3. Семантика

Значение лежит в основе коммуникации. Носителями значений являются слова. Однако до недавнего времени семантику (определение значений слов) считали скорее искусством, чем наукой. Лаув (Louw 1982:1-4) отмечает, что только в последнюю четверть века изучению слов и их значений стали отводить важное место в академических кругах. Более того, только в этом столетии она была по- настоящему признана самостоятельной лингвистической наукой. Джеймс Барр в своей эпохальной работе «Семантика библейского языка» (James Barr Semantics of Biblical Language, 1961) впервые научно применил лингвистические принципы в библейском исследовании. Результаты были, по меньшей мере, поразительными. До этого ученые полагали, что значение слова можно установить, проследив его историческое развитие (тезис первой изданной книги по семантике, написанной М. Бреалем (Breal) в 1897 году. Сегодня мы знаем, насколько более сложным является раскрытие значения слова. Сильва описывает отчаяние, охватившее его при попытке досконально осветить эту область, «задачу, которую невозможно выполнить в рамках одной книги, не упростив материал» (Silva 1983:9). Насколько более сложно осветить данный вопрос в рамках одной главы?!

Изучение слов, определенно, стало самым популярным аспектом экзегезы. Доказательством тому служат типичные комментарии, построенные на пословном рассмотрении текста. Так же обстоит дело и в обычных колледжах и семинариях, которые отводят непомерное количество времени изучению слов в курсах по экзегезе.

Это особенно справедливо в отношении многих курсов по Ветхому Завету, где кажущееся отсутствие результатов от еврейской грамматики приводит к тому, что профессора отводят центральное место изучению слов как самому важному фактору в экзегезе. Но, как я отмечал в предыдущей главе, грамматика может оказывать значительное содействие, и нельзя рассматривать эти две области обособленно. Сложно установить значение слова, не зная его грамматических связей с другими словами. Если я произношу слово «counter», слушателю совсем не понятно, что я имею в виду. Без контекста в грамматическом предложении слово бессмысленно. И только если я скажу «Look on the counter» (Следите за счетчиком) или «Counter his argument» (« Опровергните его аргумент»), слово приобретает конкретное значение.

Большинство современных лингвистов признают решающую роль литературного и исторического контекста, то есть лингвистической и экстралингвистической информации, во всем вопросе о значении (см. Thiselton 1977:75). Иными словами, семантический анализ понятия включает не только синтаксис, но также историко-культурный контекст выражений. Анализ является одним из герменевтических средств и в то же время предполагает применение всех герменевтических средств. Анализируя отрывок, мы не осуществляем данные этапы по отдельности. Скорее происходит постоянное движение по спирали, при котором один аспект (к примеру, грамматика или историко-культурный контекст) информирует другой аспект (к примеру, семантику), после чего сам преобразуется вследствие производимого результата. Но, несмотря на всю важность понимания семантики, поражает то, как мало внимания уделяется этому вопросу. Карсон приводит основные лингвистические ошибки многих современных работ (Carson 1984:25-66), и Сильва сетует:

Чем объяснить тот факт, что даже авторитетные ученые пытаются пролить свет на библейские языки, не принимая во внимание результаты современной лингвистики? Это все равно, что пытаться описать еврейские секты, не ознакомившись со свитками Мертвого моря. (Silva 1983:10)

Дело в том, что нас учат некоторым ошибочным допущениям. И именно этому вопросу посвящена первая часть данной главы. Прежде всего, хочу пояснить, что я не пытаюсь просто установить «правила» семантического анализа. В.П. Олстон (Alston, 1974:17-48)

показывает ошибку так называемой «теории правил лингвистического значения». Олстон утверждает, что такие правила должны отвечать четырем требованиям:

(1) дифференциальность, включающая критерии правильности или неадекватности высказывания;

(2) транслингвистическая связь, касающаяся референциальной сути высказывания;

(3) некругообразность, определяющая действительную структуру, которая может заключать в себе значение;

(4) пределы, охватывающие все типы речевого поведения (к примеру, утверждение, вопрос, обещание), а не только значение отдельных слов.

Так, каждое такое правило в своей основе должно быть дескриптивным (точно отражающим то, как функционирует речь, то есть, что «это есть»), а не прескриптивньш (предписывающим) (устанавливающим искусственные стандарты, то есть, чем «это должно быть).

Вслед за Дж.Л. Остином Олстон выступает в поддержку подхода так называемого «иллокутивного акта»*, то есть определения фактических условий, которые передают значение. Эти условия должны зависеть от культуры и отражать особенности коммуникации отдельной культуры. Это означает, что на всех этапах библейского исследования речевые структуры древней культуры (библейской еврейской или греческой) должны обусловливать семантические принципы (заметьте, я намеренно говорю принципы, а не правила). В этой главе я сначала проанализирую ранее сложившиеся понятия, которые не действуют, после чего рассмотрю некоторые принципы, которые, на мой взгляд, помогут читателю определять вероятное значение высказываний (не просто отдельных слов) в том или ином контексте.

Семантические ошибки В данном разделе я не просто рассмотрю семантические ошибки, но постараюсь сформулировать правильные принципы в рамках каждой категории, которые помогут читателю использовать это средство правильно. Иными словами, наше рассмотрение плавно перейдет к более систематичному изложению методологии во второй части дан * Иллокутивный акт — это осуществление одной из языковых функций — вопроса, оценки, приказа в теории «речевых актов» Дж. Л. Остина. (Прим ред.).

ной главы. Конечно, я не смогу исчерпывающе осветить этот вопрос. Но основные трудности, думаю, будут рассмотрены.

1. Лексическая ошибка. Распространилось мнение, особенно после появления «Богословского словаря Нового Завета» Киттеля (Kittel Theological Dictionary of the New Testament, 1932-1977) и в меньшей степени его ветхозаветного аналога (Botterweck, Theological Dictionary of the Old Testament 1970-), что исследование слов может урегулировать теологические споры. К примеру, некоторые всерьез полагают, что выяснение того, обозначает κβφαλή «источник» или «власть» в 1 Кор 11.26 или Еф 5.23-24, решит вопрос о роли женщины в церкви и дома. Хотя никто не может определить его значение точно, непомерное количество времени уделяют прослеживанию этого термина в дошедшей до наших дней греческой литературе и слишком мало времени — рассмотрению узкого контекста. Я не выступаю против установления семантической области, но подчеркиваю первостепенное значение узкого контекста. Эту ошибку можно встретить в самых авторитетных работах. Сильва (Silva 1983:23) отмечает слишком большой акцент на исследовании слов в работе Джорджа Найта «“Верные” высказывания в Пасторских посланиях» (George Knight Faithful Sayings in the Pastoral Letters, 1968), приводя цитату из критической статьи А. Т. Хэнсона (Hanson) о том, что «в своем скрупулезном исследовании лексикографии выражений, г-н Найт слишком часто за деревьями не видит леса» (вJTS 1969:719).

Этот чрезмерный акцент на словах в ущерб контексту стал причиной одной из самых серьезных критических статей Барра о «неправомерном привнесении совокупности» (Barr 1961:218). После долгих и упорных поисков многочисленных значений и случаев употребления слова ученому сложно решить, какое из них подходит к данному отрывку. В итоге он начинает вкладывать все или большинство из них (то есть, привносить «совокупность» значений) в этот один отрывок. Но это «неправомерно», поскольку невозможно подразумевать все или даже несколько вариантов значений слова при употреблении его в том или ином контексте.

Возьмем, к примеру, слово grill. Вряд ли мы подразумеваем «grill a hamburger» («поджаривать гамбургер»), когда речь идет о «grill» ограды (о «декоративной металлической решетке» ограды), не говоря уже о «grilling a person» (о «допрашивании человека с пристрас тием»). Это довольно очевидные примеры, но иногда подобную ошибку допускают при толковании таких малознакомых языков, как библейский еврейский или библейский греческий. Это и послужило причиной критики Киттеля Барром. В поисках теологических понятий, которые заключают в себе термины, статьи неоднократно подчеркивают предпочтение широты конкретике. Барр особо отмечает (Вагг 1961:218) статью о ekklesia («церкви»). Хотя данный термин может быть истолкован как «собрание», «тело Христово», «община Царства» или «невеста Христова», это только варианты значений слова ekklisia, но не значение слова в Мф 16.18.

Тисельтон (Thiselton 1978:84) ссылается на точку зрения Найды, что «правильное значение термина — это то значение, которое меньше всего привносит в общий контекст» (Nida 1972:86). Найда имеет в виду то, что самое узкое значение обычно является правильным в отдельных контекстах. Определяющие термины, которые его окружают, радикально ограничивают его употребление. В качестве примера Тисельтон приводит термин «greenhouse» («теплица, оранжерея»). Различные значения «green» и «house» практически не отражены в сочетании этих слов «green house» (которое само имеет различные значения в зависимости от контекста) или «greenhouse». То же самое справедливо и в отношении ekklesia в Мф 16.18; Деян 7.38 или Еф 1.22-23.

2. Корневая ошибка. Это ошибочное предположение, что корень термина и его родственных слов несет в себе основное значение, которое отражено во всех формах и производных этого слова (слов).

Установилось мнение, что в еврейском языке «корневое значение» сохраняется во всех вариантах, образованных путем добавления к корню аффиксов и словообразующих элементов. Следовательно, «корневое значение» может входить в состав фактического семантического значения любого слова или формы, которое можно приписать идентифицируемому корню, равно как и любое слово может дать некоторое представление о значении других слов, образованных от того же корня. (Barr 1961:100).

Эта ошибка тесно связана с этимологией, и многие ученые фактически ставят между ними знак равенства. Однако она имеет два аспекта, которые, на мой взгляд, нужно разграничивать:

(1) убеждение, что основное корневое значение присутствует во всех производных (корневая ошибка);

(2) убеждение, что историческое развитие термина определяет его современное значение (лексическая ошибка). «Этимология» — это скорее общий термин, охватывающий оба аспекта.

Гибсон отмечает неверное использование сравнительной филологии в исследовании Ветхого Завета (Gibson 1981:20-34). На основании сходства корней ученые скрещивают линии временного типа и применяют отдельное значение к сложному термину или понятию, содержащемуся в документе на родственном языке, но принадлежащему к другой области. Один из упомянутых им примеров (С. 24-28) — это приравнивание lotan в отрывках о Ваале (угаритский) к «leviathan» — «левиафан» (Iwytn) в И с 27.1, несмотря на отсутствие доказательств связи угаритских текстов конца второго тысячелетия с еврейским времен Исаии.

Барр приводит еще более яркий пример: «хлеб» (lehem) и «война» (milhamah); очевидно, что оба слова произошли от одного корня, но маловероятно, что между их значениями прослеживалась связь типа «войны велись за хлеб или хлеб был необходимым провиантом во время войн» (Barr 1961:102; другие ветхозаветные примеры см. Kedar 1981:82-98). Задача состоит в том, чтобы точно определить, что составляет универсальное значение, которое преодолевает временной и языковой барьеры.

Большинство ученых подвергают сомнению существование такого универсального аспекта в области семантики. Однако многие из старых лексиконов (например, Thayer’s Greek Lexicon) и книги по исследованию слов таких авторов, как Винсент (Vincent), Вайн (Vine), Уэст (Wuest) допускают его существование. Это может приводить к множеству неверных толкований. Например, Тисельтон отмечает лингвистическую связь между словами «hussy» (уст. «домохозяйка», сову, «дерзкая девчонка»; «женщина легкого поведения») и «housewife»(совр. «домохозяйка») и предлагает провести между ними знак равенства (Thiselton 1977:81).

Неправильно также брать сложное слово, разбивать его на составляющие и выводить из них суммарное значение. Лаув решительно заявляет: «Основной принцип современной семантической теории заключается в том, что мы не можем переходить от формы слова к его значению» (Louw 1982:29). В подтверждение данной истины можно привести два известных примера: ekklesia и parakletos. Первому термину часто приписывают значение «призванные» верующие @@тогда как в действительности в дошедшей до наших дней греческой литературе слово ekkfesia ни в одном месте не имеет такой денотации. Второй термин — основное название Святого Духа в Иоанна 14-16 — состоит из корней para («рядом») и kaleo («призыв»). Когда-то он действительно имел значение, близкое к значению его корней, «призванный быть рядом и помогать» и использовался в эллинистических кругах в смысле «помощник» или «ходатай». Но это значение не подходит к Ин 14.16,26; 15.26; и 16.7-8,13, поскольку оно никогда не используется в таком контексте. Кроме того, семантическое поле не основано на этом корне.

