14. Миссия Мессии

Литература: V.Taylor, Jesus and His Sacrifice (1937); idem. The Atonement in NT Teaching (1945), 13–16; J.Denney, The Death of Christ (1950), 17–40; R.Schnackenburg, God’s Rule and Kingdom (1963), 182ff.; H.Ridderbos, The Coming of the Kingdom (1963), 397–443; J.Jeremias, «The Sacrificial Death», The Central Message of the NT (1965), 40–50; L.Morris, The Cross in the NT (1965), 13–143; J.Jeremias, «The Passion», NT Theology (1971), 276–99; J.Jeremias, «This Is My Body», ET 83 (1971–72), 196–203; V.Taylor, The Passion Narrative of Luke: A Critical and Historical Investigation (1971, 1972); H. — R. Weber, The Cross: Tradition and Interpretation (1975); D.P.Senior, The Passion Narrative according to Matthew (1975); W.H.Kelber (cd.), The Passion in Mark: Studies on Mark 14 16 (1976); M.Hengel, The Atonement: The Origins of the Doctrine in the NT (1981); L.Morris, The Atonement: Its Meaning and Significance (1983); J. R. W. Slott, The Cross of Christ (1986); F.J.Matera, Passion Narratives and Gospel Theologies: Interpreting the Synoptics through Their Passion Slories (1986); J.Green, The Death of Jesus (1988).

Миссия Иисуса как Мессии заключалась в подготовке людей к будущему Царству Божьему. Иисус постоянно думал о пришествии эсхатологического Царства, когда в результате последнего суда произойдет разделение человечества, праведники получат жизнь и благословения Царства, а грешники подвергнутся каре. Будущая судьба зависела от решения, принятого в настоящем, ибо силы будущего эсхатологического Царства Божьего присутствовали в Иисусе, в Его лице представали перед людьми и требовали от них принятия решения за или против правления Бога. Люди сталкивались с силами будущего эсхатологического Царства в лице царя–мессии. Принимая решение в пользу Царя, они выбирали будущее Царство и получали прощение грехов. Покаявшись и отказавшись от грехов, подчинившись правлению Бога, они могли уже в настоящем реально почувствовать благословения Царства, хоть и не полностью. Они освобождались от цепей сатаны и рабства греха и обнаруживали внутри себя праведность, данную им Богом как дар благодати. Миссия Иисуса как Мессии заключалась в том, чтобы осуществить великий перелом в истории искупительного замысла Бога. Своим присутствием на земле и Своей миссией Он заставил проявиться в истории такие силы Царства Божьего, что его будущее славное свершение было гарантаровано. Важность личности и деяний Христа для истории искупления — основная мысль всей Библии. Весь Новый Завет недвусмысленно свидетельствует об этом факте, и Ветхий Завет тоже не может быть адекватно понят, если его не учитывать.[541] Миссия Иисуса как Мессии, отраженная в евангелиях, свидетельствует о том же. Благодаря этому перелому, явленному в личности и миссии Христа, будущее Царство не просто гарантировано — люди уже почувствовали силы будущего Царства и реальность сотериологических благословений.

Ранняя церковь считала смерть Иисуса одним из наиболее важных событий, необходимых для выполнения Им Его миссии. Это подтверждает самая ранняя формулировка вероисповедания — в 1 Кор. 15:1–3, где говорится: «Христос умер за грехи наши, по Писанию».

Распятие как событие

С исторической точки зрения смерть Иисуса — это трагедия человека, втянутого в конфликт политических сил. Иисус навлек на Себя смертельную ненависть книжников и фарисеев, когда опроверг их толкование закона, подрывая тем самым основы иудаизма. Он вызвал страх и враждебность знати и священников Своим триумфальным въездом в Иерусалим и тем, что подорвал их авторитет, очистив храм. Невозможно усомниться в том, что синедрион искренне желал смерти Иисуса. Как религиозный учитель, Он представлял Собой угрозу для фарисейской религии, а Его популярность среди народа сделала Его политически опасным. Иоанн рассказывает об исторически вероятной реакции синедриона: «Что нам делать? Этот Человек много чудес творит; если оставим Его так, то все уверуют в Него, — и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом» (Ин. 11:47–48). Синедрион обвинил Иисуса в богохульстве, так как Он называл Себя божественным Сыном Человеческим, Который воссядет на престоле одесную Бога (Мк. 14:64), и поступили они на основании своего понимания Ветхого Завета. Их грех — ожесточение сердца, ослепившее их и не давшее им понять значение нового откровения, нового искупительного события, свершившегося через Иисуса у них на глазах. Пилат тоже виноват в казни Иисуса. Он понимал, что Иисус — безобидный человек, а не опасный бунтовщик, и тем не менее уступил давлению со стороны синедриона и распял Иисуса как подстрекателя к мятежу.

