Сущность Слова Божьего

Я очень благодарен вам за то, что вы пригласили меня прочесть эти лекции здесь, в семинарии Троицы. С давних пор я питаю уважение к вашему учебному заведению: причина тому – чрезвычайно высокий уровень подготовки ваших преподавателей и то, как твердо вы отстаиваете авторитет Писания и благовестие спасения в Иисусе Христе, лежащее в основе вероучения евангельского христианства. Я надеюсь, что вы будете видеть в нас, преподавателях Вестминстерской семинарии, не только коллег, подвизающихся на научном поприще, но и товарищей по оружию в битве за человеческие души и за человечное общество, стремящихся пленять всякое помышление в послушание Христу.

Прежде чем мы перейдем к теме сегодняшней лекции, позвольте мне в общих чертах ознакомить вас с содержанием этого цикла, состоящего из трех лекций. Я полагаю, что ваше желание услышать мои лекции свидетельствует об определенном интересе с вашей стороны к моей книге «Учение о познании Бога», опубликованной около года тому назад[1]. Вот почему в своих лекциях я буду излагать некоторые положения этой книги, но при этом сделаю некоторые новые выводы практического характера, обусловленные основной идеей книги. Я надеюсь, что часть этих выводов войдет в мои книги и статьи, которые в дальнейшем увидят свет. Поэтому в перерывах между лекциями я с большим интересом буду выслушивать ваши вопросы и замечания, которые, уверен, помогут мне точнее сформулировать свои мысли. Итак, я позволю себе в качестве введения вкратце изложить основные идеи книги, а затем перейду к упомянутым мною выводам.

В книге «Учение о познании Бога» я предпринял попытку разработать на основании Библии христианскую эпистемологию, или теорию познания. В своем исследовании я исходил из убежденности в том, что наш Бог желает посредством Своего Слова владычествовать во всех сферах жизни человека – не только направлять нас в поклонении и благовествовании, не только управлять тем, что обычно относят к области индивидуальной и социальной этики, но просто всем: «Итак, едите ли, пьете ли, или (иное) что делаете, все делайте в славу Божию» (1 Кор. 10:31). Это означает, что даже познавать – да и мыслить вообще – мы должны исключительно по-христиански; наше мышление должно существенно отличаться от мышления нехристиан. Я не хочу сказать, что мы должны не соглашаться со всем тем, что говорит всякий нехристианин. Но даже тогда, когда мы соглашаемся с нехристианином, даже тогда, когда наши мнения совпадают, мы все равно будем в чем-то расходиться с ним. Несмотря на то, что наши взгляды могут совпадать, несмотря на согласие в чем-то, у нас будут разные цели, несходные побуждения и неодинаковые критерии оценок и суждений.

Итак, существует особая христианская теория познания – такое понимание человеческого познания, которое отличается от понимания того же предмета неверующими[2]. В некоторых случаях христианин может разделять мнение нехристианского философа, психолога, геолога или биолога, но он ни в коем случае не должен рассматривать такое согласие как нечто само собой разумеющееся. Он должен быть постоянно начеку, дабы, внимая ошибочным умозаключениям неверующего, не впасть в заблуждение; он должен быть настороже, даже если эти ошибочные умозаключения последнего кажутся ему на первый взгляд незначительными. Бог призывает нас пленять всякое помышление в послушание Христу (2 Кор. 10:5).

Поэтому в «Учении о познании Бога» я не предлагал некую «христианизированную» версию одной или ряда нехристианских теорий познания. Напротив, я исходил из Писания и пытался выяснить, что в нем говорится о вопросах эпистемологического характера. Конечно, Писание не является трактатом по эпистемологии, как не является оно учебником биологии или справочником по ремонту автомобилей. Но я считал, что моя основная задача заключается в том, чтобы выяснить, что Бог говорит об интересующем меня предмете. Думаю, что так должен был бы на моем месте поступить биолог-христианин или ремонтник-христианин. Поэтому я не мог ориентироваться ни на одно направление нехристианской философии: ни на рационализм, превративший человеческий разум в предмет идолопоклонства; ни на эмпиризм, признающий чувственный опыт высшим критерием истины; ни на субъективизм, полностью отрицающий объективность истины и утверждающий высшую ценность чувств человека или его внутренних озарений. Не считал я приемлемым для создания христианской эпистемологии и какой бы то ни было сплав этих направлений.

