1. Кровавое воскресенье

Морозным утром воскресенья 9 января 1905 года из рабочих предместий Петербурга к центру города и Дворцовой площади стали стягиваться колонны рабочих. Несмотря на весьма внушительный вид этих колонн, сформированных в общей сложности из более чем 150 тысяч человек, подавляющую часть которых составляли молодые и сильные мужчины, демонстрация имела совершенно мирный характер. Более того, демонстранты массово несли портреты императора Николая II, иконы и святые хоругви. Это был своеобразный крестный ход народа к своему царю-батюшке. Эта небывалая еще в истории России акция была вызвана рядом серьезнейших причин. Дело в том, что в самом начале XX столетия Россию потряс глубокий экономический кризис, при котором, в частности, стали бездействовать 45% всех нефтяных скважин, половина всех доменных печей, наблюдалось сокращение выпуска вагонов, паровозов и т. д. Все это сопровождалось массовым увольнением рабочих, разорением средних и мелких предприятий. Одновременно с этим на несчастьях людей сказочно богатели крупнейшие монополии, превращавшие своих рабочих фактически в полурабов. Кризис в промышленности сопровождался кризисом в сельском хозяйстве, усугубленном еще страшным неурожаем и голодом. Параллельно с этим страшный удар по престижу власти нанесла крайне бездарно проводимая русско-японская война, повлекшая много жертв и измотавшая и без того кризисную экономику страны, в которой, пользуясь слабостью и бездарностью Николая II как правителя, различные круги проводили корыстную политику. Страна входила как в экономический, так и в политический кризис. На его фоне все чаще и чаще стали вспыхивать рабочие забастовки и крестьянские восстания, а также возрождаться или формироваться заново различные революционные, часто с явно террористическим уклоном, организации, устраивающие публичные убийства виднейших правительственных сановников, вершиной которых стало убийство министра внутренних дел В. К. Плеве. В ответ на это правительство пыталось подавить выступления рабочих, с одной стороны, используя воинские части, которые, как, к примеру, в Харьковской губернии, устраивали жестокие массовые порки обнищавших крестьян, требующих наделить их хоть какой-то землей, чтобы им и их детям выжить, а с другой — внедряя в рабочие комитеты своих агентов. Это последнее направление работы правительства получило название зубатовщины, по имени полковника тайной полиции В. С. Зубатова (1864-1917). Говоря об этой работе полиции, виднейший государственный деятель России, бывший несколько лет и премьер-министром, граф СЮ. Витте в своих воспоминаниях пишет: «Идея зубатовщины столь же проста, как и наивна. Рабочие уходят в руки революционеров, т. е. всех социалистических и анархических организаций, потому что революционеры держат их сторону, проповедуют им теории, сулящие им всякие блага. Как же бороться с этим? Очень просто. Нужно делать то же, что делают революционеры, т. е. нужно устраивать полицейско-рабочие организации, защищать или, главным образом, кричать о защите интересов рабочих, устраивать всякие общества, сборища, лекции, проповеди, кассы и прочее». Одной из таких организаций, созданных тайной полицией, была организация «Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга», возглавляемая священником Г. А. Гапоном (1870-1906). «Задачей этой организации было мирное урегулирование конфликтов с предпринимателями, предотвращение насильственных выступлений, укрепление веры в царя-батюшку который защитит свой народ. Гапоновские организации завоевали господствующее положение в рабочем движении Санкт-Петербурга». Но, как верно отмечает граф Витте, «все эти организации, делаемые с целью держать рабочих в полицейских руках…, должны были привести в известный момент к тому, что все эти организации стряхнут с себя полицейское направление и воспримут в той или иной мере социалистические принципы борьбы с капиталом, борьбы не только мирным путем, но и силой… Поп Гапон если бы и хотел, то не мог бы удержать этого течения… И вот за несколько дней до 9 января было известно, что рабочие приготовляют петицию государю-императору в которой они предъявляют различные просьбы касающиеся их бытия… И вот Гапон должен был повести всех этих рабочих, многие тысячи человек, на Дворцовую площадь бить челом государю императору, причем они представляли себе, что увидят его величество, вручат ему эту просьбу и затем спокойно удалятся». Это было безусловным проявлением наивности