11. Индексы запретов

«Итак для вас, священники, эта заповедь: если вы не послушаетесь и если не примете к сердцу, чтобы воздавать славу имени Моему, говорит Господь Саваоф, то Я пошлю на вас проклятие и прокляну ваши благословения, и уже проклинаю, потому что вы не хотите приложить к тому сердца. Вот, Я отниму у вас плечо, и помет раскидаю на лица ваши, помет праздничных жертв ваших, и выбросят вас вместе с ним. И вы узнаете, что Я дал эту заповедь для сохранения завета Моего с Левием, говорит Господь Саваоф. Завет Мой с ним был завет жизни и мира,

и Я дал его ему для страха, и он боялся Меня и благоговел пред именем Моим. Закон истины был в устах его, и неправды не обреталось на языке его; в мире и правде он ходил со Мною и многих отвратил от греха. Ибо уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его, потому что он вестник Господа Саваофа. Но вы уклонились от пути сего, для многих послужили соблазном в законе, разрушили завет Левия, говорит Господь Саваоф. За то и Я сделаю вас презренными и униженными перед всем народом, так как вы не соблюдаете путей Моих, лицеприятствуете в делах закона» (Мал. 2:1-9). Обращаясь к духовенству через Малахию, Господь обвиняет их в том, что они уклонились от пути закона и вместо того, чтобы хранить Божий Закон, проповедовать его людям, они послужили им соблазном. Бог предупреждает священников, что если они не исправятся, то они будут прокляты. Или их ждет позор и унижение, которые станут прелюдными. «Ибо уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его, потому что он вестник Господа Саваофа» (Мал. 2:7). Ведение, знание о Боге, Его воле, Законе, истинном богопоклонении являются жизненно важными для человека. Недаром через пророка Осию Господь говорил: «Истреблен будет народ Мой за недостаток ведения: так как ты отверг ведение, то и Я отвергну тебя от священнодействия предо Мною; и как ты забыл закон Бога твоего то и Я забуду детей твоих» (Осия 4:6). Мы уже говорили, что Бог принимает только поклонение, основанное на истине. «Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин. 4:24). Но что есть истина? На этот извечный вопрос Священное Писание дает предельно ясный ответ, говоря о пяти истинах: Бог-Отец — истина (Иер. 10:10), Бог-Сын — истина (Еф. 4:21), Бог Дух Святой — истина (1 Ин. 5:6), Слово Божие — истина (Ин. 17:17), Закон Божий- истина (Пс. 118:86). Следовательно, только поклонение, базирующееся на этих пяти библейских истинах, принимает Бог, и именно такое поклонение должны хранить и провозглашать священники. Но мы видели уже, как во дни Малахии большинство духовенства грубо попрало истинное богопоклонение. Папство же во дни Средневековья пошло еще более страшным путем: оно, как мы уже рассматривали, не только попирало истинное богопоклонение, но и решило уничтожить сам источник ведения о Боге — Слово Бога, — Библию. Вся история Средневековья и Нового Времени наполнена беспрецедентной борьбой, которую вело руководство самой многочисленной христианской церкви с самой главной христианской книгой — Библией. На первый взгляд, это удивительно и непостижимо. Вести борьбу со своей главной идеологической книгой. Такого феномена исто- рия никогда еще не знала. Мусульмане никогда не уничтожали Коран, даже переписывая его своей кровью, распространяли по всему миру. Буддисты и конфуциане испытывали благоговение пред книгами своих основателей. Коммунисты миллионными тиражами издавали и распространяли труды Ленина, Маркса, Энгельса, фашисты — книгу Гитлера «Майн кампф». Поклонники эзотерики не жалеют средств для изданий трудов Е. Блаватской, Н. Рериха, К. Кастанеды. А здесь ведущая христианская церковь борется не на жизнь, а на смерть со своей главной Книгой — Библией, но именуя ее при этом, Святым Писанием?! Святая церковь истребляет Святое Писание! Но это было не случайным, ибо Святое Писание обличало несвятость, неистинность папской церкви, грозя тем самым самому ее существованию. Чтобы увидеть, что представляла собой эта страшная борьба, обратимся к истории. В раннее Средневековье Библия была на латинском и греческом языках, будучи, тем самым, недоступной не только простолюдинам, но и подавляющему числу духовенства, которое, как мы уже видели, отличалось крайним невежеством. Переводы Библии на национальные языки Европы практически отсутствовали, а те из них, которые были, вследствие отсутствия книгопечатания, не имели широкого распространения. Таким образом, только немногочисленный научный мир и высшее духовенство имели доступ к Библии. Но научных мужей, исповедующих схоластическую философию, Писание не интересовало, а высшие иерархи, также редко имевшие даже самые элементарные добродетели, были вообще не заинтересованы не только в распространении, изучении, но и вообще в существовании Библии. Однако, несмотря на все это, библейское учение продолжало жить. Вопреки всем существовавшим тогда реалиям, библейская истина о Боге, Его законе, субботе, Пришествии Христа жила и имела своих, пусть и немногочисленных, последователей практически во всем мире. Но уже к XII веку ситуация с распространением Библии начинает меняться и связано это с именем вальденцев — особым движением миссионеров в средневековой Италии. Их основателем считается купец Петр Вальдус, тративший свои средства на издание и распространение Библии среди людей, погрязших в пороках и религиозных суевериях. Начав читать Библию, простой народ с радостью открывал для себя любящий характер Бога, Его истину и одновременно те страшные нарушения Божьего Закона, которые ввело папство. Народ стал видеть, как духовенство бессовестно наживается на нем, используя при этом святые слова и понятия. Петр Вальдус боролся «за чистоту истины против римских заблуждений. Его праведная жизнь, целомудрие, ревность и мужество вдвойне достойно признания, потому что он жил в то время, когда папство начало беспощадно преследовать всех, кто ставил под вопрос его авторитет и непогрешимость… он перевел на два языка своих соотечественников несколько книг Священного Писания… Писания в те времена были только на латинском языке, так что для большинства христиан это была закрытая книга. Последователи и сторонники Вальдуса были теперь в состоянии, снабженные Священным Писанием на их родном языке, доказать народу, что они несут не придуманные ими учения, а возвещают чистые, неповрежденные истины Слова Божьего. По образу «семидесяти» Вальдус разослал своих учеников по двое в близлежащие города и села, чтобы возвестить всем Евангелие на их родном языке. Это вызвало громы и молнии Ватикана… как только они вооружились грозным оружием — Священным Писанием на родном языке народа, тотчас посыпались на их головы анафемы и проклятия церкви»1. И это немудрено, ибо Библия раскрывала пред людьми все извращения истины, сделанные папством. Вальденсы были осуждены и большинство из них кровью заплатило за следование Божьей истине. Но подобно крови христианских мучеников эпохи Смирны она дала обильные всходы, и ко времени Иннокентия против папства открыто восстало могущественное Тулузское графство, находя поддержку и сочувствие во всех концах Европы. Папа понял, что если упустить момент, власть его рухнет. 