Глава 6. III-XIII века

1. Западные латинисты:

Ипполит, Тертуллиан, Амвросий, Иероним 1. Если не считать Тертуллиана, самый ранний из выдающихся западных библеистов третьего века — Ипполит (ок. 170-236 гг.). Некоторые называют его наиболее значимым римским богословом в ранней церкви. Он объявил еретиком римского епископа Каллиста, и сам был избран на этот пост при содействии оппозиции. Он использовал христологический подход в герменевтике, подчеркивал ценность Ветхого Завета для христиан, считал необходимым следовать апостольской традиции и написал множество работ по экзегетике.

Ипполит одним из первых приступил к созданию библейских комментариев. В его работах мы находим подробное толкование Быт. 27 и 29 (история Иакова); Втор. 33 (благословение Моисея); 1 Цар. 17 (история о Давиде и Голиафе); Песн. 1-3, Книги пророка Даниила и Откр. 19-22. Особый интерес у него вызывали пророческие и апокалиптические писания, но, к сожалению, многие его работы были утрачены. Вслед за Иустином и Иринеем он отводил особое место христологичес-кой интерпретации, придавал большое значение апостольскому учению, или «правилу веры». Отношение Ипполита к Ветхому Завету не вызывает сомнений. Многие его комментарии на апокалиптическую литературу вошли в «Трактат о Христе и Антихристе», в том числе комментарии на Мк. 13, 14-37, 2 Фес. 2, 1-11 и Откр. 12, 1-6. Дополнительные материалы сохранились в сборнике «Фрагменты комментариев». В качестве первоисточника Ипполит использовал греческий текст.

2. Тертуллиан (ок. 160-225 гг.), уроженец Северной Африки, изучал право и риторику в Карфагене. Он обратился в христианство примерно в 197 г. в возрасте почти сорока лет. В последние годы жизни Тертуллиан примкнул к секте монтанистов. Его ранние работы содержат апологию христианства и критику братьев по вере, которых он считал недостаточно ревностными христианами. Позднее он обращался к Библии для обличения ереси и искажения христианской веры. Его работа «Против Праксея», посвященная Троице, относится к последнему, моитанистскому периоду его жизни и творчества. Он подчеркивал важность апостольского учения, отрицая возможность компромисса со светской философией. Многие его работы написаны в полемической форме.

В своих ранних работах «Предписание против еретиков» и «Против Маркиона» Тертуллиан выступал с критикой гностицизма, стремясь защитить Библию от искажений. Он отвергал предположение, что Писание можно читать ради удовлетворения своего «любопытства»; Библия принадлежит церкви. Тертуллиан неизменно защищал Ветхий Завет от нападок Маркиона, будучи убежден, что за каждым словом Моисея скрывается Христос. Библия свидетельствует, что Бог с самого начала открывался людям как Творец; Маркион же полагался на неоправданно современное откровение. Вселенную сотворил Отец Иисуса Христа, а не какой-то иной Бог (2.2.1). Разве захотел бы Бог, вопрошает он с иронией, «вечно скрываться от людей» (2.3.1,2)? Закон преследует несколько целей, в том числе признание зависимости человека от Бога. Тертуллиан толкует Библию буквально. Так, никакая аллегория не объяснит возможности «раскаяния» Бога и изменения его решения (2.19.1). Божественная клятва или гнев Божий — это не причина, чтобы отказываться от Ветхого Завета, в котором было обещано и объявлено о пришествии Христа (2.24.1). Кроме того, Писание опровергает докетические взгляды Маркиона (3.2, 7, 17-19 и 5.4). Евангелие от Луки необходимо сохранить в его первозданном виде. Природу благодати Тертуллиан разъясняет на основе новозаветных писаний (4.2, 5), а Первое послание к Коринфянам считает последовательным комментарием, который можно использовать против Маркиона (5.5-10).

В трудах Тертуллиана учение переплетается с библейским толкованием. Он отстаивает учение о воскресении, благодати и единстве Бога, опираясь на Библию, и рассматривает выдвигаемые язычниками аргументы, связанные с проблемой зла. Тертуллиан ищет в Библии основание для строгих этических принципов. Он глубоко убежден, что правильно понимает Писание, которое, в свою очередь, полностью соответствует христианскому вероучению в его понимании. Его риторика бескомпромиссна и по-своему выразительна.

3. Амвросий Медиоланский (ок. 338-397 гг.) переносит нас в четвертый век (мы не останавливаемся специально на преемнике Тертуллиана в Северной Африке, Киприане, поскольку он не внес значительного вклада в библейское толкование). Амвросий получил образование в Риме и всеобщим одобрением жителей Медиолана (современный Милан) был избран епископом этого города. Помимо латыни, он знал греческий и прочел множество работ Филона, Оригена, Афанасия и Василия, посвященных библейской интерпретации. Основными направлениями своей деятельности в роли епископа Амвросий считал пасторское попечение и обучение. В трех своих книгах «О долге священнослужителей» он настаивает на преподавании как на неотъемлемой части служения епископа, цитируя: «…страху Господню научу вас» (Пс. 33, 12) и «И Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями» (Еф. 4, 11).

Библейской интерпретацией Амвросий занимался преимущественно в своих устных проповедях, которые часто записывал кто-то из слушателей. Амвросий составил комментарии к Быт. 1, 1-26, избранным главам из Первой и Второй Книг Царств, Третьей Книге Царств (историям Илии и Давида), а также к Псалтири, Книге пророка Исайи, Песне Песней и Евангелию от Луки. Они призваны помочь верующим в проповеди Христа и в повседневной христианской жизни. Анализируя Быт. 1, Амвросий утверждает, что поверить в воскресение Христа ничуть не сложнее, чем в способность Бога сотворить вселенную из ничего. Он убежден, что в сотворении мира принимали участие все три ипостаси Троицы: «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт. 1,1); «Дух Божий носился над водою» (Быт. 1, 2); «Сотворим человека по образу Нашему» (Быт. 1, 26). «Скажи только СловОу и выздоровеет слуга мой» (Мф. 8,8). Во Второй Книге Царств Давид, слыша поношения Семея, проявляет удивительное смирение и отказывается отвечать на злословие (2 Цар. 16, 12). Амвросий предлагает подробное толкование Пс. 117, особо выделяя слова: «Господь за меня -не устрашусь: что сделает мне человек?» (Пс. 117, б). Песнь Песней он склонен трактовать с христологической точки зрения (Песн. 1, 2.3). Амвросий часто цитирует Новый Завет, в частности Евангелие от Иоанна, а также Книгу пророка Исайи: «Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю; если будут красны, как пурпур, — как волну убелю» (Ис. 1, 18).-В общем, можно с уверенностью сказать, что Амвросий серьезно и ответственно подходил к использованию Священных Писаний в своих книгах и проповедях во славу Христа и для нравственного и духовного назидания своей паствы.

4. ПроизведенияАмвросиастера, или псевдо-Амвросия, тоже да тируются четвертым веком. Личность самого Амвросиастера остается загадкой, но известно, что он писал во времена римского епископа Дамаса (366-384) и составил комментарии ко всем тринадцати посланиям Павла и некоторым другим библейским фрагментам. Всю или почти всю свою жизнь он прожил в Риме. При этом он был хорошо знаком с иудаизмом. По его мнению, епископов и пресвитеров объединяет «общее рукополо жение». Амвросиастер был внимательным и вдумчивым комментатором и уделял серьезное внимание буквальному смыслу Писания. Кроме того, он неизменно принимал в расчет историко-лингвистический контекст от дельных отрывков.

