6. Юная мученица

Тучи сгущаются. Последние дни. Верность до смерти

Стояла глубокая осень. Пожелтевшие листья, сорванные ветром, лежали, как жёлтый ковёр, на мокрой земле. Шёл сильный, холодный дождь.

Через растущий около селения небольшой лесок, обходя по упавшей листве грязные лужи, пробиралась небольшая группа людей. Они были с дорожными сумками за плечами, по колено в грязи и совершенно мокрые от дождя.

Подойдя к селению и осмотревшись кругом, прохожие зашли в третий от края крестьянский домик. Хозяева с радостными лицами, приветствуя гостей, принялись быстро помогать им освободиться от мокрой, прилипшей к телу одежды и обуви. Пришедшие были голодны и устали от пути, но их лица светились радостью, и в голосе не было слышно уныния или ропота. Рассказав гостеприимным хозяевам, в кратких словах, о только что совершённом пятнадцативерстном пути по грязной дороге и под беспрерывным проливным дождём, они вместе с хозяевами преклонили колени и вознесли горячую благодарность Богу за дарованные им силы для пути и за радостную встречу с Его детьми, под кровом которых они нашли теперь временный приют.

— Мы так рады и благодарны Господу, что вы пришли, — сказал хозяин дома. — Вот уже несколько дней как мы и многие из нашего селения с нетерпением ожидаем вашего прихода. Нам передали, что вы держите путь мимо нас. Я собирался уже было выехать навстречу, но эти последние дожди сделали дорогу совершенно невозможной для езды. Вчера через наше селение проходили войска, и четвёрки лошадей едва тащили брички с больными и раненными солдатами. А на паре лошадей, да ещё таких, каких оставили мне солдаты, вместо взятой у меня четвёрки, и одной версты не проедешь по такой грязи. Так что мне пришлось остаться только при добром желании помочь вам. Но, слава Богу, вы теперь здесь! Господь не оставил вас без Своей помощи!

— Вы, наверно, пожелаете иметь у нас в селении собрание вечером? Если да, то я могу известить об этом наших жителей. Все так уже устали от всего переживаемого в последние дни, что даже и те, которые раньше противились, теперь ищут Бога и желают слушать о Нём. Потом, как вы уже знаете, вся наша местность занята войсками, и многие дома переполнены больными и ранеными. Тифозные солдаты заразили и частных жителей, так что теперь настоящее горе. Не знающие Бога люди совершенно упали духом, а нас, верующих, здесь всего несколько семейств, да и мы уже потеряли бодрость. Ведь почти каждый день приезжают солдаты, берут последний хлеб, скотину, одежду и вообще что кому нужно и нравится, а протестовать или прятать невозможно, — если найдут спрятанное, то моментально расстреливают прятавших… Трудные наступили нынче времена, что-то будет дальше! — добавил, тяжело вздохнув, хозяин дома.

— Вот что, дедушка, не пойти ли мне сейчас навестить некоторых больных? — обратилась одна из пришедших к руководящему.

— Нет, Юдифь, мы все сегодня порядочно устали, и ты, я думаю, не меньше других. Потом, кажется, наша хозяюшка суетится с обедом, а мы ведь проголодались и не мешает подкрепить свои силы. До вечера мы все должны отдохнуть и подготовиться для работы в этом селении. Нужно также просушить нашу одежду и обувь, а вечером мы устроим здесь первое собрание, познакомимся с людьми. Завтра, если Господь сохранит нас до того времени, мы начнём делать, что Он укажет. Как видно, здесь много придётся поработать.

Работы в этом селении и окрестностях было очень много. Последнее время эта маленькая миссионерская группа находилась в местности занятой одной из армий, борющихся в гражданской войне. Кругом царила смерть, эпидемия тифа вырывала из рядов войск больше человеческих жизней, чем самые жаркие сражения.