Браун (Brown 1970:1136-37) различает два законных значения (ходатай, посредник) и два незаконных (утешитель, увещеватель). Но, по его мнению, ни одно из значений не подходит к Иоанна, и, как следствие, он постулирует, что основное значение термина — единство личности и служения. Дух как «другой Утешитель» есть «другой Иисус», то есть продолжающий Его служение.

Суть в том, что корневое значение, хотя и близкое к семантической области термина, не является «универсальным значением», которое присутствует во всех его производных. Тот, кто изучал греческий язык, знает, что предложный префикс может влиять на основу тремя способами (см. Wenham 1965:55): (1) и предлог, и глагол сохраняют свою смысловую нагрузку (epago, «увожу прочь»; ekballb «выбрасываю»); (2) предлог усиливает смысловую нагрузку глагола (1иб, «развязываю»; apolu.6 «освобождаю»); (3) предлог изменяет значение глагола (ginosko «знаю»;anaginosko «читаю»). Учащемуся трудно догадаться, каким именно способом предложный префикс влияет на сложное слово. Это можно определить только по контексту и словоупотреблению.

Большинство студентов полагают, что корневое, или основное значение термина заключено в определении, выученном в рамках курса по основам языка. Но они выучивают самое распространенное значение, а не корень слова. К примеру, ballein означает «бросать», но стандартный лексикон (BAGD) определяет его еще и как «класть», «помещать», «приносить». Очевидно, что последние значения не происходят от «бросать», но являются другими словоупотреблениями. Аналогично, praxis означает «поступок» или «действие», но в зависимости от контекста может переводиться как «предприятие», «дело», «состояние» или «ситуация».

Посему основным орудием серьезного исследования слов является не теологический словарь, а лексикон. Для изучения Ветхого Завета я рекомендую лексикон Брауна, Драйвера и Бриггса (Brown, Driver, Briggs, BDB), а для Нового Завета — Бауэра, Арндта, Гингри- ха и Данкера (Bauer, Arndt, Gingrich, Danker, BAGD). Оба лексикона могут служить и симфониями, поскольку в них перечислены все случаи употребления многих терминов. Самые серьезные студенты могут использовать лексикон Лидделля (Liddell) и Скотта (Scott) для изучения классического греческого языка и Моултона (Moulton) и Миллигана (Milligan) для изучения папирусов. Кроме того, есть прекрасные симфонии Манделькерна (Mandelkern) или Лисовски (Lisowsky) для Ветхого Завета, Моултона (Moulton) и Гедена (Geden) или компьютерная симфония Аланда (Aland) для Нового Завета; Хэтча (Hatch) и Редпата (Redpath) для Септуашнты, Ренг- сторфа (Rengstorf) для трудов Иосифа Флавия. Занимающиеся углубленным анализом имеют в распоряжении широкий выбор орудий, облегчающих их обучение. На сегодняшний день готовятся к выпуску аналогичные работы по межзаветной и раввинистической литературе. Студенты, не знающие языков оригинала, могут воспользоваться симфониями Стронга (Strong), Янга (Young) или Крадена (Cruden).

Иногда исследование корней может быть весьма результативным. Как уже отмечалось, некоторые сложные слова сохраняют свое корневое значение. В отрывке 1 Ин 2.1 слово parakWtos использовано в своем корневом значении «ходатай»: «…если бы кто согрешил, то мы имеем Ходатая пред Отцем, Иисуса Христа, Праведника». В таких случаях корневое значение существенно облегчает экзегезу. Я уже показал, что нет оснований допускать какое-либо универсальное значение корня. Лаув рассматривает общее или наиболее распространенное значение слова (см. выше) и указывает, что, хотя оно никогда не производит универсальное значение, оно лежит в основе так называемого «потенциального значения» (Louw 1982:33-37). Он определяет его как «значение, которое было бы легко применимо в минимальном контексте, где лишь немногое (или ничего) помогает воспринимающему лицу определить значение» (С. 34). К примеру, фермеры и биржевые маклеры по-разному истолковали бы предложение «They had a large amount of stock» (возможны два варианта:

(1) У них было много скота; (2) У них было много акций). Но стоит конкретизировать, например, «The stock died» («Скот вымер») или «The stock averages fell» («Курс акций упал»), и предложения станут понятны всем. В минимальном контексте (с минимумом определений) понимание зависит от того, какое значение является в сознании воспринимающего самым распространенным. В качестве примера Лаув ссылается на статью Л. Гоппельта (Goppelt) о слове trapeza («стол») в TDNT (том 8). Гоппельт разделил свое рассмотрение на «Общее употребление» (включая этимологию) и конкретные случаи употребления (например, «обеденный стол», «стол менялы».

И, наконец, скажу несколько слов о всестороннем исследовании корней в семитском контексте, проведенном Гибсоном (Gibson, 1981:176-206). Он показывает, что между оригинальным корнем и его «потомками» исключен всякий «имеющий смысл» перенос. Но на низшем уровне происходит семантический перенос между родственными языками, поэтому сравнительное языкознание на семантическом уровне имеет некую ограниченную ценность. Лаув называет это явление «функциональным объектом ссылки».

Между корнями отсутствует «родовая» связь, но если между терминами в двух языках существуют очевидные параллели, в таком случае семантические поля этих двух терминов частично совпадают. Сильва (Silva 1983:42-43; ср. Kedar 1981:98-105) отмечает, что это особенно ценно в исследовании Ветхого Завета, поскольку в нем 1300 hapax legomena (слов, которые встречаются только один раз) и 500 других слов, которые встречаются только дважды (из общего словаря, включающего 8000 слов!). Хотя значение многих из них можно узнать из других источников, несколько сот неясных терминов не имеют родственных слов в еврейском языке и отсутствуют в экстрабиблейской литературе. В таких случаях корневой перенос, хотя он может дать только примерное значение, оказывает неоценимую помощь. Например, Сильва отмечает отрывок Иов 40.7: «Взгляни на всех высокомерных, и унизь их, и hadok нечестивых на местах их». Арабское слово tiadaka «удовлетворяет фонологическим соответствиям между арабским и еврейским, и его значение «сокрушать» идеально подходит к контексту» (С. 43). Перенос сделан на основании лингвистических и функциональных параллелей между терминами.

3. Неверное использование этимологии. В действительности данная категория включает два первых подраздела, но для удобства я рассмотрел их отдельно. Этимология, по сути, изучает происхождение термина. Лаув усматривает корни этой проблемы в древнегреческом понятии, согласно которому происхождение значения слова является естественным (возникает вместе с возникновением слова как его неотъемлемая сущность), а не условным (приобретенным) (Louw 1982:23-25). Так, до недавнего времени ученые считали ключом к определению значения слова его происхождение и историю. Это допущение линейного развития стало причиной неправильного использования этимологии, при котором всякое предыдущее употребление слова можно было вкладывать в его настоящее значение.

Фердинанд де Соссюр (Saussure) в своем «Курсе по общей лингвистике», 1915 первым провел различие между «диахронией» (историей термина) и «синхронией» (современным употреблением термина). Он твердо убежден, что «лингвист, желающий понять значение, должен отбросить всякую информацию о том, что его произвело и проигнорировать диахронию… не принимая во внимание прошлое. Вмешательство истории может только исказить его суждение» (1915:81, в Silva 1983:36). Конечно, Соссюр не отрицал эффективность этимологии полностью; он скорее ограничивал ее рамками ее собственной сферы — истории слов. Поэтому современное употребление, а не только история, может определять значение слова. Примером, который очень часто встречается в литературе, служит слово nice («хороший», «приятный», «милый»), происшедшее от латинского nescius — «невежественный». Итак, именно современное употребление термина, а не его история, или эволюция, обусловливает его значение.

Ученые долго допускали ошибки в этой области. В качестве примера часто приводят неправильное понимание, связанное со словом hyperetes («слуга»), Баркли (Barklay), как и Тренч (Trench), настаивал, что это понятие произошло от гомеровского eres.se, «грести». Более того, он утверждал, что hypo придавало идею «под», и соответственно выводил значение «гребец на нижней скамье триеры». Hyperet€s, таким образом, стало «смиренным слугой». Такое словопроизводство сочетает в себе корневую и этимологическую ошибки, поскольку, согласно Лауву, это значение отсутствует в греческой литературе, современной Новому Завету. В лучшем случае оно весьма сомнительно. Но дело в том, что вокруг такого значения можно построить необычайно интересную проповедь, и от него бывает трудно отказаться. Но, если оно не истинно, вправе ли мы рисковать?

Сильва отмечает распространенную ошибку приравнивать греческие слова в Новом Завете к их еврейским аналогам (Silva 1983:56- 73). Начиная с Эдвина Хэтча (Hatch) в прошлом веке, многие полагали, что Септуагинта оказала такое огромное влияние на лексикографию Нового Завета, что почти весь его язык превратился в нечто вроде семитизированного греческого. Некоторые часто приписывают терминам в библейском греческом то же значение, что и еврейскому слову, которое данные термины переводят (Turner 1980 подвер- · гается критике за эту ошибку). Но это показывает неверное понимание подлинного положения новозаветного греческого. В предыдущей главе уже отмечалось общепризнанное положение, что Новый Завет написан разговорным греческим. Поэтому связь между Масоретским текстом, Септуагинтой и Новым Заветом очень запутанная. Мы не вправе полагать, что каждое отдельное слово претерпело влияние преимущественно его еврейского аналога. Конечно, такое влияние не исключено; но его степень можно установить только после детального исследования. Как указывает Сильва (С. 72), это справедливо в отношении самой Сеитуагинты; насколько более справедливо это в отношении Нового Завета, лишь на шаг отстоящего от Масоретско- го текста.

Тисельтон обращает внимание еще на одну опасность так называемой «мертвой метафоры» (Thiselton 1977:81). Она возникает в тех случаях, когда мысленный образ, который слово заключало в прошлом, уже утратил свое значение. Например, слову splanchnizomai («проявить сострадание») придают коннотацию «затрагивать самые сокровенные чувства» из-за наличия splanchna («внутренние органы»), Но это метафорическое значение в первом веке уже утратилось. Никогда не следует ссылаться на употребление того или иного термина Гомером или Аристотелем с целью «доказать» или «продемонстрировать» значение этого термина в ветхозаветный период. Эта ошибка может стать анахронической, к примеру, толкование dynamis («сила») как «динамит». Как поясняет Карсон, динамит взрывает и разрушает, тогда как Слово исцеляет и животворит (Carson 1984:33). И что еще более важно, современную метафору нельзя использовать как определение; ее можно использовать только как иллюстрацию.

Наилучшее изложение данного вопроса содержится, пожалуй, в работе Дж. Вендрайза «Лингвистическое введение в историю языка»

(1. Vendryes Language: A Linguistic Introduction to History) (см. в Barr 1961:109; Silva 1983:46-47):

Этимология дает ошибочное представление о характере словарного состава, поскольку она показывает только его формирование. Слова не используются в соответствии с их историческим значением. Мы забываем — если вообще когда-либо знали — о семантической эволюции, которую прошли слова. Слова всегда имеют текущее значение, то есть ограниченное временем их употребления, и частное значение, связанное с сиюминутным их использованием. (Курсив его)

Это, однако, вовсе не означает, что этимологию не следует учитывать в исследовании слов, но ее нужно применять очень осмотрительно. Все зависит от того, есть ли в тексте намеренная ссылка на историческое значение. Примером служит использование слова рагагутеп («отпадать») в Евр 2.1. Возможны две метафоры, причем обе найдены в текущей греческой литературе того времени: (1) Кольцо, которое «спадает» с пальца и теряется (Плутарх); или (2) судно, увлечённое течением навстречу опасности. Так как автор использует мореходную метафору в сходном контексте 6.19 («якорь для души»), второй вариант становится несколько более вероятным. Важно то, что как синхроническое, или текущее употребление, так и контекст допускают эту этимологическую метафору.

