Неуместное отсутствие

Когда во время прослушивания презентаций по заветам в школе для служителей Дэн Джонс подошел к Эллен Уайт и спросил о ее мнении, она откровенно ответила: «Я не скажу вам о своем мнении, о моей вере. Углубляйтесь в Библию».¹² Через несколько дней, однако, Эллен Уайт высказала свое мнение, как письменно, так и в публичных выступлениях. К сожалению, для Дэна Джонса, он не мог при этом присутствовать. В воскресенье, 2 марта, он покинул Батл-Крик, отправившись в Теннесси, чтобы помочь защитить Р. М. Кинга на одном из самых важных на тот момент процессов, связанных с воскресным законом, и вернулся только в понедельник, 10 марта, где-то на восемь дней позже.¹³

Поэтому Дэн Джонс пропустил целую неделю утренних собраний, где Эллен Уайт очень прямо говорила с братьями о том, что происходит. Не было его и в субботу утром, когда Эллен Уайт так ясно заявила: «Итак, говорю вам здесь пред Богом, что вопрос заветов, как он был представлен [Ваггонером], является истиной. Это — свет. Он был развернут передо мной в самых ясных словах. Те же, кто сопротивлялся и сопротивляется свету, я спрашиваю у вас, трудились ли они для Бога, или для дьявола?»¹⁴ Скорее всего, Дэн Джонс не получил и копии письма Эллен Уайт, написанного к Урии Смиту в ту же субботу утром, где она самым решительным образом заявила: «Позавчера ночью мне было показано, что доказательства в отношении заветов были ясными и убедительными. Вы сами, брат Дэн Джонс, брат Портер и другие, вы тратите свои исследовательские силы понапрасну, стремясь выработать позицию по заветам, отличную от позиции, представленной братом Ваггонером; … Вопрос о заветах — понятный вопрос, и он будет принят всяким искренним, непредвзятым умом».¹⁵ Дэн Джонс пропустил также и следующее собрание — в воскресенье утром, — где Эллен Уайт спросила присутствующих: «Бог ли воздвиг этих людей [Джоунса и Ваггонера], чтобы они провозглашали истину? Я говорю — да, Бог послал этих мужей, чтобы они принесли нам истину, которой бы у нас не было, если бы Бог не повелел кому-то принести ее нам».¹⁶

Очевидно, что, когда Дэн Джонс вернулся в Батл-Крик, его ожидал довольно большой сюрприз. В понедельник утром, в тот самый день, когда он вернулся, Эллен Уайт написала к В. К. Уайту, заявив: «Я была счастлива узнать, что профессор Прескотт проводит в своем классе те же занятия, какие проводил брат Ваггонер. Он рассказывает о заветах. Джон [Фрум] считает, что тема излагается в ясной и убедительной манере. Поскольку в прошлую Субботу я сделала заявление, что понимание темы заветов, как ей учит брат Ваггонер, является истиной, похоже, великое облегчение сошло на многие умы…».¹⁷ Не прошло много времени, и Дэну Джонсу доложили, что Эллен Уайт «полностью поддерживает позицию доктора Ваггонера по вопросу о заветах», что принесло его разуму что угодно, только не облегчение.¹⁸

Во вторник утром Дэн Джонс впервые за десять дней присутствовал на утреннем собрании. «Помещение было заполнено до отказа», когда к присутствующим обращались Эллен Уайт, О. А. Олсен, Э. Дж Ваггонер и У. У. Прескотт. Многие исповедовали свой грех, в том числе и Р. С. Портер. Хотя Портер «не все и не по всем пунктам ясно понимал в отношении заветов», он «исповедовал то зло, которое причинил [Эллен Уайт] и пастору Ваггонеру». В результате таких признаний «весь зал плакал навзрыд, люди хвалили Бога, ибо была явлена Его сила». Не удивительно, что Эллен Уайт объявила: «хребет восстания сокрушен — в тех, кто прибыл из других мест». Это, должно быть, произвело впечатление на Дэна Джонса, ибо он «все это время сидел, опустив голову. Он ни разу ее не поднял, пока не кончилось собрание».¹⁹

Была среда, 12 марта, когда Эллен Уайт созвала первое из двух особых собраний со всеми видными деятелями церкви в Батл-Крике; в их числе был и Дэн Джонс. Впервые Эллен Уайт и Э. Дж. Ваггонер могли ответить на многие из ложных обвинений, ходивших по церкви со времени еще до Конференции в Миннеаполисе. Что же было основанием для всех этих обвинений? «Все, наконец, свелось к тому, что брату Батлеру из Калифорнии пришло письмо, в котором говорилось, что весь план был задуман для проталкивания взгляда на закон в Послании к Галатам». На это «было дано объяснение, что никаких планов не было вообще». Подобного тайного замысла не существовало. Хотя это пятичасовое собрание и принесло много положительных результатов, «всеобщего перелома в душах под влиянием Духа Божьего и силы Божьей», на который так надеялась Эллен Уайт, не произошло.²⁰

