II. Евангелия и связанные с ними книги

Общие особенности Евангелий и синоптическая проблема

Евангелие от Марка

Евангелие от Матфея

Евангелие от Луки

Деяния Апостолов

Евангелие от Иоанна

Первое послание (письмо) Иоанна

Второе письмо Иоанна

Третье письмо Иоанна

6. Общие особенности Евангелий и синоптическая проблема

Эта глава рассматривает два взаимосвязанных вопроса. Ученые спорят о том, является ли литературный жанр евангелия уникальным или модификацией какого‑то другого жанра (иудейских житий пророков? языческой биографии?)^[125]. Ответ частично зависит от взаимосвязи Евангелий с Иисусом: опирается ли древнейшее каноническое Евангелие на воспоминания об Иисусе, или оно представляет собой большей частью выдумку, проецирующую верования о Воскресшем на историю? В первых трех подразделах мы рассмотрим общие вопросы: использование слова «евангелие», происхождению евангельского жанра и три стадии формирования Евангелий.

Помимо этого есть специфические вопросы, связанные с синоптическими Евангелиями. Тесные параллели между синоптиками наводят на мысль о литературной зависимости, но кто от кого зависит? Было ли Евангелие от Марка самым ранним, впоследствии использованным Матфеем и Лукой? Были ли Мф и Лк написаны независимо друг от друга, или автор Евангелия от Луки опирался на информацию из Мф (помимо Мк)? В двух последних подразделах мы рассмотрим синоптическую проблему и существование «Q».

Использование слова «евангелие»

В новозаветные времена слово euaggelion («добрая весть») обозначало не какой‑то текст, а провозвестие. Оно и понятно, если учесть происхождение этого термина. За пределами христианства родственные ему греческие слова обозначали хорошие известия (особенно о победе в битве); в императорском культе хорошим известием для римского мира считалось рождение и присутствие императора. Слова из LXX, родственные euaggelion, выступают в качестве перевода еврейского bsr, которое имело аналогичные смыслы (в частности, весть о победе Израиля или победе Бога). В более широком смысле может иметься в виду весть о деяниях Божьих ради Израиля.

Ученые спорят о том, называл ли сам Иисус «евангелием» свою весть о Царстве. Несомненно, Его ученики уже делали это, включая в это понятие деяние Бога в Иисусе. В Рим 1:3–4 Павел описывает свое евангелие в категориях, вероятно, уже известных римлянам; оно включает двойную идентичность Иисуса — «от семени Давидова по плоти», «поставленный Сыном Божиим в силе, по Духу святости, в воскресении мертвых» (КП). Средоточие благовестил Павел обычно видит в страдании/смерти/воскресении Иисуса, их значении для оправдания и, в конечном счете, спасения (Рим. 1:16).

Евангелие от Марка открывается словами: «Начало евангелия Иисуса Христа» (1:1; КП). Добрая весть о деяниях Божиих отныне будет возвещена через Иисуса Христа и в Иисусе Христе всем народам (13:10). Она включает царство/владычество Божие, которое проявляется в прощении Иисусом грехов, исцелении Им больных, насыщении голодных, воскрешении мертвых, усмирении бури, — царство/владычество, возвещаемое в Его учениях и притчах, которые отмечают человеческие трудности и противостоят им. Иисус — Царь, которому Бог даровал победу, несмотря на распятие. Евангелия от Матфея и Луки начинаются иначе, чем Мк, но их подход аналогичен. В Мф Иисус проповедует евангелие Царства (4:23; 9:35; 24:14), а в Лк используется глагольная форма euaggelizein («благовествовать») для описания этого действия (8:1; 16:16). Так как оба эти текста начинаются с рассказов о рождестве, их версия благовестия также включает чудесное зачатие и рождение Иисуса (например, Лк 2:10). Хотя в Ин есть сходные с синоптиками материалы, отсутствуют как euaggelion, так и глагольная форма. Все же 1 Ин (1:5; 3:11) использует родственное слово aggelia («весть»), которое, возможно, обозначает текст, известный нам под именем Евангелие от Иоанна.

Со II века мы встречаем обозначение словом euaggelion христианских текстов^[126]. Большое число письменных евангелий вызвало необходимость в их дифференциации, и к концу II века канонические Евангелия стали сопровождаться надписаниями: «Евангелие от…». С неканоническими евангелиями сопряжены следующие терминологические проблемы:

(1) «Евангелиями» себя называют относительно немногие неканонические книги. В частности, не делают этого Протоевангелие Иакова, большая часть текстов Наг–Хаммади, сохранившийся фрагмент Евангелия от Петра.

(2) Иногда «евангелиями» именуют и те неканонические тексты, которые сами себя не идентифицируют подобным образом. Иногда это словоупотребление носит нейтральный характер (например, для отличия книг об Иисусе от посланий, апокалипсисов и т. д.). Иногда оно тенденциозно, связано с желанием возвести текст до канонического статуса. В древности так порой действовали те, кого «большая церковь» считала еретиками; в наши дни это встречается у ученых–ревизиоцистов, которые пытаются низвергнуть канон. Скажем, в издании R. J. Miller, ed., The Complete Gospels (Sonoma, CA: Polebridge, 1992) приводятся 17 текстов (плюс некоторые отдельные высказывания): четыре канонические Евангелия, две гипотетические реконструкции (Источник Знамений — из Ин, Q — из Мф и Лк), четыре папирусных фрагмента (у которых нет самообозначения), две книги о детстве Иисуса (ни одна из которых не называет себя евангелием), четыре собрания речений из Наг–Хаммади (ни одно из них не носит названия «евангелие»)^[127], а также тайное Евангелие от Марка (которое Климент Александрийский называет дополненным вариантом канонического Мк).

Из‑за всех этих терминологических сложностей имеет смысл различать две категории:

• «материалы об Иисусе» (рассказы о детстве и страстях, собрания речений и чудес, беседы с Воскресшим) — независимо от того, называли ли их «евангелиями» в древности и стоит ли называть их так сейчас;

• «евангелия», то есть полные повествования вроде четырех канонических писаний (охватывающие, как минимум, проповедь/страдания/воскресение, а также включающие чудеса и речения)^[128].

Я делаю это разграничение в сугубо утилитарных целях: чтобы удобнее было обсуждать жанр полных повествовательных «евангелий»; оно не предполагает вердикта о ценности или древности «материалов об Иисусе».

Происхождение евангельского жанра

Как возникла идея написания Евангелий? Уходят ли их корни в ВЗ или в какой‑то греко–римский жанр? Было ли Евангелие творческим прозрением Марка, которое восприняли Матфей, Лука и Иоанн? Или перед нами органичное развитие раннехристианской проповеди, причем базовая идея — еще домаркова и популярная? Обычно ученые выбирают какой‑то один из перечисленных вариантов^[129]. Рассмотрим их по очереди, допуская возможность комбинации различных элементов из них.

