Исторические книги

Введение

Древних ближневосточных материалов, проливающих свет на исторические книги Ветхого Завета, сохранилось значительно больше, чем материалов, имеющих отношение к другим жанрам ветхозаветной литературы. Эти источники можно разделить на три группы: царские надписи, хронографические тексты и исторические литературные тексты. Царские надписи содержат отчеты о достижениях царей, особенно о военных подвигах и строительной деятельности. Хронографические тексты отражают последовательность исторических событий, начиная с простого перечисления царей и кончая придворными хрониками и военными анналами.Исторические литературные тексты — это преимущественно эпические повествования о жизни царей. Иногда эти тексты высечены в камне (на скалах, каменных рельефах или статуях), но чаще написаны на глиняных табличках. Одни летописцы вели свои записи на небольших прямоугольных табличках, тогда как другие использовали большие плиты, цилиндры или глиняные многоугольники.

Если записи об исторических событиях предназначались для будущих поколений, то рано или поздно им предстояло войти в состав некоего текста. Но введение этих записей в текст предполагает, что составитель — сознательно или подсознательно — руководствуется определенной системой принципов. Эта система принципов называется историографией, и она изменяется от культуры к культуре, и даже от историка к историку. Что дает историку уверенность в том, что определенная форма, содержание и структура описания событий способствует утверждению его историографии? И это еще далеко не самый сложный вопрос. Какое значение имеют прошлые события? Почему выбираются те или иные рассказы? Как происходят события? Существуют ли исторические законы? Есть ли в истории замысел? Ответы на эти вопросы играют важную роль в определении метода описания истории. Само собой разумеется, что различные авторы и различные культуры отвечают на эти вопросы по–разному. Поэтому любое историческое повествование представляет особый взгляд на события прошлого. Форма любой историографии определяется вопросами, на которые стремится ответить историк. Мы не вправе говорить о «верной» или «ошибочной» точке зрения применительно к истории, ибо это означало бы, что нам известен общепризнанный абсолютный критерий истины. Существуют самые разные точки зрения, представления и мнения. Проще всего наклеить на них ярлыки верных или ошибочных. В этом свете к любой историографии следует относиться как к «особой точке зрения». В определенном смысле любую историографию можно рассматривать как колонку редактора.

Изучая историографию, мы должны понять, какие цели ставили перед собой авторы этих документов. В противном случае мы не сможем использовать их произведения, пытаясь реконструировать историю того или иного периода. При этом необходимо помнить, что их представления о том, как надо описывать историю, отнюдь не совпадали с современными представлениями. Когда история пишется в рамках западной культуры, ее часто воспринимают как «историю для истории» (хотя бывают и исключения). В современном обществе возобладало убеждение, что записывать, оценивать и, следовательно, сохранять память о событиях прошлого необходимо только для того, чтобы они были зафиксированы. Наряду с этим существует стремление узнать, «что происходило на самом деле», и определить причины и следствия.

Для древней историографии вопрос «что происходило на самом деле» был не столь важен. Почти все документы, из которых мы черпаем историческую информацию, создавались под покровительством монархов и служили их интересам. Репутация царя была значительно важней, чем объективное изложение фактов. На современном языке это называется пропагандой. Судя по всему, древняя ближневосточная историография, представленная в виде царских надписей или хроник, перечней царей или анналов, ставила перед собой пропагандистские задачи. Как и в предвыборных речах наших дней, истина иногда оказывалась полезной царствующему дому, но отнюдь не была его главной целью. Пропаганда действует намного эффективней, если истина на ее стороне; но даже если в ее распоряжении только случайные и редкие «факты», она довольствуется и этим. Ракурс, в котором эти тексты изображают истину, выставляет царей в наиболее выгодном свете. Летописец пытается дать ответ на вопрос: почему царя считают добрым и могущественным? В большинстве случаев определить, прибегает ли он к умолчанию, или дезинформации, невозможно, но то, что информация негативного свойства опускается всегда, не вызывает сомнений. Когда в наши руки попадают рассказы обеих воюющих сторон об определенном сражении, мы не находим ничего удивительного в том, что каждый из них сообщает о победе. Цари часто исправляли надписи, вставляя свое имя вместо имени предшественника (даже если предшественником был отец). Древний царь редко признавался в поражении, и негативные суждения о его царствовании могли исходить скорее от следующих царей, стремившихся узаконить собственные притязания на престол. В древних культурах историография была по преимуществу делом своекорыстным.