Юдифь шла теперь среди всех этих бедствий и горя по этой долине смерти. Холод, дожди и грязь не были преградой в её служении несчастным, больным телесно и духовно людям. Оказывая помощь и ухаживая за больными, она не упускала ни одного случая, чтобы засвидетельствовать об Иисусе Христе и Его любви к людям.

Во время чтения Евангелия перед собиравшимися местными жителями в домах часто находилось много солдат. Некоторые из них, также тронутые Словом и любовью Господа, сознавались во всех своих злодеяниях, останавливались на ведущем к погибели пути и склонялись у ног Христа, прося прощения за всё прошлое и сил, чтобы стать на новый, лучший и святой путь.

Их раскаяние и проповедуемая истина приводили многих в настоящую ярость и исступление. Иногда они начинали противоречить и поносить всех верующих в Бога и читающих Евангелие.

«Вы ходите повсюду только для того, чтобы морочить людям головы своим Евангелием! — сказал однажды один из таких противников истины. — Давно мы все знаем таких проповедников и проповедниц, давно нужно было бы вам всем отрубить головы, и это когда-либо случится! Где вы были раньше? Почему вы не говорили о покаянии богачам, когда они угнетали рабочий народ, чтобы они раскаялись и прекратили эти угнетения? А вот теперь, когда мы восстали против них с оружием в руках, теперь вы идёте среди нас, пугаете муками ада, говорите о наших грехах, о любви Христа, и призываете любить друг друга. Вот наша ко всем вам любовь! — При этом он угрожающе потряс в воздухе обнажённой шашкой. — Вот каким языком любви мы объяснимся теперь со всеми подобными вам!

Видно по вашему лицу, что вас раньше не жгло солнце в степи, что не дышали вы тяжёлым и пыльным воздухом фабрики, а, наверно, сидели в каком-либо теплом гнезде. А теперь, когда мы поразоряли ваши гнезда, вы разлетелись в разные стороны, чтобы призывать нас к любви и жалости. Мы покажем вам и вашему Христу нашу любовь! Находятся ещё дураки, желающие слушать, что она там читает из своего Евангелия, этой книги сказок и небылиц, да и плачут, как бабы, слушая её!

Посмотрите-ка на неё (при этом он указал шашкой на Юдифь), ведь она даже не русская; она, наверно, еврейка! Евреи, как она вам читает из своего Евангелия, распяли Христа, а теперь вот еврейка проповедует вам этого Христа, как Бога. Вот так история! Её выгнать нужно отсюда! Или, лучше всего, повесить!» — при последних словах солдат захохотал страшным, леденящим душу хохотом.

Пока говорил махновец-солдат, Юдифь молча стояла на своём месте с открытым Евангелием в руке, смотря с любовью на собравшихся людей.

— Да, этот человек сказал обо мне многое правильно, — проговорила она, когда умолк махновец. — Он говорил, что я еврейка и что раньше не работала на поле и на фабрике, а жила в хорошем доме и в достатке — это всё правильно, и он не ошибся. Но только не потеря имущества заставила меня покинуть мой дом и не желание обманывать других, а любовь к моему Господу Иисусу Христу и ко всем людям.

Меня ещё с детства учили, что Христос был обманщик, и что Евангелие — ложь. Я раньше верила этим словам и жила, как живут другие люди. Но благодарю моего Искупителя, что Он дал мне возможность однажды попасть на такое же, как здесь собрание, где читали Слово Божие и говорили о Христе. Там я в первый раз ясно увидела, что Христос — не обманщик, а сотворивший нас всех Господь Бог, Который впоследствии пришёл на землю и умер за нас, чтобы освободить нас от всех грехов, примирить с Богом и друг с другом.

Грех разделил людей на бедных и богатых, на русских, немцев, англичан, китайцев, евреев и т. д. Как последствие греха, люди враждуют друг с другом, убивают и преследуют, затевают эти страшные братоубийственные войны. Но Христос пришёл, чтобы соединить снова всех людей в один народ . И вот, когда я узнала это из Евангелия, я перестала считать себя еврейкой; я узнала, что все люди должны быть братьями и сёстрами и все должны помогать друг другу, любить друг друга, как хочет этого и учит Христос Господь.

