31. Средневековая месса Ваалу

Часто ветхозаветные пророки рисуются как грозные прорицатели страшных Божьих Судов, как люди без жалости, лишь выносящие справедливый приговор. Часто так изображается и Сам Господь, Который по учению многих церквей создал особое место — ад, где грешники будут мучиться всю вечность, претерпевая зверскую муку и зная, при этом, что она не кончится никогда. Они рисуют Бога, мало чем отличающегося от кровожадного Ваала, религия которого также требовала постоянных жертв. Так Богу Любви и Милосердия они соорудили еще один престол Ваала, престол жестокости и кровожадности. Престол, который отвернул многие миллионы от Бога, ибо многие люди не могли принять Бога, Который всю вечность терзает людей. Страшные крестоносцы, зловещие доминиканцы-инквизиторы, иезуиты и все остальные, кто провозглашал себя верными служителями Бога, внушали ужас и отвращение окружающим. Но все эти кровожадные инквизиторы и алчные крестоносцы не были служителями Истинного Бога, они служили своему божеству, высящемуся на престоле Ваала. В своих аутодафе — сожжениях людей на костре, они возродили страшные требища, мессы в честь Ваала. И если мы посмотрим на средневековые литографии, изображающие сжигаемых людей, окружающую их толпу священников, держащих древний культ солнца — крест, беснующуюся в предвкушениях зрелища толпу и горделиво восседающих власть имущих, то мы не найдем ничего, кроме костюмов, что отличало бы все это от поклонения Ваалу. Более того, в понимании инквизиторов средневековья сжигаемые люди были жертвой Богу. Так, один из ведущих папских богословов «Фома Аквинский создал целую теорию… по которой… следовал вывод: с одной стороны, ересь — неистребимая мерзость, а с другой — церковь должна «питаться еретиками» во имя спасения всех верующих». «Чудовищная смертная казнь, которой инквизиция обыкновенно наказывала жестоковыйных еретиков, в Испании и Португалии была названа «аутодафе», в переводе «дело веры», и рассматривалась как религиозное торжество наивысшей важности. Чтобы придать ей, насколько только возможно, высшую святость, в большинстве случаев она производилась в День Господень. Невинные жертвы папского варварства торжественной процессией подводились к месту судилища. Обычно они были наряжены в чрезвычайно фантастические одежды. На их головных уборах и на одежде был изображен адский огонь, драконы и дьяволы были заняты тем, чтобы поддерживать огонь для них. Иезуиты, выступая впереди осужденных, выкрикивали, что пламя, в которое они сейчас будут брошены, ни в какое сравнение не идет с тем пламенем, которое они будут вынуждены переносить во веки вечные. Если среди осужденных находился кто-либо из бесстрашных, который перед лицом такой страшной смерти отваживался сказать нечто во славу Господа или в защиту Истины, то ему тотчас втыкали кляп в рот. Когда осужденных подводили к месту судилища, то их привязывали цепями к прямо водруженному столбу. Кто же из них здесь объявлял себя истинным католиком и желал умереть в католической вере, тот получал право быть задушенным прежде огня, все остальные, отвергающие это, были сжигаемы заживо. Приносили множество свежих зеленых веток и обкладывали вокруг ног привязанных к позорному столбу вперемежку с сухими дровами и зажигали. Страдания мучеников не подлежат никакому описанию. Нередко нижние части тела были поджариваемы в буквальном смысле слова, прежде чем пламя достигало вышней части тела и, наконец, наступала смерть. И эту потрясающе чудовищную картину созерцало великое множество народа из всех сословий, возрастов и родов с дикой, звериной яростью восторга. Так бесчеловечно было влияние Рима на нравы людей. Более чем четыре столетия эта казнь — «аутодафе» — была национальным праздником испанцев: королей и королев, правителей и правительниц». До нас дошла одна из проповедей, которую произносили инквизиторы в XV в. во время одного из аутодафе. «Если Бог веками терпит наши беззакония, — то люди вполне справедливо посвящают хотя один день, чтобы отомстить за поношения Бога. Святой трибунал являет сегодня свое усердие к славе Господа, и это место, покрытое преступниками, ожидающими наказания, — живое представление того, что