Завет с Давидом

Если в завете с Моисеем мы не обнаружили отклонений от основополагающего понятия завета (а именно: завет есть суверенный дар, божественный по происхождению, установлению, подтверждению и исполнению), нам не стоит ожидать, что и последующие «домостроительства» завета представят радикально отличную концепцию. Действительно, Авраамов и Моисеев заветы настолько важны для всего последующего процесса искупительной истории, что в дальнейшем можно ожидать только подтверждения и усиления особенностей, которые мы уже обнаружили в «домостроительстве» этих заветов. Хотя слово «завет» не встречается во 2 Цар. 7:12-17, мы должны сделать вывод, что именно о возвещении Давиду через Нафана в других отрывках говорится как о завете, заключенном с Давидом. В Пс. 88:3-4 очень ясно повторяются слова из 2 Цар. 7:12-17: «Я поставил завет с избранным Моим, клялся Давиду, рабу Моему: навек утвержу семя твое, в род и род устрою престол твой». Это верно и по отношению к другим стихам этого же Псалма (см. ст. 26 и далее.): «И завет Мой с ним будет верен» (ст. 28); «Не нарушу завета Моего, и не переменю того, что вышло из уст Моих» (ст. 34; см. также Пс. 132:11 и далее). Исследование этих отрывков показывает, что их наиболее яркой особенностью является надежность, окончательность и неизменность Божьего обетования. Ничто не может подтвердить понимание завета, вынесенное нами из предыдущих примеров, лучше, чем уверенность в его исполнении, основанная на обетовании и клятвах Бога; которая подчеркивается в отрывках, относящихся к завету с Давидом. Трудно найти более явное подтверждение надежности и определенности, свойственных завету, чем следующий стих, построенный на параллельной конструкции: «Я поставил завет с избранным Моим, клялся Давиду, рабу Моему». Нота уверенности звучит в словах Давида, когда в конце своего пути источником утешения и веры он называет завет Бога Своего: «Не так ли и дом мой у Бога? Ибо завет вечный положил Он со мною, твердый и непреложный. Не так ли исходит от Него все спасение мое и все хотение мое» (2 Цар. 23:5). Ни один другой пример завета в Ветхом Завете не свидетельствует более явно в пользу того, что завет есть свободное Божье обетование, торжественно освященное клятвой, и неизменное, непременное исполнение которого подтверждается Самим Богом.

Обещания Давиду, безусловно, говорят о Мессии; Во Христе семя Давида утверждено навечно и престол его устроен в род и род. В связи с этим нельзя не отметить отрывок из книги пророка Исаии, в котором о слуге Господа сказано, что Он будет поставлен в завет для народа. Пророк представляет личность Мессии словами: «Вот, Отрок Мой, Которого Я держу за руку, избранный Мой, к Которому благоволит душа Моя» (Ис. 42:1) и сразу добавляет: «Я, Господь, призвал Тебя в правду, и буду держать Тебя за руку и хранить Тебя, и поставлю Тебя в завет для народа, во свет для язычников» (ст. 6). Далее он повторяет: «И Я буду охранять Тебя, и сделаю Тебя заветом народа» (Ис. 49:8). С этим перекликаются не менее важные слова из Ис. 55:3,4: «Приклоните ухо ваше, и придите ко Мне; послушайте, и жива будет душа ваша; и дам вам завет вечный, неизменные милости, обещанные Давиду. Вот, Я дал Его свидетелем для народов, вождем и наставником народам». Не что иное, как понятие «полновластный и односторонний дар» соответствует описанному даянию раба в завет для народов. Любое представление о договоре или соглашении грубо нарушает полновластность благодати и божественное единоначалие последующего действия. Такое необычное описание дара благодати («Сделаю тебя заветом»), несомненно, объясняется тем, что облачение уверения в форму завета как ничто другое может подчеркнуть верность и надежность обетования и его выполнения. Более того, на основании этих отрывков из Исаии неизбежен вывод, что вечный завет, который Господь устанавливает с народом, соотносится с тем, что Он дал слугу в завет народу. Надежность завета с народом основана на уверенности в том, что этот раб дан в завет народу. И когда Малахия назвал Ангела «Ангелом завета» (Мал. 3:1), он имел в виду, что Мессия не только дан в завет для народа, но послан с определенной миссией и исполняет ее в соответствии с заветом. Он — Ангел завета, потому что приходит вследствие обетования завета и во исполнение его цели; и Он Сам и есть завет, поскольку благословения и промысел завета настолько связаны с Ним, что Он является воплощением благословения и присутствия Господа с Его народом, которое было обещано в завете. Насколько бы важен ни был требуемый от нас отклик — «приклонить ухо, прийти, послушать» — для обретения даров заветной благодати, очевидно, что сам завет есть полновластный дар Младенца, рожденного нам, и Сына, отданного за нас (Ис. 9:6). Нет никакой связи с контрактом в словах «Я сделаю Тебя заветом народу» и в обещании «и дам вам завет вечный, неизменные милости, обещанные Давиду». В других местах этого пророчества Исаии особо отмечается неизменность и несомненность Божьей благодати в связи с откровением завета: «Ибо это для Меня как воды Ноя: как Я поклялся, что воды Ноя не придут более на землю, так поклялся не гневаться на тебя и не укорять тебя. Горы сдвинутся, и холмы поколеблются, а милость Моя не отступит от тебя, и завет мира Моего не поколеблется, говорит милующий тебя Господь» (Ис. 54:9,10; см. 59:21) Этот отрывок показывает, что завет с Ноем после потопа следует рассматривать как образец или модель того, что подразумевает Божий завет мира со Своим народом, а именно, что это — связанная и удостоверенная клятвой гарантия неизменной благодати и обещания.