Еще одно слово, также предмет широкой дискуссии, — hamartano, одно из основных названий понятия «грех». Лаув отмечает, что неверно считать гомеровское значение «бить мимо цели» или «не достичь цели» «скрытым смыслом» термина (Louw 1982:29-30), но Сильва справедливо отмечает, что такая коннотация все же возможна в специфическом контексте, например, Рим 3.23, в котором идею греха можно выразить как «неспособность достичь славы Божьей» (Silva 1983:50). Нельзя строить на этом общее предположение, но отдельные примеры могут стирать этимологическое различие. Это особенно проявляется в библейских каламбурах, или игре слов (см. Gibson1981:180-81) как в предыдущем примере.

Во всех случаях приоритет отдается синхронической стороне, а диахронические соображения принимаются во внимание, только если текущее употребление и сам контекст допускают исторические ссылки. Они часто встречаются в библейских текстах в силу важной роли традиции и канона. Пророческие книги Ветхого Завета содержат много намеренных ссылок на Гору, а в Новом Завете часто можно встретить термины в том значении, в котором они использованы в Ветхом Завете или Септуагинте. На этом принципе основано утверждение Леона Морриса о том, что законное значение глагола в страдательном залоге dicaiousthai в Рим 3.24 (а также во всех остальных местах) «оправдывать», а не «делать праведным» (Morris 1956:233- 35, 259-60). Он частично обосновывает свою точку зрения прямым влиянием Септуагинты на технический язык Павла. Контекст допускает правильность его утверждения. И, конечно, этот принцип еще более справедлив в отношении прямых цитат или ссылок на отрывки Септуагинты. Как мы увидим позднее, основным ключом к пониманию символов книги Откровения служит их происхождение (многие из них взяты из Ветхого Завета).

Изучая историю слова, нужно учитывать большую вероятность семантического изменения, то есть то явление, когда слово с течением времени меняет свое значение. Это неотъемлемое свойство языка. Необходимость в New King James Version была вызвана тем, что обычный человек уже не понимал многие термины в переводе, сделанном в 1611 году. Как отмечает Сойер: «Абсолютно недопустимым является предположение, что, поскольку слово имеет частное значение в одном контексте, оно автоматически имеет то же значение в другом, совершенно отличном контексте, датируемом парой тысяч лет раньше» (или позже! Sawyer 1972:9).

На самом деле семантическое изменение имеет существенное значение в исследовании слов, поскольку оно предохраняет от опрометчивого включения в семантическое поле архаичных значений. Наиболее полное исследование данного вопроса проведено Сильва (1983:53-97), который отмечает, что проследить семантическое изменение в Ветхом Завете крайне сложно (вследствие малочисленности небиблейского материала и трудностей в датировании текстов) и преимущественно исследует семантическое изменение от Септуагинты до Нового Завета. В одних случаях семантическое поле может расширяться (как, например, использование artos, «хлеб», в значении «еда» вообще); в других — сужаться (как, например, использование ho pistis, «вера», в узком значении «христианская вера»). Во многих случаях можно видеть фактическую замену, как, например, в использовании angelos для еврейского mal’ak, «ангел». Огромное влияние еврейской Библии привело к семантическому заимствованию, как в случае с заимствованными словами (abba, «отче») Или структурными соображениями (придание слову kardia, «сердце», идеи «расположенный в центре» вследствие влияния еврейского 1ёЬ). Мы должны знать о таких возможных изменениях, если хотим истолковать письменное свидетельство правильно. Я рассмотрю многие составляющие этой категории (полисемию, омонимию, эллипсис и другие) в следующей главе.

4. Неправильное использование последующего значения. Противоположная этимологии ошибка — привнесение в библейский материал более поздних значений. Это происходит, к примеру, когда слово martys («свидетель») толкуют в свете значения, приобретенного им во втором веке — «мученичество», или когда «рыбу» из отрывка Ин 21.11-14 делают символом евхаристии на основании того, что ее используют в причастии в более поздней церкви. Описывая процесс толкования теологии отрывка, Кайзер употребляет фразу «аналогия предыдущего Писания» (Kaiser 1981:134-40). Это означает, что мы должны толковать теологический термин не на основании того, что он стал означать позднее, а на основании того, что он означал в прошлом, особенно когда это прошлое значение повлияло на текущее употребление данного термина. Хотя фраза Кайзера имеет широкий смысл и применима не только к рассматриваемому вопросу, он применяет ее, прежде всего, к «использованию определенных слов, которые уже приобрели специальное значение в истории спасения и начали занимать терминологический статус (например, «семя», «раб», «покой», «наследие»)» (С. 137).

Этот принцип еще более применим к исследованию слов. Одной из основных ошибок современных методов толкования является тенденция привносить в древние термины Писания значения двадцатого века. Все мы в свое время посещали воскресную школу, где важные теологические истины объяснялись на основании определений, взятых из толкового словаря Вебстера, или пояснений из так называемой расширенной Библии (в которой в скобках даются пояснения важных понятий). Сходной проблемой является тенденция привносить новозаветное значение в такие ветхозаветные понятия как спасение, благодать, милость и истина. Во всех случаях значение должно определяться на основании текущего употребления и контекста. Последующее значение, конечно, нельзя игнорировать полностью.

Канонический подход (к примеру, комментарий Чайлдса (Childs) на книгу Исход) показал, как важно принимать во внимание более позднее толкование того или иного текста. Но оно не влияет на значение текущего текста, но только может показать, как текст или термин позднее применялся в жизни народа Божьего.

5. Ошибка одного значения. Иногда мы встречаем такую точку зрения, что еврейский или греческий термин нужно во всех случаях переводить одним и тем же английским словом. Она, конечно, тесно связано с корневой ошибкой, описанной выше. Попытка осуществить этот подход была предпринята в Concordant Version. Результаты были просто катастрофическими. Эта ошибка основана на искаженном представлении о языке. Словарный запас обычного человека составляет в среднем 20000 слов; но лингвисты доказали, что в течение своей жизни этот человек выражает словами от четырех до пяти миллионов различных мыслей. Не сложно подсчитать, что для этой цели слова должны использоваться во множестве различных комбинаций и во множестве различных значений. Безусловно, некоторые узкоспециальные термины (например, в естественных науках), могут иметь только одно значение; но не слова в повседневном языке. Этот принцип еще больше усложняется, когда человек в процессе коммуникации преодолевает языковые барьеры. Именно так происходит при изучении Библии. В двух языках не может быть одинаковых средств выражения или способов словоупотребления. Чтобы сказать, к примеру, простую фразу «I will get it» на немецком, нужно сначала выяснить, какой именно из множества возможных немецких эквивалентов слова «get» выразит эту самую мысль. В словаре Касселля (Cassells’ Worterbuch) простому английскому слову «get» посвящено две колонки с десятками словосочетаний.

Гак же обстоит дело и при переводе с еврейского или греческого. Лаув приводит прекрасный пример со словом sarx, «плоть», которое часто переводят буквально (Louw 1982:39-40). Но обратите внимание, что в следующих отрывках это слово имеет различный смысл: Мф 24.12 «не спаслась бы никакая плоть» (ни один человек); Ин 1.14 «и Слово стало плотию» (стало человеческим существом); Рим 9.8 «плотские дети» (рожденные естественным путем); Евр 5.7 «дни плоти Своей» (Его земная жизнь); Рим 8.13 «живете по плоти» (греховная природа); Иуд 7 «ходившие за иною плотию» (сексуальная аморальность). Вполне очевидно, что английский термин flesh («плоть») не может адекватно выражать все эти различные коннотации, и неправильно было бы при переводе использовать flesh («плоть») во всех указанных случаях. Как заключает Лаув, «невозможно сказать, что слово sarx означает, можно лишь сказать, что оно означает в том или ином контексте» (С. 39-40).

В дальнейшем я буду рассматривать лингвистическое понятие «первичного» и «вторичного» значений, но это явление радикально отличается от «одного значения». «Первичное» значение выступает в качестве «смысловой нити», которая связывает семантическое поле слова (Beekman and Callow 1974:96-97). Но даже такое определение оспаривается, и большинство лингвистов сходятся во мнении, что многие значения одного семантического поля связаны только периферийно (см. ниже). Наличие нескольких значений у одного слова называется специальным термином «полисемия», буквально — «многозначность». Это чрезвычайно важный лингвистический принцип, так как он еще раз подчеркивает, что решающими факторами в определении значения термина являются семантическое поле и контекст.

6. Неправильное использование параллелей. Это еще один из самых распространенных источников ошибок. Роберт Кайсэр (Kysar 1970:250- 55) в своей статье показывает, что Рудольф Бультман (Bultmann) и Ч. Г. Додд (Dodd) в комментариях на Евангелие от Иоанна (особенно во вступлении) использовали различные источники данных для «доказательства» своих теорий. Ни один из них практически не принимал во внимание параллели, приводимые в качестве доказательства другой стороной. Иначе говоря, они отбирали только те параллели, которые могли подтвердить их предвзятые мнения. Так зачастую происходит и в научных кругах. Вместо всестороннего исследования всех возможных параллелей с целью определить ту, которая лучше всего подходит по контексту, ученые избирают только те, которые наиболее соответствуют содержанию их научной работы, и игнорируют все остальные. Кроме того, они часто приводят многочисленные примеры, стремясь поразить читателя объемом. Карсон называет это «словесной параллеломанией,… перечислением словесных параллелей в каком-нибудь произведении, словно эти голые явления демонстрируют концептуальные связи или даже зависимость» (Carson 1984:43-44). Так часто поступают некоторые специалисты школы Истории Религий. Стремясь показать эллинистическое, а не еврейское происхождение понятия или термина, они фактически игнорируют свидетельство еврейских источников. Мартин Хенгель (Hengel) во многих своих работах мастерски опровергает многие несостоятельные предположения этой школы.

Важно сознавать относительное значение параллелей. К примеру, изучая использование Павлом слова dikaiousthai («оправдывать») в Рим 3.24, мы должны учитывать несколько уровней. Во-первых, глагол в страдательном залоге, а не существительное или прилагательное, поистине релевантен. Во-вторых, использование слова Павлом по всем Послании к Римлянам более важно, чем его использование во всех других его Посланиях. В-третьих, использование dicaioun и родственных слов во всем Новом Завете не говорит о том, как оно использовано в Римлянам. Последние могут только расширить семантическое поле и сообщить возможные значения термина в период ранней церкви. В-четвертых, нужно проверить наличие прямой ссылки или непрямого влияния Септуагингы или Ветхого Завета. В-пятых, нужно исследовать дошедшую до наших дней обширную греческую литературу на наличие других возможных семантических параллелей.

И самое важное, нужно искать настоящие параллели, а не довольствоваться кажущимися или вероятными параллелями. Разницу между ними не всегда легко распознать. Прежде чем принимать решение, нужно изучить все семантическое поле и сопоставить контексты, содержащие возможные параллели. Затем нужно составить список всех случаев употребления термина и определить, в каких именно случаях значение термина больше всего совпадает с его значением в том контексте, который мы изучаем. Всякий отдельный случай представляет собой только возможную параллель, пока не доказано, что он имеет большую степень семантического совпадения (то есть он соотвегствуст библейскому термину на нескольких уровнях), чем другие варианты, даже если эта параллель встречается в гой же книге или том же разделе. Нужно помнить, что мы можем произносить одно и то же слово, но уже с другим оттенком значения спустя пару предложений и даже не задумываемся об этом. Павел, к примеру, несколько раз по-разному использует nomos («закон») в Рим 5-7 (см. схему в Моо 1983:76). Имеет значение не ближайшая, а самая подходящая параллель. А узкий контекст выступает окончательным критерием в определении правильной параллели.

