Вместе жить, преодолевать невзгоды, работать

«Поймите меня правильно. Я люблю свою жену. Но, проведя с ней вместе две недели в отпуске, я начинаю созревать для развода» — вот что обычно говорят мужья.

«Просто не знаю — что будет, когда Джон выйдет в отставку и будет целыми днями дома. У нас прекрасная семья, нам нравится проводить время вместе, у нас очень много общего. Но слишком хорошо — это уже плохо. Нельзя быть вместе постоянно» — вот что говорят в свою очередь жены.

Но некоторые супруги не устают быть вместе. Они вместе даже работают.

Другие пары — и среди них множество пасторов, миссионеров и проповедников — осознают однажды, что семья — это жизнь вместе, и тогда приходится либо учиться быть вместе, либо менять профессию.

Четыре брака, о которых пойдет речь в этом разделе, не единственные, столкнувшиеся с подобного рода трудностями. Лютер, например, заперся от семьи в своем кабинете, и кончилось это тем, что Кати просто сорвала дверь с петель. Кэльвин Стоу был недоволен тем, как его жена ведет хозяйство. Он возмущался: «Ты способна довести человека до истерики. Ты берешь мои газеты и, вместо того чтобы нормально сложить их и вернуть на место, разбрасываешь их по полу либо сгребаешь в одну лохматую груду и кладешьмне на рабочий стол, который после этого приобретает такой же вид идеального порядка, как растоптанные кишки дохлой курицы».

Супруги Бут и Санди день за днем работали бок о бок и проводили вместе гораздо больше времени, чем другие. Как это им удавалось? Как они могли быть все время рядом и не уставать от этого? Или их семейное счастье — только видимость?

Как жили супруги Брайены, ведь Мэри была и помощником в исследованиях мужа, и соавтором его речей, и его политическим советником? А Тэйлоры, работавшие вместе в Китае? Мария была счастлива, хотя Хадсон очень много работал.

Билли и «Ма» Санди были совершенно разными людьми, но их таланты дополняли друг друга, А вот супруги Бут, как муж, так и жена, были очень энергичными проповедниками.

Читая следующие главы, вы узнаете, что значит для супругов быть все время вместе, постоянно вместе работать; о том, как это может быть прекрасно и как трудно.

4. Не следует утверждать, будто все люди одинаковы — Уильям и Кэтрин Бут

С проповедью, обращенной к людям, которых никто не рассматривал иначе, как отбросы общества, Уильям Бут спустился на самое дно Лондона и организовал там Армию Спасения. Эта армия прошла по всему миру, служа делу милосердия и Евангелия.

Его жена, Кэтрин Бут, почти столь же известна, как и сам Уильям. Кто из них был более блестящим проповедником — решить весьма трудно.

Каким был брак этих двух людей, каждый из которых — яркий общественный деятель? В данном конкретном случае и муж и жена были, кроме того, очень энергичны и часто бескомпромиссны. Как такой брак вообще не распался, можете сказать вы. Но посмотрите, сколько Уильям и Кэтрин сделали для укрепления своей семьи. Думаю, вы согласитесь с тем, что они — исключительные люди. Вам будет интересно познакомиться с ними поближе.

Для Уильяма это был великий день. Но день этот был гораздо значительнее, чем Уильям мог предположить. 10 апреля 1852 года было его двадцать третьим днем рождения. На этот день пришлась Страстная пятница. Но величие этого дня заключалась в ином. В этот день Уильям Бут принял решение целиком посвятить себя проповеди Слова Божьего. Прежде он семьдесят восемь часов в неделю посвящал другому делу — Уильям был ростовщиком и проповедовал только по воскресеньям. И вот он оставил работу в ломбарде одного из южных кварталов Лондона, в котором он три года фактически и жил, оставаясь там на ночь.

Один состоятельный коммерсант предложил Уильяму четыре доллара в неделю, если тот станет проповедником и будет заниматься только этим. Решение далось весьма непросто, Уильям обдумывал его не один месяц. Ему было бы крайне трудно поддерживать одинокую мать, располагая всего четырьмя долларами в неделю. И все же он решился. Он собрал чемодан и вышел на улицу в поисках нового жилья.

Неожиданно он встретился с тем самым коммерсантом, и тот пригласил его пойти в церковь на богослужение. Если бы Уильяма пригласил кто-нибудь другой, он, вероятнее всего, отказался бы. В конце концов у него хватало и других дел. Но он все же пошел. И был рад, что все сложилось именно таким образом.

Кэтрин Мамфорд тоже пришла туда. Они несколько раз встречались и прежде. Их нельзя было назвать подходящей парой. Он был высокого роста (примерно шесть футов), носил черную бороду, темный сюртук, и своей неуклюжестью немного напоминал Линкольна. У Кэтрин были темные волосы, красивые карие глаза, изящная фигура, и держалась она подчеркнуто изысканно. Она была прихожанкой методистской часовни на Уолуорт Роуд, где он часто проповедовал. Один из биографов пишет: «Несмотря на непродолжительность их знакомства, между высоким, худощавым Бутом и маленькой, темноволосой Кэтрин установились довольно тесные дружеские отношения».

