17. Преодолеть боязнь христианской свободы

Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными… Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете

(Иоанна 8:31, 32, 36, Синодальный перевод).

Где Дух Господень, там свобода

(2 Коринфянам 3:17, Синодальный перевод).

Последователи Божьего Сына должны любить даруемую им свободу, должны дорожить ею, защищать ее, должны быть готовы пойти ради нее на необходимые жертвы. Эта свобода шире, чем лишь политическая независимость. Она помогает нам справиться с разочарованиями и чувством беспомощности, приносимыми преследованием суетных целей, избавляет от чувства вины перед Богом, от страха смерти, от боязни перед людьми и дьяволом. Она несет с собой надежду перейти «от рабства тлению в свободу славы детей Божиих»^[857].

Эта свобода также является свободой быть тем, кем человек от всего сердца быть желает, свободой отражать в своей жизни личность своего Господина, не теряя при этом собственных черт характера и индивидуальности. Павел, Петр, Иоанн — все они были разными, непохожими друг на друга людьми, как и Мария, Прискилла или Дорка. Однако каждый из этих христиан отражал в своей жизни учение, качества и дух того, чьими последователями они были, в кого верили как в Божьего Сына. Их самобытности, человечности и уникальной внутренней красоте не угрожали жесткие рамки навязываемого конформизма, ведь поклонникам Бога вовсе необязательно быть «подстриженными под одну гребенку». Вместо этого они могут быть подобны цветам в саду: разнообразными, непохожими друг на друга, раскрашенными в разные цвета, не превращаясь при этом в сорняки, не приобретая безобразных особенностей и дурного запаха, но украшая сад своей прелестью.

Тоталитарный контроль (со стороны политических или религиозных властей) индивидуальности боится, воспринимает ее как угрозу. Этот страх является признаком слабости, а не силы: точно так же ложь боится правды, скрывается и прячется от света^[858]. Агрессивно или исподтишка, она стремится препятствовать этому свету, однако прямого столкновения в честной битве с истиной избегает. Единство, являющееся продуктом навязанного единообразия, только выглядит нерушимым, на самом же деле оно очень хрупкое. В отличие от сплоченности, основывающейся на истине и любви (которая есть «совершенные узы единства»), такое насильственное единомыслие не имеет внутренней, естественной прочности, его можно поддерживать только посредством манипулирования, давления и страха^[859].

Сейчас я вспоминаю о словах одной женщины из Калифорнии, с которой Свидетели Иеговы проводили «изучение». Вместе с дочерьми, она стала принимать участие во встречах и в проповедническом служении. Вот что она написала:

Свидетели проводят со мной изучение около года, и я чувствую, как меня всё сильнее и сильнее подталкивают к тому, чтобы я соглашалась со всеми взглядами организации. Начавшись как приятные и содержательные беседы о Библии, встречи превратились в средство уничтожения духовной индивидуальности. Интересно, что подобное давление не дает возможности ясно мыслить. В нас уже поселился страх, что мы можем потерять «богодухновенную» организацию и уйти в систему сатаны.

Легко словами почитать людей прошлого, которые, зачастую с огромным риском для себя и вопреки запретам религиозной власти, смело искали и провозглашали истину. В литературе Свидетелей Иеговы содержится много похвалы в адрес ранних реформаторов и мучеников, таких, как Джон Уиклифф, Вильям Тиндаль, Майкл Серветус или Ян Гус, за проявленную ими непорочность по отношению к истине. Эти люди не поддались запугиваниям религиозной цензуры, не испугались жестоких преследований и гонений. В журналах также с одобрением рассказывается о протестантских неконформистских группах и религиозных меньшинствах, подобных Вальденсам, Лоллардам, Анабаптистам — тем, кто заявил о главенстве Писания над церковной властью и учением^[860]. Однако при всем при этом невозможно не увидеть параллель между руководителями Общества Сторожевой башни и религиозными вождями дней Иисуса, которые «строили гробницы пророкам и украшали памятники праведников, и говорили: если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков». Однако дела их расходились со словами: они проявляли тот же дух, что их предки, способствовавшие смерти опальных вестников^[861]. Точно также Общество Сторожевой башни на словах почитает верующих–диссидентов и неконформистские религиозные группы предыдущих столетий, но на деле подавляет любые попытки людей открыто и беспрепятственно обсудить учения и полномочия организации, причем пользуется для этого тем же оружием, что применялось в прошлом: цензурой, устрашением, давлением, принуждением и исключением. Те, кого организация назвала еретиками, теперь должны рассматриваться всеми ее приверженцами словно несуществующие, умершие люди. Общество восхваляет смелость мужчин и женщин, которые, невзирая на угрозы, остались верными своим принципам, но с осуждением относится к своим членам, занимающим аналогичную позицию, приписывая ее горделивому, надменному духу, называя ее бунтом против Бога и прибегая в этом практически к тем же выражениям, что и нетерпимые руководители церкви в прошлом. И все же труд защитников свободы, не отрекшихся от своей совести, не был напрасным: несомненно, эти люди обогатили человеческую историю.

Свобода, помогающая возрастать духовно

Братья, не будьте детьми по уму. Будьте несмышленыши для зла, но по уму — зрелые люди!

(1 Коринфянам 14:20, перевод В. Н. Кузнецовой).

Вся суть христианской вести состоит в том, чтобы помочь нам достичь духовной зрелости, стать взрослыми христианами, «зрелыми людьми, подобными Христу, достигнув такого же совершенства, что и Он»^[862]. Павел написал христианам Эфеса (согласно переводу «Слово жизни»):

Мы уже не должны быть малыми детьми, сбиваемыми волнами и носимыми ветрами разных учений, хитростью обманщиков, вводящих людей в заблуждение. Говоря в любви истину, мы будем возрастать во всем, становясь такими же, как Христос, который является главой всего^[863].

Детство — беззаботная пора. Спрос с ребенка небольшой, его возможности выбирать и настаивать на личных предпочтениях ограничены. Ответственность за него несут родители (или другие взрослые), они же устанавливают для него нормы поведения. Особенно в раннем детстве ребенок очень сильно зависит от них, боится потерять их внимание и заботу. При нормальном развитии взросление приводит к обретению большей независимости. Взрослому часто приходится выбирать один путь из множества возможных, однако вместе с тем он также должен нести ответственность за свои поступки. Взросление — процесс нелегкий, однако совершенно необходимый, так как инфантилизм, отсталость в развитии не позволили бы нам достигнуть успеха во взрослой жизни. Счастье, достижение благородных целей неразрывно связаны с тем, готовы ли мы нести ответственность за свои решения как зрелые личности. То, что иногда простительно ребенку, для взрослого может быть неизвинительно. Апостол Павел так говорит об этом:

Когда я был младенцем, то как младенец и говорил; на всё у меня был взгляд младенца, и, как младенец, я рассуждал. Но, став мужчиной, я расстался со своим младенчеством^[864].

К тому, чтобы оставлять людей в незрелом состоянии, чтобы сдерживать их взросление, может стремиться лишь та система, которая желает осуществлять повышенный контроль над людьми и их мышлением. Такая структура в действительности не заинтересована в том, чтобы люди обретали бульшую независимость и уверенность в себе, чтобы они учились принимать собственные здравые решения. Павел говорит, что своим последователям Христос дал «дары в виде людей», но все они — апостолы, пророки, проповедники Евангелия, пастыри или учителя — служили не для того, чтобы оставлять собрание верующих в беспомощном младенческом состоянии, а как раз чтобы помочь каждому из христиан «вырастать», становиться подобными своему Главе, достигать в духовных вопросах «зрелости взрослого человека»^[865]. Эти «дары в виде людей» не должны были ставить других в зависимость от своего служения и говорить (подобно тому, как Общество Сторожевой башни говорит сегодня): «Подумайте, где же вы научились всему, что сейчас знаете. Ведь это же мы вас всему научили!», а затем на этом основании накладывать на людей обязанность следовать за собой и внушать им чувство вины, если те уклонились от заданного курса. Напротив, вместе с апостолом, руководители должны были говорить:

В конце концов, что такое Аполлос? Что такое Павел? Всего лишь слуги, благодаря которым вы пришли к вере, и каждый исполнил то дело, которое ему поручил его Господин. Я посадил, Аполлос поливал, но вырастил Бог! Поэтому ничего не значит ни тот, кто сажает, ни тот, кто поливает. Значит лишь Бог, который взращивает^[866]!

Эти христиане были лишь «слугами», которые «ничего не значат»! У истинного поклонника Бога мысль о подчинении других себе вызывает отвращение, так как он видит свою относительную незначительность, осознает собственные ограничения и решающее значение силы и мудрости Бога во всех делах^[867]. Павел так пишет об этом:

Что у тебя есть свое, чего ты не получил от Бога? Если такого нет, то что же ты хвалишься подаренным?

Вы уже пресытились! Вы уже разбогатели и царствуете без нас!.. Мы безумны Христа ради, а вы благоразумны во Христе. Мы слабы, а вы сильны; вы в почете, а мы в бесчестии^[868].

Любые знания, способности к пониманию и служению у конкретных христиан в собрании были Богом им «подарены». В свою очередь одаренные служители сами становились подобным же «даром» для других верующих — именно даром, а не гнетом. Чувство долга и признательности по справедливости должно быть направлено к Дарителю, а не к одаренному лицу. В связи с этим апостол говорит сохристианам:

И потому пусть никто не хвалится людьми, ибо всё ваше: будь то Павел, или Аполлос, или Кифа, или мир, или жизнь, или смерть, или настоящее, или предстоящее — всё принадлежит вам; вы же принадлежите Христу, а Христос — Богу^[869].

Итак, какие бы высокие «должности» в христианском собрании ни занимали отдельные люди, в сущности, все они принадлежали тем, кому были подарены. Сообщество верующих владело ими, а не наоборот. Они должны были служить братству, а не заставлять братство прислуживать им или требовать выполнения собственных указаний.

С кем быть доверчивыми?

Нельзя сказать, что Библия совсем не поощряет доверчивость и чувство зависимости от других. Но вопрос состоит в том, с кем быть доверчивыми. Призвав к себе маленького ребенка и поставив его перед своими учениками, Иисус сообщил ответ на этот вопрос:

Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном; и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает; а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской… Ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит^[870].

Заметьте, что вера и детская доверчивость должны быть обращены не к людям или религиозным структурам, но к Христу — «верующих в Меня». А вера в него является также верой в Отца, от которого мы принимаем усыновление. В Писании не найти призывов верить в людей. Действительно, иногда при обращении к другим апостолы использовали такие слова и выражения, как «дети», «дети малые», «дети мои» или сравнивали отношения, существовавшие между ними и другими христианами, с отношениями между родителями и детьми. Однако контекст показывает, что это происходило либо потому, что апостол был первым, кто поделился с человеком жизнедающей благой вестью (как, например, Павел, проповедовавший жителям Коринфа, Галатии и Фессалоник), либо по причине разницы в возрасте и опыте служения (как, например, в случае с апостолом Иоанном)^[871]. Они проявляли отеческую заботу , а не авторитарность и властность. Они не вкладывали в эти слова ничего, кроме этого узкого, частного значения и поэтому их нельзя было считать нарушителями указания Христа: «И отцом своим не называйте никого на земле, потому что один у вас Отец — небесный»^[872]. Наше доверие к людям, которые осуществляют (или утверждают, что осуществляют) духовное служение, не должно быть абсолютным, оно всегда зависит от того, насколько верно они отражают волю и мудрость нашего небесного Жизнедателя. Если наше уважение к таким людям достигло степени религиозной веры, то мы зашли слишком далеко.

Мы не должны попасться и на другую уловку, при помощи которой посягнуть на нашу личную христианскую ответственность и установить над нами духовное «опекунство» могли бы, называя себя — якобы, ввиду предостережения Христа — не духовным Отцом, но претендуя на роль духовной «Матери». Но такие рассуждения не должны вводить нас в заблуждение. Отец дает детям жизнь через мать — значит, ее также нужно считать источником жизни. Тем не менее, ни одной человеческой организации таких полномочий Богом дано не было. Сын Бога является единственным Посредником между Всевышним и людьми, только он есть «путь и истина, и жизнь», ведь никто не может придти к Отцу иначе, как только через него^[873]. Если организация утверждает, что для обретения вечной жизни необходимо признавать и ее, то она тем самым игнорирует важную библейскую истину и посягает на роль Христа.

