Гимнастика ума

Читая переписку Дэна Джонса во время работы школы для служителей и после ее окончания, мы можем изнутри взглянуть на личную борьбу, через которую прошли он сам и его коллеги. Совершенно очевидно, что они не были согласны с мнением Джоунса и Ваггонера по вопросу закона в Послании к Галатам, или по вопросу заветов, которые были столь тесно взаимосвязаны. Они утверждали, что верят в оправдание по вере, но считали, что взгляды Джоунса и Ваггонера подрывают субботу, закон и весть третьего ангела. Когда Эллен Уайт решительно встала на сторону Джоунса и Ваггонера и их взглядов, ее Свидетельства были поставлены под сомнение: возможно, она изменилась. Но все же искушение отвергнуть Свидетельства принесло только тьму и уныние, ибо они были связаны с вестью третьего ангела, и отказ от них означал бы «отказаться от всего».³² Нетрудно понять, что в подобном состоянии ума от чего-то нужно было отказаться.

14 марта, после первого из двух «особых собраний», Дэн Джонс пишет о своем понимании ситуации, сложившийся на тот момент. В письме к Д. Т. Ширеману, независимому евангелисту из Канзаса, повествующем обо всем, что с ними происходило в Батл-Крике, Дэн Джонс открывает кое-что о внутренней борьбе, которую он переживает: «Я пришел к тому, что вижу, как опасно руководствоваться внешним видом людей, а также пытаться заставить ситуацию развиваться так, как я считаю правильным. … Когда Его свет озаряет наши сердца и обнаруживает мотивы и цели, которые нами движут, в их истинном свете, картина открывается далеко не обнадеживающая».³³В письме к Р. А. Андервуду, написанном в тот же день, Джонс также делится своими мыслями о состоявшемся собрании:

«Из всего сказанного кажется, что у братьев [В. К.] Уайта, Ваггонера и Джоунса не было никакого заранее разработанного плана, когда они приехали с Тихоокеанского побережья на сессию в Миннеаполис, чтобы уже тогда изложить свои мнения перед братьями. Они не пытались осуществить вообще никаких планов. Сестра Уайт, как оказалось, расположена несколько более в пользу доктора Ваггонера, но еще не высказалась определенно, что поддерживает пункты его учения о двух заветах. Она говорит, что ей было показано, что у него — свет по вопросу о заветах, но не было показано, в чем этот свет заключается. По крайней мере, в настоящее время я понимаю это так».³⁴

Борьба Дэна Джонса была связана с тем, что именно было открыто Эллен Уайт в поддержку взглядов Ваггонера о заветах. Как он мог вместить услышанное на одном из «двух особых собраний», (наряду с теми заявлениями Эллен Уайт, о которых ему сообщали, и которые она высказала во время его отсутствия в школе), не признавая позицию Ваггонера истинной? Вполне понятно, почему на следующее утро он поделился своей нелегкой борьбой и сомнениями относительно ее Свидетельств. Он задавал себе вопрос, как могла Эллен Уайт по-настоящему поддерживать взгляды Ваггонера. Совершенно очевидно, что «давление неверия», которое Эллен Уайт, как она сама выразилась, ощущала на «каждом собрании», присутствовало и в переживаниях Дэна Джонса, и изгоняло силу Божию, которая была готова почить на нем.³⁵

Затем в воскресенье утром, когда Эллен Уайт указала на основную причину имевшего место неприятия, — «их толкование закона в Послании к Галатам» — Дэн Джонс сформулировал в уме доказательство, которое позволило ему сделать «некоторые признания», а также занять «позицию по отношению к Свидетельствам». К сожалению, не принятие истин, которым учили Джоунс и Ваггонер, привело Дэна Джонса к тому, чтобы сделать свои признания;умственное упражнение помогло ему принять Эллен Уайт как пророка, но в то же время он отверг то, что одобряло небо. Его внутренняя борьба, должно быть, была велика, поскольку Эллен Уайт писала, что, когда он говорил, то «… выглядел так, словно на него навели порчу».³⁶ В тот день Дэн Джонс открыл Р. М. Килгору, что именно произошло:

«Исследование вопроса заветов завершилось, принеся не более удовлетворения, чем было до его начала. … Какое-то время казалось, что [Эллен Уайт] полностью поддерживает позицию доктора Ваггонера по вопросу заветов, и мне так и передали, когда я вернулся из Теннесси … но дальнейшие события показали, что это не так. Теперь оказывается, что доктринальные моменты в этом вопросе [не] были подлинным предметом несогласия. Именно только дух, который был проявлен, — вот против чего она возражала, и из чего пастор Ваггонер является исключением. И сестра Уайт, и доктор Ваггонер заявили, что доктринальные моменты не являются предметом несогласия. Так что это устраняет тот пунктик, который был у меня на уме все это время. Я понимал так, что имело место внесение в церковь новых доктрин, которые не были одобрены деноминацией, и что это была подлинная причина несогласия. Но если я в этом ошибался, я рад, что меня поправили. Я все это время считал, что сестра Уайт не имела в виду, что доктор Ваггонер прав в своей позиции по вопросу заветов, насколько это касается доктрин. Потому что она настолько явно неправильна, что я никак не мог примириться с мыслью, что она дала ей свое безоговорочное одобрение. … Что касается меня, я готов оставить весь этот вопрос, если другие сделают то же, и направить мысли и усилия на возвещение истины. … Может быть, обе стороны будут проявлять больше уважения друг ко другу, чем в прошлом, и будет иметь место более детальное обсуждения внесения каких-либо доктринальных пунктов в будущем, чем в прошлом».³⁷

Вся первоначальная убежденность Дэна Джонса, что Эллен Уайт действительно была призвана Господом поддержать взгляды Джоунса и Ваггонера по теме заветов, теперь была отложена в сторону ради более приятного мнения. В последующие дни Дэн Джонс поделился своим новым пониманием со многими другими руководителями церкви, которые не смогли принять участие в работе собраний для служителей. Чем больше он делился своими взглядами, тем больше эти взгляды развивались, и тем более укоренялась в его уме идея, что не доктрины были предметом несогласия, но только проявленное отношение. Тем не менее, интересно отметить, что отношение Дэна Джонса не изменилось; он по-прежнему не хотел предоставить А. Т. Джоунсу и Э. Дж. Ваггонеру свободу придерживаться иного мнения, чем его собственное. Прошло совсем немного времени, и он начал проявлять ту же старую позицию, поскольку пытался оправдать свои убеждения в отношении их взглядов. В понедельник, 17 марта, Дэн Джонс отправил, по крайней мере, еще два письма:

«Этой зимой у нас здесь было довольно бурное время, особенно после того, как вы уехали. Это касалось преподавания темы двух заветов в школе для служителей. … В результате не получилось привести братьев к согласию и объединить их в работе продвижения дела Божьего; скорее, результатом явилось возникновение духа партийности и соответствующих чувств. … Сестра Уайт … говорит, что испытывает беспокойство совсем не о том, во что мы верим; дело не в том, что мы все должны придерживаться одной и той же точки зрения относительно заветов, закона в Послании к Галатам, или относительно любого доктринального пункта. Но в том, что все мы должны иметь дух Христа, и все должны быть едины в провозглашении и продвижении вести третьего ангела. Мне кажется, что ее позиция, несомненно, верна, и этот принцип применим и к другим вопросам с тем же успехом, с каким он применим к вопросу о заветах или о законе в Послании к Галатам. … Я был настолько уверен, насколько это возможно, что доктор Ваггонер и другие строили определенные планы и преследовали определенные цели, и что за этими планами и целями стояли определенные мотивы; но теперь похоже на то, что я полностью ошибался и в том, и в другом. Кажется странным, как это могло произойти. Каждое обстоятельство, казалось, добавляло доказательства того, что все было именно так; но, несмотря на все это, они все были опровергнуты. Это привело меня к заключению, что полагаться на косвенные доказательства нельзя.³⁸

«Что ж, этой зимой у нас здесь было достаточно забот с попыткой поднять вопрос заветов в библейской школе для служителей. Я возражал. Это вызвало настоящий переполох. … Я готов признать, что в моем противостоянии этому я не всегда был настолько свободен от личных чувств, насколько следовало. … Какое-то время казалось, что сестра Уайт выйдет и полностью поддержит позицию доктора Ваггонера по вопросу заветов, и у меня это вызывало большое недоумение, я не знал, как к этому относиться; ибо, на мой взгляд, было совершенно ясно, что его позиция была не во всем верна. Но позже было заявлено, что доктринальная сторона вопроса вообще не была важным моментом в этом деле. Сестра Уайт и доктор Ваггонер сказали, что им не важно, во что мы уверовали в отношении закона в Послании к Галатам или заветов; что они хотели бы видеть, так это то, чтобы все мы приняли учение об оправдании верой. И чтобы все мы выиграли от этого сами и научили этому других. С этим я совершенно согласен. Я верю в учение об оправдании верой, и я также готов признать, что в прошлом ему не придавалось того значения, которого требует его истинная значимость. … Еще одно, что было обнаружено на этих собраниях, это тот факт, что, когда братья приехали из Калифорнии в Миннеаполис, чтобы научить своим своеобразным взглядам, никакого плана за этим не было. … В моем понимании, доктринальным пунктам, задействованным в вопросах закона в Послании к Галатам и заветов, придавалось большое значение. Я также думал, что братья выработали план, чтобы внедрить свои взгляды в народ, и что этот план шаг за шагом осуществлялся через институты, собрания работников церкви, а также через библейские школы. Что ж, если все это не так, то я еще раз говорю, я действовал на основании ошибочного мнения, и мне придется признать, что в этих вопросах я находился под действием недоразумения».³⁹