Но нас волнует богословие смерти Иисуса. Предвидел ли Он Свою смерть? Какой смысл Он в ней видел?

Предсказания о страстях

В евангелиях однозначно говорится, что Иисус предсказывал Свои страдания. Поворотным пунктом в служении Иисуса, согласно евангельскому свидетельству, был тот момент в Кесарии Филипповой, когда Петр признал Его мессианство. После Кесарии Филипповой в учении Иисуса появляется новая нотка: «И начал учить их, что Сыну Человеческому много должно пострадать, быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть» (Мк. 8:31). Эта информация о неизбежной смерти Иисуса стала важным элементом Его учения в последующие дни (Мк. 9:12,31; 10:33; Мф. 17:12; 20:18–19; Лк. 17:25).

Как мы объясним эту новую ноту? Ранее критики считали, что Кесария Филиппова — некий раздел между двумя этапами служения Господа нашего: первый этап был успешным и счастливым, второй — неудачным и полным разочарований. В первой части служения Иисуса Его послание принимали, и Он был уверен в Своем успехе.[542] Но враждебное отношение книжников и фарисеев вскоре стало очевидным для Иисуса, и Он понял, что смерть неизбежна. Кесария Филиппова — поворотный пункт в понимании Иисусом собственного служения. Сегодня такое толкование непопулярно. «Евангелия кажутся более правдоподобными с исторической точки зрения, так как рассказывают, что успехи и неудачи, популярность и вражда были частью жизни Иисуса с самого начала».[543]

Обычно историчность этих высказываний о страстях ставят под сомнение, потому что в них так подробно предсказываются будущие события, что они кажутся vaticinium ex eventu («предсказанием на основании самого события») — т.е. произведением ранней церкви, созданным в свете знания о смерти и воскресении Иисуса. Возможно, форма этих высказываний была изменена ранней церковью при передаче предания, но знаменательны два момента. Представление о страдающем Сыне Человеческом свойственно только Иисусу. Мы уже видели, что никаких свидетельств о слиянии в иудаизме понятий Сына Человеческого и Страдающего Раба нет; и ранняя церковь не называет Иисуса Сыном Человеческим.[544] Если мы обратимся к критерию отличия, придется прийти к выводу, что автор этих высказываний — Иисус. Более того, если бы Иисус Сам не дал какого–либо толкования Своей смерти, трудно было бы объяснить, как в ранней церкви возникло богословие искупления. Швейцер давным–давно критиковал немессианскую теорию Врейде на том основании, что воскресение Иисуса само по себе никогда не сделало бы Иисуса Мессией в глазах церкви,[545] и этот аргумент по–прежнему остается веским.[546] Даже вера в воскресение Иисуса не могла бы побудить церковь приписать Его смерти искупительное значение. Источником богословия смерти Иисуса должно быть само Его учение.

Ожидание смерти Иисусом

То, что смерть Иисуса была важной частью Его миссии, подтверждается не только несколькими предсказаниями. Фактически смерть Иисуса — одна из основных тем евангелий. Это видно, если обратить внимание, сколько места евангелисты отводят истории Его смерти. Евангелие от Марка часто называют историей страстей с длинным вступлением. И в самом деле, евангелия, скорее всего, писались для того, чтобы объяснить читателям–язычникам, как могло получиться, что Иисус, Сын Божий, подвергся такой унизительной смерти, как распятие на римском кресте.