В отсутствие отца источником руководства для детей может стать мать (которая при этом в семье будет занимать главенствующее положение). Мы уже видели (в главе 4), что, что, говоря о существовании «матери» небесной (и называя ее «Божьей вселенской организацией»), Общество Сторожевой башни претендует на то, чтобы быть для этой «матери» «земным каналом», посредством которого от нее к «детям» якобы передаются указания и пища. На деле заявления, касающиеся «небесной матери», а также принадлежащие ей почтение и уважение, переносятся на земную организацию, которая таким образом становится для детей суррогатным родителем^[874].

Я помню, как во время тревожных событий в международном главном управлении в 1980 году мой знакомый поговорил по телефону с районным надзирателем, служащим на среднем западе США и выразил свою обеспокоенность по поводу принятых организацией мер. В ответ разъездной надзиратель сказал: «Ну, знаешь, мама может быть права, мама может ошибаться. Но мама есть мама ». Для него «мамой» была организация с главным управлением в Бруклине, а не какая–нибудь небесная структура. И таков склад ума у большинства Свидетелей Иеговы. С целью укрепления власти похожая позиция защищается и в некоторых других религиях. Но подлинному христианскому учению такие взгляды чужды. Они в значительной степени лишают силы истину о том, что Бог, разговаривавший различным образом (в том числе через ангельских вестников из духовной сферы) с людьми в прошлом, теперь говорит с нами через Сына, оказывая руководство через него и через свой святой Дух^[875]. Нигде Писание не призывает нас за просвещением обращаться к «небесной организации» и ее «земному каналу», напротив, помощь в понимании и применении Божьей вести следует искать у небесного Отца и его Сына^[876].

В древние времена для детей часто приглашали «воспитателей», которые наставляли детей, провожали их в школу и обратно (не являясь при этом их учителями)^[877]. Используя понятие «воспитателя» в качестве наглядного примера, Павел пишет:

До пришествия веры мы были заключены под стражу закона, в ожидании веры, которой надлежало открыться. Таким образом, Закон стал нашим воспитателем, ведущим к Христу, чтобы мы могли быть объявлены праведными благодаря вере. Но теперь, с пришествием веры, мы больше не подчиняемся воспитателю . Ибо все вы сыновья Бога через веру в Христа Иисуса^[878].

Если мы подчиняемся какой–либо земной структуре и ее законам, позволяем им оказывать определяющее влияние на наше поклонение и поведение пред Богом, то мы словно пытаемся повернуть время вспять, создаем иллюзию, будто мы живем в эпоху, предшествующую приходу Христа. Тем самым мы фактически сводим на нет силу искупительной жертвы Спасителя, отказываемся от свободы, которую он нам подарил. Мы как будто снова возвращаемся к младенчеству, к положению раба, по описанию апостола:

Говорю же, что пока наследник остаётся младенцем, он ничем не отличается от раба, хотя и господин всего, но находится под присмотром опекунов и управляющих до дня, назначенного отцом. Так и мы, когда были младенцами, находились в рабстве принципов этого мира. Но когда истекло время, Бог послал своего Сына, который родился от женщины и оказался под законом, чтобы выкупить находящихся под законом, дабы мы, в свою очередь, получили усыновление^[879].

Основав свою церковь на апостолах, Иисус не сказал, что она должна стать для нас направляющей и руководящей силой, ведь «каждому мужчине глава» не собрание, и даже не его пастыри, а Христос^[880]. Это означает, что в качестве назначенного Богом источника руководства в нашей жизни мы признаем Христа, что наставления при принятии решений мы ищем у него, посредством святого Духа. Поэтому призывы проявлять внутри христианской семьи уважение, доверие или покорность к тем или иным служителям всегда нужно воспринимать в этом относительном смысле, а не абсолютном. Если мы признаем своим главой Христа, то мы должны тщательно взвешивать правомочность всех советов и указаний, которые мы слышим от других людей: не вступают ли они в противоречие с Его словом, учением, и образом жизни. Опрометчивое и беспрекословное подчинение другим людям — не только признак незрелости и безрассудства, оно может также быть опасным, так как отражало бы наше легкомысленное отношение к главенству Христа^[881]. Слепое повиновение религиозным вождям ни в коей мере не тождественно вере в Христа, не свидетельствует оно и о глубокой преданности или уважении к его царственному положению. Признание главенства Господа несет с собой обязанность распознавать, какое руководство действительно исходит от Него, а какое нет. Эта ответственность лежит на каждом из нас лично: мы не можем передать ее кому–либо другому^[882].

Слово Бога содержит в себе ясный призыв к свободе. Почему же тогда так много людей не спешат или не могут обрести ее?

Боязнь свободы

Страх — это наказание в себе самом, и мучаются им те, кто не проникся до конца любовью

(1 Иоанна 4:18, перевод под ред. Кулакова).

Как уже отмечалось, христианская свобода — это не просто пассивная свобода от чего–либо (возможность с чем–тоне соглашаться, что–либо не делать) — это свобода активная, свобода верить , делать , быть .

Сколь бы странным это ни казалось, многих такая активная свобода (или даже ее перспектива) пугает, настораживает. Ведь ее обретение приносит с собой необходимость рассуждать самостоятельно, руководствоваться своим умом и сердцем, принимать собственные решения, а также готовность нести за эти решения ответственность. Именно по этой причине огромное число людей от свободы убегает . И зачастую их бегство от свободы приводит их в структуры, которые, посягая на роль, принадлежащую исключительно личной человеческой совести, с удовольствием подскажут им, какое принять решение и какой избрать жизненный путь. Тоталитарные формы правления набрали такой размах после Первой Мировой войны именно потому, что люди с готовностью и по своей воле променяли свою свободу на подчинение. Об авторитарных системах и их огромной власти над человеческими массами германский социолог Эрих Фромм написал:

Сущность этих новых систем, практически полностью определяющих и общественную, и личную жизнь человека, состоит в подчинении всех совершенно бесконтрольной власти небольшой кучки людей.… Миллионы людей отказались от своей свободы с таким же пылом, с каким их отцы боролись за нее^[883].

О том, насколько сильна склонность человека избавляться от своей свободы и о лежащей в основе этого причине в другом источнике говорится:

Трудность принятия ответственности за свое поведение заключается в том, что мы хотели бы избежать неприятностей, возникающих как следствие этого поведения… И так всегда: если мы ищем способа избежать ответственности за свое поведение, то норовим передать эту ответственность другому человеку, организации, обществу. Но получается так, что мы при этом отдаем и свою силу, и не так уж важно кому — «судьбе», «обществу», правительству, корпорации или начальнику… Стремясь избежать тягот ответственности, миллионы и даже миллиарды людей ежедневно бегут от свободы^[884].

В религиозной сфере (как и в других областях жизни) многие предпочитают, чтобы другие люди думали за них, выбирали за них, принимали за них решения. Несомненно, они проявляют заметно большее желание контролировать ситуацию, когда дело касается материального; духовные и этические вопросы, судя по всему, не столь важны. Их вера родилась не внутри их самих, а была позаимствована извне. Они верят, потому что верят другие и потому что они слышат безапелляционные высказывания религиозных вождей о собственной правоте. Принадлежность к организации, членство в ней, придают им чувство уверенности и безопасности. От необходимости решать нравственные вопросы они убегают, подчиняясь системе, которая берет на себя ответственность направлять их жизни, выполняет для них функцию совести. Однажды апостол отметил, что некоторые из галатийских христиан «хотели быть в повиновении закону»^[885]. То же верно и сегодня: многие сами желают , чтобы другие им все растолковали и изложили в качестве ясно определенных правил, освободив их от ответственности принимать собственное решение. Используя выражение автора книги Евреям, они все еще остаются незрелыми «младенцами»^[886].

Одна из основных истин бытия состоит в том, что наша жизнь — вещь непростая. Честное рассмотрение проблем и стремление разрешить их несет с собой немало переживаний и смятения. Ни один человек не может избежать в своей жизни тех или иных сложностей, а сопутствующие им эмоциональные страдания могут быть страшнее боли физической. Человек стремится избавиться от этих страданий всеми доступными ему способами, в том числе отказываясь посмотреть правде в глаза и делая вид, что никакой проблемы не существует. Опытные психотерапевты понимают, что человеческая склонность игнорировать проблемы, мало того что повсеместно распространена, но еще и довольно опасна. В процитированной выше книге отмечается следующее:

Привычка уклоняться от проблем и сопутствующего им эмоционального страдания лежит в основе всех психических заболеваний человека. Поскольку большинство из нас в большей или меньшей степени подвержены этой привычке, постольку почти все мы психически больны, то есть в большей или меньшей степени нам недостает душевного здоровья. Некоторые люди предпочитают совершенно экстраординарные меры, лишь бы избежать проблем и вызываемых ими страданий. Пытаясь избавиться от проблем, они уходят далеко от простых и ясных решений, выстраивают свой собственный необычайно замысловатый фантастический мир и живут в нем, иногда полностью игнорируя реальность. Изящно и кратко об этом сказал Карл Юнг: «Всякий невроз — это замещение законного страдания»^[887].

«Пища» для ума, предоставляемая организацией Сторожевой башни, не только поощряет приверженцев движения отказаться от личной ответственности в пользу религиозной системы и ее руководителей. Как было показано, она также поддерживает в людях иллюзорный взгляд на жизнь, призывая верить (вне зависимости от того, сколько доказательств может быть предоставлено в пользу обратного), что Свидетели Иеговы живут в идеальном духовном окружении, в котором почти нет проблем, и что «все будет хорошо, стоит лишь тесно сотрудничать с организацией». Многие, возможно, даже большинство, предпочитают верить в этот миф. Так проще. Однако в итоге на место «законного страдания», которого люди хотели избежать, приходят проблемы более серьезные. Ибо иллюзию можно поддерживать только путем постоянного желания верить неправде, непрерывной зависимости от внушения, безустанного выполнения определенных действий, превратившихся в «ритуал» по облегчению совести, которая неизбежно тяготится невозможностью выполнить все требования организации. Мысли всегда должны быть под контролем (в данном случае, в путах), как и личные качества сострадания, восприимчивости и открытости. При этом урон человека за долгие годы жизни намного превышает ту боль и те трудности, которые бы человеку потребовалось пережить при реалистичной оценке ситуации и для решения проблемы.

В 1985 году я получил письмо от человека, жившего в штате Нью–Йорк. Он написал:

Я был «в истине» на протяжении сорока восьми лет и служил от всего сердца. Как и большинство Свидетелей нашего возраста, я пережил различные унижения и тюремное заключение. Понимать сегодня, что организация, которую ты полюбил, и не думает питать к тебе ответных чувств, слишком больно. Но еще хуже то, что хотя в последнее время я и знал об этом, я все же держал свои догадки при себе. Я склонен думать, что страх поступать по совести умалил меня как человека, украл у меня те хорошие качества, которые были у меня до моего прихода в «истину». Мне кажется, что по этой причине я потерял самоуважение. По крайней мере ваша книга помогла мне это осознать. Как же ясно Иоанн говорил нам, что страх подавляет, и что боящийся не может проявлять совершенную любовь (1 Иоанна 4:18).