7. Дизъюнктивная ошибка. Зачастую два варианта представляют как взаимоисключающие и вынуждают читателя делать выбор, хотя в этом нет необходимости. Карсон связывает данную ошибку с «предвзятым использованием свидетельств», при котором данные излагаются в гаком свете, что читатель вынужден предпринимать шаги, которые данное свидетельство не предполагает (Carson 1984:54-56). В предыдущей главе мы видели такую ошибку в области грамматики, когда призывают сделать выбор между объектным и субъектным генитивом, хотя текст допускает общий генитив. Такую ошибку часто допускают и в исследовании слов. Примером тому служит использование институционального языка сторонниками раннего католицизма. Дело в том, что ранняя церковь была в известном смысле харизматической и свободной, и только в конце первого века в ней сформировался аппарат церковного управления. Поэтому всякое упоминание о «пресвитерах» или «епископах» (как, например, в Деян 14.23; Фил 1.1), по идее, относятся к более позднему периоду, тогда как говорение на языках под водительством Духа (например, 1 Кор 14.26-28) ведет свое начало от ранней церкви. Но такое разделение неправомерно, поскольку харизматическая свобода и институционализм не являются дихотомическими. Хорошей параллелью была иудейская синагога, которая имела свободу и вместе с тем церковную власть.

8. Словесная ошибка. Еще одной серьезной ошибкой является неспособность учесть наряду со словом понятие, то есть другие способы, которыми библейские авторы могли сказать то же самое. Эго, естественно, включает синонимы; одной из целей New International Dictionary of New Testament Theology было исправить эту основную ошибку в TDNT. Но, как отмечает Мозес Сильва, даже в NIDNTT «группировка близких по значению терминов в действительности не доказывает, что авторы принимали во внимание лингвистическую теорию; она служит только для удобства. Ср. мой обзор в WTJ 43 (1980-81), 395-99» (Silva 1983:21η).

Если мы ставим своей целью проследить теологию слова или фразы, мы не вправе ограничиваться изучением случаев употребления только отдельного термина. Эго поможет определить семантическое поле отдельного термина, но не раскроет всю глубину авторской мысли или библейского учения.

Никто из нас не использует в точности те же самые слова, чтобы описать свои мысли. Наоборот, мы употребляем для этого синонимы и другие фразы. Поэтому поистине полное описание должно включать близкие по смыслу термины и фразы. Методология этого процесса будет рассмотрена в следующем разделе. На данном же этапе я хочу отметить то, как опасно пренебрегать этим подходом. К примеру, рассматривать духовную сферу и концентрировать внимание на рпеита в корне ошибочно. Тисельтон (Thiselton 1977:91) исследовал это понятие и составил список близких по значению терминов: ветер (к примеру, memos, lailaps), дух (soma, sarx, psycho), средоточие эмоций или интуиции (kardia, etarachtho) и некоторые другие категории. Мы проявим необъективность, если проигнорируем отрывки на ту же тему, в которых использованы синонимичные термины. Чтобы определить все термины и фразы, выражающие то или иное понятие, нужно применить метод семантического поля (см. ниже).

9. Игнорирование контекста. Это, гак сказать, основная ошибка, которая включает все остальные и приводит к их появлению. Например, когда диахроническую историю термина считают важнее контекста, этимологии ошибочно приписывают формирующую роль в значении. Как уже отмечалось, контекст и текущее семантическое поле слова — это два аспекта синхронического подхода. Игнорирование контекста является, пожалуй, самой распространенной ошибкой, поскольку большинство комментариев построено но пословному принципу, который, как правило, изолирует каждое слово от окружающих его остальных терминов и в результате не может собрать все послание текста и рассмотреть его как единое целое.

Например, Фил 2.7 heauton ekenosen (в англ, переводе «освободил Себя», «лишил Себя») стал предметом широкой дискуссии, построенной вокруг кенотической теории, а именно, «лишил» ли Христос Себя Своей божественности. Традиционная евангелическая точка зрения такова, что Христос лишил Себя преимуществ и славы божественности, но Не Своей божественной природы (сравните 6 ст.; см. Lightfoot). Но, как отмечает Хоторн, такой подход игнорирует контекст (Hawthorne 1983:25-86). В контексте отсутствует дополнение в генитиве, показывающее, чего именно «лишил Себя» Христос. И в свеге этого лучше признать непереходный характер глагола.

В семантическом диапазоне контексту лучше подходит другое значение — «уничижил Себя», «сделался ничем». Такое значение больше подходит в качестве перехода от «не почитал хищением быть равным Богу» к «приняв образ раба», а также в качестве параллелизма к «смирил Себя» в стихе 8. Должное внимание к контексту устраняет необходимость оспаривать принципы кенотической школы, используя их собственные методы.

Основы теории семантики 1. Значение. Эту главу поистине можно считать центром всей книги. У каждого, кто изучает эту работу, возникает один главный вопрос: Что нужно предпринять, чтобы раскрыть библейское значение более точно? Но попутно возникают и другие вопросы. Например, что такое «значение»? Мы уже провели различие между авторским исходным значением (по сути дела единственным значением), и тем, что текст «означает» для каждого из нас сегодня (множественное значение, зависящее от значимости текста для нас в той или иной ситуации). Однако мы еще не определили понятие «значение».

Отметим важное общепринятое положение в семантике: значение не является неотъемлемым содержанием слов. Вопреки распространенному взгляду, термины сами по себе не несут значение. Некоторые термины и в самом деле могут создавать в уме некий словесный образ. Например, «яблоко» или «дом». Но они передают это значение как часть предложений или «речевых актов» и зачастую вообще не несут этого конкретного значения. Например, в термине «pineapple» («ананас») или предложении «His suggestion housed several different ideas» («Его предложение содержало несколько различных идей»).

Итак, значение слова не является неотъемлемым. Как отмечает Ульман, словари создают впечатление, что слова по своей природе заключают абстрактный смысл (Ullmann 1964:39). Но в действительности слова — это произвольные символы, имеющие значение только в контексте. В любой языковой системе они функционируют на основе сложившихся традиций и практического употребления. Их нужно изучать дескриптивно (как они на самом деле употребляются), а не прескриптивно (согласно устоявшимся правилам). Согласно рабочему определению Найды, значение — это «ряд связей, обо-

знаменных словесным символом». Он также добавляет, что слово следует понимать как «знак или символ того или иного значения» (Nida 1975:14). Аналогично, Кедар начинает свое исследование с утверждения, что речь — это в основе своей «система символов» (Kedar 1981:9). Другими словами, отдельный термин не является основной значимой единицей. «Как убедительно показали Соссюр и Витгенштейн, значение слова зависит не от того, чем оно является само по себе, а от его связей с другими словами и другими предложениями, которые составляют контекст» (Thiselton 1977:78-79).

Теорию значения можно проиллюстрировать многими способами. Отметим употребление peirasmos в Иак 1.2 и 1.12-13. Само по себе слово имеет не единственное, а потенциальное значение. Э го только символ. Но при помещении в контекст его значение обусловлено взаимосвязью в предложении. Эти отрывки демонстрируют явное изменение значения. В 1.2 peirasmos ясно означает «испытание»*, ниже определенное как «испытание веры» (3 ст.), которое принимает множество форм (2 ст.). После обсуждения вопроса о молитве и сомнении (5-8 ст.), а также о бедности и богатстве (9-10 ст.), Иаков возобновляет начатую тему в стихе 12, особо акцентируя внимание на идее «перенесения испытаний» (сравните 3-4 ст.). В стихе 13, однако, значение переключается на другой аспект семантического поля — на «искушение». Этот едва заметный переход вызван утверждением «Бог меня искушает» и подводит к обсуждению взаимосвязи иску- шение-грех-смерть (14-15 ст.). Значение не было неотъемлемым в peirasmos, но было дано ему его контекстом; без контекста термин имеет только потенциальное значение.

2. Смысл и референция. Большинство из нас знакомы с референциальной теорией значения*. Эта теория постулирует прямую связь между словом как символом и предметом как референтом. Но дело в том, что слова не всегда «называют» объекты реальности. Как отмечает Гилберт Райл:

Если бы каждое отдельное слово было названием, тогда предложение, состоящее из четырех слов, скажем, «три — это простое число» @@должно было быть списком из четырех объектов, названных этими * В русском переводе «искушение». (Прим, переводчика).

1’1 Более подробное обсуждение см. Gibson 1981:47- 96; Nida 1964:70-99;Louvv 1982:50- 60; и Thiselton1978:1127-29.

четырьмя словами. Но такой список, как «Платон, Аристотель, Аквинский, Локк, Беркли» не является предложением. … Значение всего предложения нельзя разложить на ряд предметов, обозначенных входящими в его состав словами, при условии, что эти слова вообще обозначают предметы. Так, понятие «иметь значение», по меньшей мере, частично отличается от понятия «обозначать» (Ryle 1963:133; в Сильва 1983:106).

Сильва внес поправку в такое функциональное представление о языке, отметив тот факт, что некоторые слова действительно имеют прямую связь с материальными объектами (в библейском исследовании — с теологическими понятиями). По утверждению Райла, это справедливо в отношении имен собственных, и иногда в отношении специальных и полуспециальных терминов. Например, nomos (закон) или hamartia (грех). Но мы уже отмечали вариативность слова nomos. В. Гюнтер обращает внимание на гот факт, что в Септуагин- те «в пределах двух слов, hamartia и adikia, представлен весь диапазон еврейских слов, обозначающих вину и грех», и что в Новом Завете этот термин и его родственные слова используются «как самое полное выражение всего, что противостоит Богу» (Gunther 1978:577, 579). Одним словом, даже в употреблении этих полуспециальных выражений прослеживается определенная вариативность. Сильва справедливо отмечает, что нужно различать специальные и неспециальные термины; но я поспешу предупредить, что между ними нет четкого различия. Такие полуспециальные термины, как nomos, могут быть использованы нереференциально, например, как «правовые принципы» в самом общем смысле. Понять данную истину поможет схема (см. рис. 3.1), составленная Сильва (Silva 1983:107).

Мы можем исследовать полностью и преимущественно референциальный термин посредством метода, называемого лингвистами «слово и предмет» (согласно TDNT). Этот метод предполагает тождество между словом и «предметом», к которому оно относится, и дает точное определение референта. Но далеко не все слова можно См. такжеGibson 1981:42-44, 165-75, где он опровергает абсолютное различие между смыслом и референтом, на котором настаивает Кейрд (C.aird 1982:9). Гибсон утверждает, например, что имя собственное все же имеет некоторый смысловой аспект, а сказуемое имеет референта. См. также Nida 1964:70-82, где он применяет более динамический подход к референциальному значению, который, по идее, включает наш смысл и референт. Гибсон призывает к более строгому употреблению терминов.

Полностью референциальное значение	Преимущественно референциальное значение	Частично референциальное значение	Нсрефероит цюлы юс значение
(Платон)	(закон)	(холод)	(красивый)

Рис. 3.1.Схема степеней референции (по Сильва).

исследовать таким способом. К тому же, данный метод допускает много просчетов. Карсон, например, высказывает предостережение от «ложных допущений в отношении специального значения». Он имеет в виду то явление, когда человек делает предположение о содержании специального термина (например, «освящение»), не позволяя контексту определить его (Carson 1984:45-48). Что касается «освящения», такие отрывки, как Рим. 6 или 1 Кор 1.2, приравнивают его к моменту оправдания, а не к процессу духовного роста. Иными словами, даже в отношении специального термина решающим фактором в определении значения является контекст.

Известный треугольник Огдена и Ричардса (Ogden and Richards, 1923:11; у Silva 1983:103) иллюстрирует основные различия в определении слов (см. рис. 3.2).

Смысл (мысленный отклик)

(термин)

Рис. 3.2.Треугольник Огдена и Ричардса.

Как уже отмечалось, непросто установить связь между символом и его референтом. Самое главное — определить различие между :мыслом слова и его референцией. Референция — эго экс гралингви- стический фактор, особый объект, обозначаемый данным утвержде-

нием. «Смысл» — это образ, создаваемый в уме понятием, то есть подразумеваемый образ. К примеру, если мы скажем «Корабль — у причала», мы имеем символ (корабль), смысл (большое судно) и референта («Куин Мэри»)*. Рассмотрим исповедание Петра в Кесарии Филипповой: «Ты Христос» (Мк8.29). Символ, «Христос», относится к Иисусу (то есть, как видно по контексту, референтом является Иисус), но его смысл — ожидание евреями Мессии. В большинстве других случаев мы должны рассматривать скорее смысл, чем референта. Абстрактные термины, например, «вера», «надежда», «любовь» подходят только к этой первой категории. Прослеживая ветхозаветные термины, касающиеся спасения (см. Sawyer 1972), мы имеем дело со смысловыми связями. Поэтому в предстоящем обсуждении я остановлюсь главным образом на смысле.

