3. Взаимоотношения: ситуация крина

Эмили лежит на больничной койке, опутанная трубками, в окружении тихо гудящих приборов, борясь за свою жизнь. Два дня назад она поцеловала мужа, выбежала на позицию, приготовилась к приему первой подачи в матче церковной лиги по софтболу. Но, не успев принять подачу, она упала на землю и потеряла сознание.

Сначала Эмили была доставлена в местную больницу, затем ее перевели в палату интенсивной терапии крупной городской больницы. Ее диагноз — аневризма. Во время проведения операции она несколько часов находилась между жизнью и смертью. Врачи вскрыли ее череп и вынули мозг, чтобы получить доступ к двум тромбам, угрожающим ее жизни. Они удалили тромбы. Но сейчас Эмили находится в коме, жизнь едва теплится в ней. Если она выживет, она может навсегда остаться инвалидом.

За неделю до болезни Эмили я (Дэн) провел час с ней и ее мужем у них дома. Мы много смеялись и говорили о странных, чудесных делах Бога. Эмили — энергичная, творческая, любящая женщина. Совсем недавно она спрашивала меня о том, как я переношу боль; и вот теперь она в коме, вызванной лекарствами, ожидает, что Бог либо уменьшит опухоль в ее мозгу, либо заберет ее туда, где нет страдания.

«ДОКОЛЕ, ГОСПОДИ?»

После случившейся трагедии я сидел с мужем Эмили, в моих глазах стояли слезы. Печаль моя росла, а вместе с ней и злость. «Доколе, Господи? — ругался я. — Доколе Ты будешь взирать на то, как вскрывают черепа Твоим возлюбленным детям? Доколе Ты будешь слушать плач испуганных детей, засыпающих в слезах, потому что они не знают, будет ли жива их мать, когда они проснутся? Доколе, Господи?»

Крик души — мука ожидания того, что Бог искупит наши тела и души, небеса и землю. Душевный ропот: «Доколе, Господи?» — это и просьба, и обвинение.

У каждого человека своя, исключительная история жизни, состоящая из моментов как большой радости, так и большого страдания. И каждый из моментов радости или страдания заставляет нас задавать сугубо личные вопросы: «Почему папа обижает меня?.. Почему мама умерла, и я даже не успел узнать, какой она была?.. Что хочет от меня Бог, дав мне способности к музыке?.. Как мне следует распорядиться состоянием моей семьи?» Каждый вопрос отражает более глубокую экзистенциальную борьбу: «Какова природа жизни? Кто и Что такое Бог?» Иными словами, хотя наши эмоции вызываются различными индивидуальными проблемами нашей жизни, все они — отголосок простого вопроса: «Благ ли Бог?».

Мой друг, муж Эмили, говорил о своих муках и душевной боли со страстью и верой. Он говорил о Боге таким образом, что было понятно: он не отказывается от борьбы. В нем боролись силы жизни и смерти, боль и страстная, яркая надежда. Но, что интересно, когда он говорил мне о своем уповании на Бога, я чувствовал почти презрение к нему. Я уважаю своего друга, однако в ту ночь я испытывал растущее желание поговорить с ним достаточно резко. Разве он не понимал, что его жена может умереть?

Почему я почувствовал презрение к близкому другу, когда он предложил мне вкусить Божию благость, явленную в его жизни? Оглядываясь назад, я думаю: потому, что позавидовал его вере. Он взглянул в лицо Бога и увидел Его милосердие среди скорби.

Его жизненный опыт давал мне возможность лучше узнать Бога. Однако я в ответ отступил. Я попытался притупить желание страстно и глубоко знать Бога. Мое презрение закрыло меня от приглашения Бога довериться Ему перед лицом печали. Я отбивался от приближения Бога ко мне; затем с презрением сбежал от этого. Я не просто сбежал от друга, или от страдания, или от замешательства, в конечном счете мое презрение было бегством от Бога.

Все наши эмоции имеют конечную цель, сосредоточиваясь на Нем. Я говорю так потому, что источник всех радостей — это чудо искупления; сущность всех неприятных эмоций — это вопрос: «Боже, благ ли Ты?».

Царь Давид свидетельствовал о Боге, как о Сущем от Начала, против Которого мы грешим и боремся: «Тебе, Тебе единому согрешил я и лукавое пред очами Твоими сделал, так что Ты праведен в приговоре Твоем и чист в суде Твоем» (Пс 50:6).