Я думаю, что его слова в большей или меньшей мере правдивы в отношении каждого из нас. Все мы были «умалены » в той или иной степени: иногда забывали о данном Богом рассудке, ограничивали свои проявления любви, сочувствия и милости, воздерживались от того, чтобы говорить правду, невзирая на обстоятельства. Конечно, не все находятся под одинаковым влиянием. Некоторым удается сохранить верность себе в большей мере, чем другим, они научились противостоять попыткам других втиснуть их в жесткий шаблон. Но даже в этих случаях у меня нет сомнения, что, потерю испытывают все и, по выражению из вышеприведенного письма, у всех «украли хорошие качества», не позволили нам отражать личность Христа в еще более полной мере. Говоря словами апостола, на людях все еще остается «покрывало», только теперь уже оно соткано не из распоряжений Моиисеева закона, а из новых правил и нового «записанного свода законов». Покрывало «лежит на сердцах» людей, ограничивая их понимание и размывая величественную картину, описывающую новое состояние людей перед Богом, ставшее возможным благодаря его Сыну^[888]. Страх открыть глаза и постигнуть полное значение новых взаимоотношений с Богом через Христа ограничивает их «свободу речи», заставляет их скрывать и прятать свои подлинные чувства, маскировать слова — вместо того, чтобы демонстрировать открытость, прямоту и искренность, характерные для христианской свободы. Апостол возглашает:

Господь — это Дух, и всюду, где обитает Дух Господа, — там свобода! И мы все с открытыми лицами без искажений отражаем сияние славы Господа и изменяемся, всё более уподобляясь Ему. Его слава в нас все возрастает, ведь она исходит от самого Господа, а Он есть Дух^[889]!

Некоторые из самых серьезных потерь, связанные с подчинением организации, накапливаются постепенно, суммируются на протяжении многих лет. Однако иногда урон от того, что человек не думал своей головой, а позволил другим принимать за себя решения, более очевиден.

Я знаком с женщиной с востока США, муж которой вырос в семье, находившейся среди самых ранних приверженцев движения Сторожевой башни в своей местности. Он стал «надзирателем собрания» и был «столпом» в сообществе Свидетелей. Дожив до средних лет, он внезапно скончался. Полагаясь на заверения Общества о близости конца, при жизни он не позволял материальным вопросам отнимать у себя много внимания. Он не оставил после себя практически никаких сбережений, так что его жена, которой теперь было за пятьдесят, была вынуждена искать работу, чтобы хоть как–то прожить. Она нашла работу в доме для престарелых. По долгу службы от нее требовалось носить форменную одежду, и, так как она не успевала попасть домой после работы до начала некоторых встреч в Зале Царства, она приходила в этой форменной одежде на встречи собрания. По какой–то причине, когда она поднимала руку, чтобы сделать комментарий на встрече, оратор постоянно «не замечал» ее. Когда она спросила, в чем причина такого отношения, старейшины ответили ей, что она носит форменную одежду, и что на собрании это «неуместно». Казалось, что на долгие годы служения (ее и ее мужа), а также на трудности, с которыми она сталкивалась как вдова, никто не обращал внимания.

Недавно я разговаривал по телефону с человеком, у которого в юности были очень хорошие успехи в школе. Однако, отказавшись от бесплатного обучения в университете, по окончании школы он стал пионером, а потом был приглашен служить в главное управление в Бруклине. Впоследствии он стал районным, а потом и областным надзирателем. Затем он женился, со временем у них с женой родились дети. Он нашел работу в крупной компании и так зарабатывал себе на жизнь. Однако недавно компания провела реструктуризацию в управлении, и появилась опасность, что его рабочее место сократят, особенно из–за того, что в свои пятьдесят с лишним лет у него не было никакого образования, наличие которого в его сфере деятельности стало стандатрным требованием. По его словам, он явно чувствует все последствия того, что в прошлом слепо доверял религиозной структуре и поддавался ее давлению, отказываясь даже подумать о чем–либо ином, кроме как о том, к чему она призывала его.

Я вспоминаю об одном наблюдении, которым со мной поделился Кен Пульцифер. Я тогда был членом Руководящего совета, Кен же являлся одним из работников главного управления, а до этого служил разъездным надзирателем. Однажды он пришел ко мне в кабинет и спросил, не найдется ли у меня времени поговорить. Его беспокоил вопрос о молодежи в организации. По сути он сказал следующее: «Мы призываем молодежь сразу же после школы становиться пионерами или подавать заявление в Вефиль. Многие так и поступают. Позднее они женятся или выходят замуж, заводят детей. В связи с этим они прекращают пионерское служение или уезжают из Вефиля. Теперь им нужно зарабатывать деньги, но так как на хорошо оплачиваемую работу их никто не возьмет, им приходится работать, где придется. Нужно платить за то и за это, в том числе оплачивать медицинские расходы. Трудности, с которыми они сталкиваются, оказывают давление на их еще неокрепший брак. Иногда браки не выдерживают и распадаются». Он хотел донести до меня, что мы совершаем ошибку, когда не даем молодым людям возможности по–настоящему подготовиться к жизни в современном мире. Я мог с ним только согласиться, но у меня не было никакой реалистичной надежды на то, что организация изменит свой подход к этому вопросу.

В 1971 году мы с женой и еще несколькими людьми совершили поездку по странам Востока (связанную с выступлениями на конгрессах Общества Сторожевой башни). В одной группе с нами была очень привлекательная женщина, с которой мы познакомились за несколько лет до того. Я заметил, что теперь она очень сильно хромает и спросил у одного из друзей, в чем же была проблема. Оказалось, что у нее было заболевание, сказывающееся на тазобедренной кости. Я поинтересовался, нельзя ли как–то вылечить этот недуг, и мой друг ответил, что, да, можно, и что доктора хотели провести операцию, но женщина отказалась. На мой вопрос, почему, он ответил: «Ну, знаешь, скоро ведь 1975 год». Одна ее нога уже была заметно короче другой. Тысяча девятьсот семьдесят пятый год пришел и ушел, а ее болезнь осталась — только вот оперировать было уже поздно.

Это лишь несколько из тысяч подобных случаев. Хотя в настоящее время организация не называет даты «окончательного решения» всех проблем человечества, постоянное напоминание о том, что «мы находимся на пороге нового мира» создает у Свидетелей Иеговы искаженный взгляд на реальность и не может не повлиять на их отношение к текущим трудностям. Можно привести массу примеров того, как человек закрывает глаза на действительность из–за того, что находится под властью иллюзий. Обычно мы с негодованием относимся к тем, кто склоняет малообеспеченных людей вкладывать свои средства в предприятия, основанные исключительно на спекулятивных сделках и часто заканчивающиеся полным финансовым крахом. Но есть вещи еще более важные, более ценные и, несомненно, более невосполнимые, нежели деньги. «Средством денежного обращения», «валютой» жизни является наше время: часы, дни, месяцы, годы. Эти ресурсы очень ограничены для каждого из нас. Например, даже если мы доживем до 80 лет, нужно понимать, что в момент рождения наши «сбережения» составляют около 30 000 дней. К сорока годам половина из этой «суммы» будет уже потрачена; к 50 годам у нас на счету останется лишь 11 000 дней, к 60 — около 7000. После этого наш «банковский» счет будет таять на глазах. Много столетий назад псалмопевец сказал:

Наши годы кончаются, словно вздох. Дней дано нам — семьдесят лет, наиболее сильным — восемьдесят. Переполненные страданием, быстро наши жизни проходят, и мы улетаем [«дни лет наших… — быстро мелькают они, и умираем мы», перевод Д. Йосифона ]… Научи нас, за наши короткие дни, сделать мудрыми наши сердца^[890].

Ввиду такой ценности времени, как вообще мы можем считать себя вправе указывать другим, как распоряжаться своим «достоянием»? Кто поставил нас управляющими над их «имуществом»? Извлекая пользу из божественной мудрости, содержащейся в Библии, мы можем ободрять с её помощью и других, мы даже можем давать другим людям советы о том, что мы сами считаем здравым, а что бессмысленным «инвестированием»^[891]. Но такое ободрение сильно отличается от настойчивых призывов заниматься теми и только теми делами, которые мы сами считаем правильными, подразумевая, что несогласные с нами поступают неблагоразумно.

Если использовать тот же наглядный пример и дальше, можно понять, что мы никогда не должны позволять другим людям — даже если мы уважаем их за их опыт, проницательность и мудрость — контролировать наше время, диктовать нам, как распорядиться ограниченными жизненными ресурсами. Возможно, в прошлом мы допускали такую ошибку, неразумно распоряжались имевшимися у нас средствами, и сейчас нам трудно признаться себе в этом. Очень больно сказать себе, что годы, возможно даже десятилетия были потрачены для преследования иллюзорных целей. Размышление об этом иногда настолько болезненно и неприятно, что мы даже можем отказаться рассматривать такую возможность, пренебречь фактами и вести себя так, будто ничего не изменилось. Но мы не можем позволить себе и дальше относить деньги в банк после того, как он обанкротился.

Опять–таки, боязнь свободы оказывает на некоторых людей парализующее влияние, и перспектива остаться без организации лишает их всяких сил. Психотерапевт, слова которого приводились ранее в этой главе, дает такой ответ на вопрос, почему некоторые предпочитают оставаться несвободными:

Одной из коренных причин этого «чувства бессилия» у большинства пациентов является определенное желание избежать (частично или полностью) тягот свободы, а значит, и определенная неспособность (частичная или полная) взять на себя ответственность за свои проблемы и свою жизнь. Они чувствуют бессилие, потому что и на самом деле отдали свою власть, свою силу. Рано или поздно, если им суждено излечиться, они должны понять, что вся жизнь взрослого человека — это последовательность личных выборов, личных решений. Если они способны полностью принять это, — они становятся свободными людьми. В той же мере, в какой они не принимают этого, они всегда будут чувствовать себя жертвами^[892].

Другие страхи, препятствующие духовному росту

Однажды мне довелось присутствовать при рождении ребенка. После того, как младенцу перевязали пуповину и положили его на грудь матери, она сказала: «Ну вот, малыш, теперь ты сам по себе». Это было началом новой жизни — жизни уникального индивидуума, — и я до сих пор прихожу в волнение, когда вспоминаю этот эпизод и произнесенные матерью слова. Конечно, в самом начале жизни выражение «сам по себе» имеет лишь ограниченный смысл. Ребенок более не «привязан» к матери буквально, посредством пуповины, однако он все еще остается беспомощным существом, всецело зависящим от ее заботы и опеки. На протяжении всего младенчества и даже раннего детства у него будет страх остаться без взрослых, внутренняя потребность в защите со стороны. Для младенца остаться одному на продолжительное время равнозначно гибели.

Процесс взросления состоит в том, чтобы научится правильно распоряжаться растущей независимостью, постепенно принимая полную ответственность за свою жизнь. Зрелость не может быть достигнута без труда, и каждому родителю известно, сколько усилий требуется для того, чтобы помочь ребенку на этом нелегком пути. Отрочество и юность являются для человека переходным этапом от зависимости к полной самостоятельности, и эта пора приносит ребенку немало переживаний, разочарований, нередко приводя его в замешательство. От того, насколько успешно пройдет этот переходный период, во многом зависит будущая жизнь человека. Все это можно сказать и о взрослении духовном.

Непонимание того, что растущая свобода означает и большую ответственность, является одним из факторов, сдерживающих наш духовный рост. Но есть и другие аспекты: страх остаться в одиночестве, чувство неуверенности и бессилия. Не только у детей, но и у взрослых существует врожденная потребность в других людях — и на это есть веские причины. Даже будучи взрослыми людьми, мы, как правило, во многом зависим от других членов общества. Люди помогают нам защищаться от внешней угрозы, производят или доставляют нам пищу, ухаживают за нами во время болезни или старости и заботятся о многих других наших потребностях. Взросление также неизменно приносит с собой осознание собственной слабости и относительной незначительности по сравнению с миром, в котором мы живем. В связи с этим ощущение собственной отделенности, изолированности может породить в нас чувство неуверенности, незащищенности, беспомощности и неопределенности и побудить нас ради спасения из такой ситуации присоединиться к чему–либо более крупному, значительному. У некоторых людей не останется совсем никакого чувства самосознания, ощущения собственного «я», если лишить их принадлежности к какой–либо структурированной системе и избавить их от необходимости подчиняться власти, исходящей от этой системы. Если у них со временем возникают сомнения, то они подавляют их путем еще большего подчинения системе, заставляя свое сознание соглашаться с ее утверждениями (так как только это придает таким людям чувство уверенности и определенности в жизни). Человек не позволяет себе задуматься об имеющихся проблемах и несоответствиях, и в его глазах эти проблемы словно перестают существовать. Но о подлинном решении первоначальной проблемы в таких случаях говорить не приходится: в лучшем случае можно сказать, что человек лишь принял обезболивающее, но до выздоровления еще далеко.