10 марта 1208 года Иннокентий призывает Европу к крестовому походу против Тулузского графства и его правителя Раймонда: «Объявляем по сему свободными от своих обязательств всех кто связан с графом Тулузским феодальною присягою… Восстаньте, воины Христовы! Истребляйте нечестие всеми средствами, которые откроет вам Бог… поступайте с ними хуже, чем с сарацинами, потому что они сами хуже их»2. На этот папский призыв откликнулись многие, впрочем, не из-за каких-либо духовных помышлений, а из-за желания поживиться богатствами Лангедока. Ибо «По образованию, по благосостоянию, по гражданской и религиозной свободе жители Южной Франции далеко превосходили остальных своих соотечественников… прекрасная страна достигла весьма высокой ступени развития и образования и далеко превзошла все остальные части Европы, однако это развитие… было абсолютно независимо от влияния духовенства, более того, они находились друг с другом во враждебных отношениях. Папство, как мы уже имели неоднократные возможности убедиться в этом, не только влияло пагубно на души людей, но и ставило непреодолимые препятствия на пути развития культуры и образования. Сама католическая земля страдала от своего искушающего влияния. Для расцвета папства необходимо было удержать человеческий дух в невежестве, суеверии и раболепстве. Жители Лангедока долгое время оставались свободными и необремененными римской иерархией, и таким образом они наполнили свои города мирными, трудолюбивыми и зажиточными людьми»1 Да, Слово Божие это не просто теория, это сила, которая преобразует человеческую жизнь во всех ее отношениях. Точно так и отвержение Слова Живого Бога изменяет жизнь человека. Живущий по Библии и без папства Лангедок процветал, а Европа, следующая языческим учениям папства, задыхалась и беднела. И поэтому можно понять интерес многих, желающих обогатиться в богатом Лангедоке, используя для этого благовидный повод — уничтожение ереси. Во главе похода против еретиков папой назначаются три человека: Арнольд, легат папы, граф Симон де Монфор, возглавивший войско, и монах Доминик. Это был поистине зловещий союз. Когда папские войска подошли к городу Бецирсу и его жители ответили отказом сдаться и отречься от Библии, то Арнольд сказал обращаясь к войску: «Тогда пусть не останется в городе камня на камне! Огнем и мечом будут уничтожены мужчины, женщины и дети! После непродолжительной осады город попал в руки крестоносцев. Угрозы Арнольда были приведены в исполнение в самой чудовищной форме… рыцари, входя в город, спросили священников, как отличить католиков от еретиков. «Убивайте всех подряд! — был его ответ». — Господь различит Своих»2. И в этом ответе весь легат Арнольд. Ему подстать был граф Симон де Монфор, который «не щадил даже тех, кто выражал желание вернуться в католицизм. Приказав казнить одного такого отступника, Монфор заявил: «Если он лжет, это ему послужит наказанием за обман, а если говорит правду, то он искупит этой казнью свой прежний грех»3. Но еще страшнее был третий глава этой карательной экспедиции, испанский монах Доминик де Гусман, родившийся в знатной кастильской семье, который однажды после поездки во Францию, увидев пренебрежение с которым там относятся к папе, решил бороться с любыми врагами римского престола. Это был необычный человек. С одной стороны «это был тип бездушного фанатика, готовый на любое преступление во имя торжества «святого дела»1. Так «молясь, он нередко бичевал себя железной цепью, которую носил на ногах. Он не расставался с грубой власяницей, пестрящей заплатами. С другой стороны он был лицемерен в своем аскетизме и не удерживался от того, чтобы подкрепить его, прибегая к некоторым слишком человеческим, мало подобающим святому, хитростям и уловкам. Например, подходя к харчевне или постоялому двору, где он намеревался провести ночь, он сперва делал остановку у ближайшего источника или родника и вдоволь утолял жажду, в то время когда никто не видел. Оказавшись в заведении, он укреплял в глазах постояльцев свою репутацию человека, ведущего строгий и аскетичный образ жизни, почти не прикасаясь к воде»2. В отличие от многих современных ему поборников папства Доминик понимал, что укрепить святой престол только с помощью грубой силы не удастся. Нужна особая организация, особый монашеский орден, который будет своего рода тайной полицией, члены которого будут обладать высоким образованием, эрудицией, слывя при этом аскетами, интересующимися только якобы спасением людей. Эти планы Доминика деятельно поддержал Иннокентий III, также чувствовавший нужду в организации, которая будет бороться с ересью не тогда, когда она принимает открытый характер, как в Лангедоке, а душить ее, когда она еще даже не оформилась в четкое учение. Но пока нужно уничтожить еретиков южной Франции, и в этом деле помощь преданного и готового на все Доминика крайне необходима. Зверства, устроенные в Лангедоке этими «защитниками истины» не поддаются описанию. Вот, что сделали они, захватив Бецирс. «Началась ужасная бойня, мужчины, женщины, дети, духовенство и священство убивались под зловещий звон колоколов, исполняющих мелодию заупокойной песни до тех пор, пока не был закончен труд истребления. Толпы испуганных женщин и детей бежали в помещение церквей в тщетной надежде найти спасение в святом месте. Убийцы настигали их и там, ни одна душа не осталась в живых. Через несколько часов из многочисленного населения города не уцелело ни одной единственной души. Груды тел громоздились на улицах и площадях, загромождая движение. Сведения о числе убитых колебались между двадцатью и ста