людей, верящих в доброго царя, ничего не знающего якобы о том, как бедствует его народ. Спустя три десятилетия миллионы людей будут уверены в том, что Сталин тоже ничего не знает о тех страшных и несправедливых репрессиях, которые творятся на местах. Трудно сказать, как могли бы сложиться события, если бы пусть и не сам император, а кто-то из правительства принял петицию рабочих и предпринял в ответ на нее самые элементарные меры по улучшению их рабского и бесправного существования. Но правительство с ведома Николая II, находившегося тогда под Петербургом в своей резиденции «Царское Село», принимает решение воспрепятствовать движению демонстрантов на Дворцовую площадь, а в случае их отказа жестоко подавить мирную демонстрацию рабочих, полагая, что это устрашит и других. И вот наконец настало роковое 9 января. Ставший очевидцем этих событий уже цитированный нами будущий премьер-министр России граф Витте так описывает его: «Утром 9 января, как только я встал, я увидел, что по улице по Каменноостровскому проспекту шла большая толпа рабочих с хоругвями, образами и флагами; между ними было много женщин и детей, а кроме того, много из любопытных. Как только эта толпа или, вернее, процессия прошла, я поднялся к себе на балкон, с которого виден Троицкий мост, куда рабочие направлялись. Не успел я подняться на балкон, как услышал выстрел, и мимо меня пролетело несколько пуль, а затем последовал систематический ряд выстрелов. Не прошло и десяти минут, как значительная толпа народа хлынула обратно по Каменноостровскому проспекту, причем многие несли раненых и убитых, взрослых и детей». За несколько минут было убито свыше 1000 человек, в том числе детей и женщин, и еще несколько тысяч получили ранения. Демонстрантов расстреливали прицельным огнем прямо на Дворцовой площади. В этот день император Николай II в своем дневнике оставил весьма интересную запись: «9-го января. Воскресение. Тяжелый день. В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело! Мама приехала к нам из города к обедне. Завтракали со всеми. Гулял с Мишей. Мама осталась у нас на ночь». Удивляет в этой короткой записи, во-первых, та фраза, что солдаты вынуждены были стрелять, как будто на то у них не было приказа. Во-вторых — желание свалить всю ответственность на рабочих. И, в-третьих, сразу за упоминанием о гибели сотен людей — фраза о завтраке в обществе родных. Не желая никого осуждать, все же нельзя не удивляться подобному равнодушию, которое, кстати, очень часто сквозит в дневнике императора, еще и не догадывающегося, что 9 января стало первым своеобразным ударом колокола, предвещавшим России страшные грядущие потрясения. «Это была первая кровь, пролитая в довольно обильном количестве, которая как бы напутствовала к широкому течению так называемую русскую революцию 1905 г.»1 На Дворцовой площади была расстреляна вера народа в царя. На устах сотен тысяч людей были лозунги социал-демократов: «Долой самодержавие!» и «К оружию!» Уже 9 января вспыхнули вооруженные столкновения. Рабочие захватывали оружейные магазины и склады, разоружали полицию. На Васильевском острове были воздвигнуты первые баррикады. Весть о расстреле манифестаций у Зимнего дворца вызвала волнения по всей стране. Повсюду происходили стачки протеста. История России еще не знала такого бурного подъема рабочего движения. В течение января 1905 года число бастующих составило 440 тысяч!2 В городах империи стали происходить уличные бои между восставшими рабочими и царскими войсками, использовавшими для подавления мятежа тяжелую артиллерию. Начинают вспыхивать восстания в армейских и флотских частях, ярко продемонстрировавшие сочувствие солдат и матросов требованиям рабочих. В стране вследствие забастовок железнодорожников стало парализовываться железнодорожное сообщение. В 1905 году страну охватывают массовые стачки, в которых участвовали почти миллион человек. «Жизнь страны была парализована, закрылось большинство учреждений». Улицы городов были оглашаемы оружейными выстрелами, криками погибающих, пением революционных маршей. По улицам в еще большем количестве, чем хлопья снега или листья, летали листовки и прокламации, призывающие к борьбе до последней капли крови. Чтобы лучше почувствовать атмосферу того времени, обратимся к текстам некоторых из них. «1906 г., февраль. — Листовка группы солдат социал-демократов Екатеринославского гарнизона с призывом к солдатам совместно с рабочими и крестьянами бороться против самодержавия.