5. Иероним(ок. 340-420) создавал свои произведения на рубеже чет вертого и пятого веков. Этот выдающийся переводчик и текстуальный критик испытал на себе влияние Филона, Климента Александрийского и особенно Оригена. Он был знаком и с творчеством антиохийцев: Дио- дора, Феодора и Иоанна Златоуста. Иероним был одним из немногих в то время, кто знал древнееврейский язык и иудейские методы интерпрета ции. Он приложил немало усилий для восстановления тонного текста Писания на древнееврейском, греческом и латыни и перевел Библию с ев рейского и греческого на латинский язык (Вульгата). Помимо переводов и текстуальной критики, Иероним активно занимался составлением ком ментариев, желая, по его собственным словам, прояснить смысл особенно сложных отрывков. В отличие от Тертуллиана, он хотел познакомить своих читателей с различными традициями и толкованиями. Он хорошо понимал, что интерпретация Писания — это «труд любви», который, одна ко, часто «бывает опасным и требует большого труда».

Иероним был, несомненно, знаком с александрийским методом поиска «духовного» смысла в библейском тексте, иногда с помощью аллегори-

ческой интерпретации. Но сам он исходит, прежде всего, из буквального смысла Библии в ее историческом контексте. Затем он нередко переходит к «духовному» толкованию, иногда заимствуя его у Оригена. Сохранились комментарии Иеронима к Евангелию от Матфея, Посланию к Галатам, Посланию к Ефесянам, Титу и Филимону, а также к отдельным книгам Ветхого Завета: Исайи, Иеремии, Иезекииля, Даниила, Ионы и Малых пророков. Можно сказать, что в определенном смысле Иероним занимался и тем, что в начале девятнадцатого века стало называться «Введением в Новый Завет». Ои выделяет поэтические отрывки в Книге Исайи, которого называет скорее евангелистом, чем пророком. Позднее он стал наставником некоторых знатных римлянок, а в 384 г. покинул Рим, чтобы стать монахом и жил в Антиохии и Святой земле. Существует предположение, что его уход от мира был отчасти вызван неким скандалом. Незнание Писания он называл незнанием Христа. Свое первоочередное внимание к буквальному значению текста Иероним объяснял тем, что переводит не «слово», а «смысл». Как и Климент, он считал, что Библия хранит в себе множество неясностей и загадок.

2. Александрийская традиция:

Ориген, Афанасий, Дидим и Кирилл 1. Ориген (ок. 185-254 гг.) сменил Климента Александрийского на посту главы катехизической школы в возрасте всего семнадцати лет. Он был известен как разносторонний творческий человек и ученый, оставивший после себя богатейшее наследие. Это был апологет и проповедник, философ и богослов, текстуальный критик и составитель библейских комментариев. Три четверти его объемных литературных трудов посвящены толкованию Писания. Церковный историк Евсевий рассказывает, что состоятельный друг Оригена, Амвросий, нанял для него семь секретарей и несколько женщин для переписывания его работ. Ориген изучал традиционную греческую философию, методы экзегетики и христианское вероучение. Александрия была величайшим интеллектуальным центром Римской империи. Ориген прекрасно знал классическую литературу и греческую философию. Он нередко вступал в дебаты с представителями различных направлений гностицизма. Однако впоследствии он отошел от ортодоксального учения, и его идеи подверглись осуждению на Пятом вселенском соборе в 553 г. После этого многие его работы были утеряны или запрещены.

Особый интерес для Оригена составляли вопросы: из чего состоит Библия и как следует ее трактовать. Одним из его главных достижений стало составление «Гекзаплы», исчерпывающего сравнительного анализа библейских текстов в оригинале и в переводах. Документ был разделен на шесть колонок. Первая содержала древнееврейский текст Ветхого Завета, в те времена мало кому известный. Вторая колонка состояла из транслитерации древнееврейского текста греческими буквами. В остальных четырех колонках были представлены различные версии Септуагин-ты: переводы Акилы, Симмаха, Феодотиона и переработанный вариант Септуагинты.

Создание этого монументального труда потребовало немалых усилий и продолжалось почти тридцать лет. Ориген настойчиво пытался составить как можно более достоверный текст Библии. В то же время Тригг, исследуя «Гекзаплу», пришел к выводу, что познания Оригена в древнееврейском языке были весьма скромны, а потому он вынужден был черпать информацию в других источниках.

Ориген придавал большое значение апостольской традиции, или «правилу веры», и верил в богодухновенность Писания. Считается, что он составил комментарии на все книги Библии. Иероним делил все произведения Оригена на комментарии, схолии, или заметки, и проповеди. В период с 228 по 231 гг. Ориген написал свой «Комментарий к Евангелию от Иоанна», «Комментарий к Книге Бытия», толкования других библейских фрагментов, а также «Сборник» и «О началах». Работа, посвященная Евангелию от Иоанна, — один из лучших библейских комментариев Оригена, а его книга «О началах» представляет собой серьезное исследование в области богословия и вероучения.

В 231 г., во многом вследствие конфликта с александрийским епископом, Ориген покинул Александрию с ее великолепными библиотеками и переехал в Кесарию. Там он написал еще несколько комментариев и работу «Призыв к мученичеству». Между 238 и 240 гг. он составил свой «Комментарий к Книге пророка Иезекииля». С 241 по 245 гг. он писал проповеди на ветхозаветные темы и новозаветные комментарии. В это же время Ориген закончил работу над своим самым объемным трудом, «Гекзаплой». С 245 г. и до своей смерти он успел написать восемь томов апологетики» озаглавленных «Против Цельса», язычника, выступавшего с резкой критикой христианства. После смерти Оригена Григорий Нази-анзин и Василий издали отрывки из его работы «Добротолюбие».

Ориген утверждал» что каждое слово в Писании несет в себе глубокий смысл. Все описания исторических событий имеют буквальный смысл, сравнимый с телом, нравственный смысл, сравнимый с душой, и духовный смысл, который можно сравнить с духом. Свои экзегетические методы он заимствовал в основном у Филона Александрийского (см. главу четвертую). Смысл текста, по его выражению, похож на лестницу. Первая, низшая ступень — это «тело», или буквальный смысл. На этом уровне в Библии могут встречаться противоречия, но духовная истина нередко заключена в ложной материальной оболочке. Утверждения могут противоречить друг другу, но в духовном смысле они истинны. Именно поэтому Ориген часто использует аллегорию в апологетических целях. Временами его идеи напоминают идеи Филона, а иногда — Климента. Как и Филон, он, например, не приемлет мысли о том, что Бог действительно сажал деревья в Эдемском саду. На уровне буквального смысла он считал, что рассказы Гесиода ничем не уступают Книге Бытия. Как и Климент, он находил в Библии множество неясностей и загадок.