Проблема смерти Иисуса неразрывно связана с темой Раба Господня. Мы уже говорили, что Иисус считал Себя Сыном Человеческим, выполняющим миссию Страдающего Раба,[547] сознательно отождествляющего Себя с людьми в их страданиях и смерти. Когда Иоанн отказался крестить Иисуса, Иисус настоял на крещении, сказав: «Так надлежит нам исполнить всякую правду» (Мф. 3:15). Эти слова лучше всего понимать в плане отождествления с человечеством. При крещении Иисус объединился с теми, кто крестился у Иоанна, хоть Ему и не надо было исповедоваться в грехах. Правда, которую Ему надо исполнить, — вероятно, та, о которой говорится в Ис. 53:11: «Чрез познание Его Он, Праведник, Раб Мой, оправдает многих, и грехи их на Себе понесет».[548] Иисус начал служение с причисления Себя к грешникам.

Мы уже говорили,[549] что голос с небес, прозвучавший при крещении Иисуса, упоминает слова из Пс. 2:7 и Ис. 42:1, т.е. призывает к миссии Раба Божьего. Иисус — Сын Божий, поэтому Бог избрал Его на роль послушного Раба. Ссылка на отрывок Исайи показывает, что Иисус с самого начала понимал Свое мессианское служение как миссию Страдающего Раба Господа, а не правящего Царя из рода Давида.

Многочисленные высказывания евангелий показывают, что Иисус знал, какой печальный конец Его ждет. Когда Его спрашивают, почему Он не учит апостолов поститься, Иисус говорит, что гости на свадьбе не могут поститься, пока с ними жених. Но «придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься в те дни» (Мк. 2:20). Вероятно, жених — это мессианский образ,[550] и то, что он «отнимется», нельзя истолковать в свете обыкновенного человеческого опыта. Напротив, это значит, что Иисус ожидал какой–то необыкновенной судьбы, которая опечалит Его учеников. Трагические события приведут к прекращению пира, который обычно символизировал радость жениха и его товарищей. Это может быть только Его смерть.

Однажды Иаков и Иоанн пришли к Иисусу с просьбой о почетных местах в грядущем Царстве. Иисус ответил: «Не знаете, чего просите; можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь?» (Мк. 10:38). Чаша — это, скорее всего, чаша страданий и смерти;[551] но в свете ветхозаветного использования метафоры чаши можно предположить, что Иисус имеет в виду чашу Божьего гнева, обращенного на грешников.[552]

Та же самая идея неизбежной смерти встречается в Лк. 12:50: «Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится!» Это показывает, что Иисус не просто знал, что Его ждет смерть; это значит больше — смерть каким–то образом была Его целью.

Во время последней вечери с учениками Иисус сказал им: «Все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь; ибо написано: «поражу пастыря, и рассеются овцы»» (Мк. 14:27). Это цитата из Зах. 13:7. Пророк пишет не только о поражении пастыря и разбежавшемся стаде; он также описывает очищение верных, которые станут народом Божьим в момент спасения. Захария не говорит, как произойдет это очищение. Однако в контексте есть один намек. В день скорби о Том, «Которого пронзили» (Зах. 12:10), в доме Давида откроется источник, чтобы омыть людей от греха и беззакония (Зах. 13:1). Это наводит на мысль о заместительной смерти за стадо.[553] Этот отрывок показывает, каким образом Сам Иисус воспринимал Свою смерть, связывая ее с ветхозаветными пророчествами.[554]

Эти несколько фрагментов говорят нам, что Иисус знал не только, что Он — Сын Божий и Тот, Кто несет Царство Божье человечеству; Его миссия предполагала страдания и смерть. В предсказаниях Своей смерти и нескольких рассмотренных нами отрывках Он практически не объясняет, почему должен умереть и каково богословское значение этого события. О нем говорится просто как о неотъемлемой части Его миссии.