мы увидим однажды в долине Иасафата. Как царь небесный и земной придет судить людей, окруженный своими силами, и все святые с ним, так мы видим на суде святой инквизиции величайшего из монархов света, его советников и всех грандов королевства. Когда евреи, читаем мы в Священном Писании, выбирали царя, они вручали ему вместе с короною книгу закона, и это означало, что той же рукой, которою он принимал скипетр, он должен был принуждать своих подданных следовать предписаниям религии… Утверждать, что люди свободны веровать по желанию и что не следует наказывать еретиков, — значит утверждать, что не нужно наказывать грабеж, волшебство и смертоубийство. О ты, святейший трибунал веры, оставайся непоколебимым до скончания веков и сохраняй нас чистыми и твердыми в нашей религии. О, как говорит это зрелище об усердии и заботливости инквизиторов! Их величайший триумф — эта толпа преступников, и я могу сказать о трибунале то же, что сказано о церкви: прекрасна подруга моя, как шатры кедарские, как палатки Соломоновы. Этот день — день торжества и славы трибунала, он наказывает сегодня лютых зверей, врагов религии, и овладевает их достоянием». Эти убийства, творимые папством и его приспешниками, носили ритуальный, оккультный характер. В ходе «религиозных войн убийства носили довольно специфический характер; есть основания полагать, что в то время фантазматические представления преобладали над всеми остальными. Как отмечает Дени Рише, во время Войны Алой и Белой розы в Англии (вторая половина XV в.) и во время Французской революции 1789 г. было принято разгуливать по улицам с пикой, на которой была насажена голова поверженного противника. В период Религиозных войн, наоборот, народ стремился завладеть внутренностями и половыми органами врагов. Таково было воздействие полемических листовок, направленных против Кальвина и его последователей, и проповедей католических священников, обвинявших всех еретиков в грехе сладострастия. Поступки погромщиков зачастую носили ритуальный характер. Так, у убитых пасторов отрезали детородный орган, вставляли его им в рот, а затем таскали изуродованные тела по улицам. Когда население города охватывала жажда крови, люди совершали надругательства над женщинами, пытаясь обнаружить тайные отметины распутства. В 1562 г. в городке Сен-Мартен-де-Кастийон жену Андре Рено провели по городу «совершенно голой, без всяких одежд», а когда она оказала сопротивление насильникам, ее забили до смерти кнутом, а затем увенчали ее голову терновым венцом. В Монпе-лье женщин-гугеноток подвергли пыткам, которым обычно подвергали проституток: их били крапивой, а потом отрезали уши. После взятия Оранжа в 1562 г. обнаженные трупы женщин выставили на всеобщее обозрение «после того, как в места, называть которые стыдливость не позволяет, им воткнули бычьи рога или рогатины». Обнаженным трупам мужчин и женщин придавали непристойные позы, дабы зрители могли видеть различные способы похотливого соития. В1562 г. в Оранже трупы мужчин, женщин и свиней сваливали вперемежку, желая подчеркнуть звериный, сатанинский облик адептов новой веры. Проповедники убеждали своих прихожан, что они таким образом борются с Сатаной, и простолюдины-католики, доведенные до состояния невменяемости, олицетворяли себя с десницей Господней, карающей во имя чистоты, невинности и добра. Поэтому к еретикам применяли такой вид казни, как побивание камнями. В 1562 г. в Абвиле толпа схватила сына градоначальника, сорвала с него одежды, провела перед дверями дома, где он искал убежища, а затем забила камнями и палками. Когда приговоренный к изгнанию гугенот покидал город Санлис через городские ворота, толпа во главе со священниками забила его насмерть. В Сансе лучник из отряда кузнечного старшины был выволочен из тюрьмы, брошен на паперть пред собором и «жестоко забит камнями». А вот рассказ Жака Гаша, который приводит Дени Крузе. В Гайяке, в аббатстве Сен-Мишель, расположенном на скалистом берегу реки Тарн, трибунал, названный, словно в насмешку, «консисторией», осудил восемьдесят гугенотов. Трибунал, состоявший из заседателя и адвоката, возглавлял местный винодел, облаченный по такому случаю в судейскую