1. Нет страха

Моряки называют его «Море Страха».

Пролив Дрейка, представляющий собой 500 миль в Южном океане между мысом Горн и полуостровом в Антарктиде, является домом для самых опасных вод планеты. Вода там настолько ледяная, что если вы упадете в воду, то потеряете сознание от гипотермии меньше, чем за 5 минут, а затем быстро наступит смерть. Это также одно из сложнейших в мире мест для навигации. Из-за того что никакой континент не преграждает течению путь, вода в проливе Дрейка постоянно циркулирует с запада на восток. Добавьте ветра, которые дуют со скоростью более 35 узлов на протяжении более 200 дней в году, и получите опасно непредсказуемый океанский пролив. Погодные условия могут меняться от штиля к шторму в мгновение ока, и к тому же вы никогда не знаете, с какой стороны на вас придет волна. Море Страха стало водной могилой для более 400 лодок и кораблей, потонувших здесь со всем экипажем.

Будучи капитаном коммерческого рыболовного судна, и к тому же заядлым искателем приключений, я получал истинное наслаждение от путешествий в удаленные уголки земли.

Вот так недавно я оказался частью экспедиции, которая проплывала от южной оконечности Чили, минуя мыс Горн, к Морю Страха. Поверьте, вот это было плавание — провести 74-футовую лодку в 3-дневном путешествии через ветра в 40-50 узлов и волны, достигавшие 30 футов! Затем мы провели пару недель в Антарктике. Это было такое время года на южном континенте, когда солнце не скрывается за линией горизонта. В течение двух недель мы не наблюдали темноты.

Когда мы начали возвращаться назад через пролив Дрейка, капитан экспедиции, имевший за плечами многолетний опыт плавания в этой части света, сказал: «Я никогда не видел Море Страха таким спокойным». И на самом деле ветра было очень мало, так мало, что мы плыли за счет работы двигателя. В то же самое время мы подняли каждый имевшийся в нашем распоряжении квадратный фут материи, чтобы поймать хоть какой-нибудь ветер.

Мы были на расстоянии 150 миль к югу от мыса Горн, в том районе моря, где ушло ко дну множество лодок, из-за того что 10 000 футов воды постоянно перемещаются вместе с течением, накатываются на континентальный шельф и затем как будто взрываются в воздухе. Это была, вероятно, самая коварная и опасная часть пролива.

Было 1:30 ночи, и мы впервые за две недели стали свидетелями наступления темноты, продолжавшейся всего час. Затем снова взошло солнце.

Из восьми человек, входивших в экспедицию, пять уже спали в своих койках, в то время как капитан (успешный художник, христианин, мой друг Дэвид Костелло (www. davidcostello.com) и я находились на вахте в рулевой рубке. Ночь проходила без особых событий, ветра не было, и море было относительно спокойным; мы находились там просто для того, чтобы управлять парусами и выполнять другую рутинную работу при необходимости. Отапливаемая рулевая рубка была теплой и уютной. Снаружи тем не менее температура была чуть выше 30° по Фаренгейту (около 0°С — примечание переводчика), что на самом деле достаточно тепло для этого времени года.

Держась

Внезапно, без всякого предупреждения, резко поднялся ветер. Пошел ледяной косой дождь со снегом, скорость ветра быстро достигла штормовой силы (от 7 до 10 баллов по шкале Бофорта, то есть порыв ветра, движущийся со скоростью от 45 до 90 километров в час — примечание переводчика), и в считанные минуты температура упала значительно ниже 0°С.

Со всеми надутыми ветром парусами мы моментально столкнулись с опасной ситуацией. Внезапный натиск штормовых ветров, ударявших в такое количество материи, угрожал поломать мачту и опрокинуть наше судно. Прибор измерения крена, который показывает насколько судно накренилось по левому или правому борту и который выходит из строя на отметке в 45 градусов, заклинило, когда ветер в парусах наклонил судно настолько сильно по правому борту, что вода омывала палубу.

Капитан закричал нам: «На палубу! Мы должны убрать часть парусов или потеряем мачту!» В это мгновение мы пережили первый реальный приступ паники за время нашего путешествия. Вот человек, не понаслышке знавший о путешествиях в Антарктике и плавании в Южном океане, человек, который неоднократно совершал кругосветные плавания, и вот он взволнованно кричал на двух парней, которые ничего не знали ни о Южном океане, ни о подобных водах. Поэтому, естественно, мы были напуганы… точнее сказать, мы были в ужасе!

Не было времени надевать наше арктическое снаряжение (маски, костюмы и перчатки), потому что каждая упущенная секунда увеличивала шансы наступления катастрофы. Но когда мы бежали к двери, капитан закричал’: «Наденьте ваши стропы!» У такелажа была 10-футовая веревка или спасательный трос, который соединялся с другим тросом, протянутым от кормы к носу судна. Это гарантировало, что мы останемся привязанными к судну, на случай если нас смоет за борт, что давало возможность нам быть втянутыми обратно на палубу (если, конечно, у нас не случится сердечный приступ от падения за борт во время шторма или гипотермия первой не предъявит на нас свои права)!