Истоки в ВЗ и послебиблейской литературе. По мнению Swartley, Israel’s Scripture, структура синоптических Евангелий продиктована ветхозаветным рассказом о деяниях Бога по отношению к Израилю. Книга Иеремии сообщает о происхождении и времени пророка (1:1–3), его призвании (включая божественный замысел до его рождения; 1:4–10), речах и пророческих действиях (см. особенно дела и слова в Храме; Иер 7), предупреждении о скором падении Иерусалима; есть и своего рода повествование о страстях (Иер 26, 37–38). Хотя Иер содержит гораздо больше речей пророка, чем Евангелия — речений Иисуса, мы видим, как в одном писании могли сочетаться многие элементы, которые присутствуют и в Евангелиях.

К I веку н. э. были созданы иудейские «Жития Пророков»^[130], где излагаются обстоятельства их жизни: например, рождение, знамения, яркие события, смерть, место погребения. Написаны они были, видимо, по–гречески; не исключено влияние античных биографий. (Предупреждение: не проецировать на античные биографии современные представления об этом жанре.)

Истоки в подражании светским биографиям. Богатая греко–римская литература I века до н. э. — I‑II века н. э. включала разные типы биографий: например, «Жизнеописания» (знаменитых греков и римлян) Плутарха, «Жизнь двенадцати Цезарей» Светония, «Жизнь Аполлония Тианского» Филострата, «Жизнеописания знаменитых философов» Диогена Лаэртского^[131]. Те из них, которые предлагались в качестве аналогов Евангелиям, имеют несколько разный характер.

(1) «Ареталогии». Иногда ученые говорят об «ареталогии» как особом биографическом жанре, где божественный муж (theios anēr) со сверхъестественным даром творит чудеса. Несмотря на апелляции к Филострату, не факт, что такой жанр вообще существовал; многие из параллелей — послемарковы.

(2) «Хвалебная биография». По мнению Shuler, Genre, «хвалебные биографии» демонстрировали величие своих героев. Скажем, в случае с философами подчеркивалось их учение, идеализировались благородные стороны их жизни (чтобы читатели восхищались и подражали). Однако здесь есть проблемы с дефиницией: выявление такой жанровой разновидности предполагает принижение различий между разными ее образцами.

(3) Образы «бессмертных». Эту гипотезу предлагает Talbert, What. Люди (иногда рожденные богами) могли обрести бессмертие после кончины; существовали и бессмертные боги, которые спускались на землю, жили как люди, а потом возвращались на небо. По мнению Тэлберта, образ Иисуса у синоптиков близок к первой из этих групп, а образ у Иоанна — ко второй из этих групп. Однако эта теория содержит в себе некоторое упрощение^[132].

На самом деле, между греко–римскими биографиями и Евангелиями существуют значительные различия: Евангелия анонимны, носят выраженный богословский характер, преследуют миссионерские цели^[133], опираются на предание общины и читаются во время богослужения. Евангелие от Марка особенно сильно отличается от биографий, ибо те уделяют особое внимание необычному рождению и молодости героя, а также его триумфу — или, если он пал жертвой несправедливости, бесстрашию и благородному терпению. Впрочем, нельзя забывать, что таково наше научное восприятие: может статься, слушатели/читатели I века, знакомые с греко–римскими биографиями, не были столь педантичны и воспринимали Евангелия почти как жизнеописание Христа (особенно Мф и Лк, которые начинаются с рассказа о детстве).

Творчество и Евангелия. Если Евангелие от Марка — самое раннее, было ли оно уникальным творением Марка? Вопреки вышеупомянутым гипотезам, Евангелия — вещь единственная в своем роде. Конечно, идею описать деятельность Иисуса могли отчасти подсказать жизнеописания пророков и знаменитых людей, но евангелисты едва ли руководствовались просто желанием сообщить информацию [хотя такой элемент присутствует в Лк (1:3–4), которое из всех канонических Евангелий ближе всего к греко–римской биографии] или стимулировать подражание. Как мы уже видели при обсуждении слова euaggelion, в каком‑то смысле весть должна породить отклик веры и принести спасение. Иоаннова формулировка на сей счет применима ко всем Евангелиям: «Сие написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (Ин 20:31; СП).

Судя по аналогичному употреблению слова euaggelion у Павла (Рим 1:14; 1 Кор 15: 1–8; ср. 1 Кор 11:23–26), Марк был не первым, кто собрал материалы об Иисусе с целью спасения (хотя это Евангелие и было самым ранним из дошедших до нас полных повествований).

Много ли изобретательности требовалось для создания развернутого евангельского повествования? Ответ отчасти зависит от достоверности этого повествования: преимущественно выдумка или преимущественно факт? (О поисках исторического Иисуса см. подробнее Приложение I.) С одной стороны, ряд ученых считают значительную часть Маркова повествования выдумкой. Некоторые исследователи полагают выдумкой рассказ о страстях (как созданный, в основном, в ходе рефлексии над ВЗ). По одной из теорий, Иисус был учителем нравственности, а рассказы о чудесах и воскресении — пропаганда, призванная сделать Его конкурентоспособным среди других чудотворцев. Противоположная гипотеза: Иисус был колдуном, исцелявшим с помощью широкого арсенала средств, а поучения — лишь недостоверная претензия на респектабельность. Если какая‑то из этих гипотез верна, евангелисты оказываются авторами чрезвычайно изобретательными. (См., однако, Приложение I относительно шаткости подобных гипотез.) С другой стороны, еще большее число ученых считают, что Марк во многом опирался на фактический материал. Допустим, Иисус принял омовение у Иоанна Крестителя и возвещал наступление Царства Божьего с помощью нестандартных речений/притч, исцелений и экзорцизмов; допустим, Он вызвал антипатию иудейских вождей своим вольным отношением к Закону, слишком самонадеянной (с их точки зрения) уверенностью в своей правоте и обличениями в адрес храмового руководства, — тогда появились бы материалы именно того рода, какой мы находим в Евангелиях (при всех скидках на развитие предания)^[134].

Образы Иисуса. Тем не менее даже последняя из вышеназванных позиций предполагает, что евангелисты работали с преданиями избирательно. Поэтому полезно различать три образа Иисуса.

• Образ подлинного Иисуса: все, что нам интересно о Нем^[135], — когда родился и умер; какими были Его родители и семья, Его отношения с ними; как рос; чем зарабатывал на жизнь в молодости; как выглядел; какие кушанья предпочитал; болел ли, был ли веселым, дружелюбным и любимым односельчанами и т. д. Евангелия не сообщают таких подробностей (одна из причин, почему Евангелия проблематично называть биографиями). Очень важно понять эту особенность, эту колоссальную избирательность в отборе евангелистами преданий, чтобы избежать анахронизмов в толкованиях.