Вечером той Страстной пятницы, которая стала такой значительной в жизни Уильяма Бута, он вызвался проводить Кэтрин домой. Она согласилась. Раньше ее восхищали его проповеди (она говорила, что в них был «настоящий огонь»), теперь же она начала восхищаться и им самим. «Его манера говорить показалась мне странной и неординарной». На нее также произвело впечатление и то, что «во всем, о чем он говорил, проявлялась редкая гармония мысли, чувств и воли». Кэтрин вспоминала потом: «Нам показалось, что мы давным-давно знаем и любим друг друга… Когда мы подошли к моему дому, то оба уже были уверены в том, что созданы друг для друга и что должны жить вместе». Мать Кэтрин пригласила Уильяма остаться у них на ночь. На следующее утро, покидая дом Мамфордов, он сказал, что «поражен в самое сердце». Уильям Бут был влюблен.

К сожалению, время для влюбленности было не самое подходящее. Если бы эта их встреча произошла днем раньше, когда у него еще была работа, вся их дальнейшая жизнь могла бы сложиться иначе. Но он уже стал проповедником, а четырех долларов в неделю едва хватало на пропитание лишь ему одному. Жениться в такой ситуации было просто немыслимо.

Было ли решение, которое он принял в ту Страстную пятницу, ошибочным?

И Уильям, и Кэтрин были людьми волевыми, упрямыми, настойчивыми и решительными. Оба они легко поддавались и плохому настроению, и депрессиям. Как такой брак мог быть удачным? И все же удачным он был.

Делом всей жизни Бута стала Армия Спасения, деятельность которой началась в отвратительных лондонских трущобах, а впоследствии распространилась на пятьдесят стран. Привлечение всеобщего внимания к социальным проблемам и настойчивая проповедь во всех слоях населения стали обновляющим, принципиально новаторским делом и оказали огромное влияние на состояние современного христианства. Ни одно из религиозных движений не было столь ярким примером совместной работы двух супругов, как Армия Спасения. И ни одна семья не распространяла Евангелие настойчивее и эффективнее, чем Уильям и Кэтрин Бут и их восемь детей.

Вероятно, самые серьезные разногласия накануне свадьбы возникли, когда речь зашла о роли и правах женщины. В этом споре она выиграла, но десять лет спустя именно муж подтолкнул ее к тому, чтобы стать проповедником. И очень скоро Кэтрин как проповедник стала намного популярнее своего мужа-проповедника.

Уильям и Кэтрин были очень разными людьми, но оба они происходили из несчастливых семей.

Биограф пишет: «Очень сомнительно, чтобы Мэри (мать Уильяма Бута) сильно любила Самьюэля Бута (его отца), и трудно сказать, любила ли она его вообще. Его безразличие к ней, амбициозность, крайне вульгарная речь и поведение гасили любые теплые чувства жены». Его отец, которого сам Уильям характеризовал как «жадного до наживы скрягу», был мелким подрядчиком по строительству в Ноттингеме. Он кое-как сводил концы с концами в течение долгого времени, но в 1842 году, когда Уильяму было всего тринадцать, все-таки разорился. Для Уильяма это означало конец учебы. Отец отдал его учеником в ломбард в квартале Гуз Гейт, в ноттингемские трущобы. Через год отец умер и оставил без единого гроша вдову, четырнадцатилетнего Уильяма и трех младших дочерей, одна из которых была инвалидом. Мать едва зарабатывала на жизнь, торгуя игрушками, иголками, нитками и ватой, а Уильям ничего не приносил в дом, поскольку ему самому практически не платили.

В течение нескольких последующих лет Уильям увидел такую нищету, какую многие другие не видят и за всю свою жизнь. Его семья была бедна, но, работая в ломбарде, он видел множество гораздо более бедных людей. Он был свидетелем того, как голодная толпа рвалась в здание пекарни, избивая охранявших ее солдат, чтобы добыть хоть немного хлеба. Он чувствовал на себе бремя высоких налогов и несправедливость законодательства, стоявшего на страже интересов землевладельцев. Он даже присоединился к политическому движению, стремившемуся оказать давление на британское правительство.

Но наряду с этим он стал также посещать и методистскую церковь. Однажды вечером, бредя домой после затянувшегося собрания, мучимый тяжкими раздумьями, он решил посвятить свою жизнь Иисусу Христу. Так, без сложных драм, Уильям Бут стал христианином.