Значение распятия

О значении Своей смерти Иисус кое–что поясняет в двух местах: в Мк. 10:45 и во время последней вечери. После просьбы Иакова и Иоанна о почетных местах в Царстве и ответа Иисуса о чаше и крещении Марк добавляет: «Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих». Часто это высказывание приписывают влиянию Павла на последующее формирование евангельского предания,[555] но нет веских причин сомневаться в его подлинности. «Каждый, кто считает содержание высказываний об евхаристии подлинным, без колебаний приписывает происхождение этого Logion самому Иисусу».[556]

Во всех трех евангелиях, а также у Павла зафиксированы слова Иисуса, произнесенные во время Его последнего ужина с учениками. Здесь в передаче высказываний Иисуса мы обнаруживаем поразительные расхождения — поразительные, так как следовало бы ожидать, что предание в точности сохранит то, как Иисус формулировал часто повторяемый христианский обряд. Матфей (Мф. 26:28) вторит Марку (Мк. 14:24): «Сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая».[557] Только у Матфея добавлено: «во оставление грехов». Матфей, как и Марк, пишет, что Иисус больше не будет пить от плода виноградного, пока не станет пить «новое вино в Царствии Божием» (Мк. 14:25). Павел добавляет сюда объяснение с эсхатологическим оттенком: «Ибо всякий раз, когда вы… пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет» (1 Кор. 11:26).

Примечательно, что о значении смерти Иисуса говорится только в двух местах (Мк. 10:45 и высказывания на последней вечере). О том же, что смерть — неотъемлемый элемент Его мессианского служения, речь идет, как мы уже видели, на протяжении всего служения. Однако в большей части отрывков о страстях нет никакого богословия страстей. Если бы евангельское предание так сильно зависело от раннехристианской веры, как предполагают критики форм, нам следовало бы ожидать более явно выраженного богословского толкования страстей. Но в предании Иисус очень мало говорит о значении Своей смерти. Из этих фрагментов можно сделать следующие выводы.

Смерть Иисуса — это часть Его миссии

Это отчасти следует из вышеперечисленных мест, где Иисус говорит о Своей смерти как неотъемлемой части служения, отчасти же — из формулировок Его предсказаний о страстях: «Сыну Человеческому много должно пострадать» (Мк. 8:31. Курсив мой. — Д–Л.). Иеремиас утверждает, что эти слова не могут принадлежать Иисусу, потому что в семитических языках нет соответствия греческому слову dei («должно»).[558] Но dei несколько раз употребляется в Септуагинте, в особенности в переводе Дан. 2:28: «Но есть на небесах Бог, открывающий тайны; и Он открыл царю Навуходоносору, что будет [должно случиться, dei. — Д. Л.) в последние дни». Это может не быть точным переводом с арамейского. Вот почему у Марка dei вполне может передавать смысл слов Иисуса.

Некоторые толкователи видят в этом долженствовании давление извне и утверждают, что Иисус, ввиду развития событий, считал Свою смерть неизбежной. Поэтому Он смирился с неизбежным и преобразовал влияние внешних обстоятельств в опыт, обладающий религиозной ценностью. Однако такое толкование не соответствует фактам: ведь когда Петр упрекает Иисуса за слова о неизбежной смерти, Иисус в Свою очередь обращается к Петру с упреком: «Отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мк. 8:33). Петр мыслил чисто по–человечески; он был не способен подняться до божественного хода мыслей. Смерть Иисуса была не просто событием, свершившимся усилиями людей; она была частью божественного замысла — это было деяние Бога. Будь это не так, упрек Иисуса, обращенный к Петру, — что устами его говорит сатана, — был бы слишком резким и незаслуженным. Это значит, что сатана хотел удержать Иисуса от смерти; или же, по крайней мере, сбить Его с пути, ведущего к смерти. Поэтому смерть Иисуса — один из важнейших моментов Его служения как Мессии, исполнения Им Божьего замысла.

Это толкование подкрепляется и сказанным в Мк. 10:45: «Сын Человеческий… пришел, чтобы… послужить». Иисус пришел для того, чтобы отдать Свою жизнь; Его жертва — свершение и замысел Его миссии как Мессии. Его смерть — не просто результат воздействия внешних сил, завершившегося трагической развязкой; это скорее осуществление основного замысла Его миссии, высшее проявление всей Его жизни в служении Богу и человечеству.[559]

Мысль о смерти Иисуса как неотъемлемой части Его мессианского служения у Иоанна выражена отчетливее, чем в синоптических евангелиях. У Иоанна ясно показано, что смерть Иисуса была не просто историческим событием, а сознательным искупительным актом Иисуса: как добрый пастырь Он отдал Свою жизнь (psyche) за овец (Ин. 10:11,15,17). Если бы не Его миссия Мессии, никто не смог бы лишить Его жизни. Его смерть — сознательная жертва, выполнение поручения Отца (Ин. 10:18).