тысячами»3. Вскоре был взят город Ла-фур, в котором также «началось всеобщее истребление. Мужчины, женщины и дети буквально были изрублены на куски. Лишь небольшая часть гарнизона и некоторые выдающиеся личности избежали истребления мечом этими осатаневшими убийцами, чтобы быть подвергнутыми более изощренным пыткам. Четыреста жителей города под ликование солдат были сожжены на огромном костре. На фоне этой кровавой сцены стояли монахи и легаты и пели: «Приди, дух святой!»1 Какое страшное и циничное богохульство, ставшее символом будущего ордена доминиканцев — монахов инквизиторов. Но в чем же был грех этих несчастных людей, которых пытали и сжигали монахи и рыцари. «Ничего плохого о них невозможно было сказать. Их единственный грех состоял в том, что они во всех делах веры и богослужения основывались на Священном Писании и только единственно на нем. Они отвергали всю систему религий, основывающихся на преданиях, как это практиковалось в римской церкви. В жизни и учении они являлись истинными свидетелями Христа и простоты Евангелия, но были противниками богатства, власти и идолопоклонства господствующей церкви»2. Эти добрые христиане не желали принимать языческих учений папства и склоняться перед папой, терзавшего их близких и порочащего имя Бога. Среди этих стойких борцов за истину были и жители города Ла Минерва. «Несчастные жители города Ла Минерва решили лучше умереть, нежели подчиниться требованиям папы. Пока их враги советовались о них и решали их участь, они собрались на молитву. Аббат застал в одном из домов множество женщин-христианок, которые спокойно стояли на коленях в ожидании своих убийц. В тихом самоотречении они приготовились умереть, так как знали, что от монахов нельзя ожидать ни малейшей снисходительности. Тот же самый монах в другом доме застал внушительное число мужчин, собравшихся также на молитву. Когда монах потребовал, чтобы они возвратились в объятия спасительной церкви, то все собрание единодушно отвергло его предложение, даже не дав ему продолжать далее: «Мы ничего не хотим знать о вашей вере! — воскликнули они. — Мы отреклись от римской церкви и ни страдания, ни мучения, ни сама смерть не в состоянии нас заставить отречься от однажды преданной нам истинной веры! Не утруждай себя более!» Был приглашен Монфор, чтобы сломить их твердую настойчивость. «Обратитесь в католическую веру, — призывал он, — или я превращу вас в пепел!» Альбигойцы прекрасно знали, что за этими словами графа стоит ужасная действительность, однако ни один из них ни на одно мгновение не поколебался. Твердо и определенно они ответили: «Мы отвергаем владычество папы и авторитет священства, мы не признаем никого главой, кроме Христа, и никакого авторитета, кроме Его Слова!» Монфор повелел развести огромнейший костер. Монахи и солдаты притащили огромные связки сухого хвороста и вскоре был выложен штабель огромного костра, способного поглотить в море пламени за один раз всех истинных исповедателей христианства числом сто сорок человек»1. Палачи признавали не только стойкость их веры, но и чистоту. «Все страницы мы смогли бы заполнить выдержками из записей их заклятейших врагов, которые, сами того не желая, свидетельствуют о чистоте их веры, их нравственности, о простоте их жизненного уклада. Приведем две-три выдержки из сочинений самых известных историков того времени. «Они отвергали, — повествует нам Бароний, — не только крещение детей, но даже и то, что при торжественном заклинании священника хлеб и вино превращаются в Тело и Кровь Господа, далее, что неверные священники имеют какое-либо право облекаться в церковное служение или же получать первые плоды и собирать десятины, и, наконец, тайную исповедь объявляли ненужной. Эти жалкие люди утверждали, что все это они нашли в Евангелии и посланиях, что они решительно не желают принимать ничего того, что не исходило бы из этих источников. Таким образом, они решительно отвергли все истолкования докторов, хотя сами они абсолютно безграмотны». Рене, инквизитор и гонитель альбигойцев, сообщает: «Они — злейшие враги римской церкви, ибо являют собой блистательный вид благочестия и ведут перед людьми праведный образ жизни, имеют во всех делах здравую веру в Бога и твердо исполняют все пункты веры. Между тем они ненавидят и поносят римскую церковь и ее духовенство, народ же охотно верит их утверждениям». Святой Бернар, который жил среди них и досконально знал их, должен был признать, хотя он считал своим долгом бороться против всех врагов Рима и папства: «Если ты спросишь об их вере, то ничего, кроме христианского, не найдешь, если будешь исследовать их хождение, то ничего предосудительного не увидишь, ибо свое учение они утверждают своим хождением. Можно видеть, как эти люди в доказательство своей веры идут в церковь, чтят старейшин, приносят свои дары, исповедуются и принимают вечерю. Что может быть более похожим на христианство? В своей жизни и хождении они никого не обманывают, никого не осуждают, никому не причиняют зла и насилия. Они много постятся, не едят хлеба праздности, но своими руками трудятся, добывая себе пропитание»1. Папские подручные «истребили в ходе 20-летней кровопролитной войны в Лангедоке свыше миллиона (!) мирных жителей»2. И вот, наконец, когда вся Южная Франция лежала в крови, папа решает закрепить победу и одновременно предупредить дальнейшее распространение ересей, созвав церковный собор в Тулузе (1229 год). Согласно решениям данного собора еретиком объявлялся всякий, кто не принимал власть римского престола. За выдачу еретика церковь обещала платить доносчику по 4 серебряных марки. Дом еретика должен был быть сожжен, а сам он уничтожен. Однако самое вопиющее в решениях собора было ни в этом. Оно состояло в том, что отныне «запрещалось светским лицам чтение Священного Писания на народном языке»3. Запрещалось не только чтение Библии на национальном (французском, итальянском) языках, но и на латинском, и даже просто иметь в доме Библию. Чтение и обладание Библии «становилось прерогативой исключительно духовенства. Этот запрет церковь не замедлила распространить на верующих и других стран»4. Папство и инквизиция продемонстрировали, что главным их врагом является Слово Божье, которое разоблачает их нехристианские догматы, в результате чего люди отходят от них. «Чтобы отнять у народа Слово Божие, собрание в Тулузе издало следующий канон: «Мы запрещаем