О некоторых аксиомах культуры, невостребованных церковью.

— Виктор Степанович, года два назад православный служитель Андрей Кураев заявил в одной из своих статей, что протестантизм (без сомнения, он имел в виду и адвентизм) ни-гилистичен к культуре. Так ли это? Неужели адвентистская Церковь отрицательно относится к культуре?

— Публикация отца Андрея огорчила меня. В те дни я даже взялся за перо и начал готовить в качестве возражения ответную статью, но так и не дописал ее. Дело в том, что в определенном смысле дьякон Кураев оказался прав, и чем глубже вникал я в суть проблемы, тем больше находил фактов нигилизма по отношению к культуре в массовом сознании наших членов, которое далеко не всегда совпадает с официальной позицией Церкви АСД.

— И в чем же проявляется этот нигилизм? Можно ли сформулировать основные положения культуры ад-вентизма сквозь призму богословия?

— Формы игнорирования культуры как общего понятия очень разнообразны. И проявляются они иногда неосознанно и невольно, а подчас и сознательно, последовательно, непримиримо.

Приведу такой пример. В 1989 году я опубликовал в газете «Слово примирения» статью, посвященную молодежному адвентистскому конгрессу в Барселоне. Там прозвучала такая мысль: молодежь нынче не отрывает себя от массовой культуры и традиций своего народа, более того, чувствует себя ее частицей.

В адрес редакции поступили письма, в которых эта точка зрения оспаривалась. Один из читателей газеты (человек, несомненно, посвященный, искренний) отреагировал очень эмоционально: «Разве Христос учил нас петь мирские песни и танцевать? Апостолы тоже к этому не призывали. Увлечение мирской культурой — мерзость и грех перед Господом. Как автор мог приписать эти качества пашей молодежи?!»

Я взял в руки Церковный устав, чтобы процитировать автору обвинительного письма официальную позицию Церкви АСД по этому вопросу, но нужной формулировки не нашел. Почему? Скорее всего, это кредо относится к разряду тех положений, о которых нет необходимости дискутировать и напоминать. Любой адвентист (будь то пастор или рядовой член общины) скажет, что культурное наследие нужно ценить и беречь. В нашей жизни занимают важное место все те культурные ценности, которые не противоречат христианскому учению.

Мне часто приходилось беседовать о проблемах культуры не только России, но и стран Запада. Нескольким преподавателям адвентистского университета имени Андрюса я задал один и тот же вопрос: «Назовите проблемы взаимоотношений Церкви АСД и культуры как таковой?» И во всех случаях слышал примерно такой ответ: «Какие могут быть проблемы?! Мы должны проповедовать Евангелие, учитывая культурный контекст того или иного народа, используя все те положительные пласты, которые сформировались прежде и сегодня».

Кстати, в адвентистской периодике на Западе очень часто появляются статьи на эту тему. Например, в журнале богословского общества «Perspective digest» (наша академия получила очередной номер на днях) опубликован материал под весьма интригующим и броским названием — «Итак, идите и нанесите оскорбление всем пародам». Автор Эдвин М. Ямахи, желавший неординарным заголовком привлечь внимание читателей к этой проблеме, с первых же строк поясняет: «Конечно, Христос не говорил так. Но до тех пор, пока мы, возвещая о Спасителе, не будем учитывать культурные особенности людей, существует опасность, что подобное может произойти».

— Чем можно объяснить позицию тех членов Церкви и пасторов, которые критично оценивают «чужеродную» культуру, боятся привнесения ее в нашу жизнь?

— На мой взгляд, оторванностью адвентистов бывшего Советского Союза от Всемирной Церкви АСД, а значит и от мировой культуры. «Железный занавес» на долгие десятилетия прервал культурный обмен с зарубежными странами, заставил адвентистские общины жить не только в условиях подполья, по и автономно, без «руля и ветрил», без циркуляров Генеральной Конференции, осуществляющей руководство глобальной миссией Церкви (центральный офис нашей конфессии находится в США). В этих суровых условиях местные конференции более всего заботились не о привнесении в религиозную жизнь национальной и мировой культур, а о собственном выживании. Лишь в единичных случаях пасторы вспоминали о необходимости присутствия культурологической ипостаси в проповедях и богослужениях. Сильным противодействующим фактором послужило и то, что коммунистическая идеология подчас весьма тенденциозно и навязчиво предлагала советскому обществу весьма сомнительные культурные «ценности», чаще всего играющие «на руку» правящему строю, а не истинному духовному возрождению. Все это и сформировало у адвентистов особое, настороженное отношение к национальной культуре. Наша увлеченность главной задачей Церкви -нести в мир свет Евангелия — часто отстраняла на второй план вопросы культуры, что в свою очередь обернулось большими издержками в общественном сознании верующих, отразилось на «церковном самочувствии», повлияло на миссионерское вхождение в самые разные слои общества.