Надев свои страховочные стропы, мы вылетели из двери рулевой рубки на палубу.

Мгновенно мокрый снег, швыряемый порывами ветра, вонзился в нашу незащищенную кожу, как сотни иголок. Капитан занял место посередине корабля, убрал грот (разновидность паруса — примечание переводчика) и приказал мне оставаться у правого борта, где был закреплен другой парус. Из-за того что крен был очень сильным, там, где я находился, вода доходила мне до колен, и единственным, что удерживало меня на палубе, были два стальных троса, проходивших по краю судна.

До этого путешествия Дэвид никогда не был в открытом море в течение длительного периода времени. Поэтому, как рассказал он мне позднее, он был охвачен паникой, когда направился на нос, где капитан приказал ему находиться.

Если вы когда-нибудь окажетесь на носу корабля во время шторма’, это станет самым захватывающим аттракционом вашей жизни! Даже когда в Море Страха безветренно, вы все равно можете испытать волнение в 10-футов из-за движения воды в том районе. А когда поднимается ветер, он мгновенно превращает волны в 20- и 30-футовые. И когда нос корабля вздымается к небесам, инерция приклеивает вас к палубе. А когда корабль оказывается на гребне волны и устремляется вниз, палуба уходит из-под ваших ног, подвешивая вас на высоте один или два фута от палубы, до тех пор пока нос снова не поднимется, чтобы встретить вас в начале следующей волны. И все это время, ухватившись за что-нибудь, вы держитесь изо всех сил, чтобы не быть смытым за борт.

Тем временем я полз на четвереньках по правому борту, чтобы убрать достаточно парусов и предотвратить разрыв мачты. Ветер завывал, паруса трещали, а от пронизывающего ветра и снега со льдом я окоченел до костей. В конце концов, я закончил работу в тот момент, когда капитан закончил свою и закричал: «Возвращайтесь в рубку!»

Как только мы с капитаном вползли в рубку и ощутили ее роскошное тепло, я сказал: «Вот это приключение! Это было великолепно! Вот за этим я и отправился в это путешествие!» Затем мы посмотрели в лобовое стекло рубки и увидели, что Дэвид был все еще на носу! Он выровнял свой парус, но, делая это, нагромоздил оставшиеся канаты поверх спасательного троса, который крепил его стропы к тросу, ведущему с носа на корму. И хотя Дэвид казался запутанным, он все еще был способен двигаться, однако застыл на носу. Он оставался на коленях, изо всех сил ухватившись за перила, и каждый раз, когда нос устремлялся вниз, его подбрасывало на 1-2 фута над палубой в зависимости от размера волны. Боковой ветер хлестал его ледяным дождем со снегом, на нем не было арктического снаряжения, его руки замерзли и онемели, он выглядел парализованным.

Мы с капитаном сидели в тепле рулевой рубки, недоумевая: что же он делает? Мы просто не могли понять, почему Дэвид не идет к нам. Наконец, мы решили, что, возможно, он просто наслаждается самым главным аттракционом в своей жизни. Спустя несколько минут Дэвид, в конце концов, дополз до рубки.

— Дэйв, что ты там делал?

Он не проронил ни слова. Просто прошел вниз в ванную комнату и не выходил оттуда 15 минут.

Отпуская

Следующие несколько дней Дэвид не сказал ни слова о своем переживании на носу. Всякий раз, когда мы поднимали этот вопрос, он просто отвечал: «Я не могу говорить об этом». В конце концов, когда мы 6 часов находились в аэропорту, ожидая рейса домой, Дэвид начал открываться.

— Дэвид, — сказал я, — расскажи, что с тобой произошло.

— Для меня наступил «мой момент Шакельтона», — ответил он. — Это было то, ради чего я отправился с тобой в эту идиотскую поездку в Антарктику.

Сэр Эрнест Шакельтон был руководителем экспедиции в Антарктику в 1915-1917 годах, который вместе со всем своим экипажем в 27 человек выживал два года на южном континенте, после того как паковый лед разбил обшивку их корабля «Выносливость».

Дэвиду было уже 58 лет. Он вырос в чрезвычайно суровой семейной обстановке и до 35 лет был алкоголиком. Попутно он ранил жизни своих жены и дочерей, а его собственная жизнь трещала по швам.

Затем Дэвид пережил глубокую личную встречу с Иисусом Христом и с Духом Святым. После того как он стал христианином, он стал следовать за посланием о любви Отца, которое я нес через Шайлоу Плэйс Министриз (Shiloh Place Ministries). Вот так мы и познакомились. Он посещал многие наши мероприятия, и, из-за того что он любил море, мы легко сдружились.

Тем временем Дэвид развил в себе страстное желание увидеть свою семью исцеленной и восстановленной, но в то же время очень разочаровался в себе.