Когда Эллен Уайт передала Дэну Джонсу письменную просьбу — пригласить Ваггонера выступить в субботу, «реакция, казалось, содержала некоторую неохоту, но, в конце концов, [Ваггонер] был приглашен, и выступление его было очень ценным». Дневное собрание состоялось в часовне офиса, и там «Дух Господень приблизился к нам. Христос постучал, желая войти, но места для Него не нашлось, двери Ему не открыли, и свет Его славы, такой близкий, удалился». Собратья исповедовались, но исповеди были не «такие внятные, и не настолько относились к делу», как того ожидала Эллен Уайт. Именно здесь Дэн Джонс рассказал о своем сильнейшем искушении «отвергнуть Свидетельства». Эллен Уайт задумчиво смотрела на то, как трудно было «этим людям умереть», для своего эго.²¹

Наконец, утром в воскресенье, 16 марта, Эллен Уайт, «утомленная и почти обескураженная», все же решилась прийти на собрание и сделала несколько «очень уместных замечаний». Она указала собратьям, «что они сделали, чтобы свести на нет все то, что Господь пытался сделать, и для чего они это сделали. Закон в Послании к Галатам был их единственной претензией». Не теряя больше времени, Эллен Уайт заговорила о корне проблемы, который удерживал их от принятия нового света:

«Почему, я спрашиваю, ваша интерпретация закона в Послании к Галатам так вам дорога, и вы так ревнуете сохранить собственные идеи по этому вопросу, и не желаете признать откровение от Духа Божия? Все это время, толкуя закон в Послании к Галатам, вы взвешиваете каждое драгоценное свидетельство с неба на собственных весах. Когда речь идет о законе в Послании к Галатам, ничто не может пробиться к вам — ни истина, ни сила Божья, — если они не несут отпечатка ваших драгоценных идей, из которых вы уже сделали себе идола.

«Эти свидетельства Духа Божьего, плоды Духа Божьего, не имеют никакого веса, если они не проштампованы вашими идеями о законе в Послании к Галатам. Я боюсь вас, и я боюсь вашей интерпретации любого священного текста, ибо она проявилась в таком нехристианском духе, который вы продемонстрировали и который стоил мне столько необязательных трудов. … Пусть ваша осторожность проявится вами в страхе совершить грех против Святого Духа. … Говорю вам: если ваши взгляды на закон в Послании к Галатам и плоды этих взглядов носят характер, который я увидела в Миннеаполисе и вижу с тех пор до настоящего времени, молитва моя о том, чтобы мне держаться как можно дальше от вашего понимания и толкования Священного Писания. … Вы не могли бы представить лучшего опровержения собственных теорий, чем уже представили.

«Итак, братья, мне нечего сказать, у меня нет поручения в отношении закона в Послании к Галатам. Этот вопрос представляется мне гораздо менее значительным по сравнению с тем духом, который вы привнесли в свою веру. Он – полностью под стать духу, проявленному иудеями в отношении миссии и трудов Иисуса Христа».²²

Руководящие братья отвергали умножающийся свет, поскольку понимали, что он противоречит их «любимым теориям» о законе в Послании к Галатам. Чтобы принять весть, которую Господь милостиво послал через Джоунса и Ваггонера, их старые взгляды должны быть отложены в сторону. Дух, проявленный столь многими из них, был одним из самых неопровержимых доказательств того, что их толкование Писания было на самом деле ложным. Эллен Уайт продолжала говорить. Их теория о законе в Послании к Галатам – не имеет отношения к старым дорожным указателям адвентизма; она, скорее, — подумать только! – обратилась в поклонение Ваалу:

«Евангелие Христа, Его уроки, Его учение отразились очень скудно в знаниях и речах тех, кто утверждают, что верят в истину. Любая излюбленная теория, любая человеческая идея приобретает огромнейшую важность и становится священной, как идол, которому все должны поклоняться. Именно так дело обстоит и с теорией о законе в Послании к Галатам. Все, что оборачивается страстью узурпировать место Христа, любая идея, превознесенная так, что никакой свет и никакое доказательство не могут найти пристанища [так в оригинале] в разуме, принимает форму идола, в жертву которому приносится все. Закон в Послании к Галатам не является жизненно важным вопросом, и никогда им не был. Те, кто назвал его одним из старых ориентиров веры, просто не знают, о чем говорят. Он никогда не был отличительной доктриной, и никогда таковой не станет. …«Говорю вам через слово, данное мне Богом: тем, кто так твердо стоят, чтобы защитить собственные идеи и позиции по вопросу закона в Послании к Галатам, необходимо исследовать свои сердца как бы с зажженным светильником, чтобы увидеть, какой дух направлял их действия. Я бы хотела вместе с Павлом сказать: «…кто прельстил вас не покоряться истине?» Гал. 3:1. Какому сатанинскому настырству и упрямству стали мы свидетелями! Меня не беспокоит закон в Послании к Галатам, но у меня было и остается беспокойство о том, чтобы наши руководящие братья не ходили тем же путем противления свету и свидетельствам Духа Божьего, и не отвергали бы все подряд, лишь бы боготворить свои вымышленные идеи и излюбленные теории. Я вынуждена — из-за позиции, занятой моими братьями, и из-за духа, свидетелем которому стала – сказать: избавь меня Бог от ваших идей о законе в Послании к Галатам ».²³