В одной из своих главных работ Ориген пишет:

Для чтения и понимания Писания существует следующая… трехуровневая система (грен, trissos)… Простой человек наставляется, если можно так выразиться, «плотью» Писания… его очевидным смыслом; он воспринимает Писание как «душевный» человек (грен, про tes hospereipseuches autes). Совершенный человек (грен, ho teleios)… не мудростью мира, но премудростью Божьей, облеченной тайной, скрытой от глаз… духовным законом… воспринятым от Духа (греч. tou pneumatos).

Далее он утверждает: «Толкование духовно, когда его автор способен указать на ту небесную реальность, коей иудеи «по плоти» были лишь прообразом и тенью (hupodeigma kai skia)».

Ориген считал все Писание логически связным и гармоничным, «единым совершенным инструментом в руках Бога». Каждая его строка полна глубокого смысла. Песнь Песней он называл поэмой о браке, написанной в виде драмы. Его комментарии и проповеди на эту книгу прекрасно иллюстрируют ее духовный смысл. Упомянутые в ней имена относятся к «внутреннему человеку». Слова (logoi) «бестелесного» текста наводят читателя на «духовные помыслы»(pneumatica noeta)? Интерпретация Оригеном Нового Завета несет на себе отпечаток влияния Платона. Это особенно справедливо в отношении комментария к Евангелию от Иоанна, где он подчеркивает важную роль Логоса. Логос — это и есть мир духа (ho cosmos noetos).Сын вечный и неизменный, как мир идей или форм, который Платон противопоставляет физическим образам, Христос-Логос — воплощение истины и мудрости. Отмечают опасное сходство идей Оригена с гностической экзегетикой. Даже душа вечна, по мнению Ори-гена (как, впрочем, и Платона), а потому предсуществование Христа тоже не должно вызывать сомнений. Кроме того, Ориген проповедовал субор-динационизм, уча, что Сын подчинен Отцу, а Дух — Сыну, хотя не было «времени, когда бы Сын не существовал».

Считается, что в поисках духовного смысла Ориген не проявлял никакого интереса к буквальному смыслу Писания, так что реакция ан-тиохийской школы (см. ниже) вполне понятна. Это отчасти объясняется, как указывает Карен Джо Торьесен, пасторской заботой Оригена о своих читателях. Если Златоуста и других антиохийцев интересовала, главным образом, цель (замысел) библейского автораили писателя* Ориген, как и все александрийцы, думал прежде всего о читателяхи о том влиянии,которое оказывает на них текст. Апологетика была не менее важна для Оригена, чем пасторское попечение. Защищая христианство от нападок гностиков, он с готовностью использует метод Филона и Климента, доказывающий рациональность Ветхого Завета. В отношении многих евангельских отрывков Ориген не склонен так игнорировать «телесный»

смысл, как в Песне Песней или Книге Левит, В Евангелии от Матфея он обращает внимание на то, что во время суда над Иисусом Петр стоял «вдали»/ Во время страданий Иисуса лжесвидетели показывают, что «он не сделал никакого греха». Первосвященник «разорвал на себе одежды» как свидетельство своего стыда и обнаженности души.

Анри де Любак приписывает Оригену такие слова: «Повсюду в Писании прослеживается разница между душой и духом». Любак утверждает, что смелая идея тройственного разделения смысла, предложенная Ори-геном, значительно обогатила средневековую экзегезу. По мнению некоторых ученых, в ее основе лежат два отрывка Писания: 1 Фес. 5, 23 и Рим. 8, 16. (Однако это предположение не вполне убедительно, поскольку выражение «ваш дух и душа и тело» в 1 Фес. 5, 23 означает просто «вся ваша человеческая сущность»; а слова «Дух свидетельствует духу нашему» в Рим. 8, 16 означают «нам» или «нашему внутреннему «я»»). Как бы то ни было, Любак весьма позитивно оценивает колоссальное влияние Оригена на последующие поколения богословов.

2. Одним из наиболее выдающихся богословов четвертого века был Афанасий (ок. 296-373 гг.). Он получил образование в Александрии, в 319 г. стал диаконом, а в 325 г. принял активное участие в работе Ни-кейского собора. До 366 г. он занимал пост александрийского епископа, на котором сменил Александра. Афанасий сыграл решающую роль в борьбе с арианской ересью, отстаивая ортодоксальную халкидонскую христологию. Он неизменно настаивал на включении в Символ веры слов «единосущен Отцу» (homoousion) и сделал все возможное для последующего проведения Константинопольского собора (385 г.) и принятия Никейского символа веры. Однако он был известен скорее как богослов-систематик и апологет, чем как составитель библейских комментариев.

Афанасий использовал Писание прежде всего в апологетических и богословских целях, хотя и подчеркивал, что каждый отдельный стих следует рассматривать в контексте всего Писания. Каждый отрывок надлежит толковать согласно правилу веры (regulafidei). Слова «Господь премудростью основал землю» (Притч. 3, 19) свидетельствуют о том, что «Мудрость» существовала еще до сотворения вселенной, а поскольку Мудрость наша — Христос, значит, он был с Богом до начала мира, что полностью опровергает позицию ариан и доказывает несостоятельность их аргументов. Христиане должны изучать Писание, чтобы достойно встретить Христа, когда он придет судить мир. Афанасий пишет: «Если они (ариане) отвергают истину Писания, они не достойны носить имя Христа… и враги Ему. Если же они готовы признать богодухновенность Писания, пусть осмелятся открыто заявить… что у Бога нет Мудрости, и ‘Было время, когда Его (Христа) не существовало’». «Ни в одной книге Священного Писания не говорится о Спасителе того», что утверждают о нем ариане, используя, например, стих Ин. 1, 14 вне контекста. Иногда кажется, что Афанасий неточно цитирует Писание. Однако он проявляет большее уважение к «телесному» смыслу, нежели Ориген, хотя главной темой Ветхого Завета он считает Христа.

Дидим Слепец (примерно 313-397 гг.) известен своими толкова ниями библейских книг, выполненными в экзегетических традициях Оригена. Он отстаивал правоту Никейского символа веры и считался од ним из лидеров аскетического движения, подобно Иерониму. Учитывая схожесть его трудов с трудами Оригена, неудивительно, что сохранились лишь немногие его работы. Некоторые из них были обнаружены в 1941 г., в том числе комментарии к книгам Бытия, Иова и Захарии, а также лекции по Пс. 19 — 43. Он продолжил александрийскую традицию апологетики и пасторского попечения о своих читателях. Он был озабочен тем, чтобы читатель достиг духовной зрелости и понимания. Интерпретация текстов делилась на буквальную и духовную (нередко образную). Своих идейных противников Дидим именовал «буквалистами», вступая в жаркие споры с представителями антиохийской школы.

Кирилл Александрийский (ок. 378-444 гг.), был архиепископом (патриархом) Александрии. Известен прежде всего своей Никейской христологией. Он тоже придерживался александрийской традиции поис ка высшего смысла, выходящего за рамки буквального. Его размышления о Ветхом Завете носят преимущественно христологический характер, а в отношении Нового Завета он проявляет большую сдержанность и ос торожность, чем Ориген. Его разногласия с антиохийской или сирийской церковью не ограничиваются лишь экзегетическими методами. Он от вергал христологические идеи Нестория, архиепископа Константинополя и «сирийца» по убеждениям. Несторий учился у антиохийского экзегета Феодора Мопсуэстийского, и Кирилл обличал их обоих. Их учение под верглось осуждению на соборе в Эфесе (431 г.). Сам Кирилл воспринял экзегетические методы Оригена и составил комментарии на Книгу Исайи, Малых пророков, Евангелия от Матфея, Луки, Иоанна, Послание к Римлянам, на Первое и Второе послания к Коринфянам и Послание к Евреям.