«Я просто не могу вместить это, — признался он мне однажды. — Я принимаю все эти учения, но любовь Божья просто не может проникнуть из моего разума в сердце. Моей семье еще нужно пройти через более глубокий процесс исцеления. И я знаю, что мне нужно еще прорваться через свой страх близких отношений, для того чтобы способствовать их исцелению. Похоже на то, что я нахожусь в «плену оцепенения». Я знаю все Библейские принципы. Я знаю принципы Божьей любви, но она так и не стала реальной для меня».

В тот день в аэропорту Дэвид сказал: «Когда я был на носу, я не мог распутать свой спасательный трос. Я знал, что застрял. Единственной для меня возможностью освободиться было отсоединить спасательный трос от страховочной веревки и без нее пробраться в теплую рубку. Но страх быть смытым за борт удерживал меня от этого. Я сидел там и думал: «Не самый плохой способ умереть».

(Гипотермия, прямо перед тем, как вы теряете сознание, дает вам ощущения, похожие на кайф от кокаина).

У меня уже началось ощущение кайфа, которое я не переживал около 10 лет, и я даже начал получать удовольствие. Тогда я услышал, что голос внутри меня сказал: «Живи!» Затем я услышал его снова: «Живи!» Затем в третий раз: «Живи!» И я сказал: «Отец, это ты?» И Он ответил: «Пришло время отпустить боль твоего прошлого и начать жить ради восстановления твоей семьи. Просто отпусти». Я подумал: «Я не могу закончить жизнь здесь, без того чтобы сердца в моей семье были восстановлены». И тогда я отсоединил спасательный трос».

Дэвид противостал своим страхам и выбрал жизнь ради того, чтобы принести исцеление и восстановление тем, кому он причинил больше всего боли за годы, прошедшие до того, как он нашел Господа.

Как сказал мне Дэвид позже, когда он отсоединил спасательный трос, он сидел и ждал до тех пор, пока не приземлился на палубу в низшей точке между двумя волнами. И как только нос начал снова подниматься, когда сила инерции прижимала его к палубе, он вскочил и рванул по направлению к корме, ища выход из своего затруднительного положения. К счастью, его спасательный трос легко выдернулся из змеевидного клубка веревок, которые были сверху. Он стал прокладывать себе путь по палубе, которая уже не была наклонена так сильно по правому борту, из-за того что мы убрали часть парусов. Безопасно освобожденный от опутавших его веревок, Дэвид чуть дальше заново подсоединил спасательный трос. В конце концов, он дополз до рубки, промокший и дрожащий, и исчез внизу, в ванной. Я предположил, что он собирался сменить брюки. Я ошибался.

«Джек, — рассказал он мне позднее, — когда я отправился в ванную, я свернулся калачиком, как маленький мальчик. В течение 15 минут я находился в позе зародыша. Это наконец-то произошло! Все, о чем ты проповедовал и что я слушал на протяжении 8 лет, наконец-то произошло! Я был маленьким потерянным мальчиком в объятиях большого Папочки! И когда я лежал там и плакал в объятьях Бога Отца, узы окоченения моих эмоций начали исчезать, и я знал, что я поеду домой другим человеком!»

Недавно я говорил с Дэйвом и спросил: «Дэйв, ты все еще сохранил это ощущение?»

«Я не чувствую себя по-другому, — ответил он, — но люди говорят мне, что я другой. Все спрашивают меня: «Что произошло с тобой?» Даже моя жена и дети говорят: «Ты не такой, как раньше». Я не чувствую себя другим, но они говорят, что жизнь течет из меня сейчас».

После многих лет боязни доверять, боязни открыться даже тем, кого он любил, боязни быть отвергнутым, Дэвид пережил определяющий момент своей жизни среди ночи на носу бросаемого штормом судна. Дэвид противостал своим страхам в Море Страха… и выбрал жизнь.

Страх… или Отцовские объятия?

На что была бы похожа ваша жизнь, если бы у вас не было страха?

А что если бы вы не боялись людей? Не боялись того, что о вас думают другие люди, потому что вы чувствовали бы себя в безопасности в любви Небесного Отца и в Его благих мыслях о вас? Не боялись бы открыть свое сердце, чтобы по-настоящему испытать глубину любви Божьей, чтобы вы могли жить и отдавать эту любовь окружающим?

На что была бы похожа ваша жизнь, если бы вы не знали страха?

На что был бы похож ваш брак? Какой была бы ваша семейная жизнь? Ваши взаимоотношения? А что если бы вы не боялись довериться, стать уязвимым, не боялись простираться и прикасаться к жизни других людей, не боялись позволять им прикасаться к вашей жизни? Страх <^1 парализует нас. Подобно Дэвиду, парализованному на носу корабля, в нескольких ярдах от безопасности рулевой рубки, страх может останавливать нас от того, чтобы делать выбор, который принесет нам теплоту, безопасность, изобильную жизнь, полную любви, мира и нежности.