Со дня моего обращения ко Христу я решила идти и говорить везде и всем об этой чудной и радостной вести, о вести любви.

Это я говорю и сегодня всем собравшимся в этом доме. Разве убивающий не такой же человек как и убиваемый? Разве не страшна для него насильственная, преждевременная смерть? Разве не плачут жёны, дети и родители о своих близких убитых? Вот и здесь есть несколько молодых людей с оружием в руках. Разве ваши матери не будут проливать горячие слёзы, если когда-либо услышат о вашей смерти? Быть может, некоторые из вас оставили дома малюток детей; неужели они не будут страдать, оставшись сиротами? А вы сами, каждый из вас, разве хотите умереть? Каждый день вам угрожает смерть от таких же, как и вы, вооружённых людей.

Но всё это ещё не самое главное и страшное. Что же ожидает вас всех там, за дверью гроба? А ведь умереть рано или поздно нам придётся всем, без исключения. Какова наша жизнь здесь, на земле, — такова и вечность. Смерть освободит наши души от тела, но она не освободит их от греха, и от последствий греха — вечных мучений. Наша совесть не может очиститься, проходя через ворота смерти. Наоборот, при этом переходе лишь обнаружатся все наши мысли, слова и дела. О, ужас увидеть тогда самих себя в надлежащем виде и свете! Куда мы можем тогда укрыться? Уйти от самого себя и дел идущих за нами — невозможно!

Теперь же, пока ещё не поздно, Господь призывает вас. Он хочет омыть Своею Кровью каждое порочное, но раскаивающееся перед Ним сердце. Моё Он уже омыл, когда я пришла к Нему, услышав о Нём в первый раз в моей жизни. Он омоет и ваши сердца сегодня, в этот же час. Придите и вы к Нему с раскаянием, откройте перед Ним ваши сердца в молитве.

Многие сидели со слезами раскаяния на глазах, слушая её простое, исходящее из сердца свидетельство. Но тот, который уже раньше ей возражал, становился всё нетерпеливее. Страшным, угрожающим взором он смотрел на стоящую впереди Юдифь, иногда нервно стуча об пол концом обнажённой шашки. При последних словах призыва он быстро выбежал из хаты, со страшными ругательствами захлопнув дверь.

— Тебе скорее придётся раскаиваться в твоих словах! — бросил он угрожающе Юдифи…

* * *

Проходил день за днём. Всё время стояла холодная дождливая погода, бушевал ветер. В природе было всё так пасмурно и мрачно, как будто над всем был разостлан тёмный саван смерти. Но поглощённая всецело заботой о больных и стремлением привести ко Христу жаждущие покоя души, Юдифь, как будто, совершенно не замечала этой суровой и скучной осенней картины. Для неё всё было как бы озарено светом. Она ходила днём и тёмными вечерами по грязным улицам деревни, посещая нуждающихся в её помощи. Куда бы она ни приходила, всюду приносила с собой свет Христа и распространяла дарованный ей Господом глубокий сердечный мир среди этой долины греха и смерти.

Не замечала она и того, что над её жизнью всё более и более сгущались зловещие тёмные тучи. Любовь к погибающим душам и ожидание пришествия Господа заставляли её до самого последнего момента смотреть на всё светло и радостно. А между тем тучи сгущались над нею с каждым днём всё сильнее. Диавол, князь тьмы и всякого зла на земле не мог спать и смотреть равнодушно, как благодаря работе слабой, но верной служительницы Христа, одна за другою освобождались души, находившиеся под влиянием его тёмных сил.

В последнее время он всё чаще вооружал против неё жестокие, огрубелые в злодеяниях сердца. Этим тёмным душам не нравился свет, который она распространяла кругом, и они всё больше ожесточались, пока не созрели окончательно для совершения ещё одного злодеяния.