мантию. Гугенотов обвиняли в том, что во время постов они ели не только рыбу, но и мясо. Их приговорили к смерти — сбросили в Тарн, «чтобы они могли вдоволь поесть постной пищи». По словам Дени Крузе, эта казнь имела символическое значение: судьи, сбрасывая грешников в пропасть, выступали в роли судей Господних, ибо сказано, что, когда настанет судный день, тех, кого «лишат созерцания агнца», низвергнут в бездну. Еретиков сбрасывали в реки согласно установленному ритуалу; правоверные католики считали, что таким образом они очищают христианскую землю посредством одного из четырех стихийных элементов, а именно воды. Что касается ритуальных избиений протестантов, то здесь особенно изощренной фантазией отличались парижские простолюдины. В предместье Сен-Жермен-де-Пре схватили художника, подозреваемого в приверженности протестантской вере, но судьи оправдали его и отпустили из-за отсутствия доказательств. Горожане же жаждали казнить еретика, и для этого им не нужны были никакие доказательства. Они схватили несчастного и бросили его в Сену. Художник умел плавать и попытался доплыть до противоположного берега, однако горожане, сговорившись с лодочниками, не позволяли ему приближаться к берегу. Зрители наблюдали, как он постепенно терял силы, пока, наконец, не утонул. Божественная кара осуществилась, ритуал очищения водой, землей, воздухом, огнем был совершен. 2 мая 1562 г. Пьер де Креон по прозвищу «Серебряный нос» был приговорен к повешению, однако толпе приговор показался слишком мягким. Дети стали швырять в гугенота камнями и забрасывать его грязью. Роковая роль детей в конфессиональных конфликтах часто ставит исследователей в тупик. Дени Крузе объясняет, что дети считались невинными существами, а значит, способными очистить общество, оскверненное ересью. Рассматривая религиозные шествия, историк Дени Крузе употребляет определение «демонстрация сакрализации пространства». Оно означает, что своим участием в процессиях горожане не только выражают коллективное кредо, но и как бы освящают территорию города, делают ее сакральной. Поэтому все, что каким-либо образом, пусть даже самым безобидным, задевало чувства католиков на территории, рассматривавшейся как пространство, находящеесяпод особым покровительством Господа, приобретало характер святотатства и беспримерного богохульства. Толпа в Бовэ не удовлетворилась принесением в жертву священника и весь вечер продолжала работу, начатую кюре». Не меньший ужас внушают не только эти зверские и прооккультные по своей сути убийства, но и то, как их открыто чествовали и воспевали даже во время молитвы. Так, итальянец К. Капилупи вскоре после Варфоломеевской ночи писал: «Мне представляется, что величие этого деяния вполне заслуживает, чтобы мимо него не прошли, не рассмотрев пристально и не отметив особенно доблесть короля, королевы-матери и их советников, избравших роль столь благородную и столь великодушную, проявивших одновременно ловкость и мастерство, твердость духа, чтобы ее сыграть, и вместе с тем благоразумие, сдержанность, позволившую им молчать и хранить тайну, и, наконец, решительность и храбрость, чтобы все исполнить и дойти до конца в великий час. Ибо, по правде говоря, если посмотреть как следует, они не только достойны вечной славы, но невозможно отрицать, что они, будучи избранными Самим Искупителем исполнить и осуществить Его извечную Волю, своими средствами совершили деяние, о котором должно сказать, что оно исходит от его великого и беспредельного могущества. И есть также силы признаться, что это деяние, столь чудесное, было задумано, подготовлено и предрешено». В честь Варфоломеевской ночи папство ввело особую молитву. «Otemus. (Помолимся — лат.). Молитва, прочитанная после благодарственной мессы в церкви св. Людовика в Риме «За поистине великую милость, полученную от Господа». Бог Всемогущий, низводящий сильных и милостивый к смиренным, мы возносим Тебе самые пылкие наши хвалы за то, что, благосклонный к вере Твоих слуг, Ты даровал им блистательное торжество над вероломными противниками католического люда, и смиренно молим Тебя продолжить в Твоем милосердии то, что Ты начал, ради верности Тебе, ради славы Твоего Имени, которое