На что была бы похожа ваша церковь, если бы у вас не было страха? А что если бы все члены вашего поместного тела верующих были бы освобождены от страха довериться, страха быть отвергнутыми или оставленными, страха открыть свои сердца навстречу любви и близости? Страх калечит нас. Мы можем знать все о Божьих путях, и, тем не менее, наш страх довериться и страх близости может удерживать нас от того, чтобы получать преимущества от того, что Иисус сделал для нас — принести восстановление и исцеление в наши семьи и взаимоотношения с людьми. Так многие из нас, христиан, делают все эти правильные христианские «вещи», в то время как страх продолжает удерживать нас от того, чтобы всем своим существом броситься в объятия нашего любящего Отца.

Просыпаетесь ли вы каждое утро, ощущая себя сыном или дочерью, уверенными в любви вашего Отца и живущими, чтобы отдавать эту любовь другим? Или же вы встаете каждое утро, чувствуя себя рабом, постоянно сражаясь со страхом быть отверженным и несостоятельным, неспособные доверять, размышляя над тем, что бы вы могли сделать, чтобы угодить Господину сегодня. Путь от «рабства» к «сыновству» — это вопрос достижения момента, когда вы сможете проснуться рано утром, ощущая себя настолько любимым и принятым сердцем вашего Отца, что целью всего вашего существования станет поиск путей отдавать эту любовь следующему человеку, которого вы встретите.

Какой была бы ваша жизнь, если бы вы не знали страха?

Мы проживаем нашу жизнь или так, как будто у нас есть дом, или так, как будто у нас его нет. Мы либо живем с ощущением защищенности, находясь в безопасности и мире в сердце Отца, переживая Его любовь и отдавая ее, либо живем с опасением и в неуверенности, постоянно сражаясь со страхом довериться, страхом отвержения и страхом открыть наше сердце для любви — три области ощущения страха, общие для всех людей.

Так многие из нас пристегнули наш спасательный трос (ощущение безопасности) к «фальшивой любви», что рано или поздно приведет нас к нереализованным надеждам и неисполненным мечтам. Вместо того чтобы черпать нашу энергию и источник жизни и мира из любви Божьей, мы пытаемся найти это в этих «подделках любви», разного рода деятельности, страстях плоти, вопросах власти и контроля, имущества, положения, людей и мест. Каким-то образом мы думаем, что если у нас нет этих источников утешения в нашей жизни, мы просто не можем двигаться дальше.

Давайте будем честны ~ у нас у всех есть фальшивые источники утешения. Не так ли? У каждого из нас есть люди и вещи, к которым мы обращаемся, или отношения и поведение, к которым мы прибегаем, когда жизнь идет не так, как мы бы этого хотели. Фальшивая любовь обладает сильной притягательностью даже тогда, когда мы понимаем, что она фальшивая.

Иногда легче держаться за известное и делать его спасательным тросом, даже если оно не удовлетворяет, чем рисковать отпустить, чтобы затем ухватиться за что-то другое, что удовлетворит.

Когда ты на носу, и тебя бросает каждой 20-футовой волной, и снег со льдом летит прямо тебе в лицо, легко ухватиться за то, что ты только сможешь найти, и сказать: «Я лучше пережду здесь». Но если ты не отпустишь, если ты не ослабишь хватку за ложное ощущение безопасности и утешения, ты можешь никогда не достичь истинного тепла и безопасности рулевой рубки — Отцовских объятий.

В течение того двадцати одного дня, что мы были в Антарктиде и пересекали пролив Дрейка, эта тесная кабина была нашим домом. Всегда, когда мы находились там, мы были в тепле и безопасности, укрытые от ветра и волн. Наша проблема сегодня в том, что многие христиане никогда не проходили путь из моря страха в место безопасности и защищенности. Не является ли большое количество наших разрушенных браков, семей и взаимоотношений достаточным доказательством тому?

Жить так, как будто у нас есть дом, означает переживать Божью любовь на непрекращающейся продолжительной основе и знакомить других с этой любовью.

Будучи христианами, мы являемся сыновьями и дочерьми Божьими, но, тем не менее, многие из нас живут так, как будто у нас нет дома. Мы живем, думаем и поступаем, как не имеющие отца сироты, потому что мы никогда по-настоящему не принимали на личном уровне любовь Бога Отца. Штормы, неудачи и разочарования жизни способствовали тому, что мы стали бояться доверять, бояться отпустить, бояться рискнуть стать уязвимыми, поверив Богу, говорящему: «Я люблю тебя». Из-за того что мы не любим себя сами, мы ощущаем себя нелюбимыми, и нам сложно, скорее даже невозможно, поверить, что кто-то другой, включая Бога, может любить нас. Мысль о том, что Он любит нас лично, кажется нам слишком хорошей, чтобы быть правдой… и мы ведь совсем этого не заслуживаем.

И это прямо в точку: это больше, чем мы заслуживаем. Но это правда. Сам Бог сказал:

«Любовью вечною Я возлюбил тебя и потому простер к тебе благоволение» (Иер.31:3).

Воспринимайте этот стих лично, потому что именно это Бог и имел в виду. Бог не сотворил тебя сиротой без дома. Он сотворил тебя, чтобы ты был любимым сыном или дочерью и нашел дом в Его объятиях.