3. Структурная лингвистика. Смысл термина зависит от его функции в большем лингвистическом отрезке — предложении. Этот принцип лежит в основе структурного (не структуралистского; см. главу шесть) представления о языке. Соссюр также построил свою систему на различии между синтагматической или парадигматической связями. Первая является линейной и определяет связь слова с другими терминами, которые окружают его в речевом акте. Примером служит взаимосвязь понятий в высказывании «Бог есть любовь». Парадигматическая связь является вертикальной или ассоциативной. Она рассматривает другие термины, которыми можно заменить термин, содержащийся в высказывании, например, синонимичные слова. Вместо «любовь» можно сказать «сострадательный», «милостивый» или «милосердный». Оба аспекта связаны с ключевым экзегетическим вопросом: почему? Почему автор выразил свои мысли посредством именно этого ряда связей? Э го приводит к ряду вопросов, начинающихся со слова «какой»: Какие ограничивающие отношения термины имеют между собой? Какие еще термины подходят для описания авторских мыслей? К какому большему семантическому полю (ряду значений) принадлежат эти термины, и какое значение оно привносит в авторскую мысль? В библейском исследовании эго вовлекает нас непосредственно в теологическую сферу.

* Queen Магу — пассажирский лайнер серии «Queen» компании «Cunard». Спущен на воду в 1934 году; и 1967 году продан американскому консорциуму и переоборудован в плавучую гостиницу. (Прим, переводчика).

В правильном исследовании слов нужно учитывать оба аспекта. Например, отрывок «любовь Божия» в Рим 8.39 является частью гораздо большей структуры — утверждения о невозможности отлучить дитя Божье от Его любви (38-39 ст.). Нельзя понять данную истину, если не учесть все высказывание, частью которого является отрывок. Кроме того, нужно учесть, что он составляет намеренную параллель к отрывку «Кто отлучит нас от любви Христовой» в стихе 35. Здесь мы видим сочетание синтагматической и парадигматической связи (ср. 26-27 ст.), поскольку весь триединый Бог оберегает нас. Исследуя понятие любовь, полезно исследовать такие параллельные понятия, как hesed (милость) и всемогущество (в силу акцента на неотлучности). Это родственные понятия, которые не только прояснят рассматриваемое понятие, но и сделают его более релтефным. Более подробно данный вопрос будет рассмотрен ниже.

В этом разделе я ставлю своей целью показать, что термины имеют значение только в составе большей структуры. Конечно, «любовь Божья» как специальная фраза, безусловно, имеет значение; но его лучше назвать «потенциальным значением». В предыдущей главе мы уже использовали это понятие при рассмотрении генитива. Эта фраза может обозначать многое: «Бог любит меня»; «я люблю Бога»; «Бог есть любовь» и так далее. Я могу знать, что она действительнообозначает, только если рассмотрю ее в составе большего контекста, к примеру, Рим 8.39. Кроме того, значение высказывания не является суммой значений отдельных слов, входящих в его состав (такое впечатление создают многие комментарии); это целостное послание, производимое словами в их взаимосвязи друг с другом. Проследите различие между «я помогаю мальчику» и «мальчик помогает мне». Значение каждой их этих фраз — никак не совокупность отдельных значений, а целостное послание. Каждый термин является частью целого, и изменение одного термина или его связи с другими терминами повлечет за собой изменение целого.

4. Контекст. Я подчеркивал важность контекста на протяжении всей книги. Теперь я хочу раскрыть его взаимосвязь с семантикой. Сильва резюмирует общепринятую аксиому относительно важности контекста, приписывая «ему предопределяющую функцию; то есть контекст не только помогает понять значение, он фактически создаетзначение» (Silva 1983:139; курсив его). В первой главе мы отмечали 5 Зак. 3695

два аспекта контекста — исторический и логический — с целью описать пролегомены к серьезному исследованию Библии. Теперь мы рассмотрим еще два его аспекта, которые, следуя лингвистической традиции, назовем литературный и ситуативный.

Сойер называет литературный контекст «лингвистической средой», которая связывает семантику с несколькими понятиями, которые будут рассмотрены позднее, а именно с синтаксисом и жанром (Sawyer 1972:19-28). В своем исследовании Сойер концентрирует основное внимание на стилистике, то есть, на классификации семантических единиц на основе сходных типов выражения. Это поистине важнейшая область лингвистического исследования, поскольку она доказывает, что разные авторы (равно как и каждый жанр — см. главы 6-12) используют язык по-разному. В то же время в каждом языке есть определенные стилистические предпочтения (идиомы, способы изложения), которые часто обусловливают выбор слов. Эти два стилистических фактора действуют в противоположных направлениях: индивидуальный стиль производит множество средств выражения, культурные нормы согласуют средства выражения. Изучающий Слово должен иметь представление об обоих факторах и выяснить, какой из них задействован в контексте.

Это особенно важно в изучении вопроса синонимов (см. ниже). Предваряя его изучение, рассмотрим использование Павлом терминов ginoskein и eidenai — два основных слова для понятия «знать». Бердик прослеживает их употребление и заключает, что в большинстве случаев (90 из 103 для eidenai и 32 из 50 для ginoskein) Павел придерживается классического различия между eidenai как уже приобретенное знание (характеризующееся уверенностью) и ginoskein как процесс получения знаний (Burdick 1974:344-56). Сильва, однако, подвергает такие результаты сомнению, утверждая, что eidenai hoti — это традиционный язык, на котором не следует настаивать (Silva 1983:164-69). Употребление слов Павлом продиктовано больше стилистическими причинами (Silva 1980 называет это «лексическим выбором»), чем классическими различиями, и поэтому эти два термина в посланиях Павла часто выступают синонимами.

Гирш (Hirsch 1976:50-73) ставит под сомнение тот факт, что стиль и синтаксис обусловливают значение. По его мнению, синонимичные идеи могут быть выражены в различных стилистических формах, к примеру, в действительном («Я ударил по мячу») или страдательном залоге («Мяч был ударен мною»). Но его доводы не убедительны но двум причинам. Во-первых, он тщательно подобрал пример в доказательство своей позиции. Но на самом деле лингвисты принимают этот факт во внимание. Мы должны изучить контекст и выяснить, акцентирует ли страдательный залог внимание на «мяче», а действительный — на акте ударения. Но, как мы видели, при выборе других стилистических средств стиль оказывает более непосредственное влияние.

Во-вторых, Гирш выступает против детерминистической позиции, согласно которой стиль формирует значение. На мой взгляд, стиль является одним из ключей, а не единственным ключом к определению значения. Это один из многих факторов, которые нужно учитывать при изучении того, что привносит слово в структуру предложения. Поэтому возражение Гирша справедливо призывает не преувеличивать важность стиля, но вместе с тем оно не применимо к более утончённой позиции.

Ситуативный контекст определить сложнее, поскольку он предполагает воссоздание исторической ситуации, положенной в основу поверхностного контекста отрывка. Мы подробно остановимся на этом вопросе при изучении историко-культурной экзегезы (глава пять), но его также нужно рассмотреть во взаимосвязи с семантическим исследованием. Я отмечу определенные сложности в понимании произнесенного в прошлом (см. приложения один и два), но лингвисты, по меньшей мере, не считают его невыполнимой задачей. Исторические документы помогают воссоздать не только значение слов, но также события и ситуации, которые легли в основу многих древних документов. Более того, эти ситуации сами предопределяют значение. К примеру, повеление «исповедовать свои грехи» в 1 Ин 1.9 окружено тремя высказываниями, адресованными аудитории Иоанна: «Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме» (6 ст.); «Если говорим, что не имеем греха» (8 ст.); и «Если говорим, что мы не согрешили» (10 ст.). Существует много толкований этого изречения, но наилучшее из них основано на признании того факта, что Иоанн обращается к своим противникам, сторонникам доктрины морального усовершенствования, протогностикам, чье «познание», по их мнению, превознесло их над грехом. Иоанн призывает читателей осознать свою греховность, исповедать ее и обратиться к «свету» (5 ст.). Тисельтон справедливо отмечает:

Попытка вырвать «утверждения» в Новом Завете (или Ветхом Завете! J из конкретной ситуации, в которой они были высказаны, и рассмотреть их «безотносительно ко времени» говорит не только о плохой теологии, но также о плохой лингвистике, поскольку она приводит к искажению того, что означает текст (Thiselton 1977:79; курсив его).

5. Глубинная структура. Лаув выделяет поверхностный и глубинный уровни высказывания (Louw 1982:75-89). Это не означает, что он разделяет психологический подход структуралистов; он исходит из чисто лингвистических предпосылок. Поверхностная структура отображает основные грамматические и семантические связи в предложении. Она напоминает современный перевод, такой как NIV, описательный, где эго необходимо, но точно воспроизводящий оригинал. А глубинная структура раскрывает подразумеваемое послание. В библейском исследовании это теологическая истина, которую содержит высказывание. Этот принцип основан на трансформационной грамматике Ноама Хомского (Chomsky) — теме нашей следующей главы. Однако он имеет отношение и к семантике. Хомский учит, что в основе поверхностной грамматики всякого высказывания лежат лингвистические трансформации, то есть более глубокое послание высказывания. Но данный принцип представляет определенную опасность, поскольку некоторые, (к примеру, структуралисты) стали занижать важность поверхностного текста и фактически игнорировать его. Однако многие специалисты в области семантики понимают это заблуждение и справедливо отмечают, что поверхностная грамматика регулирует трансформации. Эти два аспекта являются взаимозависимыми частями большего целого.

В качестве примера Лаув использует отрывок Еф 1.7 (Louw 1982:75-76). Поверхностное утверждение: «В Котором мы имеем искупление Кровию Его». Глубинная структура выглядит так: «Бог дарует нам свободу, поскольку Христос умер за нас». Эта трансформация затрагивает не только синтаксис, но и семантику на глубинном уровне. Сначала проводят анализ синтагм и парадигм обеих частей, — «искупление» и «кровь», — после чего их трансформируют в подразумеваемые под ними теологические тезисы. Этому непременно должно предшествовать серьезное экзегетическое исследование. Одним из «побочных продуктов» данного метода является устранение двусмысленных выражений (Thiselton 1977:96). Мы можем установить глубинное послание, только проработав все возможные варианты толкования.

Данный принцип действует как на семантическом, так и на грамматическом уровне. Например, «Бог любит нас» и «мы любим Бога» — это две возможные глубинные структуры (в следующей главе они будут обозначены как «ядерные предложения») поверхностного высказывания «любовь Божия». Давайте рассмотрим в семантическом исследовании термин parakaleite из Евр 3.13. В большинстве переводов он передан как «ободряйте друг друга каждый день», отчасти под влиянием его параллели в 10.25 «ободряйте друг друга, и тем более, чем более видите приближение дня оного» (согласно NIV). Но, как уже отмечалось в данной главе, параллели нужно использовать осмотрительно, проверяя, полностью ли совпадают контексты. В этом контексте parakaleite имеет два возможных глубинных значения: позитивное — «ободрять» и негативное — «увещевать». В нашем случае контекст (отличный от позитивного контекста отрывка 10.24-25) «чтобы кто из вас не ожесточился, обольстившись грехом» определенно требует второго значения. Глубинную структуру можно представить так: «Необходимо проверять друг друга, нет ли в ком греха, иначе он обольстит и ожесточит вас».