3. Антиохийская школа:

Диодор, Феодор, Иоанн Златоуст и Феодорет 1. Диодор Тарсийскип (ок. 330-390 гг., но эти даты не точны) считается основателем антиохийской школы библейской интерпретации. Неудивительно, что антиохийцы отвергали экзегетические методы Оригена, утверждая, что защита интересов читателя вопреки интересам автора, а также сугубо «духовная» трактовка библейского текста превращает текст в зеркало, отражающее интересы читателя или толкователя. Мы же, писал Диодор, предпочитаем «историческую трактовку текста, а не аллегорическую».

Однако используя термины «исторический», или «буквальный», не следует думать, будто антиохийцы были непримиримыми буквалистами, отвергавшими метафорическую и образную речь или типологию.Говоря об историческом смысле, Диодор имел в виду, что авторы находятся под влиянием жизненных обстоятельств, и это не может не сказаться в процессе интерпретации. Именно этим, по мнению Диодора, следует руководствоваться экзегету. До своего избрания епископом Тарса в 378 г. он возглавлял экзегетическую школу в Антиохии сирийской. Диодор поясняет: «Мы не запрещаем возвышенное толкование theoria (аллегорию), ведь историческое повествование ее не исключает… И все же нам следует быть внимательными, чтобы не позволить theoria (аллегории) уничтожить историческое основание, иначе результатом будет не theoria, а аллегория».

По всей видимости, граница между theoriaи аллегорией очень тонка, но при этом чрезвычайно важна. Из-за участия Диодора в хрис-тологических спорах большая часть его писаний была утрачена или уничтожена. Сохранился лишь недавно обнаруженный «Комментарий к Книге Псалтирь» в редакции Дж. М. Оливера и других, Арианство стало причиной падения многих» и Диодор был осужден как соучастник Феодора, когда тому был вынесен обвинительный приговор. Нельзя не упомянуть и о его конфликте с Аполлинарием. Обе стороны обвиняли его в склонности к несторианству (учению о том, что Иисус Христос представлял собой две отдельных личности, а не две «единосущных» природы). Но на деле Диодор исповедовал Никейскую христологию и внес решающий вклад в подготовку и проведение Первого вселенского собора в Константинополе (381).

2. Феодор Мопсуэстийский (ок. 350-428 гг.) был учеником Диодора в возглавляемой им экзегетической школе и другом Иоанна Златоуста. В антиохийской школе Феодор провел почти десять лет, прежде чем стать епископом Мопсуэстии в Киликии в 392 г. На Эфесском соборе Кирилл Александрийский выступил с осуждением несторианской ереси, и Феодор был осужден вместе с Диодором. Действительно ли он разделял взгляды Нестория, до сих пор не доказано. Он настойчиво утверждал, что Христос был совершенным Богом и совершенным человеком, но взгляды Феодора на то, как эти две природы уживались в одной личности, неизвестны. Он использовал только библейский язык и отвергал метафизические домыслы.

Феодор составил комментарии почти ко всем книгам Библии, тщательно исследуя время их написания, авторов, структуру и единство, их исторический контекст, каноничность и богодухновенность. Но из-за его предполагаемой связи с Феодора несторианством до нас дошли лишь немногие его комментарии. Первым с осуждением его взглядов выступил Раввула Эдесский. Феодор написал трехтомное сочинение, посвященное книге Бытия. Первую из этих книг цитирует Фотий (ок. 819-915 гг.).Сохранились отрывки из его комментария к Книге Исхода, в том числе Исх. 25, 8-20, где говорится о ковчеге завета. Кроме того, до нас дошли короткие фрагменты комментария к Суд. 13, 25 и 16, 17. Известно, что Феодор писал о Псалтири, Первой и Второй книгах Царств, Иове, Екклесиаста и Песне Песней. Из Нового Завета он цитирует Евангелия от Матфея, Луки и Иоанна, а также послания апостола Павла.

Многие заключения Феодора созвучны положениям современной исторической критики. Он отвергал подлинность авторства многих из них и датировал некоторые из них маккавейским периодом, утверждая, что разные псалмы отражают разные взгляды. С другой стороны, он в полной мере разделял убежденность своих современников в богодухновеннос-ти Писания (2 Тим. 3, 16). Захаропулос находит прямую связь между его уверенностью в богодухновенности Писания и его экзегетическими методами. Он пишет: «Главный экзегетический принцип Феодора гласил, что поскольку Писание богодухновенно, оно не может содержать в себе ничего противного Богу или бесполезного для человека». Поэтому он не полностью отвергает аллегорические толкования Филона и Оригена. Однако не стоит отдавать предпочтение аллегории в ущерб исторической реальности. Понятие Theoria Феодор отождествляет не с аллегорией, а с типологией. При этом он все же признает христологическую экзегезу некоторых псалмов, в частности Пс. 2 и 109, цитируемых применительно к Христу в Книге Деяний и в Послании к Евреям. Но на деле Феодор редко прибегает к типологической интерпретации в своих комментариях. Он принимал христологическое прочтение Пс. 67 на том основании, что выражение «пленил плен» используется применительно ко Христу в Еф. 4,8. Феодора часто называют самым образованным представителем антиохийской школы.

3. Иоанн Златоуст (ок. 347-407 гг.) учился у Диодора вместе со своим современником и другом Феодором и рано почувствовал призвание к монашеству. Одновременно он служил пресвитером в антиохийской церкви, где его проповедь оставила особый след в душах слушателей, прозвавших его «златоустом» (Chrysostoma).Особого упоминания заслуживает его проповедь «О статуях» (387), после которой народ сверг с пьедесталов скульптурные изображения императоров. Иоанн часто проповедовал по Библии, чем заслужил звание «лучшего толкователя в христианском мире», по крайней мере в ранней церкви. В 398 г. его избрали патриархом (архиепископом) Константинополя против его собственного желания. Иоанн проводил последовательные реформы константинопольской церкви, стараясь изменить обстановку, сложившуюся среди погрязшего в пороках императорского двора и священства, к лучшему.

Иоанн Златоуст выступал против аллегорической интерпретации и осуждал учение Оригена. Прямотой своих суждений он приобрел немало врагов и навлек на себя немилость Феофила, патриарха (архиепископа) Александрии, и императрицы Евгении. Он был осужден, официально отстранен от служения и вынужден покинуть свою епархию в 404 г. Несмотря на поддержку западной церкви и его собственных прихожан, Иоанн был сослан в Понт, где и закончил свою жизнь. И все же, наряду с более современными критическими работами, его произведения составили шесть томов «Трудов Отцов Церкви Никейского и пост-Никейского периода» (Первая пост-Никейская серия).