В этом смысле Андрей Кураев прав, упрекая нас в определенном отрыве от массовой культуры. Но он, к сожалению, не обмолвился о том, что именно привело протестантов к «нигилизму». Разве наша вина в том, что в опыте Церкви сегодня в какой-то степени не заложены аксиомы национальной и мировой культур и преобладает интерес к доктринальным богословским проблемам?

— Считаете ли вы, что сложность вопроса усугубляется еще и специфическим пониманием сути религии, — ведь в Священном Писании сказано: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей; ибо все, что в мире:

похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» (1 Иоан. 2:15-16)?

— Да, этот новозаветный текст служит для некоторых верующих своеобразной «точкой опоры». Братья и сестры, особенно новообращенные, не всегда понимают «противоречивость» предназначения христианина: оставаться в этом мире и быть для него светом, но в то же время не поддаваться его тлетворному влиянию. Именно это имеет в виду Библия. Она призывает нас не к отчуждению от общества, а к спасению его от зла именем Господа и личным христианским примером. И как бы нас ни отвращало земное зло, мы должны любить ближнего (ибо так заповедал Христос), делить с ним не только радости, но и горести. Все люди грешны, но Бог принимает нас такими, какие есть, дает духовную пищу, указывает путь к вечной жизни. И мы, верующие, призванные нести в народ Слово Его, должны быть похожими на Иисуса и терпеливо, с любовью дарить частичку своего сердца и духовные знания всем людям, независимо от их национальной принадлежности и культуры. Свет истины и наша любовь обязательно изменят к лучшему сердца и убеждения тех, кто ищет Господа.

И все же проблему «культурного нигилизма» в странах СНГ не следует рассматривать обобщенно. Нужно учитывать, что на его формирование повлияли, с одной стороны, целостный европейский протестантизм, возникший благодаря деятельности Лютера, с другой — американский адвен-тизм как неопротестантское движение в русле традиционного протестантизма.

Зададимся вопросом; является ли наш адвентизм (условно имеется в виду Евро-Азиатский дивизион, охватывающий страны СНГ) наследником тех положительных достижений и завоеваний, которые возникли и сложились благодаря традиционному протестантизму XVI века? И в какой мере?

Разумеется, мы являемся преемниками, но лишь отчасти и главным образом в отдельных вопросах — сугубо вероучительных, доктринальных, но не культурологических. Вместе со своими европейскими собратьями мы отказались, например, от религиозных преданий, провозгласив фундаментальный принцип Sola Scriptura («Только Библия»). Однако, по какому-то стечению обстоятельств мы перестали быть в родстве с традиционным протестантизмом в вопросах эстетики и культуры.

— Почему же это произошло?

— Думаю, необходимо напомнить о том, что адвептизм возник не в Европе, а в Америке, где поначалу, естественно, отсутствовали глубокие корни христианской культуры. В Новой Англии, которая территориально ближе к нам, тоже все начиналось «с нуля», и адвентисты, неожиданно заявившие о себе в этом пространстве, видели только одну ценность — Слово Божие, а культура никак не вписывалась в их мировоззренческую систему. Очарованные новым светом, они стремились вырваться из плена американского протестантизма, для которого культурологическое самоопределение к середине XIX века обрело созидательную ориентацию.

— Можно ли сделать вывод, что опыт нашей Церкви в вопросах культуры небогат и культурологическая преемственность не столь и важна, ибо адвентистское движение выжило не за счет аспектов культуры, а благодаря вере, духу, провидению Божьему?

— Культура не есть «побрякушка», без которой можно обойтись. Она пришла в мир вместе с человеком и неотделима от него. Так, видимо, задумано Богом. Провидение Божье действует в нашем обществе, в народе, а следовательно и в культуре этого народа. Общество немыслимо без личностей. Личностям, в свою очередь, присущи вера и дух, которые материализуются в слове и деле.

