15. Тайна двух встреч

«Клялся Господь Бог святостью Своею, что вот, придут на вас дни, когда повлекут вас крюками и остальных ваших удами. И сквозь проломы стен выйдете, каждая, как случится, и бросите все убранство чертогов, говорит Господь» (Ам. 4:2—3). Слова этого пророчества, обращенные к изнеженным и самолюбивым самарянкам, звучали подобно набату. Но даже те, кто обладал самым большим воображением, не могли себе представить, насколько полно исполнятся эти слова. Насколько будет ужасен конец этих изнеженных васанских телиц, когда к Самарии подступят ассирийские полчища и после осады ворвутся в столицу Израиля. Но в тот день будут счастливы те, кто погибнет, и им будут завидовать оставшиеся в живых. Оставшиеся в живых — лишь для того, чтобы служить страшным развлечением в руках ассирийцев. Так, вчерашним васанским телицам, благоденствующим на поте и крови других, теперь самим предстояло стать источником забавы грубых и сладострастных ассирийцев. Древние хроники сохранили нам подробное описание триумфальных шествий, устраиваемых ассирийскими царями в своей столице Ниневии после очередной победы. Эти описания сопровождены многочисленными картинами, многие из которых просто внушают ужас, но, с другой стороны, воочию помогают представить страшный дух того времени, когда вчерашние властители, упивавшиеся властью и вином, становились последними рабами, претерпевающими поистине адские муки. Так сатана, играя на слабостях васанских телиц, радостно следующих влечению своих похотливых очей и полагавших, что веселая жизнь никогда не прервется и Бог им не нужен, со злорадством ввергает их в мучения и погибель. Итак, перенесемся в древнюю Ниневию того времени и посмотрим на конец васанских телиц. «Войска проходят по улицам при кликах толпы, за ними следуют пленники и добыча, потом царь на колеснице, за ним снова воины. Начало шествия уже достигает дворца, когда последние ряды находятся еще за воротами или вступают в предместья. Богатство военной добычи вызывает всеобщее восхищение. Шествие открывают колесницы и все боевые снаряды Элама, лошади сузской конницы и мулы царского обоза, которых ведут в поводу, взнузданными и покрытыми попонами, словно готовыми к выезду. Они такой же породы, как и ассирийские лошади, но значительно отличаются от египетских, как это утверждают все те ниневийцы, которые присутствовали при торжестве Ашшурбанипала, после его по-

106

бед над фараоном Тагарху и его зятем, Урдамани. Голова небольшая, но прекрасного строения, с широко раздутыми ноздрями, живыми глазами, шея крутая и довольно крепкая, туловище тяжелое, ноги тонкие и мускулистые. За конями следуют несколько верблюдов, захваченных в Гамбуле. Эти странные животные происходят из Аравии, где их применяют для переноски тяжестей и переходов через пустыню. У них всего один горб, в противоположность верблюдам Востока, с двумя горбами, которых иногда варвары Мидии приводят в Ниневию, как диковину. Число быков и мелкого скота убыло по пути, от границ Элама и Гам-була до ворот столицы. Многие из них съедены войском и пленниками, многие погибли от утомления или от зубов хищных зверей. Тех, что уцелели, все еще так много, что только часть их пускают в шествие: остальные остаются за городом, на попечении пастухов, в ожидании распределения их между царским имуществом и воинами, участвовавшими в походе. За животными следуют невольники, неся утварь и драгоценности, взятые у побежденных, — золотые и серебряные статуи богов, сосуды для жертвоприношений, треножники и кресла из чеканной бронзы, все сокровища Дунану, все богатства обитателей Шапибеля. Тут насчитываются тысячами слитки серебра и золота, куски олова, железа и бронзы, одежды из шерсти или полотна. И все это результат одного только похода, добыча, взятая разграблением нескольких округов Элама и маленькой страны Гамбул. А что же, когда дело идет о таком городе, как Тир, или о таком народе, как египтяне? Вот когда можно понять любовь ассирийцев к войне и то, почему их цари сосредоточили все свои силы на завоеваниях. Это вовсе не грубая воинственность или бескорыстная погоня за славой: это нечто более положительное. Это жажда извлечь выгоду и разбогатеть. Одни народы пускаются в плавание, чтобы завязать торговлю с варварами за морем, другие занимаются земледелием, третьи ищут возможности честного заработка в промышленности и мелкой торговле: ассирийцы же ведут войны. Война питает их, война их одевает, война избавляет их от необходимости иметь у себя промышленность, война заменяет им торговлю или, точнее, война для них лишь торговое предприятие, в которое они вкладывают воинов и коней, чтобы получить все остальное. Они бились в Халдее, в Сирии, в Эламе, в Армении, в Египте, в Мидии, они будут биться где угодно, лишь бы наполнить свои сундуки и собрать в сокровищницы своих государей богатства всего света. Пленники сплоченными рядами идут за носильщиками добычи. Первые ряды состоят из музыкантов и музыкантш, которые принадлежали Дунану и пели