прославляем. Во имя Христа, услышь нас!» При этом католические монархи наперебой поздравляли французского короля. Так Себастьян, король Португалии, Карлу IX в связи с событиями Варфоломеевской ночи писал: «Величайшему, могущественнейшему и христианнейшему государю Дону Карлу, королю Франции, брату и кузену, я, Дон Себастьян, милостью Божьей король Португалии и Альгарве, от одного моря до другого в Африке, сеньор Гвинеи и завоеваний, мореплавания и торговли в Эфиопии, Аравии, Персии и Индии, посылаю большой привет, как тому, кого я весьма люблю и уважаю. Все похвалы, которые я мог бы Вам вознести, вызваны Вашими великими заслугами в деле исполнения священной и почетной обязанности, которую Вы взяли (на себя), и направленной против лютеран, врагов нашей святой веры и противников Вашей короны; ибо вера не дала забыть многие проявления родственной любви и дружбы, которые были между нами, и через Вас повелела сохранять нашу связь во всех случаях, когда это требуется. Мы видим, как много Вы уже сделали, как много и ныне делаете, и то, что ежедневно воплощаете в служении Господу нашему — сохранение веры и Ваших королевств, искоренение из них ересей. Все это — долг и репутация Ваша. Я весьма счастлив иметь такого короля и брата, который уже носит имя христианнейшего, и мог бы заново заслужить его ныне для себя и всех королей, своих преемников. Вот почему кроме поздравлений, которые Вам передаст Жоан Гомеш да Сильва из моего совета, который состоит при Вашем дворе, мне кажется, что мы сможем объединить наши усилия в этом деле, столь должном для нас обоих, посредством нового посла, которого ныне я к этому приставляю; каковой — дон Диониш Да-лемкастро, старший командор Ордена Господа нашего Иисуса Христа, мой весьма возлюбленный племянник, которого я Вам направляю, человек, которому по его качествам я весьма доверяю и которому прошу Вас оказать полное и сердечное доверие во всем, что надо мне Вам сказать, высочайший, могущественнейший, христианнейший государь, брат и кузен, да хранит Господь наш Вашу королевскую корону и королевство под своей святой защитой.

Писано в Эворе 29 ноября 1572 г.

Ваш добрый брат и кузен, Король».

Но Бог и Его служители никогда не были такими. И 4 глава книги Царств приводит нам несколько примеров из жизни пророка Елисея, которыми учил он, и которые учили его самого, и которые учат нас сегодня, если мы, конечно, захотим принять эти поучения. «Однажды к нему явилась жена управителя Ахавова, Оведии, с заявлением, что Елисею, должно быть, небезызвестно, как покойный муж ее некогда спас сто пророков, которых хотела загубить жена Ахава Иезавель. При этом она упомянула, что Оведия спрятал и на свой собственный счет содержал эту сотню людей. Теперь же после смерти мужа, продолжала вдова, ей и ее детям кредиторы угрожают продажею в рабство, а поэтому она умоляет Елисея, в память об этом благодеянии ее мужа, сжалиться над нею и оказать ей посильную помощь. Когда Елисей спросил ее, что у нее есть в доме, и узнал, что нет ничего, кроме небольшого количества масла в сосуде, то повелел ей вернуться домой, одолжить у соседей большое число пустых сосудов и, заперев двери жилища, налить в каждый из сосудов немного масла. Господь же наполнит эти сосуды до краев. Женщина так и сделала, как ей приказал пророк. Велев детям своим принести сосуды, она во все налила несколько масла и затем, когда все сосуды переполнились, отправилась к пророку, чтобы сказать ему об этом. Елисей повелел ей продать масло и заплатить из вырученной суммы долги кредиторам, причем указал, что от этой операции останется еще некоторая сумма, на которую она с детьми сможет прожить. Таким образом Елисей избавил эту женщину от ее стесненного положения и освободил ее от притеснений кредиторов». Еще совсем недавно мы видели Елисея, грозно стоящего пред израильским царем, обличающего его безверие. Еще недавно мы видели Елисея, провозглашающего суды над целой страной — Моа-вом. И вот уже мы видим пророка в совершенно иной ситуации. Мы видим его, занимающегося делом бедной вдовы. Как много у него было дел и забот. Но он находил время для всех дел. И для него не было больших и малых нужд. Более того, 4 