РОССИЙСКАЯ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РАБОЧАЯ ПАРТИЯ

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

ТОВАРИЩИ СОЛДАТЫ!

Опять послали казаков и сборную роту наших товарищей-си мферопольцев для «усмирения» крестьян. Их послали в Верхнеднепровский уезд. Опять избивали нагайками, топтали лошадьми, рубили шашками… Но озверевшие офицеры на этом не остановились. Они вдобавок решили пороть крестьян розгами. Пригнали крестьян на площадь, окружили их казаками, и расправа началась. Наши товарищи-симферопольцы, будучи в помещении, услышали душераздирающие крики. Они поняли, что это секут крестьян. В солдатах заговорило человеческое чувство, и многие стали кричать, что нельзя допустить такого глумления над людьми. Солдаты чувствовали, что, может быть, в это самое время в их родной деревне другие же солдаты и казаки, по приказанию начальства, секут их родных отцов и братьев, грабят их имущество, издеваются над их матерями и женами… Тогда вся рота схватила винтовки, выбежала из помещения и направилась против казаков. Но последние, предупрежденные артиллеристами, разбежались. Измученные крестьяне, став на колени, со слезами на глазах благодарили солдат и просили у них защиты. На другой день явился начальник отряда, казачий офицер. Он обратился к симферопольцам и потребовал от них, чтобы они секли крестьян. Офицер напомнил солдатам об их присяге, о долге службы и обо всем прочем, о чем обыкновенно говорит начальство, когда оно желает обмануть народ. Наконец, офицер пригрозил расстрелом, если они его не послушаются. Но солдаты, однако, не поддались на речи и угрозы негодяя офицера и все наотрез отказались исполнить его приказание. Тогда симферопольцы были внезапно окружены казаками. Другая же часть казаков схватила крестьян и снова принялась за свое позорное дело, крестьян продолжали пороть. Товарищи солдаты! Ведь это не единственный случай насилия. На наших глазах правительство теперь производит по всей России ужасную кровопролитную бойню. Правительство воюет с народом, и оно прибегает к таким жестокостям, каких мир еще не видал. Десятки тысяч лучших людей, лучших сынов народа падают жертвами этой борьбы. Наши братья — рабочие и крестьяне проснулись от векового рабства; они поняли свои интересы и стали бороться за улучшение своей жизни. Крестьяне требуют свободы и земли. Рабочие и крестьяне требуют созыва всенародного Учредительного собрания, собрания, которое должно уничтожить тот произвол, то гнусное насилие, которое на языке начальства именуется порядком. Учредительное собрание, выбранное от всего народа, должно ввести в государстве лучший порядок, где не будет дворян-помещиков, мещан и крестьян, а будут равноправные и свободные граждане. Учредительное собрание издаст закон, по которому выборные от всего народа будут управлять страной, стало быть, выборные от рабочих и крестьян будут защищать их интересы. Но как и чем отвечает правительство на требования рабочих и крестьян? Оно им отвечает казацкими нагайками, пулями, шрапнелью и гранатами. Оно пользуется нашей темнотой, забитостью и нашим невежеством и посылает нас расстреливать народ. То самое правительство, которое манифестом от 17 октября обещало народу свободу собраний, союзов и неприкосновенность личности, высылает дикие орды казаков, которые разгоняют собрания, арестовывают рабочих и крестьян, избивают и расстреливают массами и в одиночку, по суду и без суда. Целые деревни предаются огню; жилища крестьян поджигаются войсками, а их жалкие пожитки расхищаются казаками. Товарищи солдаты! Мы плоть от плоти и кость от кости народа. Мы ведь те же крестьяне и рабочие, нас только одели в солдатские мундиры. То великое дело, за которое так самоотверженно борются рабочие и крестьяне — наше дело. Их победа — наша победа, их поражение будет нашим поражением. Когда вас пошлют на усмирение, подумайте прежде, против кого вас ведут. Отказывайтесь стрелять и вообще действовать против рабочих и крестьян. Последуем примеру наших товарищей матросов и наших товарищей солдат во Владивостоке, Киеве, Харькове, пойдем рука об руку с рабочими в их борьбе за великое дело освобождения всего народа от страшного гнета и гнусного насилия.

Да здравствует революция!

Да здравствует Учредительное собрание!