Спустя шесть лет, завершив свою учебу в ломбарде, Уильям попытался найти работу, желательно не связанную с ростовщичеством. Но тщетно. Через год, не имея средств к существованию в Ноттингеме, он решил отправиться в Лондон. «Эти двенадцать месяцев стали самыми мрачными в моей жизни, — вспоминал Уильям позже. — Никому на свете я не был нужен».

Лондон не показался ему привлекательнее ноттингемского квартала Гуз Гейт. Нищета здесь была еще более ужасающей. Найти работу было делом почти безнадежным. Сам же город, как вскоре обнаружил Уильям, вонял в самом прямом смысле этого слова. Дым трех миллионов каминных труб смешивался со зловонием джина, лука, кала, жидкой грязи и сточных вод. Темзу все называли (и заслуженно) «Великой вонючкой».

Не найдя никакой другой работы, он стал ростовщиком, чего стыдился всю свою остальную жизнь. Единственной радостью в его жизни была возможность проповедовать по воскресеньям, иногда в каком-нибудь парке, а иногда — в маленькой часовне, в восьми милях от дома. Путь был неблизким.

Он хотел бы проповедовать чаще, но это было невозможно. «Проповедовать было просто негде, никто не проявлял ко мне интереса», — вспоминал он. В конце концов методисты пригласили другого проповедника (Уильям упорно не хотел прекращать свои проповеди в парке); и ему отказали даже в месте капеллана на корабле с каторжниками, отплывавшем в Австралию. Кроме того, врач сказал ему, что он представляет собой комок нервов и вряд ли проживет долго. Его начали мучить боли в желудке. Это была быстро развивающаяся язва.

И вот, в тот момент, когда он уже почти оставил все свои попытки, в его жизни возник тот самый коммерсант. Он хотел, чтобы Уильям стал священником в небольшой общине, отколовшейся от методистского движения. Вскоре после этого он и встретил Кэтрин.

Мать Кэтрин была человеком косным, ограниченным и немного истеричным. Отец был отпавшим от веры методистским священником, сменившим свое призвание на ремонт телег; за него молились и мать, и дочь. Какое-то время он принимал участие в движении за трезвый образ жизни, но в конечном счете запил сам.

Уильям Бут однажды сказал, что мать Кэтрин была «женщиной самых строгих принципов… Если она что-либо считала правильным, то так оно и должно было быть, какие бы последствия ни следовали за этим». Она запретила дочери изучать французский язык, чтобы та никогда не читала французских романов и прочей безбожной литературы. Большую часть образования Кэтрин получила дома, поскольку миссис Мамфорд опасалась, что ее дочь попадет в школе в дурную компанию. Чтобы исключить любое мирское влияние на Кэтрин, ей было запрещено иметь подруг. Поэтому со своими куклами та играла в церковь и часто проповедовала им. Разговоры за столом в их доме были всегда очень серьезными и взрослыми. Брат Кэтрин сбежал из дома, как только у него появилась такая возможность (ему тогда было шестнадцать), и отправился в Америку. После этого Кэтрин общалась исключительно с матерью.

Нервная и хрупкая, Кэтрин часто болела в детстве. В четырнадцать лет она несколько месяцев провела без движения из-за искривления позвоночника. В восемнадцать она заболела туберкулезом и провела на курорте в Брайтоне почти полтора года. Поправив здоровье, она вернулась в Лондон примерно тогда же, когда Уильям приехал туда в поисках заработка.

О Кэтрин говорили: «Две самые яркие черты ее характера — это религиозность и неутомимая жажда к спорам». Но именно это и привлекло в ней Уильяма. Раньше он не встречал людей, похожих на Кэтрин. У нее обо всем были совершенно четкие представления.

В том числе и о том, каким должен быть человек, за которого она выйдет замуж. Его религиозные взгляды должны были быть сходными с ее собственными. Он должен был быть человеком умным и волевым («Я никогда не смогу уважать идиота»). Их вкусы не должны были значительно различаться. Наконец, он должен был быть совершенно непьющим. Кроме того, ей бы хотелось, чтобы он был священником. Уильям Бут подходил по всем параметрам, кроме полного и абсолютного отказа от алкоголя. Но вскоре она убедила его в том, что это крайне важно, и, таким образом, он стал для нее идеальной парой.

В течение месяца после их встречи в Страстную пятницу Бут много размышлял о своей жизни. Как проповедник он не пользовался особенным успехом; руководители различных деноминаций относились к нему с крайней холодностью; рядовые члены церкви в большинстве своем были значительно лучше его образованны. Уильям думал было пойти работать обратно в ломбард. И посоветовался об этом с Кэтрин.

