Глава 3

После этого случая не было нужды составлять какие-либо планы, потому что Дженни твердо решила, что она останется в городе до самого отъезда в Англию, что она будет няней для Кинзы и каждый день будет помогать тете Розмари лечить больных детей.

Довольный таким заявлением дочери, мистер Свифт засмеялся, а потом спросил, чем же он будет заниматься в этой горной деревне две недели, где он должен запереть себя, чтобы удовлетворить внезапное расположение дочери к больным детям. Миссис Свифт обеспокоенно вздохнула и потребовала, чтобы Дженни полоскала горло три раза в день. Сама девочка проявляла откровенный восторг, а тетя Розмари втайне была очень счастлива. Она считала, что каникулы закончатся отлично.

В воскресенье днем никто из больных не пришел. Дженни не отходила от своей тети.

— Как жаль, что мало таких людей, как ты, — заговорила она, — чтобы научить этих женщин, как правильно ухаживать за детьми. Знаешь, тетя, я подумала и решила, что, когда вырасту, тоже стану миссионеркой и приеду сюда. У меня будет амбулатория, и я буду лечить людей, как ты. Мне кажется, это так весело.

Тетя Розмари несколько мгновений молча смотрела на самоуверенное лицо Дженни, затем тихо сказала:

— Ты не можешь быть миссионеркой, пока в твоей жизни не произойдет очень важное событие.

— Почему не смогу, тетя? — с удивлением спросила Дженни. — Я выучусь на медсестру и научусь как ухаживать за маленькими. И мне не надо знать ничего больше, правда?

— Думаю, что надо, — возразила тетя Розмари с легкой улыбкой, — но я не собираюсь рассказывать тебе об этом здесь, в коридоре. Давай возьмем фляжку и сэндвичи и пойдем в сад, где стоит башня, и мы сможем там поговорить. Кинза сейчас проснется, а она очень любит этот сад.

— Прекрасно! — закричала Дженни и, перескакивая через две ступеньки, помчалась наверх собираться.

— Мама сказала, что мне можно остаться на чай, если меня пригласят. Я спросила ее…

— Как предусмотрительно с твоей стороны, — заметила смеясь тетя Розмари, — ты оденешь Кинзу, пока я приготовлю что надо?

Спустя несколько минут тетя Розмари, Дженни и Кинза уже шли по безлюдной базарной площади, направляясь к старым полуразрушенным воротам в стене башни. Дженни несла корзинку с провизией, а Кинза — мяч. Взбираясь по ступенькам, они весело болтали, но как только оказались под сводами сада, замолчали, потому что он был так красив. Кинза тоже остановилась и с удовольствием вдыхала ароматы. Казалось, они были отгорожены от мира не стеной из камня, а огромными качающимися занавесами из глициний и жасмина. Все было пронизано солнцем, и молчание нарушалось только клекотом деловых аистов в гнездах, случайным хриплым криком павлина и мягким всплеском воды в пруде, где белоснежная гусыня учила плаванию своих семерых пушистых гусят.

— Смотри, чтобы Кинза не упала в воду, — предупредила тетя Розмари. — Не отходи от нее, пока я приготовлю чай.

Она распаковала корзину. Увидев, что все готово, Дженни прибежала вместе с Кинзой. Они сидели у пруда, в самом центре сада, под кустом вьющейся розы с множеством бутонов. Угостившись сэндвичем, Дженни вопросительно посмотрела на свою тетю.

— Что я еще должна знать для того, чтобы стать миссионеркой? — спросила она так, как будто разговор не прерывался.

— Это зависит от того, что ты желаешь делать, — серьезно ответила тетя Розмари. — Если ты просто хочешь лечить их от болезни, то тогда ты должна стать сестрой милосердия или доктором. Но большинство из них опять очень скоро могут заболеть, да и во всяком случае наши тела смертны. Имеет значение та часть человека, которая живет вечно, то, что составляет сущность самого себя и что мы называем духом. По-настоящему можно помочь им и сделать их счастливыми, только приведя их к Господу Иисусу. Но ясно, что нельзя указать кому-либо на Иисуса Христа, если ты сам не увидел и не познал Его. Поэтому совсем не имеет значения, что ты знаешь, но кого знаешь.

— Но ты тратишь так много времени каждый день, давая им лекарства, — сказала Дженни. — Почему я не могу делать это тоже?