В христианской теории познания высшим критерием истины является Сам Бог, и потому Его Слово, Его откровение[3], данное нам, есть основание для оценки всего, что притязает на истинность. Да, мы действительно постигаем Божье откровение разумом, посредством чувственного опыта и всевозможных трудноопределимых подсознательных ощущений, эмоций и восприятий, которые мы называем «субъективностью». Ничто из этого само по себе не дает абсолютного знания. Если было бы иначе, мы не нуждались бы в Слове Божьем. Но эти способности, находясь в отношении взаимной обусловленности, взаимодействуют в нас и приводят к постижению той истины, которая абсолютна и неизменна и которая есть Божье Слово, обращенное к нам.

В «Учении о познании Бога» я пытался выяснить, как связаны между собой некоторые из этих человеческих способностей. По милости Божьей нам не нужно искать абсолютный авторитет, или критерий истины, в самих себе, поэтому нам не нужно преклоняться перед разумом, чувственным опытом или субъективностью. Таким образом, мы можем допустить, что эти способности взаимозависимы. Поэтому в упомянутой книге я доказываю (и, возможно, вам покажется, что это вполне согласуется со здравым смыслом), что мышление, чувственный опыт и субъективность зависят друг от друга и, взаимодействуя друг с другом, порождают в нас знание. Вообще лучше не разграничивать их строго. Напротив, их следует считать аспектами всякого познавательного акта, или способами рассмотрения действительности во всяком таком акте.

С различием между мышлением, чувственным опытом и субъективностью связано еще одно разграничение, которое играет важную роль в «Учении о познании Бога». В любом акте познания есть три ключевых элемента: (1) объект познания – нечто познаваемое, (2) субъект познания – лицо, которое познает, и (3) норма, критерий или признак, на основе которого мы делаем заявление о знании чего-либо. В этой книге я доказываю, что эти три элемента также взаимозависимы; ни один из них не существует без двух других, и каждый из них можно выразить через два других. Объект и субъект суть то, что говорит о них закон. Норма и субъект – это объекты, факты, которые необходимо познать. А объект и норма являются элементами субъективного опыта.

Таким образом, мы можем рассматривать всякое человеческое знание в трех аспектах: (1) как соответствие между идеей и объектом, (2) как состояние обоснованной познавательной удовлетворенности субъекта и (3) как мышление, которое согласуется с Божьими заповедями, призванными регулировать мыслительные процессы. В системе терминов моей книги первый аспект знания называется «ситуативным», второй – «экзистенциальным» и третий – «нормативным».

В «Учении о познании Бога» я пробую применять эту схему практически, особенно в области апологетики. К примеру, такой подход помогает нам проникнуть в суть спора между сторонниками пресуппозиционализма и эвиденциализма в апологетике (прим. переводчика: от англ. presupposition – исходная предпосылка; evidence – доказательство, подтверждение, свидетельство). Пресуппозиционалист рассматривает апологетику преимущественно с нормативной точки зрения, утверждая, что, когда мы дискутируем с неверующим, мы должны прежде всего исполнять Божьи заповеди, регламентирующие наше мышление, мы должны быть верными Господу. В этом смысле я твердый приверженец пресуппозиционализма. Но и эвиденциалисту, подход которого к апологетике можно назвать ситуативным, есть что сказать в этом отношении. Он говорит, что мы должны привести доказательства; мы должны быть готовы и в состоянии показать связь между нашим богословием и реальным миром. В этом я охотно соглашаюсь с ним, так что вы можете называть меня и эвиденциалистом и пресуппозиционалистом. Я не считаю, что эти два подхода несовместимы друг с другом. Напротив, я думаю, что оба подхода истинны и оба важны для апологетики. Некоторым людям эти подходы представляются несовместимыми друг с другом, поскольку они не сознают аспектного соотношения между нормой и ситуацией. Я же нахожу некоторую ценность и в «субъективистской» апологетике, представленной в работах Паскаля, Кьеркегора и других – авторов, которые были склонны рассматривать познание с «экзистенциальной точки зрения». Я думаю, что Жан Кальвин также отчасти «экзистенциален» в своей эпистемологии, но сейчас речь не об этом.