107

перед ним в дни его величия, когда он торжественно шествовал по улицам Шапибеля. С арфой в руке и двойной флейтой у рта, они идут и теперь, играя и повторяя свои прежние песнопения, но под надзором ассирийских воинов, при насмешливых одобрениях толпы. За ними идут эламиты и то, что осталось от населения Гамбула. У ассирийцев нет, как у египтян, обычая скручивать пленников в неудобных и жестоких положениях, стесняющих движения и делающих из них какие-то уродливые и смешные куклы. У некоторых из них есть кандалы на руках и ногах, но большинство не заковано. Они идут, без различия сословия и пола, благородный рука об руку с простолюдином, женщины с мужчинами, все смешанные в общем позоре и общем рабстве. Их одежда, покрытая грязью и пылью, представляет из себя лохмотья без покроя, без цвета, едва прикрывающие их. Дети слишком малы, чтобы понять ужас своего положения, с испугом и любопытством смотрят на эту теснящуюся вокруг них толпу. Молодые девушки и женщины со страхом спрашивают себя, что с ними будет при разделе добычи и в чьи руки попадут они: грубых ли воинов, став их забавой, или высокопоставленных военачальников, где встретят, по крайней мере, некоторое довольство и роскошь, к которым они привыкли. Бывали случаи, что даже сами цари влюблялись в пленниц, которых влачили за своей победоносной колесницей, и не одна чужеземка вступила в ассирийский гарем рабыней, а потом воцарялась в нем как жена. Мужчины, бывшие раньше вольными, держатся боязливо и мрачно. Сильные и владеющие оружием надеются, что их скоро заметят и примут в войско: военная служба их не пугает, и они предпочитают биться за победителей, чем обрабатывать их поля и нести унизительную службу домашней прислуги. Невольники по происхождению беспечны и почти веселы. Служить так служить, не все ли равно, будет ли это в Ниневии или в Ша-пибеле; условия их работы не меняются, меняется только хозяин, и многие не скрывают жестокой радости при виде унижения и покорности своих бывших господ. Одна группа привлекает особенное внимание ниневийцев и вызывает восклицания: это группа главных вождей, захваченных в битве при Туллизе и во время похода в Гамбул. Это Дунану, его брат Сангуну, Палиа, На-бузалли, их жены и дети. У Дунану на шее висит голова Тиумма-на. Быть может, в глубине души он завидует судьбе своего союзника, который, по крайней мере, пал на поле битвы и которому уже нечего бояться людей; но его походка и черты лица ничем не выдают того, что он думает. Он идет, держась прямо, не глядя по сторонам, с бесстрастным лицом и гордо закинутой головой; ка-

108

жется, будто он ничего не видит и не слышит: ни толпы, ни оскорблений, ни своих жен, которые жалуются и оплакивают его. Сегодня утром, когда ему подвешивали на шею голову Ти-уммана, палач прокалывал губы или нос его родственникам, продевал кольцо и веревку, как это делают с быками, и передавал каждого из этих несчастных воину. Время от времени их вожатый дергает за нее, но с таким верным расчетом, чтобы, причиняя ужасную боль, не вырвать ни куска тела. Они, как и их вождь, не теряют присутствия духа во все долгие часы, пока длится шествие; и разве не так же поступили бы они с Ашшурбани-палом и его близкими, если бы удача была на их стороне и они бы взяли Ниневию? Все народы на свете, даже сами египтяне, которые слывут мягкими, любят пытать осужденных прежде, чем предать их казни; простая смерть, от меча или палицы, повешение, утопление, казни, убивающие быстро и почти без страдания, — не считаются истинным наказанием: это настоящая милость, на которую скупятся — отправить на тот свет человека одним ударом, не дав ему прочувствовать смерти. Мятежник и обыкновенный преступник не имеют права на такое снисхождение; нужно, чтобы они чувствовали боль до конца и долго призывали смерть прежде, чем умереть. Умбадара и Набудамик были, по распоряжению Ашшурбанипала, помещены на дворцовой площади, и с отчаянием и бешенством в душе смотрели на шествие. При виде головы Тиуммана они не могли сдержать отчаяния. Тиумман, жестокий и бессовестный по отношению к врагам, был для друзей добрым и великодушным властелином. Умбадара вырвал у себя бороду и разразился рыданиями; Набудамик обнажил оставленный ему меч и закололся. Голова Тиуммана была выставлена над главными воротами Ниневии, и все входившие и выходившие смотрели на нее и осыпали проклятиями. Дунану был ободран заживо и, весь трепещущий, брошен в печь. Другие побиты камнями, некоторым царь собственноручно выколол глаза: он приказывал им становиться перед собой на колени, поднимал им голову, дергая за кольцо, продетое через их губы, и прокалывал глаза концом своего дротика. Ослепленный Самгуну был закован в цепи у одних из городских ворот, среди диких кабанов, выставлен на поругание прохожих и питался тем, что бросали ему из жалости, как собаке. Набузалли, Палиа и многие другие после пыток в Ниневии были отправлены в Арбелы, чтобы быть принесенными в жертву Иштар и умереть перед ней. Они были ободраны живыми, их трупы порезаны на куски, и куски рассеяны по областям, чтобы показать, как царь умеет карать мятежников. Как все ассирийские победы,