С другой стороны, культура создается человеком. Но созидается опять же колоссальным потенциалом духовного опыта, который накапливался из поколения в поколение. Бог участвует в этом процессе, осеняя всякое творческое начало. Опыт двух тысячелетий существования христианства свидетельствует о том, что вера с момента своего возникновения не угашает, а, напротив, высвобождает творческие возможности личности — его разум, волю, эстетические чувства. Она становится не только законом духовной жизни, но и предпосылкой истинного творчества.

Интересно в этой связи вспомнить Ветхий Завет. Ветхозаветная скиния строилась не по замыслу Моисея, а по повелению Бога. Соломон же возводит великолепный храм, во многом руководствуясь своей творческой интуицией и в соответствии с эстетическим мироощущением иудея. Бог во втором случае не повелевает — Он ожидает от человека отклика на Свои благословения, поддерживает творчество личности.

Важно не забывать главное: сама культура в замысле Божьем о спасении мира играет важную роль, ибо она формирует человека, определяя уровень его духовного, интеллектуального и эстетического развития.

— И тем не менее, давайте вернемся к иерусалимскому храму. Спустя несколько столетий после его возведения приходит Христос и предсказывает разрушение великолепного строения, возведенного человеческими силами. Более того, Спаситель предлагает совершенно новую модель богопоклонения, простейшую форму поместной церкви: не в храме, а «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Матф. 18:20). Значит ли это, что существует проблема личной веры и храмовой культуры, вне которой, как говорят, вера не есть вера?

— Такую точку зрения, действительно, разделяют многие. В то же время вы задали вопрос с некоторой переакцентировкой библейского стиха. Не нужно излишне драматизировать проблему, которая требует спокойного решения.

Во-первых, что касается слов Спасителя, то следует заметить: Он едва ли хотел противопоставить «храмо-вый Израиль» и «двух-трех молящихся в иудейской хижине», то есть определить категории истинного и ложного богопоклонения. Более широкий евангельский контекст подсказывает, что речь идет не о смене парадигм (моделей или форм) богослужения, а о пересмотре их внутреннего содержания. Иудеи, как известно из ветхозаветной истории, чрезмерно, «магически» были привязаны к храму и ритуальной стороне богоноклоне-ния. Высокая внутренняя суть происходящего в храме зачастую выхолащивалась и профанировалась. Церемонии и обряды, совершавшиеся формально, унижали дух и посягали на веру. Не храмовое пространство само по себе, а содержание богослужений все более переставало в те ветхозаветные времена соответствовать сути бо-гопоклонепия, более того, это содержание иногда противоречило библейским принципам. Поэтому нет никаких оснований говорить о том, что Христос заповедал нам не строить храмов, являющихся, по-моему мнению, величественными памятниками проявления Божественного духа в сочетании с человеческой культурой и личностным творческим началом. Трудно представить себе, как бы христианство распространяло свою великую весть миру, если бы не было церквей и храмов! Именно в этих местах лучше воспринимается проповедь, исцеляется душа. Я бы сказал больше:

архитектура культовых зданий выражает религиозное самосознание. И тут мы подходим к одной из первых и важнейших аксиом культуры — единству формы и содержания.

Можно сколько угоди» говорить, что для христианина не столь важно, где и как он молится Господу. Десятки людей признались мне, что ощущают душевный дискомфорт от богослужений во Дворцах культуры. Не всегда вера справляется с этими переживаниями — люди уходят из общины. Особенно это присуще интеллектуалам, для которых особенно важна атмосфера служения Христу (видимо, в силу более развитых культурных, эстетических наклонностей). Представьте себе человека, который в будний день сидит в зале ДК на каком-нибудь совещании, а в субботу приходит сюда же па богослужение. Какой у пего будет настрой?

Мне, как и другим преподавателям Заокской духовной академии, выпадала редкая возможность бывать на богослужениях в других городах и читать проповеди. Однажды в качестве пастора я поехал в город Яспогорск Тульской области. Три года служения в местном Дворце культуры стали для меня (да и для многих членов общины) настоящим испытанием. Каждую субботу нас осенял своим присутствием на сцене образ-портрет В. И. Ленина. Кресла были обшиты яркой красной материей. Портьеры на окнах цветом тоже напоминали о революционном прошлом. Весь архитектурный ансамбль по замыслу бывших партийных руководителей района свидетельствовал о «силе и мощи трудящегося человека, идущего в коммунизм под алым стягом». Для пас же, верующих, это еще напоминало и те мрачные годы атеистических гонений, когда отцы и деды шли за веру в тюрьмы и лагеря.