Как и его друг Феодор, Златоуст полностью полагался на Септуагинту как на официально принятый в церкви перевод Ветхого Завета. В комментариях он излагал свою точку зрения по поводу жанра или стиля того или иного библейского автора. Так, Послание к Галатам, по его словам, «исполнено страстного и возвышенного Духа». Комментируя фразу «отдал Себя Самого за грехи наши» в Гал. 1,4, Иоанн писал: «Закон не только не освободил, но, напротив, вынес нам обвинительный приговор». Анализируя выражение «иное благовествование» (Гал. 1, 6), он подчеркивает опасность обольщения и единство четырех Евангелий. По поводу фразы «я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью» (Гал. 1, 16), он отмечает, сколь абсурдно было бы «для получившего наставление от Бога предпочесть мудрость человеческую».

Работа Иоанна Златоуста, посвященная Первому посланию к Коринфянам, официально именуется «проповедью», но на деле сочетает в себе краткий комментарий с подробным толкованием и наставлением в практическом применении. Иоанн очень точно уловил дух послания: «здесь о призывающем, и ничего о призванном… Ни в одном другом Послании так часто не упоминается Христос. Здесь же всего в нескольких словах его имя повторяется множество раз». Когда Павел умоляет своих читателей «говорить одно», Иоанн кратко замечает: «Чтобы не было расколов… и разделений на множество группировок» (schismata) и даже намека на доктринальные расхождения. О «юродстве креста» (1 Кор. 1, 18) Златоуст говорит: «В этом нет ничего удивительного, ибо погибающие не хотят видеть того, что ведет к спасению». Он понимает, что речь идет о «внутренней структуре», выражаясь современным языком.

Комментарии Иоанна Златоуста — образец краткой и здравой экзегезы, составленной с учетом исторической ситуации, стиля и языка. Даже анализируя спорный отрывок Гал. 4,22-31, он говорит, что в двадцать четвертом стихе Павел «называет тип аллегорией» и продолжает использовать слово «тип» до самого конца главы. В своих притчах Иоанн предлагает широкое практическое применение библейских истин, как правило, очень логичное, не желая уводить читателя от текста. Так, в «Проповедях по Евангелию от Матфея» (Мф. 13, 34.35) он задается вопросом о предназначении притч. Понимая, что брошенное в землю семя — это Божье слово, он призывает служителей внимательно изучать каждую книгу Библии. В проповеди «О статуях» он точно трактует слова Писания, относящиеся к богатым, но в сказанном отчетливо слышен протест против излишней роскоши и помпезности скульптурных изображений императора. Он всегда стремился «услышать голоса апостолов» или «трубный звук с небес». В отличие от Климента Александрийского, сокрытие смысла Иоанн ассоциирует не с тайной, а с безответственностью.

Иоанн Златоуст писал: «Авторы священных книг обращались к самым насущным вопросам своего времени… Главная цель автора -объявить во всеуслышание, что Христос воскрес из мертвых.,. что он был послан к Богу и пришел от Бога». Итак, центральное место принадлежит замыслу библейских авторов, который все же оставляет место для различных вариантов практического применения. Некоторые считают учение Иоанна Златоуста компромиссным вариантом, поскольку, оставаясь идейно близок своим собратьям антиохийцам, он разделял некоторые взгляды александрийцев относительно разницы между экзегезой и интерпретацией.

4. Феодорет Кирскип (ок. 393-460 гг.). Феодорет родился и получил образование в Антиохии, где принял монашеский постриг В 423 г. против своего желания стал епископом Кира в Сирии, примерно в восьмидесяти милях от Антиохии. Он принимал активное участие в христологических спорах того времени и был другом и советником Нестория. Это стало причиной вражды между Феодоретом и Кириллом Александрийским, а преемник Кирилла обвинил его в высказываниях о раздвоенииХриста, Сына Божьего. Как следствие, до нас дошли лишь немногие его работы.

Феодорет был прежде всего библейским экзегетом. Он неоднократно цитировал Оригена, Диодора и Феодора Мопсуэстийского. Составленные им комментарии охватывают Пятикнижие, Книги Иисуса Навииа и Судей, Третью и Четвертую книги Царств, а также 1-ю и 2-ю Книги Иа-ралипоменон. Феодорет владел греческим и арамейским, но его познания в древнееврейском многие подвергают сомнению. Так, он утверждает, что слово рпеитаили ruach в Быт. I, 2 означает «ветер», а не «дух». Комментируя слова: «И увидел Бог, что это хорошо» (Быт. 1, 18.25), он отмечает, что критика в адрес Божьего творения была бы высшим проявлением неблагодарности. Предложение: «Но знает Бог, что в день, в который вы вкусите… вы будете, как боги» (Быт. 3, 5) он находит ироничным. Кроме того, сохранились фрагменты комментариев Феодорета к Книге Псалмов и Книге пророка Иеремии, к Песне Песней, Евангелию от Луки и посланиям, а также отдельные проповеди на самые разные темы.

Экзегетика Феодорета носит характер преимущественно исторический и буквальный, но в Песне Песней влюбленные ассоциируются у него с Христом и церковью. Он далеко не всегда отвергал более глубокий смысл. В своих произведениях он использует образный метафорический язык, типологию, а иногда и аллегорию, но в то же время критикует попытки отдельных экзегетов привносить в текст собственные идеи.

4. Мост в Средневековье.

Августин и Григорий Великий 1.Августин Гиппонский (354-430) родился и получил образование в Северной Африке. Его мать, Моника, была христианкой, а отец — язычником. Ранние годы своей жизни он провел как язычник, но, благодаря молитвам матери и проповеди Амвросия Медиоланского, он обратился в христианство. В 386 г. в Миланской церкви он услышал духовные гимны и песнопения, которые оказали на него сильнейшее воздействие. В бытность свою язычником Августин был сторонником манихейства, но по возвращении в Африку в 388 г. написал работы «О Книге Бытия» и «Против манихеев». В них он использовал аллегорическую интерпретацию. После своего обращения и последующего рукоположения им была написана целая серия библейских комментариев, в том числе к Книге Бытия, Евангелию от Матфея, Посланию к Римлянам и Посланию к Галатам (все в 394 г.), а также исправленное издание комментария к Посланию к Римлянам (394-395).

Особое место среди библейских комментариев Августина занимают его труды «О Псалтири» и «Писания апостола Иоанна» (414-417). Перу Августина принадлежит множество выдающихся трактатов, посвященных христианскому вероучению, в том числе работы «О христианском учении», «О Святой Троице», «Энхиридион», «О Символе веры», «Против манихеев», «Против донатистов», «Град Божий», а также этические трактаты «О браке», «О вдовстве» и «О воздержании». Самой известной из них остается его богословская автобиография «Исповедь». Но, хотя наряду с библейскими проповедями и комментариями эти работы принесли Августину славу одного из величайших христианских богословов, по крайней мере, времен эпохи патристики, наш главный интерес не в них. О трудах Августина, посвященных Писанию, Р. М. Грант пишет: «Августин не пытается слепо придерживаться традиций, но в то же время настойчиво утверждает авторитетность правила веры… Толкователю следует различать буквальные и образные выражения. Если у него остаются сомнения, он должен ‘руководствоваться правилом веры*». Лучше всего поймет Писание тот, кто «желает наслаждаться Богом ради него самого». Заповеди Писания надлежит понимать буквально, если только они не призывают к пороку и беззаконию. Слова: «Если не будете есть Плоти Сына Человеческого» (Ин. 6, 53) несут в себе образный смысл и, разумеется, не служат призывом к людоедству.