Для нас сегодня так же важно понимать то, что Эллен Уайт стремилась донести до братьев, как это было важно для них. Более десятка раз Эллен Уайт сослалась на общепринятое тогда мнение о законе в Послании к Галатам как на «ваши идеи», «ваше понимание», «вашу интерпретацию», «ваши теории» и «ваши взгляды», за которые они цеплялись как за отличительный ориентир веры, который нельзя было понимать никак иначе. Они были готовы принести в жертву само излитие Духа Христова, лишь бы не отпустить своих «излюбленных теорий».

Их «нехристоподобный дух» и «сатанинское упрямство» заставили Эллен Уайт пожелать настолько удалиться от их «понимания и истолкования», насколько это было возможно. Именно в этом контексте Эллен Уайт заявила, что «ее не беспокоит» вопрос о законе в Послании к Галатам, и что у нее «нет поручения» в отношении этого вопроса, как они его толковали. Это был не «жизненно важный вопрос», но «гораздо менее значительный» по сравнению с тем духом, который они проявляли. Сама же она не намерена отвергать явный свет по вопросу заветов ради их взлелеянных идей о законе в Послании к Галатам.²⁴

Эллен Уайт никоим образом не хотела сказать, что данная доктрина несущественна, и что ее единственной заботой было то, чтобы даже в разногласиях братья относились друг к другу доброжелательно. Напротив, ей было четко показано, что взгляды Ваггонера на заветы были истиной, и она, в отличие от столь многих из братьев, не отвергнет их, даже если это будет означать отказ от общепринятого взгляда на закон в Послании к Галатам.

Всего неделей раньше она ясно выразила это в письме к Смиту: «Вопрос о заветах — понятный вопрос, и он будет принят всяким искренним, непредвзятым умом, но … мне Господь дал глубинное понимание этого вопроса. Вы отвратились от явного света, потому что боялись, что тогда придется принять и учение о законе в Послании к Галатам. Что касается закона в Послании к Галатам, у меня нет с ним трудности, и никогда не было…».²⁵

Тот факт, что у Эллен Уайт не было никаких трудностей с законом в Послании к Галатам, не означает, что она отрицала более ясное откровение. В Миннеаполисе она заявила, что взгляды Ваггонера «в отношении закона в Послании к Галатам, если я полностью понимаю его позицию, не совпадают с тем пониманием, которое имела я». Тем не менее, она говорила, что «готова, чтобы меня наставляли, как ребенка», ибо истина «ничего не потеряет от ее исследования».²⁶ Она не исключала себя из числа собратьев, говоря, что Джоунс и Ваггонер могут «отличаться от нас».²⁷ А к концу конференции она «впервые» начала задаваться вопросом, «может ли быть так, что мы, в конце концов, придерживались неверных взглядов на закон в Послании к Галатам, ибо истина не требует подобного духа для своей защиты».²⁸ Она была уверена, что, «если истина по этому вопросу у нас, наши собратья не смогли освятиться ею».²⁹

Как было показано выше, ко времени, когда начала работу школа для служителей 1890 года, Эллен Уайт уже не идентифицировала себя с общепринятой точкой зрения. Она много раз говорила о ней: «ваши взгляды». Меньше чем через год она говорила, что «…заняв неверную позицию в споре по вопросу о законе в Послании к Галатам – вопросу, который многие, прежде чем занять неверную позицию, поняли не до конца, — церковь понесла печальную утрату».³⁰ Несколько лет спустя Эллен Уайт подчеркнула эту мысль и четко встала на сторону Джоунса и Ваггонера, заявив: ««Закон был нашим детоводителем …» В этом месте Писания [Гал. 3:24] Дух Святой через апостола говорит, прежде всего, о нравственном законе. … Нежелание отказаться от предвзятых мнений и принять эту истину, составило основу значительной доли неприятия, проявленного в Миннеаполисе по отношению к вести Господа, посланной через братьев Ваггонера и Джоунса. Раздувая это неприятие, сатана в значительной мере преуспел, отгородив от нашего народа особую силу Святого Духа, которую Бог жаждал передать ему. … Свету, который должен осветить всю землю своей славой, было оказано противление».³¹ Все это необходимо иметь в виду при рассмотрении событий, последовавших за событиями в школе для служителей 1890 года. В противном случае мы можем уйти в ложные теории относительно великих истин о заветах, представленных там.