В письме она ответила ему: «Какая разница — кто хмурится, если Бог улыбается? Слова „мрачность, меланхолия и отчаяние» разрывают мне сердце. Не поддавайтесь минутному настроению. Бог любит Вас. Он поддержит Вас… Мысль о том, что я могу причинить Вам душевную боль и усилить ваше отчаяние, невыносима для меня. Мне бы хотелось, чтобы мы никогда не встретились. Постарайтесь забыть меня». Уильям подумал, что она отталкивает его. В ответ он написал неистовое письмо, полное эмоций. Она ответила: «Боюсь, Вы неправильно меня поняли. Если на то есть воля Божья, нам нужно соединиться — какие бы трудности это за собою не повлекло». Через несколько дней они обручились.

Обручение действительно состоялось быстро, чего не скажешьо свадьбе, до которой оставалось еще три года. В день обручения Кэтрин написала: «Вечер чудно тих и ясен, как и моя душа. Буря прошла, и наступившая тишь глубока и прозрачна. Все чудесно… Чем ближе ты подведешь меня ко Христу своими делами, тем большим будет мое уважение к тебе; и если возможно любить тебя сильнее, чем я люблю сейчас, я буду любить тебя сильнее».

Их переписка продолжалась, потому что в течение следующих трех лет Уильям много путешествовал. Его письма были короткими, а ее послания насчитывали по две с половиной — три тысячи слов. Один из биографов охарактеризовал их как «письма пуританской любви». Может быть это и так, но, тем не менее, в них очень много чувства.

Он пишет ей о своих тяготах: «Вчера я прошел пешком восемь миль. Надо было ехать. Сегодня утром я чувствую себя очень усталым. Болит голова, и я, кажется, совсем болен». Отвечая, она иногда бранит его: «Не вздумай засиживаться до полуночи после тяжелого трудового дня. Ни Богу, ни людям это не угодно, и не забывай, что ты себе не принадлежишь». Иногда ее тон становится поучающим: «Старайся отбросить человеческие слабости», но вскоре опять обретает мягкость: «Ты будешь прав, если решишь, что не мне давать тебе советы в духовных вопросах, ведь сама я так далеко от Бога».

Она знала, что ей не стоило за него волноваться, и все же волновалась. «Любовь сопровождают тысячи причин для беспокойства, но они бы просто не существовали, если бы не было любви. По крайней мере, я так считаю».

Уильям Нельсон, биограф, пишет: «Менее решительный человек вряд ли бы женился на Кэтрин Мамфорд. Некоторые ее письма, пожалуй, действительно смущали их читателя. Однажды она написала: «Мне следовало бы сдерживать поток чувств, когда я пишу тебе», — но все же она не хотела, как сказано далее, «охлаждать или сдерживать чувства, чтобы ты лучше узнал, какой у меня характер».

Она не боялась давать ему и пасторские советы: «Я хочу, чтобы ты был настоящим человеком и христианином. Тогда я буду довольна… Мои представления о человеке, с которым я соединюсь, таковы, что я, пожалуй, буду горше желчи, если увижу, что тот, с кем я связала свою жизнь, — человек недостойный». Вероятно, она много думала о браке родителей и о своем отце, потерявшем малейший интерес к вопросам духовности. «Бога не прославишь ни проповедью, ни поучением так, как Он прославляется святостью жизни».

Их свадьба была отложена по финансовым причинам, но были и другие сложности. Бут не мог найти деноминацию, к которой он счел бы возможным присоединиться. Незадолго до их помолвки они оба покинули методистскую церковь (вернее, их попросили ее покинуть) и присоединились к методистам-реформаторам. Но в среде реформаторов было очень много конфликтов, а их лидеры жестоко соперничали. Поэтому молодая пара покинула и эту общину. Кэтрин стала посещать церковь конгрегационалистов и побуждала Уильяма стать там пастором. Однако книги, которые ему дали, несли слишком сильный отпечаток кальвинизма и имели слишком мало общего с его собственными взглядами. Уильям и Кэтрин уже и не знали, куда податься, когда другая маленькая независимая методистская община пригласила Уильяма поехать с проповедями по нескольким церквам примерно в сотне миль от Лондона. Хотя это и означало разлуку с Кэтрин, он не мог упустить такую возможность. В одном из писем к Кэтрин он описывает свои чувства: «Я все езжу из города в город. Сегодня вечером отправляюсь обратно в Сполдинг; во вторник еду в Ринчбек; в среду — в Саттлтон; в четверг — очень важное собрание в Бостоне… Мне бы хотелось, чтобы я не писал тебе, а чтобы ты была здесь рядом, в моих объятиях. И все же меня мучат страхи. Что ждет нас? Как бы я хотел, чтобы реформаты вошли в союз „Новое Единство» или в ассоциацию и вся эта суета окончилась бы… Но я всегда много переживаю из-за неприятностей, которые еще не случились. Я всегда был человеком беспокойным и неудовлетворенным жизнью, и, боюсь, так оно и будет до тех пор, пока я с миром не отправлюсь на небеса».