На одном из своих совещаний, они решили убить тех, которые напоминали им о грехе и грядущем суде Божием. Они решили убрать светильник со своего тёмного, ведущего к вечной погибели пути. Через несколько дней этот приговор был приведен в исполнение.

* * *

На рассвете одного пасмурного осеннего дня пробирался по засеянному озимым хлебом полю, из одного селения в другое, озираясь по сторонам, какой-то прохожий. В прошлую ночь был довольно сильный мороз, и замёрзшая теперь, набухшая от последних дождей земля давала возможность идти без всякой дороги. При этом можно было заметить, что одинокий путник почему-то старательно уклоняется от дороги и пробирается по степи низменными местами и балками. По-видимому, он от кого-то прятался или хотел скрыть направление своего пути.

На его лице лежала глубокая печаль, время от времени тяжёлые вздохи вырывались из груди прохожего, и он подымал свой скорбный взор к небу. Но вот, миновав последнюю возвышенность, он снова начал спускаться в лежащую впереди балку, в которой было расположено небольшое селение Андреевка, окутанное густым утренним туманом.

Прохожий остановился. Внимательно осмотревшись, он повернул влево и начал пробираться через заросшие сады вдоль селения. Оттуда до него изредка доносились разговоры людей и крики проснувшихся с утренним рассветом домашней птицы и скота.

Наконец, дойдя до окраины селения, он направился к четвёртому от края крестьянскому хозяйству, за садом которого находился большой сарай. В прежнее время он служил местом хранения корма для скота, но теперь, совершенно заброшенный, представлял из себя громадный, разрушающийся шалаш. Подойдя к нему, путник ещё раз остановился и, осмотревшись кругом, направился к воротам сарая. В этот момент его лицо было бледно, губы плотно сжаты, как будто он готовился к какой-то важной и серьёзной встрече. Осторожно открыв дрожащею рукой тяжёлые ворота, скрипевшие на заржавленных петлях, он вошёл внутрь, плотно затворив их за собою. Сделав несколько шагов в глубину сарая, он остановился перед каким-то лежащим на земле предметом, который трудно было разглядеть в темноте.

Пришлось приоткрыть ворота, чтобы впустить побольше света. При этом глазам вошедшего представилась жуткая картина. В нескольких шагах от ворот лежал изрубленный шашками, бездыханный труп молодой девушки. Было видно, что умершая в момент своей смерти стояла в молитве на коленях. Её левая, застывшая теперь рука, держала ещё прижатую в последний момент к груди Библию, которая была облита кровью её владелицы. Правая рука лежала под склонённой, разрубленной в нескольких местах головой.

Вошедший несколько минут стоял молча, смотря на умершую. Наконец, тяжёлый стон вырвался из его груди.

— Бедная Юдифь! — произнёс он тихо. — Вот где нашла ты конец своей жизни. Впрочем, ты счастлива, теперь ты находишься вместе с Тем, Кому ты отдала своё сердце, для Которого жила здесь на земле и ради Которого теперь умерла мученической смертью. Быть может, придёт скоро и мой конец; быть может, и дедушка пойдёт вскоре вослед за тобою!

— Стоять здесь слишком рисковано, — произнёс снова про себя дедушка, после минутного молчания. — Убившие её, находятся ещё здесь в селении, и если я буду ими замечен, то та же участь постигнет сейчас же и меня. А может быть, ещё рано для меня? Ведь кругом так много работы… Даже и похоронить её нет никакой возможности!

Бросив на умершую последний взгляд, он, выйдя из сарая, вновь через сады и балки незаметно удалился обратно в другое селение.

* * *

Юдифь умерла — умерла, благословляя и молясь за своих палачей. За день до своей смерти, простившись с дедушкой и другими сотрудниками, после совместной молитвы, она направилась в соседнее селение, где по обыкновению начала свою работу, свидетельствуя о любви Христа словом и делом, помогая нуждающимся и больным. Около четырёх часов дня в одной хате, где находилась Юдифь, собралось много народа слушать чтение Евангелия и его пояснение.