Анализируя Пс. 39,7, Августин опирается на Септуагинту. «Тело», которое приготовил для нас Бог, означает в его понимании не только тело воплощенного Христа, но и тело, которое есть церковь, то есть нас самих. Рассуждая о стихе: «Не отвергни меня от лица Твоего» (Пс. 50,13), он отмечает, что эта молитва покаяния «и есть Святой Дух… посему молящийся соединяется с Богом». О словах «И Слово стало плотью» (Ин. 1, 14) Августин пишет: «По благодати… Слово Божье родилось от человека, чтобы нам родиться от Бога, ко спасению… У Бога была причина избрать человеческое рождение, ибо мы обрели в его очах такое благоволение, что ему угодно было даровать нам бессмертие». Цитируя слова «блаженны плачущие» (Мф. 5,4), Августин отмечает: «Скорбь — это боль утраты того, что нам дорого».

Во многих отношениях, подобно Иоанну Златоусту, Феодор и Августин предлагают логичную трактовку Писания, содержащую указания на возможность практического применения. В основе этой трактовки лежит знание «правила веры» и правильное понимание греха и благодати, признанное реформаторами. Джеймс Вуд писал: «Пытливый ум Августина не довольствовался аллегорией. Он не мог пренебречь тем, что таит в себе слово написанное. Аллегорическая интерпретация может быть лишь ступенью в общем процессе». По словам Августина, «вера не будет иметь успеха, если поколебать авторитет Писания. Если же поколеблется вера, охладеет и любовь». Иногда, признает Августин, смысл кажется неясным, но это лишь смиряет нашу гордыню». Страсть к познанию должна сочетаться с любовью к Богу и ближнему. Образование необходимо, в том числе знание истории и философии, но еще важнее общение с Богом. Для этого не надо долго учиться, достаточно владеть азами. Кроме всего прочего, толкователь должен быть честен.

Роберт Маркус сравнивает Августина с Григорием Римским. Оба исследовали знаки и символы, но Августин остался верен общей традиции, в которой переплелись греческая философия и христианское мышление. Только в теории Фердинанда де Соссюра учение о знаках и обозначениях в языке достигло тех же высот, что у Августина. Всего ста годами позже идеи Григория развивались в гораздо более узких рамках церковной традиции. Маркус пишет: «Григорию были неведомы сомнения, владевшие Августином… недоверие к аллегории… напротив… с Григорием мы попадаем в совершенно иной мир экзегезы».

2. Григорий Великий (ок. 540-604 гг.) — представитель новой эпохи, когда христианин уже не мог позволить себе ослушаться голоса церкви. Григорий раздал свое богатство нищим, принял постриг, а в 585 г. стал настоятелем монастыря. Позже он был избран архиепископом Рима, или папой. Его труды носят преимущественно практический характер, а одним из наиболее ярких моментов его деятельности стало начало миссионерского служения в Англии.

Влияние александрийской школы, распространившееся в основном через труды Оригена и его латинского переводчика Руфи на, преобладало как в этот период, так и на протяжении значительной части Средневековья. Григорий придавал большое значение трем уровням интерпретации, которые выделял Ориген, в частности, в своей работе «нравственные поучения на Книгу Иова». Сохранились его размышления о Книгах пророка Иезекииля и Царств, а также около сорока проповедей по Евангелиям. Христос, по его мнению, занимает центральное место во всем Писании, включая Ветхий Завет. Именно поэтому он так высоко ценил трехуровневую систему Оригена. Исследуя Книгу Иова, Григорий предлагал сначала историческую трактовку и лишь затем — нравственную или мистическую. Столь значительное отличие в отношениях к аллегории Григория и Августина хорошо объясняет Роберт Маркус в приведенной выше цитате.

Часто говорят, что взглядам Григория не достает оригинальности. Но именно благодаря его работам до нас дошли толкования библейских книг Отцами церкви, в частности Оригеном. По словам Анри де Любака, смешение идей Григория и Оригена привело к тому, что «духовное понимание» стало рассматриваться как «вера Христова» в сочетании с тайной или «правилом веры». Большинство средневековых экзегетов, продолжает Любак, считают Григория своим главным наставником, великим проповедником церковного учения и прекрасным толкователем Священного Писания. Хорошо разбирался он и в «четырех смыслах». Идеи Григория, по мнению Любака, вполне достойны похвалы, занявшей в его собственной книге более двух страниц. Влияние учения Григория испытали на себе Исидор Севильский, Беда из Ярроу, Иоанн Солсберийский и многие другие, включая Фому Аквинского.

Некоторые исследователи приписывают Григорию заслугу создания так называемого «Григорианского» четырехступенчатого смысла Писания. Эту мысль удачно выразил Данте (1265-1321), автор «Божественной комедии». Буквальное толкование, начало всякого познания, основывается на чувственном восприятии мира. «Аллегорический уровень понимания находится в центре созерцательных размышлений человека, воспринимающего мир как объективную реальность.,. Нравственный, или третий уровень, — это уровень веры, превосходящей и в то же время дополняющей разум, и, наконец, анагогический смысл занимает центральное место в видении райского блаженства». Другой вариант гласит: «Буквальный смысл повествует о произошедших событиях; аллегорический — о том, во что следует верить; нравственный — учит, как поступать; а апагогический — открывает перед нами картину будущего». Так, слово «Иерусалим» обозначает реальный город на буквальном уровне смысла, церковь — на аллегорическом и нравственном уровнях, церковь торжествующую, или эсхатологическую, — на анагогическом уровне. Иногда аллегорический уровень смысла называют троиологическим. Так, в своих «Проповедях но Книге пророка Иезекииля» Григорий, толкуя содержание свитка, «исписанного внутри и снаружи» (Иез. 2,10), указывает, что написанное внутри следует понимать духовно, а написанное снаружи — буквально. Кроме того, в свитке говорится и о невидимом небесном, что предполагает наличие анагогического смысла.

5. Средние века

Девять богословов от Беды до Николая Лирского 1. Достопочтенный Беда из Ярроу(673-736) — монах-бенедиктинец из монастыря Монкуирмута и Ярроу в Нортумбрии. Он был священником, но прозвище «Достопочтенный» получил только после смерти. Его останки хранятся в Даремском соборе. Он написал великое множество книг, самой известной из которых остается «Церковная история народа англов».

Беда был хорошо знаком с литературой эпохи патристики и в своих библейских комментариях использовал разные уровни смысла и аллегорический метод. В приложении к «Церковной истории» он пишет: «Всю свою жизнь я провел в этом монастыре, изучая Писание». Он составил комментарии к Быт. 1 — 20, Исх. 24, 12 — 30, 21, Книгам Царств, Песне Песней, книгам Ездры, Неемии, Товита, Евангелиям от Марка и Луки, Деяниям, к Кафолическим Посланиям и Книге Откровения. В комментарии к Евангелию от Луки он цитирует Иеронима, а при толковании книг Ветхого Завета заимствует методы Филона и Оригена, Например, в самом начале Первой Книги Царств слова Вульгаты «fuitvir unus» (был один человек) на первом уровне смысла относятся к Елкане; на втором -указывают на единство Божьих избранников; на третьем, нравственном уровне — на человека, в чьих устах нет лжи; а на четвертом — на Христа. Вновь перед нами четыре уровня смысла. Как правило, Беда комментирует поочередно каждый стих. Он часто цитирует труды Иеронима и других Отцов церкви, желая видеть английскую церковь полноправной преемницей патриотической и римской традиций.

