» на психологическое формирование личности вовсе не означает определять линию

развития характера, равно как не означает управлять ею: можно хорошо или дурно распорядиться одним и тем же психологическим материалом, в зависимости от поставленных целей и исповедуемых ценностей.

Должным образом разъяснив ограниченное влияние наследственности в формировании характера, пастор сможет утешить тех, кто уже отчаялся, не снимая, однако, ответственности с них самих. Такое разъяснение ободрит и вселит веру в то, что нет никаких врожденных особенностей, которые незыблемо стояли бы на пути к внутреннему преображению и успеху, хотя в то же время заставит учесть, что есть проблемы, которые по природе своей труднее поддаются решению, чем все остальные.

2. Столь же сильное, однако тоже ограниченное влияние на формирование характера оказывает окружение. В каком-то смысле его влияние безгранично — это климат, раса, географические условия, язык, историческое развитие, условия домашней жизни, культура, воспитание, технологический уровень развития общества (орудия труда, обучение, производственные процессы и уровень открывающихся возможностей), нравственные и социальные нормы и привычки, религия и все остальное, что составляет фон развития личности. Сильное влияние могут оказать и какие-либо однократные события, оставившие непреходящий след (какой-то шок, испуг, болезнь, пережитая утрата); свое влияние может оказать и тот случай, когда в семье растет лишь один ребе-нок, которого лелеют или не замечают; определенное влияние оказывает и общая атмосфера, в которой растет человек (пессимизм, циничное отношение ко многим вещам, чувство неуверенности и неопределенности, жестокость и насилие, страх, непримиримая борьба). Нет сомнения в том, что в какой-то мере характер определяется тем окружением, в котором личность вынуждена находиться.

Однако, как говорится, «не трущобы порождают оборванца, а трущобный образ жизни, который он усваивает». Приблизительно одно и то же внешнее окружение может сформировать в разных людях совершенно разные характеры; «как ни расти щенят в коровнике, они на замычат», — гласит ирландская поговорка.

Итак, можно с уверенностью сказать, что только сам человек всегда решает:

а) будет ли окружение, в котором он находится, определять его цели, устремления и кругозор;

б) положительной или отрицательной будет реакция, которую оно вызовет, согласится ли он жить в таких условиях, поддавшись влиянию среды, или восстанет против нее и тем самым возвысится над ее влиянием;

в) что именно из всех факторов воздействия будет вызывать в нем положительную или отрицательную реакцию.

Нет сомнения, что городской мальчишка, живущий в окружении канала, железной дороги, парка и пивоварни, непременно испытывает их воздействие, однако оно не будет равномерным и односторонним. Мы сами формируем наше психологическое окружение, выбирая то, с чем готовы согласиться или против чего намерены протестовать. Обращаясь к тем, кто «во Христе», Павел пишет, что, живя в двух мирах, они претерпевают влияние обоих, однако, формируя свое психологическое окружение, сами для себя создают свой нравственный мир.

Все сказанное не снимает ответственности и не лишает надежды на перемену, хотя надо сразу признать, что для одних жизнь оборачивается самыми серьезными требованиями, связанными с самодисциплиной и неизбежным противоборством, в то время как для других она является источником безмерного вдохновения и неисчислимых преимуществ.

3) Надо признать, однако, что наиболее влиятельным фактором внешнего воздействия является родительское воспитание и пример, который дает семья. Никто, конечно, не наследует гордости, однако у некоторых детей родительская установка с самых ранних лет прививает чувство собственного превосходства над товарищами, которое с годами становится невыносимым и почти неискоренимым. Многое из того, что кажется унаследованным (поскольку заявляет о себе довольно рано, сидит очень глубоко и очень точно воспроизводит родительский характер) в действительности является результатом внушения и подражания, которое происходит при обстоятельствах, весьма благоприятствующих возникновению долгих и глубоких впечатлений. Младенческая реакция на материнскую любовь и заботу (быть может, в первую очередь реакция на кормление грудью), а также на родительские требования формирует тот характер отношений, который продолжает оказывать свое влияние на человека даже тогда, когда он сам становится супругом и отцом; характер взаимоотношений его родителей, образ каждого из них, запечатленный в его до конца еще не проясненном, но чутком сознании формирует то, к чему он стремится и чего избегает всю остальную часть жизни, хотя, конечно, есть все основания думать, что по мере накопления собственного опыта и разумения отношения к нормам и ценностям, некогда принятым в его семье, может измениться.