— Можешь, конечно, — ответила тетя Розмари. — Видишь, ты не понимаешь, почему я трачу много времени на то, чтобы лечить их, и я постараюсь объяснить тебе. Все эти бедные люди грешные, и Иисус может простить их. Они боятся смерти, и только Иисус может удалить от них страх. Большинство из них несчастные и уставшие, и только Иисус может утешить их и дать отдых и покой. Он желает достичь их всех Своим прощением и любовью, но поскольку Его нет на земле сейчас, они не могут ни видеть, ни слышать Его, как когда-то было, когда Он жил на земле. Поэтому Он входит в сердца людей, которые любят Его, и употребляет их уста, чтобы они говорили о Нем, и их руки, чтобы они делали доброе для других. Я даю им лекарство не только для того, чтобы вылечить их, но и потому, что хочу, чтобы они видели, что Иисус через меня заботится о них и желает помочь им. Бесполезно только говорить о любви Христа — они не поймут. Нужно показать им это делами милосердия. Но первое, в чем надо быть уверенным, так это в том, что во всем этом действительно присутствует Христос, действуя любовью в тебе и через тебя. Иначе это как пустой фонарь в темноте.

— Хорошо, а как узнать, есть Он или нет? — с любопытством спросила Дженни.

— Как попадет свет в пустой фонарь? Открывается дверца и вставляется свеча. Иисус есть Свет, и Он хочет войти; мы верою открываем дверь сердца своего и приглашаем Его войти. Дальше, если дверца фонаря чистая, свет светит ярко, но если стекло затуманено или грязное, свет будет тусклым. Первое, что делает Иисус Своим светом — это показывает нам грехи наши: раздражение, своеволие, нетерпение, непослушание. И если мы действительно хотим того, Он очищает нас, и Его прекрасные светлые лучи любви видны в нас и светят через нас. И люди, потерявшиеся в темноте, приходят к свету толпами. Но они совсем не думают о фонаре — им нужен Свет. Миссионеры, по существу, очень незначительные люди. Они просто как пустые фонари. Важен Свет, Свет имеет значение. Дженни напряженно размышляла.

— Значит, только очень хорошие люди могут быть миссионерами, — глубокомысленно произнесла она.

— Не совсем так, — ответила тетя Розмари. — Много очень хороших и добрых людей без Иисуса сверкают, как позолоченные фонари, если выставить их на солнце; но вечером солнце садится. Наши собственные хорошие качества никогда не смогут удовлетворить Господа и продолжаются они до тех пор, пока мы живы. Любовь, жизнь и доброта Иисуса продолжаются вечно, и человек, в котором горит этот Свет, тоже будет продолжаться вечно. Конечно, Его доброта совершенна, никто, кроме Иисуса, никогда не был абсолютно добрым и хорошим.

— Вон папа с мамой идут в сад! — вдруг воскликнула Дженни, вскочила и понеслась навстречу им. Она была рада уйти от этого разговора, потому что тетя Розмари говорила о вещах, которые нарушали ее покой, беспокоили ее, а Дженни не любила, чтобы ее беспокоило что-нибудь. Например, то, что она сказала о миссионерах, что они незначительные люди. В том кругу, в котором она жила, Дженни всегда была самым важным, значительным лицом. «И это очень правильно», — подумала она, прыгая с разбегу в объятья отца. Улыбка отца и радость в глазах матери тотчас убедили ее в этом: что бы ни случилось, она всегда будет для своих родителей самым важным, самым значительным лицом.

Розмари встретилась глазами с Элизабет, счастливая и понимающая, разделяющая радость матери в том, что девочка опять здорова и резвится. Для обеих женщин было радостью возобновление их прежней дружбы. Очарование и доброта Элизабет, безмятежность ее семейной жизни вызвало восхищение у Розмари. А Элизабет, со своей стороны, пришлось признать, что ее кузина не теряет напрасно время — благодарность на лице ребенка убедила ее в этом, ведь она поручила Дженни попечению Розмари, как никому прежде. Это казалось странным, потому что еще несколько недель тому назад она бы ужаснулась, узнав, что ее Дженни будет иметь дело с бедностью и болезнями. Она всегда так стремилась окружить девочку солнечным светом и красотой. «Но есть разные виды красоты, — думала она про себя. — Лечить, помогать, любить и давать — это прекрасно. Я не хочу, чтобы Дженни была затворницей, нелюдимой. Я хочу, чтобы она преуспевала в мире и вышла удачно замуж. Но я хочу также, чтобы она выросла доброй и отзывчивой, и мне думается, что Розмари может помочь ей в этом…» Когда она высказала свои мысли мужу, он вполне согласился с ней.

— Она научится чему-то деловому в этой амбулатории, — сказал он. — Может, у нее проявится интерес и забота о других людях.

— Розмари, — сказала Элизабет, лаская Кинзу, — может, ты оставишь свои дела на этот вечер, и мы покушаем вместе в отеле?