• Образ исторического Иисуса: научный конструкт, основанный на удалении всех интерпретаций, вставок и трансформаций, которыми предположительно обросло предание в те 30–70 лет, которые отделяли жизнь Иисуса от работы евангелистов. Правильность конструкта зависит от критериев. За последние пару столетий выявление в Евангелиях поздних наслоений, в основном, проводилось скептиками, желавшими оспорить традиционное христианское богословие; поэтому поиски исторического Иисуса поначалу имели антиклерикальную тональность (дескать, Христос веры практически не имеет отношения к историческому Иисусу). Даже в наше время ведущие участники «семинара по Иисусу» (см. Приложение I) публично заявляют, что их цель — освободить Иисуса от церковного провозвестия. Однако Meier, Marginal, хорошо показывает, что исследование жизни Иисуса, хотя и не может претендовать на полную объективность, не обязано и быть столь тенденциозным. С учетом нашей современной любознательности такое исследование неизбежно, оправданно и даже полезно, о чем забывают некоторые ученые (вроде Люка Джонсона), критикующие крайности «семинара по Иисусу». Однако в таких исследованиях нужна осторожность. Образ исторического Иисуса — это конструкт, основанный на ограниченных данных и призванный выявить минимальное число надежных в научном плане фактов. Он сообщает лишь маленькую толику того, что составляло образ реального Иисуса, и постоянно корректируется по мере изменения научной методологии. Поскольку такое исследование снимает христологический пласт, нанесенный учениками Иисуса, во многом уходит богословская и духовная глубина образа, отчасти даже обеднение его. Идея, что христианская вера должна опираться на реконструкции исторического Иисуса, — опасное заблуждение.

• Образ евангельского Иисуса: образ, созданный евангелистом. Каждый евангелист тщательно просеял предания, отобрав те из них, которые укрепят в читателях веру, приблизят их к Богу. Естественно, на его обращение с преданиями во многом влияли потребности аудитории.

Вот почему Евангелия, написанные разными евангелистами для разных аудиторий в разное время, отличаются друг от друга.

Отмечу, что в вышеназванных случаях я сознательно не говорил о «реальном Иисусе». Жизнь реального Иисуса привлекла и убедила учеников, которые возвестили о Нем миру. Как все три образа соотносятся с «реальностью»? Подлинный Иисус: источники молчат о многих важных вещах, которые тем самым непознаваемы; поэтому функционально, для последующих поколений, этот образ реален лишь отчасти. Исторический («реконструированный») Иисус: вынося за скобки многие вещи (в частности, духовного и богословского плана), мы оказываемся особенно далеки от реального Иисуса. Как мы увидим в Приложении I, из многих реконструкций непонятно, почему такой Иисус порождал в своих учениках пылкую верность и готовность идти на мученическую смерть (засвидетельствованные источниками). Евангельский Иисус: если принять во внимание их регулярную опору на достоверные предания и созвучность их миссионерской цели задачам Иисуса, здесь мы находим максимально доступную нам близость реальному Иисусу. Как мы уже сказали в Предисловии, наше «Введение…» рассматривает прежде всего то, что содержится в НЗ, — стало быть, прежде всего Иисуса евангельского. В следующем подразделе мы кратко рассмотрим (с позиции основного русла новозаветной науки, а не маргинальных теорий), как, по–видимому, формировались Евангелия^[136]. Для неспециалистов, желающих понять Евангелия, это самая важная часть данной главы.

Три стадии формирования Евангелий

(1) Публичная проповедь Иисуса из Назарета (первая треть I века н. э.). Он совершал славные дела, устно проповедовал и общался с другими людьми (например, Иоанном Крестителем и иудейскими вождями). Иисус выбрал спутников, которые видели Его дела и слышали Его слова. Воспоминания спутников составили основу того, что мы называем «материалами об Иисусе». Уже эти воспоминания были избирательными, ибо сосредотачивались на главном (вести Иисуса), а не бытовых подробностях жизни. Современному читателю важно помнить, что перед ним воспоминания о словах и делах одного иудея, жившего в Галилее и Иерусалиме в 20–х годах I века. Проблематика, риторика, лексика и взгляды Иисуса были во многом обусловлены спецификой конкретного времени и места. Многие ошибки в понимании Иисуса и неправильные применения Его учения часто связаны с тем, что читатели абстрагируют Иисуса от Его исторической среды и воображают, что Он решал проблемы, которые на самом деле перед Ним не вставали^[137]. Такие ошибки иногда делают и ученые, проецируя на Иисуса неверные категории (например, крестьянин^[138] или борец за свободу).

(2) (Апостольская) проповедь об Иисусе (вторая треть I века н. э.). Ученики Иисуса укрепились в своей вере благодаря явлениям Воскресшего (1 Кор 15:5–7); они уверовали в то, что через воскресшего Иисуса Бог явил свою спасительную любовь к Израилю и всему миру; свою веру они отразили, в частности, в христологических титулах — Мессия/Христос, Господь, Спаситель, Сын Божий и т. д. Эта укрепленная вера обогатила воспоминания учеников о проповеди Иисуса новым смыслом. (Современные читатели, привыкшие считать журналистским идеалом беспристрастное изложение фактов, должны осознать совершенно иную атмосферу раннехристианской проповеди.) Мы называем этих проповедников апостолами, ибо они считали себя посланными (apostellein) воскресшим Иисусом, и их проповедь часто описывалась как керигматическое провозвестие (kērygma), ставящее своей задачей привести людей к вере. Постепенно круг миссионерских проповедников расширился: в него стали входить уже не только спутники Иисуса, и христианская весть обогатилась опытом новообращенных вроде Павла.

Еще один важный фактор на этом этапе — адаптация проповеди к новой аудитории. Если Иисус был галилейским иудеем первой трети I века, говорившим на арамейском языке, то спустя всего два десятилетия Его учение возвещалось уже городским жителям диаспоры (иудеям и неиудеям) на греческом языке (на котором Иисус говорил редко, если вообще говорил). Смена языка предполагала необходимость широкомасштабной трансляции, изменения лексики и метафорики, чтобы новая аудитория адекватно усвоила весть. Следы подобных изменений мы видим в Евангелиях. Иногда это касается мелких деталей: например, вместо обычной палестинской крыши, в которой можно было проделать отверстие (Мк 2:4), в Лк 5:19 появляется черепичная крыша, знакомая греческой аудитории. Иногда изменения были богословскими: например, у синоптиков и в 1 Кор 11:24 один из евхаристических компонентов именуется soma, «тело» (ср. более буквальный перевод sarx, «плоть» в Ин 6:51 и Послании Игнатия к римлянам 7:3). Это, возможно, облегчало понимание тела Христова в образном плане — как тела, членами которого являются христиане (1 Кор 12:12–27). Такое развитие предания способствовало развитию христианского богословия.

Чаще всего к этому второму этапу формирования Евангелий применяют понятие «проповедь», хотя проповеди сопутствовали и другие элементы. Например, частью христианской жизни стало богослужение (оно отражено в евангельских крещальных и евхаристических формулировках). В Мф заметно влияние катехизации. Наложили свой отпечаток на Евангелия и общинные споры, например, полемика с вождями иудейской синагоги (Мф, Ин), а также споры внутриобщинные — в частности, с восклицающими «Господи! Господи!» (излишне восторженными христианами?).