В формировании детского поведения подражание играет гораздо большую роль, нежели убеждение, настойчивая просьба или приказание. Конкретный пример не только усиливает внушение, но и свидетельствует о том, что совершенный поступок возможен и желателен или нежелателен (поскольку несмотря на безмерную силу внушения, подкрепляемую детской привязанностью и дисциплиной, выбор все-таки остается за человеком, и он сам решает, принимать или не принимать увиденное, приветствовать его или напротив отвергать).

Если у пастора хватает мужества и такта, он, воспользовавшись благоприятным случаем и воспринимая принятое решение как часть своего христианского служения в семьях, может разъяснить человеку несведущему, в чем состоят ошибки, приходящиеся на ранний период воспитания. Например, немногим детям доводится слышать, чтобы их родители с таким же или пусть даже вдвое меньшим интересом и оживлением говорили о хороших идеях, добрых делах и добрых людях, с каким они исследуют и осуждают все прямо противоположное. В такой ситуации неизбежно рождается впечатление, что зло более весомо и притягательно. Обычно мы, совершенно не думая об этом, балуем капризное дитя, суетимся вокруг него и совсем не замечаем хорошего ребенка, получая в итоге такой же результат. Когда (вместо того чтобы предоставить ребенку возможность самому разобраться в ситуации и самому решить, что в ней хорошо, а что плохо, что честно, а что недостойно) мы просто-напросто говорим ему, что надо делать, а чего нельзя, мы учим его полагаться на мнение других людей, сообразовываться с общепринятой точкой зрения, то есть вырабатываем в нем привычку, которую позднее сами осудим.

Если к любому вопросу мы подходим с точки зрения практической выгоды, учитывая лишь возможные последствия, собственное благополучие и честолюбивые устремления, нам не стоит удивляться, видя, что ребенок не особенно чтит соображения чисто нравственного порядка и не задумывается над тем, какова цена долга и что такое обязанности. Стремясь не допустить нежелательных поступков и потому сразу же прибегая к наказанию, мы внушаем ребенку мысль, что все хорошо, если удалось избежать неприятных последствий и плохо только то, чего не удалось скрыть! Если мы учим, что нечто хорошо и прекрасно только соразмерно затраченным усилиям, уплаченной цене и пережитой боли, мы сознательно внушаем, что добродетель — штука неприятная, а наслаждение болезненно. На основании всего, что мы знаем о формировании характера и о значимости его основных доминирующих чувств, можно сказать, что простая передача каких-либо христианских убеждений играет в построении жизненного идеала гораздо меньшую роль, нежели выработка глубокого религиозного настроя, вбирающего в себя множество идей, чувств, увлечений, привычек, целей, радостных воспоминаний, установок на поклонение герою, связанных с Богом, Христом, церковью, воскресным днем, друзьями-христианами и христианскими семьями, с христианской музыкой и христианскими праздниками — то есть вбирающих все то, что вдохнет живую жизнь в христианские убеждения и заставит их заблистать в «созвездии» тех установок и чувств, которые вместят в себя христианский характер.

Стремясь понять и разрешить те или иные проблемы, связанные с поведением, пастор непременно учтет всю силу наследственных факторов, окружения и детских переживаний, однако постоянно будет напоминать своему подопечному, что никакое «влияние» не является определяющим: мы сами выбираем наш ответ, во зло или во благо используя имеющиеся «предпосылки», а достижение намеченных целей во многом зависит от нашей «силы воли», какой бы смысл мы ни вкладывали в это понятие.