Христианская свобода не требует, чтобы мы оставались в изоляции. Но она и не принуждает нас спасаться от чувства одиночества путем принесения собственных индивидуальности и порядочности в жертву какой–либо организованной системе — просто в обмен на чувство «принадлежности» и «причастности». Напротив, она поощряет нас к построению взаимоотношений с людьми, основывающихся на любви и укрепляющихся спонтанным ее проявлением, к сотрудничеству, которое обогатит обе стороны и будет полезным для всех участников.

Если мы уже «окунулись» в атмосферу жизни в организации (маленькой или большой), то одна только мысль о прекращении связей с этой организацией может привести нас в замешательство. Проведя некоторую часть жизни в закрытом сообществе и привыкнув к сопутствующему чувству «безопасности» и принадлежности, человеку очень трудно научиться жить вне этого закрытого сообщества. Подобная перспектива может вернуть человеку ощущение беспокойства и бессилия. Организации часто играют на подобных людских страхах, внушая человеку чувство, что, покинув организацию, он окажется одиноким и беспомощным во враждебном мире. «Оставив организацию, куда же ты пойдешь?», — часто спрашивают Свидетели Иеговы.

Я думаю, в таком положении нам поможет рассмотрение ситуации прошлых веков и проблем, с которыми тогда сталкивались христиане. Предупреждение апостола о том, что в собрании появятся люди, которые будут стремиться увлечь учеников за собой, начало сбываться^[893]. Людям стали угрожать исключением, если они отказывались подчиняться правилам, придуманным людьми (например, такими как Диотреф)^[894]. Послания Иисуса семи собраниям (из книги Откровение, главы 2 и 3) ясно свидетельствуют о том, что, как и было предсказано, среди «пшеницы» взошло множество «сорняков»^[895]. Слова Христа дают представление о печальном уклонении от веры, любви и истины, в связи с которым требовалось незамедлительно исправить ситуацию, иначе это привело бы к потере благорасположения и поддержки Господа.

Как должен был поступить человек, скажем, в третьем веке н. э., если, по его мнению, ситуация достигла того, что главенство Христа все больше и больше узурпировалось людьми, индивидуальная совесть приносилась в жертву насаждаемому единообразию, истина, духовность и любовь искажались в такой степени, что христианство стало уже совсем дискредитировано? Допустим, этот человек жил в одном из городов, где изначально на ниве благовестия трудился апостол Павел, например в Эфесе или Фессалониках. Если теперь он решил бы уйти из собрания, другие, несомненно, сказали бы ему что–то вроде этого: «Да как вообще ты мог даже подумать о том, чтобы уйти!? Разве ты не понимаешь, что Павел, апостол самого Христа, лично принес благую весть в нашу землю, что он основал христианские встречи, на которых люди собираются до сего дня. Если и есть какие–нибудь проблемы, Христос исправит их, а нам нужно уповать и надеяться на него — в свое время он сам все наладит. И вообще, где ты научился всему тому, что сейчас знаешь — разве не в этом собрании? Если ты уйдешь, то куда же ты пойдешь дальше? Вокруг — только еретики да язычники. Где ты найдешь другое собрание такой же величины? Разве ты не боишься остаться совсем один или только лишь с горсткой таких же, как и ты, раскольников?».

Что бы произошло, если бы теперь этот живший в третьем веке человек сдался под такой аргументацией, проигнорировал бы указания своей совести, закрыл глаза на серьезные ошибки и стал ждать, что ситуация изменится к лучшему, несмотря на все свидетельства об обратном? Если бы он занял выжидательную, пассивную позицию, не случилось бы так, что Христос сказал бы ему, как Он сказал христианам в Лаодикии: «Знаю дела твои — что ты ни холоден, ни горяч. Хотел бы я, чтобы ты был холоден или горяч. Но раз ты тёпл, а не горяч и не холоден, то я готов извергнуть тебя из уст моих»^[896]? Направление, в котором решили двигаться религиозные руководители, не поменялось , и собрание постепенно превратилось в жестко структурированную иерархию. Если бы христианин в третьем веке не предпринял никаких действий, если бы он предпочел путь соглашательства, а также воспитал бы своих детей и внуков в том же духе, то со временем все они оказались бы подчинены этой иерархической системе. Если бы мы жили в то время, то смирились бы мы сами с такими последствиями? Только в том случае, если мы дадим утвердительный ответ на этот вопрос, мы можем принимать или выдвигать аргументы в защиту выжидательной, конформистской позиции в наше время.

Несомненно, жившим в то время было необходимо иметь веру в обещание Христа: «Кто любит Меня, тот будет поступать так, как Я учу, и того полюбит Мой Отец, к тому Мы придем и будем жить у него»^[897]. Сегодня необходимость веры ничуть не меньше, чем раньше. Благодаря вере мы справляемся с обстоятельствами, подобными тем, что были у находящегося в опале Давида, и вместе с ним говорим:

Не отвергни меня и не оставь меня, Боже, Спаситель мой! Ибо отец мой и мать моя оставили меня, но Господь примет меня^[898].

Проверить свои побуждения

Истина является для нас испытанием, и если мы уклоняемся от нее, прячемся от нее, закрываем на нее свои глаза, то только навредим себе. Она испытывает качество нашей веры. Насколько прочна наша уверенность в Боге и в его силе поддержать нас? Самопроверка может быть болезненной, но она необходима. Апостол призывает:

Задайте себе вопрос: тверды ли вы в вере? Испытайте сами себя! Или вы не знаете, что в вас Иисус Христос? Знаете, конечно, если только не провалились на испытании^[899].

У меня нет ни малейшего желания давить на людей, побуждая их оставить свою религию. Я вступал в переписку с сотнями людей, которые на момент общения со мной все еще причисляли себя к приверженцам Общества Сторожевой башни, некоторые из них являлись даже старейшинами. Ни один из них не может сказать, что я с неуважением отнесся к его позиции или что я хотя бы один раз посоветовал кому–нибудь оставить организацию. Я убежден, что если человек идет на такой шаг, то это должно быть исключительно его собственным решением. Последствия во многих случаях настолько серьезны, что должно быть ясно: только сам человек должен нести ответственность за свой выбор. Само по себе наличие ошибки не делает формальный выход нравственной обязанностью. Я лично не верю, что где–то есть религиозные системы, которые были бы полностью свободны от заблуждений. Когда я предпринимал шаги, приведшие в конечном итоге к прекращению моей связи с религией Свидетелей, я руководствовался не просто тем, что у организации было немало ложных учений. И сегодня многие люди остаются Свидетелями Иеговы не потому, что они убеждены в правильности всей совокупности учений, но потому, что, по их мнению, «ничего лучшего не найти». То же самое, конечно же, можно сказать и о лицах, принадлежащих к другим религиям. Я также понимаю, что не все религиозные люди считают, что пожертвовали своей свободой в пользу той или иной деноминации, и что для обретения свободы во Христе им необходимо покинуть свою церковь или организацию. Тем не менее, к какой религии бы мы ни принадлежали, самопроверкой заняться не помешает.

Есть и те, кто замечает изъяны в различных учениях, видит неправильность в самовозвеличивании организации, но, тем не менее, очень осторожен в своих высказываниях и действиях, стараясь избежать конфронтации с организацией для того, чтобы сохранить семейные связи. Некоторые из моих знакомых ухаживают за престарелыми родителями, которые всю свою жизнь были Свидетелями Иеговы. Эти люди считают, что если сейчас их лишат общения, то их родители испытают сильное эмоциональное потрясение, которое пагубно скажется на их жизни и отрежет их от родственников, которые оказывают им поддержку. Другие проявляют осторожность, опасаясь, что формальный разрыв отношений с религией приведет к такому же разрыву в их браке, так как мышление их спутника или спутницы находится под полным контролем организации. Мне кажется, что готовность этих людей терпеть определенные ограничения и напряженность можно считать благородной жертвой, если они при этом движимы искренней заботой о других. Конечно же, и здесь есть свой предел, так как активную поддержку нехристианских учений и правил нельзя оправдывать даже семейными связями^[900].

Люди, добившиеся успеха в светском обществе, могут иметь и другую причину, по которой они не желают оставить довольно многочисленное и широко распространенное движение. Они могут чувствовать желание использовать в религиозном окружении те личные качества, которые позволили им добиться успеха в мире. Такие люди иногда делают большие финансовые пожертвования в пользу организации или дают ей деньги в долг, рассчитывая добиться от руководителей особенно тесной дружбы. Я считаю, что религия Свидетелей (наряду с некоторыми другими) для таких людей может быть очень привлекательна. В раннюю эпоху такая ситуация была не очень характерна, в отличие от сегодняшних дней. Заинтересованность организации в делах, в расширении, в проведении больших собраний, в осуществлении крупных проектов создает окружение, в котором люди с управленческими склонностями или опытом могут сделать себе неплохую карьеру. В большей по размеру религии они бы потерялись, но, по пословице, они предпочли быть «первыми на деревне, чем последними в городе». Общество Сторожевой башни для них достаточно компактное, чтобы они могли «оставить свой след», добиться известности, и одновременно достаточно крупное, чтобы удовлетворить их амбиции. Нередко эти люди довольно прозорливы, способны увидеть ошибки в учениях и правилах Общества, несоответствия между позицией организации и учением Христа. Иногда они ощущают по этому поводу обеспокоенность и даже осторожно высказывают ее. Зачастую им позволено говорить несколько больше, чем всем остальным, при этом они могут делиться своими мыслями напрямую с главами движения, например, с членами Руководящего совета, в особенности, если те знают, что они оказывают организации существенную финансовую поддержку. Я лично знаю нескольких таких людей. В целом они обычно испытывают разочарование, видя, что на их слова внимания обращают немного и принимают их с несколько меньшим энтузиазмом, чем их подарки. Без сомнения, такие люди понимают, что перестань они оказывать Обществу денежную помощь, их близкие отношения с руководителями быстро испарятся, а их критичные замечания создадут для них определенные неприятности. Однако, не видя других сравнимых по масштабам религиозных систем, в которых бы они могли реализовать себя, они остаются Свидетелями. Возможно, сознательно они даже не отдают себе отчета в том, чту держит их в организации. Однако их образ действий по меньшей мере напоминает наблюдение, записанное в Иоанна 12:42, 43:

Но даже среди влиятельных людей было немало поверивших в Иисуса, только они не говорили об этом открыто из–за фарисеев, чтобы те не отлучили их от синагоги. Славе от Бога они предпочли славу среди людей^[901].

Савл Тарсянин по сравнению с этими людьми, несомненно, занимал положение не меньшее, если не большее. Однако он был готов отказаться от своего влияния в системе, которой он отдал столько сил и труда, от крупнейшего религиозного движения своего народа, и присоединиться к людям, у которых не было ничего впечатляющего и которые могли похвастать разве что крещением нескольких тысяч верующих в самом начале своей истории. Они, как показывают христианские и светские источники, не проводили всенародных или международных конгрессов, не строили своих зданий (у них вообще не было зданий, посвященных исключительно религиозным целям), ничего не производили и не выпускали, не придавали значения численному росту и не имели своего централизованного административного управления^[902]. Заочно полемизируя с людьми, для которых человеческая власть играла большую роль, Павел пишет:

Чего я добиваюсь: одобрения людей или Бога? А может, я хочу угодить людям? Но если бы я хотел угодить людям, я не был бы слугой Христа.

Но [когда] Бог решил, по Своей великой доброте, избрать меня и предназначить Себе на служение,… я ни к кому из людей не обратился за советом, даже не пошел в Иерусалим к тем, которые стали апостолами до меня, а ушел в Аравию, а потом вернулся обратно в Дамаск. Только спустя три с половиной года я пришел в Иерусалим, чтобы встретиться с Кифой, и пробыл у него две недели. Что касается других апостолов, то я никого, кроме Иакова, брата Господа, не видел. Все, что я вам пишу, — чистая правда, в том мне свидетель Бог^[903]!