(3) Письменные Евангелия (приблизительно последняя треть I века). Хотя первые письменные сборники (ныне утерянные) появились, видимо, еще в середине предыдущего периода, когда проповедовался «материал об Иисусе», и хотя проповедь, основанная на устном сохранении и развитии этого материла, продолжалась и во II веке^[139], все четыре канонические Евангелия были написаны, видимо, где‑то между 65 и 100 годами. Что касается евангелистов, то предания, восходящие к II веку и отраженные в надписаниях (примерно с 200 года или ранее), приписывали авторство двух Евангелий апостолам (Матфею и Иоанну), и еще двух — спутникам апостолов [Марку (спутнику Петра) и Луке (спутнику Павла)]. Однако, по мнению большинства современных ученых, евангелисты не были свидетелями служения Иисуса. Это меняет понимание Евангелий^[140], хотя разрыв с традицией не столь резкий, как может показаться, ибо древние предания об авторстве, возможно, не всегда имели в виду окончательных авторов Евангелий. Возможно, древние атрибуции говорили, прежде всего, о том, кто изначально передал ту или иную традицию, впоследствии отраженную в Евангелии, или кто был автором одного из основных источников. См. ниже, главу 8 о том, что имел в виду Папий, когда написал: «Матфей записал по порядку речения [logia] на еврейском [= арамейском?] языке, переводил же их кто как мог» (см. Евсевий, Церковная история 3.39.16).

Признание того, что евангелисты не были свидетелями служения Иисуса, важно для понимания различий между Евангелиями. Если, как раньше считалось, евангелисты описывали лично виденное, непонятно, откуда взялись различия между их рассказами. Почему, скажем, очевидец Иоанн (Ин 2) относит очищение Храма к началу проповеди Иисуса, а очевидец Матфей (Мф 21) — к ее концу? Чтобы сгладить противоречие, толкователи раньше утверждали, что было два очищения: один очевидец описывает одно из них, а другой — другое^[141]. Однако, если евангелисты лично не видели это событие, но взяли описание из промежуточного источника, то они (или все они) могли и не знать точной временной привязки. Не располагая точной информацией о хронологии, они придали материалам такую последовательность, которая соответствовала духовным потребностям читателей. Соответственно, последовательность событий в Евангелиях — логическая, а не всегда хронологическая. Евангелисты — это авторы, которые придавали материалам определенную форму, разрабатывали и редактировали их; они же и богословы, которые приспосабливали эти материалы к определенной цели.

Можно сделать следующие выводы из данного подхода к формированию Евангелий:

• Евангелия — не стенограммы. Десятки лет развития и адаптации предания сделали свое дело. Сколь велики эти изменения? На этот вопрос можно дать ответ лишь с помощью кропотливого анализа (да и то ответ не стопроцентный, а в спектре от «возможно» до «видимо»).

• Из того, что Евангелия — не стенограммы, подчас делают вывод, что там много неправды. Однако многое зависит от цели евангелистов. Если мы ищем точного репортажа или точной биографии, то неправды действительно много. Если евангелисты хотели, прежде всего, привести читателей/слушателей к вере в Иисуса, открыв их Царству/владычеству Божьему, то адаптации оправданны и истинны, ибо облегчают поставленную цель.

• Некоторых людей такой подход к евангельской истине не удовлетворяет: если было много модификаций и адаптации, откуда известно, что евангельская весть верна вести Иисуса? Полностью полагаться на мнение ученых нельзя, ибо они совершенно по–разному оценивают степень достоверности: на одном конце спектра модификации считают минимальными, на другом — очень серьезными. Поэтому перед нами богословский вопрос, требующий богословского ответа. Христиане, которые верят в боговдохновенность, считают, что Святой Дух направлял процесс формирования Евангелий, а потому Евангелия отражают истину, возвестить которую Бог послал Иисуса.

• В истории экзегезы много времени уделялось гармонизации различий между Евангелиями, причем не только в деталях, но и в вопросах более крупных: например, как составить из очень разных рассказов Мф и Лк о детстве Иисуса одно последовательное повествование или согласовать рассказ Лк о явлениях Воскресшего (в Иерусалиме) с соответствующим рассказом Мф (на горе в Галилее). Однако это не вполне корректно и, возможно, вносит определенное искажение. С точки зрения веры, существование четырех Евангелий вместо одного — промыслительно, а потому следует отдавать должное индивидуальности каждого Евангелия. Искусственная гармонизация не обогащает, а обедняет.

• Во второй половине XX века уважение к индивидуальности каждого из Евангелий повлияло на церковную литургию и ритуал. Многие церкви вслед за католической богослужебной реформой ввели трехлетний лекционарий: в первый год по воскресеньям читаются отрывки из Мф, во второй год — из Мк, а в третий — из Лк. В Католической церкви такая практика заменила годичный лекционарий, когда без видимой богословской системы чтения выбирались то из Мф, то из Лк и т. д. Одна из основных причин для реформы состояла в новообретенном понимании: евангельские перикопы должны читаться последовательно, отдавая должное богословской специфике каждого евангелиста. Скажем, одна и та же притча, присутствующая во всех трех синоптических Евангелиях, может иметь разное значение в зависимости от индивидуального контекста.

Синоптическая проблема

Дополнительную стадию в формировании Евангелий необходимо постулировать, чтобы объяснить взаимосвязь между первыми тремя Евангелиями, — они называются «синоптическими» (от греч. synopsis, «обозрение»), ибо их можно читать параллельно. Эти Евангелия имеют столь много общего, что на третьей из вышеописанных стадий, видимо, имела место зависимость одного или двух из них от третьего или какого‑то общего письменного источника. Хотя данной проблеме посвящено множество научных трудов и ожесточенной полемики, большинство читателей НЗ считают ее запутанной, неактуальной для их интересов и скучной — факт, который стимулирует меня быть кратким. В конце главы я приведу подробную библиографию, но хочу предупредить начинающих: поскольку освоить эту область очень непросто, возможно, им имеет смысл не вдаваться в подробности, а взять пока за ориентир наиболее распространенные научные выводы (выделенные далее курсивом).

Статистика и терминология. Мк содержит 661 стих, Мф — 1068, Лк — 1149. Примерно 80% Марковых стихов воспроизведены в Мф, и примерно 65% — в Лк^[142]. Материалы из Мк, которые содержатся и у двух других синоптиков, называются «тройной традицией». Немарковы материалы, которые есть одновременно в Мф и Лк (всего около 230–235 стихов, целиком или частично), называются «двойной традицией». В обоих случаях общая последовательность многих материалов и многочисленные вербальные совпадения наводят на мысль о письменной, а не (только) устной зависимости^[143]. Кратко рассмотрим основные попытки решения синоптической проблемы, включая основные доводы pro et contra. В заключение остановимся на значении, которое имеет теория большинства.