Сила воли

Обычно неспособность побороть ту или иную привычку, одержать верх над каким-либо влечением или не отступиться от доброго намерения расценивается как результат «слабоволия». Когда в какой-то степени это действительно так, наперед можно сказать, что причиной тому явилась определенная установка родителей, согласно которой, для того чтобы приучить ребенка к дисциплине, необходимо «сломать» его волю. Если дело обстоит именно так, то не стоит жаловаться, что у него слабый характер, раз уж мы сами решили разрушить то, на чем эта сила основывается.

В учении Иисуса воля занимает центральное место. Благовествуя о царстве, Он по сути дела призывает обрести полноту жизни и радости в слиянии нашей воли с волей Небесного Отца. О себе Он говорит: «Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его», а во время обрушившегося на Него великого потрясения прост и краток: «Не Моя, но Твоя да будет воля». Для Иисуса волевой акт имеет решающее значение, он показателен сам по себе. Недостаточно говорить «Господи, Господи», если при этом мы не исполняем волю нашего Небесного Отца, однако, с другой стороны, нет ничего рокового в том, если однажды мы сказали «я не хочу», а потом покаялись и проявили послушание. Именно волевой акт вносит ясность в то, во что мы верим. Для Иисуса именно воля и конкретный поступок выражают подлинную сущность характера: импульсивное устремление, непродуманное обещание, традиционные заверения в добрых чувствах, — все это ничего не значит, если человек не стремится к конкретным делам, конкретной самореализации и послушанию.

Однако что же такое «воля» и почему это понятие играет столь важную роль? Надо признать, что стремление как-то слить наши инстинкты и первичные эмоции в некие цельные чувства (например, чувство патриотизма, любви к семейному очагу, религиозное чувство и т. д. ) никогда не протекает вполне успешно: всегда остаются какие-то противоположные импульсы, которые человек, стремящийся к обретению внутренней цельности, подавляет сознательно или неосознанно. Воля представляет собой соотнесение одного или нескольких основных чувств, характеризующих внутренний мир личности, с намеченной линий поведения; если не вся личность (в силу сохраняющихся противоположных устремлений), то, по крайней мере почти вся устремляется к намеченным целям и идеалам, вбирающим в себя одно из основных чувств, стремится к их достижению и в силу этого соответствующим образом упорядочивает свои мысли, чувства и действия для достижения желанной цели.

Решение добровольно пойти на военную службу и, перед лицом опасности, нависшей над страной, принять участие в боевых действиях означает, что осознание этой опасности и призыв к ополчению пробудил в некоем едином чувстве патриотизма различные устремления (например, стремление к самоутверждению, воинственный инстинкт, желание исполнить долг, вновь обрести солдатское братство и воскресить прошлый военный опыт, закрепить старые навыки и подтвердить свой авторитет и т. д.). Личность, стремящаяся отождествить себя с широким чувством патриотизма, начинает подавлять противоположные устремления, рождающиеся из других чувств (например, стремление продвигаться по служебной лестнице, желание остаться в семье), и следует той линии поведения, которая в перспективе даст патриотическому чувству наибольшее удовлетворение. В то же время в другом человеке чувство семьи или соображения карьеры окажутся сильнее, они сумеют вобрать в себя большинство импульсов, желаний, интересов и устремлений и, будучи более интегрированными, могут подавить слабый и плохо организованный патриотический настрой, в результате чего человек останется дома.

Все мы знаем, что многие наши действия — всего лишь рефлексы нервной системы (например, моргание, чихание) или привычки, которые благодаря многократному повторению уже не вызывают никаких сознательных усилий (ходьба, раскачивание руками, принятие пищи). Известно, что поведение взрослого человека на девяносто процентов непроизвольно и только в том случае, когда новая ситуация заставляет сделать выбор между противоположными устремлениями, волевое решение (в котором человек благодаря обращенности к определенному доминирующему чувству пытается отождествить себя с определенной линией поведения) представляет собой полностью осознанный и преднамеренный акт, требующий каких-то усилий.

