Учение о Троице

I. Споры о Троице

1. ОБСТАНОВКА, ФОН СОБЫТИЙ

Спор о Троице, проявившийся в борьбе между Арием и Афанасием, имеет свои корни в прошлом. Ранние Отцы Церкви, как мы видели, не имели ясного представления о Троичности Божества. Некоторые из них представляли себе Логос как безличный разум, ставший личностным во время сотворения мира, а другие рассматривали Его как Личность, столь же вечную, как Отец, разделяющую Божественную сущность, но в то же время они видели Его в известном подчинении Отцу. Дух Святой в их рассуждениях вовсе не имел важного значения. Они говорили о Нем преимущественно в связи с трудом искупления, совершаемым в сердцах и жизни верующих. Некоторые считали Его подчиненным не только Отцу, но и Сыну. Тертуллиан был первым богословом, ясно утверждавшим трехличностность Бога и сущностное единство трех Личностей. Но даже ему не удалось ясно сформулировать учение о Троице.

Тем временем явилось монархианство со своим подчеркиванием единства Бога и истинной Божественности Христа, и в этом было фактическое отрицание Троицы в собственном смысле этого слова. Тертуллиан и Ипполит сражались с их взглядами на Западе, в то время как Ориген нанес им решительный удар на Востоке. Они защищали тринитарное учение, как оно выражено в апостольском кредо. Но даже учение Оригена о Троице не было вполне удовлетворительным. Он твердо придерживался взгляда, что и Отец, и Сын являются Божественными ипостасями или личностными существованиями, но ему не вполне удалось дать Библейское представление об отношениях трех Личностей к одной сущности Божества. Хотя он был первым в объяснении отношений Отца к Сыну, используя понятие «вечного рождения», он не избежал некоторой субординации Второй Личности к Первой в области их сущности. Отец передавал Сыну только второстепенные виды божественности, которые можно назвать богом (theos), но не вполне Богом (hotheos). Он иногда даже говорит о Сыне, как «втором Теосе». Это был самый большой недостаток в учении Оригена о Троице, и он послужил отправной точкой для Ария. Другой, менее фатальный недостаток состоит в его утверждении, что рождение Сына не является необходимым действием Отца, но проистекает из Его суверенной воли. Он, однако, поостерегся не вводить идею о временном преемстве. В своем учении о Святом Духе он еще дальше отошел от Писания. Он не только поставил Святого Духа в зависимость даже от Сына, но также числил Его среди того, что было сотворено Сыном. Одно из его высказываний можно понять в том смысле, что Дух Святой был просто творением.

2. ПРИРОДА СПОРА

а) Арий и арианство

Великую тринитарную борьбу обычно называют арианским спором, потому что она была вызвана антитринитарными взглядами Ария, Александрийского пресвитера, опытного спорщика, хотя и неглубоко духовного. Его главной идеей был монотеистичный принцип монархиан, что есть только один нерожденный Бог, одно безначальное Существо, у Которого не было начала Его существования. Он различал между Логосом, присущим Богу, как Его божественная энергия, и Сыном, или Логосом, Который воплотился. У последнего было начало: Он был рожден Отцом, что в изложении Ария было равно утверждению, что Он был сотворен. Он был сотворен из ничего, прежде создания мира, и по этой причине не является ни вечным, ни Божественной сущности. Величайший и первый изо всех сотворенных существ, Он был вызван в существование, чтобы через Него мог быть создан мир. Он поэтому подвержен изменению, но избран Богом за Свои предвиденные заслуги и назван Сыном Божьим в виду Своей будущей славы. По достоинству Своего усыновления Ему положено поклонение людей. Арий искал поддержки своих взглядов в Писании, в тех текстах, которые кажутся представляющими Сына как низшего по отношению к Отцу:

— Пр. 8,22 (версия Септуагинты).

— Мф. 28,18.

— Мк. 13,32.

— Лк. 18,19.

— Ин. 5,19.

— Ин. 14,28.

— 1 Кор. 15,28.