Наши эмоциональные борения отражают намного больше, чем просто борьбу с людьми и событиями; они открывают наши сокровенные вопросы о Боге. Но как нам обнаружить связь между горизонтальными обстоятельствами, которые вызывают наши эмоции, и вертикальными отношениями, о которых они свидетельствуют? В этой главе мы будем исследовать три основных типа взаимоотношений (атака, бегство и любовь), которые вызывают наши эмоции. Когда мы поймем, какие ситуации возбуждают наши эмоции, мы вступим на путь распознавания более глубоких борений, присутствующих во всех наших эмоциях.

Что возбуждает наши чувства?

Хотя чувства часто кажутся непредсказуемыми и нелогичными, они отнюдь не являются случайными. Действительно, разные люди по-разному реагируют на различные ситуации, но благодаря тому, что все мы созданы по образу и подобию Божию, мы все следуем некоторым прогнозируемым стереотипам.

Наши эмоции имеют в своей основе реакцию на действия по отношению к нам других людей. Наши чувства провоцируются тогда, когда люди относятся к нам одним из следующих трех способов: 1) они против нас: атака; 2) они уходят от нас: бегство; 3) они приближаются к нам: любовь. В контексте нашего грешного мира эмоциональные реакции на эти движения общения могут в общем характеризоваться как борьба или уход. Приведенная ниже таблица показывает, какие отрицательные эмоции возбуждают эти реакции.

Существуют факторы, которые подсказывают нам, какую реакцию выбрать: борьбу или уход. Обстоятельства нашей жизни формируют нас таким образом, что одна из этих основных реакций — борьба или уход — более прочно внедрена в нас, чем другая. Очевидно, что различные ситуации подсказывают нам, к какой реакции мы более склонны.

Какова наша эмоциональная реакция, когда кто-то нападает на нас? Мы либо с гневом нападаем в ответ, либо отступаем со страхом. Как мы реагируем на утрату? Мы либо в ревнивом гневе цепляемся за утраченное, либо уходим от боли трудной ситуации в отчаяние. Что мы чувствуем, когда кто-то любит нас? Не считаем ли мы, что любовь слишком разрушительное и опасное чувство? Мы либо отбиваемся от нее, со скептицизмом и презрением говоря, что это нам не нужно, либо со стыдом убегаем от пустоты, которую она в нас открывает.

Каждое из движений общения провоцирует в нас соответствующую эмоциональную реакцию. Эти реакции приводят нас к сокровенным вопросам о Боге.

АТАКА: ПОКУШЕНИЕ НА НАШЕ ДОСТОИНСТВО

Атака заставляет нас бороться (гнев) или убегать (страх). Нападение друга усложняет обычную реакцию страха или гнева, добавляя шок и разочарование.

Когда нас кто-то атакует, эти люди угрожают нам разрушением — нашего положения, собственности, личности или власти. По меньшей мере они хотят лишить нас радости наслаждаться тем, что у нас есть. Нападения в общении могут быть жестокими, коварными, предательскими — и почти всегда они неожиданны.

Иногда нападения, которым мы подвергаемся, могут быть столь хитроумными, что мы не замечаем их накапливающегося воздействия. Нашей эмоциональной реакцией в этом случае, вероятно, будет метание между гневом и страхом.

Гнев вращается вокруг вопроса: справедлив ли Бог? позволит ли Он победить злодею? Страх сосредоточен на вопросе: защитит ли меня Бог?

Гнев: борьба с огнем при помощи огня

Когда мы отвечаем на нападение встречным нападением, мы боремся с огнем при помощи огня. Гнев толкает нас к битве. Это реакция на кажущуюся или реальную несправедливость, попытка устранить зло, причиненное нам. Праведный или неправедный, гнев побуждает нас к действиям. Дыхание учащается, мышцы напрягаются, зрачки сужаются, мы устремляемся на врага. Гнев побуждает нас сделать немедленный и решительный выбор.

Кто-то заметил: «Я обычно не принимаю решения, пока не выйду из себя. Если я спокоен и рассудителен, то вижу обе стороны возможного выбора и не знаю, как поступить. Но как только я немного рассержусь, я могу сделать выбор, не заботясь о том, что подумают другие». Многие из нас делают выбор в несколько взвинченном состоянии. Гнев — это адреналин, делающий более смелыми наши действия в мире, который противится нашим желаниям.