Последнее предварительное замечание, которое я хочу сделать, состоит в том, что эта трехсторонняя схема, в конечном счете, основана на трояком отношении Самого Бога к миру. В Писании о Боге говорится как о Владыке (Yahweh, adon, kurios). И Его владычество раскрывается по меньшей мере в трех аспектах: (1) Он Творец и правитель мира; Он управляет всеми «ситуациями». (2) Он есть Тот, Кто обладает законной и высшей властью над всеми творениями. (3) Будучи Господом завета, Он связывает Себя со Своими творениями, создает их по образу Своему, дарует им знание о Себе (и это знание они обретают неизбежно), вступая во взаимоотношения с ними, давая заветные обетования, ниспосылая благословение и совершая суд. А поскольку Бог таков, Он сокровенным образом пребывает в жизни Своих творений, Он Сам причастен ко всему, что с ними происходит.

Божье управление миром – основание для нашего ситуативного подхода к познанию реальности: Бог делает ситуацию, объект познания, такой, какая она есть. Его власть есть норма нашего познания: именно благодаря ей возможен наш нормативный подход к познанию. Его пребывание с нами – это источник нашего экзистенциального видения мира, ибо это означает, что мы как образ Божий можем обнаружить реальность Бога в глубинах своего естества. Божье управление, власть, пребывание с нами – вот что, в конечном итоге, служит источником всякого нашего знания.

До сих пор я говорил только о том, что составляет предмет моей книги «Учение о познании Бога» и более подробно раскрывается в ней. Далее, в этой и в двух последующих лекциях я буду говорить преимущественно о том, что не входит в упомянутую книгу, и надеюсь, что мне удастся убедить вас в целесообразности построения других богословских исследований по приведенной выше схеме. Я решил сделать предметом своего исследования тему, тесно связанную с познанием Бога, а именно – Слово Божье как источник этого познания. На занятиях в Вестминстерской семинарии, которые я веду, я сначала говорю о Слове Божьем, а потом перехожу к христианской эпистемологии, и я считаю, что излагать материал следует именно в такой последовательности. Итак, эти лекции послужат неким «прологом» к «Учению о познании Бога»: они будут пропедевтическим, или предварительным, исследованием, которое все же отмечено влиянием эпистемологии, излагаемой в самой этой книге. В продолжение этой лекции мы будем рассматривать сущность Слова Божьего. Во второй лекции речь пойдет о средствах передачи Слова, способах, с помощью которых Бог возвещает нам Свое Слово. Предметом третьей лекции будет роль Слова в христианской этике.

Сущность слова Божьего

Что есть Слово Божье? Большинство евангельских верующих на этот вопрос, не задумываясь, ответили бы: «Библия». Этот ответ, конечно, приходит на ум и мне. Но многие богословы (не только либеральные, но и евангельские) поспешат сказать нам, что простое отождествление Библии и Слова Божьего не всегда верно. В Псалме 147, к примеру, сказано следующее:

Посылает слово Свое на землю; быстро течет слово Его. Дает снег, как волну; сыплет иней, как пепел. Бросает град Свой кусками; перед морозом Его кто устоит? Пошлет слово Свое, и все растает; подует ветром Своим, и потекут воды (стихи 4-7).

Посмотрите, как трудно было бы заменить в этих стихах «слово» на «Библия». Попробуйте также вместо «Слова» в Евангелии от Иоанна 1:1, 14 прочитать «Библия».

Таким образом, судя по всему, выражение «Слово Божье», употребляющееся в Писании, имеет более широкое значение, чем «Библия». Выражение «Слово Божье» указывает на силу, которой Бог управляет явлениями природы, и оно же является именем Божьего вечного Сына, хотя это последнее обстоятельство для нас непостижимо.

Для того чтобы достаточно подробно осветить этот вопрос, мы должны дать Слову Божьему намеренно нечеткое определение. Скажем, что Слово – это Божье «самовыражение», а затем установим различные формы самовыражения, о которых в Писании говорится как о речи Бога.