Пока Уильям тревожился, Кэтрин готовилась стать женой священнослужителя. «Я расширила круг своего чтения, делаю заметки и конспектирую все мало-мальски достойные проповеди. Начала изучать стенографию…»

Гораздо легче Кэтрин было писать проповеди самой. И предназначались они для ее будущего мужа. Он был так занят, переезжая с места на место, что часто отправлял ей торопливые записки, вроде следующей: «Мне нужна проповедь о потопе, одна об Ионе и одна о Страшном суде. Пришли основные мысли. Сюжет должен быть сильным и пугающим. Ничто так не волнует людей, как ужасное. Пока перед их лицами не взовьются языки адского пламени, они и с места не сдвинутся».

Кэтрин эти его просьбы исполняла, хотя время от времени и напоминала, чтобы он «старался избегать чрезмерных эмоциональных порывов во время служения… Я никогда не любила шум и суету, если только не была твердо уверена, что они являются выражением глубокой взволнованности, как плода воздействия Духа Святого; однако, любовь моя, шум в церкви ни к чему хорошему не ведет. Не думаю, что Евангелие требует столько суматохи для его проповеди. А ведь многим это покажется смешным, и тогда бесполезно будет ожидать каких-либо результатов от евангелизации».

Кэтрин выработала четыре правила их будущей совместной жизни: 1) никогда не иметь секретов друг от друга; 2) сделать общими доходы и расходы; 3) всегда высказывать свое несогласие, чтобы сохранить гармонию, и никогда не утверждать, что все люди одинаковы; 4) никогда не ссориться при детях.

То, что они собирались высказывать свои несогласия, говорит о том, что несогласия такие несомненно были, и нередко.

Одна из тем, по поводу которой они с самого начала были принципиально не согласны друг с другом, касалась женщин. Он считал, что женщины чувственнее мужчин, а мужчины — более рациональны. Она горячо спорила, утверждая, что никогда не выйдет замуж за человека, не отдающего женщине должного. Она признавала, что из-за «неправильного образования» большинство женщин «интеллектуально слабее мужчин… Но нет никаких оснований утверждать, будто они таковы от природы».

Уильям и отправлял, и получал письма с радостью. Он пишет: «Я хочу, чтобы ты слушала, критиковала и подгоняла меня. Я чувствую себя безнадежно одиноким, и это весьма меня угнетает. Я говорю, действую, проповедую, но когда день позади, я могу обсудить это только с тобой; с другими людьми я не могу говорить из опасения показаться эгоистичным или ищущим похвал; если я все же обсуждаю эти темы, то мои собеседники говорят мало, либо совсем ничего». А Кэтрин, похоже, никогда не ограничивала себя в желании высказаться.

Когда они были еще только помолвлены, порою казалось, что Кэтрин вовсе не хочет брака. Возможно, их интеллектуальная близость была для нее гораздо важнее их будущей близости физической. Однако, когда он начинал замечать это, — что его, конечно, расстраивало, — она с огромным воодушевлением писала ему об их предстоящей совместной жизни: «Мы сделаем наш дом наилучшим местом на земле друг для друга, полным света и радости. Мы будем нежными, внимательными, любящими и терпеливыми… Как это будет прекрасно!»

Проведя год в поездках по окрестностям Сполдинга, расположенного в ста милях к северу от Лондона, Уильям присоединился к другому методистскому движению, союзу «Новое Единство», и на полгода вернулся в Лондон, чтобы учиться. Кэтрин поддерживала его решение, хотя и знала, что методистским священникам вступать в брак было разрешено лишь по истечении четырех лет служения. Уильям же вовсе не был рад перспективе провести шесть месяцев за книгами, в то время как тысячи людей умирали и попадали в ад. Не особенно ему нравилась и перспектива четырехлетнего испытания безбрачием. К счастью, куратор Уильяма был человеком терпимым и позволил ему во время обучения больше проповедовать, нежели сидеть в классе. Кроме того, союз «Новое Единство» сделал для Уильяма персональное исключение и позволил ему жениться по истечении всего одного года испытательного срока.

В начале 1855 года Уильям стал проповедником «Нового Единства». Ему было тогда двадцать пять лет. И снова ему пришлось часто и надолго уезжать от Кэтрин. Он чувствовал себя одиноким и несчастным. Он писал ей: «Ты знаешь меня, я человек порывистый. Я печалюсь из-за этого и ненавижу себя за это. Но вот в чем беда: в моей душе клубится мрак. Ты знаешь об этом». И все же, несмотря на депрессию, за четыре месяца проповеднической деятельности он увидел обращение ко Христу одной тысячи семисот тридцати девяти человек.

В июне, когда Уильяму и Кэтрин исполнилось по двадцать шесть, они наконец поженились. Церемония была очень скромной. Присутствовали только ее отец, его сестра и священник. Их медовый месяц длился всего неделю, после чего они снова отправились в путь, на этот раз уже вместе.