109Сайт А. А. Опарина

торжество Ашшурбанипала завершилось продолжительной бойней. После шествия наступило пьянство всего населения. По обычаю, все жители города, свободные и рабы, пьют и едят за счет царя все время, пока длятся празднества: это способ уделять им их долю добычи. Семь дней подряд ворота дворца открыты для каждого. Ценные ткани, протянутые на канатах от одной стены до другой, превратили дворы в огромные пиршественные залы. С утра до вечера входит и выходит толпа народа, располагается на парадных ложах или на стульях и требует чего угодно: рабам дан приказ не отказывать ни в чем и приносить всякому, чего он пожелает и сколько пожелает. Женщины и дети допускаются к угощению, как и мужчины. Не забыты и воины, которых их служба удерживает в казармах: царь посылает им мяса и вина в таком количестве, что жалеть им не о чем. Тысячами исчезают хлебы, тысячами поглощаются быки, бараны, козы, всякого рода птица, и, однако, все, что съедается, кажется ничем в сравнении с тем, что выпивается. Ассириец, довольно умеренный в обыденной жизни, не знает удержу, когда решает пировать. Вина Ассирии и Халдеи, вина Элама, вина Сирии и Финикии, вина Египта, амфоры и меха, едва открытые, тотчас же опустошаются, и всеобщая жажда словно остается неутоленной. После одного, двух дней не найдется ни одной трезвой головы, которая бы не сдалась, и тогда Ниневия являет необычайное зрелище сплошь пьяного города, в разных степенях опьянения; по окончании праздника должно пройти еще несколько дней, пока все придет в обычное русло. Это было бы самым благоприятным временем для внезапного нападения неприятеля, когда беспорядок достигает крайних своих пределов и войско, как и весь народ, утрачивает всякое сознание. Предание гласит, что не один могущественный город погиб таким образом, среди пиршества, не имея сил сопротивляться. В то время, как народ упивается, в дворцовых залах Ашшурбанипал чествует главных начальников дворца и государственных правителей. Они сидят на двойных стульях, по два с каждой стороны небольшого стола, лицом к лицу. Стулья высокие, без спинки и без скамейки, чтобы опереться или поставить ноги: честь вкушать вместе с царем всегда окупается некоторой усталостью. Столы накрыты скатертями с бахромой, на которые невольники ставят блюда. Как и люди из простонародья, вельможи едят мало; им подают немного мяса, но вереницы рабов неустанно приносят пироги и всевозможные плоды — виноград, финики, яблоки, груши, смокву. Зато пьют они много, с большей утонченностью, чем простонародье, но с не меньшей жадностью. По случаю торжества, царь отпустил им самые цен-