Теории протоевангелия/протоевангелий. Высказывалось много теорий (у некоторых из них и поныне встречаются сторонники), решающих синоптическую проблему происхождением синоптиков от текста более раннего евангелия. В XVIII веке Готхольд Эфраим Лессинг предположил, что все три синоптические Евангелия опирались на утерянное ныне евангелие, написанное по–арамейски; эту теорию разработал Иоганн Годфрид Эйхорн, который считал этот источник полным жизнеописанием Христа. В наши дни мы наблюдаем своего рода вариацию данной теории у тех исследователей, которые думают, что синоптики опирались на какие‑то апокрифические евангелия. (Чуть ниже мы скажем несколько слов о Евангелии от Фомы в связи с гипотезой Q.). По мнению Мортона Смита, тайное Евангелие от Марка (текст, упоминаемый у Климента Александрийского как дополненный вариант Мк) представляет собой древнейший христианский источник; Хельмут Кёстер считает, что этот тайный Мк древнее канонического Мк. Однако большинство ученых скептически относятся к этой идее: от тайного Мк до нас дошли лишь два небольших отрывка (к тому же объясняемые как заимствования из канонических Евангелий)^[144]. Доминик Кроссан не только разрабатывает версию с тайным Мк, но и пытается доказать, что рассказы о страстях во всех канонических Евангелиях восходят к более краткому варианту Евангелия от Петра. Мнение большинства ученых иное: Евангелие от Петра опирается на канонические Евангелия^[145].

В более традиционном поиске протоевангелия некоторые ученые ссылаются на слова епископа Папия Иерапольского [«Матфей записал по порядку речения на еврейском (= арамейском?) языке…»]: по их мнению, имеется в виду не известный нам Мф, а более ранний сборник (иногда обозначаемый литерой М), на который опирались Мк и канонический Мф (прямо или опосредованно через Мк). Предположительно, этот гипотетический сборник содержал то, что нельзя легко объяснить зависимостью Мк от канонического Мф (или наоборот)^[146]. Некоторые ученые придерживаются какой‑либо сложной мультидокументарной теории: скажем, источником был не просто арамейский М, но греческий перевод M плюс арамейский сборник речений, переведенный на греческий. Наряду с письменными источниками постулируются и устные. В трехтомном французском синопсисе, изданном в 1970–е годы, М. — Э. Буамар и А. Лямуль постулируют для синоптиков четыре источника (не непосредственных, а на доевангельском уровне): документ А (палестинского и иудео–христианского происхождения, около 50 года н. э.), документ В (реинтерпретация А для языкохристиан, до 58 года н. э.), документ С (независимая палестинская традиция на арамейском языке, очень древняя), документ Q (общие материалы Мф–Лк). Фактически для решения каждого затруднения эта теория вводит какой‑то новый источник. Ее нельзя ни доказать, ни опровергнуть, но большинство исследователей считают ее ненужно громоздкой. Для современной науки, в целом, характерен иной подход к синоптической проблеме: не постулировать утраченные протоевангелия и очень раннюю датировку апокрифов, но исходить из взаимосвязи между существующими каноническими Евангелиями. Это — теории взаимозависимости, к которым мы сейчас обратимся.

Теория приоритета Мф с зависимостью Лк от Мф. Эта гипотеза, восходящая к Августину (IV век) — самая древняя. До середины XX века ее придерживалось большинство католиков; есть у нее респектабельные сторонники и поныне (Б. Батлер, Дж. Дирдорф, Дж. Уэнем). Согласно августинианской гипотезе, канонический порядок Евангелий отражает последовательность написания и зависимость: сначала — Мф, затем — Мк (сильно сократил Мф), затем — Лк (опирался на Мк и Мф), наконец — Ин (опирался на предшественников). В 1789 году Иоганн Якоб Грисбах предложил гипотезу, по которой евангелия были написаны в следующем порядке: Мф, Лк, Мк^[147]. В пользу приоритета Мф говорит тот факт, что именно это Евангелие с древности считалось первым. Самая серьезная проблема теории о приоритете Мф, однако, состоит в том, как объяснить Мк. С позиции августинианской теории, логика Марка вообще непонятна: зачем он выбросил такое количество материалов? Теория Грисбаха пытается решить это затруднение, расценивая Мк преимущественно как дайджест, излагающий материалы, по которым Мф и Лк согласны. Однако Мк опускает всю двойную традицию, где Мф и Лк как раз сходятся!

Использовал ли Лука Мф? В пользу утвердительного ответа говорят, прежде всего, так называемые «малые согласования» (материалы тройной традиции, где есть согласования Мф–Лк против Мк). Например, в сцене иудейского издевательства над Иисусом Мф и Лк упоминают абсолютно одинаковую фразу, отсутствующую у Мк: «Кто ударил Тебя?» — вопрос, который делает осмысленным предложение «проречь» (Мф 26:68; Лк 22:64; Мк 14:65). Если бы Лк и Мф работали независимо друг от друга, могло ли случайно произойти такое совпадение? Не резоннее ли допустить, что Лк взял этот вопрос из Мф?^[148] Однако теория о зависимости Лк от Мф наталкивается на серьезные возражения (см. Fitzmyer, Luke 1.73–75). Рассмотрим некоторые из них.

(1) Противоречия между Мф и Лк. Почему Лука не попытался сгладить спорадически возникающие у него противоречия с Мф? Например, повествование Лк о детстве Иисуса не только сильно отличается от повествования Мф о детстве Иисуса, но и практически непримиримо с ним на уровне деталей: скажем, в Мф Иосиф и Мария живут в Вифлееме (2:1; «дом»), а в Лк — в Назарете (2:4–7; о доме в Вифлееме не сказано); в Мф они бегут после рождения Иисуса в Египет (2:14), а в Лк — возвращаются в Назарет (2:22, 39). Другой пример: описание Лукой смерти Иуды (Деян 1:18–19) едва ли можно согласовать с Мф 27:3–10.

(2) Обращение с материалом двойной традиции. Если Лука использовал Мф, то почему он регулярно помещает материалы двойной традиции в иной контекст? Исключение составляют проповедь Иоанна Крестителя и рассказ об искушении Иисуса (см. ниже таблицу 2). Такой аргумент становится еще сильнее в случае с Августинианской гипотезой (зависимость Лк от Мф и Мк), ибо Лука близко воспроизводит последовательность Мк.

(3) Отсутствие в Лк дополнений Мф к Марковым материалам. Примеры: Мф 3:14–15; 12:5–7; 16:17–19; 21:14–16; 26:52–54.

Теории, связанные с приоритетом Марка. Первым было написано Евангелие от Марка, а Матфей и Лука опирались на него. Одна из разновидностей такого подхода постулирует также зависимость Лк от Мф, но наталкивается на трудности, изложенные выше. Теория большинства: Мф и Лк использовали Мк и работали независимо друг от друга. Двойную традицию (общие материалы Мф–Лк, отсутствующие у Мк) она объясняет через гипотезу о существовании утерянного ныне источника Q (реконструируется на основе Мф и Лк; см. следующий подраздел). Это называют теорией двух источников^[149].