Более обстоятельное рассмотрение волевого решения выявляет следующие его компоненты:

1) слепое хотение (то есть нерационализируемая устремленность к определенным целям, например, «хочу разбогатеть — и не важно, как именно!);

2) склонность (постепенное осознание слепого хотения, осознание того удовольствия, страдания, беспокойства или чувства неудовлетворенности, которое с ним связано);

3) желание (то есть чувство беспокойства, направленное на определенную цель, которая открыто признается как положительная, желанная и достойная достижения.

Далее желания, по словам Маккензи, организуются в «миры желаний», где они взаимосвязаны, совместимы, взаимозависимы и отвечают на одни и те же побудитетельные причины. Упомянутый «мир желания» вместе с другими слагаемыми психической жизни (убеждениями, какими-то представлениями, страхами, воспоминаниями и т. д. ) формируют то, что иногда принято называть чувством, или настроением. Сила любого конкретного желания зависит от силы того «мира желаний», потому он принадлежит, того более широкого чувства, частью которого он является. Случайное, психологически обособленное желание, как правило, не имеет достаточной силы и легко подавляется совокупностью каких-либо других, более сильных желаний. Если мы хотим чего-то одного (например, повышения заработной платы), но не принимаем всего того, что с этим связано (высокая степень ответственности, удлиненный рабочий день, необходимость переехать в новый район), наше желание воспринимается нами критически и остается простым хотением. Если же мы готовы принять не только то, что нам желанно, но и всю ситуацию в целом со всеми возможными последствиями, мы волевым актом стремимся соотнести себя с необходимой линией поведения.

Основой нашей реакции на внешние раздражители являются рефлекторные действия, однако если надо провести какое-то сравнение и сделать выбор, в дело включается наше внимание. Если, вполне сознательно обращая его на то, что нам желанно, мы готовы принять определенную линию поведения и соответствующим образом организоваться для достижения намеченной цели, можно говорить о волевом решении. Итак, на основании сказанного можно сделать следующие выводы:

1) Воля выполняет регулятивную функцию, не привнося творческого начала. Среди определенной совокупности раздражителей, желаний и возможностей она выбирает те, которые (в соотнесении с другими желаниями и намеченными целями) дают наибольшее удовлетворение.

2) Совокупность непроизвольных порывов возникает не благодаря воле, а в силу инстинктивных импульсов и сопутствующих им эмоций. Воля не столько порождает, сколько организовывает; она же разрешает противоборство порывов.

Сила, влекущая к достижению намеченной цели, — это не сила воли, а сила проникнутых эмоциями идей, склонностей и желаний, которыми воля управляет.

3) Волевое решение вбирает в себя деятельность нашего разума. Например, благодаря сознательно выдержанной паузе мы сдерживаем импульсивную реакцию и не предпринимаем никакого действия; в момент размышления наше внимание направлено на имеющиеся варианты, оно оценивает возможности, сравнивает последствия, соотносит различные линии поведения с основными жизненными целями. Далее следует решение, которое представляет собой одобрение и принятие какой-либо одной линии, одного импульса и соотнесение с ним всей личности.

4) Удерживая в сознании какую-либо идею, мысленно представляя тот или иной поступок и возможные последствия, что-либо вспоминая, оценивая (и при этом понимая, что мы в принципе можем сделать то, что в данный момент имеем в виду) и — в первую очередь — управляя своими поступками за счет внимательного и осознанного предпочтения одних идей другим, мы используем наш разум и осуществляем волевое решение.

Проведенный нами анализ волевого акта позволяет лучше понять проблему слабоволия, а также те механизмы, благодаря которым можно как-то изменить свой характер к лучшему. Говорят, что характер — это целиком сформировавшаяся воля; цельная личность — это личность, в которой различные чувства, вбирающие в себя психическую жизнь человека, настолько слиты воедино, что желания (которые полностью сформировались и направлены на столь же хорошо сформировавшиеся и всесторонне осмысленные цели и задачи) выливаются в плодотворные и действенные поступки с минимальной вероятностью того, что они будут противоречить другими чувствам и желаниям. Поскольку жизненная энергия берет свое начало не в воле, а в непроизвольных эмоциях, бесполезно требовать, чтобы воля совершила «максимальное усилие», «выложилась». Единственная сила, которая нам дана, — это сила изначальных порывов, которые благодаря нашей воле мы оцениваем, упорядочиваем и претворяем в определенные действия.