б) Оппозиция арианству

Прежде всего, Арию противостал его собственный епископ Александр, который утверждал истинную божественность Сына и в то же время придерживался учения о вечном сыновстве через рождение. С течением времени, однако, его настоящим оппонентом оказался дьякон Александрии, великий Афанасий, который выступает со страниц истории как сильный, несгибаемый и непреклонный борец за истину. Сиберг приписывает его великую силу трем вещам: 1) устойчивости и искренности его характера; 2) твердому основанию, на котором он стоял в своем понимании единства Бога, что сохранило его от идеи субординации, столь типичной для его времени, и 3) неизменному такту, с которым он учил людей признать природу и значение Личности Христа. Он понимал, что рассматривать Христа как творение значило отрицать, что вера в Него приводит человека в спасительный для него союз с Богом.

Он с большой силой подчеркивал единство Бога и настаивал на таком созидании идеи Троицы, которая не угрожала бы этому единству. Отец и Сын имеют одну и ту же Божественную сущность, и неправильно говорить о «втором Боге». Но подчеркивая единство Бога, он также признает три различных ипостаси (личности) в Боге. Он отказывался верить в предвечно сотворенного Сына у ариан и утверждал независимое и вечное личное существование Сына. В то же время он имел в виду, что три ипостаси в Боге нельзя рассматривать как отдельные в каком бы то ни было смысле, так как это повело бы к политеизму. По мнению Афанасия, как единство Бога, так и различия в его Существе, лучше всего выражены в термине «единосущности». Это ясно и недвусмысленно выражает мысль, что Сын — той же сущности, что и Отец, но также в этом содержится и признание, что двое могут различаться в других отношениях, как, например, в личном существовании. Как Ориген, он учил, что Сын рожден, но, в отличие от Оригена, он описывал это рождение как внутреннее и поэтому необходимое и вечное действие Бога, а не такое, которое бы просто зависело от Его собственной воли.

Афанасия вдохновляло и определяло его богословские взгляды вовсе не одно только требование логической последовательности. Движущая сила в его созидании истины была религиозной природы. Именно его сотериологические убеждения естественным образом породили его богословские принципы. Его главным убеждением было, что соединение с Богом необходимо для спасения и что никакое творение, но только Тот, Кто Сам есть Бог, может соединить нас с Богом. Поэтому, как говорит Сиберг, «только если Христос есть Бог в полном смысле этого слова и безо всяких оговорок, то Бог вошел в человечество, и только тогда общение с Богом, прощение грехов, Истина Божия и бессмертие, несомненно, были дарованы человеку» (История доктрин, т. 1, стр. 211).

3. НИКЕЙСКИЙ СОБОР

Никейский Собор был созван в 325 г. для улаживания этого спора. Проблема была ясно определена, как это будет видно из краткого ее изложения. Ариане отвергали идею вечного (вневременного) происхождения Сына, а Афанасий именно это утверждал. Ариане говорили, что Сын был сотворен из несуществования, а Афанасий стоял на том, что Он исшел из сущности Отца. Ариане отрицали, что Сын был той же сущности, как Отец, а Афанасий утверждал именно это, что Он был единосущен Отцу.

Кроме противостоящих друг другу партий, была обширная группа «середины», она фактически составляла большинство Собора и находилась под руководством церковного историка Евсевия Кесарийского. Эта партия известна еще под названием Оригенской, так как она стояла на принципах Оригена. Эта партия склонялась к арианству и противостояла учению о том, что Сын единосущен Отцу. Она предложила утверждение, предварительно написанное Евсевием, которое во всем совпадало с текстом партии Александра и Афанасия, с единственным исключением; они предлагали вместо слова «единосущный» использовать слово «подобосущный», т.е. что Сын подобосущен Отцу. После долгих обсуждений император, наконец, своим авторитетом перевесил чашу весов в пользу Афанасия и тем обеспечил его победу.

Собор принял следующее положение по спорному вопросу: «Мы веруем в единого Бога, Отца Всемогущего, Творца всего видимого и невидимого. И в единого Господа Иисуса Христа, рожденного, несотворенного, единосущного Отцу» и т.д. Это было ясно выраженное положение. Термин «единосущный» невозможно было понимать иначе, чем то, что сущность Сына идентична (тождественна) сущности Отца. Этот термин помещал Сына на один уровень с Отцом как несотворенное Существо и признавал Его Богом.