Можно сопоставить ее с гипотезой Грисбаха:

Теория о приоритете Мк особенно хороша тем, что решает максимальное число проблем. Она лучше всего объясняет многочисленные вербальные совпадения и совпадения в последовательности материалов между синоптиками, а также независимые друг от друга отличия Мф и Лк от Мк. Например, ни одному из евангелистов не нравились Марковы пропуски, неуклюжие греческие выражения, нелестный образ учеников и девы Марии, трудные высказывания об Иисусе. Используя Мк, они расширили Марковы материалы в свете послепасхальной веры. Главный аргумент против приоритета Мк — малые согласования (о которых см. выше). Многие из малых согласований легко объясняются^[150], но есть трудные случаи.

Реалистичнее всего заключить: ни одно решение синоптической проблемы не решает всех трудностей. Современные авторы, которым доводилось писать книги, основанные на исследованиях, и которым спустя всего несколько десятилетий трудно вспомнить, как они комбинировали источники, поймут наши проблемы с реконструкцией работы евангелистов 1900 лет назад. Гипотетические научные конструкции, видимо, представляют этот процесс несколько упрощенно. Если нам не решить всех загадок, имеет смысл трезвенно смириться с экономным и в целом удовлетворительным решением синоптической проблемы. С этими оговорками теорию приоритета Мк (как часть теории двух источников) можно рекомендовать читателям Евангелий.

Работая с приоритетом Мк, следует помнить о следующих моментах.

• После написания Мк устная традиция не иссякла. Не следует думать, что передача традиции происходила только через литературу. Однако из Папия видно, что интерес к устной традиции существовал еще во II веке (см. выше, сноску 15). Ученые расходятся во мнениях относительно того, в какой степени устные предания просто передавались из уст в уста, а в какой — заучивались по раввинистической модели^[151]. По мнению многих исследователей, влияние устной традиции позволяет объяснить некоторые проблемы, которые не решает теория двух источников. Например, малое согласование Мф 26:68/Лк 22:64 против Мк 14:65 (см. выше) можно объяснить независимым использованием традиционного вопроса при игре в жмурки (BDM 1.579).

• Если Мф и Лк использовали Мк, то по изменениям, которые они вносили в Марковы материалы, можно узнать их богословские взгляды, — в этом состоит метод критики/анализа редакций. Эта стратегия широко использовалась в некоторых экуменических научных проектах, которые прослеживали развитие идей в христианстве I века, двигаясь от Мк через Мф к Лк^[152].

• Добавления Мф и Лк к Маркову материалу (иногда из особого материала Мф и Лк) необязательно отражают более позднюю стадию традиции, чем Мк. Например, стихи Мф 16:17–19, вставленные между материалами, взятыми из Мк 8:29 и 8:30, имеют сильную семитскую окраску и вполне могут быть более ранними.

Существование источника Q ^[153]

«Q» — гипотетический источник, при помощи которого большинство ученых объясняют двойную традицию, то есть совпадения (часто вербальные) между Мф и Лк в немарковом материале^[154]. В основе этой гипотезы лежит разумная логика: если Мф и Лк взаимно независимы, то они опирались на общий источник. Однако реконструировать Q непросто. По обычным оценкам, Q включает около 220–235 стихов (полностью или частично)^[155]. Однако, поскольку Мф и Лк делают иногда одинаковые пропуски в Марковом материале, резонно предположить, что они и Q включили не целиком. Более того, поскольку иногда бывает, что один из двух синоптиков (Мф и Лк) включает какой‑то Марков материал, а другой — не включает, то, возможно, Q включал некоторые тексты, которые сейчас относятся к особому материалу Мф и Лк^[156]. Относительно последовательности материалов в Q уверенности нет (ибо в Мф и Лк он идет в разном порядке), но обычно реконструкции следуют последовательности Лк, поскольку Мф, видимо, распределил материалы Q по своим пяти большим речам (например, Нагорная проповедь в Мф 5–7, речь о миссии в Мф 10). См. таблицу 2, где показан широкий консенсус по поводу содержания Q (в последовательности Лк); далее в этой главе, если это не оговорено особо, ссылки па материал Q даются в соответствии с версификацией Лк. Q обычно реконструируют как письменный документ на греческом языке: единственным ориентиром служат два греческих Евангелия; чисто устная традиция не способна объяснить большие куски двойной традиции, расположенные в одинаковой последовательности. Поскольку Мф и Лк часто содержат вербальные расхождения в материалах, взятых из Q (как и в случае с материалами, взятыми из Мк), следует тщательно изучить тенденции каждого Евангелия, чтобы выявить, чей вариант более ранний. И еще один момент: вряд ли существовал лишь один экземпляр Q, к которому Матфей и Лука имели независимый друг от друга доступ, — возможно, некоторые вербальные различия между Мф и Лк связаны с разночтениями в рукописях Q^[157].

Реконструированный Q состоит из речений и нескольких притч с абсолютным минимумом повествовательного контекста^[158] и отличается выраженной сапиенциальной тональностью. Найденное коптское Евангелие от Фомы (перевод с греческого оригинала, созданного, видимо, во II веке) подтверждает существование христианских сборников речений. (О взаимосвязи между Q и Евангелием от Фомы идут острые дебаты: одни ученые датируют Фому ранним периодом, а другие считают, что это евангелие возникло спустя столетие после Q и во многом зависит от синоптиков^[159].) Надо полагать, как и в случае с другими евангельскими материалами, эти речения сохранялись, ибо считались актуальными для христиан. Достаточно беглого взгляда на столбец «Содержание» в таблице 2, чтобы понять основные акценты Q. Предостережениям, обличениям и некоторым притчам присущ сильный эсхатологический пафос. Создается впечатление, что Суд близок; однако в Лк 12:39–40 говорится, что час прихода хозяина неизвестен; 17:23–24 предупреждает об обманчивых знамениях, а 19:12–27 возвещает, что пора с выгодой использовать таланты. Следовательно, ученики Иисуса должны жить праведно, соблюдая Закон (16:17), но без ханжества (11:39–44). Предстоят гонения, но Q ободряет тех, кто вынесет их ради Сына Человеческого (6:22–23).

Многие ученые приписывают Q низкую христологию: Иисус как учитель софистической или кинической мудрости. Заметим, однако, что, согласно Q, Иисус — Грядущий, который омывает Духом Святым, в соответствии с пророчеством Иоанна Крестителя (3:16–17; 7:18–23). Он больше Соломона и пророка Ионы (11:31–32). Он — Сын Человеческий, Который явится для Суда (Лк 17:23–27, 30, 37), но при жизни в качестве Сына Человеческого будет отвергнут и пострадает (7:31–35; 9:57–60). Он — Сын, которому вверено все; и только Он знает Отца (10:22). Недостаточно просто называть Иисуса господином — каждый должен слушать Его слова и следовать им, чтобы выжить (6:46–49). Иерусалимляне должны благословлять Его (13:34–35), и нужно предпочесть Иисуса семье (14:26–27). Он уверенно говорит, что Его ученики воссядут в Царстве на престолах судить двенадцать колен Израилевых. Такой Иисус гораздо больше, чем просто учитель мудрости.