Неправедный гнев притупляет боль отчаяния и агрессивно требует справедливости: раз Бог не хочет защитить нас, то мы имеем полное право взять решение всех вопросов в свои руки. Гнев выражает основной вопрос: справедлив ли Бог? Позволит ли он злодею победить и восторжествовать надо мною?

Гнев пытается исправить пассивность Бога, предоставляя нам право действовать, а не ждать, пока Он что-нибудь сделает. Это не только защита от зла и энергия для битвы; это вызов в лицо Богу, отказывающемуся, как нам кажется, действовать на нашей стороне.

Страх: гнев наоборот

Когда мы сталкиваемся со злом, которое может нас одолеть, страх дает нам силы к бегству. Он ускоряет наше отступление. Он убеждает нас, что всякие попытки бороться абсурдны.

Страх расширяет зрачки, чтобы наши глаза достаточно широко открылись и зафиксировали всю информацию, необходимую для того, чтобы избежать гибели. Живот напрягается, тяжесть исчезает, потовые железы выделяют влагу, охлаждая физический механизм, чтобы он не перегрелся. Тело готово убежать и спрятаться. Когда страх возрастает, тело готовится к тому, чтобы отключиться и свернуться. В экстремальной же ситуации ужас полностью парализует человека.

В целях самосохранения мы делаем все возможное для бегства. Беспокойство требует, чтобы мы для нашей безопасности отвернулись от угрожающего нам человека или проблемы.

И в гневе, и в страхе человек сам занимается своим спасением; просто страх движет нас в направлении, обратном гневу. Неправедный страх притупляет боль отчаяния, пассивно требует защиты; раз Бог не защитил меня, я вправе действовать самостоятельно. Страх выражает основной вопрос: могу ли я верить Богу, что Он защитит меня от зла?

БЕГСТВО: ПРЕКРАЩЕНИЕ БЛИЗОСТИ

Бегство неизбежно ведет к потере, к одинокой жизни в изоляции от тех, кто более всего дорог нам. Это разлука, но она нередко ощущается как смерть: она сигнализирует о прекращении отношений.

Во всех человеческих отношениях живет призрак расставания. Наши друзья могут предать нас, наши дети могут отвергнуть нас, наш супруг может развестись с нами. Расставание вторгается во все взаимоотношения и смеется над близостью. Потеря усиливает желание, отнимая надежду. Потеря и расставание провоцируют ревность (борьбу) и отчаяние (уход). Ревность задает вопрос: благ ли Бог, или Он оставит меня опустошенным и благословит других? Отчаяние спрашивает: неужели Бог оставит меня в одиночестве?

Ревность: ярость собственника

Ревность идет от желания сохранить то, что мы страшно боимся потерять; зависть идет от желания обрести то, чего у нас нет. Но и ревность, и зависть заключают в себе неистовое требование, чтобы наша душа не пострадала от утраты.

Один мужчина жаловался: «Как моя жена смеет улыбаться, беседовать и прикасаться к руке другого мужчины? Она разговаривает с нашим пастором так, как будто она его любовница». Он страдал от ревности физически.

Ревность возводит забор вокруг того, кого мы можем потерять; это ярость собственника, который пытается защитить любимого от соперника, а себя — от утраты. Зависть также служит тому, чтобы избежать утраты. Болезненно видеть, как другой наслаждается тем, чего у нас нет, так что мы становимся ворами, которые похищают удовольствия других людей. Вместо того чтобы перенести утрату и довериться Божией благости, мы строим козни против тех, кто желает наслаждаться тем, что мы считаем своей собственностью.

Иаков говорит, что наша завистливая ярость становится убийственной, когда мы страдаем от утраты того, чем хотим обладать: «Желаете — и не имеете; убиваете и завидуете — и не можете достигнуть» (Иак 4:2). Неправедная ревность притупляет боль утраты и агрессивно требует удовлетворения; поскольку Бог не обеспечил меня, я вправе действовать по своему усмотрению. Ревность выражает основной вопрос: благ ли Бог? утолит ли Он мою жажду, или Он благословит других и оставит меня опустошенным?

Отчаяние: побег от одиночества

Отчаяние — это отказ от борьбы. Оно делает наше сердце нечувствительным к надежде, что мы будем спасены, искуплены и счастливы.

Знакомая рассказывала о своем разваливающемся браке: «Я уже не хочу даже думать о том, что мой муж может измениться. Я в течение многих лет надеялась, что он станет тем человеком, которым, я знаю, мог бы стать, и я так устала от обманутых надежд, что отказалась от желания изменить его. Я ненавижу надежду. Я отказываюсь от всех желаний, потому что за эти годы поняла, что они приводят только к опустошению». Отчаяние отказывается надеяться.