Она хотела сопровождать его всюду, но здоровье не позволяло. Когда Бут уехал, оставив ее в Лондоне, она написала ему: «Я чувствую себя так, будто отсутствует часть моего существа». Несколько месяцев спустя она пишет родителям: «Он добрее и нежнее, чем когда-либо. Молитесь о нем! Он достойнее множества посредственных людей».

Через девять месяцев такого «передвижного брака» она пишет другу семьи, превозносящему проповеднический талант Уильяма: «Мой дорогой муж действительно превзошел сам себя. Он просто электризует людей. Если бы Вы видели и слышали то, что вижу и слышу я, Вы бы так же радовались и гордились им. Благослови, душа моя, Господа!»

Следующий за этим абзац написан разборчивым и крупным почерком. «Я только что вошел в комнату и увидел, что моя дорогая жена составляет сей важный документ. Завладев им, я прочел вышеизложенные восхваления. По этому поводу могу сказать только то, что буквально вчера вечером она прочитала мне длинную лекцию о том, как я туп, скудоумен и т. д., и, — батюшки! — вот что она, оказывается, пишет Вам. И тем не менее она — мое сокровище, все более и более ценное для меня, несмотря на взбучки, которые она мне устраивает».

Нимало не обескураженная Кэтрин заканчивает письмо следующими словами: «Мы немного подрались из-за того, что он тут написал, но придется отправить в таком виде, потому что у меня, к сожалению, нет времени переписать письмо. В два у меня встреча, а сейчас уже почти час. Но в свое оправдание я должна сказать, что упомянутая «длинная лекция» не касалась ни его проповедей, ни вообще чего-либо мало-мальски серьезного. Речь шла о вещах, которые нисколько не противоречат моим похвалам».

Уильям любил свою работу, но его коллеги по «Новому Единству» по разным причинам не разделяли его энтузиазма. Поэтому в 1858 году, после трех лет напряженной и очень успешной евангелизационной работы супругов Бут направили в очень скромный приход, состоящий из девяноста человек. Но в такой маленькой общине у Кэтрин появилась возможность самой выступить в качестве проповедника.

Несмотря на то что Уильям уже давно подталкивал ее к этому, Кэтрин очень боялась выступать перед людьми. Но в 1860 году, после рождения дочери Эммы, она почувствовала «Господне призвание» сказать несколько слов на богослужении в церкви. Она говорила, что дьявол шептал ей: «Ты будешь выглядеть как последняя дура». И она отвечала: «Раньше у меня не было такой возможности, но ради Христа я готова выглядеть как угодно».

Ее речь, произнесенная в конце утренней службы, была так хорошо принята, что ее попросили выступить также и вечером. Так началось ее собственное служение, которое порой встречало даже более горячую поддержку, чем служение Уильяма.

В газете «Путь Евангелия» так описывали ее стиль: «Она крайне опрятна в одежде. Черная соломенная шляпка украшена лишь парой синих тесемок. Черный вельветовый жакет с обтягивающими рукавами, который очень идет ей, и черное шелковое платье составляют скромную и подобающую привлекательность этой женщины-проповедника… Ее речь точна, спокойна и очень внятна, без малейшего намека на скучный формализм».

В течение четырех лет на ежегодных конференциях «Нового Единства» Уильям с надеждой ожидал нового назначения на проповедническую работу. Он ощущал призвание надело евангелизации, и ему казалось, что деноминация противостоит воле Божьей. Он не мог понять, почему его не допускают к проповеди.

Кэтрин хотела, чтобы он вышел из деноминации; Уильям не был настроен столь решительно. Ему вообще был свойствен определенный консерватизм. Кэтрин говорила: «Я не вижу никакого другого выхода, кроме как порвать с прошлым и рискнуть всем. Но Уильям в нерешительности. Он думает обо мне и о детях. Я ценю его заботу, но верю, что Господь не оставит нас». На конференции 1861 года супруги Бут вышли из деноминации. Имея четырех детей и без каких-либо ощутимых перспектив, они положились на Бога и сделали этот шаг. Кэтрин продала пианино. И в течение следующих четырех лет она и Уильям объездили с проповедями всю Англию.

Частенько Кэтрин требовался отдых. Это было обусловлено либо родами, либо состоянием здоровья, либо необходимостью больше внимания уделять детям. Уильям также переживал периоды взлетов и падений. Однажды, когда Кэтрин была дома, в Лондоне, он написал ей: «Сегодня весь день у меня скверное настроение. Я занят темной стороной своей личности. И я уже не вижу никакой другой стороны. Я весь во тьме — умственно, физически и духовно. Господь, смилуйся надо мной! Я чувствую себя как человек, недостойный внимания ни Бога, ни людей». Он легко поддавался депрессиям. «В неудачные дни он становился резок и раздражителен, — пишет биограф, — и его дети знали, что в такие дни ему лучше не попадаться на глаза. Только с Кэтрин Бут бывал неизменно нежен».