Здесь мы подходим к одному из самых дискуссионных аспектов современного изучения Q: многие ученые делают попытки реконструировать общину Q, ее историю, богословские взгляды и характер руководства (пророки?!), а также место написания (обычно называются Палестина или Сирия). Более того, по различным гипотезам, в Q можно различить от двух до четырех редакционных слоев (каждый со своей богословской спецификой). Что можно сказать об этих выкладках? Да, почти несомненно, что материал из Q, как и все евангельские материалы, модифицировался/редактировался до письменной фиксации в Мф и Лк; сопоставляя версии одного и того же речения в этих двух Евангелиях, мы иногда можем выявить характер изменений. Однако мнение, что мы можем мало–мальски уверенно расписать развитие традиции по четким стадиям, каждая из которых обладает своими яркими особенностями^[160], предполагает маловероятную систематизацию христианской жизни. Поскольку упомянутые теории оказались широко разрекламированы, стоит, баланса ради, предупредить читателей: эти выводы активно оспариваются (причем, не только консервативными библеистами)^[161].

Вот некоторые из утверждений. (В скобках я выскажу свои критические замечания.) Некоторые ученые называют Q «Евангелием», часто с тем подтекстом, что Q не менее важно, чем канонические Евангелия. Корректность подобной классификации сборника речений обосновывают ссылкой на «Евангелие» от Фомы. [Однако этот титул — поздняя вставка, сделанная, видимо, гностиками II века, которые пытались придать тексту статус. Ф. Нейринк^[162] предпочитает говорить о «(Синоптическом) источнике речений Q» — как напоминание о том, что речь идет о тексте гипотетическом, которым мы реально не располагаем.] Часто предполагают, что Q было создано в какой‑то одной общине, отразившей в нем свои взгляды. (Однако сборник мог составить и отдельный человек, услышав речения и притчи, приписываемые Иисусу. Действительно ли некая когерентная теология объединяет все эти разрозненные высказывания, которые часто группируются вокруг различных объединяющих мотивов? См. таблицу 2 — создается впечатление довольно случайной выборки.) Еще одна предпосылка: создатели Q достаточно полно отразили в нем свои богословские представления. (Однако, судя по тому, что Мф и Лк соединили Q с Мк, более вероятен иной расклад: Q всегда было лишь дополнением — сборником учений Иисуса, составленном для тех, кто принял рассказ о Нем.) Широко используется аргумент умолчания. Например, из отсутствия в Q упоминаний о распятии и воскресении делают вывод, что христиане Q игнорировали, отвергали или не придавали особого значения этой вере. (Однако Мф и Лк не нашли противоречия между Q и Мк с его сильным акцентом на страстях, а также между Q и собственным акцентом на воскресение. Вряд ли сразу два евангелиста взяли в качестве источника текст, с которым были не вполне согласны, — более вероятно, что Q был им созвучен, иначе они бы им не воспользовались. Более того, параллели с Q есть в Мк — неужели богословия Мк и Q столь противоречат друг другу? Где доказательства, что христиане I века верили в Иисуса, который не был особым образом выделен из людей воскресением после распятия^[163]? Отрицание распятия/воскресения характерно для гностицизма, ясно не засвидетельствованного до II века.)

Исходя из того, что Мф и Лк использовали Q и Мк, резонно предположить, что Q возникло не позже Мк и существовало уже в 60–х годах. Некоторые исследователи, однако, недоказуемо утверждают, что Q старше, чем Мк, и является древнейшим христианским портретом Иисуса. Однако ранняя датировка Q проблематична: судя по некоторым речениям Q, со времен Иисуса прошло уже определенное время. Из Лк 11:49–52 создается впечатление, что Q знает о гонениях на христианских пророков и апостолов. В Лк 11:39–44, 46–48 выказана явная враждебность по отношению к фарисеям и учителям Закона; между тем напряженные конфликты с фарисеями, видимо, относятся к более поздней стадии развития палестинского христианства.

Рискованные гипотезы, основанные на этом гипотетическом документе, наложили отпечаток на современные поиски «исторического Иисуса» (см. Приложение I). Образ Иисуса как неапокалиптического учителя или кинического философа, у которого не было мессианского провозвестия, во многом обязан гипотезам относительно первой страты Q — образ, которым некоторые заменяют евангельского Иисуса и Иисуса церковной веры^[164]. В противовес грубовато, но небезосновательно J. P. Meier, Marginal 2.178, советует экзегетам ежеутренне повторять: «Q — документ гипотетический. Его объем, формулировки, община, страты и редакции точно не могут быть известны». Еще резче высказывается Linnemann,»Is There». С этими оговорками большинство ученых считают: существование Q (без многих дополнительных гипотез) лучше всего объясняет совпадения между Мф и Лк в материале, которые не заимствован ими из Мк.

Таблица 2. Материал, обычно относимый к Q

Библиография

Введение и евангельский жанр

Aune, D. E.,»The Problem of the Genre of the Gospels,»GP 2 (1981), 9–60.

Burridge, R. Α., What Are the Gospels? A Companson with Graeco‑Roman Biography (SNTSMS 70; Cambridge Univ., 1992).

Goosen, G., and M. Tomlinson, Studying the Gospels: An Introduction (Ridgefield, CT: Morehouse, 1994). Интересно и популярно написано.

O’ Grady, J. F., The Four Gospels and the Jesus Tradition (New York: Paulist, 1989).

Robbins, V. K.,»Mark as Genre,»SBLSP 1980, 371–399.

Shuler, PL., A Genre for the Gospels (Philadelphia: Fortress, 1982).

Stanton, G. N.,»Matthew: Biblos, Euaggelion, or Bios» FGN 2.1187–1201.

Swartley, W. M., Israel’s Scripture Traditions and the Synoptic Gospels. Story Shaping Story (Peabody, MA: Hendrickson, 1994).

Talbert, C. H., What Is a Gospel? The Genre of the Canonical Gospels (Philadelphia: Fortress, 1971).

Votaw, C. W., The Gospels and Contemporary Biographies in the Greco‑Roman World (Facet Biblical Series 27; Philadelphia: Fortress, 1970).

Синоптическая проблема

Barr, Α., Diagram of Synoptic Relationships (new ed.; Edinburgh: Clark, 1995).

Bellinzoni, A. J., et al., eds., The Two‑Source Hypothesis (Macon GA: Mercer, 1985). Представляет различные точки зрения.

Butler, B. C., The Oriiginality of St. Matthew (Cambridge Univ., 1951). Августинианская гипотеза.

Deardorff, J. W., The Problems of New Testament Gospel Oriigins (San Francisco, CA: Mellen, 1992). Августинианская гипотеза.

Dungan, D. L., ed., The Interrelations of the Gospels (BETL 95; Leuven: Peeters, 1990).