Группа сознательных солдат Екатеринославского гарнизона при Екатеринославском комитете РСДРП.

Типография Екатеринославского комитета РСДРП.

Днепропетровский облгосархив, ф. 670, д. 9, л. 4».

От той неспокойной эпохи сохранились и тысячи донесений царской полиции о происходивших в стране беспорядках.

«1906 г., мая 20. — Донесение начальника Харьковского отделения Харьковского жандармского полицейского управления железных дорог начальнику Харьковского г. ж. у. о забастовке рабочих паровозных мастерских в Харькове»

1 сего мая рабочие Харьковских паровозных мастерских Кур-ско-Харьково-Севастопольской ж. д., явившись по обыкновению в 6 часов утра на работу, к таковой не приступили и заявили начальнику мастерских о том, что желают настоящий день праздновать, вследствие чего просят, чтобы их всех отпустили с работы. Получив отказ от начальника мастерских, рабочие отправились в мастерские и все-таки за работу не брались. Усмотрев, что на улице близ мастерских собралось много народа, преимущественно из уволенных мастеровых и мастеровых других заводов, и подозревая, что требование празднования дня 1 мая исходит глав-

ным образом вследствие агитации чужих рабочих, которые, несомненно, могли проникнуть в общей массе своих рабочих в железнодорожные мастерские, я ввел во двор мастерских 20 нижних чинов, а улицу очистил высланным казачьим разъездом. После этого рабочим было объявлено, что всякий оставивший без разрешения начальника работу будет исключен со службы, а мастерские в случае приостановки работ будут совсем закрыты. Мера эта произвела свое действие, и в 9,5 часов утра работы во всех цехах возобновились. Приблизительно то же, но в незначительном размере, произошло и в депо Харьков. В вагонных же мастерских работы не прекращались. Донося о вышеизложенном, докладываю, что случаев проявления беспорядка или неповиновения этого числа не наблюдалось.

Подполковник (подпись)

ЦГИА УССР, ф. 336, д. 1674, л. 13.

Подлинник».