6. Синтаксис и семантика. Найда и Тейбер рассматривают два основных фактора, которые влияют на значение (Nida and Taber 1969:56- 63). Это послужит хорошим резюме первой половины обсуждения вопроса структурной семантики. Поразительно, что при наличии миллионов различных мыслей и нашем ограниченном словарном запасе, высказывание далеко не всегда характеризуется двусмысленностью. Значительная степень точности достигается посредством широкого диапазона значений, которые слова принимают в различных контекстах. Первый фактор, обусловливающий значение, — синтаксис, тема следующей главы. Очень важно, какой частью речи выступает слово в предложении: существительным, глаголом или прилагательным. Сравните: «он бросил камни»] «его побили камнями» (возможны различные значения в зависимости от контекста); «у него было каменное выражение лица». Значение может радикально меняться в каждом синтаксическом варианте. То же самое часто происходит и с библейскими словами. Всегда нужно выяснять, какое значение привносит термин в значение всего высказывания, а не просто определять, что он «означает» в контексте. Чтобы пояснить данную истину, Тисельтон использует понятие «языковая игра», введенное Витгенштейном (Thiselton 1977:1130-32; 1980:373-79). Слово, использованное в высказывании, является не самостоятельной единицей, а частью более широкой деятельности, связанной с повседневной жизнью. Так, высказывания не имеют единообразной структуры. И поэтому очень важно, чтобы герменевтические правила были гибкими и позволяли синтаксису «говорить за себя», позволяли языку «вести свою игру».

«Семотаксис» — это второй фактор, он отражает влияние окружающих слов. Он довольно сложен по своей сути, так как все элементы поверхностной структуры взаимодействуют друг с другом. Важную роль в этом процессе играют определения (прилагательные, придаточные предложения и так далее). Между определениями и конкретностью высказывания существует прямо пропорциональная зависимость: чем больше определений в высказывании, тем оно конкретнее. Например, «его отец», «отец белокурого юноши», «отец белокурого юноши, который стоит вон там». Однако во многих случаях двусмысленность все же имеет место. Лаув приводит прекрасную иллюстрацию этого явления. Он схематически представил две семо- таксические трактовки отрывка Рим 1:17 (Louw 1982:75) — см. рис. 3.3.

(а)

ho de dikaios ek pisteos zesetai = «праведный верою жив будет» (RSV)

— «сделавшийся праведным у Бога верою жив будет» (GNB)

(б)

ho de dikaios ek pisteos zdsetai “1

= «благочестивый (праведный) будет жив верою» (KJV, NKJV, NASB, NIV) = «праведный человек обретает жизнь через веру» (JB)

Рис. 3.3. Схемы отрывка Рим. 1:17 (по Лауву).

Эти два толкования совершенно различны, но оба основаны на допустимых семотакеических связях. На основании более широкого контекста толкователь должен сделать выбор, но принцип семо- таксиса помогает понять, что мы имеем дело со всем высказыванием, а не просто с отдельной фразой.

7. Семантический диапазон. Переходя от структурных аспектов языка к самим семантическим средствам, нжно решить главную задачу — установить пределы словесного значения в конкретных случаях. Семантический диапазон слова представляет собой список возможных способов употребления слова в ту эпоху, когда был написан документ. Семантический диапазон — результат синхронического исследования. В исследовании Ветхого Завета, помимо результатов сравнительного языкознания (к примеру, угаритские или аккадские тексты), термины можно обнаружить в еврейских надписях и равви- нистической литературе. Лексиконы (Koehler-Baumgartner, Holladay, BDB) и симфонии (Mandelkern, Lisowsky, Wikgram) являются основным источником таких данных.

Тому, кто проводит фронтальное семантическое исследование термина, предстоит проследить все случаи его употребления, определить сферу его распространения (например, пророческая литература или литература мудрости), проверить синтаксическую сочетаемость (к примеру, предпочтение определенного предлога) и распределить полученные данные на первичные, вторичные и метафорические значения. Кроме того, нужно детально изучить каждый контекст, поскольку многие допускают ошибки, предполагая первичное значение в том отрывке, который на самом деле требует одного из вторичных значений термина. Небиблейские источники нужно применять осмотрительно, поскольку использование родственных языков часто приводит к этимологической ошибке (см. выше), но параллели при правильном подборе могуг пролить свет на многие моменты в исследовании (см. Stuart 1980:120-26; Kedar 1981:70-82).

При исследовании слов Нового Завета нужно тщательно прослеживать слово как в греко-римском, так и в еврейском контексте, принимая во внимание его использование у Филона Александрийского и Иосифа Флавия, а также в папирусах. Опять-таки, чтобы провести серьезное исследование, полезно обратиться к первичным источникам, проследить и сопоставить употребление слова в различных контекстах. Далее нужно проделать то же самое, что и в Ветхом Завете (используя симфонию, например, симфонию Моултона и Гедена или компьютерную симфонию Аланда, устанавливая предпочтения определенных авторов (к примеру, Иоанн предпочитает глагольную форму терминов «верить» и «знать»). Как уже отмечалось, прослеживание этимологии может принести значительную пользу, поскольку многие отрывки намеренно ссылаются на значения Септу- агинты или Ветхого Завета. Кроме того, смысл некоторых греческих слов более очевиден, так как они сохраняют предыдущие значения термина.

Стандартный лексикон BAGD, 1979, является важным средством, поскольку он прослеживает не только основную семантическую область термина, но и его происхождение и сферу распространения. Но важно помнить, что лексикон BAGD является дескриптивным и толковательным. Отрывок, относимый в нем к тому или иному значению, — это только предположение, а не установленный факт. Фи отмечает трактовку слова archontes («властители») в 1 Кор 2.6-8 (Fee 1983:87-89). В BAGD оно помещено в рубрику «злые духи». Но более внимательное исследование источников позволяет узнать несколько интересных фактов: в Новом Завете для обозначения сатаны используются термины только в единственном числе; форма множественного числа всегда используется в отношении человеческих властителей; употребление формы множественного числа применительно к демоническим силам началось в греческой литературе только во втором веке. Хотя толкование «демонические силы» остается возможным, лично я согласен с теми, кто считает значение «человеческие властители» подлинным значением archontes в данном отрывке. Я веду к тому, что мы не должны считать решения BAGD неоспоримыми.

Бикман и Кэллоу рассматривают многозначность слова с точки зрения процесса перевода (Beekman and Callow 1974:94-103). Они рекомендуют студенту исследовать значение слова на трех уровнях. Первичный уровень — это обычное значение, которое слово имеет вне контекста и в большинстве родственных терминов. Например, первичные значения слова lutroun были бы «освобождать» или «выкупать».

Вторичные значения — это особые значения, ядром которых часто является первичное значение, но они имеют место только в определен ных контекстах. Бикман и Кэллоу ввели понятие «смысловой нити», но оно не всегда соответствует действительности. И наглядным тому примером служит riiah/pneuma, которое может означать «ветер», «дух», «дыхание» или человека (см. выше). Различные случаи употребления охватывают широкий спектр семантических категорий и не могут быть сведены к общей нити (см. выше в разделе о корневой ошибке). Поэтому эти значения используются не часто. Вторичные значения термина lutroun были бы «плата за выкуп», «искупление», «освобождение военнопленного» или «отпущение на волю раба». Первые два значения, конечно, часто встречаются в Новом Завете, но все же только по контексту можно определить, действительно ли подчеркивается плата за выкуп («кровь»).

И, наконец, переносное (метафорическое) значение основано на «ассоциативных связях с первичным значением» (С. 94). (Я рассмотрю этот вопрос в следующей главе в разделе «Риторические фигуры»), Чтобы описать словесный образ, термин используется метафорически. Что касается термина lutroun, в качестве переносного значения BAGD приводит его использование в молитве («спаси меня от…»). Эти категории помогут систематизировать данные, собранные в ходе исследования семантической области термина.

Большинству из нас никогда не придется проводить вышеописанное подробное исследование. У нас не будет достаточно времени, чтобы проследить каждое значение в его оригинальном контексте и реорганизовать полученные результаты в соответствии с современной семантической теорией (как это сделали Барр, Сойер или Ке- дар). Нам придется ограничиться вторичными источниками, такими как BDB или BAGD. Но зато мы можем использовать их осмысленно. И когда в комментариях или монографиях приводится семантическое исследование и аргументация, мы можем понимать ту степень сложности, с которой авторы оперируют данными. Конечно, у пасторов, миссионеров и ученых смежных областей не будет хватать времени на проведение первичного исследования. Однако, если мы знакомы с теорией, мы можем использовать вторичные средства гораздо более осмысленно и компетентно. Эту главу читатель может использовать на многах различных уровнях. Она может в равной степени послужить серьезному назидательному чтению и написанию фундаментальной монографии. Я не хочу, чтобы создалось впечатление, что она предназначена только для серьезных ученых. Если мы знаем, как происходит установление семантической области, мы можем правильно применять результаты семантических исследований, проведенных другими. Это также поможет избежать неправильного использования таких пособий, как TDNT, TDOT или NIDNTT, которые не предназначены для детального лексического исследования. Они, безусловно, являются неоценимыми экзегетическими ресурсами, но не дают исчерпывающей информации по вопросу семантического диапазона (TDOT является наиболее полным в этом отношении), поскольку они отводят центральное место теологическому значению.

8. Коннотативное значение. Найда и Тейбер (Nida and Taber 1969:37- 39) называют четыре основных компонента динамичного использования слов в контексте: объект (О), событие (С), абстрактный характер (А) и взаимоотношения (В). Переводчики Библии Уиклиффа и многие другие используют этот ОСАВ комплекс с целью более точно установить подлинное значение, в котором отдельное слово использовано в его контексте, и в качестве ориентира, помогающего подобрать динамичный эквивалентный термин в языке перевода. Конечно, выполнение экзегетической задачи в таком случае займет больше времени; но данный комплекс послужит полезным средством в детальном исследовании ключевых слов, поскольку позволит учащимся проанализировать поверхностную структуру текста гораздо более тщательно.

К примеру, «оправдывать» имеет С-А комплекс значений («объявлять праведным»), «оправдывающий» — О-С-А смысловую нагрузку (объект «объявляет праведным»), и «примирять» — С-В смысловой комплекс (переход к новым взаимоотношениям). Слова категории «объект» или «предмет» называют живых существ и предметы неживой природы и указывают, что в высказывании речь идет о человеке или предмете. Слова категории «событие» обозначают действие и подчеркивают движение как активный процесс изменений в высказывании. «Абстрактный» термин — это, по сути, отвлеченное понятие, которое подчеркивает качественный аспект слова. «Реляционный» термин отражает понятие в его взаимосвязи с другими людьми или идеями и подчеркивает соотношение терминов. В отрывке Рим 1.17 («праведный верою жив будет», см. выше) «праведный» выступает О- А-В термином, поскольку человек в «правиль ных» взаимоотношениях с Богом. «Жив» — С-А термин, поскольку глагол выражает действие в предложении и ключевое понятие новой жизни с Богом в Послании к Римлянам (см. 2.7; 4.17; 5.17-18 и другие места). «Вера» — также С-А термин, поскольку он отражает основу праведного «жития» и подчеркивает абстрактный аспект «веры» в Бога.

9. Парадигматическое исследование: синонимия, антонимия и компонентный анализ. Этот раздел касается семантического поля понятия, не только возможных значений термина в различных контекстах, но и близких с ним по значению терминов. Огромную важность этого парадигматического метода все больше признают в серьезном исследовании слов. Специальное название первого явления — полисемия (термин, который имеет больше одного значения), а второго — полиморфия (несколько символов, имеющих одинаковое или близкое значение), или синонимия. Найда (Nida 1972:85-86) называет этот парадигматический метод «полевой семантикой» и даже утверждает, что «критическое исследование значения должно основываться, прежде всего, на анализе сходных значений различных слов, а не различных значений одного слова» (С. 85). Это, конечно, несколько преувеличенное представление. Но неоспоримо и то, что синонимы часто игнорируют в семантическом исследовании, меж тем как они очень помогают расширить значение того или иного термина синтагматической или поверхностной структуры. Однако нужно учитывать опасность «чрезмерной экзегезы»; к примеру, с одной стороны возможно преувеличение различий между словом и его синонимами, а с другой — неправомерное соотнесение со словом других слов. Между тем чуткое применение данного метода непременно поможет более глубоко понять значение отрывка и раскрыть библейскую теологию заключенного в термине понятия.