Несомненно, его ни в коей мере нельзя было причислить к тем, о ком Иуда сказал: «Они льстят другим ради собственной выгоды»^[904]. Однако в организации Свидетелей такая лесть и желание произвести впечатление на людей, стоящих во главе движения, являются довольно–таки распространенным явлением. В поведении немалого числа старейшин и разъездных представителей чувствуется стремление быть у организации в фаворе, добиться в ней определенного положения. В значительной мере именно благодаря такому «карьеризму» своих служителей, организация и добилась столь обширной власти над ними. Именно по этой причине — ради того, чтобы сохранить благорасположение организации — многие Свидетели даже будут настаивать на выполнении тех правил, которые они лично считают неправильными. Платить за это приходится собственной свободой и порядочностью.

Не нужно думать, что такие побуждения встречаются только у тех, кто чего–то достиг в светском обществе. В равной степени они могут относиться и к людям с более скромными способностями, а также к самым простым и бедным. Общество Сторожевой башни построено таким образом, что эти люди могут заметно повысить свой общественный статус благодаря прилежности в достижении организационных целей, ревностной деятельности, даже просто благодаря большому количеству часов в ежемесячном отчете. Все это со временем может проложить дорогу к получению положения старейшины. Теперь у них появится возможность выступать с продолжительными речами перед аудиторией в сто или больше человек — в то время как не имей они официального назначения от организации, вряд ли они собрали бы вокруг себя и дюжину. Подобно тем, кто обладает большим влиянием, они, возможно, контролируют себя, чтобы не сказать или не сделать что–нибудь такое, из–за чего можно лишиться закрепленного теперь за ними статуса. Христианство должно быть привлекательным для людей со скромными способностями — оно придает им чувство значимости. Однако эта привлекательность очень отличается от того, что описано выше, да и чувство значимости человека не должно зависеть от таких выдуманных людьми условностей. Если такой человек серьезно задумается о своем положении, то он поймет, что его ценят исключительно за то, что он способствует достижению организационных целей, а не за его духовность. Разница очень существенна, но многие предпочитают не замечать ее из–за своих личных интересов. Это также нельзя назвать христианской свободой: это форма рабства, в которую человек сам себя загоняет.

Итак, при любой самопроверке ключевым остается следующий вопрос: готовы ли мы посмотреть в лицо реальности, насколько болезненной бы она ни была, и принять осознанное и личное решение. Уклонение от принятия решения — это не выход. Чарльз Дэвис, упоминавшийся в одной из предыдущих глав, довольно точно анализирует проблему:

Счастье заключается не в пассивном покое, приобретаемом благодаря ограничению собственного сознания. Всякий должен понимать и принимать тот факт, что как человек свободный он также должен быть человеком самостоятельным… Простое выполнение чужой воли и безропотное принятие действительности в сущности крадет у нас качество жизни.

…Честность в мышлении требует признавать наличие сомнений и вопросов, которые затрагивают самые фундаментальные убеждения. В такой ситуации возникает сильнейшее искушение просто «плыть по течению», отказаться от принятия собственного решения, и присоединиться в мысли, слове и деле к другим людям.

Автор отмечает, что некоторые люди просто «переплывают » из одной религии в другую, когда это же делают их друзья, и в то же время многие другие остаются в той или иной группе по тем же самым причинам: из–за нерешительности и нетвердости в принятии собственных решений. Он продолжает:

Постоянное подчинение внешней силе причиняет меньше дискомфорта, чем самостоятельное принятие радикального решения… Но неспособность или нежелание стать свободным со временем делает нашу жизнь пресной, лишенной подлинного счастья. В конечном итоге намного лучше перетерпеть тревогу и смятение от мучительного, но все–таки личного решения.

Я не говорю, что всем нужно брать с меня пример… И я не считаю себя более мужественным, чем остальные люди. Я даже не задумывался о мужестве до тех пор, пока ни получил от людей писем на эту тему уже после объявления о своем решении. В то время мои мысли занимало лишь одно: потребность иметь свободу сделать собственный выбор. Я должен был признать наличие сомнений, честно ответить себе, во что я твердо верю, и затем действовать в согласии со своими подлинными убеждениями, невзирая на последствия. Если бы я сделал вид, что проблемы не существует, уклонился бы от решительных действий в слабой надежде, что все как–нибудь само собой уладится, то я бы, по сути, убил в себе часть себя и скатился бы на низшую ступень существования^[905].

Его история и чувства близки не только мне самому, но и многим знакомым мне людям.

Важность личных взаимоотношений с Богом и Христом

Ключевым фактором в том, чтобы победить боязнь христианской свободы, является осознание того, что отношения с Богом и Христом являются в первую очередь личными . В нас должно жить глубокое чувство персональной ответственности перед тем, кто искупил нас от рабства греха и смерти. Апостол пишет:

Вы были куплены за дорогую цену, так не становитесь же рабами людей^[906].

Ценой, которую за нас заплатил Сын Бога, была его собственная жизнь. Умирая при распятии, он «понес в своем теле наши грехи… чтобы нам быть мертвыми для греха и живыми для праведности»^[907]. Мы были «искуплены… драгоценной кровью Христа»^[908]. Эта цена слишком высока, чтобы легкомысленно относиться к Тому, кто заплатил ее, упуская проявлять к нему благодарность и преданность. По воле и замыслу Отца, Сын Бога (и только Он один), благодаря своей жертве, стал нашим Господином, а мы — его служителями. Если заплаченная им цена имеет для нас значение, мы не можем позволить какому–нибудь человеку или группе людей становиться между нами и нашим Искупителем. Истинным же служителям Бога и в голову не придет претендовать на роль Христа! Когда апостол Павел узнал, что в коринфском собрании возникли серьезные разногласия, связанные с неправильным отношением к другим людям (включая самого Павла), он написал:

Хочу сказать я вот что: каждый из вас говорит: «Я — сторонник Павла», «Я — сторонник Аполлоса», «Я — сторонник Кифы», «Я — сторонник Христа». Разве Христос разделился? Разве Павел был распят за вас? Разве были вы крещены именем Павла? Я благодарю Бога, что не крестил никого из вас, кроме Криспа и Гаия, так что никто не может сказать, что были вы крещены моим именем^[909].

Когда люди, называющие себя последователями Христа, начинают властвовать над другими, призывают их точно и добросовестно выполнять все свои указания, а при крещении даже требуют от людей заявить о преданности организации (так что это таинство проводится не только «именем» — или властью — Бога и Христа, но и «именем» «возглавляемой» ими организации), то эти люди должны услышать из наших уст вопрос Павла: «Разве вы были распяты за нас? Разве вы заплатили за нас собственной жизнью и кровью, что мы должны подчиняться вам? ». Если они не смогут утвердительно ответить на этот вопрос (ясно, что это невозможно), то и мы не можем жить в почти полном подчинении им и одновременно с этим оставаться преданными тому, кто действительно за нас умер . Невозможно быть рабом двух господ^[910].

Так как Сын Бога открыл для нас возможность иметь с ним самим и с Отцом личные взаимоотношения, сторонние люди более не могут выносить суждений относительно качества нашей веры. Наши отношения с Сыном Бога выше отношений с кем–либо еще. Павел отдавал себе отчет в этом факте и руководствовался им во всех своих действиях. Как мы отмечали, он не искал человеческого одобрения. Поэтому христианам в Коринфе он мог написать:

Меня очень мало заботит, как вы или кто–то другой будет обо мне судить. Я и сам не сужу себя. Совесть моя чиста, хотя это и не значит, что я в самом деле ни в чем не виновен. Пусть меня судит Господь. Поэтому не судите наперед, но ждите возвращения Господа. Он все тайное сделает явным и обнажит скрытые намерения человеческих сердец, и тогда каждый получит похвалу от Него^[911].

Тем, кто не осознал всей значимости глубоко личных отношений с Богом и Христом, он написал:

Кто ты такой, чтобы осуждать чужого слугу?! Его господин сам решит, стоит тот или упал. Но он все же будет стоять, потому что Господь властен поднять его… Все мы предстанем перед судом Божьим… Итак, каждый из нассам о себе даст отчет Богу^[912].

Как и сам Павел, во время суда мы предстанем перед Богом как отдельные личности, — а не как члены той или иной религиозной деноминации или организации. Суд будет вершиться не на основании того, разделяли ли мы убеждения какой–нибудь конкретной группы, участвовали ли с ней в какой–нибудь деятельности, были ли мы преданы руководителям группы, а на основании того, кем мы были как люди. «Каждый из нас» будет отвечать «сам о себе», а нашим Защитником и Посредником перед Богом является лишь Христос, а вовсе не религиозная организация^[913].

То, что членство в той или иной организации не имеет отношения к получению благоприятного решения во время суда, видно также из того, что законом, по которому мы будем судимы, является не свод распоряжений и правил той или иной земной структуры, но «закон свободы»^[914]. Этот закон свободы, — являющийся одновременно законом любви, — назван «законом царским», то есть верховным принципом, превосходящим все остальные^[915]. Необходимо постоянно спрашивать себя, лежит ли в основе наших побуждений и действий любовь.

Если мы праведны в собственных глазах из–за того, что каждую неделю по заведенному порядку выполняем определенные действия, или если мы считаем себя выше тех, кто не входит в наше религиозное сообщество и отказывается соблюдать определенные запреты, то чем мы отличаемся от фарисея из притчи Иисуса, которого просто переполняла самоуверенность, основанная на регулярном выполнении предписаний Закона^[916]? Иисус не осуждал поступков этого законника и порицал его не за то, что тот воздерживался от неправильных занятий. Он осудил его отношение к праведности, его самовосхваление, презрительное, лишенное любви обращение с другими людьми: все это лишило законопочитание фарисея всякого смысла. Так как подобное отношение было для фарисеев типичным, Иисус предупредил своих учеников: «Если ваша праведность не превзойдёт праведности книжников и фарисеев, то вы не войдёте в небесное царство»^[917]. Книжников и фарисеев того времени с нами больше нет, но отношение, которое когда–то было им свойственно, осталось. Упор на соблюдении формальных правил и заносчивая элитарность их группы несовместимы с любовью к ближним.

Только когда окружающие нас люди не будут уже развивать в нас подобные взгляды, когда мы выйдем из под контроля структур, стремящихся расписать, систематизировать и контролировать нашу деятельность и наше служение Богу и одновременно внушающих нам мысль о нашем превосходстве и «исключительности» по сравнению с теми, кто их указаниям не подчиняется, — только тогда у нас появится возможность ответить на вызов христианства. Только тогда мы будем вольны поступать так, как велит нам сердце и личная вера. Насколько глубока наша любовь? Насколько сильна? Насколько искренен наш интерес к другим людям, наше желание поддерживать их и быть им полезными? В какой мере жизнь Божьего Сына затронула наши сердца, облагородила нас, расширила наши взгляды и круг знаний, углубила нашу признательность? Апостол молил, чтобы…

…Вселился Христос с сердца ваши чрез веру, и вы были укоренены и утверждены в любви, чтобы вы могли постигнуть со всеми святыми, что — широта, и долгота, и высота и глубина, и познать превышающую познание любовь Христа, чтобы вы были исполнены всей полнотою Божией^[918].

Хотим мы этого, или нет, все мы оказываем на других людей влияние, хорошее или дурное. Не только наши каждодневные слова и поступки, но и дух , сопровождающий все наши слова и действия, отношение к тем или иным вещам, ценности , которыми мы руководствуемся, наши искания и цели — все это является постоянным источником влияния. Если, по словам Екклесиаста, «один погрешивший погубит много доброго», то и один человек с правильным духом принесет большую пользу окружающим его людям^[919]. Хотя это влияние порой кажется нам малозначительным, оно распространяется все дальше и дальше, подобно тому, как расширяются круги на воде, когда кто–нибудь бросает в нее камушек. Изначально оно достигает нашего непосредственного окружения: спутника жизни, детей, родителей, родственников, приятелей. Но позднее уже через этих людей или через другие наши контакты, выходящие за круг семьи и друзей, наше влияние простирается еще шире, даже если мы об этом и не подозреваем.