глава, описывающая частные случаи из жизни Елисея, по своему объему больше, чем 3 глава, повествующая о событиях целой войны. Что автор этой книги хотел сказать этим, что Бог, двигающий его рукой, хотел показать нам через это? Не хотел ли он показать то, что для Господа нужда отдельного человека, его горе, переживания не менее важны, чем нужды целого народа? Не хотел ли он показать то, что пророки, Божьи служители за выполнением великих деяний никогда не должны забывать нужды самой последней вдовы? Не хотел ли он показать, что то, что часто считается людьми важным — высокие посты, войны, титулы — лишь миг во всемирной истории? Не хотел ли он этим показать, что ангелы Божьи записывают все, что делается на нашей Земле? Они пишут не придворные летописи, изображающие лишь царей и епископов в минуты их величия. Нет, они записывают жизнь каждого человека, где титулы и саны не играют никакой роли. Они пишут летопись, в которой люди предстают не с внешней формой — правильными словами, красивой одеждой, а предстают такими, какие они есть. И внутреннее содержание человека раскрывается, как правило, не в глобальных внешних событиях, а в простых жизненных ситуациях, остающихся, как правило, за кадром человеческой жизни, но четко фиксируемых Божьими ангелами. И пророк Елисей являет нам пример Божьего служителя, очень хорошо осознающего это. Он отвергает греховного царя, но внимает просьбе бедной вдовы. Пройдут века, и Христос так же придет не к власть имущим и духовенству, а к простым людям, которые и жаждали Его прихода. Вторая история из жизни пророка, представленная в 4 главе 4 книги Царств, являет нам еще несколько важных и даже неожиданных уроков. «В один день пришел Елисей в Сонам. Там одна богатая женщина упросила его к себе есть хлеба; и когда он ни проходил, всегда заходил туда есть хлеба. И сказала она мужу своему: вот, я знаю, что человек Божий, который проходит мимо нас постоянно, святой; сделаем небольшую горницу над стеною и поставим ему там постель, и стол, и седалище, и светильник; и когда он будет приходить к нам, пусть заходит туда. В один день он пришел туда, и зашел в горницу, и лег там, и сказал Гиезию, слуге своему: позови эту Сонамитянку. И позвал ее, и она стала пред ним. И сказал ему: скажи ей: «вот, ты так заботишься о нас; что сделать бы тебе? не нужно ли поговорить о тебе с царем, или с военачальником?» Она сказала: нет, среди своего народа я живу. И сказал он: что же сделать ей? И сказал Гиезий: да вот, сына нет у нее, а муж ее стар. И сказал он: позови ее. Он позвал ее, и стала она в дверях. И сказал он: через год, в это самое время ты будешь держать на руках сына. И сказала она: нет, господин мой, человек Божий, не обманывай рабы твоей. И женщина стала беременною и родила сына на другой год, в то самое время, как сказал ей Елисей. И подрос ребенок и в один день пошел к отцу своему, к жнецам. И сказал отцу своему: голова моя! голова моя болит! И сказал тот слуге своему: отнеси его к матери его. И понес его и принес его к матери его. И он сидел на коленях у нее до полудня, и умер. И пошла она, и положила его на постели человека Божия, и заперла его, и вышла, и позвала мужа своего и сказала: пришли мне одного из слуг и одну из ослиц, я поеду к человеку Божию и возвращусь. Он сказал: зачем тебе ехать к нему? сегодня не новомесячие и не суббота. Но она сказала: хорошо. И оседлала ослицу и сказала слуге своему: веди и иди; не останавливайся, доколе не скажу тебе. И отправилась и прибыла к человеку Божию, к горе Кармил. И когда увидел человек Божий ее издали, то сказал слуге своему Гиезию: это та Сонамитянка. Побеги к ней навстречу и скажи ей: «здорова ли ты? здоров ли муж твой? здоров ли ребенок?» — Она сказала: здоровы. Когда же пришла к человеку Божию на гору, ухватилась за ноги его. И подошел Гиезий, чтобы отвести ее; но человек Божий сказал: оставь ее, душа у нее огорчена, а Господь скрыл от меня и не объявил мне. И сказала она: просила ли я сына у господина моего? не говорила ли я: «не обманывай меня»? И сказал он Гиезию: опояшь чресла твои и возьми жезл мой в руку твою, и пойди; если встретишь кого, не приветствуй его, и если кто будет тебя приветствовать, не