Кроме того, проведенный анализ показывает, что, так сказать, «присматривая» за опытом прошлых переживаний и делая определенный отбор, воля контролирует наше поведение. Пытаясь отвлечься и тем самым выйти из определенного психологического состояния, которое грозит перерасти в действие, замещая его каким-либо другим и сознательно поощряя его присутствие в нас, мы решаем, какое действие надо совершить. Этот процесс идет параллельно процессу целеполагания, когда цель (представляющая собой разрешение какой-либо проблемы или разработку какой-либо аргументации) достигается за счет оценки и претворения в жизнь тех идей, которые актуальны для данной ситуации, и вытеснения тех, которые не столь значимы в данном контексте. В волевом акте мы выбираем и приводим в действие те устремления и желания, которые ведут нас к намеченной цели. Волевым решением мы как бы упрочиваем ту мысль, которую предпочли, она открывает определенную возможность, которую мы принимаем, и присущая ей эмоциональная сила осуществляет задуманное.

Итак, свобода воли основывается на том, о чем человек предпочитает думать, какие мысли он лелеет, то есть на его способности к самоанализу и воображении. Волевое усилие представляет собой сосредоточение на определенных мыслях, желаниях, целях, что, конечно, может причинять некоторые неудобства, требовать подавления противоборствующих желаний, противоположных целей, жертвовать чем-то сиюминутным ради более прочного и продолжительного. Поскольку мы не можем преследовать все цели сразу, не можем одновременно удовлетворить все запросы нашего существа, воля является выразителем того личностного пласта, с которым мы соотносим себя в первую очередь, слагаемые которого определенным образом упорядочены и в котором принятая норма или намеченная цель дает любому порыву, чувству, любой мысли и желанию свое место в микрокосме всей личности. Чем цельнее человек, тем сильнее его воля, поскольку в таком случае с выбранной линией поведения сообразуется большее количество устремлений и порывов, они лучшим образом организованы, а те, которые противостоят намеченной цели, как правило, не столь многочисленны и не столь сильны.

Проведенный анализ выявляет принципиально важную истину, касающуюся слабоволия. «Как только личность перестает функционировать как единое целое, она перестает быть личностью» и распадается на несколько противоборствующих начал. Имея дело с хаосом противоречивых устремлений, мыслей, чувств и целей, мы обычно говорим о «слабом», непоследовательном характере; все это объясняется неспособностью наиболее гармонично и целенаправленно соотнести себя с соответствующим идеалом и задачей; в некоторых случаях противоборствующие устремления столь уравновешены (например, преданность религиозным идеалам и преданность семье), что любое действие, направленное в одну сторону, сразу же встречает достаточно сильное противодействие — в результате человек начинает колебаться, будучи не в силах что-либо предпочесть. Вместо того чтобы слиться в едином устремлении к намеченной цели и тем самым наделить человека уверенностью и решительностью, различные порывы начинают противоборствовать друг другу, стремятся друг друга подавить — в результате чего налицо «слабая воля». Личность не может действовать, руководствуясь своим волевым решением, так как вместо нее по сути дела заявляют о себе несколько соперничающих друг с другом пластов личности, стремящихся к взаимному разрушению. Оказавшись в какой-либо новой, непривычной ситуации, требующей выбора (неожиданное искушение, новая возможность, вызов), человек не может соотнести ее с сильной и хорошо организованной установкой внутри себя, поскольку таковая не сформировалась; в результате его реакция непредсказуема, непоследовательна, импульсивна. У него нет внутренней цельности, позволяющей сделать правильный и последовательный выбор, и поэтому то, что было решено вчера, сегодня может потерять свою силу, поскольку социальное давление, изменившееся настроение или какие-то новые идеи заставили реагировать по-другому.