S т„

I Как-то один знакомый возразил мне: «Радоваться надо тому, что все изменилось. Раньше во Дворцах культуры на партсобраниях призывали к безбожию, а теперь здесь же славится имя Его». Эта мысль греет сердце лишь па первых порах, а затем все не отступное надвигается понимание вопиющего несоответствия происходящего. Петь гимны хвалы Богу надо не там, где гремят дискотеки, а в намоленных и тихих храмовых помещепиях. Этого требуют религиозное мироощущение, элементарные человеческие духовные и эстетические чувства. Единство формы и содержания — это сплав двух понятий-категорий, разорвать которые без нанесения серьезного ущерба религиозной личности просто невозможно; вытеснив одно из них, мы фактически нарушим универсальный Божий закон, на котором зиждется человеческое бытие, определяемое конкретными рамками культуры.

Вторая библейская и культурологическая аксиома отчасти связана с первой, и смысл ее хорошо выразил Готтфрид Устервал, профессор университета Андрюса: «Где бы Бог ни открывал Себя, Он делает это в одеждах культуры того народа, к которому обращается со Своей вестью о спасении… Господь использует язык конкретного народа, его устоявшиеся метафоры и выражения, учитывает образ его мышления».

— Видно ли это на примере многострадальной России? Удается ли нашим пасторам достучаться до измучившихся сердец?

— Конечно. Не буду называть цифры, но за последние годы приняли Христа и стали членами Адвентистской церкви десятки тысяч душ. В то же время адвентизм называют «западной религией». Это ошибочное мнение. Наши служители идут со своим пародом нелегкой дорогой земного бытия, знают, что такое страдания, испытания, трудности. Мы прославляем Господа, а не «адвентизм». Следуем только Библии, а не человеческим производным от нее.

Разумеется, нельзя жить в обществе и проповедовать иную культуру и религию. Христианство прочно укрепилось в сознании русского человека. Так же как и глубокие культурные корни, оно дает новые ростки, духовные плоды. Это делает Господь. И мы должны следовать Ему. Князь Мыш-кин в известном романе Ф. М. Достоевского произносит очень точную фразу: «Мы должны проповедовать русского Христа». Князь Мышкин понимал, что культуре и человеческому самосознанию России того времени был чужд католический Христос, который явно не вписывался в рамки русского характера. Это ли не пример второй культурологической аксиомы?..

…На этой ноте наш разговор с Виктором Ляху не прервался. Читатели «АВ» увидят его продолжение в следующем номере.

Этот вопрос очень многогранен. Приглашаем к обсуждению важной темы «Культура и религия».

Беседу вел Валерий Демидов.

«Придвинуться ближе к народу, заглянуть в глубину его души -великое дело для пастыря деревни. Ведь иначе его пастырство превращается в пустой, ничего не говорящий звук, окончательно теряет свое жизненное значение. Бросать семена в незнакомую почву — труд непроизводительный и неблагодарный, не приводящий часто ни к каким результатам. Поле деятельности, всякой, какой угодно, должно быть хоть сколько-нибудь изучено, чтобы можно было ожидать в будущем какого-нибудь успеха».

А. Матеевич

Итак, Виктор Степанович, продолжим беседу о феномене культуры и его роли в опыте нашей Церкви. В прошлый раз мы вели разговор об основных аксиомах культуры, значимость которых исключительно важна для адвентистской миссии в странах СНГ. Прервались на размышлении о второй культурологической аксиоме. Думаю, нам необходимо вновь вернуться к формуле адвентистского миссионера Остервала, поскольку она, как я понимаю, составляет основу этой аксиомы.

— Действительно, есть смысл повторить замечательное суждение Готтфрида Ос-тервала: «Где бы Бог ни открывал Себя, Он делает это в одеждах культуры того народа, к которому обращается со Своей вестью о спасении».

— Значит ли это, что и мы, подобно тому, как это делает Господь, должны «прибегать к одеждам культуры» всякий раз, когда организовываем евангельские встречи?