У нас есть дом

На самом деле весь процесс творения говорит о том, что Бог хочет сотворить Себе дом внутри тебя и в каждом из нас. И Он не успокоится, пока не закончит это. В книге пророка Исайи говорится: «Так говорит Господь: небо — престол Мой, а земля — подножие ног Моих; где же построите вы дом для Меня, и где место покоя Моего?» (Ис.66:1).

Не в храме, и ни в каком другом месте, построенном рукой человеческой. Откр.21:3 дает нам ответ: «И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их».

Бог говорит: «Я не оставлю тебя сиротой. У тебя есть дом во Мне». Дом — это место безопасности и защищенности, это место теплоты и любви. Если у тебя плохой день, и все ополчились против тебя в школе или на работе, и никто не говорит о тебе хорошо, то дом — это место, куда ты можешь прийти и услышать, как твой Отец говорит тебе: «Неважно, что говорят другие, ты дитя, которое Я люблю, и на тебе Мое благоволение». Дом — это место, где ты постоянно слышишь голос Бога, говорящего тебе слова одобрения, слова Его любви к тебе, Его прощения, сострадания и благодати.

Без этого глубокого практического знания и понимания любви Отца и того, что у тебя есть дом в Нем, становится так легко прожить твою жизнь так, как будто у тебя нет дома, а это жизнь страха. А страх производит «узы оцепенения»… Он делает тебя неспособным иметь здоровое эмоциональное общение с Богом или с кем-то другим, с кем у тебя взаимоотношения. Жить как сирота — значит постоянно бороться со страхом довериться. Это жизнь в независимости, когда ты веришь, что ты сам по себе. Это означает жить в возбужденном противостоянии людям, которые думают не так, как ты. Когда ты живешь так, как будто у тебя нет дома, ты воспринимаешь каждого — даже тех, кого любишь, — как потенциальную угрозу или врага твоей независимости.

Живешь ли ты так, как будто у тебя есть дом, или так, как будто у тебя его нет, зависит от того, что ты думаешь о том, что Бог чувствует в отношении тебя. Если ты веришь в то, что Бог любит тебя таким, какой ты есть, то ты будешь жить как сын или дочь Царя. Если, однако, ты веришь в то, что Бог зол на тебя и что тебе всегда нужно придумывать, как же Его умилостивить, ты будешь жить как сирота. Это важное различие, потому что то, что ты думаешь о том, что Бог чувствует в отношении тебя, это то, как ты будешь относиться к другим в твоих повседневных взаимоотношениях.

Сотворение мира начинается и заканчивается Отцом, стремящимся к взаимоотношениям с тобой как с Его возлюбленным ребенком. Он сотворил тебя, чтобы ты жил так, как будто у тебя есть дом. Когда ты проснулся сегодня утром, слышал ли ты, как любящий голос твоего Отца говорит: «Не волнуйся, что у тебя не все в порядке; это нормально. Я не ожидаю, что ты сделаешь всё совершенно. Я люблю тебя так сильно просто таким (-ой), какой (-ая) ты есть. Ты возлюбленный (-ая) сын (дочь), в котором (-ой) Мое благоволение»?

Или ты проснулся с мыслью: «Никто меня не любит. Никому нет до меня дела. Мне нужно молиться, и много молиться сегодня, и прочитать три главы из Библии, и выполнить все обычные христианские дела, чтобы сегодня я мог получить хоть крошку со стола Господина»? Ты будешь относиться к другим и к себе в соответствии с тем, что ты думаешь о том, что Бог чувствует в отношении тебя самого. Если ты знаешь, что ты безусловно любим, ты будешь любить себя и других такой же любовью. Но если ты чувствуешь, что тебе необходимо что-то делать, чтобы быть ценным для Бога, то ты будешь думать о других соответственно, что им нужно что-то делать, для того чтобы ты ценил их. Ты либо живешь так, как будто у тебя есть дом, либо ты живешь так, как будто у тебя его нет. Страх… или Отцовские объятия!

Приди домой

Я убежден, что в этот период истории церкви, больше чем в какой-либо другой со времен первых апостолов, Бог призывает нас пережить возвращение домой. Он призывает нас выйти из моря страха в спокойную гавань утешения и безопасности. Нелегко унять то чувство радостного возбуждения, которое ты испытаешь, придя из места, где ты не знал, будешь ли ты жив или мертв в следующую минуту, в тепло рулевой рубки. Во время той штормовой ночи в проливе Дрейка что-то ожило внутри нас обоих, меня и Дэвида. Он сказал: «Я даже не знаю, что это было, но я знаю, что я пережил встречу с Богом такую глубокую, как никогда ранее».

Вот что происходит, когда ты обнаруживаешь себя замерзающим на носу корабля в море страха. Ты никогда не знаешь, что произойдет дальше. Но когда ты избираешь противостать морю страха и передать себя в вере в руки любящего Отца, ты начинаешь открывать цель и смысл жизни. Как Он сказал Дэвиду на носу той лодки, Бог говорит тебе: «Живи! Живи! Живи!»