1. Во-первых, Слово Божье – это сила, которой Бог совершает все по изволению воли Своей (Еф. 1:11). Словом Бог сотворил небо и землю (Быт. 1:3, 6; Пс. 32:6-9; 148:5; Ин. 1:3; Евр. 11:3; 2 Пет. 3:5). Промысл Божий совершается посредством Его речи: Он повелевает, и следуют события (Быт. 1:9, 11, 22; 8:21, 22; Пс. 17:16; 28:3-9; 147:4-7; 148:5-8; Мф. 8:27). Звучит Его могущественный глас, и совершаются Его суды (Быт. 3:14 и дал.; 6:7; 11:6, 7; Пс. 45:7; Ис. 30:30; Ис. 66:6; Ос. 6:5; 2 Пет. 3:7; ср. Мф.7:21-27; 25:31-46; особ. Ин. 12:48). Его милость есть также слово исцеления (Ис. 43:1; Лк. 7:1-10; Ин. 6:63, 68; Рим. 1:16; Флп. 2:16; 1 Тим. 1:10; 1 Ин. 1:1), «действенного призвания» (Ис. 62:2; 65:15; Деян. 2:39; Рим. 1:6, 7; 8:28; 1 Кор. 1:2, 24, 26; Гал.1:6; и т. д.).

Конечно, с богословской точки зрения нет ничего нового в утверждении: «Божье Слово исполнено силы»; именно этот вопрос обсуждался деятелями протестантской Реформации. Мысль о том, что силы Божьи вообще можно именовать «Словом», в классическом богословии найти сложнее. Но сейчас нам следует вспомнить, чтó говорили богословы (особенно кальвинистские), жившие после Реформации, о «вечных установлениях» (decrees) Божьих и о Его «совете» (counsel). Опираясь на такие отрывки из Писания, как Лк. 22:22; Деян. 2:23; 4:28 и Еф. 1:11, эти богословы говорили, что все во вселенной происходит в согласии с квази-вербальными деяниями Божьими, называемыми Его «вечными установлениями», или «советом»; тем самым они указывали на то, что все в природе и истории является следствием Божьих слов (прим. переводчика: квази-вербальный – напоминающий слово, отчасти являющийся словом).

Как ни странно, эти крайние противники схоластики, богословы двадцатого века, говорившие о Слове Божьем, но отрицавшие пропозициональное откровение (прим. переводчика: пропозициональный – носящий характер утверждения, которое содержит только логические константы и имеет неизменное истинностное значение) (такие, как Барт, Бруннер, Бультманн), богословы «новой герменевтики» (такие, как Эбелинг и Фухс), представители богословия «деяний Бога» (например, Г. Эрнест Райт), а также направления «богословие как история», представленного трудами Вольфгарта Панненберга, – все они, каждый по-своему, воспроизвели в своих работах идеи богословов семнадцатого столетия, писавших о «вечных установлениях» Божьих. Ибо они понимали Слово Божье, в сущности, как некую власть, событие или силу, благодаря которой происходит нечто – конечно, не как вечное Божье установление (такое понимание Слова Божьего свойственно им всем, кроме, пожалуй, одного Барта), а как повеление Божье, которое Он дает в настоящем, здесь и сейчас. Кроме того, подобные определения «Слова Божьего» можно найти в работах последователей Волленховена и Доойевеерда, авторов, являющихся представителями реформатской ортодоксии[4].

В Писании нет ничего, что помешало бы евангельскому верующему согласиться с утверждением: «Божье Слово исполнено силы, а Божьи силы выражаются словесно». И, конечно, не будет ошибочным с точки зрения Библии сказать, что Божье Слово – это власть, сила или событие. Однако с этой точки зрения было бы ошибочным свести Слово Божье единственно к силе или же лишить понятие «Слово Божье» его пропозициональной составляющей. Именно к этому ошибочному заключению приходят мыслители, упомянутые выше, – заключению, которое было убедительно опровергнуто в работе Джеймса Барра «Старое и новое в толковании»[5]. Итак, мы должны продолжать исследовать Писание, с тем чтобы найти другие характеристики, или «аспекты» Слова Божьего, которые раскрываются в самой Библии.

2. Слово Божье есть также Его речь, служащая выражением Его власти. Различие между «силой» (power) и «властью» (authority) в системе терминов, которой я пользуюсь (хотя это различие не всегда можно проследить в английской Библии), заключается в том, что Божья сила определяет то, что будет происходить, в то время как Божья власть определяет то, что должно происходить. В традиционном богословии мы находим, в сущности, то же разграничение – между волей Божьей, «сокрытой в Его замыслах» (decretive) и Его волей, «открытой в Его заповедях» (preceptive). То, что между ними существует разница, что Бог иногда повелевает случаться тому, что явно противоречит Его заповедям (см. особ. Лк. 22:22; Деян. 2:23; 4:28), есть тайна, камень преткновения для всех, кто пытается понять зло в его многообразии. Однако сейчас я не задаюсь целью найти разгадку этих извечных тайн, я лишь желаю подчеркнуть, что под «Словом Божьим» в Писании подразумевается и явление Божьей силы, и проявление Божьей державной воли.