мирянам читать книги Старого и Нового Заветов, за исключением псалтыря, если они, возможно, захотели бы приобрести их, они смогут читать требник и часовник (сборники молитв — прим. А. О.) благословенной чистой Девы Марии, но читать мирянам другие части Библии на их родном языке мы запрещаем». Папское изложение этого канона и оправдание его строгости показывают нам, каким способом пользовалось духовенство тех дней Священным Писанием и как применяло его на деле. «Если скот, — говорил папа, — прикоснется к горе, то он должен был быть побит камнями». В его глазах народ был подобен скоту, а Слово Божие — горе Синай, которой ни один зверь не должен был касаться, чтобы остаться живым… Целью вышеупомянутого канона было удержать народ в полном незнании помыслов Божиих относительно духовных вопросов, чтобы таким образом превратить власть духовенства, вернее сказать, власть сатаны, князя тьмы, в неограниченную и неоспоримую»5. Этому примеру запрета на чтение, не говоря уже о распространении Библии, под нажимом папства последовали и другие страны Европы. Так «в Испании к концу XIII века королевскими указами повсеместно было запрещено употребление Библии, переведенной на отечественный язык. Иаков I Арагонский около 1276 г. издал такое постановление: никто не должен иметь книг Нового и Ветхого Заветов в испанском переводе; кто таковые имеет, тот должен представить их епископу; в случае же сопротивления — будет ли он лицо духовное или мирянин — навлекает на себя подозрение в еретичестве. Фердинанд и Изабелла (1474-1516) под угрозой тяжких наказаний воспретили переводить Библию на народный язык или иметь такие переводы»1. Но ни зверские пытки, ни костры, ни лицемерные проповеди уже не могли держать народ в суеверии и полуязычестве. Страшный удар по зданию папской церкви был нанесен с изобретением книгопечатания, которое удивительным образом появилось как раз перед Великой Реформацией. Изобретение книгопечатания позволило в считанное время распространить Библии. «В то время Богу было угодно в высшей степени творить так, как написано: «Все содействует ко благу». Было изобретено два безгласных орудия неотразимого влияния и безграничной силы: печатный станок и бумага. Оба этих изобретения уже во второй половине пятнадцатого столетия достигли относительно большого совершенства. Ранее в распоряжении переписчиков и печатников находились лишь пергамент, древесная кора, папирус или ситец. Эти вещи отчасти были дороги, отчасти их имелось мало, чтобы они смогли полностью осуществить планы и намерения Божьи; потому Он научил людей изготовлять белую бумагу из холстяных тряпок и печатать книги, как оно и поныне совершается почти таким же способом. Изготовление деревянных дощечек для тиснения картин, встречающихся то тут, то там, выделение заглавных букв или целых слов было известно уже рано. Мало-помалу пришли к тому, что начали вырезать целые деревянные страницы, которые служили затем для тиснения на бумаге. Один искусный умелый кузнец уже в одиннадцатом столетии изобрел подвижную полиграфическую деревянную литеру. Однако прославленный Иоганн Генсфлайш, прозванный Гутенберг (добрый холм), родившийся в 1397 году в деревушке недалеко от г. Майнца, вместо деревянной литеры начал применять металлическую. Гутенберг целых десять лет трудился над усовершенствованием своего изобретения и, наконец, настолько обнищал, что был вынужден искать заимодавца, который обеспечил бы его необходимыми деньга- ми. Он нашел его в лице богатого ювелира из Майнца Иоганна Фуста. Как только он раскрыл свою тайну Иоганну Фусту, тот тут же объявил готовность снабдить его всем необходимым для воплощения в жизнь его идеи. Оба вначале имели единственное намерение обрести как можно больше пользы в этом прекрасном изобретении. Теперь работа начала спориться с новой силой, одно усовершенствование наступало на пяту другому, особенно после того, как зять Фуста, известный Петер Шеффер стал компаньоном. Форма литеры все более и более совершенствовалась и изощрялась, а тиснение и краска исследовались с большой тщательностью. Наконец, объединенными усилиями трех человек удалось достичь такого прогресса в орфографии и копировальной системе, что они отважились продавать свою печатную продукцию как рукописные копии и получать за них обычную высокую плату. Все занятые в этом труде были обязаны хранить упорное молчание. Весьма примечателен тот факт, что первая полная книга, которую Гутенберг напечатал к 1450 году, была латинской Библией. Первое издание этого труда было продано по цене рукописи; по-видимому, все еще с сохранением тайны. В 1462 году появилось второе издание. Говорят, что Иоганн Фуст отправился в Париж, захватив с собой несколько экземпляров этого издания, и там продал королю один экземпляр за семьсот крон, а второй экземпляр за четыреста крон архиепископу. Прелат, в восторге от такой прекрасной копии, которую он купил за довольно умеренную цену, показал ее королю. Тот принес на рассмотрение свою копию, за которую он уплатил почти вдвое дороже. Но кто опишет их изумление, когда они установили, что одна копия с абсолютной точностью сходилась с другой! Тут не было расхождения ни в единой буковке, ни в единой черточке. Оба впали в беспокойство и пришли к заключению, что копии изготовлены колдовским способом. Их беспокойство сменилось удивлением, когда они заметили, что большие заглавные буквы имели красный цвет, что являлось ничем иным, как кровью. Теперь уже не было никакого сомнения: Иоганн Фуст находился в связи с дьяволом и перенял от него свое колдовское искусство. Его жилище было перерыто, найденные Библии конфискованы, а также и копии, которые он успел распродать ранее, были собраны и сравнены одни с другими. Естественно, они были похожи одна на другую, как две капли воды. Вина несчастного Фуста была доказана яснее ясного и, вне сомнения, над ним учинили бы быструю расправу, если бы он не сознался в обмане и не выдал бы тайну нового изобретения в подробнейшем изложении. Таким образом была раскрыта долгое время скрываемая тайна. Вскоре предприимчивые люди начали создавать подобные литеры, как у Гутенберга, и теперь уже за кратчайший срок книгопечатание нашло доступ почти во все европейские страны. Так вышеописанные события по промыслу Божьему должны были послужить в благословение многим и сделать новое изобретение достоянием для всех. До этого времени