110

ные сосуды из своей сокровищницы, золотые и серебряные чаши, большею частью литые и резные, в форме львиной головы. Многие из них были священными ковчегами, которые жрецы покоренных народов употребляли для жертвоприношений: одни происходят из Вавилона или Каркемыша, другие взяты в Тире или Мемфисе, третьи принадлежали храму Самарии или Иерусалима. Такое их применение есть оскорбление обладавших ими богов, и к наслаждению напитком прибавляется радость унижения перед Ашшуром этих чужеземцев, дерзавших оказывать ему сопротивление. Вина, даже самые тонкие, подаются не такими, какими их приносят из погребов. Их смешивают с благовониями и различными пряностями, которые сообщают им превосходный запах и делают крепче. Эти приготовления происходят в зале, на глазах у пьющих. Стоя у стола, евнух растирает в каменной ступе опьяняющие вещества, приправляя их иногда каким-нибудь зельем. Тем временем его товарищи выливают содержимое амфор в большие чаши из чеканного серебра, доходящие им по грудь; когда благовонное тесто готово, они раскладывают его по частям в каждую из чаш и старательно распускают его. Виночерпии подходят с кубками, зачерпывают и подносят гостям. Даже часовые получают свою долю и, с копьем или палицей в руках, пьют стоя на часах. Только те не пьют вовсе или пьют мало, кого необходимость заставляет сохранять свое сознание, евнухи, обмахивающие гостей, служащие и музыканты. Никакой праздник не был бы совершенным, если бы он не сопровождался пением, и царские музыканты добросовестно исполняют свои лучшие вещи. Быть может, кто-нибудь еще слушал их вначале; но после того, как чаши несколько раз наполнялись и пустели, их музыка пропадает даром. Они свободно могли бы петь неверно или совсем не петь, никто не заметил бы этого и не подумал бы обижаться. Ашшурбанипал председательствовал за первым из этих пиров; он соблаговолил сам испить от вина, приготовленного для его вельмож, а потом удалился в гарем, чтобы там провести праздничные дни. Дом женщин выходит в один из тех садов, засаженных сикоморами, кипарисами и тополями, которые для ассирийских цариц, обреченных по своему сану на строгое затворничество, заменяют природу; фонтаны, поднимающие воду при помощи машин из Хусура до верха холма, бьют здесь среди деревьев. Царица хочет тоже отпраздновать победу Ассирии; она просила своего мужа прийти выпить с ней, и он милостиво принял приглашение, которое она высказала с трепетом. Пиршественное ложе, с матрацем и шитыми покрывалами, поставлено под тенью сквозной беседки; у изголовья столик с зо-

111Сайт А. А. Опарина —

лотой посудой, по левую сторону ложа, против столика — высокое кресло со спинкой и приступкой, на котором царицы имеют право сидеть в присутствии своего владыки и повелителя. Царь ложится, берет кубок, полный благоухающего вина и, поднимая взоры, видит подвешенный к ветке дерева какой-то неопределенный предмет темного цвета. Это голова Тиуммана, за которой царица послала к воротам Ниневии: она велела повесить ее у себя в саду, чтобы Ашшурбанипал все время видел ее, и радость его возрастала. Он смотрит, насмешливо приветствует голову врага кубком, опять смотрит и не может насытить ею своих взоров, а за его спиной музыканты дома женщин поют ему славу под аккомпанемент арф. Придворный певец героя повествует о жизни и подвигах Ашшурбанипала со дня его рождения до часа торжества: «Среди радости и ликования вступил я в гарем, великолепный покой, святилище царственности, где Сеннахериб, отец отца моего отца, был некогда сыном царя, потом царем, где Эсаргаддон, отец, что породил меня, родился, вырос и царил властелином Ассирии, где были зачаты все цари и где возрастало семейство их, где, наконец, я, Ашшурбанипал, питался мудростью Нэбо, где я познал науку письменности при помощи всех ученых, где научился я стрелять из лука, ездить верхом, править колесницей, держать вожжи. По велению великих богов, коих имя я призывал всегда, коих славу я возносил всегда и что повелели мне облечься саном царя, я направил все свои старания на обогащение храмов, и вот почему они осыпали меня щедротами и склонили врагов под иго мое. Я — мужественный боец, любимец Ашшура и Иштар, царское дитя»1. Как точно Амос сравнивает кончину васанских телиц с рыбой, которую нанизывают на крюк. Действительно, как мы видели, через нижнюю губу ассирийцы проводили своим знатным пленным веревку, связывая ею их между собой. И подобно тому, как рыба, чем больше сопротивляется, тем большую испытывает боль, так и каждое неосторожное движение вчерашних расточителей жизни приводило к появлению жгучей боли. И подобно тому, как на базаре покупатель выбирает барахтающуюся в корзинах рыбу, так и похотливые ассирийцы выбирали себе вчерашних сама-рийских модниц и красавиц, прожигавших еще совсем недавно жизнь, а теперь извивающихся в мучениях под хохот победителей. Их недавние крики «Налей еще вина!» сменились воплями

0 пощаде. Но в ответ им был тот же страшный дьявольский смех,

1 Масперо Г. Древняя история. Египет. Ассирия. СПб.: Издание Л. Ф. Пантелеева, 1905. С. 281-290.