Во всем Писании есть примеры того, как Бог говорит с людьми, возвещая им Свою волю, которую они должны исполнять. Решение всех жизненных вопросов зависит от исполнения людьми Слова Божьего. Первое из записанных в Библии переживаний Адама было слышание Слова Божьего (Быт. 1:28 и ниже). От его отклика на это Слово зависело, будет ли он жить или умрет (Быт. 2:17). После грехопадения у Адама осталась единственная надежда: он уповал на то, что Бог исполнит Свое обетование (Быт 3:15). Ной верил, что Божий суд неминуем, только потому, что Господь изрек слово об этом. Вера Авраама, которая поставлена в пример христианам (Рим. 4; Гал. 3:6-9; Евр. 11:8-19; Иак. 2:21-24), была верой в Божье обетование, Его Слово. Израиль, вступивший в Моисеев завет, был обязан исполнять «законы», «уставы», «заповеди», «повеления» и «постановления», которые изрек Бог (Втор. 6; Иис. Н.1:8, 9; Пс. 118; Ис. 8:20; многие другие отрывки). Впоследствии Бог говорил через пророков (Втор. 18:15-22; Иер. 1:6-19; Иез. 13:2,3, 17). Затем Бог говорил в Сыне Своем. Иисус пришел не для того, чтобы нарушить закон, но чтобы исполнить его (Мф. 5:17-20); Он говорит нам Свои слова, и мы должны принять их, если хотим иметь жизнь (Мф. 7:21 и дал.; 28, 29; Мк. 8:38; Лк. 8:21; 9:26 и дал.; Ин. 6:63, 68; 8:47; 12:47 и дал.; 14:15, 21, 23, 24; 15:7, 10, 14; 17:6, 17; 1 Тим. 6:3; 1 Ин. 2:3-5; 3:22; 5:2, 3; 2 Ин. 6; Отк.12:17; 14:12). Человек является в подлинном смысле «учеником Иисуса» тогда, и только тогда, когда исполняет Слово Учителя. Апостолы заявляют, что их слова также обладают божественным авторитетом (Ин. 14:23-26; 15:26, 27; 16:13; Рим. 2:16; 14:24; 1 Кор. 2:10-13; 4:1; 2 Кор. 4:1-6; 12:1, 7; Гал. 1:1, 11, 12; 16; 2:2; 1 Фес. 4:2; Иуд. 17, 18).

Нет сомнения в том, что, согласно Писанию, Слово Божье – это и сила, и постижимое разумом сообщение, как нет сомнения в том, что это постижимое разумом сообщение есть наивысшая власть для людей. По словам Барра, как бы мы, люди нового времени, ни желали видеть явления силы, которые были бы лишены постижимого разумом смысла, мы не можем чистосердечно заявить, что такое понимание Божьих деяний почерпнуто нами из Священного Писания, – что бы ни говорил по этому поводу Барт.

3. Но есть и третий аспект: Слово Божье есть еще и пребывание Самого Бога с Его творениями. Даже когда речь идет не о Боге, а о человеке, нам сложно отделить его самого от его слов. Если вы считаете, что мои слова лишены здравого смысла, вы одновременно полагаете, что я глупец. Если вы восхищаетесь словами Хемингуэя, значит, вы восхищаетесь самим Хемингуэем. Речь играет важнейшую роль в жизни человека (Прит. 12:18; 13:3; 18:20, 21; 21:23; Мф. 12:34 и дал.; Иак. 3:1-12), и часто грех находит выражение именно в ней (Быт. 11:6; Пс. 12; 56:5; 63:4; 139:4; Прит. 10:19; 12:17-19; Ис. 29:13; Иер. 9:8; Иез. 33:31; Рим. 3:13, 14); речь играет важную роль в деле искупления (Пс. 50:15; Ис. 6; 35:6; 43:21; 45:23; 49:2; 65:19; Соф. 3:9 и дал.; Рим. 10:9, 10; Иак. 5:16; 1 Пет. 2:9). Поистине, если человек сможет «обуздать» свой язык, он сможет сохранять самообладание в любых обстоятельствах жизни (Иак. 3:1-12).