книги, как редкие и весьма дорогие издания, могли быть достоянием только высших школ, церковных общин, королей и князей. Естественно, литературу в стране знало относительно ограниченное число людей. Переписывание Библии стоило от восьмисот до тысячи марок, и для ее изготовления один самый искусный переписчик должен был трудиться «в поте лица своего» целых десять месяцев. Сейчас же цена Библии быстро снижалась, и хотя из-под пресса уже выходили и другие книги, все же латинская Библия занимала первое место в книгопечатании, так как спрос на Библию был огромен и можно было выручить от ее продажи хорошую сумму. Таким образом, число латинских Библий росло весьма быстро. Вскоре в дело включились и переводчики; за несколько лет Библия была переведена на многие языки, и драгоценное Слово Божие нашло дорогу к сердцам многих людей. В 1474 году была издана Библия на итальянском языке, в 1475 году — на богемском, в 1477 году — на голландском и французском языках, а в 1478 — на испанском. Мы закончим этот отрывок высказыванием Галлама из его «Истории европейской литературы»: «Заслуживает огромного внимания то обстоятельство, что высокоодареннейшие изобретатели великого искусства с самого начала своего предприятия отважились на смелый взлет издать полную Библию и достигли в этом блестящего успеха… И мы видим, как эта славная почтенная книга завоевала себе миллиарды поклонников, и в то же время новое изобретение обрело себе благословение в том, что оно первый плод, первый свой початок посвятило служению небесной истины». Как обычно, великие враги истины, света и свободы вскоре подняли большую тревогу. Архиепископ из Майнца заключил печатников в своем приходе под строгий контроль. Папа Александр VI издал буллу, в которой запретил какое бы то ни было книгопечатание без тщательного просмотра и особого разрешения со стороны епископов Майнца, Кельна, Трира и Магдебурга. Когда священники постигли, как быстро распространяется чтение Библии, то начали с церковных кафедр выступать против этого. В своей ожесточенности, невежестве и вражде они доходили до смешных и вздорных утверждений. Так, к примеру, один французский монах мог сказать: «Изобрели новый язык; называется греческим, против которого мы должны бороться всеми силами. Этот язык должен стать матерью всякого рода ересей. В руках многих людей я вижу книгу, написанную на этом языке под заглавием «Новый Завет»; эта книга полна терновников, в которых обитают ядовитые змеи. Что касается древнеиудей-ского, то всякий, кто изучает его, станет тотчас иудеем». Библии и Заветы, как только их находили, тотчас конфисковывались и сжигались, но как бы по волшебству из пепла костров число святых книг удваивалось и утраивалось. Сами печатники в некоторых местностях стали жертвой ярости священников. «Мы должны истребить искусство книгопечатания, — кричал викарий из Кройдона, — иначе книгопечатание истребит нас!» Так же и Парижский университет, обеспокоенный волнением, которое, несомненно, овладело нравами, объявил, что «с богослужением будет покончено, если дать свободу изучения на греческом и еврейском языках». Добрый прием, который повсеместно находил новые переводы, доставлял римской церкви двойную причину для беспокойства: она начала беспокоиться за неоспоримую до сих пор привилегию так называемой Вульгаты, их собственного перевода Библии на латинский язык. В то же время, священники и монахи с ужасом увидели, что чем больше народ читает Библию на его родном языке, тем больше уменьшается посещение мессы и почтение к священническому всемогуществу и власти. Вместо того, чтобы посылать к Богу свои молитвы через уста пресвитеров на латинском языке, народ начал на своем родном языке воссылать к Богу свои молитвы непосредственно сам. Духовенство, чей доход ощутимо уменьшился в связи с этим, обратилось за помощью к Сорбонне. [Сорбонной изначально называлась коллегия в Париже, учрежденная Робертом Сорбоной в помощь и защиту бедных студентов теологии и утвержденная папством в 1268 году. Мало-помалу она превращалась в огромную ученую организацию, перспектива которой отчасти от всевозрастающего богатства, отчасти от знаменитости ее членов становилась весьма огромной. Мнение «докторов из Сорбонны» в течение всего средневековья было решающим в разрешении бесчисленных споров. Примечание переводчика]. Та же требовала от французского парламента налагать сильной рукой наказания на всякие чрезвычайные бесчинства. Теперь началась ожесточенная война против книг и против тех, кто распространял их в мире. Книгопечатники, к которым можно было бы предъявить доказательство в печатании Библии, заживо сжигались. Так, в 1534 году в Париже были сожжены на костре двадцать мужчин и одна женщина. В следующем году Сорбонна добилась королевского постановления для подавления книгопечатания, однако было уже поздно; истребить книгопечатание было настолько же невозможно, как истребить свет, воздух и жизнь. Книги превратились в явную действительную потребность, и число их из года в год увеличивалось. Пока Рим, таким образом, бесконечной яростью проклятий и угроз потрясал воздух и простирал свои руки во все стороны, чтобы везде в самом зародыше истреблять типографии, где печатались Библии, и предавать смерти занятых этим делом, Бог через Свое Слово и книгопечатание подготовлял тот величайший переворот, который полностью изменил положение в обществе, церкви и государстве. Если бы история развивалась по намерению Рима, то и поныне мы еще блуждали бы в густом мраке средневековья. Рим всегда был врагом всякого здорового нововведения и изобретения и прежде всего, когда дело касалось цивилизации и подъема общественных знаний и наук. И все же ни одно изобретение не нанесло единовластному господству Рима такого поражения, как изобретение книгопечатания, явившегося злейшим врагом Рима. Однако Бог возвышается над всем. «Живущий на небесах посмеется, Господь поругается им» (Пс. 2:4). Он приводит в исполнение Свои намерения, невзирая на буйство и неистовство людского моря. Мрак начинает исчезать, восходящее солнце Реформации победными лучами сияющего света прорезает тяжелые тучи тысячелетнего господства Иезавели, уже трещит фундамент величественного здания, основанного на человеческом высокомерии и гордости, на самонадеянности и притязаниях духовенства, от ударов, направленных против цитадели невежества, суеверия и идолопоклонства. Вскоре