Итак, слабоволие возникает как следствие плохой личностной организации, которая не дает одному или двум предпочтительным интересам возобладать над остальными. Иногда смущение и слабость усугубляются нашими попытками объяснить то, что происходит: мы выдумываем «убедительные» доводы, стремясь объяснить то, что на самом деле выглядит иначе. Порой мы пытаемся как-то обособить внутри нас самих различные чувства и желания: например, религиозный настрой (когда наше поведение, слова и манеры заслуживают одобрения со стороны единоверцев) мы стремимся совершенно отъединить от, скажем, спортивных пристрастий (где наши слова и манеры могли бы задеть людей благочестивых). Все, что каким-то образом посягает на обе сферы нашей жизни, приводит нас (и нашу волю) в крайнее смущение.

Штольц проводит весьма полезное различие между цельной личностью, личностью, которая еще не достигла цельности, и той, которая ее уже утратила. Что касается первой, то здесь, с его точки зрения, опасность таится в том, что человек ограничивает себя узким кругом интересов, обладающих не столь уж большой значимостью. Его воля, выражающая эти интересы, довольна сильна и даже жестока, однако в конечном счете не очень действенна, поскольку зиждется на чем-то ограниченном и противоборствует с реальной картиной мира. Крайне религиозный человек, например, будет решительно стремиться к тому, чтобы его семья никак не соприкасалась с «порочным миром», однако, в конце концов он потерпит поражение, поскольку взрослеющие дети неизбежно заявят о своих правах и, кроме того, просто будут вынуждены отправиться в «мир», дабы добыть пропитание, найти работу и т. д. В таком случае, вероятно, прежде чем произойдет обретение нового уровня внутренней цельности, придется расширить свой кругозор и поставить перед собой новые, более широкие цели.

Если же человек еще не достиг личностной цельности, он может, среди всего прочего, иметь хорошие помыслы, устремления и желания, однако не иметь главенствующего интереса, с помощью которого (будь он хорош или плох) можно было бы свести все уровни внутреннего мира в некое единое и действенное целое. Причиной тому могут быть леность, инфантилизм (быть может, психологический) или влияние какой-либо властной личности, пережитое в детстве. Неспособность к личностной интеграции ниже нормы, и в такой ситуации воля будет слабой, решения непредсказуемыми, человек будет отличаться повышенной внушаемостью.

И наконец в последнем случае личность утрачивает некогда достигнутое единство, «разваливается на куски». Глубокое разочарование, неудача, горе могут так повлиять на человека, что от прежнего единства останется лишь хаос порывов, чувств и желаний. Может случиться так, что некогда избранный жизненный принцип, которым руководствовался человек, перестает действовать, становится ненадежным или просто неверным, и тогда рушатся все планы. Человек колеблется, проявляет нерешительность, поскольку уже утратил цельность.

В такой ситуации очень важно уверить его, что идеалы, на которых он строил жизнь и формировал свой внутренний мир, не лишены истины и реальной основы. Религиозная фантазия, притворное благочестие, «слепая вера» — все это, в конце концов, не так уж плохо, однако рано или поздно все это разрушится под натиском жизненного опыта, и вполне возможно, что в конечном счете вместе с ними психологическое и нравственное крушение потерпят и те, кто на них основывался.

Слабоволие возникает и тогда, когда человек, преследуя хорошо продуманные и долгосрочные цели, в то же время не может справиться со своими инстинктивными порывами. Вторичные факторы, наложившись на эту изначальную психологическую ситуацию, могут способствовать дальнейшему ослаблению воли (например, сильное переживание, укоренившаяся привычка, уныние, неожиданно возникшая иная возможность, и т. д. ). Все требует усилия, если мы действительно хотим укрепить волю, и ее закалка — это один из главных шагов, которые надо предпринять, чтобы стать лучше, взрослее и увереннее. Кроме того, надо выяснить, какие источники нравственной силы (помимо своих собственных) доступны человеку, если он христианин.