Апкуин Йоркский (ок. 735-804 гг.) известен как педагог. Он состав лял сборники из отрывков произведений Отцов церкви для студентов, не имевших доступа к патриотической литературе, и цитировал их в сво их библейских комментариях. Другой его заслугой было приведение к единой форме и внесение необходимых изменений в библейский текст, который он преподнес императору Карлу Великому в день его коронации в 800 г.

Бернард Клервоский (1090-1153) принял рукоположение в 1115 г., став настоятелем монастыря Клерво, Наиболее важной его работой счита ются «Проповеди о Песне Песней», в которых он следует методу Ори гена и александрийской аллегорической традиции. Буквальный смысл Песни он относит к женитьбе Соломона; аллегорический — к взаимоотношениям Христа и церкви; нравственный же смысл касается практических аспектов их союза. Сильное влияние Оригена, по свидетельству Анри де Любака, прослеживается и в комментарии к Книге Плач Иеремии. Известно также, что Бернард неоднократно допускал выпады в адрес своего современника Абеляра. Он досконально изучил многие библейские книги, в частности, Евангелие и послания Иоанна и послания Павла. У Иоанна он выделял тему любви, добавляя, что главное в жизни христианина — безусловная любовь к Богу.

Гуго Сен-Викторский (1096-1141), вероятно, вступил в августини- анское аббатство Сен-Виктор в Париже в 1115 г. Среди его произведений: работы по грамматике, географии, истории, церковному учению и Биб лии. Комментируя отрывок о шестикрылых Серафимах (Ис. 6, 2), Гуго в характерной для него манере пишет: «Писание следует толковать с точки зрения истории, аллегории и тропологии. Эти три аспекта… существу ют отдельно друг от друга, и каждый из них зажигает в душе человека любовь к Богу и ближнему». Книга «О мистическом значении Ноева ков чега» дошла до нас лишь в виде небольшого фрагмента другой, менее значительной работы, но она в достаточной степени проливает свет на его экзегетическую методологию. Исторический смысл текста объясня ет, как именно произошли те или иные события. Однако многие отрывки указывают и на то, чему еще предстоит произойти в будущем.

В своих заметках, посвященных Псалтири, Книге Плач Иеремии, книгам пророков Иоиля и Авдия, Гуго делает особый акцент на историческом смысле этих книг, который так часто ускользал от внимания экзегетов.

В работе «О Писании» он говорит о «внешней оболочке Божьего Слова»» на первый взгляд «могущей показаться не более чем шелухой», но на деле заслуживающей «тщательного изучения». Его идеи впоследствии развивали Андре Сен-Викторский (ум. в 1175 г.) и Ришар Сен-Викторский (ум. в 1173 г.).

5. Петр Ломбардский (ок. 1100-1161 гг.), уроженец Ломбардии, поз днее переехал в Реймс, а в 1136 г. — в Париж. Он составил комментарии к Псалтири и посланиям апостола Павла. В 1159 г. Петр стал епископом Парижа. Его главные произведения затрагивают вопросы вероучения,К ним относятся работы, посвященные теме Троицы, воплощения, а так же греха и сотворения мира. Он часто цитирует Отцов Западной церкви, в частности Августина. В вопросах библейской интерпретации большое влияние на него оказали Гуго Сен-Викторский и GlossaOrdinaria (букв, лат. «обыкновенный комментарий»), текст Вульгаты с пояснениями. Петра Ломбардского, более чем кого-либо в двенадцатом веке, отличал академический, а не монашеский подход к толкованию Библии.

Не оспаривая возможного христологического и нравственного толкования Псалтири, Петр рассматривал эту книгу с точки зрения различных типову классифицируя псалмы согласно их принадлежности к тому или иному типу. Его беспокоило наличие в тексте очевидных расхождений, и каждый псалом он изучал как единое целое. Посему его главная цель носила не духовный, а скорее доктринальный и этический характер. Из всех средневековых писателей он проявлял наибольший интерес к историческому и буквальному смыслу посланий Павла, считая, что его замечание о молчании женщин в 1 Кор. 14, 34-36 обусловлено конкретной непредвиденной ситуацией. Предполагаемая предпочтительность безбрачия, о которой говорится в 1 Кор. 7, 1, также объясняется внезапно возникшими обстоятельствами (в данном случае многие современные комментаторы справедливо расценивают это замечание как цитату из письма коринфян).

Петра Ломбардского критикуют за то, что он отверг созерцательный подход к Библии в пользу научного, «технического» подхода. Но именно в этом и заключалась его главная заслуга. В городах монастыри постепенно уступали место университетам, как это произошло в конце двенадцатого века в Париже и Оксфорде. «Сентенции» Петра Ломбардского имели большое влияние на читателей. В них он поднимает вопросы о знаках и обозначениях в герменевтике. Особое влияние на развитие его идей оказали Гуго Сен-Викторский и Петр Абеляр.

6. Стивен Лэнгтон (ок. 1150-1228 гг.) поддерживал английских ба ронов в их противостоянии с королем Иоанном Безземельным, которое закончилось подписанием Великой хартии вольностей. Лэнгтон стал архиепископом Кентерберийским, но король выслал его из Англии, куда он смог вернуться лишь в 1213 г. Находясь в изгнании» он продолжал изучать Библию и преподавал в Париже. Единственным основанием учения и пасторского попечения для него всегда было Писание. Стивен Лэнгтон сыграл не последнюю роль в образовании Парижского университета и оказал значительное влияние на изучение и преподавание библеистики в Оксфорде и Кембридже. Как и его предшественники, он выделял четыре уровня смысла Писания: буквальный, аллегорический, нравственный и анагогический.

Бонавентура (ок. 1217-1284 гг.) имел опыт как монастырской, так и университетской жизни. Сначала он стал монахом францисканского мо настыря, затем, в 1235 г., поступил в Парижский университет, а в 1243 — на богословский факультет. Он изучал все книги Библии, а также труды Пет ра Ломбардского. К его наиболее значительным произведениям в области библейской интерпретации относится комментарий к Евангелию от Луки, составленный в 1255-1256 гг., работы, посвященные Книге Екклесиаста и Евангелию от Иоанна. В экзегетической методике Бонавентуры сильнее всего ощущается влияние Гуго Сен-Викторского и Петра Ломбардско го. Его герменевтика носит ярко выраженный богословский характер, причем особый акцент делается на Троице и Святом Духе. При этом он отмечал особое предназначение закона, истории, литературы мудрости и пророческих книг. Бонавентура сравнивал Писание с могучей рекой, вбирающей в себя множество разных потоков. Как зеркало, оно отражает в себе христианское учение и как лестница — помогает подняться к его высотам. Бонавентура говорил и о «многообразии» способов толкования Библии, подобно тому, как Бог един в трех лицах. Он свел воедино Писание и учение* а его влияние, наряду с влиянием Фомы Аквинского, ощущалось в католической церкви вплоть до Второго Ватиканского собора.