она сдвинется со своего основания»1. Препятствуя до этого всеми силами появлению книгопечатания, папство теперь, с его несомненным внедрением в жизнь общества, решило взять под контроль печатание всей литературы. «Впредь на вечные времена никто пусть не дерзает печатать книги или сочинения в нашем городе или каком-либо другом городе, если она наперед не одобрена в Риме нашим викарием или магистром, а в других городах епископом или опытным лицом, по поручению епископа. Кто вздумает воспротивиться данному приказанию, у того книга будет отобрана и торжественно сожжена, с него будет взято штрафа 100 дукатов, он лишается права что-либо печатать в течение года, подвергается отлучению; и если таковой пребудет упорен, то от своего епископа или нашего викария будет так строго наказан, чтобы другие, видя этот пример, не отваживались на что-либо подобное»2. Вскоре после этого, начиная с 1559 года, Ватикан начинает с папы Павла IV публиковать специальные книги-индексы, в которых содержатся названия книг и авторов, читать которые католикам запрещается. И на первом месте в них стояла Библия, и именно ей отводилось главное место в этих папских индексах. «В индексе папы Павла IV, между прочим, запрещены: все Библии, т. е. издания Нового Завета, на народном языке — немецком, французском, итальянском, английском, фландрском и т. д.; их не должно печатать, читать и иметь без письменного разрешения римской инквизиции»1. Но еще до появления этого первого официального Индекса, а также на протяжении 400 лет после него, история полна подобных предписаний по уничтожению и запрещению Библии. «Относительно книжного дела в законодательстве встречаем следующие общие определения: после публикации Вормско-го эдикта 1521 г. в Нидерландах еще не раз повторялось требование о сожжении или выдаче еретических книг в определенный срок под угрозой «наказаний телесных, имущественных и по обстоятельствам» (?), а также под угрозой изгнания и смертной казни. В 1549 г. было потребовано, чтобы книгопродавцы в течение восьми дней выдали еретические книги, а частные лица сами должны сжечь их. Известия, дошедшие от тогдашнего времени, говорят о весьма частых и громадных сожжениях книг, об их конфискации и т. д. В том же законодательстве находим такие определения: если книга трактует о церковных предметах, она должна быть наперед исследована и одобрена епископом или его уполномоченным; все прочее книги нуждаются в королевском разрешении; кто этого определения не соблюдает, тому на эшафоте раскаленным железом делается знак в форме креста или же таковому выкалывали глаз или отрубали руку, смотря по тому, что назначит судья. Если в первой книге, изданной без надлежащего разрешения, не было находимо никакого заблуждения, то виновный наказывался вечным изгнанием и с него брали штраф в 300 каролусгульденов. В том же законодательстве были еще и такие определения: книжные склады следовало ревизовать по крайней мере два раза в год; книжные тюки, присланные из-за границы, могли быть вскрываемы лишь в присутствии чиновников. Никто не мог завести типографию или начать продажу книг без дозволения. Типографы должны были клятвенно обещать, что они ничего не будут печатать без разрешения. Кроме книгопродавцов, получивших разрешение, никто не имел права продавать книг, хотя бы это были молитвенники, собрание церковных песен и календари, ни при дверях церкви, ни в других местах. В том же законодательстве Карла V встречаем, наконец, и вот какого рода определения: религиозные собрания (не богослужебные) были запрещены под угрозой строжайших наказаний; мирянам запрещено было диспутировать относительно книг Св. Писания. Кто будет найден виновным в ереси, а таковым считался и тот, кто владел или читал запрещенную книгу, на первый раз мог спасти себя от тяжких наказаний отречением от заблуждения; но если кто не хотел сделать этого, то мужчин обезглавливали и головы их выставляли на позорном столбе, а женщин заживо зарывали в могилу; если кто раз был уличен в еретичестве и отказался от заблуждения, а потом вторично был находим повинным в ереси, такого заживо сжигали. Первый каталог книг, приближающийся по своему характеру, объему и распорядку к индексам в собственном смысле, был издан Лувенским теологическим факультетом в 1546 г. Этот каталог был напечатан по повелению императора Карла V. Он заключал в себе перечисление латинских, нидерландских и французских Библий и Новый Заветов; алфавитный список латинских книг, перечисление нидерландских и французских книг. Разумеется, все эти книги были запрещены. В школьном плане, который утвержден Кельнским собором (1549 г.), встречается такое требование: в праздничные дни должны быть изъясняемы Евангелия и Послания «лишь в грамматическом отношении», в праздничные и воскресные дни позволено петь лишь «чистые» гимны, т. е. исключительно латинские. В феврале 1543 г. парламент [Франции], по настоянию инквизитора и на основании мнения Сорбонны, приказал довольно большое число книг, между ними труды Меланхтона, женевскую Библию и одно сочинение Кальвина — эти-то книги и были главным мотивом к нижеследующему — «сжечь на площади Парижской Богоматери под звуки большого колокола, а пепел рассеять, ко вразумлению народа и ко умножению христианской и католической веры». В 1542 г. Сорбонна выхлопотала себе у парламента право составлять список книг, которые она находит полезным запретить. Сорбонна действительно составила такого рода каталоги, которые королевскими эдиктами были обнародованы в 1547 и 1551 гг. в качестве обязательных. В каком строгом направлении действовала Сорбонна, видно из следующих фактов. Сорбонна при тогдашних обстоятельствах нашла опасным издавать переводы Библии и отдельных библейских книг: уже появившиеся переводы она находила лучше стеснить, чем терпеть. Сообразно настояниям Сорбонны парламент определил: все должны выдать имеющиеся у них Псалмы, Евангелия, Послания Павла и другие книги Ветхого и Нового Заветов во французском переводе, а также «французскую книгу, содер- жащую праздничные и воскресные Евангелия, Послания, читаемые в течение года, с присоединением некоторых молитв»; сроком для выдачи книг назначено 8 дней. Эти книги нельзя было снова печатать и продавать под опасением конфискации имущества и изгнания. Со стороны пап строгости относительно чтения запрещенных книг увеличиваются особенно с 1550 г. Вот