Итак, отделить Бога от Его слов трудно. Исполнять Слово Божье – значит повиноваться Богу; презирать Его Слово – значит презирать Его Самого. Божье Слово связано с Богом во многих отношениях: (а) Божье Слово открывает Его нам (Втор. 4:5-8; 2 Тим. 3:15). (б) Божий Дух пребывает с Его Словом (Быт. 1:2; Пс. 32:6; Ис. 34:16; 59:21; Ин. 6:63; 16:13; Деян. 2:1-4; 1 Фес. 1:5; 2 Фес. 2:2;

2 Тим. 3:16; 2 Пет. 1:21). (в) Когда говорится о том, что Бог близок к нам, подразумевается, что близко к нам Его Слово (Втор. 4:5-8; 30:11-14; Рим. 10:6-8). (г) Десять Заповедей Божьих хранились у ковчега завета, являвшегося для Израиля самым святым местом, – средоточием пребывания Бога на земле (Втор. 31:26). Во Втором послании к Тимофею 3:15 Писания названы «священными», что напоминает нам о вере людей Ветхого Завета в то, что слова Божьи наделены Его святостью. (д) Все деяния Божьи – Его предвечный замысел, творение, промысл, суд и благодать – совершаются посредством Слова, как мы уже говорили об этом, когда вели речь о «силе». (е) Бог отличается от идолов тем, что Он глаголет (3 Цар. 18:24, 26, 29, 36; Пс. 113:13 и дал.; 134:15 и дал.; Авв. 2:18-20; 1 Кор. 12:2). (ж) Речь Божья имеет божественные свойства: она дивна (Пс. 118:129), вечна (Пс. 118:89, 160), всесильна (Быт. 18:14; Ис. 55:11; Лк. 1:37), совершенна (Пс. 18:8 и дал.), свята (Втор. 31:26; 2 Тим. 3:15, ср. [г] выше). (з) Слово Божье есть объект поклонения (Пс. 33:4; 55:5, 11; 118:48, 120, 161, 162; Ис. 66:5). (Ср. восхваление Божьего имени, Пс. 8:2; 67:5 137:2 и т. д.)[6].

Поэтому мы не должны изумляться словам, которые читаем в Евангелии от Иоанна 1:1: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Конечно, в этом стихе говорится о живом Слове, Иисусе Христе. Но его также можно прочитать в более широком контексте – в контексте библейской доктрины о Слове Бога. «Вначале» указывает на Бытие 1:1, эта связь становится ощутимее благодаря упоминанию о сотворении мира в Ин. 1:3. Таким образом, Слово, которое было «у Бога» и «было Бог», есть Иисус, и именно Словом были сотворены небеса и земля. Иисус, Бог и творческое Слово суть одно, и это обстоятельство непостижимо для нас. Само учение о Троице, пожалуй, стоило бы выразить языком лингвистики (конечно, это не единственный способ, с помощью которого можно было бы изложить это учение): Бог-Отец есть Тот, Кто говорит; Сын есть изреченное Слово; Дух – это «мощное дуновение» (ruah, pneuma), посредством которого Слово совершает то, для чего Бог посылает его.

Все это может напоминать нам лозунг неоортодоксов: «Бог являет не пропозиции, Он являет Себя Самого». Несомненно, Бог являет Себя Самого, и мы должны быть достаточно смиренны, чтобы прислушаться к теологам-неоортодоксам, говорящим нам об этом. Однако они безусловно не правы, заключая, что откровение Бога о Себе Самом лишено постижимого разумом смысла. Как раз наоборот: слово, имеющее божественные свойства, являющееся объектом поклонения, пребывающее вместе с Богом в самом ковчеге завета, есть не что иное, как постижимое разумом, исполненное власти Слово, с которым Бог обращается к Своему народу. Более того, Сам Иисус, истинно живое Слово, приходит к людям со Словом, благовестием.

Мы можем подвести итог нашим рассуждениям о сущности Слова Божьего таким образом: Божье Слово есть самовыражение Его владычества. Его Слово – это проявление Его силы, власти и пребывания в мире, это Его проникновение в три «сферы» человеческого познания. Сила Слова порождает ситуативный аспект нашего познания, властью Слова обусловлены нормы нашего познания, а благодаря пребыванию Слова с нами Бог оказывается неотделимым от нашего самопознания.