— Утверждать так — не совсем правильно. Это несколько напоминает салон красоты, куда мы изредка ходим для того, чтобы приодеться и «навести лоск», прежде чем пойти на встречу с важной персоной. «Одежды культуры» — метафорическое высказывание, предполагающее в контексте наших размышлений не столько смокинг, сколько простой костюм или обыденную вещь, которая ничем не примечательна и не выделяет нас в той среде, частью который мы являемся. Остервал, понимая условность этой метафоры, спешит подчеркнуть, что под словосочетанием «одежды культуры» главным образом нужно понимать идиомы (своеобразные выражения, свойственные только данному языку, неразложимые словосочетания. — Прим. ред.), менталитет и т. д.

— Таким образом, живем ли мы в России, на Украине, в Прибалтике или Молдове — нам необходимо знать основные элементы культуры этих народов: традиции, обычаи, представления о нравственности, красоте, языковые нормы…

— Совершенно верно. Все, что вы перечислили, есть не что иное, как важнейшие культурологические явления, в орбиту которых входит целый ряд других, более частных понятий, таких, как чувство совестливости, стыда, благоговения, представления о святости, эстетике, речевой этикет или лексикон пастора, эстетика храма и религиозное чувство, священный опыт молитв и богослужений и многое другое.

— К сожалению, эти вопросы пока еще не получили осмысления в нашей периодике, хотя они уже давно стали частью церковного и религиозного мироощущения адвентиста-современника, не так ли?

— Безусловно! Отсутствие культу -роведческих знаний сказывается сегодня достаточно ощутимо и на росте Церкви. За последнее пятилетие тысячи людей (среди них огромный процент — интеллигенция) приняли водное крещение и стали членами адвентистских общин, однако, многие и очень многие, исчисляемые сотнями, вскоре покинули нашу Церковь, столкнувшись с неосознанным невниманием к их внутреннему миру и их ценностям.

Вы знаете, не единожды упомянутый выше миссиолог Готтфрид Остервал теоретически разработал принципы культурной идентификации. В чем состоит смысл его теории? Адвентистский ученый настаивает на том, что мы не только должны хорошо знать культуру народа, которому несем евангельскую весть, но и в максимальной степени призваны отождествиться с этой культурой.

— Неожиданный тезис. Едва ли он может быть приемлемым в нашей миссионерской практике.

— Готов с вами согласиться. Но, тем не менее, давайте попытаемся понять точку зрения Остервала. Многие годы проработав с язычниками в Новой Гвинее, он пришел к выводу, что единственный путь, который ведет к успеху в христианском просвещении, — это путь полного отождествления с культурой и обычаями того или иного племени. Это, однако, не означало для него отказаться от своего вероучения. Как раз напротив: внимательно изучив религиозные представления конкретного племени, среди которого жил, а также проникнувшись глубочайшим уважением, неподдельным интересом к отдельным «доктринам» язычников, Остсрвал постепенно добился того, что люди повернулись всем сердцем к Благой вести.

Здесь уместно вспомнить о деятельности христианских миссионеров, протестантских и католических, в Китае и Корее. Например, как только они появились в Китае, первое, с чем столкнулись вестники Господа, было имя, которым китайцы называли своего бога Шан Ти («Господь неба»), -имя, родственное древнееврейскому Эль-Шаддай (Бог-Всемогущий). Некоторые миссионеры наотрез отказались употреблять в своих проповедях имя Шан Ти, предпочитая современное, уместное и богословски выверенное понятие. Однако, как писал известный на Западе миссионер Дан Ри-чардсон, именно отсутствие единства и согласованности в этом фундаментальном вопросе обернулось тем, что протестантские миссионеры имели в Китае гораздо меньший успех в благо-вестии, чем в Корее.

— Было бы интересно узнать, чем обусловлен миссионерский успех в другой стране — Корее?

— Что касается деятельности протестантских миссий в Корее, важно подчеркнуть, что прежние традиционные ошибки здесь уже не повторились. Внимательно изучив корейские религиозные представления о мире и Боге, они единодушно признали, что в Корее у библейского имени Яхве может быть только одно произношение — Ха-наним. Почтение, с которым христианские вестники называли это имя, покорило корейцев: тысячи людей откликались на истины, возвещаемые протестантами, ибо знание последних о Боге поражали их глубиной и правдивостью. Думаю, Д. Ричардсоп был прав, когда писал что «перед нами были люди, которые свободно молились Хананиму во имя Иисуса Христа и молитвы их становились услышанными».

— Насколько я понимаю, это и есть практически осуществленный принцип идентификации?