Farmer, W. R., The Synoptic Problem (2d ed.; Dillsboro: Western North Carolina, 1976). Защита гипотезы Грисбаха.

— ,»Modern Developments of Griesbachs Hypothesis,»NTS 23 (1976–1977), 275–295.

-, The Gospel of Jesus: The Pastoral Relevance of the Synoptic Problem (Louisville: W/K, 1994).

Johnson, S. E., The Griesbach Hypothesis and Redaction Criticism (SBLMS 41; Atlanta: Scholars, 1991). Против гипотезы Грисбаха

Longstaff, T. R. W., and P. A. Thomas, eds., The Synoptic Problem: A Bibliography 1916–1988 (Macon, GA: Mercer, 1988).

Neirynck, F., ed., The Minor Agreements of Matthew and Luke against Mark (Gembloux: Duculot, 1974).

Neville, D. J., Arguments from Order in Synoptic Source Criticism (Macon, GA: Mercer, 1994).

New, D. S.,Old Testament Quotations in the Synoptic Gospels and the Two‑Document Hypothesis (Atlanta: Scholars, 1993). Против гипотезы Грисбаха.

Orchard, В., Matthew, Luke, and Mark (Collegeville: Liturgical, 1976). Защита гипотезы Грисбаха.

Orchard, В., and H. Riley, The Order of the Synoptics. Why Three Synoptic Gospels? (Macon, GA: Mercer, 1987). Защита гипотезы Грисбаха.

Riley, H., The Making of Mark (Macon, GA: Mercer, 1989). Защита гипотезы Грисбаха.

Stanton, G.Ν., The Gospels and Jesus (New York: Oxford, 1989).

Gospel Truth? (Valley Forge, PA: Trinity, 1995).

Stein, R. H., The Synoptic Problem (Grand Rapids: Baker, 1987).

Stoldt, H. — H., History and Criticism of the Markan Hypothesis (Macon, GA: Mercer, 1980). Против приоритета Мк.

Strecker, G., ed., Minor Agreements (Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1993).

Styler, G. M.,»The Priority of Mark,»in Moule, Birth 285–316. Изложение подкреплено хорошими примерами.

Taylor, V.,The Formation of the Gospel Tradition (London: Macmillan, 1953). По–прежнему важное исследование.

Theissen, G., The Gospel in Context: Social and Political History in the Synoptic Tradition (Minneapolis: A/F, 1991).

Tuckett, С. М., The Revival of the Griesbach Hypothesis (SNTSMS 44; Cambridge Univ., 1982). Против гипотезы Грисбаха

Wenham, J.,Redating Matthew, Mark 8c Luke (Downers Grove, IL: InterVarsity, 1992). Августинианская гипотеза.

Исследования Q

Boring, M. E., Sayings of the Risen Jesus (SNTSMS 46; Cambridge Univ., 1982).

-, The Continuing Voice of Jesus (Louisville: W/K, 1992). Переработанный вариант вышеуказанного издания.

Catchpole, D. R., The Quest for Q (Edinburgh: Clark, 1993).

Downing, F. G.,»A Genre for Q and a Socio‑Cultural Context for Q,»JSNT 55 (1994), 3–26.

Edwards, R. A., A Concordance to Q (Missoula, MT: Scholars, 1975).

A Theology of Q (Philadelphia: Fortress, 1976).

Fairer, Α.,»On Dispensing with Q,»in Studies in the Gospels, ed. D. E. Nineham (R. H. Light‑fool Festschrift; Oxford: Blackwell, 1955).

Fleddermann, H. T., Mark und Q. A Study of the Overlap Texts (BETL 122; Leuven: Peelers, 1995).

Havener, I., Q: The Sayings of Jesus (Wilmington: Glazier, 1987).

Jacobson, A. D.,»The Literary Unity of Q,»JBL 101 (1982), 365–389.

-, The First Gospel: An Introduction to Q (Sonoma, CA: Polebridge, 1992).

Kloppenborg, J. S., The Formation of Q( Philadelphia: Fortress, 1987).

— ,»Bibliography on Q„»SBLSP 24 (1985), 103–126.

-, Q Parallels, Synopsis, Critical Notes 8c Concordance (Sonoma, CA: Polebridge, 1988).

-,»The Sayings Gospel Q: Recent Opinions on the People behind the Document,»CRBS 1 (1993), 9–34. Обширная библиография

— , ed., The Shape of Q (Minneapolis: A/F, 1994).

Kloppenborg, J. S., et. al., Q Thomas Reader (Sonoma, CA: Polebridge, 1990).

Kloppenborg, J. S., and L. E. Vaage, eds., Early Christianity, Q and Jesus (Semeia 55: Atlanta: Scholars, 1992).

Linnemann, Ε.,»Is There a Gospel of Q?»BRev 11 (#4; Aug. 1995), 18–23, 42–43.

Lührmann, D.,»The Gospel of Mark and the Sayings Collection Q,»JBL 108 (1989), 51–71.

Mack, B. L., The Lost Gospel. The Book of Qand Christian Origins (San Francisco: Harper, 1993).

Meyer, P. D.,»The Gentile Mission in Q,»JBL 89 (1970), 405–417.

Neirynck, R,»Recent Developments in the Study of Q,»in Logia — The Sayings of Jesus, ed. J. Delobel (Leuven: Peelers, 1982), 29–75.

-, Q‑Synopsis: The Double Tradition Passages in Greek (rev. ed.; Leuven: Peeters, 1995).

Piper, R. A., Wisdom in the Q‑tradition (SNTSMS 61; Cambridge Univ., 1989).

-, ed., The Gospel behind the Gospels: Current Studies on Q (NovTSup 75; Leiden: Brill, 1995).

Robinson, J. M.,»LOGOI SOPHON: On the Gattung of Q,»in Trajectories through Early Christianity, eds., Robinson and H. Koester (Philadelphia: Fortress 1971), 71–113.

-,»International Q Project,»JBL 109 (1990), 499–501 и последующие годы.

-, ed., Documenta Q (Leuven: Peeters, 1996-). Первый том рассматривает реконструкции последний двух столетий. В последующих томах будут приведены материалы по каждому из 235 стихов Q.

Tuckett, СМ.,»A Cynic Q?»Biblica 70 (1989), 349–376.

-,»On the Relationship between Matthew and Luke,»NTS 30 (1984), 130–142.

-, Studies on Q (Edinburgh: Clark, 1995)

-, Qand the History of Early Christianity (Peabody, MA: Hendrickson, 1996).

Turner, N.,»Q in Recent Thought,»Exp Tim 80 (1969–1970), 324–328.

Vaage, L. E., Galilean Upstarts: Jesus’ First Followers According to Q (Valley Forge, PA: Trinity, 1994).

Vassiliadis, P.,»The Nature and Extent of the Q Document,»NovT 20 (1978), 49–73. Worden, R. D.,»Redaction Criticism of Q: A Survey,»JBL 97 (1975), 532–546.