В этот день Юдифь свидетельствовала о Христе с большой любовью. Господь в этот день казался ей таким близким, как ещё никогда, как будто она видела Его своими глазами, стоящего посреди собрания. Собравшиеся слушали её с большим вниманием. Вдруг во время её свидетельства в дом вошли несколько вооружённых солдат. Как видно, они пришли для выполнения уже заранее принятого решения.

— Разойдитесь сейчас же по домам, если хотите остаться в живых! — заявил слушателям один из вошедших. — Нам нужно только вот эту… — при этом он указал на стоящую Юдифь.

При этих словах один из вошедших, с обнажённой шашкой в руке, направился к девушке державшей в руке открытую Библию.

Слушатели, привыкшие уже к массовым убийствам, зная, что эти люди не остановятся ни перед чем, выбежали из дома, стараясь как можно скорее уйти от места нового убийства. Юдифь осталась одна среди своих палачей.

— Ты кто такая? — обратился к ней подошедший. — Кто послал тебя сеять этот дурман среди людей? Кто подкупил тебя идти и призывать находящихся в нашей армии солдат к любви к своим ближним и врагам, когда они должны уничтожать без всякой пощады всех белоручек подобных тебе? Отвечай сейчас же, это твой последний допрос!

Юдифь, молча, с сожалением глядела на стоявших перед ней вооружённых людей, и после минутной паузы ответила:

— Кто я, вы, наверно, уже давно знаете. Впрочем, я могу сказать вам ещё раз, что я — еврейка, но обратилась ко Христу, сделалась Его последовательницей и Его ученицей. Он послал меня ко всем людям и к вам, чтобы сказать, что Он умер за всех людей и за вас, что Он любит вас и теперь призывает ещё раз обратиться к Нему всем сердцем и бросить свою порочную жизнь. Он купил меня, отдавши для этого в жертву Самого Себя. Он уплатил за меня ценой Своей крови на Голгофском кресте. Это Он сделал и для вас. Он любит вас святой любовью и послал меня возвестить вам об этой любви сегодня.

— Зиньков, прикажи твоей шашке, чтобы она заставила замолчать этот язык; довольно, мы уже наслушались таких речей, — закричал начальник группы солдату задававшему вопросы. — Впрочем, не стоит загрязнять её кровью пол этого дома, отведите её в сарай или конюшню!

— Следуй за мной, — приказал Юдифи стоявший около неё, направляясь вон из дома. Остальные, с обнажёнными шашками в руках, окружили её. Все направились к стоящему за домом заброшенному сараю.

Юдифь видела, что теперь настал последний момент её жизни здесь, на земле. Ещё мгновение — и она соединится навеки со своим Искупителем и Господом! Идя посреди вооружённых людей без малейшего страха, она всё время говорила о любви Иисуса к ним и о необходимости для них отдать Ему свои сердца.

Войдя в сарай, она сейчас же упала на колени и в последний раз обратилась к Богу с мольбой за своих родителей:

— Я к Тебе отхожу, о мой Спаситель и Господь, но Ты знаешь, что здесь остаются ещё те, которых я так горячо любила. Молю Тебя, мой Бог, не дай погибнуть им в их грехах, но обрати их к Тебе! Прости мою маму, за её поступок со мною, не вмени ей этого греха!

Какая-то сила удерживала руки палачей, пока Юдифь возносила своё последнее моление к Богу. Они были точно парализованы и молча смотрели на склонившуюся девушку. Невидимая рука удерживала их от грубостей и издевательств над нею.

— Прости, мой Господь, и этих бедных людей, которые хотят прервать мою земную жизнь. Не вмени им этого греха, но коснись Твоею пронзённою рукой их сердец и обрати их к Тебе! Прости и не вмени моей крови, ибо они не знают, что делают!