112

который они слышали и тогда в Самарии, и теперь в Ниневии. Теперь они понимали, что он смеялся над ними уже в Самарии, с радостью предчувствуя их погибель, которую он сам готовил. Как бы хотели они сейчас принять все то, о чем им говорил Амос. Но пророк давно уже лежал в земле и лишь его голос и слова пророчества отдавались в их памяти. Время покаяния для них закончилось. Теперь им предстояло встретиться со своим истинным господином — дьяволом, служение которому еще недавно им представлялось таким приятным и беззаботным, по сравнению с нравоучениями, как им казалось, Амоса. Как и в те дни, так и сегодня миллионы людей живут во имя себя, своего довольства и достатка, являя собой в большей или меньшей степени облик васанских телиц. Понятия добра и зла, дьявола и Бога им кажутся весьма далекими и абстрактными, хотя они и могут изредка посещать церковь, читать Библию и считать себя верующими людьми. Но Священное Писание однозначно говорит, что служить двум господам нельзя. Мы можем жить или с Богом, или с сатаной, служить добру или злу. И рано или поздно каждому из нас предстоит встретиться со своим господином. С кем желаем встретиться мы? С богом или сатаной? Вчерашние васанские телицы осознали, но уже слишком поздно, всю реальность этой встречи. Дьявол долго заигрывал с ними, даруя богатство и власть, но затем открылся в своем истинном свете, показав, что главная его цель — вначале опустошить, а затем погубить человека. Итак, в Ниневии у них произошла встреча со своим господином, который, кстати, уже тогда готовил гибель и пирующим теперь ассирийцам. Теперь васанские телицы были готовы отдать все, чтобы изменить свою участь, но им уже было нечего отдавать. Они потеряли все — богатство, власть, близких и друзей, честь, а главное, время — время, дарованное им для покаяния, для спасения. А ведь еще совсем недавно у них было это время, как было оно у зятьев Лота, избравших не жизнь, а гибель в Содоме, как дано оно было Навалу, когда у него была возможность победить свою скупость, пожертвовав продовольствие людям Давида, как дано оно было иудеям времен Ксеркса оставить языческую Месопотамию и вернуться в Иудею, как к тому призывал Бог, но они предпочли остаться в своих домах и чуть не погибли от страшного указа Амана. В каком разительном контрасте со всеми ними находятся апостолы, оставившие все и последовавшие за Христом. Здесь уместно вспомнить пример моа-витянки Руфи, оставившей свой языческий край, пример Анны, посвятившей на служение Богу своего единственного сына Самуила, пример Сарептской вдовы, отдавшей последнее… Все они,

113Сайт А. А. Опарина

жертвуя земным, временным, получили намного больше: счастье, жизнь земную и вечную. Они познали Бога и встретились с Ним в своей жизни. Они стали и будут победителями, входящими в ворота Небесного Иерусалима, в то время как Васанские телицы: «И сквозь проломы стен выйдете, каждая, как случится, и бросите все убранство чертогов, говорит Господь» (Ам. 4:3). В тот момент они бросят все земное, но будет уже поздно. Книга Откровение рисует нам последние события земной истории: «И когда Он снял шестую печать, я взглянул, и вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь. И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои. И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих. И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор, и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?» (Откр. 6:12—17). Тогда все оставят свои дворцы и великие чертоги, престолы и троны, осознав всю их тщету, недолговечность и ненужность, но будет уже поздно. Они будут бежать, подобно крысам с тонущего корабля, в проломы и трещины, пытаясь спасти уже только жизнь, свою душу. Но сделать этого уже будет нельзя, ибо всю свою жизнь они меньше всего думали об этой жизни. Они думали о достижении благополучия, достатка, думали о приобретении новой мебели, получении должности, способах обойти конкурентов, способах развлечься, утвердить свою гордыню, а о том, чтобы задуматься о самой жизни, у них не было ни времени, ни желания. Но конец для древних самарийских телиц пришел. Пришло время их близкого знакомства с сатаной, которому они служили. Они много поняли тогда в Ниневии, но уже было поздно, слишком поздно. С кем встречи в своей жизни желаем мы? Желаем ли мы, подобно жителям Древней Самарии, воочию столкнуться с миром демонов и оказаться страшными игрушками в их руках? Желаем ли мы в последний миг земной истории, подобно крысам, протискиваться сквозь щели и бреши, или мы желаем встречи с любящим Богом, желаем в числе спасенных войти воротами в Небесный Иерусалим? Слова предупреждения пророка Амоса, обращенные когда-то к самарянкам, еще обращены сегодня и к нам. Обращены еще… ибо завтрашний день для каждого из нас неведом. Святость Бога, как подчеркивает Амос, не может вынести людской нечистоты, и потому, если мы не приобретем ха-

114

рактер Христа, мы не устоим в день Последнего Суда при Божьем присутствии. Сегодня две великие силы назначают нам встречу. На какую же из них пойдем сегодня мы?…