— Да. Правда, это всего лишь один пример, и, быть может, не самый характерный. Однако, успех, которого достиг протестантизм в этой стране, беспримерен. Недалек тот день, когда Южная Корея вполне может стать первым на земле народом, более половины населения которого будут членами протестантских церквей.

— А что же католицизм? Неужели он оказался в меньшинстве?

— Очень хороший вопрос. Да, он оказался, как ни странно, в меньшинстве.

— Почему же?

— Католические миссионеры отнеслись недостаточно серьезно к принципу идентификации. Однако, когда руководство католической церкви обнаружило, что протестантские церкви распространяются очень быстро по всей стране, оно решило созвать конференцию, на которой внимательно стали обсуждать собственный опыт евангслизации. Они были вынуждены признать, что среди целого ряда ошибок одной из главных было небрежение к имени корейского Бога, Творца всего сущего. Католические священники, обращаясь к религиозному сознанию корейцев, использовали не традиционное, устоявшееся понятие — имя Хананим, а китайские имена Бога — Тен Цзюй и Ten Лао Е, как наиболее адекватные. Такой рационалистический подход не замедлил дать о себе знать: корейцы с большим доверием стали относиться к протестантским миссионерам, чем католическим.

— Стала ли Католическая Церковь пользоваться успехом после того, как были пересмотрены некоторые принципы евангелизации?

— Разумеется. Он стал распространяться гораздо успешнее, чем прежде. Между тем, едва ли католической церкви в Корее удастся добиться того же признания, что и протестантам, численность которых в этой стране достигла нескольких миллионов.

— Как видим, принцип идентификации играет положительную роль в евангелизации. Однако, насколько он применим в России, Молдове или Прибалтике? Можем ли мы у себя хотя бы отчасти осмыслить отдельные аспекты этого важного миссио-логического принципа?

— Давайте попытаемся. Прежде всего важно отметить следующее:

принцип идентификации можно осуществить при одном важном условии — глубинном усвоении ценностного капитала той культуры, в рамках которой существует наша Церковь. Безразличие приведет к обособлению, равнодушию и вражде. Тут нужно приложить примерно столько же усилий, сколько богословие прилагает к осмыслению такого сложного библейского понятия, как семитское (еврейское) мышление. Вне этой категории и вне ветхозаветной экзегезы, сопрягающей свой анализ и поиск с изучением этого уникального феномена еврейской культуры, наши знания о той или иной книге Ветхого Завета (или отрывке, или герое) были бы неполны, недостаточны и приблизительны.

В этой связи можно только сожалеть, что, родившись по замыслу Бо-жию в лоне конкретного народа, с неповторимыми национальными чертами и менталитетом, мы так мало знаем о нем, его культуре и особенностях. Впрочем, даже если знаем, то не всегда походим па него, забывая, что будучи сынами Божьими, мы в то же время — дети своего народа. Мне очень нравятся замечательные напутственные слова духовного просветителя Алексея Матеевича служителям:

«Подойдите ближе к пароду, загляните в глубину его души — вот… дело пастыря деревни».

Идя тем же путем, по которому идут члены церкви, пастырь должен чутко прислушиваться к биению народного сердца, зорко всматриваться во все изгибы народной души, по мере своих сил постичь, какие мысли и чувства волнуют это сердце и эту душу. А мысли и чувства народа, его задушевные переживания и реакция на окружающий мир, на многообразие жизненных явлений, так же как и на деятельность Церкви, — все это находит живое и яркое отражение в разнообразных формах народной словесности, народных обычаях и обрядах. Кому, как не ему, народу, быть первым и неутомимым собирателем произведений словесности, внимательным исследователем человеческих нравов и обычаев.

Мои отец и мать, как и родители многих друзей-адвентистов, воспитывали нас, не принимая в расчет принцип культурное идентификации (и в этом не их вина, живших в годы атеизма). Будучи молдаванином, я говорю на русском языке лучше, чем на своем родном, и практически очень мало знаю о своем народе и его духовном наследии…

— Быть может, Виктор Степанович, ваш опыт единичен, а следовательно, субъективен и не характерен для адвентизма в целом?

— Как ни парадоксально, он субъективен, но в определенном смысле универсален, и одной из своих общих черт присущ огромному количеству людей, принадлежащих нашей Церкви.