— Воскресенье — мой выходной день, — ответила Розмари. — Я с удовольствием приду, когда уложу Кинзу спать.

— Мамочка, посмотри! — закричала Дженни. — Павлин распустил свой хвост! Какой красивый!

Девочка потянула родителей в ту сторону, где стоял павлин, а Розмари с Кинзой медленно направились домой.

Было еще рано укладывать Кинзу спать, и Розмари села с ней на ступеньки. Их окружали соседние дети, и некоторое время они провели в обществе друг друга. Розмари показала им картинку с изображением заблудившейся в горах овечки. Хотя они уже знали эту историю, но она все равно казалась им интересной и завлекательной.

Когда Розмари принесла Кинзу в спальню, дети все еще сидели на ступеньках, подражая блеявшим овцам: «ме-е-е».

Вскоре Кинза была уже готова ко сну, она встала на колени перед кроватью и сложила ручки для молитвы:

— Спасибо за хороший день в саду и благослови Дженни и всех детей на улице, — поспешно произнесла она.

Ее, конечно, не очень волновали уличные дети. Сегодня было воскресенье, а в этот день она каждый раз перед сном получала конфету и еле могла дождаться того момента.

Через час Розмари сидела в большом ресторане отеля с мистером и миссис Свифт и Дженни, которая для такого случая одела самое лучшее платье. Для Розмари было большим удовольствием ужинать здесь и говорить с Элизабет. Сегодня разговор коснулся Кинзы.

— Она такое милое существо, — сказала миссис Свифт, — и как жестоко то, что она слепая. Что ты полагаешь с ней делать дальше, Розмари?

— Я бы хотела, чтобы она поступила в специальную школу через три года,- ответила Розмари, — где она сможет научиться вышиванию и изучить азбуку Брайля.

Она смогла бы зарабатывать себе на жизнь таким образом. А когда она приобретет умение, она опять приедет ко мне. Слепая девушка, истинная христианка, может быть миссионеркой среди своего народа.

Дженни возбужденно наклонилась через стол, рискуя опрокинуть свой стакан.

— Школа для слепых, папочка! — воскликнула она, — куда нас приглашали на рождественскую елку. Если бы Кинза поступила туда, мамочка, она смогла бы иногда бывать у нас, и я бы заботилась о ней; это было бы так, как будто у меня маленькая сестра, и она бы тоже была счастлива, если бы я была с ней; и они так хорошо проводят время на рождественские праздники. О, когда она сможет приехать, тетя Розмари? Можно взять ее с собой прямо сейчас!

Кузины вопросительно переглянулись.

— Это неплохая мысль, — сказала миссис Свифт. — Это действительно хорошая школа, и там принимают совсем маленьких. Джон имеет влияние там. Чем раньше она поступит туда, тем легче усвоит английский язык. И, кроме того, она поедет с нами на машине, и тебе не надо будет везти ее самой.

Розмари просто не знала, что ответить. Все было так неожиданно. Возбужденная Дженни прыгала на стуле от нетерпения.

— Просто не знаю, что сказать, — наконец сказала Розмари. — Это очень любезно с вашей стороны… но она кажется такой крошечной.

— Конечно, — ответила миссис Свифт. — Когда ты решишь, дай нам знать. Нет, Дженни, перестань об этом; люди не могут решать о каких-то важных делах без того, чтобы сначала не подумать об этом, иначе они могут сделать их неправильно.

Подали мороженое, и Дженни на некоторое время забыла о Кинзе, и разговор перешел на другие предметы. Вечер прошел приятно, и Розмари поднялась, чтобы идти домой.

— Мы проводим тебя, — сказала миссис Свифт, тоже поднимаясь.

— Дженни, дорогая, поднимись в номер и ложись спать.

— Хорошо, — ответила Дженни, которая, насладившись двумя порциями мороженого, была необычно любезна. Она обняла тетю и прошептала так, чтобы никто не слышал:

— Ты хорошо подумай об этом, да, тетя?

— Да, Дженни, хорошо. Я спрошу Бога, чтобы Он указал мне, как правильно поступить.

— Ты думаешь, Он укажет тебе к завтрашнему утру?

— Не знаю, Дженни. Это такое большое дело. Дай мне сроку два дня.

— Хорошо, попроси Его указать тебе, как можно скорее. Попроси Его, чтобы Он сказал: «Да».

— А ты не хочешь тоже попросить?

— Я не знаю как… я попытаюсь… До свидания, тетя!

— Спокойной ночи, Дженни!

Она освободилась из объятий девочки и вышла вместе с супругами Свифт на темную рыночную площадь. Обернувшись, тетя Розмари помахала Дженни, которая в ответ тоже помахала рукой.