То, что мы не принадлежим к какой–либо мощной структуре, к религиозному движению с внушительным размахом и большой силой, не перечеркивает нашей веры и не должно придавать нашей жизни чувство незначительности, слабости, бессмысленности. Ценность веры и дел человека (как и правильность вероучения той или иной религии) определяется не тем, насколько обширным оказалось его влияние на мировой сцене. Христианское воздействие может быть малозаметным, скромным, но оно, тем не менее, приносит ценный плод. Именно так, без фанфар и аплодисментов, закваска поднимает тесто^[920]. Опять–таки, человеческая природа может искать чего–либо более впечатляющего и величественного с мирской точки зрения — вере же этого не требуется.

Согласно словам Божьего Сына, мы служим для мира светом, а наши дела могут подтолкнуть людей прославлять Бога^[921]. Эти дела не должны быть «запрограммированными», не должны совершаться из–за давления извне, но должны рождаться в наших собственных умах и сердцах: это покажет, что мы были просвещены благой вестью, что она оказала влияние на нашу жизнь. Простые разговоры на предписанные темы в специально отведенное для них время в заранее спланированном «проповедническом служении» и с использованием фраз и выражений, изложенных для нас в религиозной литературе не могут считаться исполнением повеления Иисуса. Ученик Христа Иоанн так сказал об этом: «Дети, давайте будем любить не только на словах, но и на деле, истинной любовью»^[922]. Только отражая свет Евангелия во всех своих поступках и показывая, кем мы являемся как личности, каждый день, двадцать четыре часа в сутки, только тогда мы можем быть светом миру.

Примириться с неопределенностью

Человеку свойственно в вопросах веры стремиться к определенности, в нас живет естественное желание отыскать ответы на все возможные вопросы. Где найти «истину»? Во что верить? Так как неопределенность несет с собой болезненный дискомфорт, большинство из нас с радостью пошло бы за тем, кто знает ответ, кто избавил бы нас от необходимости самостоятельно искать дорогу и предоставил бы нам точный план действий. Любая организация, утверждающая, что знает ответы на все вопросы, немедленно привлечет к себе массу сторонников. Будучи зрелыми людьми, мы отдаем себе отчет как в том, что ни у одного человека нет ответов на все вопросы, так и в том, что их отсутствие не обязательно должно препятствовать нашему духовному росту. Автор книги «Непроторенная дорога» с проницательностью отмечает:

Есть люди, которые из–за своей пассивности, зависимости, страха и лени ожидают, чтобы им кто–то показал каждый сантиметр пути и убедил, что каждый шаг на этом пути безопасен, надежен и стоит их усилий. Это невозможно. Ибо путешествие по пути духовного развития требует мужества, инициативы и независимости каждой мысли и каждого действия^[923].

Христианство представляет собой путешествие, в котором мы находимся на протяжении всей своей жизни. Было бы нереалистично верить, что в странствовании все будет для нас ясно и понятно. Однако у нас нет нужды сомневаться в цели нашего путешествия, и в том, что наш путь обязательно к ней выведет. Авраам назван «отцом» всех тех, кто придерживается той же веры, что и он^[924]. Находясь в Месопотамии, он был окружен давними знакомыми, его жилище располагалось в знакомой местности, жизнь текла по заведенному руслу: в такой ситуации ему не приходилось мучиться от неопределенности и вопросов. Но вот Бог призвал Авраама покинуть свою страну, свой народ, и идти в землю чужую, где он должен был поселиться среди ранее незнакомых ему людей^[925]. С этого момента жизнь патриарха наполнилась неопределенностью, у него появилось немало вопросов, некоторые из которых так и не были разрешены при его жизни. Однако слова, сказанные о нем в связи с рождением его сына, Исаака, справедливы по отношению ко всей его жизни:

Не усомнился он, не перестал верить обещанию Божию, но, черпая силу в вере, вознес Богу хвалу, ибо уверен был в том, что Бог в силах исполнить Свое обещание^[926].

Авраам поставлен нам в пример, так как и нам предстоит похожее путешествие, и отправляться в него нужно с верой, полагаясь на Божье руководство по мере того, как у нас возникают те или иные потребности, не страшась неопределенности и болезненных переживаний, с которыми мы можем столкнуться на дороге. Наша человеческая природа будет стремиться к обратному, и, возможно, мы захотим на своем пути остановиться, принять какой–нибудь определенный до нас и не нами набор убеждений и отказаться тратить силы на дальнейшее движение. Возможно, большинство людей, называющих себя христианами, как раз приняли такое решение: они предпочли «удобство» принадлежности к своей религии (которая, по–видимому, отвечает их потребностям) необходимости прилагать личные усилия, продолжая расти в знании, мудрости и умении решать проблемы. Но именно такие самостоятельные усилия существенно укрепят нашу веру и любовь. Человек может и не догадываться — как не догадывался и я — что интенсивная деятельность (если она совершается в рамках «закрытой системы») сама по себе еще не является защитой от стагнации. Хотя объем выполненных работ может быть огромным, в конечном итоге вся деятельность напоминает бессмысленную ходьбу по кругу, при которой человек возвращается к тому же месту, где начался его путь. Только когда человек действительно начнет двигаться вперед на христианском пути, — только тогда он начнет понимать, в какой же ситуации он до сих пор находился. И тогда, возможно, впервые он начнет осознавать, насколько убогой и ограниченной была его религиозная жизнь, до какой степени она была заполнена однообразным и бессодержательным трудом.

То же самое стремление к определенности может проявлять себя и несколько иным образом. Покинув систему, претендовавшую на обладание готовыми ответами на все жизненные вопросы, освободившись от необходимости разделять все ее верования, мы можем испытать желание поскорей решить все библейские проблемы, заменить все ныне отвергнутые убеждения на новые, на этот раз «правильные». Но поспешность неразумна в любом деле, чаще всего она ведет лишь к новым заблуждениям, а иногда просто уводит нас в сторону, противоположную нашим предыдущим убеждениям. Старые ошибки заменяются новыми, и когда человек осознаёт это, ему приходится снова возвращаться назад, при этом вновь теряя драгоценное время. Что в таких случаях необходимо, так это твердость и упорство, а не скорость. Самообладание, плод Божьего Духа, поможет нам проявлять спокойствие, терпение и стойкость в нашем путешествии по дороге веры. На пути просвещения и мудрости эти качества помогут нам уйти гораздо дальше, нежели спешка.

Эгоцентризм — обманчивая свобода

Христианская свобода показывает всю тщетность соблюдения буквы закона с целью угодить Богу или для обретения смысла в жизни, чувства личного удовлетворения и самореализации. Не в меньшей степени мы освобождаемся и от рабства, приносимого эгоистичной жизнью. Призывая верующих защищать свою свободу, апостол говорит, что они должны демонстрировать «веру, проявляющую себя в любви»^[927]. Христианская свобода основывается на любви, сохраняется благодаря любви, не может существовать без любви, — а любовь не эгоистична, она «не ищет выгоды себе»^[928]. Любви обязательно необходимо найти себе применение; если она не видит возможности выражения, то она угасает, увядает. Когда мы искренне проявляем интерес к другим, стремимся познакомиться с ними и помочь им (вне зависимости от того, извлечем ли мы сами из этого какую–нибудь пользу, или нет), то наша свобода при этом нисколько не уменьшается. Напротив, она увеличивается, приобретает бульшую широту и размах , используя весь свой потенциал. Для того, чтобы так чувствовать и жить в несовершенном мире, требуется вера. Те, кто освобождается от религиозного рабства только лишь для того, чтобы проводить дни в погоне за ранее запретными удовольствиями, просто–напросто перешли из одного рабства к другому. Если мы не используем обретенную нами свободу для жизни по любви и вере, значит, наша жизнь остается ограниченной, и мы не избавились от узости взглядов, значит, мы видим не широкую картину, а лишь свои собственные интересы, стремления и надежды. Мы остаемся во власти внутренних и внешних сил, которые незаметно овладевают нами, постепенно сдавливают нашу личность и ее потенциал. Ориентированный на удовольствия образ жизни не обогащает нашу жизнь, а, наоборот, опустошает ее, лишает ее подлинной ценности и смысла.

Обретая христианскую свободу, мы, к счастью, более не связаны жесткими правилами человеческой системы, диктующей нам, как можно выражать свою любовь, а как нельзя. Любовь является плодом Божьего Духа, и проявлять ее мы можем свободно и без страха, ведь «нет такого закона, который бы это осуждал»^[929].

Неуловимая уравновешенность

Ты же должен владеть собой при всех обстоятельствах.

Смотри на всё трезво.

Никогда не теряй головы.

Сохраняй здравомыслие и уравновешенность

(2 Тимофею 4:5 соответственно в Современном переводе, переводе под редакцией Кулакова, в New International Version и переводе Филлипса).

Уравновешенность подразумевает умственное и эмоциональное спокойствие, хладнокровие, способность выдерживать давление и избегать крайностей в мышлении и поведении. Само по себе слово «уравновешенность» редко встречается в переводах Библии^[930]. Однако оно чувствуется во многих библейских отрывках, в которых содержатся призывы к пониманию, уразумению, осмыслению и уяснению истин из Слова Бога. Развивая эти качества, мы тем самым обретаем и уравновешенность. Сын Бога является для нас в этом наилучшим примером, если посмотреть на его слова, поступки и познакомиться с ним как с личностью. Учась уравновешенности у своего Господина, апостолы также отражали это его качество.

Как обсуждалось ранее, в очень многих вещах в жизни важна умеренность. Где та грань, отделяющая подобающее отношение к пище от обжорства? Как правильное отношение к деньгам, зарабатывание их честным трудом, перерастает в жадность? В подобных вопросах все зависит от меры . Понятно, что увидеть крайности не так уж и сложно: отличить лентяя от работоголика, трезвенника от пьяницы не составляет труда. И хотя определить четкую границу между крайностями не всегда просто, между двумя полюсами обычно существует достаточно широкая область, куда можно отнести умеренные поступки. Уравновешенность подразумевает умение избегать противоположных крайностей, способность увидеть, когда мы пересекаем ту невидимую грань, отделяющую чрезмерность или ограниченность от здравомыслия.

Значимость этого качества трудно переоценить, если мы стремимся обрести здравое понимание христианской свободы и надеемся получить в награду вечную жизнь. Зачастую люди, проведшие много лет в жесткой религиозной организации (которая в безоговорочной манере претендует на знание ответов на самые злободневные вопросы жизни и веры), после ухода из этой организации чувствуют себя потерянными, дезориентированными. Легко перейти от одной крайности (веры, что ты знаешь истину обо всем на свете) к другой (неуверенности во всем, что ты когда–либо знал), превратиться из легковерного ученика в человека, критично настроенного по отношению ко всему, сомневающемуся во всем, во что когда–то верил.

Например, свобода позволяет нам читать все, что угодно сердцу. Но если мы не применяем принципов критического мышления в отношении материалов, которые мы теперь изучаем, то можем пасть легкой жертвой тех же самых ошибочных методов рассуждения, что держали нас в заблуждении в прошлом. Защищаемые положения могут быть совершенно другими (даже противоположными), однако если рассуждения не отличаются здравой логикой, основываются лишь на голословных утверждениях, недоказанных предположениях, пустой благовидности, передёргивании фактов, если в них используется интеллектуальное устрашение и давление авторитетом (академическим или научным), то все, чего мы достигнем, будет равнозначно переходу из одного порабощения в другое, смене одних человеческих «господ» на других. Меня удивляет, как очень здравомыслящие люди из числа бывших Свидетелей, способные увидеть ошибки и заблуждения в литературе Общества Сторожевой башни, порой не видят точно таких же ошибок и заблуждений в изданиях, которые они читают теперь. Иногда они даже сами создают «логические» построения, которые не менее ущербны и тенденциозны, чем аргументы из литературы Свидетелей.