В каждом следующем письме Дэн Джонс выражал все большую убежденность в своем изменившемся мнении. Теперь он пришел к выводу, что «своеобразные взгляды» Джоунса и Ваггонера были не важны, но только то, чтобы братья приняли учение оправдания по вере, с которым все были согласны, и трудились вместе, в единстве. Дэн Джонс нашел способ сохранить свои старые взгляды, свой личный опыт и веру в Свидетельства, хотя при этом он отвергал восходящий свет, который так презирал. Он писал как имеющий власть, но представлял в ложном свете все, что было сказано на собраниях. Он даже ложно сообщал, что Ваггонер «отказался от позиции, что в Ветхом Завете обещания были даны только со стороны народа».⁴⁰ Дэн Джонс был готов признать, что проявил не тот дух, но, похоже, оправдывал это уважительной причиной своей искренности. Несмотря на то, что благодаря облегчению от данных на собрании объяснений он чувствовал себя новым человеком, но все еще ставил под сомнение их обоснованность.

В письме к В. К. Уайту, написанном на следующее утро, Дэн Джонс занял еще более примиренческую позицию. Какое-то время назад он возложил на В. К. Уайта огромную вину за то, что, по его мнению, тот использовал авторитет своей матери, чтобы придать власть и влияние своей работе. Он признал, что «не был чужд чувств», направленных против тех, с кем «особенно связано распространение идей о законе в Послании к Галатам, темы заветов и т.д.», и теперь просил у Уайта «прощения». Дело в отношении уроков субботней школы Ваггонера было «до некоторой степени» прояснено, хотя он допускал, что «оно пока не настолько прояснилось, насколько мне бы хотелось». Затем Дэн Джонс поделился своим восприятием данных объяснений:

«Прежде я полагал, что предметом несогласия являются несколько доктринальных моментов, … и что цель некоторых… состоит в том, чтобы внести эти доктрины в учение церкви и упрочить их как убеждение деноминации. Я думал, что учение об оправдании верой, с которым я согласился теоретически, и с которым согласились все наши руководящие братья, — это только бесплатное приложение, так сказать, чтобы протащить все остальное, что в гораздо большей степени подвергалось критике [закон в Послании к Галатам и заветы]. И путем объединения того и другого вместе – того, против чего никто не нашел возражений [оправдание по вере], — вынудить наш народ не отвергнуть то, что является спорным, но, скорее, заодно принять и то, что отдельно они не могли (полностью) одобрить.⁴¹ Ваша матушка и доктор Ваггонер оба говорят, что доктринальные пункты вовсе не являются предметом противостояния. Но они возражают против того духа, что был проявлен нашими братьями, противоставшими этим моментам. Я совершенно откровенно признаю, что дух тот не был Духом Христа. … Цель, в понимании вашей матушки и в понимании доктора Ваггонера, состояла не в том, чтобы поднять эти вопросы и навязать их всем, но, чтобы провозгласить доктрину оправдания верой и духом Христовым и попытаться обратить людей к Богу. И это я от всего сердца поддерживаю».⁴²