4. ПОСЛЕДСТВИЯ

а) Неудовлетворительность решения

Решение Собора не прекратило спор, но фактически стало началом его. Улаживание спора под твердой рукой императора не могло никого удовлетворить, и продолжительность мира была под большим вопросом. Получилось, что определение христианской веры зависело от имперского каприза и даже от дворцовых интриг. Сам Афанасий, хотя и победивший, был не удовлетворен таким методом улаживания церковных споров. Он предпочел бы убедить противную партию силой своих доказательств. Дальнейший ход событий ясно показал, что действительно изменение настроения у императора или даже взятка могут изменить весь ход спора. И та партия, которая одержала победу, может пережить внезапное падение. Именно это постоянно случалось в дальнейшей истории.

б) Временная победа полуарианства в Восточной Церкви

Центральной и великой фигурой в тринитарном споре после Никеи был Афанасий. Он был величайшим человеком своего времени, далеко превосходящим всех остальных: проницательный богослов, с сильным характером и человек, у которого было мужество отстаивать свои убеждения и который был готов пострадать за истину. Церковь постепенно становилась в какой-то степени арианской, но преимущественно — полуарианской, а императоры обычно принимали сторону большинства, так что об Афанасии говорили: «Афанасий — против всего мира». Этого достойного служителя Божия пять раз отправляли в ссылку, и его пост наследовали недостойные подхалимы, которые были бесчестьем для Церкви.

Оппозиция Никейскому решению разделилась на несколько партий. Канингем говорит: «Самые смелые и честные ариане утверждали, что Сын — иной сущности, чем Отец (они разнородны); другие же считали, что Он был не таков, как Отец (иной), а некоторые, которых обычно называют полуарианами, допускали, что Он был подобен Отцу; но все они единодушно отказывались принять Никейское определение, потому что они были против Никейского учения об истинной и подлинной Божественности Сына и видели, и чувствовали, что Никейская фразеология (т.е. «единосущие») точно и безоговорочно выражала это, хотя они иногда говорили, что у них есть и другие возражения против использования этого слова» (Историческое богословие, т. 1, стр. 290).

Полуариане преобладали в Восточной части Церкви. Запад, однако, принял другую точку зрения и был верен Никейскому Собору. Это можно объяснить, прежде всего, тем фактом, что в то время как Восток находился под сильным влиянием субординационизма Оригена, на Запад, главным образом, влиял Тертуллиан, и поэтому Запад выработал тот тип богословия, который был более в согласии со взглядами Афанасия. Кроме того, однако, надо принимать во внимание соперничество между Римом и Константинополем. Когда Афанасия высылали с Востока, он бывал, принят с распростертыми объятиями на Западе; и Соборы в Риме (341) и Сардисе (343), безусловно, подтверждали его учение.

Дело Афанасия на Западе было, однако, ослаблено возвышением Маркелла Анкирского до ранга победителей в области Никейского богословия. Он снова вернулся к старому различию между вечным и безличным Логосом, присущим Богу, который открывался в Божественной энергии в деле Сотворения, и Логосом, ставшим Личностью при воплощении; он отрицал, что термин «исхождение» может быть применен к предсуществовавшему Логосу, и поэтому он запретил применять имя «Сын Божий» к воплощенному Логосу; он считал также, что в конце Своей воплощенной жизни Логос вернулся к Своим предмирным отношениям с Отцом. По всей видимости, его теория оправдывала оригенистов или евсевиай, выдвигая обвинение в савеллианстве против их оппонентов, и являлась, таким образом, инструментом, расширяющим брешь между Востоком и Западом.

Были предприняты некоторые попытки закрыть эту брешь. В Антиохии были созваны Соборы, которые приняли Никейские определения, хотя и с двумя важными исключениями. Они отстаивали единосущность и исхождение Сына благодаря действию воли Отца. Это, конечно, не могло удовлетворить Запад. Последовали другие Соборы и Синоды, на которых евсевиане напрасно искали западного признания смещения Афанасия и вырабатывали другие символы веры примирительного, посреднического типа. Но все было напрасно, пока Констанций не стал единственным императором, и хитростью и силой ему удалось привести западных епископов к согласию с евсевианами на Синодах в Арле и Милане (355).