Существует риск впасть и в другую крайность, при которой наша свобода превращается в безответственность и распущенность. В первом веке Павлу часто доводилось встречаться с людьми, защищавшими полярные убеждения: одни догматично настаивали на соблюдении буквы закона, другие использовали христианскую свободу для оправдания беззакония, заменив жесткость формализма на безжизненность вседозволенности, отсутствие всяких норм. Как в прошлом, так и сегодня, для того, чтобы избегать крайностей, требуется сохранять духовную уравновешенность.

Некоторые лица, покидающие авторитарные религии (а таких религий немало), ведут себя подобно каким–нибудь молодым людям, которые, вырвавшись из под родительского контроля, немедленно принимаются совершать все то, что ранее было для них недоступно. Словно пытаясь доказать себе и окружающим, что они теперь свободны и не обязаны ни перед кем отчитываться, эти люди начинают заниматься тем, что осуждала их религия, и что, хотя не обязательно осуждается в Писании, тем не менее едва ли можно считать здравым. В таком поведении нет ничего похвального, оно свидетельствует лишь об инфантилизме, о непонимании того, что свобода должна сопровождаться ответственностью, иначе она приведет к очередной зависимости или рабству^[931].

Разочарование в религии, в которой важную роль играет наличие сложной системы вероучений может привести к развитию негативного отношения к учению вообще, к взгляду о том, что значима только любовь, а все остальное неважно. Познание и чтение Писания, размышление над ним, частично, если не полностью, теряют свою актуальность. Это может происходить из–за того, что слово «учение» у многих ассоциируется с официально принятыми догматами, которые бывают весьма запутанными и связанными со сложными толкованиями, а между тем, изначальный смысл этого слова — «обучение». В Библии это понятие включает не только обучение верованиям или убеждениям, но и обучение поведению и образу жизни ^[932]. Заповедь «люби ближнего твоего, как себя» сама по себе является учением Божьего Сына.

Иногда люди идут в противоположном направлении и начинают придавать основное значение доктринам в ущерб любви. В этих случаях они просто не понимают, что учение является лишь средством для достижения цели, но не самой целью. Слова Спасителя о том, что всей сутью еврейских Писаний было научить людей любить Бога и ближнего, позволяют придти к очевидному выводу: смысл существования христианства состоит в этом же^[933]. Наставления Иисуса о том, какой образ жизни мы должны вести и как нам обходиться с ближними — все это есть «здравое учение», хотя в общепринятом понимании это «учением» не считается.

Знания могут (и должны) высоко цениться. Обучение ставит своей целью наши знания увеличить и расширить. Но само по себе знание не может являться конечной целью. Писание «полезно для обучения, для обличения, для исправления, для вразумления в праведности, чтобы Божий человек был сведущ во всём, полностью приготовлен ко всякому доброму делу »^[934]. Обширный багаж знаний полезен не только нам самим, он может существенно увеличить наши возможности помогать другим людям. А ценность наших знаний определяется именно этим: как и для чего мы используем и применяем их. Апостол заметил:

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто^[935].

О тех, кто неправильно распоряжается своими знаниями, он написал:

Конечно, нам известно, что «у всех у нас есть знание». Но знание порождает зазнайство, а любовь созидает. Если кто считает, что он уже достиг знания, он еще знает не так, как ему следовало бы знать. А кто любит Бога, тот уже познан Богом^[936].]

Он предупредил, что неправильное отношение к знаниям может даже оказаться губительным для тех, кто еще не окреп в вере^[937]. В четырнадцатой главе книги Римлянам апостол рассуждает о различиях в понимании тех или иных вопросов вероучения (например, касающихся пищи и религиозных праздников). Разногласия среди римских христиан приводили к тому, что одни братья стали судить других. Ясно, что в подобных спорах правой является либо только одна сторона, либо вообще ни одна: обе правы быть не могут. Однако Павел показал, что Бог «радушно принял» и тех, и других, что они являются Его служителями и поэтому только у него есть право их судить; что, несмотря на различия во взглядах, они все могли иметь взаимоотношения со своим небесным Отцом. Вне зависимости от того, ел ли человек храмовую пищу или воздерживался от нее, соблюдал ли он праздники, или нет, каждый делал это как для Господа, а посему ни у одной из сторон не было основания критично и с недоверием относиться к тем, кто не разделял их взглядов^[938]. Другие места Писания показывают, что правда все же была у одной из сторон^[939]. Но апостол не хотел, чтобы верующие продолжали спорить до тех пор, пока одна из сторон не признала бы своего заблуждения. Вместо этого он призвал христиан:

Так не будем же судить друг друга, положим лучше для себя не делать никогда того, что может оказаться препятствием или камнем преткновения на пути брата нашего. Царство Божие — это ведь не еда и не питье, а праведность, и мир, и радость, даруемые Духом Святым [«ибо Царство Божье не сводится к еде и питью, оно в праведной жизни, мире и радости, которые дарует Дух Святой», СоП ]^[940].

Некоторые вопросы, в силу вытекающих из них последствий, нужно считать ключевыми. Тот же апостол страстно выступал не против тех, кто, следуя голосу своей совести, сам для себя считал необходимым выполнять некоторые положения Моисеева Закона, а против тех, кто, считая это существенным для спасения, настаивал на его соблюдении другими, — Павел знал, насколько это губительно для христианской свободы и что это может по сути свести на нет значимость жертвы Христа^[941]. Он боролся не просто с ошибочными взглядами , но с тем, что приносило вред , порабощало и сковывало членов собрания. От верного осмысления Писания зависит то, сколько мы извлечем из него пользы, и поэтому достигать правильности в понимании очень важно. Но эта важность относительна и в некоторых случаях не стоит пререканий и разделений. Само по себе обоснование правильности или ошибочности тех или иных положений при помощи чисто логической аргументации не является сутью христианства. Мы должны стремиться не просто к знаниям, но к мудрости, к глубокому пониманию, к здравости в суждениях, и тогда мы приобретем способность использовать знания с добрыми целями, к пользе для себя и других людей. «Кто среди вас мудрый и понимающий?», — спрашивает Иаков, и затем говорит, что показать это нужно не просто демонстрацией высокого интеллекта, но «доброй жизнью и делами, которые совершают со скромностью, свойственной мудрости»^[942].

Горькая обида и ее парализующая сила

Если мы позволяем негодованию, связанному с пребыванием в несвободной системе, гнездиться в своих сердцах, если наши мысли, речь и поступки пронизаны чувством обиды, то нашу свободу еще нельзя считать полной.

С одной стороны, такие чувства вполне естественны. У некоторых бывших Свидетелей, борющихся с подобными эмоциями, возможно, были родители, принадлежавшие к другой религии. Попав в организацию Сторожевой башни они практически не общались со своими родителями или обходились с ними прохладно и чисто формально, поскольку те не интересовались «Истиной». Отчуждение могло начаться довольно давно: в начале обращения человека в веру Свидетелей ему нередко говорят, что «противник Бога будет мешать» ему стать Свидетелем Иеговы, и что как раз родственники зачастую являются инструментом сатаны (старания членов семьи воспрепятствовать все большему и большему вовлечению человека в религию Свидетелей рассматриваются именно в этом свете)^[943]. Когда ситуация преподносится в таком ключе, это не может не повлиять на отношение и чувства новообращенных к родителям, не разделяющим их энтузиазма по поводу новообретенной веры. Теперь же человек, возможно, осознал, что религиозная система, которую он называл «Истиной», содержит, наряду с мерой истины, немало серьезных и фундаментальных заблуждений, и, более того, чтоименно эти ошибочные взгляды и привели к тому, что он с прохладцей относился к другим людям, в частности, к родителям. В некоторых случаях оказалось возможным восстановить естественную теплоту во взаимоотношениях с теми, кто должным образом ее заслуживает, с родителями, подарившими ребенку жизнь, кормившими и оберегавшими его, заботившимися о нем и относившимися к нему с искренней любовью. В других случаях было слишком поздно — родители уже умерли, так и не дождавшись от детей ответного внимания. Чувство беспомощности и отчаяния в таких случаях описать невозможно.

Похожая ситуация могла быть и у семейных пар. У многих людей были в целом хорошие браки до тех пор, пока один из них не становился Свидетелем Иеговы (а другой при этом не желал присоединяться к движению). Напряженность во взаимоотношениях — вызванная не тем, что один из членов семьи стремился лучше проявлять качества Сына Бога, а тем, что он все больше и больше подчинялся давлению организации, ее правилам и процедурам — приводила к ухудшению семейной жизни или распаду брака. В тех случаях, когда дело доходило до развода, а в семье были дети, то страдали и они. Очень непросто вынести осознание того, что всего этого не должно было случиться. Не все разрушенное можно отстроить заново.

Сейчас я вспоминаю об одной женщине–Свидетельнице, которая, на протяжении многих лет оставаясь верной женой своему мужу (к Свидетелям не присоединившемуся), все же «должным» образом считала его «мирским» и отказывалась заводить с ним детей, так как вот–вот должен был наступить «конец». Вскоре после того, как она осознала, мягко говоря, неосновательность притязаний организации на роль Божьего «канала», и ее заслуженное уважение к мужу (который был прекрасным человеком) стало расти и укрепляться, он погиб в автомобильной аварии. Сожаление по поводу того, что ее брак мог сложиться гораздо лучше, не будь она движима ложными религиозными представлениями, буквально сокрушило ее^[944].

Некоторые другие люди, возможно, воспитали в организации своих детей, внушив им мысль о том, что Общество является единственным своем роде проводником Божьей истины и обладает исключительными правами на Его руководство и благорасположение. Когда верность библейской истине побуждала их занять позицию, не противоречащую их совести, они оказывались отрезанными от своих детей, с ужасом наблюдая, как те вместе с организацией вешают на них, своих родителях, ярлык «отступников» — людей, которых следует сторониться. Слышать, что сын или дочь женятся или выходят замуж, и не быть приглашенными на свадьбу, узнать о рождении внуков и не иметь возможности увидеть их или подержать на руках, — это приносит невероятные эмоциональные страдания. Сотни и тысячи родителей испытали или в настоящее время испытывают такую боль.

Другие с отчаянием приходят к выводу, что лет, потраченных на преследование тщетных целей, уже не вернуть. Хотя эти декларируемые цели украшались благородным словесным орнаментом из таких выражений, как «теократические интересы», «теократический жизненный путь», «ставить Царство Бога на первое место», «мудро пользоваться оставшимся временем», «теократическое служение», в действительности они были целями пустыми, лишенными подлинного смысла и значимости. Эти люди (и я в их числе) думали, что стараются привести людей к Богу и Христу, и ради этого они были счастливы жертвовать всем, что у них было. Впоследствии они осознали, что организация присваивает приведенных людей себе, завладевает ими и внушает им мысль, что всем, что они получили, они обязаны ей, организации. У усердно трудившихся Свидетелей остается чувство, что их «использовали», вынудили принести свое ценное время, усилия, средства, таланты на жертвенник организации, для продвижения ее целей и интересов. Появляется ощущение того, что тебя «обворовали», лишили драгоценных возможностей, которые намного ценнее денег.