Смерть Иисуса — это искупление

Об искупительном значении смерти Иисуса свидетельствует высказывание о выкупе в Мк. 10:45. То, что Сын Человеческий отдаст Свою душу (psyche) за многих, — многозначная фраза. Во–первых/ это значит, что душу (psyche) можно утратить или отдать. «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» Когда человек утрачивает свою душу, ему ее не вернуть. Никакого выкупа не хватит, чтобы снова ее обрести. Даже весь мир — недостаточный выкуп за потерянную душу. Иисус видел, как много людей погибает, и хотел отдать Свою душу, чтобы искупить их.

Второе понятие, отраженное в этой фразе, — выкуп. «Идея выкупа (lytron) была распространена в эллинистическом мире и подразумевала цену, которую надо было уплатить за освобождение раба»[560] или военнопленного. Для иудеев выкуп имел то же значение, что для других древних народов. «Денежный выкуп… эквивалент… спасенной жизни».[561] Это слово имело также более широкое значение заместительной жертвы, жертвы искупления, ‘dsdm из Ис. 53:10.[562] Цель служения Иисуса — отдать жизнь для искупления заблудших, чтобы те снова обрели свои души. Мы не должны избегать понятия выкупа в силу того, что его использовали ранние греческие отцы церкви — для них выкуп был ценой, уплаченной дьяволу, чтобы тот освободил человечество от своей власти. Ориген учил, что Бог предложил дьяволу душу Христа в обмен на человеческие души и сатана согласился на эту сделку, хоть и не мог удерживать Христа в своей власти. Благодаря этой божественной уловке сатана утратил власть и над человечеством, и над Христом. Распятие иногда понимали как некую приманку, с помощью которой Бог поймал на крючок дьявола, или же мышеловку, в которую дьявол попался, привлеченный кровью Христа.[563] Ни в словах Самого Господа, ни в последующем учении Павла ничего не говорится о том, чтобы жизнь Христа была отдана дьяволу. Однако Иисус говорил о Своей смерти как о цене, уплаченной ради спасения людей; но Он не объяснял, как такое возможно. Для того чтобы понять это, мы вынуждены обратиться к Ис. 53: здесь раб Господень идет на смерть, причисляется к грешникам и принимает на Себя грехи многих (Ис. 53:12).[564]

Смерть Иисуса — заместительная

Смерть Иисуса была не просто искуплением; это заместительная жертва. Элемент замещения прослеживается как в общей концепции, так и в конкретных формулировках.[565] В Мк. 10:45 используется предлог anti, т.е. «вместо». Многие погибающие будут спасены, потому что Иисус отдает Свою жизнь вместо них. Значение этой заместительной жертвы в данном отрывке не объясняется, да мы и не можем ожидать, что нам будет дано удовлетворительное объяснение еще до того, как произошло само событие. Как мы уже видели, сам факт смерти Мессии был камнем преткновения для Его учеников. Поэтому и подробного учения об искуплении мы здесь обнаружить не сможем. Тем не менее основные его моменты присутствуют, в том числе и идея заместительной жертвы. Это признают такие современные авторы, как Винсент Тейлор: «Без сомнений, идея заместительной жертвы присутствует, во всяком случае для многих делается нечто такое, чего они не могут сделать для себя сами».[566]