Бог говорит всем нам: «Приди домой». А где дом? Везде, где Он. Мы много слышим о Царстве Божьем в наших церквях в эти дни. Для меня Царство Божье — это видеть, как воля и цели Божьи исполняются на земле так же, как на небесах. Всегда, когда я думаю о Царстве Божьем, я вспоминаю слова из Евангелия от Иоанна: «И Слово стало плотью, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца» (Ин.1:14).

Иисус исшел из недра Отца. В греческом оригинале сказано: «Он исшел из сердца Отца». Сердце Отца — это то место, куда Он приглашает нас вернуться. Это наш дом.

Иисус сказал в 8 главе Евангелия от Иоанна: «Я знаю, откуда пришел и куда иду».

Он вернется в то место, откуда исшел, и Он хочет, чтобы мы были с Ним: «В доме Отца Моего обителей много. А если бы не так, Я сказал бы вам: Я иду приготовить место вам. И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я» (Ин. 14:2-3).

Иисус говорит: «Я готовлю особое место для вас в семейном жилище. Дом Моего Отца не будет пустым домом. Это ваш дом, в Его объятиях».

Христос, Который сотворил всё, исшел из недра Отца, места теплоты, защищенности и безопасности. Он пришел, чтобы Его дом стал нашим домом, чтобы мы знали, что мы не сироты. Следовательно, когда наступает кризис, мы можем быть уверены, что мы не должны встречать его одни, потому что Отец всегда с нами.

Никто не проживает свою жизнь так, чтобы не испытать определенную степень стыда, разочарования, предательства. Когда наступает такой или какой-то другой кризис, куда ты пристегиваешь свой спасательный трос? Это и есть смысл творения: Бог творит свой дом среди человечества. Это для того, чтобы знать, что у нас есть Отец и у нас есть дом. А разве это не то, чего мы все ищем? Бог сотворил каждого человека таким образом, что он является чьим-то сыном или дочерью. Все творение началось с желания Отца иметь отношения с сыновьями и дочерьми.

Замерзшая в «плену оцепенения»

Еще 10 лет назад я был серьезным, авторитарным и требовательным мужем и отцом. Я был радикально рожден свыше в 1980 году, но на протяжении последующих 15 лет продолжал думать и жить как сирота, из- за того что я никогда не понимал глубину любви Отца ко мне. Я думал, что должен что-то делать и бороться, чтобы заслужить ее. В результате, мое сиротское сердце негативно повлияло на все отношения, которые у меня были, в особенности с моей семьей. В конце концов, Бог преобразил мое сердце, и я научился отказываться от своего сиротства и принимать сыновство. Моя перемена была одновременно внезапной и драматичной. Моя жена говорит, что Бог изменил меня за 45 минут больше, чем я изменился за предыдущие 15 лет моего хождения с Ним. Я написал об этом переживании в моей первой книге «В объятиях Отца».

Моей дочери было тогда 14. Внезапно я перешел от состояния раздражительного отца к состоянию сострадательного отца — перемена, которая буквально растопила ее сердце. Со мной было настолько тяжело жить, что она дошла до такого состояния, что, когда бы я ни уезжал из дома в поездку по делам служения, она желала, чтобы я больше не возвращался.

Она сказала, что, до того как я принял откровение о любви Божьей, когда бы я ни был дома, в доме не было радости, был только один страх: страх довериться, быть отвергнутой и страх открыть свое сердце для любви. Принятие любви Отца изменило все. В течение нескольких месяцев мои отношения с Сарой изменились от почти полного отсутствия нежности, привязанности и теплоты до состояния, когда она стала «папиной девочкой».

Когда Саре было 14-17 лет, мы наслаждались подобными отношениями, о которых мечтали бы любой отец и дочь. Она вбегала в дом и кричала: «Пап, где ты?» Затем она прыгала мне на колени, целовала и рассказывала мне, каким потрясающим и чудесным отцом я был.

Однажды, когда ей было 17, я вез её в школу и со слезами на глазах сказал:

— Сара, я просто так сильно тебя люблю!

— Папа,- ответила она, — может, ты перестанешь, пока у меня макияж не потек?

Это был очень нежный момент в наших отношениях. Позднее в тот день я смотрел новости, а моя жена, Триша, готовила обед, Сара вернулась домой из школы. Она вошла через заднюю дверь, хлопнула ею, пролетела мимо своей матери, не сказав ни слова, пролетела мимо меня, не сказав ни слова, и пошла прямо в свою комнату. А затем я услышал, как за ней хлопнула дверь.

Триша посмотрела не меня и сказала:

— Что ты сделал с ней сегодня утром?

— Я ничего не сделал, — ответил я. — Все было здорово!

— Тогда тебе лучше пойти и выяснить, что случилось.

Я постучал в дверь Сары.

— Сара, все в порядке?

— Да!

— Я сделал что-то не так?

-Нет!

— Хорошо, тогда почему бы тебе не спуститься и не рассказать нам, как прошел день?

— Я не хочу!