К счастью многие, включая тех, чьи потери были наибольшими, не позволяют озлобленности укорениться в своих сердцах. Они не могут себе позволить этого, так как они действительно любят свободу. Ожесточенность, затаенная вражда, мстительность не освобождают, а парализуют. Эти чувства постоянно тянут человека назад, поддерживая в нем нездоровую одержимость во что бы то ни стало расплатиться с обидчиком. Они также свидетельствуют о том, что человек все еще остается пленником своего прошлого. Несколько лет назад один мой друг обратил мое внимание на статью из журнала «Тайм», посвященную умению прощать. В ней содержались следующие прекрасные наблюдения о силе, которой обладает прощение:

Ветхозаветное отношение к прощению выражалось в глаголе, который в литературе, посвященной теме покаяния, встречается постоянно. Речь идет о еврейском слове шув , означающем «обернуться, вернуться». Это учение несет с собой мысль о том, что у человека есть возможность измениться, отвернуться от зла и повернуться к добру, и что такое обращение несет с собой Божье прощение. Чем дольше человек отказывается простить, тем меньше у него остается возможностей изменить обстоятельства своей жизни …

Психологическую ценность прощения трудно переоценить. Непрощение заточает человека в темницу прошлого, возвращает его к былым переживаниям, которые не позволяют ему воспринимать новизну жизни. Не простить — значит позволить другим людям контролировать себя. Если человек не смог простить, значит, он все еще подконтролен желаниям другого, чувствует себя обязанным отвечать на его действия по принципу «стимул–реакция», живет под лозунгом «ну, я ему отомщу», «как он мне, так и я ему», и так без конца. Настоящее всемерно поглощается прошлым. Прощающий же получает освобождение. Он более не обязан вновь и вновь переживать чьи–то чужие кошмары. «Не распростившись с прошлым, — говорит Доналд Шрайвер, — мы только и делаем, что снова и снова заставляем себя переживать несправедливость»…

Прошение не пользуется большой популярностью среди людей. Для многих оно остается тайной, недосягаемым идеалом… Невозможно представить, чтобы прощение было средством выживания в жестоком мире. Но именно так оно и есть^[945].

В 1982 году я впервые стал лично переписываться с исследователем из Швеции Карлом Олофом Йонссоном^[946]. В одном из первых своих писем, упомянув о бывших Свидетелях, которые, казалось, «считали необходимым занять противоположную позицию во всех вопросах» по сравнению с тем, во что они верили и за что стояли раньше, он добавил:

В действительности, они так и не покинули движения Сторожевой башни. Они также зациклены на нем, как и прежде, только наоборот. Нередко всю оставшуюся жизнь люди проводят в нападках на организацию. Я могу понять желание многих помочь Свидетелям — но зачастую эти люди движимы озлобленностью.

Мне понятно состояние негодования (часто сопровождаемое сочувствием к другим), которое переживают многие люди, испытав на себе несправедливость и боль, связанную с рядом принятых в организации правил. Мне также нетрудно понять, что люди ощущают жгучее желание положить конец всей этой боли. Однако я считаю серьезной ошибкой вести себя так, словно цель оправдывает средства. В разоблачении лжи нет ничего постыдного или неправильного. И не согласиться с человеком или предоставить свидетельства об ошибочности его взглядов или поведения — не значит относиться к нему враждебно. Напротив, это может быть проявлением любви. Все дело в том, как мы это делаем, с каким духом . Лично я не могу принять некоторые из используемых методов, потому что не считаю их отражением поведения Божьего Сына и его учения.

Некоторые из покинувших Общество Сторожевой башни пикетируют Залы Царства и места проведения конгрессов Свидетелей Иеговы, а также предпринимают иные радикальные меры, очевидно с целью привлечь внимание средств массовой информации. В этом нет ничего нового. Противники организации поступали так, когда я еще был ребенком несколько десятилетий тому назад. Я знаю, что единственным мотивом некоторых из этих людей является вывести на чистую воду совершающуюся неправду и несправедливость. О побуждениях других людей я ничего сказать не могу. Как бы там ни было, я ни в коей мере не пытаюсь судить этих людей, однако я лично считаю такой подход не только безрезультатным, но и неприглядным с точки зрения того, кому мы решили служить, — Иисуса Христа. Между донесением знаний и требованием огласки может быть разница. Сообщать истину — благородное занятие. Однако всеми силами добиваться огласки ради самой огласки имеет к распространению истины очень далекое отношение (если вообще имеет). В последнем случае известность зачастую получают лишь какие–то нелепости, гротескные и сенсационные лозунги. Люди узнают о существовании в группе инакомыслящих, однако во всех таких сообщениях обычно очень мало подлинно созидающего.

Интервью прессе, на телевидении и радио потенциально довольно полезны, так как с их помощью факты могут быть донесены до большой аудитории. В прошлом я иногда давал интервью средствам массовой информации, по их просьбе. В то же время, сам я не был инициатором ни одного из них, и количество отклоненных мню предложений намного превышает число тех, что я дать согласился. Результаты редко были удовлетворительными. Очень часто журналисты заинтересованы в поиске сенсации, а это мало способствует распространению благой вести. В интервью одной радиопередаче, в которой я принимал участие (в штате Флорида, США), ведущий постоянно отпускал в адрес Свидетелей Иеговы саркастические замечания, искажая их веру и поведение. Мне пришлось на протяжении почти всей программы защищать их, высказывая свою убежденность в их искренности и порядочности и указывая ведущему на то, что его слова несправедливы и представляют это религиозное движение в ложном свете. Я рад, что у меня была возможность высказаться тогда в их защиту, и из всей программы это было единственное, что принесло мне хоть какое–то удовлетворение.

Итак, в целом я разделяю обеспокоенность и даже чувство негодования, которое испытывают некоторые лица, да и сам я ощущаю похожую обеспокоенность. Но я не всегда разделяю методы поведения , к которым прибегают люди для выражения этих чувств. Я убежден в правильности совета апостола:

Всякий человек должен быть скор на слышание, медлен на слова, медлен на гнев, ибо гнев человека не ведёт к праведности Божьей [«человеческий гнев… бесполезен в осуществлении Божьей праведности», сноска к Восстановительному переводу ]^[947].

Самый простой путь далеко не всегда самый лучший. Если мы чувствуем, что в человеческих отношениях с нами обошлись несправедливо, самое легкое, что мы могли бы сделать — это с гневом обрушиться на источник раздражения. Но так мы только показали бы свою слабость, а не силу. Сохранять самообладание и выдержку, с терпением попытаться разобраться в источнике проблемы и суметь найти наиболее эффективное ее решение требует гораздо больше силы и решимости, нежели яростный эмоциональный выпад.

Бывшими Свидетелями и другими людьми было опубликовано огромное количество материала об организации Сторожевой башни. У меня нет сомнений по поводу искренности побуждений многих авторов, которые чувствуют, что нельзя пассивно стоять в стороне, что необходимо «что–то делать». Но я также искренне считаю, что большбя, если не бульшая, часть материала, приносит скорее вред, нежели пользу. Обретение христианской свободы не означает, что мы можем говорить все, что нам заблагорассудится. Мы призваны точно идти по стопам Христа, о котором мы читаем:

Когда Его оскорбляли, Он не отвечал оскорблениями, когда страдал, не отвечал угрозами, но предавал себя в руки праведного Судьи^[948].

Мстительность в речи, насмешки, наклеивание ярлыков, преувеличение малозначительных ошибок, недоверие к предоставляемым объяснениям и оправданиям, непонимание того, что человек может быть искренним в своих заблуждениях и что он сам является жертвой навязанных со стороны ошибочных учений, — все это мало способствует установлению истины. К сожалению, все это можно нередко встретить в так называемой «антисвидетельской» литературе. Конечно, все это можно встретить и в литературе самих Свидетелей, только там эти приемы направлены против несогласных с организацией, против тех, кого Общество Сторожевой башни называет «отступниками». В таких случаях зло изгоняется злом, и мы имеем дело лишь с беспросветной ходьбой по замкнутому кругу. Насколько же лучше следовать оставленному совету:

Благословляйте гонителей ваших, благословляйте, а не проклинайте. Никому за зло не воздавайте злом, и то, что вы печетесь только о добром, пусть будет для всех очевидным [«делайте только доброе всем людям», СЖ ]. Со всеми людьми, насколько это зависит от вас, будьте в мире. Не мстите за себя, возлюбленные мои, но предоставьте всё гневу Божьему. Ибо написано: «Мое возмездие. Я воздам», — говорит Господь. И более того: «Если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напои его; поступая так, горящие угли соберешь ты ему на голову». Не дай злу победить тебя, но побеждай его добром^[949].

Этими словами апостол верно передал учение Сына Бога:

Вы слышали сказанное: «Люби твоих ближних и ненавидь врагов». Я же говорю вам: любите ваших врагов и молитесь о тех, кто преследует вас, чтобы вам быть истинными сыновьями вашего Небесного Отца. Он ведь повелевает солнцу светить и злым, и добрым и посылает дождь как на праведных, так и на грешных. Если вы любите тех, кто любит вас, то какая вам за это награда? Не делают ли то же самое и сборщики податей? Если вы приветствуете только ваших братьев, то что в этом особенного? Не делают ли этого и язычники? Поэтому будьте совершенны, как совершенен ваш Небесный Отец [«пусть не будет предела вашей доброте, как доброте вашего небесного Отца нет предела», New English Bible ]^[950].

Некоторые люди из числа руководителей организации любят представить дело так, словно любое публично произнесенное критичное замечание в их адрес или любое опровержение их учений и устоев, является «преследованием». Если такой ход рассуждений признать верным, то, без сомнения, ввиду своей деятельности Свидетелей Иеговы необходимо считать одними из самых безжалостных «преследователей» других религий, так как Общество Сторожевой башни регулярно и неустанно публикует статьи, в которых выражается несогласие с другими группами и предпринимаются попытки показать ложность их учений. Если в новостях сообщают о проблемах в других церквях, Общество не медлит придавать таким сообщениям дальнейшую огласку. Поэтому Свидетели должны быть готовы к тому, что другие будут судить их по тем же меркам, по которым судят они^[951]. Однако, видя, как их представляют в ложном свете, они считают себя вправе возносить хулу против всех, несогласных с их заявлениями.

Моя личная история общения с людьми, находившимися во главе организации Свидетелей, оказалась в конечном итоге неприятной. Я не мог поверить в то, что знакомые и в общем–то близкие мне люди, с которыми я сотрудничал на протяжении многих лет, с которыми откровенно делился своими убеждениями и вопросами на сотнях совместных заседаний, могли поступить так, как они поступили. Однако я могу со всей честностью сказать, что ни в прошлом, ни в настоящем я не питал и не питаю к ним никакого злобного чувства. В самом начале я испытал сильное потрясение, но впоследствии не позволял унылым настроениям и постоянному возвращению к прошлым событиям увлечь себя. Что и говорить, мои обстоятельства резко изменились, и почти в 60 лет мне пришлось начинать жизнь заново, однако я не считаю, что прошлое нанесло мне незаживающие раны и не вижу причин проникаться к себе жалостью. Я верю, что пережитый мною опыт в конечном итоге оказался полезным и принес мне благо, и я искренне надеюсь, что стал благодаря ему лучшим человеком. Более того, я могу сказать, что готов к спокойному и бесстрастному общению с любым из людей, стоящих у руля организации, любого из них я готов радушно принять у себя дома, предоставив жилье, еду и другие необходимые вещи. Если враждебность и существует, то не с моей стороны. Я даже склонен верить, что, по меньшей мере, некоторые из них питают ко мне схожие чувства, хотя они и не могут проявить их из–за позиции организации, к которой они принадлежат.

Рассуждая о той освободительной силе, что принесло христианство, один исследователь пишет:

Появилась новая свобода пред Богом , изгоняющая страх и ведущая к невероятной близости и непринужденности в его присутствии (Римл. 8:15–18; Гал. 4:17)… В результате этого служение Богу по своей природе стало довольно свободным (Римл. 1:9). Вместе с тем появляется и свобода перед другими людьми : свобода от страха людского осуждения и от своих попыток манипулировать ими. Не будет лишним упомянуть и о свободе излагать свои мысли, проявлять свои чувства, жить открытой жизнью и быть щедрым во взаимоотношениях с другими. Не секрет, что свободное служение другим, добровольное общение с ними в любви лежит в самом сердце этого понятия свободы (1 Кор. 9:19; 1 Фесс. 2:8)…

Итак, дарованная Богом свобода не только исправила для людей испорченные взаимоотношения с Создателем, не только восстановила их нарушенную солидарность друг с другом, улучшив общение между ними и с Всевышним, но и придало их жизни ту привлекательность, которая будет расширять и укреплять это молодое сообщество все дальше и дальше^[952].

Несомненно, вопрос о том, как христианская свобода проявляется в сообществе с другими, заслуживает нашего самого внимательного рассмотрения. Обратимся для этого к следующей главе.