Притчи говорят: «Надежда, долго не сбывающаяся, томит сердце, а исполнившееся желание — как древо жизни» (Притч 13:12). Здесь более точным переводом будет не «томит», а «вызывает боль» сердца. Томление — это всего лишь легкое недомогание, боль же может разрывать сердце. Если от несбывающейся надежды сердце разрывается, то нет ничего удивительного в том, что большинство из нас проводит жизнь в отрицании, отказываясь от надежды, ограничиваясь более обыденными желаниями. Такое отчаяние спасает нас от возможности действительно желать чего-то такого, в чем нам могут отказать.

Мы ненавидим одиночество. Мы можем радоваться, когда нам удается побыть одним, но не терпим отделенности и изолированности от других людей. Мы хотим близости, однако наше отчаяние убивает наше желание, чтобы с нами общались. Это позволяет нам погрязнуть в своих неудачах, вместо того чтобы смотреть в лицо нашим нуждам.

Неправедное отчаяние пассивно требует какого-нибудь облегчения; поскольку Бог не удостаивает нас Своим утешающим присутствием, мы считаем себя вправе действовать по своему усмотрению. Отчаяние задает основной вопрос: благ ли Бог, или Он бросит меня в изоляции? предоставит ли Он свое присутствие другим, а меня оставит одиноким?

Жизнь или, вернее, Бог не дает нам вести себя, как роботам. Страдание принуждает нас либо бороться с Богом, либо убить наши желания, в сущности — совершить убийство души. Бог побуждает нас выйти из состояния самодовольства, идя нам навстречу, пробуждает наши самые затаенные страсти.

ЛЮБОВЬ: СТРЕМЛЕНИЕ НАШИХ СЕРДЕЦ

Отчаяние делает нас слепыми к любому движению нам навстречу, которое может пробудить в нас желание близости. Повторяющийся цикл: пробуждение желания, крушение надежды, омертвение души от отчаяния — приводит к тому, что мы начинаем ненавидеть желание. Желание — это враг, который может быть уничтожен презрением. Презрение — наше средство борьбы против надежды возникающей, когда кто-либо приближается к нам, предлагая нам доброту и нежность. Если надежда проникает за фасад презрения, то мы часто чувствуем себя одураченными. Стыд приходит тогда, когда наше желание близости выставляет нас нагими и нуждающимися. Поэтому предложение близости часто вызывает презрение (реакция борьбы) или стыд (реакция ухода).

Близость — свидетельство того, что разъединенность и утрата преодолены. Моменты соединения отражают нашу жажду искупления и совершенных взаимоотношений с Богом. Хотя мы страстно желаем искупления, но мы также не хотим позволить нашим желаниям выйти из-под контроля. Мы очень стараемся заранее уменьшить последствия нападения или утраты, которые могут возникнуть в результате того, что мы откроем наши сердца для близости.

Однако Бог не позволяет нам оставаться в нашем нагнетаемом отчаянии. Он также не позволяет нашим жалким щитам из гнева остановить Его. Он не оставляет нас в покое. Он преследует нас. Он вмешивается. Он использует для этого все возможные средства. Он все время приближается к нам, пробуждая как наши желания, так и нашу раздвоенность. Мы желаем и не желаем благодати, которая может разбить наши сердца. Мы знаем, что соединение с Богом требует устранения наших самых глубоких линий обороны. Он никогда не удовлетворяется тем, что мы собой представляем. Он берет и изменяет нас. Мы хотим измениться, но не хотим при этом переживать мучительный процесс изменения.

К. С. Льюис рисует эту битву в сказке «Покоритель зари, или Плавание на край света». Юстэс попал под власть зла и был превращен в дракона. Он мог снова стать человеком только в том случае, если бы позволил Аслану (символ Христа) содрать его драконью шкуру острыми когтями. Юстэс, естественно, боялся: ведь он мог погибнуть! Но в том-то и дело. Его жизнь зависела от его готовности умереть. Он ненавидел свое состояние и хотел измениться, но его ужасала мысль о смерти. Его раздвоенность разрывала его на части.

Так же и наша раздвоенность раздирает нас. Мы отбиваемся от приближающегося к нам Бога и избавляемся от раздвоенности, ощущая презрение или стыд. Именно здесь самые сокровенные проблемы человеческого сердца выходят на поверхность. Вопрос: справедлив ли Бог; благ ли Он? — упрощается и становится личным: любит ли меня Бог?