Сильва выделяет три вида синонимов (Silva 1983:120-29). Преобладающую категорию составляют относительные синонимы, называемые так потому, что они совпадают на уровне смысла, а не на уровне референции. Это означает, что некоторые из различных значений терминов пересекаются. Незначительную категорию составляют абсолютные синонимы (если вообще можно говорить о таком Об употреблении синонимов в Ветхом Завете см. Gridlestone 1987; и об их употреблении в Новом Завете см. Trench 1880; Berry 1897 или Custer 1975.

явлении), термины, которые совпадают друг с другом на всех уровнях. Но есть еще и термины, синонимичные только в определенных контекстах, так называемые контекстуальные синонимы. Например, рпеита («дух») и psyche («душа») в 1 Фес 5.23 или agapao и phileo («любовь») в Ин 21.15-17.

В библейском исследовании синонимы используют в двух направлениях. Во-первых, если нужно выяснить более крупную теологическую схему, в которой использован определенный термин, мы должны исследовать термины, обозначающие то же понятие, с целью установить более широкое семантическое поле, которое может обогатить конкретное исследование. К примеру, в исследовании слова proseuchomai («молиться») в 1 Фес 5.17 мы можем изучить такие сходные термины для молитвы, как aiteo, deomai, euchanstia, enteuxis и iketona и посмотреть, как они расширяют и проясняют это библейское понятие.

Во-вторых, можно исследовать синонимы, использованные в том же отрывке и выяснить степень их совпадения. Это зачастую весьма сложно. Используя в качестве примера уже упомянутые синонимы молитвы, отметим отрывок Фил 4.6, содержащий четыре из этих терминов: «Не заботьтесь ни о чем, но всегда в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания пред Богом». Вероятнее всего, Павел намеренно приводит в одном месте столько синонимов, чтобы наиболее полно раскрыть само понятие молитвы, а не говорить о разных аспектах молитвы. В других ситуациях, однако, синонимы близки к параллелизмам (см. главу седьмую о поэзии), то есть основной акцент делается на развитии идей. Гибсон приводит два примера псевдосинонимии, ошибочного принятия слов (или выражений) за синонимы (Gibson 1981:199-206): (1) предположение Лин- дара (Lindar 1968:117-26), что термины, относящиеся к закону во Второзаконии («законы», «постановления», «заповеди») синонимичны; (2) утверждение Бультмана, что выражения «увидеть Царствие Божие» и «войти в Царствие Божие» (Ин 3.3,5) синонимичны. Ни одно из предположений не доказано. Кроме того, последнее имеет под собой скорее теологическую, чем языковую основу. Вполне вероятно, что ни один из примеров не является синонимичным. Найда и Тейбер иллюстрируют относительную синонимию путем сравнения терминов покаяние, сожаление и обращение (Nida and Taber 1974:66) — см. рис. 3.4.

Покаяние	Сожаление	Обращение
1. плохое поведение	1. плохое поведение	1. плохое поведение
2. муки совести	2. муки совести	2.
3. изменение поведения	3.	3. изменение поведения

Рис. 3.4. Иллюстрация относительной синонимии у Найды и Тейбера.

Сильва называет второй тип синонимов «смежными связями», или «несобственными синонимами». Такие термины характеризуются некоторым сходством на уровне референции, но не могут быть взаимозаменяемыми. Например, слова «верхняя одежда» (himation) и «одежда, плащ» (chiton), очевидно, весьма похожи, но никогда не могут быть полными синонимами. То же справедливо в отношении слов «мужчина» и «женщина», «мальчик» и «девочка». Главный вопрос в том, могут ли два термина заменять друг друга в высказывании, не изменяя при этом его значение.

Третью категорию составляют так называемые «инклюзивные связи». Ее также называют специальным термином «гипонимия» или «семантический домен». Он отображает иерархию отношений между словами (см. Nida and Taber 1974:68-70), то есть выстраивает цепочку значений от общего к частному; например, творение-живот- ное-млекопитающее-со6ака-терьер-«Бозо». Семантические домены редко используют точно; люди часто произносят «эта собака» в отношении конкретного домашнего животного. Поскольку каждый человек использует компоненты домена по-разному, очень важно устанавливать, как употребляет слово каждый отдельный говорящий или автор, а не приписывать термину большую конкретность, чем есть на самом деле. Окончательным арбитром, безусловно, является контекст. Кроме того, в гипонимии не так просто сделать замену. По утверждению Сильва, «“Цветок” можно употребить вместо “роза” во многих предложениях,… тогда как “роза” можно употребить вместо “цветок» только в предложениях, в которых не упоминаются другие виды цветов» (С. 127).

Ошибки в данной категории во многом напоминают «неправомерное привнесение совокупности», от которого предостерегает Барр (см. выше). Ученые нередко основывают какую-либо доктрину на отдельных высказываниях, и особенно отрывках, которые имеют теологическую нагрузку. Примером тому служит отрывок Ин 6.37- 40, в котором многие ученые усматривают полностью изложенную доктрину о предопределении, или Деян 2.38, в котором другие находят оформленное учение о возрождении через водное крещение. Нужно помнить, что библейские авторы обычно подчеркивали один аспект общей догмы в зависимости от ситуации. Доктрины нужно основывать на совокупности всех библейских отрывков по тому или иному вопросу. Отдельные термины или отрывки касаются только аспектов большего целого.

И, наконец, позвольте привести схему трех видов синонимов, составленную Найда (из Сильва)- см. рис. 3.5

Пересечение Смежность Гипонимия Рис. 3.5. Схема трех видов синонимов (по Найда).

Антонимы относятся к семантической категории оппозиции. Она является употребительной в библейском языке и напоминает еврейскую поэтическую структуру антитетического параллелизма. Ученые расходятся во мнениях относительно подкатегорий оппозиции, но мы можем рассмотреть три вида (объединяя Lyons 1977:l:322ff; Thiselton 1977:90-92; Silva 1983:129-32). Наиболее сильным видом является бинарная оппозиция, черно-белая структура, в которой утверждение одного компонента влечет за собой отрицание второго. Быть холостым значит не быть женатым, принимать значит не давать. Павел строит по принципу контраста Рим 11.6 и Еф 2.8-9: te chariti («по благодати»)… ouk ex ergon («не по делам»). Гимн 1 Пет 3.8 имеет сходный парный контраст: thanatotheis men sarki («умерв- щлен по плоти»), zoopoietheisdepneumati («ожив духом»). Еще одним примером служит так называемый дуализм Евангелия от Иоанна @@представленный парами свет-тьма, восхождение-нисхождение, вышние-нижние и так далее.

Менее сильной по контрастности является относительная или градуируемая антонимия, иерархическая оппозиция, которая сравнивает, но не устанавливает взаимное исключение. Такие примеры, как высокий-низкий, радостный-грустный, хороший-плохой являются сравнительными: «Джордж выше/радостнее/лучше, чем Джон». Тисельтон обращает внимание на антонимическую пару «дух-плоть» у Павла, которая иногда выступает бинарной оппозицией (Рим 8.9, 12), а иногда нет. «С одной стороны, верующие в Коринфе являются в каком-то смысле людьми Духа (1 Кор 2.6-16; 12-14), но с другой стороны Павел отказывается принять их уверенность, что на этом основании они «не плотские» (3.1-4)» (Thiselton 1977:92).

Третий вид — это обратная оппозиция. Например, понятие «покупать» обратно понятию «продавать». Одно предполагает другое. Если Джордж покупает у Джона, ясно, что Джон продает Джорджу. В немецком языке это отношение иногда показано приставкой ver-: «покупать» — kaufen; «продавать» — verkaufen. Обратная оппозиция может зависеть от взгляда; с одной точки зрения, вы «уходите» домой, с другой же — вы «приходите» домой.

Весь процесс парадигматического анализа очень сложен, и если у вас хватает времени на то, чтобы собрать такие данные, полезно свести их в таблицу посредством «компонентного анализа» (термин используют многие ученые, в том числе Найда (Nida 1974). Его назначение — сопоставить синонимы и антонимы по таблице, которая в семантике называется «компонентами значения», различными категориями, определяющими содержание терминов. Выше мы использовали таблицу для сравнения понятий покаяние, сожаление и обращение. Еще один известный пример приведен на рис. 3.6.

	мужчина	женщина	мальчик	девочка
человек	+	+	+	+
взрослый	+	+	—	—
мужской пол	+	—	+	—

Рис. 3.6. Таблица компонентов значения.

В вертикальных колонках названы члены семантического поля, в горизонтальных — компоненты по которым они классифицированы. Однако данный метод имеет существенные недостатки (см. Carson 1984:50-51; Silva 1983:134-35). Найда сам признает, что применение метода ограничено в основном референциальными или эк- стралингвистическими категориями. Следовательно, он не применим к структурным значениям, и требует энциклопедического перечисления категорий. Кроме того, данный метод подвержен неверному субъективному применению и ученые, применявшие его, в самом деле, пришли к различным заключениям. Иными словами, он не такой «научный», каким кажется на бумаге, потому что для достижения точности нужен полный охват материала. Однако это хороший способ наглядно представить результаты исследования и применить их более точно.

10. Двусмысленность и двоякое значение. Как в исследовании синтагматического, так и парадигматического аспектов слов (см. выше), важно учитывать многие виды смысловой неопределенности, иногда намеренной, а иногда, как может показаться, случайной, наверное, вследствие того, что мы не располагаем достаточными данными для толкования авторского значения. Очень важно сознавать этот факт и не приписывать тексту большую точность, чем есть на самом деле. Эта ошибка особенно часто проявляется в «чрезмерной экзегезе» синонимии или антонимии (то есть в преувеличении сходств и различий). Но контекст должен подсказывать, до какой степени термины совпадают или различаются. Как уже отмечалось, под словом «контекст» имеется в виду широкий, а не узкий контекст; контекст, обусловливающий эмфазы и стиль автора во всем произведении. Выше я упоминал о синонимичном использовании терминов agapan и philein в Ин 21.15-17. Это толкование основано на согласованности узкого контекста (два слова для понятия «знать», два слова для понятия «заботиться» и «овцы» также использованы как синонимы) и широкого контекста (склонность Иоанна к синонимичному использованию терминов; и во множестве случаев он использует agapan и philein в своем Евангелии как синонимы).

Двусмысленность — это наиболее сложный аспект экзегезы. Это явление особенно характерно для hapax legomena или неясных, малоупотребительных аспектов семантической области. Толкователь теряется в догадках, поскольку ни одно из обычных значений не подходит в контексте, или, еще хуже, подходят сразу несколько значений. Именно вследствие двусмысленности многие ветхозаветные ученые очень часто предлагают внести в текст поправки, и не менее часто без всякого текстового основания. На первый взгляд, Масорет- ский Текст не имеет смысла в контексте. Но на самом деле он требует совсем немного поправок. Кроме того, с приобретением новых знаний из родственных языков наблюдается тенденция ухода от таких радикальных и субъективных мер. Однако проблема двусмысленности ярче выражена в отношении Ветхого Завета.

Семантик Мартин Джус сформулировал важный принцип: в случае hapax le.gome.na или многозначности «наилучшее значение — наименьшее значение… Он [лексикограф] определяет его как значение, менее всего привносящее в общее послание, выводимое из отрывка, содержащего исследуемый термин» (Joos 1972:257; в Silva 1983:153-54). Из этого следует, что наиболее вероятное значение — это то значение, которое вызывает минимальное изменение в контексте. Сильва применяет данный принцип к сложному использованию pascho («страдать») в Гал 3.4: «Столь многое потерпели вы неужели без пользы?» Во всех остальных местах Нового Завета этот глагол имеет свое обычное значение, но вариантное его использование, нередко встречающееся в Новом Завете — «испытывать»; с этим значением текст можно истолковать так: «Неужели вы так много (то есть благословений от Духа) испытали напрасно?» По контексту второе значение во многих отношениях подходит, поскольку в Послании к Галатам о гонении не упоминается. Однако преобладающее употребление данного термина в Новом Завете доказывает правомерность первого. Применяя принцип Джуса, Сильва утверждает, что «нейтральное значение «испытывать» причиняет меньшее нарушение в отрывке, чем «страдать», потому что первое более избыточно — оно более отчетливо подтверждается контекстом» (С. 155). Очевидно, что данный принцип является ценным экзегетическим средством, содействующим структурному методу, рассмотренному в этой главе.

