Взгляды Джоунса и Ваггонера

В противоположность этому понимание вопроса заветов Джоунсом и Ваггонером не было основано на мнениях, выработанных в попытке защититься от ложных обвинений со стороны христианского мира, (что с десятью заповедями покончено); оно, скорее, основывалось на понимании вечного Евангелия, пронизывающего всю Библию. Они оба видели два завета не как два разных промысла и не как вопрос времени – время для Ветхого и время для Нового Завета, — но, скорее, как вопрос состояния сердца, независимо от того, в какой период времени жил человек. Человек может и сегодня с успехом находиться под Ветхим Заветом, как тот народ, который стоял у горы Синай. Ваггонер учил, что второй или новый завет «существовал еще до того, как был заключен завет на Синае», и что, фактически, «второй завет существовал со всеми своими особенностями задолго до первого [или ветхого], еще со времен Адама». Он был тогда, когда «был разработан план спасения».²⁸

Завет и обетование, данное Аврааму, были — одним и тем же. Бог обещал Аврааму, а через него и всем народам, («всем племенам земным»), что даст людям полностью обновленную землю, после того как освободит их от проклятия. Это обетование включало вечную жизнь и оправдание всех верующих, ибо, чтобы наследовать эту землю, человек должен быть праведным. Этот вечный завет «Бог утвердил во Христе, см. Гал. 3:17, … клятвой, в дополнение к обетованию. Эти две непреложные вещи, «…в которых невозможно Богу солгать…», делали жертву Христа столь же эффективной во времена Авраама и Моисея, сколь она эффективна сейчас». Бог отдал Самого Себя и Свое собственное существование ради нашего спасения в Иисусе Христе. Его жизнь становится нашей, если даже мы заблудимся, веруя в Него.²⁹

В отличие от Смита и Батлера, которые определяли слово «завет», обращаясь только к словарю Вэбстера, Ваггонер видел, что «ни одно из определений [Вебстера] не является достаточно обширным, чтобы охватить все случаи использования этого слова в Библии. … Это лишь еще один пример невозможности точного совпадения божественного и человеческого». «Главное — понять, что имеется в виду в каждом конкретном случае, и само Писание позволяет нам легко это сделать». Таким образом, Джоунс и Ваггонер позволили Библии самой давать определения своим терминам. Например, «В Бытии 9:9-16 слово «завет» употребляется по отношению к обещанию Бога, [данному всем зверям земли] без каких-либо условий, выраженных или подразумеваемых».³⁰

Точно так же и «вечный завет» с Авраамом не являлся контрактом в том смысле, что две равноправные стороны заключили соглашение. Это было обетование Бога Аврааму и реакция Авраама — вера. Авраам поверил Богу, и это вменилось ему в праведность.

Авраам пошел на большее, чем теоретическое согласие. Он был благодарен и высоко ценил Божии обещания, и в этом смысле сохранил завет с Богом, став тем самым отцом всех верующих (Римлянам 4:11). «Новый завет» или «второй завет» был, на самом деле, тем же заветом, который Бог уже заключил с Авраамом. Он был назван новым только потому, что это был второй по счету завет, заключенный с Израилем как с нацией, и потому новым для них, в отличие от ветхого завета. «Нет такого благословения, получаемого на основании второго завета, которое не было бы уже обещано Аврааму. И мы, те, с кем заключен второй завет, можем быть сонаследниками того, что он обещает, только будучи детьми Авраама (Галатам 3:29); все, кто верует, являются детьми Авраама».³¹