Презрение: защита насмешкой

Презрение за версту чует доброту, милосердие и сострадание и с отвращением отводит нос в сторону. Мы отчаянно хотим любви, но страсть кажется нам опасной. В результате мы избегаем того, кто приближается к нам с любовью. Мы размышляем: «Если ты приблизишься ко мне, у меня возникнет встречное желание близости. А что, если на самом деле я тебе не нужен? Что, если ты хочешь приблизиться вовсе не ко мне, или — что еще хуже — хочешь принести мне вред?».

Павел задает сложный вопрос, касающийся нашей реакции на благодатное приближение к нам Бога: «Или пренебрегаешь богатство благости, кротости и долготерпения Божия, не разумея, что благость Божия ведет тебя к покаянию?» (Рим 2:4). Когда нам кто-то делает подарок, мы настораживаемся, сомневаясь в его искренности, пугаемся, что наше желание получить выйдет из-под контроля, отшатываемся, думая, что наша греховность делает нас недостойными любви. Презрение — это защита от ничем не прикрытого стыда, приходящего тогда, когда любовь проникает в грешное сердце.

Неправедное презрение притупляет раздвоенность и агрессивно, требует держаться на расстоянии; поскольку любовь Бога не представляется мне очевидной, я волен действовать по своему усмотрению. Презрение задает вопрос: любит ли меня Бог или Он с отвращением отвернется от меня?

Стыд: уход от близости

Стыд — это уход от близости. Это одно из наших сокровенных опасений, что мы будем одинокими и навсегда осмеянными. Это ощущение, что мы выставлены напоказ в качестве неописуемого урода. Ничто не задевает нас так остро, как стыд. Философ Жан Поль Сартр называл его «кровоизлиянием души».

Стыд истощает наши силы и иссушает наше желание жить. Как и другие эмоции ухода (страх и отчаяние), стыд — это отказ от общения. Глаза при этом опущены, плечи сгорблены, сердце закрыто. Стыд — это наш отказ от реальности, отмежевания от нее.

Неправедный стыд притупляет ужас открытости и пассивно требует безопасности: поскольку любовь Бога кажется мне такой опасной, я вправе закрыться от нее. Стыд выражает основной вопрос: любит ли меня Бог или Он возненавидит меня, когда увидит, какой я на самом деле?

Большинство из нас старается избегать стыда, направляя свои силы на то, чтобы изолировать себя от всего и всех, кто может спровоцировать его проявление. Женщина, отказывающаяся учиться кататься на лыжах, объясняла: «Я не училась ничему новому в спорте с тех пор, как перестала быть ребенком. Это не потому, что я боюсь упасть или ушибиться. Я помню, как ненавидела учиться чему-то среди тех, уже умел это делать. Они смотрели на меня с таким отвращением, что я поклялась, что никогда больше не буду унижаться, учась чему-то новому».

Другие по тому же принципу выбирают супруга или профессию. «Будет ли этот человек или эта деятельность подставлять меня под унижение, стыд и насмешки? Если так, то я отказываюсь выйти на эту сцену». Многие отказываются говорить о своих внутренних убеждениях или вере, потому что боятся, что их высмеют.

Стыд оправдывает уклонение. Более того, он заставляет нас прятаться в оболочку высокомерия. Это уже бесстыдство — иммунитет к стыду, возникающий в результате прогрессирующего ожесточения сердца. Высокомерие — это больше, чем дерзкая позиция или похвальба личными способностями; это сжатый кулак, которым мы с вызовом грозим небесам: «Я не согнусь под тяжестью реальности. Я не поддамся искушению примирения. Я не хочу слышать стенаний моей души по искуплению». Высокомерие может проявляться в презрительной воинственности, или в спокойном отказе, или в мнимой неспособности чувствовать. Быть высокомерным — значит отворачиваться от стенаний нашей души и, следовательно, отворачиваться от борьбы с Богом.

Как выглядит наша борьба с Богом? Какой она должна быть, если мы страстно и глубоко хотим лучше узнать Его? Каждый из нас должен биться над вопросом: «Где Ты, Господи?» Любая из наших трудных эмоций — гнев, страх, ревность, отчаяние, презрение и стыд — выводит нас на путь, где проясняется этот вопрос и приходит ответ: в таинственном соединении Бога с нами.