(Каждому родителю подростка знаком этот тон и диалог!)

Чуть позднее я позвал Сару к ужину.

— Я должна прийти?

— Да, ты должна прийти.

Она вышла к столу, села на стул, скрестила руки и просто просидела все время с сердитым взглядом. Она ничего не съела. После ужина Сара пошла наверх, в свою комнату, и закрыла дверь на замок. Это изоляция продолжалась недели. Что причиняло наибольшую боль так это то, что если бы я знал, что сделал не так, я бы попытался все исправить, и Триша поступила бы также. Шли дни, и мы наблюдали, как Сара становилась все более и более охвачена страхом. Ее руки начали трястись. Она не могла смотреть нам в глаза. И всегда, когда приходило время идти в церковь, она с цепи срывалась: «Я не хочу идти!» По какой-то причине, которую мы не могли понять, Сара оставила тепло и защищенность рулевой рубки и сейчас находилась «на носу», замерзшая в «плену оцепенения».

В итоге, после нескольких недель Сара начала открываться своей маме. Она попыталась встать на защиту праведности в школе в отношении некоторых вещей, которые происходили с другими девочками-христианками. К сожалению, они отреагировали, полив ее грязью. То же самое произошло и в церкви. Теперь все ее друзья отвернулись от нее, и она не знала, как восстановить общение. Я подвозил ее до школы, а она отчаянно пыталась сдержать слезы, не желая идти из-за того, как другие люди обращались там с ней каждый день.

Триша пыталась ободрить ее: «Пойди, поговори с папой. Люди со всего мира приезжают, чтобы услышать его. Ты же в любое время имеешь к нему доступ. Поговори с ним».

«Я не хочу с ним разговаривать! Я ни с кем не хочу разговаривать! Я хочу, чтобы все просто оставили меня в покое!»

Познавая Сердце Отца

Однажды я не спал всю ночь, молясь, из-за того что у меня на сердце было такое бремя из-за неё. Я знал, что, если она подобно всем остальным продолжит закрывать свое сердце для любви, она, вероятно, найдет утешение где-то еще. Враг хорошо справляется с тем, чтобы послать нам неправильных людей как раз в момент нашего величайшего кризиса. Всегда, когда ты отрезаешь себя от людей, которые тебя любят и беспокоятся о тебе, приготовься к тому, что враг будет соблазнять тебя фальшивой любовью, которую ты примешь за ответ на нужду в твой жизни.

Я молился за Сару всю ночь: «Пожалуйста, Господь, помоги ей найти путь домой. Она живет так, как будто у нее нет дома. Помоги ей найти ее путь к Тебе».

Следующим утром, когда я подвозил ее в школу, она заметила, что мои глаза опухли.

— Пап, ты ужасно выглядишь!

— Да, я не спал всю ночь.

— У вас с мамой сейчас проблемы?

— Нет, я не спал всю ночь, потому что мое сердце разбито из-за тебя. Уже несколько недель прошло с тех пор, когда ты, возвращаясь домой, садилась ко мне на колени и обни-мала меня.

Сара бросила на меня взгляд, говорящий: «Не касайся этого!» Но у меня было еще около 5 минут, пока мы не доедем до школы. Она была плененным слушателем. «Сара, — сказал я, — мое сердце разрывается из-за того, что все во мне переживает такую радость, когда у тебя все хорошо. А я вижу, что твой мир рушится, и я знаю, что больше всего тебе нужно услышать, как я говорю: «Что бы ни происходило, Сара, я люблю тебя такой, какая ты есть. Ты прекрасна в моих глазах. Все, что мне нужно, — это чтобы ты меня обняла».

Я верю, что в течение тех нескольких часов в ту ночь я узнал, что означает огорчить Духа Святого. Это когда любящий Отец видит ту боль, которую испытываем мы, Его дети, видя, как другие ранят нас, разочаровывают нас и предают нас. И вместо того чтобы воззвать к Нему и возложить на Него все наши заботы и принять Его любящие объятия, мы остаемся «на носу», замерзшие в море страха и запутавшиеся в фальшивых взаимоотношениях, находя утешение в гневе, контроле и изоляции. И все это время Отец взывает к нам: «Живи! Живи! Живи!»

Когда я высаживал Сару у школы, я сказал ей, как сильно я хочу удержать ее рядом, тогда как все остальные отвернулись от нее. «Я не стыжусь тебя, Сара, неважно, чья это вина. Единственное, что имеет значение, это то, что ты моя маленькая девочка, которую я люблю. И я не стыжусь быть твоим папочкой. Бог не стыдится тебя (см. Евр.11:16), и Иисус не стыдится называться твоим братом» (см. Евр.2:11).

Позже в тот день Сара пришла домой и сказала: «Пап, мне нужно поговорить с тобой и мамой. Я не знаю, что происходит со мной, но мне нужно поговорить. И пап, мне не нужен консультант! Мне нужен отец. Мне не нужны никакие лекции, пап. Мне нужно, чтобы ты обнял меня».