Но как же насчет первого завета? Почему Бог вступил с Израилем в другой завет, нежели с Авраамом? Ваггонер пояснил, что, согласно отрывку, Исход 6:2-8, Бог определил освободить Израиль от египетского рабства во исполнение Его завета с Авраамом. Когда Бог привел их к подножию горы Синай, Он напомнил им о том, как поступил с Египтянами, и как носил Израиль на орлиных крыльях. Бог желал, чтобы народ вступил в тот же завет веры, который Он заключил с Авраамом, но люди не доверились Ему на Красном море, в даровании манны, и у вод Меривы (Псалом 106). Теперь, у горы Синай, Господь снова испытал их, ссылаясь на завет, задолго до этого дарованный Аврааму. И Он призвал их соблюдать его, заверяя в добром результате. Завет с Авраамом был заветом веры, и они могли сохранять его, просто сохраняя веру. Бог не предложил им вступить с Ним в другой завет, но только принять Его завет мира. «Правильным ответом народа», пишет Ваггонер, «был бы ответ: «Аминь, да будет так, Господи, пусть будет нам по воле Твоей». Вместо этого народ ответил собственным обещанием: «Все, что сказал Господь, исполним» (Исход 19:8).³² Не удивительно, что с жаждущим сердцем Бог ответил: «…о, если бы сердце их было у них таково, чтобы бояться Меня и соблюдать все заповеди Мои во все дни, дабы хорошо было им и сынам их вовек!» (Втор. 5:29).

Ваггонер не раз пояснял, что «в первом завете народ обещал соблюдать все заповеди Божьи, чтобы быть достойными места в Его царствии. Это было нереальное обещание сделать себя праведными, ибо Бог не обещал им в этом помогать».³³ «Первый завет просто сводился к следующему: обещание со стороны народа соблюдать Его святой закон, и обещание со стороны Бога доброго результата, если они будут послушны Ему». Еще раз: «…все обещания Ветхого завета, на самом деле, исходили от народа. … Первый завет опирался на обещание народа, что они станут святыми. Но сделать этого они не смогли».³⁴ Народ взял на себя ответственность делать дело Божье, не признав Его величия и святости. Только когда люди не имеют понятия о Божьей праведности, они идут путем формирования собственной праведности и отказываются покориться праведности Божьей. Их обещания ничего не стоили, потому что у них не было власти исполнить их, и все же Израиль повторил свое обещание дважды (Исх. 24:3,7).

В результате неверия Израиля Господь последовал альтернативному плану и снизошел на уровень народа. Он сошел на гору Синай в среде огня, сверкании молний; земля поколебалась. Все это заставило народ дрожать, когда Он изрек слова десяти заповедей. Для Авраама, на чьем сердце Бог написал те же десять заповедей, Он ничего подобного не делал. Хотя нравственный закон и «был известен с момента сотворения», Ваггонер видел его как закон «добавленный» и «детоводитель», который должен привести нас ко Христу, как и сказано в Послании к Галатам 3:19, 24.³⁵

Ваггонер признавал, что «закон Божий, называемый Его заветом, был основой [старого] завета между Богом и Израилем». Тем не менее, он пояснил, что десять заповедей были датированы «задним числом», или уже существовали до того, как были провозглашены на Синае, и поэтому были «совершенно отличны от соглашения в Хориве». Хотя желаемым результатом обоих заветов было одно и то же — соблюдение Божьих заповедей — этого невозможно достигнуть, когда завет основан на человеческих обещаниях. Следовательно, целью провозглашения десяти заповедей было направить «умы людей на Авраамов завет, который Бог утвердил во Христе». Это и было целью закона во все времена. «Божий план спасения грешников, будь то сейчас или во дни Моисея, таков: закон непреложно доносится до каждого человека, чтобы осудить грех и таким образом побудить грешника искать освобождения … и праведной жизни по вере во Христа, которые были доступны еще задолго до этого, только грешник не желал ничего слушать…».³⁶

В отличие от Смита и Батлера, учивших, что церемониальный закон и является ветхим заветом, Ваггонер считал, что «богослужебные обряды» не являлись частью первого завета. Если бы это было так, они должны были бы быть упомянуты при заключении этого завета; но они упомянуты не были. Они были связаны с ним, но не были его частью. Они были просто средством, с помощью которого народ признавал справедливость своего осуждения на смерть за нарушение закона, который они обещали соблюдать, и выражал свою веру в Ходатая нового завета».³⁷