Смерть Иисуса — это жертва

Смерть Иисуса — не просто искупление посредством замены; это жертвенная смерть. В описании Страдающего Раба в Ис. 53, которое, как мы видим, Господь использует для истолкования собственной смерти, говорится о Рабе Божьем, приносящем свою душу в жертву за грех (Ис. 53:10).[567] Идея жертвы присутствует в высказываниях Господа нашего в момент последней вечери. Преломленный хлеб — тело Его; подавая ученикам чашу, Он говорит: «Сие есть Кровь Моя нового завета» (Мк. 14:24). Матфей добавляет: «за многих изливаемая» (Мф. 26:28). В 1 Кор. 11:25 немного отличается форма высказывания: «Сия чаша есть новый завет в Моей Крови». Основа этого учения о завете, который может быть только новым заветом, — завет Синая и завет прощения. Когда Моисей получил закон из рук Бога, он взял кровь животных, приносившихся в жертву мирную и жертву всесожжения, и половину ее вылил на алтарь. Прочитав же народу завет и выслушав обещание повиноваться, он окропил оставшейся кровью людей, сказав: «Вот кровь завета, который Господь заключил с вами о всех словах сих» (Исх. 24:8). Этот завет связан с жертвой, но о прощении грехов тут не упоминается.

Второй завет — это именно завет прощения. Бог обещал через пророка Иеремию, что заключит с людьми новый завет, когда закон Его запечатлеется в их сердцах и установятся новые, близкие отношения между ними и Богом, так что им простятся их прегрешения и забудутся их грехи (Иер. 31:34). Иисус, используя символику чаши, по сути утверждает, что заключен новый завет, задача которого — прощение грехов. Более того, этот новый завет ассоциируется с преломлением тела Его и Его кровью, пролитой за многих. Эта терминология заставляет нас задуматься о значении пролития крови. Некоторые ученые формально признают по крайней мере элемент жертвы, однако настаивают на том, что основное значение пролитой крови — освобождение жизни, которая таким образом становится доступной человечеству.[568] В другом месте Тейлор явно не соглашается с тем, что в Библии кровь — синоним смерти. Кровь Христова скорее символизирует «жизнь Христа, добровольно отданную за людей».[569] Под кровью завета Иисус подразумевал «Свою жизнь, отданную Богу и принятую Им, которая предлагается людям и становится им доступной. Вино символизирует эту Его жизнь; но так как они должны выпить его, это не просто символ. Это — средство благословения, возможность принять его. Вино не превращается в кровь, но становится средством передачи жизни тем, за кого она пролита».[570] Представление о пролитой крови как символе излившейся жизни, ставшей доступной для человечества, поддерживал также епископ Уэсткотт,[571] оно вообще популярно среди английских ученых. Это толкование кажется привлекательным, но в Библии пролитая кровь не обозначает излияние жизни: она символизирует смерть, и смерть жертвенную. Пролитая кровь — это не жизнь, отданная другим, а жизнь, отданная в результате смерти. Кровь Христова — синоним смерти Христа, потому что пролитие крови предполагает разрушение тела. Кровь Христа — «просто более яркое описание смерти Христа и ее искупительного значения».[572] Кровь Иисуса, пролитая за многих, относится к Его жертвенной смерти, которая для многих будет выгодна. То, что Его ученики должны испить из чаши, не символизирует их причащение к жизни; это — наделение их благословениями искупления, которые стали возможны после жертвенной смерти Христа.

Возражение, что это учение о жертвенной искупительной смерти вряд ли составляет подлинную часть учения Господа, потому что не согласуется с остальным Его учением о природе Бога, вряд ли следует считать обоснованным, идет ли речь об экзегезисе конкретных отрывков или об учении о характере Бога в целом. Часто утверждают, что основная тема учения Господа о Боге и прощении грехов заключается в том, что Бог из отеческой любви к людям прощает им грехи безвозмездно, без какой бы то ни было жертвы или искупления. Часто в качестве примера такого безвозмездного и немедленного прощения приводят притчу о блудном сыне. Отец простил блудного сына, когда тот вернулся домой, без жертв и кровопролития. Но это опасный аргумент, потому что в притче о блудном сыне не говорится о посредниках; если мы на основании этой притчи откажемся от идеи искупления, спаситель нам тогда вообще не понадобится. Притча о блудном сыне призвана научить нас одной истине, а именно: любви Бога к грешникам. На основании одной–единственной притчи нельзя создавать богословие прощения.