что говорится в булле Юлия III, появившейся в апреле 1550 г. «Некоторым позволено иметь и читать еретические и подозрительные книги с целью опровержения заключающихся в них заблуждений. Но так как вместо ожидаемой отсюда пользы появились худые последствия, то мы берем назад всякое позволение, кому-либо предоставленное, читать и иметь лютеранские и другие еретические и подозрительные книги, было ли это позволение дано нашими предшественниками, или нами, или легатами апостольского престола, также легатами de latere, или кем-либо другим; все лишены права читать и иметь вышеуказанные книги, все какого бы кто состояния или ранга ни был, хотя бы это был епископ или архиепископ или иной высший церковный сановник»; исключение было сделано лишь для инквизиторов и комиссаров инквизиции во время отправления ими своих должностей. Поэтому, заключает булла, «все, кто владеет запрещенными книгами, хотя бы то было с особенного дозволения апостольского престола, должны в течение 60-ти дней представить книги инквизиции». Кто по истечении указанного срока осмелится иметь экземпляры, не подвергнувшиеся экспургации, те навлекают на себя excommunicatio major latae sententiae и с ними будет поступлено как с людьми, подозреваемыми в ереси; экземпляры у виновного будут конфискованы, с него будет взят штраф в 30 дукатов, из коих 10 пойдет в пользу доносчика, 10 в пользу судьи и 10 в кассу инквизиции. Тому же взысканию будут подвергнуты книгопродавцы, которые будут ввозить из-за границы книги, подлежащие экспургации. Декрет должен быть опубликован инквизиторами везде. Они угрожают надлежащими наказаниями и тем, кто не доносит на владельцев Библий, не подвергнувшихся экспургации». Не довольствуясь деятельностью специальных органов, блюдущих за содержанием и направлением книг, католическая Церковь иногда приглашала благочестивую публику принять участие в отыскании книг, признающихся вредными, и лиц, читающих такие книги. В 1851 г. генерал-инквизитор опубликовал в Риме такой указ: мы повелеваем, под опасением отлучения, чтобы каждый в течение месяца формально донес нам, или нашему викарию, или местному епископу о тех, о ком он знает, что они сочиняют сатиры или распространяют сочинения против папы, свящ. коллегии, церковных властей или орденов, или что они сочиняют и распространяют сочинения, в которых злоупотребляется словами Св. Писания, или что они без надлежащего разрешения удерживают у себя книги, содержащие ереси или сочинения еретиков, ex professo нападающих на религию, или что они читают, печатают, позволяют печатать или каким-либо образом распространяют такого рода книги». Этот указ был прибит во всех сакристиях, кроме того, экземпляры его были розданы всем типографам, книгопродавцам, сборщикам податей, привратникам, содержателям гостиниц с тем, чтобы они в известных местах прибили указ в таком роде, чтобы всякий мог видеть и читать его. По прежнему, т. е. так же, как и в Средние века, папы неодобрительно смотрят на перевод Св. Писания на народные языки. И в некоторых странах, например в Италии, Испании, Португалии, запрещение читать Св. Писание в переводе на народный язык строго соблюдается. Общее правило относительно этого предмета заключается в следующем: ни один перевод на народный язык не может появиться в свет без специального папского разрешения; к переводу обязательно должны быть присоединены примечания, взятые из отеческих писаний или сочинений известных католических богословов. Даже перевод, вышедший с папского позволения, добрый католик должен читать не иначе, как с разрешения епископа или духовника. Интересны мысли католических богословов, отвергающих дозволительность перевода книг Св. Писания; они рассуждают так: «Очень вероятно, что бóльшая часть книг Ветхого Завета написана не на народном (?) языке; и совершенно несомненно не на этом языке написаны почти все из новозаветных писаний. Матфей написал свое Евангелие по-еврейски, следовательно, на таком языке, на котором иудеи уже не говорили более со времени плена Вавилонского, когда у них образовался другой язык, близкий к сирийскому и халдейскому. Марк, Иаков, Павел, последний даже в Послании к Римлянам, пользовались греческим языком, хотя этот язык большей части римлян был не знаком и был презираем иудеями. Из всего этого можно заключать, что намерение священных писателей состояло в том, чтобы народ научался религии больше из устных наставлений учителей, нежели из собственного чтения священных писаний. По этой-то причине переводы на народный язык не были известны св. отцам, которые справедливо боялись злоупотребления, к какому могло приводить пользование переводом». Папа Пий IX в энциклике 1846 г. высказывается против Библейских обществ, а в силлабусе 1864 г. Библейские общества ставит наравне с социализмом, коммунизмом и тайными обществами. Католические епископы и соборы до сих пор считают делом полезным удерживать христиан от чтения Библии в переводе. Так, архиепископ Мехельнский в 1845 г. издает окружное послание, где говорилось: «Мы возобновляем запрещение читать Библию на народном языке без позволения епископа или духовника». Утрехтский собор 1865 г. издает постановление того же рода»1. В этот же индекс запрещенных книг вносились все произведения реформаторов, а также историков, кстати, в том числе и глубоко верующих католиков, но которые в своих работах просто приводили документальные исторические факты, показывающие, в частности, что все притязания Римского престола на власть над всем христианством, имеющие якобы место со времен апостолов, несостоятельны и абсурдны. Так была запрещена в 1852 г. прекрасная работа французского аббата Геттэ «История французской церкви» в 10-ти томах, «Церковные летописи» Барония, «История церкви» Тиль-мона и т. д. и т. д. В списке запрещенных книг были произведения классиков Александра Дюма, Жорж Санд, Э. Сю, О. Бальзака, Г. Флобера, Г. Гейне. Папство взяло на себя насильно определять для людей, что можно, а что нельзя им читать. И первые костры, куда бросали книги, были сооружены не фашистами, которые, кстати, бросали туда книги практически тех же авторов, что и папские инквизиторы, которые вместе с Библиями бросали в них и самих их владельцев. Страшные страницы борьбы папства с Библией — это не только страницы, содержащие указы и индексы, это и страницы, пропитанные кровью тысяч людей, их нельзя читать без содрогания, ибо