Чинимая с обеих сторон неоправданная жестокость и нежелание прислушиваться все более углубляли гражданское противостояние. Параллельно с революционными действиями в стране прокатилась серия страшных еврейских погромов, организованных реакционной частью императорского правительства при частом одобрении государственной церкви. Дело в том, что в те годы в России существовал целый ряд законов, существенно ограничивающих, а порой и прямо дискредитирующих евреев. И если при императоре Александре II стали делаться попытки решения этих проблем и предоставления евреям равных прав с другими гражданами империи, то при его преемниках Александре III и особенно Николае II, начался совершенно обратный процесс, при котором жизнь евреев порой становилась невыносимой, вследствие ограничения элементарных прав и страшного взяточничества. «В некоторых местностях прямо создана особая система взяточнического налога на евреев. Все это способствовало крайнему революционированию еврейских масс, и в особенности молодежи… Конечно, далеко не все евреи сделались революционерами, но несомненно, что ни одна национальность не дала России такого процента революционеров, как еврейская». «Еврейский вопрос сопровождался погромами… Когда министром внутренних дел стал Плеве, то он, ища психологического перелома в революционном настроении масс во время японской войны, искал его в еврейских погромах, а потому при нем разразились еврейские погромы, из которых был особенно безобразен дикий и жестокий погром в Кишиневе. После того как еврейский погром в Кишиневе возбудил общественное мнение всего цивилизованного мира, Плеве вел с еврейскими вожаками в Париже, а равно и с русскими раввинами такие разговоры: «Заставьте ваших прекратить революцию, я прекращу погромы и начну отменять стеснительные против евреев меры». Ему отвечали: «Мы не в силах, ибо большая часть — молодежь, озверевшая от голода, и мы ее не держим в руках, но думаем и даже уверены, что если вы начнете проводить облегчительные относительно еврейства меры, то они успокоятся». Получался замкнутый круг: законы против евреев активизировали их революционную деятельность, а погромы, направленные на ее остановку, только разжигали ее. Черносотенцы (сокращенное название партии) безнаказанно грабили и издевались над евреями. Причем русские должны были выставлять в своих окнах иконы, показывая тем самым, что евреев здесь нет. Если же иконы не были выставлены, то такие квартиры также подвергались разграблению, несмотря на то, что их владельцы не были иудеями. Мой прадед, Шишкин Иван Васильевич, в те годы учившийся в Томском университете на горном отделении, стал свидетелем одного из таких погромов, который он описал в своих воспоминаниях. «Настал мрачный день томского погрома — 20 октября 1905 года. В театре Королевой в этот день шел митинг, а в соседнем здании управления сибирской железной дороги собрались служащие управления за получением заработной платы. Группируясь около полицейского управления, подонки Томска образовали толпу и двинулись от реки Ушайки по почтамтской улице. Степенное движение толпы с портретами царской семьи вскоре перешло в самый настоящий погром и дневной грабеж: сначала выбивали стекла в еврейских магазинах и грабили только еврейские магазины, а потом принялись грабить и разносить все магазины, и еврейские, и русские, и татарские. Всех студентов, которые попадались, толпа убивала. Узнавали студентов по форме и брюкам (студенты носили темно-синие диагоналевые брюки). При подходе толпы к архиерейскому дому вышел архиепископ Макарий, благословил толпу и толпа двинулась дальше. Подойдя к управлению железных дорог и к театру Королевой, толпа окружила входы и выходы этих зданий и всех, выходивших из этих зданий, убивали. Дальше неистовство толпы дошло до того, что она подкатила к этим зданиям бочки с керосином и подожгла их. Горевшие здания были оцеплены войсками, и солдаты стреляли в каждого, кто показывался в дверях и окнах, кто пытался спуститься по водосточной трубе. Тех, кто прорывался из горящих зданий, убивала озверевшая толпа. Говорили, что погибло в этих зданиях около тысячи человек. В тот же день ожидался погром студенческих квартир и поэтому на ночь мы разошлись на окраины города к знакомым». Параллельно с экономическим и политическим кризисами страна погрузилась в глубокий духовный кризис. Обрядовая религия, господствовавшая на протяжении столетий и держащаяся во многом благодаря государственному репрессивному аппарату, при кризисе последнего рухнула, обнажив подлинное лицо духовного состояния общества, в котором, кроме внешних проявлений религиозности в виде крашения яиц, крестных знамений и пр., почти ничего не было. Да и не могло быть, ибо обряд, и к тому же насильно насаждаемый, никогда не может духовно обогатить и изменить человека. Скинув же с себя путы обряда, общество «шарахнулось» в противоположную сторону — в сторону, во-первых, увлечения оккультными и спиритическими учениями, а во-вторых — революционными идеями самых различных мастей. Расцветали различные извращения в виде гомосексуализма, лесбиянства, мазохизма. В обществе даже стало модным быть гомосексуалистом. Так, один из видных вельмож, князь Феликс Юсупов, открыто пишет о своих гомосексуальных похождениях, говоря в своем дневнике: «Меня всегда возмущала несправедливость человеческая к тем, кто любит иначе». Спиритические учения охватили почти всю интеллигенцию и высшее общество. Спиритические сеансы проводились и членами императорской фамилии, что, впрочем, им не мешало посещать и богослужения государственной церкви! «Дочери короля Черногории, великие княгини Милица и Анастасия Николаевны, были в ту пору при дворе крайне влиятельны. Одна черногорка вышла замуж за великого князя Петра Николаевича, другая, быв сперва за герцогом Лейхтербергским, вторым браком сочеталась с великим князем Николаем Николаевичем. В Петербурге черногорок звали «черным горем». Занимались они черной магией и водили дружбу с колдунами и гадалками. Они-то и привели ко двору шарлатана-француза Филиппа, а позже — Распутина. Дом их стал средоточием темных сил, увы, овладевших несчастным нашим государем и толкнувших отечество в пропасть». Общество искало выхода из тотального кризиса, охватившего его. При этом одни видели его в свержении монархии, другие — в создании демократической республики, третьи — в установлении власти советов, четвертые — в установлении диктатуры, пятые — в налаживании связей с потусторонним миром. Атеизм, коммунизм, спиритизм, анархизм, шовинизм, монархизм, гомосексуализм ознаменовали бурный 1905 год, начавшийся страшным кровавым воскресеньем. Все эти «измы» набирали все более и более оборотов. И вот среди тысяч журналов, газет, листовок, прокламаций, воззваний, массово печатавшихся в те годы, появился небольшой журнал с загадочным названием «Маслина»…