Ваггонер полагал, что позиция Батлера, по-видимому, «означает, что до первого пришествия человек приближался к Богу посредством церемониального закона, а после первого пришествия — через Мессию». Ваггонер возразил против идеи Батлера так: получается, что «в так называемом иудейском произволении прощение грехов было всего лишь метафорическое. … До Христа не было никакого реального прощения грехов, пока истинная Жертва — Христос — не была принесена». Батлер также объявлял постановления Христа как данные исключительно для иудеев, находившихся под церемониальным законом.³⁸

Ваггонер, с другой стороны, считал, что «все преступления, совершенные под этим заветом, которые были прощены, были прощены в силу второго завета, в котором Христос является Примирителем. Хотя кровь Христа не будет пролита еще многие сотни лет после того, как был заключен первый завет, грехи прощались всякий раз, когда они исповедовались» на основании «Авраамова завета, который Бог утвердил во Христе», закланном от сотворения мира. «Если бы первый завет включал в себя прощение грехов и обетование божественной помощи, то не было бы никакой необходимости в каком-либо другом завете».³⁹

Ваггонер также возражал против эксклюзивности идеи Батлера: «[Христос] не искупает никого, кто не вписывается в условия, которое были Им объявлены. А поскольку только иудеи находились под обрядовым законом, ваша теория будет означать, что Он пришел, чтобы спасти только иудеев. Я рад, что верное толкование не вынуждает нас подобным образом ограничивать план спасения. Христос умер за всех людей; все люди находились под осуждением закона Божия; и Он также подпал под его осуждение. По благодати Божией Он вкусил смерть за каждого человека [Евр. 2:9]».⁴⁰

Ваггонер не верил, как это делал Смит, что ветхий завет был неполноценным, потому что обетования относились к церемониальной системе; но, по его мнению, он был неполноценным потому,что обещания этого завета были обещаниями человеческими. Израиль презрел вечный завет, который Бог заключил с Авраамом, и перед лицом всего того, что Бог сделал для них, они самонадеянно взяли на себя ответственность за собственное спасение. Этим они вступили в завет, «рождающий в рабство», о котором говорит аллегория Сарры и Агари в Галатам 4: «Это яркий контраст между ветхим заветом, с его богослужением смерти, и новым заветом, с его служением Духа жизни. … Нас не направляют к горе Синай, чтобы нам верить в закон, дабы быть праведными; ибо закон имеет для нас только проклятие; ни к ветхому завету с его богослужением смерти; но на гору Сион, где мы сможем найти закон Духа жизни во Христе Иисусе, Ходатае нового завета; там мы сможем найти покой и помощь «несравненно больше всего, чего мы просим, или о чем помышляем».⁴¹

Наконец, в отличие от Смита и Батлера, считавших, что обетования, данные Аврааму и его «семени», о которых говорится в книге Бытия, главах 15 и 17, были исполнены в рамках произволения ветхого завета через вступление Израиля во владение Ханааном, Ваггонер понимал, что вечное обетование, данное Аврааму, касалось обновленной земли. Это обетование не будет окончательно исполнено, пока его Семя, которое есть Христос, не вступит во владение обещанным наследием во время второго пришествия. Текст Галатам 3:19 утверждает: «Для чего же закон? Он дан после, по причине преступлений, до времени пришествия семени, к которому относится обетование…» Понимание Ваггонера заключалось в том, что «в пришествие, о котором идет речь, семя наследует обетование». … Христос еще не получил его, поскольку мы являемся сонаследниками с Ним; и когда он получит его, Авраам и все те, кто окажутся его детьми по вере, точно так же получат его. … В стихе 19 говорится не о множестве обетований, но только об одном обетовании – наследии; и это обещанное наследие будет получено при втором пришествии Христа, но не раньше».⁴²

При сравнении этих двух точек зрения на заветы не трудно понять, как легко мог возникнуть конфликт. Школа для служителей стала очередным полем битвы, где восходящий свет столкнулся с темнотой традиций и неверия.