Родив шестерых детей за девять лет, борясь с трудностями существования без собственного дома, сталкиваясь с проблемами, обусловленными ухудшающимся здоровьем, и непрерывно поддерживая Уильяма морально, Кэтрин и сама психологически надломилась. В то время она пишет: «Я знаю, что мне нельзя впадать в депрессию. Я знаю, что это означает утрату надежды на Бога. Но я ничего не могу поделать с собой. Я слишком долго боролась с этим. Слишком часто я, стиснув зубы, преодолевала накатывающие волны потопа. А вот теперь я все глубже, глубже».

Младший из детей страдал судорогами. Ей было очень трудно оплачивать счета, которые приходили все чаще. У нее на руках была куча неугомонных детей. Ее вновь начал беспокоить позвоночник.

Тем временем Уильям радовался успеху евангелизационной кампании в Северной Англии. Он пишет ей: «Ободрись. Все будет хорошо. Что бы ни случилось, не волнуйся». Он посоветовал ей отвлечься от навалившихся проблем. Вскоре после этого она получила приглашение провести в южном районе Лондона евангелизационную акцию самостоятельно, вне всякой связи с работой мужа. Она согласилась. Собрания прошли с таким успехом, что вскоре последовали новые приглашения из других районов Лондона. Вскоре и Уильям присоединился к этому служению. Однажды на собрании «Полуночного движения падших женщин» Кэтрин проповедовала нескольким сотням проституток. Уильям в это время трудился в самых страшных трущобах города. И вот в жизни Бутов наступил решительный поворот.

«Я хорошо помню тот день, — вспоминает Кэтрин, — когда Уильям пришел домой особенно усталым и бессильно опустился в кресло. Это было между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи. Он сказал мне: „Кэйт, проходя по этим залитым джином улицам, я словно бы слышу голос: «Где еще найти больших язычников, чем эти, где твой труд может быть более нужным, чем здесь?»“»

«Я помню, — добавляет она, — какое огромное впечатление произвели на меня его слова. Они означали, что в нашей жизни начинается нечто принципиально новое». Но это означало также и новые финансовые затруднения. С другой стороны, у Кэтрин наконец появилась возможность постоянно жить дома. И, самое важное, это означало основание Восточно-лондонской миссии, которая впоследствии была реорганизована в Армию Спасения. Но это было не так-то просто.

Один исследователь пишет: «Этот худощавый, плохо образованный человек, женатый на тяжелобольной женщине, стоял на углах самых грязных улиц и проповедовал пьяницам, которые обрушивали на него потоки оскорблений, разбредаясь по кабакам и притонам». Уильям как-то взял своего старшего сына, Брэмуэлла, в одну из пивных в Ист-Энде и показал ему мир злобных мужчин и пьяных женщин. Он сказал сыну: «Это наш народ. Это народ, который я хочу спасти и привести к Христу».

Дома Уильям был очень тяжелым человеком. Его, видимо, сильно раздражало то, что ему негде было побыть с Кэтрин наедине, без детей. Боли в желудке не делали его характер мягче. Несомненно, он любил своих детей, но эта его любовь чаще проявлялась на расстоянии. Дети его раздражали. Исследователь пишет: «Его поцелуи чаще были запечатлены на бумаге, нежели на их щеках».

Биограф Бэгби полагает, что Уильям был нежен к детям, но «слишком погружен в работу, слишком терзаем тревогами и физической болью, чтобы быть в состоянии сполна делиться с ними совершенной любовью отцовского сердца».

В 1868 году Кэтрин родила их восьмого ребенка, последнего в многочисленном семействе Бутов. Со временем все их дети покаялись и принимали участие в служении. Когда Брэмуэллу исполнилось шестнадцать, его назначили ответственным за пять магазинов «Еда для миллионов», где у бедных была возможность недорого купить продукты питания. Когда ему исполнилось двадцать, он стал менеджером по персоналу в организации отца. Их второй сын, Боллингтон, в возрасте двадцати лет возглавил мужскую вечернюю школу. Их старшая дочь, Кэтти, начала проповедовать на городских улицах в шестнадцатилетнем возрасте.

Работы становилось все больше. К 1870 году было основано более десяти проповеднических центров и, кроме того, вечерние курсы для бедных, читальные залы, кассы взаимопомощи, бесплатные столовые, организации, занимавшиеся лечением нуждающихся и престарелых, и, наконец, журнал (где часто появлялись статьи Кэтрин и Уильяма), который впоследствии стал известен под названием «Боевой клич».

И тем не менее Кэтрин, которая, борясь с недугами, много преподавала и проповедовала, была также и прекрасной хозяйкой. «Она не просто латала нашу одежду. Она научила нас гордиться нашими заплатами». Один посетитель, заглянувший к ним на чай, был поражен, застав Кэтрин за штопаньем мужниных носков.