Когда Триша и я сели с Сарой в моем кабинете, Сара сказала: «Пап, я просто не знаю. Когда все идет хорошо в моей жизни, все, чего я хочу, это обнять тебя и быть в твоем присутствии, но как только все складывается не по-моему, я просто хочу отрезать себя ото всех людей.

Это как будто я предпочла бы быть одной где-нибудь на пустынном острове и больше никогда не видеть ни одно человеческое существо. Я не могу ухватиться за Божью любовь. Как будто у меня есть какая-то установка, что я могу найти Бога, только когда люди говорят обо мне хорошо. Но когда этого не происходит, я не могу найти Его и не хочу быть с тобой».

По мере того как она делилась со мной своими мыслями и чувствами, я думал: «Это про меня! Когда Бог отвечает на мои молитвы и делает все, что я хочу, чтобы Он сделал, как быстро я бегу к Нему! Но когда я чувствую, что Он не делает того, что я от Него ожидаю и когда ожидаю, что-то во мне захлопывается, и я оказываюсь «на носу» шхуны и в запутанных обстоятельствах моря страха».

Я спросил Сару:

— Когда это началось? Что приходит тебе на ум первым, когда ты думаешь о закрытии своего сердца для любви?

Она ответила:

— Пап, ты помнишь, как ты оставил служение в Армии Спасения и вернулся к работе капитана рыболовного судна?

— Да.

— Сколько мне тогда было?

— Тебе было пять.

В то время я был капитаном яхты для спортивной рыбалки, принадлежавшей одному бизнесмену. Это было подобно тому, как рыбачить из дворца с прекрасной гостиной, обставленной мягкими креслами и диванами.

— Ты помнишь тот день, когда мама привела меня на яхту, чтобы повидаться с тобой?

— О, да, я помню.

Триша привела Сару повидаться со мной и опустила ее на корму. Когда Сара увидела меня сидящим в кресле в гостиной яхты, моя драгоценная 5-летняя дочь бросилась ко мне, чтобы обнять меня. Она прыгнула мне на колени, одно колено… и внезапно я столкнулся с сильнейшей внутренней болью в моей жизни.

Моим ответом на боль стала инстинктивная реакция самозащиты. Я не имел ни малейшего намерения ранить мою дочь, но когда я начал падать на пол в мучительной агонии, я отбросил Сару от себя, она пролетела 8-10 футов по воздуху и приземлилась на диван, стоявший на другой стороне комнаты.

Хотя я катался по полу и меня почти тошнило от боли, моя юная дочь, не пережив никакого физического вреда, страдала от намного более сильной боли, чем я. Она пришла и побежала, чтобы насладиться объятиями своего отца только за тем, чтобы быть отброшенной, из-за того что не смогла осуществить свое действие подобающим образом. Она рискнула открыть мне свое сердце… только для того, чтобы оно с треском захлопнулось.

Как много раз вы приходили и рисковали, открывая ваше сердце для моментов нежности, заботы, тепла, только для того, чтобы ничего не получить взамен?

В то время как Сара кричала и плакала, я продолжал обнимать и целовать ее и делал все для того, чтобы она успокоилась. Прошло около 10 минут, когда она, наконец, затихла. Намеренно ли я причинил боль своей дочери? Конечно, нет. Но это стало тем моментом, когда Сара перестала открывать свое сердце для отца, и с тех пор она страдала от чувства отвержения. В ту ночь, когда мы молились вместе с Сарой, мы не молились за 17-летнюю, мы молились за 5-летнюю девочку. Что-то внутри нее разразилось стенаниями, агонизирующими вздохами, и она рыдала и рыдала. На протяжении 30 минут она была в моих объятиях, когда я мог дарить ей свою любовь и утешение. Это было определяющим моментом в жизни Сары — начало осознания: «Если мой отец, будучи сломленным человеком, может утешить меня в 17 лет, то насколько больше Бог Отец хочет, чтобы я прибегала к Нему в момент любого кризиса?»

Мы либо проживаем нашу жизнь так, как будто у нас есть дом и любящий Отец, открывший объятия, в которые мы можем бежать, когда мир пытается дать нам то, что они думают, мы заслуживаем, либо мы живем так, будто у нас нет дома.

Мы хотим жить в доме Отца и наслаждаться Его обеспечением, но как Сара, которая заточила себя в своей спальне и выходила только ради того, что Отец мог дать ей — еда, кредитные карточки, ключи от машины, — мы боимся близких взаимоотношений.

Итак, как это будет? Будешь ли ты жить как сирота, у которого нет дома, который застыл в «плену оцепенения» «на носу» посреди моря страха? Или будешь жить в тепле любящих Отцовских объятий, в совершенной любви, которая изгоняет всякий страх? (См. 1Ин.4:18)

Какой была бы твоя жизнь, если бы ты не боялся? Выбор за тобой: Страх… или Объятия Отца? Я думаю, что заголовок поможет тебе выбрать: «Нет страха!»

Примечание:

1. Henri Nouwen, The Return of the Prodigal Son (New York, NY: Image Books, Doubleday, 1992).