Историческая литература Израиля имеет сходство с хронографическими текстами и лишь в немногих отдельных примерах сопоставима с царскими надписями и литературными историческими текстами. Но литература Израиля подчинена религиозной цели. Как и всякое историческое произведение, она избирательна и имеет в своей основе определенную концепцию. Библейского историка не интересует фиксация фактов ради них самих. Его цель — документально подтвердить деяния Яхве в истории и Его власть над ходом событий. В этих документах народ играет более важную роль, чем царь, а главным действующим лицом является Бог. Назначение Израиля как избранного народа Яхве составляет самую сущность всех книг исторического корпуса. Таким образом, мы можем сказать, что если целью большинства древних исторических писаний является позитивная интерпретация деятельности царя, то целью библейской историографии является позитивная интерпретация деятельности Бога.

Следует также отдавать себе отчет в том, что в Древнем мире на роль божества в истории смотрели иначе, чем в современной западной культуре. Вплоть до эпохи Просвещения мировоззрение человека полностью определялось верой в сверхъестественное. Роль божества не вызывала сомнений, а вера в чудеса, не поддающиеся естественному объяснению, была повсеместной. Просвещение внесло в эту картину существенные изменения. Историко–критический метод, возникший в результате этих изменений, основывался на постулате, согласно которому за истину следует принимать только то, что поддается эмпирической проверке. Новую историографию интересовали только естественные причины и следствия в истории. В значительной мере эта точка зрения была воспринята современной западной культурой.

Современное мировоззрение кардинальным образом отличается от мировоззрения древних историков. Подход к описанию истории в наши дни показался бы древним авторам чрезвычайно странным. Простое перечисление фактов и событий представлялось им бессмысленным, если эта информация никак не использовалась. Древние не отрицали существования естественных причинно–следственных связей в истории, но участие высших сил в историческом процессе интересовало их значительно больше. Оценивая древнееврейскую историографию, современный историк может сказать, что «она не предоставляет информации, заслуживающей доверия», на что древнееврейский историк мог бы возразить, что современная историография «не предоставляет информации, имеющей ценность».

Изучая историографию культуры, предшествовавшей эпохе Просвещения, необходимо помнить о мировоззрении, которым она руководствовалась, и отдавать должное его целостности. В историографии Израиля представлен тот тип мировоззрения, в котором первостепенное значение имеет деятельность Бога. Подобный подход не ограничивается признанием произвольного вмешательства сверхъестественных сил в жизнь людей, а усматривает проявление божественной воли и в естественных явлениях. По существу, утверждается, что все события вплетены в ткань замысла Бога, Который является движущей силой истории.

Историография Израиля формировалась в тесном контакте с древними соседними культурами. Хотя исторические писания Месопотамии не претендуют на происхождение в результате божественного откровения, им присущ огромный интерес к выявлению вмешательства богов. Однако политеистическая природа религии Месопотамии препятствовала развитию каких–либо представлений о едином божественном замысле, охватывающем всю историю. В лучшем случае правящая династия могла усмотреть божественный замысел в собственном утверждении на царствование. В некоторых документах предпринимаются экскурсы в прошлое, чтобы разгадать логику событий, приведших к настоящему. Как правило, основное внимание уделяется тому, что было сделано для божества, а не тому, что сделало божество. В Месопотамии верили, что боги играют важную роль в причинах и следствиях, образующих историю. Боги способны вмешиваться в жизнь людей, и от богов ожидали подобного вмешательства. Но влияние и вмешательство богов воспринимали как случайность, не связанную с каким–либо всеобъемлющим планом или грандиозным замыслом. В Израиле, как и в Месопотамии, Бога считали причиной всех явлений и активно вмешивающейся силой, формирующей события. История записывалась в Израиле не для того, чтобы зафиксировать события, а для того чтобы показать, как Бог действует в истории. В библейской историографии нет ничего мирского.

Для древнего человека с его верой в сверхъестественное любое историческое событие было откровением, проявлением божественной воли. К сожалению, эти события нуждались в истолковании, но политеистические культуры, окружавшие Израиль, не обеспечивали подобного истолкования. В том, что касалось выяснения намерений богов, жители Месопотамии были предоставлены самим себе. В Израиле же не только исторические события, но и историография была откровением Бога. Это означает, что Бог не только действует, но и обеспечивает истолкование Своих деяний, объясняя, почему они совершены и какую цель они преследуют. В этом смысле Яхве был и причиной событий, и источником их истолкования. Используя язык теологии, можно сказать, что общее откровение истории было дополнено частным откровением историографии.

Итак, Израиль разделял присущее Древнему миру представление об историческом событии как откровении, свидетельствующем о том, что это дело рук богов. Подобный подход являет полную противоположность западной историографии. Но Израиль свято верил, что его историография также является откровением, а это уже нечто совершенно иное, по сравнению не только с современной, но и с древней историографией других народов.