в) Отлив после прилива

Победа снова оказалась опасной вещью для неправого дела. Она стала фактически сигналом к расколу антиникейской партии. Неоднородные элементы, из которых она состояла, объединились в своей оппозиции Никейской партии. Но как только исчезло внешнее давление, стало очевидным отсутствие у них внутреннего единства. Ариане и полуариане не соглашались друг с другом, да и среди последних не было единства. На Соборе в Сирме (357) была сделана попытка объединить все партии, отложив в сторону использование таких терминов, как «сущность», «единосущие» и «подобосущие», как превосходящие человеческое разумение. Но спор зашел слишком далеко, чтобы его можно было уладить подобным образом. Настоящие ариане показали теперь свое истинное лицо и таким образом направили консервативную часть полуариан в Никейский лагерь.

Тем временем возникла молодая Никейская партия, состоявшая из людей, которые были, учениками Оригенской школы, но были признательны Афанасию и Никейскому символу за более совершенное толкование истины. Среди них главными были три каппадокийца, — Василий Великий, Григорий Нисский и Григорий Назианзин. Они увидели источник непонимания в использовании термина «ипостась», как синонимичного и с «сущностью», и с «личностью», и поэтому ограничили его использование только описанием личного существования Отца и Сына. Вместо того чтобы начинать с «единосущия», как это делал Афанасий, они начали с трех «ипостасей» (личностей) в Божестве и попытались подвести их под учение о Божественной «сущности». Оба Григория сравнивали отношения Личностей в Божестве с сущностью Бога, с отношениями трех людей к их общей человечности. И именно благодаря тому, что они подчеркнули три ипостаси в Боге, они освободили Никейское учение от налета савеллианства в глазах евсевиан, и Личность Логоса оказалась достаточно защищенной. В то же время они настойчиво утверждали единство трех Личностей в Божестве и различными путями это иллюстрировали.

г) Диспут о Святом Духе

До сих пор не было еще серьезного рассмотрения вопроса о Духе Святом, хотя и высказывались разные, несовпадающие мнения об этом. Арий считал Духа Святого первым сотворенным существом, произведенным Сыном, что было в полном согласии с мнением Оригена. Афанасий утверждал, что Дух Святой был одной сущности с Отцом, но Никейский символ содержит о Нем только неопределенное положение «Верую во Святого Духа». Каппадокийцы пошли по стопам Афанасия и энергично отстаивали единосущность Духа Святого. Иларий из Пуатье на Западе утверждал, что Дух Святой, Который проницает глубины Божьи, не мог быть чуждым Божественной сущности. Совершенно противоположное мнение было высказано Македонией, епископом Константинополя, который заявил, что Дух Святой — это творение, подчиненное Сыну; но его мнение считалось еретическим, а его последователей стали звать «пневматомахами» (слово произведено, от двух других: «пневма» — дух и «маха» — плохо говорить о ком-то). Когда в 381 г. был созван Вселенский Собор в Константинополе, он одобрил Никейский символ и под руководством Григория Назианзина принял следующую формулу относительно Духа Святого: «И мы веруем в Духа Святого, Господа, Жизнедающего, от Отца исходящего, с Отцом и Сыном прославленного, говорящего через пророков».

д) Завершение учения о Духе Святом

Утверждение Константинопольского Собора оказалось неудовлетворительным в двух моментах:

1) не было использовано слово «единосущный», так что одинаковая сущность Духа Святого и Отца прямо не утверждалась;

2) не было определено отношение Духа Святого к двум другим Личностям.

Было положение, что Дух Святой исходит от Отца, но в то же время и не отрицалось, и не утверждалось, что Он также исходит от Сына. По этому вопросу не было полного единодушия. Говорить, что Дух Святой исходит только от Отца, выглядело, как отрицание существенного единства Сына с Отцом; а говорить, что Он исходит также и от Сына, казалось, будто Дух Святой находится в более зависимой позиции, чем Сын, и это было бы нарушением Его Божественности. Афанасий, Василий и Григорий Нисский утверждали исхождение Духа Святого от Отца, ни в коей мере не противостоя учению о том, что Он также исходит от Сына. Но Епифаний и Маркелл Анкирский положительно отстаивали именно это учение.