При последних словах над наклоненной головой Юдифи со свистом блеснула в воздухе шашка и несколько раз опустилась на её голову и тело. Последние слова молитвы замерли на её устах — струя крови обрызгала палачей…

Обменявшись взглядами, палачи, молча, вышли из сарая. Спокойствие, с которым Юдифь встретила смерть, и её последняя молитва за них поразили их жестокие, загрубелые в преступлениях сердца и сковали уста; заглохшая совесть заговорила; понурив головы, они, так же молча, удалились.

На второй день, дедушка, находившийся в другом селении, узнав о смерти Юдифи, пробрался рано утром тайно от убийц на место её смерти; но не имея возможности похоронить умершую со своими сотрудниками, просил об этом местных жителей, которые и совершили над ней обряд погребения. Никто из её друзей и близких не присутствовал при этом, но Тот, для Которого она жила и за Которого умерла, присутствовал при погребении её останков и, через её смерть, говорил к погребавшим её крестьянам.

— О, как любила она людей! — говорили со слезами на глазах крестьяне, опускавшие её бездыханное тело в вырытую яму. — Сколько оказала она добра в нашей местности больным и нуждающимся в помощи! При этом она делала всё это не ожидая благодарности со стороны людей, ни от кого не брала за свой труд. Всегда говорила: «Мне уже за всё уплатил мой Искупитель Христос». Видно она любила всем сердцем Бога! Ведь была еврейка, а как почитала Христа, как горячо молилась Ему!

— Да, как говорила, так и жила: слово не расходилось у ней с делом, — заметил другой.

— Вот и книжечку, из которой она всегда читала так много хорошего, держала и после смерти в своей застывшей руке! Видно, она была ей дорога! Тоже умерла на коленях, молилась перед смертью!

Крестьянин вытер при этом полой своей шубы крупные слёзы бежавшие по заросшим бородою щекам.

— Может быть, мы и книжечку положим вместе с нею? — сказал другой, уже взявший земли на лопату.

— Ну да, это правда, — согласились остальные, — вот в ней и листки облиты её кровью; пусть она похоронена будет вместе с нею!

— Царство тебе небесное, милая барышня, мы не знали тебя, кто ты была, где твоя родина! Но ты всех нас так любила, и мы знали и видели это! — с этими словами они начали заваливать землёй яму с опущенным в неё телом.

— Ах, если бы Бог послал к нам грешникам побольше таких добрых людей! — проговорил вновь со вздохом один из засыпавших могилу. — Почему так много злых, а мало добрых, и даже этих последних убивают? Вот в нашем районе их несколько человек, и им бедным даже нельзя показаться сюда, чтобы похоронить свою сотрудницу. Их тоже сейчас же убили бы!

— Тсс, Фёдор, об этом ничего не говори, кто знает, не равен час, наш разговор может быть услышан, и мы навлечём беду на оставшихся.

Земля скрыла навсегда холодное бездыханное тело Юдифи. Никто уже больше не увидит её в своей среде. Но дело любви, которое она совершала на земле, будет жить ещё долго в сердцах тех, которые испытали на себе эту любовь. Многие, видевшие и слышавшие её люди, встретят и увидят её во славе Того, Которого она любила всем сердцем. Многие жемчужины будут сиять в её венце, которым увенчана будет её головка в вечности.

— Она ожидала Его — и Он пришёл за нею и взял её от земли, — сказал дедушка своим, собравшимся после её смерти сотрудникам. — Будем же подражать её святой жизни. Да пошлёт Он взамен её ещё много таких же самоотверженных работников! Нива побелела, а делателей мало. Она уже убрала свою, предназначенную ей Богом полосу. Жила мало, а делала много, и Он отозвал её к Себе. Невеста Христа отошла к Своему Небесному Жениху!

— Мы ещё остались. Видно, для нас с вами ещё не всё окончено… Не будем же робкими и ленивыми, но будем с ревностью совершать предназначенное для нас дело. Нам предстоит тот же путь; да поможет нам Сам Господь! Пусть не смущает вас, оставшихся, потеря Юдифи, пойдёмте дальше…