Когда я учился на магистерской программе вместе с другими моими коллегами-преподавателями, на одной из лекций ведущий богослов-адвентист (недавно он трагически погиб) доктор Хазел рассказал забавный случай, произошедший с ним. Как-то беседуя с одним теологом-неадвентистом, Хазсл следующим образом ответил на его вопрос о том, кто он по национальности: «Я не американец, и не немец — я адвентист седьмого дня».

Мне этот ответ показался очень неожиданным. Разве став адвентистом, мы автоматически перестаем быть русским, украинцем или американцем? Не думаю, что Герхардт Хазел попытался придать понятию «адвентист» национальный статус. Между тем, совершенно очевидно, что это была не просто игра слов…

— В этой связи не есть ли проявление нигилизма к национальной культуре следствием небрежения к культурной идентификации, — принципу, который мы так тщательно пытаемся уяснить?

— Мне кажется, здесь одно обуславливает другое. Равнодушие к культуре, воспитанное или спонтанно приобретенное, неизбежно может перерасти в нигилизм, что очень опасно. Ведущий адвентистский специалист в области культуры Борге Шанс на одной из своих лекций утверждал, что любая религия — это прежде всего 70 процентов культуры и 30 — вероучения. Другой выдающийся протестантский богослов Пауль Тиллих, теоретик такого важного для христианства понятия, как «теология культуры», подчеркивал, что «форма религии есть культура». Религия не может не реализовываться на многообразном языке культуры. Откровение Божие, т.е. Священное Писание обрело реальность не только благодаря тому, что был Моисей, Давид или пророк Иса-ия, а еще и потому, что существовало некое семитское племя, обладающее колоссальным культурным потенциалом, — народ особенный, способный реализовать в библейском слове весть Божию. Библейский текст как словесная форма материализовал многообразием возможностей (лексических, стилистических, синтаксических, структурных) содержание, идущее от Всевышнего.

Недавно декан богословского факультета нашей академии Олег Петрович Лунгу рассказал мне некоторые подробности своей поездки в Иерусалим. Вместе с группой американских аспирантов он примкнул к изучению традиционного богословского курса, который читается в Израиле ежегодно. В одну из ближайших суббот все они поехали на богослужение в Каир. Молодые богословы из Америки были обескуражены, когда обнаружили, что каирское богослужение практически ничем не отличается от американского. Олег Петрович, присоединившись к их беседе, заметил, что все дело здесь не в египтянах, а в миссионерах, принесших Благую весть в Египет без учета культурных особенностей этого народа.

— Это актуальная проблема для нашей Церкви, которая очень быстро растет по всему миру. И если она не будет учитывать принципы культурной идентификации, ее ожидают определенные трудности в тех или иных регионах земного шара, национальные особенности которых не схожи с европейскими. На мой взгляд, наша Церковь нуждается в разработке этого вопроса. Заокская духовная академия, готовящая пасторов, должна непременно заняться этим.

— Возможно, вы правы. Но пока еще у нас в академии нет ни факуль-татива, ни соответствующего спецкурса. Редким благословением являются приезды профессоров из университета им. Андрюса (США), вклад которых неоценим. Например, доктор Боргс Шанс, специалист в этой области, преподавал у нас в Заокском года три тому назад.

— Выходит, церкви на местах практически не пользуются этой насущной теоретической поддержкой?

— Пока да. Но в отдельных регионах наши братья с присущей им мудростью и осторожностью стараются учитывать культурный контекст. На недавнем семинаре, прошедшем в Туле в радиотелецентре «Голос Надежды», у меня состоялся очень интересный разговор с одной нашей сестрой из Бишкека. Она, в частности, рассказала, что в Бишкеке наши братья построили церковь, архитектурой и интерьером похожую на мечеть. Интерьер помещения строг и целомудрен, кафедры нет, стулья тоже отсутствуют. Богослужение проходит в соответствии со сложившимися культурно-культовыми особенностями данного региона. Однако, содержание богослужения осталось прежним, в традициях адвентизма. Изменилась форма — и только! На ее робкий вопрос, правильно ли они поступили, я в ответил:

да, по всей видимости, правильно.

— Нам не избежать, Виктор Степанович, вопроса о том, как, например, вести себя адвентистским церквям в России, Украине или Молдове, где господствующей религией является православие.

— Поступать по принципам культурной идентификации.

— Легко сказать: поступать… Значит ли это, что мы должны строить церкви по канонам православной архитектуры?