Западные богословы в целом считали, что Дух Святой исходит и от Отца, и от Сына; и на Синоде в Толедо в 589 г. к Константинопольскому символу было добавлено знаменитое «филиокве» («И от Сына»). На Востоке окончательно сформулировал доктрину Иоанн Дамаскин: существует только одна Божественная сущность, но три Личности, или Ипостаси. Их нужно рассматривать как реальности Божества, но не соотносимые друг с другом, как это было бы у трех людей. Они являются одним целым во всех отношениях, кроме их способа существования. Отец характеризуется тем, что Он ни от кого не произошел, Сын — своим рождением от Отца, а Дух — своим «исхождением». Отношения Личностей описаны у Иоанна Дамаскина как взаимопроникающие, без смешивания. Несмотря на свое категорическое отрицание субординационизма, Иоанн Дамаскин все еще говорит об Отце как Источнике Божества и представляет Дух, как исходящий от Отца через Логос. Во всем этом есть остаток греческого субординационизма. Восток никогда не принял «филиокве» Синода в Толедо. Это был тот камень, о который Запад и Восток разбились (раскололись).

Западная концепция Троицы нашла свое окончательное завершение в великом труде Августина «О Троице». Он тоже подчеркивает единство сущности и Троичность Личностей. Каждый из трех Личностей имеет эту сущность в полной мере, и поэтому они идентичны и в сущности, и в Личности каждого в отношении двух других. Это не похоже на три человеческие личности, каждый из которых обладает только частью общечеловеческой природы. Более того, одна Личность никогда не является и не может быть без других; отношения зависимости между ними — взаимны. Божественная сущность принадлежит каждому из них, но с различной точки зрения, как Рождающему, Рожденному или существующему через вдохновение. Между тремя ипостасями существуют отношения взаимопроникновения и взаимообитания. Слово «Личность» не удовлетворяет Августина при определении отношений, которые существуют между тремя; однако он продолжает его использовать, как он говорит, «не для того, чтобы выразить их отношения, но для того, чтобы не молчать о них». В этой концепции Троицы Дух Святой естественно рассматривается как исходящий, и не только от Отца, но также от Сына.

Вопросы для дальнейшего изучения

1. Какие различные взгляды на Логос и Его отношение к Отцу преобладали до Никеи?

2. Сравните учение о Троице и Оригена и Тертуллиана. В чем недостаток учения Оригена?

3. Какова концепция Бога у Ария? Как с этим связан его взгляд на Христа?

4. К каким местам Писания обращался Арий?

5. Что именно решалось на Никейском Соборе?

6. Что действительно интересовало Афанасия в этом споре?

7. Как Афанасий понимал вопрос искупления?

8. Почему было так важно использовать термин «единосущный», а не «подобосущный»?

9. Почему ариане так сильно противились этому термину? Почему они называли его «савеллианством»?

10. В чем состоял ценный вклад каппадокийцев в эту дискуссию?

11. Как нам относиться к «анафеме» в конце Никейского символа?

12. Как вопрос об отношении к другим Личностям Святого Духа решался на Востоке и как — на Западе? Почему Восток противостал «филиокве».

13. Отличается ли утверждение учения о Троице у Иоанна Дамаскина от утверждения Августина?

Литература

1. Bull, Defense of the Nicene Faith.

2. Scott, The Nicene Theology, pp. 213-384.

3. Faulkner, Crises in the Early Church, pp. 113-144.

4. Cunningham, Historical Theology, I, pp. 267-306.

5. McGiffert, A History of Christian Thought, I, pp. 246-275.

6. Harnack, History of Dogma, III, pp. 132-162.

7. Seeberg, History of Doctrines, I, pp. 201 — 241.

8. Loofs, Dogmengeschiedenis, pp. 140-157.

9. Shedd, History of Christian Doctrine, I, pp. 306-375.

10. Thomasius, Dogmengeschichte, I, pp. 198-262.

11. Neander, History of Christian Dogmas, I, pp. 285-316.

12. Sheldon, History of Christian Doctrine, I, pp. 194-215.

13. Orr, Progress of Dogma, pp. 105-131.