Когда боли в желудке свалили Уильяма с ног, дочь заболела оспой, а сама Кэтрин почувствовала себя хуже, чем когда-либо, депрессия снова вернулась к ней. «Моя душа онемела. Временами меня охватывает тьма отчаяния. Но среди всех несчастий я верю: Господь все устроит лучшим образом».

В 1888 году, когда супругам Бут было по шестьдесят, когда Армия Спасения стала международной организацией, а их дети понесли знамя их идеи по разным странам мира, Кэтрин узнала, что у нее рак груди. Врачи сказали, что жить ей осталось не более полутора лет. И вот что она сказала мужу: «Ты знаешь, что первое мне пришло в голову? Я поняла, что в твой последний час я не смогу ухаживать за тобой ».

Для Уильяма это был страшный удар. Он писал в своем дневнике: «Мне шестьдесят лет, и вот впервые за эти долгие годы, насколько я могу охватить их взглядом, Господь в своем бесконечном милосердии посылает мне скорбь, с которой я не могу обратиться к Нему». Он не мог осознать, что происходит. Позже он напишет: «Стоять у постели любимого человека и наблюдать, как рвется тоненькая ниточка жизни, и при этом не иметь возможности ни прекратить, ни даже облегчить его мучения, когда в его глазах пылает боль, а каждый его нерв натянут страданием, которое исторгает вопли отчаяния из храброй души, — это такая мука, которую лишь очень приблизительно можно передать словами».

В те месяцы, когда Кэтрин болела, она говорила, что чувствует себя «человеком, умирающим на вокзале». Ее слова очень верно отражали реальную ситуацию. Срочные телеграммы приходили в любое время дня и ночи. Лейтенанты непрерывно приходили в дом с донесениями генералу Уильяму или менеджеру по персоналу Брэмуэллу. И Уильям, и Брэмуэлл непрерывно выходили и заходили, спеша по делам Армии. Да и сама Кэтрин продолжала активно участвовать в делах. В течение многих месяцев она продолжала проповедовать. Когда она стала слабеть, события начали разворачиваться там, где она находилась. Ричард Коллиер пишет: «Ее спальня была залом заседаний, где обсуждались и формировались все основные направления расширяющейся социальной работы Армии».

Конечно же, Уильям был очень занят. Но время шло, болезнь брала свое, и он стал стараться больше бывать дома. Он попытался сосредоточиться на работе над книгой, но это было нелегко. Иногда он просто рыдал, восклицая: «Как же так? Как же так?» Но он продолжал подниматься в шесть утра, принимал холодный душ иработал два часа, которые оставались у него до завтрака. Часто завтрак состоял из вареного яйца и горячего чая без сахара.

Поразительно, с какой скоростью росла Армия Спасения. К 1890 году было организовано две тысячи девятьсот ее отделений. Были оказаны самые различные виды помощи на сумму около пятидесяти миллионов долларов. Десять тысяч офицеров армии проводили пятьдесят тысяч собраний еженедельно. А Кэтрин к 1890 году стало совсем плохо. Она уже не могла говорить и лишь показывала на надпись над камином: «Моей благодати да будет довольно для тебя».

После смерти Кэтрин Армия продолжала бурно развиваться. Но сплоченная семья Бут распалась. У всех Бутов были непростые характеры, и именно Кэтрин всегда удерживала их вместе. «Прежде всего я твой генерал, а уж потом — отец», — говорил Уильям дочери. Хотя все они впоследствии трудились для христианства и их вера была все так же сильна, шестеро из восьми детей супругов Бут покинули ряды Армии Спасения и перестали общаться с отцом.

Единственным сыном, оставшимся верным Армии и Уильяму, был Брэмуэлл, менеджер по персоналу. Именно ему Уильям однажды адресовал высшую похвалу: «Брэмуэлл, ты во всем как она, ты очень похож на мать».

Обычно от брака между людьми, чьи родители очень плохо ладили, не ждут такой любви и сотрудничества во всем, как это было у супругов Бут. Они были нужны друг другу. Иногда они спорили, но чаще поддерживали друг друга. Все дело в том, что они любили друг друга.

Армия, основанная на любви, — необычная армия. И Армия Спасения — организация воистину беспрецедентная.

Библиография

Beardsley, Frank G. Heralds of Salvation.New York: American Tract Society, 1939. Begbie, Harold. The Life of General William Booth.New York: Macmillan, 1920. Booth-Tucker, F. de L. The Life of Catherine Booth. Old Tappan, N. J.: Fleming H.Revel1, 1892.

Collier, Richard. The General Next to God.Cleveland: Collins-World, 1976.

Nelson, William. General William Booth.New York: Doran, 1929.