Здесь нам следует вспомнить, что сказала Эллен Уайт Дж. С. Вошберну весной 1889 года: что подлинным подспудным спорным вопросом в Миннеаполисе был как раз вопрос «праведности по вере», а не закон в Послании к Галатам.⁴³ Джоунс и Ваггонер приехали не затем, чтобы силой насадить какую-то абстрактную доктрину, но поделиться вестью о праведности по вере. Просто так получилось, что эта драгоценная весть, будучи сжатым изложением взглядов Джоунса и Ваггонера на закон в Послании к Галатам и заветы, отличалась от идей руководящих братьев. Таким образом, закон в Послании к Галатам и тема заветов стали камнем преткновения, из-за которого братья отвергли «истинную весть третьего ангела». На Генеральной конференции 1889 года Эллен Уайт заявила, что религией многих, кто «…ущемлял, высмеивал…» «единственную истинную религию» оправдания по вере, или «говорил против» нее, станет «Ваал».⁴⁴ Действительно, Джоунс и Ваггонер приехали без какого-либо заранее подготовленного плана протолкнуть свои взгляды, и что доктрина оправдания верой была их подлинной заботой. Но Дэн Джонс неверно истолковал данное объяснение, решив, что может отвергнуть их ниспосланную небом весть, если будет иметь правильный дух. В конце концов, он ведь уже верит «теоретически» в оправдание по вере.

После второго «особого собрания», состоявшегося 19 марта — последнего собрания, на котором Эллен Уайт присутствовала, прежде чем отправиться на запад, — Дэн Джонс чувствовал себя новым человеком. Именно здесь А. Т. Джоунс получил возможность дать ответ на ложные слухи, которые ходили по церкви и были связаны с его учением. За этим объяснением последовало множество покаяний, и казалось, что воцарилась новая атмосфера. К сожалению, в последующие дни Дэн Джонс стал не так верно оценивать ситуацию в целом и обрел еще большую уверенность, что его замечания правильны. В каждом следующем письме он выражал большую и большую убежденность, что, хотя он возможно, и имел не тот дух и даже «поставил себя в глупое положение», но не сделал ничего несправедливого, запретив презентации Ваггонера.⁴⁵ На самом деле, он считал, что в действительности виноват был Ваггонер:

«Не было сделано никаких уступок по доктринальным пунктам или в толковании Писания; шла речь только о проявленном духе и методах работы. … Я все еще не вижу, что поступил неправильно, попросив доктора Ваггонера отложить преподавание темы завета в школе, пока прежде не вернутся пастор Олсен и профессор Прескотт. Судя по тому, что сказал мне пастор Олсен, я полагаю, они вообще не считают, что я виноват в этом плане. Но когда доктор [Ваггонер] отказался так поступить, это повлекло за собой усложнение обстоятельств, открывших двери возникновению подозрений относительно его работы, и они возникли».⁴⁶

Тон, в котором Дэн Джонс обсуждал Джоунса и Ваггонера и их взгляды с окружающими, со временем становился менее и менее благоприятным. Когда он вернулся из восьмидневной поездки в Теннесси, он боялся, что Эллен Уайт успела «полностью принять позицию доктора Ваггонера». Через несколько дней он пишет, что она сказала только, что у Ваггонера «свет … но не сказала, что это за свет». Затем он пишет, что никто не настаивал, «чтобы все держались одной и той же точки зрения относительно заветов». Позже он заявляет, что «доктринальные моменты не были важны», а еще позже, что «никаких уступок» в пользу взглядов Ваггонера сделано не было.⁴⁷ Наконец, Дэн Джонс приходит к выводу, что Эллен Уайт «не приняла позицию доктора Ваггонера», и не предполагает этого делать.

Описание им взглядов Ваггонера развивалось по аналогичной схеме. То, что он сначала описывал просто как «их взгляды», он вскоре называет «своеобразными взглядами». Затем называет их явным «заблуждением», заявляя, что, хотя Ваггонера, возможно, и не стоит обвинять в публикации уроков субботней школы, Комитету, утверждающему уроки, безусловно, следовало «отказать» в их публикации.

21 марта 1890 года, через два дня после второго особого собрания с участием Эллен Уайт и других руководителей, Дэн Джонс пишет к Р. М. Килгору и Р. А. Андервуду, грубо искажая слова Эллен Уайт:

«Сестра Уайт говорит, что она не приняла позицию доктора Ваггонера относительно закона в Послании к Галатам, и полагает, что пройдет немалое время, прежде чем она это сделает; ее ум совершенно не подготовлен по этому вопросу. Они сказали, что их заботит не доктринальная сторона вопроса; каждый может верить, во что ему угодно; но они хотят видеть больше проявлений Духа Христова. … Разумеется, это мы все могли принять, и приняли.⁴⁸