за буквами, вещающими историю тех страшных лет, отчетливо проступают кровавые пятна. Страшным систематическим гонениям за приверженность библейским истинам подвергались верующие Франции, Англии, Германии, Чехии, Испании, Нидерландов. В последних, в период господства там в XVI веке испанцев, папством был учинен самый настоящий геноцид против Библии. Посланный испанским королем Филиппом II герцог Альба огнем и мечом решил привести Нидерланды к верности папской религии и испанскому престолу. «Я восстановлю там мир и покой, будь этот покой — хоть гробовое молчание на кладбище!», — говорил Альба. «Как только Альба вступил на землю Нидерландов, так тотчас учинил кровавую бойню с чудовищной кровожадностью по всей стране. Убиваемых было так много, что не хватало даже такого множества виселиц и колес, какие находились повсюду, так что осужденных вешали на всех деревьях вдоль улиц. «Так, в кратчайший срок цветущая страна превратилась в огромное поле казни, и зловещие звуки колоколов смерти постоянно наполняли воздух». Отдельные личности и даже целые города, которые невозможно было победить открыто, захватывались обманом и вероломно уничтожались, потому что держать свое слово перед еретиками, как это было и во дни Гуса, Рим не собирался. Многие города, как, например, Мехелен, Цютфен, Харлем и На-арден были чудовищно истреблены. Город Наарден открыл свои ворота испанскому главнокомандующему и его войску, поскольку те дали клятвенные обещания, что никто не будет лишен ни имущества, ни жизни. К обеду всех жителей после того, как солдаты были гостеприимно расквартированы, пригласили в главную соборную церковь, и когда она переполнилась мужчинами, женщинами и детьми, выступил католический священник, который потребовал от собравшихся немедленно покаяться, так как они должны были сейчас умереть. Тотчас за священником появились солдаты, которые устремились на множество людей, убивая всех подряд: кровь, предсмертные стоны… этот ужас невозможно описать! Затем церковь была подожжена, так что сгорели и живые и мертвые. Альба мог хвалиться, оглядываясь на покидаемую им землю после шестилетнего господства над ней, где было за это время уничтожено 18 000 человек, однако подлинное число жертв было гораздо больше, если мы присовокупим также число тех, кто умер от войны и лишений. Сама земля была обеднена и опустошена»1. История тех лет нам оставила не только общие картины этой страшной бойни, совершаемой против Святого Писания «святой» церковью, но и многочисленные примеры мужества и стойкости отдельных людей. Так отступившее от Закона духовенство истребляло у народа источник Ведения о Боге — Библию, истребляло вместе с самим народом. К сожалению, запрещение Библии имело место и на Востоке, о чем пишут сами ведущие православные историки. Так выдающийся православный историк церкви, профессор Санкт-Петербургской Духовной академии И. И. Соколов (1865-1939) пишет: «В толковании Св. Писания эпоха IX-XV в.в. не отличалась в Византии богатством творчества и обилием литературных произведений… Еще Трулльский собор 19-м своим правилом постановил, чтобы предстоятели церквей, научая клир и народ «словесами благочестия», избирали из Божественного Писания разумение и рассуждение истины и не преступали положенных уже пределов и предания богоносных отцов, а «аще буде исповедуемо слово Писания, то не инако да изъясняют оное, разве как изложили светила и учителя Церкви в своих писаниях, и сими более да удо- влетворяются, нежели составлением собственных слов…» Значит, основа толкования Св. Писания должна была заключаться в святоотеческой литературе, откуда византийские богословы и обязывались заимствовать свои экзегетические приемы и данные для правильного изъяснения Слова Божия»1. Причем, роль святых отцов была так велика, что «с целью сохранить в Церкви авторитет их в полной силе и значении, византийские писатели занимались их экзегетикой наравне со Священным Писанием»2. К сожалению, весьма противились высшие иерархи церкви и переводу Библии на русский язык. Так петербургский митрополит Серафим в средине XIX века о переводе Библии писал: «… дознать с полною достоверностью, кто именно тот или те, которые возбудили студентов приступить к такому делу… и затем виновным пресечь всякую возможность посягать на подобные действия, испытав совесть и тех, которые почему-либо знали о существовании зла и оказывали греховное равнодушие… усилить меры, которые уже приняты г. обер-прокурором и на которые он, преосвященный митрополит, всегда взирая с истинною признательностью, призывал на них благословение Божие, чтобы на будущее время все воспитание духовного юношества направлено было к сохранению во всей неприкосновенности прямого православного учения веры… чтобы никто ни под каким видом и предлогом не отважился посягать на переложение священного Писания, долженствующего оставаться в том виде, в каком оно принято нами от наших благочестивых предков и до ныне служит залогом нашего благоденствия»3. В 1856 году московский митрополит Филарет писал схожее: «Последствия восстановления перевода — будут прискорбнейшими для матери нашей, православной церкви. Боже, сохрани, ежели Библии начнут переводить со славянского на русский язык — книги богослужебные: тогда весь(!) православный народ перестанет посещать храмы Божии!»4. Да, старый умный митрополит понимал, что прочитав Библию, народ перестанет ходить в православные храмы. Как страшно и опасно, когда духовенство понимает, что проповедует то, что противоречит Библии, но не только не кается в этом, но пытается всеми силами скрыть от людей истинное ведение о Боге, Его Законе, Его воле. «Ибо уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его, потому что он вестник Господа Саваофа. Но вы уклонились от пути сего, для многих послужили соблазном в законе, разрушили завет Левия, говорит Господь Саваоф» (Мал. 2:7-8). И именно к такому духовенству обращены грозные слова Божьего предупреждения. «За то и Я сделаю вас презренными и униженными перед всем народом, так как вы не соблюдаете путей Моих, лицеприятствуете в делах закона» (Мал. 2:9). И события падения Иерусалима, и Великой Французской революции, и Октябрьской революции 1917 года стали исполнением этих пророческих слов. В следующих главах мы пройдемся по улицам осажденного Иерусалима 70 г. х. э., ликующего Парижа 1793 года и бурлящего Петрограда 1917 года.