— Сложно ответить однозначно. Есть два подхода. Во-первых, поскольку мы примыкаем к протестантской ветви христианства, то нужно строить церкви в соответствии с устоявшимися протестантскими архитектурными канонами. Здесь нет ничего предосудительного. Печально, что десятилетиями мы покупали и строили обычные молитвенные дома, а не церкви. Сами того не сознавая, мы смущали этим людей, для которых христианство отождествлялось (идентифицировалось) с храмом, собором, а не с «молитвенным домом». Этим можно объяснить и то неистребимое подозрение и нелепую народную молву:

«Чем же они там занимаются в «молельном» доме?» Этот «стереотип» нам давно следовало бы учесть и преодолеть.

— Но ведь в советский период тотального безбожия вообще было запрещено строить церкви.

— Это, действительно, так. Но даже в те трудные годы, например, в Туле в конце семидесятых годов под руководством Н. Н. Либенко была все же выстроена замечательная церковь с некоторыми атрибутами культового здания. Не было бы Николая Назаровича — опытного пастора и архитектора — едва ли в те годы могло появиться нечто похожее на христианскую церковь. На мой взгляд, — и последнее десятилетие убеждает в этом — основная проблема связана с отсутствием в нашей Церкви зодчих, архитекторов-профессионалов. Сегодня мы живем под охраной закона о свободе совести и религии, но многие церкви строятся так же, как в прежние времена.

— Насколько знаю, причина тому — проблемы с финансами.

— Отчасти — да. Но этот факт нельзя абсолютизировать. Есть замечательные проекты протестантских церквей, на строительство которых потребовалось бы не больше денег, чем на простой молитвенный дом. Печально, но некоторые наши священнослужители просто не знают об этом, не придают серьезного значения архитектуре.

Во-вторых, в согласии с принципом культурной идентификации, мы могли бы строить церкви в соответствии с канонами православной архитектуры. Сегодня, насколько мне известно, в некоторых городах России наши братья совершают служения в зданиях православных церквей. Так сложились обстоятельства: администрации тех городов пошли навстречу нуждам адвентистских общин.

Думаю, будет небезынтересно узнать о том, как в одном молдавском селе адвентисты построили свою церковь по принципам православной храмовой архитектуры. Разумеется, речь идет не о полной, а лишь о частичной идентификации. В известном среди адвентистов юга Молдовы селе Гура-Галбены издавна сосуществовали две церкви — адвентистская и православная. Но если последняя располагалась на живописном холме, устремляясь в голубую ввысь, то адвентистская община была затеряна в низине среди однотипных, сереньких, ничем не выделяющихся домов. Наконец пришло время, когда с церковным адвентистским самосознанием произошло нечто неожиданное: по какому-то внутреннему созидательному зову община решила выйти из этой обезличивающей низины. И вот на противоположном холме появилось новое храмовое здание, увенчанное куполами. Во внутреннем пространстве, мало чем отличающемся от храмовых убранств адвентистских церквей, есть одна характерная особенность: западная стена во всю ширь расписана художником: на фоне палестинского города сидит в раздумье Христос.

Это очень неожиданная и смелая инициатива. Меня до сих пор удивляет христианская мудрость, которой не обделены наши братья в этом молдавском селе. Они сделали чрезвычайно важный шаг навстречу своим односельчанам. Это не есть уступка православию, а скорее умение проникнуть в психологию своего народа, которая, сознательно или бессознательно, взращена на многовековой традиции врастания христианства в культурное лоно молдавского этноса.

— У нашей темы множество поворотов, она практически неисчерпаема. Какими короткими словами вы хотели бы завершить нашу беседу?

— Очень кстати будет цитата из статьи Остервала, посвященной проблеме соотношения Евангелия и культуры: «Имея общие наследие, организацию, благую весть и служение, мы имеем общий порядок и единство веры. Но необходимо блюсти это единство через единение в Духе, выражая его в соответствии с нашей собственной культурой, а не просто поддерживая некое единообразие. Вся история миссионерского служения ясно свидетельствует о том, что самым большим препятствием для распространения Евангелия и быстрого роста Церкви являются не религиозные, а общественные и культурные преграды! До тех пор, пока Церковь не будет возвещать вечное Евангелие с учетом языка, образа мышления, форм поведения, ценностей и обрядов конкретного народа, до тех пор, пока она не позволит им выражать свой ответ на это Евангелие в соответствии с их культурой, — наше служение не станет всемирным, и Церковь не будет иметь успеха в приобретении новых душ».

Беседу вел Валерий Демидов