Хорошим примером намеренной двусмысленности в Писании служит известное явление «двоякого значения». Такие выражения необычайно сложно толковать, поскольку сама контекстуальная структура часто является двусмысленной. Известная игра слов «ветер/дух» в Быт 1.2 — довольно простой пример, но другие примеры гораздо более сложные. Евангелие от Иоанна заслуженно славится широким использованием двойного значения. Возьмем, к примеру, another! gennethenai, «родиться свыше/заново» в Ин 3.3, 7; hydor ζδη, «живая/проточная вода» в 4.10-11; и hypsotho, «вознесен (на крест/к Отцу)» в 12.32. Но правомерно ли допускать двоякое значение в обмене репликами между Иисусом и учениками в 1.38-39, особенно в тепб, которое встречается в этих стихах трижды и может означать «жить» на физической плоскости, но «оставаться» на духовной плоскости? Теологическое использование этого термина (который встречается сорок раз в Евангелии и двадцать семь раз в Посланиях Иоанна, но только двенадцать раз у синоптиков) у Иоанна, где он связывает Отца, Сына и верующего в совместное пребывание (сравните 15.4-10), может допускать такую возможность, но в самом контексте отсутствует намек на нее. Однако предпочтение Иоанном волнующего развития вдоль сюжетных линий, связанных с темой спасения (сравните 1.35-51 с 3.1-15; 4.1-42; 9.1-34) может допускать сотериологическое двоякое значение. В целом, это сложное решение, но, по-моему, в 1.38-39 двоякое значение все же имеет место.

Заключение:

методология лексического исследования Когда ученые пишут о методе, они зачастую уединяются в своих «башнях из слоновой кости» и обращаются только друг к другу. Я не желаю так поступать; поэтому в самом начале хочу прояснить, что методология будет раскрыта на нескольких уровнях. На верхнем уровне, понятно, находится ученый, который исследует первичные источники, ничего не принимает на веру и упорно трудится, изучая каждый случай употребления термина с целью вывести его семантический диапазон и конкретное значение в контексте. Однако немногие читатели этой книги будут работать на таком уровне, на котором рассмотрение ключевых терминов потребовало бы, наверное, нескольких недель упорного исследования. Большинство из нас будут работать на более простом уровне. Занятый пастор не может потратить больше часа на исследование отдельного слова и, как правило, тратит на него даже меньше времени. Обычный верующий, равно как и пастор или миссионер, определенно, будет опираться на вторичные источники (комментарии, книги по исследованию слов и тому подоб ное). Им полезно будет ознакомиться с данной методологией, даже если они никогда не будут работать в соответствии с этими различными этапами.

Однако знание правильной методологии необычайно важно, поскольку студент богословской семинарии захочет узнать, действительно ли комментатор провел надлежащее исследование слова или его заключениям предшествовало лишь беглое изучение происхождения слова. Очень важно понимать на всех уровнях библейского исследования, как определять семантический диапазон слова и сводить его к правильному значению определенного термина в отдельном контексте. Поэтому те, кто работают с вторичными источниками, могут проверить, выполнил ли комментатор свою «домашнюю работу»; если нет, они могут прибегнуть к помощи лексиконов и других книг по изучению слов с целью выяснить подлинное значение слова в этом контексте. Более того, предлагаемая методология поможет понять, как происходит определение значения слова в отдельных случаях и, следовательно, предотвратить неправильное использование слов в проповедях и библейских исследованиях.

1. Определите ключевое слово в контексте. Работая над структурой отрывка (см. главу один), мы должны отметить те термины, которые выделяются в контексте и требуют углубленного исследования. Конечно, не всегда просто выяснить, какие именно слова заслуживают дополнительной работы. Большинство из нас, наверное, принимали бы такие решения, исходя из личных предпочтений. Адлер и Ван Дорен утверждают, что «наиболее важными словами являются те, которые вызывают у вас затруднения» (Adler and Van Doren 1972:102). В какой-то степени, это правда. Мы, наверняка, захотим исследовать более углубленно те аспекты, которые мы сами не вполне понимаем. Но в исследовании Писания мы, безусловно, захотим исследовать более глубоко и выбрать наиболее важные слова в отрывке. Фи предлагает четыре важных шага в выделении ключевых слов (Fee 1983:84-85):

а. Определите те термины в контексте, которые имеют «теологическую нагрузку». Если перед вами термины, означающие основные новозаветные истины (такие как «благодать», «Господь» или «спасение»), то они определенно требуют дополнительного исследования. Распространенной ошибкой является вкладывание в них особого смысла в отдельном контексте на основании их употребления в других текстах. Поэтому особенно важно установить именно то значение, в котором они использованы в отдельном контексте.

б. Установите те термины, которые определяют значение отрывка, но могут быть двусмысленными в своем контексте. Фи приводит в качестве примера использование «девицы» в 1 Кор 7.25-38 и «сосуда» в 1 Фес 4.4. Можно привести еще много примеров. Когда термин определяет значение отрывка, но является неясным, отрывок будет зависеть от вашего толкования. Поэтому конкретный термин станет важным ключом к пониманию значения целого и должен быть исследован более углубленно.

в. Нужно изучить те термины, которые повторяются или становятся темами в пределах параграфа. Хорошим примером служит использование «радоваться» в Фил 1.18. В первой половине стиха Павел использует «я и тому радуюсь» в качестве заключения к параграфу. Последняя часть стиха «и буду радоваться» начинает новый параграф, включающий стихи 19-26. Акцент, который Павел делает на радости посреди двух испытаний, описанных в последующих параграфах, показывает, что термин заслуживает особого внимания. Еще одним примером, где «радость» становится ключевой темой контекста, служит Иак 1.2-4. В обоих случаях понятие радости требует дополнительного исследования.

г. Нужно отыскать те термины, которые, возможно, больше влияют на контекст, чем кажется на первый взгляд. Конечно, это можно сделать только после более детального исследования. Однако всегда нужно учитывать, что исследование выявит другие термины, которые будут заслуживать гораздо большего внимания, чем мы предполагали вначале. Фи отмечает использование ataktos во 2 Фес 3.6, которое может означать «праздный» в пассивном смысле или «бесчинный» в активном смысле. К этой категории также относятся слова, используемые как полуспециальные термины, но не кажущиеся такими на первый взгляд. Например, на первый взгляд можно не придать особого значения «вере» в Еф 4.13 в выражении «в единство веры». Однако слово «вера» явно использовано как полу- специальный термин, означающий христианскую веру и играет решающую роль в понимании всего выражения. В процессе детальной экзегезы нужно выявлять и исследовать такие моменты.

2. Внимательно изучите контекст, в котором встречается слово. Очень важно не упускать из виду контекст на всех стадиях, так как длительный процесс установления семантического диапазона зачастую приводит к тому, что вы погружаетесь в исследование самого слова и можете допустить «неправомерное привнесение совокупности». Сложно тратить много времени на сбор материала и затем выборочно использовать его в контексте. Чтобы проконтролировать эту тенденцию, при сборе данных нужно все время ориентироваться на контекст. Выясните, какую роль играет слово во всем высказывании отрывка и постарайтесь определить влияние на него окружающих терминов.

3. Определите семантический диапазон термина. Как уже отмечалось, это предполагает скорее синхронический, чем диахронический аспект значения: учащемуся нужно исследовать то, как слово было использовано на момент написания, а не то, как оно развивалось в более ранние периоды. Это не означает, что этимологию можно игнорировать, ведь, если позволяет контекст, можно обнаружить, что в некоторых случаях автор сознательно использовал прошлое значение на момент написания. Такое явление особенно часто имеет место при ссылке на ветхозаветный отрывок или когда слово «прозрачное» и все еще сохраняет свое прошлое значение. Так, этимология имеет ограниченную ценность, но при случае может сообщить дополнительную информацию о контексте.

При сборе различных значений слова нам нужно сопоставить и организовать их в связанные группы, всегда принимая во внимание различные контексты, в которых было использовано слово. Это важно, поскольку нам предстоит выбрать то значение, которое использовано в контексте, подобном изучаемому отрывку. Нужно стараться определять семантический диапазон как можно более полно, поскольку в библейском контексте возможно использование даже устаревшего или редкого значения. Нужно также помнить, что использование термина в Новом Завете столь же важно, как и его использование в параллельной литературе. Многие новозаветные слова имеют семантическую нагрузку, заимствованную из жизни ранней церкви, а также из эллинистического употребления. В таких случаях нужно всегда учитывать христианское значение, свойственное таким терминам, как «любовь» или «вера».

4. Определите, подчеркивается преимущественно смысл или референция слова. Это объединяет в себе предыдущие категории контекста и семантического диапазона. Сильва считает данный момент первым этапом, указывая, что полусиециальный или референциальный термин не поддается структурному анализу. К нему нужен концептуальный подход, наподобие того, который предложен в TDNT (Silva 1983:176). Но вместе с тем немногие слова в Новом Завете использованы в узкоспециальном значении, при котором семантический диапазон становится бесполезным средством. На мой взгляд, концептуальный подход все же должен учитывать семантический диапазон и последнее в значительной мере обуславливает значение слова, как в отношении смысла, так и в отношении референции. Таким образом, данный принцип определит то, как используется семантический диапазон, а не то, используется он или нет.

5. Если термин референциальный, исследуйте его концептуально. Это предполагает дальнейший сбор синонимов и антонимов с целью вывести теологическую глубинную структуру отдельного термина. Конечно, не нужно вкладывать в термин больше, чем позволяет контекст. Но этот момент контролируется предыдущим решением относительно степени референциальности слова в контексте. Теологическая подоплека слова становится важным фактором в определении общего послания отрывка, и референциальный термин автоматически получает чрезвычайную важность в контексте. Поэтому нужно очень внимательно определять точную степень, до которой подчеркивается специальный или теологический смысл. Методология библейской теологии будет иметь первостепенную важность в таком подходе (см. главу тринадцать) и направлять учащегося в его исследовании. Кроме того, нужно сначала изучить теологию отдельной книги и автора и только потом применять ее к Новому Завету в целом. Здесь нужно сознавать опасность неправильного использования параллелей (см. выше), поскольку ученые зачастую усматривают в отрывке больше смысла, чем есть на самом деле.

6. Если слово использовано с акцентом на смысле, исследуйте его структурно в его окружении. В данном случае парадигматический аспект используется по иному, чем в отношении референциального термина, поскольку нам предстоит исследовать синонимы и антонимы с целью определить точные пределы значения термина, которые предпочел автор. И снова, нужно действовать очень осмотрительно, поскольку вполне возможно субъективно истолковать сходство и оппозицию и в результате приписать отрывку больше смысла, чем позволяет контекст. Так, синтагматическое или контекстуальное исследование всегда будет иметь преимущество над парадигматическим.

7. Проработайте семантический диапазон с учетом авторских предпочтений и узкого контекста. На основании сходного контекста выберите тот аспект семантического диапазона, который больше всего соответствует использованию термина в том отрывке, который вы исследуете. Отметьте коннотативный аспект: относится термин к категории объекта, события, абстрактного значения или взаимоотношений. Это поможет правильно установить связь термина с контекстом и позволит точнее выбрать из диапазона группу значений, которые наиболее соответствуют его использованию в контексте. Кроме того, как предупреждает Микельсен, нужно учитывать тенденцию — как с вашей стороны, так и со стороны ваших слушателей или читателей — привносить современное значение в древнее значение (Mickelsen 1963:128-29). Именно авторское исходное значение является первостепенным на данном этапе. Мы не можем кросскультурно преобразовывать отрывок, не определив прежде его значение в оригинальном контексте. Это становится основой динамичного переноса этого значения в наш современный контекст. Хорошее разъяснительное проповедование всегда сочетает то, что он означал и что он означает, и стремится объединить слушателя с посланием Божиим в тексте.