Мы уже видели, что учение Иисуса о природе и характере Бога включает в себя представление о Боге, одновременно полном и любви, и праведности отмщения. Иначе говоря, Бог — это святая любовь. Так как Бог есть любовь, Он прощает людям грехи; так как Он — святая любовь, Он прощает грехи посредством искупительной жертвенной смерти Христа. Хотя Винсент Тейлор не смог адекватно понять все значение смерти Христа, его рассуждения вполне обоснованны: «Мысль о том, что святому Богу не надо никакого выкупа и что люди в этом не нуждаются, свойственна современному сознанию, и будет произволом переносить ее в древний мир; и утверждать, что Иисус не мог так говорить о Своей смерти, значит модернизировать Его образ и ход мыслей».[573]

Эсхатологическое значение смерти Иисуса

Смерть Иисуса имеет эсхатологическое значение, ибо Он сказал: «Истинно говорю вам: Я уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда буду пить новое вино в Царствии Божием» (Мк. 14:25). Смерть Христа приводит к созданию нового общества, которое полностью реализует себя только в эсхатологическом Царстве Бога. Эта эсхатологическая ориентация прослеживается также в комментарии Павла: «Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет» (1 Кор. 11:26).

Опыт распятия

В страданиях Иисуса есть два момента, которые показывают, что Его смерть была не просто физической смертью, какой бы пугающей она ни была. Все три синоптических евангелия рассказывают нам о молитве Иисуса в Гефсиманском саду, когда Он просил Отца пронести мимо Него эту «чашу» (Мк. 14:36). Лука добавляет, что дух Его был в таком смятении, что «был пот Его, как капли крови, падающие на землю» (Лк. 22:44).

Кульман противопоставляет смерть Сократа и смерть Иисуса, указывая, что Сократ умер бесстрастно и героически, в то время как Иисус действительно боялся смерти.[574] Кульман признает, что эта смерть означала для Иисуса быть отчужденным от Бога и преданным в руки врага; но такова смерть всех людей. «Для Иисуса нехарактерно — просить, чтобы мимо Него пронесли чашу, если это всего лишь страдания и смерть»[575], в особенности — в свете последующего опыта христианских мучеников, когда люди с радостью шли на ту же самую смерть из любви к Иисусу. Чаша должна быть чем–то более глубоким, чем физическая смерть. В Ветхом Завете Чаша — метафора божественной кары и воздаяния за грех.[576] Отождествив Себя с грешным человечеством, Иисус становится объектом святого гнева Бога против греха, и в Гефсимании, по мере того как час страданий приближается, ужас этого гнева полностью открывается Ему.[577] Хотя Он знал, что Его смерть — суть Его миссии как Мессии, чаша гнева Божьего, вызванного грехом, так ужасна и горька, что Он может только молить об избавлении — «если возможно» (Мк. 14:35). Однако Он готов смиренно исполнить Свою миссию.[578]

Второй момент — это вопль Иисуса, ощутившего себя покинутым на кресте: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мк. 15:34). Это цитата из Пс. 21:1, которая значит, что Иисус един со страдающим человечеством.[579] Более приемлемо следующее мнение: Иисус почувствовал, что Отец совершенно покинул Его.[580] Возможно также, что «бремя грехов мира, Его полное самоотождествление с грешниками привели к тому, что Он не просто почувствовал, что Отец Его покинул, а на самом деле был покинут Отцом».[581]

Смерть Иисуса как победа

У Иоанна есть несколько высказываний, освещающих еще одно значение смерти Иисуса. Мы видели, что в центре миссии Иисуса лежит духовная борьба с силами зла. В лице Иисуса и Его миссии Царство Божье одержало победу над царством сатаны. Иоанн указывает, что распятие — часть этой борьбы. В час смерти Иисуса «князь мира сего» попытался поглотить Его. Предательство Иуды описывается как поступок, внушенный дьяволом (Ин. 6:70; 13:2,27). Но смерть Иисуса означает изгнание князя мира (Ин. 12:31; см. также Ин. 16:11). Каким–то образом — евангелист не описывает, как — смерть Иисуса является и деянием сатаны, и деянием, с помощью которого Иисус одерживает победу над сатаной.[582]