Фома Аквинскип (1225-1284), современник Бонавентуры, считается самым уважаемым и влиятельным богословом-латинистом средневековой Западной церкви. Для многих католиков его учение остается непререкае мым авторитетом. Доминиканский философ и богослов Фома Аквинский родился в Аквино, неподалеку от Неаполя в Италии. Ребенком он был отдан в бенедиктинское аббатство, а затем направлен в университет Неаполя, где вступил в Доминиканский орден. Впоследствии он учился в университетах Парижа и Кельна (1248-1251) и испытал на себе силь ное влияние Альберта Великого. В Парижском университете он читал лекции по книгам пророков Исайи и Иеремии, а также по «Сентенциям» Петра Ломбардского. В 1259 г. он вернулся в резиденцию Доминиканского ордена в Италии. В 1265 г. Фому вызвали в Рим, где он начал работу над своей «Суммой теологии», многотомным трудом по систематическому богословию.

Фому называли автором Библии Святого Духа, подчеркивая при этом ее литературное и лингвистическое многообразие. Считается, что он первым применил научные методы при составлении библейских комментариев. Богословие, по его мнению, — «наука», основанная на Библии. Более того, он считал философию Аристотеля и его принцип четырехуровневой причинной связи чрезвычайно полезным в изучении богословия, в том числе Библии и таинств. В основе его идеи пресуществления лежит аристотелевское различие между материей и «акциденциями» (тем, что можно постичь посредством чувственного восприятия). Говоря о Библии, можно сказать, что понятие конечной причины отражает божественный замысел, тогда как действующую причину можно уподобить средствам, которые используют авторы, написавшие ее.

Фома Аквинский избрал весьма разумный подход к традиционной идее четырехуровневого смысла, первоначально заимствованной у Ори-гена, выделявшего три уровня смысла, и окончательно оформившейся в трудах Григория. Основополагающим Фома считал буквальный смысл. Только на него можно опираться, отстаивая правоту того или иного учения. Но нельзя пренебрегать и другими уровнями смысла — нравственным, духовным, тропологическим и анагогическим, или эсхатологическим. Каждому из них отводится своя важная роль в интерпретации текста, если, конечно, они уместны в каждом конкретном случае и не навязываются тексту извне.

Хотя «Сумма теологии» и «Сумма против язычников» остаются наиболее известными работами Фомы Аквинского, однако четверть всех его трудов составляют библейские комментарии, в том числе к Евангелиям. Его комментарии к Евангелию от Иоанна, посланиям к Галатам, Ефесянам и Евреям переведены на английский язык. О Еф. 1,1, например, мы читаем: «В Послании апостол обращается к ефесянам, жителям Малой Азии, составляющей часть Греции… Из Деян. 19, 1 мы узнаем, что Павел нашел там несколько учеников». Как и современные комментаторы, Фома Аквинский проявлял интерес к исторической ситуации, в которой находились автор и читатели. Он различает жанры приветствия» повествования, объяснения и заключения. Приветственная фраза «благословен Бог» уместна, поскольку Христос уже преобразил сердца и жизнь читателей послания.

Сравнивая понятия предопределения и усыновления в Послании к Римлянам, Фома Аквинский выделяет в качестве конечной причины Божий замысел и славу его благодати (Рим, 1, 4-5). Во второй лекции обсуждается тема человека, «угодного Богу» (Рим. 1,6). В комментарии рассматривается поочередно каждый стих, а история написания и язык послания представлены с точки зрения буквального смысла.

Похожие замечания мы находим в «Комментарии к Евангелию от Иоанна». В прологе, указывает Фома, апостол доказывает божественность Сына на основании всего, что Иисус совершил, находясь во плоти (Ин. 1, 14). Предсуществование Христа напрямую связано с идеей логоса «Философа» (Аристотель) и при этом соответствует стиху 1 Кор. 10, 4. Евангелие вполне рационально. Слово Божье отличается от нашего, поскольку оно совершенно — оно принадлежит Богу и имеет иную природу. Употребление термина «Слово» вместо «Сын» позволяет избежать идеи смены поколений. Позднее, когда ученики просят Иисуса научить их большему, Иисус отвечает: «Пойдите и увидите» (Ин. 1, 39).

Такого рода исторические замечания и пояснения можно найти в любом современном комментарии. Фома Аквинский часто цитирует Отцов церкви, в частности Иоанна Златоуста, одного из лучших экзегетов ранней церкви. Помимо уже упомянутых, он составил комментарии к книгам Иова, Исайи и Иеремии, Плачу Иеремии, а также доктринальные пояснения к Евангелию от Матфея. Хотя Трентский собор официально одобрил учение Фомы Аквинского, положения документа Библейской комиссии, озаглавленного «Интерпретация Библии в Церкви» (1994), во многом соответствуют протестантским принципам библейской интерпретации.

9. Николай Лирский (ок. 1270-1349 гг.), монах-францисканец, приехал в Париж в возрасте примерно тридцати лет. В 1309 г. он получил степень магистра с правом преподавания в Парижском университете. Николай уделял большое внимание буквальному смыслу библейского текста. Его комментарии показывают прекрасное знание патристической и средневековой литературы. Кроме того, он обладал уникальными познаниями в древнееврейском языке и экзегезе раввинистического периода. Определенное влияние на него оказали Гуго Сен-Викторский и Петр Абеляр, однако Николай Лирский — представитель новой университетской традиции. Его postilia moralis продолжают традицию исследования духовного смысла, но во всем, что касается вопросов богословия и учения, он отдавал преимущество буквальному, или историческому, смыслу Благодаря своим познаниям в иудейской экзегезе, он приложил больше усилий, чем кто-либо из его современников для привнесения методов интерпретации в современное богословие. Его суждения отличаются зрелостью, и потому его личность достойно завершает наш обзор патристической и средневековой библейской интерпретации. Анри де Любак приписывает Николаю Лирскому псевдосхоластический афоризм» гласящий: «Буква повествует о событиях; аллегория учит, во что надлежит верить; нравственность указывает, как поступать; а анагогия — обращает наш взор к вышней цели».Джилиан Эванс видит в комментариях Петра Ломбардского «классические работы» на «Пути к Реформации».

6. Дополнительная литература

Grant, Robert M., A Short History of the Interpretation of the Bible, 3 ed. (London: Black, 1965; rev. ed., Philadelphia: Fortress, 1984), pp. 57-101 (1965 ed) or 59-91 (1984 ed.).

Hanson, Richard P. C, Allegory and Event: A Study of Sources and the Significance ofOrigens Interpretation of Scripture (London: SCM, 1959), pp. 133-61.

McKim, Donald K., ed., Dictionary of Major Biblical Interpreters (Downers Grove, 111., and Nottingham: IVP, 2007), articles under the names discussed.

Smalley, Beryl, The Study of the Bible in the Middle Ages (Oxford: Blackwell, 1952,1964), pp. 1-25,83-106, and 281-92.