Раздел 3. Должно ли из любви к горнему любить неразумные твари?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что из любви к горнему надобно любить также и неразумные твари. В самом деле, мы соответствуем образу Божию в первую очередь именно благодаря любви к горнему. Но Бог любит неразумные твари возвышенною любовью, поскольку Он любит «все существующее» (Прем. 11:25), а все, что Он любит, Он любит посредством самого Себя, Который есть возвышенная любовь. Следовательно, мы также должны любить неразумные твари из любви к горнему.

Возражение 2. Далее, первичным образом любовь относится к Богу, а на другие вещи она простирается как на соотнесенные с Богом. Но как разумная тварь соотнесена с Богом в той мере, в какой она несет в себе подобие образа, точно так же неразумная тварь — в той мере, в какой она несет в себе подобие следа (I, 45, 7). Следовательно, любовь к горнему простирается и на неразумные твари.

Возражение 3. Далее, Бог является объектом не только любви к горнему, но и веры. Однако вера простирается на неразумные твари, поскольку мы верим, что небо и земля были сотворены Богом, что рыбы и птицы были произведены из вод, а сухопутные животные и растения — из земли. Следовательно, и любовь к горнему простирается на неразумные твари.

Этому противоречит следующее: любовь к горнему простирается исключительно на Бога и ближнего. Но слово «ближний» не может быть употреблено в отношении неразумных тварей, поскольку у них нет никакого общения с человеком в разумной жизни. Следовательно, любовь к горнему не простирается на неразумные твари.

Отвечаю: как было показано выше (23, 1), любовь к горнему — это своего рода дружба. Но дружественная любовь бывает двоякой: во-первых, она может быть любовью к другу, которому мы сообщаем нашу дружбу; во-вторых, любовью к тем благам, которые мы желаем нашему другу. В первом отношении нет такой неразумной твари, которую можно было бы любить из любви к горнему, и на то есть три причины. Две из них соотносятся с дружбой как таковой, а именно постольку, поскольку неразумная тварь не может быть ее объектом. Так это, во-первых, потому что дружба связывает нас с тем, кому мы желаем блага, в то время как в строгом смысле слова мы не можем желать блага неразумной твари, которая не способна обладать благом в прямом значении этого слова — ведь это свойственно только разумной твари, которая благодаря свободной воле является распорядительницей тех благ, которыми она обладает Поэтому, по словам Философа, никто не говорит о добре или зле в отношении подобных вещей, разве что только метафорически -. Во-вторых, так это потому, что любая дружба основана на некотором дружеском участии в жизни — ведь ничто, как говорит Философ, так не приличествует дружбе, как жить сообща с другом -. Но неразумные твари не могут принимать никакого дружеского участия в человеческой жизни, которая руководствуется разумом. Следовательно, дружба с неразумными тварями невозможна, разве что в метафорическом смысле. Третья причина связана с любовью к горнему, поскольку эта любовь зиждется на соучастии в вечном блаженстве, которого не может достигнуть неразумная тварь. Следовательно, дружественная любовь к горнему к неразумной твари невозможна.

Однако мы можем любить неразумные твари из любви к горнему в том случае, если видим в них те блага, которые мы желаем другим, и в этом смысле хотим, так сказать, их сохранности ради почитания Бога и человеческой пользы, и в указанном смысле любит их и Бог.

Из сказанного очевиден ответ на возражение 1.

Ответ на возражение 2. Подобие следа не сообщает способности к вечной жизни, тогда как подобие образа — сообщает, и потому приведенная аналогия неудачна.

Ответ на возражение 3. Вера может простираться на все, что тем или иным образом является истинным, тогда как дружественность любви к горнему простирается только на то, что обладает естественной способностью к вечной жизни, и потому приведенная аналогия неудачна.