отвечай ему; и положи посох мой на лице ребенка. И сказала мать ребенка: жив Господь и жива душа твоя! не отстану от тебя. И он встал и пошел за нею. Гиезий пошел впереди их и положил жезл на лице ребенка. Но не было ни голоса, ни ответа. И вышел навстречу ему, и донес ему, и сказал: не пробуждается ребенок. И вошел Елисей в дом, и вот, ребенок умерший лежит на постели его. И вошел, и запер дверь за собою, и помолился Господу. И поднялся и лег над ребенком, и приложил свои уста к его устам, и свои глаза к его глазам, и свои ладони к его ладоням, и простерся на нем, и согрелось тело ребенка. И встал и прошел по горнице взад и вперед; потом опять поднялся и простерся на нем. И чихнул ребенок раз семь, и открыл ребенок глаза свои. И позвал он Гиезия и сказал: позови эту Сонамитянку. И тот позвал ее. Она пришла к нему, и он сказал: возьми сына твоего. И подошла, и упала ему в ноги, и поклонилась до земли; и взяла сына своего и пошла» (4 Цар. 4:8-37). При чтении этого отрывка бросается в глаза то, что Бог как будто бы не сразу слышит молитву Своего пророка. Вначале Он не открывает ему причину визита Сонамитянки, затем — неудачная попытка Гиезия исцелить ребенка, затем — молитва самого Елисея. И только в самом конце, после новой молитвы происходит исцеление мальчика. Почему? Неужели Бог сразу не мог ответить Елисею? Безусловно, мог. Но Он не делает этого. С одной стороны, укрепляя веру матери ребенка, а с другой, желая научить и самого Елисея. Мы помним, как пророк произнес проклятие над вефильскими детьми. Оно было верно, и те погибли за грех свой. Но Бог всегда желал, чтобы справедливость была бы неотделима от любви: ненавидя грех, любить грешника, осознавать ценность человеческой жизни. Всемирная история земли — это история нескончаемых убийств, история смерти. Человеческая жизнь перестала что-либо стоить. Циничная поговорка: «Одна смерть — это даже не статистика», стала страшной реальностью. Но для Бога дорога каждая жизнь. Мы помним, как в 18 главе книги Бытие Он соглашается в ответ на молитву Авраама отложить Суд над Содомом, если там найдется хотя бы десять праведников. Вдумаемся, ради десяти человек мог быть отложен Божий Суд. Этой ценности человеческой жизни Господь желал научить и Елисея, и нас. Эта история показывает нам также и то, что все находится в руках Божьих. Сегодня многие люди обращаются за исцелениями к святым, чудотворцам, новоявленным апостолам, считая, что уж кто-кто, но они-то помогут им. Но случай с Елисеем показывает, что исцелял и исцеляет не Елисей, а Бог через Него. Бог — это не слепая сила, которую человек может получить и затем пользоваться по своему усмотрению! Третья история этой необычной 4 главы: «Елисей же возвратился в Галгал. И был голод в земле той, и сыны пророков сидели пред ним. И сказал он слуге своему: поставь большой котел и свари похлебку для сынов пророческих. И вышел один из них в поле собирать овощи, и нашел дикое вьющееся растение, и набрал с него диких плодов полную одежду свою; и пришел и накрошил их в котел с похлебкою, так как они не знали их. И налили им есть. Но как скоро они стали есть похлебку, то подняли крик и говорили: смерть в котле, человек Божий! И не могли есть. И сказал он: подайте муки. И всыпал ее в котел и сказал (Гиезию): наливай людям, пусть едят. И не стало ничего вредного в котле» (4 Цар. 4:38-41). Бог все держит в Своих руках. Он может и силен оградить нас от любой беды. Он обещал хранить Свой народ (Мк. 16:16-18). «Пришел некто из Ваал-Шалиши, и принес человеку Божию хлебный начаток — двадцать ячменных хлебцев и сырые зерна в шелухе. И сказал Елисей: отдай людям, пусть едят. И сказал слуга его: что тут я дам ста человекам? И сказал он: отдай людям, пусть едят, ибо так говорит Господь: «насытятся, и останется». Он подал им, и они насытились, и еще осталось, по слову Господню» (4 Цар. 4:42-44). Пройдут века и подобное же чудо совершит Христос. В 4 главе Елисей предстает перед нами как человек, чутко чувствующий боль и нужду другого человека. Он предстает смиренно возносящим Богу молитву об исцелении ребенка, понимая, что его может дать только Христос. А как сегодня отображаем Христа мы в своей жизни?