«Нас не просили, чтобы мы признали какой-либо пункт учения о заветах, или о законе в Послании к Галатам; напротив, нам сказали, что доктринальные моменты не являются предметом спора; что их не заботит, во что мы верим; но проявленный дух они считают недолжным, и хотели бы это исправить. … Сестра Уайт заявила, что не приняла позицию д-ра Ваггонера по закону в Послании к Галатам, или по вопросу о заветах, и не предполагает этого делать; ее ум в этом направлении не подготовлен. … Доктор Ваггонер объяснил, каким образом подготавливались уроки Субботней школы … и были представлены Комитету для рассмотрения перед публикацией. Поскольку все сказанное им — правда, я не вижу, чтобы он был виноват в том, что содержат уроки. … Разумеется, из этого никоим образом не следует, что все, чему он учит в этих уроках, — правильно; но братья и должны писать так, как они верят, и толковать Писание так, как они его понимают. … Его ошибки должны были быть обнаружены Комитетом, а уроки — либо возвращены, либо полностью отклонены. Но коль скоро они прошли через руки этого Комитета и были опубликованы Ассоциацией Субботней школы, мне кажется, что Комитет настолько же отвечает за богословие, содержащееся в уроках, насколько и сам автор».⁴⁹

Менее чем через неделю Дэн Джонс дал понять, что не изменился в своем понимании доктринальных вопросов, но его уверенность в пояснениях, данных в ходе двух «особых собраний», начинала ослабевать. Он был готов признать свою ошибку в оценке мотивов Джоунса и Ваггонера, но считал, что на них лежит ответственность: не следовало совершать шагов, которые вызывают осуждение:

«Пожалуй, мы ошиблись в некоторых из мнений, которых придерживались. … Я не вижу сейчас, что еще можно сделать, кроме как принять объяснения, которые были даны, и действовать, основываясь на них. … Хотя я и остаюсь на тех же позициях по вопросам закона в Послании к Галатам и заветов, на которых всегда стоял, я рад, что мой разум успокоился относительно мотивов и планов некоторых из братьев. … Будем надеяться, что в будущем наши братья не будут действовать таким образом, чтобы дать основание для несправедливого суждения о своих планах и целях».⁵⁰

Прошло каких-то несколько дней, и Дэн Джонс снова начал подвергать сомнению истинность Свидетельств. В письме к Р. К. Портеру он выразил сочувствие Урии Смиту, который не мог «понять, почему … сестра Уайт, в свое время высказавшись определенно против некоторого момента, например, против темы закона в Послании к Галатам, как несколько лет назад ее понимал пастор Дж. Х. Ваггонер, затем разворачивается в противоположном направлении и практически оказывает свою поддержку тому же самому заблуждению, когда оно всплывает в несколько видоизмененной форме». К этому Дэн Джонс прилагает признание, что сам «пытается думать об этом как можно меньше».⁵¹

Урия Смит также явно не изменил своих взглядов, и письмо, которое он написал Эллен Уайт за несколько недель до этого, похоже, было прежде передано Дэну Джонсу на рассмотрение. Смит все еще поддерживал «дела и взгляды» других людей, против чего предостерегала Эллен Уайт.⁵²В «Ревю», в статье, опубликованной уже на следующей неделе, Смит сам продемонстрировал, что не изменил своих взглядов даже в свете ясных заявлений, сделанных в школе для служителей.⁵³

Что же касается Дэна Джонса, он продолжал свое постепенно ускоряющееся падение, не только извещая о сомнении в честности объяснений Джоунса и Ваггонера, но и выражал надежду, что они получили хороший урок, проистекший из их собственного замысла. Всего за несколько дней до этого он ликовал, говоря, что «человек может верить, во что ему угодно». Теперь же он не оказал другим подобной любезности:

«Я знаю, что в виду наличия доказательств, видимых через обстоятельства, окружавшие этот вопрос в течение полутора лет, сейчас нам достаточно трудно прийти к выводу, что те вещи, что произошли в Миннеаполисе, были сделаны в духе кроткой невинности. Но если доктор Ваггонер говорит, что у него не было никакого плана, когда он туда приехал, и брат Джоунс говорит то же самое, а сестра Уайт поддерживает их, что нам остается делать, кроме как принять это как факт? … Можно подумать, что мы здесь слишком бурно отреагировали, а затем попали впросак и проглотили это. Но это ни в коем случае не так. Я считаю, что мы выиграли по всем пунктам, которых держались, и полагаю, что противоположная сторона был рада тому, что легко отделалась; я того и хотел, если только они извлекли урок, который мы стремились им преподать. Теперь я чувствую уверенность, что доктор Ваггонер будет очень осторожен, и не станет разбрасываться перед людьми своими своеобразными взглядами, пока они не будут тщательно изучены руководящими братьями; и думаю, что руководящие братья будут гораздо более осторожны при проверке этих своеобразных взглядов, чем в прошлом».⁵⁴